Охота на Вульфа

Глава 3

Шторм зевнула, прикрыв рот одной рукой, другой вводя команду в компьютер. Тот деловито загудел, слушаясь ее пальцев.

— Мррр, — заметил Мишка со своего места на столе.

— Не так громко. — Шторм взяла кофейную чашку и осторожно отхлебнула горячий напиток. Это была ее третья чашка с того времени, как в восемь тридцать она приехала в музей, и теперь кофеин давал себя знать только через час. Обычно она ограничивалась одной чашкой, поскольку кофеин заставлял ее поступать опрометчивее чем обычно, но в этот раз она сказала себе, что гораздо важнее проснуться и работать хоть как-то, чем волноваться о собственной опрометчивости.

Ночной сон никак не помогал справиться с ее расстроенными биоритмами, и она чувствовала себя так, словно двигается в тумане. Кроме того, она из принципа ненавидела утро, поэтому ее настроение не слишком улучшилось бы, даже будь она в прекрасной форме.

Она надеялась, что Вульф нескоро придет в компьютерный зал. Она еще не видела его этим утром, вот и славно. Если бы он узнал, какая разбитой она чувствует себя по утрам, он не преминул бы этим воспользоваться.

Перед ее глазами всплыло видение, как она просыпается с ним в постели, и она поспешно отбросила его, чувствуя, как горит лицо. О Боже, этот парень и в самом деле ее зацепил — это было так необычно, и крайне ее тревожило.

Прошлой ночью она видела его во сне, поначалу это был невероятно эротический сон, в котором они занимались любовью, а потом, как это обычно бывает в беспорядочных и бредовых сновидениях, картинка перетекла во что-то другое. Она была в странной классной комнате и лихорадочно писала математические формулы на доске, украшенной сверкающими драгоценными камнями, громко говоря себе снова и снова, что ей нужно делать свою работу. Затем сцена снова изменилась, и она уже бежала и пряталась, в то время как Вульф в ярости преследовал ее по жутким джунглям, оплетенным компьютерными проводами вместо лиан; он кричал, что она предала его.

Шторм очнулась как раз в то мгновение, когда Вульф, превратившись в зверя, в честь которого был назван, набросился на нее во сне. Но когда она проснулась, то вовсе не задыхалась, а сердце ее не колотилось от страха, как после обычных кошмаров. Ее пронзила боль, такая острая, что на глазах выступили слезы.

В тот момент, когда она сидела в тишине за своим столом, вспоминая детали сна, Шторм вдруг захотелось убежать. Но даже охваченный этим желанием, мозг ее стал изобретать причины, почему она не могла это сделать.

Трезвый склад ума и сильное чувство ответственности определенно имели свои недостатки.

Вздохнув, Шторм еще раз перепроверила компьютер, чтобы убедиться, что он загружается, как надо, и потянулась к картонному тубусу, прислоненному к ее столу. Она достала из него несколько чертежей музея, и разложила их на столе.

Края начали загибаться, так что она использовала Мишку, чтобы прижать один угол, толстый справочник по установке лазерных датчиков безопасности — другой, а телефоном и кофейной чашкой придавила остальные два.

Это помогло ей сосредоточиться, и так как она так неосторожно пообещала Вульфу, что подключит систему безопасности в рекордное время, дел у нее было по горло. Немного поизучав планы первого этажа, она достала блокнот из одного ящика стола и несколько заточенных карандашей — из другого. Ее любимый маркер был в нагрудном кармане ее фланелевой рубашки, и им она ставила пометки прямо на чертежах.

В следующий час она выходила из компьютерного зала лишь один раз, через комнату отдыха для служащих, чтобы налить себе еще кофе. Она никого не встретила по пути и не задерживалась.

Было почти одиннадцать, когда короткий стук в приоткрытую дверь возвестил о прибытии Морган Вест. Молодой директор выставки «Тайн Прошлого» выглядела как всегда элегантно, сегодня ее блестящие черные волосы были забраны наверх, а поразительную фигуру облегали нефритовая шелковая блузка и черные брюки.

Шторм, одетая в выцветшие джинсы и зеленую клетчатую фланелевую рубашку поверх черного свитера с высоким воротом, почувствовала укол зависти к другой женщине, которой так легко удавалось выглядеть элегантной.

— Привет, — сказала Морган, вплывая в комнату.

— И тебе привет, — ответила Шторм. — Что случилось?

Морган присела на краешек стола, в янтарных глазах ее вспыхнуло любопытство, она машинально погладила Мишку под подбородком и тихо сказала, — Вульф ведет себя так, словно угодил лапой в капкан.

Шторм хмуро поглядела на свои недавние заметки и начала стирать слово. — Да?

— Да. И поскольку один из охранников видел, как прошлой ночью вы уходили вместе, все строят предположения.

Шторм догадывалась, что так и будет. Она перестала притворяться, что работает, и откинулась на стуле. — Значит, ты должна официально подтвердить факты? — вежливо спросила она.

Морган тепло усмехнулась. — Не совсем так. Просто я неисправимо любопытна. А еще я под впечатлением — если, конечно, это ты виновата в том, что у Вульфа такое преотвратное настроение.

— О? И почему же?

— Потому что судя по тому, что я видела последние несколько месяцев, Вульф ни одной женщине не позволяет подобраться к нему достаточно близко, чтобы та могла хотя бы раздражать его, не говоря уже о том, чтобы так его задеть, что он на людей кидался бы.

— Как я поняла, — сухо заметила Шторм, — женщин, которые подобрались к нему очень близко, у него в избытке.

— О, физически, конечно. Но не эмоционально. Даже Ниссе Армстронг это не удалось, а она покоряет мужские сердца с тех пор, как ей стукнуло десять.

Шторм задумчиво поджала губы. — Почему-то мне трудно поверить, что какая-нибудь женщина могла бы покорить Вульфа. — Она не сказала о том, что скорее все произошло бы с точностью до наоборот.

Морган согласно кивнула. — Только если бы он сам этого захотел, это точно. Подходящая женщина могла бы это сделать. Это, случаем, не ты?

— Я не в его вкусе, — спокойно отозвалась Шторм.

К этому времени уже стало ясно, что Морган не получит ответов на интересующие ее вопросы, и на этот раз ее смешок был полон вежливого одобрения. — Ладно, ладно, я знаю, когда мне намекают не лезть не в свое дело. Но просто к твоему сведению, я думаю, что Вульф на всех бросается потому, что ты все-таки в его вкусе, и это заставляет его чертовски нервничать.

Шторм едва заметно улыбнулась, но сказала только, «Я приму твое мнение к сведению».

Улыбка Морган стала шире, — Знаешь, вы с Вульфом такие молчаливые, вы друг друга с ума сведете. Здорово, правда? Я достану себе билет в первом ряду и буду за этим наблюдать.

— Как тебе угодно.

Смеясь, Морган встала из-за стола, — Послушай, если не получишь предложения получше, я знаю классное кафе прямо за углом, где мы могли бы позавтракать. Интересует?

— Конечно, — сказала Шторм, вкрадчиво добавив, — если не получу предложения получше.

— Что ж, позвони мне, если что. Я все утро буду у себя в кабинете.

— Ясно.

Несколько минут после того как Морган ушла, Шторм продолжала сидеть за столом, невидящим взглядом уставясь в чертежи. Морган, подумала она, была бы хорошей подругой. Она любила поболтать, но была честной и незлобивой. Правда, она также была необыкновенно проницательна, чертовски наблюдательна и очень, очень умна — и именно поэтому Шторм приходилось быть с этой женщиной настороже. Сейчас, по крайней мере. И кто его знает, как все обернется, может быть, так будет всегда.

Эта мысль напомнила ей о ее обязанностях, и она взглянула на часы. Шторм встала из-за стола, подошла к двери и плотно ее закрыла. Она уже поняла, что эта комната, как и многие, где хранилось хрупкое электронное оборудование, была изолирована и оснащена звуконепроницаемой дверью, так что ей можно было поговорить по телефону, ничего не опасаясь. Особенно учитывая, что вчера она быстро переделала обмотку и воспользовалась парочкой передовых технологических приспособлений, чтобы убедиться, что никто в здании не сможет поднять трубку параллельного телефона и подслушать ее разговор.

Она удобно устроилась в кресле, приводя в порядок мысли, и подняла трубку. Она по памяти набрала номер, и на том конце ответили после первого же гудка.

— Да?

— Это я. Все утро сидела над чертежами. Для большого здания с множеством дверей, здесь довольно-таки тесновато.

— Ты сможешь справиться с системой безопасности? — спросил он.

— Конечно, смогу. Я уже вам об этом говорила.

— Хорошо, и попридержи свой ирландский темперамент; я должен был об этом спросить.

— Ирландия — давно забытая история, — сухо сказала она. — И я только наполовину ирландка. Теперь я — кейджан.

Он вздохнул, похоже, она его немного позабавила. — Я это запомню. — Затем его довольно холодный голос снова стал деловым. Деловым и почти осуждающим. — Я не уверен, что тебе стоит рассказывать Вульфу о телефонной диверсии. Не так скоро, во всяком случае. Он уже подозревает «Эйс Секьюрити»; и это не спасет положение.

Шторм спокойно ответила. — Думаю, мне удалось кое-чем отвлечь его от подозрений относительно системы безопасности.

— Чем же?

— Я указала ему на Ниссу Армстронг.

Последовала долгая пауза, а затем послышался его очень тихий голос. — Что ты сделала?

— Вы меня слышали.

— Какого черта ты не предупредила меня об этом прошлой ночью?

Она мягко ответила, — Потому что не видела надобности. И поскольку это я в трудном положении, я считаю, что это — мое право.

Снова долгая пауза, и когда он заговорил, стало ясно, что он изо всех сил пытается сохранять самообладание. — Понятно. Тогда ты не против того, чтобы рассказать мне…

Его перебил уверенный стук в дверь, достаточно громкий, чтобы она услышала его. Он поспешно бросил, — Перезвони позже.

— Подождите, — сказала она. Повысив голос, она попросила прибывшего войти. Поскольку стук был таким настойчивым, она ничуть не удивилась, когда в комнату вошел Вульф. — Освобожусь через минуту, — холодно сказала она ему, а потом в трубку произнесла, — Так о чем вы говорили?

— Это он, так ведь? Он прямо там, в комнате?

— Да. — Она смотрела, как Вульф закрыл за собой дверь.

На этот раз молчание было недолгим, а голос против воли развеселился. — Ты бы стала играть с динамитом во время лесного пожара, так, Шторм?

— Конечно. Это есть в моем резюме.

Он вздохнул. — Ладно, забыли. Просто позвони мне, когда освободишься, и мы устроим еще одну встречу. Нам нужно обсудить это, до того как все полетит к чертям.

— Так и сделаю. Большое спасибо, сэр.

Он издал неприличный звук — очевидно, он знал, что ее учтивость была рассчитана только на Вульфа — и отключился.

Шторм положила трубку и поглядела на посетителя, возвышавшегося над ее столом. Судя по его невыразительному лицу, он не собирался вспоминать прошедшую ночь. Голосом, источавшим любезность, она протянула, — Я могу что-нибудь для тебя сделать?

Вместо того чтобы ответить, Вульф сказал, — Ты упоминала о резюме. Планируешь сменить работу?

— Это приходило мне в голову раз или два. Кроме того, никогда не стоит торопиться с решениями.

— Пожалуй, так. — Казалось, ему есть что еще сказать, но было ясно, что звонок его не обеспокоил.

Прежде чем он смог объяснить, зачем пришел, Шторм, со свойственной ей решимостью взяла быка за рога. — Я слышала, что ты немного не в духе сегодня, — серьезно заметила она.

Его бесстрастная маска слегка треснула, а губы поджались. — Морган слишком много болтает.

Шторм хихикнула. — Сомневаюсь, что даже Морган станет спорить с подобным заявлением. Утешься тем, что она печется о твоих же интересах.

— Мне не нужна ее помощь, — резко заявил Вульф. — И я хочу, чтобы она занималась своим делом.

Шторм поставила локти на чертежи, положила подбородок на руки и мягко протянула, — А люди в аду хотят воды со льдом! Но это не значит, что они ее получат.

Вульф уставился на нее. Хоть убейте, он не мог придумать, что сказать на это.

Она слегка улыбнулась. — Так говорила моя мама. Другими словами, то, чего тебе хочется, не многого стоит. Ты не заставишь Морган молчать без кляпа, но даже если ты им воспользуешься, кто-нибудь с радостью станет разносить весть о том, что сегодня ты не так невозмутим как обычно.

Он не мог с этим поспорить. Даже больше, он знал, что своим нынешним отношением он лишь усугубляет положение. Хотя не то чтобы он что-нибудь скрывал. У него было скверное настроение, и все об этом знали.

Часть его хотела продолжать сердиться, потому что это словно обосабливало его от беспокойных ощущений и причины всего этого хаоса — ее. Если бы он продолжил злиться, он бы не позволил себе думать о том, как она выглядит, и как звучит ее голос, и как ему хочется к ней прикоснуться. Но, как обычно, ее протяжному говору и живому лицу удавалось одновременно завораживать его и раздражать, пока он не понял, что отвечает на ее насмешки и уколы вместо того, чтобы пропустить их мимо ушей.

Вот как сейчас, например.

— Немного подавлен, Вульф? Встал не с той ноги? Или, может, просто плохо спал прошлой ночью?

— Ничего из вышеперечисленного, — огрызнулся он. — И если твое последнее замечание было намеком на твои женские чары…

— Именно.

Сбитый с толку, он хмуро сказал, — В тебе что, нет ни капли женского хитрости?

— Ни йоты, — ответила Шторм с немного печальным выражением лица, которое встревожило его.

Он пытался не позволить ей себя обезоружить. — Что ж, ну так почему бы тебе его не развить? Не слишком-то умно спрашивать мужчину, не ты ли — причина того, что он провел бессонную ночь.

— Может, и так, но мне просто любопытно. Так что?

Вульф угрюмо сказал, — Я бы не стал отвечать на этот вопрос, даже будь это моим пропуском в рай.

Шторм улыбнулась ему. — Ты только что это сделал. Ба, Вулф, я и не знала, что мои — женские чары, так ты сказал? — так сильны.

Он резко втянул в себя воздух и попытался сохранить самообладание, решимость и ясный ум — желательно, в том же порядке. — Послушай, я пришел сюда поговорить о деле.

— Трус, — пробормотала она.

Вульф стиснул зубы. Он не собирался снова позволить ей задеть себя. Ни за что. Он полностью себя контролировал. — Я пришел взглянуть на телефонное устройство.

Шторм ответила не сразу, так как сигнал компьютера возвестил о том, что нужно вставить новую дискету. Она снова отдала машине команду, а затем повернулась к Вульфу. Учитывая тот факт, что он отрицал, что между ними произошло что-то особенное, и что она выпила слишком много кофе, Шторм, наверное, не должна была удивляться накрывшей ее волне головокружительной бесшабашности. Да, на самом деле, она и не удивилась, потому что оказалась абсолютно захвачена этим чувством.

Она не стала вставать со стула. Вместо этого она оттолкнулась ногой, отодвинувшись на фут или два в сторону, оставив достаточно места, чтобы Вульф мог забраться под стол. Она достала из нижнего ящика фонарик, положила его сверху, а затем откинулась на стуле и сказала, — Располагайся.

Если он и колебался, то разве что секунду. Он обошел стол, взял фонарик и оперся на колено. — Где оно? — спросил он несколько напряженным голосом.

— Справа, у передней панели стола, — ответила она. — Там, где из пола торчит телефонный кабель.

Он был так близко, что она могла ощущать жар его тела, и на нее нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Как он мог отказываться признавать, что между ними что-то произошло? Сидя здесь, так близко от него, ей казалось невозможным держать руки при себе. Ее одолевало безумное желание прикоснуться к нему, почти невыносимая жажда узнать, потрясло ли это его, так же как и ее.

Но, может быть, нет. Учитывая его стиль жизни, нужно было подумать и о такой вероятности. Даже если он и провел бессонную ночь, это вовсе ни о чем не говорило, кроме как о его нежелании завязывать с ней роман. Может, Вульф мог полностью абстрагироваться от всего, испытывая желание только тогда, когда ему этого хотелось. Она была не в его вкусе, в конце концов. И она могла просто вообразить — или преувеличить — вспышку желания между ними прошлой ночью.

