Недели через две после того, как мы начали кампанию за переход власти к Совету, помещение Совета на базаре стало неузнаваемым. Оно заполнялось представителями от фабрик, воинских частей, крестьянских обществ, уездных партийных организаций. В него приходили рабочие и крестьяне большими делегациями, чтобы потребовать от Совета разрешения боевых вопросов революции, а, уходя из него, проклинали меньшевиков и эсеров и уносили с собой директивы нашей партийной организации.
Рабочие, которых меньшевики и эсеры своей политикой замаривания Совета отучили уже обращаться в Совет за поддержкой, вновь начали посещать здание Совета, о обращались не к меньшевистским членам Совета, а к большевикам. Рабочие не скрывали своей ненависти к разлагавшемуся трупу старого Совета и всю свою революционную энергию и нетерпение влагали в дело подготовки перевыборов Совета и укрепление партийной организации. Самодеятельность рабочей массы проявлялась наружу тысячами обильных ручьев; наша литература распространялась невидимыми проворными руками сочувствующих. Эти же руки неустанно цементировали на предприятиях, в профсоюзах, в воинских частях и в деревнях партийные связи с рабочими и крестьянами. Самоотверженные революционеры-массовики с каждым днем усиливали свою агитацию среди беспартийных и вербовали нам все большее количество сторонников.
Многие сотни партийных и беспартийных рабочих, из этого периода моей революционной работы, прочно вошли в мою память. Их преданность социалистической революции и их боевая активность делают непоколебимой уверенность в победе коммунизма. Решительные и вместе с тем скромные фигуры рабочих, которые тогда стремились в ряды большевиков и составляли их лучшее ядро, появлялись в Совете и снова уходили из него, чтобы протянуть новые нити и туже завязать связи в многочисленных звеньях аппарата восстания. Манера говорить, действовать, призывать передавала динамику их производства, их привычную работу у станка.
На каждом заводе, на каждой фабрике, в каждом селе и в каждой казарме была подготовка к своему Октябрю и был свой Октябрь. Эти миллионы самодеятельных ячейковых Октябрей совершались по единому плану коммунистического центра, но в то же время и сами возникали, схватывая идеи переворота, выкованные большевизмом в железный стратегический план всемирной борьбы пролетариата за социализм.
Я уже писал о том, что Совет солдатских депутатов старого состава постановил на своем заседании от 7 (20) декабря создать команды для «охраны порядка» в уездах. Согласно этому постановлению драгуны оставлялись на местах. Было очевидно, что солдатский Совет (на самом деле солдаты уже не признавали его своим), совместно с губернскими властями, организует заговор против революции. Начавшаяся консолидация контрреволюционных сил проявлялась в актах, получивших широкую общественную огласку. Так 10 (23) ноября руководимый контрреволюционной буржуазией Пензенский союз домовладельцев предоставляет свои силы в распоряжение так называемого «Революционного Штаба», состоявшего из представителей правительственных учреждений и буржуазных и социал-соглашательских партий.
12 (25) ноября состоялось всенародное молебствие с крестным ходом о прекращении междуусобия. 16 (29) ноября[38] на имя губернского комиссара Временного правительства поступает телеграмма товарища Министра внутренних дел Богуцкого, в которой говорится:
«Срочно противопоставить большевистскому выступлению самое энергичное сопротивление, путем организации местных отделов Комитета Спасения Родины и Революции и установления связи между ними и центром».
Этим попыткам контрреволюции вновь собрать свои силы после смертоносных ударов в Петрограде и Москве для нападения на Советы мы противопоставили наши организующиеся силы. Подавляющее большинство рабочих г. Пензы и губернии шло за нами. Мы закрепляли процесс революционизирования рабочих масс в форме перевыборов в рабочую секцию Совета. Мы добились того, что в первой половине декабря большинство рабочих депутатов Совета было уже на нашей стороне. Эсеры и меньшевики еще опирались на солдатскую часть Совета и руководили Советом против большинства рабочей секции.
Между тем наша кампания в солдатских массах также начала приносить свои плоды. Солдаты очистили свои казармы от эсеровского литературного хлама, дали пинка эсеровским и кадетским агитаторам и массами пошли за большевистскими знаменами. Большевистская организация преодолела общественный распад в гарнизоне и сплотила в дружные ряды рабочих и солдат.
