- С психическими проблемами?.. - повторила я.
- А что вы на меня так смотрите? - с досадой отозвался Капитонов, сунул в рот новую сигарету и пыхнул зажигалкой. - У Богаевской маниакально-депрессивный психоз. Вы удовлетворены? - Он нервно затянулся. - Не реже раза в год она отлеживается в одной швейцарской клинике, у нее и гастрольный график построен в строгом соответствии с этой.., м-м-м.., традицией. Благоприобретенной, насколько я понимаю.
Так вот в чем дело: Богаевская психически ненормальный человек! Черт, как же я сразу это не поняла! Ведь в ее глазах определенно было что-то такое, и в ее необыкновенном бархатном голосе...
А Капитонов выдал мне очередной сюрприз:
- У Бессараб, кстати, те же проблемы. Они, видно, и сошлись на этой почве. И это их сближение не пошло на пользу ни первой, ни второй, только, как говорится, все усугубило. Им бы больше общаться с нормальными людьми, а они устроили себе такой маленький филиал швейцарской клиники, мини-дурдом, если хотите. Надо полагать, в перерывах между репетициями они занимались самоанализом, с увлечением растравляя старые раны. А тут еще их достаточно нетрадиционные отношения, которые только все усложняли.
- Нетрадиционные отношения, - эхом повторила я, - это как?
- Скажем, они любили друг друга чуть больше, чем подразумевает под собой понятие женской дружбы.
"Они любили друг друга чуть больше..." В здание аэропорта они вошли обнявшись. Майя заботливо поддерживала Богаевскую и отгоняла от нее Вислоухова со своим микрофоном, а позади плелся импресарио с чемоданом на колесиках... Импресарио!
- А ее импресарио?..
- Он здорово нам помог, - кивнул Капитонов, - но где сейчас Богаевская, он не знает. Похоже, она исчезла ночью, как раз после вашего глупого звонка и того сообщения, что вы оставили на ее автоответчике.
- Ну вот, со всех сторон я виновата, - пробормотала я.
- А вы как считаете? - отпарировал Капитонов, впрочем, достаточно беззлобно. - Вам бы не помешало крепко подумать, прежде чем затевать такие игры.
- Еще бы, - задумчиво произнесла я. - В такие игры играют только тигры...
- Что-что? - не понял Капитонов. Но я так и не успела расшифровать свою глубокую мысль, потому что в наш разговор вмешалось какое-то резкое и отрывистое дребезжание. Капитонов пошарил рукой в кармане пиджака, и дребезжание прекратилось. А потом поднес к глазам небольшой плоский предмет. Пейджер, не сразу сообразила я.
Выражение лица Капитонова сразу стало озабоченным: дорого бы я дала, чтобы узнать, какое сообщение пришло к нему на пейджер. Затем он поднялся со стула и, застегивая пальто, объявил:
- Разговор наш не окончен. Подозреваю, что у вас за душой есть еще немало чего мне сказать. Да и у меня вам тоже. Сейчас у меня есть экстренное дело, но попозже я с вами свяжусь. Попрошу только до этого момента ничего не предпринимать. Надеюсь, это не очень обременительная просьба?
Я промолчала.
- Да, - он задумался, - если вдруг появится что-нибудь срочное, попробуйте найти меня по этому телефону. - И он сунул мне визитку, на которой были только его фамилия, имя, отчество и также номер телефона. И никаких намеков на ведомство, к которому он принадлежал.
Я проводила его до двери, а потом вернулась на диван. Теперь мне было так жарко, что я стащила свитер. Решив, что у меня температура, я сходила на кухню, нашла в аптечке градусник и сунула его под мышку. Когда минут через пять я на него посмотрела, ртуть замерла на отметке тридцать восемь и один. Хорошенькое дельце: ко всему прочему у меня еще и грипп, а может, и ангина. Надо бы наглотаться каких-нибудь антибиотиков и прилечь, а прежде поесть, если кусок в рот полезет. В общем, я только собралась пошарить в холодильнике на предмет обнаружения в нем чего-нибудь съедобного, распахнула дверцу и замерла: да ведь я знаю, где сейчас может быть Елена Богаевская!
***
Главная проблема была подобрать, что мне надеть, ведь красное пальто после соляной кислоты годилось разве что на то, чтобы исполнять роль половой тряпки. Еще его можно было бросить в прихожей и вытирать о него башмаки хоть до дырок в подошвах. Впрочем, я о нем ни минуты не жалела, напротив, была довольна, что одной проблемой в моей жизни стало меньше. А то бы и дальше тихо комплексовала по поводу его кумачового цвета, но упорно продолжала носить только для того, чтобы никто не заподозрил меня в неуверенности. Нет уж, что угодно, только не это.
Порывшись в стенном шкафу, я с тяжким вздохом остановила выбор на толстой куртке на синтепоне. Не совсем по погоде, учитывая нынешнюю оттепель, но если принять во внимание мою простуду, не так уж это и плохо. Подумав, я даже шапку надела, что случается со мной крайне редко. Кстати, натягивая ее перед зеркалом, я обратила внимание, что губы у меня пунцовые, а глаза лихорадочно блестят: тридцать восемь и один как-никак.
На улице было сыро и слякотно, и мои ноги разъезжались на раскисшем снегу. Еще и автобус пришлось ждать минут десять, и за это время я успела основательно продрогнуть, несмотря на толстую куртку и шапку. А когда он наконец подъехал, то был забит под завязку, так что мне пришлось довольствоваться уютным местечком на подножке. Просто чудо, что я добралась до своей цели в целости-сохранности, а не по частям. Правда, чувствовала я себя, мягко говоря, неважно и, пока поднялась на четвертый этаж, выдохлась, как при восхождении на Эверест. А потому, прежде чем нажать на звонок, я немного постояла, прижавшись лбом к двери, за которую так стремилась. К двери Ираиды Кирилловны Радомысловой.
- Иду, иду! - раздалось из глубины квартиры. И это вместо традиционного: "Кто там?"
Дверь распахнулась: я увидела, как возбуждение на лице Радомысловой уступает место разочарованию:
- Вы?
- Где Елена Богаевская?
- Что?!
Я молча ее отодвинула - она была невесомая, как облако, - и решительно шагнула вперед на звуки фортепьяно. В комнате кто-то энергично нажимал на клавиши, выжимая нервные арпеджио.
- Что это значит? - встревоженно окликнула меня Радомыслова, но я ее уже не слушала.
Откуда-то выскочил рыжий кот и бросился мне под ноги. Я не успела увернуться и наступила ему на лапу. Кот отчаянно взвыл и отпрыгнул в сторону.
Бросив короткий взгляд на кухню - там никого не было, - я вбежала в комнату и остолбенела: за фортепьяно сидела девчонка лет четырнадцати, по-моему, та, которую я уже видела при первом посещении Радомысловой.
Девчушка обернулась ко мне и растерянно сказала:
- Здрасьте.
Я только тупо на нее смотрела.
За моей спиной молчаливым изваянием застыла Радомыслова, с которой мне теперь предстояло объясняться. Но оправдываться мне не пришлось, выручила меня ученица Ираиды Кирилловны, обронившая невзначай:
- А я думала, это тетя Майя...
- Танечка... - только и сказала Радомыслова и бессильно опустилась на стул. На колени к ней сразу запрыгнул кот и обиженно заурчал, видимо жалуясь на меня.
У меня была жуткая слабость, а между лопаток бежал холодный пот. Я расстегнула куртку и для надежности привалилась к стене.
- У вас была Майя, - сказала я, впившись взглядом в лицо Радомысловой. Значит, была и Богаевская. Вы знаете, где она сейчас?
- Честное слово, не знаю, - тихо ответила старая учительница, - не знаю.
- Не знаете?! - воскликнула я возмущенно. - Да ведь она была у вас в тот раз, когда я к вам приходила, и вы не пустили меня на порог, помните?
Седая голова Радомысловой по-старушечьи затряслась:
- Нет, тогда у меня была Майя. Она приехала из аэропорта буквально за пятнадцать минут до вашего прихода, а.., а Леночка, она уже тогда исчезла.., и Майя приехала ее искать...
- Искать? Это правда? Вы и в самом деле не знаете, где сейчас Богаевская?
- Клянусь вам...
- А про то, что у нее психическое расстройство?..
- Господи... - прошептала Радомыслова и побледнела. - В первый раз слышу... Майя тоже куда-то пропала, и я за нее волнуюсь... Возможно, она уже в Москве...
- Майя сейчас в больнице, - устало выдохнула я и посмотрела на ученицу Радомысловой, замершую у пианино.
- В больнице? Что с ней? - вскрикнула Радомыслова.
- Разрыв селезенки, сотрясение, переломы, - перечислила я Майин "букет". Уточнять, кому она им обязана, я не стала.
- Как это? - не поверила Радомыслова. - Какие переломы?
- По-моему, закрытые, - сказала я, плавясь в очередном приступе жара, из-за которого мой свитер спокойно можно было выжимать.
Радомыслова неожиданно резво, совсем по-молодому вскочила со стула:
- В какой она больнице?
- В третьей...
- Танечка, - Радомыслова обернулась к своей ученице, - на сегодня урок окончен, продолжим в субботу. Мне нужно срочно уйти.
Танечка безропотно поднялась с вертящегося круглого табурета и принялась сосредоточенно укладывать ноты в папку. Радомыслова отправилась в прихожую надевать пальто, а я крикнула ей вслед:
- Еще неизвестно, пустят ли вас к ней! Радомыслова мне ничего не ответила. Обливаясь потом, я поплелась за ней, соображая, что мне следовало сообщить обо всем Капитонову. Еще я вспомнила, как он мне строго-настрого приказал ничего не предпринимать, и задумалась, стоит ли рассматривать мой визит к Радомысловой в качестве нарушения этого табу. Чтобы хоть как-то смягчить санкции, которые грозили мне со стороны Капитонова, я стала уговаривать Радомыслову не ходить в больницу. Та упрямо твердила одно:
- Нет, я должна, я должна ее видеть. Может, она знает, где находится Леночка...
Физических сил для того, чтобы задержать преданную Богаевской учительницу, у меня не было, поэтому мне пришлось плестись вслед за ней. Хорошо еще, что она догадалась поймать такси, потому что в моем теперешнем состоянии переполненный автобус доконал бы меня окончательно.
***
- Ой! - сказала медсестра Анечка. - Вы опять к нам? - Между прочим, на ее столике до сих пор стояли мои розы и выглядели, будто только что из оранжереи. То ли она знала, что добавлять в воду, то ли само свежее Анечкино личико и чистое дыхание благотворно действовали на хрупкую голландскую продукцию.
- Я только кое-кого проведать! - предупредила я и сразу же нацелилась взглядом на служебный телефон. - Можно от вас позвонить?
- Ну да, - не очень уверенно разрешила опешившая Анечка.
Я запустила руку в карман куртки и, зацепив ногтями, выскребла из него визитную карточку, оставленную мне Капитоновым, которую я, отправляясь к Радомысловой, предусмотрительно прихватила с собой.
Пока я набирала номер, Анечка пререкалась с Радомысловой. Учительница пыталась прорваться в реанимацию к Майе, а бдительная Анечка ее не пускала. Странно, но молодой человек с газетой, которого я видела накануне, поблизости не наблюдался.
Мне наконец ответили. Я спросила Капитонова и узнала, что его нет, но он будет "с минуты на минуту".
- Что ему передать?
- Передайте, что ему звонила Алтаева... Пусть он срочно приедет в третью больницу. - Я положила трубку и поспешила к реанимационной палате, у дверей которой Анечка жарко спорила с Радомысловой.
Старая учительница пыталась прорваться к Майе, Анечка же ей упорно препятствовала и даже обещалась призвать на помощь охрану. При этом она нервно оглядывалась по сторонам, наверное, тоже недоумевала, куда подевался парень с газетой.
Пришлось мне вмешаться:
- Не надо охраны, давайте попробуем договориться.
К счастью, мои в высшей степени разумные доводы возымели действие на обеих. Словесная перепалка, в которой больше усердствовала Анечка, прекратилась. Я воспользовалась образовавшейся паузой и объявила:
- Мы никуда не будем ломиться, скромно посидим в коридоре и подождем, когда придет один человек, который поговорит с врачом, и уж если тот разрешит, поговорим с Майей.
И я осторожно взяла за локоть Радомыслову, дабы показать Анечке, что мы вместе и я ручаюсь за строгое соблюдение нашего договора.
Анечка протяжно вздохнула:
- Сидеть будете рядом со мной, чтобы были у меня на глазах.
- Конечно, конечно, - безропотно согласилась я и тихонько потянула старую учительницу за рукав пальто. А она все никак не могла оторваться от окна, за которым лежала бледная и какая-то совершенно неземная Майя. Глаза у нее были открыты, и это была единственная перемена, обнаруженная в ней мною по сравнению со вчерашним днем. Не знаю, слышала ли она что-нибудь сквозь стекло, но наши разговоры ее явно не трогали.
- Ну пойдемте, пойдемте, - вполголоса попросила я Радомыслову, - а то нас выставят отсюда.
- Но я должна с ней поговорить, - твердила та как заклинание.
Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы в конце коридора не хлопнула дверь. Я оглянулась и увидела кургузую фигуру Капитонова, который топал в нашу сторону, сосредоточенно глядя под ноги, будто в надежде обнаружить потерянный кем-то толстый кошелек. Это его явление неожиданно прибавило мне бодрости, и я кинулась ему навстречу:
- Хорошо, что вы так быстро!
- Что? - Он перестал созерцать линолеум, которым устлан больничный коридор, и уставился на меня в некотором удивлении. - А что вы здесь, собственно, делаете?
- А вам разве не передали? Я же звонила...
- Да нет, пока не передали. Ладно, рассказывайте, что у вас тут случилось.
Но рассказать, что случилось, я не успела, потому что меня опередила Анечка, заверещавшая на весь коридор:
- Ну куда она пошла, да что же это такое, в конце концов!
Мы с Капитоновым переглянулись и, не сговариваясь, дружно кинулись вслед за старой учительницей, которая воспользовалась замешательством и проскользнула за дверь реанимации. Причитающая Анечка - за нами.
А Радомыслова уже успела склониться над лежащей Майей и спросить прерывистым голосом:
- Майечка, а Леночка где? Где она, Майечка? Майя никак не отреагировала на ее вопрос и продолжала равнодушно созерцать больничный потолок.
- Ираида Кирилловна! - окликнула я громким шепотом старую учительницу.
