Охота на волков с флагами

Охота

Высокие ели острова стоят как во сне, смирные, запудренные. Красным палисадником уходит за угол линия флагов, краснеют, как маки, отдельные точки их в темной хвое и исчезают…

Перед вами волчий оклад. В кругу четыре волка: два старика и два прибылых. Но они только в кругу флагов, но не в ваших санях. Правда, волки в хорошем кругу флагов как будто бы и близки к вашим саням, но до саней надо их еще попросить, а нет, так заставить подойти к вам, а вы должны затем уже снести их в сани. Как видите, дело не такое простое и легкое – один старик, судя по следу, весит пуда три с половиной, а в четырех волках – много больше. Да, дела еще много!

Имея обнесенный флагами оклад, нужно определить ход волка, т. е. то направление, которое волк принял бы, покидая оклад добровольно. Определение направления волчьего хода не означает точное определение следования волка какой-нибудь линией, а имеет в виду лишь выяснение стороны, куда волк направился бы более охотно либо по соображениям безопасности, либо по соображениям своих дел.

Этот ход инстинктивно тянет волка как при добровольном, по своей инициативе, передвижении, так и при принуждении двигаться от опасности. Если вы поставите себя на место волка, то, в сущности, если местность вам знакома, вы будете тоже, естественно, иметь сторону большего тяготения, ту сторону, которая соответствовала бы направлению к вашей цели, ведя вас по более удобному по тем или другим признакам удобства пути. Предварительное знание посещаемых волками районов и их переходов является, конечно, залогом правильного определения хода. Если же этих сведений в вашем распоряжении вовсе не имеется, то определение вероятного хода должно быть сделано по входному следу, т. е. стороной хода придется признать в зависимости от упоминаемых условий окружающей местности либо сторону входного следа, либо противоположную, а именно: сторону, мысленно составляющую прямое, по компасу, продолжение волчьего следа.

Определение хода является существенным действием, тем более что по выяснении хода намечается лаз. Определение лаза, в особенности при охоте на один-два номера, является еще более важным. Ход зверя есть только сторона, куда он имеет намерение направиться, и принятие им поневоле другого направления не лишает его возможности, выйдя из оклада, сделать некоторый обход и направиться в ту сторону, от которой его отогнали. Однако надо стремиться к использованию, если это только возможно, истинного хода, т. к. естественный путь волка приведет его на стрелковую линию скорее и вернее, чем это сделают флаги.

От использования правильно определенного хода охотнику, однако, приходится иногда отказаться из-за ветра, не позволяющего поставить стрелковую линию. Но если по причинам, от нас не зависящим, выбор лаза, а следовательно, и номеров на линии естественного хода, невозможен, то можно об этом весьма пожалеть и выбрать приемлемое для волка другое направление, помня, что правильный гон и правильное использование флагов приводят обыкновенно волка на номер.

Определив ход, т. е. сторону, куда волк направился бы всего охотнее, следует определить лаз. Лазом в окладе называется определенный путь, которым идет и выходит из оклада зверь, постоянно им избираемый по определенным признакам, равнозначащим для всех экземпляров данного вида зверей.

Приняв во внимание предыдущее определение лаза, естественно, что правильный выбор лаза и занятие его стрелками значительно увеличивают шансы на успех.

Лаз определяется своего рода чутьем охотника, но существуют известные внешние признаки, о которых я постараюсь сказать несколько слов. При определении нагонистости оклада упомянуто было о трех признаках, которые заставляют зверя следовать определенным путем, соответствующим его потребностям. Тот путь, о котором упоминалось, говоря о нагонистости оклада, и есть, собственно, лаз, ведущий к выходу. Ясный, соответствующий потребностям зверя путь по окладу вместе с удобной формой оклада и создают нагонистость. Прежде всего волк руководствуется при избрании пути потребностью отдалиться от опасности незамеченным, для этого необходима соответствующая заросль, прикрывающая его, позволяющая в то же время видеть достаточно далеко вперед и одновременно не препятствующая передвижению и свободе движений.

Весь путь – лаз – однообразен в смысле удовлетворения этим требованиям волчьей природы и беспрерывен. Если такие пути приводят волка к опушке, из которой он убеждается в безопасности своего дальнейшего продвижения, он выходит из оклада, и надо думать, что попадает на стрелковую линию. Опушка, куда волк попадает по избранному им пути, тоже должна соответствовать тем же, если не большим, требованиям, чем самый путь. Постепенное поредение заросли оклада к опушке облегчает выход зверю. Из опушки волк должен высмотреть безопасность дальнейшего своего следования, вот почему на стрелковой линии важно снимать флаги. Зверь выбирает для выхода место не глухое, оно не должно быть заросшим частым молодняком, кустами или представлять из себя стенку леса, залепленную снегом. Слишком частая глухая опушка или замуравленная снегом не служит лазом, т. к. препятствует волку разглядеть впереди и, кроме того, стесняет его движения, обнаруживая вместе с тем его выход колебанием веток и спаданием с них снега. Волк, идущий из-под гона нормальным своим ходом – - трусцою, естественно, избегает из осторожности давать знать о своем присутствии, и, только когда идет в испуге на махах, он не в состоянии заботиться обо всех предосторожностях, но тем не менее избегает частых, глухих и густых зарослей. Здесь еще раз нелишне обратить внимание на важность не приводить волка в состояние паники.

Самым удобным лазом обыкновенно бывает редколесье с небольшой зарослью молодняка, прогалины между группами деревьев, кое-где валежник, пни, занесенные снегом. Выдающиеся от оклада мысы усиливают лаз. Лаз является своего рода открытой дверью, через которую можно видеть и пройти. Лаз – это зонтик, из-под которого незаметно, неслышно появляется зверь. Хороший лаз обыкновенно виден не только в опушке, но и дальше, глубже в оклад, и при хорошем зрении охотника зверь обыкновенно замечается значительно раньше выхода его из опушки. Хороший лаз иногда похож на тропинку или на русло ручья с выступами по обеим сторонам его деревьев, кустов, а иногда и пучков болотистых трав. Лаз обыкновенно ведет по местам менее снежным, а зверь любит мелкоснежье на своем пути. Лаз должен предоставлять зверю возможность своевременно увидать опасность не накоротке и предоставлять свободу движениям. Лаз имеет общие признаки для всех видов зверей, но по причине разных способов использования их зрения, разного роста, разных свойств характера и повадок лаз каждого вида зверей имеет и свои особенности.

