Охотники за туманом

Глава 1

Николай остановился. Что за чертовщина? Где он? Что происходит? Стоять было неудобно. Что это такое большое и бесформенное давит на плечо? Оттолкнуть, сбросить!

Предмет брякнулся об землю. Мешок. Обычный серый холщовый мешок. А внутри что там? Николай потянулся и быстро расшнуровал завязки. Зерно. Обычное пшеничное зерно. Ха, а пальцы-то ловкие.

Николай выпрямился и завертел головой, оглядываясь. Он стоял на хорошо утоптанной тропинке, по которой редкой цепочкой по одному шли мужики с мешками на плече. Откуда шли? Ага, вон там, в низинке, среди зеленых лесов виднелся желтый прямоугольник недавно убранного поля. Большое, однако. Где-то в целую версту в поперечнике. С ближнего края поля стоял двухэтажный деревянный сруб с двускатной дощатой крышей. Рядом были вкопаны в землю решетки из жердей и угадывались еще какие-то смутно знакомые конструкции. По всей видимости это овин. Пару дней назад закончилась жатва, обмолот в самом разгаре. Вон, рядом с овином несколько больших скирд соломы. Вот оттуда, из овина, тянется цепочка мужиков. Тащат уже обмолоченное зерно. Куда? Ясно куда, в амбар. А где у нас амбар? Николай посмотрел вперед. М-да. Слона-то он и не приметил.

Прямо перед ним, метрах в ста впереди на небольшом взгорке высился длинный частокол из высоких, метра под три, вкопанных в землю и заостренных сверху бревен… Дорога шла как раз к высокому срубу в несколько этажей, в первом этаже которого угадывались ворота. Надвратная башня – всплыло откуда-то название. А сам такой тип укреплений называется острог. По углам вон тоже башенки стоят, но какие-то вроде недостроенные. Да и сам острог явно новый. Отесанные бревна еще не потемнели от времени и дождей, не были обработаны смолой и радовали глаз ярким желтым цветом свежей древесины.

Николая неспешным шагом обошел мужик с мешком.

— Эй! Эй, уважаемый! Подожди! — но тот даже ухом не повел на обращение. Знай себе, прет вперед и все.

Николай еще раз оглянулся. Сзади подходил еще один мужик с мешком на плече. Как две капли воды похожий на предыдущего. Близнецы они, что ли? Метрах в десяти за ним шел еще один. Точно такой же. Все как по одной мерке деланы – серые льняные рубахи без ворота, перехваченные поясом в талии, коричневые шерстяные штаны, грубые башмаки на ногах с холщовой обмоткой до колена, простенькие серые картузы на голове. Лица – обычные. Черные как смоль волосы, прямые носы, ярко-голубые глаза. Небольшие бородки. У Николая такая же появится если не бриться пару недель. Хотя… Ладонь заскользила по подбородку. Бороды нет. Усов тоже. Волосы короткие. Странно. Вроде одежда на нем в точности, как на этих мужиках – один в один такие же штаны, грубая рубаха и башмаки. А лицо, получается, другое. И картуза почему-то нет. Это он что, с непокрытой головой гуляет? Непонятно.

Со стороны острога навстречу потянулась мужики без мешков. Так, а сколько народу там, в овине? Николай снова оглянулся. Вон, пару десятков человек отсюда видно. От острога до поля недалеко, метров двести-триста. Овин и вон та круглая поляна – токовище. Откуда он знает что токовище – это место, где скирдуют свежесжатые снопы пшеницы и ржи, а овин – это место, где на жердях просушивают свежее жито, а просушенное обмолачивают, просеивают зерно от плевел и соломы? Затем вон там, недалеко, подбрасывают зерно лопатой в воздух, чтобы отделить от зерна мякину и ости. Затем зерно собирают в мешки, а мякоть и ости сметают отдельно. Потом их смешают с отрубями и полученную смесь можно будет запаривать на корм скотине. А почему нельзя это делать в амбаре? Ну это как раз-таки понятно. Во-первых, таскать сырое свежескошенное жито с поля тяжело, потому лучше оборудовать токовище неподалеку. А во-вторых, просушку и прочие работы с открытым огнем лучше проводить подальше от деревни. Пожары никому не нужны. Опять же, молотьба дает много мусора и прочего мелкого отхода. Зачем это в деревню тащить? Вот солома – та да, в хозяйстве пригодится. Потому ее вон и скирдуют рядом с дорогой, чтобы потом вывезти куда надо. А это везде так? Откуда-то появляется понимание – нет, не везде. Где как заведено – так и делают. Здесь, в этом остроге, решили устроить вот так.

