15

Виктория Кашева привычно нажала кнопку пульта — и двери гаража послушно разъехались в стороны. Словно по волшебству сам по себе вспыхнул свет, и, прежде чем переступить порог, Владимир Михайлович Курбатов внимательно оглядел помещение.

Гараж был рассчитан на две машины, но в данный момент в нем находилась только одна: серый джип «сааб», поблескивающий чисто вымытыми боками.

Володя Яковлев шагнул вслед за своим начальником и недовольно покачал головой:

— Я вижу, машину вы мыли… А жаль!

— Нет, — спокойно возразила Вика. — Я уже говорила вашему следователю, что мне ее вернули в полном порядке… Если честно, с тех пор как ее пригнали сюда, в гараж вообще не заходила: сама паркуюсь возле дома, под окнами…

— Не боитесь, что угонят? — усмехнулся Яковлев.

— У меня надежная сигнализация с видеосвязью, — отмахнулась Вика.

— Виктория Васильевна, — поинтересовался Курбатов, — не подскажете, кто пригнал джип?

Кашева слегка пожала плечами:

— Ну имени я у него не спрашивала. Но кто-то из милицейских.

— Что, был в форме?

— Да нет… Просто, когда я закрывала за ним ворота, видела, что неподалеку стоит милицейский «газик», этот водила направился к нему.

— Ясно… Ну что, Володя, приступим?

Курбатов взял из рук Виктории ключи и подошел к «саабу».

Салон машины выглядел тоже тщательно прибранным, но Яковлева это как будто не слишком смутило.

На руках у него оказались тонкие резиновые перчатки, а из объемистой спортивной сумки на свет божий появился маленький прибор, напоминающий пылесос.

— Что это? — полюбопытствовала Вика. Но Яковлев только улыбнулся и вместо ответа включил устройство, и впрямь оказавшееся пылесосом.

— Простите, — смутилась Кашева, — я вам, вероятно, мешаю… Я лучше пойду домой, сварю кофе… Или чай?

— Кофе! — дуэтом ответили следователь и оперативник.

— Отлично, я тоже кофеманка… Сколько вы здесь пробудете? Ну чтоб я знала, когда начинать варить…

— Как только закончим, я вам позвоню, — пообещал Курбатов, внимательнейшим образом обследующий в этот момент с помощью огромной лупы руль и приборную доску.

Дождавшись, когда хозяйка скроется из виду, Яковлев покачал головой:

— Неужели ты думаешь, что наши друзья, столь тщательно вымывшие машину, оставили нам что-то интересное по части отпечатков?

Курбатов сложил лупу и ухмыльнулся:

— Я так не думаю. Зато мое предположение относительно того, что они могли и перестараться, подтвердилось целиком и полностью!

— То есть?

— Как по-твоему, после того как «сааб» прошел экспертизу — а экспертное заключение я видел собственными глазами, — мог он остаться абсолютно не захватанным?..

— Нет, конечно… Но, по-моему, ты сам говорил, что в заключении как раз говорится что-то насчет того, что машина была тщательно протерта? Что никаких отпечатков на ней не было вообще, включая пальчики хозяина?..

— То-то и оно! — Курбатов поднял указательный палец. — Вполне допускаю, что бандюки, сделав свое черное дело и отогнав машину туда, где ее обнаружили, протерли и в салоне, и снаружи каждый сантиметр! Однако после этого, повторяю, с ней работали эксперты и милицейские… А в итоге и после них остались отпечатки одного-единственного человека: надо полагать, того самого, который пригнал «сааб» в гараж… Все ясно?

Яковлев присвистнул и покачал головой:

— Да-а-а… Уж куда яснее!.. Выходит, протерли-то машину не после убийства, а перед тем как гнать сюда?.. Вот уж, что правда, то правда: заставь дурака Богу молиться…

— Просто, Володя, они не ожидали, что в итоге здесь объявимся мы с тобой и начнем осматривать «сааб» по новой… Конечно, бандюки его наверняка протерли. Однако кто-то не доверявший им на всякий случай сделал это еще раз.

— И перестарался! — с довольным видом подвел итог Яковлев.

