Охотники за орхидеями

Глава десятая Путешествие через джунгли

Пастух сдержал слово. На пятый день он возвратился и привёл с собой мулов, навьюченных мешками и корзинами. Щедрость дона Фернандо на этот раз проявилась сполна. Вьюки были набиты подарками и съестными припасами — в основном копчёным мясом, которое прекрасно сохраняется и незаменимо в пути. Кроме того, дон Фернандо посылал кофе, чай, сахар и весьма нужную вещь — соль. За соль туземцы предложат вам любые ценности: птичьи перья, какие угодно ткани, шляпы, сплетённые из травы, и причудливые фигурки, вырезанные из дерева.

Европейцы с благодарностью приняли подарки, уложенные в объёмистые мешки и корзины заботливыми руками хозяйки ранчо и её дочерей. О том, что это дело женских рук, свидетельствовал тщательный подбор самых необходимых вещей. На самом дне одного из мешков путешественники обнаружили красную ленту; возможно, она попала сюда по недосмотру, но так или иначе Льготка тоже получила подарок: нарядный ошейник, который Еник тотчас смастерил из яркого шёлка.

Пастух сообщил, что у одного приятеля ему посчастливилось встретить двух индейцев — отца и сына, которые знают довольно удобный путь к озеру Петен и не прочь сопровождать экспедицию, если им положат два песо в день и еду. Завтра они придут в лагерь. Сам пастух не сможет проводить добрых знакомых — у него много дел.

Получив такое известие, Франтишек приказал немедленно готовиться в дорогу: экспедиция двинется в путь, как только придут проводники.

На следующее утро из леса вышли двое незнакомых людей: старик и красивый мальчик — по-видимому, его сын. Младшего индейца звали Диего, его отца — Сана. Оба довольно сносно говорили по-испански.

— Да, Сана доведёт кабальеро до озера Петен, — сказал старик. — Сана хороший человек, совсем одинокий. Жена давно умерла, а Диего — послушный и умный мальчик, он будет охранять и защищать сеньоров.

Навьючив ослов и мулов, наши друзья закинули за спину ружья, заткнули за пояс ножи, взяли в руки короткие острые топорики, чтобы в случае необходимости прорубать дорогу, и отряд, возглавляемый проводником, покинул лагерь.

Енику хотелось покороче узнать Диего и расспросить его кое о чём; но застенчивый индеец на первых порах смущался и не подходил близко.

Вацлаву показалось странным, что собаки не проявили ни малейших признаков беспокойства, когда в лагерь пришли чужие. Но Еник объяснил это просто тем, что собаки уже привыкли к индейцам; другой причины он найти не мог.

Проводник вёл караван вдоль речки; потом повернул на запад и обещал, что через два, самое большее через три дня они оставят позади непроходимые джунгли и выйдут на более удобную дорогу.

Покидая долину, европейцы в последний раз оглянулись назад, туда, где осталось их прежнее жилище. Несколько недель эта немудрёная хижина укрывала их от опасностей и непогоды. Как часто они ещё будут вспоминать о ней с благодарностью, особенно в те ночи, которые придётся провести на голой земле…

Первый день похода был очень тяжёл, экспедиция продвинулась вперёд лишь на несколько километров. Обед и отдых заняли немного времени; нужно было ещё засветло, пока хищники спят в своих логовах, отыскать удобное место для ночлега.

В дремучих лесах не водятся птицы — им нужны широкие просторы и солнце, чащи джунглей не прельщают их. В дороге путешественников развлекали только маленькие белочки, скакавшие по деревьям. Там и сям мелькали стаи грызунов; в кусты, шурша, уползала змея, а с веток дерева сонными глазами разглядывала караван ящерица. Ни следа человека — только деревья, кустарники да лианы, и всюду, куда удавалось пробиться солнечному лучу, густые заросли преграждали путь экспедиции. Порой с хрустом ветвей и стуком топора смешивался лай — это Льготка, рыская по сырым местам, натыкалась на черепах или с явным омерзением хватала отвратительных скользких жаб.

Франтишек Долежал торопился миновать болотистую низину, где людей и животных одолевали тучи назойливых комаров, больших, как стрекозы в Чехии; от их болезненных укусов приходилось закрывать лицо и шею платками.

Воздух был насыщен тяжёлым, гнилым запахом болот, к которому примешивался дурманящий, приторный аромат тропических растений.