Волк прибылой, когда он не идет след в след за старшим, старается больше таиться и, пройдя лазом по окладу, боится выйти на более чистое место. Молодняк, заросли, представляющие своего рода вуаль-сетку, чаще избираются прибылым волком, когда он начал было затаиваться, но принужден покинуть лесной массив, из которого его гонят. Занятие стрелком мыса, сливающегося с окладом, при соответствии этого мыса требованиям лаза является весьма выгодным, и если такой мыс не широк и дает возможность обстрела его флангов, то это еще лучше, т. к. при ходе след в след группы волков или ходе матерого на прыжках лаз скорее можно считать вдоль такого мыса.

Выбор лаза является важным и ответственным, т. к. зачастую успех охоты получается при правильном выборе его. Поэтому еще раз можно сказать, что правильный выбор лаза и умелый гон должны главным образом обеспечить успех, и самой приятной бывает та охота, когда зверь, не коснувшись линии флагов, выходит на номер, как будто притягиваемый магнитом.

При выборе стрелковой линии нужно руководствоваться направлением ветра или даже просто тягой воздуха, которая хотя и не колеблет ветвей и не шевелит недвижимо висящих флажков, но имеет, однако, определенное течение. Не надо, однако, придавать чрезмерного значения ветру, хотя такое мнение и покажется, быть может, странным. Я далек от мысли отрицать всякое значение чутья волка, но обязан подчеркнуть, что при ходе из-под гона он руководствуется прежде всего слухом и зрением, опираясь на них как на предупредительные средства для минования опасности. А когда волк пойдет на махах, чутье уже не играет никакой роли, правда, что и слух мало руководит им тогда. Не следует, конечно, выбирать такую стрелковую линию, от которой ветер или тяга воздуха идет прямо в оклад.

Когда линия стрелковая определена, надо выбрать, наметить точно то место, на которое становится стрелок. Где встать и как встать, далеко не безразлично. Очень часто у некоторых охотников единственной заботой бывает встать так, чтобы совершенно заслониться со стороны оклада, спрятаться от зверя, забывая, что, скрываясь от глаз волка, охотник лишает и себя возможности видеть волка, во всяком случае, лишает себя возможности своевременно заметить выход зверя. Своевременно же заметить зверя, только еще намеревающегося направиться на номер, бывает очень важно. Итак, следовательно, надо совершенно забраковать глухие заслоны для стрелка, препятствующие хорошо видеть впереди и с боков и стесняющие вдобавок движения перед выстрелом. Номер, конечно, должен быть замаскирован удобным кустом, деревцем, иногда валежником с вывороченными корнями, занесенным снегом. Высота заслона желательна не ниже высоты груди стрелка, лучше даже выше, но при непременном условии, чтобы он представлял полную возможность как видеть беспрепятственно вперед без помощи выглядывания сбоку, так и продвинуть свободно ружье по любому направлению. Следует до начала гона осторожно обломать веточки и сучки, мешающие зрению или продвижению ружья. Иначе они очень препятствуют и стесняют. Но не так важно качество заслона для сокрытия всей фигуры стрелка, а важно, чтобы по отношению к лазу фигура эта была несколько замаскирована, т. к. главное условие заключается в том, чтобы стрелок умел бы недвижимо стоять и знал бы, когда можно и должно повернуться и приготовить ружье. Самое пагубное – это, конечно, движение, и волк его замечает прекрасно.

Умелый выбор места для стрелка подразумевает не только нахождение номера около лаза за подходящим соответствующим прикрытием, но имеет в виду соблюдение и известного расстояния от опушки. Говоря об опушке, подразумевается, что оклад либо обрезной остров, либо по характеру насаждения отделяется от окружающего его леса. Расположение номера слишком далеко от опушки, без наличности лаза, ведущего к самому номеру, а равно нахождение его под самой опушкой нужно считать неправильным. Часто волк, особенно прибылой, не решается расстаться с опушкой, тем более, что голоса загонщиков еще очень далеки, и он проходит взад и вперед поперечную линию оклада. Заметив флаги на обоих флангах, волк иногда теряет самообладание, боится окружения и бросается вглубь оклада, а затем, в зависимости от опыта и возраста, либо затаивается, либо прорывает боковую линию флагов, либо пропускает загонщиков, проходя в интервалы между ними. Бывает, что, выскочив из опушки, волк, не решаясь почему-либо совершенно отделиться от нее и лишиться ее прикрытия, следует вдоль опушки и вновь скрывается в ней. Расположение поэтому номера должно быть таково, чтобы в крайних случаях стрелять такого волка у самой опушки. Расположение номера слишком близко от опушки невыгодно, с другой стороны, по тем соображениям, что значительно увеличивает шансы волка заприметить или даже зачуять стрелка. Определение должного расстояния номера от опушки может быть сделано только в зависимости от разных условий данного оклада.

Цвет одежды стрелка имеет значение. Одежда, сливающаяся с окружающей обстановкой, или одежда, по крайней мере не выделяющаяся среди окружающих тонов, так называемая защитная, безусловно, имеет преимущества. Черный, например, цвет резок для того, чтобы хорошо заслониться подходящим прикрытием. Для того, чтобы смягчить несколько неподходящий цвет одежды, полезно поваляться в снегу, запудриться, так сказать. Когда снег держится толстым слоем на деревьях и кустах, когда он, будто как на полках, лежит на всех ветках и сучках – белые халаты могут сослужить хорошую службу. Мне неоднократно приходилось стоять за самым незначительным прикрытием после больших метелей, и волки никогда не замечали меня. Лишь иногда, поравнявшись с самым номером, будучи в нескольких шагах, волк изменял выражение своей физиономии, и я примечал по ушам, по тому характерному прижиманию волком и медведем углей при страхе и злобе, что зверь либо заметил, либо зачуял охотника. На одежду стрелка следует обращать большее внимание при охоте в открытых местах и особенно на поле. В лесу не надо беспокоиться о каких-либо оригинальных тканях, все хорошо, что более или менее не резко бросается в глаза, – и серо-аспидный, и буровато-коричневый, и цвет домотканой крестьянской саржи. Поваляйтесь в пухлом снегу и становитесь; важно прежде всего, не в чем стоять, а как встать и как стоять.

Ход и лаз определены правильно, номер прекрасно защищен, стрелок умело, недвижимо стоит в 30 шагах от опушки, видя в окладе прогалок между крупными стволами елей, занесенный снегом муравейник, группы мелких елочек, позволяющих усмотреть либо мелькание ног зверя, либо движение туловища. Одна лапистая ель в опушке простирает ветвь по направлению к номеру, будто прикрывает место, откуда появится волк. Опушка просвечивает, маня в оклад, который чем дальше вглубь леса, тем кажется темнее и уютнее. Несомненно, что волки выйдут сюда, оклад нагонист, лишь бы они не понеслись сразу врассыпную, ошалев от внезапной опасности. Надо умело приступить к гону.

Если проследить скитания серых приятелей, то придется отметить много таких дневок, когда волки бывают обеспокоены и большей частью подняты с лежки приехавшими в оклад дроворубами. Частые беспокойства, причиняемые волку дроворубами, без преследования и козней, скоро заставляют волка понимать, что присутствие потревожившего его человека вызвано делами, не направленными против волка, и что местонахождение его не только не обнаружено, не замечено, но что человек и не ищет волка. Такое понимание вызывает в волке выжидательное состояние, и волк с лежки выслушивает, не торопясь вставать. Чаще, однако, волки вообще, и в особенности не раз бывавшие в облаве, удаляются без промедления, считая человека независимо от профессии классовым врагом.

Надо остановиться на вопросе о гоне, в особенности на значении его в смысле постепенного ознакомления зверя с присутствием, не столь отдаленным, человека, якобы не имеющего никаких враждебных намерений и даже будто не знающего о нахождении вблизи него волка.

Мы достаточно подробно ознакомились с тем влиянием на характер зверя, которое оказывает преследование его. Никто от мала до велика не оставляет в покое волка. Ему грозят, кричат на него, гонят, преследуют. Мне приходилось быть свидетелем, т. е. слышать своими ушами тот гам, который поднимают люди, встречающие волка. Поэтому невообразимому крику, какой бывает на пожарах в деревнях, я догадывался, выслеживая волков, о линии их следования. Если волки прекрасно понимают интонации голоса птиц и собак, то, конечно, нет сомнения, что они безошибочно усваивают как вообще интонации человеческого голоса, так и крики людей «по-зрячему». Понимая это, волки понимают и враждебность крика. Крик воинственный, наступательный, а не разговорный голос человека, хотя бы эти крики и были далеки, безусловно, вызывает в волке подозрение, не видит ли человек его, не чует ли человек волка, не хочет ли человек, полаявши на волка, окружить его. Такие подозрения, в сущности, не что иное, как принимание волком человеческого голоса на свой счет. А если это так, а оно действительно так часто и бывает, то волку самое естественное – спасаться. Припомните, как собака, пробирающаяся по глубокому снегу, опасается, чтобы ее не вздумали преследовать. Вспомните, как она прибавляет ходу, как только предположит, что ее заметили. На дикого, следовательно, зверя, на врага человека – волка человеческие проявления, намекающие на то, что зверь замечен человеком, действуют панически. Паника же, лишающая волка самообладания и сбивающая его с нормальных путей и повадок, как уже много говорилось, лишает возможности управлять волком в кругу флагов. Легко понять теперь, насколько важно поднять волка с лежки, не лишая его самообладания и не лишая себя возможности использовать его осторожность.

В охотничьей литературе встречались иногда рецепты слогов или слов, которые удобны для гона. Я упоминаю об этой детали для того, чтобы воспользоваться еще раз возможностью подчеркнуть, что важно не то, что кричать, а важно, как кричать.

Надо поднять волка с лежки мирными звуками так, чтобы он встал, потянулся, послушал, подосадовал на случайно пришедших к окладу дроворубов и пошел бы трусцой к лазу. До начала гона полезно постучать по деревьям, стоя на месте за окладом, и если оклад невелик, то и отойдя от него. После этого загонщикам следует перекликаться. Размер оклада, условия погоды и количество нависшего снега на деревьях укажут опытным загонщикам, как соразмерять звуки, чтобы они докатились бы до волков из глухой дали и по интонации не были бы приняты волками на свой счет, как враждебные.

При охоте с флагами количество загонщиков требуется незначительное. Правда, загонщики эти должны быть опытны в этой охоте и, безусловно, должны быть сами охотниками. Один по крайней мере из них должен быть и хорошим окладчиком. Загонщики посредственные иногда не почувствуют тех деталей необходимого подчас замедления или ускорения продвижения, которое не может быть объяснено словами, т. к. каждая охота, в зависимости от формы оклада и индивидуальности зверя, имеет свои особенности. Нужно известное чутье, чтобы чувствовать, насколько зверь продвинулся к стрелковой линии, соразмеряя с этим свое продвижение, и понимать, где и когда нужен нажим в самом окладе, а где и когда следует идти вдоль самой линии флагов и где предел, дальше которого идти не следует. Трех загонщиков бывает достаточно даже на больших площадях. Количество менее двух, даже в малых окладах, нежелательно хотя бы потому, что флаги следует тянуть одновременно с двух сторон, а стрелку благоразумнее всего занять лаз. Из этого не следует, однако, что один загонщик и один стрелок не могут удачно охотиться. Раз имеется стрелок и есть второе лицо, могущее поднять с лежки зверя, – охотиться уже можно. Мне много раз приходилось охотиться на волков вдвоем (один стрелок и один загонщик) и большей частью успешно. Однако как небольшой запас флагов, так и количество менее трех загонщиков рекомендовать нельзя. Загонщики, начав гон, должны обязательно некоторое время оставаться на месте. Быстрое продвижение вперед вредно, т. к. оно носит характер наступления, приближения к волку, т. е. опять заставляет волка понять, что вся эта затея направлена против него и что пришедшим людям известно нахождение волка в данном месте.

