Охота на Роммеля

КНИГА ВТОРАЯ ПУСТЫННЫЕ ГРУППЫ ДАЛЬНЕГО ДЕЙСТВИЯ

Пустынные группы дальнего действия были тем самым подразделением «специального назначения», в которое я безуспешно просился всю предыдущую зиму в Палестине. Мне уже давно не верилось, что от них придет ответ (как я уже говорил, в прошлом году из списка в семьсот добровольцев в отряд приняли только двенадцать человек). Одним словом, я никак не ожидал, что получу приказ о переводе. Меня буквально трясло от волнения.

Это было небольшое и компактное формирование, где один человек мог повлиять на результат операции. Пустынные группы действовали по своему усмотрению в тылу врага, в сотнях миль от штабных командиров. Подвергая свои жизни огромному риску, их бойцы получали возможность для нанесения врагу чувствительных ударов. Хотя, если честно, мое желание служить в ПГДД имело глубинные корни. Оно было связано с пустыней. Мне хотелось попасть туда. Я мечтал вырваться из нашпигованной людьми прибрежной полосы и отправиться в девственно дикий край, который располагался в пятистах или даже тысяче милях к югу.

Мне хотелось сблизиться с бойцами, знавшими пустыню. Их тянуло туда не меньше меня, и, возможно, они могли выразить причины этого влечения не лучше, чем я. Имелась ли тут связь со смертью Стайна? Я не могу ответить. Просто в тот момент мне требовались просторы, недосягаемые для других людей, и миссия, которая поставила бы меня за грань всего, что я делал раньше. Мне хотелось проверить свои силы. Военные компании не могли создать таких условий. У меня не было ненависти к немцам. Я не носил под сердцем палящую злобу, чтобы карать их бедами и смертью. Нет, мне не претило сражаться. Но я хотел наносить реальные удары по противнику.

Как же я был разочарован через десять дней, когда мои документы наконец прибыли. Оказалось, что Восьмая армия не перевела меня в ПГДД, а только временно откомандировала в качестве консультанта! Я должен был «обеспечивать техническую поддержку». Я должен был что-то им «советовать».

Иными словами, мне предстояло оценивать маршруты во внутренней пустыне и определять, пригодны ли они для танков, орудий и тяжелой техники. Вполне нормальное занятие. Такую работу тоже следовало кому-то делать.

21 октября (за десять дней до моего 22-го дня рождения) я прибыл с рапортом в штаб ПГДД, размещенный в оазисе Файюм. Я стал ВКС — «временно командированным специалистом», прикрепленным к пустынной группе на срок одного патруля.

Прежде Файюм был красивым курортом, расположенным вдоль полосы соленых озер в часе езды на юг от Каира. Он занимал огромную территорию. Части Четвертого и Седьмого королевских танковых полков осваивали здесь новые американские «Шерманы». Рядом ними проводил учения 2-й полк лондонских и стаффордширских йоменов. По расчетам командования, Роммель мог атаковать Эль-Аламейн в любую секунду. Мое прежнее подразделение 7-й моторизированной бригады уже находилось на оборонительных позициях в Алам-Хальфе.

В 13:30 я вошел в канцелярию штаба. Термометр показывал 110 градусов по Фаренгейту. Майор Джейк Исонсмит, которому я доложил о прибытии, оказал мне радушный прием и передал меня сержанту Эй Ти «Бульдогу» Драммонду. Этот крепкий новозеландец оформил документы и показал мне мое жилище — бунгало, в котором когда-то размещалась купальня бывшего курорта. Я делил комнаты с лейтенантом Тинкером, который в то время находился в патруле. Драммонд спросил, обедал ли я. Услышав отрицательный ответ, он отвел меня в общую столовую (в ПГДД офицеры и младший сержантский состав обедали вместе) — в ангар, с жарким маревом, излучавшимся от крыши, и с вентиляторами, которые стояли у обоих входов и продували насквозь душный зал. Драммонд сказал, что в 16:30 мне вновь полагалось прийти в кабинет Исонсмита.

— Там вы получите книги для чтения.

— Книги?

— Вам предстоит многому научиться, сэр.

Он усмехнулся и ушел, оставив меня в удивлении.

Когда я вошел в столовую, в зале было только шесть мужчин, сидевших вместе за одним столом под сводчатой гофрированной крышей. Я никогда не видел таких загорелых и крепких парней. Коммандос из САС. Они держали оружие рядом с собой — два пистолета-пулемета марки «Томпсон», три пулемета «Брена» и тяжелый пулемет, который оказался немецким «Шпандау». Только один из мужчин был офицером. Я знал его — не по армии, а по ирландскому международному кубку регби. Мальчишкой я считал себя его фанатом. В дни своей молодости майор Блейр «Пэдди» Мейн был легендарным форвардом. Хотя ему исполнилось лишь тридцать лет, он выглядел гораздо старше. Шесть футов три дюйма узловатых мышц. Он казался мощным, как Аякс.[34] Наверное, при встрече с принцем Уэльским я нервничал бы меньше. Мейн и его парни радушно приветствовали меня. Они не знали моей фамилии, но им сказали, что из танковой дивизии приедет офицер. По их словам, нам предстояло немного потренироваться друг с другом, «бац-бац, удар в пятак», а затем сгонять в гости к Гансам и нарваться на какую-нибудь «драчку» (последнюю часть фразы я интерпретировал, как рейд в тыл врага). Мне оставалось вести себя так, словно их слова не были для меня новостью.

— А вы не в курсе, куда мы пойдем?

— В одно прикольное местечко, — ответил сержант.

Когда я отправился на встречу с Исонсмитом, уже начинало темнеть. Майор принял меня суховато, но достаточно гостеприимно. Я передал ему свои документы, которые он осмотрел за десять секунд и небрежно отложил в сторону. Я начал расспрашивать его о моем назначении.

