Окаянь

Глава 8

8.

— Смотри-смотри, а вон пароходик плывёт! Что пароходик говорит? Пароходик говорит: “Ту-ту!” — воркующий женский голос пытался успокоить плачущего ребёнка в глубине вагона.

Зотагин посочувствовал малышу. Он тоже подустал от дороги. Почти неделю из вагона не вылезает. Но ни разу не пожалел о решении добираться до места поездом. Одно дело слышать, насколько огромен Союз и совсем другое самому прочувствовать эти расстояния. На собственной шкуре, как выразился бы Некредин. Кроме всего прочего, Зотагину надо в роль вживаться. Научиться быть, как все и ни при каких ситуациях не показывать себя на людях этаким всезнайкой из будущего. В учебке предупреждали, будто такое случалось. Кто-то нет-нет, да и начинал мнить себя провидцем. Таких сразу отзывали. Последствия вбросов относительно будущего всегда заранее изучались и координировались «Демиургом». Чаще всего подобные знания были засекречены и доступны лишь узкому кругу лиц. Напротив, если ставилась задача влияния на широкие массы, их маскировали под фантастику. Так что даже мыслить Зотагину надо научиться местными категориями. Чем быстрее, тем лучше. Вот он и привыкал ими мыслить пока ехал.

В Уфе нужный ему билет оказался только на боковую полку в плацкартном вагоне. Хорошо, на нижнюю. Зотагин, правда, особо не расстроился, хотя предпочёл бы купе. Да и ехать-то ему оставалось всего ничего. Утром сел, а вечером уже на месте. Двенадцать часов как-нибудь переживёт.

По сравнению с купейным, плацкартный вагон показался Зотагину шумным и суматошным. Едва поезд миновал санитарную зону и проводник открыл туалет, как в него сразу выстроилась очередь из желающих привести себя в порядок после сна. Мимо них в нерабочий тамбур потянулись курильщики. Другие, кто уже успел зарядиться никотином от утренней сигареты, напротив, возвращались на свои места, создавая в узком проходе вагона дополнительную суетность. То и дело хлопала дверь тамбура, кто-то рядом тихо переговаривался, с верхней полки за перегородкой слышался чей-то храп, а неподалёку проснулся и заплакал ребёнок… Потом включилось местное радиовещание, проводница стала разносить чай. Зотагин тоже с удовольствием выпил стакан чая с лимоном, заедая его печеньем из пачки купленной в буфете на вокзале. Днём пообедал в вагоне-ресторане, куда пришлось добираться сквозь тамбуры с неизменными курильщиками и лязгающие железом межвагонные переходы.

Впрочем, у плацкарта имелись свои положительные стороны. Здесь никто никому не навязывал общение. Хочешь, поддержи разговор соседей, не хочешь – твоё право. Можно просто смотреть в окно, не обращая внимания на снующих мимо тебя людей. Зотагин так и сделал. Когда вдоволь насмотрелся на пробегающие за окном пейзажи достал и развернул газету «Правда», купленную за три копейки в автомате железнодорожного вокзала Уфы. Газета была вчерашней, за четвёртое мая. Свежий номер до отхода поезда в автомат зарядить не успели.

Первым делом Зотагин просмотрел новости. Из них узнал, что коллектив грузинских мартеновцев-металлургов из города Рустави, возглавляемый Героем Социалистического труда и депутатом Верховного Совета СССР Отаром Ломидзе, сумел дать сверх плана двести тонн металла, а Киевский экспериментальный завод Всесоюзного института сварочного производства станкостроительной и инструментальной промышленности отправил высокоэффективное оборудование для строящегося в Московской области завода «Центросвар». Здесь же была заметка о коллективе угольного разреза «Листвянский», что в Кузнецком бассейне производственного объединения «Кемерово-уголь». В числе передовиков этого коллектива был отмечен комсомольско-молодёжный экипаж экскаваторщиков, возглавляемый бригадиром Жарковым. Информация сопровождалась его фотографией.

В мире Зотагина Украины с Грузией уже давно не было. Грузины вместе с соседями бесследно растворились в составе Османской Империи, а жители незалежной, вдруг возжелавшие стать щирыми европейцами, активно использовались самой Европой против России. Настолько активно, что их почти не осталось. А те, что остались позже вместе с ней и сгорели в развязанной Западом войне. Но здесь пока все они трудились на благо страны и даже планы перевыполняли. Впрочем, в передовиках сейчас отметились многие. Приближался двадцать шестой съезд Коммунистической партии Советского Союза, поэтому социалистическое соревнование среди трудовых коллективов росло и ширилось.

Зотагин задумался и не заметил, как поезд сбавил ход и, лязгнув буферами, остановился напротив одноэтажного длинного здания под шатровой крышей с рядом окон в резных наличниках.

— Что за станция? — сунулся к окну проходивший мимо места Зотагина крупный мужчина в спортивном костюме. От него пахнуло терпким одеколоном и свежим табаком.

— Подгузная, — прочёл Зотагин вывеску на здании вокзала.

— Не знаешь, сколько здесь стоим?

Зотагин молча пожал плечами.

— Две минуты, — ответили сбоку.

— Точно? — обернулся в ту сторону мужчина.

— Точнее не бывает, — подтвердили оттуда. — Не впервой здесь еду, знаю.

— Жалко, — неизвестно о чём пожалел наодеколоненный и направился дальше по проходу, посторонившись, чтобы пропустить спешащего ему навстречу сухощавого средних лет мужичка с фибровым чемоданом кирпичного цвета.

— Ф-фух! — мужичок остановился возле Зотагина. — Моё место, — указал он на верхнюю полку. Потом привстал на цыпочки и, крякнув, забросил чемодан на багажную полку уместив его рядом со свёрнутым матрасом.

Поезд тем временем плавно тронулся и стал набирать ход, всё чаще постукивая колёсами на стыках рельсов.

— У меня к вам, ребят, просьба будет, — обратился новый попутчик к присутствующим. — Я тут со своими еду, а билеты только в разные вагоны сумели купить. Не в службу, а в дружбу присмотрите за вещичками, а? Пока я к нашим в соседний вагон смотаюсь, а? Договорились, а? — спросил он почему-то у Зотагина.

— Да кому они нужны, эти твои вещички, — добродушно отмахнулся седеющий коренастый мужчина с нижней полки напротив. Он поднялся и достал из кармана висевшего на крючке пиджака пачку сигарет. — Айда, Авдеич, перекурим что ли?

— Почему нет? — его сосед по нижней полке, тоже мужчина в годах, отложил журнал «Крокодил», поправил очки в роговой оправе и тоже поднялся, пообещав: — Оставляйте ваш чемодан, гражданин. Не бойтесь, никуда он не денется.

— А что у тебя в чемодане? — не отрываясь от книги поинтересовался у мужичка парень с верхней полки.

— Золото-брильянты! — фразой из известной комедии ответил за него четвёртый пассажир в их купе. Интеллигентного вида молодой человек в серебристо-серой водолазке и джинсах. — Можно я ваш журнал полистаю пока вы курите? — спросил он.

— Разумеется. Конечно полистайте, — разрешил Авдеич.

— Вот и ладненько! Тогда я побежал! — обрадовался их новый попутчик.

— Билет! — перехватила его проводница. — Билет я за тебя сдавать буду?

— На вот, держи! —достал тот билет из кармана.

Проводница неторопливо вложила его в свободный кармашек папки с билетами.

— Чай заказывать будем?

— Какой ещё чай? — возмутился мужичок. — Там эта… стынет!

— А я бы от чая не отказался, — сказал Зотагин.

Вернувшись на своё место, Зотагин какое-то время смотрел в окно, маленькими глотками отпивая из стакана горячий чай, потом снова взялся за газету. Теперь его внимание привлекла передовица. Редакционная статья на первой полосе газеты была посвящена близящемуся празднованию Победы СССР над гитлеровской Германией в Великой Отечественной войне и называлась «Юным о подвиге». В ней говорилось, что “через несколько дней исполнится тридцать пять лет нашей Победы. Годы идут, вырастают новые поколения, для которых Великая Отечественная война – страница истории. С душевным волнением прикасается к ним молодая поросль Страны Советов. И как важно донести до ума и сердца детей, юношества величие подвига, раскрыть его огромное историческое значение. Это – наш долг перед теми, кого уже нет рядом, кто пал на поле брани за Родину, это – наш долг перед собой и перед теми, чья жизнь только начинается”.