— Ты, похоже, с пылесосом закончил?

— Угу… Погоди-ка, сейчас…

Курбатов отошел в сторону и закурил, наблюдая, как Яковлев возится в салоне, издали. Оперативник менял контейнеры своего пылесоса еще дважды, обработав им последовательно оба коврика «сааба» и заднее сиденье. После чего начал самым тщательным образом обследовать машину уже руками, ощупывая буквально каждый уголок, переворачивая подушки кресел. Повезло ему примерно минут через двадцать: этот день был явно их! Между подушками одного из задних сидений джипа, расположенного возле левой дверцы, Яковлев обнаружил черную мужскую пуговицу — не просто отлетевшую то ли от пиджака, то ли от пальто, а вырванную с мясом.

— Давай сюда. — Курбатов удовлетворенно кивнул и опустил находку в специальный пакет из прозрачного пластика.

— Думаешь, хозяйская? — поинтересовался Яковлев, внимательно оглядев основание пуговицы с оставшимся на нитках небольшим кусочком черной шелковистой материи.

— Возможно, сможем узнать у Кашевой, — ответил Курбатов, — Думаю, Вододя, на сегодня достаточно, не будем искушать судьбу… Доставай бланки протоколов осмотра.

Спустя минут тридцать Виктория Кашева, не менее минуты разглядывавшая находку Яковлева, покачала головой и вернула пакет Курбатову.

— Нет… Витя в тот вечер вообще был без пуговиц. Я очень хорошо помню, как он оделся: спортивный костюм с курткой, под ним водолазка… Кроме того, он никогда бы не надел вещь из шелковой ткани!

— По-вашему, обрывок шелковый?..

— Ну конечно, видно же… — улыбнулась Кашева, а вслед за этим вновь нахмурилась. — Наверное, вы сейчас спросите, не припомню ли я подходящую вещь у кого-то из знакомых… Ну я сразу подумала про Мозолевского: у него есть щегольской такой черный плащ, на подкладке… Правда, погода в тот день, когда все случилось, была для этого плаща не совсем подходящая. Но, во-первых, Мозолевский на машине. Во-вторых, как я уже говорила, он в принципе щеголь, тряпки у него всегда дорогие и модные…

— Плащ что, из шелка? — поинтересовался Яковлев.

— Кашемир… А это почти одно и то же, по виду практически неотличимо.

— Спасибо, Виктория Васильевна. — Курбатов убрал пакет с пуговицей во внутренний карман пальто. — Вы очень нам помогли. Сейчас заполним протокол, вы его подпишете, и мы прекратим вас мучить!

— Ни в коем случае! — Вика снова улыбнулась. — После протокола — еще по одной чашечке кофе, а уж потом мне и впрямь пора будет на фирму. Договорились?

— С удовольствием, — улыбнулся Курбатов и придвинул к себе бланк извлеченного Яковлевым протокола.


Женя пристально посмотрела на Альберта и, немного поколебавшись, потянулась за своей сумочкой и достала сберкнижку.

— Жаль, что тебе для этого придется ехать в Москву. — Она недовольно надула губы. — А раньше сообразить не мог?

Альберт ласково коснулся ее плеча:

— А разве я не напрашивался в поездку вместе с тобой?.. Правда, тогда я не знал еще, что деньги придется переводить для тебя со счета, для которого потребуется моя подпись и присутствие… Не огорчайся, это вопрос одного дня!

— А… А как же тогда эти двести тысяч? — Женя открыла сберкнижку, извлеченную из сумочки. — У тебя что, несколько счетов, да еще на чужое имя?.. Ну до этого даже мой Васька не додумался!..

— Какая тебе разница, откуда появились деньги?

— Большая! А вдруг ты и вовсе женат и деньги на счету твоей супруги?! У нас, например, именно так и есть. Только на мой счет Василий никогда бы в жизни столько не положил…

— Фантазерка, — вздохнул Вронский и покачал головой. — Ну как тебя заставить мне поверить, если даже это, — он кивнул на книжку, которую Евгения Петровна все еще держала в руках, — не убедило?

— Да верю я тебе, верю! — Женя на мгновение приникла к Вронскому, но тут же отодвинулась и заглянула ему в глаза. — Но сам подумай: разве в жизни такое часто случается?.. Вы с твоей мамой ужасно странные люди!..

— Не странные, а везучие, — улыбнулся Альберт. — Ибо любовь в жизни встречается действительно редко!.. Интересно, а своего супруга ты хотя бы вначале любила?

Женя пожала плечами:

— Нет, конечно… Просто тогда у меня был кошмарный период, замужество казалось спасением…

— Казалось или…

— Или! — перебила его Женя. — Шмель жутко тяжелый мужик и ревнивый как дьявол. Но это не самое страшное.

— А что — самое?

— То, что он дурак. Круглый! — раздраженно произнесла Евгения Петровна. — Позволил Мозолевскому втянуть себя в кучу всяких темных дел, по-моему, даже в «мокруху»… Даты наверняка и без меня все знаешь, иначе чего бы ты, спрашивается, сюда заявился? Сам говорил… Кстати, ты, по-моему, обещал мне рассказать, в чем там дело! Что они еще натворили?..

— Я вижу, твой муж с тобой довольно откровенен, — отвел глаза Вронский.

— Ничуть не бывало! С чего ты взял?.. Как раз Васька-то молчит, как партизан на допросе, — усмехнулась она. — Ну, а то, что он вляпался во что-то серьезное, я узнала со слов Мозолевского, хотя ничего конкретного он мне тоже не сказал. Так, намекнул. Я даже подумала, что он моего дуболома собрался шантажировать…

— Ничего не понимаю! — Вронский внимательно посмотрел на Женю. — Как можно было сделать подобный вывод, если ничего конкретного этот Мозолевский тебе, как ты говоришь, не сказал?

— Легко! Я ж не такая идиотка, как мой Шмель! А Мозолевский сказал достаточно: мол, твой Васька, дорогая, у меня в руках по самые помидоры! Будет теперь сидеть и не вякать… Ну и все такое в этом роде…

— Ну а при чем тут «мокруха»?

— Ромка сказал мне это сразу же после того, как у нас тут пришили одного бизнесмена. Я как раз с ним об этом заговорила, поскольку только что узнала… Ты разве сам-то не в курсе?..

— В курсе, однако знать, насколько ненадежны наши здешние партнеры, тоже не помешает… И что? Ты имеешь в виду того, которого пришили в сауне?..

Женя прищурилась и подозрительно уставилась на Альберта:

— Слушай… Мне это напоминает допрос! Ты, часом, меня не ради этого на крючок ловишь?!

— Женя! — Вронский отшатнулся от Шмелевой. — Я, дорогая, ведь и обидеться могу!..

Он очень надеялся на то, что это получилось у него вполне естественно.

— Пойми, я… я же тоже ревную тебя к этому уроду… Пусть и не имея на то права… Но видимо, если он был с тобой так откровенен, то любил тебя…

Женя несколько секунд испытующе смотрела на Вронского, потом слегка улыбнулась:

— Если все дело в этом — не волнуйся… Разговор состоялся давно, еще осенью. Этот в сауне ни при чем. Хотя, возможно, тоже их рук дело… Но тогда у нас тут в Волге одного выловили, о нем и шла речь! Я начала Ромке рассказывать, какой, мол, ужас случился, — тем более что как раз «Щит» их и охранял, расспросить хотела подробнее. Ну а он выслушал и в ответ насчет Василия мне сказал… Ты доволен?..

— Все равно ревную, — вздохнул Вронский с видимым облегчением. — А что касается моего визита в ваш город, клянусь, Женечка, все тебе расскажу, как только вернусь из Москвы с твоими деньгами. Вот увидишь!

— Ну ладно. — Женя с некоторым сожалением протянула Альберту сберкнижку. — Вот когда увижу, что ты, как ни странно, выполнил обещание, тогда и поверю раз и навсегда..! Сегодня едешь?