Начало гона лучше делать с одной задней линии, т. е. одному среднему загонщику, не давая сперва никаких признаков о присутствии людей на флангах. Когда уже можно быть уверенным, что волк услышал гон, загонщикам следует перекликаться, стоя на месте, и тогда только обозначается расположение их неводом. В окладах, чрезмерно удлиненных или вообще больших, одновременный крик бывает полезен. Волк, правильно поднятый с лежки, и не такой, у которого под шкурой катается картечь, идет послушно. Иногда перед выходом из оклада его берет сомнение, и он останавливается, не доходя до опушки и оглядываясь назад, вслушивается в голоса. Соразмерное продвижение загонщиков прекращает его раздумье, и он расстается с окладом.

Слишком быстрое продвижение загонщиков, особенно фланговых, может создать неправильное положение, заключающееся в том, что волк заметит, будто его стараются окружить или пересечь путь. Такое положение вещей заставляет волка заподозрить и засаду впереди, и он способен тогда метнуться назад и прорваться между фланговым и средним загонщиками. Волки, безусловно, имеют такие подозрения, ибо сами они охотятся и прибегают к подобным приемам окружения, пересечения и т. п. Фланговые загонщики становятся не слишком далеко вперед, напротив, в начале гона они должны стоять на флангах, недалеко от задней линии флагов. Расположение их, однако, главным образом зависит от величины и формы оклада. Продвижение их должно начаться, когда средний загонщик подает к тому сигнал, предполагая, что зверь услыхал гон и осмотрелся. Интервалы между фланговыми загонщиками и средним должны быть одинаковы. Во все время гона средний загонщик должен перекликаться с расстановкой, чтобы иметь возможность слышать друг друга. Правильный гон достигается опытом и требует выдержки. При охоте с флагами роль загонщиков несколько иная, чем при охоте без флагов, т. к. часть задачи загонщика выполняется уже линией флагов впереди, и этого не надо забывать, направляя главную заботу на правильное расположение линии невода в части к матице этого невода.

При окладах, ясных по форме, да еще нагонистых, работа среднего загонщика упрощается. При больших, округлых, сливающихся с окружающей местностью окладах работа трудна, в особенности если гон производится не по входному следу. Если ветер позволяет поставить стрелковую линию на противоположной входному следу стороне, где имеется ясно выраженный лаз, наиболее удобным будет, особенно в окладах трудных, гон с входного следа, т. е. по следу. Средний загонщик, руководствуясь направлением следа, делает соответствующие указания фланговым. Гон на входной след имеет свои положительные и отрицательные стороны. Положительные заключаются в том, что волк обыкновенно очень глубоко в оклад не заходит на лежку, и, следовательно, обратный ход на входной след будет короче, чем след в противоположную сторону, и дает волку меньше возможности шататься по окладу, ведя его в то нее время в сторону, знакомую по переходам. Отрицательное свойство заключается в том, что бывалые волки опасаются иногда пользоваться при опасности своим старым следом, и в том, что у среднего загонщика отсутствует возможность руководствоваться следом. Ход волка прямолинеен, и гнать волка в сторону, являющуюся как бы продолжением линии входного его следа, целесообразно, если только условия дозволяют.

Если гон начат осторожно, волк, заслышав вдали голоса людей, услыхав постукивания о деревья, поднимает голову, знакомится с расстоянием до источника звуков и иногда опять опускает голову, остро вслушиваясь. Он знакомится с количеством людей, с точным местонахождением источника звуков и следит всей остротой своего слуха, не удаляются ли люди. Убедившись, что расстояние до людей не только не увеличивается, но, пожалуй, сокращается, он, чувствуя себя пока хорошо защищенным от глаз человека, встает, пороет по-собачьи задними ногами снег и направляется трусцой в противоположную от гона сторону, выбирая путь по тем признакам, о которых уже приходилось говорить. Дойдя до опушки, он осматривает дальнейший путь, оглядывается еще раз по направлению к загонщикам и, если он уверен, что никто не заметил, его и не подозревает злокозненных намерений людей, постоявши с минутку у ствола дерева в опушке, выходит трусцой из оклада, обыкновенно уже не озираясь и не глядя по сторонам, инстинктивно боясь лишними движениями обратить на себя внимание. Но так бывает с волками, не побывавшими еще в предательских окружениях, и не так бывает с учеными и с теми, которых испугают неожиданной близостью человека. Волк, уже достаточно напуганный прошлым, а равно волк, встревоженный неумелым воинственным гоном, при первом, хотя и отдаленном голосе человека, соображая, что люди находятся вне дорог, встает без промедления с лежки, прислушивается, знакомясь с расположением и отдаленностью голосов, и направляется в противоположную голосам сторону, либо на прыжках, либо трусцой, не всегда прямо попадая на линию стрелков.

Выводок волков выходит на номер большей частью след в след, предшествуемый старой волчицей. Если же волки очень встревожены или заметили флаги, то большей частью выходят врозь. При офлаживании накануне, т. е. когда волками опасность понята, они спасаются в одиночку, понимая, что в группе они легче могут быть замечены. Но будь то выводок, или группа, или пара волков, идут ли волки гусем или вразброд, первой на стрелковую линию выходит волчица. Природа ее, очевидно, нервнее, да и инициатива движения всегда принадлежит самке. Это явление интересно с биологической стороны, его полезно отметить и с точки зрения борьбы с волками.

Ход трусцой в отличие хода на прыжках не препятствует волку хорошо выслушивать и осмотрительно выбирать путь. Выйдя на поляну, волк обыкновенно с трусцы переходит на короткие прыжки, не имеющие характера панического бегства. Такими нее короткими прыжками-бросками волк пользуется при глубоком снеге.