К вечеру экспедиция добралась до холма, где Франтишек решил устроить ночлег; но Сана, указывая на запад, твердил, что знает место лучше.

— Нет, останемся здесь, — поставил на своём Франтишек. — Разведите костры в нескольких местах, чтобы выгнать незваных гостей!

И он сам принялся за работу. Ослов и мулов освободили от груза и привязали неподалёку от костров, так, чтобы они могли дотянуться до сочной травы. На тщательно расчищенной площадке Франтишек приказал разбить круглую палатку и велел Хосе быстрее разместить свою кухню и готовить пищу.

С ужином управились довольно скоро. Уставшие за день европейцы скоро ушли спать, а индейцы — их теперь стало на два человека больше, — как обычно, молча уселись вокруг костра. Никто не спросил ни Сану, ни его сына, откуда те явились; казалось, рабочие не замечают новичков. Индейцы вообще недоверчивы и пугливы; от белых, и особенно от испанцев, им никогда не доводилось видеть ничего хорошего. Превратности судьбы научили их остерегаться даже соплеменников. И хотя, в общем, это живые, бодрые, работящие и даже весёлые люди, всё-таки кажется порой, что в глазах у них таится вечное раздумье. Иной раз наблюдаешь за ними, и тебе не терпится спросить, что у них на уме, о чём они так долго и сосредоточенно размышляют, когда смотрят на жёлтые языки пламени.

— Мы идём на запад, — укладываясь в постель, произнёс вдруг Еник. — А по карте должны бы продвигаться на юг.

— Видишь ли, если бы мы путешествовали по Хрудимскому краю, всё обстояло бы куда проще, — ответил Вацлав. — А ведь тут надо обходить дебри и горы… Да, брат, тут совсем другое дело. Правильно?

— Конечно, — подтвердил Франтишек. — А теперь спать. Слышите, как усердствует Хосе, охраняя ваш покой? Храпит, словно дрова пилит. Счастье, что у нас есть Плутон — тот всё-таки сторож понадёжней… — Вдруг он встревоженно приподнялся. — Отчего это пёс всё время лает? Что его беспокоит? Погодите, я сам взгляну…

Было темно, когда Франтишек вышел из палатки. За ним бросилась Льготка и сразу залаяла, словно помогая Плутону. Внезапно она побежала вниз по склону, но Франтишек кликнул её обратно.

На небе во всём своём великолепии уже сияли южные звёзды. Яркий костёр освещал окрестность. Франтишек приблизился к огню, вокруг которого неподвижно сидели индейцы, и спросил:

— Что тут происходит?

— Собака лает, — ответил один из рабочих.

— А почему? Вы ничего не замечали? Вам ведь лучше знать, что происходит в лесу.

— Наверное, мимо прошла пума, — предположил Сана.

— Нет, — возразил старший из рабочих, — по лощине прошли люди.

— Сколько?

— Двое.

Диего спал в стороне от костра; и, хотя дыхание его было ровным и глубоким, Франтишеку вдруг почудилось, что глаза мальчика в это мгновение сверкнули.

Наконец обе собаки смолкли. Индейцы снова склонили головы. Франтишек в последний раз обошёл костёр и вернулся в палатку.

Удивительно, насколько молчаливы были джунгли днём, настолько теперь они наполнились звуками. Днём они казались необитаемыми. При свете солнца был слышен только протяжный звон насекомых, изредка прерываемый криками зверя или птицы. А вечером лес внезапно ожил: хищники покинули свои логовища; закричали встревоженные птицы, громко заквакали лягушки, и где-то вдали раздался истошный вопль жертвы, обречённой на смерть.

На другой день после раннего завтрака экспедиция двинулась дальше. Европейцы облегчённо вздохнули — одна беспокойная ночь позади. Джунгли умолкли и опустели, тишина и спокойствие рассеяли воспоминания о ночных тревогах.

Путнику в тропическом лесу некогда размышлять о действительных и воображаемых опасностях, ибо опасность подстерегает его на каждом шагу. Ядовитая змея, насекомое или страшный хищник, гнилая вода или плоды, лакомые на первый взгляд, но таящие в себе смерть, — всё это постоянно угрожает жизни человека.

Еник брёл, спотыкаясь о корни деревьев, продирался через кусты, то и дело останавливался, чтобы раздвинуть лианы или колючие ветки, и предавался грустным размышлениям.

