Патрик Хемингуэй с егерем в то памятное утро.
Сразу, чтобы не было недоразумений, скажем: речь идет не о писателе Хемингуэе, на охоте мы были с сыном его - Патриком Хемингуэем. Познакомились в Кении, в тех местах, где были написаны отцом его знаменитые «Зеленые холмы Африки». В то время у нас не прошло еще увлеченье Стариком Хемом, и когда мы с другом узнали, что младший Хемингуэй преподает стрельбу в школе рейнджеров (охранников национальных парков), то заехали в школу хотя бы увидеться с ним.
Патрик нас встретил очень приветливо, пригласил в дом, где жил с маленькой дочуркой в одиночестве, как нам сказали, после какой-то семейной драмы. Фотографировались, обедали и много расспрашивали друг друга, мы - об Африке, а Патрика интересовала Россия и, конечно, охота у нас. Круглолицый, невысокого роста, мой примерно ровесник, сказал, что отец повлиял на него в выборе места для жизни. «И страсть к охоте - тоже его черта. Но о писательстве не спрашивайте, это не мое дело. Хватит одного Хемингуэя».
Расстались мы дружески. Было это, кажется, в феврале, а осенью в Москве открывался Всемирный конгресс биологов-охотоведов. В беседе с его организаторами мы, журналисты, посоветовали: «Если хотите, чтоб о конгрессе писали, пригласите на него хотя бы несколько людей с известными именами», - в числе их назвали и Патрика.
Его пригласили. И, желая отплатить Хемингуэю за радушие встречи в Африке, мы организовали охоту на лося, причем охоту с «вабой», то есть подзыванием зверя характерным для него звуком в пору осенних лосиных свадеб.
Помню дорогу в сторону Ленинграда. У края Москвы остановились возле знакомых «ежей», обозначавших место, где были остановлены немцы в 41-м году. Патрик, выйдя из машины, с волнением огляделся: «Неужели так близко все было?..»
В Безбородовское охотничье хозяйство приехали к вечеру, и сразу егерь повел нас в лес. Я понимал состояние гостя, гладившего ладонью березы, мявшего в пальцах колючую хвою елок: «Рашен форест...» (русский лес). Егерь показал, как будет изображать он страстный стон влюбленного лося. Сложив ладони лодочкой и приставив указательные пальцы к ноздрям, он исторгал негромкий, но выразительный горловой звук зверя, искавшего соперника, чтобы сразиться. Я знал об этой старинной охоте, но, как и Патрик, участвовал в ней впервые. Вчетвером мы тихо шли по лесу. Егерь «вабил», я наготове держал фотокамеру, а Патрик ружье - право выстрела было за ним.
Лосей в те годы в лесах было много, и егерь нас уверял, что какого-нибудь обязательно дозовемся. Нечаянно мы спугнули молодую лосиху, возможно, ждавшую поединка. Нам же был нужен рогатый боец. Но лес молчал, лишь сойка истошным криком обозначила наше присутствие. Возможно, она и испортила дело. Спустились сумерки, и мы вернулись к жилью, когда в окнах уже горели огни, а по стенам внутри дома бегали отсветы от камина. «Ничего, ничего, - утешал егерь, - будет еще и утро. Обязательно зверя докличемся».
За ужином вспоминали разные охоты в Африке и в здешних местах. Патрик с фонариком обошел наш приют, рассматривая на стенах рога лосей и оленей, чучела кабанов, глухарей и гусей. Спать легли уже за полночь. А в четыре часа нас разбудил вежливый стук в окно. Это был егерь: «Пора...»
Зарею светилось чудесное утро «бабьего лета». Мы ехали в темноту леса на двухколесных тележках. Резиновые шины гасили все звуки, лишь фырканье лошади нарушало покой еще спавшего леса.
Но вот заря осветила пожелтевшие верхушки берез, вот лучи восходящего солнца пронизали туман между елок. Вблизи какой-то поляны егерь сделал нам знак соблюдать тишину и быть наготове. Прислонившись спиной к стволу старой сосны, он огласил лес обманным призывным стоном. Еще раз... И тут мы услышали стон ответный. Вызов был принят. Мы замерли, не зная, куда глядеть. Егерь осторожно указал направление, и мы увидели в молочном, подсвеченном солнцем тумане фигуру лося. Ноги и низ живота были туманом скрыты, но спина с горбиною в холке и голова, увенчанная рогами, видны были ясно. До зверя не больше двухсот шагов. Егерь рукою подал сигнал, и гость из Африки, подняв ружье, стал старательно целиться... Гром выстрела был поглощен сыростью леса. Глухарь, хлопая крыльями, сорвался с дерева сзади нас, а лося мощная сила дернула с места, и он растворился в затуманенном мелколесье...
Промах. Егерь понял это сразу. А Патрик, на что-то надеясь, побежал к месту, где только что темнела фигура большого зверя, и убедился: промах. На росной желтой траве не было крови, следы лося ясно говорили, что пуля счастливо его миновала.
Лицо Патрика было озабоченно-виноватым: «Как же так? Я ведь неплохо стреляю...» Дружески-ласково ему были сказаны все подобающие слова утешенья: «Охота есть охота... Незнакомая обстановка, бессонная ночь. Волненье... Чужое оружие...» Но младший Хемингуэй знал цену таких утешений. Он хлопнул ладонью повыше колена и тоже сказал подобающие слова. Он понимал: в охоте бывают удачи и неудачи. Об этом хорошо писал старший Хемингуэй.
На полянке мы потоптались, прошли по росному следу на травах - убедиться, что нет подранка, и тронулись к дому. Лес приветствовал неудачный наш выстрел. Пировали на рябинах дрозды, перебежала, оглядываясь, дорогу белка, потом лошадь остановилась, увидев лениво переползавшего колею, озябшего за ночь ужа. Желтые кроны берез были пронизаны утренним солнцем, на траве стекляшками светились капли росы, остро пахло грибами и палыми листьями. «Хорошо...» - сказал Патрик, уже как бы и радуясь, что промахнулся.
В девять часов егерь провел нас к лодке. Доплыли до середины Волги и тут согрелись содержимым бутылочки, неизбежной при удачной охоте и неудачной тоже.
Течение снесло нас к другому берегу, в аккурат к дому, где егерь жил. Тут ждал нас завтрак. Под березами на некрашенном длинном столе со скамейками на врытых в землю пеньках появились сковородки с жареной рыбой, тарелки с солеными груздями и кастрюля горячей картошки. Но я увидел, как растерялся вдруг гость из Африки. Он стал поспешно класть себе на тарелку жареного леща, с испугом поглядывая, как мы набросились на грибы.
Американцы и европейцы грибов боятся. А тут еще и лес незнакомый. Патрик, делая веселое лицо, глядел на нас, как бы уверенный: что-то должно случиться. Ничего не случилось! Опорожнив две тарелки, мы облизывались, и хозяйка явилась с новой посудой грибов. Гость, видя такую картину, чуть осмелел - зацепил ускользавший из-под вилки грибок и, отрезав кусочек, сосредоточенно пожевал: «А что, пожалуй, вкусно...» Сказано это было так, как я бы в Китае одобрил вкус поданной на закуску маринованной змеи. Посмеялись. Вспомнили французов, у которых нет в еде предрассудков, но не признающих, однако, гречневую кашу.
Хорошее было утро! Волга несла тихую синюю воду, а все кругом было желтым с примесью красного. «Где-то теперь наш лось?» - весело сказал Патрик и попросил егеря научить его хитростям подзывания зверя. Егерь старательно изображал нужные звуки, а Патрик за ним столь же старательно повторял. Закончилось все веселым спектаклем. Хемингуэй-младший «вабил», а егерь из кустов ему отвечал и гордо выходил на открытое место. Вабильщик изображал рукой, что стреляет, и кричал «Пах!..», а егерь шутливо валился на куст.
Мне тоже интересны были уроки старинной охоты, и я не знал, что уже через день успешно сдам по этим урокам экзамен.
С Патриком в день отлета его в Найроби мы ездили по магазинам - искали хорошую куклу для дочки. А через день с приятельницей мы пошли в лес и с опушки через полосу пшеничной стерни, на другом крае березняка увидели лося. Шутя я сказал: «А хочешь, я его подзову?» И сделал то, чему учил нас егерь на Волге. К моему изумлению, лось кинулся в нашу сторону по открытому месту и так резво, что я, подсадив спутницу на березу, успел бегущего зверя снять и тоже вскочил на дерево.
Лось подбежал к нам шагов на пятнадцать и спрятался за ивовый куст. Сквозь ветки мы его видели. Он возбужденно топтался, а потом повернулся уйти. Тут я опять «завабил», и лося как будто какая пружина заставила развернуться. Нас он, конечно, видел. Но «мычанье» заставляло его раз за разом возвращаться к кусту. Из всех звуков на свете главным для него был этот - вызов на бой... Интересную и безопасную игру прервал мелкий дождик, означавший, что «бабье лето» закончилось. Я хлопнул в ладоши, и лось, словно опомнившись, ломая ветки, метнулся в чащу.
Было это тридцать четыре года назад. Где теперь младший Хемингуэй? Возможно, отрастил бороду, как у отца. Вряд ли уже охотится. И в подходящих случаях, наверное, тоже рассказывает, как встретился с лосем в «рашен форест» на Волге.