Оленин, машину! 2

Глава 11

Не соврал Лэй Юньчжан, принёс фонарик. Причём оказался он не японским, а американским. Видимо, достался тому офицеру, который его полукровке подарил, в качестве трофея. Что ж, это нам всё равно: главное, что работает, пригодится. Мы быстро перекусили, поскольку время было обеденное и следовало торопиться, чтобы успеть до заката. Ночью здесь не видно будет ни зги, хоть весь берег уставь кострами. Но что толку? Их свет под воду на достаточную глубину не проникнет, а копошиться в чернильном мраке опасно, – всё-таки здесь не пляж, а обломки моста.

После обеда я, вооружившись фонариком, первым полез в воду. Ощутил, что вроде даже привыкаю. Не так холодно, как в первые попытки добраться до вагона. Тогда ледяные иголки до самого сердца пробирали, теперь организм адаптировался немного. Доплыв до нужного места, заглотнул воздуха побольше и нырнул. Вскоре передо мной уже чернел дверной проём. Включив фонарик, я ухватился за дерево одной рукой, второй начал светить внутрь. Тусклый луч, – Мулинхэ всё-таки река довольно мутная, да мы ещё своей вознёй поднялись ил с вагона, и теперь она колыхалась, лишь немного сносимая течением, – едва пробивался через толщу воды.

Я заглянул внутрь. Не видно ничего. Придётся действовать наощупь. Но прежде вынырнул, продышался и опять вниз, на этот раз быстрее, чтобы воздуха на дольше хватило. Жаль, что акваланга у нас нет. Хотя бы одного-единственного, а ещё лучше – ребризера. Ну, вторых в этой эпохе ждать ещё долго. Чёрт, а мне бы сейчас даже простенькая маска с трубкой сгодились. Ну почему мы не догадались их взять? С другой стороны, это бы сразу могло привлечь лишнее внимание к нашей миссии, а она секретная.

Проникнув через проём, я стал более уверенно двигаться направо, доплыл до самого конца вагона и… упёрся в стенку. Ничего здесь не было. Совсем. Внутри стало нарастать раздражение в адрес Сигэру Хаяши. Только что проку на покойника злиться? Его не воскресишь, чтобы порасспрашивать с пристрастием. Пока злился, понял, что дико устал, и на третий нырок меня уже не хватит. Пришлось возвращаться на поверхность, а потом плыть обратно, благо этот путь всегда самый быстрый: члены отряда на берегу подтягивают за обвязанную через талию верёвку.

Выбрался на берег, подошёл к костру и устало опустился на брезентовый плащ, чтобы прежде отдышаться, а затем уже вытираться.

– Ну, что? Как там? – с интересом спросил Добролюбов. Я с самого начала видел, как ему страшно не терпится самому понырять. Но нельзя – он командир, должен оставаться снаружи. Это в Гражданскую войну некоторые сорвиголовы скакали на белогвардейцев с шашками наголо. Да в первые пару лет Великой Отечественной шли вперёд, зажигая бойцов своим примером. Потом, правда, эту практику было решено прекратить: слишком большие потери среди комсостава.

– Осмотрел правую сторону вагона. Нет ничего, – ответил я.

Серёга скрипнул зубами.

– Ладно, – и стал раздеваться.

– Ты куда собрался, командир? – спросил я, заодно напомнив ему, что здесь он не простой опер.

– Сам сплаваю, посмотрю, – решительно ответил Добролюбов тоном, не подразумевающим споров. – На время моего отсутствия принимай командование. Если не вернусь… – он сделал паузу. – Действуй по обстоятельствам.

– Послушай, Сергей, там опасно: вода холодная, течение, темно…

Опер вбросил на меня раздражённый взгляд:

– Отставить, товарищ старшина! Я знаю, что делаю.

– Серёга, – я понизил голос, чтобы остальные не слышали. – Давай лучше вон Кейдзо сплавает.

– А если там всё по вагону рассыпалось? – спросил меня опер чуть слышно. – Или ты решил и с ним нашей тайной поделиться?

Я поджал губы. Как не хочется мне, чтобы Добролюбов рисковал собой, но придётся согласиться. Потому оставалось только кивнуть и начать вытираться. «Сегодня больше нырять не буду», – решил про себя. Вспомнился фильм, который очень люблю пересматривать из-за особой атмосферы, – «Санктум». Персонажам там тоже пришлось много времени провести под водой. В пещерах, правда. Хотя утонувший в реке вагон чем-то грот напоминает.

Опер решительно пошёл в воду. Я видел, как он стиснул челюсти, когда вода дошла ему до промежности, – это ведь место в организме самое тёплое. Но командир решительно тряхнул головой и, резко подняв руки, нырнул, а потом, вынырнув, поплыл. Мне стало понятно, отчего он так в воду стремился: оказывается, опер отлично плавает: стиль кроль в его исполнении выглядел почти профессионально. То есть Добролюбов не мотал головой туда-сюда, а поворачивал её, приподнимая лицо над поверхностью, чтобы сделать вдох. Ногами тоже молотил будь здоров.