Она обернулась, и я увидела, что по ее бледному, осунувшемуся лицу текут беззвучные крупные слезы.
Подоспевшая Анечка не стала ничего говорить, просто выставила нас всех из палаты, плотно закрыла дверь и вызвала по телефону врача.
- Вот и хорошо, - сказал Капитонов в коридоре, хотя понять, что именно "хорошо", мне лично было трудно. Посмотрел долгим взглядом на плачущую Радомыслову и достал из кармана свое знаменитое удостоверение. С его помощью проделал перед лицом учительницы молниеносный фокус, который я уже успела оценить в свое время, и велел бодрым тоном:
- А теперь рассказываем, спокойно и по порядку.
Радомыслова еще раз всхлипнула, вытерла глаза платком и заговорила, как бы жалуясь:
- Она, Майя, появилась у меня во вторник утром... Сказала, что Леночка... Елена Богаевская, пропала и что она, наверное, в городе. А позавчера она сама ушла и не вернулась.
- Понятно, - кивнул Капитонов. - Это все?
- Н-нет. - Радомыслова затрясла головой. - Майя рассказала мне, что тогда случилось с Леночкой, что случилось пятнадцать лет назад. Это.., это было ужасно! Так поступить с этим талантливым, этим чистым существом... Почти святым... Это ужасно! - повторила она и закрыла лицо руками.
- Ну-ну, я вас слушаю, - подбодрил ее Капитонов и даже положил руку ей на плечо. - Так что же случилось пятнадцать лет назад?
Стоит ли уточнять, как я себя чувствовала при этом!
- Ее изнасиловали, - тихо сказала Радомыслова, опустив голову, - всех подробностей я не знаю. Но, по-моему, это.., как это называется.., групповое изнасилование. В общем, этих негодяев было несколько человек, если их можно считать людьми. А ей, а ей тогда исполнилось только восемнадцать...
Глава 26
Если бы не шапка, мои волосы, наверное, встали бы дыбом после того, что я услышала. Но это было еще не все.
- Кто это сделал? - осведомился Капитонов своим невозмутимым деловитым голосом. - Кто изнасиловал Богаевскую?
Голова у Радомысловой затряслась.
- Этого я не знаю. Майя мне не сказала... Она только мне... В общем, это были какие-то люди при должностях, и потом они пригрозили Лене и ее матери, велели, чтобы они молчали. И тогда они уехали из города, к родственникам Лениной матери, в Ленинград, то есть Петербург. Теперь Петербург... Все... Она не была здесь пятнадцать лет... Господи, да где же она?
Я перевела взгляд на Капитонова, лицо которого оставалось непроницаемым. Интересно, что он думал обо всем этом? Я, например, уже догадалась, кто был одним из насильников, - Пашков!
И Елена Богаевская узнала его в аэропорту. Конечно, конечно же... Потом она вернулась в Москву... Дальше... Дальше! А вдруг она причастна к первому покушению на Пашкова? Бред, не могу представить ее со снайперской винтовкой! А впрочем, зачем ей стрелять самой? Она вполне состоятельная женщина, чтобы нанять для этих целей профессионала. Неужели все так просто? А Наташа, как же Наташа?
- В чем дело? - раздался за спиной мужской голос, прервавший мои лихорадочные размышления.
Это был высокий брюнет в белом халате, очевидно, доктор, которого вызвала Анечка. А рядом с ним я заметила того самого парня - читателя газет, тот что-то спешно дожевывал с самым что ни на есть виноватым видом. И неспроста, потому что Капитонов немедленно спустил на него собаку.
- Ты где был? - рявкнул на него Капитонов.
- Да я в столовую, на минуточку, - принялся оправдываться парень.
Капитонов ему больше ничего не сказал, зато так посмотрел, что слова и не понадобились. Парень весь съежился и безропотно занял свой пост у двери в реанимацию.
После чего Капитонов переключился на доктора:
- Я уже был здесь сегодня, и мне было позволено поговорить с пострадавшей. Могу ли я повторить эту попытку?
- Минуточку. - Доктор шагнул за дверь палаты, а когда вернулся спустя минуту, произнес, пожимая плечами:
- Физическое состояние у нее стабильное, по всей вероятности, завтра мы ее переведем в обычную палату. Что касается остального... - Он понизил голос:
- Честно говоря, мы собираемся вызвать к ней психиатра.
- Так я могу с ней поговорить? - напомнил Капитонов.
- Попробуйте, - индифферентно пожал плечами доктор, - если она вам что-нибудь скажет. Только недолго. - И окликнул медсестру:
- Анюта, организуй халат товарищу!
Анечка принесла халат, и Капитонов скрылся за дверью реанимации, а мы с Радомысловой, словно по команде, приникли к стеклу выходящего в коридор окна.
Капитонов стоял к нам спиной, и мы не слышали, что он говорил, зато хорошо видели спокойный и бесстрастный профиль Майи. И мне не нужно было напрягать ни слух, ни зрение, чтобы понять: Майя не отвечала.
- Молчит... Но почему она молчит? - простонала рядом со мной Радомыслова.
Я опять не успела и глазом моргнуть, как она сунулась на "запретную" территорию. С моей стороны было бы глупо не последовать за ней, и спустя минуту мы обе уже стояли рядом с Капитоновым.
Он вопросительно посмотрел на нас.
- Может, она хоть мне что-нибудь скажет... - взмолилась Ираида Кирилловна, озабоченная судьбой любимой ученицы.
- Попробуйте. - Капитонов отошел в сторону. Радомыслова клятвенно сложила руки на груди и забормотала:
- Майя, Майечка... Ну скажите, скажите, где Леночка? Что случилось? Ну скажите мне, скажите...
Мраморно-белая Майя молчала.
Учительница снова заплакала, я взяла ее за руку и повела к двери. Капитонов тоже собрался уходить, и тут до нас донеслась тихая и непонятная речь. Мы, все трое, замерли и, втянув головы в плечи, стали внимать Майе, которая наконец заговорила, заговорила, но совсем не о Богаевской.
И опять, не сговариваясь, мы сгрудились вокруг Майи, растерянно слушая ее страстный, но странный монолог.
- Мужчины, - изрекла Майя бесплотным шелестящим шепотом, - мужчины.., эти лживые, грязные животные... Эти биороботы, предназначенные только для собственного воспроизводства... Они тискают вас, не заботясь о том, что вы при этом чувствуете. Они говорят вам: "Давай быстрей-быстрей, а то у меня ничего не получится", не догадываясь, что у них не получится в любом случае... Они, они... - Она говорила все тише и тише, паузы между словами становились все продолжительнее. В конце концов она замолчала на полуслове.
Капитонов, воодушевленный этой сумбурной речью, возобновил попытки узнать хоть что-нибудь о Богаевской:
- Майя, Майя, вы меня слышите? Что вы знаете о Елене Богаевской? Где она сейчас?
Майя не отвечала, и ее заострившийся профиль был все таким же бесстрастным. Она не произнесла больше ни слова.
***
Я проводила Радомыслову до остановки и посадила в автобус. И уже с подножки она в сто первый раз задала все тот же вопрос:
- Где же все-таки Леночка?
Я отвела взгляд. Черт его знает почему, но меня не покидало чувство, будто я, если бы вела себя с самого начала немножко по-иному, теперь бы знала, что ей сейчас ответить. Вот и Капитонов не то чтобы обвинил меня, но вскользь заметил, что именно мой ночной звонок и сообщение, оставленное на автоответчике, заставили Богаевскую очертя голову сорваться в неизвестность. Ищи ее теперь. Хотя.., как именно "по-иному" я могла себя вести? Если только вообще никак, то есть ни во что не вникать. Я поправила на шее шарф, подняла воротник и перешла улицу - мой автобус останавливался на противоположной стороне, в двухстах метрах, - прибавляя шаг. Тут позади меня раздался короткий автомобильный сигнал.
Я остановилась и покосилась на простецкие синие "Жигули", притормозившие неподалеку, но так и не смогла рассмотреть сидевшего за рулем человека. Тогда он приоткрыл дверцу и голосом Капитонова приказал:
- Да садитесь же вы, в конце концов. Я пожала плечами и послушно выполнила повеление Капитонова, устроившись рядом с ним. А Капитонов тронул машину и, не отрывая взгляда от дороги, процедил сквозь зубы:
- Богаевская в городе.
- Я так и знала! - В сердцах я стукнула себя ладонью по колену.
- Уж не знаю, что вы там знали, - проворчал Капитонов, - но она прилетела сюда ночью во вторник, на пару часов раньше Майи, предыдущим рейсом. Правда, это все, что о ней известно, дальше следы теряются. Ни в одной из городских гостиниц она не зарегистрирована, и где она может быть сейчас, неведомо. По крайней мере, из города она не выезжала. Точнее, не вылетала, только это можно утверждать со стопроцентной гарантией. Что касается поездов или, скажем, автобусов... - Он усмехнулся. - Впрочем, теоретически она могла уйти и пешком...
- Пешком... - отозвалась я эхом. Сдается мне, Капитонов думал о том же, что и я. Он думал, имеет ли отношение Елена Богаевская к тому выстрелу из снайперской винтовки, что по ошибке уложил Веньку Литвинца, и, не сомневаюсь, эта версия значилась у него под первым номером. А за ней уже все остальные, сколько бы их ни было.
- А посему, - продолжал Капитонов, - вы, уважаемая, остаетесь одной из немногочисленных персон, у которых Богаевская может рано или поздно объявиться, опять же теоретически, разумеется. - Он помолчал и добавил:
- Ну, еще у этой учительницы... Объявляю вам за нее благодарность, хоть вы и пренебрегли моей просьбой не предпринимать самостоятельных шагов.
- А родственники? У нее здесь нет никаких родственников? - попыталась я выяснить то, что меня давно занимало.
- Есть... - нехотя ответил Капитонов. - Одна родственница, дальняя в общем-то, двоюродная тетка. Живет в области, в восьмидесяти километрах от города... Она тоже ничего не знает о Богаевской и последний раз ее видела, когда нашей приме было лет двенадцать-тринадцать.
И он замолчал. Я тоже. Я думала, как бы поаккуратнее задать вопрос, который не давал мне покоя. В конце концов пошла напролом:
- Вы думаете, что это Богаевская организовала покушение на Пашкова? Капитонов поморщился:
- Частный сыск - это ваше хобби, так надо понимать?
И больше ничего.
Но я уже не могла остановиться: меня просто распирало изнутри от скопившейся во мне информации, которой я должна, нет, просто обязана была дать выход, причем немедленно:
- По крайней мере, не станете же вы утверждать, что не видите прямой связи между историей Богаевской и тем, что случилось в нашем городе в последние дни? Ведь все так очевидно! Пашков был одним из тех.., тех подонков, которые изнасиловали Богаевскую пятнадцать лет назад. Помните, как сказала учительница, насильники были "при должностях", а потому родители Богаевской не стали сообщать о том, что случилось с их дочерью, в милицию. Между прочим, в то время Пашков был секретарем райкома комсомола... Дальше, через пятнадцать лет Богаевская, успевшая стать знаменитостью, приезжает в родной город, чтобы поддержать кандидата на губернаторскую должность, и уже в аэропорту узнает в этом кандидате человека, который ее изнасиловал! Не знаю, как вы, а я вполне допускаю, что она могла организовать покушение на Пашкова. Она хотела ему отомстить, понимаете, она хотела ему отомстить! И, прошу заметить, меня лично это нисколько не удивляет и - думайте обо мне что хотите! - не возмущает. Может, окажись я на ее месте, то поступила бы точно так же!
- Спасибо, я это учту, - буркнул Капитонов, а я с удивлением обнаружила, что машина, в которой мы сидели, находится в десяти метрах от подъезда моего дома. Я и не заметила в запале своей пламенной речи, что мы уже приехали. - Я непременно учту эту особенность женской психологии.
Меня не на шутку раздражала эта его показная невозмутимость. Он словно бы указывал мне мое место, словно бы говорил: "Не считай себя такой уж умной".
Наверное, он догадался, какие чувства меня обуревают, потому что все-таки объяснил мне мотивы своего поведения:
- Я ничего не имею против этой вашей версии, но пока что у нее нет доказательств. Вы утверждаете, что Пашков был одним из насильников, но пока этого не подтвердит сама Богаевская, это всего лишь догадка. И не более. Поэтому чем скорее мы найдем примадонну, тем лучше, и я искренне надеюсь, что, если она вздумает к вам прийти, вы не станете изображать из себя мисс Марпл, а оперативно сообщите мне об этом визите. Договорились?
- Договорились, - подтвердила я без особого энтузиазма.
- И впредь никаких оргвыводов, - предупредил он официальным тоном. - Прошу учесть, что я веду с вами достаточно откровенные беседы только потому, что немножко знаком с вашим.., скажем так, послужным списком.
- Это комплимент? - уныло поинтересовалась я.
- Комплимент, - кивнул Капитонов.
- Спасибо, вы очень любезны, - фыркнула я и распахнула дверцу. Уже поставив одну ногу на землю, я обернулась к Капитонову:
- Неужели эта сволочь Пашков вывернется? Неужели вывернется? После всего! Нет доказательств? А Майя? Ведь не просто так она плеснула в него кислотой? И Потом, потом... Я думаю, то приключение с Богаевской было у него не единственным, я, я.., я в собственных руках держала одну фотографию, на которой он запечатлен с бабенкой на коленях!
Капитонов тяжело вздохнул и распорядился:
- Закройте дверь - дует. Я подчинилась.
- А теперь будем разговаривать дальше, - многозначительно объявил он, но, учтите, это будет очень приватный разговор, о котором вы постараетесь забыть так скоро, как только возможно. Вы уже вся внимание?
- Вся, - насторожилась я.
- Ну тогда мотайте на ус. Похождения Пашкова в его бытность молодежным вожаком в нашем замечательном городе хорошо известны. И не только мне, но и тем людям, которые очень хотели бы его видеть на должности губернатора.
- Вы имеете в виду тот "серьезный капитал", который за ним стоит? ввернула я.
- Я же вам велел слушать, - напомнил мне Капитонов, - слушать. Мне всегда казалось, что умение слушать всегда отличает профессионального журналиста от какого-нибудь выскочки-дилетанта.
Я безропотно проглотила очередной "комплимент", только губы поджала.