— Не беспокойтесь об этом, — сказал он. — И, пожалуйста, зовите меня Джейком.

Он вкратце объяснил мои обязанности. Отныне они заключались в физических тренировках и достижении нормативов, соответствующих уровню ПГДД.

— За две недели вам придется пройти шестинедельный курс подготовки. Надеюсь, это вам по силам.

Прежде чем я успел ответить, он указал на дюжину книг, лежавших стопкой на столе в задней части комнаты.

— Прочитайте их. Запомните все, что сможете. Будьте прилежны, потому что такие книги доступны не всем.

Он вложил мои документы в досье и поздравил меня с блестящими рекомендациями.

— Сэр?

— Я имею в виду характеристику, которую дал вам прежний командир. Если верить словам полковника, вы очень исполнительный офицер и можете даже ходить по воде.

То есть это был прощальный дар от полковника Л. Честно говоря, я так и не понял, хотел ли он избавиться от меня или просто оказался порядочным человеком.

Как сказал Исонсмит, их выбор пал на меня по той причине, что, согласно моим служебным записям, я мог говорить по-немецки. Мне пришлось признаться, что на пике обучения, который давно уже прошел, я с трудом мог одолеть передовицу «Frankfurter Allgemeiner Zeitung».

— Это все вернется, — заверил меня Джейк.

Он дал мне офицерскую фуражку вермахта.

— На тот случай, если она вам понадобится.

Исонсмит встал из-за стола.

— К сожалению, эти книги нельзя выносить из кабинета. Вы будете читать их здесь. После дневных тренировок.

Он по-дружески потрепал меня по плечу и направился к двери.

— Думаю, мне не нужно напоминать вам традиционное правило. Вы должны хранить в тайне все, что узнаете в процессе обучения.

На третий день тренировок мы узнали, что началось сражение, позже названное Аламейн II. Там, на побережье, Роммель бросил на штурм все, что имел. Его встретили танки и артиллерия, собранные Монтгомери на оборонительной линии у Эль-Аламейна. Каждый вечер, пока мои новые сослуживцы слушали новости Би-би-си о тяжелых боях, я приходил в кабинет Джейка и читал книги о Роммеле. Исонсмит расположил их в особом порядке. Сначала он дал мне бестселлер фельдмаршала «Infantrie Greift Ап» («Пехота в атаке») — серьезное, почти академическое исследование, снабженное примерами из Первой мировой войны, которую Роммель начал в чине лейтенанта. Я не переставал изумляться его смелости и бесстрашию, а также количеству сражений, в которых он принимал активное участие (более ста крупных кампаний). В Карпатах он и горстка солдат форсировали под массированным артиллерийским огнем ледяную реку и взяли в плен почти тысячу русских. Роммель взламывал оборонительные линии, захватывал укрепленные высоты и без посторонней помощи менял ход многих битв. Он правдиво описывал это в книге — без похвальбы и восторгов о грандиозности совершенных им дел. Он, как наставник, делился сливками фронтового опыта с новым поколением молодых офицеров. Обложку книги украшала иллюстрация высшего знака отличия за доблесть — Pour le Merite. Как оказалось, Роммель являлся самым юным офицером, награжденным этим орденом. В качестве дополнения к книге я прочитал секретные радиоперехваты разговоров между Роммелем, его непосредственным начальником Кессельрингом и Гитлером. Материал дополняли оперативные донесения, добытые в рейде британских коммандос, которые в прошлом году напали на резервный штаб фельдмаршала в Беда-Литториа. Участники налета прокрались ночью в здание, где, как они думали, находились жилые апартаменты Роммеля. Но охрана на первом этаже открыла стрельбу из пулеметов и отбила нападение. (Позже выяснилось, что разведданные были неверными: в указанном здании не размещалось никаких апартаментов, а сам Роммель не появлялся в том районе в течение двух недель.) Я изучал статьи и лекции военного колледжа, в котором преподавал будущий фельдмаршал. К ним прилагались трактаты о тактике танкового боя, написанные генералом Хайнцем Гудерианом (его начальником в дни блицкрига на Францию). Далее шли статьи наших соотечественников — Дж. Ф.К. Фюллера и Б.Г.Лидделл-Харта. Последней прочитанной книгой была «Mein Kampf».

Нам по-прежнему не говорили ни слова о нашей миссии, дате выступления и цели операции.

Все эти дни я упражнялся вместе с ребятами из САС. Мы тренировались среди песчаных холмов близ пирамид фараонов. Нашими инструкторами были Уиллетс и Эндерс, орденоносцы, имевшие за своими плечами свыше сорока рейдов по тылам противника. Они обучали нас минированию и работе со взрывчаткой. Мы вставляли запалы и делали «липучки» (смесь из пластичной взрывчатки, машинного масла и зажигательных средств) для подрыва самолетов на аэродромах. Нам показывали, как использовать «карандаши» (вид детонатора, размером с пробирку, который активировался разрушением стеклянной капсулы, в результате чего кислота проедала медный электрический провод), воспламенители и «ползунки» (для множественных, одновременных или последовательных взрывов). Парни из САС знали этот материал назубок. Но для меня он был абсолютно новым. Мы изучали вождение машин в пустыне, технику извлечения грузовиков из песка, походный строй, защиту от налетов авиации, регламентные работы и основы ремонта, навигацию, использование солнечных компасов и теодолитов. Каждый день по два часа нас муштровали в стрелковом тире. Особый акцент делался на очистке оружия от песка и пыли. Каждый грузовик в патруле ПГДД имел, по крайней мере, два пулемета — авиационный «Браунинг» 50-го калибра или спаренный «Виккерс К».303. Один грузовик в патруле использовался как оружейный склад и был оснащен 20-мм итальянской пушкой «Бред», которая могла пробить стену дома. Кроме всего прочего, мы учились оказывать первую медицинскую помощь, а также использовать рации и шифры. Физические упражнения ограничивались предрассветными часами — во-первых, из-за жары, во-вторых, потому что парни из САС уже были выносливы, как гончие.

