Олигарх 2

Глава 1

Пять миллионов фунтов стерлингов, сейчас в 1827-ом году, огромные деньги. Например скандальный Литтон Стрейчи через много лет оценит состояние королевы Виктории, которую будут считать богатейшей из правящих монархов второй половины 19-ого века, максимум в пять миллионов фунтов.

На такое я не рассчитывал и даже не сразу поверил в реальность происшедшего.

Первая моя мысль после подведения итога своих операций была, а понял ли Натан Ротшильд для каких целей я брал у них кредит в миллион фунтов и если да, то какой вывод он сделает?

Для воплощения моих планов надо много, очень много денег и заработать их можно пока только здесь, в Европе. А делать это лучше вместе с Ротшильдами.

Тезка Натана со своими сыновьями сделали правильные выводы и никаких «сюрпризов» с их стороны больше не было и Сергей Петрович регулярно общался со старым евреем. Его информация позволяла мне потихоньку зарабатывать на бирже, следуя за действиями Ротшильда.

Это были иногда сотни, а иногда и тысячи фунтов в день. Но это была стабильная статья доходов и этих денег хватало на ежедневные бутерброды плюс еще что-нибудь.

Но сейчас главным вопросом стояло, что делать дальше.

Когда уже стало понятно, что я с минуты на минуту стану по настоящему богатыми человеком, смогу расплатиться с долгами в России и буду иметь возможность начать там что-нибудь серьёзное, пришло очередное послание от Анны Андреевны. Её рассказ о семейных делах меня порадовал, но очередные новости от Государя Императора вызвали желание выть на Луну.

О Наваринской победе в Петербурге уже знали и князь Ливен доложил о моем поистине огромном финансовом вкладе в неё. Но решение Государя это не изменило, твердое нет, на вопрос о возможности вернуться мне в Россию и более того такой же ответ на разрешение заняться чем либо серьёзным в российских пределах. Кроме одного.

Пожалуйста, покупайте ваша светлость землю в Новороссии, заселяйте её, причем за свои деньги, вам никаких плюшек от государства не будет и двигайте там сельское хозяйство. Но только его, а уж ни как не всё остальное.

У меня было не только желание выть на Луну, но и потребность что-нибудь разнести в хлам. Если бы не Соня, я точно в буквальном смысле наломал бы дров.

Поэтому устроив праздничный победный ужин с участием своих трех соратников, я на следующее утро уединился в своем кабинете. На повестке дня моего мозгового штурма один вопрос: что делать?

К сожалению сейчас помочь мне не кому. Соня после всех волнений расклеилась и после плохо проведенной ночи спит. Да и не мудрено ей плохо себя чувствовать. У неё начался токсикоз первой половины беременности, последние два дня приступы тошноты и рвоты у неё вызывает вид любой пищи, она только и бегает в санитарную комнату.

У Сергея Петровича в клубе вообще запарка, завсегдатаи и гости всё продолжают шумно и с размахом праздновать Наваринскую победу. Этот факт меня сильно озадачил, вот тебе и чопорные прижимистые англичане. Гулянка идет не хуже чем на моей любимой Родине. Нам конечно от этого огромная выгода. Хотя не нам одним. Наши поставщики, тот же Третий из Суссекса, то же гребли деньги лопатой, все что они поставляли в клуб улетало со свистом и Сергей Петрович сбился с ног в поисках дополнительных поставщиков.

Но по-большому счету мне пока никакие советчики и консультанты и не требуются, надо самому определиться и что-то решить.

Я достал чистый лист бумаг, написал сверху 10-ое ноября, подумал и добавил скобки с надписью 28-ое октября и поставил дату.

Это будет черновик моего плана действий. Если я буду устанавливать какие-нибудь точные даты, то они будут в двух календарях, в григорианском, по которому живет Европа и Америка и юлианском, по которому живет Россия.

Поставив цифру один, я написал Лондон — клуб. Здесь всё понятно, надо совершенствовать это предприятие. Главная проблема кто будет возглавлять это дело.

По большому счету, кроме моих камердинеров в которых я был уверен, у меня здесь было двое верных людей. Когда-то я крепко прокололся доверившись одному человеку и в один очень интересный момент он решил подставить меня за неплохие, как ему казалось, деньги. Чистая случайность спасла меня. Меня не просто надо было подставить, но еще и утопить в болоте.

