Операции английского флота в первую мировую войну

Глава I. Подготовка к войне и период «натянутых отношений»

Среди многих ошибочных мнений, господствовавших в тот период, когда мы оказались вовлеченными в войну, не последнее место занимал взгляд, что мы вступили в эту войну неподготовленными. Вопрос о том, соответствовал ли масштаб приготовлений переживаемому моменту, правы ли мы были, придерживаясь испытанной нами системы «малой армии и большого флота», остается открытым и долгое время будет служить темой споров, но не подлежит сомнению, что механизм, запустивший в действие всю систему, работал в совершенстве, не имевшем примеров в нашей истории.

Надо отметить, что вся подготовительная работа оказалась закончена как раз в последнюю минуту. Многое было сделано со времени Южно-Африканской войны и стремительного роста германского флота. В течение нескольких лет Адмиралтейство вело так называемый War List, в котором в подробностях излагались как все действия флота и различных учреждений Адмиралтейства на протяжении «предупредительного периода» и периода объявления войны, так и меры по их согласованию между собой и другими государственными учреждениями, с ними так или иначе связанными. Однако все эти действия долгое время оставались не вполне согласованными, и только к концу 1910 года была сделана решительная попытка изменить создавшееся положение.

Военный министр Холден заканчивал в то время реорганизацию армии в соответствии с ее вероятной ролью в европейской войне, и по его настоянию премьер Асквит в январе 1911 года при Комиссии имперской обороны создал Комитет по координированию действий различных учреждений при объявлении войны. В состав Комитета входили два члена от Адмиралтейства, три — от военного министерства и по одному от министерства иностранных дел, министерства внутренних дел, министерства колоний, министерства по делам Индии, министерства торговли, таможенного управления и почтово-телеграфного ведомства.

Товарищ министра иностранных дел сэр Артур Никольсон был председателем, а секретарь Комиссии имперской обороны контр-адмирал Оттлей — секретарем Комитета. Впоследствии с образованием Морского генерального штаба его начальник также вошел в состав Комитета.

Работа Комитета выразилась в составлении так называемой «Военной книги» (War Book), в которой указывалось, что, как и когда каждое из учреждений должно было делать. Каждому учреждению отводилась отдельная глава, поделенная на разделы, посвященные различным периодам. Первым шел период мирного времени с соответствующими указаниями, вторым — период «предупредительный», устанавливаемый министерством иностранных дел, уведомлявшим кабинет министров, что отношения с той или иной державой (державами) стали натянутыми. Для экономии времени в последнем случае министерство иностранных дел, как только считало нужным принять такую меру, обязывалось немедленно сообщить об этом в Адмиралтейство, в военное министерство и почтово-телеграфное ведомство. Следующей мерой являлась посылка «предупредительной телеграммы», фактически устанавливавшей период «натянутых отношений». Термин этот, будучи с исторической точки зрения довольно смутным, получил теперь техническое, политическое, административное и стратегическое значение и разрешал целый ряд действий оборонительного характера, например мобилизацию крупных морских портов, сигнальных станций, охрану уязвимых портов, введение ограничительных правил для движения судов по рейдам и в гаванях, предварительные меры по мобилизации флота и армии, введение цензуры и т. п., вплоть до отмены в случае надобности действия некоторых законов.

Следующие четыре раздела «Военной книги» предусматривали мобилизацию флота и армии, разведку, контроль над радиотелеграфом и цензуру проволочных телеграмм.

Затем шли указания о мерах, принимаемых в случае объявления войны. Каждая глава велась таким образом, чтобы с первого же взгляда можно было видеть, что данное учреждение должно делать и одновременно с ним другие, а также способ, каким учреждения извещали друг друга для данного действия. В целях возможной децентрализации и избежания излишней волокиты в каждом учреждении имелась дополнительная «Военная книга», где содержалась инструкция, по которой можно было действовать автоматически при получении «предупредительной» или «военной» телеграмм. За три с половиной года существования Комитета в результате постоянных пересмотров и благодаря опыту, полученному во время Агадирского кризиса в 1911 году, все детали оказались разработаны в высшей степени точно. Организация предусматривала присутствие во всех учреждениях в любое время лиц, которые могли сделать нужные распоряжения.

Телеграммы, доходящие числом до тысячи, были заготовлены заранее и сохранялись разложенными в порядке спешности отправления, все бумаги и документы хранились в конвертах особых образцов, указывающих степень их важности. Система была во всем доведена до совершенства, и король никогда не отправлялся в путешествия, не имея с собой тех бумаг, которые требовали его подписи.

