Омега

Пролог Поверхность Бринкмана-3 (Лунного Света). Звездное скопление IC[1]4756. 1300 световых лет от Земли. Осень 2230 года

Это был самый величественный архитектурный ансамбль из всех, какие видел Дэвид Коллингдэйл. Из-подо льда и снега поднимались высокие шпили, купола и призмы. Между уцелевшими башнями и их останками пролегали воздушные переходы, многие из которых уже обрушились. Кроме того, присутствовали пирамиды и обширные площади, которые когда-то могли быть парками или дворами. Центр города отмечал обелиск. Это было место вне времени, замороженное, сохранившееся в веках. Пейзаж, который мог написать Монтеле. Город из стекла и хрусталя, а в более благоприятные времена – город цветущих деревьев, подстриженных живых изгородей и манящего под свою сень леса. Застань его, когда гигантская луна (правда, всего лишь в половину величины земной) восходит в небе, и задумаешься, не здесь ли был небесный город, Валгалла, Арголида, ночной Эльдорадо.

Все это выглядело слишком фантастично, чтобы на самом деле служить домом процветающей цивилизации. Коллингдэйл не мог отделаться от чувства, что строители задумывали этот город скорее как произведение искусства, а не в качестве жилища, стремясь воздвигнуть своего рода музей монументов. Обломки некоторых возвышались над толстым снежным ковров. Город был безымянным, и ему дали имя – Лунный Свет: и городу, и планете, и чувству потери.

Угрюмый ветер завывал на пустых улицах, пробирая до костей даже в защитном костюме, который, видимо, барахлил. Вернувшись в купол, Дэвид проследит, чтобы его отрегулировали как надо. Не хотелось бы, чтобы костюм отказал при двадцати градусах ниже нуля.

Солнце тщилось подняться над низким горным хребтом. Несколько тысяч лет назад со светилом что-то случилось. Абрамс объяснил: избыток металлов или что-то в этом роде. Временно, настаивал он. Вернется к норме через несколько тысяч лет. Словно это будет иметь значение!

Дэвид находился на экваторе, куда бежали остатки некогда глобальной цивилизации. Были и другие города, большинство – в районах с мягким прежде климатом; некоторые погребены под снежными полями, другие вморожены в стены льда.

Коллингдэйл и его команда по-прежнему мало знали о расе, которая здесь жила: только, что та давно вымерла и что местная архитектура успешно соперничает со всем, когда-либо созданным человечеством. Хрустальные мосты, переброшенные через могучие реки, циклопические купола, широкие воздушные переходы между ними. Сейчас все замерзшее, мосты и реки – чисты, как и их дух.

Злая ирония заключалась в том, что Лунный Свет, достигший расцвета и погибший примерно тогда, когда люди разрабатывали каменоломни, чтобы построить первые пирамиды, никогда не открыли бы, не нагрянь к нему непрошеный гость. Разведывательный корабль «Гарри Кокер» наблюдал за Омегой, одним из чудовищных облаков, которые волнами дрейфовали от галактического ядра и, видимо, были настроены на разрушение любой цивилизации на своем пути. «Кокер» должен был проверить, как облако поведет себя в сложном гравитационном поле планетной системы, и вдруг заметил на четвертой планете следы городов.

Коллингдэйл, прищурившись, посмотрел в суровое серое небо. Облако было видно с середины дня до поздней ночи. Оно висело там и сейчас, незаметное в лучах заката. Днем оно выглядело совершенно безвредным, похожим на огромную темную грозовую тучу, какие Дэвид встречал за свою жизнь миллион раз. Но это двигалось вместе с небом, за атмосферой, сохраняло неизменной траекторию своего движения и продолжало расти.

Омега-облака не были новостью. Их открыли четверть века назад. Хотя никто не видел их атак на города, облака связывали с массовыми разрушениями на Куракуа в древние времена, на Бете Пасифика-3 и на двух других мирах. Перед Омегами помещали объекты разнообразнейших геометрических форм, и так люди точно узнали, что очертания, которых нельзя найти в природе, притягивают молнии.

