– Лёха, ты мне честно можешь сказать: что происходит? – спросил Добролюбов, когда заметил, как «Ворошиловца» и всех, кто его вытягивал из таёжной глуши, быстро окружают бойцы СМЕРШ с автоматами. Это происходило в Мишане, на окраине города, где мы остановились и ждали, пока кто-то неизвестный начнёт выполнять приказ «сопровождать особо».
За это время мы только и успели, что перевязать раны, – я тут вспомнил, что мне тоже досталось, пока лазил по лесам, сокращая численность американского десанта, и хоть большая часть дырок и порезов на коже уже затянулась, ныли они немилосердно, – да ещё немного перекусить. Жаль, не горячего. Эх, как бы хотелось сейчас, как сказал однажды капитан Жеглов, «щец горяченьких да с потрошками»! Но пришлось обойтись тушёнкой и хлебом, которые нам достали разведчики. Видать, успели по приказу майора Грозового сгонять к своему полковому интенданту и потрясти его как следует.
Зато, помимо прочего, выдали нам ещё с Добролюбовым фляжку «наркомовских». Мы, само собой, не усердствовали особо. Когда водку долго не пьёшь, лучше не налегать, – в раз окосеешь, и как потом с командованием общаться, если вызовут? Потому приняли по сто положенных каждому воину граммов, ощущая, как горячая волна бежит от горла до желудка, там вспыхивает и распространяется по всему телу.
– Серёга, знаешь, о чём я мечтаю сейчас? – спросил я опера, пока мы лежали неподалёку от тягача в траве, ожидая, пока наша дальнейшая судьба решится.
– О чём ты можешь мечтать? – насмешливо ответит опер. – Знаю я тебя, старшина Оленин. Ну, то есть товарищ полковник. О бабе вы мечтаете. Как бы прямо теперь оказаться где-нибудь подальше отсюда, за тысячу вёрст, где-нибудь в уютной квартире. И чтоб рядом на кровати непременно была она.
– Кто она? – спросил я, не ожидая подвоха.
Добролюбов коротко хохотнул.
– Да Зиночка твоя, кто же ещё?
Я аж поперхнулся.
– Ты откуда про неё знаешь?
– Эх, товарищ Оленин! Недооцениваете вы оперативных сотрудников СМЕРШ! – хмыкнул командир. – Работа у нас такая, между прочим. Знать всё, что касается морального облика подчинённых.
– Ну, ты особо-то не зарывайся, товарищ лейтенант, – сказал я полусерьёзно.
– Виноват, товарищ полковник, – ответил Добролюбов, а прозвучало всё равно иронично.
– Неужто так заметно, что я с Зиночкой… ну, того самого? – спросил спустя какое-то время.
– У нас всюду глаза и уши, – пояснил лейтенант.
– Да, надо было получше маскировать личную жизнь, – сказал я.
– А без толку, – хмыкнул Добролюбов. – Шила в мешке не утаишь.
– Ты не умничай, Серёга, – пришлось усмирить его иронию. – Гляди, лучше бы в сторону вышестоящего руководства нос не поворачивать. Как бы не укоротили.
Добролюбов стал серьёзен.
– Есть, товарищ полковник, – ответил и засопел. Чёрт, обиделся!
Я решил, что потом как-нибудь выскажу лейтенанту свою благодарность. За всё, что он сделал. А сделал немало: шутка ли – простой опер, милиционер в недавнем прошлом, который только и делал, что шпану гонял по Москве, сумел командовать отрядом, который не только огромные ценности сумел поднять со дна реки, но ещё и отыскать американскую атомную бомбу!
Вспомнив о сокровищах, я чуть по лбу себя не хлопнул. Это ж надо, забыл о них совсем, дурень! И ведь наш водитель где-то здесь, в Мишане. Андрей Сурков, если бы в своё время не поспешил за нами, тоже бы теперь сидел рядом с ним в кабине Студебеккера. Увы, сапёр предпочёл не ждать, потому и погиб с остальными. Эх, судьба солдатская…
Я задумался над тем, как поступить к ценностями. Та часть, которую выделил для Добролюбова, понятное дело, ему же и достанется, он ведь должен отчитаться перед командованием. Но другая, оставленная для самого себя, – как с ней быть? Прямо сейчас попытаться добраться до дома владельца типографии и забрать? Глупо. В связи с новыми обстоятельствами неизвестно, чем всё для меня может закончиться. Потому пусть полежат, никуда не денутся. Да и китаец не сунется. Ему же чётко объяснили: внутри хитрая мина. Попробует открыть – конец.
Оставалось только ждать, а больше ничего. К вечеру около «Ворошиловца» остановился чёрный «Мерседес», – трофейный, разумеется, видать из Германии сюда доставили, чтобы перевозить кого-то очень важного. Спереди и сзади него – два броневика. Из них высыпали бойцы, окружили машину, ощетинившись стволами ППШ.
– Смотри, – ткнул меня в бок Добролюбов, пробуждая от дрёмы. После «наркомовских» и сытной еды меня в сон потянуло. – Кто-то приехал. Видать, начальство из Москвы.
Мы встали, замерли. Подошёл майор Грозовой. Ничего не говоря, тоже вытянулся.
Дверца «Мерседеса» медленно открылась, и оттуда выбрался… заместитель начальника ГУКР Смерш по разведработе генерал-лейтенант Николай Николаевич Селивановский. Я-то его узнал сразу, поскольку хорошо учился в Рязанском РВВДКУ и к тому же всегда интересовался историей гораздо глубже своих однокурсников. Но поразило меня другое: первый заместитель Абакумова специально прилетел сюда из Москвы, чтобы… а зачем, интересно?
Селивановского встречал сам командир полка Андрей Максимович Грушевой, который приехал буквально несколько минут назад. Вытянулся, несмотря на ранение, замер перед высоким начальством. Хотел было ему доложить, но генерал-лейтенант коротко рукой махнул, прерывая:
– Где объект?
Грушевой, видимо, не успел войти в курс дела, потому посмотрел на Грозового.
– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу генерал-лейтенанту! – громко сказал майор.
– Разрешаю.
– Товарищ генерал-лейтенант! Объект здесь, в тягаче, – сказал начальник разведки полка, показывая на «Ворошиловца».
Селивановский, ни слова не говоря, поспешил к тягачу. Резво поднялся в кузов, приподнял брезент, которым накрыли бомбу. Потом медленно опустил его. Обернулся на Грозового и спросил изменившимся от сильного волнения голосом:
– Где взяли?
– Захватили с боем у американцев! – ответил Демьян Мартынович.
– Твою мать… – тихо произнёс Селивановский. Помотал головой. Потом опять уставился на майора.
– Кто приказал?
Я впервые увидел, как Грозовой, не знающий страха и сомнений, неожиданно растерялся. Он глянул на комполка, тот отвёл глаза. Прости, мол, майор, но я тут не при делах.
– Поступила развединформация… – начал Грозовой.
– От кого?! – прервал его генерал-лейтенант.
Демьян Мартынович посмотрел на меня и задумался. Вот как, в самом деле, ему доложить, что простой старшина СМЕРШ передал такие данные?! А я же помню, как настоял: сообщить, что информация государственной важности, особой секретности и вообще… звиздец, насколько крутая, говоря языком моего времени!
– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите? – подал я голос.
Селивановский глянул на меня, словно на комара, который вздумал пищать, пока куда более важные персоны общаются.
– Кто такой? – нахмурился Николай Николаевич.
– Старшина Алексей Оленин, 13 отдельный танковый батальон управления контрразведки СМЕРШ Забайкальского военного округа! – отрекомендовался я.
– Говори, – коротко ответил генерал-лейтенант.
– Разрешите лично!
Генерал-лейтенант поморщился. Комар оказался не только громким, но и назойливым.
– В машину, – пригласил меня.
Он первым забрался в «Мерседес». Я следом. Водитель перед этим предусмотрительно вышел.
– Говори, – потребовал Селивановский.
Я ничего скрывать от него не стал. Поведал, как от китайского охотника мы узнали о разбившемся в тайге американском самолёте – им оказался стратегический бомбардировщик В-29 «Enola Gay». Как от его пилота, полковника ВВС США Пола Тиббетса, умирающего от ран, я узнал, что самолёт должен был сбросить на японский город Хиросиму атомную бомбу, но угодил в страшный шторм непонятного происхождения и оказался над советским Дальним Востоком, где потерпел крушение. Как потом к месту падения «суперфортресс» был направлен десант американских морских пехотинцев количеством 48 бойцов. Они имели задачу захватить бомбу, демонтировать её самые важные части и отнести к озеру Ханка, куда должен был прибыть гидроплан. Но ничего из этой затеи у них не получилось, поскольку отряд под командованием лейтенанта СМЕРШ Сергея Добролюбова сумел противостоять превосходящим силам противника. В результате в живых остались только я и товарищ лейтенант, остальные геройски погибли. Нам удалось передать сообщение в штаб полка, а мне ещё и захватить в плен троих американских инженеров – тех самых, которые должны были разобрать бомбу на части для эвакуации.
Когда я закончил, Селивановский смотрел на меня как-то странно. В глазах его читалась сложная смесь недоверия и искреннего восхищения. После пары минут молчания он, наконец, произнёс очень тихо:
– Ты, старшина, не представляешь себе, что вы с лейтенантом сделали для нашей Родины.
«Очень даже хорошо представляю», – подумал я, но предусмотрительно промолчал. Незачем генерал-лейтенанту знать о моих познаниях в сфере атомного вооружения. Иначе точно сочтёт за психа.
– В общем, так. Ты со своим командиром летите со мной в Москву. Бомба… то есть объект. Поедет за нами на поезде.
– Простите, товарищ генерал-лейтенант… – мягко прервал я.
– Что?
– Может, в Москву-то не надо? Пилот Тиббетс мне говорил, что внутри этой бомбы огромная разрушительная сила. Может половину столицы в пыль разнести за несколько минут. А там ведь товарищ Сталин…
Селивановский задумался.
– Да, ты прав, – ответил вскоре. – Ладно, решим.
Он первым выбрался из «Мерседеса». Я следом.
– Полковник! – позвал Николай Николаевич Грушевого. – Старшину Оленина, лейтенанта Добролюбова и троих американцев я забираю с собой. Обеспечить сопровождение до аэродрома. Объект остаётся здесь. Отвезти в надёжное укрытие. Обеспечить круглосуточную охрану. Вас сменят войска СМЕРШ. Выполняйте!
– Есть!
Андрей Максимович как-то посмотрел на меня… с жалостью, что ли. Ну да, я же теперь с потрохами в сфере внимания самого первого заместителя Абакумова. Значит, мне вроде как и не светит в этой жизни больше ничего. Пропал старшина. Сожрут с потрохами. Наверное, так решил. Что ж, это мы ещё посмотрим.