Он не твой. От Ада до Рая

Глава 41

Море волновалось. Смотрела на бьющиеся о берег волны и пыталась успокоить собственное безумие. Чувствовала её за своей спиной. Знала, что стоит всего в паре метров, но ничего поделать с собой не могла.

Я так привыкла ненавидеть её. Так привыкла винить во всех своих бедах, что тело просто отказывалось смотреть в глаза бабушке Марте.

– Адель, мы можем поговорить? – голос её был тихий, ровный, спокойный. В нем не было ни звенящих ноток надменности, ни угрозы. Это просто старушка, готовая на всё, чтобы окончательно не потерять внука.

– Я не думаю, что это хорошая идея.

– Ты ждешь от меня упреков, подлости и злорадства. Понимаю, – она усмехнулась, и по каменному полу застучали её каблучки. Женщина обошла меня справа, чуть замедлившись, чтобы заглянуть в глаза. Она оперлась о стеклянное ограждение, достала мундштук и закурила. – Но я пришла, чтобы извиниться. Я всегда думала, что моего жизненного опыта хватит на всех. Столько женских подлостей, глупостей я видела. Столько слёз утёрла, столько судеб спасла. Но нет… Бабка Марта совершила фатальную ошибку, – она внезапно вскинул голову к небу, но я-то знала, что она наивно пытается остановить слезы. – Я не увидела, что собственными руками забила гвоздь в судьбу своего единственного внука.

Шум толпы стал монотонным гулом. Я просто прикипела к полу и не шевелилась, боясь, что её откровение прервется. Жадно выхватывала каждое слово, борясь с ветром, что пытался разбросать их по округе, лишь бы я не узнала правду.

– Я всегда хотела внука. Такого вот, как мой Денис. Он моя гордость, он для меня – вся жизнь… Его характер, улыбка, привычки, упёртость, порою невыносимое хамство – это всё, что я намечтала много лет назад. И вот он вырос, и вырос таким, как я и ожидала. Но каждый родитель встаёт перед непростым выбором – а что делать дальше? Ему же нужна семья. Жена, точно такие же дети с бурей в глазах. И многие оступаются… – старушка с такой горечью вздохнула.

Её прямая осанка расслабилась, являя старческую сутулость, усталость, слабость. Она сильнее сжала поручень, переминалась с ноги на ногу, оправляла идеально сшитый брючный костюм. Всеми этими движениями пыталась успокоиться, вернуть что-то привычное в разбитую жизнь. Но при всём при этом, в ней было столько смелости, столько отчаянной решительности поговорить, что я сдалась. Сделала два шага, встала рядом и развернулась.

– Но я не оступилась, Адель. Нет. Я просто навзничь рухнула с небоскреба и разбилась в лепёшку. Но страшно не это, страшно то, что я не успела умереть до этой минуты, – Марта горько хмыкнула и медленно повернула голову в сторону зала. Я сразу поняла, куда она смотрит. Её блеклые глаза были переполнены слезами, она следила за тем, как Димка помогает Вере сфотографировать картину, придерживая непоседу за руку. – Но, с другой стороны, у каждого поступка есть своя цена. И я заплачу свою, ты только выслушай.

– Хорошо, – быстрыми шагами отошла в темный угол, где за тенью пальм я впервые ощутила желание жить спустя двадцать лет душевного одиночества. Именно тут мы целовались, не обращая внимания на толпу, взгляды. Нам всё равно было. Ненависти было столько же, сколько и любви, оттого и выжили, потому что эмоции эти сильные, как атомные реакторы.

– Муратова была лучшей, – Марта скривилась при упоминании фамилии Лизоньки. – Лёгкая, как пёрышко. Робкая, застенчивая, воспитанная. Она мне в душу запала с самого первого занятия, её мама привела в пять лет. Гибкая была, не косточки, а резиновые трубочки. Никого не боялась, и себя не жалела. И в тот момент я впервые выделила фаворитку. И ей это понравилось. Чем сильнее поддерживала я её, тем отчаяннее она отдавала себя искусству…Да, я мечтала о такой невестке. Она просто идеально соответствовала всем требованиям. Мы дружили семьями, а дети учились вместе, на тусовки ходили, а на все праздники состав за столом окончательно устаканился, и все привыкли. И будто уже всё давно было решено. И вот однажды твоя фаворитка, которую ты знаешь уже пятнадцать лет, приходит и говорит, что беременна от твоего внука. Она рыдала, ползала в коленях, говорила, что любит его безбожно… Она была убита горем и все время твердила, что не хочет делать аборт! Она боялась, тряслась и просила помощи сохранить жизнь моему ещё неродившемуся правнуку.

– Она была беременна? – ахнула я, прижимаясь спиной к холодной каменной стене.

– Наверное, – Марта подошла ближе, и в нос снова ударил запах приторного вишнёвого компота. – Справки, УЗИ, да ещё её дядька пришел разбираться. Родители и Дениса, и Лизы тогда уехали отдыхать, вот мне и пришлось самой во всем разбираться. Горький орал, что это позор! Что внук судьи не имеет права принуждать к аборту, сыпал угрозами рассказать всем про самодурство наших семей. Он давил, говорил, что мой внук её обесчестил, и теперь Лизе никогда не найти достойного спутника жизни…

– Горький? – это имя стало колом в горле. И мне вдруг всё стал так ясно… так предельно просто и прозрачно, что я не выдержала и разрыдалась.

– Да. Он был меценатом, дарил щедрые подарки театру, помогал с гастролями, оплачивал билеты, если квоты не хватало. Он всегда был рядом, он был свой, – Марта вдруг сделала ещё один шаг, схватила мои трясущиеся ладони и прижала к своей морщинистой щеке. – Я просто хотела, чтобы ты отошла, чтобы дала разобраться этим двоим, и не мешала. Я правда хотела, чтобы они не совершили глупости, ведь на кону стояла жизнь ребёнка. Но я не думала, что через три дня ни тебя, Адель, ни моего внука не окажется рядом. Этот город стал чужим, холодным… Исчезла и Муратова. Денис отказывался говорить, он как заведенный искал тебя повсюду, обрывал телефоны всем друзьям.

– Это вы Надю выгнали с работы? Вы организовали травлю и подтасовали то дело с кражей икры? – спросила то, что волновало меня больше всего. Я словно до последнего пыталась оправдать Лилю и её предательство. Ждала, что могу разделить весь гнев!

– Какую кражу? – Марта распахнула глаза и напряглась. Смотрела смело, не отворачиваясь, хмурила брови, явно пытаясь понять, о чем я говорю. – Адель? Какую ещё кражу?

– Тогда и вы меня послушайте…

Я выдохнула и выпалила все, что занозой сидело под кожей. И про Надюшку, и про Лильку, и про Горького, что обманом расселил целую общагу. Мы же у него костью в горле были. Со всеми смог договориться, а с нами не сумел. Надя категорически отказывалась, она всё твердила про муниципалитет, про то, что нам должны дать нормальную квартиру, что нет смысла переезжать к чёрту на кулички. Но у Лили и Горького были свои планы на наши жизни. Жадные, корыстные и беспощадные.

– Этого не может быть… Не может! – шептала Марта, пошатываясь. Я вовремя подхватила её под локоть, ощущая всю невесомость её тела. Раньше казалось, что она камень, скала, а теперь? А теперь оказалось, что она простая женщина, думавшая только о своём внуке. – Если бы я только не поддалась, если бы не поверила…

– Да вы тут, собственно, уже ничего бы и не решили, – руки абсолютно в инстинктивном жесте притянули старушку к груди. Прижала, выдохнула, и вдруг вишня перестала быть приторной. – Этот мужчина просто шел к своей цели и вовремя понял, что лучшей мишени не найти. Я вас так ненавидела! Я засыпала с мыслью о вас и просыпалась снова с этой лютой ненавистью. Казалось, вы уничтожили меня, разрушили, снесли, как старый барак, что не подходил к вашему дворцу!

– Адель, – Марта взяла меня за руку, чуть отстранилась. – Прости меня. Прости… Из нас двоих спрос был только с меня. Да что Горький? Я! Я! Если бы я не поддалась эмоциям и не пошла бы на разговор с тобой, то этого бы ничего не случилось!

Бабушку трясло, на лбу вздулась вена, цвет лица стал бледный, веки дрожали. И мне вдруг стало так страшно за неё.

– Бабушка? – голос Раевского раздался как раз вовремя, старушка стала заваливаться, отчаянно хватаясь ослабленными руками за меня. Денис подскочил, поднял её как пушинку и усадил на диван. – Скорую? Да что здесь происходит? Ты зачем пришла?

– А сколько мне ждать, пока секира опустится на мою голову? Сколько? – она слабо оттолкнула его и разрыдалась, пряча лицо в ладонях. – Думаешь, не понимаю, что ты меня наказал? Не пришел, не рассказал, не накричал! И даже допроса не устроил мне. Всё я понимаю. Вот и пришла сама, чтобы вы оба мне все в глаза высказали. Давайте, рубите!

– Мам? Денис Саныч? – Димка аккуратно вышел из-за кадушки с пальмой и замер, осматривая наши заплаканные лица.

– Денис Саныч… – прошептала бабушка Марта, медленно убирая от лица руки. И её взгляд ожил, в них затеплился огонёк. Она словно ухватилась за тоненькую надежду, что ещё можно хоть что-то исправить.

Это «Денис Саныч» просто убивало. Изо дня в день. Каждого! Денис морщился, а у меня сердце замирало, вот и Марту это пробило до глубины души. Нет ничего действенней, чтобы понять, что ты в этой жизни сделал что-то не то, как тот факт, когда сын отца называет по имени-отчеству. И это не подростковый загон, это выбор, на который уже не повлиять даже мне.

– Дим, знакомься, – я с решительностью стерла слёзы, протянула руку сыну. – Это твоя прабабушка, Марта Денисовна.

– Хм, – Димка напрягся, поджал губы и облокотился об ограждение. – Ну? Ещё сюрпризы будут? Прадедушки?

– Больше не будет, – Раевский сел рядом с бабушкой и закурил. – Давай, задавай свои подростковые вопросы, что отложил в долгий ящик. Теперь есть кому на них ответить.

Знаю, что говорить о прошлом для Раевского просто смерти подобно. Вижу, как много свалилось на него в последнее время, чувствую, как канатами натянуты его нервы. Но как бы я не хотела освободить его от тяжести, понимала, что пройти весь АД нам просто придется. Но вместе.

– Да нет у меня вопросов, Денис Саныч, ни к вам, ни к бабушке. Очень приятно познакомиться, – Димка словно по лицу моему понял, что сейчас совсем не время для разборок. – Просто дайте знать, когда родственники закончатся. До пенсии управимся?

Марта вспыхнула от возмущения, смотрела в спину удаляющемуся правнуку. Её захлёстывало возмущение, она никогда бы не простила подобного хамства ни сыну, ни внуку, а вот правнуку приходится. Бабушка стиснула челюсть и вновь закрыла ладонями лицо, принимая и свое поражение, и своё бессилие в этой ситуации.

– Он привыкнет. Он обязательно привыкнет…

– У него как будто и выхода иного нет, – Денис улыбнулся, обнял меня и стал увлекать в зал. – Это твой день, Ночка. Идём, пока Верка не украла картину.

– Бабушка Марта, – подмигнула своему любимому мужчине и обернулась. – Не хотите провести этот вечер с нами?

– Хочу. Очень хочу.