ОМЭ

ИМЯ НА БОРТУ

Через 2 1/2 месяца, в конце мая 1920 года, остатки разгромленных Красной Армией деникинских и мусаватистских войск были загнаны в южный угол Каспия — на рейд порта Энзели — и оттуда бежали вместе с английскими интервентами в глубь Персии. Тогда же, в тот самый день, когда участниками ОМЭ были изловлены убийцы Феди Губанова, к пятнадцатой пристани в центре Бакинской бухты ошвартовался знакомый всем каспийцам трехмачтовый пассажирский пароход с наклонной трубой и горделивой осанкой. На его борту еще была надпись, под которой он стал печально известен в годы интервенции: «Президент Крюгер». Однако уже на следующее утро на глазах всего порта это название исчезло навсегда. Вместо него сперва появилась огненная полоса — будто оно сгорело дотла в пламени сурика, на который не поскупились матросы, закрасив прежнее название. Затем, когда слой сурика высох, они покрыли его такой же краской, какой был покрашен весь корпус парохода. Наконец, когда просохла и эта краска, самый искусный из матросов аккуратно и любовно вывел белилами на борту новое судовое имя: «Федя Губанов»...[3]

Вот что напомнили мне семь страниц письма старой большевички Евгении Дмитриевны Губановой, слегка выцветшего от давности. Оно помогло заполнить пробел в истории ОМЭ, тайну которой сумели пронести через самые тяжкие испытания Федя Губанов и его товарищи. Ценой своей жизни сохранили они ее от врагов. И это было самопожертвованием не только ради спасения других участников неравной борьбы. ОМЭ и после трагического рейса туркменской лодки № 6 несла потери, неизбежные в такой борьбе, полной смертельного риска в любую минуту и на каждом шагу. Поведение Феди Губанова и его товарищей определялось их непоколебимой верой в то, что ОМЭ, если они сохранят ее тайну, непременно будет продолжать свои рейсы.

Так и было. ОМЭ продолжала действовать, несмотря на потери, сколько враги ни пытались помешать ей. Им еще удалось захватить врасплох туркменскую лодку № 2 шкипера Судайкина, когда та, возвращаясь из Астрахани, заштилевала около острова Чечень. Трое участников плавания — Порфирий Седых, Иван Исаков и Петр Черепанов — были немедленно казнены. Счастливо уцелел только шкипер Михаил Судайкин, принятый врагами за неопытного юнца: на вид казалось, что ему не больше восемнадцати лет. Он был избит деникинцами до полусмерти и отправлен в больницу Кизляра, для того чтобы врачи возвратили ему способность отвечать на допросах. Из больницы он ушел от врагов, как только поднялся на ноги, перехитрив стражу... Погиб в бою, еще в самом начале существования ОМЭ, Тимофей Ульянцев, доставленный рыбницей в Ленкорань... Удалось врагам захватить и туркменскую лодку № 9 шкипера Никифора Рогова, когда та шла с группой политработников из Астрахани в Баку. Руководитель группы Тихон Иванович Попов успел застрелиться, остальные участники рейса были доставлены деникинцами в Порт-Петровск и после долгих мучений повешены...

И все-таки ОМЭ не прекращала смертельно опасные плавания. На ее девяти рыбницах и туркменских лодках, на шхунах «Чайка» и «Гурьевка», на баркасах «Казак», «Модерн» и «Эдичка» продолжали свое буднично-незаметное дело каспийцы-большевики, собранные Федей Губановым в суровое товарищество безвестных героев, простых людей из народа... На рыбницах и туркменских лодках, рейс за рейсом, они перевезли двадцать три тысячи пудов бензина и три с половиной тысячи пудов смазочных масел из Баку в Астрахань для XI армии и Волжско-Каспийской флотилии... На шхуне «Гурьевка» переправили из устья Волги в Баку группу самых отважных из особого отряда Камо с грузом оружия, патронов, динамита, золота, драгоценностей и валюты для нужд Кавказского комитета большевиков... На туркменских лодках и рыбницах, как только 1-я революционная армия Туркестанского фронта освободила Красноводск, повезли из него к побережью Дагестана все, что было нужно для вооружения горских партизан... На баркасах, едва Порт-Петровск был взят XI армией, переправили туда А. И. Микояна и группу большевиков-подпольщиков Закавказья, которым предстояло срочно проникнуть в мусаватистский тыл... Увели из Баку в Красноводск, на глазах у врагов, подготовленный мусаватистами для бегства в Энзели пароход «Ван» с грузом сахара, мануфактуры, медикаментов, бензина... На всех судах, какие имела ОМЭ, своевременно доставили к бакинским причалам оружие, необходимое для того, чтобы Кавказский комитет большевиков и отряды пролетариев Апшерона сумели накануне вступления Красной Армии в Баку помешать мусаватистам поджечь нефтяные промыслы и нефтеперегонные заводы... Словом, созданная по инициативе С. М. Кирова, организованная Ф. К. Губановым Особая Морская Экспедиция действовала, как исправный, безукоризненно точный часовой механизм, заведенный большевиками до победного конца: до тех пор, пока на побережьях и просторах Каспийского моря не осталось ни одного вооруженного врага Советской власти...

Все это, конечно, уже относится к давней истории, как и то, о чем рассказано в письме Евгении Дмитриевны Губановой. И все это принадлежит бессмертию, перед которым бессильно время. Ибо с каждым годом легендарные дела участников революции и гражданской войны глубже и глубже проникают в память народа с такой же неудержимой силой, с какой и поныне врезается в извечную целину Каспия — древней Хвалыни — корабль, несущий на своем борту простое имя: