Охотники за орхидеями

Глава шестнадцатая Услуга за услугу

Франтишек спешил на восток. Время не ждало, а впереди предстоял ещё нелёгкий и длительный путь. В ящиках почти не оставалось места, и поэтому Долежал купил у одного из местных жителей несколько корзин: они значительно удобнее, и их легче навьючить на спину животных. Несмотря на спешку и многие хозяйственные заботы, Франтишек настойчиво продолжал поиски новых видов орхидей, и индейцы принесли ему несколько редких экземпляров.

Путешествие по Петенской котловине протекало гораздо легче, чем по джунглям. Здесь уже никого не страшили пустынные места; почти ежедневно экспедиция встречала туземцев, спешивших во Флорес.

Европейцы старались снискать расположение жителей, оказывая им разные услуги и приглашая их к трапезе. Индейцы вежливо благодарили. Когда бы наши путешественники ни заходили в хижины владельцев небольших кукурузных полей, их неизменно ждал радушный приём. Смуглые ребятишки, словно обезьянки, быстро взбирались на деревья — только для того, чтобы достать любезным иностранцам самые сочные, самые спелые плоды. И, если в награду за это они получали безделушку, радости их не было конца.

Но Франтишек торопил своих друзей. Он расспрашивал туземцев о пути на Олд Ривер — Старую реку, по течению которой рассчитывал попасть в Бун Таун — небольшой город Британского Гондураса[27], а оттуда — к порту Белиз.

Ему удалось выяснить, что, прежде чем добраться до истоков реки, им придётся идти вдоль отрогов Кокскомбского горного хребта.

— Правда, в горах живут индейцы-великаны, — наставлял Франтишека один из местных жителей, — а в остальном дорога безопасна.

При словах «великаны» туземец показал на Франтишека, и тут даже Еник рассмеялся: все поняли, что этот маленький человечек, ростом едва ли выше Еника, считает «великаном» всякого рослого мужчину.

Ещё два дня караван шёл по саванне — по прекраснейшей степи, где буйно цветут тысячи растений. Земля здесь не страдает от засухи: лишь с февраля по апрель тут не бывает дождей.

Что же гнало Франтишека отсюда? Зачем он время от времени заставлял своих друзей принимать небольшие дозы хинина? Он знал, какую опасность таит в себе это великолепие. Богатейший тропический цветник изо дня в день незаметно источает свой губительный яд, который порой действует даже на местных жителей.

Вот почему начальник экспедиции так обрадовался, когда караван вплотную подошёл к горам, поросшим густым лесом.

Индейцы, как обычно, разбили палатку, и никто не подумал о том, что то была их первая ночь во владениях английской королевы Виктории — в Британском Гондурасе. С самого утра Франтишек приказал немедленно готовиться к походу.

— Отчего это мы всё спешим да спешим? — спросил Вацлав. — Может быть, мы вообще больше не будем собирать цветы?

— Будем, но только те, что найдём по пути. Сам видишь, ящики и корзины полны, а перегружать животных нет надобности. К тому же мне хочется поскорее избавиться от груза, и я не успокоюсь до тех пор, пока не увижу всё собранное нами на борту корабля. Только поэтому я избрал кратчайший путь. Скоро мы достигнем реки, а уж она без всяких приключений приведёт нас к цели.

Еник был очень доволен, и Льготка тоже. Вы спросите: почему? Да потому, что, достигнув реки, часто устраивали охоту. Вдоль реки караван подвигался куда быстрее, чем по отрогам гор, а дичи кругом было видимо-невидимо.

Охотникам встречались олени, иной раз — тапир, а как-то они вспугнули целое стадо агути. Агути не зря называются «серебристыми»: у них прекрасная густая серая шерсть. Живут они в дуплах или в норах, а пасутся вечером.

Случалось путешественникам видеть и коварного степного волка — койота. Еник знал из книжек, которые читал ещё дома, что койот — трусливый и хищный собаковидный зверь, смешной герой индейских сказок и преданий.

Попадалось им множество белок, которые состязались с попугаями, раскачиваясь на лианах и ветвях прибрежных деревьев. Туканы сидели молча, словно мудрецы, в то время как ловкие красивые куруку огненными пятнами мелькали в листве.

Весёлая пёстрая жизнь бурлила на солнечных полянах.

Сколько восхитительных бабочек и жуков летало вокруг! Пчёлы тянули привычную однообразную песню, совсем как На европейских лугах, а мимо них пулей проносились злые осы. Прозрачные стрекозы раскачивались на гибких стеблях цветов, отражавшихся в водной глади.

