Он не твой. От Ада до Рая

Глава 23

Раевский

Жизнь хлестала меня по щекам с такой силой, что стал привыкать, а боль ощущал особо ярко, когда оставался наедине со своими мыслями. Когда пришел утром в офис, меня даже немного отпустило. Суета пропущенных дел затянула в привычную воронку звонков, писем и переговоров. У моего кабинета уже сидел клиент, а красный от гнева Вареников практически дошёл до ручки, еле сдерживаясь, чтобы не отлупить загулявшего шефа.

И я смирился… Вновь с головой вошёл в воду вранья, судебных исков и передряг, из которых за любое бабло меня умоляли вытащить их. А к обеду я понял, что и неплохо это. Зачем бабульку тревожить? Правды она мне сейчас не скажет, а истерики её я не вынесу. Тут надо тоньше… Я позвонил Кондре и попросил собрать всю информацию по Ночкиной и её сёстрам, а особенно меня заинтересовала Лиля.

Чуйка… Эта дрянь меня никогда не подводила. И именно сейчас я чувствовал, что под ворохом эмоций рискую упустить что-то важное! Нужное! Баб Марта пусть лежит в больничке и мучается от капельниц и уколов, зато на месте будет, не сбежит, да и следы замести не сможет, пока не понимает, что именно я знаю.

Ляшко меня тоже беспокоил. И сильно. Ведь он и бровью не повёл, когда увидел меня. А наше сходство было сложно не заметить. Мой сын… Сын! Как только я мысленно произносил это слово, хранящее в себе так много, чего меня лишили, голова шла кругом, а мысли путались. Димка и правда был неимоверно похож на меня. Просто назло всему миру, как сказала Ночка. И была права. Поэтому и возникал вопрос – какого хуя? Что затеял этот чёрт?

Вопросов много, но ответ один – нельзя ворошить гнездо, пока у меня на руках не будет фактов. И на бабку найду информацию, и с долбоклюем надо разобраться, во что он там втянул Адку с этой галереей. А значит, нужно держаться от всего этого подальше и не вызывать подозрений. Поэтому я и отправил Вареникова пригнать машину Адель, ключи от которой я забрал из её сумки ещё в ресторане, чтобы смыться не надумала, пока не договорим.

Целовать её за стенкой у Ляшко было настолько больно, что сердце в клочья разлеталось. Гнев душил, забывая про предательство. А я любил… Все годы любил её одну, правда, думал, что это новомодный гештальт, ключи от которого канули в воду вместе с её исчезновением. Придурок, даже к психотерапевту ходил, душу пытался излить, надеясь, что поможет. Но нет… Оказалось, что это невозможно закрыть. Просто люблю. И ненавижу. И надеюсь, что время покажет, чего во мне больше.

Но была и другая сторона медали. Сколько ещё раз должна предать меня женщина, чтобы я окончательно потерял тягу к ней? Ну сколько? Свалить – свалила. Ребёнка утаила. Врала безбожно, и если бы я её не припёр к стенке, то и не раскололась бы никогда!

Боже… Меня просто разрывало надвое! Одна часть орала и требовала вернуться, забрать Ночку и отвезти домой, а вторая вторила, что на вранье ничего не вырастет. Ничего!

Я отвёз Таю Беспутову, верную подружку Адки, до дома, собрав недостающие мелочи. Бесика я не нашел, потому что она трижды умудрилась замужем побывать, причем переезжала за каждым новым принцем в другой город. А Адка всё это время жила в Краснодаре, где сумела и окончить универ, и найти работу, ну и познакомиться в итоге с Ляшко.

Меня так и подмывало узнать, сколько было таких… Ну сколько было у неё мужиков до этого долбоящера? Но не стал. Прикусил язык, потому что не имел на это права. Не имел! Я тоже не ангел на крыльях невинности. Но Тайка словно понимала ход моих мыслей и сдала подругу, правда, теперь мне кажется, что вся полученная от неё информация скорее делает из Ночки мать-героиню, жившую отшельницей от мужиков вплоть до получения паспорта сыном, чем предательницу. Так кто ты, Ночка? Кто? Предавшая меня сука? Или женщина, сумевшая вырастить сына в опале?

Мне было больно слышать, как они скитались п общагам и углам. Как наскребали на хлеб и мыли по очереди подъезды. А когда Тайка проговорилась, что продала свою комнату, чтобы помочь купить угол подруге – я чуть не прослезился и не бросился обнимать её в порыве благодарности.

Вот только теперь что делать? Я не мог остановиться и постоянно листал пересланные фотки. Скользил пальцем по экрану, рискуя протереть там дыру, но не останавливался. Всматривался в знакомые черты и наслаждался нарастающим зудом в глазах.

