Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

13. Государственное строительство

После того как мы рассмотрели историю прихода к власти Гитлера и инструментарий его пропаганды, мы должны изучить, для каких целей он задействовал сконцентрированную в его руках огромную власть, т. е. рассмотреть процесс строительства самого нацистского государства.

После парламентских выборов в марте 1933 года Гитлер лично открыл заседание нового рейхстага в гарнизонной церкви в Потсдаме — государственной святыне Прусского королевства. Здесь покоились останки величайшего прусского правителя Фридриха Великого, здесь молились короли династии Гогенцоллернов, сюда, в 1866 году вернувшись с австро-прусской войны, положившей начало объединению Германии, пришел поклониться святыне будущий полководец и президент Гинденбург. Дата открытия — 21 марта — тоже была выбрана не случайно, поскольку со­впадала с годовщиной открытия Бисмарком первого рейхстага Второго рейха в 1871 году.

После открытия сессии рейхстага Гитлер картинно сошел с трибуны, низко поклонился Гинденбургу и взял его руку в свою. Их торжественное рукопожатие — символ союза новой Германии со старым порядком — запечатлели для нации и мировой общественности многочисленные репортеры и кинохроникеры, и оно еще не раз использовалось нацистской пропагандой в своей повседневной работе.

Сначала Гитлер вел себя осторожно по отношению к правым партиям, в коалиции с которыми он находился. Авторитетнейший биограф Гитлера Иоахим Фест развивает очень важную мысль, иллюстрирующую ползучую тактику нового рейхсканцлера: «Гитлер в современном ключе осмыслил понятие революции. Она не завоевывает власть. А прибирает ее к рукам и пользуется не столько силовыми, сколько бюрократиче­скими средствами. Процесс приобщения к господствующей идеологии 1933 года образовал новую форму слияния и конфронтации национал-социалистического движения со старыми руководящими силами в государстве и обществе. Подобное развитие являлось необходимостью, ведь только привлечение к сотрудничеству знающих специалистов и старых, опытных руководящих сил могло обеспечить преобразование пропагандистского движения в господствующую организацию. (Можно вспомнить симбиоз хозяйственной номенклатуры и национальных движений в первые годы после распада СССР. — К. К.) Относительно щедрая форма приобщения к господствующей идеологии по отношению к буржуазным, среднеклассовым и консервативным группам была условием успеха национал-социалистического захвата власти» (1). Сам же Гитлер изъяснялся значительно лаконичней: «Собственность и доходы — экая важность. Очень нужна нам социализация банков и фабрик! Мы социализируем людей!» (2).

В свою очередь, истинная политическая физиономия рейхсканцлера для правящих классов не являлась секретом. Они обеспечили нацио­нал-социализму финансовую и интеллектуальную поддержку, яростно приветствовали истребление левых партий и в конце-концов признали легитимность тоталитарного режима. Иначе говоря, правящий слой, в данном случае буржуазия, в большинстве своем оказался готов на союз с Гитлером в обмен на сохранение своих привилегий и при соблюдении некой видимости приличий. И чтобы полностью развязать себе руки в вопросах идеологии, а значит, и сотрудничества с различными социальными группами, Гитлер в первые же месяцы пребывания у власти запретил печати самостоятельно публиковать цитаты из своей одиозной книги «Майн Кампф». Обосновывалось распоряжение тем, что мысли вождя оппозиционной партии могут не совпадать с соображениями главы правительства. Так было найдено поле для маневра. Сомневающихся в действенности режима постепенно убедили стать лояльными националистическому государству — сыграли свою роль и реальные экономические достижения, и мощь пропагандистской машины. Упорствующим оставались эмиграция или репрессии.

Как уже сказано, залогом дальнейшего существования национал-социалистической партии стало сращивание партийного и государ­ственного аппарата, создание в обществе двойной системы управления (партийной и государственной), а также навязывание стране общей национальной идеологии. Данный процесс получил официальное название «унификации». Попытаемся рассмотреть вышеперечисленные вопросы поподробней, тем более, что в каждом из них присутствовала социальная и пропагандистская составляющая.

Слияние партии и государства находило свое отражение как в кадровой политике режима, так и новых ритуалах. Уже в июне 1933 года в государственных учреждениях власти ввели т. н. «немецкое привет­ствие» — поднятие правой руки. При этом следовало говорить «Хайль Гитлер!» В 1934 году вошел в силу закон, согласно которому каждый немец был обязан приветствовать «немецким приветствием» нацистские знамена. По сути, речь шла о дрессировке навыков. Все официальные письма должны отныне заканчивать словами «Хайль Гитлер». Поначалу некоторые «героические личности» еще подписывались «С германским приветом», чтобы только не писать «Хайль Гитлер», но потом и это робкое фрондерство в официальной переписке прекратилось. Началось повальное переименование улиц: в каждой мало-мальски уважающей себя деревушке появлялись по меньшей мере Гитлерштрассе и Гитлерплац. Как мы понимаем, связаны эти меры не с манией величия вождя, но с пропагандистским обеспечением его «вездесущности». По сути, при сегодняшней демократии портреты руководства в кабинетах чиновников играют ту же роль.

Украшали кабинеты тогдашних немцев и почетные грамоты, например, «Тиролец Михель на Королевской площади в Мюнхене в присутствии представителя фюрера, Рудольфа Гесса» дал присягу «беспрекословно повиноваться фюреру Адольфу Гитлеру и назначенным им начальникам. Грамота выписана в гау традиции, 26 апреля 1936 года» (3). То есть присяга вождю нации не просто произносилась, но и свидетельствовалась в письменном виде. Можно только представить, как действовал подобный документ на любого немца, с детства приученного к дисциплине. Вдобавок, в Третьем рейхе начала действовать обязательная прописка, которая заносилась в паспорт, и любой гражданин оказывался таким образом в каждодневном поле зрения полиции.

Одновременно наверху шли процессы полного сосредоточения неограниченной власти в руках фюрера. В сентябре 1933 года на съезде партии в Нюрнберге под бешеное одобрение нацистской верхушки Гитлер в своем воззвании провозгласил борьбу против регионального «сепаратизма». Федеративное устройство Веймарской республики мешало фюреру на его пути к безраздельной власти, и дискредитации идеи федеративного устройства Германии посвящены целых две главы «Майн Кампф» (столько же, сколько основополагающему для режима искусству пропаганды). Предположение, что центр должен делиться властью с людьми на местах, да и сама возможность любых коллегиальных решений были глубоко чужды Гитлеру. В случае необходимости он брал кого-нибудь из специалистов либо советников и начинал обсуждать идею с ним. После чего Гитлер самостоятельно принимал решение, какой линии следует придерживаться. Подобным образом он быстро нейтрализовал влияние такого коллегиального органа, как правительство.

На уровне местной власти уже вскоре после смерти Гинденбурга «старые борцы» (т. е. ветераны нацистской партии) заняли почти половину всех постов в городских администрациях. Еще позже число политических руководителей превысило 700 000; 86 % чиновников в Пруссии и 63 % чиновников других земель являлись членами НСДАП (4). То есть власть оказалась под тотальным контролем партии. А рейхстаг при нацистах вообще стали в шутку называть «самым высокооплачиваемым мужским хором в Германии» — ведь все его функции фактически сводились к тому, чтобы петь гимн до и после формальных, пустых заседаний.

Презрение гитлеровцев к законам и их творцам хорошо иллюстрирует мысль Гиммлера о законодательной деятельности: «Разве вы не понимаете, что законы были превращены в своего рода тайное знание — невразумительное и полное закавык — лишь для того, чтобы обеспечить юриста заработком и оправдать обучение все новых и новых поколений адвокатов?» (5). И откровенно говоря: а что - не так?

Законность постепенно подменялась правом государства, а точнее его руководителей, решать, кто прав и кто виноват в данный момент. Раз народ един, а именно так гласила официальная идеология, то обязанность каждого порядочного гражданина доложить о паршивых овцах, рискующих погубить все стадо. Огромную роль во всесторонней унификации, то есть уничтожения разномыслия в нацистской Германии, сыграл обывательский конформизм, когда гражданин искренне считал своим долгом донести информацию соответствующим органам. Притом, что в Третьем рейхе не было законодательно оформленной обязанности политического доносительства (!).

Типичными темами доносов являлись: связь с евреями 26 %, уклонение от армии — 22 %, критика режима — 17 %, уклонение от благотворительных пожертвований — 11 %, пораженчество — 7 %, политическая критика — 6 % (6). Кроме того, гестапо установило цензуру на почте, всячески призывало граждан следить друг за другом и активно собирало обывательские слухи для составления аналитических «отчетов о настроениях».

Для работы с подобным материалом Гиммлер создал Службу безопасности — СД, при которой существовал особый отдел надзора, насчитывавший в 1939 году три тысячи сотрудников, анализировавших отчеты об общественных настроениях, получаемых от 50 тысяч доверенных нацистов. Глава СД Олендорф определил эту кропотливую работу следующими словами: «СД должна беспристрастно информировать вождей партии и правительства во всех сферах жизни — экономической, культурной и прочее. И в первую очередь СД должна поднимать тревогу, когда эти меры вызывают сопротивление. При диктатуре это имеет первостепенное значение. СД обязана выявлять то, что при парламентском режиме становится предметом открытых дискуссий» (7). Такая вот форма обратной связи с народом и, кстати, весьма эффективная — регулярные отчеты СД до сих пор считаются среди историков довольно авторитетными документами.

Чиновники из Министерства пропаганды, в свою очередь, тоже собирали данные по интересующим их родное ведомство вопросам — посещаемости фильмов, пьес, выставок, собраний, о читательском спросе в библиотеках, о продажах различных книг в магазинах.

В ужасе от новых методов управления, цензуры и террора против политических противников, а также массированных антиеврейских акций уже к лету 1933 года из Германии уехало 50 000 беженцев. Но руководители Третьего рейха хорошо понимали: для управления обществом необходимы не только силовые методы. Немцы всегда активно участвовали в общественной жизни, и нацисты, придя к власти, отнюдь не собирались подавлять эту активность — они ее реформировали и направили в нужное им русло. Для огромного большинства немцев, одобрявших политику Гитлера, открылись широкие перспективы применения их патриотической энергии. В стране активно действовали более ста общенациональных благотворительных, образовательных, развлекательных и профессиональных женских объединений, таких как могучее «Сословие кормильцев рейха» — многомиллионная организация, объединявшая немецких крестьян, рыбаков, землевладельцев и т. п. В 1937 году Гитлер заявил, что в нацистские организации вовлечены уже 25 миллионов нем­цев. А слой фюреров — местных вождей — составил к тому времени 30 тысяч человек (8).

По мысли нацистских идеологов, если политическая свобода ограничена, то природа и техника должны компенсировать эту потерю. Символами динамичного развития нацистского общества постепенно стали множество новых предметов потребления: современная мебель из стальных труб, 8-миллиметровая фотопленка, холодильники, электропечи, фены, обтекаемой формы автомобили, аэродинамические формы паровозных локомотивов. В целом, вошедший в моду футуристический дизайн придавал обществу чувство устремленности в будущее и уверенности в своих силах.

Конечно, в деле возрождения страны Гитлеру помог медленно начавшийся подъем всей мировой экономики, но еще важнее было его понимание того, что апатия общества обусловлена гнездящимся в сознании печальным представлением людей об устройстве мира, вытекающего из жизненного опыта каждого человека. Массы, как и экономика, требуют прежде всего импульсов, возвращающих высокий смысл происходящему. А потому в первые месяцы правления нацистов большинство экономических инициатив стартовали не столько в силу их экономической разумности, а потому, что они позволяли подать обществу позитивный сигнал.

Из всего этого — сочетания духовного и материального — формировалось целостное ощущение жизни, т. н. «Вельтаншаунг» — мировоззрение. Чрезвычайно популярный в Третьем рейхе термин использовался для обозначения национал-социалистической концепции мира, нацистской философии жизни. В марте 1934 года Гитлер на встрече со старыми партийными товарищами сказал, что его политическая победа — не более чем смена правительства, и только победа «мировоззрения» стала бы истинно революционной. Национал-социалистическая революция сумеет достигнуть окончательного торжества только тогда, когда ее примут все немцы.

В тезисах, разработанных Высшей политической школой нацистской партии, эта своего рода мистическая парадигма сформулирована так: «Национал-социализм не может быть доказан и не нуждается в доказательствах. Он обосновывает сам себя своей деятельностью, обеспечивающей жизнь общества. Тот, кто пытается прийти к национал-социализму лишь при условии ученических доказательств, тот не ощущает непознаваемого духовного смысла истины, т. е. национал-социалистической политики» (9).

«Вельтаншаунг» внушался всему немецкому народу ежечасно — с помощью общественных организаций, через пропагандируемый образ жизни, при поддержке средств массовой информации. «Я все внимательнее прислушивался, как разговаривали рабочие на фабрике, как изъяснялись бестии из гестапо и как выражались в нашем еврейском «зоопарке» обитатели его клеток. Большого различия заметить было нельзя, да его, пожалуй, и не было. Все — и сторонники, и противники, и попутчики, извлекающие пользу, и жертвы — безвольно руководствовались одними и теми же клише. Я стремился отыскать эти шаблоны, и в некотором смысле это было крайне просто, ибо все, что говорилось и печаталось в Германии, проходило нормативную обработку в партийных инстанциях: в случае малейших отклонений от установленной формы материал не доходил до публики. Книги и газеты, служебная переписка и бюрократиче­ские формуляры — все плавало в одном и том же коричневом соусе» (10).

Следующим пунктом программы Гитлера приведения немецкого народа к единому знаменателю стала ликвидация внутрипартийных конкурентов, в первую очередь Грегора Штрассера и Эрнста Рёма. Еще в 1920-е годы Гитлер, стремясь ослабить влияние своего конкурента Штрассера в партии, переманивал его сторонников. Тот же Геббельс поначалу считался человеком из команды Штрассера и во время одной из острых партийных дискуссий 20-х годов даже прославился тирадой: «Я требую, чтобы жалкий буржуа Гитлер был исключен из Национал-социалистической рабочей партии!» «Следует добавить, что ему громко аплодировали», — ехидно пишет об этом эпизоде младший брат Грегора Штрассера, Отто (11).

Руководитель штурмовых отрядов Рём, как и интеллектуал Штрассер, был сторонником большей социализации общества и требовал продолжения социальной революции. Когда начался процесс слияния нацистской партии и старой управленческой элиты, он обратился к своим подчиненным с призывом: «Фюреры СА! Мы ничего не хотим для самих себя. Оставьте свои посты и почетные должности другим. Те, кто заняли подобные должности, с удовольствием оставят эти посты и будут гордиться тем, что являются руководителями коричневой армии. Потому что от них одних зависит судьба Германии, они одни могут завоевать и удержать победу чистого незамутненного национализма и фашизма» (12).

В начале июня 1934 года руководство СА решило активизировать свою агитацию среди рабочих. Глава политического отдела СА проник на территорию завода Круппа и обратился к рабочим с подстрекательской речью, призывая прекратить работу, что они и сделали. Реакция деловых кругов Германии, тех, кто, по сути, привел Гитлера к власти и пока еще могли лишить ее, оказалась мгновенной. Выступая с речью в Марбургском университете 17 июня 1934 года, вице-канцлер фон Папен многозначительно заявил: «Руководство партии должно следить за тем, чтобы в стране не развернулась вновь под новыми знаменами классовая борьба». Говорил он, хотя и в завуалированной форме, и о нарушении законности, репрессиях, непредсказуемой политике режима.

Геббельс принял срочные меры с целью замолчать содержание сенсационной речи: отменил намеченные на вечер того же дня радиопередачи с ее записью, запретил упоминание о ней в печати, приказал полиции конфисковать уже вышедший номер «Франкфуртер цайтунг», в котором приводились выдержки из нее. Однако многоопытный Папен предусмотрительно разослал текст своего выступления иностранным корреспондентам и дипломатам в Берлине. Таким образом выступление получило широкую огласку и вызвало восторг в широких кругах общественности, уже утомленной нацистской революцией. «Спустя пять дней после выступления в Марбурге я оказался в Гамбурге, куда меня пригласили на дерби. Не успел я появиться на крытой главной трибуне, как тысячи людей разразились в мой адрес криками приветствия и возгласами «Хайль Марбург!» (13).

Однако истинным автором спича Папена был его помощник, молодой писатель и адвокат д-р Эдгар Юнг, один из творцов теории «консервативной революции». Месть взбешенных нацистов не заставила себя долго ждать. Через четыре дня после выступления Папена Юнг исчез. Его жена случайно обнаружила на стене ванной комнаты нацарапанное мужем слово «гестапо». Тело Юнга нашли 30 июня 1934 года в придорожной канаве. Только через много лет стало известно, что после долгих допросов и страшных пыток его убили в тюремной камере. А пожавший все лавры фон Папен за вольнодумную марбургскую речь позже лишь публично извинился.

Последний приказ Рёма по СА от 30 июня 1934 года гласил: «Я ожидаю, что 1 августа СА, полностью отдохнувшие и окрепшие, будут готовы к решению почетных и сложных задач, чего, вероятно, ждет от них народ и отечество. СА являются и остаются судьбой Германии». По этому приказу СА должным были служить не «фюреру и рейху», а «народу и отечеству». «Также, что бросилось мне в глаза, отсутствовало общепринятое приветствие «Хайль Гитлер», обычно использовавшееся в конце всех официальных бумаг» (14).

Летом 1934 года Гитлер оказался между двух огней — коричневыми революционерами и взбешенными консерваторами. Судьба его висела на волоске: президент Гинденбург в любой момент мог отправить его в отставку. Одновременно рейхсканцлеру доложили, что в узком кругу Рём назвал его «невежественным ефрейтором». «Гитлер — вероломный человек, его как минимум надо отправить в отпуск», — вроде бы сказал начальник СА. Не стало дело и за предателем: обергруппенфюрер СА Лут­це посетил Гитлера и донес ему о ходе многочасового разговора.

Дальнейшее уничтожение верхушки штурмовых отрядов и прочих политических конкурентов Гитлера (вошедшее в историю как «Ночь длинных ножей») достаточно хорошо описано в исторической литературе и не имеет прямого отношения к теме нашего повествования. Эпилогом кровавой расправы может служить краткая запись в дневнике Розенберга: «Таким образом, первый военный советник фюрера и первый его политический советник нашли свою смерть» (15).