Вполне возможно, подумала она расстроенно, что он вообще ничего к ней не испытывал, кроме чисто мужского желания к привлекательной и доступной женщине.

Самым неприятным для Шторм было то, что подобная возможность не имела для нее никакого значения. Она не могла отвести от него глаз. Пальцы ее крепко переплелись у нее на коленях, пока она смотрела, как его голова и плечи исчезают под столом. Взгляд ее скользнул по его широкой спине, гладкая кожа и бугрящиеся мускулы, которые она так часто себе представляла, сейчас скрывались под темной рубашкой и черной кожаной курткой, которую он обычно носил.

Шторм ненадолго задумалась, означала ли эта черная кожа то, что она, как ей казалось, означала в детстве. Тогда это был символ, вспоминала она, предупреждение об опасности. В довольно-таки небольшом южном городке, где она выросла, черная кожа была прерогативой трудных подростков, мальчишек и девчонок. Она символизировала риск, деньги, силу, достаточную, чтобы противостоять всем в одиночку, и смелость, чтобы выставить все это на всеобщее обозрение.

Теперь ее достаточно зрелый ум говорил ей, что черная кожа — просто дань моде, материал, который используется для курток, плащей и юбок — а вовсе не символ чего-то там. Но ее почему-то не оставляло ощущение, что на Вульфе черная кожа все еще означала опасность.

Он вылез из-под стола и присел на корточки. Выключив фонарик, он положил его на стол и сказал, — Ты была права; оно и впрямь выглядит так, словно его делали в спешке. — Он не поднимал на нее глаз.

Они были так близко друг от друга, что колено Шторм прикасалось к его затянутой в кожу руке. Ей не хотелось разговаривать о телефонных соединениях, но она услышала свой голос. — На это не потребовалось бы много времени. Пять — десять минут, если они знали, что делают. — Совершенно завороженно, она смотрела, как он поджал губы.

Почти сразу, как только вошел в кабинет несколько минут назад, Вульф понял, что не может больше отрицать того, что он по уши в неприятностях и погружается в них все глубже. Смотреть в ее оживленное лицо и слышать ее тягучий говор было равносильно удару электрошоком; рядом с ней он ощущал себя более живым, чем когда-либо раньше. Разница была так ошеломляюща, словно до этого он просто притворялся, что живет, но ничего при этом не испытывал.

Чувства, которые она в нем вызывала, едва ли можно было подавить. Ему потребовалась вся его сила воля, чтобы стоять от нее на расстоянии руки и разговаривать с ней — даже язвительно, как обычно — не выдавая себя с головой; когда он обошел вокруг стола и опустился на колени рядом с ней, его решимость не заводить с ней роман дала трещину. И ему пришлось спросить себя, почему он так этому сопротивляется. Почему это так его злит? Такое сильное притяжение — это несомненно хорошо, а не плохо.

Разве нет?

Голос его не слушался. Он ощущал аромат ее духов, очень экзотический, прошлой ночью он преследовал его дома, а потом и в его снах. Он с трудом нашел в себе силы осмотреть устройство подключения.

А когда он выбрался из-под стола, сосредоточиться на деле оказалось еще сложнее, пока не стало почти невозможным. Его последней надеждой было избегать смотреть в ее зеленые глаза, потому что он знал, что если сделает это, то утонет в них. А он чувствовал, что, однажды попавшись в этот капкан, он уже никогда не вернет себе свою душу. Или сердце.

Он начал подниматься, но повернулся к ней, приподнявшись на одно колено, так что их лица оказались на одном уровне — и он замер, когда она, не подумав, протянула к нему руку. Кончики ее пальцев коснулись его темной рубашки. Шелк, поняла она, и какая-то часть ее сознания сочла контраст между черной кожей и темным шелком странно соблазнительным. Опасный, подумала она, но элегантный.

Глаза его наконец встретили ее взгляд — они были цвета чистого ярко-голубого пламени. Она даже не заметила, когда ее пальцы пробежались по вороту его рубашки и скользнули под него, ощущение твердой, теплой кожи под ее пальцами оказалось для нее потрясением, и она затаила дыхание, отвела взгляд и посмотрела на свою руку. Она касалась его прямо у основания его шеи, и открытый ворот рубашки искушал ее пойти дальше — туда, где на груди виднелись золотистые волосы.