Волки, смотря по тому, поняли ли они гон как нападение или как случайно причиненное беспокойство, носят ясный отпечаток этого понимания на своей физиономии, и это помогает охотнику, стоя на номере, узнавать о сделанных иногда ошибках при гоне и знакомиться с разной индивидуальностью этого свободолюбивого врага человека.

Казалось бы, что крупный зверь, правда, идущий по снежному ковру, должен дать знать о своем приближении хотя бы небольшим шорохом, однако большей частью волка увидишь раньше, чем услышишь. Несмотря на то, что волк – животное большое и что на фоне снега он должен был бы резко выделяться, на самом деле появление его в опушке надо ловить глазами. Его шерсть, представляющая грязно-белый фон с серо-черно-желтыми шерстинками, в общем, подходит к хвое, бурым веткам, стволам деревьев, пучкам торчащей из-под снега метлы и к мглистым подвесам на болотистых елях. Короче говоря, волк одет в защитного цвета одежду. Увидать волка своевременно, стоя на номере, необходимо, чтобы своевременно же приготовиться к встрече. При выходе на номер волки пользуются разными аллюрами, в зависимости от их переживаний. Один идет своим ходом скитальца, трусцой, унылый, держа голову несколько опущенной, с настороженным слухом главным образом в сторону пройденного пути, боясь преследования и как будто не глядя вперед своими раскосыми глазами, полными ненависти к человеку. Другой выходит гордый, останавливается перед опушкой, поворачивая все туловище по направлению к крику, полный самообладания, пока расстояние до загонщиков еще велико и он не видал флагов. Он считает благоразумным помедлить с выходом из тенистого оклада и соображает, как поступить получше, обращаясь в слух и зрение. Третий махает на прыжках с испуганной мордой, в сознании, что в быстром удалении от человека – спасение. Много таких, которые сразу при первом звуке человеческого голоса понимают, что люди пришли отомстить волкам. Такие волки несутся карьером, с высунутым языком, прижатыми ушами и механически двигая своими жилистыми ногами-рычагами, не руководствуются ни слухом, ни зрением, ни чутьем.

Но, как бы волк ни выходил на номер, надо приготовиться к хорошему, чистому выстрелу. Хорошо выбранный стрелком заслон не выдаст, лишь бы не делать движений, надо приготовиться заранее, своевременно и отнюдь не преждевременно.

Стрелять волков следует картечью, как известно, снарядом довольно капризным, на дальнем расстоянии в особенности. Необходимо поэтому обращать большое внимание на номер картечи и на тщательность снаряжения. Наиболее выгодной картечью являются мелкие номера ее. Важно иметь наибольшие шансы нанести смертельное поражение, помня крепость и живучесть волка. Большее количество картечи в убойном круге, несомненно, дает больше вероятия на смертельное ранение. При снаряжении картечью необходимо брать номера ее, укладывающиеся правильными рядами в гильзе.

Прекрасным снарядом является картечь, укладывающаяся в гильзе 12-го калибра по 7 штук в ряд, а всего 28 штук. Не надо забывать, что иногда волка приходится стрелять навскидку, в прогалке между деревьями, на прыжке или в сетке мелколесья. Несомненно, что в таких случаях мелкие номера картечи незаменимы.

Как только волк направляется на номер, нужно сообразить, по какому месту его бить, в зависимости от поворота его туловища. Если он идет боком, самое удобное стрелять под лопатку, у самого локотка, – это одно из наиболее верных убойных мест и наименее подвижное. Если волк идет на коротких прыжках по глубокому снегу, прямо на вас, хорошо бить в лоб. Волка угонного следует бить в переднюю часть спины. Шея представляет также хорошее место по результату, но она обманчива своим толстым меховым воротником. Волка только и можно стрелять в убойные места, выше перечисленные, другие попадания не дают волка в руки. Стрелять следует только на близком расстоянии, чем ближе, тем лучше. Если вы закатите волку весь снаряд в 28 штук картечи и сделаете рану с мужские часы величиною, то это великолепно. Его дешевая шкура от этого не обесценится, а волка вы получите сейчас же. Чтобы сознательно стрелять волков, надо знать несколько строение волка – истинную величину его туловища. Полезно для этого осмотреть волчью тушу, после того как с него снята его толстокожая, грубошерстная шкура. Полюбуйтесь подвешенной после съемки тушей: умеренный череп, не толстая мускулистая шея, тонкое туловище с низко спущенными ребрами, образующими хорошее вместилище для легких, сильно подтянутый живот, стянутая поясница с узкой талией; широкие, сплошь в мускулах, ляжки; жилистые сухие ноги, которые и топором с трудом перерубишь. По сравнению с волком, одетым в свою шубу, величина туши кажется незначительной, чуть ли не втрое меньше. Немудрено поэтому, что 3/4 количества тех горошин, которые вы посылаете волку, обсекает только его пепельную шерсть да кое-где повредит шкуру, а сколько их, кроме того, чертит по снегу. Живучесть волка и его толстая шуба требуют точности стрельбы и хорошего боя. Чтобы волк упал замертво, как мешок, надо повредить сердце, либо головной мозг, либо шею в области сонной артерии или же переломить спинной хребет, чтобы лишить волка возможности двинуться. Имейте же, кроме того, в виду, что убойные места не велики по площади, и считайте, что они – точки. Поднимайте плавно ружье, осязайте ложу плечом, а шейку ружья пальцами, чувствуйте цевье, вонзайте взгляд ваш в эту нужную точку, глядите, как мушка завернулась в волчью шерсть, спускайте курок!

Бить волка надо наповал, иначе не придется, пожалуй, полюбоваться его шкурой. При самых тяжких ранениях волк, ничем не обнаруживая его, продолжает утекать сильными прыжками, оставляя вас в недоумении и в сознании бессилия вашего оружия. Однако, если вы имеете возможность видеть дальнейшее следование волка, а возможность эта часто представляется после выстрелов, глядите, не перейдет ли он с прыжков на рысь на ваших глазах. Если это будет иметь место, то волк ваш, если же он тут же на ваших глазах переходит на шаг, то он сейчас же рухнет. Есть еще признак для наблюдательного охотника, указывающий при известных ранениях на то, что волк пройдет всего несколько шагов и замертво падет, – это расщепление кончика хвоста, другими словами, шерсть кончика полена ощетинивается, растопыривается. Волк настолько крепок и живуч, что как бы смертельно он ни был ранен, его не представляется возможным догнать по следу, он идет и спасается, пока жив, а ноги целы. Можно дойти по следу только до мертвого уже волка, а если и удастся приблизиться к живому еще, то разве в тот момент, когда он, сделав несколько шагов, падает мертвым.

Приходилось неоднократно немедленно после выстрелов идти за смертельно раненным волком, но ни разу не удавалось его настигнуть. Один раз волк, сильно раненный, отбежав шагов сто по дороге, на которую выскочил из оклада, лег на той же дороге, свернувшись калачом, мордою по направлению своего следа. Отмечу, кстати, что волк обыкновенно лежит мордою по направлению к своему следу для наблюдения за тем, чтобы кто-либо не подошел бы к нему неслышно. Итак, я подошел к волку, лежащему калачом на дороге, шагов на 60 и приготовился уже к выстрелу, подвигаясь еще ближе, но меня остановила любознательность, мне захотелось проверить этот редкий случай, захотелось знать, что же дальше будет с волком, тем более что по всем признакам волк из моих рук уйти не мог, в этом я был уверен. Хорошо, что загонщики не видали, как я производил этот опыт, а то они настояли бы на немедленном выстреле. Я сделал еще несколько шагов, волк быстро поднялся, завидя меня, и, свернув с дороги, скрылся в мелколесье. Я пошел за ним и, не пройдя и 10 шагов, нашел его уже мертвым.

Крепость волка удивительна. Ни медведь, ни лось не отличаются такой жизнеспособностью. При преследовании раненого медведя и лося удавалось их настигать, видеть, как они поднимались с лежки, удавалось подходить к ним и достреливать. Раненых волков в лучшем случае удавалось вторично окладывать и то редко.

Волки, несущиеся в панике, особенно раненые, мало обращают внимание на встречные предметы. Мне случалось, закладывая патроны после выстрелов, выбегать волку навстречу, стараясь перерезать путь на открытом сравнительно месте, но волк, несмотря на то, что я находился в каких-нибудь 20-30 шагах, не изменял своей линии бега и не выказывал признаков, что заметил меня.

Много интересного, захватывающего и разнообразного представляет охота на волков, охота на того зверя, который так волнует сердца не только охотников, но всех поселян. Какая громадная заинтересованность получается у всех в успешном уничтожении этого, не только первоклассного, но исключительного хищника.

Характер волка не симпатичен, но интересен. В нем целый ряд кажущихся противоречий, объясняющихся его приспособляемостью. Он робок и труслив, но вместе с тем иногда смел. Он недоверчив, осторожен до крайности, но подчас дерзок, несомненно подвергая себя опасности. День и ночь, благодаря его приспособляемости к условиям, вызывают разное поведение. Волк отлично разбирается, видит ли его человек при встрече, смотрит ли на него и может ли видеть. Человекобоязнь и человеконенавистничество развиты в нем весьма сильно, но он тем не менее умеет жить около человека. Постоянное преследование заставляет его принимать разные предохранительные меры, которые, охраняя его, позволяют ему продолжать свои кражи и грабежи. Благодаря уму и приспособляемости волк выдерживает борьбу за существование.

Приведу в заключение несколько памятных мне случаев, дополнительно характеризующих как волка вообще, так и выявляющих индивидуальность волков. Волк не любит петлять. Ход его прямолинеен, вообще таков он, когда волк идет и на лежку. Однако некоторые волки прибегают к уловкам, чтобы скрыть следы, например, делают сметки – прыжки со своего следа, скрывая сметок за какое-нибудь прикрытие в лесу. Иногда волк аккуратнейшим образом проходит по полознице и сворачивает на малоезженную лесную дорогу. Такой способ иногда совершенно скрывает прохождение волка, т.к. после него проезжает немало подвод, которые совершенно затирают след. Интересно, почему волк выбирает свой путь именно по полознице, на которой, в сущности, отпечаток следа получается гораздо явственнее, чем если бы он был сделан по середине дороги, нарубленной подковами. Легкость ходьбы по середине хорошо наезженной дороги та же, что и по полознице. Если волк идет полозницею лесной дороги, то это можно объяснить тем, что полозница находится сбоку дороги, ближе к деревьям, куда волку легче незаметно и быстро скрыться, чтобы пропустить встречника. Когда же волк практикует такой способ на полевой дороге, то можно заподозрить другие дальновидные соображения его, заключающиеся в том, что он сознательно идет по такому месту, где след скорее подвергается уничтожению.

В большинстве случаев волк не скрадывает свой след, но когда он это делает, то это означает ход на лежку. Сметки, сделанные в лесу, означают, что волки находятся в том нее острове, куда сметнулись. Мне случалось много раз окладывать волков, скрадывавших свой след, это были всегда экземпляры, которые по всем признакам бывали в переделках. Такие волки, далее из-под умелого, смирного гона, шли на сильных прыжках, с сознанием преследования.

При путешествиях из района в район волкам приходится переходить полотно железной дороги. Они останавливаются в нескольких десятках шагов от полотна, ближе или дальше, смотря по местности, прислушиваются к гудению телеграфной проволоки, а может быть, и к грохоту поезда и переходят железно дорожную линию. Такое сознательное отношение доказывает ум и приспособляемость волка. Волк, боящийся капкана, запаха железа, не боится железнодорожного полотна!

