Октябрьские дни в Сокольническом районе

Воспоминания тов. Н. Зимина

К Октябрьской революции район имел ячейки на всех дорогах и в большинстве служб, и влияние ячеек на рабочих было огромное. Основное пролетарское ядро ж.-д. было завоевано, этого мы считали достаточным, чтобы с его помощью сломить возможное сопротивление враждебных нам верхушек ж.-д. аппарата. Роль ж.-д. района в Октябрьскую революцию в Москве была совершенно своеобразна и не похожа на роль других районов.

Райн. К-том была создана по образцу Москов. К-та партийная пятерка для руководства работой; она целиком вошла в Военно-Революц. К-т, созданный Районным Советом Раб. Депутатов.

В пятерку входили — Пятницкий, Зимин, Черняк, Амосов, Гриша Аронштам. В Военно-Революц. К-т кроме того входили: т.т. Гусев, Розит, Дианов и беспартийный Бутенко. Тов. Гусев был назначен Военно-Революционным Комиссаром узла, на дорогах были созданы свои Рев. К-ты, работавшие под руководством районного. Основной задачей было захватить вокзалы, обезоружить находившиеся там враждебные нам элементы (милицию и пр.), не допустить продвижения враждебных нам войск в Москву. Эта основная задача была выполнена районом блестяще. Вокзалы все время были в наших руках, и между ними поддерживалась связь. На вокзалах было отобрано большое количество оружия, которым была вооружена железно-дорожная Кр. Гвардия. Попытки направления в Москву враждебных нам войск были предотвращены и несколько эшалонов их, пытавшихся продвинуться, были задержаны в пути и не пропущены. Моск. К-т направлял к нам все экстренные выпуски газет, и мы их посылали с поездами в провинцию.

Помимо этого, через посредство Ж.-Д. района по железно-дорожному проводу удалось установить и поддерживать связь с Петроградом, чего нельзя было сделать по городским проводам.

Отдельные отряды красноармейцев ж. д. посылались в распоряжение В. Р. К-та Москвы для непосредственного участия в боях. В них погиб видный работник с Курской дороги т. Зотов. В самый критический момент Московского восстания ж. д. район оказал громадную услугу.

В разгар боев у В. Рев. К-та нехватало оружия. Были части способные сражаться, но не было винтовок, а юнкера наступали. В это время В. Рев. К-т Казанской дороги произвел проверку вагонов и нашел несколько вагонов с новыми винтовками и патронами. Обнаружены они были красногвардейцем Маркиным, осмотрщиком вагонов при обходе станции; он немедленно сообщил об этом штабу. Тотчас же вагоны были вскрыты, к ним приставлена охрана, а часть была передана в паровозные мастерские, где находился штаб Красной Гвардии.

Немедленно по получении этого сообщения, по поручению товарищей, я отправился в Военно-Революционный Комитет Городского района, помещавшийся в трактире у Сухаревой башни, и сообщил о найденных винтовках. Оттуда немедленно выслали грузовой автомобиль для погрузки винтовок, которые были крайне необходимы.

Затем были оповещены Московский Военно-Революционный К-т и соседние районы Сокольнический и Лефортовский, которые также начали немедленно вооружаться этими винтовками. Прислали за ними и из Рогожско-Симоновского и Замоскворецкого районов; к 4 часам был получен от Центрального Военно-Революционного Комитета за подписью тов. Усиевича приказ немедленно доставить винтовки в центр, что и было исполнено. Всего было роздано до 40.000 винтовок.

Эти винтовки, сыграли решающую роль, — получив вооружение, революционные войска перешли в наступление, и скоро всякая опасность Совету миновала. Долгое время несколько ящиков этих винтовок еще оставались сначала в Кр. Гв. на Казанской дор. и потом в отряде особого назначения.

Хорошо помню такой момент из работы в эти дни.

В одну из ночей, когда уже победа революционных войск почти не подлежала сомнению, к нам, в Военно-Революционный Комитет Железнодорожного района, расположенный в бывшем царском павильоне у Николаевского вокзала, где в это время из членов Военно-Революционного Комитета находились я и тов. Амосов, вбежали с сильно испуганными лицами члены знаменитого «Викжеля» Платонов и Кравец и сообщили: «Из Бологое по направлению к Москве идет бронированный поезд. Поезд этот был в руках Керенского, очевидно, и теперь в нем едут его войска; вслед за поездом едут, стремясь его догнать, два эшелона матросов. Поезд, угрожая оружием, не позволяет себя задерживать. Необходимо ехать навстречу и выяснить, кто едет в поезде, и если войска Керенского, то какими угодно средствами, но его надо задержать, так как если он придет в Москву и примет бой у вокзала, то произойдет колоссальное несчастье». После краткого обмена мнений решили, что надо ехать навстречу. Тов. Амосов остался в Военно-Революционном К-те, я же отправился на Николаевский вокзал и вместе с Членом Военно-Революционного Комитета Николаевской дороги тов. Бочаровым выехал на паровозе навстречу поезду, дав распоряжение задержать поезд в Клину до нашего приезда. Не доезжая одного пролета до Клина, на какой-то платформе, названия я не помню, наш паровоз остановили. Оказалось, что бронированный поезд уже выпустили из Клина, и он должен сейчас прибыть на эту платформу. Сделав распоряжение закрыть семафор, дабы задержать поезд, мы условились с тов. Бочаровым следующим образом: я должен был по остановке поезда войти туда и узнать, кто в нем едет. Тов. же Бочаров должен был оставаться у вокзала и ждать моего возвращения в течение 5 минут, в случае же моего неприхода за это время — сообщить в Москву, чтобы разобрали пути или выслали паровоз навстречу поезду для столкновения. Так мы и сделали. Я попытался, не входя в поезд, спросить у часового, стоявшего на платформе и охранявшего пушки: «Кто едет в поезде», на что получил ответ: «Не твое дело».

Из поезда послышались голоса: «Что за задержка, кто остановил поезд?» Тогда я сказал, что поезд остановил я, и велел провести себя к начальнику поезда. В вагоне начальника я увидел группу матросов и в средине знакомую фигуру доктора москвича, — фамилии его я не помню, — ехавшего с ними. После кратких расспросов и приветствий я выяснил, что в поезде едут революционные войска на помощь Москве, но что, действительно, в этом поезде были раньше войска Керенского, но они были загнаны в тупик и сдались без боя. Я вышел из поезда, велел его пропустить без препятствий в Москву и сообщить об этом по телеграфу в Викжель и в Военно-Революционный К-т, сам же с тов. Бочаровым поехал в Клин, т. к. здесь было нельзя повернуть паровоз.