— Здесь как в сказке! — вздыхал Еник. — Если б только не жабы да не ящерицы со змеями!

— Ну, без них бы тут развелась тьма вредных насекомых, — возразил Франтишек.

— Да что там жабы и ящерицы! — засмеялся Вацлав. — По-моему, пумы и ягуары хуже.

— Если и не хуже, то, во всяком случае, не лучше.

Еник отвёл Вацлава в сторону и сказал ему приглушённым голосом:

— Ты прав, Вацлав, — трудно решить, кто из них лучше. Это что в лоб, что по лбу. Но всё-таки хищники немного повежливей: они по крайней мере избегают человека. А эта голопузая нечисть сидит себе в засаде, и не знаешь, откуда ждать нападения. Вот вчера, например, я рассёк мачете какого-то гада… Фу, мерзость, вспоминать не хочется! Он выпрыгнул из дупла дерева. Диего говорит, это была куфия, очень ядовитая змея, так что ты дяде ничего не говори, а то он ещё испугается и не пустит нас с Диего в лес.

Вацлав сдержал слово и ничего не сказал Франтишеку, но вечером пожалел об этом. Случилось вот что: в одной из тихих заводей реки Диего обнаружил посёлок бобров и повёл туда Еника показать этих смышлёных зверьков-строителей. Мальчики знали, что бобры очень пугливы, и пробирались сквозь заросли со всякими предосторожностями.

По траве и среди тростника они подползли к самой реке. Диего полз впереди, неслышно раздвигая стебли. Вдруг он пронзительно вскрикнул и отчаянно заметался, словно попал в капкан. Еник вскочил, как на пружине, и ужаснулся: около вырывающегося Диего лежал, упираясь в землю своими короткими пятнистыми лапами, огромный кайман. Зубастой пастью он уже крепко стиснул руку мальчика.

Еник вмиг позабыл о своём страхе; подскочив к кайману, он мачете нанёс ему удар по голове. Безобразное чудовище яростно взмахнуло хвостом, однако не выпустило руку Диего. Еник до тех пор колотил каймана острым клинком, пока не убил его.

Правая рука Диего была сильно помята, и только мужественный индеец мог перенести страшную боль без единого стона. Бледные и перепуганные, забыв о бобрах, мальчики поспешили к воде. Диего окунул в неё раздавленную, залитую кровью руку.

Несмотря на протесты, Еник как мог перевязал руку Диего носовым платком, и оба побежали к стоянке.

Франтишек заставил храбрецов рассказать обо всём по порядку и не на шутку рассердился. Раны были серьёзны. Хотя индейцы дружно уверяли, что укусы каймана быстро залечиваются, Франтишек не мог успокоиться. Он опасался, что у Диего потревожены кости, и, тщательно промыв раны, сам основательно прощупал мальчику руку, удивляясь в душе его мужеству: Диего ни единым звуком не выдал своих страданий.

Еник, глядя на эту операцию, дрогнул: какая это, должно быть, нестерпимая боль!

Франтишек, правда, не отверг целебного сока растений, который ему принесли индейцы, но, кроме того, выстругав две дощечки, наложил их на тонкое смуглое предплечье Диего и крепко привязал.

— А теперь ты примешь порошок от лихорадки, — тоном, не терпящим возражений, сказал Франтишек, подавая Диего дозу хинина.

Но глотать порошок Диего никак не хотел. Боль он переносил героически, а вот лекарства боялся. Только Еник, сам приняв порошок, убедил индейца последовать его примеру.

Бедняжка Диего! Как он перетрусил! Ещё долго потом, сидя с Еником у костра, он сокрушённо и печально шептал:

— Когда я умру, закопай меня глубоко-глубоко, чтобы не достал ни один зверь!

— Да отчего тебе умирать? — удивился Еник. — Рука твоя быстро заживёт.

— Рука-то заживёт, а вот горький яд… — Диего удручённо покачал головой.

А Еник от души расхохотался:

— Неужели ты думаешь, что мы могли бы тебя отравить?

И под столетними деревьями на берегу реки, там, где до сих пор не ступала нога белого человека, горячо обнялись два мальчика: индеец и белый.

Они поклялись в вечной дружбе.

В этот день Еник уснул с таким чувством, будто сегодня ему удалось в какой-то мере возвратить давнишний долг. Он положил больного Диего с собой в палатку и много раз в течение ночи чутко прислушивался к его дыханию: не начинается ли у друга горячка?

Уснул Еник уже под утро, побеждённый усталостью.