Во время занятий по вождению за нами присматривал капрал Хэнк Линкольн — еще один новозеландец, который стал знаменитостью после 29-дневного перехода через пустыню во время бегства из тюрьмы в Аджедабии. Позже он опубликовал свою историю отдельной книгой и получил за нее хвалебные рецензии. Весельчак Хэнк звал любого из подопечных либо «Бубом», либо «Топпером». Он обладал огромными познаниями в стрельбе из пушек, в навигации и вождении машин в пустыне. Хэнк обучал нас технике маневрирования по песку: как подниматься и спускаться по склонам барханов; как перебираться через их остроконечные вершины. Он рассказывал о правильной подкачке шин, об особенностях солончаков и зыбучих песков. Линкольн говорил, что на гребнях малых дюн песок был более крупный и темный, а на вершинах больших барханов — мелкий и светлый. Это означало, что при подъеме на огромные 300-футовые «волны» Песчаного моря нам следовало использовать особую манеру вождения. На склонах таких барханов отдельные песчинки веками прессовались в геометрические конфигурации. Их поверхность оставалась хрупкой, как корка в горшке с патокой. Гигантские холмы нужно было штурмовать в лоб, на всей скорости, какую только удавалось выжать. Во время полевых занятий мы разгонялись до сорока миль в час и под вой коробки передач зависали на секунду над вершиной, пока передние шины били по «фартукам», а нос грузовика задирался вверх к небу.

— Сбавь скорость, придурок! — кричал Линкольн.

При слишком резком рывке колеса разрывали мембрану поверхностного натяжения. Машина проваливалась в песок и зарывалась по самые оси. Если вы двигались излишне медленно, то садились «на брюхо». Водитель не мог менять направление, иначе терялась сила сцепления. А между тем ослепительный и однообразный склон бархана маскировал все приметы движения. Мотор ревел, но вам казалось, что вы стоите неподвижно. Внезапно, бац, и гребень!

— Руль на девяносто! — ревел Линкольн, имея в виду поворот налево или направо для последующей остановки на вершине острого гребня.

Если вы позволяли передним колесам задираться вверх выше восемнадцати дюймов, грузовик нырял вниз и подскакивал.

Битва в Алам-Хальфе продолжалась с невиданной доселе яростью. Наши парни никак не могли понять, что штабные офицеры готовили для такого крохотного подразделения, как ПГДД. Какую пользу могли принести наши несколько грузовиков и пулеметов, когда все танки и пушки союзников уже участвовали в битве, решавшей судьбу Египта, персидских и арабских нефтяных полей и, возможно, всей войны в целом?

Прошло десять дней. Хотя о цели миссии по-прежнему никто не говорил, ее составные части уже начинали вырисовываться. Прибыли еще два отряда. Первым был патруль «Т1», включавший в себя пять грузовиков и шестнадцать бойцов. Парни только что вернулись из рейда на аэропорт Оси, расположенный в Барке. Этим отрядом командовал новозеландец капитан Ник Уайлдер. Сам он проходил лечение в госпитале, получив во время рейда пулевые ранения обеих ног и контузию после того, как его грузовик протаранил два итальянских танка L3, которые блокировали путь отступления для всего патруля. Отряд уничтожил двадцать немецких самолетов, взорвал несколько складов и ремонтных мастерских. Оценив героические действия Уайлдера под огнем противника, начальство наградило его орденом «За выдающиеся заслуги». Теперь он ковылял, опираясь на трость, но с каждым днем его походка становилась все проворнее и легче.

Вторым отрядом была группа майора Владимира Пенякова, прозванного Попским в честь персонажа из мультфильма. Этот отряд состоял из неопределенного количества арабов, офицеров Содружества, младшего сержантского состава непонятного происхождения и белой собаки по кличке Белла. В официальных документах их группа называлась ЛАП — личной армией Попского. Сам Пеняков считался бельгийцем русского происхождения из семьи эмигрантов Белого движения. До войны он вел бизнес в Египте и, как мне говорили, мог общаться на многочисленных арабских диалектах. Тем не менее он любил Англию сильнее, чем Милтон, Шекспир и Черчилль, вместе взятые. Ему было около пятидесяти — коренастый мужчина, с округлым черепом, похожим на яйцо страуса. Его все время сопровождали трое воинов из племени сенусси (один из которых, по слухам, являлся знаменитым шейхом). Эти увешанные гранатами кочевники говорили только с Попским и отказывались спать внутри помещений.

Что касается контингента САС, то парни выиграли бы любой чемпионат по выпивке и футболу. Однажды вечером в столовой их командир, майор Мейн, вызвал любых четверых мужчин на дружескую схватку. Для победы им полагалось напасть на майора и повалить его на пол. Десять крепких десантников по очереди пытались добиться успеха, но Мейн оставался на ногах и только усмехался после каждой атаки.

Несомненным лидером подразделения являлся Джейк Исонсмит. Я никогда не встречал другого офицера, похожего на него. Он был для нас примером во всем. У него серьезный подход к делу сочетался с заразительной увлеченностью и вдохновением. Любой из подчиненных скорее отрубил бы себе руку, чем разочаровал в чем-то Джейка, хотя никто из парней, которых я расспрашивал, не мог объяснить мне причину такого отношения. Довольно быстро я понял, что офицеры в отряде специального назначения редко использовали приказы. Их указания ловили на лету. Какой бы ни была задача, люди выполняли ее раньше, чем командиры успевали дать распоряжение. И обычно работа уже выполнялась наполовину, прежде чем кто-то узнавал, что парни взялись за дело. Дисциплину не вбивали в головы солдат, как это практиковалось в танковой дивизии. Здесь каждый обладал предельной самодисциплиной.

