(Схемы 12, 13 и 14)
Последние дни июля на главном театре войны ознаменовались решительным приближением японской осадной армии к Порт-Артуру.
В течение непрерывных боев с 26 по 28 июля японцы сбили русские войска с их позиций. Ряд высот господствующих над Порт-Артурской морской базой, оказались в руках осаждающих.
Установленная на так называемых Волчьих горах японская осадная артиллерия начала с 7 августа бросать свои первые снаряды по артурскому бассейну и выходу из него.
В первый же день бомбардировки два японских снаряда попали в флагманский броненосец «Цесаревич». В адмиральской рубке «Цесаревича» был легко ранен осколком в плечо командующий Порт-Артурской эскадрой Витгефт.
В ночь на 7-е была получена телеграмма главнокомандующего с требованием скорейшего выхода эскадры во Владивосток.
Бомбардировка русских кораблей осадными орудиями продолжалась 7, 8 и 9 августа. Русские корабли один за другим стали получать повреждения.
Броненосец «Ретвизан» получил семь снарядов,[259] «Пересвет» – два снаряда.
С утра 10-го Порт-Артурская эскадра, за исключением нескольких поврежденных кораблей, начала выходить в море.
Около полудня эскадра вступила в первый в этот день артиллерийский бой с японской эскадрой, а после 16 часов во второй.
В итоге этих боев русская эскадра, потеряв своего командующего (Витгефта), была расстроена, большая часть кораблей возвратилась в Порт-Артур. Броненосец «Цесаревич», крейсеры «Аскольд» и «Диана» и несколько миноносцев укрылись в нейтральных портах и были разоружены. Крейсер «Новик», обойдя вокруг японских островов, добрался до южной оконечности о-ва Сахалин, где он, настигнутый японцами, получив в бою с ними повреждения механизмов, был взорван своим личным составом у поста Корсаковский (ныне японский порт Отомари).
После боя 10 августа Артурская эскадра, как организованное целое, практически перестала существовать. Дальнейшие ее действия свелись к оказанию помощи порт-артурскому гарнизону. Пушки и команды свозились на берег, где занимали места на фортах и в окопах сухопутного фронта.
Владивостокский отряд после возвращения из июльского крейсерства. Крейсеры вернулись из длительного крейсерства на тихоокеанских сообщениях Японии 1 августа и приступили к подготовке к новому походу.
Ряд дефектов в механизмах «России» и «Рюрика», долгое время не имевших надлежащего ремонта, неисправность рулевого привода у «Громобоя»-все это требовало бы более длительной стоянки во Владивостоке. Однако, при создавшейся обстановке это не было возможным.
Главное назначение крейсеров в этот период понималось командующим флотом Скрыдловым в виде «отвлечения на них части японских судов при прорыве Порт-Артурской эскадры». Поэтому он считал нужным отправить крейсеры, лишь только они будут готовы, против отряда Камимуры.
«Для успеха, – телеграфировал Скрыдлов наместнику, – крайне важно знать время выхода адмирала Витгефта».
Однако, это требование было почти невыполнимым. Как это уже мы видели в предыдущих главах, отсутствие быстрой связи с того момента, когда Порт-Артур был отрезан японскими войсками, было одним из наиболее слабых звеньев в планировании морских операций русских.
Еще перед июльским походом крейсеров в Тихий океан 11 июля Скрыдлов телеграфировал наместнику, что точная договоренность между Владивостокской и Порт-Артурской эскадрами невозможна, вследствие отсутствия прямых сообщений, но «тем не менее Владивостоку необходимо знать, хотя бы в общих чертах, план адмирала Витгефта и время предположенного выхода….»
Адмирал Скрыдлов полагал, что деятельность Владивостокского отряда должна заключаться в отвлечении на себя эскадры Камимуры путем соприкосновения с ней, хотя бы для этого пришлось итти в Желтое море, чтобы при прорыве адмирала Витгефта Камимура был без угля, а его миноносцы или уничтожены, или измучены.
На эту телеграмму наместник в свое время (12 июля) ответил, что вследствие большой пробоины исправление броненосца «Севастоноль» (подрыв на мине. – В. Е.) предполагается окончить около 22 июля, что выход эскадры не может состояться ранее 23 июля «за исключением случая, если бы чрезвычайные обстоятельства заставили эскадру выйти, не ожидая готовности «Севастополя».[260]
Теперь эти чрезвычайные обстоятельства, в виде снарядов японской осадной артиллерии, наступили.
11 августа Скрыдлов получил телеграфный приказ наместника о высылке крейсеров:
«Эскадра вышла в море, сражается с неприятелем, вышлите крейсеры в Корейский пролив».
Из телеграммы не были известны ни точное время выхода эскадры, ни твердые намерения Витгефта. Отсюда-неопределенность условий встречи его с Владивостокским отрядом, нашедшая отражение в полученной Иессеном инструкции. Отсюда, в известной степени, и последствия в виде происшедшего через два дня боя русских крейсеров с превосходными силами японцев, закончившегося гибелью «Рюрика».