Но товарищ оказался слаб в коленках и толкнуть меня как следует не смог. В болоте то я оказался, но гиблая трясина была чуток подальше. А самое бывший мой напарник оказался в пределах моей досягаемости и в итоге началась драка не на жизнь, а на смерть.

В болоте гада я утопил недрогнувшей рукой, а потом сам долго выбирался из трясины. Сопоставить факты, собрать пазл и сообразить кто подписал меня на такую страшную смерть труда не составило, это был мой партнер и друг, таковым по крайней мере его все считали.

Возвращаться домой в Питер я спешить не стал, хорошо понимая, что там не жилец. Помотавшись полгода по России, Китаю и Средней Азии я вернулся домой и предложил моему «заботливому» друг поехать на охоту на болота и в честном поединке решить кто из нас прав.

Ночью, перед выходом на болота, я обыскал его снаряжение и нашел припрятанный ТТ.

Мы были одни и утром нас обыскали, дали каждому одинаковые карабины и по обойме с пятью патронами. Пистолет у «товарища» не нашли и его замысел стал мне ясен, как светлый день.

На это случай у меня был еще один патрон. Когда я демонстрировал, что оружие разряжено и поставлено на предохранитель, я наоборот зарядил его, и поставил на предохранитель.

Первым стрелять я не хотел, до последнего надеясь на какое-то чудо. Мы шли к болотной топи рядом на расстоянии пары метров, не спуская друг друга глаз. Возле небольшого обрывчика мы остановились. Буквально в нескольких сантиметрах кончалась каменная плита, которая давала возможность зайти в глубь топи.

Когда он потянулся к кобуре скрытого ношения, я сорвал с плеча карабин и на вскидку выстрелил. Попал или нет, я не знаю. «Товарищ» вскрикнул, выронил пистолет и начал падать навзничь. А сзади уже была топь. Бросаться к нему, что бы удержать, я не стал, его пуля ушла не в молоко, а нашла мое левое плечо.

Перетянув раненую руку жгутом, я подобрал пистолет и поспешил назад.

Пуля, на удивление, пробив на вылет руку, застряла под кожей и один из наших спутников легко выковырнул её ножом, обработал рану и наложил тугую повязку. Он хорошо разбирался в оружие и осмотрев пулю и принесенный мною ТТ, покачал головой и подвел окончательный итог этой истории:

— Всегда считал его гнидой, — и повернувшись ко мне спокойно продолжил. — А ты мудак, я тебе сколько раз говорил, что твое донкихотство до добра тебя не доведет.

Мы вернулись после «охоты» в Питер, утопив по дороге в какой-то реке пистолет. Товарища никто даже искать не стал. Семьи у него не было. Жена, которую он бросил когда-то с ребенком, давно уже и забыла о нем, а продажные женщины не в счет. А вот чем кончилось его исчезновение в бизнесе, я не знал, так как мне подвернулся очень выгодный рейс, потом еще и еще.

Мне вопросов в итоге никто не задал, а сам я не спрашивал. Но после той истории я начал проявлять интерес ко всяким методикам, которые позволяли понять скрытое гнидство в людях и скрываемую ложь.

Не знаю каким я сумел стать специалистом, но больше проколов в отношениях с людьми у меня не было, а народ стал считать, что я всех насквозь вижу.

Так вот никакого гнидства и скрываемой лжи в Сергее Петровиче, господине отставном капитане и своих камердинерах я не видел. Уже был почти уверен в семье Карпухиных, но надо было еще за ними понаблюдать. Кстати те, кто остался в России и мистер Мюррей, пока никаких подозрений у меня то же не вызвали.

Но сейчас мне людей надо было побольше, чем было под рукой. А где их взять? Вот вопрос. Я написал слово кадры и поставил три знак вопроса.

Второй вопрос я назвал Англией. Подумав, я вывел буквочку а, поставил аккуратную скобочку и написал железная дорога. Посидев в раздумье я поставил букву б, потом озаглавил пункт фондовой биржей. После этого написал в и поставил многоточие.

После долгих размышлений третьим пунктом я сделал Россию, где написал два подпункта: имения и Новороссия.

После еще более долгих размышлений я написал еще и четвертый пункт, обозвав его Америкой с одним подпунктом, железная дорога.