— Хорошему воину пустыни нужно немного эстетики, — заявил как-то Джейк, инструктируя людей из САС в тренировочном патруле. — Он должен радоваться лишениям и расцветать на трудностях службы.

В свои тридцать с лишним лет Джейк выделялся развитой мускулатурой и густой гривой непокорных волос, которые постоянно были покрыты песком или пылью. Он не выглядел заправским военным. В гражданской жизни Исонсмит зарекомендовал себя в Бристоле неплохим виноторговцем. Я слышал, как иногда из его кабинета доносились кантаты Баха. Он управлял отрядом ловко и легко, появляясь среди бойцов в разгар тренировок и оставаясь с ними только на несколько мгновений. Однако каждый из нас, включая Мейна и Попского, готовы были на голову встать, чтобы понравиться ему. Одна моя личная беседа с Исонсмитом, состоявшаяся как-то вечером в тренировочном патруле, касалась темы воображения. Отвечая на его вопрос, я предположил, что пустыня является местом, где ум человека начинает блуждать.

— Вы не правы, Чэпмен. Пустыня требует ежеминутного внимания!

Джейк велел мне подготовить доклад о Роммеле и о дислокации частей Африканского корпуса при действиях в обороне. Несколько офицеров написали другие обобщающие документы. Утром, перед тем как распространить их среди личного состава, Джейк объявил базу ПГДД закрытым сектором. Капрал Арнем-Батлер из штабной канцелярии передал нам сообщение: все офицеры и младший сержантский состав патрулей R1, Т1 и ТЗ, включая штурманов и медицинский персонал, должны были прибыть в 13:00 на экстренное совещание.

— Это оно самое? — спросил я у капрала.

Тот только усмехнулся и пошел по своим делам.

Совещание проходило в слесарной мастерской, где ремонтировали моторы. В этой же части здания интенданты ПГДД хранили запасы горючего, амуниции и съестных припасов, которыми снабжались боевые патрули. Мастерская оказалась единственным местом, имевшим крепкие стены (чтобы ветер не задувал пыль на свежесмазанные моторы). И оно было достаточно большим и прохладным для удобного размещения такого количества людей. Его почему-то называли «амбаром». Совещание проводили три офицера: майор Исонсмит, командовавший операцией в целом; капитан Билл Кеннеди Шо, заведовавший разведкой ПГДД; и майор Мейн, под началом которого находились отряды САС.

Присутствовали все офицеры и сержанты пустынных групп — в частности, капитан Уайлдер, командовавший патрулем Т1; лейтенант Уоррен, руководивший патрулем Т3 (Джейк взял себе R1). Патруль Т2 находился под началом младшего лейтенанта Тинкера, который в тот момент выполнял другую операцию. Майор Пеняков (Попский) занял место на лавке рядом со своим помощником, лейтенантом Юнни. Я пристроился сбоку от них. Впереди меня сидели медик (капитан Дик Ловсон) и советник из военно-воздушных сил (капитан Хигг-Эверт), сопровождавший патруль Уайлдера и осуществлявший связь с авиацией. Рядом расположился майор Мейн со своим тройным сержантским оплотом — Регом Сикингсом, Джонни Купером и Майком Сэдлером (штурманом). Тут же сутулился единственный офицер в группе Мейна, капитан «Сэнди» Скратчли. Обстановка мастерской совершенно не подходила для такого собрания. Здесь не было стульев, поэтому парни сидели на станках и лавках. Некоторые устроились прямо на полу, с прижатыми к груди коленями и руками, обвивавшими голые голени. Формой одежды были шорты и пустынные рубашки, с прорезями на рукавах, а также сандалии, которые солдаты ценили больше, чем ботинки, потому что в них было прохладнее в жару — да и скорпионы с прочими пауками не находили там мест для укрытий.

Сержант Коллиер закрыл большие раздвижные ворота мастерской. Капитан Кеннеди Шо, стоявший у демонстрационного стенда, прикрепил к доске кнопками увеличенный снимок. На фотографии был Роммель. Я осмотрелся по сторонам, желая понять, насколько удивленными будут собравшиеся люди. Но если таковые и имелись, они не проявили никаких эмоций. Сержант Коллиер вернулся и сел позади меня на деревянный ящик от патронов к пулемету «Виккерс».

— Лис пустыни, — ткнув пальцем в фото, сказал Кеннеди Шо. — Почти два года каждый из нас горел желанием свернуть ему шею. И вскоре вы получите такую возможность.

Капитан вкратце прошелся по ранней карьере Роммеля. Он рассказал о впечатляющих успехах офицера пехотной роты в Первую мировую войну, о награде Pour le Merit и о триумфе книги «Пехота в атаке». Кеннеди Шо пытался описать нам характер этого человека.

— Отвага Роммеля не подлежит сомнению. Отличительными признаками его боевого стиля является смелость и агрессивность.

В 1940 году при вторжении во Францию Роммель командовал знаменитой 7-й танковой дивизией. Это подразделение, являясь наконечником блицкрига, совершило прорыв под Арденнами и нанесло удар, который сломал хребет Франции. Наградой Роммеля стало его назначение главнокомандующим ДАК (Deustche Afrika Korps) и всеми немецкими частями в Тунисе и Ливии.

Получив повышение по службе и ранг генерал-лейтенанта, Роммель высадился в Триполи. Уже в феврале 1941 года, дождавшись из Европы только половину обещанных танков и полков, он провел свою первую кампанию, выбил наши силы из Киренаики в пустыню, а затем отогнал британские танковые дивизии на тысячи миль к границе Египта. Вскоре мировая пресса возвела его в рыцари и наградила титулом «Лис Пустыни». Сам Черчилль заявил: «Мы получили очень смелого и умного врага. Он, насколько я могу видеть через хаос войны, является величайшим генералом нашего времени».

