Алексеевско-Растокинский подрайон

Воспоминания тов. Самарина

Алексеевско-Ростокинский подрайон об‘единял до 15 тысяч рабочих, в него входило до 40 фабрик и заводов, из них более крупные: завод Михельсон, Ферман, Глинсбург, Дроболитейный, Сусоколова, Алексеевская водокачка «Коса» и другие.

Самую крупную организующую роль играл металлический завод Михельсона.

На всех этих заводах имелись большевистские ячейки. Большинство из них были представлены в Московском Совете большевиками.

Подрайонный совет также был в руках большевиков.

Организация Красной Гвардии началась в районе задолго до Октябрьского переворота.

Июльская демонстрация убедила рабочих в неизбежности кровавого столкновения с буржуазией и ее прихвостнями.

Рабочие приступили к перевыборам в Московский Совет, большинство которого составляли меньшевики.

Одновременно возникает мысль об организации рабочей Красной Гвардии.

На заводе Михельсон организуется штаб.

Все рабочие, способные носить оружие, с особой гордостью шли в Красную Гвардию.

Дело в том, что среди членов партии было течение за организацию чисто коммунистической гвардии, и только как исключение принимались беспартийные; этим и об‘ясняется малочисленность Красной Гвардии: во всем районе было около 200 ч.

Остальная масса обучалась военному делу при помощи инструкторов-красногвардейцев.

Среди красногвардейцев была установлена строгая дисциплина: они несли караульную службу на заводах, охрану оружия и т. д.

Для приобретения оружия был устроен среди рабочих специальный сбор: михельсоновцы отчислили дневной заработок; на эти деньги было куплено 40 винтовок австрийского и немецкого образца и к ним по 20 штук патронов.

Кроме того, через меньшевика Богданова в Алексеевском комиссариате удалось достать 11 берданок; взяты они были якобы на временное пользование для охраны завода.

Было известно, что после февральского переворота во 2-м Пресненском комиссариате осталось оружие. Туда послана была делегация, которая должна была уговорить комиссара, меньшевика, отдать нам винтовки, как нам принадлежащие. Мы их отобрали у черносотенцев. Меньшевик требовал разрешение Московского Совета, а получить его было мудрено, так-как в Совете было меньшевистско-эсеровское большинство.

На капсюльном заводе удалось достать, вернее украсть, несколько десятков ручных гранат.

Вот и все вооружение штаба, не считая несколько револьверов, благоразумно припрятанных членами партии с февральского переворота.

Проделана была также предварительная работа по подготовке красных санитаров; врач завода Михельсона, меньшевик Дыхно, любезно учил работниц оказывать первую медицинскую помощь.

На заводах одни обучались военному делу, другие — санитарному; «дисциплина заводская падала». И неудивительно, что последовал циркуляр Министерства Труда о поднятии дисциплины.

Накануне событий мы в районе имели 200 плохо вооруженных красногвардейцев, санитарный отряд и почти всю рабочую массу, шедшую за нами.

Администрация завода была парализована и под давлением штаба, со скрежетом зубовным, вынуждена была оказывать нам содействие.

Рабочих все больше и больше охватывало боевое настроение.

На угрозу Рябцева разогнать организовавшийся Московский Революционный Комитет, рабочие откликнулись восстанием.

В подрайоне был организован Ревком, и уже 30 октября в подрайоне власть перешла в руки Алексеевского Ревкома.

Был захвачен комиссариат, помещение районной думы. На заводах завкомы стали господами положения, распоряжаясь имуществом заводов и подчиняясь исключительно приказаниям революционной власти.

Справившись в подрайоне, захватив все средства связи, транспорт, Ревком бросил все силы в центр. В районе было оставлено только необходимое количество людей для окончательного вылавливания и разоружения белогвардейцев и борьбы с бандитизмом.

Все лучшие руководители подрайона направились в Горрайон к Сухаревой, где помещался Ревком.

Отправлялись наскоро организованные боевые рабочие отряды, санитары, рабочие постарше — с лопатами, кирками.

Бедный рабочей массой, Горрайон ожил; повеселели лица у Ревкомовцев, — Алексеевцы принесли с собой бодрость и уверенность в победе.

