Оленин, машину! 2

Глава 31

Я прислушался и сказал шёпотом:

– Смотрите в оба! Тут ещё неизвестно, кто кому быстрее язык заплетёт. Они под шумок могут постараться приблизиться. Если увидите кого – стрелять без предупреждения и на поражение!

Добролюбов и Черненко согласно кивнули. Мне показалось, даже раненый Бадма это сделал. Жаль, что мы лишились единственного снайпера. То есть и я сам могу с винтовкой и оптическим прицелом нанести врагу некоторый урон. Но с таёжным охотником мне не сравниться.

– Мне честного слова недостаточно! – закричал я спустя некоторое время на английском. – Этого слишком мало! Я вам сейчас отдам бомбу, а вы меня сразу на месте и пристрелите, как собаку.

Ору, а сам понимаю, что выхода-то всё равно нет. Или довериться пиндосам и ждать от них милости, или в самом деле упереться и не сдаваться. Это в том случае, если бы я действительно хотел Родину предать. Но у меня другие планы. «Нужно тянуть время. Ох, как нужно!» – думаю и не знаю, что бы такого ещё придумать.

– Я хочу лично поговорить с вашим командиром! – кричу американцам. – Если со мной что-то случится, у моих людей приказ – бомбу уничтожить!

– Хорошо! Я выхожу!

Выбираюсь из самолёта. Иду по окопу, поднимаюсь наверх. С дюжим американским офицером, которого я прежде уже имел неудовольствие видеть, встречаемся на поляне, аккурат между остатками В-29 и кромкой леса. Вижу, как из-за деревьев на меня нацелились стволы. Стоит дёрнуться, и превратят в фарш. Но понимают: так глупо рисковать нельзя.

Когда подходим друг к другу, американец протягивает руку. Отказываюсь пожимать, упирая кулаки в бока. Он мне не сват, не брат и не зацепа хват. А самый настоящий враг, причём намного хуже какого-нибудь оголтелого эсэсовца. Потому как если сложить все те беды, что США сотворили на этой планете, и посчитать количество убитых ими людей, потери во Второй мировой смешными покажутся. Эта сраная империя зла народу сгубила намного больше. В 1945-м ещё нет, но дальше вся история показывает: за океаном сидят те, кто мнит себя третьей Римской империей. Ведут себя так же.

Есть поговорка, что Москва – это третий Рим, а четвёртому не бывать.

Чушь собачья. Столицей новой мировой империи стал Вашингтон. Только красиво маскируются они под демократию. Ладно, к чёрту политику. Не о ней сейчас. Командир, видя, что руки я ему не подаю, усмехнулся и свои убрал в карманы.

– Меня зовут Джон Маршалл, я полковник корпуса морской пехоты армии США, – представился он не без гордости.

«Надо же, крупная шишка! – подумал я. – Целый полковник!» Это показало мне, насколько важна миссия, ему порученная. В противном случае во главе десантников стоял бы какой-нибудь максимум майор, а чаще просто капитан. Таких не жалко бросать в огонь боевых действий – новых наклепают.

– Алексей Оленин, полковник Главного управления контрразведки «СМЕРШ».

Американец приподнимает лохматые густые брови. Он явно удивлён.

– На вас форма старшины, – замечает несколько недоверчиво.

– А вы совсем без знаков отличия, господин полковник, – парирую с лёгкой усмешкой. – Документы вам показывать не стану. Придётся верить на слово.

– Ладно. Что вы хотите, мистер Оленин? Какие гарантии я могу вам предоставить, чтобы вы поверили в серьёзность моих намерений? Как вы понимаете, никаких документов подписывать я не уполномочен.

– Хорошо, пока согласимся на вашем честном слове. Да, но хочу сразу предупредить: если кто-то из ваших людей прямо сейчас попробует сунуться в фюзеляж самолёта, мы взорвём бомбу. Поверьте, нам терять нечего. Уж лучше пусть эта… штука никому не достанется.

Маршалл поджал губы. Потом обернулся к своим. Подал знак, и я заметил, как вдалеке слева несколько десантников остановились. Значит, всё-таки был прав: собирались, пока этот усатый хрен мне зубы заговаривает, рвануть к самолёту и наших там двухсотыми сделать. Вот же сука!

– Вот и хорошо, – сказал я, давая понять, что догадался о нехитром манёвре противника.

– Откуда вы знаете, что за бомба в самолёте? – спросил полковник.

– Птичка на хвосте принесла.

– Как, простите? Я не понимаю русские выражения.

– Разведка наша хорошо сработала, говорю. Нам всё известно про Манхэттенский проект.

Маршалл в лице изменился. Мне захотелось его добить.

– Это кодовое название программы США по разработке ядерного оружия. Осуществление началось 17 сентября 1942 года. Перед этим исследования велись в «Урановом комитете» начиная с 1939 года. Проектом изначально руководил ваш однофамилец, полковник Джеймс Маршалл. Затем его сменил Лесли Грувс, позже повышенный до бригадного генерала. 15 Октября 1942 Грувс предложил профессору физики университета Беркли Роберту Оппенгеймеру возглавить новый исследовательский центр по разработке ядерного оружия.

Лицо полковника окаменело.

– Мне продолжать? – спрашиваю с ехидцей.

– Я… – он прочищает горло. – Вы действительно знаете очень многое, мистер Оленин.

– Даже больше, чем вы можете себе представить и чем знаете сами, полковник. Поэтому можете не сомневаться: если сунетесь в самолёт, я найду способ устроить здесь взрыв, который вы собирались произвести в небе над Хиросимой… – делаю театральную паузу и добавляю. – А потом и над Нагасаки.

Бледный Маршалл отводит глаза. Блукает взглядом по земле. Он поражён. Какой-то простой русский офицер знает секреты государственного масштаба, о которых даже он сам был только наслышан, но без подробностей.

– Я предлагаю вам, полковник, сдаться, – вдруг говорю, набравшись наглости.

«Алёха, ну ёшь твою в грош, куда тебя несёт?!» – орёт чувство самосохранения. Но я его не слушаю. К чёрту! Мне дана вторая жизнь не затем, чтобы я тут бегал, поджавши хвост.

– Вы – мне? – поражается американец.

Ну конечно! На его стороне преимущество в численности и вооружении.

– Да. Я – вам. Вы находитесь на советской территории. С минуты на минуту здесь будут наши войска. Как уже говорил – полк пехоты. Наверняка уже завершают окружение прилегающей территории…

Полковник опасливо оглянулся, прислушиваясь. Но тайга пока хранила тишину.

– Да и представьте, что бомба у вас. Что сделаете? Демонтируете начинку и понесёте к месту эвакуации? Я так полагаю, это озеро Танка. Поблизости ни одной площадки для взлётно-посадочной полосы. Тайга и сопки, максимум рисовые поля китайцев. Но вы-то, полковник, должны понимать, что такое радиоактивное вещество и радиация. Если даже довезёте до своих, облучение получат все. Дозы будут смертельными.

– Как вы сказали? Облучение? – спросил Маршалл.

Я покачал головой. Ах, ну конечно. Любимая забава американских командиров: отправить кого-нибудь в тёмную, не раскрывая всех глубины опасности. Сделает – молодец. Сдохнет в процесс выполнения – новых найдём.

– Я бы мог прочитать вам лекцию по ядерной физике, – продолжаю блефовать, поскольку не смог бы, – но нет на это времени. Уж поверьте теперь вы мне на слово: попытка раскрыть корпус бомбы приведёт к заражению местности. Излучение идёт прямо сейчас, мы с вами уже получаем дозу, которая превышает норму в несколько раз.

Маршалл осмотрелся.

– Я ничего не вижу.

– Это гамма-излучение, полковник. Оно невидимо. Как рентгеновское. Но поражает человека, по сути убивая. Чем мощнее источник, тем сильнее воздействие. Может за полчаса превратить вас в живой труп. То есть вы будете ещё живы, но вам останется несколько дней. И поверьте, они будут ужасны.

Полковник стиснул челюсти. Не привык сдаваться так просто, долбоящер.

– Мне кажется, мистер Оленин, мы зашли в тупик. Я обязан выполнить приказ любой ценой.

– Я тоже.

– Что будем делать? Я снова предлагаю вам…

– Послушайте, полковник. Уже не смешно. Коттедж с бассейном, машина, жена и трое детей, да ещё кокер-спаниель – всё это у меня есть и на Родине, – продолжил я сочинять красивую сказку. – Вам нечего мне предложить. Деньги? Вот вы сказали про гражданство США. Зачем оно мне? Я люблю Родину, хочу здесь жить.

Маршалл понял, что разговор со мной бесполезен.

Он вытянулся, кивнул, щёлкнул каблуками, приветствуя равного себе по статусу и званию, развернулся и устало пошёл к своим, сутулясь немного. Да, представляю, какая тяжесть у него сейчас на плечах. Договориться не удалось. Куда ни кинь – всюду клин. Я же понял: будет штурм. Последний. Потому вернулся быстро к своим. По пути, в окопе оставил две растяжки. Первым, кто сунется, будет несладко.

Вошёл в самолёт, Добролюбов сразу ко мне:

– Ну? Как?

– Без толку, – махнул я рукой. – Упрямый чёрт попался. Джон Маршалл, полковник. Корпус морской пехоты. Десантник, в общем.

Опер вздохнул.

– Так я и думал… Выходит, это есть наш последний и решительный бой?

– Он самый, – кивнул я.

Разошлись по местам. Ими стали иллюминаторы В-29. «Вот и посмотрим, – подумал я, – на насколько справедливо было называть Enola Gay и ей подобные самолёты суперкрепостями».