(3) 16 декабря[39] общее собрание солдат гарнизона постановило открыть добровольную запись в рабочую Красную гвардию. У нас с меньшевиками и эсерами происходили бурные сцены на заседаниях Совета из-за организации Красной гвардии. Они понимали, что штыки красногвардейцев немедленно обратятся против буржуазии и против них самих. Красная гвардия начала создаваться против воли меньшевистско-эсеровского большинства Совета.
С середины декабря, когда в гарнизоне окончательно определился перелом в нашу пользу, мы начали прямо призывать массы к захвату власти Советом. Например, 6 (19) декабря собрание солдат 140 и 99-го полков, руководимое большевиками, постановило: «Призвать рабочих и солдат к захвату власти Советом».
7 (20) декабря в воинских частях были произведены перевыборы Совета солдатских депутатов. На перевыборах большевики одержали блестящую победу. Прошел целиком большевистским список депутатов в солдатский Совет. Таким образом, в Совете рабочих, солдатских и крестьянских депутатов мы получили решающий перевес. 9 (22) декабря состоялись выборы большевистскою президиума губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
В состав президиума вошли: Кураев, Серегин, Гринштейн, Соколова, Марьин, Трясогузов, Андрианов, Пладухин, Яковлев, Иоффе, Черепанов, Булычев, Аракчеев.
Председателем губернского Совета был избран пишущий эти строки. 11 (24) декабря был избран новый состав редакции «Известий Губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». «Известия» стали вместе с тем и органом губернского комитета РСДРП (большевиков). Ответственным редактором «Известий» был назначен т. Марьин; «Голос правды», вынесший на себе все трудности первого периода организации и агитации, перестал выходить.
В это время мы могли уже быть уверены в том, что рабочие и солдаты гарнизонов, расположенных в Пензенской губернии, поддерживают нас безоговорочно. Лишь кое-где сохранились выборные организации старого эсеровского и меньшевистского состава, в которых соглашатели делали все, чтобы дезорганизовать наши ряды. Так, 14 (27) декабря ротные комитеты 140 пехотного запасного полка и Пензенская команда выздоравливающих вынесли протест против перехода власти к Совету. Мы быстро ликвидировали эти попытки контрреволюции пошевелиться в тех местах, где массы уже были за нами.
На очереди стоял огромный вопрос организации в губернском масштабе крестьянских масс. Совет мог считать себя полным хозяином положения лишь при условии организационно оформленной поддержки крестьянства, сочувствие и политическая поддержка которого нам была уже обеспечена в то время. Члены Совета — крестьяне, были все решительно настроены за переход власти к Совету. 12 (25) декабря Совет постановил созвать на 9 января губернский крестьянский съезд[40]. В то же время мы продолжали энергичную работу по организации Совета и сплочению всех политических элементов, входивших в него под руководством большевистской фракции Совета. Меньшевики и правые эсеры покинули Совет после того, как он принял резолюцию о поддержке Советского правительства и необходимости борьбы за переход власти к Совету в Пензенской губернии.
Мы подняли кампанию на предприятиях и в воинских частях за перевыборы меньшевистских и право-эсеровских членов Совета, ушедших из Совета в контрреволюционный лагерь. Рабочая Пенза и гарнизон прислали нам на место саботажников меньшевиков и эсеров прекрасных большевиков.
В Совете после ухода меньшевиков и эсеров остались, кроме большевиков, левые эсеры и меньшевики-интернационалисты. Левые эсеры, расколовшиеся с правыми эсерами, высказывались по примеру своего центра за власть Советов. Они увлекли за собой почти всех (за немногими исключениями) крестьян, входивших в эсеровскую партию. Крестьяне левые эсеры очень быстро сошлись в Совете с рабочими, солдатами и крестьянами большевиками, а значительная часть из них скоро даже ушла от левых эсеров и перешла к большевикам. Во главе левых эсеров стоял один из наиболее видных лево-эсеровских центральных работников т. Костин. Впоследствии он был убит в бою с чехословаками.
