Университет Поля Сабатье, разбросанный по нелепо огромному кампусу, находился в южном пригороде Тулузы. Сабатье был деканом факультета естественных наук Тулузского университета и лауреатом Нобелевской премии 1912 года в области химии. Энцо часто думал, в какой ужас пришел бы этот великий человек при виде обветшалых корпусов, возведенных в его честь тридцать лет спустя после кончины. Научное учреждение состояло из разномастных, но одинаково безобразных бетонных монстров, разделенных огромными открытыми парковками и неприглядными участками земли с выгоревшей на солнце жесткой травой, превращавшимися зимой в топкую грязь.
От ветхого административного здания аллея, вдоль которой тянулся длинный прямоугольник вонючей позеленевшей воды, вела к открытым газонам, откуда можно было разглядеть классический лицей Бельвю на другой стороне Нарбоннской дороги.
Оставив машину перед административным корпусом, по разбитым ступеням Энцо поднялся ко входу, миновав исписанные граффити колонны, и пошел на второй этаж. Секретарша предложила ему подождать, заверив, что президент сейчас придет. Огромные окна президентского кабинета выходили на лицей Бельвю, чей belle vue[39] портил университет Сабатье. В вестибюле первого этажа болтались студенты летних курсов, вялые, разморенные южной жарой. Президент обходился без кондиционера, поэтому в кабинете стояло настоящее пекло. Энцо вынул из торбы носовой платок и промокнул лоб, сидя перед безбрежным дорогим столом, над которым словно пронесся бумажный шквал с обильными осадками. Рассеянно рассматривая стопки экзаменационных работ, Маклеод заметил очки с двойными линзами в дизайнерской черепаховой оправе — вверху для дали, внизу для чтения. От нечего делать он взял очки — вдруг захотелось посмотреть, пойдет ли ему такая изящная вещица, — нацепил их на нос и попытался разглядеть себя в оконном стекле. В этот момент сзади открылась дверь. Энцо едва успел сдернуть очки с носа и обернулся, убрав руки за спину.
— Маклеод, — сказал президент, протягивая руку.
Энцо, перехватив очки левой рукой, вовремя успел освободить правую и обменялся с начальством крепким рукопожатием, чувствуя, что указательный палец застрял между линзами. Непринужденно сложив руки за спиной, он попробовал высвободить палец, но тот не поддавался.
Президент тяжело плюхнулся в кресло и задумчиво оглядел Энцо:
— Вы ходячая проблема, Маклеод.
— Да, господин президент.
— Садитесь, — махнул тот рукой на стул.
— Спасибо, я постою, — скромно сказал Энцо, безуспешно выдирая палец из дурацкой черепаховой дужки.
— Ну как хотите. — Президент начал шарить по столу, поднимая бумаги и заглядывая под листы. Переносицу прорезали глубокие вертикальные морщины. — Вчера я битых четверть часа разговаривал по телефону с начальником полиции. Не догадываетесь, о чем шла речь?
— Отчего же, догадываюсь.
Президент уставился на Энцо, заподозрив сарказм, но, немного помедлив, снова вернулся к поискам.
— Он твердо заявил, что место профессора биологии в учебной аудитории. Должен признаться, я с ним согласен.
— Да, господин президент.
— Где мои очки, черт побери? — взорвался хозяин кабинета, раздосадованный бесплодностью настольных раскопок. — Я прекрасно помню, что оставил их на столе. Дорогие, как сволочь, и нате вам, куда-то запропастились! — Он взглянул на Энцо: — Вы не видели моих очков?
— Нет, господин президент. — Маклеод сжал очки правой рукой и решительно дернул. Оправа с громким треском переломилась.
Президент недоуменно поднял глаза. Энцо невозмутимо покрутил головой, с хрустом разминая шейные позвонки.
— Как будто мало мне полицейских выволочек, — повысил голос президент, открывая ящик стола. Пока он выкладывал свежую «Либерасьон», Энцо успел сунуть половинки очков в карман пиджака. — Так еще сегодня утром в прессе появилось это! — Он поднял газету и показал ее собеседнику. Энцо не счел нужным изображать внимание — отчет Раффина о тулузской находке он прочел в самолете. — Я знаю, что по специальности вы судебный медик, Маклеод, но здесь вы работаете в другом качестве. Ваша бурная деятельность вызывает нездоровый ажиотаж. Университету такая реклама не нужна. Нам необходимо государственное и частное финансирование, мы не вправе оскорблять политических руководителей страны — это сразу отразится на бюджете. Вы понимаете?
— Да, господин президент, — ответил Энцо, соображая, что делать со сломанными очками, которые, казалось, прожгли дыру в его кармане.
— Я всегда считал вас белой вороной, Маклеод. Вы слишком фамильярны со студентами. Мне докладывали, позволяете себе водить с ними компанию, вместе выпиваете и даже посещаете их вечеринки. Это правда?
— Да, господин президент.
Его визави покачал головой, хлопая себя по карманам:
— Так не пойдет. Никуда не годится. Эдак никакой дисциплины не останется!
— Какие-то проблемы с переводными баллами моих студентов?
— Нет. — Президент раздраженно пожал плечами. — Но не в этом дело!
— А в чем, господин президент?
— А в том, Маклеод, что я требую от вас не играть больше в сыщика и прекратить свои любительские розыски!
— Я в отпуске, господин президент.
— Да, вы в отпуске, Маклеод, — поднялся тот. — Я даже могу отпустить вас насовсем. Хотите?
— Нет, господин президент.
— Значит, мы поняли друг друга? — Он протянул руку в знак того, что разговор окончен.
Энцо пожал начальственную длань:
— Да, господин президент.
Выйдя в приемную, он услышал, как президент кричит своей секретарше:
— Амели! Ты не видела мои очки?
— Нет, господин президент. — Девушка вскочила из-за стола и кинулась помогать боссу в поисках.
Энцо вынул обломки из кармана и бросил в мусорную корзину, нимало не раскаиваясь в своем проступке.
В полдень Маклеод сошел с поезда в Кагоре, подавленный и обескураженный. Уже второй раз ему приказали не лезть в дело Гейяра. К тому же он не выспался, думая о том, что могло бы получиться у них с Шарлоттой. С первой минуты, увидев ее у Раффина, Энцо понял, что второй такой нет. Шарлотта привлекала его, как ни одна женщина после Паскаль. Во рту пересыхало, сердце замирало, исчезала уверенность в себе, как у зеленого юнца. Энцо почти не знал Шарлотту, но чувствовал — это не просто влечение. Вчера, когда они поцеловались, ему безумно захотелось обладать ею и тяжело было принять отказ. Энцо полночи не мог заснуть, прикидывая, когда в следующий раз попадет в Париж и сможет ее увидеть. Единственным слабым утешением являлось то, что Шарлотта сама пришла его навестить.
Маклеод безучастно тащился в плотном потоке приехавших пассажиров, пока не вышел из здания вокзала под полуденное солнце.
Он торопился домой, куда от станции было пятнадцать минут ходьбы, не предполагая, что именно там в его чашу терпения плюхнется последняя капля: на полу в коридоре по-прежнему лежал металлодетектор.
— Софи! — взревел Энцо, но дома никого не оказалось. Где Николь, он не знал. Схватив металлодетектор, Маклеод в бешенстве побежал вниз по лестнице искать свою машину.
Спортклуб Бертрана занимал помещение бывшей зеркальной мастерской на набережной Веррери, недалеко от Нового моста. Высокие окна на фасаде пропускали внутрь много света. При переделке мастерскую разделили на две комнаты — тренажерный зал, заставленный хитроумными массивными станками для накачивания разнообразных мышц, и зал для аэробики и танцев, с пружинящим деревянным полом. Одна из стен была зеркальной, чтобы растолстевшие домохозяйки могли любоваться своими трясущимися складками, сгоняя жир.
Энцо в спортклуб не приходил ни разу, но знал, что днем там занимаются люди в возрасте, а в вечерние часы — подростки. У клуба было припарковано машин двадцать, и Энцо пришлось поискать место, где приткнуть свой автомобиль. С металлоискателем в руках он резко толкнул дверь и вошел. Несколько мужчин и женщин подняли головы от тренажеров и пробормотали невнятное «бонжур». Телевизор на стене включен на полную громкость. В зале стоит кислый запах пота и немытых ног. Через стеклянную перегородку видно, как три десятка женщин от двадцати пяти до шестидесяти пяти выделывают танцевальные па под бесконечную назойливую мелодию с четким ритмом. Занятие вел Бертран, громко выкрикивая название очередного движения. Он был в обтягивающей футболке и спортивных шортах до колен. Энцо привык видеть его в джинсах и рубашках и был почти шокирован прекрасной мускулатурой парня. Бог знает, сколько часов Бертрану пришлось качать мышцы, чтобы вылепить такое тело.
Стоя у входа с металлоискателем в руках, Энцо вдруг растерялся. Не мог же он ворваться в танцзал и замахнуться осточертевшей бандурой на Бертрана? Он решил дождаться окончания занятия, уселся на спортивную скамейку и ждал еще десять минут, слушая оглушительную отупляющую музыку, пока женщины не потянулись в раздевалку, переговариваясь прерывающимися, но довольными и возбужденными голосами.