— Только не говорите подобных слов британским солдатам, — посоветовал Шо. — Роммель так мощно властвует над умами наших «томми», что прошлой весной генерал Ошинлек, главнокомандующий Восьмой армии, счел необходимым выпустить следующую директиву:

— Миф о Роммеле становится еще более опасным для морали наших солдат по той простой причине, что он не соответствует ни стереотипу алчного фрица, ни образу звероподобного нациста, — продолжил Кеннеди Шо. — Роммель не является членом партии и никогда им не был. Его кодекс чести оформлен традициями прусской армии, возникшими задолго до взлета национального социализма. Мы можем сказать, что он воин прошлой эпохи — старомодный рыцарь, для которого личное благородство и уважение к врагу неотделимы от стремления к победе.

Капитан процитировал фрагмент статьи из «Egyptian Gazette»:

— Иными словами, этого ублюдка трудно ненавидеть! — констатировал Кеннеди Шо.

По словам капитана, немецкие солдаты боготворили Роммеля. Он казался уникальной личностью — единственным в своем роде, ценным и нужным командиром. Ни один немецкий генерал не мог заменить его. В этом была сила Роммеля и его слабость.

— Устраните этого человека, и вы нанесете удар прямо в сердце Оси, — сказал Кеннеди Шо.

Он еще раз указал на фотоснимок Лиса пустыни.

— Вот, друзья мои, к кому вы направитесь.

Капитан передал слово майору Исонсмиту. Джейк поблагодарил его, вышел к стенду и обвел аудиторию хитрым взглядом.

— Вы меня слушаете, джентльмены?

Впервые смех людей рассеял напряженную атмосферу собрания.

— Я знаю, что вы думаете, — сказал Джейк. — Вам кажется, что такое задание невозможно выполнить. А мы как раз те парни, которым дали эту работенку.

Последовала еще одна вспышка смеха. По кругу пустили термос с кофе. Задымили сигареты. Сержант Коллиер, сидевший позади меня, набил табаком трубку а-ля Шерлок Холмс и прикурил ее.

Джейк начал с того, что описал командирский стиль Роммеля. Генерал управлял войсками с фронта. Он любил появляться внезапно за плечами своих подчиненных, выходя из самолета-разведчика «Fieseler Storch», из штабной машины, иногда из танка, бронеавтомобиля или мотоцикла, на котором он подъезжал до позиций. Порой он даже прогуливался пешком. Для Роммеля было обычным делом отдавать приказы непосредственно полковым командирам или в пылу боя брать на себя командование небольшими подразделениями, например пехотной ротой.

Такая смелость, сказал Джейк, не раз ставила Роммеля в опасные ситуации. В одном случае его самолет совершил вынужденную посадку среди расположения союзных войск и едва улетел, пока пули жужжали над головой генерала. В другой раз он чудом избежал пленения, когда на «приграничной проволоке» у него закончилось горючее. Подъехавшие отряды Содружества не узнали его лишь по той причине, что в качестве командной машины он использовал захваченный британский броневик, прозванный «Мамонтом». В третий раз Роммеля вывез из окружения генерал Крувелл, служивший в то время в Африканском корпусе. Во время песчаной бури он кружил по пустыне, пытаясь отыскать дорогу, и случайно наткнулся на штабную машину своего командира, у которой кончился бензин.

— Тем не менее Роммель не безумец, — напомнил Джейк. — Он просто считает, что при проведении мобильных операций активное участие командира в бою чрезвычайно важно. Надо признать, что у него крепкие кишки. Он не руководит солдатами по рации. Он едет на фронт, принимает решения на месте и раздает пинки тем нерадивым командирам, которые в этом нуждаются.

Продолжая свою речь, Джейк передал по кругу несколько пропагандистских фотографий Африканского корпуса, показывавших Роммеля в различной обстановке на линии фронта — в штабных машинах, на танках T-IV и так далее. Вот каким был командный стиль Роммеля, подытожил Джейк. Генерал бросается в самые горячие точки битвы, пренебрегая опасностью для собственной жизни.

— Другими словами, джентльмены, самый важный враг, от которого зависит исход всей военной кампании в Северной Африке, не отсиживается в сотнях миль за линией фронта, где мы не могли бы достать его, а лихо колесит по передовым позициям при свете дня и на простой командной машине с брезентовым верхом. Нам остается только найти его.

Нам раздали фотографии машин, в которых размещались мобильные штабы Роммеля — его Gefechtsstaffel. Мы должны были запомнить их отличительные характеристики. Джейк заметил, что командный пункт фельдмаршала выделялся большим скоплением машин, наличием многочисленных антенн, постоянной циркуляцией курьеров и усиленной охраной. Эти факторы тоже играли нам на руку, увеличивая шанс на успех.

Последовал второй взрыв смеха. Один из сержантов прокричал:

— Значит, сэр, мы будем кружить по пустыне в надежде, что наткнемся на этого ублюдка?

— Наши уши узнали, — ответил Джейк (намекая на разведку, которая осуществляла перехват радиосигналов), — что каждый раз, когда Роммель по тем или иным обстоятельствам не может вернуться в свой штаб, его радист посылает особый кодированный сигнал. Эта шифровка информирует штабистов, что их главнокомандующий будет ночевать где-то в другом месте. Сигнал посылается в разное время.

Исонсмит сообщил, что наши разведчики обещали добыть схему отправки кодированного сигнала. Он указал на слова «Лис пустыни», написанные мелом на доске.

— Я имею в виду, что ЛП можно засечь. То есть определить его местоположение по радиопеленгу. Хотя нет никакой гарантии, что Роммель будет оставаться там долго. Если в 19:00 генерал находится в одном месте, то в 19:30 он может уехать оттуда. Короче, парни, вот такая задача стоит перед вами. Майор Мейн, не хотите сказать пару слов?