Никто не понимал, как или почему. Никто не знал, откуда появляются Омеги. И, казалось, мало кто надеялся когда-нибудь найти разгадку.

До сих пор никто не видел, чтобы облако сменило курс и скользнуло в планетную систему. Никто не наблюдал нападения Омеги на планету.

К счастью, на Лунном Свете отсутствовало население, которое, очевидно, погубил ледниковый период, вызванный нестабильностью солнца. По самым приблизительным оценкам уже две тысячи лет планета пустовала.

Коллингдэйл вырос в Бостоне с матерью-алкоголичкой и без отца, который, как упрямо твердила мать до самого дня своей печальной проспиртованной смерти, отправился на запад по делам и не сегодня завтра может вернуться. Дэвид провел два года в сиротском приюте, был усыновлен парой религиозных ортодоксов, убегал столько раз, что они в итоге имплантировали ему трэкер, и – несмотря на все – выиграл стипендию Массачусетского университета. Он получил степень по археологии; повинуясь непонятному капризу, брал частные уроки летного дела и, как ему нравилось думать, уже никогда больше не коснется земли. В конце концов он решил, что полеты между Чикаго и Бостоном не соответствуют его амбициям. Он научился пилотировать сверхсветовики, был капитаном на нескольких кораблях крупных компаний и Академии, заскучал, таская людей и припасы туда-сюда через пустоту, вернулся на учебу и выбрал дисциплину, которая в ту пору страдала отсутствием объекта: ксенологию.

В промежутках он похоронил своих приемных родителей, умерших с разрывом в год – один не мог жить без другого. Омоложение они отвергли, ибо это противоречило Его плану. Они никогда не отказывались от Дэвида, хотя и не одобряли русла, в котором текла его жизнь. В последние годы их жизни он перестал возвращаться домой, поскольку там ему продолжали твердить, что простили его и уверены, Бог тоже его простит.

Дэвид не знал, почему они вспомнились ему, когда он глазел на город. Вот бы им увидеть Лунный Свет! Конечно, их поразило бы его величие и, может быть, они поняли бы, чему посвящена жизнь Дэвида.

Омега-облака обычно поражали молниями прямоугольные объекты. Любой объект, в чьих очертаниях присутствовали прямые углы или резкие отклонения от естественных кривых, мог стать мишенью.

Когда информация об облаках впервые появилась, она казалась досужей болтовней. Коллингдэйл помнил, как научное сообщество почти единодушно высмеивало подобные истории. Гипотеза, что Омега может самостоятельно менять курс, казалась невероятной. Их предполагаемая способность разгоняться до высоких скоростей – абсурдом. Эти утверждения казались столь странными, что никто из дороживших своей репутацией не проверял их. Большинство упорно не принимало эту идею, пока приближающееся к Лунному Свету облако Бринкмана не начало замедлять движение и не направилось в планетарную систему. Это случилось четыре года назад.

Едва Облако Бринкмана показало свою способность менять курс, явились исследователи, положив начало попыткам объяснить необъяснимое. Старт дало открытие наноустройств в пробах, взятых внутри Омеги.

Были ли облака природными объектами? Или искусственными? Вселенная не одобряла разумную жизнь? Или где-то существовала некая психопатическая сила? Или, как думали родители Дэвида, Бог посылал предупреждение?

– Идешь, Дэйв?

Исследователи расчистили проход к основанию северо-восточной башни, и Джерри Рили отошел в сторону, предоставляя Дэйву честь стать первым человеком, вошедшим в здание. Коллингдэйл похлопал каждого из коллег по плечу, спустился между сугробами раскопанного снега, помедлил, просунул голову внутрь и посветил фонарем.