У меня есть сын.

А остальное важно?

– О! Пьянь! – грубый окрик застал меня врасплох. Я обернулся, наблюдая, как по извилистой тропинке, держа в руках бутылку водки, ко мне идёт Мятежный, а за его спиной семенит невысокий мужичок с пакетами из ресторана. – Третий день жду приглашения в гости. Вот, не выдержал… С возрастом стал такой несдержанный, что мочи нет.

– Мочи нет у него… – я встал и протянул когда-то лучшему другу руку. – В туалет забежал, что ли?

– Ага, – Славка похлопал меня по плечу, внимательно осмотрел шустро накрытый водителем стол и махнул ему, давая немое «отбой». – Ну? Поговорим?

– Блядь, я от этого слова скоро рыгать начну! Разговоры! Сплошные разговоры, Мятежный! – я отбросил в кусты свою пустую бутылку и толкнул стакан, намекая, что жажда мучает не только его.

–Тогда давай дела творить, – Славка скинул пиджак, закатал рукава до локтей и сел в кресло напротив. – Вот только мне гарантии нужны, Раевский. Что ты мне можешь предложить в залог?

– А что ты хочешь? – этот разговор мне уже нравился. Если человек предлагает не говорить, а делать, то это мой человечек. До самых огрубевших пяточек мой.

– Ну, давай по порядку? – Слава закурил и расплескал водяру. – Сначала на меня выходит Каратик и просит помощи для Вьюника… Теперь я узнаю, что и сам Раевский пожаловал на мою землю. Вопрос – на кой хер моржовый? Поиграть и свалить? Если так, то я завтра же тебе кислород перекрою, а заодно и Каратика твоего свалю, чтобы не думал кресло батеньки занимать. И даже не поморщусь, Раевский, тут уж на слово можешь поверить. Забуду, как мы с тарзанки сигали и из самодельных луков стреляли. Мне приходящие, временные и ненадёжные на моей территории не нужны.

– А кто тебе нужен? – я опрокинул стопку и закурил.

– Соратники. Сподвижники…

– Собутыльники? – я снова наполнил рюмки.

– И это тоже. Ну? Вернулся, или так, фирму откроешь, имя оставишь и на Мальдивы свалишь? Или как? – Мятежный давил. Колол суровым взглядом и выжидал моего ответа, не отводя взгляда.

– Нет, Слав, – я выдохнул и замер. – Не уеду просто так. Не набегом, не переживай. Так чего ты хочешь?

– Там Вьюге достались химкомбинатики, – Слава замедлился, в последний раз прокручивая всё, что готов на этом этапе мне выложить, помолчал, а после улыбнулся широко-широко. – Так вот, дай Славке новую игрушку?

– А ты мне что?

– Вот это разговор! Уважаю, Раевский, – Славка со всей дури ударил меня по плечу и залился смехом. – А я тебе Адель Ночкину на свободе, потому что если не соглашусь я, то её посадят, – Мятежный шлёпнул на стол пачку документов, всё это время лежавшую во внутреннем кармане его пиджака. Я с жадностью стал вчитываться в буквы, матерясь вслух так, что Мятежный морщился от мощного и богатого русского языка. – Он её подставил. Галерея на ней, а через несколько дней в долю войдут и Горький, и Карасёв. Но Ляшко, хоть и гигант коммерческой мысли за чужой счёт, но тут обшибочка вышла. Он не знал ни про тебя, ни про Каратика, а то, что мы все выросли в одном дворе, и в голову никому прийти не могло. Я могу дать ей денег, а ты можешь поговорить с Каратиком-старшим, чтобы их регулярно насиловали за целевое использование земли. Пустим по миру этих ублюдков. Но только вместе, Раевский. Только вместе!

Мятежный достал последнюю бумажку, которой оказалась копия договора на строительство. Все было оплачено. Заказчиком, естественно, была Адка, вот только строительство было сильно незаконным, да ещё на земле заповедника, граничащего с галереей.

– Ну охуеть теперь, – прохрипел я, падая на спинку без сил. – Куда же ты вляпалась, дура!

– А бабы все дуры. Сами творят кумиров, сами потом и в тюрягу топают за их жадность, – Слава забрал из моих рук документы. – Всё от тебя зависит, друг мой. Ты мне комбинатики, которые Вьюге на хер не сдались, учитывая, кому они принадлежали раньше, а я тебе целую и невредимую галерею, которую мы всем миром теперь охранять будем. Вьюнику передай, что баблище я ему верну, чужого мне не надо, а вот ещё одна закрытая сфера ой как нужна. Ну?

– Ты же понимаешь, что я не могу один это решить? Мне надо с Вадимом поговорить, – сжал кулаки, осознавая, что загнан в угол.

В столь короткий период я никак не смогу обойти всю эту паутину без помощи Кондры и Мятежного. Вот только прокурор мне тоже не помощник, тут такая серая схема, что он просто обязан будет взять её в работу. И даже если Саньке удастся вывести из-под удара Ночкину, но нервы ей потреплют знатно. А вот Мятежный дело предлагает… И волки сыты, и овцы целы.

Достал телефон и набрал Вадику, даже не смотря на часы. Вьюга выслушал меня, ни разу не перебив. Рассказывал я не только ему подробности, но и Славке, чьи глаза медленно превращались в блюдца, а губы искривлялись от отвращения. А после того, как я рассказал другу про сына, Вадик закашлялся, и в тишине брякнул хрусталь бокала. Эх… Радуется там за меня, наверное.

– Рай, – выдавил Вадик. – Я и тебе, и Мятежному по гроб жизни обязан. Давай просто будем считать, что мы так закрываем друг перед другом долги?

Я посмотрел на Славку, тот вскинул руки в согласном жесте и закивал:

– Вьюга, а с тобой приятно иметь дело, – рассмеялся Мятежный. – Не желаешь переехать на побережье? Солнце, море… Непаханое поле для бизнеса. Мы с тобой будем отличной командой. Ах да… Ты же уже прикупил домик для молодой жены.

– Всё-то ты знаешь, Мятежный, – хмыкнул Вадик. – Рай, доверенность у тебя есть, только я умоляю… Всё, как ты умеешь.

После этого недолгого разговора мы молчали. Слава покорно подливал мне водку, чтобы залить горе, а сам праздновал новую обещанную игрушку. Вьюга тоже сыграл неплохо, то что Мятежный попытается заполучить комбинаты, друг просчитал ещё давно, когда отдавал тому полцарства, с помощью которого смог выкупить свою невесту у ублюдков. Вот только не знали мы, что эти комбинаты смогут спасти и мою любовь…

– Ну? Чего сидим? – Мятежный встал и покачнулся. – Идём встречать сыночку? Заодно и к Кондре заедем, а то чё он, пёс, нам не несёт информацию?

– Что? – Слава будто мысли читал. Я и сам только и следил за временем, чтобы рвануть в аэропорт. Мониторил онлайн-табло, отслеживал рейс и тихо паниковал наедине с самим собой. Но этот здоровяк так точно просёк мои мысли, что жутко стало. Как он это делает?

– Погнали, Рай. Только чур не рыдать в аэропорту, а то я не выношу этих слёз, – Мятежный закинул на плечо пиджак, сдёрнул меня с кресла и потянул к джипу, стоящему на парковке. – Я ж говорю, нетерпеливый стал. Мочи нет ждать твоего Кондру. Щас сами всё нароем.

– Мятежный, – я еле успел прихватить бутылку со стола. – Ночь на дворе, а это не приёмное время для прокурора.

– Мне к десяти утра нужно дать ответ по галерее. Так вот, чем быстрее мы узнаем, кто тут во всем виноват, тем проще раком ставить твоего Ляхича.

– Ой, не называй даже его фамилию!

– Ладно… Педрилу-мученика. Так лучше? – заржал Мятежный.

Мы загрузились в машину и рванули по горному серпантину к дому Кондры. Тот был не сильно доволен нашим поздним визитом, но, тем не менее, вынес документы, которые успел нарыть.

– Да не сидела Лилька, – сонный Саня кутался в махровый халат и курил на крыльце своего дома. – С чего ты это взял?

– В смысле – не сидела? – я рухнул рядом, всматриваясь в опухшее лицо Кондры. – Адка рассказала.

– Да в прямом, – он зажал в губах сигарету, забрал документы и открыл нужную страницу. – Вот… Читать можешь, или уже всё? Короче, её упаковали в СИЗО на три месяца, а потом перевели в другую область, где снова промурыжили некоторое время, а потом за потерей доказательств и скоропостижной смертью свидетелей отпустили.

– Но где она была столько лет?

– Ну, этого в официальных сводках нет, – Саня плюнул и всё же принял бутылку водки, которую практически силой впихивал ему в рот Мятежный, ворча, что трезвый друг – мент, а с такими говорить западло. – Говорят, у Горького жила.

– В смысле жила? – хором прошипели мы со Славкой.

– Да в прямом! Блядь, хоть я был трезвый, а теперь? – Санька снова приложился к горлышку и занюхал коркой мандарина, которую сунул ему под нос Славка. – Она ж ёбнутая! На всю голову отбитая… Ты вспомни, как она за ним таскалась? Терпела жену, готова была в любовницах ходить до конца жизни. В ногах валялась, терпела унижения, в проститутку обдолбанную превратилась, лишь бы ближе к нему быть. Я думаю, наебали они твою Ночку, Рай. Жестко так.

– То есть Адка стартанула из города, чтобы спасти сестру, которой изначально ничего не угрожало? – прошептал я, всматриваясь в стремительно пьянеющее лицо друга.

– Получается. Только зачем? Зачем это Горькому?

– Есть у меня мыслишка, – Мятежный сел рядом и стал растирать лицо. – Помнишь общагу, где жили Ночкины?

– Ну…

– Так её три года расселяли, Горький там казино хотел построить, пока ещё можно было, – Мятежный ощерился, но продолжил. – Там только пять семей оставались, которым некуда ехать было. Беспутовы, Ночкины и ещё пара-тройка алкашей… Короче, после того как Ночка уехала, общагу эту снесли к херам собачьим. А вот казино построили, правда, ненадолго.

– Но как? А как же собственность? Я точно помню, что отец помогал приватизировать их комнаты!

– Так владелицей-то Лиля была…

– Ну вот теперь точно охуеть, – выдохнул Кондра. – Ну а бабка твоя тут каким боком?

– А Горький – не дядька ли твоей балеринки? Как её там… Лизки-подлизки?

– Да там третья вода на киселе, – я отмахнулся, но что-то в этом было. Блядь, да что за паутина-то? Куда мы вляпались?

– Ладно, – Мятежный встал. – Суду всё ясно. Я вписываюсь, пусть прокуратура засвидетельствует. Ненавижу, когда обижают слабых.

– Гобин Руд, бля, – Сашка допил водку и встал. – Дай Бог, чтобы прокуратура тобой не заинтересовалась.

– Кондра… Да не смеши ты меня! Уже три года роете, всё никак кокосики мои пощекотать не можете, – рассмеялся Мятежный. – А теперь у меня охуеть какой юрист под боком. Можете вообще забыть обо мне.

– Ах ты сукин сын… – прыснул я. – Вот для чего ты выспрашивал?

– Конечно. Мне знаешь как защита от прокуратуры нужна? – Славка поднял меня и махнул Сашке. – Поедешь с нами сыночку встречать в аэропорт?

– Да я в халате…

– Корочку свою бери и идём!

– Так она всегда со мной, – Санька пьяно рассмеялся, прыгнул в кроссовки и рванул за нами следом.

– Саша! – испуганно вскрикнула его супруга, выглянувшая из-за двери.

– Милая, прости! У друга сын родился, вот встречать едем.

– Ночью? – взвизгнула хрупкая блондинка, так угрожающе сцепившая руки на груди.

– Спи… Не вернусь!

Ехали мы недолго. Кондра вызвонил начальника комплексной смены аэропорта, и нас встретили у служебного входа. И мы вошли не просто в здание, а сели в ВИП-зону зала ожидания, откуда прекрасно просматривался и стерильный накопитель, и зал прилёта.

Ночку я увидел издалека. Тоненькая, маленькая… Она протискивалась в толпе сонных встречающих, пока не остановилась у ограждения. Смотрела на табло и что-то тихо нашёптывала себе под нос. Одна пришла. Не привела свою мразь. Куталась в капюшон серой толстовки и нервно оборачивалась, будто ждала, что появлюсь в любой момент.

Боялась Ночка. Не меня, нет. А сына потерять боялась, потому что по факту пока оказывается, что он единственный из нашего окружения, кто не врал всё это время.

Мне было очень жаль её. Очень… Душа просто трещала от жалости, вот только легче-то не становилось! Ну будь он пятилетним ребёнком, можно было накрутить сказок, добавить гору подарков и смиренно ждать, пока он скажет «папа». Но! Сука! Ему почти двадцать лет! И одному богу известно, на какой козе к нему теперь подъезжать, чтобы ни мне, ни матери в морду не плюнул и не свалил в закат.

– О! Рай! – взревел Кондрашов и вскочил с места. – Да это ж ты! Только молодой, свежий и не помятый жизнью.

И правда… По узкому коридору стекляшки с небольшим рюкзаком наперевес шел молодой я. Шаг его был бодр, волосы буйствовали упрямыми вихрами, парень улыбался и щурился разливающемуся рассвету, едва заметно пританцовывая под музыку, звучащую в наушниках. Он шустро схватил огромный туристический рюкзак с ленты выдачи багажа и рванул к выходу, сгребая мать в сильных объятиях. Ему не нужно было прятаться. Он кружил её и целовал в щеки, а потом накрыл широкой ветровкой и скрылся в толпе.

– Ну здравствуй, сын…