Основы системы вырабатывались не без труда и не без сомнений, так как имели под собой зыбкую почву, на которой интересы дипломатии и вооруженных сил никогда не согласуются. Период «натянутых отношений» создавал положение, когда действия дипломатии и военные приготовления противоречат друг другу. Стремления министерства иностранных дел, естественно, сводились к желанию оттянуть объявление того, чего оно старается избегнуть, но предотвратить не может. Стремления же руководителей вооруженных сил сводятся к желанию пустить в ход свои «машины» как можно скорее, постараться предупредить и перегнать в этом отношении противника. Компромисс неизбежен. Даже в Германии, в стране, где мнение военных сфер вообще доминировало, им в последний момент пришлось уступить требованиям политического момента.

Приходилось считаться с тем, что всякий признак пуска в ход «военной машины» в напряженный момент производит сильное впечатление и способен поколебать неустойчивое политическое положение.

С другой стороны, промедление с пуском этой «машины» в ход даже на несколько часов могло привести к непоправимым последствиям. Чтобы свести к минимуму эту опасность, и был установлен «предупредительный период», в течение которого разрешалось принимать меры, «не волнующие общественное мнение». Однако при соблюдении такого условия меры, необходимые по ходу событий, не оказалось возможным осуществить секретно от населения нигде, как только на флоте.

Вследствие скрытности передвижения флота и того обстоятельства, что главная его часть всегда находилась в боевой готовности, удалось принять ряд мер предварительного характера, не опасаясь вызвать тревогу населения.

В данном отношении у Адмиралтейства руки оказались развязаны, и это послужило базисом для составления его «Военной книги».

Для «предупредительной телеграммы», устанавливавшей «предупредительный» период, были выработаны два отдельных условных слова. При получении первого делались морские приготовления оборонительного характера, заключавшиеся в принятии мер против неожиданного нападения без объявления войны, в мобилизации тральных отрядов, мобилизации канонерок для охраны телеграфных кабелей, осмотре коммерческих судов в военных портах и т. п., и разрешалось приступать к подготовительным работам по общей мобилизации флота. Особым телеграфным приказанием призывался первый резерв (Immediate Reserves), что не затрагивало интересов гражданской жизни страны.

С получением второго условного слова разрешались все подготовительные меры, вплоть до задержания на службе необходимых «опытных» людей из числа уходящих в запас, но запрещался призыв резерва следующих трех категорий и запасных, находящихся на пенсии. Наконец, кроме двух вышеуказанных слов, существовало третье, которое могло быть протелеграфировано лишь в момент крайнего напряжения и которое разрешало не только общую мобилизацию, но и вообще все, что предусматривала «военная телеграмма».

Таким образом, флот во всеоружии встречал всякое политическое положение — будь то положение длительного «предупредительного периода» или обрушившееся, как «удар грома среди ясного неба» (Bolt from the Blue), «состояние войны».

Все работы по налаживанию системы закончились к июню 1914 года, за исключением работ некоторых подкомиссий, издававших постановления, по урегулированию военных мер, нарушавших нормальное течение гражданской жизни страны. Постановления эти касались контроля правительства над железными дорогами, цензуры печати, распоряжений на случай необходимости направления нашей торговли из портов Северного моря в другие порты. Затем был учрежден Комитет, вырабатывавший положение о государственном страховании против военного риска на море. За три месяца до начала войны эта сложная работа закончилась, но полной санкции еще не получила, и вопрос продолжал обсуждаться.

Что касается флота, то все оказалось в полном порядке, и эскадры отечественных вод находились в готовности даже большей, чем предусматривалось «Военной книгой». В марте 1914 года правительство заявило в Парламенте, что вместо обычных летних маневров будет проведена пробная мобилизация, которая начнется в середине июля, и что после нескольких выходов флота в море для обычных упражнений 23 июля эскадры и отряды разойдутся по портам, а резервисты будут отпущены. Таким образом, мобилизация эта не явилась неожиданной и отнюдь не могла рассматриваться как «настоящая», так как запасники не призывались, а приглашались к участию по желанию. Офицеры назначались не по военному расписанию, а как было удобнее. Дислокация крейсерских эскадр также отличалась от предусмотренной планом войны.

Приказом от 10 июля все суда были собраны в Портленде под флагом адмирала сэра Георга Каллагана, который заканчивал трехлетний срок своего командования. Всего на рейде и в гавани стояло 460 вымпелов. Налицо были все эскадры, отряды и флотилии отечественных вод, за исключением 4-й флотилии эскадренных миноносцев, занятой полицейской службой в Ирландском море, вызванной печальными событиями в Ольстере.

На европейском горизонте все обстояло благополучно и, казалось, спокойнее, чем два года назад. Убийство эрцгерцога Фердинанда в Сараеве в конце июня не вызвало никаких заметных осложнений: германский император отправился в свое обычное путешествие в норвежские фиорды; 13 июля французский президент на линейном корабле JeanBart в сопровождении линейного корабля France вышел в Балтийское море с визитом к русскому императору.

23 июля адмирал Каллаган уведомил Адмиралтейство, что начинает демобилизацию, а сам возвращается в Портленд, где будет собрано совещание всех флагманов для разбора результатов проведенной мобилизации.

Затем обстановка переменилась с быстротой молнии. В памятный день 23 июля Австрия предъявила свой пресловутый ультиматум Сербии, текст которого наше министерство иностранных дел получило рано утром 24 июля. Ультиматум давал Сербии для ответа срок лишь 48 часов и был составлен столь вызывающе, что Адмиралтейство немедленно отменило назначенное адмиралом Каллаганом совещание, но тем не менее не отменило роспуска флота по портам и не приостановило демобилизацию. Получив эти распоряжения, адмирал Каллаган уведомил Адмиралтейство, что к 27 июля демобилизация закончится и Первый флот расформируется, а потому он со 2-й линейной эскадрой придет в Биргавен, 3-я линейная эскадра отправится в Ламлаш, а все остальные эскадры пройдутся по своим портам и приступят к увольнению команд в обычные для этого времени отпуска. Второй и Третий флоты перейдут на положение мирного времени.

Однако правительство чувствовало себя обязанным избегать всяких тревожных мероприятий.

48-часовой срок, данный Австрией Сербии, был использован державами для напряженных попыток убедить Австрию продлить срок ультиматума и принять за основу переговоров скромный до униженности ответ Сербии, посланный ею по совету России. Но все попытки разбивались о злостное влияние Германии.

25 июля срок ультиматума истек, и австрийский посланник выехал из Белграда. Выгоды, полученные нами от пробной мобилизации, быстро таяли. Политический горизонт все темнел, и положение становилось напряженнее с каждой минутой. Австрия не могла повернуть назад, а Россия не могла дать понять, что она останется равнодушной к судьбе Сербии. Наше министерство иностранных дел видело лишь один путь для избежания всеобщего конфликта — сохранять во всем полное спокойствие и постараться привести обе заинтересованные державы к взаимному соглашению. Поэтому Адмиралтейству не приходилось предпринимать никаких шагов.

На следующий день (26 июля) обстановка переменилась к худшему. Стало достоверно известно об отклонении сербского ответа; в Вене войну считали неизбежной. Император Вильгельм возвращался в Берлин, а в Германии шли приготовления военного характера.

Поступили сведения о распоряжениях Флоту открытого моря сосредоточиться у побережья Норвегии. Дальнейшая наша бездеятельность становилась нетерпимой, и в 16 часов главнокомандующий флотом послал телеграмму с приказанием ни одному из судов Первого флота впредь до распоряжений не уходить из Портленда, судам Второго флота оставаться в готовности в портах их приписки и полностью укомплектовать команды. Адмирал Каллаган получил эту телеграмму в последний момент — линейные эскадры должны были начать расходиться на следующее утро, многие более мелкие соединения уже ушли, Bellerophon из состава 4-й линейной эскадры находился на пути в Гибралтар для ремонта; шесть крейсеров, большинство эскадренных миноносцев и все тральщики разошлись по своим портам и уже успели уволить в отпуск треть своих команд. Все-таки адмирал успел остановить расформирование Первого флота, и 27 июля были приняты меры по восстановлению положения.

Флот был приведен в состояние, соответствующее напряженному политическому состоянию Европы.

Отозвав своего посланника из Белграда, Австрия оборвала возможность соглашения. Старания убедить Германию повлиять на благоразумие Австрии не увенчались успехом, но были получены указания на возможность непосредственных переговоров между Россией и Австрией. В Петрограде считали главной причиной неуступчивости Австрии и Германии господствовавшее в Вене и Берлине убеждение, что Великобритания ни при каких обстоятельствах не вступит в войну. Грей телеграммой нашему послу в Петрограде Бьюкенену сообщил об ошибочности такого взгляда, ссылаясь на вышеуказанное приказание не расформировывать Первый флот. Тем временем необходимые по флоту распоряжения продолжались: команды, уже уволенные в отпуск, не были вызваны обратно, но дальнейшие отпуска приостановили; экипажи судов, укомплектованные при мобилизации, оставались на судах; школы и учебные отряды не начинали учебных занятий; все офицеры, прибывшие на пробную мобилизацию, были задержаны. Второй флот, тридцать шесть миноносцев и некоторые другие суда, насколько хватало команд, укомплектовались до штатного числа. Суда Второго и Третьего флотов грузились углем, принимали боевой запас и провизию. Все делалось по возможности без излишнего шума и огласки. Одновременно Адмиралтейство также принимало ряд других, допустимых по обстоятельствам момента мер: четыре старых линейных корабля типа Majestic — Mars, Hannibal, Magnificent и Victorious — спешно укомплектовывались командами и направлялись в Хамбер, где должны были образовать отдельный отряд и поступить в распоряжение адмирала патрулей, которому вверялась охрана Шотландского побережья, включая Ферт-оф-Форт и Шетландские острова, но исключая Кромарти и Оркнейские острова. Forward, занятый полицейской службой в Ирландском море, получил приказание идти в Лервик и там совместно с четырьмя эскадренными миноносцами образовать Шетландский патруль; восьми эскадренным миноносцам, предназначенным для охраны якорных стоянок Северного побережья, было приказано занять свои места, но они не смогли выйти из Нор ранее 31 июля.

В течение дня всем судам заграничных станций была послана телеграмма, в которой указывалось, что политическое положение в Европе не исключает возможности войны и что им предписывается приготовиться, по мере возможности скрытно установив неотступное наблюдение за судами центральных держав. Одновременно суда предупреждались, что эта телеграмма отнюдь не должна рассматриваться как «предупредительная телеграмма». Главнокомандующему в Средиземном море предписывалось собрать весь флот на Мальте.

28 июля положение дел ухудшилось. Хотя переговоры между Россией и Австрией начались, а Франция и Италия выразили согласие на предложение Великобритании собрать в Лондоне конференцию послов, Германия это предложение отвергла. Правда, одновременно она выразила готовность взаимно содействовать предупреждению войны, но искренность этого заявления поколебала телеграмма нашего посла в Вене. В ней говорилось, что австрийский министр иностранных дел категорически отказался отложить выступление против Сербии и не соглашался приступить к переговорам с учетом сербского ответа на ультиматум Австрии. Вслед за этим сообщением пришла телеграмма из Белграда об объявлении Австрией войны Сербии.

Не считаться с серьезностью положения становилось невозможно, однако надежда на мирное урегулирование всеобщего конфликта еще не была окончательно потеряна, и наше министерство иностранных дел не давало согласия на объявление «предупредительного периода». Военное министерство и Адмиралтейство тем не менее продолжали спешные приготовления.

В 17 часов 29 июля Первый флот получил приказ на следующее утро сняться с якоря и следовать в Скапа-Флоу.

Планом войны предусматривалось следование флота через западную часть Северного моря, но в экстренном случае этот курс мог быть изменен, в особенности, если это сулило бы встречу с неприятелем и последующий решительный бой. Имелись сведения о сосредоточении Флота открытого моря у берегов Норвегии, и нашему флоту приказали следовать, придерживаясь восточной части Северного моря.

Шансы на встречу с неприятелем были значительные. С целью уменьшения риска торпедных атак флот должен был пройти Дуврский пролив ночью с потушенными огнями. В то же время вице-адмирал Берней, приведший в Нор суда, приписанные к этому порту, для увольнения команд в отпуск, получил приказание собрать в Портленде 5-ю и 7-ю линейные эскадры, а также 5-ю крейсерскую.

В 7 часов 29 июля Первый флот вышел в море; в этот день политическое положение стало еще хуже.

Австрийцы начали бомбардировку Белграда, Россия приступила к мобилизации своих южных округов, Германия грозила общей мобилизацией, если Россия не прекратит военных приготовлений. Требование Германии выполнить было невозможно, и только чудо могло предотвратить войну. Момент для пуска в ход механизмов, действие которых предусматривалось «Военной книгой», наступил. Однако не министерство иностранных дел сделало это. Несмотря на решительные действия Германии, в Вене все же проявляли известную уступчивость, и наше министерство еще надеялось на урегулирование конфликта. Но Адмиралтейство не имело этих надежд, и, когда утром собрался кабинет министров, первый лорд энергично настаивал на объявлении «предупредительного периода». Кабинет с ним согласился, и днем «предупредительная телеграмма» была послана одновременно из военного министерства и из Адмиралтейства. Последней была послана, телеграмма «второго» образца, разрешающая все меры, кроме общей мобилизации и осмотра торговых судов.

К вечеру тучи на политическом горизонте сгустились еще более, и Адмиралтейство приказало вызвать из отпуска по телеграфу всех офицеров и матросов.

Далее, как бы правительство этого ни желало, скрывать наши приготовления становилось немыслимым.

Днем того же дня сэр Эдуард Грей предупредил германского посла, чтобы он не заблуждался, полагая, что Великобритания останется равнодушной зрительницей, если Франция будет втянута в войну.

Заявление Грея и наши морские приготовления привели к тому, что через несколько часов германский канцлер сделал нашему послу предложение не вмешиваться в конфликт между Францией и Германией при условии, что ни одна пядь французской земли не будет немцами аннексирована. Это предложение означало потерю Францией всех колоний и низведение ее до положения вассала Германии. Такой ценой сохранять свой нейтралитет мы не могли, принятие подобного предложения навсегда покрыло бы позором нашу страну, и соответствующий ответ был передан в Берлин на следующий день.

Положение было критическим, но не окончательно безнадежным, поскольку переговоры между Россией и Австрией продолжались и носили обнадеживающий характер, как вдруг 31 июля Германия разрушила все, предъявив в Петрограде ультиматум с требованием демобилизации в течение 12 часов.

Война была ближе, чем когда-либо, но мы оказались готовы. Механизмы, приведенные в действие «Военной книгой», работали исправно, все шло по плану и без сбоев.

Все боевые соединения Первого и Второго флотов заняли свои позиции или были на пути к ним.

Адмирал Каллаган в момент получения Первым флотом приказа следовать на север находился в Адмиралтействе на совещании, и флот повел вице-адмирал Уоррендер. Следуя через Канал, он встретился и обменялся салютами с французскими дредноутами France и JeanBart, возвращавшимися из Балтийского моря. Пройдя Дувр, флот проложил курс на Скагеррак и, придя на траверз Terschelling, заметил на горизонте уходящий немецкий крейсер. Вероятно, этот крейсер донес о движении Первого флота, но вряд ли он смог дать верные сведения — как только он скрылся, курс был изменен на Скапа-Флоу. IronDuke отделился и пошел в Ферт-оф-Форт за главнокомандующим. За исключением того крейсера, никаких германских судов в море обнаружено не было.

Суда Флота открытого моря стояли по портам или же около 28 июля их отозвали обратно — полученные ранее сведения не соответствовали действительности.

31 июля адмирал Каллаган в Куинсферри сел на IronDuke и пошел в Скапа-Флоу. В помощь ему была учреждена должность помощника главнокомандующего (Second in Command) в лице вице-адмирала сэра Джона Джеллико, а начальником Штаба флота был назначен контр-адмирал Мадден, командовавший до того 2-й крейсерской эскадрой.

Политическое положение к 1 августа достигло крайних пределов напряжения. Накануне наш посол в Берлине виделся с германским канцлером и передал ему решительный ответ Грея на попытку Германии купить нашу измену Франции, но канцлер оказался настолько взволнован, что почти ничего не слушал. Его мысли занимали только что полученные сведения о мобилизации всей русской армии, и он говорил о том, что Германия должна немедленно объявить «предупредительный период» — Kriegsgefahr, за которым почти тотчас последует объявление мобилизации. Ввиду этих заявлений было признано необходимым в тот же вечер просить у Франции и Германии заверений в том, что в случае войны нейтралитет Бельгии не будет нарушен. В момент отправки телеграмм (19 часов) наш посол в Париже получил от французского министра иностранных дел сообщение о предъявленном Германией в Петрограде ультиматуме, требующем прекращения мобилизации и грозящем в случае отказа объявить общую мобилизацию германской армии на границе как России, так и Франции. Ответы на запросы о Бельгии пришли рано утром 1 августа — Франция давала ясное и определенное обещание соблюдать нейтралитет, Германия же со своей стороны такого обещания фактически не давала. Поэтому германского посла в Лондоне поставили в известность, что если бельгийская территория будет занята, нам придется выступить.

Днем Адмиралтейство получило телеграмму из Берлина непосредственно от нашего посла, извещавшую о запрещении британским судам выходить из Гамбурга «ввиду важных морских маневров, которые будут иметь место на следующий день».

Через полчаса после получении этих известий Адмиралтейство пришло к определенному решению, и в 2.15 было послано телеграфное приказание приступить к выполнению мобилизационных расписаний, а также разрешение реквизировать транспорты, госпитальные суда, угольные и нефтеналивные пароходы. Флагманы и отрядные начальники Третьего флота были отправлены в отряды с приказанием поднять свои флаги, командирам портов предписывалось донести о готовности судов Третьего флота принять полный комплект команды. Было сделано распоряжение о контроле радиотелеграфа на коммерческих судах, и оставалось лишь призвать запасных последних трех категорий резерва.

Но прежде Адмиралтейство считало необходимым принять и другие меры чисто военного характера. Удар, нанесенный японцами в Порт-Артуре, был свеж в памяти у всех, и господствовало мнение, что немцы постараются последовать их примеру, но в несколько иной форме. Нападение ожидалось в виде активных минных заграждений, почему последовало приказание патрулям и флотилиям местной защиты занять свои места. Флотилиям подлодок запрещалось принимать участие в дозорной службе в течение предупредительного периода.

В эту ночь пришло известие об объявлении Германией войны России, и в 13.25 (2 августа) запасные были призваны.

Из всего вышеизложенного совершенно ясна ошибочность создавшегося мнения о «продолженной» пробной мобилизации, мнения, распространению которого способствовал по неведению один из иностранных представителей[10]. Она закончилась своевременно, и команды Второго и отчасти Первого флотов разъехались в отпуск.

Настоящая мобилизация явилась совершенно самостоятельным актом, закончившимся 3 августа, а отнюдь не продолжением пробной.

Адмирал Берней находился в Портленде, вице-адмирал Бетелль поднял свой флаг и вступил в командование Третьим флотом, все остальные флагманы, назначенные приказом от 25 июля, также вступили в командование. Одновременно в соответствии с последним распоряжением для увеличения крейсерских эскадр были взяты девять почтово-пассажирских пароходов, оборудованных в качестве вспомогательных крейсеров.

Для Франции положение на море стало совершенно критическим: каждую минуту неприятель мог появиться у ее западных берегов — слабые силы 2-й крейсерской эскадры не могли служить серьезной помехой врагу. Тем не менее адмиралу Руаеру было послано приказание «следовать к Дувру и препятствовать неприятелю в прохождении пролива». Все, что он мог бы сделать с надеждой на некоторый успех, это атаковать немцев подлодками и миноносцами флотилии Ла-Манша ранее, чем будет разбита его эскадра. Но тревога длилась недолго: наступил момент, предусмотренный соглашением 1912 года. Днем 2 августа Грей заявил французскому послу, что британский флот мобилизован, и на следующее утро у кабинета министров будет испрошено разрешение на принятие ряда мер, предупреждающих возможность нападения на Францию с моря. В это же время стало известно, что общая мобилизация армии и флота в Германии идет полным ходом и что немцы захватили железные дороги в Люксембурге. Еще до заседания кабинета наш министр иностранных дел пригласил французского посла и сделал ему следующее заявление: «Если немецкий флот пройдет через Канал или Северное море для враждебных операций против французского побережья или судоходства, британский флот окажет Франции всемерную помощь».

Послу разъяснили, что заявление сделано с целью облегчить задачу развертывания французского флота в Средиземном море и что оно не обязывает нас вступать в войну, если со стороны немцев не последует вышеупомянутых действий. Кроме того, послу было указано, что, считаясь прежде всего с интересами обороны Великобритании и с ответственностью, которую мы несем перед всем миром, в настоящий момент не может быть и речи о посылке во Францию экспедиционного корпуса[11].

Относительно распоряжений по сухопутным силам в этот день (2 августа) было осуществлено только одно мероприятие — мобилизация половины гарнизона территориальной артиллерии Оркнейских островов, где адмирал Каллаган приступил к устройству батарей для защиты Скапа-Флоу.

Мера эта считалась срочной ввиду полученных сведений о проходе 1 августа Большим Бельтом трех транспортов с войсками. На Шетландских островах, кроме местного дозора в составе Forward с четырьмя миноносцами 8-й флотилии, никого не было. Хотя они теперь уже находились на своем месте по расписанию, т. е. в Dales Voe, им требовалось подкрепление, и, по приказанию главнокомандующего, контр-адмирал Пакенгам с крейсерами Antrim, Argyll, Devonshire, Cochlrane и Achilles был спешно послан на поддержку. Вслед за адмиралом Пакенгамом пошел и адмирал Битти с линейными крейсерами. Крейсеры пришли на свои позиции 3 августа, одновременно с ними и 2-я французская крейсерская эскадра заняла позицию в Дуврском проливе. Для Адмиралтейства не оставалось никаких сомнений, что момент для вступления в силу октябрьского соглашения 1913 года наступил. В 17 часов по этому поводу был послан экстренный запрос премьер-министру и министру иностранных дел с указанием, что если не последует запрещения, то Адмиралтейство будет действовать немедленно. Ответ утвердительного характера последовал тотчас же, ввиду чего было отдано приказание Дуврскому патрулю и патрулю Канала (Cross Channel Patrol) выйти на позиции на следующее утро для совместных действий с французами, но атаковать неприятеля разрешалось лишь в случае нападения последнего. Эскадра адмирала Веймисса, которая, по плану войны, должна действовать совместно с эскадрой адмирала Руаера, не была еще готова[12]. Крейсер Challenger держался в Бристольском канале для предотвращения постановки немцами минных заграждений, коммодор Тирвит находился наготове со своими миноносцами совершить рейд в южной части Северного моря с целью пресечь какие бы то ни было операции из Гельголандской бухты в этой части моря, а адмирал Кэмпбелл был в готовности в случае необходимости выйти с частью своих крейсеров им на поддержку[13].

Насколько морская оборона вообще могла оградить страну от вторжения, настолько это было сделано. Поэтому ничто не препятствовало отправке если не целиком, то хотя бы части экспедиционного корпуса на материк.

Однако немцы не собирались производить высадку и, по-видимому, сами опасались нашего вторжения с моря.

По сведениям нашей разведки, их миноносцы и подлодки держались к северу и югу от Эльбы на расстоянии 50 миль, подходы к портам Северного моря и к побережью Боркума были минированы, маяки потушены, а Флот открытого моря со времени возвращения ни разу в море не выходил. Ночью мы получили сведения о намерении немцев выслать в море до объявления войны несколько вспомогательных крейсеров, и в 4 часа утра 4 августа Гранд-Флит получил приказ произвести поиск с целью их перехвата.

Поход состоялся уже не под командованием адмирала Каллагана; срок пребывания его на посту главнокомандующего к этому времени истек, и Адмиралтейство полагало, что в предстоящей борьбе флот должен возглавить молодой, полный сил человек. Извещая адмирала Каллагана о принятии этого решения и выражая одобрение его высокополезной трехлетней деятельности по боевой подготовке флота, Адмиралтейство предлагало ему спустить флаг и передать командование вице-адмиралу сэру Джону Джеллико, который одновременно с этим был произведен в адмиралы. Для сохранения преемственности на IronDuke переходил в качестве начальника штаба контр-адмирал Мадден, а в должности флаг-капитана оставался коммодор Эверрет.

В 6 часов утра, приблизительно за два часа до момента готовности Гранд-Флита к походу, стало известно о намерении немцев перейти бельгийскую границу около 16 часов. В 9.30 министерство иностранных дел отправило энергичный протест, требуя от германского правительства немедленного ответа. В то же время в соответствии с мерами, предусмотренными «Военной книгой», были отданы распоряжения задержать в наших портах в ответ на задержание английских пароходов в Гамбурге все немецкие пароходы. Среди задержанных оказался один почтовый, только что пришедший в Фалмут и доставивший на значительную сумму золотую валюту для английского Государственного банка.

В полдень был получен ответ из Берлина. Германия гарантировала неприкосновенность бельгийской территории, но отказывалась гарантировать военную неприкосновенность границ Бельгии из опасений, что эта страна будет использована для удара по Германии со стороны Франции.

Развязка наступила! Два часа спустя флот известили о посланном в Берлин ультиматуме, срок которого истекал в полночь, и о предстоящей отправке «военной телеграммы».

В момент отправления ультиматума адмирал Джеллико находился в море, выполняя директиву Адмиралтейства. Она состояла в следующем: четыре линейные эскадры со своими крейсерами и с 4-й флотилией миноносцев отправлялись к берегам Норвегии, линейные крейсеры и крейсеры адмирала Пакенгама оставались для наблюдения за районом Шетландских островов, 2-я крейсерская эскадра и шесть судов других различных эскадр, стоявших совместно со 2-й флотилией эскадренных миноносцев в Розайте, выходили в условленное рандеву в середине Северного моря, откуда совместно с линейными эскадрами производили поиск на восток и запад.

В Средиземном море «предупредительный период» застал нас менее подготовленными. Момент, выбранный Германией для начала враждебных действий, оказался здесь исключительно удобен для нее. В Средиземном море вероятным противником был Тройственный Союз, и Адмиралтейству приходилось считаться с вероятностью выступления Италии против Франции.

В Адриатике Австрия располагала тремя дредноутами и тремя более старыми линейными кораблями, которые, по некоторым сведениям, были сосредоточены в Катарро. В Адриатике же находился и немецкий линейный крейсер «Гебен», произведший большое впечатление на турок в Константинополе во время последних событий на Балканах и только что закончивший полную переборку механизмов и ремонт в Пола.

Италия, помимо разных судов более или менее устарелых типов, имела в кампании в Таранто три дредноута и четыре хороших линейных корабля в Гаэте, близ Неаполя.

Против этих сил Франция могла выставить только один дредноут, шесть кораблей типа Danton и еще пять боевых судов. Два других ее дредноута находились в Балтике с президентом республики, четвертый достраивался в Бресте.

Наш флот в Средиземном море, которым командовал адмирал сэр Барклей Милн, был в следующем положении: из 2-й эскадры линейных крейсеров находились на станции только три крейсера, 1-я крейсерская эскадра контр-адмирала Трубриджа и легкая крейсерская были в полном составе, но механизмы судов сильно потрепаны. Флагманский крейсер Inflexibleс Indefatigable, Warrior, BlackPrince, четырьмя легкими крейсерами и четырнадцатью миноносцами стоял в Александрии, собираясь возвращаться на Мальту. Indomitable и DukeofEdinburgh стояли на Мальте в ожидании ремонта. Defence под флагом адмирала Трубриджа с эскадренным миноносцем Grampus находился в Дураццо вместе с французским крейсером EdgarQuinet и немецким «Бреслау», принимая участие в международной демонстрации по случаю происходившей в Скутари конференции по албанским делам. Когда 27 июня был объявлен «предупредительный период», адмиралу Милну приказали возвратиться на Мальту, принять уголь и оставаться там впредь до распоряжений, сообщив адмиралу Трубриджу, чтобы последний был во всякий момент готов к нему присоединиться. 28 июля утром адмирал Милн вышел и в пути вечером 29 июля получил «предупредительную телеграмму».

На следующий день он был поставлен в известность об общем положении дел и получил следующие директивы на случай войны: выступление Италии маловероятно, но тем не менее необходимо до окончательного выяснения ее поведения не втягиваться в серьезные операции против австрийцев. Главная его задача — содействовать французам в перевозке их Африканского корпуса, для чего надлежало занять прикрывающую позицию и стараться принудить к бою всякий немецкий крейсер, в особенности «Гебен», если бы он попытался помешать перевозке французских войск. В заключение адмиралу Милну предписывалось вступать в решительный бой с превосходящими силами противника только совместно с французами.

В стремлении оказать помощь Франции на море мы пошли дальше своих обещаний, что было в тот момент вполне понятно; к сожалению, это привело к весьма печальным последствиям.

Днем 30 июля адмирал Милн прибыл на Мальту, куда пришел и адмирал Трубридж, отозванный Адмиралтейством из Дураццо. Сосредоточив свой флот, Милн решил до встречи с французским командующим держать свои суда соединенно. Считая небезопасным рассылать крейсеры для охраны торговых путей, он ограничился отправкой лишь одного легкого крейсера, Chatham, для наблюдения за южным входом из Мессинского пролива, о чем уведомил на следующее утро (31 июля) Адмиралтейство. Остальной флот грузился углем.

В этот момент командующий немецким Средиземноморским отрядом контр-адмирал Сушон с «Гебеном» и «Бреслау» вошел в Бриндизи, где начал принимать уголь с четырех пароходов; этот факт адмиралу Милну не был известен.

Во время погрузки флотом угля на Мальте было получено приказание отправить в Марсель один из крейсеров 1-й эскадры за лордом Китченером — главнокомандующим в Египте — для доставки из Лондона его и нескольких других офицеров к месту службы. Для этой цели 1 августа вышел BlackPrince, но на следующий день его по радиотелеграфу возвратили с пути, так как Китченер был назначен военным министром.

Для доставки из Скутари наших войск, охранявших албанскую конференцию, зафрахтовали пароход Osiris. Днем пришли новые инструкции, изменявшие намеченный адмиралом план. В инструкциях сообщалось о вероятности сохранения Италией нейтралитета и предписывалось самому адмиралу Милну оставаться на Мальте, отправив два линейных крейсера стеречь «Гебен», а при помощи крейсеров и эскадренных миноносцев наблюдать за подходами к Адриатике.

Местопребывание «Гебена» и «Бреслау» оставалось неизвестным; последние заслуживающие доверия сведения говорили о погрузке ими угля в Бриндизи, но имелись указания и на пребывание их в Таранто.

Во исполнение новых инструкций к южным подходам Адриатики отправили адмирала Трубриджа с его эскадрой (Defence, Warrior и DukeofEdinburgh) при поддержке линейных крейсеров Indomitable и Indefatigableс крейсерами Gloucester и восемью эскадренными миноносцами. Chatham после осмотра Мессинского пролива и южного побережья Италии должен был присоединиться к ним.

Таково было положение 2 августа, когда вечером этого дня поступило указание Адмиралтейства адмиралу Милну наладить связь с французским адмиралом.

Все попытки сделать это по радиотелеграфу остались бесплодными, ввиду чего на следующий день к адмиралу Лаперейру был отправлен с письмом в Бизерту крейсер Dublin.

Молчание французов объяснялось задержкой выхода флота в море, которая, как они говорили, происходила от стремления правительства во что бы то ни стало избежать конфликта и до последней минуты не начинать решительных действий. По этой же причине и сухопутные войска оставались на местах в пограничных с Германией гарнизонах.

Правильно или нет, но адмирал Лаперейр только 3 августа вышел в море, имея директиву «стеречь германский крейсер «Гебен» и охранять переход транспортов с Африканским корпусом».

Таким образом, оба адмирала, имея одинаковые инструкции, не смогли координировать свои действия — ни сейчас, в данный момент, ни тогда, когда 4 августа адмирал Милн получил сообщение о предъявлении британским правительством ультиматума Германии.

В Берлине решили не отвечать на ультиматум, и наш посол сэр Эдуард Гошен после бурных переговоров с германским канцлером Бетманом-Гольвегом получил паспорта и оставил Германию.