Из Клина мы пропустили два других поезда с революционными войсками и с бодрым и радостным сердцем поехали обратно в Москву, куда приехали около 8¹/₂ часов утра. Тов. Бочаров сохранил письменное распоряжение от Военно-Революционного К-та о подаче паровоза для этой поездки.

Всю эту работу приходилось проводить при яром сопротивлении Викжеля, находившегося тут же в своей Моск. части и принимавшего все меры с своей стороны в другом направлении. Бывшие в нем два большевика Бальбахов и Кравец бессильны были изменить его работу, так как были в меньшинстве. Викжель подготовлял об‘явление ж.-д. забастовки, в противовес чему Революционным Комитетом было выпущено воззвание к ж.-д., спешно отпечатанное нами в типографии Курской дороги.

После Октябрьской революции чисто партийная работа в районе несколько ослабела. Все силы активных работников дорог были обращены на завоевание линии; значительная часть работников выехала на линию, организуя на местах местные Рев. К-ты. Организованные в Москве Рев. К-ты на дорогах в большинстве превратились в дорожные и их задачей стало овладение и управление всей линией. По Киево-Воронежской, Северной, Казанской и др. были посланы активные работники в том числе и члены Районного Комитета, и поставленная задача была выполнена. Пишущий эти строки вместе с тов. Фонченко об‘ехал в эти дни линию Киево-Воронежской дороги от Москвы до Киева, останавливаясь во всех более или менее значительных пунктах, устраивая митинги, организуя Ревкомы и пр.

Шесть дней борьбы Воспоминания тов. Попова

Историческое заседание пленума Московского Совета 25 октября 1917 года. В повестке дня вопрос: «Вся власть Советам».

Все усилия меньшевиков и правых с.-р. сорвать повестку дня ни к чему не привели; подавляющим большинством было принято: немедленно взять власть, не считаясь с тем, дойдет или нет дело до вооруженного восстания. (В это время Московский Совет имел подавляющее большинство с.-д. большевиков). Местам было указано немедленно организовать ревкомы, связаться с районами и держать тесную связь с центром.

Я, как член Московского Совета от паровозных мастерских М.-Казанской ж. д., совместно с т. Давыдовым, несмотря на позднюю ночь, придя в мастерские, наметили план действий. На утро при мастерских был создан местный Военно-Революционный Комитет из пяти товарищей: Попова, Давыдова, Кузнецова, Шелаева и Шлепкина, к которому и перешла вся власть не только в мастерских, но и на вокзалах. Сейчас же созвано было общее собрание мастерских, где было доложено решение Московского Совета. Оно было принято единогласно, с приветствием. В дополнение была об‘явлена запись в Красную гвардию и отпущены денежные средства в распоряжение Ревкома.

В этот же день, в 11 ч. утра, записавшихся красногвардейцев уже было 120 человек; желающие записаться продолжали прибывать; некоторым приходилось безусловно отказывать. Мы старались подобрать более стойких, молодых и мало-семейных ребят. Этот же ревком принял на себя командование вооруженными силами мастерских; у нас имелось несколько штук винтовок «Гра» и несколько десятков патронов. Несмотря на плохое вооружение, сейчас же был занят телеграф и другие важнейшие пункты станции; затем часть оружия была взята у милиции, но этого было мало; чувствовалось, что вооруженной борьбы не миновать. Мы знали, что придется бороться с хорошо вооруженными юнкерами, с хорошей военной подготовкой, — по этому было решено во что бы то ни стало оружие добыть.

Мы знали, что в связи с продолжающейся империалистической войной, на товарной станции оружие должно быть. С этой целью на ст. Сокольники была послана сильная разведка, которая выяснила и доложила Ревкому, что на станции имеются ящики с винтовками и гранатами. Немедленно туда был отправлен отряд и подготовлен маневровый паровоз. После недолгой борьбы с охраной (финляндцами), оружие было погружено с платформы в вагоны и на подготовленном паровозе привезено во двор мастерских. Всего было взято 120 ящиков винтовок, но… патронов не было. Некоторая часть патронов была добыта у тов. Петровцева и большая часть была взята из Симоновских складов, при помощи грузовика; все это обошлось без всяких инцидентов. Сейчас же сообщено было районному штабу и в ближайшие районы, которые не замедлили на грузовиках явиться во двор мастерских, где им отпускалось соответствующее количество оружия. Таким образом было вооружено, может быть не полностью, но большинство районов Москвы, включая и Замоскворечье и часть, кажется, 56-го полка. Получился вооруженный отряд в 120 человек; часть его несла охрану в районе Москва — Сокольники и по приказу районного штаба — охрану района трех вокзалов.

Но этого казалось мало; наши красногвардейцы не могли оставаться без действия; их тянуло в центр, где уже трещали пулеметы и грохотали орудия.

Они приняли участие в занятии телефонной станции, в бою на Никольской и под стенами Кремля. Кроме этого, боевой задачей нашей было — охранять товарную станцию от бандитов, с которыми частенько приходилось иметь форменные бои, так как в это время часть оружия попала в их руки. Затем, части нашего отряда пришлось несколько раз выезжать на линию и вести борьбу с остатками банд, старавшихся спровоцировать начатую Октябрьскую революцию; такие случаи были на ст. Запутная и Донино. И это происходило в те дни, когда на улицах Москвы шел бой с отживающим буржуазным строем.

Все действия нашего отряда при мастерских проходили в контакте со штабом, Сортировочной и Перово. Благодаря телефонной и живой связи мы знали, что делается на том или другом участке, нам было известно, как тов. Бураков вел, совместно с Перовцами, наступление на кадетские корпуса с северо-восточной стороны, благодаря чему своевременно оказывалась взаимно помощь.

Мы знали, что кольцо вокруг Кремля все сжимается. Часть нашего отряда, засев в здании верхних рядов, вела обстрел Кремля, совместно с другими воинскими частями из районов.

Вскоре после этого, накануне шестого дня борьбы, Кремль пал. Впереди была еще долгая и упорная борьба — мы это знали, а поэтому нашей боевой единице нужно было придать более организованную форму.

С этой целью был организован главный штаб, который поместился в вагоне № 7; подробностей я касаться не буду.