— А зачем тянуть? — Он улыбнулся. — Чем быстрее уеду, тем быстрее вернусь… И отправлю тебя отсюда к маме! Она вчера минут двадцать восхищалась по телефону твоей красотой…

— Неужели? — Евгения Петровна поднялась с кровати, на которой сидела уже полностью одетая для выхода на улицу. — Я ж говорю — вы оба странные… Другая бы на ее месте, обнаружив, что будущая невестка старше сына, слезы лила… Хотя да, я забыла! Она ж тоже была старше твоего отца! Слушай, сколько же ей лет?!

— Семьдесят четыре! — В голосе Вронского звучала гордость.

— Не может быть! — ахнула Женя. — Ах да… наверняка подтяжка…

— Ну и что? — с некоторой обидой произнес Альберт. — Главное в женщине — глаза, взгляд! Их уж точно не подтянешь, а у мамы они молодые, как у девчонки!..

Женя покачала головой, но что именно можно было тут возразить, не нашла: у ее будущей свекрови взгляд был и впрямь ясным и сияющим, словно у девчонки…

— Проводишь меня? — поинтересовался Вронский, отправившийся вслед за Женей в прихожую.

— Посмотрим, — уже на ходу бросила женщина. — Возможно, да, но скорее — нет. Не хочу заранее раздражать Шмеля… Пока, дорогой! Будешь выходить, постарайся не попадаться соседям на глаза.

Вронский молча кивнул и, дождавшись, когда стук Жениных каблучков затих внизу, подошел к окну. Некоторое время он смотрел ей вслед, пока Евгения Петровна не достигла своей машины и не забралась в салон. В отличие от нее, Альберт знал, что виделись они сегодня в последний раз…

Через несколько минут после того, как она уехала, Вронский собрал в небольшой портфель немногие принадлежавшие ему вещи, затем, следуя инструкции Дениса, тщательно протер все поверхности, которых мог коснуться за эти дни, и покинул «любовное гнездышко» Евгении Петровны Шмелевой. Его часть задания была выполнена, а размышлять над тем, насколько результативной она оказалась для расследования, было уже дело Дениса, а не его.

Спустя еще полчаса Альберт уже добрался до их съемной квартиры и с облегчением вернул Грязнову-младшему сберегательную книжку.

— Десяти тысяч не хватает, — усмехнулся он. — Видимо, сняла их перед поездкой…

— Будем считать это производственными расходами. — Денис внимательно посмотрел на своего оперативника. Альберт выглядел вполне уравновешенным и спокойным. Хотя выглядеть — это одно, а чувствовать себя столь же безмятежно — совсем другое… Шеф «Глории» в очередной раз пожалел о своей затее, но вида тоже не подал.

Альберт Вронский так и не узнал, как Денис оценил результаты его трудов. Запись последнего разговора с Женей он прокрутил дважды, но обсуждать ее с ним не стал, с задумчивым видом уединившись на кухне. Вронского это вполне устраивало, на разговоры его в этот момент не тянуло. Едва дождавшись вечера, он все с тем же портфелем в руках загрузился в серебристый «лексус» и двинулся в сторону вокзала, распрощавшись с Денисом и заскочившим на несколько минут Филиппом Агеевым.

Как и было условлено заранее, к поезду Вронский прибыл за двадцать минут до отправления и минут десять потратил на то, чтобы пристроить машину на платной стоянке перед вокзалом. Во всяком случае, этот план Дениса точно сработал. Торопливо шагая от стоянки в сторону перрона, Альберт едва сдержался, чтобы не усмехнуться, заметив боковым зрением мелькнувшие справа знакомые белое пальто и красный шарф: сыщиком Женя была никудышным…

Вронский еще немного ускорил шаг и к нужному вагону подбежал как раз в момент, когда поезд дернулся, прежде чем тихо тронуться с места.

Нельзя сказать, чтобы ночь он спал крепко и безмятежно. Во всяком случае, настроение Альберта, когда северотуринский состав замер у столичного перрона, вполне соответствовало хмурому московскому утру, нависшему над мегаполисом почти черными, явно снова снеговыми тучами. Ручейки, еще недавно весело струившиеся по асфальту, превратились в подстывшие лужицы. Альберт поежился в своей легкой куртке под порывами совсем не весеннего ветра, и отправился на поиски такси.

К его удивлению, Альбина Борисовна, любившая по утрам поваляться в постели, не только не спала, но и сонной не выглядела.

— Я чувствовала, что ты вернешься сегодня! — сообщила она сыну, небрежно «клюнув» его в щеку.

— Небось звонила Грязнову? — улыбнулся Альберт, не верящий в пресловутую «материнскую интуицию».

— Завтрак готов! — откликнулась она уже с кухни, игнорируя вопрос сына. — Я твои любимые блинчики испекла!

— Классно!

Альберт прошел на кухню и, вымыв руки прямо над мойкой, сел за стол.

— Тебе, мамуль, от имени руководства «Глории» отдельное спасибо, — сообщил он.

— Не за что, — вздохнула Альбина Борисовна и присела напротив сына. — Если хочешь знать мое мнение…

— Не хочу, — поспешно возразил Альберт. — Думаю, оно совпадает с моим… Ради бога, мама!.. Клянусь чем хочешь, что больше за такого рода задания не возьмусь никогда и ни за какие деньги… И давай к этому разговору больше не возвращаться.

Альбина Борисовна сочувственно поглядела на Альберта, вздохнула еще раз и кивнула головой:

— Принято… У меня к тому же есть и хорошие новости.

— М-м-м? — вопросительно промычал он, поскольку успел отправить по назначению первый из блинчиков, заманчивой горкой высившихся в центре стола.

— Кажется, у нас появился наконец настоящий покупатель…

— Да ну? И кто же?

— Говорит, что бизнесмен. Представь себе, готов купить квартиру вместе с мебелью… Конечно, не со всей, всю я ему сама не оставлю!

Альберт внимательно посмотрел на мать, второй блинчик взять он не торопился.

— Ты, мам, действительно хорошо подумала? — осторожно поинтересовался он. — Ведь вы с отцом здесь всю жизнь прожили…

— Всю жизнь здесь прожил, Алик, ты, — напомнила она. — Но даже ты, по-моему, не против избавиться от этой громадины: знаешь, за сколько месяцев я задолжала за нее государству?

— А покупатель об этом знает?..

— Его такие мелочи не смущают. — Альбина Борисовна вновь вздохнула. — К тому же я не сказала тебе главного: квартира, которую он предлагает взамен этой, просто отличная, и метро рядом… Я там была вчера — то, что нам с тобой надо!

— Какое метро?

— «Сокольники», а от него пять минут ходу… Трехкомнатная, так что в случае чего можно запросто разменять, если я тебе в конце концов надоем!

— И что же мы в таком случае получим в качестве доплаты?..

Альбина Борисовна ответила, и некоторое время они обсуждали финансовую сторону вопроса, пока Альберт, наконец насытившись между делом блинчиками, не начал позевывать.

— Иди отдыхай, — Альбина Борисовна оборвала дискуссию на полуслове, — а то прямо за столом уснешь…

И, дождавшись, когда сын закроет двери своей комнаты, набрала номер Грязнова-младшего. Денис откликнулся, как обычно, сразу.

— Все в порядке, — довольно сухо сообщила Альбина Борисовна. — Хотя в настроении он далеко не лучшем… Да, я понимаю. Но, надеюсь, что наш вчерашний разговор вы не забудете… Вот и отлично. Хорошо, я ему передам, когда проснется… Всего доброго!

Отключив связь, она неторопливо убрала со стола оставшуюся от завтрака посуду и закурила, пристроившись возле окна. От работы сына Альбина Борисовна ожидала, конечно, сюрпризов, однако вовсе не такого рода, какой получила в реальности. И теперь, глядя в хмурое небо за окнами, набухшее тяжелыми клубами туч, размышляла над тем, не поторопилась ли в свое время одобрить устройство своего Алика в «Глорию»… Впрочем, своего сына она знала достаточно хорошо, для того чтобы понимать: каким бы ни было ее мнение, но свои решения Альберт едва ли не с самого нежного детского возраста все равно принимает сам…

Загрузка...