Всё, других гениальных и не очень мыслей у меня больше не было. Посмотрев на часы, я ахнул от удивления. Занятый своими мыслями я не заметил как прошло несколько часов, уже миновал полдень и скоро будет обед.

Соня хорошо отдохнула, а пришедшие известия о Николае и наконец-то закончившиеся волнения об итогах наших финансовых предприятиях оказали благотворное действие на её организм и она с утра чувствовала себя отлично.

Когда я пришел в гостиную, тетушка читала только что полученное письмо от матушки. Письмо было написано по сногсшибательному поводу: чета Мюрреев ждала ребенка.

От такой новости я напрочь забыл о всех своих невеселых мыслях. Особенно меня впечатлил тетушкин внешний вид, мне показалось, что она помолодела лет на — цать, но никак не меньше чем на два десятка.

Когда я зашел, тетушка как раз читала эту новость и сразу меня не увидела. Но когда она увидела, то поняла, что я слышал эту потрясающую новость и подскочила с дивана прямо как молодая козочка.

— Я, Алексей, сегодня провела бессонную ночь. Вечером мне пришла в голову мысль, а вот зачем мне дальше коптить небо? — тетушка вопросительно посмотрела на меня, а затем на Соню. Она уже несколько раз за последние две недели открытым текстом спрашивала когда мы сообщим ей о предстоящем пополнении семьи. Супруга почему-то не спешила сообщать кому бы то ни было о своей беременности. Эту новость не знала еще даже её матушка. И вот сейчас тетушка похоже получила совершенно неожиданный ответ на свой вопрос.

— А вот теперь, мои дорогие, у меня появился смысл еще немного пожить. Мне ведь надо будет обязательно посмотреть на этого мальчика, — последние слова тетушки меня сильно удивили и я не удержался от глуповатого вопроса.

— А почему, вы тетушка, решили, что это будет мальчик?

— Алексей, ну это же понятно любому здравомыслящему человеку, странно что вы этого не понимаете.

И тут моя Соня выдала такое, что у меня буквально отвисла челюсть. С совершенно очаровательной улыбкой на своем ангельском личике она спросила тетушку.

— Тетушка, а скажите, пожалуйста, кто родится у нас? Я почему-то тоже жду мальчика.

Фраза, к нам едет ревизор, в иносказательном смысле начнут употребляться только через много лет, Николай Васильевич еще учится в гимназии и пока даже не помышляет о литературном поприще. Но то, что произошло с тетушкой, я другими словами просто не мог охарактеризовать.

Она в растерянности плюхнулась на диван и ошарашенно стала смотреть на нас. Я взял стул, поставил его рядом с Сониным, сел, нежнейшим образом поцеловал её, а затем обнял.

Глядя на нас тетушка пришла в себя и тут же мяч оказался на нашей половине.

— У вас, мои дорогие, родится естественно Андрей Алексеевич. И учтите, Алексей, если даже сегодня вы лишите меня любимого напитка, то это будет самое жестокое действие на всем белом свете, — тетушка обожала шотландский виски и я, опасаясь за её здоровье, пытался ограничить его употребление за нашим столом.

Но сегодня явно был не тот день когда это можно было это сделать, да честно говоря не очень то и хотелось. И мало того я и сам впервые после попадания выпил грамм семьдесят пять грамм чудесного шотландского виски из тетушкиного винного погребка.

В той жизни, в двадцать первом веке, я не был трезвенником, но всегда знал меру и умел останавливаться, а если не было возможности употребить, то и не пытался. Курильщиком кстати я был заядлым и больше всего любил первую затяжку после длительного воздержания, когда куда-то отъезжает голова.

Но в новой жизни я решил до своего восемнадцатилетия не курить и не употреблять крепкого алкоголя. Но как было сегодня не составить тетушке компанию.

Обед наш затянулся, уходить из-за стола не хотелось, тем более как сговорившись к нам по одному присоединялись сначала Сергей Петрович, затем Иван Васильевич, а потом как снег наголову, пожаловала адмиральская чета. В итоге обед плавно перешел в ужин, в разгар которого пожаловал князь Левин с каким-то флотским офицером.

Князь был единственным кто, как и адмиральская чета, мог приезжать к тетушке без объявления визита. Все прочие гарантировано получили от ворот-поворот, самое удивительное, что такое сумасбродство сходило ей с рук. Она хотя и возмущалась тем, что какие-то сумасбродки не приняли победителя Наполеона за то, что он вознамерился явиться к ним в брюках, а не в принятых на ихнем сборище пантолонах, но сама не далеко ушла от них.

Она не отказала герцогу Велингтону, но продержала его в передней чуть ли не полчаса и когда он уже начал закипать, любезно лично пригласила победителя Наполеона в свою гостиную.

Но это было еще не заключительное тетушкино сумасбродство. Через какое-то время, мило болтая, она сообщила герцогу, что не может себе объяснить, почему она сделала для него исключения и не показала ему на дверь за его «наглость», решение явиться к ней без спроса.

Герцог, надо отдать ему должное, обратил всё это в шутку, ездить к тетушке не прекратил, но без объявления визита больше это не делал. Я всегда думал, а как интересно тетушка поступит с какой-нибудь венценосной особой.

Но сейчас хозяином за столом был я и тетушка к смене власти отнеслась спокойно, приняв это как должное. Поэтому никакого фи на неожиданного гостя, пришедшего с князем, не последовало. Тем более я сразу понял, кем был этот гость.

Все присутствующие за столом то же это поняли. Да и как было не понять. Русский морской офицер в потрепанном и заштопанном флотском мундире с рукой на перевязи мог быть только участником Наваринского сражения, прибывшим в Лондон по какой-то служебной надобности.

Гости учтиво поздоровались и князь представил своего спутника.

— Господа, позвольте представить вам одного из героев, сотворивших блистательную победу для нашей матушки-России. Лейтенант Леонов Павел Александрович, командир одной из орудийных батарей линейного корабля «Азов». Когда он был ранен и не смог дальше командовать батареей, его сменил мичман Макаров Николай Андреевич, ваш брат сударыня, — князь поклонился моей супруге, которая при этих словах побледнела и так сжала мою руку, что мне по-настоящему стало больно.

В столовой воцарилось какое-то неловкое молчание, все были просто потрясены появлением такого гостя. Первым пришел в себя Иван Васильевич и взяв на себя инициативу, пригласил гостей к столу.

Тетушка бросила него благодарный взгляд и растерянно не сказала, а пролепетала:

— Да, конечно, конечно.

Через несколько секунд Соня взяла себя в руки и задала интересующий всех вопрос.

— Павел Александрович, расскажите, пожалуйста, нам о Николае, — услышав вопрос, офицер улыбнулся. После такой доброй и открытой улыбки собственно и рассказывать уже ничего не надо было. Ясно, что с Николаем все в порядке и он жив и здоров.

— Николай Андреевич жив и здоров, и продолжает успешно командовать нашей батареей. В баталии после его залпа загорелся флагман супостатов, — после такой приятной прелюдии лейтенант по нашей просьбе подробно рассказал о прошедшей баталии.

По моей просьбе он остался у нас ночевать и полночи в моем кабинете рассказывал о самом корабле, а лейтенант ступил на его палубу еще на верфи в Архангельске, его команде, морских переходах «Азова» и эскадрах: нашей, союзных и вражеской.

Выслушав рассказ Павла Александровича, я в знак моей благодарности вручил ему банковский чек на тысячу фунтов, а затем спросил его о планах на жизнь.

К моему удивлению лейтенант мечтал о службе бог знает где, на далекой Аляске. К своему стыду мои познания о русских в Северной Америке были почти ниже плинтуса. Я конечно знал, что когда-то Аляска была русской, знал что отнюдь не Екатерина Великая продала её Америке и даже был в форте Росс в Калифорнии. Более того, знал многие подробности золотой лихорадке на Клондайке. Но то, что в Русско-Американской компании заправляют флотские офицеры, для меня было откровением.

Оставшись один, я долго стоял перед настенной картой мира. На ней были уже изображены и Аляска и Антарктида, конечно не в привычных для меня контурах.

После этого я взял черновик моего плана действий и добавил пятый пункт, озаглавив его как золото. В нем я отметил четыре позиции: Россия, Аляска, Калифорния и Австралия.

Ну что же, архимедов рычаг мирового переворота я придумал. Осталось всего ничего — соорудить этот рычаг.