Идти не было мочи, но Франтишек заставлял всех напрягать последние силы. Вперёд, только вперёд, не отставать!

Еника мучила жажда, а вода кончилась. Ружьё оттягивало ему плечо, пояс впивался в бока, руки и ноги отказывались служить. Мальчик почти не обращал внимания на деревья, а ведь именно на них росли желанные новые орхидеи. Он не видел ни попугаев, ни обезьян… А жаль — попадались редчайшие экземпляры. Не замечал он и огромных блестящих жуков. Он едва держался на ногах, и, когда индейцы, шедшие впереди, закричали: «Волк! Справа волк!» — мальчик даже не оглянулся.

Увидев, что сильно отстаёт, Еник собрался было догнать остальных, как вдруг почувствовал прикосновение чьей-то руки и вздрогнул от неожиданности.

Старший из индейцев, поравнявшись с ним, шепнул:

— Передай большому сильному брату — впереди нас прошло много людей, индейцев. Сана, наверное, плохой человек… Не выдавай меня!

Не успел Еник опомниться, как индеец скрылся в зарослях и на оклик мальчика ответил предостерегающим «тсс…»

Усталость как рукой сняло. Еник побежал вперёд, торопясь отыскать дядю. Индеец, их друг, почуял неладное — значит, всем грозит опасность! За их спинами замышляют недоброе! Нужно как можно скорее сообщить это дяде!

Догнав Франтишека, Еник, сбиваясь и путаясь, пересказал свой разговор с индейцем. Известие, казалось, нисколько не обеспокоило вожака каравана.

— Гляди в оба да помалкивай! — многозначительно бросил он Енику.

На первом привале Франтишек спросил, как долго проводник предполагает вести караван на запад.

— Ведь озеро Петен на юг от нас, — напомнил он, — и дальнейший обход, видимо, излишен; лес стал намного реже.

— Мы идём прямо к озеру, — возразил Сана, упрямо показывая рукой на запад.

Франтишек настаивал, что озеро расположено на юге.

— Кто это тебе сказал? — обиделся Сана. — Путь знаю только один я.

— Мне никто не говорил, — последовал спокойный ответ. — Ты не разбираешься в карте и не знаешь, что вот эта стеклянная коробочка[20] всегда говорит мне чистую правду. Короче, завтра мы поворачиваем на юг. Или ты поведёшь нас без обмана, или мы пойдём одни. Граница Гватемалы, конечно, уже позади, и мы можем повстречаться с лесорубами, которые валят здесь лес.

Сана был задет не на шутку. Он нахмурился и отступил. Диего робко взглянул на Еника, опиравшегося на ружьё.

— Сегодня мы не сделаем ни шагу вперёд, — неожиданно для всех заключил Франтишек. — Удобнее поляны не сыскать, а нам не повредит более продолжительный отдых. Подготовьте палатку и костры!

Все были довольны принятым решением, только Сана явно расстроился. Индейцы думали, что его рассердил спор с «доном Франсиско».

Поляна, большая, как городская площадь, была окружена деревьями, словно гигантскими домами. Такие поляны, больших или меньших размеров, довольно часты в джунглях. Они образуются в силу разных причин: или вследствие бурь, или из-за состава самой почвы, неблагоприятной для деревьев.

Охотники не знали, далеко ли они от цели. Но что Сана ведёт их неправильно, это Франтишек определил верно; подозрение, высказанное индейцем, он не оставил без внимания. Франтишек понимал, что от индейца больше ничего не добьёшься: он сказал ровно столько, сколько хотел. Поэтому, чтобы не вызвать у Саны подозрений, Франтишек решил сначала расстроить его планы неожиданным отдыхом, а затем переменой направления.

Приготовления к ночлегу были закончены засветло: быстро поставили палатки, собрали хворост. Путники отдыхали, отпустив на волю и усталых животных. Вацлав с Еником сидели невдалеке от палатки; мальчик не выдержал и шепнул Вацлаву по секрету, что Франтишек не доверяет Сане, а впереди каравана прячутся чужие индейцы.

Между тем незаметно подкрались сумерки. В вечерней темноте запылали костры, и лёгкие столбы дыма поднялись к небу, на котором высыпали звёзды. Изнурительный зной понемногу спадал, и люди с облегчением почувствовали еле заметное дуновение ветерка. Ослы и мулы, пасшиеся поблизости, радостно зафыркали, приветствуя вечернюю прохладу. А шум в лесу усиливался…

Хотя Вацлав и Еник уже не первый месяц встречали пробуждение вечерних джунглей, они бессильны были унять тревожное волнение.

Пожалуй, нет на свете человека, который не ощутил бы страха, заслышав гортанные крики птиц, трели лягушек, шипение и свист змей, верещание обезьян и пронзительные вопли попугаев, заглушаемые порой рёвом ягуара, настолько ужасным, что мороз подирает по коже. Сегодня, точно так же как и вчера, как и сотни лет назад, этот дикий концерт гонит от людей сон. Задремавший внезапно пробуждается, хватает оружие, тщетно вглядывается в темноту. Но слух его ловит лишь леденящие душу звуки — то ли крик разъярённого хищника, то ли стон обречённой жертвы. А звёзды по-прежнему невозмутимо смотрят на землю, и дурманит голову аромат растений, возносящийся к высокому небу.

Еник поплотнее прижался к Вацлаву, взял его за руку и размечтался вслух:

— Что-то теперь поделывают наши, а, Вацлав? Папа, наверное, возвратился с работы, мама готовит ужин, а Терезка учит уроки. Вспоминают ли они нас? Ведь там даже звёзды другие…

Вацлав, поддавшись его настроению, тоже принялся вспоминать о том, как давно-давно, в Чехии, гонялся по вечерам за майскими жуками, которые, глухо жужжа, неуклюже шлёпались о стены домов; как прислушивался он к разговорам соседей, выходивших посумерничать на лавочках…

Он так живо представил себе всё это, что на мгновение услышал и вечерний звон церковного колокола, и громыхание повозки запоздавшего хозяина, который по росе накосил немножко клевера, потому что негоже возвращаться домой с пустыми руками…

Тут Франтишек позвал друзей ужинать и спать. Они пошли с большой неохотой — так чудесно было воскрешать в памяти прошлое! Голос дяди заставил их очнуться от грёз и перенестись в суровую действительность.

— Сегодня мы спать не будем, — условились братья, направляясь к костру. — Но дяде об этом не скажем — ему надо отдохнуть.

За ужином царила непривычная тишина. Даже индейцы-рабочие казались молчаливее обычного. Костёр они развели вдали от лагеря. Странно…

Многие вещи вдруг предстали сегодня в ином свете. Франтишек, внимательно следивший за всем, подметил, что кое-кто привязал мулов поближе к себе.

Плутон, посаженный на длинную цепь, лежал около вьючных животных. Он недавно поужинал и теперь, довольный, радостно вилял хвостом, по-приятельски приветствуя Франтишека, который по привычке обходил перед сном весь лагерь.

— Смотри сегодня в оба, Плутон, — доверительно шепнул Франтишек, погладив собаку по голове.

Плутон завертел хвостом и поднял глаза на хозяина; но человек не понял, обещают что-нибудь эти глаза или смотрят с недоумением.

Индейцы не сняли поясов с длинными ножами, которые испанцы называют мачете. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: индеец не расстаётся с оружием даже ночью. Удивительнее было другое: у Саны вообще не оказалось кинжала. Неужели у него действительно не было оружия? Юный Диего бродил где-то невдалеке, держась в тени.

Возвращаясь к костру, Франтишек перехватил взгляд старшего из рабочих и прочитал в нём предостережение и похвалу. Индеец покосился на задремавшего Сану. Франтишек молча кивнул и медленно направился к палатке.

— Спите спокойно, друзья, — сказал он входя. — Всё в порядке. И ты, Льготка, ложись.

Собака ласково потёрлась о его ноги, потом, по собачьей привычке, покружилась немного на месте и легла у входа, приподняв своим телом полотнище палатки. Франтишек лёг тоже; все слышали, как под его уставшим телом скрипнула циновка.

Джунгли глухо волновались, но ничьё, даже самое чуткое ухо не могло бы определить, где раздаются звуки: близко или далеко. Час шёл за часом, звёзды над поляной меняли своё положение, и большие летучие мыши быстро, бесшумно, неутомимо ловили насекомых. Гул леса стихал, — или так только казалось засыпающим? Тяжёлая, душная тропическая ночь опустилась над палаткой.