- Ну тогда слушайте дальше. Так вот, люди, проталкивающие Пашкова к заветному креслу, давно закрыли глаза на его давние грешки. Я даже догадываюсь почему. Может, им не нужен кристально чистенький протеже, всегда лучше иметь такого, которого есть чем шантажнуть. Так что я вам очень не советую заниматься моральным обликом Пашкова, пусть он вас не заботит. И вообще... Капитонов задумался. Похоже, он подбирал такие слова, которые значили бы как можно меньше. - Вам стоит держаться от всего этого подальше, потому что, уж поверьте мне, в таких делах очень трудно находиться над схваткой. Случается, что некоторые думают, будто ведут сольную партию, в то время как в действительности они всего лишь пляшут под чужую дудку.
Наверное, последнюю фразу он мне сказал не из бескорыстной любви к афоризмам, но я оставила ее без комментария. У меня было что еще сказать ему, хоть он и хотел, чтобы я только слушала.
- Хорошо, - выдала я свой последний козырь, - а как же тогда некая Надя, которая сначала бегала с фотографией пьяного Пашкова с девочкой на коленях, а потом повесилась?
Капитонов совсем не удивился моей осведомленности, только заметил будничным тоном:
- Про все-то вы знаете, как я посмотрю. Я потрясен.
- Зато меня поражает ваше спокойствие, - отпарировала я и толкнула дверцу. В этот раз я уже не собиралась возвращаться.
- Не забудьте о нашем договоре, - бросил мне вслед Капитонов.
- Что вы, что вы, как можно, - буркнула я и направилась к подъезду, вспоминая на ходу, что так и не зашла в аптеку, чтобы купить себе что-нибудь от простуды.
Пришлось мне лечиться традиционными методами. Благо в кухонном шкафу обнаружилась банка изрядно засахарившегося меда. Выпив литра полтора чая с этим самым медом, я укуталась в одеяло и рухнула на диван. Примерно через десять минут одеяло уже можно было выжимать, да и меня с ним заодно. Зато температура упала чуть ли не до отрицательных значений. По крайней мере, когда я коснулась согретой под одеялом рукой собственного лба, он мне показался холодным, как гранитное надгробие. А потом меня стала охватывать дрема, которую нарушил противный требовательный звонок.
Вставать мне совершенно не хотелось, но я вспомнила, что Капитонов почему-то не исключал вероятности появления у меня Елены Богаевской, хотя я плохо себе это представляла. Звонили, правда, не в дверь, а по телефону. Ладно, будем считать, что она решила предупредить меня о своем визите. Чертыхаясь и ругая саму себя за то, что не догадалась перетащить телефон поближе к дивану, я, как была в одеяле, поплелась в прихожую.
- Ну, где тебя носило весь день? - выдала мне трубка, едва я успела поднести ее к уху. Ледовский!
- Разве я под домашним арестом? - огрызнулась я и посмотрелась в висящее на стене зеркало. Удивительное дело, лихорадка прибавила мне красок, по крайней мере, такого румянца у меня сроду не было.
- Я же за тебя волнуюсь, - обиделся Ледовский.
- И напрасно.
- А что это у тебя голос такой странный? Надо же, какой внимательный!
- Горло болит немного, - призналась я, переминаясь с ноги на ногу. Стоять босиком на прохладном полу было даже приятно, но не очень полезно.
- Чем ты там лечишься? - продолжал проявлять подозрительное беспокойство Ледовский.
- Глубоким сном, но мне все время мешают.
- Извини, - сказал Ледовский и пообещал:
- Завтра я к тебе заскочу.
Я положила трубку на рычаг и вернулась на диван. На этот раз сон ко мне не торопился, и я волей-неволей вернулась к тому, вокруг чего непрестанно крутились мои мысли, а еще к недавнему разговору с Капитоновым, а разговор этот был в высшей степени странным. Особенно эта непонятная фразочка... Как же он сказал, дай Бог память?.. А, "некоторые думают, что ведут сольную партию, а сами пляшут под чужую дудку". Нет, кажется, он сказал чуть-чуть позамысловатее, но по крайней мере за смысл я ручаюсь. Гм-гм, на что, интересно, он намекал? Ох, не люблю я такие скользкие выраженьица!
Глава 27
Ледовский и в самом деле явился, едва рассвело. И не один, а вместе со своим водителем, притащившим большую картонную коробку, которую он, скромно потупившись, оставил в прихожей и тут же удалился.
- Это что? - спросила я, несколько опешив.
- Это все необходимое для того, чтобы ты не умерла с голоду, - пояснил Ледовский.
Я присела на корточки и заглянула в коробку: она была набита продуктами под завязку, а сверху лежали апельсины и здоровый ананас.
- Ешь ананасы, рябчиков жуй... - глупо хмыкнула я, не зная, как отнестись к подобным проявлениям почти отеческой заботы к моей собственной персоне.
- Рябчиков там нет, - поправил меня Ледовский и, подхватив коробку, отнес ее на кухню.
Я, все еще пребывающая в некоторой прострации, проследовала за ним и меланхолично наблюдала, как он выгружает из коробки щедрые дары супермаркета и раскладывает их по пустым полкам моего холодильника.
- А это съешь сейчас. - Он оставил на столе две пластиковые упаковки - в таких упаковках в дорогих магазинах продают салаты чуть ли не на вес золота и стаканчик йогурта.
Я опустилась на табурет и задумчиво посмотрела на все это невиданное изобилие, в смысле невиданное в стенах моей кухни. И не по той причине, что я не могла заработать себе на хлеб насущный, а в связи с общей безалаберностью моего жизненного уклада.
- Ну что сидишь, давай работай челюстями, - подбодрил меня Ледовский. - А то ведь скоро совсем на нет сойдешь.
- А ты уверен, что мне все это можно?
- В каком смысле? - насторожился Ледовский.
- В том, что выходящим из длительной голодовки рекомендуется начинать с легких протертых супчиков, а еще лучше - это, как его... - я щелкнула пальцами, - искусственное питание, с помощью капельницы, например...
- Издеваешься? - оскорбился Ледовский, видимо не ожидавший такого пренебрежения к собственной благотворительности.
- Ага! - просто ответила я и подвинула к себе упаковку с салатом, рассмотрела цену и присвистнула:
- Ого!
Ледовский покачал головой:
- Какая ты все-таки...
- Какая? - Я напружинилась, как кошка перед прыжком.
- Ты как кактус, который раз в десять лет цветет, а все остальное время колется. М-да, но все равно находятся идиоты, которые их коллекционируют. Сам видел окна, заставленные разнокалиберными горшочками, и в каждом - по кактусу, - сказал Ледовский, протопал в прихожую, и уже оттуда до меня донеслось:
- Ладно, я пошел, еще позвоню, а ты лечись.
Я осталась наедине с угрызениями совести. Черт побери, зачем я наговорила Дедовскому гадостей, кто меня, спрашивается, за язык тянул? А все потому, что я не хотела признаться ни себе, ни ему, как меня растрогало его участие. Все это злополучное чувство противоречия, и только.
Спрятавшись за шторой, я выглянула в окно. Напрасная предосторожность: Ледовский ни разу не оглянулся, и уже через минуту его машина сорвалась с места.
Все-таки я съела немного салата, большей частью из чистой любознательности. Ну очень мне не терпелось понять, почему он так дорого стоит. Может, я, конечно, и не самый большой специалист в этой области, но чего-то особенного под пластиковой крышкой обнаружить мне не удалось, салат как салат.
Я уже заканчивала свою роскошную трапезу, когда в дверь снова позвонили. Каюсь, первая моя мысль была совсем не о Богаевской. Я подумала, что вернулся Ледовский, почему, а Бог его знает. Может, потому, что мне этого хотелось?
Однако за дверью стоял Капитонов, который выглядел усталым и озабоченным. И еще смешным, потому что на голове у него была какая-то чудная клетчатая кепка, в которой я его прежде не видела.
- Проходите, - сказала я, дожевывая бутерброд с рыбой.
Капитонов, даже не поздоровавшись, с ходу меня огорошил:
- Вы можете опознать Богаевскую?
- То есть... - растерялась я. - Как это понимать?
- В прямом смысле, - пояснил Капитонов, - мне нужны люди, которые могли бы ее опознать, хотя бы предварительно, прежде чем из Москвы прибудет ее продюсер или, как их, а, импресарио. В этих иностранных названиях черт ногу сломает... Так вот, насчет опознания. Поскольку Майя Бессараб до сих пор находится в невменяемом состоянии, я могу надеяться только на вас и бывшую учительницу Богаевской. На вас, кстати, в большей степени, чем на нее. Во-первых, вы хладнокровнее, во-вторых, вы видели ее на прошлой неделе, а учительница пятнадцать лет назад. Я коснулась пальцами лба.
- Постойте, что-то я не пойму... Почему ее нужно опознавать? Она что, тоже не отвечает на вопросы? Как Майя?
- Тоже не отвечает, - Капитонов отвел взгляд, - с той только разницей, что Майя еще, может, и заговорит когда-нибудь, а Богаевская - уже никогда. По крайней мере, моя обширная практика позволяет мне это утверждать.
- Что... Что вы хотите этим сказать? - Я прогнала догадку, которая меня посетила, уж слишком она была страшна.
- То, что она сейчас в морге, и это еще хорошо.
- Хорошо?!
Капитонов по-прежнему старался не смотреть мне в глаза.
- Ну да, хорошо... Она ведь могла уже быть и в могиле, и тогда дело бы усложнилось. Про крематорий я вообще молчу.
- Она что, мертва?! - У меня появилось острое желание укусить себя за палец, чтобы очнуться и понять, что я не правильно истолковала слова Капитонова.
Но он подтвердил:
- Именно так, а потому мы должны спешить. По дороге захватим учительницу. Боюсь только, с ней придется повозиться, вряд ли она стойко встретит это печальное известие.
- Так мне собираться? - уточнила я, чувствуя неприятную пустоту под ложечкой. Думала ли я еще неделю назад, встречая в аэропорту красивую и цветущую Елену Богаевскую, что очень скоро мне придется опознавать ее в морге? А Венька Литвинец? Ведь и он еще совсем недавно сидел на моем диване, уговаривая меня вступить в команду Пашкова и хвастая фотографией жены роскошной блондинки. В конце концов, что творится в этом городе? А потом я спохватилась: да ведь та, в морге, может оказаться совсем даже и не Богаевской, а другой женщиной. Иначе зачем это опознание? Я уставилась на Капитонова:
- А почему вы вообще решили, что Богаевская в морге, вы что, нашли при ней документы?
- Собирайтесь, я подожду вас в машине. - Это все, что ответил мне Капитонов, и вышел из квартиры.
Я забегала по комнате, лихорадочно стаскивая с себя халат и натягивая юбку со свитером. Потом закрутила вокруг шеи шарф, натянула ботинки, куртку. Шапку на этот раз я надевать не стала, решив обойтись капюшоном. Уже взявшись за ручку двери, я вернулась, чтобы мазнуть по губам помадой, а также сунуть в карман куртки парочку носовых платков: давешняя простуда перешла в следующую стадию, сопровождаемую обильным насморком, который грозил мне немалыми неприятностями еще из-за моей склонности к аллергии.
Капитонов ждал меня в машине не один, а с одним из своих молодых помощников, тем самым, что исполнял роль убиенного Веньки во время знаменитого следственного эксперимента в кабинете Пашкова. Как его там, Севрюков, кажется?
Так вот, этот Севрюков, длиннолицый парень лет двадцати семи, с маленькими невыразительными глазками, был за рулем, рядом с ним расположился Капитонов, а потому мне пришлось довольствоваться задним сиденьем. По этой же причине я больше ничего не спросила у Капитонова, и, до тех пор, пока автомобиль не остановился у подъезда Радомысловой, никто из нас не произнес ни слова.
- Пойдемте со мной, - то ли попросил, то ли приказал мне Капитонов, открывая дверцу.
Я молча подчинилась. Так же молча мы поднялись на четвертый этаж.
На лестничной площадке я отошла в сторону, предоставив Капитонову безрадостную возможность объявить Радомысловой, что ее любимая ученица в данный момент находится в морге.
Капитонов долго держал палец на кнопке звонка, по крайней мере до тех пор, пока за дверью не раздались чуть шаркающие шаги.
- Кто там? - На этот раз старая учительница оказалась более осторожной, нежели вчера, когда она, не раздумывая, распахнула передо мной дверь.
- Это милиция, - отрекомендовался Капитонов. Почему он не решился назвать свое родное ведомство? Может, из скромности?
Дверь медленно, со скрипом отворилась, и я увидела Радомыслову. Честное слово, эта ночь не прошла для нее бесследно: под глазами залегли темные тени, а старческие морщины, прежде почти незаметные, стали глубокими, как впадины.
Капитонов сунул руки в карманы чуть ли не по локоть:
- Ираида Кирилловна, мы за вами.
- За мной? - переспросила учительница дрожащим голосом. - А.., а что случилось? Вы.., вы ее нашли?
- Похоже на то. Войти-то можно? - спросил Капитонов и, обернувшись, посмотрел на меня.
- Проходите, пожалуйста, - засуетилась Радомыслова, при этом ее дрожащая рука, не переставая, теребила верхнюю пуговицу халата.
Капитонов шагнул в прихожую, я понуро поплелась за ним. Дальше все было печально, но без криков и обмороков. Когда Капитонов сообщил учительнице о Богаевской, та ничего не сказала, только с тихим стоном поползла по стене вниз. Капитонов ее подхватил под мышки и потащил в комнату, а мне бросил через плечо:
- Быстро "Скорую"!
Я стала оглядываться по сторонам в поисках телефона, но тут Радомыслова возразила удивительно твердо:
- Все нормально, "Скорая" не нужна... В каком она морге?
На лице Капитонова отразилось недоумение, он осторожно расцепил свои объятия: Радомыслова держалась неколебимо, прямо, как стойкий оловянный солдатик.
- Одну минуту, - сказала она и скрылась в углу, за ширмой. Я еще не успела дух перевести, а она уже стояла перед нами в строгом черном платье с белым, вязанным крючком воротничком. - Я готова.
Капитонов только развел руками и пробормотал себе под нос:
- Тогда по коням.
** В морге я была второй раз за всю свою жизнь. Первый мой визит был даже печальнее нынешнего, но тогда мне, по крайней мере, не нужно было никого опознавать.
- Подождите здесь, - сказал нам с Радомысловой Капитонов и куда-то ушел, оставив нас в маленьком тесном предбаннике, где из мебели были только старый двухтумбовый стол с крышкой, усеянной чернильными пятнами, и колченогий стул, на который я и усадила старую учительницу Елены Богаевской.
Я все еще за нее боялась, а потому робко заметила, заглядывая в ее бледное лицо:
- Может, это еще и не она вовсе...
- Нет, это она, - глухо отозвалась Радомыслова.
Я поежилась:
- Откуда вы знаете?
- Я это еще вчера поняла, не знаю почему... Шестое чувство, наверное...
После этого мы обе замолчали и не проронили ни слова до возвращения Капитонова.
Он пришел минут через пять и сказал просто:
- Пойдемте.
И мы пошли. Радомыслова впереди, а я чуть поотстав и аккуратно подхватив ее под руку. Конечно, она держалась молодцом, но где гарантия, что старушка не упадет в обморок в самый ответственный момент? В любом случае осторожность не помешает.
Капитонов распахнул перед нами неприметную дверь сбоку, мы шагнули через порог и попали в небольшое помещение, в котором стояли несколько столов с металлическим покрытием. На всех лежали человеческие тела, и простыни, как в кино, их не покрывали.
Я человек не самого робкого десятка и имею общее представление, что случится со мной, когда "ходики" в моей груди по какой-то причине остановятся, и все же я замерла. Остановилась у входа, не в силах сделать шага. А Радомыслова пошла вперед, медленно, останавливаясь возле каждого стола. Я оглянулась и посмотрела на Капитонова: тот не выражал ни малейшего беспокойства.
И тут Радомыслова сказала громко и, как мне тогда показалось, торжественно:
- Вот она. И прибавила:
- Какая красивая...
Это ее замечание резануло мне слух, я подошла и остановилась рядом. Мертвая женщина, лежащая на столе, и вправду была Еленой Богаевской. Чтобы понять это, мне хватило одного взгляда. Еще я успела заметить, что лицо у нее грустное-прегрустное, печальное-препечальное, а на шее багровая борозда...
- Вы тоже считаете, что это Богаевская? - Капитонов притронулся к моему плечу. Я подавленно кивнула.
***
Меня так потряс сам факт смерти Елены Богаевской, что я только теперь подумала, что эта смерть была насильственная. И вопрос Радомысловой, обращенный к Капитонову: "Вы знаете, кто ее убил?", застал меня врасплох. Почему же я сама не догадалась его об этом спросить еще у себя дома?
- Кто ее убил? - повторила старая учительница, вцепившись в рукав кожаного пальто Капитонова.
- Об убийстве речь пока вообще не идет, - уклончиво ответил Капитонов.
Я просто физически почувствовала, как глаза мои полезли из орбит: речь об убийстве не идет, тогда о чем она идет вообще?
- Послушайте, - начала было я, но Капитонов незаметно для Радомысловой заговорщицки приложил палец к губам, и я осеклась.
Капитонов же приобнял старую учительницу за согбенные плечи и повел к выходу, уговаривая ее, как маленького ребенка:
- Ираида Кирилловна, мы во всем разберемся и сразу же поставим вас в известность. Обещаю вам, а пока еще очень рано делать какие-либо выводы.
- А Майя? Как же Майя?
- И с Майей разберемся, - щедро обещал ей Капитонов, - обязательно разберемся. С ней уже работает психиатр.., м-м-м.., то есть, я хотел сказать, психолог. Да, да, и вы с ней поговорите, когда можно будет, конечно, поговорите... А сейчас мы вас отвезем домой, и вы там примете что-нибудь от давления. Что, у вас нет гипертонии? Вы счастливый человек, а вот у меня уже есть...
А я шла позади и удивлялась тому, как ловко Капитонов убаюкивал скорбь старой учительницы. То ли этих фээсбэшников специально учат "зубы заговаривать", то ли он сам по себе такой ловкий, хотя на первый взгляд производит впечатление довольно заскорузлого мужлана.
Потом мы вышли из морга и сели в машину. Скоро мы были уже возле дома Радомысловой. Капитонов самолично довел учительницу до квартиры, видимо желая доставить ее на место в целости и сохранности, а я, пока он отсутствовал, оставалась в машине с его молодым неразговорчивым помощником. Не буду описывать мое настроение, ясно, что после таинственного знака "молчок", который мне сделал Капитонов, я мучилась желанием поскорее узнать подробности, не предназначенные для Радомысловой. В том, что они предназначались мне, я не сомневалась.
Капитонов вернулся и коротко бросил своему помощнику:
- На Мичуринскую!
На Мичуринскую - это ко мне. Я откинулась на сиденье и принялась усиленно сверлить взглядом затылок сидящего прямо передо мной Капитонова, просто чудо, что он у него в конце концов не воспламенился! Однако, сколько я ни напрягала телепатические способности, которые, как утверждают всяческие парапсихологи, есть практически у каждого, только не у всех развиты, тайные мысли майора ФСБ Капитонова остались для меня за семью печатями. Оставалось надеяться, что мне удастся "взломать" его "секретные файлы" при личном общении без свидетелей. Вчера, например, он был со мной достаточно откровенным. Правда, не все из того, что он мне тогда наговорил, я поняла. Особенно же меня мучила загадочная фраза про танцы под чужую дудку. Сдается мне, что она была сказана не просто так.
Капитонов и меня проводил до квартиры, предупредив своего помощника:
- Я сейчас.
Потом он терпеливо дождался, пока я достану из кармана ключ и отопру дверь, даже в прихожую шагнул, и вдруг неожиданно заявил:
- Ну вот, и вас доставил в целости и сохранности.
И предпринял откровенную попытку улизнуть, которую я решительно пресекла, в буквальном смысле перекрыв ему дорогу собственным телом. Не очень убедительно изобразив распятие на входной двери, я суровым тоном произнесла:
- Вы никуда не уйдете, пока не скажете, что случилось с Богаевской. Капитонов усмехнулся:
- Вы разве не знаете, что в Уголовном кодексе есть статья, предусматривающая ответственность за захват заложников?
- Мне не до шуток, - сказала я, и не думая уступать ему дорогу. - Вы прекрасно знаете, что меня мучает совсем не праздное любопытство. Мне плевать, кто и почему желает прикончить Пашкова, я хочу знать только одно: что случилось с моей подругой Наташей Русаковой пятнадцать лет назад!
Капитонов весь как-то скукожился:
- Этого я вам сказать не могу. Я не ясновидящий, я всего лишь заурядный майор ФСБ.
Можете себе представить, что я испытала, услышав такое после всего случившегося за последнюю неделю. Я была близка к тому, чтобы откусить голову этому "заурядному майору ФСБ", откусить вместе с его дурацкой клетчатой кепкой.
Глава 28
- Но вы знаете, что случилось с Богаевской! - напомнила я Капитонову.
- В общих чертах, - произнес Капитонов буднично. - Она повесилась.
- Как повесилась?
- Обыкновенно, привязала веревку к крюку для люстры... Очень распространенный способ, ничего нового, - поведал мне Капитонов и притворно взмолился:
- Может, вы меня все-таки отпустите? Я очень спешу.
Я продолжала упорно подпирать дверь спиной:
- Я вас не выпущу, пока вы не скажете все, что знаете.
Капитонов с почти мальчишеским задором блеснул глазами:
- Ну всего я вам, пожалуй, не скажу даже под пыткой. А насчет Богаевской... Пока я и сам знаю не так уж много и совсем не считаю, что по этому поводу следует пороть горячку. Всему свое время.
- Мне нравится ваше спокойствие. - Кажется, я говорила такие слова Капитонову уже не в первый раз. - "Не будем пороть горячку", "Всему свое время"... Это вы говорите мне? Да я это слышу уже пятнадцать лет, если вам интересно, меня просто закормили обещаниями. - Честно говоря, я несколько преувеличивала: никто не закармливал меня никакими обещаниями относительно перспектив выяснения Наташиной судьбы, ни меня, ни ее мать, ни ее бабушку... В милиции всегда говорили: "Мы делаем все возможное", до тех пор, пока я не пришла брать интервью у милицейского полковника и не узнала, что Наташино дело вообще закрыто. Ладно, как бы там ни было, а я имела полное законное право слегка ослабить клапан и выпустить пар накопившегося раздражения, и мне плевать, что Капитонов оказался крайним в этой истории.
- А мне не нравится ваше мельтешение, - отпарировал Капитонов, - совсем не нравится. Признаться, я не ожидал от вас таких неумеренных эмоций. Статейки ваши, что ли, так на меня подействовали?
Вот так да, еще один поклонник моего неуемного таланта! Но меня на такие дешевые штучки не купишь.
Я завелась:
- И что вы называете мельтешением? Мое желание знать правду? Понятно, понятно... А вам, конечно, мельтешение не к лицу, вам торопиться некуда... Подумаешь, одним трупом больше, одним меньше. Что с того, что некий субъект, имевший бурную молодость, однажды в компании таких же подонков изнасиловал восемнадцатилетнюю девушку, которую через пятнадцать лет нашли повесившейся, якобы повесившейся...
Капитонов хотел мне возразить, но я ему не позволила, продолжая его гневно обличать:
- ..и что с того, что еще одна восемнадцатилетняя девушка пропала и ее мать и бабка умерли, так ничего и не узнав о ней?
Капитонов только завел очи горе и глубоко вздохнул, а я вспомнила еще кое-что:
- А Надька! Та, у которой была фотография Пашкова с одалиской на коленях, она ведь тоже повесилась! И что же, вас даже это совпадение не напрягает? Неужели не ясно, что ее просто-напросто убили, чтобы она не трепала языком!
Надька попыталась шантажировать Пашкова этой фотографией и очутилась в петле. А за ней Богаевская. Господи, да ведь они даже не стали утруждать себя разнообразием, а вы еще раздумываете! Так что еще должно произойти в этом городе, сколько женщин должны покончить с собой и скольких должны до смерти избить сытые тупорылые телохранители, чтобы вы перестали повторять: "Не будем пороть горячку", "Всему свое время"?..
Не знаю, как вас, а меня такая пламенная речь непременно бы проняла, чего не скажешь о Капитонове, который только равнодушно процедил сквозь зубы:
- На кой черт им убивать Надьку? Она совершенно неопасна, да ей и надо-то всего ничего - пару сотен. Добро бы она что-нибудь знала о Богаевской, а то ведь нет...
- Интересно было бы узнать, на чем основаны такие выводы? Только на том, что вам не хочется разбираться в этой давней, дурно пахнущей истории и вы предпочитаете ограничиться покушением на Пашкова и убийством Литвинца? язвительно осведомилась я.
Этот Капитонов был какой-то совершенно непробиваемый, потому что моя едкая ирония его нимало не смутила.
- Они основаны исключительно на словах этой самой Надьки, если хотите. Вообще-то она гражданка Бочарова.
Я глупо ухмыльнулась:
- И когда же, если не секрет, гражданка Бочарова произнесла эти слова? С небес, что ли, шепнула?
- Ну, если считать небесами притон, в котором мы ее обнаружили, - фыркнул Капитонов, - хотя для нее и ее приятелей это точно небеса обетованные. Между прочим, она здорово удивилась, когда узнала, что ее без малого похоронили, правда, удивлялась она уже позже, немного протрезвев. Это произошло с ней не сразу.
Я помотала головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение:
- Так Надька жива? Стоп, может, мы говорим о разных Надьках? Та жила на Рылеева, в доме с химчисткой внизу.., и она точно повесилась, я же...
Я хотела сказать, что сама видела ее висящей в петле, но вовремя прикусила язык. И еще в моей ушибленной голове забрезжила смутная догадка, можно сказать, запредельно не правдоподобная.
- На что вы намекаете?.. - пробормотала я.
- Да я и не намекаю вовсе. В той квартире, на Рылеева, как раз и нашли труп Богаевской, только по ошибке приняли за Бочарову. Не знаю уж, как они ее там опознавали. Наверное, забулдыги-приятели спьяну перепутали, а сама Бочарова была в это время в длительном загуле, так сказать, вдали от дома, так что развеять сомнения не могла. Хорошо еще, что похоронить не успели, а то бы пришлось проводить эксгумацию. Не очень-то веселое мероприятие.
- Бог ты мой, - проскрежетала я зубами. До меня наконец-то дошло. Тогда, в той грязной, заплеванной квартире я видела мертвую Богаевскую, выбравшую для самоубийства комнату, в которой прошли ее детские годы. Если, конечно, это было самоубийство. В любом случае ее нет в живых уже несколько дней, а мы с ног сбились, пытаясь ее найти. Но это значит, что она непричастна к покушению на Пашкова, потому что оно произошло уже после ее смерти. Тогда кто, черт побери, его организовал? Впрочем, покушение не моя забота, пусть об этом болит голова у Капитонова. Меня же интересует совсем другое, а именно: удастся ли мне узнать, что случилось с Наташкой тем давним августовским вечером?
- Я вижу, вы все правильно поняли, - резюмировал Капитонов, - и очень надеюсь, что до времени попридержите язычок за зубами, пока все окончательно не прояснится.
- И долго ждать? - Я облизнула пересохшие губы. Естественно, я интересовалась этим не потому, что меня мучило острое желание поскорее растрепать то, что я услышала от Капитонова. Просто мне безумно надоело топтаться в двух шагах от разгадки, я хотела уже наконец распахнуть дверь, за которой тайны перестают быть тайнами.
- Сколько надо, - неопределенно молвил Капитонов. - Пока что Пашкова нам не прищучить. Прямых улик против него нет, только косвенные, а если прибавить к этому его кандидатскую неприкосновенность... Ладно, будем надеяться, что рано или поздно заговорит Майя, еще можно попробовать раскрутить бывших пашковских приятелей, ну, тех, с которыми он в молодости весело проводил время, но вряд ли они будут свидетельствовать против себя.
- Так, - протянула я, - светлые перспективы открываются, ничего не скажешь. И на какое время мне рассчитывать, на следующие пятнадцать лет?
Капитонов сделал сочувствующую мину:
- Я вас понимаю.
На этот раз я взорвалась:
- Да ни черта вы не понимаете, ни черта! Что вам до всего этого? Вы же занимаетесь расследованием покушения на замечательного кандидата в губернаторы Игоря Сергеевича Пашкова, и остальное вам побоку! Да вас Богаевская занимала только в качестве возможного организатора этого покушения, разве не так? И теперь ее приходится сбрасывать со счетов, ну разве не обидно? Или... Слушайте, а ведь у вас остается замечательный вариант: почему бы вам не свалить всю вину на нее? Она ведь возражать не будет! А что, отличный случай! И дело раскрыто оперативно, и... Хотя нет, тогда придется объяснять, зачем ей понадобилось убивать Пашкова, а вам не позволят порочить его светлое имя...