Когда мы пришли, у Ревкома перевозочных средств не было; связь была слабая, царили разброд и растерянность, еще только нащупывались пути.

С приходом алексеевцев, все близлежащие улицы в несколько часов покрываются окопами и баррикадами; усиленно вылавливаются белогвардейцы; выясняются занятые ими пункты; у Ревкома сосредотачивается весь транспорт района; весь район привлекается к служению Ревкому, и недельная упорная борьба, без сна и отдыха, приводит к окончательной победе.

Так участвовали рабочие Алексевско-Ростокинского подрайона в Октябрьском перевороте.

Слава ее участникам!

Вечный позор и стыд трусам — меньшевикам и эсерам, стоявшим в эти кровавые дни в сторонке!

Самарин.

Завод Михельсон в Октябрьские дни Воспоминания тов. Тарачкова

У нас, на заводе Михельсон, после февральской революции среди рабочих вначале пользовались популярностью эсеры и меньшевики. Но постепенно сознание рабочих прояснилось, и в политическом настроении произошел характерный перелом.

Наряду с этим стало наростать среди рабочих нашего завода справедливое негодование и недоверие против эсеро-меньшевистской власти, так как, вместо обещанной и долгожданной земли и воли, пролетарии получили «землю и пулю». По призыву большевиков решили организовать Красную Гвардию.

С этой целью был избран начальник Красной Гвардии, анархист тов. Бекренев и я — помощником начальника. Принялись за систематическое военное обучение. Оружие — винтовки, револьверы, патроны и бомбы — приобреталось различными способами: покупались за деньги у солдат и на средства рабочих.

Рабочие завода Михельсон явились в то время инициаторами революционной работы в Алексеевско-Ростокинском районе и служили центром политического об‘единения рабочих заводов нашего района; к моменту Октябрьского переворота наша Красная Гвардия выросла до 50 человек.

Особенно горячее участие в организации Красной Гвардии принимал анархист тов. Бекренев (ныне коммунист), т. Самарин — секретарь завкома (в настоящее время студент свердловец), тов. Верзамнек, убитый в первое наступление у Московского Почтамта, тов. Огильба и ряд других.

Накануне вооруженной схватки нашей Красной Гвардии в центре города, т. Бекренев предложил мне собрать отряд, направиться в центр и занять редакцию «Московского Листка». Я не соглашался, ссылаясь на отсутствие распоряжения из центра. Тогда тов. Бекренев собрал немногочисленный отряд и направился туда и сейчас же был окружен юнкерами. Первое время он с нами сносился по телефону и просил помочь выбраться из создавшегося положения. Послана была разведка, по сведениям которой выручить их не представлялось никакой возможности.

Настроение в городе было напряженное. Чувствовалось, что должно произойти что-то грандиозное. События не заставили себя долго ждать, и после проведенной неспокойно ночи на другой день открылись военные действия.

В этот день рабочие завода Михельсон на работу вышли своевременно, но к работам не приступали, а, собравшись группами, горячо обсуждали создавшееся положение.

Утром завком созвал собрание рабочих, выступали эсэры и меньшевики, призывали от вооруженного выступления воздержаться, но их агитация, как и всюду уже, не действовала на рабочих. Затем выступили с.-д. (большевики). В горячих призывах раз‘яснили рабочим значение создавшегося положения.

В настроении рабочих замечался особый революционный под‘ем и твердость, только незначительная часть оставалась пассивной. После собрания небольшими группами рабочие направились в центр. Т. т. Самарин, Верзамнек и я получили распоряжение В. Р. К. Горрайона вырыть окопы и забаррикадировать Сухареву площадь со всех сторон, что нами и было исполнено с помощью солдат, привлеченных из Спасских казарм. Это делалось с целью обороны штаба Ревкома Горрайона, находящегося на углу Сухаревки и 1-й Мещанской ул.

Тов. Верзамнек получил назначение направиться с отрядом к передовым позициям к почтамту, где через часа два или три был убит в бою с юнкерами. В этот же день рабочие фабрики и завода нашего района продолжали приходить в штаб В. Р. К., где они быстро и довольно сносно вооружались, получали продовольствие, группировались отдельно в отряды и десятки и направлялись на боевую линию.