Пэдди Мейн подошел к стенду. Для людей его времени он был известным человеком, но для современных читателей я позволю себе сказать пару слов. Перед войной Мейн работал в Кембридже адвокатом и считался мировой звездой регби. Он стоял в одном ряду с величайшими чемпионами любой эпохи. К концу войны Мейн имел столько британских военных наград, что уступал по их количеству только командиру САС Дэвиду Стерлингу — самому знаменитому диверсанту североафриканской войны.

— Так что мы будем делать, сэр? — прозвучал вопрос, адресованный майору. — Отыщем Роммеля и начнем палить в него из пулеметов?

— Лично я был бы этому рад, — с улыбкой ответил Мейн. — Но, похоже, что вся забава достанется военно-воздушным силам.

Послышался первый стон.

Мейн объяснил, что задачей наших наземных групп будет проникновение в тыл врага. Нам следует подобраться к цели, передать по рации ее координаты или пометить место сигнальными ракетами и красным дымом. Далее уничтожением Роммеля займутся истребители Королевских военно-воздушных сил. Мы же «зачистим» то, что останется, и умчимся восвояси.

С разных концов помещения послышались приглушенные реплики и возмущенные восклицания. Хотя во время войны я участвовал в нескольких подобных совещаниях, на которых люди, с абсолютно честными лицами, обсуждали очень странные задания (буквально леденящие мою кровь), меня не переставал удивлять веселый задор собравшейся аудитории. Они относились к этой почти самоубийственной миссии, как к какому-то забавному приключению.

— Да, удача спорная, — согласился Мейн. — Гансы могут перебить нас к тому времени. Но в этом виде спорта мы должны показывать хорошую скорость. Не теряйте надежду, парни. Я не раз видел, как хвастуны из авиации кончали дело с нулевым результатом. Если они облажаются, мы не упустим свой шанс.

Совещание закончилось на высокой ноте общего одобрения. Люди, знавшие друг друга по прошлым операциям, расходились группами, чтобы обсудить детали своих индивидуальных заданий. Я остался один, рисуя в уме огромные просторы Ливийской пустыни, а также десятки тысяч солдат, орудий и танков Африканского корпуса. Неужели я стал неизлечимым пессимистом? Или эта операция действительно была такой абсурдной, какой она казалась мне?

Я повернулся к сержанту Коллиеру, который на протяжении всего совещания сидел на ящике из-под патронов рядом со мной. Как и многие парни из Новой Зеландии, он выглядел атлетом. Наверное, до войны в гражданской жизни он занимался регби или альпинизмом.

— И как вам понравилось это шоу, сержант? Новозеландец одарил меня усмешкой:

— Да уж, сэр. Задумано хитро.

Тем же вечером начались сборы.

В 14:00 поступили первые приказы. Все увольнительные отменили. Канцелярия перестала принимать письма. Телефонную связь отключили. Командиры патрулей должны были снарядить свои машины горючим, смазкой, водой, амуницией и пищевым рационом на тридцать дней.

Патруль ТЗ (который я сопровождал) внезапно оказался без командира. Лейтенанта Уоррена увезли в госпиталь с острым приступом аппендицита. Группу принял сержант Коллиер. Кроме меня и Милнса (санитара, который был йоркширцем из Бредфорда), все одиннадцать участников патруля являлись новозеландцами. Вместе с нами паковались пятеро десантников из САС.

Подготовка грузовиков и сборы проводились во дворе, закрытом для всех, кроме персонала ПГДД, — никаких рабочих из местного населения, ни одного человека из обслуживающего персонала. Нам дали вечер и ночь на погрузку припасов. Я держался поблизости, но старался не мешать бывалым солдатам пустыни.

В честь новозеландского большинства в патруле ТЗ все грузовики носили названия, взятые из языка маори. Я ехал в «Те-Ароха IV». Командирской машиной Коллиера был джип, на котором он мог проводить разведку относительно непроходимых мест. Экипаж «Те-Ароха IV» или «четверки», как мы называли ее, состоял из меня, водителя Эй Ти Олифанта, капрала Джека Стэндаджа, чье место было у пулемета, и рядового Панча Дэнгера (фамилия произносилась с «г» вместо «дж»). В качестве пассажира нам был придан один десантник из САС — сержант Покорни. У него имелся собственный пулемет марки «Брен». Сержант Уоннамейкер командовал «Те-Ранги V» — машиной с радиостанцией. Его сопровождали радист Френк Грейнджер, пулеметчик Маркс и слесарь Дюрранс. Капрал Конингхэм управлял «Тирау VI» — грузовиком с оружием. В его экипаж входили Мидж, Хорнсби и фельдшер Милнс. Каждую из этих двух машин усилили парой коммандос САС. Как я уже говорил, вся пустынная группа состояла из новозеландцев. Кроме двух рядовых Холдена и Дэвиса, они были старше меня, по крайней мере, лет на семь. В гражданской жизни эти люди работали оценщиками скота, овцеводами, слесарями и столярами. У них имелись семьи и собственные фермы. Семья Олифанта владела 10000 акрами земли.

Погрузка машин проводилась под широким карнизом моторной мастерской. Припасы лежали вдоль стены на брезенте. Уайлдер и Исонсмит наблюдали за работой экипажей. Мы получили все затребованные ресурсы за исключением горючего для ТЗ — начальник снабжения объяснил это задержкой бензовоза. У патрулей Т1 и R1 такой проблемы не было. Я видел, как парни Исонсмита и Уайлдера заканчивали сборы и накрывали ящики брезентом (не от дождя, а от пыли и песка). Чуть позже их машины, готовые к заданию, заехали в боксы, а наше горючее еще не появилось. Начинало темнеть. Наконец приехал белый десятитонный грузовик, загруженный до планшира канистрами с бензином. Все участники ТЗ начали разгружать ящики с надписью «SHELL МТ BENZINE». (Этот десятитонный грузовик и еще один «Мак» сопровождали патрули на первых 250 милях, выполняя функцию мобильных заправочных станций.)