Вскоре я был избран на с‘езд мастеровых и рабочих в Петроград, и во главе штаба стал т. Смирнов.

Вот мои краткие воспоминания славных Октябрьских дней, которые от поколения к поколению будут передаваться с горячим и живейшим чувством. Теперь наступающий шестой год Советской власти должен быть годом мировой власти рабочих Советов.

Телеграф в Октябрьские дни Воспоминания тов. С. В. Москва

В тот момент, когда уже фактически власть в Питере перешла в руки рабочих, в Москве события лишь развертывались. Рабочие действовали не совсем организованно, то там, то здесь происходили схватки их с приверженцами Временного Правительства.

В этот самый зачаточный разгар борьбы у нас как раз происходил делегатский с‘езд служащих и рабочих телеграфа Казанской дороги. Этот с‘езд происходил в помещении бывшей конторы телеграфа по Рязанской ул., в доме № 7. Съехавшихся делегатов с разных уголков дороги было около 35 человек. С‘езд происходил под гул орудий и ружейной трескотни, которая доносилась из разных концов и окраин города. В таких условиях продолжать с‘езд не представлялось возможным. Пять делегатов (сторонники переворота), в том числе и я, во главе с товарищем Орловым собрали маленькое совещание и решили поставить вопрос по существу, то-есть выявить отношение остальных делегатов к создавшемуся положению, принять участие в общей борьбе совместно с рабочими. Тов. Орловым от имени вышеуказанной группы было внесено внеочередное заявление об обсуждении создавшегося положения и предложение примкнуть к борящимся рабочим. Но не тут-то было: нас освистали, назвав авантюристами, занесли все пять фамилий в протокол, заклеймили позором и выразили большинством против пяти — доверие Временному Правительству и Керенскому. На этом работа с‘езда оборвалась, и мы тут же, не медля ни минуты, под руководством тов. Орлова приняли деятельное участие в борьбе против буржуазии.

Мы вошли в контакт с местным ж. — дор. революционным штабом, получили наскоро краткие указания (инструкцию), оружие и приняли руководство и контроль над работой телеграфов всего Московского узла, так как ни на одной из станций Московского узла не было сочувствующих нам товарищей-телеграфистов; наоборот, встречали нас с насмешкой и иронией; при попытках устроить митинг или собрание нас освистывали при первых же словах и не давали говорить (телеграф Николаевской дороги в Москве). Из-за этого и происходили громадные затруднения в деле связи: нельзя было получить информацию или передать таковую в окраинные пункты Республики и провинцию, что было так необходимо центру. Нас саботировали, устраивали всевозможные повреждения проводов и аппаратов и т. д. Несмотря на все это, благодаря энтузиазму и энергии нашей малочисленной группы, а в особенности нашего руководителя тов. Орлова (тов. Орлов погиб на фронте в борьбе против Деникина), удалось преодолеть все трудности и сделать то, что было нам необходимо в этот момент.

Кучка казанцев-телеграфистов в пять человек заняла все главные ж. — дорожные пункты телеграфа Казанской, Николаевской, Северной, Александровской дорог, установила надежную связь с окраинами и этим много, много облегчила переход власти из рук буржуазии и контр-революции в руки рабочего класса.

На Сортировке Воспоминания тов. Наперсткова

В момент свержения Николая Романова-Палкина на ст. Сортировочной Казанской ж. д. господствовала партия меньшевиков, которая выдала, как я знаю, 152 партийных билета. Во главе организации стоял т. Смирнов, впоследствии член партии большевиков. Были влиятельны так же эсеры, большинство которых было из администрации. Наша же организация большевиков состояла всего из 6-ти человек.

На нашу долю пришлось много работы. Нам надо было разбить обе соглашательские группы, и перетянуть их членов в нашу партию. Это нам удалось: в Октябрьские дни они выступали вместе с нами. Еще до 25-го октября нами был организован отряд самообороны. Но в него записывались меньшевики и эсеры и другой ненужный нам элемент. У нас было 28 винтовок. Для того, чтобы отделить годных бойцов от негодных и сделать отряд действительно революционным, мы, при разбивке отряда на десятки, подчеркнули, что момент серьезный, придется может быть пустить в ход оружие и сложить голову за дело революции. Это имело свои хорошие последствия: наши «друзья» сейчас же ушли. На другой день из 88 человек осталось только 42. На этих можно было рассчитывать при выступлении. Часть из них тут же вступила в партию большевиков, и к моменту выступления наша организация имела уже более полусотни членов.

Связь с райкомом поддерживал секретарь депо Сортировочная. Организаторами железнодорожного райкома были т. т. Пятницкий, Маша Черняк, Гриша Арнштам и Зимин, которых часто вызывали на Сортировочную для проведения собраний. С противоположной стороны выступали: нач. участка Курицын, Лавров, меньшевик Малкин и офицеры, которых они приводили проливать слезы по поводу керенского наступления.

Железнодорожный райком определенного местожительства не имел. Как я помню, за время до октября он сменил 4 квартиры. Свои заседания перед выступлением он собирал на Бретской улице, около вокзала. На этих собраниях производился подсчет сил каждой ячейки. Была избрана пятерка в составе: т. т. Буракова, Кабанова М., Смирнова И., Опухтина и меня, которая руководила подготовительной работой при депо Сортировочная. В 2 часа дня тов. Смирнов, пошедший в райком для связи, вызвал меня по телефону и предложил отправить отряд красной гвардии в райком. Я стал снимать мастеровых с работ. Мастер Трофимов стал препятствовать, но я заявил, что не он, а я буду отвечать за это.

Все члены партии собрались в месткоме. Я им об‘яснил в чем дело. Сейчас же было решено отправляться в райком. Все собравшиеся были солдатами, да еще старыми. Ехать было не на чем. Поезда прошли. Пришлось мне отправиться к начальнику участка Лаврову требовать паровоз, но он отказался дать его для Красной Гвардии. Тогда я ему сказал, что его арестуем и сообщим об этом в Совет.

— А что разве уже власть у Советов? спросил он.

Я ему на это ответил:

— Давай паровоз! Керенского больше нет. И не время разговаривать.