В помещении было просторно, словно на Главном вокзале Нью-Йорка. Потолок взлетал на высоту нескольких этажей. По всему пространству стояли скамьи. Гладкие металлические колонны поддерживали балконы и галереи. В стены уходили ниши, которые когда-то могли быть магазинчиками. И стояла статуя.

Дэвид сделал несколько шагов вглубь, едва осмеливаясь дышать. Земляне знали, как выглядели туземцы, поскольку уже находили их останки. Но никто не видел их изображения. Ни скульптур, ни картин, ни гравюр. Странно, что раса, столь преданная искусству, не оставила ни одной копии собственного образа.

Остальные втянулись внутрь и расположились полукругом вокруг Коллингдэйла, очарованные статуей. Джерри медленно, почти благоговейно поднял свой фонарь и обвел изваяние лучом. Это был представитель кошачьих. Когти отсутствовали, их заменяли манипуляционные придатки, но морда и клыки остались. Узкие глаза. Хищник. Но в шляпе, в берете, как у художников, набекрень. А еще штаны, рубашка с длинными пышными рукавами и пиджак, который выглядел бы вполне уместно и на улицах Бостона. На шее повязан платок. Хищник держал трость.

Одна из женщин хихикнула.

Коллингдэйл и сам не сдержал улыбки, но, несмотря на комичный вид, создание демонстрировало изрядное достоинство.

На постаменте была надпись, одна строчка знаков, выполненных в духе староанглийского письма. Вероятно, всего одно слово.

– Его имя? – предположил кто-то.

Коллингдэйл гадал, чем этот субъект славен. Здешний Вашингтон? Местный Черчилль? Фрэнсис Бэкон? Возможно, Моцарт.

– Архитектор, – сказал Рили, низкорослый циник. – Тот мужик, что построил это место.

Рили не очень нравилось здесь, но ему была нужна эта последняя экспедиция, чтобы упрочить свою репутацию в Университете Как-его-там дома. Он будет примером для студентов.

Странно, как вещи, которые невозможно выразить словами, передавались от расы к расе. Достоинство. Величавость. Власть. У птицы или обезьяны – или у чего-то среднего между ними – они всегда выражались одинаково.

На запястье завибрировал комм. Это была Александра, прибывшая два дня назад на «Аль-Джахани» с грузом ядерных боеголовок и приказом использовать их для попытки взорвать облако. Никто не верил, что такое возможно, но ничего другого на ум не приходило. Омега была слишком велика, тридцать четыре тысячи километров в диаметре. Несколько ядерных бомб вряд ли возымеют эффект.

– Да, Алекс. Что у вас?

– Оно до сих пор замедляется, Дэйв. И все еще идет к цели.

– Понял.

– Оно выходит на вашу сторону планеты. Похоже, оно нацелилось на ваш город. Мы взорвем бомбы сегодня вечером. Примерно через шесть часов.

Омега замедлялась, выбрасывая вперед струи пыли и водорода. Рили думал, что облако может использовать и гравитацию, но пока доказательств этому не нашлось. Как бы оно ни разбиралось с механикой своего движения, единственное, что имело значение, – облако собиралось прибыть точно в центр Лунного Света.

Люди часами бродили под землей, по лабиринту меньших комнат, соединенных с большим залом. Исследователи обнаружили бесчисленное множество стульев, чашек, радиоприемников, мониторов, вантузов, столов для совещаний. Предметов, которые не могли идентифицировать, на удивление много – в хорошем состоянии. Были найдены коробки с пластиковыми дисками, наверняка носителями информации. Но электронные записи хрупки. Ранние цивилизации вырезали свою историю на глиняных табличках, практически вечных. Более продвинутые пользовались бумагой, которая тоже имела порядочный срок службы при условии, что хранилась в сухом месте и с ней обращались бережно. А вот электронные данные были недолговечны. Не удалось восстановить ни одну такую запись.

Некоторые книги хранили не очень аккуратно. Тем не менее удалось собрать их по частям и поместить в пластиковые контейнеры. Люди пробыли в этом районе несколько недель, но нынешнее посещение проходило в особой спешке. Облако приближалось. Все, что не удастся унести сегодня, может погибнуть.