После устранения Рёма и Штрассера Гитлер потребовал от партийцев заодно с оппозиционерами покончить с коррупцией, дорогими лимузинами и пьянством, ибо, придя к власти, «они возвели взяточничество в ранг государственной нормы» (16). Но ограничились тем, что некоторым штурмовикам вменили в вину антисемитские выходки. Трех партайгеноссе, которые случайно как раз в этот день осквернили еврейское кладбище, исключили из партийной армии и приговорили к году тюрьмы (можно только представить их искреннее изумление).

13 июля 1934 года по радио прозвучала часовая речь Гитлера, обращенная к рейхстагу. Взяв на себя ответственность за чистку, он провозгласил, что избавил народ от опасности столь страшной, что только решительные и быстрые действия могли предотвратить ее — в подвалах штаб-квартиры СА в Берлине вроде бы нашли больше пулеметов, чем насчитывалось у всей прусской полиции.

Парадокс, но спустя всего лишь три года после расстрела Рёма Гитлер в кругу высокопоставленных партийных руководителей отметил весомейший вклад этого высокоодаренного организатора в восхождение НСДАП и завоевание ею власти: если когда-нибудь будет написана история национал-социалистического движения, надо будет постоянно вспоминать о Рёме как о человеке номер два рядом с ним. И уже много лет спустя после физического устранения верхушки СА в «Ночь длинных ножей» и накануне краха — 28 марта 1945 года — Геббельс признался: «То, что хотел Рём, было, по существу, правильно, разве что нельзя было допустить, чтобы это делал гомосексуалист и анархист. Был бы Рём психически нормальным человеком и цельной натурой, вероятно, 30 июня были бы расстреляны не несколько сотен офицеров СА, а несколько сотен генералов» (17).

2 августа 1934 года скончался последний человек, который мог оста­новить Гитлера, используя силу закона, — рейхспрезидент Гинденбург. Предвидя смерть великого старца, Министерство пропаганды уже долгое время не жалело усилий, чтобы насадить в умах немцев идею о неизбежности и желательности плавного перехода власти от Гинденбурга к Гитлеру: сегодня сей маневр назвали бы «сохранением преемственности». Благодаря умелой пропаганде и подчеркнуто почтительному отношению к престарелому Гинденбургу, Гитлер выглядел в глазах общественного мнения естественным продолжателем дела покойного президента. На следующий же день после смерти президента вышло постановление «О проведении народного референдума о верховной государственной власти», т. е. об объединении полномочий канцлера и президента. Формулировка вопроса референдума гласила: «Согласен ли ты, германский мужчина, и ты, германская женщина, с нормой этого закона?»

Чтобы убедить немцев проголосовать «за» в ход пошли любые уловки, включая фальсифицированное завещание Гинденбурга. Историки отмечают, что весь тон опубликованного прямо накануне референдума завещания фельдмаршала, был слишком высокопарным для старого вояки, а иногда даже в нем встречались выражения вроде «знаменосец культуры Запада» или «юдоль страданий и слез, где царит угнетение и саморазрушение», что являлось типичными клише геббельсовской пропаганды (18).

Дабы развеять всяческие сомнения сын покойного президента Оскар Гинденбург накануне голосования по вопросу передачи президентских полномочий канцлеру лично выступил по радио: «Мой отец видел в Адольфе Гитлере своего непосредственного преемника в качестве главы Германского государства. Я, действуя в соответствии с желаниями своего отца, призываю всех немецких мужчин и женщин голосовать за передачу поста моего отца фюреру и канцлеру» (19).

19 августа 1934 года около 95 % зарегистрированных избирателей явились в пункты голосования. Столь высокий процент объясняется тем, что голосование считалось обязательным: штурмовики и прочие партийные активисты патрулировали улицы, задерживая и заставляя принимать участие в референдуме всех, у кого на лацкане не было специального голубого значка, выдававшегося проголосовавшим. Более 38 миллионов человек одобрили присвоение Гитлером неограниченной власти. И лишь 4,25 миллиона человек имели мужество проголосовать «против».

А в сентябре 1934 года на партийном съезде в Нюрнберге фюрер торжественно провозгласил окончание национал-социалистической революции. «Эта революция достигла без исключения всего, что от нее ожидали. В ближайшие тысячу лет новых революций в Германии не будет!» Народ облегченно вздохнул, и с того момента выражение «Тысячелетний рейх» как синоним стабильности и благополучия стало использоваться в нацистской Германии особенно широко.

В знак столь великого свершения в стране была демонстративно развернута борьба за укрепление национал-социалистической законности. Еще в феврале 1934 года прусскому гестапо при содействии центральной прокуратуры удалось закрыть созданный под Штеттином нелегальный концентрационный лагерь, в котором наблюдались многочисленные случаи издевательств над узниками. А через два месяца многих руководителей СС в качестве обвиняемых приговорили к многолетним каторжным работам и тюремным срокам. В 1934 и 1935 годах подобные процессы против членов СА и СС из-за их жестокого обращения с политическими заключенными стали относительно распространенным явлением. Даже на еврейском вопросе отразилась политика государ­ственной стабилизации — в период между 1934 и 1937 годами еврейская эмиграция пошла на спад (1933-й — 63 400 чел., 1934-й — 45 000 чел., 1935-й — 35 500 чел., 1936-й — 34 000 чел., 1937-й — 25 000 чел., 1938-й —

49 000 чел., 1939 год — 68 000 чел.).

Итак, рейхсканцлер был популярнейшей фигурой, и за одобрение закона, передававшего в его руки всю полноту государственной власти, высказалось 88,1 % голосов, а плебисцит, посвященный германской внешней политике, устроенный в марте 1936 года, поднял цифру доверия до 95,8 %. Имея такие баснословные результаты, Гитлер даже не посчитал необходимым отменять демократическую конституцию столь презираемой им Веймарской республики, и она формально являлась основным законом рейха до последних дней войны.

Каким же образом достигались столь впечатляющие результаты, а по сути — рейтинги популярности политики Гитлера среди народа? «Так называемый плебисцит прошел сегодня в довольно праздничной атмо­сфере. Я зашел внутрь одной из кабинок. На стене перед вами приклеен образец бюллетеня, на котором показано, где поставить значок с ответом «за» (20). Существовало (и существует до сих пор) множество других способов получить необходимый высокий результат. Так, прикрываясь демократическими процедурами, фюрер настойчиво продвигался вперед к конечной цели, имеющей совсем другой уровень измерения.

Осенью 1937 года, точнее, 5 ноября того же года, Гитлер начал закрытые консультации с руководством вермахта и ведомства иностранных дел, которые со всей определенностью продемонстрировали соратникам волю вождя нации к началу войны. Последовавшая за этим смена всех несогласных — руководства вермахтом и МИДом, отставка Шахта, а также быстрое увеличение количества концентрационных лагерей и вооруженных сил СС, сигнализировали власть имущим - период относительной стабильности заканчивается. Но широкая общественность еще ничего не подозревала.

После отставки сопротивлявшихся политике вождя военачальников Бломберга и Фрича, министра иностранных дел Нейрата и министра экономики Шахта 5 февраля 1938 года «Фёлькишер беобахтер» вышла с кричащими заголовками: «Концентрация всей полноты власти в руках фюрера!» И это было правдой.

Примечания к 13-й главе:

1. Бросцарт Марин. Закат тысячелетнего рейха. М.: Яуза-Эксмо, 2005. С. 249.

2. Фест Иоахим. Гитлер. Т. 2. Пермь: Алетейа, 1993. С. 342.

3. Клемперер Виктор. LTI. Язык Третьего рейха: Записная книжка филолога /author/klemperer_viktor/klemperer_viktor_lti_yazyk_tretego_reiha_zapisnaya_knizhka_filologa.

4. Мазер Вернер. История «Майн Кампф». М.: Вече, 2007.

5. Керстен Феликс. Пять лет рядом с Гиммлером. М.: Центрполиграф, 2004. С. 136.

6. Пленков Олег. Третий рейх. Арийская культура. СПб.: Нева, 2005. С. 165.

7. Керстен Феликс. Пять лет рядом с Гиммлером. М.: Центрполиграф, 2004. С. 284.

8. Мельников Даниил, Черная Людмила. Преступник номер 1. М.: Новости, 1991. С. 253.

9. Там же. С. 87.

10. Клемперер Виктор. LTI. Язык Третьего рейха: Записная книжка филолога /author/klemperer_viktor/klemperer_viktor_lti_yazyk_tretego_reiha_zapisnaya_knizhka_filologa.

11. Штрассер Отто. Гитлер и я. М.: Яуза-Эксмо, 2005. С. 143.

12. Бросцарт Марин. Закат тысячелетнего рейха. М.: Яуза-Эксмо, 2005. С. 22.

13. Папен Франц фон. Вице-канцлер Третьего рейха. М.: Центрполиграф, 2005. С. 309 .

14. Шредер Криста. Я была секретарем Гитлера. М.: Вече, 2007. С. 51.

15. Мельников Даниил, Черная Людмила. Преступник номер 1. М.: Новости, 1991. С. 216.

16. Бросцарт Марин. Закат тысячелетнего рейха. М.: Яуза-Эксмо, 2005. С. 162.

17. Геббельс Йозеф. Последние записи. Смоленск: Русич, 1993. С. 316.

18. Рисс Курт. Кровавый романтик нацизма. М.: Центрполиграф, 2006. С. 174.

19. Воропаев Сергей. Энциклопедия Третьего рейха. М.: Локид-Миф, 1996. С. 159.

20. Ширер Уильям. Берлинский дневник. М.: Центрполиграф, 2002. С. 99.

14. Экономическое возрождение

Пропаганда — это не самоцель, но орудие достижения политических целей. А политика, как говаривал классик, концентрированное воплощение экономики. Приход Гитлера к власти, несмотря на его изобретательность, несмотря на глубоко национальные корни предрассудков, на которые он опирался, вряд ли мог стать явью, если бы не трагическая экономическая ситуация в Германии в 20-х годах ХХ века. «Хозяйственный кризис, безработица, страх перед будущим, пришибленное судьбой поколение», — так горько описывал Геббельс жизнь миллионов своих ровесников (1). Рано или поздно сухой порох должен был вспыхнуть.

После краха 1929 года ради защиты своих экономических интересов крупный капитал дал Гитлеру по-настоящему большие деньги для его боевой и напористой партии. Экономическая катастрофа содействовала резкому взлету популярности идей национал-социализма; и именно в сфере экономики в первую очередь люди ждали от новой власти чуда — то есть того, что обещала им все прошедшие годы партийная пропаганда.

К 1930 году вокруг Гитлера сгруппировались влиятельные промышленники, которые поддерживали, субсидировали и консультировали верхушку нацистской партии: Фриц Тиссен, Эмиль Кирдорф, Альфред Гугенберг и др. Тиссен в своих мемуарах емко определил сверхзадачу, поставленную перед собою этими людьми: «После 1930 года надежды немецкой промышленности можно было сформулировать одной фразой: “Здоровая экономика в сильном государстве”» (2).

После прихода нацистов к власти в июле 1933 года появляется централизованный орган — Генеральный совет германской экономики. В его состав вошли представители ведущих компаний, имена которых до сих пор на слуху: Крупп, Бош, Сименс, Тиссен и др. Вся экономика Германии была разделена на имперские группы: промышленности, ремесла, торговли, банков, страхования и энергетики. Параллельно с тем сохранялась территориальная структура в управлении хозяйством и образованы «хозяйственные округа», которыми управляли «окружные группы». (3)

Нельзя отрицать усиления вмешательства государства в экономику страны в период нацистского господства, но следует отметить и усиление вмешательства промышленников во все государственные дела, касавшиеся экономической политики. Был также принят Декрет о принципе фюрерства в промышленности: из него явствовало, что рабочие и служащие обязаны выполнять приказы «командира предприятия», который, как правило, являлся его владельцем. А в 1935 году нацисты ввели систему трудовых книжек, что обеспечивало не только точный учет всех работающих людей, но и ужесточало контроль за работниками. Таким образом, Гитлер не просто сохранил сословие германских мене­джеров, но и заставил его работать на себя. Финансово фирмы процветали и приходили в упадок точно в соответствии со степенью, в которой выполняли указания совета экономики, спускавшиеся к ним по исполнительной вертикали. Например, с июня 1934 года каждый предприниматель был обязан четыре раза в год передавать на благотворительные цели минимум 5 промилей (тысячных долей) от суммы доходов, полученных в предшествующем году (4).

В свою очередь, руководитель гитлеровской экономики Ялмар Шахт, стремясь придать инвесторам уверенность, зафиксировал низкие процентные ставки по кредитам и, ради облегчения финансового положения местных властей, отсрочил для них выплату долгов. С целью оживить фондовый рынок он предпринял крупномасштабный выкуп государ­ством акций у частных владельцев, а долги фермерских хозяйств ре­структурировал с отсрочкой или снижением процентной ставки. В рамках повышения интереса крестьян к сохранению индивидуальной собственности на землю «все фермы с земельными угодьями размером до 125 гектаров были объявлены наследственными владениями, попадающими под юрисдикцию древних законов о наследовании земли без права отчуждения. Владеть такими угодьями мог лишь немецкий гражданин арийского происхождения, доказавший чистоту своей крови вплоть до 1800 года» (5).

«Было очевидно, что они, — вспоминал о первых днях работы нацистов Тиссен, — жаждут достижения немедленных результатов в пропагандистских целях» (6). Будущий зодчий танковой мощи рейха Гейнц Гудериан в своих «Воспоминаниях солдата» описывал начало великой пропагандистской кампании: «Впервые я увидел и услышал Гитлера в начале февраля (1933 года. — К. К.) на открытии автомобильной выставки в Берлине. Необыкновенным был тот факт, что сам рейхсканцлер открывал выставку вступительной речью. Гитлер сообщил в своей речи об отмене налога на автомобили и о планах строительства автострад и производ­ства дешевых автомобилей» (7).

Далее в политической жизни Германии последовала короткая и решительная схватка с левыми после инцидента с поджогом Рейхстага и внеочередные выборы в парламент. Но уже в марте 1933 года, выступая в рейхстаге, Гитлер вернулся к экономике: «Не использовать миллиарды человеческих рабочих часов — это безумие и преступление» (8). И вскоре родилась одна из самых ярких легенд об экономическом возрождении Германии — сага о строительстве автомобильных магистралей при Гитлере, которые создали миллионы рабочих мест, вырвали Германию из нищеты и превратили ее в современную европейскую державу.

Согласно официальной нацистской пропаганде, когда после «пивного путча» Гитлер сидел в тюрьме, ему явилось откровение: он увидел Германию, пересеченную из конца в конец автомобильными дорогами, о которых тогда разоренная Версальским миром страна еще не могла даже и мечтать. Но, как во всякой пропагандистской сказке, все было не совсем так. Первый автобан в мире открыли еще в 1921 году в Берлине, а междугородний — в фашистской Италии в 1923 году — от Милана в сторону Швейцарии. На 1926 год в Германии было запланировано строительство автобана Кельн—Дюссельдорф, и в том же году зарегистрировано «Общество для подготовки автомобильного шоссе «Города Ганзы» (Гамбург—Любек—Киль) — Франкфурт—Базель». Когда Гитлер стал канцлером Германии, по всей стране уже строились автомобильные шоссе. Но большинство из них действительно закончили и запустили в эксплуатацию во времена гитле­ризма (9).

Правдой также является и то, что Гитлер проехал на автомобиле сотни тысяч километров, он очень любил этот способ передвижения по стране, его скорость и комфорт. Еще до прихода Гитлера к власти генеральный директор «Даймлер-Бенц» Якоб Верлин предоставил ему в кредит автомобиль, за что Гитлер был ему особенно признателен. Однажды он сказал в шутку Верлину: «Между прочим, знаете ли вы, что именно вы — настоящий покоритель Германии? Если бы вы тогда не отдали мне автомобиль, мне было бы невозможно покорить Германию. Таким образом, настоящим покорителем являетесь вы» (10).

Став рейхсканцлером, Гитлер, ставший страстным автомобилистом, взял за правило каждый год появляться на германской ежегодной автомобильной выставке. Из соображений национального престижа он требовал постоянного совершенствования «Мерседеса», добиваясь признания фирмы «Даймлер-Бенц» «главной автомобильной компанией мира». Превосходные экземпляры «мерседесов» стали стандартными подарками Гитлера главам государств и коронованным особам. Он также лично являлся инициатором различных автомобильных усовершенствований, с успехом воплощенных в жизнь этой фирмой. «Можно, сказать, он чув­ствовал некую искреннюю любовь к автомобилям и дорогам, результатом которой позже стала государственная программа строительства автобанов» (11).

Уже в сентябре 1933 года фюрер появился на строительной площадке около Франкфурта-на-Майне. Хотя недоброжелатели считали, что в тогдашней Германии автомобилей насчитывалось слишком мало и было бы проще реконструировать старую дорожную сеть, но уже до сентября 1936 года нацисты проложили тысячу километров автострад, а за последующий год — еще тысячу. В 1930-х годах немецкая программа строительства автобанов не имела себе равных в Европе. Здесь я хотел съязвить о мучительном сооружении 140 километров дороги Харьков—Перещепино, которую несколько раз открывали с разных сторон то президент Украины, то премьер-министр, но не стану. Что попусту сравнивать.

Автострады были объявлены «великой национал-социалистической стройкой». Для решения грандиозной задачи власти задействовали свыше 30 000 рабочих, а к началу Второй мировой войны их число еще удвоилось. О ходе работ сообщалось почти ежедневно на протяжении многих лет. К строительству «Дорог фюрера» (как их торжественно величала пропаганда) привлекались даже евреи. К примеру, на сооружении имперского автобана № 1, который получил имя вождя нации, евреи были заняты на подсобных работах, как, например, дроблении щебенки и т. д. Таким образом, Гиммлер откровенно врал, когда, мотивируя запрет евреям водить автомобиль, заявил, что еврей за рулем не только оскорбляет «германское транспортное сообщество», но и, дескать, евреи нахально пользуются «автодорогами рейха, построенными руками немецких рабочих» (12).