Мысль была правильная, но изложение… Тянуло от сказанного махровым конторским формализмом. Не брало оно за душу. Зотагин вспомнил, как им рассказывали о той войне в школе. Россия, дескать, в середине прошлого века вероломно напала на Финляндию, а Германия встала на защиту маленькой северной страны. Немцев поддержал весь мир. И если бы не провокационная деятельность большевистских шпионов, заставивших Гитлера поверить, будто Англия и Франция замыслили нанести подлый удар ему в спину, большой войны тогда могло не случиться. Пока страны всеми возможными способами пытались урегулировать политические отношения, сама Россия усиленно готовилась к завоеванию Европы. Как отмечал в своём знаменитом историческом труде «Ледокол» доктор Оксфордского университета Алекс Суворофф, германская армия и объединённые войска европейских стран ранним утром 1941 года были вынуждены перейти границу России, сумев буквально на часы опередить готовые к вторжению большевистские армады тяжёлых бомбардировщиков и скоростных танков. Странно, но почему-то все упрямо называли Советский Союз того времени Россией. Впрочем, какая им разница. Всего лишь маленькая неточность к большому обману. Главное, в его мире верили всему этому!

Что на самом деле происходило в годы Великой Отечественной войны Зотагин узнал позже. В учебке, где их готовили к внедрению в эту реальность. Знакомили с документами и показывали фильмы, от которых у нормального человека в жилах стыла кровь. Без таких знаний здесь нельзя. Здесь у каждого память о той войне на генном уровне. И многие, кто был тогда в окопах на переднем крае, сейчас живы. В их числе и сам Брежнев. Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Участник боевых операций Красной Армии на Кавказе, в Причерноморье, Крыму и далее по списку. Вернулся с войны в звании генерал-майора. И при всём при этом герой анекдотов. Часто злых, больно бьющих по личностным недостаткам глубоко пожилого человека. Да, произношение у Леонида Ильича хромало. И не только по причине вставных зубов. Мало кто знал, что ещё со времён войны в его в челюсти застрял осколок немецкой мины. Зато над анекдотом про “сиськи-масиськи” вместо “социалистический” смеялись с удовольствием. Досталось и военным воспоминаниям Леонида Ильича. Его книга «Малая земля» не воспринималась всерьёз и вызывала некоторое отторжение из-за неуёмности партийных пропагандистов, чуть ли не силком заставлявших штудировать её от корки до корки. Даже гаденький анекдот по этому поводу ходил. Мол, где вы были во время войны: геройски сражались на Малой земле или отсиживались в окопах Сталинграда? Ходит, поправил себя Зотагин и снова углубился в чтение передовицы.

“Юные граждане нашей страны – народ энергичный, отзывчивый,” — утверждал автор статьи. — “Они не только жаждут знакомства с героическим прошлым народа, но и хотят действовать, быть похожими на старших. Обязанность школы, родителей – всемерно поддержать такой порыв общественной активности. В эти дни в школах страны состоятся торжественные «Вахты памяти». Будут заложены новые сады, парки славы, высажены цветы на братских могилах. Ребята обновили экспозицию школьных музеев, куда вошли документы и фотографии огненных лет, переписка с прославленными маршалами, Героями Советского Союза, ветеранами, готовятся походы по дорогам воинского подвига. В партийных и комсомольских организациях шефствующих предприятий и учреждений, в местных комитетах ветеранов войны, военных комиссариатах школьники не должны получать отказа в помощи, связанной с подготовкой и празднованием Дня Победы.”

— Простите за навязчивость, но гляжу вы так зачитались газетой, — неожиданно подсел к Зотагину вернувшийся с перекура Авдеич. — О чем-то важном пишут?

— О патриотическом воспитании молодёжи накануне праздника Победы, — ответил Зотагин. — Говорят, что каждый из нас должен быть заинтересован в этом самом воспитании.

— Не могу не согласиться. Только… Простите, но я слышу в ваших словах иронию. Вероятно ошибаюсь?

— Да нет, не ошибаетесь, — признал Зотагин. — Написано правильно, тут не поспоришь. Только в жизни, если присмотреться, не так всё гладко получается.

— Простите, как вас по батюшке? А то обезличено разговаривать не совсем удобно.

— Александр Сергеевич.

— Спиридон Фёдорович.

— А как же Авдеич? — удивился Зотагин.

— Это фамилия, — улыбнулся тот. — Многие с отчеством путают. Не вы первый. И что же вы, Александр Сергеевич, считаете неправильным в воспитании нашей молодёжи?

— Патриотическом воспитании, — уточнил Зотагин.

— Да-да, — покивал Авдеич. —Я имел в виду именно это.