Приведу еще более яркий случай, характеризующий только что названные свойства волка. Зимою 1918 года, на перегоне между станциями Осеченка и Вышний Волочек Октябрьской жел. дор., перед рассветом, в полнолуние выводок волков, находясь шагах в двухстах от полотна, пропускал шедший пассажирский поезд. Не сомневаюсь, что это был выводок местных волков, знакомый с грохотом поездов и расположением линии железной дороги, но тем не менее когда говоришь все время о робости, об осторожности, трусливости волка, об опасности прорывов флагов, когда его резко потревожить с лежки, то этот случай может показаться как бы опровергающим перечисленные свойства волчьего характера. Но не надо забывать ума волка и его умения разбираться в разных явлениях. Если б вместо грохочущего, огнедышащего поезда оказался стоящий на железнодорожном полотне человек, то на волков это подействовало бы гораздо сильнее.

Раненый волк также прибегает иногда к скрадыванию следа. В способах скрадывания следа нет, конечно, и помина того инстинктивного петляния зайца. В каждом действии волка, клонящемся к скрадыванию, видна сознательность, и в этом отношении его приемы похожи на медвежьи.

Я видел, как раненый волк, проходя по моховому сосновому болоту, перепрыгивал с кочки на кочку, делая на верхушках их незначительные знаки, т. к. снегу было немного, входной нее след в болото был занесен и, признаться сказать, выследить его было трудно. Другой раз я видел, как раненый волк в довольно частом лесу с крупным валежником пользовался лежащими длинными деревьями и шел по ним.

Необходимо отметить волков, идущих сознательно на крик и никогда не выходящих на стрелковую линию, предпочитая явную опасность тайной. О действительных мерах заставить таких волков покориться я уже говорил выше, приводя конкретный случай. Прибавлю, что предлагаемое безмолвное прохождение загонщиками оклада может помочь гораздо больше, чем крик, и в тех случаях, когда зверь затаивается, конечно, если оклад не слишком велик, но в последнем случае надо прибавить загонщиков, чтобы волк мог слышать шорох молчаливо идущих людей.

Волки, побывавшие в капкане или раненные, принимают значительно больше мер предосторожности, а если у них остались последствия повреждений, хотя бы несколько стесняющие передвижение, то такие представители являются одними из самых трудных экземпляров для охоты и взять таких хитрецов вернее всего удается, становясь на переходах громадного круга. Важно угадать ход и встать хоть за несколько верст от лежки, на выбранном переходе. При глубоком снеге надо дорожить проезжими дорогами, на которые вливаются переходы. Становясь на дороге, больше шансов встретиться с волком, т. к., выйдя по одной из троп, волк часто следует по дороге довольно продолжительное время, в особенности если она защищена перелесками.

Однажды я имел дело с весьма интересным крупным матерым волком, который значительную часть ночи употреблял на отдых, а днем скитался по полям. Много дней, и, к большому моему огорчению, безрезультатно, я употребил на его преследование. Сначала я недоумевал, что это за странный экземпляр, который, посещая приваду, оставался неподалеку в лесу на лежке непродолжительное время, по крайней мере уже до восхода солнца, а затем выходил из поля, избегая лес. Много раз я видел его на поле и однажды, совершенно не ожидая и будучи не подготовленным к встрече, столкнулся с ним на расстоянии выстрела, несмотря на сильный скрип полозьев. Его испуг от неожиданности встречи и прочие наблюдения навели меня на мысль заподозрить потерю волком слуха. Предположение это нашло значительное подкрепление в том, что волк при попытках нагнать его на один из переходов на поле чрезвычайно зорко замечал малейшие движения загонщика, видимого как точка, и несколько раз шел на крик, ясно слышный даже человеку, в том случае, когда этот кричавший загонщик с самого начала гона находился за прикрытием. А этого волк на открытых местах никогда себе не позволяет. Волк этот имел обыкновение гораздо чаще оборачиваться и глядеть по направлению к пройденному пути, чем это делают волки, имеющие возможность руководствоваться слухом. После этого стало ясно, что волк глух и что поэтому он отдыхал по ночам, когда спали его враги, и бодрствовал тогда, когда бодрствовали люди. Пребывание днем в напольных местах, где ему легче охранять себя одним зрением, стало понятным.

Много было и других случаев, выявляющих особенности волчьего характера, но, пожалуй, приведенными примерами достаточно ясно вырисовался этот интереснейший зверь, которому уделяют слишком мало серьезного внимания, между тем как много говорят о нем.

В заключение я считаю долгом сказать несколько слов о привязанности волка к родине и о тех причинах, почему одни районы становятся или остаются волчьими, а другие обезврежены от волков. Сведения эти полезны для понимания действительных и скорых способов борьбы с волками.

Как бы широко волк ни продвигался, он наведывает свой родной край. Казалось бы, ему везде хорошо, где он может пропитать и сохранить себя, но, однако, заложенное с рождения впечатление о своем гнезде, а затем и об окружающей местности кладет в характер серого скитальца неизгладимый отпечаток привязанности.

Мы уже отметили то обстоятельство, что инициатива движения принадлежит самке. При привязанности волка к месту родины естественно, что при самом широком скитании

он возвращается обратно, опять отходит, но, в общем, большую часть времени проводит в своем районе. Привязанность волчицы к родине, в смысле привычки к гнезду, где она вывелась и где она вывела, еще сильнее, и она ни в каком случае окончательно не переселяется в другие края. Самец следует за самкою, и если самка погибла, то он отыскивает другую, а т. к. самки остаются в своих районах, то самец выбывает к ней из своего коренного местожительства, навещая, однако, по временам родину. Одним словом, самка берет мужа, самец входит в дом жены.

Мне памятны сейчас случаи, подтверждающие правильность только что приведенных положений. В 1908 г. в Кузьминской волости Вышневолоцкого уезда привадилось 6 штук волков – 2 старика, 3 прибылых и переярок. Однажды вся стая отшатнулась недели на две. Я удивился такому долговременному отсутствию, хотя это и совпадало со временем течки. Я стал беспокоиться, т. к. они привадились хорошо, и заподозрил неблагополучное путешествие. Наконец они явились, но пришло их не 6, а 5 штук. На тропе их я заметил довольно частые кровяные нити. При расхождении мне удалось в мягкую погоду заметить на печатном следу молодой волчицы отсутствие среднего пальца на левой передней ноге. Отпечаток лапы имел пустоту в середине. Ясно, что волк побывал в капкане. 4 штуки были мною убиты, но беспалый не давался никак. Он не выходил на номер, прорывался под флаги, затаивался или предпочитал прокрадываться между загонщиками. Никакие меры не помогали. Очевидно, он подвергся с капканом хорошему преследованию охотников, научившему его предпочитать явную опасность тайной. Так он и уцелел.

Через 2 года я убил волчицу приблизительно в том же районе. По величине убитого зверя, расцветке шерсти, отсутствию среднего пальца левой передней ноги я увидел, что это та уцелевшая волчица, возраст ее также подкреплял ее самоличность. Волчица эта, как оказалось из расспросов, все время жила в прежнем районе одиночкой.

В другой раз в прекрасном еловом острове в тихий ноябрьский день я обложил пару крупных волков (самца и самку). Волки эти, кстати сказать, идя на лежку, сделали две красивых сметки с дороги. Я стоял на номере в очаровании и от возможности полюбоваться любимым зверем, и от созерцания темного, уютного острова. Шел тихий снег. Грустно пересвистывались снегири на поляне. Шуршали синицы в деревьях. Вдали, верстах в 15, раздавался гудок паровоза.

Не прошло 5 минут, как выскочила волчица, я ее убил. Вскоре слева, приблизительно в ста шагах, т. е. вне выстрела, на линию флагов на поляне, гордо подняв голову, вышел лобастый серо-черно-желтый самец, с весьма темным окрасом хребта и верхней половины ребер, в виде чепрака, и, удаляясь по линии флагов, прорвался. Ни в ту зиму, ни в следующие два года я его не встречал во всем широком районе. Через две зимы я перенял след матерого. Какое волнение он мне задал, идя все время по наезженным, крепким дорогам, на которых после его прохождения уже лег слой пушистого снега, продолжавшего сыпать хлопьями. Дорог было много. Приходилось действовать вслепую – след совершенно потерялся. Начинался второй час ноябрьского дня. Мы отчаялись что-либо сделать и наугад выбрали направление одного из разветвлений лесной дороги, решив проследить, не будет ли с нее свертка в пухлый, довольно глубокий снег, на котором утренние волчьи следы были бы еще очень заметны. Скоро это направление должно было либо порадовать, либо разочаровать – до деревни оставалась верста. Какая радость овладела нами, когда, проехав с полверсты, мы увидели волчью сметку в ивовый куст, стоящий близ опушки елового острова. День совсем тускнел. Я выбрал номер и без обхода поручил протянуть флаги, хотя бы сажень на сто, и начать гон с условленного места.

Не прошло и минут 5-7 после того, как раздался голос загонщика, как тяжелыми махами выкатил знакомый мне лобастый серо-черно-желтый самец с описанным мною особым чепраком. Я его повалил не сразу, и он, отбежав тем же аллюром, как шел, шагов 50 и скрывшись в густом лесу, грузно упал замертво, производя глухой глум от падения грузного тела и легкое потрескивание ветвей, хорошо знакомое зверовому охотнику. Не успели мы собрать флаги и взвалить волка в розвальни, как стало темно. Опоздай мы на полчаса, охота была бы невозможна. Оклад, в котором я убил этого волка, был тот самый, где за два года до этого я убил его подругу.

Помня, что старая волчица выходит на номер первой, следовало бы использовать это положение, занявшись прежде всего истреблением их. Если избивать старых волчиц в широком районе, не теряя время на охоту, на самостоятельную охоту, конечно, на прибылых и переярков, то польза от такой системы была бы значительна и, безусловно, подвинула бы дело борьбы с волками. Положим, что за два месяца зимней охоты вы от одной привады возьмете 8-10 волков, из коих одна штука будет старой волчицей. Несомненно, что польза для народного хозяйства была бы несоразмеримо выше, если б, широко передвигаясь от одной привады к другой, вы уничтожили бы столько же, 8-10, но одних старых волчиц, тем более что, задаваясь целью убить старую волчицу, вы без потери времени уничтожите часть и матерых самцов, и прибылых, и переярков, которые будут окружены теми же флагами.

Добытая птица, добытый зверь вызывают в охотнике сперва всегда радостное удовлетворение, особенно когда результаты достигаются трудами. Но нет, я думаю, ни одного настоящего охотника, который не пожелал бы, чтобы природные богатства не оскудевали, или хотя бы не подумал бы вообще над этим вопросом. В таких охотниках часто и убитый зверь, и убитая птица, если они не необходимы для пропитания, вызывают минутное чувство сожаления. Но охота на волка исключительна, она производится на врага человека, на хищника в широком смысле этого слова. Волк не вызывает сожаления. Каждый убитый волк уменьшает шансы на человеческие жертвы, каждый убитый волк сохраняет человеческое благосостояние. Убивая волка, вы не отнимаете у ваших сотоварищей ни мяса, ни ценной шкуры, напротив, вы даете им этим мясо и шкуры домашних животных и сохраняемую уничтожением волка дикую птицу и диких животных. Охоте этой не завидуют, и это очень приятно. Она имеет мало конкурентов. Затраты, ею вызываемые, значительно превышают личную от нее пользу. Охота на волков исключительна и по той громадной общественной и государственной пользе, которую вы приносите применением ваших познаний волчатника. Вашей умелой охотой вы служите делу общественного спокойствия. Как радуются успехам волчьей охоты крестьяне!

Возьмите за шиворот крупного убитого волка и поднимите его грузную голову, опустите ее, похлопайте ладонью по широкому лбу, полюбуйтесь умной башкой, и в вас заговорит приятное чувство знакомых, близких воспоминаний, основанных на сходстве волка с большой, мощной собакой. Но не увлекайтесь воспоминаниями о вашем друге – домашней собаке. Вспомните, сколько волки уничтожают домашнего скота в год. Не забывайте никогда, что сотни людей гибнут от волков! Вооружайтесь солидным знанием, хорошим ружьем и картечными патронами! Распускайте красные кумачные флаги! Бейте беспощадно волков!