А откуда Николай все это знает? Он что, крестьянин? Нет ответа. В голове пусто. Вроде летают какие-то обрывки образов, но поди, поймай мысль за хвост!

Мимо прошествовал еще один мужик с мешком. На Николая он даже не посмотрел. Так сильно занят работой? Впрочем, наверное, Николаю тоже хватит прохлаждаться. Давай, что ли, мешок дотащим, а там видно будет.

Николай ловкими движениями завязал мешок – сноровка есть, действие привычное. Значит, все-таки крестьянин? Эх-ма! Ну ладно, поживем-увидим! С хеканьем закинуть мешок на спину. Не, так неудобно. Передвинул ближе к плечу – во, так лучше. Потопали, чего уж там.

Николай прошел в ворота вслед за мужиками. Проход под башней широкий, метра три. И достаточно длинный, шагов восемь или даже десять. Запах смолы давал понять, что срубили крепость совсем недавно, дерево еще даже не успело как следует просохнуть. Не больше месяца прошло, точно.

Во дворе острога стояло три постройки. Одно, в самом центре двора – наверняка жилище местного начальника. Большой высокий дом, прямо-таки хоромы странно знакомого вида. Высокий цокольный этаж, почти в человеческий рост. Память подсказала название – подклеть. Помещение, где располагаются склады и технические помещения вроде отопительной печи, дрова и прочее. Жилой этаж – широкая лестница ведет к большому крыльцу с навесом, поддерживаемым красивыми резными столбиками. И на втором этаже нечто вроде мансарды. Двускатная крыша, крытая просмоленными досками, небольшой балкончик прямо над крыльцом. У Николая появились смешанные чувства. Вроде бы он таких домов никогда раньше не видел, но архитектура показалась смутно знакомой.

Второе строение, слева от хором – мастерская. Длинный навес со стойками, где сейчас копошится десяток плотников. Кто-то отесывает бревна, кто-то с помощью клиньев и топоров распускает бревна на доски, некоторые вон чего-то сколачивают. А вон двое мастеровых гнут распаренное дерево, изготавливая обод деревянного колеса. Ага, то есть зерно таскают вручную не от хорошей жизни. Видимо, со старыми телегами случилось что-то плохое, а новые смастерить еще не успели. Одеты плотники так же как и обычные мужики, только у них еще есть коричневый кожаный фартук. Вот и все отличие. А так – одинаковые лица, будто по одному шаблону сделаны.

Третье здание – амбар и есть. Житница. Одноэтажный широкий приплюснутый домик с несколькими входами. Там, внутри, есть сусеки и закрома. Николай точно знал, что это все части амбара. Но как они выглядят и как устроены – понятия не имел. Хм, видимо, он все-таки не крестьянин.

Николай уже почти подошел к амбару, как услышал топот копыт. Обернулся на звук и увидел всадника на вороном коне, что только что проскакал в ворота.

— Ах, вот ты где! — всадник подъехал ближе и резко осадил коня, который тут же загарцевал рядом с Николаем. — А я тебя везде ищу!

Это был сухощавый мужчина лет сорока, в зеленом мундире армейского покроя, из-под которого виднелся красный камзол, на ногах черные кожаные штаны и высокие сапоги с ботфортами. На голове был напудреный парик с буклями и треуголка с желтым кантом по краю. На боку – шпага, к седлу приторочен короткий кавалерийский карабин.

— Ну, давай будем знакомится! — всадник потянул поводья, успокаивая разгоряченного скакуна. — Хорош, хорош, Алмаз! Этого скакуна, любезный приятель, я назвал Алмазом. Единственная живая душа на много верст вокруг, мой верный друг весь последний месяц. А меня зовут, стало быть, Андрей Тимофеевич. Я владетель этих мест. Можно сказать – поместный боярин. А ты теперь кто? Как себя называешь, кем себя ощущаешь?

— А я Николай. Вот, мешок несу, — он почему-то смутился.

— Коля, значит? Хм, не совсем то получилось что хотел, ну да ладно. Ты теперь, стало быть, мой первый помощник. Так с мешком и появился?

Николай почувствовал, что краснеет.

— Да вроде того.

— Интересно, интересно. Ты вот что, любезный. Мешок этот в амбар не клади. Будет тебе мое первое повеление – отнеси его в горницу да там внутри на стол положи. Хочу я его исследовать, да посмотреть что там с зернами стало. Ты вон, весь изменился, а ну как зерна тоже? Так что давай, братец. А я пока с конем управлюсь да тож подойду. Посидим, поговорим. Ну и время уже обеденное, так ведь?