Стены покрывали рисунки. Коллингдэйл поручил одной из подчиненных скопировать все, что удастся. Там были символы и изображения на буколические темы: листья, стебли и ветви, которые, когда солнце вернется к норме, снова смогут произрастать в этом мире.

Лестницы внутри строения поднимались ввысь и спускались на нижние этажи, погребенные во льду.

– Может, оно к лучшему, – сказал Коллингдэйл Аве Макэвой, которая в отраженном свете выглядела необычайно привлекательно. – Они могут пережить атаку облака, что бы ни произошло с остальным городом.

Они вернулись наружу. Пора было отправляться, но Коллингдэйл медлил, делая дополнительные снимки, что-то записывая. Аве, Рили и остальным пришлось увести его силком.

Облако уходило за горизонт, и Коллингдэйл жалел, что невозможно задержать планету в ее вращении вокруг оси, подставить Омеге другой ее бок. Спрятать город со всеми этими башнями.

Проклятье.

Коллингдэйл стоял лицом к облаку, словно мог прогнать его силой своей воли.

Ава взяла его за руку.

– Пойдемте, Дэйв, – произнесла она. – Уже поздно.

Исследователи вернулись в купол, который служил им базой большую часть года. Рядом ждал посадочный модуль. Купол был маленький, тесный, без удобств. Людей высадилось слишком много, их, если честно, хватило бы на несколько экспедиций. Каждый хотел попасть на Лунный Свет. Академия, подгоняемая временем, пыталась удовлетворить все запросы. Ей следовало говорить «нет». В том, что поток не удалось сократить, отчасти был виноват и сам Коллингдэйл.

Набив купол артефактами, люди переправляли их наверх, на «Аль-Джахани», который теперь превратился в настоящий склад чашек, тарелок, настольных ламп, электронных приборов и куда более загадочных объектов, назначение которых не поддавалось анализу. Сейчас грузили последние экземпляры. Осталось намного больше, чем мог поднять челнок, но исследователи надеялись, что артефакты будут в куполе в безопасности.

Коллингдэйл подождал, пока все не оказались на борту – их было семеро, не считая пилота, – в последний раз огляделся и вскарабкался в шаттл. Омега почти зашла. На западе был виден только черный гребень, да несколько полосатых протуберанцев вздымались над горизонтом. Пилот запустил двигатели, и посадочный модуль поднялся. Все молчали.

Джерри прокомментировал, как это все ужасно, и Коллингдэйл не сумел сдержать улыбку. Он сам был старой школы. Он начал свою археологическую карьеру в Ираке, в него стреляли, ему угрожали, его высылали. Когда полвека назад археология вышла в космос, как ни странно, стало безопаснее. На чужих планетах не было дикого местного населения, защищающего священные гробницы, вождей, недовольных страховочными платежами, национальных правительств, только и поджидающих малейшего промаха исследователей с неприятными для тех последствиями: тюрьма, избиение, даже смерть. Опасности оставались, но они стали более предсказуемы и в большей степени оказались под контролем человека. Не рискуй по-глупому, и тебя не припечет. Не возись чересчур долго в затопленном храме, как было в известном случае с Ричардом Вальдом двадцать с чем-то лет назад, если знаешь, что приближается цунами. Так что Коллингдэйл загодя отправил своих людей обратно. Но это не мешало им думать, что они еле-еле спаслись от чего-то ужасного. На деле, конечно, никакой угрозы не было.

Дэйв смотрел вниз, на удаляющийся город, когда пилот сообщил, что поступил вызов с «Аль-Джахани». Коллингдэйл открыл канал, прибавив звук, так чтобы все могли слышать. На экране появилась белокурая Александра.

– Мы запустили их, Дэйв, – сказала она. – Все двенадцать идут по графику. Детонация через тридцать восемь минут.

Ракеты были кластерным оружием, каждая несла шестнадцать ядерных боеголовок. Если план удастся, ракеты прорвутся на две тысячи километров в облако и сбросят боеголовки, которые сдетонируют одновременно. Или взорвутся, если откажет электроника. Эта последняя предосторожность стала следствием неспособности исследователей запускать зонды больше чем на несколько километров в глубь облака. Стоило им оказаться внутри, как все обнаруживало тенденцию к отключению. По первости несколько кораблей просто пропали.

– Удачи, Алекс, – пожелал он. – Задайте ему перцу.

Посадочный модуль, движимый с помощью спайка, быстро поднимался, держа курс на запад. Облако тоже пошло вверх. Полетный план был составлен так, чтобы пассажиры видели Омегу, когда ракеты достигнут цели.

Коллингдэйл жаждал успеха. В его жизни не было ничего – ни награды, ни интеллектуального прорыва, ни женщины, – чего он желал бы столь же страстно, как увидеть ракеты Александры, отправляющие чертово облако в ад.

Исследователи вышли на орбиту и вырвались к солнечному свету. Рили и Ава делали вид, будто исследуют прихваченный с Лунного Света электронный прибор, пытаясь догадаться, что он собой представляет. Джерри проглядывал свои заметки. Даже Коллингдэйл, который гордился своей абсолютной честностью, упорно смотрел запись недавней конференции в Лондоне по новым находкам в Египте.

Облако заполнило все небо.

– Три минуты, – сказала Алекс.

Они не могли видеть сам «Аль-Джахани». Корабль был слишком далеко и терялся в гигантских протуберанцах, которые вырывались из поверхности облака, точно множество щупалец, тянущихся к Лунному Свету. Но его местонахождение было известно, и Билл, корабельный ИИ, установил на экране маркер. Люди, естественно, видели Омегу, а расположение ракет было помечено. Двенадцать мигающих светлячков, сближающихся с огромной кляксой. Коллингдэйл развлекался, считая боеголовки.

– Тридцать секунд до столкновения, – сообщил пилот.

Коллингдэйл откинул голову. Он раздумывал, можно ли столкнуться с облаком.

Ава следила за временем, ее губы двигались, отсчитывая секунды.

– Они внутри, – произнесла она. Чья-то рука дотронулась до плеча Дэвида. Сжала его. Удачи.

Рили поправлял ремни безопасности.

Коллингдэйл, подумав, что его приемные родители гордились бы им, бормотал молитву.

– Взорвались, – раздался голос Александры. – Рано!

На поверхности облака появилось несколько светящихся пятен. Но Коллингдэйл не видел признаков разрушения.

– Пройдет какое-то время, прежде чем мы сможем увидеть хоть что-то, – с надеждой сказал Рили.

Рука отпустила плечо Дэвида.

– Ты прав, – проговорил кто-то из остальных. – Я имею в виду, облако уж очень большое.

– Бомбы должны были наделать вреда. Как иначе?

– Может, повредили управляющее устройство? Черт, этого бы хватило.

Свечение разгоралось. Коллингдэйл решил, что видит взрыв. Да, несомненно. И здесь. А там – второй, того же рода. Люди наблюдали, как несколько пятен все больше раскаляются. Как облако проходит поверху. Как оно начинает отклоняться к краю планеты.

Места взрывов потемнели.

На втором витке они были еще видны: тлеющие шрамы на обычно гладкой поверхности Омеги.

– Не думаю, что будет толк, – сказал пилот.

На третьем витке шаттл состыковался с «Квагмором», кораблем, который доставил исследователей в систему. Настроение на борту царило мрачное, и каждый норовил высказаться в том смысле, что они, мол, старались, просто больше ничего нельзя сделать.

Александра сообщила, что Омега по-прежнему держит курс на Лунный Свет.