Кроме него, в лево-эсеровскую фракцию входили тт. Тутенков, Коваленко (матрос-крестьянин), Зубачев, Малышев, Шибаев и др. Из крестьян большевиков, входивших в первый большевистский Совет, я запомнил: Черепанова, Булычева, Аракчеева, Скачкова, Егорова (матрос), Алехина (крестьянин-матрос, убитый во время сражения с чехословаками в мае 1918 г.). Во время переговоров с нашей фракцией левые эсеры никаких особых условий и требований не выставили. Мы привлекли их в состав президиума Совета и дали нагрузку в работе.
Партийное руководство Советом через нашу фракцию мы осуществляли без особых затруднений, так как немногочисленные беспартийные члены Совета всегда дружно шли за большевиками и практическую работу старались выполнять так же энергично, как и большевики.
Авторитет Совета быстро возрастал. Мы энергично принялись за установление и укрепление связей с профессиональными союзами, из которых в весьма короткий срок были устранены, путем перевыборов, немногочисленные оставшиеся там меньшевики. В гарнизоне наше влияние и руководство также не оспаривалось уже никем. Завоевание Совета в Пензе оказало огромное влияние на развитие и укрепление Советов в уездах.
Дня через два после организации большевистского Совета мы перенесли его постоянное местопребывание в здание губернского комиссариата Временного правительства.[41] Руководство всем революционным движением в самой Пензе и в губернии было сосредоточено в Совете. Представители советских и общественных организаций, а также уездных и сельских учреждений, не отказавшихся еще формально от подчинения бывшему Временному правительству, по приезде в Пензу обращались со своими делами прежде всего в Совет. Почта, телеграммы поступали в Совет все возраставшей лавиной.
Губернский комиссариат и так называемые «Революционный Штаб» и «Комитет спасения родины и революции» фактически прекратили свое существование со дня перехода Совета в здание губернского комиссариата. Они были совершенно бессильны что-либо предпринять против Совета, который по праву сильного управлял губернией, игнорируя старые учреждения бывшего Временного правительства. День 24 декабря, когда Совет перенес свою деятельность в здание Губернского Комиссариата, был днем фактического захвата власти Советом.[42] «Государственная» работа еще существовавших номинально учреждений Временного правительства свелась к дежурству адъютанта «Революционного Штаба», который получал почту, идущую в адрес старых учреждений и добросовестно пересылал ее нам. И про этого единственного носителя «Верховной власти» бывшего Временного правительства можно сказать, что он больше спал, чем работал. 20 декабря (2 января) «адъютант» по приказу Совета передал нам все «дела», печати и прочий хлам, который еще оставался у него в столах. То же сделал «управитель» канцелярии губернского комиссара, и дух старой власти вознесся к праотцам, смущенный грубой бесцеремонностью большевиков.
Настолько велик был перевес сил на нашей стороне, что буржуазия и соглашатели не дерзнули даже сделать попытку вооруженной борьбы с Советом. Эта попытка была сделана несколькими неделями позже, когда контрреволюционные силы буржуазии, помещиков и части городской буржуазной демократии «крестным ходом» под хоругвями и с попами наступали на Совет[43]. Но она была освящена свинцовым кропилом пулеметов из здания Совета, панически пала на землю под этой благодатью и разбежалась, оставив на поле битвы свои крестоносные знамена и несколько раненых.
Тогда же и зародилась в Советской России «живая церковь», которая «лучше» «старой церкви» примерно так же, как сифилис «лучше» проказы.
21 декабря[44] была проведена национализация банков. Эта мера была проведена с героическими усилиями. В тот же день было устроено заседание Совета, на котором был установлен план национализации и избраны комиссары банков. Из первых пензенских финансистов я помню тт. Серегина, Мебеля и Оловянникова.
Наши комиссары финансов не имели никакой финансовой подготовки и тем не менее они блестяще справились со своей задачей и положили начало нормальной финансовой работе в губернии. Старые директора банков не хотели сдавать дела советским комиссарам. По приказу Совета они были арестованы и доставлены в Совет. С этим делом мы не могли медлить, так как денег у Совета не было, а потребности в деньгах на управление губернии были велики. Мы вовсе не хотели и не могли быть такими простачками, чтобы позволить буржуазии вынуть свои ценности из сейфов. Мне пришлось лично убеждать директоров банков о необходимости подчиниться власти Совета и передать дела его комиссарам.