— Понимаете, Спиридон Фёдорович, все эти слёты, торжественные собрания и прочие вахты памяти разумеется необходимы, но не как разовые мероприятия к очередному знаменательному событию, — начал Зотагин. — Отчитаются, сколько провели праздничных мероприятий, а дальше что? Опять тишина? А в тихом омуте сами знаете кто завестись может. По большому счёту уже завелись. И глядят они не в будущее, завоёванное их дедами и отцами, как здесь написано, —он похлопал ладонью по лежащей перед ним на столике газете, — а за границу, где якобы и свободы больше, и шмоток всяких завались, и вообще молочные реки меж кисельных берегов текут. Откуда знают, спросите? Да всё оттуда! Знаете, наверное, присказку “Есть обычай на Руси ночью слушать Би-Би-Си”? И ведь слушают! А кроме неё есть ещё «Свобода», «Голос Америки»! Их тоже слушают наперекор всяким глушилкам! И не просто слушают, а прислушиваются к разным голосам, вёдрами льющими грязь на нашу страну. Получается, днём патриоты, а ночью… Хотя тоже патриотами себя наверняка считать станут. Только доведут страну до ручки своим патриотизмом. Добром это, поверьте мне, не закончится. Самое страшное, что партия с этим уже ничего поделать не сможет. Утеряла молодёжь к ней доверие. Потому что у самой партии давно слова с делами расходятся. Как считаете, Спиридон Фёдорович, молодёжь не видит этого? Видит! Прекрасно видит! Потому и политические анекдоты, сочинённые сбежавшими за бугор диссидентами, пересказывает с удовольствием. А молодняк, как мы знаем, имеет привычку взрослеть. Повзрослев, заменит тех, кто сейчас у руля. Леонида Ильича тоже. Ему всего-то два года жизни осталось! — Зотагин не заметил, как в запале проговорился. — Вот эта самая молодёжь повзрослеет и уже сама начнёт сочинять анекдоты. Такие насочинит, что мало никому не покажется!

Зотагин не понимал, что на него нашло. Всё сразу наверное. Копилось исподволь, а тут взяло и выплеснулось. Сорвался. Было от чего. Воочию увидеть такую страну и знать, во что она может превратиться, тут стальные нервы нужны! О Брежневе он, конечно, зря сказал. Хотелось надеяться, что на слова о его скорой кончине внимания не обратят. Зато сам обратил внимание на тишину после своего стихийного выступления. Разговоры приутихли даже в соседних купе. Авдеич снял очки и, подслеповато прищурившись, молча смотрел на Зотагина.

— Ничего себе заявочки! — пришёл в себя коренастый. — Ты сам-то хоть понял, на сколько лет себе здесь сейчас наговорил?

— На провокацию похоже, — заметил интеллигент в водолазке. — Вы не из конторы, случайно?

— Какой ещё конторы? — удивился Зотагин.

— Той самой. Глубокого бурения которая.

— Действительно, Александр Сергеевич, поделитесь кем вы работаете? — спросил Авдеич.

— Водила я, — сказал Зотагин. — Шофёр.

— Неужели правда? — не поверил интеллигент. — И в каком же звании свою машину водите?

— Да ну вас всех! — сказал Зотагин.

— Слава КПСС! Партия наш рулевой! — послышалось с верхней полки.

— Заткнись! — рыкнул на парня коренастый. — Клоун недоделанный!

— А что я такого сказал? Вы разве против? — с наигранным удивлением спросили сверху.

— Сказано, рот закрой! — двинул кулаком по дну верхней полки коренастый.

— Через пять минут санитарная зона! — послышался голос проводницы.

— К Димитровграду подъезжаем, — сказал Авдеич. — Пойду покурю что ли… — он нацепил на нос очки, поднялся и направился в сторону тамбура.

Вместе с ним, бросив на Зотагина опасливо-злой взгляд, вышел коренастый. Интеллигент что-то бормоча, демонстративно отодвинулся от прохода вглубь купе и уткнулся в журнал Авдеича. С верхней полки свесились ноги в широких джинсовых брючинах и серых носках, а потом на пол спрыгнул сам их владелец. Парень лет двадцати с пышной гривой тёмно-русых волос и скобкой усов над верхней губой. Весело поглядывая на Зотагина, достал сверху объёмистую синюю сумку с надписью «Москва 1980» и символом Олимпиады. Нашарил под полкой ботинки, обулся и устроился возле прохода, поглядывая на часы.

— Выходишь что ли? — спросил его вернувшийся с перекура коренастый.

— Ага, — кивнул парень. — Дальше ваш цирк без клоуна поедет.

Мимо их купе в сторону рабочего тамбура прошли две тётки гружёные большими сумками. Заранее спешили на выход. За окном тянулся лес. Деревья зеленели уже совсем по-летнему. Зотагин заметил, что здешние леса не похожи на привычную ему тайгу. Они кажутся более лёгкими, более прозрачными. Тем временем поезд зашёл на мост, перестук колёс стал громче.

— Большой Черемшан, — сказал парень, хотя его никто не спрашивал.

Река оказалась не такой уж широкой, несмотря на название. Поезд проскочил мост меньше, чем за минуту. Сразу за мостом потянулись дачные участки с летними домиками, а потом и сам город. Наконец поезд замедлил ход перед зданием вокзала.

— Всем пока! — парень подцепил пальцем петлю оранжевой с белыми вставками куртки, закинул её себе за плечо, другой рукой подхватил сумку. — Но пасаран! Крепче за баранку держись, товарищ шофёр! — подмигнул он Зотагину.

После Димитровграда Зотагина уже никто не беспокоил. Ему и самому сейчас ни с кем общаться не хотелось. Просто глядел в окно, прихлёбывая под стук колёс чай из очередного стакана, взятого у проводницы. Весенний лес за окном сменялся полями, чернеющими пашней или зеленеющими всходами озимых, а те опять сменялись лесом. На коротких остановках из вагона кто-то выходил, а его место занимал кто-то другой. Зотагину запомнилось щёлкающее название Чердаклы одной из таких остановок. Ехать ему оставалось совсем немного. Честно говоря, он уже подустал от дороги, но через это надо было пройти. Зато теперь у него было представление, как и чем живут здесь люди.

Поезд по лесной зоне обогнул левобережные кварталы Ульяновска и вышел на мост через Волгу. В дальнем купе заплакал ребёнок. Наверное испугался неожиданно громко застучавших колёс вагона.

— Смотри-смотри, а вон пароходик плывёт! Что пароходик говорит? Пароходик говорит: “Ту-ту!” — слышался сквозь детский плач голос матери.

Роль говорящего пароходика исполняла гружёная песком самоходная баржа на середине реки. Волга и впрямь здесь походила на море. Её берега терялись вдали, сливаясь на горизонте с водной гладью и облаками. Мост через Волгу показался Зотагину самым длинным из тех, что ему пришлось увидеть за свою поездку. Фермы мостовых пролётов больше минуты мелькали за окном вагона, прежде чем тот достиг противоположного берега. Теперь поезд шёл в черте города. Пассажиры в вагоне оживились. Самые нетерпеливые потянулись к выходу, создавая толчею возле рабочего тамбура.

— Куда же вы так торопитесь! — ругалась проводница. — Сорок минут тут стоим! Все сойдёте!

Зотагин вышел на перрон. Стоять на твёрдой земле после стольких дней пути было непривычно. Казалось, асфальт под ногами слегка раскачивается, будто пол вагона. Такая вот шутка вестибулярного аппарата. Зотагин постоял, привыкая к новым ощущениям. Мимо него в здание вокзала спешили люди, послышались гудки и стук колёс невидимого с перрона состава. Вечер был погожим, солнечным. Пахло весной и угольным дымком. Зотагин посмотрел на часы. Начало седьмого. Ехать на автовокзал смысла уже не было. На последний автобус он скорее всего опоздал. Оставалось такси, благо командировочные позволяют.

На привокзальной площади приехавших поджидали такси. Здесь царила суета. Одни договаривались с водителем, другие грузили чемоданы и сумки в багажник. Большая часть машин уже покинула стоянку или только собирались выезжать с неё. Зотагин подошёл к свободной жёлтой «Волге» с шашечками.

— До Сенгилея добросишь? — склонился он к дверце водителя.

— До Сенгилея? — оценивающе оглядел Зотагина из окна машины водитель. — А сколько вас туда едет?

— Я один, — сказал Зотагин.

— Один? — переспросил таксист. — Дорого будет. Подыщи себе троих попутчиков, и поедем. Но сразу предупреждаю, платить будете в оба конца.

— С какой стати? — удивился Зотагин.

— А ты сам подумай. Где я в твоём Сенгилее вечером на обратно пассажиров найду, да ещё в понедельник? Деньги теряю, понял? Здесь, по городу я за это же время больше заработаю. Ну так как? Договоримся?

— Сколько?

— Два червонца. Полторы сотни кеме туда-обратно всё-таки.

— Согласен.

— Тогда лады. Вещей много?

— Сумка только. — показал свою поклажу Зотагин. — На заднее сиденье брошу, если не возражаешь.

— Бросай, — разрешил таксист. — Ремень только накинь, — включил он счётчик, когда Зотагин сел на сиденье рядом. — А то гаишники сегодня чего-то лютуют.