– Мы не проникли далеко. Есть шанс, что мы нанесли какой-нибудь ущерб, который просто нельзя заметить. Иными словами, если мы взорвали внутренние механизмы этой дряни, то как мы об этом узнаем? Так что не сдавайтесь, док.

Дэйв не сдавался. Но картина угнетала. Протуберанцы протянулись вперед, загибаясь, словно окружая планету. Омега была злобной силой, существом из мифа, мощью по ту сторону понимания.

«Аль-Джахани» маневрировал у краев облака, стараясь записать как можно больше. Коллингдэйл ушел в свою каюту, поспал, встал, поспал еще. Облако достигло цели и, когда город повернулся вместе с планетой и возвратился на свое место, коснулось атмосферы прямо над ним. Выли ветры. Молния разорвала небо. Формировались смерчи.

Солнце только что село.

Коллингдэйл с трудом заставлял себя смотреть. В облаке множились электрические разряды, все более мощные по мере его приближения. Гроза набирала силу, но башни стояли, а планета поворачивалась, унося город прямо в центр и потом мимо Омеги. Некоторое время Дэвид надеялся, что город ускользнет. Но гигантский разряд внезапно разорвал облако и молотом ударил по городу. Похожие на шахматные фигуры сооружения, казалось, расплавились и почернели, погружаясь в лед. На них обрушились потоки камней, и в основании одной из угловых башен что-то взорвалось. Башня задрожала и начала опасно крениться. Другие строения обрушились или были снесены. Раз-другой корабль терял картинку, когда из-за помех спутники связи оказывались не у дел. Из тьмы вырвалась молния, обугливая алмазные башни и хрустальные призмы. Ураганные ветры несли черную пыль по заснеженной земле. Несколько скал упало с неба, круша стекло и хрусталь. Понадобилось всего несколько минут, а когда все было кончено, метель погребла останки.

Коллингдэйла вряд ли можно было назвать агрессивным человеком или хотя бы спорщиком. Он не ссорился уже так давно, что и вспомнить не мог. Но сейчас он готов был убить. Из его души изливался гнев, чистая ярость, доведенная до предела его бессилием.

Облако обвилось вокруг планеты, вокруг Лунного Света, нашло другие города и метнуло в них разнообразие молний – сплошных, разветвленных, зигзагообразных, огненных шаров. Коллингдэйл не мог оторваться. Он бродил по кораблю, глуша ром стаканами – из ряда вон выходящее поведение для человека, который редко пил. Он не мог перестать двигаться – с мостика в штаб экспедиции, в кают-компанию, в свою каюту, в каюту Рили («Эй, Дэйв, погляди-ка, что эта штука выделывает на севере»). Зрелище подпитывало его гнев, и по причинам, которые Коллингдэйл так и не сумел понять, ему доставляло извращенное удовольствие ненавидеть так сильно.

Когда облако наконец успокоилось, от него стали отрываться и отплывать прочь куски, словно вблизи планеты не было гравитации, чтобы их удержать. Небеса начали очищаться.

Города предстали обгоревшими и разрушенными, окутанными черным дымом. Ава плакала. Остальные были потрясены. Столь полного опустошения они не могли себе вообразить.

Коллингдэйл пил черный кофе, пытаясь прочистить мозги, когда группа техников подняла шум.

– Глядите! – воскликнул один из них, показывая на экран.

Город. Целый.

Нетронутый.

Его башни все еще поднимались ввысь. Висячие переходы по-прежнему соединяли крыши.

Один памятник был повержен, на южной окраине обрушился шпиль. Все прочее уцелело.

Город стоял на противоположной – той, с которой началось соприкосновение с Омегой – стороне планеты. В наиболее безопасном месте. Но этого было бы недостаточно. Другие города, такие же далекие, сровняло с землей.

Исследователи отмотали назад и просмотрели запись.

Коллингдэйл понял, в чем штука, сразу же: снег. Когда облако ударило, над уцелевшим городом бушевала метель.

– Оно его просто не увидело, – сказала Ава.