Поднявшись, Энцо увидел, как Бертран смеется, перекидываясь шутками с группой учениц. При всем своем отвращении к лицевому пирсингу и жестким от геля торчащим прядям с осветленными концами Энцо не мог не признать, что парень хорош собой. Женщины буквально осаждали инструктора — каждая непременно хотела на прощание поцеловать его в щеку. Бертран выглядел довольным, флиртовал и всячески хвалил спортивные успехи дам, однако его улыбка увяла, когда он заметил Энцо и разглядел металлоискатель. Стряхнув с себя поклонниц, он подошел поздороваться, сверкая бриллиантовой серьгой в ноздре, радужно переливавшейся в солнечных лучах. Энцо нехотя тиснул протянутую руку и с силой пихнул в грудь Бертрану металлоискатель. Энцо был выше, но Бертран отличался крепким сложением и развитой мускулатурой. Стычка молодого самца и матерого секача.
— Я не могу положить детектор в спортзале — это опасно…
— Еще бы не опасно. В моем доме этой штуке тоже не место.
— Справедливо. — Бертран повернулся и пошел к дверям. Энцо последовал за ним через парковку к потрепанному белому «ситроену». Бертран открыл багажник и кинул металлоискатель внутрь, а затем повернулся к отцу своей девушки: — Не очень я вам нравлюсь, да, мсье Маклеод?
— Сообразительный, даром что качок.
В карих глазах Бертрана появилась обида.
— Не понимаю, почему вы ко мне так.
— Потому что не хочу, чтобы Софи тратила жизнь на бездельника вроде тебя. Я видел тебя с этими… ученицами. Ты же настоящий… — Энцо секунду подбирал слово, — жиголо! Мерзость какая!
— Мсье Маклеод, — терпеливо начал Бертран. — Эти дамы платят хорошие деньги, чтобы ходить сюда на фитнес. Ничего плохого в том, чтобы вести себя любезно, я не вижу. Это нужно для дела. Что касается женщин, для меня существует только Софи.
— Она еще не женщина, а молоденькая девушка.
— Нет, она женщина, мсье Маклеод! — Терпение Бертрана начинало иссякать. — Она уже не ребенок. Может, вам пора разрешить ей повзрослеть?
— Не указывай мне, как воспитывать мою дочь! — взорвался Энцо. — Двадцать лет я как-то обходился без чужих советов! Если бы не ты, она осталась бы в университете. Софи зачеркнула свое будущее — и ради кого? Ради безмозглого болвана, который головой только ест и с утра до вечера скачет перед толпой потных баб не первой свежести! Какие перспективы у нее с тобой?
Краски сбежали с лица Бертрана. Он смотрел на Энцо, едва сдерживаясь, дрожа от унижения.
— Видите спортзал? — ткнул он пальцем на клуб. — Он мой. Я его с нуля создал, сам заработал на ремонт и материалы. Здесь же ничего не было, заброшенная мастерская! Мой отец умер, когда мне исполнилось четырнадцать, у матери не было денег на колледж, я сам себя обеспечивал. Вкалывал на двух работах, без выходных, в обе смены!
Энцо уже сожалел о своих словах.
— Слушай, — начал он, решив как-то загладить свою резкость. Но Бертран не закончил.
— У меня там на стене висит диплом. Я был лучшим на потоке. Вы знаете, как он мне достался? Десять каторжных месяцев в Центре народного образования и спорта в Тулузе! Я изучал анатомию, физиологию, бухгалтерию, диетологию, развитие мышц. Знаете, сколько у них каждый год заявлений о приеме?
— Нет, — покачал головой Энцо.
— Сотни! А сколько они принимают, знаете? Двадцать. Экзамен по физической подготовке — двадцать подтягиваний на турнике, двадцать выжиманий в упоре, сорок отжиманий на брусьях, двадцать приседаний и столько кругов по стадиону, сколько сможешь за двадцать минут. Затем письменный экзамен — общие знания. Устный доклад о целях и мотивации, полчаса отвечаешь на любые вопросы, которые преподам взбредет в голову задать. Да в университет поступить легче, чем туда! — Бертран перевел дыхание. — Так что нечего называть меня бездельником, мсье Маклеод. Может, я и заслуживаю пары эпитетов, но уж точно не этого. Я делаю то, что умею, и умею делать это хорошо. Я вкалывал, как раб на галерах, чтобы заработать. А что касается Софи, я сделал все, убеждая ее остаться в университете. Она сама уперлась и решила бросить. Сказала, нет смысла тратить время, пытаясь сравниться с ее гениальным отцом.
Пораженный, Энцо не нашелся с ответом, чувствуя, что краснеет.
— Спасибо, что принесли металлоискатель. — Бертран повернулся и ушел в спортклуб.