- Не ожидал от вас такой истерики, - перебил меня Капитонов, - вы же взрослая и умная, если судить по вашим публикациям, женщина, а порете откровенную чушь. Послушайте, я тороплюсь, у меня полно дел, а вы заставляете меня выслушивать эту белиберду...
Я отошла от двери и сказала: "Скатертью дорожка", постаравшись вложить в эту короткую фразу максимум презрения.
Когда Капитонов ушел, я размотала шарф, посмотрела в зеркало и спросила свое унылое отражение:
- И что дальше?
Неужто ждать, как посоветовал Капитонов, ждать непонятно чего, а в это время Пашков со своей верной дружиной будут навешивать лапшу на уши доверчивым гражданам и оклеивать заборы пламенными призывами отдать за него свои голоса. А что, если его в конце концов выберут? Тогда он станет окончательно неприкасаемым, а это означает, что в ближайшие четыре года от него ничего не добиться. Не знаю уж, как я прожила эти пятнадцать лет, в течение которых я ничего не знала о Наташе, одно могу сказать: не желаю больше оставаться в неведении ни дня, ни минуты, ни секунды! Я опять намотала шарф на шею и пулей вылетела за дверь.
***
Аналитик, болтавший о чем-то в приемной с одним из помощников Викинга, посмотрел на меня так, словно я явилась с того света прямо в саване, и сразу же поинтересовался моим здоровьем.
- Спасибо, все хорошо, - ответила я, но хриплый простуженный голос меня подвел.
- Да? - недоверчиво уточнил он. - А мне в больнице сказали, что вам еще нужно недельку отлежаться.
Надо же какая забота! Все-то они знают.
- Вы нам хотя бы позвонили, - продолжал кудахтать аналитик, - мы бы машину за вами прислали. Сказали бы, что собираетесь приехать. - При этом он лихорадочно оглаживал свой плешивый затылок, а его юркие мышиные глазки беспокойно шныряли туда-сюда. Ясно было, что мой сегодняшний визит в "штабе" не планировался.
Чтобы он меньше убивался, я честно призналась:
- А я и не собиралась к вам сегодня приезжать, но потом случилось кое-что, заставившее меня резко поменять планы. Мне нужно срочно поговорить с Пашковым.
- С Игорем Сергеевичем? - тупо переспросил аналитик. Можно подумать, что непосредственных начальников с фамилией Пашков у него было по меньшей мере два.
- С Игорем Сергеевичем, - терпеливо подтвердила я, хотя внутри у меня все клокотало, как в кратере Везувия перед извержением, разрушившим Помпею.
Беспокойный взгляд аналитика сконцентрировался в районе моей переносицы:
- Но он сейчас очень занят.
Я молча сделала шаг в сторону пашковского кабинета, боковым зрением отметив, как аналитик и охранник обменялись взглядами. Неужто у них хватит наглости выставить меня за дверь? А если хватит, что тогда?
- Ну хорошо, - оборвал паузу аналитик, - подождите немного. Сейчас у него люди, выйдут, тогда я узнаю, сможет ли он вас принять.
Я не преминула прокомментировать эту ситуацию:
- "Сможет ли принять" - звучит довольно странно. Как по-вашему? Я ведь все-таки не с улицы явилась.
Аналитик немного смутился:
- Вы не правильно меня поняли, я имел в виду совсем другое. До выборов остается не так уж много времени, поэтому график становится все напряженней. Сами знаете: интервью, встречи с избирателями...
- Еще бы, - ухмыльнулась я и опять напоролась на встревоженный взгляд аналитика. Можно было не сомневаться, его что-то здорово беспокоило. Неужели Пашков предупредил свою челядь, что мои визиты нежелательны?
- Ну ладно, я сейчас. - Аналитик юркнул за дверь, за которой, если верить ему же, Пашков сейчас вел какие-то серьезные переговоры, связанные с его страстным желанием занять губернаторское кресло, согретое "партократом" Крутояровым.
"Сейчас" обернулось для меня доброй четвертью часа. В какой-то момент скопившееся во мне раздражение достигло критической массы, и, покосившись на занятого созерцанием пейзажа за окном охранника, я решительно толкнула дверь...
Ничего нового в кабинете Пашкова я не увидела. И персонажи были все те же: "команда" в полном составе, и ни одного постороннего лица. Все, включая и самого Пашкова, уставились на меня, а за моей спиной возник запыхавшийся охранник из приемной и схватил меня за руку:
- Вам же сказали подождать!
- А в чем, собственно, дело? - Приложив немалые усилия, я вырвала руку и с вызовом посмотрела на Пашкова:
- Я что же здесь теперь, персона нон грата?
- Это недоразумение. - Пашков покосился на аналитика.
А тот развел руками:
- Я только просил немного подождать, поскольку подумал, что лучше будет, если мы сначала решим экстренные вопросы, связанные с намеченными на завтра мероприятиями, но если ваш разговор такой срочный...
- Да, мой разговор очень срочный и совершенно не терпит отлагательств, подчеркнула я и шагнула вперед, не обращая внимания на все еще маячившего за моей спиной пашковского телохранителя номер три. Номер первый, Викинг, как обычно, находился в непосредственной близости от "тела", а где сшивался номер два, неизвестно.
- Вы предпочитаете разговаривать с глазу на глаз? - вежливо осведомился у меня Пашков.
- Честно говоря, мне все равно, решайте сами. - Я рухнула на ближайший из стоящих вокруг длинного председательского стола стульев. Мне действительно было все равно, поскольку я пошла ва-банк, отрезав пути к отступлению. Я приняла решение пренебречь наставлением Капитонова ждать и не высовываться, чем бы это в конце концов для меня ни обернулось.
- Ну хорошо, - вздохнул Пашков и отложил в сторону свои бумаги, - тогда мы попросим оставить нас вдвоем.
Викинг настороженно зыркнул на меня, но я предупредительно выставила руку вперед:
- Не беспокойтесь, я не захватила с собой пузырек с кислотой. Селезенка у меня не лишняя.
Тонкие губы Викинга скривились в гнусной ухмылке, а Пашков нервно заерзал на стуле.
- Ну хорошо, хорошо, - примирительно произнес Пашков, - сейчас все уйдут, и мы с вами поговорим.
Пашковские соратники безропотно поднялись из-за стола и стайкой потянулись к выходу. Только Викинг, словно испытывая мое терпение, не торопился уходить. Он еще постоял рядом с дорогим шефом, потом, склонившись, что-то шепнул ему на ушко. Пашков сморщился и, махнув рукой, указал своему ретивому телохранителю на дверь. В результате тому все-таки пришлось убраться. А я проводила его долгим взглядом и с удивлением обнаружила, что в кабинете присутствует еще один человек, который, судя по всему, не собирается никуда уходить, сама мадам Пашкова - Снежана. Та, что куда-то исчезла незадолго до покушения на ее драгоценного муженька, а теперь, оказывается, снова объявилась.
Перехватив мой недоуменный взгляд, Снежана позволила себе легкую полуулыбку и чуть-чуть склонила голову в ироническом приветствии, и я самым позорным образом растерялась. В какой-то момент мне даже показалось, что вся моя решительность разбилась о ее демонстративное спокойствие, будто морская волна о прибрежную скалу.
- Что так смотрите? - с вызовом сказала мадам Пашкова. - Да, это я, вы не ошиблись. Я только сегодня вернулась из Москвы. И что же... Вы и меня попросите удалиться? Но учтите, я не уйду, у моего мужа от меня нет никаких секретов, мы с ним практически единое целое...
Странно, но эти ее слова подействовали на меня как плевок. Я перестала сомневаться и снова забыла о предупреждении Капитонова.
- Почему же, я вовсе не собираюсь вас выставлять. Как раз наоборот. Думаю, вам будет небезынтересно услышать то, что я сейчас скажу, а может быть, даже полезно.
- Какое долгое вступление! - Бьюсь об заклад, она знала, о чем пойдет речь! - Вы сами еще не устали от своих бесчисленных китайских предупреждений? Сейчас я скажу, сейчас я начну, - передразнила она меня. - Знаете, что я думаю? Вы потому так долго нас подготавливаете, что на самом деле вам нечего сказать. Сведения, которыми вы собрались нас огорошить, выеденного яйца не стоят!
Снежана Пашкова была серьезным противником, с этим не поспоришь. Достойная жена достойного мужа. Первая леди из нее получится отменная, такая мускулистая волчица, всегда готовая к прыжку, всегда готовая вцепиться в горло любому противнику своего супруга.
И тогда я повернулась спиной к Пашкову и "пошла" на нее:
- Не удивлюсь, если узнаю, что вы всегда были в курсе проделок вашего муженька. Его банных приключений с хорошенькими куколками.
Она не вздрогнула, не побледнела и не пошла нервическими пятнами, и вообще с ней не произошло ничего такого, что можно было бы объяснить хотя бы тенью волнения. Только уголки ее губ брезгливо опустились вниз, словно я ей сунула под нос кошачье дерьмо на лопаточке. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было, разве что дерьмо не кошачье...
Снежана Пашкова откинулась на спинку стула:
- Ах, вот в чем дело! Оказывается, вместо пресс-секретаря мы заполучили проповедника, точнее, проповедницу.
Глава 29
- Знали бы, ни за что не взяли, не так ли? - попыталась я поймать ее на слове.
Но она была надежна, как безоткатное орудие, и тут же выпалила из всех своих стволов:
- Ну, если вам так интересно, то никто на ваш счет не заблуждался. Это была бутафория, чистой воды бутафория, и с самого начала вас никто не воспринимал всерьез.
- Снежана... - вмешался в нашу горячую дискуссию Пашков.
Но его суперактивная супружница не дала ему договорить:
- Теперь ты видишь, кого тебе подсунули? А я ведь тебя предупреждала...
Эта семейная разборка сама по себе была достаточно любопытна, но я пришла к Пашкову вовсе не за тем, чтобы выслушивать эти препирательства.
- Стоп, - сказала я, - даже если вы меня зазвали к себе исключительно для того, чтобы ноги об меня вытирать, речь сейчас не обо мне. И даже не о грешках господина Пашкова, я о другом хотела с вами поговорить. Например, о том, что сегодня я уже успела побывать в одном не очень уютном месте... В морге. Меня позвали туда, чтобы опознать молодую, красивую и очень талантливую женщину, которую мы с вами еще неделю назад встречали в аэропорту с цветами. Она должна была давать концерты в вашу поддержку, но почему-то в последний момент отказалась. Впрочем, "почему-то" было до вчерашнего дня. Теперь уже известно почему.
- - Это что еще за страшилки? - возмутился Пашков.
- Вы говорите о Богаевской? - воскликнула его женушка.
- Да, я говорю о Богаевской. - Не успела я это произнести, как оказалась словно под перекрестным обстрелом, поскольку "сладкая парочка" стала закидывать меня возмущенными репликами с двух сторон. Реплики эти, правда, предназначались не мне, Пашковы спорили друг с другом. Он призывал свою ретивую супружницу "не поддаваться на провокации" (с моей стороны, надо полагать), она же твердила о том, что "кое-кого уже давно надо было поставить на место" (не сомневаюсь, в виду она тоже имела меня).
В конце концов мадам Пашкова одержала верх над своим супругом и зычным голосом специалистки по уличным рекламным кампаниям перекрыла его увещевания:
- Насколько я знаю, Богаевская была психически больным человеком, от которого можно ожидать чего угодно. Потому-то она и отказалась от концертов в последний момент. По этой же причине она и руки на себя наложила. Только не смотрите на меня так. Все это я узнала от ее импресарио, с которым сегодня летела из Москвы одним рейсом.
- Даже если это и так, - я до боли сцепила пальцы, - даже если она и вправду покончила с собой, она сделала это из-за того, что с ней случилось пятнадцать лет назад. - Я опять обернулась к Пашкову и навела на него испытующий взгляд. - А вы знаете, что с ней случилось пятнадцать лет назад?
Лицо Пашкова ничего не выражало:
- Откуда мне знать? Тогда, в аэропорту, я видел ее в первый и последний раз.
Я продолжала держать его на прицеле своего взгляда, у меня даже глаза от напряжения заболели:
- Пятнадцать лет назад ее изнасиловали несколько подонков, одного из которых я могу назвать наверняка. Его зовут Игорь Сергеевич Пашков, и он выставляет свою кандидатуру на губернаторских выборах. Как, разве вы не слышали про такого? Его гладкую физиономию сегодня можно наблюдать на каждом заборе и на каждом столбе.
- Та-ак... - протянул Пашков. - Это провокация, как я и думал...
Мадам Пашкова, еще минуту жаждавшая поставить меня на место, вдруг переменила свое решение.
- Не отвечай, ничего не отвечай ей! - заботливо предупредила она мужа. Это типичный шантаж.
Поздно, теперь Пашков закусил удила и, проигнорировав ее совет, стал изображать из себя оскорбленную добродетель:
- Большей чуши в жизни не слышал! Я не буду обсуждать абсурдность этой истории с изнасилованием, которую вам наверняка подсунули мои противники, заинтересованные в том, чтобы я сошел с дистанции! Чего они уже только не перепробовали: и подслушивающие устройства устанавливали, и угрожали, и стреляли... Надо полагать, они выдохлись, если решили прибегнуть к вульгарной клевете! Именно вульгарной, потому что не позаботились даже свести концы с концами. Стал бы я приглашать Богаевскую, если бы, как вы утверждаете, меня с ней связывала такая ужасная история?
- Да ведь пятнадцать лет назад вы изнасиловали не приму Богаевскую, а простецкую девчонку, которую даже не запомнили. По этой же причине вы ее даже не узнали в аэропорту, она ведь для вас была одной из многих. А вот она вас узнала! А иначе чем еще объяснить то, что ее концертмейстер пыталась плеснуть в вас кислотой?!
И опять они заорали в две луженые глотки одновременно.
- Да эта концертмейстерша такая же сумасшедшая, как ее подружка! - Это кричала мадам.
- Чушь, чушь, полный идиотизм! - вопил Пашков, но в глазах у него мелькнул испуг. Всего на одну секунду, но я успела заметить.
Я и не заметила, как тоже стала орать, чтобы перекрыть их слаженный дуэт:
- Но Богаевская не единственная ваша жертва. По крайней мере, я знаю еще одну, которую вы, конечно, тоже не запомнили. Такую юную тоненькую девочку с длинной белокурой косой, ну, напрягите свою память!
Пашков был в ярости, хотя и старался держать себя в руках:
- Это все ваши штучки: нелепые звонки в прямой эфир и та фотография... Я знаю, что это вы мне ее подсунули!
- А я знаю, кто шарил в моей квартире, пока я лежала в больнице, вы! Не лично, конечно, для этого у вас есть помощники и ваш главный костолом! - Во мне все клокотало, только изображать видимость хладнокровия мне было не в пример тяжелее, чем Пашкову. Поскольку я не имела такого опыта "дворцовых интриг" и подковерных баталий, коим, несомненно, обладал Пашков, успевший к своим сорока пяти сделать карьеру, позволяющую ему рассчитывать на губернаторское кресло. А там, глядишь, напряжется и перепрыгнет в президентское. И никто его не остановит. Но я не борец за идею и чистоту рядов, все, чего я хочу, так это узнать, что случилось с Наташей Русаковой, что же с ней случилось... И этот надутый политический индюк, сидящий во главе стола, мне все расскажет!
- Бред! - По холеному лицу Пашкова пробежала нервная дрожь. - Это же просто бред сумасшедшего! Да если так пойдет, вы повесите на меня всех собак. Я эту вашу подружку никогда в жизни в глаза не видел, понимаете, никогда!
Подружку? Он сказал "подружку"? Значит, успел навести справки. Небось и с делом ознакомился. А что, если - меня прямо в жар бросило, только на этот раз не из-за простуды, - что, если Капитонов?.. Господи, какая же я все-таки доверчивая идиотка, Капитонов наверняка снабжает Пашкова информацией! Ну конечно же, этот ловкий фээсбэшник играет со мной в доверительность и уговаривает ждать и не высовываться. Да он просто-напросто держит меня на коротком поводке, чтобы я не выкинула какой-нибудь финт. Вот теперь до меня дошел наконец смысл этого его "афоризма" насчет веселых танцев под чужую дудку. Они будут дружно водить меня за нос, искусно давая понять, что я где-то рядом, в первом приближении к разгадке, а Пашков тем временем пролезет в губернаторы. Ловкачи, ничего не скажешь. Разумеется, они могли бы решить "мой" вопрос и более радикальным способом. (Один Викинг чего стоит, имела "удовольствие" видеть его в действии.) Только зачем? Не проще ли постоянно держать меня в поле зрения и умело мною же манипулировать?
Из своего угла подала голос мадам. - Что ты ей доказываешь? - возопила она. - Ты что, еще ничего не понял? Она тоже ненормальная, как и те две, Богаевская и ее напарница! Да ее в этом городе все знают, самая большая скандалистка, а тут еще и головой ударилась. Надо бы проверить, не стоит ли она на учете в местной психушке!
Я заметила, как вспыхнули глаза Пашкова: несомненно, нехитрая идея изобретательной женушки ему понравилась. Как говорится, простенько и со вкусом. И впрямь, если они объявят меня сумасшедшей... Я так реально себе это представила, что мне стало не по себе. А тут еще дверь в кабинет бесшумно распахнулась: в проеме застыл Викинг, молчаливо испрашивающий приказа. Не знаю, что именно прочел в глазах своего верного телохранителя Пашков, но я заметила, как он отрицательно покачал головой. Словно сказал "Вольно!".
Викинг заметно приуныл, но по уставу обсуждать распоряжения старшего по званию не полагается, а потому он тихо отступил в приемную и закрыл за собой дверь.
А Пашков перевел взгляд на меня, и в этом взгляде не было ничего, кроме досады:
- Надеюсь, вы уже все сказали? Боюсь, у меня больше нет времени, чтобы выслушивать ваши фантазии.
Мадам неожиданно выбралась из своего уютного уголка, пересекла кабинет и, подойдя к своему драгоценному супругу, склонившись, приобняла его за плечи и торжествующе посмотрела на меня. Это была картина, достойная кисти художника. Почти как фотография на рекламном плакате под лозунгом "Я обеспечу вам стабильность", не хватало только красавицы дочери и сыночка-аутиста. Они ничего не говорили, но в глазах у них стояло: "Что ты можешь против нас? Ничего!"
Никогда еще я не чувствовала такой бессильной ярости, поскольку и в самом деле ничего не могла. На что, спрашивается, я рассчитывала, сунувшись в этот клоповник? Моя наивная психическая атака не дала никаких результатов. И это неудивительно, "безумство храбрых" еще может возыметь действие на людей, пусть и самых черствых, но на биороботов - никогда. Сейчас я была в том же положении, что и Майя, мертвой хваткой зажавшая в тонких артистических пальчиках бутылку с кислотой, с той лишь разницей, что меня они не станут бить под ребра ногами, обутыми в тяжелые башмаки на толстой подошве.
***
Я медленно шла по проспекту, глотая беззвучные слезы. Надо добавить, что это были слезы ярости, другие из меня выжать практически невозможно. А со стен и заборов, обклеенных предвыборными агитками, на меня смотрел улыбающийся Пашков, на гладкой физиономии которого было написано: "Ну что, словила?"
В какой-то момент я поймала себя на остром желании что-нибудь сотворить с этими глянцевыми плакатами, судя по качеству исполнения, напечатанными где-то за далеким бугром. Руки у меня просто чесались посрывать их все, к черту, несмотря на полную абсурдность такого протеста. А кроме того, "группа поддержки", состоящая из безработных и нищих пенсионеров, которым мадам Пашкова щедро отваливала по пятьдесят копеек за каждую наклеенную агитку, так расстаралась, что мне и за неделю не управиться. А за это время сколько новых бумажек с лоснящейся физиономией Пашкова прибавится! Не проще ли приписать сразу же под лозунгом "Я гарантирую вам стабильность" несколько теплых слов в адрес кандидата в губернаторы? К примеру, "Сексуальный маньяк и убийца". Детский сад, стопроцентный детский сад!
Все-таки я не смогла отказать себе в удовольствии содрать с ближайшего забора один из предвыборных плакатов Пашкова, который, впрочем, был приклеен буквально насмерть, а потому в моих руках остался только слегка подмокший нижний кусок со снимком, на котором респектабельный кандидат был запечатлен с любимой мамочкой, Клавдией Васильевной Пашковой, пожилой женщиной, с лицом, изборожденным глубокими морщинами давних переживаний, и крупными узловатыми руками, вытянутыми вдоль сухощавого тела, руками трудяги. Пожалуй, эта самая Клавдия Васильевна могла бы рассчитывать на лучшего сына, нежели тот, который стоял с ней рядом, одетый в дорогой, наглаженный так, что муха поскользнется, костюм. Я скомкала сырую бумажку, швырнула ее в урну и, уныло втянув голову в плечи, поплелась к остановке. У меня не было вариантов, только отчаяние, отчаяние... А в отчаянии люди способны на многое, в том числе и на спонтанные, на первый взгляд совершенно не мотивированные поступки. Именно такой я и совершила, поддавшись совершенно безрассудному импульсу.
Выскочив на проспект, я стала отчаянно размахивать руками, пытаясь остановить одну из проезжающих мимо машин, которые, как назло, не желали подчиняться моему повелительному жесту, и даже наоборот, словно бросались от меня. В конце концов рядом притормозил допотопный "уазик" с брезентовым верхом. Заляпанная дверца приоткрылась, и на меня глянула плохо выбритая рожа в свалявшемся полушубке из искусственного меха. Рожа пожевала спичку, зажатую во рту, и деловито осведомилась:
- Куда?
- В Пригородный, - объявила я, убирая со лба взмокшие от волнения и беготни волосы.
- Ото! - присвистнул небритый. - Далековато. Езжай лучше автобусом, туда "сто второй" ходит, от рынка.
- Будто я не знаю, - со злостью бросила я, - мне срочно нужно. - И пошла вперед.
- Эй! - окликнул он. - Сколько дашь? Пришлось пообещать ему червонец. Собственно, больше у меня и не было, так что мое возвращение в город оказывалось под большим вопросом, но я уже не думала о таких мелочах. Вернусь как-нибудь. Сейчас не до этого.
- Ладно, садись, - сказал небритый. Дорогой он пару раз пытался со мной заговорить, но я молчала, уставившись в одну точку.
- Ну вот, приехали, - сказал небритый, когда на дороге возник указатель "Совхоз "Пригородный". Куда дальше?
Куда дальше, я не знала. Я посмотрела на длинную улицу, из которой, собственно, и состоял поселок Пригородный, и распорядилась:
- Остановите здесь, дальше сама найду.
И, спохватившись, сунула ему смятую десятирублевую бумажку.
Первая же попавшаяся на дороге женщина сказала мне, где живет Клавдия Васильевна Пашкова, - в самом конце улицы, на отшибе, - и я поняла, что рано отпустила "уазик". Как назло, ночью прошел снегопад, а поселковую дорогу никто не чистил, а потому я совершенно обессилела, пока добралась до одноэтажного кирпичного дома, обнесенного свежевыкрашенным зеленым забором. Едва приблизившись к калитке, я услышала истошный лай, а прижавшись к забору, рассмотрела сквозь узкую щель громадную лохматую собаку, бегавшую по просторному, расчищенному от снега двору. Собака тоже меня рассмотрела и, приникнув к щели, громко зарычала. Глаза у нее были желтые, как у рыжего кота Радомысловой, а вот зубы намного страшней. Я даже на всякий случай отступила от забора на полшага.
А потом я услышала какой-то металлический звук, вроде стука железной щеколды, и спокойный голос:
- Пират, ты чего?
Я опять заглянула в щель и увидела на крыльце дома невысокую худощавую женщину в ситцевом халате с коротким рукавом, поверх которого она накинула дубленую безрукавку, отороченную цигейкой.
Бдительный Пират, почувствовав мое приближение, зарычал громче, и женщина на крыльце спросила:
- Кто там?
- Это я, - отозвалась я из-за забора, хотя такое мое представление вряд ли что-нибудь объяснило хозяйке добротного кирпичного особнячка.
Женщина поплотнее запахнулась в безрукавку, спустилась с крыльца и быстро пошла к калитке. Уже взялась было за ее ручку, но в последний момент остановилась и подозвала к себе пса. Тот, продолжая лаять, нехотя подошел к ней, она взяла его за ошейник, подвела к деревянной будке и ловко посадила на цепь. Не лишняя предосторожность, учитывая размеры и агрессивный характер лохматого Пирата, который мог запросто выскочить в открытую калитку, чтобы познакомиться со мной поближе.
Управившись, хозяйка распахнула калитку и вопросительно посмотрела на меня. Теперь я ее узнала: несомненно, это была Клавдия Васильевна Пашкова, скромная и трудолюбивая матушка будущего губернатора. Лицо ее затуманила задумчивость, видно, она предпринимала определенные усилия, силясь понять, знакомы мы или нет. В конце концов она все-таки остановилась на последнем варианте.
- Что-то не припомню... Вы откуда?
- Мне нужно с вами поговорить, - неоригинально сказала я.
- Из газеты, что ли? - насторожилась матушка Пашкова. - Я вам ничего говорить не буду. - Она поджала губы. А я поняла, что ее хорошо проинструктировали на тот случай, если к ней повадятся нахальные борзописцы.
- Нет, - возразила я. На самом деле, если я и соврала, то самую малость, поскольку в данный момент я не представляла никакой газеты. - Я частное лицо, то есть.., я хотела сказать, что сама.., п-по с-себе. - Меня вдруг начала бить крупная дрожь, такая, просто зуб на зуб перестал попадать. Хуже, чем накануне, когда меня поочередно бросало то в жар, то в холод.
Произошедшая во мне метаморфоза явно не укрылась от глаз хозяйки, которая, недовольно прищурившись, склонила голову набок:
- Сама по себе? И о чем разговор? Мне трудно было начать. Как бы я ни относилась к Пашкову и что бы я о нем ни думала, для того, чтобы сказать его матери: "Ваш сын - убийца", требовалось определенное мужество, а вот оно взяло и покинуло меня окончательно. И я сразу почувствовала себя мячом, из которого выпустили воздух: пшик - и все. Мозги мои встали на место, и я ясно осознала идиотизм своей затеи. Собственно, я и до этого "озарения" все понимала, просто находилась под местным наркозом бессильной ярости и отчаяния. А теперь я просто шепнула: "Извините" - и, развернувшись, медленно потащилась восвояси.
- Постой! - крикнула мне вдогонку мать Пашкова. - Я не поняла, чего тебе нужно?
- Так, - пробормотала я, глядя под ноги, - просто ищу вчерашний день. Вернее, даже не вчерашний. Пытаюсь узнать, что случилось с одной юной девушкой пятнадцать лет назад...
- Постой! - снова сказала хозяйка, но в ее голосе появились какие-то новые интонации.
Я остановилась и посмотрела на нее через плечо, а она молча поманила меня рукой.
Так же молча, слово завороженная, я вернулась.
- Идите в дом, - сказала мне мать Пашкова, - я сейчас.
Я пожала плечами и шагнула в калитку. Уже на крыльце, открывая дверь в дом, я заметила, что хозяйка закрыла калитку и спустила с цепи кудлатого Пирата.
Глава 30
Внутри дом был таким же добротным, как и снаружи, без деревенской помпезности и излишеств, и весь блестел чистотой. Комната, в которую провела меня мать Пашкова, похоже, представляла собой нечто среднее между гостиной и столовой. По крайней мере, в ней стоял высокий буфет в стиле пятидесятых, точнее, он и был из тех времен, рядом с ним - диван, а посреди комнаты - стол, покрытый скатертью с бахромой, поверх которой лежала клеенка. Незадолго до моего прихода хозяйка, по всей вероятности, накрывала стол к обеду. По крайней мере, я заметила на столе стопку тарелок, разделочную доску, кухонное полотенце и большой нож с деревянной ручкой.
- Кажется, я не вовремя. Вы собирались обедать?
- Ничего, успеется, - глухо отозвалась мать Пашкова и сняла свою дубленую безрукавку на цигейковом подбое, оставшись в ситцевом халате.
В доме и впрямь было натоплено, как в бане. Я тоже расстегнула куртку и скользнула взглядом по стенам, оклеенным неяркими обоями. Значит, здесь прошло детство кандидата Пашкова? Хотя нет, судя по большим современным окнам, дом построен не так давно или, по крайней мере, перестроен. И вообще слишком уж в нем пахло невыставляемым на всеобщее обозрение достатком. Впрочем, неудивительно, сынок-то не бедствует, вполне может помочь матушке.