Трехтонный грузовик «Шевроле», только что пригнанный с завода, был рассчитан на полтонны полезного груза. Дополнительный запас консервированной говядины доводил вес машины до 3300 килограмм, хотя Коллиер сказал мне по секрету, что набрал «барахла» на две тонны. Сначала в кузов загрузили канистры с бензином. Горючее для патрулей Т1 и R1 пришло в аккуратных немецких канистрах — по сорок пять штук на грузовик и по восемь на каждый джип Уайлдера и Исонсмита. Три джипа майора Мейна и его людей — капралов Купера, Сикингса и капитана Попского — тоже взяли свой груз. Но наш патруль получил низкокачественные «папироски» — пользующиеся дурной славой четырехгалонные канистры, чей тонкий, как фольга, металл можно было проткнуть пальцем. «Папироски» поставлялись по две штуки в одной картонной коробке. Из тех семидесяти шести канистр, которые команда Коллиера достала из «Мака», двадцать одна подтекала по швам, а одиннадцать оказались уже пустыми или наполненными лишь наполовину.

— Придется поработать с воронками, — сказал сержант.

Мы с ним придумали тайный план. Нехватку горючего компенсировали легким грабежом трех 44-галонных бочек, которые Панч и Грейнджер под моим непосредственным руководством позаимствовали со склада мастерской. При свете фонариков мы вкатили их по доскам в кузова. Это решение показалось нам таким хорошим, что парни прихватили еще две бочки, оставив взамен для снабженцев кучу протекавших «папиросок». Мы расположили бочки с бензином у задних стенок кабин. Учитывая залитые под завязку 20-галлонные топливные баки, каждый наш грузовик имел теперь свыше ста восьмидесяти галлонов горючего или чуть меньше половины тонны.

Остальные две тысячи фунтов приходились на воду, пищевой рацион и кухонную утварь, на ГСМ (горюче-смазочные материалы), амуницию, спальные мешки и обмундирование, на песчаные швеллеры, циновки, рации, батареи, оружие и на самих людей. Ремонтный грузовик вез запасные оси и радиаторы, муфты, рулевые колонки и резервные детали, различные шланги и ремни. За каждой кабиной стояло двадцать шесть канистр с горючим — четыре ряда по шесть штук в каждом, с «тещиным запасом» наверху. Прямо за ними находилась стойка для «Браунинга». Трубчатые крепления на четырех углах кузова позволяли устанавливать пулемет на других позициях. Деревянные ящики с патронами, имевшие на торцах веревочные петли для их переноски, создавали платформу, на которой стоял стрелок. Он располагался прямо за стенкой из канистр. Небольшой паз между ящиками и этой стенкой был заполнен рулонами брезента, плащами и шляпами, камуфляжной сетью, спальниками, рюкзаками и тюками каждого члена экипажа. Рацион и кухонные принадлежности, а также бутыль с ромом (с буквами МРД на нем, означавшими «медицинская резервная доза», но традиционно читавшимися, как «место редкого доступа») размещались в кузове у заднего борта, чтобы дежурный по кухне мог опустить его и быстро приготовить «тушенку» для проголодавшихся парней. Питьевая вода перевозилась в таких же канистрах, что и горючее, но их крышки были запаяны, а бока помечены большой белой буквой «X».

— Это делается для того, чтобы старший машины мог определить, какая канистра уже использована, — объяснил мне сержант Уоннамейкер.

Бомбы Миллса — это аналог того, что янки называют ручными гранатами. Олифант и Холден снарядили ими все четыре машины патруля ТЗ. Их элементы находились в отдельных ящиках: цилиндры со взрывчаткой — в одной, запалы и детонаторы — в другой. Деревянные ящики были очень удобными, так как их, по словам Олифанта, позже использовали для разведения огня, без которого и в холод не согреешься, и воду для чая не вскипятишь. Он затолкал их под ящики со взрывчаткой, стоявшие между стенкой из канистр и коробками с патронными лентами для «Браунинга». В таком размещении была своя логика.

— Вы сами прикиньте, сэр, — сказал мне Олифант. — Если грузовик перевернется, детонаторы от бомб Миллса отлетят в сторону от «липучек» и не упадут на патроны к «Браунингу» и «Виккерсу». В противном случае они сметут нас с лица земли почище, чем уборщица из грядущего Царства небесного.

В 20:00 мы завершили погрузку машин. (В последнюю минуту приказ из штаба отозвал из операции капитана Попского и его арабов; их, по слухам, собирались направить на другое задание вместе с возвращавшимся патрулем Т2 лейтенанта Тинкера.) Накрытые брезентом грузовики напоминали рождественские подарки. Я не стал поднимать палец, но хорошо сделанная работа вызвала у меня чувство гордости. После быстрого ужина и перекура с Коллиером и Олифантом, я отправился в постель.

Сна не было ни в одном глазу. Полночь пришла и ушла. В голову лезли дурацкие мысли. Стоит ли брать с собой бритвенный набор? Там же не будет воды. А как тогда бриться? Нужна ли щетка для волос? Пистолет? Может, лучше взять вместо них лишнюю пинту горючего? Что делать с книгами? Они наверняка понадобятся. Я решил положить в мешок дюжину книг, включая «Потерянный рай», «Солнце тоже всходит» и рукопись Стайна, которая всегда была со мной как талисман. В 02:45 я встал и начал ходить по комнате. Еще через полчаса я побрился в последний раз, затем оделся и отправился пешком в гараж.