Но вообще, несмотря на перезвон официальной пропаганды, отношение к дорожно-сизифову труду в обществе оказалось неоднозначным. «Они строят дороги для богачей, — говорили бедняки, — ведь только у богачей есть автомобили. Рабочим никогда не будет никакой выгоды от автострад» (13). Страшнее того — на каждые 6,4 км проложенной трассы приходился один погибший строитель.

Считается, столь интенсивное строительство связано с подготовкой к грядущей войне, хотя немецкое верховное командование с самого начала утверждало, что для ведения боевых действий автобаны большого значения не имеют. Если разрушить один-единственный мост, можно перекрыть автостраду на сотни миль, а атакованному с воздуха крупному войсковому соединению такая дорога не давала почти никакой возможности уклониться. В ходе войны выяснилось также, что, несмотря на попытки замаскировать автострады, они всегда служили для авиации противника хорошими ориентирами. Однако строительство автобанов прекратилось только в 1942 году, и к тому времени их общая длина составляла 6500 километров.

К 1930-м годам относится и рождение торговой марки «Фольксваген». В 1938 году немцы взялись за строительство «крупнейшего автомобильного завода в мире» производительностью 1,5 миллиона машин в год — «больше, чем у Форда», как утверждали нацистские пропагандисты. «Эти машины будут производиться для новых автострад. Целая семья может ездить в нем со скоростью 100 километров в час. Это автомобиль фюрера для дорог фюрера» (14). Само имя города, где планировалось построить завод, созвучно дружескому прозвищу Гитлера — Вольф (Волк). «По вам, мой фюрер, этот город должен быть назван Вольфсбург», — провозгласил Роберт Лей, открывая церемонию закладки предприятия (15).

«Трудовой фронт», созданный взамен распущенных профсоюзов, выделил 50 миллионов марок на строительство завода, но основной частью финансирования проекта «Народный автомобиль» стали взносы самих рабочих. Они вкладывали необходимые средства, выплачивая денежные взносы в счет будущей покупки в размере от 5 до 15 марок в неделю. План этот известен под названием «Выплати, прежде чем получить». Уплатив 750 марок, будущий покупатель приобретал номерной ордер, позволявший получить машину, как только она сойдет с конвейера. В рекламу проекта «Народного автомобиля» с помощью популярной настольной игры «Твоя машина» вовлекались даже дети. Играя, они узнавали о процедуре покупки «Фольксвагена», учились основам ухода за машиной, а заодно и правилам дорожного движения.

Однако ни один «народный автомобиль» с конвейера так и не сошел. К началу войны заводы «Фольксваген» власти переоборудовали на выпуск военной продукции. Но, несмотря на сей прискорбный факт, в 1939 году Германия имела огромный автомобильный парк, состоящий из более чем 4 миллионов машин (плюс автомобили, реквизированные в Чехословакии и Мемеле). Причем, ради экономии бензина, значительная часть автотранспорта оснащалась газовыми двигателями, и страну покрыла густая сеть газовых автозаправок.

Параллельно расширялась и модернизировалась железнодорожная сеть, строились новые промышленные объекты. За период с 1933-го по 1936 год государственные капиталовложения утроились, а правитель­ственные расходы выросли на 70 %. Один только проект строительства автобанов в первый же год создал 84 тысячи рабочих мест. К концу 1934 года на общественных работах были заняты 1,7 миллиона че­ловек.

Производство электроэнергии в 1938 году (55 млрд кВт-ч) в два с лишним раза превышало производство 1933 года. Производство алюминия выросло с 19 тыс. тонн в 1932-м до 194 тыс. тонн в 1939 году. Причем Германия производила его больше, чем капиталистические страны Европы, вместе взятые, и вышла по этому показателю на первое место в мире (16).

В 1920-е и 1930-е годы в Германию были привлечены громадные зарубежные инвестиции, особенно из США. Знаменитый тогда во всем мире американский журналист Никербокер в своей вышедшей еще в 1932 году книге «Германия — так или иначе?» пророчески предсказывал: «Американские инвестиции на европейском континенте вкладываются в поле битвы» (17). Только за первые три года правления нацистов в Германии возвели свыше 300 новых военных заводов; из них 55—60 авиационных, 45 автомобильных и бронетанковых, 70 химических, 80 артиллерийских, 15 военно-судостроительных (18). Но оборонные заводы поглощали многие миллиарды марок, которые не возвращались в государственную казну. И здесь затаилась одна из причин грядущей экономической катастрофы.

В эпоху расцвета нацистского режима благодаря масштабным общественным работам практически исчезла безработица, буржуазия и трудящиеся оказались объединенными в «Немецкий трудовой фронт», а на работодателей оказывалось прямое давление государственных инстанций с целью увеличения числа рабочих мест. «Гитлеровская теория диктаторской национальной экономики, — отмечал приближенный к Гитлеру Отто Дитрих, — была основана на идее, что занятость порождает новую занятость. Развивающаяся экономика создает для себя новые рынки, потому что ее потребности возрастают, и наемные рабочие по­требляют больше. Гитлер создал занятость, заставил экономику работать, и она начала работать на полную мощность» (19).

Германия оказалась единственной крупной индустриальной дер­жавой, которая быстро и целиком восстановилась после Большой де­прессии.

Основой для нового скачка германской экономики стал четырехлетний план, тамошний ответ нашим пятилеткам. С той только разницей, что мы создавали крупную промышленность там, где ее практически не было. План провозгласили 9 сентября 1936 года в Нюрнберге, во время очередного партсъезда. От имени Гитлера было заявлено: «В течение четырех лет Германия должна стать полностью независимой от поставок сырья и оборудования из зарубежных стран, которые могут быть произведены благодаря германским возможностям с помощью химической, машиностроительной и горнорудной промышленности. Великая перестройка немецкой сырьевой промышленности обеспечит занятость населения. Воплощение этого плана произойдет благодаря энергии и силе национал-социализма» (20).

Пропаганда представляла план как призванный улучшить жизнь рядового гражданина Третьего рейха, важное народное мероприятие нацистского режима. Однако за кулисами пропагандистской шумихи на одном из первых заседаний штаба уполномоченных по четырехлетнему плану Геринг так сформулировал истинные цели первой «четырехлетки»: «Министр-президент (то есть он сам. — К. К.) считает своей задачей добиться того, чтобы через четыре года вся германская экономика была готова к войне» (21). И определенный резон в этом имелся: милитаризация дает стимулы современному производству, помогает смягчить безработицу. Многие страны, собственно, так до сих пор и живут.

С введением четырехлетнего плана государственное хозяйство подверглось еще большему укрупнению. Перевод экономики на военные рельсы осуществлялся при помощи регулирования производства и сбыта товаров, правильного распределения сырья, четкого руководства всеми работами и запрещения новых капиталовложений в некоторые области мирной промышленности. К 1939 году промышленное производство выросло по сравнению с 1933 годом примерно на 60 %, а по производству станков Германия заняла второе место в мире.

Особое внимание было уделено производству нефти внутри Германии. Если в 1938 году добывалось ежемесячно 44 150 тонн нефти, то в 1939-м — уже 57 930 тонн в месяц, производство синтетического горючего в 1938 году достигло 1,7 миллионов тонн (22). Искались заменители и для других видов стратегического сырья. Чтобы избежать слова «эрзац», которое население плохо воспринимало еще со времен Первой мировой войны, журналисты ввели в оборот новый пропагандистский штамп — «новые производственные материалы». И действительно, немецкие ученые нашли несколько новых заменителей — всяческих пластмасс и искусственной резины. Не останавливаясь на достигнутом, с 1937 года в Германии власти развернули всенародную кампанию по сбору макулатуры, костей, вышедших из употребления монет, олова и другого вторсырья (что не помешало после начала войны конфисковать у населения всю медную утварь).

Не брезговало правительство и крупным мошенничеством. По совету Шахта оно обесценило ценные бумаги Германии (акции, государственные обязательства), хранившиеся в банках других стран. Затем правительство тайно скупило эти бумаги по курсу 12—18 % номинальной стоимости и вновь продало внутри Германии за настоящую цену. Прибыль от этой махинации составила 80 и более процентов — свыше 250 миллионов ­марок.

Внешнеэкономическая конъюнктура также складывалась благоприятно: доллар обесценивался, поскольку президент США Франклин Рузвельт отменил золотой стандарт, и, таким образом, Германия одним махом освободилась от значительной части своей внешней задолженности. Доходы государства от налогов, составившие в 1933 году 6,9 млрд марок, в 1938 году, благодаря экономическому подъему и усовершенствованной методике сбора налогов, поднялись до 17,8 млрд марок (23).

Плюс грабеж внутри страны. Обреченные на разорение и бегство еврейские собственники за гроши продавали свои предприятия представителям титульной нации. 260 крупнейших еврейских фирм Германии были «ариизированы» влиятельными промышленниками, отдельные представители которых даже не принадлежали к нацистской партии. Тоже, своего рода, приватизация.

Грандиозные успехи давали богатейшую пищу нацистской пропаганде для превознесения социального строя, лично фюрера и его соратников, и помогали подстегивать народ к новым трудовым свершениям во имя возрождения Германии. Начиная с 1934 года, в Третьем рейхе начали проводить «Имперское профессиональное соревнование». Победителей соревнования чествовали, словно олимпийских чемпионов, а 1 мая приглашали в Берлин на личную встречу с вождем. Число людей, вовлеченных в подобные производственные состязания, постоянно росло: с 500 000 в 1934 году до 3 500 000 в 1939-м. В массы были брошены хлесткие лозунги, такие как «Труд — это капитал». К тому времени отошедший от Гитлера Фриц Тиссен язвительно комментировал сей популистский шедевр, не понимая его глубокой пропагандистской подоплеки: «Все те пышные лозунги вроде «Труд — капитал» внесли свой вклад в разрушение немецкой экономики. Поскольку их непрерывно повторяли люди, коих вполне можно было считать здравомыслящими, в конце концов в них поверили. Во время поездки в Бразилию даже посол Риттер сказал мне тоже: «Труд — капитал». Я был ошеломлен, ведь Риттер много лет был начальником экономического отдела МИДа. Как он мог одобрять такую чушь?» (24) Не чушь, а подмена понятий, дезориентация масс и нивелирование классовых противоречий.

Одновременно Гитлер не уставал повторять, что национального возрождения можно достичь только социальными мерами на основе национализма. Национальной идеей, которую он проповедовал, стало создание бесклассового общества по признаку расовой принадлежности, уничтожения такого, на его взгляд, зла, как партийная система, и решение «еврейской проблемы».

«С помощью какого принципа может быть лучше всего достигнута социальная справедливость и гармония экономических интересов с учетом естественных различий между людьми? Ответ Гитлера являлся следующим: наиболее справедливое и успешное решение даст принцип социалистической эффективности, основанный на равных для всех условиях экономического соревнования. Следовательно, он требовал равных условий для всех, упразднения каких-либо классовых привилегий, лишения состоятельных слоев общества преимущественного права на образование, ликвидации нетрудовых доходов, «подавление ростков материальной заинтересованности». В его экономической мысли труд, который, в свою очередь, порождает труд, заменяет золото; на смену капиталистическому интересу он выдвинул экономическую производительность труда человека» (25).

В 1939 году ускоренная милитаризация вела к одностороннему развитию экономики. Военные расходы Германии с 1934-го до 31 августа 1939 года составили 60 млрд марок из 101,5 млрд марок общих бюджетных расходов (т. е. 59,1 %). А число рабочих в промышленности (включая аннексированные Австрию, Чехию и Моравию) превышало число рабочих, занятых в промышленности Англии и Франции вместе взятых. Неподъемные, по сути, военные расходы на фоне огромных социальных обязательств привели нацистское государство на грань финансового ­краха.

Опасаясь банкротства режима, чреватого серьезными последствиями для мировой экономики, едва начавшей оправляться после Великой депрессии, международные (в первую очередь английские и американские) банки оказали помощь национал-социалистам в преодолении финансового кризиса. Для начала они отдали им золотой запас оккупированной нацистами Чехословакии. В начале апреля 1939 года Банк международных расчетов выдал Германии 5 миллионов фунтов стергингов чехословацкого золота (из 24 миллионов фунтов стергингов, хранившихся в Английском банке и Банке международных расчетов) (26). Помощь международных банкиров временно облегчила положение Германии, казна которой к тому времени оказалась совершенно пуста. Но чтобы окончательно выправить ситуацию, фюреру срочно требовалось получить экономическое доминирование в Европе, позволяющее эксплуатировать ее ресурсы, либо взять то же самое силой. Другого выхода он не видел.

В конце 1930-х годов Германия занимала третье место в мировой торговле после США и Англии. Выступая 30 января 1939 года в берлинском «Спортпаласте», Гитлер прямо признавал: «Германия должна экспортировать или умереть». До 1914 года около 43 % всего ввоза Германии составляла продукция, приобретенная ею вне Европы и доставляемая морским путем. В годы Первой мировой войны утрата возможности импортировать необходимые стратегические товары тяжело отразилась на экономике Германии. Учитывая полученные горькие уроки, послевоенные усилия Германии были направлены на то, чтобы изменить направление своей внешней торговли и направить ее основной вектор на юго-восток Европы.

Из продукции стран Юго-Восточной Европы особую ценность для Германии представляли нефть, цветные металлы и продукты питания. Румыния — единственный в Европе крупный производитель нефти. Юго­славия занимала первое место в Европе (после СССР) по добыче меди, являлась важнейшим поставщиком в Германию бокситов, свинца, цинка, хрома. Венгрия имела богатейшие в Европе запасы бокситов, Греция — залежи никеля.

Кроме видов на природные богатства и рынки малых государств Восточной и Южной Европы, Гитлер не забывал о Советском Союзе: «Самой важной вещью в следующей войне будет захватить контроль над ресурсами зерна и продовольствия в западной России». Я ужаснулся. Розенберг и компания снова были у него в фаворе. Розенберг, который говорил по-русски лучше, чем по-немецки, обладал огромным влиянием на Гитлера и его соратников, когда начинал продвигать эту антибольшевистскую и антирусскую линию. Любой, кто считал себя экспертом по России, мог петь такого рода песню в партии целыми днями, а Розенберг был самым ярым сторонником этой идеи. За всеми их доводами стояло желание вернуть свои потерянные земли в Прибалтике» (27).

Ханфштангль упрощает. Вековые традиции колонизации Востока никак не зависели от желания Розенберга наказать большевистских обидчиков. Например, ведущий геополитик Германии того времени Карл Хаусхофер предполагал, что мировое лидерство постепенно должно перейти от атлантических государств к континентальным державам и, прежде всего, к Германии. Достижение цели предполагало расширение жизненного пространства для немцев, что неизбежно подталкивает перенаселенную Германию к территориальной экспансии на Восток. В Германии теория Хаусхофера стала необыкновенно модной, и Гитлер активно использовал положения его геополитики в качестве научного обоснования нацистской экспансии. В частности, он заимствовал у Хаусхофера его любимое выражение: «пространство, как фактор силы». В тексте «Майн Кампф» дословно говорится следующее: «Все мы теперь понимаем, что нам предстоит еще очень большая и тяжелая борьба с Францией. Но эта борьба была бы совершенно бесцельна, если бы ею исчерпывались все стремления нашей иностранной политики. Эта борьба с Францией может иметь и будет иметь смысл лишь постольку, поскольку она обеспечит нам тыл в борьбе за увеличение наших территорий в Европе... Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены» (28).

То, что Советский Союз должен рассматриваться как объект экономической эксплуатации, ни у кого не вызывало сомнений. По мнению Карла Крауха (руководителя имперского ведомства экономического развития и председателя наблюдательного концерна «И.Г. Фарбениндустри»), которое совпадало с оценкой большинства экспертов, захват ресурсов России и Украины представлял непременное условие для успешного ведения войны Германией. Он представил масштабный «Общий план для Украины», который намечал ее экономическое освоение в германских интересах в рамках десятилетней программы. Подобные планы реализовывались во всех захваченных нацистами странах.

Погоня за прибылью любой ценой началась еще в аннексированной Австрии, которую, после присоединения к Третьему рейху, наводнили немецкие промышленники и банкиры, за бесценок скупая заводы и фабрики, конфискованные у евреев или противников нацистского режима. Именно там, а Австрии, финансовый директор Третьего рейха Ялмар Шахт гордо заявил: «Рейхсбанк всегда будет только национал-социалистическим, иначе я отказываюсь им управлять». После войны Шахт, да и другие финансовые воротилы были благосклонно оправданы судом, а значит, экономический грабеж вплоть до наших дней остался ненаказуем.

После поражения Франции в 1940 году мощную металлургическую и сталелитейную промышленность Лотарингии разделили между собой концерны «Герман Геринг», Флика, Клекнера, Рехлинга, Штумма. Французские авиационные заводы захватила компания «Юнкерс». В Польше оккупационная власть передала германским концернам 294 крупных, 9 тысяч средних и 76 тысяч мелких торговых фирм. В Норвегии захватчики конфисковали 80 % рыболовного флота и т. д. и т. п. Как следствие, доходы крупнейших немецких компаний в 1941 году были в 15,7 раза выше, чем в 1933-м, и в 1,85 раза выше, чем 1938-м (29).

Естественно, в Советском Союзе продолжалась та же практика. Дело доходило до официальных жалоб: «Представители крупных фирм следуют по пятам за войсками и требуют передачи им захваченных предприятий и сырья. Крупп, Рехлинг и другие магнаты тяжелой промышленности претендуют на львиную долю, ссылаясь на заслуги перед отечеством». (30).

Даже элитные нацистские организации стали заниматься коммерческой деятельностью. Своеобразного, впрочем, толка. Когда Гиммлер посетил концлагерь Освенцим, в его свите находилось несколько представителей одного из крупнейших химических концернов «И.Г. Фарбениндустри». После того как выяснилось, что завод по производству каучука испытывает недостаток в рабочей силе для увеличения производства, руководитель СС распорядился создать по соседству с Освенцимом новый лагерь, находящийся исключительно в ведении «И.Г. Фарбениндустри». Так возник рабочий лагерь «Моновитц».

Рацион для заключенных, работавших на строительстве, состоял из одного литра жидкого супа, 375 граммов хлеба и 8 граммов маргарина. Рабочие носили деревянную обувь, мыло им вообще не выдавалось. Средняя продолжительность жизни этих рабов составляла два месяца. В качестве компенсации за даровую рабочую силу «И.Г. Фарбениндустри» выплатил в течение двух с половиной лет в кассу СС 20 миллионов марок. Прибыль же от труда заключенных составила более 330 миллионов марок (31). Фантастически выгодный бизнес.