- Так что вы хотели мне сказать? - прервала мои размышления Пашкова, и в ее голосе мне почудилось нетерпение.
- Я... - Я лихорадочно соображала, как выпутаться из сложной ситуации. Ясно, что мать не отвечает за преступления сына, а потому я не имею никакого права выливать на нее свои подозрения. Чего я вообще добивалась, направляясь к ней? Да ничего, всего лишь "реагировала на импульс", потеряла контроль над эмоциями и пошла вразнос, идиотка несчастная!
Я так и не успела ничего придумать, потому что мизансцена совершенно неожиданно претерпела кое-какие изменения, а именно: возник новый персонаж. Высокий парень лет восемнадцати-девятнадцати появился из смежной комнаты, сделал несколько шагов по направлению к столу и застыл молчаливым вопросительным знаком.
- Олежек, это просто знакомая. Мы будем кушать немного позже, побудь пока в своей комнате, - сказала ему мать Пашкова каким-то особенным тоном, таким обычно разговаривают с детьми.
Я догадалась, что Олежек тот самый сынок-аутист, и присмотрелась к нему повнимательнее. Кстати, на первый взгляд это был абсолютно нормальный парень, даже не лишенный обаяния, по-моему, больше похожий на мать. Если что-то в нем и казалось сколько-нибудь странным, то это его глубоко посаженные глаза, утонувшие в густых черных ресницах, будто два озерца в камышах. Вернее, не так, я не совсем точно выразилась, глаза тоже были как глаза, и даже красивые, вот только их выражение - чересчур сосредоточенное... Он словно бы смотрел в самого себя.
- Иди к себе, Олежек, - повторила Пашкова, но тот не сдвинулся с места. Тогда она просто взяла его за руку и увела. Парень не вырывался, не возражал, только ноги переставлял, как механическая кукла.
Через минуту Пашкова вернулась из комнаты внука, но далеко отходить не стала. Сложила руки на груди и подперла дверь спиной, наверное, на тот случай, если парню снова вздумается выйти.
- Так что же вы хотели мне сказать? - повторила она.
Крутить было бессмысленно, и я честно призналась:
- Пожалуй, мне не стоит этого делать. И приезжать к вам не стоило. Извините меня, ради Бога. Так что проводите меня, пожалуйста, до калитки, а то ваш Пират уж больно грозный...
Я двинулась к выходу, но матушка Пашкова даже не пошевелилась:
- Нет уж, говорите, что хотели. Так я вас не отпущу...
Я затопталась у двери:
- Это была очень глупая затея с самого начала, понимаете? Акт отчаяния, если хотите. Вообще-то мне не свойственны такие необдуманные поступки, но тут как-то все сразу навалилось... И вы здесь совершенно ни при чем, поверьте. А если вы волнуетесь.., за близких, то совершенно напрасно. Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь...
Но Пашкова продолжала беспокоиться, да еще как! Только если раньше она старалась делать это незаметно, то теперь уже не скрывала волнения.
- Говорите, что собирались! - почти приказала она.
Ну вот, поделом мне. В другой раз буду держать эмоции в узде. В другой... Из этого бы как-нибудь выпутаться.
Я вздохнула и сунула руки в карманы куртки:
- Это очень давняя история, которая произошла пятнадцать лет назад... - Я нащупывала слова, как брод через реку. - У меня была подруга, ее звали Наташа, Наташа Русакова... Такая тоненькая восемнадцатилетняя девушка с длинной светло-русой косой, почти никогда не расставалась со скрипкой... Она.., она училась в музыкальном училище, а потом однажды - это случилось в августе - она ушла и не вернулась. До сих пор не вернулась. Вот, собственно, и все...
- Все? - эхом отозвалась мать Пашкова. Я сочла, что моему рассказу не хватает логического завершения, и потому ляпнула первое, что пришло мне в голову:
- Вот именно, а к вам я пришла потому, что.., говорят, ее здесь видели. Может, не ее, а просто похожую на нее. Вот я и...
Губы пожилой женщины несколько раз беззвучно шевельнулись, словно она пыталась что-то сказать, но сил у нее недоставало.
Я испугалась:
- Вам плохо?
Пашкова ничего не ответила, только как-то странно закатила глаза. Ну и наделала я дел, да ведь она вот-вот упадет в обморок. Я кинулась к, ней, чтобы в случае чего подхватить, и она, вся обмякшая, прямо-таки повисла на моих руках. Обняв пожилую женщину за плечи, я повела ее к дивану, повторяя, как заклинание: "Сейчас, сейчас...", словно это могло помочь человеку, готовому рухнуть без чувств. Но дошли мы только до стола, на который она оперлась руками. Я в этот момент попыталась подвинуть стул, обернулась и остолбенела! Пашкова, еще минуту назад близкая к обмороку, распрямилась и выставила вперед руку, в которой.., блестел тот самый нож с деревянной ручкой, который прежде лежал на столе!
Страха у меня не было, я просто ничего не понимала. Зачем ей нож? Что она собирается с ним делать?
- Что с вами? - На всякий случай я все-таки отошла подальше.
А она медленно пошла на меня, продолжая сжимать нож в руке.
- Да в чем дело? - Я продолжала позорно отступать к двери в комнату молодого аутиста. Остальные пути были для меня отрезаны. Я пятилась, не спуская глаз с лица пожилой женщины, надеясь угадать ее намерения, пока не налетела спиной на что-то, то есть на кого-то. Это был сын Пашкова, который стоял в дверном проеме. Стоял и смотрел на нож в руках своей воинственной бабки, и глаза его, как и прежде, выражали крайнюю степень сосредоточенности. Если бы я не знала причину такого взгляда, то подумала бы, что парень силится вспомнить нечто крайне для него важное.
Появление внука заставило матушку Пашкова остановиться, но нож из рук она так и не выпустила, только сказала:
- Скоро будем обедать, Олежек. Сейчас я порежу хлеб.
Выходит, она намеревалась порезать хлеб? А у меня создалось впечатление, что она собиралась порезать меня.
- Я всего лишь хотела порезать хлеб, понимаешь? - повторила она, глядя на внука, и добавила:
- Иди, иди, Олежек.
Но парень не уходил. А потом где-то неподалеку завизжали и затихли тормоза, а вслед за этим во дворе, захлебываясь, залаял Пират. Спустя минуту лай сменился жалобным поскуливанием, а на крыльце застучали чьи-то торопливые шаги.
Дверь рывком распахнулась, и в комнату вошел.., запыхавшийся Ледовский, взгляд которого рассеянно, будто солнечный луч сквозь облако, скользнул по моему лицу и тут же прикипел к злополучному ножу.
- Клавдия Васильевна... - настороженно-вопросительно произнес он. Интересно, откуда он ее знал? Да и как он вообще здесь оказался?
Мать Пашкова не испугалась и не растерялась, а заговорила с ним так, словно он, в отличие от меня, понимал, что происходит:
- Она знает, она все знает...
- Не беспокойтесь, я ее сейчас увезу, - пообещал Ледовский, будто речь шла не обо мне, а о каком-то неодушевленном предмете, который ничего не стоит переставить с места на место.
Я хотела было активно выступить против подобной постановки вопроса, но не успела, потому что Пашкова повторила свою непонятную фразу:
- Она все знает!
И добавила со злостью:
- - Она все знает, сукин сын, все, ты что, не понял?
- Я все улажу, - возразил Ледовский, подошел ко мне, взял за руку и поволок меня к выходу, совсем как старая Пашкова своего внука-аутиста. Только я в отличие от него упиралась.
- Эй, что здесь происходит? - воскликнула я, пытаясь вырваться из рук Ледовского.
- Пойдем! - тихо, но твердо приказал он. Я не то чтобы смирилась с таким произволом со стороны Дедовского, но сочла за благо оставить подробные разбирательства до лучших времен, до того момента, когда мы окажемся с ним на улице. Я даже мысленно заготовила для него особенно хлесткую и обидную первую фразу, но дело до нее так и не дошло, потому что произошло кое-что еще. Должна признать, с того момента, как я легкомысленно переступила порог дома пашковской матери, неожиданности сыпались мне на голову, точно разноцветные конфетти из новогодней хлопушки.
Дорогу нам преградила хозяйка, так и не расставшаяся с ножом, после чего между нею и Ледовским, не выпускающим моей руки, разыгрался совершенно запредельный (по крайней мере, для моего понимания) диалог.
- Напрасно вы так, Клавдия Васильевна, - укоризненно покачал головой Ледовский, - я же сказал, у меня все под контролем.
- Как тогда, что ли? - зловеще усмехнулась старуха. - Ты всегда сбивал его с панталыку, всегда... Я была против вашей дружбы с самого начала, знала, что она до добра не доведет... Однажды ты ему уже чуть не испортил жизнь, хочешь опять...
- Зря вы так драматизируете, - пробормотал Ледовский, - я же сказал, что все улажу, значит, так и будет.
Вы что-нибудь во всем этом поняли? Лично я - ничего. Просто театр абсурда какой-то. Который начался с моей идиотской идеи ударить по Пашкову муками совести (кои ему, видимо, несвойственны), а кончился кухонным ножом в руках его матери и совершенно необъяснимым десантированием Ледовского. А если еще прибавить к этому совершенно очевидный факт знакомства Ледовского с Клавдией Васильевной Пашковой!
Как ни увещевал Ледовский пашковскую мамашу, та упорно не хотела выпустить нас из дома.
- Ну зачем вы так? - уговаривал он ее. - Вы же знаете, что я не могу с вами бороться. Давайте разойдемся миром, а я вам обещаю все уладить...
Эта перепалка, в которой я принимала участие в качестве почти добровольного, ничего не понимающего статиста, затянулась, и Ледовский довольно деликатно попытался убрать уж слишком "гостеприимную" хозяйку с дороги, а заодно избавить ее от ножа. Тут-то и случилось самое страшное. То ли он схватил ее за кисть руки, в которой она сжимала нож, и потянул к себе, то ли она хотела его оттолкнуть, но я вдруг почувствовала, что хватка его ладони на моем запястье ослабела. А еще на пол, прямо мне под ноги, что-то брякнулось. Я посмотрела вниз и увидела тот самый нож с деревянной ручкой, только лезвие его почему-то было в крови. Неужели он?.. Я уставилась на Пашкову, которая, в свою очередь, не сводила глаз с Дедовского. Тогда я перевела взгляд на него и вздрогнула: его бежевый свитер, видневшийся в просвете между полами расстегнутого пальто, быстро пропитывался темно-красной кровью.
- Ты что, ранен? - заорала я.
- В бок, - пожаловался Ледовский. - Черт, кровь бьет фонтаном...
Я поволокла Дедовского к дивану. Схватила со стола кухонное полотенце и прижала к его животу: разобрать, куда конкретно он был ранен, мне не удалось из-за обилия крови. Буквально в считанные секунды на диване образовалась целая лужа, и даже край моей куртки промок от крови, которая начала стекать на пол. Я с ужасом посмотрела на свои ботинки, испачканные в крови Дедовского, а потом на Пашкову и ее внука. Эти двое наблюдали за происходящим так, будто оно не имело к ним ни малейшего отношения.
- Да что же вы! - закричала я. - Бегите на улицу... Он приехал на машине, там его наверняка ждет шофер... Ему нужно в больницу, быстрее, иначе он кровью истечет...
Но они даже не пошевелились. Тогда я выскочила на крыльцо, добежала до калитки, но открыть ее не успела. Она распахнулась сама, и я налетела на Капитонова...
***
- Быстрее, быстрее! - торопил Капитонов, когда его молодые помощники, подхватив Дедовского под руки, потащили его к выходу. Сам Дедовский был уже без сознания, а его водитель, совершенно ошалевший, бегал вокруг и причитал, как всполошившаяся баба:
- Да что же это, да как же это... Я же говорил: может, я с вами пойду как чувствовал... А он: сам, мол, управлюсь...
- Ты лучше заводи машину, ему в больницу срочно нужно, - прервал его Капитонов, - и в город не вези, можешь не довезти, тут рядом, в Опалихе, есть какая-то больничка, дуй туда. - И обернулся к Севрюкову:
- А ты поедешь с ними.
- Я тоже, - выпалила я.
Что ответил Капитонов, я не расслышала, потому что выскочила за дверь раньше, чем он успел открыть рот. Джип Дедовского уже вовсю газовал в сугробе. Я открыла дверь и умостилась на краешке заднего сиденья, на котором полулежал Дедовский. Севрюков, сидевший впереди, рядом с водителем, покосился на меня недовольно, но ничего не сказал.
Джип быстро полетел по дороге, и, как мне показалось, уже через секунду указатель "Совхоз "Пригородный" остался далеко позади. Этого же короткого времени хватило на то, чтобы Ледовский, уже и без того белый как мел, залил сиденье кровью, как прежде диван в доме Пашковой. Мне стало страшно, и, наклонившись над ним, я прислушалась, дышит ли он вообще. Слава Богу, Ледовский дышал, правда, тихо и неглубоко. Я взяла его за руку - она была прохладная и вялая - и не выпускала ее до самого конца. Я просто физически чувствовала, как жизнь оставляет его.
- Опалиха! - объявил шофер. - Черт... Где тут у них больница?
Потом джип слегка притормозил, и я услышала, как водитель выкрикнул:
- Где тут у вас больница?
Что ему ответили, я не разобрала, но джип снова взревел и понесся вперед, повернул налево и резко затормозил перед приземистым одноэтажным флигелем, выкрашенным в желтую краску.
- Есть! - Водитель выскочил из машины и быстро взбежал на крыльцо флигеля.
Спустя минуту дверца рядом со мной распахнулась. В салон заглянула пожилая докторша, а может, фельдшерица, по крайней мере, из-под ее пальто выглядывал белый халат. Она посмотрела на бледного Ледовского:
- Этот?
Потом взяла его за руку, немного подержала, нахмурилась и совершенно спокойным будничным голосом сказала:
- Он умер.
- Как же так, - растерянно прошептала я, - он же только что дышал... Она пожала плечами:
- Только что, может, и дышал, а сейчас умер.
- Да вы хоть послушайте как следует! - возмутился водитель, но докторша уже повернулась к машине спиной и, зябко запахиваясь в пальто, торопливо пошла к желтому больничному корпусу.
Водитель побежал за ней, размахивая руками:
- Почему вы его не спасаете, а? А как же реанимация?
