Охотник

Глава 5 УБИТЬ СНАЙПЕРА!

— Ну давай, не томи! — поторопил Алексея Ведерников.

— Предлагаю действовать с выдумкой. Двоим, скажем — тебе, Ведерников, и тебе, Балабанов, оборудовать ночью позиции. А Виктор в нашей траншее будет периодически высовывать каску на палке.

— И что же здесь нового? И что будешь делать ты? — перебил его Балабанов.

— А я в немецкий тыл пойду, его методами действовать буду. Немец маскируется хорошо, но ведь не с задней сферы. К тому же он живой человек, хоть раз в час почешется и позу поменяет. Сзади его обнаружить и уничтожить сподручнее будет. И хорошо бы, чтобы он на «обманку» с каской купился и разок выстрелил.

— Вариант неплох, только с одним «но». Допустим, ты его обнаружил и убил. Так ты и себя выдашь. Как возвращаться думаешь? Это больше на авантюру смахивает, на самоубийство.

— У тебя есть другие предложения?

Снайперы переглянулись. Предложение Алексея было дельным, но опасным, и в первую очередь — для него самого.

— Вы только на выстрел его спровоцируйте. Я ведь в одной точке долго в немецком тылу просидеть не смогу.

— Попробуем.

Ночью все четверо оборудовали позиции. Казалось бы — зачем им четыре укрытия? Как запасные. Немец может разглядеть позиции Ведерникова и Балабанова, но не стрелять. Стало быть, на следующую ночь позиции сменить надо.

В полночь они ушли в свою землянку немного поспать.

Алексей спать не ложился — времени не было. Он поел тушёнки из банки, надел маскхалат и двинулся к передовой траншее.

— Ты чего сегодня так рано? — удивился его появлению знакомый уже ему младший лейтенант, командир пехотного взвода.

— Поближе к немцам хотел оказаться, — Алексей перевалился через бруствер и пополз. Винтовка была за спиной. Руками он ощупывал землю перед собой — не хватало только на мине подорваться.

Место для перехода он приметил уже давно. На левом фланге — речушка небольшая по немецким позициям петляла — место для перехода удобное. Наверняка немцы там часового держат или даже пулемётное гнездо — ну так их осторожно обойти можно. Однако было у него подозрение, что местечком этим и разведчики пользуются. Как бы в темноте на разведгруппу не нарваться — свою или немецкую.

Опа! Руки нащупали едва заметный бугорок. Мина! Он не стал тратить время, снимая её, а прополз стороной. Руки вспомнили навыки, пальцы чувствительные стали.

Вот и речушка, изгибом своим выходит метров за сто за немецкие позиции. Шириной она метра четыре, берега илистые, осокой и камышом поросли.

Осторожно, как ящерица — чтобы не было слышно плеска, он сполз в воду. Держась поближе к камышам, стал продвигаться по дну на четвереньках. Речка мелкая, всего в полметра глубиной. Идти в рост — видно будет, плыть — глубина не позволяет. Со стороны посмотреть — может быть, и смешно, да зрителей нет.

Вдруг он услышал тихий разговор, плеск воды и успел забиться в осоку. Мимо, в трёх шагах от него, прошли несколько теней — только оружие в лунном свете блеснуло. Непонятным осталось — наши или немцы?

Группка прошла мимо. На фронте жизнь не только днём кипит — она и ночью не затихает, только невидимая. Разведчики с обеих сторон в тыл к противнику шастают, сапёры ставят или снимают — в зависимости от задания — мины.

Алексей, держа ушки на макушке — ночью глаза плохие помощники, — прополз на четвереньках ещё метров двести. Вроде как передовая линия немецких траншей уже должна остаться позади.

Он подполз к берегу, полежал, прислушиваясь. Тишина, лишь изредка небольшой ветерок шелестел зарослями осоки.

Алексей выбрался на берег, сел, снял сапоги и вылил из них воду. Иначе они при ходьбе чавкать будут, а это неприятно.

Тут же налетели комары. И не шлепнёшь ведь! Алексей только рукой провёл по лицу — и в сторону. До утра надо было выбрать место для укрытия. Деревья и крыши домов для позиции отпадают, немцы их сами часто используют для наблюдателей и артиллерийских корректировщиков. Заберётся он, скажем, на дерево, а утром туда же немец может залезть.

Алексей наткнулся на небольшой, абсолютно лысый пригорок. Место удобное, никто не заподозрит, что там спрятаться можно.

Он подрезал дёрн и отложил его в сторону. Вырыл лопаткой окопчик, землю за пригорком раскидал. Облегчился по нужде — для снайперов вопрос актуальный. Попробуй целый день потерпи — или делай в штаны.

Лёг в окопчик, надвинул на себя пласты дёрна, оставив впереди узкую щель для наблюдения. У него есть право только на один выстрел — тогда он сможет уцелеть, потому что по звуку единственного выстрела обнаружить его невозможно. А если повезёт, и в это время из траншеи будет вести огонь пулемётчик или взрыв грохнет, так, считай, и вовсе повезло.

Он вздремнул немного — устал за ночь. И, кажется, только веки смежил, а солнце уже в глаза бьёт.

Повернувшись на живот, Алексей в бинокль стал осматривать немецкие позиции и «нейтралку». Хорошо, что они ночью позиции оборудовали — отсюда не заметно ничего.

По нашей траншее кто-то прошёл — каска краешком показалась. Тьфу, вот он дурень — это же Виктор с приманкой! Совсем за бессонную ночь голова соображать перестала!

Только немец на обманку не купился.

Алексей обшарил каждый дециметр земли перед немецкими позициями — ни одного подозрительного места.

Сзади, с немецкой стороны, «нейтралка» выглядела не так, как со своей. Вполне вероятно, что немец сегодня на другом участке находится, и здесь его нет.

Алексей вглядывался до рези в глазах. Потом отставлял бинокль, давая глазам отдых.

Время перевалило за полдень, солнце стояло в зените, потом начало клониться к закату. И Алексей увидел, как то в одном, то в другом месте нашей обороны бликует оптика. Неужели наши командиры или наблюдатели не могли выбрать время для наблюдений утром?

И вот тут проявил себя немецкий снайпер. Алексей высматривал его позицию на «нейтралке», а он устроился за немецкой траншеей, в тридцати метрах. Старый пенёк, за ним окопчик — сверху накрыт маскировочной сеткой. Если не знаешь, то с полусотни шагов не заметишь.

Снайпера выдала немецкая пунктуальность. Он решил перекусить, поскольку время было обеденное. Что уж он там ел или пил — неизвестно, только маскировочная сеть шевельнулась, и из-под неё высунулась рука и выплеснула из кружки остатки жидкости. Вот этот момент и засёк Алексей. Спрашивается, если там рядовой пехотинец, то почему не в траншее, не вместе с камарадами, и почему окопчик маскировочной сеткой покрыт?