В эти дни мне почти не приходилось спать. Представители финансовой аристократии были привезены в Совет глубокой ночью. Мы их доброжелательно встретили и в течение по меньшей мере двух часов убеждали в нецелесообразности их сопротивления и в явном беззаконии их отказа передать дела Совету, единственной законной власти в губернии. В конце беседы они заявили, что они снимают с себя ответственность, но дела передадут представителям Совета. После этого они были освобождены. Нормальная деятельность банков не была нарушена, и служебный персонал за немногими исключениями продолжал работу.
Совет выпустил воззвание к населению, в котором объяснил содержание декрета о национализации банков и призывал население поддержать это мероприятие Советского правительства, имеющее целью борьбу с буржуазией и упорядочение хозяйственной жизни.
Труднее было сломить упорство других учреждений, оставшихся нетронутыми со времен царизма. Служащие всех учреждений объявили забастовку и настойчиво ее проводили.[45] Нам удалось ее сломить, опираясь на низших служащих. Курьеры и «коллежские регистраторы» помогли нам одолеть вицмундирные «кувшинные рыла», которых мы все хорошо знаем по смачным описаниям Салтыкова-Щедрина и Гоголя. Знаменитые салтыковские «ташкентцы» и «топтыгины», которые были списаны великим сатириком большей частью с живой пензенской галереи губернской чиновной знати, наконец-то были сброшены в мусорную яму.
22 декабря 1917 г. (4 января 1918 г.) «Объединенный стачечный комитет служащих» постановил: исключить из состава бастующих почту, телеграф и телефон.
23 декабря 1917 г. (5 января 1918 г.) забастовка служащих временно была приостановлена стачечным комитетом до 28 декабря 1917 г. (10 января 1918 г.).
24 декабря 1917 г. (6 января 1918 г.) стачечный комитет постановил окончательно ликвидировать забастовку. Забастовка служащих сильно затруднила организационную работу Совета. Саботажническим элементам черносотенства и буржуазной контрреволюции не удалось, однако, надолго затормозить организацию власти и революционного порядка в губернии. Весь низший и средний персонал, а также наиболее ценные элементы из руководящего персонала служащих остались в советском аппарате. Некоторая чистка аппарата была произведена уже впоследствии в процессе работы.
Несмотря на то, что наша партийная организация заметно увеличилась, все же при построении губернского аппарата власти мы чувствовали большой недостаток в работниках. Мы сделали все, чтобы орабочить губернский аппарат власти. Совет выработал план управления губернией, организовал комиссариаты по различным отраслям управления и выбрал коллегии для руководства комиссариатами. Руководители губернских комиссариатов — губернские комиссары все входили в состав президиума губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и коллективно руководили управлением губернии в лице Совета губернских комиссаров. В состав Совета губернских комиссаров были избраны Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов: Кураев (председатель губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и председатель Совета губернских комиссаров), Серегин — комиссар труда, Гринштейн — председатель губернского Совета профессиональных союзов, Яковлев — комиссар социального обеспечения, Пладухин — председатель губернского Совета народного хозяйства, Трясогузов и Иоффе — комиссары административного управления губернией, комиссары финансов — Мебель и Оловянников, комиссар юстиции — Алексеев (петроградский рабочий), военный комиссар — Алексеев (рабочий с мебельной фабрики), комиссар почты и телеграфа — Лютин, комиссар отделения церкви от государства — Кузнецов, комиссар земледелия — Тутенков и комиссар просвещения — Козлов.
Секретариат губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и Совета губернских комиссаров был образован в составе тт. Соколовой и Либерсона. Впоследствии губернским Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов был организован комиссариат национальных меньшинств. Деятельность Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов направлялась губернским комитетом РСДРП (большевиков), секретарем которого был пишущий эти строки.
Организация пролетарской диктатуры в губернии была проведена лишь при огромном напряжении всего нашего партийного коллектива, который активно входил во всю деятельность Совета, контролировал его, вливал в него революционную энергию и систематически проводил коммунистическую программу переворота.