Машинный парк соблюдал режим затемнения — никаких ламп, даже закрытых сверху металлическими пластинами. Ночи в пустыне были настолько светлые, что грузовики отбрасывали тени при свете звезд. С тех пор как я ушел на ужин, сюда пригнали еще четыре машины — немецкие джипы с камуфляжной окраской и маркировкой Африканского корпуса. О них мне ничего не говорили. Наверное, они предназначались для групп САС. Я прошелся вокруг грузовиков. Машины, которые казались такими тесными во время езды по пустыне, теперь выглядели большими и массивными, как боевые слоны. Я чувствовал запах пороха, исходивший от укрытых брезентом «Браунингов» и «Виккерсов». От грузовиков несло бензином и резиной, моторным маслом и машинной смазкой. За ночь они успели остыть. Капли конденсата собирались на крыльях и стекали струйками вниз. Вдоль бортов крепились стальные перфорированные швеллеры, которые, если машина увязала в мягком песке, засовывались под колеса для лучшего сцепления с грунтом. За ними виднелись телескопические шесты для антенн Уиндома, лопаты и топоры, запасные рессоры. Когда мы начинали погрузку, клиренс между шинами и крыльями превышал восемнадцать дюймов. Теперь он не достигал и шести. Никаких дверей на грузовиках не было — только брезентовые заслонки против пыли. Никаких крыш и ветровых стекол. Лишь воздушные отражатели — почти такие же, как у машин с открытым верхом, но сделанные из полосок брезента, чтобы стекла не отсвечивали на солнце. Сиденья и рулевые колеса были обтянуты кусками одеял. Так они удерживали влагу, собранную по ночам, и не накалялись днем от солнца. Грузовики не имели ключей зажигания. Вам просто требовалось нажать на стартер, который располагался на полу рядом с педалями управления.

Когда я заканчивал обход «Те-Ароха IV», из-за угла мастерской материализовалась долговязая форма. Это был майор Исонсмит. Какой-то момент я хотел пригнуться и убраться подальше с его глаз. Он смущал меня своим присутствием. Но командир заметил меня и направился ко мне.

— Не спится, Чэпмен?

— Так точно, сэр.

— Мне тоже. Никогда не могу заснуть в ночь перед отправкой в путь.

Мы пожелали друг другу доброго утра и поболтали несколько минут. Он поинтересовался моей готовностью к ведению записей. Имею ли я все, что необходимо? Понимаю ли свою задачу? Я заверил его, что понимаю.

— Ну, конечно, — ответил Исонсмит. — Я в таких случаях тоже вру напропалую.

Джейк осмотрел меня с ног до головы. На нем была шинель из хевронской овечьей шерсти. Я же в новом «Тропеле»[35] дрожал от холода.

— Это хорошо, что мы встретились, Чэпмен. Мне нужно сказать тебе кое-что.

Я приготовился к лекции об особенностях специальных операций и их отличии от действий регулярной армии. Нечто подобное я слышал уже полдюжины раз от Кеннеди Шо, Уиллетса, Эндерса и других инструкторов. Но Джейк имел на уме что-то другое.

— Ты попал в несколько щекотливую ситуацию, Чэпмен. Офицер в патруле, командиром которого является сержант. Я имею в виду Коллиера. Конечно, плохо, что лейтенант Уоррен заболел и нам пришлось найти ему замену. Я не удивлюсь, если ты теперь немного раздражен. Но не волнуйся. Колли толковый мужик. Он старая пустынная крыса. Ты пойми, я не могу назначить тебя старшим. Ты приданный нам офицер. У тебя нет опыта выживания во внутренней пустыни. А у нас особое подразделение. Кроме того, парни служат под началом этого сержанта больше года. Наверное, ты знаешь, что в патруле капитана Уайлдера участвует офицер военно-воздушных сил. Он такой же советник, как и ты. Вы в абсолютно равных условиях.

Я заверил Джейка, что понимаю сложившуюся ситуацию.

— Но ты отнюдь не пассажир.

Он прикурил трубку и, держа ее прикрытой в кулаке, как это требовал режим затемнения, указал мундштуком на пустыню.

— В таких операциях можно полагаться только на одно-единственное правило: что-то обязательно пойдет не так. И когда это случится, последует вторая неудача. Прежде чем ты заметишь ее, все взлелеянные планы разлетятся вдребезги, как тарелки, упавшие на землю.

Я ответил:

— Да, сэр. Понимаю, о чем вы говорите.

— Ты думаешь, я не следил за тобой? Нет, Чэпмен, я наблюдал! И я верю, что ты найдешь свое место. Утонешь или выплывешь.

Я сказал, что буду плыть, сколько смогу.

— Только не очень активно. Иначе потратишь на это все силы.

С дальней стороны площадки послышался звук шагов. Майор Мейн и его штурман Майк Сэдлер подошли к своим машинам. Джейк приветствовал их взмахом руки, затем вновь повернулся ко мне.

— Не облажайся, Чэпмен. Будь готов и прояви себя, когда ты будешь нужен.

Я кивнул, хотя мои кости под легким плащом трещали от дрожи и холода.

— Эй, да ты замерз! — сказал Джейк.

Он снял свою шинель и набросил ее на мои плечи.

— Бери и не волнуйся. У меня таких еще три.

Я был сконфужен. И оставалось непонятным, одарил ли он меня добрым напутствием или предупредил о своем недоверии? Исонсмит выбил трубку о каблук ботинка и растер подошвой угольки, упавшие в пыль. Перед тем как уйти, он сказал:

— Не ломай голову над моими словами, Чэпмен. Оставайся смелым, и все будет хорошо. Болтовня в расчет не идет — как моя, так и твоя.

Он потрепал меня по плечу, затем кивнул на мой открытый вещмешок.

— Что ты там собираешься читать?

— Вы имеете в виду книги, сэр?

— Ты же что-то читаешь, верно? — с улыбкой спросил Джейк.

С упавшим сердцем я признался, что с трудом заканчиваю «Желтый замок» Берти Невинса. Детективный роман. Абсолютная чушь.

— Так это прекрасно! — сказал командир. — А то я боялся, что ты назовешь мне труды Ливия или Луциллия.