Правда, Алексей одёрнул себя — рано радоваться, ведь там вполне может находиться артиллерийский корректировщик. Только он должен наблюдать, а снайпер обязательно выстрелит — у каждого своя служба. Почему снайпер тогда на обманку с каской не купился?

Алексей поднёс к глазам бинокль. Над нашей траншеей снова мелькнула каска — это Виктор старался. Вот только каска неестественно болталась на палке. На голове она сидит плотно и колеблется вверх-вниз в такт шагам. Промашку Субботин допустил, а немец сразу понял, что его провоцируют. Небось, посмеивается над русскими, и другую, реальную цель выжидает.

И дождался… Над траншеей на несколько секунд возникла голова в пилотке. Тут же последовал выстрел. Попал немец или нет, Алексей не смотрел — он не отводил глаз от маскировочной сетки. Заметил лёгкий дымок над сеткой, мгновенно рассеявшийся ветерком. И звук выстрела оттуда был! Точно, снайпер там!

Из-под маскировочной сетки высунулся пехотный перископ — немец явно хотел посмотреть на результаты своей работы. Видел в немецких траншеях такие перископы Алексей, высота трубы — сантиметров сорок пять — пятьдесят.

Он лёжа передёрнул затвор и, медленно высунув ствол винтовки из укрытия, навёл перекрестье оптики на маскировочную сеть ниже оптики перископа — туда, где должна была быть голова немца — и нажал на спуск. Получилось удачно, в одно время с ним начал стрелять немецкий пулемёт.

Похоже, его выстрел никого не насторожил. Вот только убил ли он немца?

Алексей втянул винтовку под дёрн. Душно тут, руки-ноги затекли, и хотелось повернуться на бок — да нельзя. Придётся так лежать до вечера. А потом сообразил — должно быть попадание! Если бы он промахнулся, немец голосом поднял бы тревогу, определив по фонтанчику от пули, что стреляли сзади, из тыла. Сейчас на Алексея уже бросили бы взвод автоматчиков или накрыли бы его позицию из миномётов. Потому нужно набраться терпения и ждать вечера.

Время тянулось медленно. Алексею хотелось есть, пить, а больше всего — пошевелиться, размять затёкшие руки-ноги. Он периодически смотрел в бинокль, стараясь запомнить расположение дотов, пулемётных гнёзд и блиндажей — всё это могло пригодиться.

Начало смеркаться. Он уже предвкушал, как через полчаса встанет, потянется, расправит руки и пойдёт к реке. Недалеко пойдёт — ползти придётся, но всё равно не лежать в неподвижности.

Однако у немцев вдруг поднялась суматоха, послышались крики, и Алексей понял, что обнаружено тело убитого им снайпера. И входное отверстие от пули у него сзади. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что снайпер стрелял из тыла, и что сейчас они начнут его искать.

Алексей отбросил дёрн, вскочил и бросился бежать к речке. Земля была мягкой и звуки шагов глушила.

Однако осторожность возобладала. Алексей лёг на живот и пополз, осторожно отодвигая осоку и стараясь не ломать листья — нельзя оставлять за собой след. Винтовку он забросил за спину и передвигался на четвереньках.

Едва миновал сотню метров, как услышал голоса. Навстречу ему шли по речушке немцы. Они шли, не скрываясь, и разговаривали. Чего им бояться, коли они в своём тылу? «А ведь это они по мою душу!» — обожгла Алексея догадка.

Он развернулся и начал удаляться от солдат. Немцам было проще — они шли в полный рост. А ему в колени то старая коряга воткнётся, то он ногой об камень ударится. И шуметь, водой плескаться нельзя.

Справа открылась небольшая заводь, покрытая тинкой. Алексей бросился туда. Он выбрался на берег — тот был сплошь покрыт камышом.

Немцы прошли по воде, но следом по берегу уже шла другая группа.

Алексей чертыхнулся про себя и снова залез в воду. Расшевелил он осиное гнездо, теперь самому бы спастись. Он снова опустился на четвереньки и направился назад, к своим.

Прошло полчаса, потом ещё четверть… Впереди послышался всплеск, и Алексей тут же бесшумно нырнул в осоку. Едва слышное движение, потом снова всплеск и матерок на русском. Похоже, наши. Разведка или он уже на своей стороне? Нет, всё-таки разведка, иначе зачем им тихариться?

Осторожно приглушённо позвав: «Эй, славяне!», он тут же метнулся в сторону — на случай, если ударят из автоматов на голос. Однако стрелять не стали, спросив шёпотом:

— Кто тут, выходи!

— Я свой, русский…

— Покажись.

Алексей вышел из осоки. Перед ним была группа из четырёх человек.

— Вы из разведки? — спросил Алексей.

— Предположим.

— Немцы по реке к берегу цепью идут, но уже удаляются, — предупредил Алексей.

— По твою душу? — поинтересовались разведчики.

— Не исключено. Дозорные у немцев есть?

— Пулемётный расчёт на берегу.

— Был. Мы их в речке притопили — не испугайся.

Они разошлись, не прощаясь.

Метров через сто Алексей и в самом деле наткнулся на тело, лежащее под водой. Он был к этому готов, но всё равно с трудом удержал невольно рвущийся из груди вскрик.

На повороте речки он выбрался на берег и пополз. Казалось, «нейтралка» никогда не кончится, а винтовка весила пуд. Мокрая одежда неприятно холодила тело.

Наконец впереди щёлкнул затвор.

— Стой!

— Да я лежу. Свой я!

— Разведчик, что ли?

— Нет, снайпер.

— А, так это тебя твои в траншее дожидаются? Ползи.

По идее, он должен был знать пароль, а часовой назвать отзыв. Но вчера командир взвода пароля ему не сказал, полагая, что Алексей отправляется на «нейтралку» на свою позицию ненадолго.

Рейд Алексея в тыл врага продолжался сутки. Он свалился кулем в траншею, прямо под ноги уже бежавших к нему снайперов.

— Жив, братишка!

Его хлопали по плечам, радовались. Потом помогли подняться — Алексей почти обессилил.

— Ты скажи, снайпера убил?

— Убил, можете доложить майору.

— Ура! А то он уже несколько раз интересовался. Ох и грязен ты, Лёха! И попахивает от тебя тиной, как от лешего…

— По речушке полз.

Товарищи сняли с него винтовку. Он дошёл до землянки и, едва сняв сапоги, рухнул на нары.

Проснулся он от какого-то движения. Открыл глаза. На пустом патронном ящике сидел Виктор и чистил его винтовку.

— Проснулся? А я твою винтовку чищу, грязная — жуть! Да ты и сам не лучше. Иди, умойся.

— Помоги — польёшь.

Алексей сбросил грязную одежду. У колодца, рядом с избой разведчиков Виктор черпал воду и поливал ею Алексея. Вода была холоднющая, и Леша даже взвизгивал. В баню бы сейчас, помыться горячей водичкой с мылом и мочалкой — но… чего нет, того нет.

Он обтёрся полотенцем, оделся в чистое и сухое обмундирование.

— Теперь бы ещё поесть, и я буду чувствовать себя человеком.

— Вон котелок с кашей стоит, остыла уже, наверное.

Было бы чего поесть! Алексей жадно набросился на еду — в последний раз он ел полтора суток назад. Съел всё, даже хлебные крошки собрал, бросив их в рот.

— Всё! — выдохнул он.

— Отдыхай! Парни «на охоту» ушли, а нам поздно. Расскажи, как там всё прошло?

Алексей рассказал, не забыв упомянуть, что Виктор показывал каску-обманку неправильно.

— Да что же я, на свою башку надевать её должен был? — обиделся Виктор.

— Мы все виноваты. Надо было на палку тряпьё намотать, чтобы каска плотно сидела, не болталась. Мне со стороны хорошо видно было, и снайпер немецкий не купился.

— Вот гад, хитрый какой! Чтобы ему в ад попасть!

Вечером в землянку пришёл посыльный и передал приказ — завтра явиться в штаб, к майору Фролову. Приказ надо было выполнять, и утренний выход на позиции откладывался.

Утром обе пары снайперов явились в штаб. Майор придирчиво их оглядел:

— Разобрались со снайпером?

— Так точно, убит.

— Да? — удивился майор. — Молодцы! Кто застрелил?

— Красноармеец Ветров! — сделал шаг вперёд Алексей.

— Докладывай.

Алексей коротко и чётко доложил о том, как он пробрался в тыл врага, как немец купился на обманку с каской, как обнаружил себя, и как он, Алексей, не промахнулся.

— Так просто? — удивился майор. — А я хотел его на медаль представить… Жаль! Свободны!

— Есть!

Снайперы вышли на улицу.

— Эх, Леха, не мог расписать всё покрасочней, мол — отстреливался, уходя, еле к своим прорвался.

— А чего врать?

— Дурак ты, Леха! Медаль мог получить. Вон у майора их две, а сам в штабе сидит. Живого немца, небось, только пленным и видел, когда разведка «языка» приводила.

Поскольку «охота» сегодня сорвалась, снайперы направились к землянке. Со стороны передовой раздалось несколько взрывов, затем началась ожесточённая пулемётная стрельба. Не сговариваясь, снайперы бросились в сторону передовой. По дереву, совсем рядом с ними, защёлкали пули: видимо, их увидел пулемётчик, но в горячке боя промахнулся.

Снайперы бросились на землю, пользуясь естественными укрытиями, и поползли к траншеям. Уже издалека было видно, что немцы поднялись и идут в атаку. Давненько Алексей не видел такой картины!

Снайперы спрыгнули в траншею.

— Парни, стреляйте по второй и третьей цепи. Цельтесь в живот и ноги.

Снайперы поняли, заняли места в траншее и открыли частый огонь — с оптикой на двести — двести пятьдесят метров промахнуться невозможно.

Каждый из снайперов успел опустошить по магазину. Заряжать его снова было некогда — заряжали по одному патрону, и стреляли так часто, как только это было возможно.

Немцы дрогнули и побежали назад. Но снайперы продолжали вести стрельбу — как упустить такую возможность?

Немцы, прикрывая своих, накрыли наши позиции минометным огнём. Снайперы, как и пехотинцы, попадали на дно траншеи. Виктор и Алексей лежали головой к голове.

Перекрывая звуки рвущихся мин, Виктор спросил:

— Почему в живот и ноги стрелять надо было?

— Раненые кричать начнут, панику создадут — причём за спинами первых цепей, и у немцев духу не хватит атаку продолжить. Да так, собственно, и получилось.

— Ага, понял.

После пятнадцатиминутного огневого налёта разрывы стихли. Отряхиваясь от пыли и комков земли, снайперы поднялись и увидели — на «нейтралке» лежало много убитых и раненых немцев. Некоторые подорвались на минном поле, других срезали наши пулемётчики, но изрядная часть была следствием работы снайперов.

— Ну вот, хлопцы, а вы переживали, что «охота» сорвалась, — пошутил Алексей.

Из-за поворота траншей вынырнул младший лейтенант.

— А, вот кто здесь стрелял! А я-то понять не могу — шпарят, как из пулемёта. Спасибо, снайперы!

— Одно дело делаем.

— Это верно…

Когда стемнело, немцы начали выносить с «нейтралки» своих убитых и раненых.

Снайперы выспались, а рано утром, когда возвращались на позиции, Алексей сказал:

— Парни, идея есть. Как вернёмся, надо на кухню сходить, набрать пустых консервных банок. И будет вам знатная «охота»!

— Чего удумал?

— Завтра увидите.

По возвращении Алексей выпросил у старшины бечёвку. Виктор сходил за банками и принёс полный «сидор». Ножом они пробили в них дырки, связали десяток банок в связку и привязали к ним бечёвку.

— Я ночью поближе к немецким траншеям подберусь, сюрприз им приготовлю, а утром будем стрелять «на поражение». Поэтому идём все вместе и располагаемся недалеко друг от друга. Стрелять сразу, цели будут — обещаю.

Виктор рассмеялся:

— Ты сегодня добрый!

Алексей закинул за спину «сидор», взял в руки винтовку в чехле. Выбравшись на «нейтралку», он оставил винтовку на облюбованной позиции. Если он сейчас столкнётся на «нейтралке» с немецкими солдатами или разведчиками, от винтовки проку будет мало. Для самозащиты есть пистолет «ТТ» и нож. Ночью дальний выстрел невозможен, практически все ночные бои рукопашные — когда стреляют в упор, бьют ножами и сапёрными лопатками.

Алексей пополз к немецким окопам.

Вот уже слышится приглушённый разговор, пахнуло дымком от сигарет.

Потихоньку, по сантиметру Алексей вытащил консервные банки, положил на землю, и, разматывая бечёвку, пополз назад. Занял своё место в окопчике.

Через некоторое время мимо прополз Виктор. Приближался рассвет, и снайперы занимали свои позиции.

Встало и постепенно начало пригревать солнце.

Алексей дождался, когда у немцев закончится завтрак, подтянул к себе бечеву, выбрал слабину и резко дёрнул раз, за ним — другой; тут же схватился за винтовку.

Немецкие пехотинцы, услышав перед траншеями странный звук, решили полюбопытствовать — вдруг русские придумали новое оружие? Над бруствером показалось сразу несколько голов. Снайперы дали залп, и пехотинцы поплатились за своё любопытство.

Уже вечером снайперы восхищённо хлопали Алексея по плечу.

— Ты хитёр, как змей! Сам придумал?

— Сам. Немцы на колючую проволоку пустые консервные банки подвешивают. Если кто ползёт и цепляет, сразу грохочет. Вот они на звуки и выглянули. Только у них звук другой, банки на проволоке поодиночке висят; а тут — целая связка, да ещё звук перемещается.

Снайперы посмеялись.

— Провёл ты их, Леха, здорово обманул. Надо запомнить.

— Запомнить приём надо, только два раза на одном участке применять его нельзя — немцы не дураки.

Война — это, в первую очередь, борьба умов. Кто кого перехитрит, у кого больше терпения, наблюдательности, осторожности.

А через два дня со снайперами случилась беда. Вечером Алексей обратил внимание на то, что Балабанов с озабоченным и встревоженным лицом хлопает себя по карманам, выворачивая их.

— Ты что потерял, Федя?

— Стрелковую карточку на позиции оставил.

— Эка беда — бумажка, — отмахнулся его напарник Ведерников. — Завтра заберёшь.

Для каждой позиции снайперы готовили стрелковые карточки. На бумаге наносили цели на немецкой стороне — пулемётные гнёзда, доты, дзоты и хорошо заметные ориентиры вроде одиночно стоящих деревьев или сгоревшего танка с измеренными через оптику дистанциями. Это позволяло сократить время для подготовки к выстрелу.

Любой прицел — механический или оптический — перед выстрелом требуется остановить на определённую дистанцию до цели, иначе будет промах. Для каждой позиции у снайпера была своя карточка.

Однако ночью немецкие разведчики обнаружили окоп со стрелковой карточкой, сразу поняли, что она принадлежит советскому снайперу, и сделали засаду. Один разведчик занял место в окопе, другие замаскировались поблизости.

Ничего не подозревающий Балабанов подполз к своему окопчику на позиции и получил удар по голове. Его тут же «спеленали» и утащили на немецкие позиции. Винтовку забрали тоже. Захват был проделан быстро и без шума. Ни в нашей траншее, ни на позиции Ведерникова, в ста метрах от места захвата никто ничего не слышал.

Началось расследование. Приходил особист и долго расспрашивал снайперов — не замечали ли они чего подозрительного за Балабановым, не говорил ли он о переходе к немцам. Как понял Алексей, Балабанова подозревали в измене, в том, что он сам, добровольно перебежал к немцам. Никто из парней в вероятность такого события поверить не мог, однако особист заставил всех писать рапорты. Так он и ушёл ни с чем.

А ещё через день, заняв с рассветом своё место на позиции, Алексей заметил перед немецкими траншеями нечто необычное. Он поднёс к глазам бинокль и замер.

Немцы волокли столб, к которому был привязан мёртвый Балабанов. Он был раздет до пояса, на теле — многочисленные раны. Увидели его и другие снайперы.

Немцы пытались запугать снайперов и пехотинцев смертью Фёдора, но получили обратный эффект. Снайперы обозлились и решили за убитого Фёдора уничтожить десять гитлеровцев.

Выполнять обещанное начали на следующий день, придумав дерзкий план, немного рискованный, но вполне реальный.

С немецкой стороны на участке полка снайперов не было — на этом и строился расчёт. Перед рассветом Ведерников и Алексей заняли позиции перед первым батальоном. Они дождались, пока рассвело окончательно, и немцы позавтракали — у них, как всегда, всё было чётко и по расписанию. Потом Виктор Субботин выскочил на бруствер без оружия и пробежал по земле метров двадцать, чтобы пулемётчик, напротив которого залегли снайперы, успел увидеть Виктора и схватиться за пулемёт. Виктор спрыгнул в траншею, и в это время, когда он уже был в безопасности, ударила запоздалая очередь. В оптику было видно, как немец устроился за ручным пулемётом за бруствером.

Алексей выстрелил в лицо пулемётчику.

Приманка сработала, но этим дело не кончилось. Через полчаса, когда немцы решили, что снайпер, убив пулемётчика, переключился на другие участки, один из пехотинцев стал доставать пулемёт — солдат никогда не позволит себе оставить оружие на поле боя.

Алексей выстрелил ещё раз, убив рачительного солдата. Больше с этой позиции стрелять было нельзя. Один, при необходимости второй выстрел — и всё, иначе накроют минами. У немцев на вооружении пехотных рот были лёгкие 50-миллиметровые миномёты, и стояли они прямо в траншеях. И мин немцы не жалели.

Чем хорош миномёт — так это навесной траекторией полёта мины. Снаряд из пушки летит почти по прямой, и бойцу в окопе или траншее он не страшен. А миномётная мина падает сверху, и она достанет цель в окопе, в траншее, в овраге и на обратном склоне холма. Дальность стрельбы лёгких миномётов была невелика, но всю «нейтралку» они простреливали.

Более тяжёлые и мощные минометы стояли в глубине немецкой обороны, метрах в трёхстах-четырёхстах от передовой — при необходимости немцы задействовали и их.

Обозлённые гибелью двух солдат, немцы полчаса засыпали минами «нейтралку», а потом перенесли огонь на траншею. Однако вычислить, определить позицию Алексея они не смогли, и били не прицельно, а по площадям.

Утром немцы, выполняя операцию «Блау», перешли в наступление. Временное затишье на фронте закончилось. Высохли после весны дороги и грунтовые аэродромы, немцы завезли в тылы боеприпасы, горючее, и, узнав через стратегическую разведку, что летом союзники откроют Второй фронт, подтянули свежие дивизии, перебросив их с Западного фронта. Наша промышленность ещё не успела в полной мере перестроиться, наладить массовый выпуск танков, самолётов, боеприпасов, насытить ими войска.

Немцы бросили в бой 90 полнокровных дивизий. Это были дивизии, укомплектованные по штатам 1941 года, а не урезанные, как в 1944 и 1945 годах. Они пошли мощно, взламывая нашу оборону. С конца июня до второго июля немцы смогли полностью оккупировать Курскую область, к 10 июля — правый берег Дона и правобережье Воронежа.

В нашей Ставке считали, что летом 1942 года немцы снова нанесут удар по Москве, но фашисты все силы сосредоточили на юге — они рвались к Ростову и Кавказу. Для танковых соединений немцев широкие южные степи — самое удобное место для боёв, для клиньев и охватов. В лесистых и местами заболоченных Смоленской, Брянской и других областях центра России танковым группировкам было тесно для маневра.

Ставка спохватилась, и 7 июля был образован Воронежский фронт, но части РККА продолжали с боями отступать, оставляя противнику всё новые города и районы.

28 июля 1942 года Сталин издал свой знаменитый приказ № 227, названный «Ни шагу назад». Вводились суровые меры наказания за оставление позиций без приказа, позади воинских частей стали устанавливаться заградотряды НКВД.

Ничего этого Алексей, как и его товарищи, конечно, не знал.

С рассветом немцы открыли по передовой массированный огонь из орудий и миномётов. Потом они перенесли огонь вглубь, громя советские тылы, уничтожая резервы и штабы.

После артподготовки налетели «лаптёжники» — пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87». Они сбрасывали бомбы на артиллерийские капониры, на танки, на склады.

Как танк ни маскируй, сверху он заметен — хотя бы по отбрасываемой тени. У немцев маскировка была на высоте, у нас же маскировочные сети, позволявшие укрывать танк или пушку, в массовом количестве, пришли в войска позже.

Кроме бомб «юнкерсы» сбрасывали пустые бочки из-под бензина, многократно продырявленные. Падая, эти бочки издавали ужасающий, сводящий с ума вой.

Передовая скрылась в дыму и пыли. Едва стихли моторы пикировщиков, на немецкой стороне, пока ещё далеко послышались звуки моторов множества боевых машин — танков и бронетранспортёров.

Уцелевшие пехотинцы стали выползать из щелей, блиндажей и занимать места в окопах и траншеях. Снайперы, уцелевшие при артналёте и бомбёжке, переползли со своих позиций в траншеи, оставаться на «нейтралке» было безумием, самоубийством.

Алексей сразу припомнил бои осени 1941 года, теперь всё повторялось снова — бомбёжка, танки.

Рев моторов накатывался. Едва стала видна немецкая пехота, остатки батальона открыли по ней огонь. «Далековато начинают», — поморщился Алексей. Это он и его товарищи могут бить без промаха с оптикой. А пехотинцы попусту жгут патроны — до немцев верных четыреста метров. Для снайпера это, по сути, ближний выстрел, можно спокойно «положить» пулю между глаз.

Снайперы стреляли без перерыва. Немцы падали, а за убитыми были видны солдаты второй цепи.

Начала стрелять единственная уцелевшая противотанковая пушка-сорокапятка, прозванная на фронте «Прощай, Родина!», с первого же её выстрела загорелся T-III, второму снаряд перебил гусеницу; он крутанулся на месте и получил снаряд в борт. Изо всех щелей повалил дым, танкисты стали покидать подбитую машину. На них перенёс огонь Алексей.

Чтобы подготовить танкиста, нужно время и ресурсы — с пехотинцами намного проще. Потому при всех равных условиях лучше убить танкиста.

Двух из четырёх членов экипажа Алексей успел уничтожить, другие укрылись за танком.

Справа от Алексея выстрелило противотанковое ружьё — раз, другой, третий… Видно было, как его пули высекают искры из лобовой брони танка. Раз видны искры, стало быть — рикошет, непробитие. А ещё стрельба ведётся из одного места.

Немцы стрелка засекли, танк выстрелил из пушки, и ПТР замолчало.

Алексей стрелял, пока не кончились патроны в обоих подсумках. Снайперы не берут на задание много патронов. Сделал один-два выстрела — и меняй позицию на запасную, или же жди темноты. А выстрелил три-четыре раза — считай, что подписал себе смертный приговор, немцы обязательно засекут и накроют. Их наблюдатели внимательно осматривали «нейтралку» и передний край обороны. С небольшого возвышения, с оптикой в виде стереотруб они просматривали два-три километра наших тылов.

Снайперы стали брать патроны из подсумков убитых солдат, а до немцев — пара сотен метров, уже можно различить ремни и кобуру на униформе. Патроны, правда, попались военного выпуска, с большим разбросом по кучности, но с такого расстояния это уже некритично.

Алексей стрелял до тех пор, пока Виктор не дёрнул его за рукав.

— Отходим! Справа танки уже траншеи утюжат.

«Отходим» — слово официальное, а по-простому — отступаем, драпаем, бежим. Горько и стыдно, но что Алексей может противопоставить танку? Он ведь в полусотне метров крутится на траншее, обваливая стенки и давя бойцов. Из винтовки броню не пробьешь. К тому же у него в магазине два патрона, и ещё обойма с пятью патронами одиноко болтается в подсумке. И пехота немецкая накатывается, от животов из автоматов поливает. До них вообще не больше ста метров осталось, видны разинутые в крике рты.

Алексей с Виктором побежали по ходу, ведущему в глубь обороны, по второй линии траншей. По обеим сторонам хода уже взлетали от пуль и рассыпались фонтанчики земли. Хорошо, ход по всем правилам фортификации вырыт, извилистый.

Пробежали быстро, ход закончился, и они выскочили на поверхность, на голую землю. Впереди бежала группа бойцов. Они уже хотели догнать её, но в самой середине группы взорвался снаряд, и только куски тел в разные стороны полетели.

Они рванули в сторону, к рощице — там миномётная батарея была. Но после бомбёжки «юнкерсами» позиции батареи были перепаханы бомбами, миномёты повалены и раскиданы, а вокруг лежали убитые.

Подбежавший Алексей стал шарить по подсумкам и трясущимися руками заталкивать в свои подсумки обоймы с патронами. Патронов у него не было, и сердце не лежало пробегать мимо такой ценности.

Солдат на фронте без оружия или патронов чувствует себя неуютно, как голый посреди улицы.

Виктор схватил его за руку:

— Лёха, бежим! Забудь про патроны! — махнув рукой, он помчался вперёд.

Гнал вперёд страх оказаться в окружении, или, хуже того — в плену. Страх этот в солдатах, в войсках сидел ещё с сорок первого года, когда немцы охватывали танковыми клиньями целые дивизии и армии. Те, у кого оставались боеприпасы и были поопытнее командиры, пробивались к своим. Другие-прочие попадали в плен. Семьи потом страдали. Немногие после войны вернулись, большинство в немецких лагерях бесследно и бесславно сгинуло.

Судьбы вернувшихся были не лучше. Из немецких лагерей их посадили в наши — в Воркуте да на Колыме. И долго ещё писали они в анкетах «был в плену». И это было клеймо на всю жизнь.

Алексей набил патронами подсумки и карманы штанов. Тяжесть была изрядная, патроны мешали бежать, зато чувствовал себя Алексей увереннее. Он побежал следом за Виктором, чувствуя, как сзади накатывается «А… а… а» и автоматная трескотня.

Виктор первым добежал до второй линии обороны и спрыгнул в траншею. Алексей последовал за ним. Бойцы уже щёлкали затворами винтовок.

Здесь красноармейцев было побольше — во время бомбёжки и артподготовки им не так досталось, да и уцелевшие бойцы из первой, передовой линии траншей сюда добрались. Потрёпанные, многие с ранениями, но никто оружия не бросил. Вот и сейчас у раскрытого ящика с патронами они набивали магазины и подсумки.

Однако уже накатывалась немецкая цепь, подкреплённая идущим впереди танком.

Не мешкая, пара снайперов открыла огонь. Немцы падали, но на месте упавших появлялись другие — из второго, третьего ряда.

Грохнул взрыв — танк подорвался на противотанковой мине и застыл на месте. Однако он не загорелся, и танкисты продолжали стрелять из пушки и пулемётов. В голове у Алексея вдруг мелькнула мысль: «А почему он не видел при отступлении Ведерникова? Убит или побежал с другой группой бойцов?»

К танку пополз красноармеец с гранатой в руке. Танкисты заметили опасность и прошили смельчака пулемётной очередью.

— Витя, стреляй ему в ствол! — закричал Алексей — они были рядом, в соседних стрелковых ячейках — и сам выстрелил первым. Если повезёт, и снаряд уже будет в казеннике, то при выстреле пуля его заклинит, и ствол разорвёт. Только попробуй попасть с двухсот метров в ствол 50-миллиметровой пушки!

Алексей мог поклясться, что со второго выстрела ему это удалось. Танк повел башней и выстрелил. Ствол посередине разорвало, и он вывернулся лепестками разорванной стали.

Из смотровой щели пошёл дым, и сразу откинулись люки. Но выбраться танкистам не дали. Справа хлестанул по танку станковый пулемёт «максим», да и Виктор с Алексеем не дремали. Так и застыли на броне убитые в чёрной униформе.

Лишившись мощной поддержки танка, немцы залегли. Стрельба с обеих сторон стихла. Наши экономили патроны, да и для немецких автоматов двести метров было далековато.

Потом немцы стали отползать, и кое-кто из бойцов приободрился:

— Ага, драпают фрицы…

Но Алексей думал по-другому. Обычно, наткнувшись на упорное сопротивление, немцы применяли авиацию. И теперь они отползали, чтобы не попасть под бомбы своих самолётов.

— Витя, бежим подальше от траншеи, ищем воронку или вырытый окоп.

— Зачем? — удивился Виктор. — Атаку же отбили!

Но Алексей выбрался из траншеи и пошёл вправо, ближе к роще — деревья хотя бы будут гасить ударную волну и примут на себя часть осколков.

Они нашли воронку и залегли. С неба уже доносился заунывный вой пикировщиков. Выстроившись в круг, они круто пикировали, бросали бомбы и взмывали вверх, занимая место в этом адском колесе смерти.

Траншею накрыло дымом, пылью — что-то горело. Рядом со снайперами не упало ни одной бомбы.

Когда бомбёжка закончилась, снайперы побежали к траншее. Местами её засыпало, и из земли торчали руки, ноги, оружие. От траншеи мало что осталось.

Из щелей и окопов выбирались уцелевшие красноармейцы — их едва набрался взвод. Тяжелого оружия, вроде пулемётов, нет, только стрелковое.

Они собрали патроны и решили драться, сколько смогут.

Из командиров остался только сержант-артиллерист. И едва они набили магазины, как сержант закричал:

— К бою!

Немцы бежали молча — не кричали, не вели огонь. Психическая атака, что ли? Видел Алексей такую в кинофильме «Чапаев». Только вот Анки-пулемётчицы с «максимом» у них не было. Надо держаться, должны же наши помощь прислать… Никто тогда не знал, что немцы уже прорвали оборону и глубоко вклинились в наши порядки. Фактически остатки нашего полка оказались уже в тылу наступающих немецких войск.

Сначала снайперы, а потом и другие бойцы открыли огонь. Стреляли, тщательно целясь, чтобы ни один патрон не пропал даром.

Немцы после бомбёжки не рассчитывали на то, что останутся живые защитники, но огонь снайперов косил их не хуже пулемётов. И немцы не выдержали огня, отступили.

Поле перед траншеями было усеяно трупами в серой униформе. Потом началось какое-то движение. Часть немцев осталась лежать, а другая поползла влево. Понятно, обойти хотят, зайти с фланга и ударить одновременно.

— Виктор, за мной!

Алексей и Субботин где переползли по разрушенной траншее, где перебежали. По пути собирали патроны, если они были у убитых.

На левом фланге обнаружили грамотно оборудованную пулемётную позицию — основную и запасную. Жаль только, пулемёта там не было. Стенки были выложены жердями, сектор обстрела расчищен. Грамотный, опытный вояка позицию оборудовал, как рачительный хозяин. Наверное, из деревенских был, они привыкли всё делать добротно, основательно.

Виктор занял запасную позицию — она была чуть выше и дальше в тыл.

Было видно, как немцы собирались перед атакой. Только чего атаки ждать, если они в прицел видны?

— Витя, работаем! — крикнул Алексей, и они, как на учебных стрельбах, целились, стреляли, перезаряжая магазины.

Немцам в небольшой ложбинке деваться было некуда, и они заметались. А убитых с каждой минутой становилось всё больше, и когда пошли в атаку основные силы немцев, тех, которые были в ложбине, осталось не больше десятка. Подчиняясь приказу, они тоже пошли в атаку.

Оба снайпера работали сосредоточенно и быстро. Никто из десятка атакующих не смог пробежать и сотни метров, все полегли.

А перед нашей траншеей разворачивался ожесточённый бой.

Алексей повернулся в ту сторону. Кое-где немцы подобрались к траншее на дистанцию броска гранаты, сейчас начнут забрасывать защитников.

— Витя, вправо! Бей по тем, кто гранаты бросает! — и сам выстрелил по немцу, выдернувшему запал.

«Колотушка» М-24 с деревянной ручкой выпала из руки немца, и он упал. Граната взорвалась в рядах наступающих.

Алексей успел сделать два выстрела, и закончились патроны. Он присел за бруствер и начал по одному заряжать патроны в магазин.

Прямо в траншее разорвалось несколько гранат, раздались крики.

Немцы ворвались в траншею. В траншейной тесноте с винтовкой не развернёшься, и немцы с автоматами получили преимущество. Несколько немецких автоматчиков бросились бежать по узкому ходу в их сторону, однако Алексей с Виктором их не подпустили. Алексей держал под огнём траншею, Виктор — землю перед ней. И едва показывался серый френч или голова в угловатой каске, они стреляли на поражение.

Теперь бой разбился на два очага сопротивления. Пара снайперов с одной стороны, и на другом, дальнем конце траншеи отбивались от немцев два автоматчика и, судя по выстрелам — пехотинец. Частили ППШ, бухала трёхлинейка.

— Лёха, уходить пора, обойдут нас и гранатами закидают, — подполз к нему Виктор.

— Похоже на то. Давай ползком в ложбину, где немцы лежат. Как доползешь, меня прикрывать будешь.

Виктор шустро пополз.

Внезапно стрельба стихла. Немцы заняли почти всю траншею и теперь копили силы для броска, заряжали магазины. Было бы сил побольше — самое время их контратаковать. Только кто пойдёт в атаку? На этой стороне траншеи остался один Алексей. Виктор уже исчез из поля зрения. Потом он показался в ложбине и пополз по другому скату наверх.

Метрах в ста от ложбины была рощица — чахлая, редкая, но, прикрываясь деревьями, можно было уйти.

Вот Виктор выбрался на ровное место, залёг, махнул рукой. Пора убираться из траншеи.

Алексей забросил винтовку за спину и пополз.

Едва он перевалил на склон, сзади рвануло несколько гранат, и вспыхнула автоматная стрельба. Уже не скрываясь, Алексей вскочил на ноги и побежал — сейчас спасение было только в скорости.

Он добрался до дна, где лежали убитые немцы, на ходу схватил автомат убитого и кинулся наверх. Бежать стало тяжелее, временами ноги оскальзывались на траве.

Он выбрался и упал, переводя дух, а Виктор начал стрелять.

Из траншеи, где несколько минут назад ещё били снайперы, уже показались немцы. Точными выстрелами Субботин снял двух самых резвых пехотинцев.

— Леха, беги в рощу, я прикрою. Потом моя очередь бежать будет.

К тому моменту Алексей едва успел отдышаться, но побежал. Виктор уже отдышатся и мог стрелять точно.

Вот и берёзовая роща — просматривается почти насквозь. Алексей залёг на опушке и приготовил винтовку к стрельбе.

— Витя, давай!

Субботин бросился бежать к роще. Немцы, увидев бегущего красноармейца, открыли стрельбу, но Алексей несколькими выстрелами убил наиболее активных стрелков. Остальные попрятались в траншею.

— Фу, добежал! — Субботин упал рядом с Алексеем.

— Надо убираться отсюда. Роща редкая, не укроешься.

Алексей поднялся, за ним последовал Виктор. Петляя между деревьями, они побежали на дальний конец рощи. Там, за ней, среди высокой травы была грунтовка. Снайперы побежали по ней, со всё нарастающей тревогой в душе слыша, как сзади нарастает треск мотоциклетных моторов.

Алексей обернулся и увидел, что из-за рощи выезжают пять мотоциклов с колясками. На каждой коляске стоял ручной пулемёт.

Беглецов заметили, и один пулемётчик дал очередь. Только на грунтовке мотоцикл трясет, и пули пролетели мимо.

— Стой! — скомандовал Алексей. — Бьём по пулемётчикам в коляске. По два выстрела — и ходу!

Снайперы остановились и вскинули винтовки. Бах! Бах!

Один пулемётчик выпал из коляски, другой уткнулся головой в пулемёт. Куда попал Виктор, Алексей смотреть не стал.

Последний мотоцикл остановился, и пулеметчик дал длинную очередь. Убегать было глупо. Алексей прицелился и влепил немцу пулю в лицо.

Выстрелы смолкли.

Алексей повернулся к Виктору и вдруг увидел, что тот лежит в траве, раскинув руки. Поперёк груди Субботина кровавой дорожкой пролегли несколько пулевых отверстий. Гимнастёрка уже пропиталась кровью. С первого взгляда было ясно — наповал.

Треск мотоциклетных моторов приближался. Немцы-водители, разъярённые гибелью своих товарищей, приближаясь, делали короткие остановки и стреляли из автоматов.

Алексей не стал искушать судьбу — Виктору уже не поможешь. Петляя, как заяц, он побежал вперёд по травянистой земле.

Треск моторов приближался. Алексей понял — не уйти, надо отстреливаться. Он остановился и вскинул винтовку. После пробежки никак не восстанавливалось дыхание, дрожали руки. Прицел колебался, и в нём появлялась то грудь мотоциклиста, то фара мотоцикла.

Улучив момент, Алексей выстрелил. Мотоцикл вильнул, описал полукруг и перевернулся.

Алексей перевёл ствол на другого мотоциклиста — тот как раз остановился дать очередь и привстал на подножке, чтобы лучше видеть. Алексей опередил его, выстрелив ему в живот.

Широкой дугой, чтобы Алексей не ушёл, трое других мотоциклистов охватывают кочковатое поле.

Алексей вложил в патронник патрон, смахнул пот со лба, прицелился и выстрелил. Да, видно, поторопился, и рука дрогнула. Мотоциклист продолжал двигаться вперёд, но внезапно вспыхнул. Наверное, пуля угодила в бензобак. Хлынувшая струя бензина попала на раскаленный глушитель, и мотоцикл вспыхнул.

Мотоциклист соскочил с него на ходу. Однако униформа уже горела, и правая брючина уже была объята пламенем. Немцу бы сорвать с себя сапоги и объятые пламенем брюки, а он начал кататься по траве, пытаясь его сбить. Не исключено, что другие мотоциклисты подумали, что Алексей стреляет бронебойно-зажигательными пулями. Видя страшную смерть своего товарища в огне, они не выдержали, круто развернулись и поддали газу.

Алексей же бросился бежать в другую сторону.

Сделав на бегу очередной шаг, он неожиданно для себя полетел вниз. Оказалось, не увидел край высохшего ручья.

Упал он удачно, ничего себе не сломал. Схватив отлетевшую в сторону винтовку, он первым делом осмотрел прицел — не разбился ли? Однако повезло: оптика, хрупкая стеклянная вещь, была цела.

На ремне через плечо болтался немецкий автомат. Алексей открыл затвор, зарядил поодиночке патронами магазин винтовки. Отщёлкнув магазин автомата, он увидел там всего четыре патрона.

В подсумке у него лежала стандартная обойма — пять патронов к винтовке. И всё! Негусто! Наткнётся на группу немцев — боя ему не выдержать. Правда, ещё пистолет есть. Он из него еще не стрелял, потому обе обоймы целы. Но главное — сам жив! Мясорубка была такая, что, похоже, он один невредимым выбрался.

Высохшее русло ручья было глубоким, по плечо; да ещё густая трава по краям — со стороны и не видно. Алексей решил идти по руслу. Земля на дне высохла, потрескалась, встречались коряги и камни, поэтому приходилось смотреть под ноги, чтобы не упасть.

Потом берега ручья стали ниже, и он осторожно выглянул. Справа — луг, кочки торчат, вдали осока, стало быть — заболоченное место, немецкая бронетехника здесь не пройдёт.

Слева, метрах в пятистах — лес, причём густой. Не сибирская тайга, но для Алексея сейчас — лучшее укрытие. Он осмотрелся и, никого поблизости не обнаружив, направился к лесу. Но едва он подошёл к опушке, как сзади раздался возглас:

— Стой!

— Стою. Дальше что?

— Оружие брось, руки подними.

— Ладно, коли так.

Алексей снял винтовку и бережно, чтобы не повредить прицел, положил её в траву. Автомат бросил. Резко упав в траву, он перекатился, выхватил из кобуры «ТТ» и сделал выстрел на голос.

— Кончай дурить! — прокричали ему из леса.

— Выходи, чтобы я тебя видел, — ответил Алексей.

Из леса вышел красноармеец. Судя по ботинкам и обмоткам, это был пехотинец. Рук не поднимал, но оружия у него при себе не было.

Алексей поинтересовался:

— Ты один?

— Один.

— Ну смотри, соврал — первая пуля твоя.

Алексей поднялся, подошёл к своему оружию, подобрал его и повесил на плечо.

— Ты чего орал «стой»? А у самого оружия нет!

— Есть, только один патрон остался, берегу его.

— Чтобы застрелиться самому? — пошутил Алексей.

— Из него захочешь — не застрелишься.

На опушке леса, за деревьями, стояло на сошках противотанковое ружьё. Весу в нём — почти пуд, и ствол длиннющий, из такого действительно застрелиться невозможно.

— А второй номер где же?

— Я и есть второй номер. А сержанта убили.

— Так ты один ружьё нёс?

— Один, — вздохнул боец.

— Как тебя звать, откуда?

— Взвод противотанковых ружей, рядовой Диденко.

Алексей только головой покачал. Неудобно такую длинную и тяжёлую железяку одному нести, её обычно несут вдвоём. Правда, с ними ещё боезапас.

— А личное оружие есть?

— Нет, — развёл руками рядовой.

— Держи, дарю. Только в нём всего четыре патрона, — Алексей протянул рядовому автомат.

— Диденко, у тебя имя есть?

— А как же! Саньком родители назвали.

— Надо полагать, харчей у тебя нет?

— Откуда? Сам второй день не ел.

— Что думаешь делать?

— Не знаю, я думал — ты подскажешь.

— В стратегическом плане надо идти к своим, на восток. А в тактическом — воевать по ходу с немцами. Увидел — убей, всё ближе к победе будем. А сейчас идём к какой-нибудь деревне, надо подхарчиться.

— Подожди, а ружьё?

Уж очень не хотелось Алексею тащить эту тяжесть. Мало того, в случае опасности быстро с ним не укроешься. Да ещё и патрон один. Алексей замешкался с ответом.

Диденко обиделся:

— Не хочешь помогать — скажи, я сам понесу.

— Вдвоём сподручнее.

Они подняли ружье на плечо.

Километра через два хода плечо набило. Тряпьё бы какое-нибудь найти, положить под ствол.

— Привал.

С облегчением они сняли ружьё, присели сами. Карту бы, сориентироваться — где мы? Может, деревня рядом была, мимо прошли.

— Ага, жрать только всё сильнее и сильнее охота, — пожаловался Саша.

Передохнув, они продолжили путь, и вышли к хуторку в две избы.

— Диденко, ты тут посиди со своим ружьем, я разузнаю.

Алексей сначала пошёл шагом, а, дойдя до хилого заборчика из жердей, наклонился и подобрался ближе. Во дворе ходили куры, мотоциклов и машин не было видно. Похоже, немцев нет.

Алексей взял в руку пистолет, подошёл к избе и постучал рукоятью в окно.

— Хозяин!

На стук выглянула бабулька, кивнула. Потом открылась дверь, и хозяйка вышла на крыльцо.

— Чего тебе, касатик?

— Немцы здесь есть?

Бабулька явно растерялась.

— Откель им тут взяться?

— Прорвались. Что-нибудь покушать не найдётся?

— Заходи в избу, поснедай.

— Не могу, меня товарищ ждёт.

— Погоди маленько, соберу, что могу. — Бабулька скрылась в избе.

Алексей уселся на крыльцо, положив винтовку на колени. Тихо, только куры кудахчут, роясь в пыли.

Прошло пять минут, десять… Да что она там возится? Не ровен час — наедут мотоциклисты.

Основные силы немцев по дорогам прут, а танки — по безлесной местности. Но их мотоциклисты, выполняя разведывательно-дозорные функции, забираются по грунтовым дорогам довольно далеко. Им удаётся пленных взять — красноармейцев, отбившихся от своих частей, а иногда и обнаружить наши батальоны и полки, попавшие в окружение. С малочисленными группами окруженцев мотоциклисты расправлялись сами, с крупными в бой не вступали, вызывая по рации подкрепление и очень часто — авиацию. С этим у немцев было отлажено.

Наконец, когда терпение Алексея подходило к концу, бабуля вышла. Она вынесла большую корзину, прикрытую сверху белой тряпицей.

— Заждался касатик? Хлеб в печке подходил, подождать маленько пришлось.

Алексей откинул тряпицу. В корзине лежал большой круглый каравай хлеба, варёная картошка, яйца, огурцы, небольшой кусок солёного сала.

Алексей на радостях обнял старушку.

— Спасибо вам от лица Красной армии!

— Ты, касатик, немцев-то бей! Вон — ружжо у тебя!

— Погоним супостата, будет ещё и на нашей улице праздник!

— Дожить бы, порадоваться! — вздохнула старушка.

Но Алексей уже подхватил корзинку и почти бежал к лесу.

Старушка перекрестила его в спину.

— Ну, что там? — встретил его вопросом Диденко.

— Немцев нема, вот — харчи принёс. Садись, есть будем.

Они накинулись на провизию, как голодные волки. Алексей порезал ножом хлеб на четыре части, одну отдал Саше.

— А остальное?

— Будет ещё завтрашний день.

Они умяли кусок сала с хлебом, заедая огурцами.

— Яйца сырые?

— Старушка не сказала.

— А то побьются. Лучше их съесть.

— Давай.

Яйца оказались сваренными вкрутую. Они съели по одному яйцу, и ощутили сильную жажду. Во рту было сухо, и еда не лезла в горло — ни воды, ни молока бабулька с собой не дала. Забыла второпях молочка в бутыль налить, а может, коровы и вовсе не было? Но Алексей был ей и так благодарен — после еды сил прибавилось.

— Берём ружьё, надо ручей искать.

Они взяли ружьё, Алексей ещё корзину нёс — их продовольственный запас.

Через полчаса ходу они вышли к ручью.

— Привал, пей, сколько влезет.

Оба напились до бульканья в животе. Алексей знал, что в походе нельзя пить много: потеть будешь, и снова пить захочется, но вовремя оторваться от чистой воды не мог.

Оба улеглись. После обеда в армии положен получасовой отдых, и они даже слегка придремали вполглаза. Алексей ноги на дерево задрал — так они быстрее отдохнут. И вставать не хотелось, а надо.