Двигателем войны являются экономические расчеты. А далее начатая война умеет кормить себя сама. Из общих военных расходов Германии, составивших 683 миллиардов марок, значительная часть (87 миллиардов) вообще покрыта за счет платежей других государств. Каковы же были формы этого изысканного грабежа? (Направленного, кстати, на благо немецкого народа).

а) Германские кассовые кредитные билеты — средство платежа на оккупированных территориях;

б) оккупационные издержки (контрибуция);

в) клиринговые расчеты с оккупированными областями, союзными и дружественными государствами. В многосторонний клиринг входили все оккупированные и союзные государства, плюс такие торговые партнеры, как Швеция, Швейцария, Турция, Испания и Португалия. Они вступали между собой в экономические отношения только через центральную клиринговую расчетную кассу в Берлине. Причем, расчетная палата старалась денег принимать значительно больше, чем выплачивать, постепенно накапливая долги, которые никто не собирался закрывать (32);

г) матрикулярные взносы (для некоторых оккупированных стран за право пользоваться транспортом, почтой, телеграфом и т. п.) и взносы союзных с Германией государств (33).

Весь этот комплекс экономических взаимоотношений настойчиво подавался нацистской пропагандой как прообраз объединенной Европы — вековой мечты европейцев. И многие верили. Верят и сейчас.

В Третьем рейхе был даже создан ряд государственных учреждений для управления «Новой Европой». Например, 20 октября 1940 года «Фёлькишер беобахтер» сообщала немецким читателям, что в Варцбурге учредили специальный институт, который разрабатывал проблему «строительства общеевропейской экономики под немецким руководством». Здесь изучались вопросы «новой организации» европейского сельского хозяйства, создания «общеевропейской» промышленности, немецкой политики «заработной платы и цен в Европе как фундамента европейской экономики» (34).

Очевидец тех давних событий — американский журналист Уильям Ширер проницательно заметил: «Их долгосрочный план состоит не только в том, чтобы вечно держать подчиненные европейские народы безоружными, но и в том, чтобы сделать их экономически зависимыми от Германии. Поэтому тяжелые и высокотехнологические производства, которые пока действуют в порабощенных странах, будут сосредоточены в Германии. Порабощенные народы станут производить сырье и продовольствие для немецких хозяев» (35). Ну что тут еще скажешь?

Примечания к 14-й главе:

1. Ржевская Е. М. Геббельс. М.: АСТ-пресс, 2004 С. 49.

2. Тиссен Фриц. Я заплатил Гитлеру. М.: Центрполиграф, 2008. С. 47.

3. Мельников Даниил, Черная Людмила. Преступник номер 1. М.: Новости, 1991. С. 221.

4. Воропаев Сергей. Энциклопедия Третьего рейха. М.: Локид-Миф, 1996. С. 139.

5. Ширер Уильям. Взлет и падение Третьего рейха. Кн. 1. М.: Захаров, 2007. С. 375.

6. Тиссен Фриц. Я заплатил Гитлеру. М.: Центрполиграф, 2008. С. 138.

7. Гудериан Гейнц. Воспоминания солдата. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. С. 35.

8. Кремер Вальтер, Тренклер Гетц. Лексикон популярных заблуждений. М.: Крон-пресс, 1997. С. 5. 6.

9. Шредер Криста. Я была секретарем Гитлера. М.: Вече, 2007. С. 89.

10. Дитрих Отто. Двенадцать лет с Гитлером. М.: Центрполиграф, 2007. С. 138.

11. Тиссен Фриц. Я заплатил Гитлеру. М.: Центрполиграф, 2008. С. 140.

12. Там же. С. 141.

13. Фест Иоахим. Гитлер. Т. 1. Пермь: Алетейа, 1993. С. 158.

14. Фомин Василий. Фашистская Германия во Второй мировой войне. М.: Наука, 1978. С. 62.

15. Кардель. Адольф Гитлер — основатель Израиля. М.: Русский вестник, 2002. С. 96.

16. Фомин Василий. Фашистская Германия во Второй мировой войне. М.: Наука, 1978. С. 23.

17. Дитрих Отто. Двенадцать лет с Гитлером. М.: Центрполиграф, 2007. С. 34.

18. Воропаев Сергей. Энциклопедия Третьего рейха. М.: Локид-Миф, 1996. С. 515.

19. Мельников Даниил, Черная Людмила. Преступник номер 1. М.: Новости, 1991. С. 290.

20. Фомин Василий. Фашистская Германия во Второй мировой войне. М.: Наука, 1978. С. 63.

21. Мельников Даниил, Черная Людмила. Преступник номер 1. М.: Новости, 1991. С. 274.

22. Итоги Второй мировой войны. Сборник статей. СПб.: Полигон. АСТ, 1998. С. 436.

23. Тиссен Фриц. Я заплатил Гитлеру. М.: Центрполиграф, 2008. 142.

24. Дитрих Отто. Двенадцать лет с Гитлером. М.: Центрполиграф, 2007. С. 23.

25. Фомин Василий. Фашистская Германия во Второй мировой войне. М.: Наука, 1978. С. 74.

26. Там же. С. 66.

27. Ханфштангль Эрнст. Мой друг Адольф, мой враг Гитлер. Екатеринбург: Ультра. Культура, 2006. С. 77.

28. Гитлер Адольф. Моя борьба. [Б.М.]: Т-Око, 1992. С. 555—556.

29. Фомин Василий. Фашистская Германия во Второй мировой войне. М.: Наука, 1978. С. 262.

30. Гюнше Отто, Линге Ганс. Неизвестный Гитлер. М.: Олма-пресс, 2005. С. 125.

31. Мельников Даниил, Черная Людмила. Тайны гестапо. Империя смерти. М.: Вече, 2000. С. 114.

32. Фомин Василий. Фашистская Германия во Второй мировой войне. М.: Наука, 1978. С. 287—288.

33. Итоги Второй мировой войны. Сборник статей. СПб.: Полигон. АСТ, 1998. С. 430—433.

34. Фомин Василий. Фашистская Германия во Второй мировой войне. М.: Наука, 1978. С. 286.

35. Ширер Уильям. Берлинский дневник. М.: Центрполиграф, 2002. С. 446.

15. Социальная политика

Те, может, не совсем относящиеся к сфере публичной пропаганды вещи, которые были рассказаны во второй части предыдущей главы, необходимо знать, поскольку часто рядовые граждане не понимают тайных пружин принятия экономических решений. Но именно от подобных непубличных действий зависит то, что они ежедневно ощущают на себе — уровень их жизни.

Мы должны признать, что во время расцвета нацистского режима, пришедшегося на середину тридцатых годов прошлого века, многое было сделано для благополучия немецкой нации. Конечно, в национал-социалистическом понимании необходимого блага. «Кто сравнивал ужасы минувших лет, беспорядки, бесчинства, безработицу, произвол СА и унижения во внешней политике с впечатляющей контрастирующей картиной уверенного в своей мощи порядка, которая развертывалась теперь на парадах или партийных съездах, лишь с большим трудом обнаруживал свои заблуждения» (1). Можно ли людей строго осуждать за это? После многих лет лишений люди просто хотели стабильности, возможности реализовать свои способности при новом порядке вещей и получить за достижения общественное признание.

Если верить психологам, иерархия ценностей рядового человека выглядит так: в самом низу — физиологические потребности (питание, питье, одежда, жилище, отдых и т. д.), потом — потребность в самосохранении (безопасность, здоровье), потребность в любви (привязанность, духовная близость, отождествление себя с другими, потребность принад­лежать к некой общности), потребность в уважении (чувство собственного достоинства, престиж, одобрение со стороны общества) и, наконец, потребность в самоутверждении (самореализация, самовыражение) (2).

На сто процентов удовлетворить все интересы невозможно, но если удерживать основную массу в комфортном решении в первой части означенного списка, то со второй можно повременить либо минимизировать данные требования. Чему, в общем-то, и была посвящена социальная политика нацистов.

Ее истоки нужно искать еще в 1920-х годах, когда нацисты организовали кассу взаимопомощи НСДАП, страховавшей всех бойцов штурмовых отрядов. Страхование оказалось начинанием полезным, по­скольку в ходе уличных столкновений дело нередко доходило до побоищ, заканчивавшихся травмами участников. Кстати, ведал страхованием штурмовиков молодой Мартин Борман. Советские пропагандисты часто утверждали: дескать, штурмовики были в основной своей массе мелкими лавочниками и деклассированными элементами, что не соответствует действительности. В рядах СА состояли 200 тысяч рабочих, а среди членов НСДАП их доля составляла 28 % (почти в два раза больше, чем доля рабочих, состоящих в КПГ) (3).

Во времена Великой депрессии НСДАП резко усилила свое влияние именно среди пролетариата, и на выборах 1930 года за нацистов проголосовали 2 миллиона рабочих. Таким образом, когда национал-социалисты пришли к власти, в их рядах были весьма популярны идеи социальной справедливости. Соответственно — пропагандисты режима умело демонстрировали, что он не являлся господством одного социального слоя над всеми остальными, и во многих аспектах жизни общества режим реально проявлял свой внеклассовый характер.

Основной проблемой, стоявшей перед Германией того времени, являлась массовая безработица. Сразу же после захвата власти режим начал энергично проводить мероприятия, направленные на создание вакансий для миллионов безработных мужчин, в том числе и за счет существенного сокращения женской занятости. Женщин принуждали уступить свои рабочие места в обмен на брачные ссуды, детские пособия и другие социальные льготы. Уже в июне 1933 года правительство стало выдавать молодоженам беспроцентные ссуды в 1000 марок (для сравнения — промышленный рабочий получал 120 марок в месяц; 1 килограмм свинины — 1 марка, дом на семью — 6800 марок). Одним из условий получения ссуды был уход невесты с постоянного места работы (4). Так, табачная фирма «Реемстма» премировала своих работниц 600 марками, если они увольнялись после вступления в брак.

Десятки ранее соперничавших между собою профсоюзов нацисты насильно объединили в «Германский трудовой фронт», куда вошел также и «Союз предпринимателей». Пропаганда заговорила о «прекращении классовой борьбы в Германии»: в «Трудовом фронте» в качестве рабочего рассматривался каждый, кто нанят на любую работу. При этом в уставе организации ясно указывалось: «“Германский трудовой фронт” является одной из организаций национал-социалистической партии», что, естественно, подразумевало и партийную дисциплину, и партийное руководство. Уже в 1934 году новая организация насчитывала в своих рядах 23 миллиона работников и предпринимателей.

Среди концептуальных наследников идеи социального симбиоза можно вспомнить политику «экономического партнерства» между бизнесом и трудящимися, которую проводил президент США Рейган. Хотя, как при Рейгане, так и при Гитлере, бизнесмены в накладе не остались. После установления фашистской диктатуры предпринимателей освободили от отчислений в фонд социального страхования, забастовки запретили, каждый владелец предприятия получил статус местного вождя — «фюрера производства» (работники именовались «следующие за лидером»). В феврале 1935 года власти ввели в практику «трудовые книжки», и ни один рабочий не мог быть принят на работу, если ее у него не имелось. Кроме того, правительство заморозило заработную плату рабочих на уровне 1929 года. Для бизнеса это означало, что рабочие руки стали значительно дешевле.

Естественно, было странно, если имеющий такой мощный пропагандистский потенциал режим не использовал бы сплочение людей на добровольно-принудительной основе для организации масс в духе преданности новой власти. Уже с апреля 1934 года можно говорить о всеобщей трудовой повинности для молодежи. Национал-социалистическая пропаганда утверждала: «Служба труда — это не учеба, это — жизнь. Не теория, а настоящее переживание». Притом делалось различие между «правильным» и «неправильным» подходом к прохождению «трудового года». Правильно — означает проходить практику с радостным сердцем, в переживании ощущения сопричастности к великому делу. Во главу угла ставился дух товарищества, преданности друг другу и взаимовыручки (5). «Сегодня Гитлер впервые представил народу свой «Трудовой фронт», и это оказалась хорошо подготовленная полувоенная организация фанатично настроенной нацистской молодежи. Стоя в лучах утреннего солнца, искрящегося на их блестящих лопатах, пятьдесят тысяч юнцов (первая тысяча была обнажена до пояса) заставили немецких зрителей зареветь от восторга, когда неожиданно начали маршировать настоящим гусиным шагом: в то утро я впервые почувствовал, какую тайную струну затрагивает этот шаг в странной душе немца» (6).

Уже к началу 1934 года экономика Германии начала уверенно оживать и дала возможность вплотную заняться социальной сферой. Ликвидация политических и внутрипартийных противников, мощнейшая пропагандистская поддержка правительственных начинаний, искреннее желание граждан Германии участвовать в возрождении державы «все больше увлекали каждого отдельного индивида на форум национальных спектаклей». Очевидец отмечал: «Все деяния Адольфа Гитлера пропагандистские. Национал-социалистическая Германия создала совершенно новые методы пропаганды и использует их с огромной эффективностью, основываясь на глубоком знании психологии масс. Все, что он делает, он делает не ради народа, а ради рекламы. По этой причине его «социальная» политика в основе своей фальшива» (7).

Тем не менее, мощная идеологическая обработка населения, которая проводилась под лозунгом «Общие интересы выше личных», приводила к анестезии сознания, и урезание своих гражданских прав народ воспринимал довольно спокойно. Если человека долго убеждать в необходимости жертвы ради своего народа, во имя будущего нации, он рано или поздно согласится. Да и альтернативы не существовало — популярная в народе политика нацистов в области занятости окончательно разрушила остатки верности рабочего класса коммунистическим идеалам. Приходилось слышать, как рабочие, лишенные права создавать профсоюзы, после сытного обеда шутили: при Гитлере право на голод отменено (8). И нацистские осведомители, и антифашистские подпольщики единогласно сообщали, что немцы испытывают искреннюю благодарность режиму за ликвидацию безработицы, а позже — и за выход из ненавистного Версальского договора.

Теперь сверхзадача Гитлера состояла в том, чтобы отвлечь массы наемных работников, получающих жалованье «живыми» деньгами, от рынков. Вместо того, чтобы предложить им высококачественные товары и продукты питания (многие из которых ввозились в страну за дефицитную иностранную валюту), он убеждал людей покупать по доступным ценам нематериальные блага — развлечения, путешествия, искусство, а также недвижимость. Народу предоставлялся широкий доступ в лучшие театры, концертные залы и музеи.

30 января 1934 года по предложению Роберта Лея, руководителя «Германского трудового фронта», была создана организация по проведению досуга под вычурным названием «Сила через радость», занимавшаяся проблемой досуга, воспитания и улучшения условий работы для трудящихся. Шпеер вспоминал: «Мне было поручено возглавить там отдел «Эстетика труда». Сперва мы постарались воздействовать на фабрикантов, чтобы те заново переоборудовали фабричные корпуса, а в цехах всюду расставили цветочные горшки: мы предложили увеличить площадь окон, учредить столовые, и не один замусоренный угол превратился в место, где можно отдохнуть и посидеть во время перерыва. Потом мы спроектировали простую, хорошей формы стандартную посуду» (9).

Реальными улучшениями условий труда наслаждались не только работники, непосредственно занятые на производстве. В растиражированных кадрах кинохроники аналогичные многочисленные достижения производили неизгладимое впечатление на всю германскую аудиторию как пример истинной заботы режима о благе трудящихся. Главное, данная работа велась методически и заинтересованно. «Мне было велено соорудить барачный лагерь для рабочих только что начатого строительства автострады. С приличными кухнями, прачечными и душевыми, с клубным залом и комнатами, каждая на две кровати. Гитлер вникал в мельчайшие детали этого образцового сооружения и велел сообщать ему о реакции рабочих» (10).

Эта деятельность продолжалась и во время войны. Когда в связи с массовым призывом мужчин на фронт в промышленные цеха стали массово приходить женщины, производственный процесс был тщательно выверен, а заводские машины приспособлены к слабой физической силе женщины; возле станков даже начали устанавливать сиденья.

Другой важной обязанностью «Силы через радость» стала организация досуга трудящихся и развитие туризма. «Рабочий видит, что мы всерьез относимся к росту его социального положения. Он видит, что не только так называемому «образованному классу», с которым мы связываем представление о новой Германии, но и ему, германскому рабочему, мы стремимся показать мир. Через несколько лет рабочий человек избавится от чувства неполноценности, которое он унаследовал от прошлого» (Роберт Лей) (11). Для достижения этой цели организация получала огромные правительственные субсидии (24 миллионов марок в 1933—1934 годах, 17 миллионов в 1935-м, 15 миллионов в 1936 году).

Многие миллионы людей впервые в жизни смогли провести полноценный отпуск, в том числе на отечественных курортах и за рубежом. На побережье и островах Северного и Балтийского морей были обустроены огромные пляжи, а на известном курорте Рюген Гитлер приказал построить грандиозный отель на 25 тысяч человек. В зимнее время устраивались специальные поездки на лыжные базы в Баварских Альпах, что обходилось отдыхающим 11 долларов в неделю, включая проезд на автобусе, жилье, питание, прокат лыж и занятия с инструктором.

Из 10 миллионов человек, которые до начала войны воспользовались туристическими услугами «Силы через радость», почти каждый двадцатый провел свое путешествие за границей. Нацистская Германия разрешала всем гражданам, кроме нескольких тысяч «невыездных», покидать пределы рейха. Нацистское государство демонстративно игнорировало опасность того, что на среднего немца, посещающего демократическую страну, антифашистская идеология подействует разлагающе. В 1938 году не менее 50 % трудящихся Германии смогли поехать куда-нибудь во время отпуска или праздничных дней, в их числе 180 тысяч немцев, которые побывали за границей (12).

«Сила через радость» владела двумя первоклассными океанскими лайнерами, специально построенными для ее нужд. Круиз на остров Мадейра стоил всего 25 долларов, включая проезд по железной дороге до немецкого порта и обратно. Ну и конечно, пассажир на судне фактически попадал в зависимость от гостеприимных хозяев, которые были не прочь этим воспользоваться: вся культурная программа на теплоходе, начиная от утренней гимнастики, заканчивая ночным пением народных песен, служила идее укрепления национального единства.