Снова подняв глаза, Шторм почувствовала, как у нее перехватило дыхание, сердце пропустило удар, а затем тяжело застучало, ускоряя темп.

Вульф медленно повернулся, и они оказались прямо друг напротив друга. Его руки теплой, твердой тяжестью легли на ее обтянутые хлопком колени. Она не сопротивлялась, когда он раздвинул ее ноги, а ладони его скользнули по ее бедрам к талии и притянули ее к нему.

Он сидел на коленях перед ней, но вовсе ни о чем не просил; желание, горящее в его глазах, было не просьбой, оно было приказом.

Поза его была невыносимо эротичной, и все женское в Шторм неистово откликнулось на этот призыв. Ее бедра стиснули его талию, а руки легли ему на плечи. Они оказались почти лицом к лицу.

Она хрипло спросила, — Ты не спал из-за меня, Вульф?

— Да, черт побери, — отозвался он, голос его был неровным как гранитная поверхность, но не резким. Ладони его оказались под ее расстегнутой фланелевой рубашкой, обхватили бедра, а затем двинулись вверх к ее тонкой талии. Он хотел поднять край ее черного свитера и коснуться ее кожи, он уже представлял себе ее шелковистое тепло, но не был уверен, что, прикоснувшись к ней вот так, сможет остановиться.

Все еще хриплым голосом Шторм невинно спросила, — Но я же не в твоем вкусе. Как я могла потревожить твой сон?

Вульф притянул ее еще ближе, пока она не оказалась на краешке стула, а он не почувствовал, как упругие холмики ее груди коснулись его. Ему хотелось сорвать свою кожаную куртку и отбросить ее, потому что она была одним из препятствий между ними, но он не мог оторвать от нее рук, чтобы сделать это.

— Ты собираешься заставить меня признаться? — прошептал он, взгляд его был прикован к ее чувственным, мягким губам. И он увидел, как они слегка изогнулись в улыбке.

— Я всего лишь задала очень простой вопрос.

— Тогда я на него отвечу. — Голова его наклонилась к ней, глаза его все еще были устремлены на ее губы, а голос стал еще более неровным. — Я решил последовать твоему совету — и расширить свой кругозор.

— Самое время, — прошептала она, как раз за секунду до того, как его рот накрыл ее губы.

Точно как прошлой ночью. Шторм почувствовала где-то глубоко внутри жар, такой сильный и обжигающий, что ей показалось, что она тает и меняется, точь-в-точь как сталь в плавильном тигле. Она преображалась из-за Вульфа и его страсти, из-за своего собственного невыносимого желания, превращаясь в женщину, которая понимала что-то, что раньше было для нее загадкой.

Теперь она знала, что даже сильная и уверенная женщина может пасть жертвой эмоций и чувств. Что можно было протягивать руку к красивому яркому пламени, даже понимая, что сильно обожжешься. Теперь она осознавала, что голод мог быть таким острым, что нужно было утолить его, чего бы это ни стоило.

Он целовал ее с той же жаждой, какую испытывала она, глубокими, невероятно властными поцелуями, и тело ее откликалось независимо от ее желания. Даже через одежду она могла ощущать твердость его груди, прижатой к ее ноющим грудям. Ее поза — она практически обвила его ногами — была такой непристойной, как будто они уже занимались любовью.

Именно этого Шторм и хотела, сильнее чего-либо в своей жизни. Она знала этого мужчину меньше двадцати четырех часов, но не испытывала никакой неуверенности на этот счет. Некоторые вещи были бесспорны, их следовало принимать как данность, как биение сердца.

Поэтому ее отклик был абсолютно неконтролируемым. Она встречала неистовую страсть его поцелуев безудержным желанием, крепко обхватив руками его шею, извиваясь, чтобы прижаться к нему еще ближе, тело перестало слушаться ее. Она совсем забыла о незапертой двери и не слишком озаботилась бы, даже если бы кто-нибудь и напомнил ей об этом.

Вульф и сам позабыл о том, что они не одни. Ее мягкий, соблазнительный рот был таким же горячим как и его, таким же голодным, ее отклик столь сильным, что он забыл обо всем, включая свли сомнения и опасения относительно романа с ней. Ничто не имело значения кроме ощущения ее стройного тела в его руках. Когда она двигалась, обжигавшее его желание достигало такого предела, что он почти терял самообладание.

Наверное, он перестал бы бороться с собой, но резкий сигнал компьютера, такой неуместный, вторгся в его затуманенное желанием сознание, и частично привел его в чувство. Машина говорила, что ей требуется информация — и это заставило Вульфа вспомнить о том, где они.

Он оторвался от ее губ, положил одну из ладоней ей на затылок и прижал ее лицом к своей шее. Ее густые волосы были мягкими и шелковистыми, как у ребенка, и он сражался с желанием зарыться лицом в роскошную золотистую гриву. — Если мы сейчас же не остановимся… — предостерег он ее, голос его был таким резким, что даже ему самому показался рассерженным.

Правда, похоже, Шторм вовсе не боялась его, несмотря на то, как звучал его голос. Она попыталась прижаться к нему еще теснее, издав разочарованный стон, и он почувствовал, как ее теплые губы движутся по его коже. Все его тело как будто сжалось от почти звериного невыносимого желания, и на мгновение его руки стиснули ее еще крепче. Если бы компьютер не просигналил снова, он, пожалуй, сдался бы на милость ее и своей собственной жажды.

С усилием, которое едва не стоило ему жизни, Вульф положил руки ей на плечи и отодвинулся. Пытаясь говорить ровным голосом, он произнес, — Шторм, мы не можем. Не здесь.

Она моргнула. Глаза ее были мутными, словно сверкающие в тумане изумруды, а лицо — нежным от желания. Он ощущал ее дрожь.

— Да, — хрипло сказала она, — Думаю, не здесь. — Она очень медленно убрала руки с его шеи, положив их на колени.

Он не мог заставить себя отпустить ее, пальцы его слегка двигались, поглаживая хрупкие ключицы. Часть его настаивала на том, чтобы он просто перестал, отодвинулся и вышел из комнаты, не говоря ни слова, оставив все как есть. Но другая его часть уже уступила желанию, и именно к этой части он прислушался.

— Мы могли бы пойти куда-нибудь, — сказал он тихо, это прозвучало как вопрос. — Ко мне ближе.

Шторм долгую секунду молча смотрела на него, лицо ее оставалось таким же нежным, но глаза уже просветлели, став такими же искренними и ясными как обычно, и забавный слегка протяжный выговор вернулся, когда она вздохнула и сказала. — Боюсь, что тебе это не понравится.

— Что мне не понравится?

— То, что я должна сказать.

Вульф отпустил ее плечи и медленно сел на корточки. Тысячи предположений роились в его голове, но все они сводились к одному: она не поедет к нему домой. — И что же это?

Шторм не обратила внимания на его резкий тон и не отвела глаз от его внезапно окаменевшего лица. — Несмотря на то, что я сказала тебе вчера, сейчас я вовсе не ищу мужа. Я могла бы согласиться на короткий роман. Нам обоим известно, что я пробуду здесь максимум несколько недель, а потом уеду на следующее задание — возможно, за границей.

Он едва заметно кивнул, ожидая.

Она шумно вздохнула — пока это был единственный знак, говоривший о том, что ей гораздо труднее, чем она показывает. — На что я никогда бы не пошла, и чего бы мне совсем не хотелось — так это быть девушкой на одну ночь — или даже на три. Я не хочу быть игрушкой, с которой бы ты забавлялся, пока не увидишь похожую в витрине магазина. Я не кукла Барби, Вульф.

— Я знаю, — ровным голосом ответил он.

— Правда?

— Да. — Ему хотелось снова протянуть к ней руку, но он сдержался. — Так что тебе нужно от меня? Обещание?

— Нет. Я просто должна знать, что это что-то для тебя значит, что я — что-то больше чем просто подружка для постели. Когда мы с этим разберемся, я больше не стану об этом вспоминать, что бы между нами ни случилось. Но я должна убедиться хотя бы в этом, прежде чем все зайдет слишком далеко. Должна.

Поглядев в ее печальные глаза, он понял, что она не отступится. Об этом ему сказало то, как она вела себя с самого начала. Шторм Тримейн всегда отдавала ровно столько же, сколько брала — и довольно часто одерживала победу без видимых усилий. Может, она была и миниатюрной, но в ее уверенности и силе воли не было ничего незначительного. Ее не пугало то, что он превосходит ее по силе, не тревожила его раздражительность, и не волновала его собственная железная воля.

И если она сказала, что ей нужно, чтобы он ответил на один вопрос, прежде чем она будет готова пойти дальше, значит, именно это она и имела в виду.

Он также знал, что, если бы он не остановился, она бы не стала требовать этого ответа. Если бы он повалил ее на пол, или если бы освободил стол и усадил ее сверху, она отдала бы себя ему без колебаний. В его руках она была так же ослеплена желанием как и он сам, и осознание этого — сейчас — сводило его с ума.

Она просила не так уж и много, но это было больше, чем он был готов ей дать. Он не мог понять свои чувства к ней, и уж точно не собирался связывать себя обязательствами. Даже на несколько недель.

Вульф медленно встал и отошел от нее, обойдя вокруг стола. Ему хотелось сказать что-нибудь шутливое и небрежное, но он был не в силах. Вместо этого, не сумев придумать ничего другого, он просто отбросил все кроме деловых вопросов.

— Я еще не решил, стоит ли использовать прослушиваемую телефонную линию в качестве ловушки. Я неправ, предполагая, что она не представляет никакой угрозы для музея или новой выставки, пока программа полностью не записана и не загружена?

— Нет, прав. — Голос ее оставался таким же спокойным. — Любой, кто достаточно умен, чтобы подключиться к телефонной линии, должен понимать, что глупо пытаться найти слабое место в не до конца установленной системе безопасности. Слабые места незаметны, пока не изучишь весь план. И никакой угрозы в самом деле нет, пока новая система не завершена и не подключена.

— Тогда оставь устройство на месте, и если что — я дам тебе знать, — сказал он и, не оборачиваясь, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, Шторм невидящим взглядом уставилась на нее, снова откинувшись на стуле. Ей ни о чем не хотелось думать, а меньше всего о том, зачем она предъявила Вульфу ультиматум, но не сделать этого она не могла. Она поступила так из чувства справедливости, слишком хорошо зная себя, чтобы не понимать, что короткая интрижка с Вульфом оказалась бы губительна для нее — и от боли она попыталась бы сделать больно ему. Поэтому она и потребовала от него большего, чем простая интрижка.

Здесь все было довольно просто, ясно и понятно. Что было гораздо более сложно и гораздо менее понятно, так это, зачем она попыталась остановить стремительный поток всепоглощающей страсти. Дело было в искренности. Или, скорее, в ее отсутствии. Все дело было в ее двуличии.

И еще она сделала это, потому что знала, что все происходит слишком быстро, и что он сбежит — скорее всего, навсегда. Она нарочно воспользовалась его страхом перед обязательствами, чтобы остановить то, над чем, похоже, была не властна. Именно потому что она хотела его слишком сильно и не особенно доверяла самой себе, ей пришлось заставить его сказать нет.

Возможно, это было не слишком честно, но Шторм просто пыталась — почти отчаянно — избежать очередного обмана. Если бы они стали любовниками, вопрос доверия стал бы еще более важен. Если бы они были близки, Вульф верил бы ей все больше и больше. А именно этого она и боялась. Пока он хотя бы немного подозревал ее, или, по крайне мере, относился к ней настороженно, она не могла сильно ранить его чувства своей ложью.

Но что бы случилось, если бы, когда он обнаружил правду, они были любовниками?

Поглядев на своего молчаливого, настороженного кота — который тактично притворялся статуей, пока Вульф был в комнате — Шторм услышала свой шепот: «Я должна рассказать ему правду, да?»

Мишка чихнул, что на его языке означало отрицательный ответ, и Шторм устало вздохнула. Он был прав. Она не могла сделать это. Хотя это было бы так просто. Все, что ей нужно сделать — это спокойно сказать Вульфу не беспокоиться из-за подключения к телефонной линии; это устройство лишь выглядело так, словно подключено к телефону. Именно так все и должно было выглядеть.

В конце концов, кому знать как не ей.

Это ведь было ее рук дело.