Из работниц-женщин, пришедших в завком, формировались санитарные отряды, которые организовывали перевязочные пункты и направлялись в соответствующие боевые места.

Считаю необходимым отметить деятельное участие санитарки-работницы т. Кузнецовой, которая неоднократно при исполнении своих обязанностей подвергалась обстрелу со стороны противника и, не смущаясь этим, продолжала спокойно перевязывать раненых.

Вся эта лихорадочная работа происходила в течение 7-ми бессонных тревожных суток и впоследствии, как известно, не оказалась бесплодной, а принесла неизмеримое счастье угнетенному человечеству.

Член Р. К. П. Тарачков.

3/Х—22 года.

Воспоминания тов. И. П. Эйхмана

В первый же день восстания наш отряд Красной Гвардии ушел в центр.

После ухода отряда, по поручению партии, остаюсь в комитете я, Самарин, Врублевский, Огильба.

Слышна стрельба; в комитете не сидится и страшно хочется уйти в центр разделить и труд, и опасность.

Темная ночь, грязь, но настроение отличное. Все вместе решили итти на водокачку, вооружиться, взять автомобиль и отправиться в Горрайон. Правда, насчет оружия было слабо: кое у кого из нас были револьверы, но я до сих пор не уверен, были ли они в исправности и были ли еще пули.

На водокачке приняли нас не совсем хорошо, т.-е. правильнее сказать, выгнали с предупреждением не показывать больше носу, а на наши угрозы взять автомобиль силой, кажется, Семкин и Меркулов заявили, что они ответят на это остановкой работы водопровода. Положение серьезное. Тов. Самарин уверяет, что на водокачке одни эсеры, и мы ни с чем отправляемся обратно в комитет. В комитете скучно, хочется движений. Тов. Огильба, человек горячий, настаивает на том, чтобы пробраться в город пешком; мнения разделяются, и благоразумие заставляет нас остаться до утра для дежурства в комитете.

С рассветом мы уже на фабриках, организуем митинги, призываем к борьбе, просим помочь товарищам на баррикадах и тут же создаем боевые дружины. Организовали два отряда по 20 человек; один отправили в центр, с другим остался я. Вооружаемся кирками, ломами, топорами, лопатами и отправляемся на автомобиле, присланном из гаража авто-мастерской нашего района в Горрайон для рытья окопов. Шоффера, — наши же товарищи — коммунисты Фомин и Самохвалов, выехали благополучно. Доехали до Сухаревки — «остановка». Сухаревку занимает какой-то отряд, спрашивают документы, кто, откуда; узнав в нас рабочих, отпускают.

Вот, наконец, и Ревком. В Ревкоме толкотня, озабоченные серьезные лица. Приказание итти рыть окопы. Оружия опять недостаточно. Получаем новое приказание итти в Народный Дом, находящийся на Сухаревой площади. Там задания пока хозяйственные: приготовить обед для уставших борцов, взять хлеб, сахар, накормить солдат при Ревкоме. Все время идет суматоха, приходят солдаты с разведки, рассказывают о происходящих на Лубянке боях, все жалуются на недостаток оружия и трудность борьбы. Нужно пускать автомобили, нет бензина, справляемся в Горрайоне, там тоже его нет. Вспоминаю, что у нас, на заводе, имеется запас в 5 бочек, передаю это в Ревком и получаю немедленное приказание доставить бензин. Приезжаю на завод, беру бочку и отправляю. Заведующий ругается, пытается что-то говорить и что-то делать, но никто не обращает внимания. Оказалось, что одной бочки мало, пришлось отправить все, что было, в Горрайон. Эта хозяйственная работа надоедает, несмотря на то, что сознаешь ее важность и необходимость, а все-таки хочется идти туда, к ним, хочется боя.

Вот, наконец, опять в Ревкоме. Здесь опять работа — рыть окопы, охранять, итти на разведку. Четверо суток без сна, если не называть сном короткий отдых где-нибудь в уголке.

Но слышим радостные вести: юнкера разбиты, и мы получаем новое предписание итти охранять свои район.

И перед нами новая полоса: будничная, кропотливая работа и долгие дни неустанной борьбы за права и свободу рабочего люда.

Иван Павлович Эйхман.

Участие Московского дроболитейного и патронного Завода в Октябрьской революции 1917 г.

Из числа 225 рабочих в первые же дни революции организовалась боевая дружина в 20 человек.

Все время революции завод представлял собой квартиру, штаб и базу, откуда рассылались различные распоряжения, оказывалась помощь материалами, так, например, было отпущено 100 пудов бензина и различные инструменты.

В общем завод служил центральной базой охраны района и сношений с центром.

Управляющий заводом Эйхман.

Воспоминания тов. П. Ускова

Мне, как рабочему, дороги те воспоминания, которым в нынешний октябрь минет пять лет.

Во время революции 17 года я работал в Алексеевском комиссариате и был делегатом от милиционеров в Профсоюзе и районном совете Р. Д. Подбор милиционеров был случайный, мало сочувствующий Октябрьскому перевороту; среди них трудно было работать, но считаться с ними приходилось, потому что они были вооружены.

Штаб Красной Гвардии был организован при заводе б. Михельсон. Что бы привлечь на свою сторону милиционеров, устроили несколько об‘единенных заседаний штаба Красной Гвардии с представителями от милиции. В результате — имевшееся у милиции оружие в количестве 113 винтовок было передано в штаб К. Г. Вот с этим-то оружием и пришлось выступать штабу К. Г. Алексеевского района.

Надо отметить, что неутомимой энергией руководителей штаба К. Г. были подготовлены ударные ячейки по фабрикам и заводам, из партийных и беспартийных товарищей, которые в момент выступления были на своих местах: кто в бою, кто — в разведке, а кто дежурил в штабе. На следующий день было получено из городского района достаточное количество оружия, и борьба с белогвардейцами как в центре, так и на местах закипела.

Коммунистическая партия. Красная Гвардия рабочих и солдат восторжествовала.

Член РКП П. Усков.

Осада кадетского корпуса Воспоминания тов. Игнатова

Октябрьский переворот не был для нас неожиданным. На митингах и собраниях о нем говорилось, и все к чему то готовились.

Наша фабрика к этому времени стала. Хозяин, ссылаясь на отсутствие заведующего, закрыл ее.

Я, состоя в соглашательском заводском комитете, напрасно настаивал на пуске фабрики и старался удержать рабочих на местах.

В ночь с 25 октября на 26-ое усиленная пальба в Москве подняла нас почти всех на ноги.

С рассветом все рабочие, с заводским комитетом во главе, двинулись к Алексеевско-Ростокинскому подрайону. Нас встретили т. т. Калыгина и Иванова с призывом: «Товарищи, идите поддерживать своих. Временное правительство мобилизовало всех своих офицеров, которые засели в центре города».

Несмотря на стрельбу, мы пришли в Районный Совет и записались в Красную Гвардию. Получив мандаты, отправились на Сухареву площадь в штаб за оружием.

На улицах пустынно: живой души не видно, только редкие патрули проверяют документы да промчится грузовик с вооруженными рабочими и солдатами. Шла беспорядочная стрельба из винтовок, зловеще стучал пулемет.

В штабе дежурили двое суток, на третьи отправились на грузовике, отвезти патроны к Яузе.

Под‘езжая к реке Яузе, увидели кадетские корпуса. Там засели офицеры и кадеты. Шла усиленная ружейная стрельба. Ехать посреди улицы было нельзя. Грузовик медленно продвигался почти по самому тротуару к месту назначения, к маленькому одноэтажному домику, недалеко от берега Яузы, где стояли наши орудия.

Радостно встретили нас солдаты и рабочие и бросились выгружать снаряды. Сейчас же наши открыли усиленную стрельбу по кадетским корпусам. Те, мрачно выглядывая зияющими пробоинами, отстреливались.

Двое суток я принимал участие в осаде, потом вернулся в свой районный штаб и тут узнал, что убит белогвардейцами у почтамта тов. Верзамнек.

Через день стрельба умолкла. Офицеры сдались.

Радостные возвратились мы на фабрику и оставшимся рабочим рассказывали о всех событиях этих тревожных дней.

Член Красной Гвардии

фабрики Ферман Игнатов.

6/X-22 года.

Загрузка...