Вскоре он добрался до нужной точки. Остановился. Набрал воздуха и нырнул. Оставалось только ждать. Спустя полторы минуты командир всплыл. Продышался и опять туда, на глубину. По выражению его лица я не мог понять, нашёл он там что-нибудь или нет. Теперь у меня самого зудело: так хотелось присоединиться. Но понимал: слишком устал. Мышцы сведёт на глубине, и поминай, как звали. Потому нам с Кейдзо, физиономия которого опять не выражала никаких эмоций, лишь смотрели на воду. Остальные члены отряда контролировали периметр, а полукровка сидел поодаль на берегу с безучастным видом.

Наконец, Добролюбов снова выбрался на поверхность и махнул рукой. Тяните, мол. Мы с японцем так и сделали, но почти сразу поняли, что тащим не командира, а нечто другое. Азарт внутри разгорелся с новой силой. Опер неожиданно опять исчез в реке. Пока он там возился, мы исправно тянули, и в какой-то момент стало полегче, а потом снова верёвка чуть не струной зазвенела. Но отпускать ношу никто не собирался. Так и доволокли её до берега, пока Добролюбов со своей стороны помогал её держать. Давалось ему это с большим трудом – груз тянул на дно. Потому на берег Серёга выбрался без сил: так и шлёпнулся на песок, распластавшись и тяжело дыша.

Поскольку груз был уже рядом, хоть ещё и скрывался под водой, мы с Кейдзо поспешили к командиру. Подняли, поставили на ноги. Он выдернул свои руки из наших:

– Что вы меня тискаете, как бабу! – возмутился. – Я сам! – и пошёл, покачиваясь, к костру.

Заметив, что остановились, приказал:

– Ну, чего замерли? Тяните!

Поспешили исполнить приказ.

Вскоре на берегу появился металлический ящик. Он был тяжёлый, измазанный илом и песком. При ближайшем рассмотрении я понял, что это не сейф, иначе бы мы даже из вагона его поднять не сумели. Понадобилась бы сила не двоих человек, а всего отряда. Верёвка бы тоже не выдержала.

Ящик, скорее всего, был просто очень прочным контейнером, собранным из никелированной стали. Причём сваренным, а не склёпанным, что мне показалось немного удивительным. Но тот, кто придумал хранить ценности в этой штук, явно пытался их защитить в том числе от попадания в воду. Хотя он был весь покрыт слоем грязи и водорослей, его металл оставался неизменным даже после столь долгого пребывания в воде.

Пока Добролюбов вытирался, я оценил габариты находки. Длина около полутора метров, ширина примерно метр, такая же глубина. Он весил килограммов с полста, наверное, или даже больше, что даже двоим было нелегко его тащить. Видимо, внутри хранилось что-то тяжёлое, хотя мы ещё не могли знать, что именно. Слева и справа на крышке были приварены засовы, запирающиеся на замки. Я присмотрелся: в отличие от самого ящика, они оказались ржавыми. Это усложняло задачу по вскрытию находки.

Вскоре командир к нам присоединился, и теперь мы рассматривали ящик втроём.

– Монтировкой замки не вскроешь, – сразу сказал я.

Серёга кивнул.

– Ты прав. Нам бы хороший медвежатник сейчас не помешал.

Я сразу вспомнил, что это не дрессировщик диких зверей, а специалист по вскрытию сейфов. Видать, с ними, пока работал в МУРе, опер частенько дела имел.

– Где же нам здесь такого найти? – задался я вопросом.

Помолчали. Добролюбов поднял руку и скомандовал:

– Все ко мне!

Отряд собрался быстро, даже полукровка притащился и встал поодаль с надеждой снова пригодиться. Да, его фонарик нас здорово выручил.

– Товарищи, кто-нибудь из вас умеет вскрывать замки? – спросил командир.

– Можно попробовать взрывчаткой, – заметил Андрей Сурков.

– Нет, – ответил я. – Внутри нечто очень важное. Не должно пострадать.

– А если перепилить? – подал голос Микита Сташкевич. – У нас в колхозе однажды на амбаре замок заклинило, так мы его ножовкой.

– Долго возились? – спросил я.

– Почти полдня, – ответил белорус и отвёл взгляд. Понял: нет у нас времени столько возиться. Да и ножовка есть разве что в Эрренбане, и то если найдём.

Снова повисла тишина. Я даже пожалел, что не изобретена ещё пластиковая взрывчатка. Отщипнуть бы чуток, прилепить к дужкам замков, а потом потихонечку…

– Позови этого, – командир кивнул на полукровку.

Кейдзо подозвал, и Лэй Юньчжан с улыбкой устремился к нам.

– Вскрыть сможешь? – безо всякой надежды спросил его японец.

Полукровка опустился перед ящиком на колени. Взял свой фонарик, посветил. Потом поднял голову и ответил по-японски:

– Полчаса надо.

– Что он сказал? – поинтересовался кисло командир.

– Что за полчаса сделает, – перевёл я.

Лицо Добролюбова прояснилось.

– Так, бойцы. Занять круговую оборону. Никого не подпускать! Товарищ Кейдзо, на левый фланг. Я на правый. Алексей, остаёшься с китайцем. Как вскроет… ну, ты знаешь, как дальше.

Они разошлись, я остался возле Лэя Юньчжана. Наблюдать, чтобы не совал свой нос куда не следует. Не хватало ещё, чтобы этот жук хитрожопый первым выяснил, что внутри. Ведь в этом случае его придётся здесь оставить. Навсегда.