Сам Гитлер в мирное время дважды совершал круизы по Северному морю на одном из кораблей, принадлежавших организации «Сила через радость». Он побывал на островах Гельголанд и Боркум, где жил и развлекался наравне с остальными пассажирами судна. Так и представляется фюрер, который вместе с другими пассажирами демократично горланит народные песни над ночным морем. Это вам не калину-малину при свете софитов высаживать.

Не простаивали в стороне от общего дела и немецкие железные дороги. В 1934 году железные дороги получали от туристических поездок всего около 7 миллионов марок. А уже через год организация смогла привлечь 3 миллиона туристов, которые выложили в кассы железных дорог 68 миллионов марок. Заработанные деньги пошли — обратите внимание — на развитие сельского хозяйства! «Народ, отдыхая, не просто тратит деньги, а направляет их на помощь сельскому хозяйству» (13).

Геббельс, отвечавший и за развитие туризма, также хотел привлечь в Германию поток иностранных туристов. 14 июня 1938 года он лично участвовал в закладке Германского дома туризма в Берлине. В своей речи по этому поводу он восхвалял красоту немецкой природы и зазывал иностранцев почаще приезжать в Германию. «В стране процветал туризм, принося ей большое количество столь необходимой иностранной валюты. Иностранец, будь он каким угодно противником нацизма, мог приехать в Германию и смотреть, изучать все, что он хотел, за исключением концлагерей и, как во всех других станах, военных объектов. И многие приезжали. И, если возвратясь оттуда, не становились приверженцами нацизма, то, по крайней мере, начинали терпимо относиться к “Новой Германии”». (Уильям Ширер)

В предвоенной Германии множество вещей могло поразить приезжавших иностранцев. Улицы сияли чистотой, нигде не было безработных или нищих, транспорт прекрасно организован. До сих пор существует поговорка, что Гитлер «заставил ходить автобусы по расписанию» (14).

А некоторые достижения остаются актуальными до сих пор. Так, еще 18 января 1934 года по инициативе Геринга в Пруссии был принят охотничий закон, вызвавший восхищение далеко за пределами Германии: он предусматривал, например, уголовное наказание за убийство орла, применение в охоте яда или стальных капканов. Национальный парк Шорн­хайде, в котором в то время охотилась верхушка Третьего рейха, стал предшественником национальных парков в других странах (15).

В Германии насчитывалось несколько десятков тысяч клубов, занимавшихся буквально всем, начиная с шахмат и футбола и кончая певчими птицами, но не разрешалось существовать ни одной группе, иначе как под контролем организации «Сила через радость» (которую, между прочим, Международный олимпийский комитет тогда же наградил специальным кубком). Кроме того, «Сила через радость» имела свой собственный симфонический оркестр в составе девяноста человек, который постоянно гастролировал по стране, часто давая концерты в небольших городах и селеньях, где серьезная музыка была, как правило, труднодоступна.

Любопытно отметить, что созданные в городских администрациях тысячи новых должностей способствовали расцвету городской ресторанной культуры. «Белые воротнички» могли себе позволить активно посещать рестораны и кафе, которые поддерживали и развивали кулинарные достижения за счет продуктов, которые не нормировались, — рыбы и дичи. Многим немцам тридцатые годы запомнились как бесконечная череда праздников, и это не удивительно. В состоянии грандиозного опьянения массовых праздников люди чувствовали, что на их глазах вершится история. Мало кто из них задумывался, что «когда-нибудь чудовищная инфляция, давно существующая в нацистской Германии, станет очевидной и в результате возникнут колоссальные трудности» (16).

К осени 1936 года с безработицей было покончено: почти каждый трудоспособный имел работу. Теперь возникла другая проблема — нехватка рабочей силы. Наибольший спрос на квалифицированную рабочую силу существовал в металлообрабатывающей промышленности, непосредственно удовлетворявшей нужды вермахта. В связи с ростом военного производства в машиностроительной промышленности происходило удлинение рабочего дня, который официально достигал 50,8 рабочих часа в неделю. Распоряжением генерального уполномоченного по четырехлетнему плану Геринга с 12 марта 1939 года рабочий день угле­копов увеличился с 8 часов до 8 часов 45 минут.

В 1939 году в промышленности не хватало 631 тысяч рабочих мест, а в ключевых областях, таких как металлургия или производство боеприпасов, работодателям было приказано не отдавать работнику при увольнении трудовую книжку. Программу сокращения рабочих мест для женщин пришлось срочно корректировать: женская занятость в 1933 году составляла 35 %, а накануне войны выросла до 37 %.

Дефицит кадров не могло восполнить даже то, что полтора миллиона крестьян в период 1934—1939 годов, невзирая на официальную пропаганду, воспевавшую прелесть жизни на природе, оставили село ради города и пополнили ряды пролетариев. При этом в Германии зарплата оказалась ниже, чем в любой развитой капиталистической стране, а забастовки строго запрещены.

На многие предметы потребления правительство установило нормы, а покупательная способность населения обеспечивалась системой твердых (низких) цен. В 1936 году была введена должность комиссара по ценам, который не только контролировал, но и устанавливал цены на важнейшие товары. Повышение цен запрещалось законом и допускалось лишь в исключительных случаях и по разрешению этого комиссара. Чтобы сделать продукты питания дешевле, правительство ввело специальные надбавки к заработной плате.

Добавляя одним, государство активно забирало у других. Например, частным фирмам приходилось сдавать всю иностранную валюту, а каждого гражданина принуждали выплачивать взносы в различные нацистские благотворительные организации, главным из которых являлось общество «Зимняя помощь» («Винтерхильфе»).

Начиная с 1933 года, Геббельс ежегодно проводил благотворительную кампанию под девизом борьбы с голодом и холодом. Начало кампании по сбору средств отмечалось как День национальной солидарности. Эти ежегодные акции были результативны, поскольку проводились чрезвычайно энергично и с невероятным размахом. Представители Гитлерюгенда, «Союза немецких девушек», «Трудового фронта», СА, СС и прочих нацистских организаций ходили по домам и улицам — для того, чтобы, к примеру, обменивать на жертвования безработным искусственные эдельвейсы (якобы любимый цветок Гитлера), подсолнухи, брошки из янтаря, сувенирные коробочки с землей Мемеля и Саара.

«Сотрудники рейхсканцелярии установили несколько пунктов сбора на Унтер-дер-Линден, — вспоминала об одной из таких акций секретарь Гитлера Криста Шредер. — Мы смогли насобирать примерно десять полных коробок. В тот вечер все артисты и артистки, которые принимали участие в сборе помощи, были приглашены в качестве гостей в рейхсканцелярию. Гитлер обычно клал чек на 100 марок в ящик для сбора пожерт­вований, который был в руках у мужчины, и чек на 1000 марок в ящик в руках женщины. Естественно, на этой церемонии присутствовали представители прессы и фотографы... поскольку этот день предполагалось широко осветить во всех газетах, журналах и даже кинохронике» (17).

Особым успехом среди жертвователей пользовался Герман Геринг. Он располагался у парадного входа в Министерство авиации и балагурил с прохожими, которые бросали монеты в его коробку. Люди выстраивались в длинные очереди, чтобы отдать Герингу свои гроши. Не пользовавшийся подобной популярностью Геббельс обычно стоял у гостиницы «Адлон». Когда к нему все-таки подошел репортер, желавший взять интервью, Геббельс раздраженно отказался: «Прошу вас, не надо, сегодня не мой день, а народа» (18). Естественно, участвовали в благотворительных акциях и представители крупного капитала. Например, промышленник Сименс устраивал частные концерты, на которых сам дирижировал симфониче­ским оркестром, чтобы собрать средства на благотворительность. В фонд помощи удерживалось также 10 % от заработка рабочих в зимнее время. Кроме того, каждое воскресенье трех зимних месяцев вместо обычной трапезы из нескольких кушаний, немцы получали набор лишь из одного блюда, за который платили стоимость полноценного обеда.

На улице в такие дни иногда устанавливали специальные деревянные щиты, в которые за соответствующую плату прохожие могли забивать гвозди с разноцветными шляпками; когда забивали последний гвоздь — получался какой-нибудь партийный символ. Отказаться от предложения забить подобный гвоздь и продемонстрировать, таким образом, свою нелояльность было неосмотрительно, а подчас и стыдно, ибо сбор средств шел под лозунгами «Никто не должен голодать», «Никто не должен мерзнуть». Каждый день кампании «Фёлькишер беобахтер» выходила с крупно набранными заголовками, сообщая о количестве собранных денег.

Как средство воздействия на несознательных граждан использовались «Доски позора» — выставлявшиеся в людных местах особые витрины, где вывешивались списки тех, кто, «имея финансовые возможности», тем не менее, отказывался делать взносы в фонд «Зимняя помощь». Во время кампании власти старались разрешить и проблему нищенства: плакаты призывали «говорить «нет» попрошайкам» и жерт­вовать вместо этого деньги во все тот же национальный благотворительный фонд «Зимняя помощь».

Интенсивная пропаганда и пробужденное ею искреннее желание помочь ближнему давали свои плоды. Особенно это чувствуется в сравнении с другими странами. К примеру, за пять месяцев войны в пользу английского Красного креста британцы собрали только 1 миллион фунтов стерлингов (10 миллионов рейхсмарок). В Германии же только в один из де­кабрьских дней 1938 года фонд «Зимняя помощь» за несколько часов собрал 15,8 миллион рейхсмарок (19). Каждую зиму нацисты в рамках благотворительной кампании получали несколько сот миллионов марок, часть из которых негласно расходовалась на вооружение и партийные нужды. Но, в основном, средства уходили по назначению — закупку угля и продуктовых посылок для нуждающихся. Так, в 1937 году около 10 миллионов человек получили посылки или наличные деньги.

Помогать действительно было кому. Избавиться полностью от по­следствий Великой депрессии в течение двух или трех лет нереально при любых темпах преобразований. Даже в условиях почти полной занятости населения более 10 миллионов человек (или 16 % населения) по-прежнему получали посылки или пособия по программе «Зимняя помощь». Между 1927 и 1937 годами в рабочих семьях Германии потребление мяса снизилось на 18 %, жиров — на 37 %, белого хлеба — на 44 %. Многие бедные немцы воспринимали социальную помощь как личное благодеяние именно Гитлера: «Мы были коммунистами. Но когда ты четыре года остаешься безработным, ты становишься радикалом. Уже два года муж работает в Тогинге. Посмотрите, теперь фотография фюрера висит в нашей когда-то коммунистической лачуге, и под этой фотографией я научила свою девочку молитве «Отче наш». Я, которая рассталась с церковью в 1932 году. Каждый день моя дочка произносит «Отче наш» перед фюрером, потому что он дает нам насущный кусок хлеба» (20).

Семьи получали поддержку и таким способом: шесть раз в год проводились общенациональные праздники — т. н. «дни горшочка с мясом», во время которых раздавались бесплатные обеды. Нацистские лидеры, используя эти мероприятия в пропагандистских целях, часто усаживались за расставленные на улицах столы и принимали пищу вместе с простыми людьми.

«Одно блюдо для всех, народная общность в сфере самого повседневного и необходимого, та же простота для богатого и бедного ради отече­ства, самое важное, заключенное в самом простом слове! «Айнтопф — все мы едим только то, что скромно сварено в одном горшке, все мы едим из одного и того же горшка». Пусть слово «Айнтопф» издавна было известно как кулинарный terminus technicus, все же нельзя не признать гениальным, с нацистской точки зрения, внедрение такого задушевного слова в официальную лексику LTI («Языка Третьего рейха». – К.К.). В той же плоскости лежит и словосочетание «зимняя помощь». То, что на деле было сдачей по принуждению, ложно толковалось как добровольное, дарованное от всего сердца». В целом, можно согласиться с автором цитируемых горьких строк Виктором Клемперером. Несмотря на общенациональный казенный энтузиазм, помощь соотечественникам не обогащала рядовых немцев — налоги и всяческие взносы составляли от 15 до 35 % общего заработка рабочего.

В более поздние годы проект «Зимняя помощь» служил в первую очередь для обеспечения деньгами и вещами фонда помощи одиноким матерям «Мать и дитя». Из собранных зимой 1939/40 года 681 миллионов марок 434 были переданы фонду «Мать и дитя». Однако общенациональные проекты не мешали отдельным нацистским организациям устраивать и поддерживать собственные благотворительные акции. Так, эсэсов­ский журнал «Черный корпус» на своих страницах проводил рекламную кампанию другого проекта — «Источник жизни» («Лебенсборн»), которая проходила под девизом «Охранные отряды собирают строительные камни для возведения материнских домов». Данная кампания принесла в итоге 100 тысяч рейхсмарок.

Кроме того, для постоянной поддержки «Лебенсборна» и «Аненербе» (научный институт «Наследие предков») была основана собственная эсэсовская фабрика , которую возглавлял Антон Лойбль. Ежегодно доходы-пожертвования от ее работы составляли 100—150 тысяч рейхсмарок.

Кто хорошо работает, тот хорошо отдыхает. Созданию праздничной атмосферы созидания и обновления страны содействовали такие пропагандистские акции, как проведение общенациональных торжеств. Насколько важна была организация праздников для нацистов, иллюстрирует создание специального Ведомства по организации торжеств, досуга и праздников. Также выпускался специальный журнал по их правильной организации - «Новая общность».

Итак, после новогодних празднеств следовало 30 января — День взятия власти. 24 февраля — День основания НСДАП. 16 марта — Национальный день траура (День памяти героев). 20 апреля — день рождения Гитлера. В этот день по всей Германии выставляли и вывешивали миллионы фотографий и портретов фюрера, устраивались грандиозные факельные шествия, происходили обряды посвящения.

1 мая с момента прихода Гитлера к власти стало Национальным днем труда. Стоит помнить, что в 1929 году в Берлине полиция веймарской Германии расстреляла мощную первомайскую демонстрацию. 32 человека были убиты и умерли от ран, 150 ранены. Воспоминания о крававом преступлении Веймарской республики были еще свежи в памяти народа, и назначение 1 мая государственным праздником имело глубоко символическое значение. В городах проходили торжественные марши рабочих колонн с развевающимися знаменами, а в сельской местности выступали фольклорные коллективы, устраивались народные танцы в национальных костюмах, проходило избрание королевы праздника. Французский посол Франсуа-Понсе: «На трибуну поднимаются баварские крестьяне, горняки, рыбаки в своем профессиональном одеянии. Все дышит хорошим, веселым настроением, всеобщей радостью, ничто не напоминает о принуждении» (21). Но не забывали нацисты и о материальной стороне дела. 1 мая на народных гуляньях в Темпльхофе собиралось до 1 миллионов человек, а за вход на праздник взымалось по 2 марки.

Второе воскресенье мая, ближе к дню рождения матери Гитлера — Материнское воскресенье. В этот день, во время всенародных торжеств, происходило награждение многодетных матерей Материнским ­крестом.

День летнего солнцестояния — разжигали огромные костры, в которые бросали венки в честь партийных «мучеников» и героев войны. ­Устраивались танцы, выступали хоровые коллективы, участники праздника прыгали через костры, устраивались факельные шествия. Партийные руководители к этой дате готовили особые «огненные речи».

Сентябрь — годовщина Имперского партийного съезда в Нюрнберге. Ежегодные торжества, кульминацией которых являлись фестивали в Нюрн­берге.

Осень — День благодарения (День урожая). Отмечался в честь сбора урожая и как дань уважения германским крестьянам. Праздник благодарения за урожай проводился ежегодно в первую неделю октября в маленьком городе Бюкебурге.

9 ноября — годовщина «Пивного путча». Самыя священная дата нацистского режима. Участники проходили улицами Мюнхена, повторяя свое тогдашнее шествие у Фельдхернхалле.

День зимнего солнцестояния (25 декабря) был введен, чтобы конкурировать с христианскими рождественскими праздниками, однако празднование самого Рождества не заменял.

Между большими нацистскими и местными народными праздниками проходили локальные мероприятия, заполнявшие будни: дни немецкой музыки, неделя немецкого театра, мюнхенские фестивали немецкого искусства и др. В пропагандистских целях нацисты использовали и некоторые нацио­нальные памятные даты: 26 мая — день гибели Лео Шлаттера, 1 июня — годовщина Ютландского морского сражения, с 17 марта 1935 года стали отмечать день, когда в 1813 году королевским указом Пруссия была призвана к оружию (в этот же день Гитлер объявил о всеобщей воинской повинности), день рождения Фридриха Великого.

Были и второстепенные нацистские праздники — например, 28 марта объявлено в 1936 году «Немецким народным днем чести, свободы и мира». Естественно, что на всех этих празднованиях Гитлер присут­ствовать не мог, но всегда, как своеобразный алтарь и символ незримого присутствия на празднике вождя, на мероприятиях высились его бюсты.

К праздникам приурочивались различные поощрения и награждения. «В 1939 году Гитлер поручил главному сценографу рейха Бенно фон Аренту, который до той поры оформлял лишь оперы и оперетты, набросать эскизы орденов; такие ордена снискали бы успех на любой сцене» (22). Самое время вспомнить сентенцию Наполеона о том, что ордена — это побрякушки, но многие ради них готовы идти на смерть. С определенной натяжкой к таковым можно причислить участников «пивного путча», которых Гитлер наградил специальным «Блуторден» («Орденом крови»). Его удостоились 1500 нацистов, принимавших участие в «пивном путче». Он изготавливался из серебра, носился на правом лацкане, крепился к красной ленте с белой окантовкой. «Орденом крови» был награжден, к примеру, министр внутренних дел Вильгельм Фрик.

С 1938 года введена такая необычная для того времени награда, как Материнский крест, в День матери вручавшийся женщинам, родившим более четырех детей. Он имел три степени: 4 ребенка — бронзовая награда, 6 — серебряная, 8 — золотая. Надпись на оборотной стороне Материнского креста гласила: «Ребенок облагораживает мать». Женщинам, удостоенным награды, выдавали удостоверение с надписью: «Самое прекрасное в мире слово — мать». Предъявление удостоверения обеспечивало сидячее место в общественном транспорте, почет и уважение, а молодежь обязали приветствовать носительниц Материнского креста гитлеровским приветствием.

Награды были средством не только пропаганды определенных достижений и укрепления государственных институтов, но и инструментом международных отношений. Сколько денег пожертвовал американский промышленник и известный антисемит Генри Форд нацистской партии и жертвовал ли вообще, осталось, естественно, в тайне. Но, тем не менее, нацисты пожаловали Генри Форду к его семидесятипятилетию высший знак отличия, который присваивался иностранцам: Большой крест ордена Германского орла. (Кстати, об американцах. Помнится, относительно недавно после атаки на крохотный остров Гренада бригада спецназа США численно­стью 6 тысяч человек подавила сопротивление нескольких десятков полицейских и кубинских добровольцев и получила за это — ни много ни мало — 8 тысяч орденов и медалей Соединенных Штатов). (23)

В отличие от бравых американских киновояк и к большому несчастью для всего человечества, немцы тех лет действительно были прирожденными военными. Можно сказать, что они любили войну и, соответственно, очень точно понимали, что такое награда и зачем она. Основной их боевой наградой считался Железный крест разных рангов. Согласно принятым правилам, Железный крест вводился только с началом какой-либо крупной войны. С момента его учреждения это делалось трижды — в 1870-м, 1914-м и 1939 году. Сначала давался Крест второй степени, затем первой, после - на шею вешался Рыцарский крест. Затем к не­му добавлялись дубовые листья, далее — мечи, и в конце — бриллианты. Как вершину абсурда можно вспомнить Рыцарский крест с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Куда уж дальше. Феноменальной награды удостоили лишь немецкого аса полковника Ханса-Ульриха Руделя.

Неожиданный ход — во время войны Геббельс инспирировал награждение передовых рабочих не гражданскими орденами (как это происходило у нас в стране), а боевыми Рыцарскими крестами, что имело весьма значительный пропагандистский успех.

Среди прочих наград можно отметить т. н. «Восточную медаль» — награду, присуждавшуюся военнослужащим, участвовавшим в боях на Восточном фронте во время Второй мировой войны. На солдатском жаргоне эту медаль называли «Орден мороза» или «Орден мороженого мяса» — в память о суровых климатических условиях России.

К 25 ноября 1942 года фюрер приказал разработать специальный ор­ден за Сталинград. Приказ передали в 637-ю агитационно-пропагандистскую роту, военному художнику Эрнсту Айгенеру. В центре ордена Айгенер изобразил бункер с руинами волжского города, к которым обращено лицо мертвого солдата. Каску солдата обвивала колючая проволока (намек на Христа), а поперек всего проекта прямыми буквами было написано: «Сталинград». Проект был отклонен ставкой фюрера. «Слишком деморализующе», — гласила резолюция на краю проекта (24).

Возвращаясь к социальной политике нацистов, можно сказать, что она пережила несколько этапов. Сначала стабилизация экономики позволила облегчить жизнь трудящихся, потом подготовка Германии к войне потребовала от общества новых усилий и, наконец, война. На первом ее этапе боязнь вызвать недовольство народных масс резким снижением уровня жизни заставляла правительство тратить на производство товаров народного потребления, выплату пособий участникам войны гораздо больше, чем тратили правительства прочих воюющих стран. Даже в разгар войны зажиточные берлинки всегда могли найти в магазинах «русскую икру, скандинавскую водку, карпатскую кабанину, датское сливочное масло, греческие оливки, югославские и голландские консервы» (25). Порой забота о народе принимала просто-таки гротескные формы. Так, по указанию берлинского гауляйтера и министра пропаганды Геббельса на берлинском вокзале партийные чиновники бесплатно раздавали зерно. В своем выступлении по радио Геббельс объяснял эту акцию так: «Партия столько раз сообщала гражданам плохие известия, столь много требовала от них, что будет только справедливо, если на сей раз она сделает для них что-то приятное» (26).

Только после того, как правительству удалось внушить немцам мысль, что война против СССР является борьбой немецкого народа за существование, оказалось возможным повысить социальные требования к немцам. В начале 1944 года главный орган нацистской партии «Фёлькишер беобахтер» писала: «Германия преодолела опасный момент в области военной экономики. Опасность эта заключалась в следующем: готово ли население на все время войны согласиться с существенным снижением своих доходов» (27).

Бюргеры согласились, но было уже поздно.

Примечания к 15-й главе:

1. Фест Иоахим. Гитлер. Т. 2. Пермь: Алетейа, 1993. С. 413.

2. Шейнов Виктор. Пиар «белый» и «черный». М.: АСТ, 2005. С. 134.

3. Штрассер Отто. Гитлер и я. М.: Яуза-Эксмо, 2005. С. 15.

4. Васильченко Андрей. Секс в Третьем рейхе. М.: Яуза, 2005. С.

5. Кормилицын Сергей. Гитлерюгенд. СПб.: Нева, 2004. С. 144—145.

6. Ширер Уильям. Берлинский дневник. М.: Центрполиграф, 2002. С. 21—22.

7. Тиссен Фриц. Я заплатил Гитлеру. М.: Центрполиграф, 2008. С. 153.

8. Ширер Уильям. Взлет и падение Третьего рейха. Кн. 1. М.: Захаров, 2007. С. 336.

9. Шпеер Альберт. Воспоминания. Смоленск: Русич, 1997. С. 98.

10. Там же. С. 69.

11. Воропаев Сергей. Энциклопедия Третьего рейха. М.: Локид-Миф, 1996. С. 421.

12. Селигман Мэтью, Девидсон Джон, Макдональд Джон. В тени свастики. М.: Центрполиграф, 2008. С. 132 .

13. Васильченко Андрей. Секс в Третьем рейхе. М.: Яуза, 2005. С. 168.

14. Селигман Мэтью, Девидсон Джон, Макдональд Джон. В тени свастики. М.: Центрполиграф, 2008. С. 94.

15. Пленков Олег. Третий рейх. Арийская культура. СПб.: Нева, 2005. С. 410.

16. Тиссен Фриц. Я заплатил Гитлеру. М.: Центрполиграф, 2008. С. 207.

17. Баур Ганс. Личный пилот Гитлера. М.: Центрполиграф, 2006. С. 161—162.

18. Рисс Курт. Кровавый романтик нацизма. М.: Центрполиграф, 2006. С. 323.

19. Пленков Олег. Третий рейх. Арийская культура. СПб.: Нева, 2005. С. 160.

20. Шейнов Виктор. Пиар «белый» и «черный». М.: АСТ, 2005. С. 427.

21. Фест Иоахим. Гитлер. Т. 2. Пермь: Алетейа, 1993. С. 326.

22. Шпеер Альберт. Воспоминания. Смоленск: Русич, 1997. С. 167.

23. Кара-Мурза Сергей. Манипуляция сознанием. М.: Алгоритм, 2000. С. 201.

24. Шрётер Хейнц. Сталинград. М.: Центрполиграф, 2007. С. 62.

25. Марабини Жан. Жизнь Берлина при Гитлере. М.: Молодая Гвардия — Палимпсест, 2003. С. 204.

26. Там же. С. 204.

27. Вторая мировая война. Взгляд из Германии: сборник статей. М.: Яуза-Эксмо, 2006. С. 152.

16. Государственный антисемитизм

Безусловно, антисемитизм являлся одним из стержней нацистской пропаганды, и этой темы мы постоянно касаемся в данной книге. Однако некоторые положения государственной пропаганды, построенной на антисемитизме, следует отметить особо, ибо после прихода нацистов к власти антисемитские информационные поводы инициировало уже не националистическое движение, а само государство.

Для успешной манипуляции сознанием главный интерес представляет формирование неадекватного, иллюзорного страха. В этом отношении страх перед чужаком незаменим в руках власть имущих. Одной из главных опасностей для рейха — политических, экономических, расовых — было определено еврейство.

Как мы уже говорили, немецкий антисемитизм имеет весьма серьезные идеологические корни от Лютера до Рихарда Вагнера, которому принадлежат слова: «Еврей — это гибкий демон упадка человечества». Впрочем, великий композитор в своих философских рассуждениях пошел еще дальше: «Демократия — это вообще не немецкое, а заимствованное понятие. Франко-иудейско-немецкая демократия — омерзительная вещь» (1). Позже евреи сыграли весьма значительную роль при создании т. н. Баварской Советской республики и продолжали активно действовать в области искусства, финансовой сфере, политической жизни и во времена Веймарской республики.

Немцы, активно подстрекаемые нацистами, пытались, в поисках внутреннего врага, изучить природу влияния евреев. К моменту прихода Гитлера к власти «Протоколы сионских мудрецов» издавались 33 раза. После Библии «Протоколы» оказались самой популярной книгой того времени. И, тем не менее, если верить сравнительной статистике актов антисемитизма и антисемитских высказываний в прессе Германии, Франции, Великобритании, Италии и Румынии между 1899 и 1939 годом, то оказывается, что до 1933 года немцы были одним из наименее подверженных антисемитизму народов Европы.

Влияние евреев на жизнь Германии носило весьма противоречивый характер, поскольку многослойной и разнообразной была жизнь самой еврейской общины Германии. Мирно жили добропорядочные евреи-буржуа, и после войны именно благодаря еврейским банкирам средние и мелкие предприятия Германии смогли добиться от американских банков необходимых кредитов на переоснащение, но среди молодежи случались и левацкие заскоки, и гремела революционная риторика, особенно в сфере искусства. Что и так травмировало традиционное народное самосознание, находившееся под впечатлением военного поражения и экономического развала страны. Иоахим Фест отмечал: «Постановка знака равенства между евреями и модерном и впрямь не была лишена оснований, равно и как утверждение об их особой приспособляемости к условиям капиталистической экономики, построенной на конкуренции» (2).

Сами немецкие евреи четко разделяли в своей среде представителей западного и восточного еврейства — сефардов и ашкенази соответ­ственно. Еще в начале 1920-х годов еврейский банкир Варбург посоветовал президенту Эберту остановить наплыв восточных евреев. И позже, когда один из представителей американского бизнеса, собиравшийся просубсидировать Гитлера, засомневался и спросил Варбурга о его мнении, тот со смехом ответил: «Гитлер — сильный человек, и он нужен Германии. Под евреями Гитлер понимает галицийских евреев, которые после войны стали чумой Германии» (3). Западноевропейские евреи-сефарды были не чужды того мнения, что нацистская машина готова действовать и в их интересах, изгоняя из страны чужаков-ашкенази. До ужаса «окончательного» решения еврейского вопроса оставалось всего десяток лет.

Хотя свои зубы режим показал довольно быстро. Уже 28 марта 1933 го­да НСДАП опубликовала призыв к бойкоту евреев: «Бойкот надо проводить не распыляясь, а одним мощным ударом. К нему надо тщательно готовиться. Даны указания СА и СС начиная с этого момента через почтовые отделения предостеречь население от участия в еврейской торговле. О начале бойкота будет дополнительно объявлено посредством плакатов, через прессу, листовки и т. д.» (4).

Через три дня, 1 апреля 1933 года члены СА в униформе стояли перед входом в принадлежавшие евреям заведения и демонстрировали прохожим и потенциальным покупателям плакаты, гласившие, что «истинные немцы» не должны покупать у евреев: «Евреи всего мира хотят уничтожить Германию! Германский народ! Обороняйся! Не покупай у евреев!» Однако результаты бойкота оказались крайне разочаровывающими. Они показали, что навязчивые антисемитские меры вызывают у населения безразличие или прямую враждебность.

Тогда борьба с еврейским влиянием перешла из публичной политики в сферу непрекращающегося бюрократического давления. Шаг за шагом евреи вытеснялись из общественной жизни. Начиналось все с «инициатив на местах». Директива президента земли Гессен (март 1933) гласила: «Делом чести немецкой прессы является исключение чужеродного космополитического еврейского влияния на печать». Циркулярное письмо городского правления (март 1933) определяло: «В Кёльне спортсменам-евреям запрещается пользоваться спортивными площадками». Распоряжение обер-бургомистра Мюнхена (апрель 1933): «Врачи еврейской национальности в больницах городов имеют право обслуживать только пациентов-евреев». В августе 1933 года объявляется запрет на купание евреев на пляжах в Берлине. После того как общество не отреагировало на эти выходки, считая, видимо, их блажью отдельных ретивых чиновников, государственная антисемитская политика приняла осмысленный и четко наступательный характер.

В октябре 1933 года вышел «Имперский закон о редакторах»: «Редактором может быть лицо только арийского происхождения, не связанное браком с лицом неарийского происхождения». Таким образом, евреи отсекались от возможности влиять на важнейшее оружие режима — сред­ства массовой информации. Через два года в общественных местах (кафе, ресторанах, магазинах) появились таблички «Евреи не желательны». Кроме того, всю Германию захлестнул поток доносов: многочисленные «патриоты-арийцы» всех чинов и званий усердно информировали вышестоящие инстанции о «неарийском происхождении» своих знакомых, сослуживцев, родственников.

Одновременно, нацисты постоянно подчеркивали, что процесс вытеснения евреев идет в рамках закона, и требовали избегать публичных эксцессов. В апреле 1935 года Рудольф Гесс призвал «всех уважающих себя национал-социалистов не давать выход эмоциям, терроризируя отдельных евреев». А боевая песня штурмовиков «Хорошо, когда брызнет еврейская кровь с ножа» вообще оказалась под запретом! В июле того же года Гесс продолжил свои увещевания: «Незаконные выходки против евреев должны прекратиться немедленно! Фюрер запрещает членам партии проявлять своеволие в отношении отдельных евреев». Частично такая лицемерная политика была связана с общей нормализацией ситуации в стране после «Ночи длинных ножей». Лидеры рейха также учитывали в своих расчетах и зарубежные связи еврейской общины. Например, долгое время никто не смел покушаться на банк Симона Хиршланда из-за иностранных кредитов, которые он исправно добывал для немецкого бизнеса (5).

Новой вехой в огосударствлении антисемитской политики стали «Нюрнбергские законы», определявшие расовые отношения внутри Третьего рейха. Они были публично оглашены в сентябре 1935 года на очередном партийном съезде в Нюрнберге. Гитлер сделал вид, что инициатива новых расовых законов принадлежит исключительно министру внутренних дел Фрику и его коллегам, и, дабы полностью дистанцировать фюрера от зловещей «инициативы», их публично зачитывал Геринг. Речь Геринга транслировалась и по радио, и через систему общественного оповещения города Нюрнберга, но перед тем, как Геринг приступил к чтению, собственно законодательный актов, сотрудники Министерства пропаганды отключили микрофоны, работавшие на радиотрансляцию, и пустили в эфир нацистские марши. Поэтому текст новых законов услышало всего около 500 депутатов рейхстага, находившихся в зале.

Согласно первому расовому закону, закону о гражданстве в рейхе, евреи лишались гражданства и определялись как «лица, относящиеся к рейху» (что-то вроде «неграждан» в сегодняшней Латвии); второй закон, закон о защите немецкой крови и чести, запрещал сексуальные отношения между евреями и гражданами рейха: «Заключение браков между евреями и лицами германской или родственной с ней крови запрещается. Внебрачная связь между лицами германской или родственной с ней крови запрещается» и т. д.

В Третьем рейхе появилось новое понятие — «Аненштайн», свидетельство о происхождении, необходимый каждому гражданину документ, удостоверяющий чисто арийское происхождение его владельца. Однако браки между немцами и «метисами второй категории» не возбранялись, т. к. от этого ожидали эффекта восстановления германской крови. Молодым людям с четвертью еврейской крови предписывалось заключать брак только с арийцами, в целях «нордификации» империи. В то же время арийской молодежи внушалось, что заключение таких браков — дело, необходимое для страны (6).

В отчетах о Нюрнбергском заседании рейхстага партийная пресса в основном уделила внимание закону о государственном флаге, вынеся его на первые полосы. О расовых законах сообщалось мелким шрифтом как о чем-то второстепенном. Но стало очевидно, что Гитлер решил окончательно положить конец неконтролируемому произволу и решать «проб­лемы» чисто бюрократическими средствами. Несколько дней спустя «Штюрмер» сообщил, что «еврейский вопрос будет решен в ходе дисциплинированной просветительской кампании». Которая, разумеется, не заставила себя долго ждать. Например, спешно изданная в помощь агитаторам «просветительская» брошюра «Еврей и немец» описывала «физиологические особенности евреев» — «миндалевидные глаза с тяжелыми верхними веками, нависающими над глазным яблоком», или неуклюжая переваливающаяся походка; евреи не говорят, как нормальные люди, а бормочут с какой-то «особой интонацией, одновременно мелодичной и гортанной». (7)

Не оставались в стороне и гордость нации — педагоги-патриоты. Открывая задачник по математике, ученик легко мог столкнуться с подобной задачей: «Евреи в Германии — чуждая раса. В 1933 году в Германии было 66 060 000 жителей. Среди них 499 482 правоверных еврея. Сколько процентов это составляло?» (8)

Продолжилось изгнание евреев из сферы искусства. В развитие ре­шений партии и правительства, в октябре 1935 года распоряжением Имперской палаты кинематографии «владельцам кинотеатров еврейской национальности» надлежало «продать свои кинотеатры арийцам до 10 декабря с. г.». Парадокс, но предостережения о расовой опасности почти не занимали места в массовой культуре. К примеру, только в двух комедиях и одной исторической драме среди приблизительно 2000 фильмов, одобренных Геббельсом и его окружением, за период 1933—1939 годов можно обнаружить открытый антисемитизм (9). Скорее всего, Министерство пропаганды стремилось лишний раз не привлекать внимание общества к положению евреев в нацистской Германии.

Брезгливое игнорирование еврейства, ввиду его огромного влияния на мировую культуру, не всегда получалось полностью соблюсти, и нацистам приходилось идти на всяческие ухищрения. «Примерно в то же время я, — свидетельствует очевидец, — прочитал историко-культурный роман, переведенный с английского, «Хроника Аарона Кейна». На первой странице редакция приносит извинения за то, что библейские имена персонажей не могли быть изменены, поскольку они в духе времени и отвечали нравам пуритан» (10).