Николай ничего не понял, но на всякий случай кивнул.

— Вот и ладненько. Давай, братец, поторапливайся. Время не терпит! — и Андрей Тимофеевич, ловко спрыгнув с коня, повел его в поводу куда-то за угол здания. Видимо, стойло было оборудовано с другой стороны дома.

Николай хмыкнул, взялся за мешок и с раскачки закинул его себе на спину. Ступени тяжело заскрипели под грубыми башмаками. В горницу так в горницу, чего уж. Нам не тяжело.

С крыльца Николай попал в небольшие пустые сени а дальше в – просторный зал. В котором тоже особо ничего не было. Длинный широкий деревянный стол, за которым было по шесть деревянных стульев с каждой стороны. И ничего больше. Голый деревянный пол, пустые бревенчатые стены. Окна без занавесок. Но, кстати, в окнах стекла. Хорошего качества стекло, прозрачное и чистое, без пузырей и лишних цветовых оттенков. Николай был отчего-то уверен, что такое стеклянное литье очень дорого стоит.

Скрипнул стол, принимая на себя тяжесть мешка. Николай отряхнулся и завертел головой, пытаясь найти какое-нибудь полотенце или скатерть.

Раздался скрип половиц и с двери напротив быстрым, летучим шагом вошел Андрей Тимофеевич.

— Там черный вход со стороны конюшни есть. И для кухарок удобно, и для истопника, — пояснил боярин на невысказанный вопрос. — Ты давай-ка присаживайся, в ногах правды нет. Сейчас велю подать обед.

Андрей Тимофеевич сел на один из стульев и два раза хлопнул в ладоши.

Вошла молодая девушка, сильно похожая на давешних крестьян. Те же черные волосы, голубые глаза. Ладная девичья фигура – в теле, без болезненной худобы, но и без излишеств. И такое же пустое выражение лица, как у тех мужиков с мешками. Вроде шевелится, и грудь вздымается мерно в такт дыханию, а все равно что-то в ней есть такое, что делает ее похожей на статую.

— Девка! Велю подать нам с гостем чугунок с вареной картошкой, жареное мясо и столовые приборы, два комплекта. Второй ходкой подать четыре тарелки. Затем вернуться на кухню и продолжить ранее указанную работу. Исполнять!

Девушка, не изменившись в лице, плавно развернулась и ушла.

Боярин, увидев изумление на лице Николая, казалось, слегка смутился и пояснил:

— Они же без души все. Пустые оболочки. Задания приходится давать только самые простые и с большим количеством разных подробностей. Будь уверен, если есть возможность ошибиться – точно ошибутся. Уж извини. А без них никак. Одному мне везде не успеть, это я уже понял. Время не терпит.

Николай потер переносицу и, тщательно подбирая слова, спросил:

— А как это – без души? И похожие они все… что за мать их родила – столько близнецов?

Андрей Тимофеевич довольно воскликнул:

— Верные вопросы задаешь, Николай! Правильные! Отвечу как есть. Они без души, потому что не от матери и отца рожденные, а сотворенные. И не Господом Богом сотворенные, а распущенным на мелкие нужды кристаллом воплощения. Им, кристаллом, можно вдохнуть душу во что-либо, но только одну. А можно разменять его на предметы разные или вот на этих вот, сотворенных. Голос у алтаря называет их каким-то чудным чешским словом, но не суть. Я их называю для себя просто – картонки.

Вошла давешняя девушка, поставила на стол чугунок с парящей только что сваренной картошкой, посыпанной сверху укропом. Положила на стол пару деревянных ложек и ушла, чтобы через минуту вернуться с подносом, на котором дымилось нарезанное крупными ломтями жареное мясо.

Андрей Тимофеевич стянул прочь перчатки и с предвкушением потер ладони.

— Видишь, какая картошечка? Крупная! Пойдет дело! Я тут такую породу выведу – загляденье! Поверь мне, любезный приятель, за картошкой – будущее! Пройдет время, и это станет доминирующей сельской культурой, — и повторил, важно подняв к потолку палец. — Доминирующей!

Странно. На взгляд Николая картошка была вполне обычная. Даже, пожалуй, слегка мелковата. Но не спорить же с хозяином? Лучше, пока ничего не понятно – побольше слушать. И побольше есть, конечно же.

Боярин же тем временем продолжил.

— Да-с. На чем я остановился? А, точно. Вдохнуть душу. Да, есть такая возможность. Но пока я попробовал эту функцию лишь один раз. Догадываешься какой?

Николай отрицательно покачал головой. Андрей Тимофеевич рассмеялся.

— Тот раз – это ты! Я внес кристалл и затребовал призвать душу героя и вдохнуть ее в одну из картонок. Потому как уже понимал, что мне требуется помощник. Из предложенных Голосом функций выбрал несколько – не буду тебя утомлять подробностями, всему свое время. Но нет, милый друг, не стоит считать, будто я твой отец кровный али духовный. Вовсе нет! Душу Голос призывает извне. И, воплотившись в сотворенном, душа перевоплощает тело. И вот появляешься ты. Откуда Голос берет душу? Я так предполагаю – из ниоткуда. Из великого Нигде. А попадает в это Нигде душа после того, как завершит свой земной путь обычный, человеческий, порожденный от любви живых отца да матери. Или есть еще один вариант, но то другое, — при этих словах в карих глазах боярина мелькнула тень. Настолько жуткая, что Николай вздрогнул. Это длилось лишь мгновенье, и Андрей Тимофеевич продолжил. — Как поведет себя душа призванная в теле сотворенном да перевоплощенном – то я тебе объяснить не могу. Скорее, это надо у тебя поинтересоваться. Потому как ты – первый случай в моем опыте и на территории моего острога. Попробуем, поймем, вместе разберемся, а там потихоньку-помаленьку… Да-с!

Николай кивнул и задал вопрос:

— Пока вроде понятно. А я, получается, ваш холоп, Андрей Тимофеевич? На каких условиях я здесь?

Боярин замахал руками.

— Что ты, что ты! Я ж тебя не покупал, не наследовал и не был ты мне природным Государем подарен. А, значит, никаких прав я на тебя не имею. То есть ты, получается, свободный человек. Но есть, конечно, одна неприятная мелочь.

— Какая?

— Ты тоже участник соревнования. Правда, надо бы еще прояснить вопрос, закреплен ли ты за какой-либо фракцией. Ну и возможно ли тебе перейти в другую фракцию – о том я представления не имею. Ибо других участников соревнований я пока не встретил. Хотя точно знаю – они есть. А без фракции тебе никак. Или развоплотишься, или сожрут к чертовой матери. Хотя, конечно, это тоже надо исследовать – что станет с участником без фракции. Но, я так думаю, исследовать это мы станем не на тебе. Не желаю ненужного риска, знаешь ли.

— Соревнования?

— Да-с, соревнования. Мы тут… Впрочем, это долго объяснять и все равно пока не увидишь – не поймешь. Сходишь со мной на охоту, потом покажу тебе алтарь нашей фракции – и уже многое понятнее станет.

Николай почувствовал себя совсем глупо. Как-то некрасиво беседа выглядит, когда один говорит много и образно, а другой с тупым выражением оглобли задает односложные вопросы. Но ничего не смог с собой поделать.

— Охота?

Но нет, Андрея Тимофеевича явно никак не смутил столь откровенный моветон беседы, и он как ни в чем не бывало продолжил свои пространные объяснения.

— Да, любезный приятель, охота. В местах скопления тумана водятся туманные монстры. Я их называю – стражи тумана. Одолев такого в бою можно добыть кристалл воплощения. Что будет если проиграешь бой – уж извини, не было возможности узнать.

Николай улыбнулся немудреной шутке. Боярин тем временем отрезал кусочек жареного мяса, с видимым удовольствием прожевал и продолжил:

— У меня здесь, в остроге, три категории картонок сейчас выведено. Крестьяне, крестьянки и стрельцы. Вроде есть возможность им какие-то инструкции с множеством вариантов задавать, но я с этим еще не разобрался. Пока они понимают только простые приказы. Крестьян я взял два десятка, определил им функции землепашцев и плотников. Вроде нормально справились. Вон, одно поле успели обработать и убрать. Правда, я слегка с урожаем смухлевал. Ускорил немножко. Потому как мне надо было узнать, как это все работает. Дороговато по кристаллам вышло, но учеба бесплатной не бывает.

— Только вот без телег они очень долго все это убирать будут. Шутка ли – на такое поле всего десяток крестьян? Или хоть бы волокуши какие сделали, всяко быстрее получится!

— Это ты верно говоришь. Но я так подумал, что телеги лучше пусть мастеровые сами сделают, неча на них кристаллы тратить. А пока и так перетаскают. Заодно узнаю насколько картонки выносливые. Еще я баб заказал дюжину, они сейчас в прядильной работают, коноплю на пеньку перегоняют да веревки вьют. Неудобно, конечно, волокно без проточного ручья делать. Колодезной воды не напасешься. Ну да что ж теперь. Потихоньку обживемся, обустроимся. Так, что еще? А, вот! Стрельцов с одного кристалла только шестеро вышло. Да еще оружие у них неудобное. Долгие пищали старого, фитильного образца. Пробовал какое-нибудь посерьезнее оружие им заказать – так цена настолько подскочила, что у меня рука не поднялась столько отдавать. Сейчас пара несет караул в надвратной башне, другая пара – отдыхающая смена, третья пара спит в сторожке. Пока так.

Боярин прервался чтобы ухватить картошку из чугунка, наскоро прожевал и продолжил:

— Я, братец, удивлен, что ты из мужика-землепашца переродился. По моему замыслу ты должен был из стрельца преобразиться. Но, кажется, Голос сам выбирает, кого воплощать. Заказал воина, Голос ответил что, мол, есть подходящий носитель для воплощения. И все. Светом полыхнуло, кристалл растворился на алтаре, запрос выполнен. Я такой – хвать! А где же он, помощник мой разлюбезный, с параметрами заданными? По дому шасть – нету. В мастерскую – нету. На коня вскочил, по округе проскакал – нету. Стрельцов пересчитал – все шестеро. Возвращаюсь – а вот он ты, мешок тащишь! — Андрей Тимофеевич довольно рассмеялся, потешно хлопая узкой ладонью по столу. — Вот такие, братец, дела.

— Про параметры непонятно, — сказал Николай смущенно, ненадолго оторвавшись от картошки. Кстати, очень вкусно получилось. Или это потому что организм остро требовал еды? Вроде да, Николай чувствовал себя проголодавшимся.

— Мне, признаться, тоже не вполне понятно. Вроде как Голос пытался человека словно табель школьных записать. Термин какой-нибудь – потом цифра, будто оценка школьная. Но, помилуйте, разве ж можно живого человека так вот грубо оценивать? Я потому разбираться с этим не стал, сразу перешел к другой возможности. Там, в настройках, — боярин сделал неопределенное движение рукой, — это называется «призвать героя». И вот призванный герой – у него уже совсем другие параметры. Их больше, всяких разных. Основные, вспомогательные, с какими-то добавочными коэффициентами и пунктами, черт ногу сломит. Хорошие качества, плохие, все это может развиваться само, от поступков и обучения, кристаллов не требует. И стоит воплощенный герой всего один кристалл. И выбор предоставлен. Список из нескольких доступных прямо сейчас душ, и можно прям указать перстом – кого именно призываешь. Вот я тебя и выбрал. Понятно ли?

— Пока не очень. Вроде что-то отзывается, но… — Николай снова покраснел. — Пусто как-то в голове. Вроде понимать – понимаю, а как-то образами. Словами не выразить.

— Ну ничего. Разберешься. Так, на словах, оно всегда непонятно. А как возьмешься сам делать – так и сразу ясно становится что к чему. Сам разберешься, коли пойдешь ко мне в помощники. А ты решил уже, кстати? Пойдешь, в помощники-то? Али объявишь себя свободным человеком и поищешь счастья где-нибудь еще?

— Это насовсем клятву дать надо? Либо так, либо эдак? — Николай не то чтобы сомневался, но на всякий случай решил уточнить.

Боярин кивнул:

— Хороший вопрос. Давай пока так сделаем: я буду, скажем, раз в неделю задавать тебе этот вопрос. И ты будешь раз в неделю давать ответ – со мной ты или сам по себе. Как бы перезаключать договор либо расторгать его. А там дальше видно будет. Пойдет?

Николай кивнул.

— Пойдет.

— Тогда спрашиваю, — Андрей Тимофеевич поднял руку, щелкнул пальцами и торжественным голосом провозгласил: – Николай, пойдешь ли ты на службу ко мне, боярину Андрею Тимофеевичу, основателю и владетелю фракции, обитающей в данном остроге, на службу сроком на неделю от сего дня?

— Пойду, — ответил Николай. Не, ну а что он теряет? Пока так, а потом, глядишь, и переиграть можно.

Что-то неуловимо изменилось. Будто светлее в горнице стало. То ли солнце в окна, то ли пар над чугунком с картошкой реже стал… Нет, показалось, наверное.

— Ну вот и славно. Давай-ка быстро покушаем, а потом за дела возьмемся. Дел, братец, невпроворот! Конкуренты – они, знаешь ли, развиваются вовсю. Время дорого!