Не говоря больше ни слова, Лавров взял трубку и отдал распоряжение. Когда я вышел из конторы меня уже дожидалась бригада. Машинистом был тов. Кирилов. Я отправил 43 человека, из них 26 с винтовками. Больше не было. Отряд возвратился в 11 час. ночи с тов. Смирновым. Он оставил 26 вооруженных до своего вызова на станции. На следующее утро часть отряда была отправлена в райком до обеда, другая часть — после обеда. Отправились все, за исключением дежурных. С последним отрядом отправился в райком и я. В царском павильоне уже находились красногвардейцы Северной, Николаевской, Казанской и других дорог. Не хватало винтовок и патрон. Я тоже был без винтовки. Мне поручено было отправиться в Московские мастерские Казанской жел. дор. и там узнать о находящемся в мастерских оружии и за одно проверить слух, будто в Сокольники приезжают казаки за сеном для лошадей. Я отправился. Мастерские охранялись красногвардейцами, выставившими свои посты. Винтовок у них было очень мало, патронов тоже. Разузнав все необходимое, я собирался возвращаться. Но в это время появился с 15-тью сортировцами тов. Уткин, слесарь, раненый унтер-офицер с фронта, сапер-подрывник. Он сообщил, что в Сокольниках появляются казаки, и что их надо разогнать. Он, вместе с тов. Блюмбергом, тоже фронтовиком, отправились на разведку. Я решил их подождать. Возвратились они через полтора часа и сообщили, что казаков нет. Но за то на платформе обнаружили ящики с винтовками, охраняемыми солдатами. Тов. Уткин сказал:

— Я сейчас возьму своих сортировцев, и мы все проделаем. Завтра будут у нас русские винтовки.

Я ему сказал:.

— Возьми меня.

— Тебя ненужно. У тебя нет винтовки.

— Если кого ранят или убьют — я его унесу. А если меня — мое счастье.

— Нет. Лучше ступай в райком и скажи, что казаков нет.

Тов. Уткин с командой отправился в Сокольники. Я сообщил райкому все, что узнал, и отправился в Сортировку посмотреть, как там дело. Прибыл я сюда в 7 часов вечера. Застал только трех дежурных. На следующее утро (27 октября), придя в комитет, я увидел несколько ящиков с винтовками, около 100 штук. С появлением винтовок отряд наш стал расти и достиг 120 человек. Начальником отряда был тов. Кабанов. Отряд нес дежурства в райкоме и на месте. Однако, группа, оставшаяся на месте не могла усидеть; собралась и отправилась в центр. Это было около 11 час. ночи. Вдруг по телефону нам сообщили, что во Всехсвятской появилась группа неизвестных, которая стреляет по слободе и по окопам и что товарищи сидящие в них собираются уходит потому что их обошли с тыла. Я и тов. Блюмберг отправились вперед на разведку, а за нами вслед должен был отправиться отряд. У слободки мы встретились с патрулем из местных жителей, но без оружия. Он задержал одного вооруженного и загнал его в чайную Григорьева. Мы отправились туда. Обезоружили его и отослали в комиссариат. Сами мы установили связь с окопами у тюрьмы против кадетского корпуса. Выстроили сторожевую цепь через пассажирскую станцию «Сортировочная» по линии. Мы влили в окопы часть свежих сил, которые явились на смену во время, так как некоторые товарищи сидели в окопах безвыходно двое суток. Они уже собирались бросит окопы и увезти оружие, которое стояло у тюрьмы. Сменив их мы накормили, напоили их, дали им согреться и отдохнуть. Таким образом у нас образовался резерв и мы имели возможность сменивать силы в окопах. В чайную перевели, все время находившийся под дождем, перевязочный пункт.

Наш отряд оставался в окопах до окончания боя, пока мы не победили.

Октябрьский переворот Воспом. бюро ячейки Перовских мастерских

До февральской революции при Перовских мастерских была небольшая подпольная ячейка большевиков, состоявшая из 9 товарищей; связана она была с МК через т. Иванова Трофима (теперь работающего в Перовских мастерских) и Лукушкина, оказавшегося провокатором (ныне расстрелянного). Означенные товарищи были избраны в 1 Московский Совет по предложению ячейки на общем собрании в мастерских.

С февральской революции по Октябрьскую в Перовских мастерских число членов ячейки увеличилось до 47 коммунистов. Часть из них была на совещании московской организации в момент, когда обсуждался вопрос о вооруженном восстании. Председательствовал на совещании ныне убитый тов. Усиевич.

К Октябрьским дням рабочие мастерские почти все были на стороне большевиков; вот почему от мастерских во все организации, по предложению ячейки, выбирали большевиков и голосовали за кандидатов, выставленных ячейкой.

Организовывая Красную Гвардию, ячейка вела отчаянную борьбу с Главным Дорожным Комитетом, руководимым эсерами и меньшевиками, и особо со ставленником Дорожного Комитета — начальником Охраны, которые препятствовали вооружению, не давая оружия. Из этого положения нас вывезло одно обстоятельство.

На станции Запутная М.-Каз. ж.-д. крестьяне разгромили цистерну со спиртом и помещение станции. Главному Дорожному Комитету ничего не оставалось делать, как обратиться к помощи дружинников. Этим перовцы воспользовались и получили от комиссара охраны дороги 67 штук винтовок системы «ГРА» и небольшое количество патронов. Все это затем было оставлено при Перовской ячейке.

К моменту октября Красная Гвардия в Перовских мастерских достигла до 160 человек, из коих — 113 чел. беспартийных. К 7 ноября (25 октября) Красная Гвардия имела уже винтовки и была готова к вооруженной схватке.

Вся Красная Гвардия была разбита на десятки. Из каждого десятка выделялся ответственный товарищ. Всей-же Красной Гвардией командовал единодушно выбранный отрядом, тов. Плющев (теперь умерший), который имел хорошую военную подготовку и обладал железным характером. Под его руководством начала свою деятельность Красная Гвардия.

7-го ноября (25 октября) при первых выстрелах в Москве и схватке Красной Гвардии с юнкерами, Перовской ячейкой был выбран Ревком из пяти товарищей, под председательством того же т. Плющева. Первой своей задачей Ревком поставил захват станции Перово.

Захватив станцию, расставили караул у телефонных аппаратов и на телеграфе, дабы не допускать распоряжений, исходящих от Главного Дорожного Комитета, который шел в разрез с большевиками.

Сейчас же был отдан приказ взять охрану ст. Перово в свои руки, (ночные обходы). Далее Ревком об‘явил близлежащие местности и ст. Перово на военном положении. Был отдан приказ: 1. Всем, кто имеет оружие, предлагается получить разрешение на таковое в Ревкоме при мастерских (имея в виду отборку). 2. Все пойманные в хищении железнодорожного имущества представляются в Ревком. 3. Никакие распоряжения по мастерским, а также в местностях, об‘явленных на военном положении, без визы Ревкома считать не действительными и не проводить в жизнь.

Одновременно т. Плющевым отдан был приказ по отряду Красной Гвардии: «Всем быть готовыми к выступлению и перейти на казарменную жизнь; оставаться днем и ночью в мастерских при штабе Красной Гвардии».

Через установленную связь с Москвой в первый же день, Ревком получил сведения о недостатке, оружия и патронов в Москве и предложение поискать по линии. Начальником отряда была выслана разведка — осмотреть на линии вагоны. Разведка донесла о блестящих результатах, что со станции «Сокольники» уже отправлены в московские паровозные мастерские М.-Каз. ж.-д. 12 вагонов с винтовками. Оружие распределялось Сокольнической организацией. Особое внимание было обращено на то, что к моменту восстания некоторые запасные полки были без оружия. Из привезенных вагонов с винтовками был вооружен 56-ой полк, а 100 шт. было оставлено в Перове. Такая же потребность ощущалась и в патронах; часов в 10 вечера тов. Маша известила Перовский Ревком по телефону, чтобы перовцы достали патроны из Симоновского патронного склада.

В чьих руках был склад, точно не было установлено. Но предполагали, что должен быть в наших руках. Ревкомом была выслана часть отряда на эту работу. Для того, чтобы достать патроны и привезти их со склада, необходимо было заставить начальника ст. Перово дать путь и паровоз на Симоновскую ветку. Начальник станции старался держать «нейтралитет» и не давал жезла. Церемониться было некогда. Приказано было начальнику не разговаривать. Дан был паровоз и открыт путь.

Приехав к патронному складу, отряд, не встретив препятствия, нагрузился; патроны были доставлены в Москву в Главный железнодорожный штаб, находившийся в бывшем царском павильоне Николаевской железной дороги.

Когда эта работа была проделана, начальник об‘явил по отряду, что оружие и патроны распределены по назначению; отряд был спокоен и доволен, что оружие не попало в руки юнкеров. Приходилось быть на чеку, особенно ночью. Шли вести о близкой победе Красной Гвардии над юнкерами. Отряд ожидал отступления юнкеров по направлению Перово из Александровских казарм. Ревкомом была установлена непрерывная связь с частью Красной Гвардии ст. Депо-Сортировочная, засевшей близ ст. Сортировочная и наблюдавшей за действиями юнкеров. Все предположения и ожидания оказались напрасными, так как юнкера сдались. Части отряда по требованию Ревкома железно-дорожного района посылались время от времени на подкрепление в Москву.

Большую роль отряд сыграл по охране линии и населения. Если бы это не было предусмотрено, то не обошлось бы без экссцесов 1905 года, т.-е. разграбления грузов на ст. Перово. Ревком высылал через каждые 2 часа патруль на линии и по улицам, и захваченные подозрительные лица приводились в Ревком. Часть из них по выяснению отпускалась, а более подозрительные направлялись в Москву.

Отряд снялся с военного положения лишь по окончании полной победы над юнкерами и перенес свои действия на линию, где по предписанию из центра приходилось действовать по разоружению эшелонов, произвольно демобилизовавшихся, а также вести борьбу с проездом безбилетных пассажиров и провозом разной контрабанды, главным образом, спирта, и бороться с бандитизмом вообще.

Вот краткие воспоминания перовской организации о днях Октября.

27 февраля 1917 года Воспоминания тов. Мажокина

При технической бригаде был избран местком, куда вошли членами т.т. Бочаров и я, Мажокин.

Позже, на 2-м собрании, мы были избраны в районный исполнительный комитет, в качестве членов президиума. Там мы и работали с февраля по день Октябрьской революции.

С нами были и другие товарищи — из паровозных мастерских (Иодзевич) и вагонных (Прохоров).

Всю работу, как организационную, так и партийную, пришлось нести нам, четырем большевикам. Очень скоро к нам стали примыкать многие товарищи из других мастерских.

По указанию исполкома приступили к организации Красной Гвардии, в каковой принимали участие все вышеуказанные товарищи. Проводили собрания, выносили резолюции за свержение власти Керенского.

Потом явился на сцену Корнилов. Железнодорожники были призваны итти против него. По указанию Викжеля избран был стачечный комитет, который и об‘явил железнодорожную забастовку.

Далее наступил июль. Нашим товарищам пришлось туго. При исполнительном комитете остались одни большевики, которые знали за что они борятся.

Вскоре положение изменилось. Июльское наступление сыграло роль в пользу большевиков. Они стали приобретать большое влияние среди железнодорожных масс.

Уже в октябре, когда железнодорожники, по приказу Викжеля, вынесли постановление — держать нейтралитет — рабочая масса, руководимая большевиками, была призвана под ружье и требовала вооружения. Но оружия не было ни у Исполкома, ни в Революционном Комитете. Тогда Революционный Комитет постановил отобрать шесть берданок с шестью патронами, находящиеся у комиссара, утвержденного правительством Керенского.

К нему явились трое — Ионов, Бочаров и я.

Потребовали выдачи оружия. После долгих препирательств нам удалось его получить. Революционному Комитету пришлось вынести еще раз постановление «из‘ять револьверы у милиционеров комиссара». Мы снова отправились. Но на этот раз мы явились не с голыми руками, а с теми берданками, которые мы раньше у него забрали.

Комиссар установил часовой срок, в течение которого он должен был разоружить милиционеров. Через час мы действительно получили у комиссара Дендурианца 4 револьвера системы Наган. Не выходя из его кабинета мы об‘явили ему его «свержение». Комиссаром был назначен я — Мажокин.

Начал с осмотра занимаемого комиссаром помещения. Обнаружил ящики с револьверами системы «Наган». Немедленно вооружены были все члены Революционного Комитета и Красная Гвардия, состоящая из 30 товарищей — рабочих вагонных и паровозных мастерских.

Вооруженные они явились в штаб, к Южному мосту, где нами был занят царский павильон. Там они застали рабочих железнодорожных мастерских.

Из числа отобранных револьверов в Московский районный железнодорожный Совет было передано 6 штук.

Наша Красная Гвардия слилась с красногвардейцами других железных дорог и вместе отправились на Казанскую дорогу, где обнаружили несколько вагонов винтовок. Тут у бывшего царского павильона образовался хорошо вооруженный штаб. Плохо обстояло дело с продовольствием.

Тогда Революционный Комитет сделал распоряжение буфетчику павильона, чтобы было изготовлено такое количество обедов, какое потребуется для штаба.

Конечно, содержатель буфета не только не хотел изготовлять нам обед из своего продовольствия, но готов был утопить всех нас в чайной ложке, но твердая рука октябрьских революционеров потребовала, и мы не только получили обед, но предпринимателю пришлось пустить в ход всю посуду, даже серебряную, которая береглась для особых вельможных сволочей царских прихвостней.

Наши боевики — красноармейцы, поедая поварские приготовления на серебряных блюдах, усмехаясь говорили: «Ай-да большевики, если они сейчас нас так кормят, то после победы будет еще лучше».

Красные бойцы рвались из штаба в бой, который шел у Кремля и в других районах. По первому требованию Р. К. красные бойцы направлялись по указанию.

Хочу отметить один яркий момент в поведении наших рабочих красногвардейцев.

Во время охраны железных дорог красными бойцами было обнаружено большое количество разных вин. Несмотря на русскую привычку к выпивке, — под грохот орудий они разбивали бутылки вина о рельсы и выливали его тут же.

Революционная дисциплина не была подорвана!

1. Не беря на себя ответственности за возможность кровопролития, ми всеми силами будем содействовать предупреждению кровопролития, но защитники истинные не должны быть безоружными против насилий вооруженных, злоумышленников, посему предлагаем вооружить Красную Гвардию, составленную из самых честных людей и искренних защитников свободы, дабы если будет пролита их кровь, она будет святой жертвой, принесенной для счастья большинства и укрепления свободы народа.

2. Предложить комиссару выдать оружие для вооружения Красной Гвардии.

3. Созвать Красную Гвардию.

4. Установить дежурства членов Районного Исполнительного Комитета и отрядов Красной Гвардии.

5. Всецело поддерживать Советы Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов.

В связи с текущим моментом созвать экстренное общее собрание.

Партработа на Николаевской ж. д. в Москве в 1917 году Воспоминания тов. Бочарова

Шестого марта 1917 года мы (я и т. Мажокин) записались в партию. Нам было известно, что записаны были уже несколько товарищей из паровозных и вагонных мастерских. Из них я припоминаю сейчас: т.т. Ионова, Ядзевича, Абакумова, Данилина, Прохорова, Хренова и еще других.

Общей работы на первых порах мы еще не вели, но на митингах и собраниях постоянно понимали друг друга.

Первая наша совместная работа была в товарной конторе. Там нас собрал т. Пятницкий. Из наших мастерских было около 25-ти человек; присутствовали также товарищи и с других дорог. Затем уже т.т. Зимин, Пятницкий и Черняк нас часто собирали, говорили с нами обо многом и многому научили. Вскоре стали выступать и наши. Тов. Ядзевича рабочие всегда очень внимательно слушали. Мы очень охотно ходили и на другие митинги и на лекции, по указанию тов. Пятницкого.

Так было до июльских дней. После 4-го июля наша партийная работа сразу упала. Многие позорно бежали, — другие стали относиться к работе чрезвычайно пассивно. Наш секретарь в июльские дни готов был даже сжечь всю переписку, книжку билетов, квитанции и т. д.

На совещании небольшой группы товарищей обязанности казначея и секретаря возложены были на меня.

К началу августа наши дела снова стали поправляться. Приток членов партии все увеличивался. К началу выборов в районную думу мы чувствовали себя настолько сильными, что уже очень часто говорили об открытой борьбе с временным правительством.

Я ясно помню совещание в Белом зале Московского Совета. Там мы и наметили общую линию поведения.

После выборов в районную думу, когда наша партия одержала победу — перед нами, членами партии, стал вопрос о дальнейшей борьбе.

Особенно горячая работа шла у нас в начале октября. Ежедневно мы собирались и обсуждали вопрос о взятии власти и о том, какую работу мы должны проделать в армии. В октябре мы все вступили добровольцами в Красную Гвардию. Здесь у нас работа закипела. Но у железнодорожников была одна беда — не хватало оружия. Это было быстро изжито общими усилиями. Винтовки нашлись на Казанской дороге, на ст. Мирково. На другой же день и патроны отыскались. И пошла работа…

В ночь на 2-ое ноября в Москве наступило затишье. Выстрелы еще были слышны, но реже, не так как в течение недели.

Железнодорожный ревком получил новые тревожные вести о том, что по Николаевской ж. д. идут по направлению к Москве три поезда, из коих два броневых. Кому принадлежали поезда — никто абсолютно не знал.

Викжель окончательно растерялся, не зная что делать.

Ревком стал выяснять положение, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие в Москве.

Мы, николаевцы, приняли в этой работе самое живое участие: запросили по прямому провод Тверь, Клин, но положительных результатов не добились. Вот как на наш запрос ответила ст. Тверь: «Поезда отправились, из них — два броневых, кому принадлежат — неизвестно. Остановка поезда продолжалась 15 минут. Первый броневой поезд ведет машинист Бродов».

Это нас еще больше забеспокоило.

Я припоминаю, что мы тут же связались со штабом и запросили дежурных членов Викжеля, которые продолжали быть так растеряны, что не знали что предпринять. Николаевцы без перерыва дежурили, в ожидании новых сообщений, но ничего не получалось. Поезда продвинулись до ст. Клин, где остановились для совещания.

Время шло так быстро, что мы не заметили, как прошла ночь; во втором часу к нам в комитет пришел т. Зимин. Тов. Зимин предложил поехать на паровозе навстречу войскам, выяснить положение и принять соответствующие меры. Тут же т. Зимин отправил телеграмму с требованием дать нам паровоз для встречи войск.

Через 20 минут паровоз стоял у семафора.

Мы стали сговариваться, как следует приступить к выяснению положения и кто должен ехать. Решив не терять ни одной минуты времени, т. Зимин предложил ехать вдвоем. Поехали: он, и от Николаевской ж. д. — я. Ехали со скоростью 75-ти верст в час, остановились лишь на несколько минут на ст. Крюкове по случаю того, что впереди нас стоял товарный поезд.

Когда мы прибыли на ст. Подсолнечное и узнали, что поезд уже вышел из Клина, то дали распоряжение задержать его на первой станции, а сами отправились дальше.

Под‘езжая к станции Флоровской, заметили, что семафор открыт. Мы дали распоряжение закрыть его.

Приказание было исполнено, и первый броневой поезд был задержан.

Выяснили, что неизвестные эшелоны — наши моряки, которые двинулись в Москву на помощь рабочим.

Поезд этот раньше действительно принадлежал Керенскому, он был отобран у него под Гатчиной.

Мы познакомили наших моряков с положением дел в Москве. Они предложили довести нас до Москвы.

Но ввиду того, что в Москве ждали от нас ответа, мы немедленно отправились в Клин, откуда дали телеграмму, что едущие войска — наши союзники, и мер принимать против них никаких не надо.

На Московском участке Николаевской ж. д Воспоминания тов. Л. Прохорова

Февральская революция протекала у нас так, как обыкновенно проходят все буржуазные революции. Железнодорожники не принимали в ней активного участия. Все их участие выразилось в разоружении железнодорожной жандармерии и в возмущении против неугодной администрации. Были организованы ревкомы, затем исполкомы. Главнейшей задачей последних являлась защита интересов трудящихся от произвола администрации, которая, несмотря на революцию, продолжала чувствовать себя хозяином положения. В исполкоме были представители различных политических течений; первенство в количественном отношении занимали эсеры, которые трубили о земле и воле. Социал-демократов было мало. Если и было человека два интернационалиста, то им очень тяжело приходилось работать на службе движения, которая отличалась большой инертностью к рабочему движению. На службе телеграфа было несколько эсеров, с ликвидацией жандармерии взявшие в свои руки наблюдение за станцией. Во главе телеграфа стоял Березовский.

Взаимоотношения между дорожным и районными исполнительными комитетами носили форму соподчиненности; при чем некоторые члены районных Исполкомов были в то же самое время, членами дорожных исполкомов.

Социал-демократов большевиков вначале февральской революции на московском участке было лишь двое: тов. Иодзевич — фрезеровщик паровозной мастерской и тов. Прохоров — столяр вагонной мастерской. Работать им было очень тяжело. Симпатии большинства были на стороне эсеров. Политическая работа в массах агитационная и пропагандистская велась напряженно.

Партия большевиков отличалась своей сплоченностью и дисциплиной, и это дало свои результаты. Для подготовки рабочего собрания приглашались лучшие докладчики из старших товарищей, которые противопоставлялись какому-либо видному эсеру или меньшевику.

Вскоре удалось привлечь на свою сторону нескольких молодых товарищей, не партийных. В первых рядах оказались; т. т. Хренов (ваг. мастерск.) Мажокин, Бочаров, Г. Рябчиков — слесарь вверенного депо, затем вернулся из ссылки т. Ионов. С этими силами московский участок Николаевской жел. дор. вел подготовку к Октябрьской революции.

Т. т. Иодзевич, Прохоров, Мажокин, Ионов были в Московском Районном Исполкоме Ник. ж. д., а остальные товарищи были на местах.

По инициативе Район. Исполкома, временная милиция Московского Района Николаевской ж. д. была заменена постоянной, под руководством комиссара милиции Дендурианца, который впоследствии выявил себя эсером.

Учитывая предоктябрьскую обстановку, Районный Исполнительный Комитет в составе: председателя т. Иодзевича, членов т. т. — Прохорова, Мажокина и Ионова, постановили создать совет при Комиссаре в составе двух членов исполкома: т. т. Мажокина и Прохорова и комиссара Дендурианца. Тов. Мажокин откомандирован был в качестве постоянного представителя при комиссаре.

В ожидании событий, милиция была вооружена винтовками и наганами и, представляла из себя некоторую силу, на которую необходимо было оказать свое влияние. Когда после московского совещания «живых сил», ждали приезда Корнилова, на железных дорогах организованы были ревкомы, в Советах дебатировался вопрос о вооружении рабочих. Ревком Московского района Николаевской жел. дор. командировал 3-х членов Ревкома т. т. Ионова, Алексеева и Прохорова навстречу белому генералу. И в Бологом был организован Ревком в который вошли разнообразные элементы, вплоть до контрреволюционных включительно. Ячейка социал-демократов большевиков была слишком слаба.

В ожидании скорого прихода Корнилова контрреволюционные элементы подняли голову и стали открыто агитировать за Корнилова, мотивируя свою агитацию необходимостью твердой власти. Пробыли мы в Бологом одни сутки. Переговорив между собой, решили, что с Бологовским Ревкомом ни чего путного не сделаешь. Вечером, под предлогом возвращения в Москву, пожелав успеха Ревкому, отправились пешком.

Верстах 10-ти от Бологого услышали о приближении корниловских эшелонов. Воспользовавшись ночной темнотой, мы с помощью т. Ионова, как специалиста, доставшего в одной из будок ключ и ломик, расширили путь, вследствии чего в непродолжительном времени произошло крушение первого эшелона корниловских войск. Проделав эту штуку, мы направились на ст. Бологое и с первым отходящим поездом уехали в Москву. По полученным сведениям из Бологого эшелон шел медленно и потому крушение было небольшое, но все-же несколько вагонов сошли с рельс и кое-кто потерпели ушибы. О погибших сведений не было. Но все же движение эшелонов прекратилось.

Прибыв в Москву, мы лихорадочно взялись за организацию Красной Гвардии. Этот вопрос предварительно обсуждался в районном совете Московского железнодорожного узла, председателем которого был тов. Пятницкий. Решено было вооружиться как можно быстрее. Привести в исполнение это постановление было очень трудно. Оружия достать было негде. Все оно было в войсковых частях, которыми руководил царский офицер. Созвали общее собрание рабочих; рабочих поставили в известность относительно надвигающейся реакционной опасности. И решение вооружиться встретило сочувствие среди рабочих. Только одни эсеры были против вооружения.

Мне памятен день, когда на общем собрании паровозных и вагонных мастерских обсуждался вопрос о вооружении рабочих и когда после зажигательных речей ораторов социал-демократов большевиков была принята резолюция о необходимости записи в Красную Гвардию. Открыли запись. Записалось около 30 человек. Я избран был начальником Красной Гвардии Николаевской жел. дор. В Красной Гвардии этой дороги приняли участие только две мастерских: паровозная и вагонная.

С вооружением Красной Гвардии обстояло неважно. Для всей гвардии с большим трудом удалось достать 10 старых винтовок системы Бердана, непригодных для стрельбы, затем 4 Нагана.

Таким же способом была организована Красная Гвардия и на других железных дорогах. Затем был организован Железнодорожный Центральный Штаб Красной Гвардии, который помещался в бывш. царском павильоне Николаевской жел. дороги. Начальником был т. Зимин, заместитель т. Гусев с Курской жел. дор.

В Центральном штабе несли дежурство красногвардейцы по вызову со всех жел. дор. Московского узла. Задачей Центрального Железнодорожного Штаба — было держать связь с Центральным Московским Ревкомом и, с другой стороны, с районами Москвы и, с третьей, — с железнодорожными штабами, через них — с линиями железных дорог.

С оружием в руках Группа товарищей из ячейки

При первых выстрелах мы, северяне, стали стягиваться к нашему месткому и ячейке 1-го участка тяги. Мы получили от комиссара милиции 8 берданок без одного патрона. У некоторых коммунистов были револьверы — всего штук семь — тоже почти без патронов. С таким оружием встали мы на защиту вокзала и охрану мастерских. При проверке проезжавших автомобилей мы выпрашивали иногда пачку или две патронов. Но давали нам больше винтовочные, которые к берданкам не подходили.

На другой день мы получили известие, что на Казанской дороге стоят вагоны с оружием. Мы снеслись с месткомом товарищей, имевших оружие, и пошли к вагонам. Здесь уже грузил себе оружие какой-то завод. Мы помогли погрузке и попросили товарищей подвезти оружие и к нам. Товарищи с завода это сделали. Доставили вместе с нами всего 200 ружей.

Оружие добыли, но патронов все же не было. Тогда двое из нас были откомандированы в Мызу-Раево на Лосиноостровскую в военный склад за патронами, и к вечеру на автомобилях несколько ящиков было доставлено.

Через день к нам с помощью товарища из района доставили еще два вагона патронов и один вагон винтовок. Но ружья оказались румынские и к патронам не подходили. Все же мы уже были богаты оружием и могли организованным порядком действовать.

И приступили к делу. Мы разбили на несколько групп отряд, который состоял из месткома, коммунистов и беспартийных товарищей наших мастерских тяги, а также и других служб, и завязали связь с Районным Комитетом и с центром, посылая туда товарищей по очереди; установили дежурства при вокзале и в поездах, проверяли документы и обезоруживали белых офицеров. Приезжавших наши отряды направляли в город с провожатыми и делились с ними запасом оружия.

Один из наших был ранен. Он находился в городе на связи. Два товарища попали в плен, когда возвращались обратно из города. Их забрали в Кремль. Здесь они были приговорены к расстрелу. Но расстрелять их контр-революционерам не удалось.

Наши заняли Кремль.

Железно-дорожный райком и Октябрьские дни О. Пятницкий

Структура железно-дорожного района была такова, что каждая дорога в пределах окружной составляла самостоятельную единицу — подрайон. Все же подрайоны составляли район. Во всем остальном структура была такая же, как и в других районах московской организации.

В Октябрьские дни железно-дорожный районный совет выбрал Военно-Революционный Комитет; такие же Военно-Революционные Комитеты были и на отдельных дорогах.

Райком целиком переехал в помещение райсовета, и партийная боевая пятерка совсем слилась с Военно-Революционным Комитетом. Немедленно была приведена в боевую готовность Красная Гвардия из рабочих на дорогах, часть коих присылалась в райсовет из близлежащих дорог, где был главный штаб. Красногвардейцы охраняли дороги и вокзалы, обезоруживали отдельных белогвардейцев, а также и целые, небольшие отряды их.

Революционные Комитеты отдельных дорог были в курсе дела всей дороги; к ним попадали все телеграммы, и они могли и сами пользоваться телеграфом и телефоном своей дороги, и контролировать все телефонные разговоры, и просматривать все телеграммы. Через дорожные Военно-Революционные Комитеты Районный Военно-Революционный Комитет, тесно связанный с дорожными организациями, был в курсе дела передвижения на всех дорогах войск, отрядов, казаков и т. д., принимал сам меры против их высадки, и сообщал в штаб центрального Военно-Революционного Комитета, о их передвижениях.

Остановлюсь лишь на нескольких эпизодах железнодорожного района в те бурные дни.

Военно-Революционный Комитет Москвы и партийная боевая пятерка (из М. К. Окр. Ком. и Областного Бюро), членом которой я был, ничего не знали, что делается в Питере. Этим пользовались эс-еры и меньшевики, чтобы распространять самые нелепые слухи о том, что в Питере, мол, большевики побеждены, что всех большевистских вождей перебили и т. д. Независимо от этого, как Московскому Комитету, так и Московскому Совету и их боевым органам необходимо было во что бы то ни стало связаться с ЦК партии и революционными органами Питера и страны, а центральный телеграф Москвы, несмотря на то, что он был в руках Военно-Революционного Комитета, был в первые дни решительно против нас. Связь с Питером была восстановлена через Северную дорогу по телефону, а через Николаевскую — по аппаратам Морзе и Бодо. На Николаевской дороге (на вокзале в Москве) настроение было против нас, но на Северной дороге телефонное сообщение с Питером было целиком в наших руках. Мне самому пришлось быть на вокзале Северной дороги и на телефонной станции пол-дня и целую ночь.

Там мы между многими телеграммами перехватили телеграммы Рябцева о присылке казаков в Москву и о присылке из Ярославля, с пристани «Кавказ и Меркурий» винтовок и, кажется, еще других боевых припасов. Туда были посланы В.-Р. Комитетом т. Манцев и еще кто-то. С помощью ярославских товарищей оружие было найдено, но ярославцам же оно понадобилось и осталось у них. Красногвардейцами Рогожско-Симоновского и Замоскворецкого районов — товарищами из паровозных мастерских М.-Казанской ж. д. были замечены вагоны с винтовками. Они под‘ехали с паровозом к вагону с винтовками, прицепили его и приехали с ним в паровозные мастерские, дав сейчас-же знать об этом центральным боевым органам Москвы. Последние же направили в паровозные мастерские грузовики, и все районы получили винтовки с Казанской ж. д., а патроны — из Симонова.

Борьба закипела с новой силой, а без патронов и винтовок борьба сильно затянулась бы.

Утром описываемого мною дня мне пришлось быть в партийной Боевой Пятерке, в Коммерческом институте в Замоскворечьи (теперь институт имени Карла Маркса и Энгельса). К нам приходили из всех районов с заявлениями, что у них патроны на исходе для того малого числа винтовок, которые имелись.