При этом государственный антисемитизм распространялся со скоростью лесного пожара. Ко всем женским еврейским именам было приказано добавлять Сара, а к мужским — Израиль. «В официальном языке я именовался только «еврей Клемперер»; и всегда можно было ждать тумаков, если, явившись по повестке в гестапо, я недостаточно «четко» докладывал: «Еврей Клемперер прибыл» (11). На левой стороне груди евреям было предписано носить желтую шестиконечную звезду на одежде во всех общественных местах, где есть возможность встречи с арийцами. Кроме того, евреям запрещалось нанимать слуг-христиан младше 45 лет. Повсюду в городах нацисты расклеили афиши, гласящие: «Евреи — наше несчастье», «Евреям вход воспрещен», «Чистый воздух леса несовместим с запахом евреев». Но даже в это жуткое время великая библейская нация находила силы улыбаться, хотя и очень печален анекдот того времени о еврее, который ехал в германском поезде и на длинной палке держал плакат с надписью: «Долой нас!» (12)

20 июля 1938 года евреям запретили участвовать в работе биржи, а чуть позже, с ноября 1938 года, все евреи были исключены из общегерманской системы социальной защиты. Для них создали отдельные пункты социальной помощи. Евреям запретили покупать газеты и дер­жать животных. При этом в целях терминологической подмены понятий спешно организованные еврейские гетто в геббельсовских СМИ лицемерно назывались «еврейскими жилыми районами».

В середине 1938 года в Германии еще насчитывалось около 40 тысяч еврейских предприятий, дававших средства к существованию местной еврейской общины, но в еврейских ресторанах, кафе, закусочных разрешалось обслуживать только евреев. В Бреслау во время всегерманского спортивного фестиваля, дабы арийцы не скушали чего-нибудь не нордического, на фасадах всех еврейских заведений педантичные немцы установили плакаты желтого цвета (и стандартного размера — строго 30×80 см) с надписью «Еврейское предприятие». Размеры определены местным отделением СД и доведены до сведения владельцев через городскую администрацию (13).

Материальное положение остававшихся в Германии евреев непрерывно ухудшалось. В такой ситуации выходом могла быть только эмиграция, тем более, что Нюрнбергские законы не запрещали выезда из страны — при условии, что отъезжающие берут с собой не более 5 % своего имущества. Собственно, к такому исходу имперское правительство и подталкивало гонимых по негласному договору с теми людьми, которые в то же время строили планы воссоздания еврейского государства в Палестине.

В феврале 1937 года руководитель еврейской организации самообороны в Палестине («Хагана») Файвел Полкес встречался с видным эсэсовцем Адольфом Эйхманом, который подписал письменное заверение: «На имперское представительство евреев в Германии будет оказано давление, чтобы оно заставляло эмигрирующих из Германии евреев ехать только в Палестину, а не какую-нибудь страну. Эта мера целиком в германских интересах и уже готовится с помощью мер, предпринимаемых гестапо» (14).

Позже, в октябре 1937 года, Эйхман под видом корреспондента «Берлинер тагблатт» побывал в Палестине и по возвращении доложил по инстанциям: «Радикальной немецкой политике в отношении евреев в еврейских националистических кругах очень рады, так как в результате еврейское население в Палестине настолько увеличилось, что в обозримом будущем в Палестине будет больше евреев, чем арабов».

Всячески усиливая давление на евреев внутри страны, нацисты одновременно организовывали государственные курсы, где молодые евреи обучались сельскохозяйственным и ремесленным специальностям, готовясь к новой жизни в Палестине. Подобные курсы были организованы в Вайд­хофене на реке Иббс, в Альтенфельдене в Верхней Австрии, в Рюднице близ Берлина и в Швибихене (Силезия). Издание СС «Черный корпус» имело основание предсказывать: «Недалеко то время, когда Палестина снова может принять своих потерянных более тысячи лет назад сыновей. Мы шлем им наши наилучшие пожелания» (15).

Между Германией и Палестиной под нацистским флагом курсировал пассажирский лайнер «Тель-Авив» (название корабля писалось древнееврейскими буквами), а его капитаном был старый член нацистской партии Лейдиг. Фантасмагорическое сотрудничество между нацистами и борцами за основание еврейского государства увековечено специальной медалью, отчеканенной по указанию Геббельса после пребывания руководителя еврейского отдела СС в Палестине. На одной стороне медали изображалась свастика, а на другой шестиконечная звезда.

С теми же, кто не хотел ехать в Палестину, находившуюся тогда под управлением Великобритании, разговор шел иной. Летом 1938 года на французском курорте Эвиан прошла международная конференция, призванная разрешить вопрос еврейской эмиграции из Германии в различные страны мира. Можно сказать, что попытка спасти от смертельной опасности десятки тысяч человек закончилась грандиозным провалом. Из 50 приглашенных стран лишь 30 прислали своих представителей. И все они искали (и находили) благовидные предлоги не пускать к себе еврейских эмигрантов. Посланник Швейцарии вопрошал: «Вы забыли, что Швейцария приняла в Первую мировую войну 150 000 детей? Теперь мы бедны и у нас много безработных. Многие из нас вынуждены эмигрировать. Поэтому мы не можем разрешить беженцам оставаться в нашей стране». Австралийцы боялись, что на их малонаселенном континенте из-за эмиграции евреев снизятся зарплаты, что вызовет протест профсоюзов. Никарагуа, Коста-Рика, Гондурас и Панама сделали совместное заявление: «Ни одно из государств не может взять на себя финансовую заботу об обустройстве хотя бы одного беженца. Коммерсантов и интеллектуалов у нас и так уже сверх всякой меры, для нас это нежелательные элементы» (16). Незадолго до окончания конференции Британская медицинская ассоциация пригрозила забастовкой: «Ни один член сословия медиков не хочет видеть нашу страну наводненной эми­грантами». (В то время на 1000 английских врачей приходилось всего три врача-беженца.)

После окончания провальной конференции «Фёлькишер беобахтер» могла с удовлетворением констатировать: «К чести представителей большинства правительств следует сказать, что они старательно избегали антигерманской полемики в связи с тем, что большинство еврейских эмигрантов едет из Германии. Государства стараются защитить себя от притока евреев, потому что явственно осознают недостатки ожидовления» (17). Никто не хотел ссориться с Германией из-за каких-то евреев. Сам Уинстон Черчилль в неформальной беседе заявлял в 1938 году гауляйтеру Данцига Форстеру, что антиеврейские законы не станут препятствием для союза между Третьим рейхом и Соединенным королев­ством (18).

Пользуясь попустительством Европы и стремясь разрубить гордиев узел еврейского вопроса, нацисты осенью 1938 года приступили к решительным действиям. Для начала из Германии стали изгонять евреев, которые были родом из соседней Польши. Но теперь уже польские власти отказались их принять и прибегли к бюрократическому трюку: паспорта всех граждан Польши, живших за рубежом, правительство объявило недействительными, причем паспорта евреев не продлевали.

27 октября 1938 года восемнадцать тысяч евреев, граждан Речи Посполитой, нацисты ночью привезли к границе и заставили покинуть территорию Германии. Польша, в свою очередь, их не приняла — люди оказались в лагере на нейтральной полосе между двумя государствами. Узнав о страданиях своих родственников, выброшенных из Германии и не принятых Польшей, семнадцатилетний еврей Гершель Гриншпан 7 ноя­бря 1938 года пришел в немецкое посольство в Париже. Он хотел застрелить немецкого посла Иоханнеса фон Вельчека, но, не исполнив своего намерения, выстрелил в первого же попавшегося на глаза сотрудника дипмиссии. Им оказался секретарь посольства Эрнст фон Рат, которого спецслужбы Третьего рейха ранее подозревали в антинацистских взглядах, а заодно и в гомосексуализме.

Тайная оппозиционность жертвы ни в коей мере не помешала нацистской пропаганде вознести его до ранга мученика и потребовать немедленного отмщения, которое вошло в историю как «Хрустальная ночь». Через 3 дня после убийства дипломата, в ночь на 10 ноября, Германия ответила волной еврейских погромов, организованных самим государ­ством. «Хрустальной» эту страшную ночь назвали, поскольку в ходе по­громов только стекол было разбито на пять миллионов

марок.

Накануне акции Геббельс издал инструкцию о «стихийных демонст­рациях», которые необходимо организовать и провести в течение ближайшей ночи. В результате 7500 магазинов было разграблено, 119 синагог сожжено, убито 36 человек, столько же серьезно ранено. Погромы носили тотальный характер. Например, в Мюльхайме еврейская община, стараясь спасти хоть что-то, за несколько недель до беспорядков продала синагогу городу. Но нацисты сожгли здание, даже несмотря на то, что оно к тому времени стало муниципальной собственностью. Имелись случаи изнасилования. Постфактум нацистский партийный суд расследовал эти преступления и признал их весьма тяжкими, поскольку в этом случае нарушались Нюрнбергские расовые законы. Нарушителей публично исключали из партии, и они представали перед гражданским судом — еще один пример извращенной логики режима.

После «Хрустальной ночи» было арестовано 30 тысяч мужчин-евреев, и их освобождение власти впрямую поставили от согласия покинуть Германию. Таким образом, нацисты не теряли из виду свою главную цель — «очистить» рейх от евреев. В те же трагические дни в Германию прибыли два представителя Моссада — Пино Гинбург и Моше Авербах. Они предложили ускорить программу переселения евреев, пожелавших выехать в Палестину. Эмиграция из Германии начала принимать характер бегства. Циркуляр Министерства экономики от 6 февраля 1939 года указывал: «Во всех случаях, когда имеются данные о том, что еврейские владельцы предприятий, земельных участков и другой недвижимости имеют намерение эмигрировать, применяется ускоренный порядок оформления продажи их имущества» (19). От себя добавим: «ускоренный» — значит, за копейки. К лету 1939 года, то есть к началу Второй мировой войны, практически вся еврейская община Германии обнищала. А именно бедным сложнее всего эмигрировать — в силу экономических барьеров, возводимых перед ними странами потенциальной эмиграции. Оставшиеся евреи фактически превратились в заложников в лапах разъяренного нацистского режима.

Наряду с евреями, врагами Германии объявили цыган. Основой для восприятия цыган как врагов германского народа стала их чуждая немецкому народу культура и полная асоциальность, презрение к насаждавшейся в Третьем рейхе трудовой дисциплине. Начало кампании было положено указом «О преодолении цыганского бедствия», вышедшего 8 декабря 1938 года. Из 29 тысяч германских цыган в результате политики нацистов 22 тысячи были уничтожены. Однако имперская пропаганда почти не уделяла цыганам внимания. Причина такого отношения заключается, скорее всего, в том, что цыгане не являлись такой органичной частью социума, как евреи, «цыгане были этому обществу чужды, и национал-социалисты не нуждались в каких-то особенных обоснованиях уничтожения цыганского народа» (20).

Итак, немцев не надо было убеждать в необходимости «зачистки» общества от цыган — в отличие от полного разрыва вмонтированных в саму структуру общества христианством и другими институтами тесных связей с евреями. После «Хрустальной ночи» Германия пришла в ужас от прокатившихся погромов. В трамваях и метро немцы демонстративно уступали место евреям, в магазинах их пропускали вне очереди, оказалась шокирована и мировая общественность. В Германии на государственном уровне вновь возникла необходимость показать гражданам, что, несмотря на произошедшее, рейх является страной законопослушных граждан, в том числе и по отношению к евреям.

30 июня 1939 года немецкий суд вынес два решения в пользу евреев. В первом случае директор школы иностранных языков взял у еврея деньги вперед за курс английского языка, затем передумал, однако деньги вернуть отказался. Окружной суд Франкфурта обязал его вернуть предоплату. В другом случае дама, накупив товаров в магазине, отказалась платить, узнав, что продавец был еврей. Окружной суд Франкфурта обязал ее выплатить все сумму с процентами. В обоих случаях «арийцев» обязали также уплатить все судебные издержки (21). Конечно, это был пропагандистский трюк.

А дальше последовала Вторая мировая война и «окончательное решение» еврейского вопроса — от массовых расстрелов в Польше и Советском Союзе до форсированной эмиграции европейских евреев в Палестину. Главный раввин Берлина Иссак Гольштейн, живший во время войны в Румынии, вспоминал: «Я должен сказать правду. С разрешения немецкого верховного командования мы отправили на кораблях под защитой Международного Красного креста более 30 000 евреев в Стамбул, откуда большая часть их через Сирию нелегально проникла в Святую землю, несмотря на тогдашние распоряжения англичан». Но и на этом тернистом пути еврейский народ ждали неисчислимые жертвы. Так, 24 февраля 1942 года советскими торпедными катерами к северу от Босфора был потоплен перевозивший еврейских беженцев болгарский корабль «Струма». 763 несчастных утонули в Черном море. Спаслось только четыре человека. А 3 августа 1944 года из румынского порта Констанца под охраной немецкого сторожевого катера вышли еще три корабля с еврейскими беженцами — «Морина», «Бульбуль» и «Меркуфе». Ночью их атаковала советская подводная лодка, и «Меркуфе» вместе с несколькими сотнями людей утонул (22).

Почти за год до этой трагедии, 10 июня 1943 года, власти распустили последнюю еврейскую организацию в Германии — «Объединение евреев рейха». Ликвидировали за ненадобностью — еврейская община Германии перестала сущестововать. «Передовой» германский опыт борьбы с «еврейской опасностью» достиг поставленной цели. И убедил многих других антисемитов в своей действенности. Руководитель украинских националистов Ярослав Стецько писал: «Москва и жидовство — это самые большие враги Украины. Поэтому стою на позиции уничтожения жидов и целесообразности перенесения на Украину немецких методов истребления жидовства» (23).

Но об этом в следующих главах.

Примечани к 16-й главе:

1. Воропаев Сергей. Энциклопедия Третьего рейха. М.: Локид-Миф, 1996. С. 100.

2. Фест Иоахим. Гитлер. Т. 1. Пермь: Алетейа, 1993. С. 164.

3. Вторая мировая война. Взгляд из Германии: сборник статей. М.: Яуза-Эксмо, 2006. С. 95.

4. Мазер Вернер. История «Майн Кампф». М.: Вече, 2007. С. 197.

5. Тиссен Фриц. Я заплатил Гитлеру. М.: Центрполиграф, 2008. С. 179.

6. Кормилицын Сергей. Гитлерюгенд. СПб.: Нева, 2004. С. 75.

7. Кунц Клаудия. Совесть нацистов. М.: Ладомир, 2007. С. 158.

8. Кормилицын Сергей. Гитлерюгенд. СПб.: Нева, 2004. С. 204.

9. Кунц Клаудия. Совесть нацистов. М.: Ладомир, 2007. С. 33.

10. Клемперер Виктор. LTI. Язык Третьего рейха: Записная книжка филолога /author/klemperer_viktor/klemperer_viktor_lti_yazyk_tretego_reiha_zapisnaya_knizhka_filologa.

11. Там же.

12. Там же.

13. Васильченко Андрей. Арийский миф Третьего рейха. М.: Яуза-пресс, 2008 С. 137.

14. Кардель. Адольф Гитлер — основатель Израиля. М.: Русский вестник, 2002. С. 134.

15. Там же. С. 134.

16. Там же. С. 143.

17. Там же. С. 144—145.

18. Лебен Эрик. Тайная история дипломатии Ватикана. М.: Рипол Классик, 2004. С. 66.

19. Васильченко Андрей. Арийский миф Третьего рейха. М.: Яуза-пресс, 2008. С. 147.

20. Кормилицын Сергей. Гитлерюгенд. СПб.: Нева, 2004. С. 85.

21. Васильченко Андрей. Арийский миф Третьего рейха. М.: Яуза-пресс, 2008. С. 156.

22. Кардель. Адольф Гитлер — основатель Израиля. М.: Русский вестник, 2002. С. 153—154.

23. Табачник Дмитрий. «Утиный суп» по-украински. Харьков: Фолио, 2008. С. 289.

17. Борьба с церковью

После подавления всяческой политической оппозиции в Третьем рейхе последней серьезной структурой, имеющей собственные пропагандистские возможности, оставалась лишь церковь. Отношения нацистской партии с церковью всегда были весьма противоречивыми. С одной точки зрения, сама суть тоталитарного государства не позволяет свободное развитие других институтов, имеющих отличное от господствующей идеологии мировоззрение. С другой — нацисты никогда не отказывались от идеи использовать влияние церкви в своих интересах. Гитлер не чурался в своих выступлениях некой псевдохристианской риторики. Например, в своем выступлении 12 апреля 1922 года он проповедовал: «С безграничной любовью перечитываю я как христианин и человек то место, которое возвещает нам, как Господь наконец решился и взялся за плеть, дабы изгнать ростовщиков, это гадючье и змеиное отродье, из храма! Но какой титанической была эта борьба за мир, против еврейской отравы, это я вижу сегодня, две тысячи лет спустя, в том потрясающем факте, что расплачиваться ему пришлось своей кровью на кресте» (1).

И позже речи Гитлера часто оказывались пронизаны религиозной символикой. Иногда он даже заканчивал их словом «аминь». Ну и, конечно же, фюрер не упускал случая разговаривать от имени Господа в грандиозных пропагандистских постановках после прихода к власти. Так, в день накануне выборов в рейхстаг в марте 1933 года Гитлер закончил предвыборную речь в Кенигсберге пафосным обращением к немецкому народу, который в прямом эфире транслировали все радиостанции страны: «Теперь опять высоко и гордо неси свою голову! Ты больше не закабален. Теперь ты опять волен — милостивой помощью Божьей» (2). Сразу зазвучала «Нидерландская благодарственная молитва», последнюю строфу режиссеры усилили колокольным звоном Кенигсбергского собора. А свою речь 1 мая 1933 года, в Национальный день труда, фюрер завершил прямым обращением к Богу: «Господь, ты видишь, мы преобразились. Немецкий народ более не народ без чести, опозоренный, разрываемый на части, малодушный, слабый в своей вере. Нет, Господи, немецкий народ снова силен в своей вере, в своей целеустремленности, в своей готовности к жертве. Господь, мы не оставили тебя. Благослови же нашу борьбу за свободу, наш народ и отечество» (3).

Любопытно, что сам Гитлер считал «достойными» религиями, суще­ствующими на прочной духовной основе, только конфуцианство, буддизм и ислам. Однако, это не помешало ему заключить договор с Ватиканом, об основах взаимоотношений между рейхом и католической церковью, т. н. «Конкордат», а вице-канцлер Третьего рейха фон Папен, имевший репутацию человека консервативного и религиозного, удостоился личной аудиенции Папы Римского Пия ХI: «Его Святейшество принял мою жену и меня весьма любезно, отметив свое удовлетворение тем, что во главе германского правительства стоит теперь человек, бескомпромисс­но настроенный против всех разновидностей коммунизма и русского нигилизма. Атмосфера, окружавшая меня, была настолько сердечной, что мне удалось урегулировать все детали проекта соглашения с быстротой, совершенно необычной для отношений с Ватиканом» (4).

Пий ХI также принял влиятельного мюнхенского архиепископа Михаэля фон Фаульхабера, который, вернувшись, разъяснил католическим священнослужителям Германии позицию Ватикана: «Вдумайтесь в слова святого отца. Он, не называя по имени, славит перед всем светом Адольфа Гитлера как государственного деятеля, который первым после Святого Отца возвысил свой голос против большевизма» (5).

Сотрудничество поначалу было взаимовыгодным, особенно в экономической сфере, в которой нацистское государство материально поддерживало церковь. 4 апреля 1942 года фюрер напомнил запамятовавшим: «Если церковь будет существовать только на пожертвования, она не наберет и трех процентов от той суммы, которую ей (согласно договору с Римом. — К. К.) выплачивало имперское правительство» (6). Долг платежом красен, и в июле 1936 года, узнав о том, что швейцарские церковные руководители обратились к своей пастве молиться о смерти Гитлера, уже упомянутый нами Фаульхабер — наоборот — призвал всех немцев молиться за фюрера (7). Что, видимо, на какое-то время Гитлеру помогло.

Не стояли на месте и теологические изыскания, оправдывавшие ежедневную практику нацистского государства с церковной точки зрения. Иезуит и антрополог Герман Мукерман издал книгу «Основы учения о расе», где требовал избегать межнациональных браков: «Не следует ссылаться на крещение, которое из иудея делает христианина. Крещение обращает человека в дитя Божье, но не изменяет его наследственной структуры» (8). Логично.

Оставался, правда, еще один скользкий для немецких церковников вопрос — о национальном происхождении Иисуса Христа и его ближайших последователей. И здесь теологи и прочие ученые мужи Третьего рейха пришли к однозначному «научному» выводу: с расовой точки зрения, Христос оказался не иудеем, но арийцем. А один из главных тезисов по этому, действительно важному для всей нацистской пропаганды, исследовательскому проекту был призван доказать, что родителями Иисуса были не евреи… а армяне (9). Так что — поздравляю вас, дорогие мои соплеменники, ары... простите, арийцы. Попутно верующим терпеливо разъяснялось, каким образом «еврей Павел» извратил учение Христа. Вдохновителем подобных удивительных изысканий являлся профессор теологии Вальтер Грундманн из Института по изучению и искоренению еврейского влияния в немецкой религиозной жизни (имелся и такой).

Но по мере укрепления нацизма у власти наднациональная структура католической церкви вызывала все большее раздражение режима, и давление на нее постепенно усиливалось. Геббельс в своем дневнике отмечает: «Фюрер рассказал о разговоре с Фаульхабером. Он крепко взял его в оборот. Или вместе против большевизма, или война с церковью» (10.11.1936). Во время церковных служб и литургий здания церквей стали периодически окружать штурмовики. Они регистрировали присутствовавших, устраивали вокруг церквей парады с гимнастическими упражнениями, распевали нацистские песни — по задумке партийных пропагандистов такое мелкое хулиганство должно было «вернуть верующих в реальный мир». Пример беззакония по отношению к представителям церкви подавали сами руководители государства. В том числе и якобы добродушный Геринг. Как-то этот веселый толстяк зашел в ресторан. Все сидевшие посетители ресторана встали, за исключением двух католиче­ских священников. «Я их проучил. Я отправил в концлагерь, — со смехом хвастал потом Геринг, — и приказал укрепить там шест с моей старой фуражкой, а их заставить целый день ходить мимо фуражки и упражняться в национал-социалистическом приветствии». «Гитлер, смеясь, одобрительно похлопал Геринга по плечу» (10).

Конфликт принял открытую форму, когда 14 марта 1937 года вышла энциклика папы Пия ХI «С большой озабоченностью», в которой он осуждал «идолов расы, нации, государства», а также критиковал нацистский режим за его репрессивную политику. На демарш Ватикана немедленно откликнулся гитлеровский «Фёлькишер беобахтер»: «Последней энциклике папы безоговорочно аплодируют евреи, чехи, французы и франкмасоны, этого для нас достаточно» (11). Геббельс послал специального корреспондента в бельгийский монастырь, где монах на сексуальной почве убил ребенка — опубликованный репортаж стал поводом для обвинения всех монахов в гомосексуализме. «Большой процесс о безнравственности против католических священников. Все — 175 (175 — статья уголовного кодекса, карающая за гомосексуализм). Фюрер считает это характерным для всей католической церкви» (12).

Партийная пресса начала публиковать унизительные отчеты о тайных пороках. По всей Германии партия организовывала лекции, на которых ораторы пересказывали самые скандальные детали. «Они утверждали, что религиозные организации систематически нарушали законы, запрещающие экспорт иностранной валюты. Месяцами пресса в большом количестве публиковала истории о монахах и монахинях, скрывающих пачки банкнот в своих одеяниях и арестованных на границе бдительными таможенниками» (13).

30 апреля 1937 года травля превратилась в расправу: сразу несколько тысяч католических священников были арестованы по подозрению в гомосексуализме.

Немедленно последовала волна новых антикатолических статей, в которых утверждалось, что вина подозреваемых уже доказана. «Мы должны согнуть церковь и превратить ее в нашего слугу. Целибат отменить. Экспроприировать церковное имущество. Запретить изучать теологию до 24 лет. Этим мы отнимем у них лучшую смену. Но первоочередное — процессы. Они идут по плану и вызывают огромное внимание». (12.5.1937.) Несмотря на громкий шум, затея Геббельса провалилась. Люди, годами не бывавшие в церкви, демонстративно пошли к мессе, давая тем самым понять, кому они доверяют, а кому — нет.

И еще один любопытный пример пассивного сопротивления общества антирелигиозным мероприятиям нацистского режима. 23 апреля 1941 года гауляйтер Бадена Вагнер распорядился удалить из школ изображения распятия, но в обществе поднялась волна возмущения. Дело дошло до того, что матери-героини грозились сдать свои награды, а рабочие собирались устроить забастовку. Через полгода непрекращающихся протестов гауляйтер вынужденно отменил собственное распоряжение.

Однако давайте призадумаемся. А в чем формально Вагнер был не прав? Школа-то ведь учреждение светское. Гиммлер как-то заметил: «Вы не можете избавиться от впечатления, что вся эта система изобретена лишь для того, чтобы обеспечить власть церкви и ее иерархов. Приняв ее учение всерьез и построив на нем свою жизнь, вы вынуждены в страхе и содрогании бороться за спасение души. Этого хочет церковь» (14). Хотя сам Гитлер, из соображений политической стратегии, никогда до конца не отказывался от католической церкви. Он неоднократно принимал участие в публичных христианских церемониях, таких как свадьбы, крещения и тому подобное. Гитлер также приказал, чтобы его ближайшие соратники, а прежде всего Геринг и Геббельс, опять вернулись в лоно церкви.

Однако же, давление продолжалось: архиепископа Мюнхенского кардинала Фаульхабера, несмотря на объявленную папским легатом его дипломатическую неприкосновенность, нацисты арестовали. В результате репрессий 110 немецких священников умерли в концлагерях, 59 были убиты до того, как туда попали. Цифры мрачные, но в то же самое время в Советском Союзе священнослужителей уничтожали тысячами.

Борьба с церковью в то время шла в разных странах. Например, со стороны Польского государства подвергалась ожесточенным гонениям православная церковь — в тридцатые годы сотни православных храмов на территории Польши были уничтожены или закрыты. Только в Холм­ской области из 378 православных храмов, насчитывавшихся в 1914 году, к сентябрю 1939 года осталось 47. Причем 124 церкви поляки взорвали, 175 передали католикам, а 32 сожгли (15). А в охваченной гражданской войной Испании красные республиканцы казнили почти триста католических монахинь, многие предварительно изнасиловав. Некоторых из испанских священников сожгли, других — похоронили заживо.

Вернемся в рейх. Несколько другая ситуация, по сравнению с католиками, была с протестантской ветвью германского христианства, которое имело мощную опору в лице прусских консервативных слоев чиновничества и военных. Нацистский режим соблюдал по отношению к евангелической церкви терпимость, от которой давно уже отказался в случаях с другими оппонентами (в том числе и с католиками). «На сотни католических священников, много лет проведших в концлагерях, приходилось несколько протестантских пасторов, которых иногда арестовывали нацисты» (16).

Основная идея евангелической церкви того времени — стремление к созданию национальной церкви во главе с имперским епископом. Эта вечно актуальная идея послужила поводом для острой внутрицерковной дискуссии, тон в которой задавали так называемые «немецкие христиане». Именно они определяли облик церковных собраний, щеголяя коричневыми рубашками и активно проповедуя нацистские идеи расового превосходства. На собрании в берлинском Дворце спорта 13 ноября 1933 года они публично выступили с требованиями, которые практически сводились к полной нацификации евангелической церкви и ее основ веры (введение единоначалия, параграф об арийском происхождении, устранение из Библии иудейских элементов). В 1933 году из 17 тысяч протестантских пасторов около 3 тысяч приходилось на долю «немецких христиан» (17).

Их противником считалась другая группа священнослужителей — «исповедальная церковь». В ней состояло примерно столько же пасторов, но поддерживало меньше прихожан. Во главе ее стоял пастор Нимеллер — яркий и необычный человек; интересно, что во время Первой мировой войны он служил командиром подводной лодки. «Исповедальная церковь» выступила против нацификации церкви, отвергла расовые теории и осудила антихристианские идеи Розенберга.

Кризис между спорившими до хрипоты протестантами попытались разрешить путем назначения имперского епископа. 27 сентября 1933 года им стал Людвиг Мюллер. Узнав о его назначении, Гитлер воскликнул: «И почему они назначили захудалого армейского пастора! Я охотно оказал бы ему поддержку. Он много мог бы тогда сделать. Евангелическая церковь стала бы благодаря мне государственной церковью, как в Англии!» (18). И действительно, неавторитетный Мюллер не смог уладить обострявшийся конфликт, брожение среди протестантов продолжалось. Тогда государство приняло одну из сторон конфликта — легко догадаться, что режим поддержал «немецких христиан». 1 июля 1937 года Нимеллера арестовали. В том же году было арестовано 807 пасторов и мирян — активных приверженцев «исповедальной церкви».

А весной 1938 года епископ Мараренс предпринял последний завершающий шаг — приказал всем пасторам своей епархии принести личную клятву верности фюреру и сам подал тому пример. В скором времени этой клятвой связали себя большинство протестантских священников. Таким образом, хотя первоначально в дискуссии между «немецкими христианами» и «исповедальной церковью» большинство протестантов заняли нейтральную позицию, но, в конце концов, они приняли как должное право Гитлера вторгаться в дела церкви и подчинились его приказам.

Используя право государства, соответствующие изменения были внесены, прежде всего, в школьные программы. Обращаясь к Господу Богу, школьники организованно, хором просили его «за народ, за вождя и за себя»: «Сохрани Гинденбурга и Гитлера, твердую опору нашего народа». По мере укрепления политических позиций НСДАП, соответствующим образом менялось и содержание молитв: «Фюрер, мой фюрер, данный мне Богом, оберегай моей жизни дорогу! Родину спасший от лютой нужды, хлеб мой насущный даруешь мне ты. Не покидай, будь со мной много лет, фюрер, мой вождь, моя вера, мой свет! Славься, мой фюрер!» С помощью школьных диктантов ученики зазубривали: «Как Иисус освободил людей от грехов и ада, так Гитлер спас немецкий народ от гибели. Иисус и Гитлер подвергались преследованиям, но в то время как Иисус был распят, Гитлер возвысился до канцлера. В то время как ученики Иисуса оставили его в беде, отрекшись от него, за Гитлера пало 16 товарищей. Апостолы окончили труд своего господина, мы надеемся, что Гитлер сам доведет свой труд до конца. Иисус строил для небес, Гитлер — для Германской земли» (19).

Не удовлетворяясь традиционными верованиями, нацисты пытались создать и свою собственную религию, наподобие современной рун-веры. Еще в 1928 году Геббельс писал: «Национал-социализм — это религия. Нам не хватает ритуала. Национал-социализм должен стать государ­ственной религией немцев». А его подельник Гиммлер утверждал: «Здравый смысл должен подсказывать вам, что за природой и тем чудесным порядком, который существует в мире людей, животных и растений, стоит некое высшее Существо — можете называть его Богом, Провидением или любым другим именем. Если мы откажемся признавать это, то станем ничуть не лучше марксистов. Когда я настаиваю, что все члены СС должны верить в Бога, это не притворство, не уступка... Я не хочу, чтобы меня окружали люди, отказывающиеся признавать высшее Существо» (20).

В развитие этих идей жена генерала Людендорфа — Матильда — организовала «истинно немецкую» новоязыческую церковь «Источник немецкой силы», среди апологетов которой числился влиятельный промышленник Кирдорф. А в Вестфалии целая деревня вышла из церкви, крестьяне объявили себя язычниками, заложили языческое кладбище и на нем воздвигли языческое капище. Возрожденные дохристианские ритуалы оказывали сильное влияние на пропагандистские акции и государственные праздники Третьего рейха — будь то празднование солнцеворота или чествование героев. Порою на этой почве даже в унифицированном нацистском государстве случались конфликты. Так, в деревнях Вестервальда близ Кобленца молодые крестьяне-католики попросту избили язычников из гитлерюгенда, отмечавших на природе что-то пафосно-солнечное.

Можно сказать, что нацисты в своей религиозной политике использовали два момента. Первый — использование уже устоявшихся церковных структур в собственных интересах, в том числе пропагандистских. В качестве примера можно привести строительство в центре Берлина грандиозного православного храма Воскресения Христова, что произвело большое впечатление на верующих, особенно на фоне гонений на православную церковь в СССР и Польше. «Постройка церкви на сред­ства рейха и «Трудового фронта» должна быть пропагандистски использована», — открыто заявили партийные чиновники 18 января 1936 года на межведомственном заседании, посвященном строительству храма (21).

На своих подобные поблажки не распространялись. Неофициально на рядовых партийных функционеров оказывалось сильное давление, чтобы те порвали со своими церквами. Используя борьбу против церкви, нацисты модернизировали общество, навязывая ему свой образ жизни. И не всегда это было во зло. Например, когда речь заходила об эмансипации женщин, что противоречило церковной традиции, рассматривавшей женщину как соблазнительницу и воплощение греховности. «Женщина в предопределенной ее естеством роли не просто прекрасна — она священна. И каждый мужчина должен к ней питать почтение. Она — вершина арийской расы, чистая по своей природе. Она — не слуга немецкого мужчины, но его товарищ и друг по жизни. Наш фюрер вновь возвел женщину на пьедестал, отвел ей подобающее место в жизни нации» (22).

Подобные тенденции носили объективный характер. Христианство в новых политических условиях не смогло доказать массам свою актуальность, увлечь за собой взбудораженные народы Европы. «Весь пафос индустриальной цивилизации, связанной с технологией, культом огня и силы, эпосом переделки мира, носит не христианский, а титанический характер» (23). Культ героев ослепил тогдашнее общество.

Спорам между церковниками и нацистским государством положила конец Вторая мировая война, актуализировавшая тему сплочения нации. «Война скрывает в себе и без того достаточно воспламенителей. Поэтому приказываю немного прикрутить слишком резкую антицерковную пропаганду. Для этого будет достаточно времени после войны», — констатирует Геббельс. Более того, религиозный фактор использовался весьма активно всеми противоборствующими сторонами, включая атеистиче­ский Советский Союз. Хотя, порою, национал-социалисты все же не могли отказать себе в острых шпильках: «Я запретил всю церковную литературу — из-за нехватки бумаги» (23.3.1941). Как видим, и для мелких пакостей у режима находились архисерьезные доводы.

Примечания к 17-й главе:

1. Эйзенхауэр Дуайт. Крестовый поход в Европу. М.: Воениздат, 1980.

2. Фест Иоахим. Гитлер. Т. 2. Пермь: Алетейа, 1993. С. 295.

3. Шейнов Виктор. Пиар «белый» и «черный». М.: АСТ, 2005. С. 427.

4. Папен Франц фон. Вице-канцлер Третьего рейха. М.: Центрполиграф, 2005.

5. Млечин Леонид. Гитлер и его русские друзья. М.: Центрполиграф, 2006. С. 24.

6. Там же. С. 26.

7. Воропаев Сергей. Энциклопедия Третьего рейха. М.: Локид-Миф, 1996. С. 466.

8. Млечин Леонид. Гитлер и его русские друзья. М.: Центрполиграф, 2006. С. 31.

9. Кунц Клаудия. Совесть нацистов. М.: Ладомир, 2007. С. 231.

10. Гюнше Отто, Линге Ганс. Неизвестный Гитлер. М.: Олма-пресс, 2005. С. 94.

11. Лебен Эрик. Тайная история дипломатии Ватикана. М.: Рипол Классик, 2004. С. 69.

12. Ржевская Е. М. Геббельс. М.: АСТ-пресс, 2004. С. 94.

13. Тиссен Фриц. Я заплатил Гитлеру. М.: Центрполиграф, 2008. С. 195.

14. Керстен Феликс. Пять лет рядом с Гиммлером. М.: Центрполиграф, 2004. С. 201.

15. Шкаровский Михаил. Крест и свастика. М.: Вече, 2007. С. 91.

16. Пленков Олег. Третий рейх. Арийская культура. СПб.: Нева, 2005. С. 313.

17. Ширер Уильям. Взлет и падение Третьего рейха. Кн. 1. М.: Захаров, 2007. С. 342.

18. Шпеер Альберт. Воспоминания. Смоленск: Русич, 1997. С. 149.

19. Кормилицын Сергей. Гитлерюгенд. СПб.: Нева, 2004. С. 200.

20. Керстен Феликс. Пять лет рядом с Гиммлером. М.: Центрполиграф, 2004. С. 200.

21. Шкаровский Михаил. Крест и свастика. М.: Вече, 2007. С. 71.

22. Васильченко Андрей. Секс в Третьем рейхе. М.: Яуза, 2005. С. 115.

23. Кара-Мурза Сергей. Манипуляция сознанием. М.: Алгоритм, 2000. С. 185.