Докторша остановилась и ответила ему с усталым вздохом:
- Во-первых, у нас бедная сельская больница, а во-вторых, никакая реанимация ему уже не поможет.
Пока они препирались, я прижалась щекой к щеке Ледовского, которая была немного теплее, чем его рука, замерла, пытаясь уловить его дыхание, и ничего не услышала.
Водитель вернулся в машину и вцепился в баранку.
- Врачи называются, - процедил он сквозь зубы и завел мотор. - Ничего, поедем в город, там доктора лучше...
Неужто он всерьез думал, что бывают врачи, способные воскрешать умерших?
На этот раз в дело вмешался Севрюков, все это время безучастно наблюдавший за происходящим, и отрывисто бросил:
- Что толку куда-то гнать? Он труп, ты понял?
Тот продолжал кочевряжиться:
- А ты видел, как она, видел? За руку подержала и бросила!
И обернулся ко мне:
- Ты бы хоть послушала, дышит он или нет!
- Он не дышит, - тихо сказала я, все еще прижимаясь щекой к щеке Дедовского.
Вместо эпилога
Вислоухов заливался соловьем:
- ..Цепь драматических событий, сопутствующих предстоящим в области выборам губернатора, получила неожиданное продолжение, а вернее, развязку: общепризнанный фаворит этих выборов Игорь Пашков снял свою кандидатуру. Это событие усиленно, на все лады обсуждают местные политики и средства массовой информации, но причина такого решения кандидата в губернаторы пока неясна, зато известны события, ей непосредственно предшествовавшие.
Попробую перечислить в хронологическом порядке самые главные из них. Это, конечно же, два покушения на Пашкова, жертвой одного из которых стал его помощник, президент общественного фонда "Регионы отечества" Вениамин Литвинец, и смерть, по предварительной версии следствия, в результате несчастного случая, известного в области предпринимателя Дмитрия Дедовского. Но и это еще не все. Буквально в последние часы стало известно, что несколько дней назад в нашем городе совершила самоубийство известная оперная певица Елена Богаевская...
Я убрала звук, оставив одно изображение. Наблюдать, как движутся Вадькины губы, как он жестикулирует, было почти забавно. "Открывает щука рот, да не слышно, что поет". Как ни иронизируй, а мальчик сделал на этой убийственной истории почти головокружительную карьеру, прославился на всю Россию. Потому что одно дело раз в месяц сообщать о задержках зарплаты бюджетникам, и совсем другое - каждый вечер докладывать об очередном трупе. Обыватели любят, когда им дают возможность выработать лишнюю дозу адреналина.
Ах, не то, не то, о чем я думаю, когда в прихожей висит куртка, испачканная кровью Ледовского! Но если я буду думать о нем, то просто-напросто сойду с ума. Я столько лет потратила, чтобы выкорчевать из сердца любовь к Нему, а что теперь прикажете делать с памятью? Разобраться в том, как и почему погиб Дедовский, я пока еще и не помышляла, прежде мне следовало пережить шок. Нет, шок - слишком слабо сказано, потому что я чувствовала себя улиткой, извлеченной из раковины и оставленной на безжалостном испепеляющем солнце.
Я занимала себя какими-то мелкими делами и даже не забывала время от времени заталкивать в себя пищу. Я ела продукты, привезенные мне Ледовским. (Его уже не было, а срок годности купленных им салатов и йогуртов еще не кончился.) А кроме того, смотрела телевизор, большею частью без звука, и курила на кухне в форточку. Несколько раз звонил телефон, но я не поднимала трубку. Сколько все это могло продолжаться, мне было неведомо.
А потом позвонили в дверь, но я не стала открывать. Потом позвонили еще два раза, потом стукнули кулаком по дерматину и объявили:
- Если не откроете, взломаем!
Причем объявили голосом Капитонова.
Тогда я открыла.
- Почему вы не отвечаете на звонки? - начал он с упреков.
Ничего не говоря, я вернулась в комнату, рухнула на диван и уставилась на Капитонова пустыми глазами.
А Капитонов сел на тот же стул, на котором он однажды уже коротал время, ненавязчиво меня допрашивая. Закинул ногу на ногу и достал из кармана сигареты. Но курить не стал, просто положил пачку на край журнального столика и принялся ее крутить на полированной поверхности. Причем делал" это с заметным удовольствием, как ребенок. Расслаблялся он так, что ли?
Я ждала, что он заговорит, но он словно воды в рот набрал. В конце концов я не выдержала:
- Ну рассказывайте, вам же есть чем похвастать. Я уже знаю, что Пашков снял свою кандидатуру.
- Это не только моя заслуга, - его глаза лукаво блеснули.
- Если вы намекаете на меня, то я политических целей не преследовала, безразлично отозвалась я.
- Но и ваши цели тоже осуществились, - вставил Капитонов. - Я могу вам подробно рассказать, что случилось с вашей подружкой пятнадцать лет назад.
Я молча вскинула на него глаза.
- Должен признать, ход ваших рассуждений был верным с самого начала. Все действительно началось с Елены Богаевской. Впрочем, если быть точным до конца, то еще раньше. С того момента, как молодой Пашков вместе с компанией подобных ему любителей оттянуться на полную катушку завел себе привычку устраивать веселые пикники на природе с местными девочками, не имеющими ничего против такого отдыха. Не брезговали они и уик-эндами в бане, как на той фотографии. Паскудство, конечно, но все по обоюдному соглашению. А однажды, после областного фестиваля искусств, в котором эти веселые ребята-комсомольцы участвовали по должности, они так здорово перепились, что не заметили, как затащили в машину молоденькую девочку, как говорится, тормоза отказали. А когда очухались да разобрались, поздно было, в том смысле, что сделанного не исправить. Они не придумали ничего лучшего, чем пригрозить своей жертве, и та в самом деле испугалась. И если бы только испугалась, несчастная пережила стресс, от которого так никогда и не оправилась. Это же в конце концов стало и причиной ее самоубийства.
- Так это все-таки самоубийство? - спросила я, хотя не так уж меня это занимало в свете последних событий. Похоже, та часть меня, что отвечала за остроту переживаний, омертвела, по крайней мере, на время.
- Практически никаких сомнений не осталось. После первого вашего ночного звонка она отправилась в аэропорт и уже через два часа была здесь. Почему-то ее понесло в ту самую квартиру, в которой она раньше жила с родителями. Квартира оказалась незапертой, поскольку ее хозяйка Надежда Бочарова, получившая крупную, по ее понятиям, сумму от Литвинца, загуляла на полную катушку. Именно так, не удивляйтесь, - он утвердительно кивнул, - ведь это Литвинец улаживал дела с особами, которые имели отношение к прежним приключениям Пашкова. Кстати, не все из них были такими корыстными, как Бочарова, некоторые сами предпочитали не вспоминать о прошлом, потому что еще неизвестно, кому оно повредило бы больше: им или Пашкову. Многие из них теперь добропорядочные матери семейств, одна - директор школы с большими амбициями. Так что наш кандидат особенно не переживал о том, что его делишки всплывут. Да, я немного отвлекся... Так вот, я рассказывал вам о Богаевской, которая вошла в эту квартиру. Что тогда творилось у нее в душе, можно только гадать.
- Выходит все-таки, это мой звонок подтолкнул ее к самоубийству... - тихо сказала я.
- Я бы не стал все воспринимать так однозначно, - возразил Капитонов, зачем такие крайности? Кроме белого и черного, есть еще и серое, и его, поверьте, намного больше. Что касается Богаевской, то ее "переклинило" раньше, еще в аэропорту, когда она узнала Пашкова. Да, ситуация и впрямь была неординарная: приехала поддержать кандидата, а он при ближайшем рассмотрении оказался насильником, от воспоминаний о котором она убегала последние пятнадцать лет. С переменным успехом убегала. Это была очень мучительная борьба, как я понимаю: то ей казалось, что она избавилась от страха, то ужасные переживания накатывали на нее вновь. Ее импресарио рассказывал, что несколько раз она полностью выпадала из реальности, тогда ее помещали в одну хорошую клинику, где она и познакомилась с Майей, тоже, между прочим, жертвой сексуального насилия. Правда, Пашков в данном случае совершенно ни при чем.
- А как Майя? - только сейчас вспомнила я.
- Без изменения, - произнес Капитонов, - по крайней мере, в том, что касается ее головы. Психиатр говорит, что в себя она придет не скоро.
- А про Богаевскую она знает? Капитонов пожал плечами:
- Пойми, что у нее на душе. Пока можно утверждать одно: она приехала сюда ее искать, и про Пашкова ей было известно. По всей вероятности, она связала исчезновение Богаевской с Пашковым, только этим можно объяснить ее звонок на передачу - вы тогда оказались не оригинальны - и эту детскую выходку с кислотой. Что до самого Пашкова, то он очень долго ничего не понимал, он ведь не запомнил Богаевскую, сколько у него таких было! Точнее, про изнасилование он, конечно, не забыл, а вот лицо жертвы ему в память не запало. В отличие от нее - он ей, наверное, по ночам мерещился.
- Совпадение, простое совпадение, - грустно улыбнулась я.
- Вот именно, - подтвердил Капитонов, - не первое и не последнее в этой истории, которая, похоже, вся состоит из разного рода совпадений. И ваше появление в ней из той же области. Надо же было такому случиться, что вы знали Наташу Русакову, которая когда-то училась с Еленой Богаевской. И надо же вам было найти ту газетную вырезку пятнадцатилетней давности, которую даже я поначалу не принял всерьез.
- А сейчас? - Я посмотрела на него исподлобья.
Он еще раз крутанул пачку сигарет на гладкой поверхности журнального столика:
- А сейчас... Знаете, что я вам скажу... Пятнадцать лет - это очень долго, к тому же иных уж нет, а те далече... Поэтому многие события, вернее, связки между ними приходится восстанавливать методом моделирования. Лично я себе рисую все это следующим образом. Богаевскую, как вы помните, изнасиловали после областного фестиваля искусств, она там выступала вместе с хором...
- Постойте, - в моем оглушенном сознании что-то такое забрезжило, - да ведь Наташа...
- Конечно, - кивнул Капитонов, - она тоже там была, тоже пела в хоре, только не солировала, как Богаевская.
- Вы хотите сказать, что ее тоже... - Бог знает, почему я вдруг испугалась. Ведь пугаться того, что произошло пятнадцать лет назад, нелепо.
Капитонов отрицательно покачал головой:
- Думаю, что нет, хотя утверждать на все сто пока не берусь. На мой взгляд, все было немножко по-другому. Ваша подружка Наташа каким-то образом узнала об изнасиловании, кто именно это сделал, она не знала, но, предположим, видела, как Богаевская садилась в чью-то машину, и запомнила лицо Пашкова. А через два месяца, когда мать уже увезла Богаевскую в Питер, ваша подружка случайно встретила фотографию Пашкова в газете. Очевидно, у нее было обостренное чувство справедливости, если она решила самостоятельно обличать порок. Не совсем понятно, почему она отправилась к матери Пашкова. То ли ею руководило то же чувство отчаянного безрассудства, что и вами, то ли она рассчитывала застать там самого Пашкова...
- Наташа была у Пашковой? - Перед моими глазами поплыли радужные круги. Капитонов помрачнел:
- Да, в тот вечер она отправилась в Пригородный. Чем это кончилось, вы, наверное, уже догадались?
- Господи, - выдохнула я и закрыла лицо руками. - Но почему?
- Почему Пашкова ее убила? Ну, это не самая сложная головоломка. Единственный сын любящей матери, ради которого она своей личной жизнью пожертвовала. День и ночь пахала как проклятая, чтобы он в люди выбился. Не только из-за любви к родной кровиночке, но и чтобы утереть нос подлецу-мужу, ушедшему к другой. Впрочем, это все мелочи. Пятнадцать лет назад, как раз накануне известных событий, Пашкову вовсю засветила перспектива повышения по службе с переездом в Москву. Фигурально выражаясь, он уже вещички паковал и предвкушал, что скоро станет столичной штучкой. Может, оттого и пустился во все тяжкие, чувствовал, что в Москве уже так вольготно не погуляет... Так что мать пошла на преступление, чтобы спасти судьбу и карьеру сына, а тот, кстати говоря, ничего и не знал о такой ее самоотверженности. И жена его тоже не знала, при том, что была в курсе его делишек, в том числе и изнасилования. Конечно, восторга все это у нее не вызывало, но... Как говорится, где еще найдешь такого перспективного мужа? - Капитонов задумался. - И все вполне могло сойти им с рук, если бы не случайность. Кто же мог предположить, что известная оперная певица Богаевская и есть та самая испуганная девчонка, которую однажды затащили в машину и изнасиловали?
Я медленно прозревала:
- Теперь я понимаю, почему Наташина фотография не произвела на Пашкова никакого впечатления... Да и мой звонок в прямой эфир, конечно, не мог возыметь на него никакого воздействия. А его мать... Как она это сделала? Ножом?
- По крайней мере, так она говорит, а потом, ночью, зарыла в огороде. Завтра начнем откапывать... На том месте дерево выросло, корчевать придется... А что меня больше всего потрясло, так это ее рассказ о том, что в тот момент, когда она ее убивала, в комнату вошел сын Пашкова. Ему тогда было только три года, и он гостил у бабушки. Она говорит, что с этого времени он не произнес больше ни слова... Болезнь у него такая редкая - он аутист. Впрочем, вы ведь его видели.
- Да, он тоже был там...
- Ну вот, теперь вы знаете то, что хотели, - Капитонов поднялся со стула и сунул в карман свои сигареты, - правда, должен вас предупредить, на покой в ближайшее время не рассчитывайте. Свидетель - очень хлопотная обязанность, и вас еще помучают. Впрочем, вы больше чем свидетель, вы непосредственный участник. Можно даже сказать, помощник. Правда, очень непоследовательный и противоречивый, но, должен признать, сослуживший нам добрую службу. Вы как бы стали невольным катализатором многих событий, чем облегчили нашу работу.
- Скажите лучше, лабораторным кроликом, который к тому же сам ставит на себе опыты. - Я прикусила губу, чтобы не заплакать, потому что вдруг неожиданно ярко увидела Ледовского живым. А потом призналась:
- А я, если честно, подозревала, что вы подыгрываете Пашкову.
- Ну уж вы скажете, - отмахнулся Капитонов. - Я, пожалуй, пойду, пока вы со своим богатым воображением не выдали еще чего-нибудь почище.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги