Оленин, машину! 2

Глава 19

Ночь прошла без происшествий, и едва забрезжил рассвет, мы снова двинулись в путь. Хуа Гофэн уверенно вёл нас, словно чувствовал невидимую тропу в сплетении вековых стволов и густых зарослей. Не знаю, по каким приметам охотник находил нужное направление. Видимо, оставлял какие-то ему одному известные метки, чтобы вернуться. Или просто память у него отличная, позволяет ориентироваться в тайге, как у себя дома.

Тайга поглощала звуки наших шагов, а редкие голоса птиц напоминали, что здесь царствует природа. Я в некоторые моменты ощущал себя туристом, забредшим в эти дальневосточные дебри в поисках приключений. Например, желаю увидеть короля местных лесов – тигра. Стоило подумать об этом, как я даже оглянулся вокруг. Встреча с этой громадиной не предвещает хорошего. Конечно, мы вооружены, но зверь может подкрасться бесшумно. Следовало быть настороже. Хотя с двумя охотниками можно было не особо опасаться.

К полудню Хуа Гофэн остановился и, чуть приподняв руку, указал вперёд. Мы двинулись дальше, и вскоре в густой траве показался первый обломок – изогнутый кусок металла, покорёженный и наполовину утонувший в земле. Его поверхность была шероховатой, покрытой мхом и царапинами. Не заржавел же он потому, что был сделан из дюрали. На солнце поблёскивали остатки лака. По размерам обломок мог быть частью крыла или фюзеляжа крупного самолёта.

Мы огляделись. Окружающая тайга выглядела так, будто природа постаралась скрыть следы катастрофы: деревья вокруг казались старыми, как если бы успели вырасти после удара, а земля покрыта плотным ковром из травы и кустарника. Но Хуа Гофэн уверенно указал нам путь дальше, и скоро начали попадаться новые части воздушного лайнера.

Среди густых зарослей лежал массивный кусок фюзеляжа. Его рваные края указывали на то, что металл буквально разорвало от сильного удара об хамлю. Деревья вокруг были словно обняты металлическими обломками: в их стволах застряли куски остекления и изоляции, а в корнях – остатки электрической проводки, которая выглядела здесь, среди буйства зелени, инородной разноцветной лапшой.

Затем мы нашли что-то напоминающее часть кабины. Это был фрагмент округлой конструкции, частично погружённой в землю. Остатки приборной панели выглядели как бесформенные металлические выступы. Рядом валялась изогнутая деталь, некогда, вероятно, служившая сиденьем. На её поверхности сохранились клочья обивки. Но вот чего я не заметил, так это ржавчины, хоть недавно и начался дождливый сезон. Это означало лишь одно – катастрофа случилась совсем недавно. Может, неделю назад.

Место падения постепенно открывалось перед нами. Мы наткнулись на остатки крупного топливного бака – его смятые стены местами покрылись трещинами, но всё же сохранили первоначальную форму. Металлические крепления, некогда удерживавшие бак внутри конструкции, лежали рядом, частично вдавленные в почву.

Обломки становились всё крупнее и разнообразнее. Мы обнаружили массивные шпангоуты – толстые изогнутые балки, некогда формировавшие основу корпуса. Они были потрескавшимися, но не распались, сохраняя свою тяжеловесную мощь. Поблизости валялся длинный кусок металлической трубы, напоминающий элемент гидравлической системы.

Кое-где виднелись остатки внутреннего оборудования. Мы наткнулись на раздавленный короб, похожий на контейнер для хранения снаряжения, с перекрученными и обломанными замками. Рядом валялись ещё провода, среди которых местами мелькали следы цветных меток – наверное, маркировка электросистем.

Когда мы достигли небольшой поляны, стало ясно, что это был эпицентр катастрофы. Здесь находилось самое большое скопление обломков: массивные металлические пластины, детали креплений, остатки шасси. Земля в этом месте выглядела иначе: трава здесь почти не росла, а вокруг лежали корни, намекающие на то, что удар был настолько сильным, что вырвал их из земли.

Среди обломков валялись фрагменты крупных винтов. Их изогнутые и смятые лопасти казались нереально огромными. Металл был покрыт грязью и облеплен листьями, но все ещё выдавал мощь и предназначение. Остекление фюзеляжа, расколотое на сотни осколков, местами поблёскивало на солнце, утопая в мху.

Я медленно обходил очередной обломок, на этот раз значительно крупнее всех, что мы видели до этого. Его поверхность была покрыта трещинами и грязью, но форма сохранилась — широкая изогнутая пластина фюзеляжа, некогда отполированная до блеска. Металл выглядел так, будто некогда сиял в солнечных лучах на огромной высоте.

Мой взгляд скользил по замусоренной поверхности, когда что-то привлекло внимание — странный узор, пробивающийся из-под слоя веток, настилавших корпус. Я шагнул ближе. Металлический обломок словно прятал что-то важное, словно знал, что должен раскрыть тайну. Поддавшись инстинкту, я начал осторожно раздвигать ветки. И вот под иголками, листьями и ветками, обсыпанными налипшей во время падения грязью, проступили буквы. Крупные, чёрные, чёткие, каждая высотой около сорока сантиметров и шириной примерно тридцать.

Я замер, затем начал срывать ветки быстрее, лихорадочно очищая поверхность. С каждым мгновением надпись становилась всё более явной. Наконец, отбросив последний мешавший сук, я сделал шаг назад, чтобы увидеть её целиком.

На изувеченной, некогда сверкающей обшивке фюзеляжа было написано: Enola Gay.

Я застыл в шоке. Это название узнал сразу. Легендарное, громкое! Так назывался стратегический бомбардировщик ВВС США Боинг Б-29 «Суперфортресс», который должен был сбросить 6 августа 1945 года атомную бомбу «Малыш» на Хиросиму! В голове мысли завертелись, словно в калейдоскопе. Так вот почему никто из тех, кто мне знаком в новом мире, слыхом не слыхивал про ядерную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки! Так вот почему Квантунская армия хоть и бежит по всем направлениям, но не выбрасывает белый флаг. Вот почему агрессивная империя не капитулирует, а наши собираются высадить массированный десант на японские острова!

Вместо этого самолёт, призванный доставить самое смертоносное оружие в мире (нынешнем и будущем) до пункта назначения, чтобы переломить хребет японской военщине, лежит теперь передо мной, грудой покорёженного металла, поглощённого тайгой. Сделав ещё шаг назад, я снова посмотрел на надпись. Лес вокруг будто замер, а время остановилось вместе с ним.

Я нервно сглотнул, прислушиваясь к собственным ощущениям. Внутри уже начинал зарождаться смутный дискомфорт, хотя, возможно, это была просто игра моего разума, подогреваемого страхом. Но знаю: если это место действительно связано с тем, что подумал, последствия могут быть куда серьёзнее.

Прямо сейчас я должен чувствовать… лёгкое покалывание кожи, словно после долгого пребывания под жарким солнцем. Может быть, лёгкую слабость, которая появляется без причины, будто силы постепенно покидают мышцы. Тошнота – она может возникнуть внезапно, как после долгой дороги по ухабам. Усталость, накатывающая непреодолимыми волнами, даже если пару минут назад всё казалось в порядке.

Может быть, появится металлический привкус во рту – такой странный и резкий, как будто я стал сосать старую монету. Или необъяснимое чувство жара, которое проступает изнутри, хотя воздух вокруг холоден и влажен.

Я напрягся, будто пытаясь уловить малейший сигнал от собственного тела. Сердце забилось чаще. Меня охватил страх: что, если всё это уже началось? Что, если воздействие, которому я сейчас подвергаюсь, – незаметное, невидимое, неощутимое в первые мгновения – обернётся чем-то страшным? Этот страх оказался сильнее логики. Он вызывал предательскую дрожь в руках и холодный пот, стекающий по спине.

Мне стоило больших усилий заставить панику расти внутри. Я глубоко вдохнул и упрямо гнал прочь хаотичные мысли. Прежде чем тревожиться, нужно разобраться, что именно произошло. Важно не торопиться с выводами.

Моя рука невольно скользнула по влажному от росы металлу, пока я медленно обходил обломки, словно надеялся найти хоть какую-то подсказку. Лишь тишина тайги и сдержанное потрескивание веток под ногами сопровождали меня. Я остановился, тяжело вздохнув, и впился взглядом в ближайший фрагмент фюзеляжа.

Бесспорный факт: Enola Gay действительно здесь… Но могла ли она лететь налегке, выполняя простой разведывательный полёт? Логично. В таком случае её грузовой отсек пуст. Но тогда почему именно она? Почему отправили стратегический бомбардировщик вместо того, чтобы задействовать что-то менее крупное? Вероятно, потому что боялись… нет! Память внезапно подсказала: разведку над Хиросимой перед атакой проводил самолёт Straight Flush, это был такой же Боинг B-29 Суперфортресс. Его задача заключалась в сборе метеорологических данных, чтобы определить, подходят ли погодные условия. Его экипаж подтвердил, что небо над Хиросимой было ясным, что дало разрешение на проведение бомбардировки самолётом Enola Gay.

Получается, второй В-29 вылетел после разведки… Но как, ёлки зелёные, он в Китае оказался?! А самое главное – с бомбой на борту или нет?!

Мысли путались. Сердце билось неровно, отчасти из-за тревоги, отчасти от усталости. Если бомба всё-таки была на борту? Если она теперь где-то под этими грудами металла? Да не просто лежит, а развалилась на куски, и теперь радиационный фон здесь должен быть просто огромным. Это значит – все мы спустя неделю-другую трупы. Но эти дни проведём в муках…

Я ощутил холод, пробирающийся под куртку, хотя воздух не казался ледяным. Мой взгляд метался по обломкам: часть крыла, изуродованные стойки шасси, раскуроченные листы обшивки. Всё выглядело так, как и должно было после катастрофы. Но я никак не мог отделаться от ощущения, что упускаю что-то важное, что-то, на что нужно обратить внимание.

Медленно, стараясь не смотреть на надпись, я отошёл на несколько шагов, чтобы осмотреть всё с расстояния. Непокорная мысль всё ещё крутилась в голове: бомба здесь или нет?!

Я стоял перед обломками, стараясь сосредоточиться и выкинуть из головы все тревожные мысли. Потом решился. Отряхнул руки от грязи и осторожно полез внутрь самого крупного куска самолёта. Там оказалось гораздо темнее, чем снаружи, и воздух был густым от запылённых частиц. Скрипы металла, которые доносились с каждого шага, отдавались в ушах, но я заставлял себя медленно двигаться дальше, ощущая, как напряжение нарастает с каждым метром.

Тусклый свет проникал через дыры в корпусе, и я, не торопясь, двигался вдоль стенок, осматриваясь. Вдруг передо мной открылся фрагмент хвостового оперения. Я присмотрелся, подходя ближе. Оно было около метра в длину. Разглядев его, инстинктивно почувствовал: нашёл. Прошёл дальше. Размеры становились всё более очевидными. Я не мог ошибиться: передо мной явно была одна из самых страшных и смертоносных вещей на свете.

Это была атомная бомба «Малыш». Три метра в длину, диаметр главной части около 70 сантиметров. Она не могла быть чем-то другим. В памяти всплывали сухие цифры и факты: мощность от 13 до 18 килотонн. Простейшая, по сравнению с современным, но эффективная. Её система подрыва рассчитана на срабатывание на высоте благодаря двум радиовысотомерам внутри корпуса. Внутри урановый снаряд. Когда сработает система подрыва, пороховые газы разгонят его навстречу мишени со скоростью, достигающей к концу ствола 300 метров в секунду. Примерно через десять миллисекунд начнётся цепная реакция, которая продлиться менее одной микросекунды.

В груди похолодело. Чувствовалось, как холодный пот собирается на лбу. Но я заставил себя не паниковать. Не имею права потерять контроль. Я подошёл к основному фрагменту и осмотрел его ещё раз, пытаясь удостовериться, что бомба цела и невредима. Облазил её сверху донизу, пока не вздохнул облегчённо. И тут же мозг пронзила яркая, как вспышка, мысль: у СССР теперь есть атомная бомба! Это случилось на четыре года раньше, чем в прошлом!