Инструкция, данная Иессену Скрыдловым, говорила следующее:
1. «Весьма экстренной и секретной телеграммой № 2665 от 29-го июля, отправленной из Мукдена в 8 часов утра (по петербургскому времени), наместник сообщил мне следующее: «Эскадра вышла в море, сражается с неприятелем. Вышлите крейсеры в Корейский пролив».
2. Неизвестность намерений адмирала Витгефта, т. е. прорываться ли во Владивосток или возвратиться после боя в Порт-Артур, а равно и неизвестность времени выхода эскадры из Порт- Артура делают затруднительным определить, может ли вообще и если может, то в какое время произойти встреча вверенного Вам отряда с эскадрою адмирала Витгефта.
3. Цель посылки вверенного Вам отряда состоит в следовании на соединение и на помощь эскадре адмирала Витгефта, по присоединении к которой имеете поступить под его команду.
4. Момент отправления телеграммы 8 часов утра петербургского времени (соответствует 2 часам дня местного владивостокского времени) показывает, что если бы адмирал Витгефт и вышел во Владивосток в момент отправления телеграммы, а не ранее, он пройдет Корейский пролив на север ранее, чем вверенный Вам отряд подойдет к проливу с севера, почему встреча Ваша при таких условиях может произойти только к северу от Корейского пролива.
Более вероятно, что адмирал Витгефт вышел значительно ранее отправления телеграммы, почему, если он направился во Владивосток, то находится в Японском море и на пути к названному порту. Отсутствие адмирала Витгефта на названном пути должно служить указанием, что или адмирал Витгефт вовсе не вышел, или направился по неизвестному, необычному пути.
5. Исполняя, положенное в основание возложенного на Вас поручения, требование – итти навстречу адмиралу Витгефту и не имея основания встретиться с ним к югу от Корейского пролива, Вы в случае, если не встретите адмирала Витгефта до параллели Фузана, Далее к югу итти не должны.
6. К параллели Фузана следует подойти рано утром и крейсеровать на этой параллели на пути судов, идущих на север до 3-4 часов пополудни, после чего полным 15-17-узловым ходом возвращаться во Владивосток.
7. Если около Фузана усмотрите эскадру адмирала Камимуры, то, не вступая с ней в бой, должны отвлекать ее на север в погоне за собою.
8. В случае, если за неприятелем обнаружится преимущество в ходе, предоставляется выбросить за борт часть топлива и пресной воды.
10. Никакими посторонними задачами, кроме чисто военных, Вы не должны отвлекаться.
11. Основные взгляды и требования мои известны из моих предшествующих инструкций Вам и адмиралу Безобразову.
12. В случаях, не предусмотренных этой инструкцией, имеете поступить наилучшим образом на основании Вашей обширной морской опытности».
Указанная выше телеграмма наместника на имя Скрыдлова (в ночь на 11 августа) о выходе Порт-Артурской эскадры и ее бое с японским флотом застала Владивостокский отряд в состоянии неподготовленности к выходу в море: «Громобой», чинивший рулевой привод, находился в суточной готовности, «Рюрик», у которого были разобраны холодильники,- в двенадцатичасовой. Приступили к форсированным работам.
В 2 часа ночи (на 12-е) командующий отрядом получил инструкцию командующего и, одновременно, копию телеграммы командира порта из Порт-Артура о том, что эскадра вышла во Владивосток 10 августа.
Снявшись с якоря в пять часов утра 12 августа, отряд, к началу десятого часа, пройдя через Амурский залив по протраленному створу отпустил сопровождавшие его миноносцы и вышел в открытое море.
В 9 ч. 30 м., державшееся до этого момента в тайне от корабельного личного состава, известие о выходе Порт-Артурской эскадры было сообщено сигналом с флагманского крейсера. Выйдя навстречу Витгефту, Иессен должен был спланировать свое движение на юг, имея лишь указанное неточное сообщение о выходе эскадры 10 августа.
Рассчитав, что момент утренней полной воды в этот день для Порт-Артура соответствовал 9 ч. 30 м., он пришел к заключению, что эскадра тронулась в путь в полдень 10-го. Проложив по карте предполагаемый путь эскадры и принимая различные возможные средние ее скорости, а свою скорость считая за 12 узлов, он рассчитал (схема 12), что в случае 12-узлового хода артурских кораблей встреча с ними может произойти в 13 часов 13 августа в районе о-ва Мацу сима (Дажеелет), а при условии меньших скоростей их-соответственно южнее (как это и показано на схеме). Так, при скорости 11 узлов встреча могла иметь место приблизительно на параллели 37° при 10 узлах – в широте о-ва Оки, а при 9 – в расстоянии около 70 миль от северной оконечности Цусимы. В этом пункте отряд должен был находиться сейчас же после полуночи на 14-е.
Конечной южной точкой похода предполагалась параллель Фузана, на которую по расчетам отряд должен был притти в 5 часов утра 14 августа.
Проложив курс, считавшийся наиболее вероятным для перехода во Владивосток эскадры Витгефта (от о-ва Цусима к о-ву Аскольд), отряд направился ей навстречу курсом 196°, следуя в течение светлого времени 12 августа в строе фронта с промежутками между кораблями в 20 каб.
На ночь крейсеры перестроились в кильватерную колонну, а с рассветом следующего дня опять пошли строем фронта, увеличив интервалы сначала до 30, а затем до 50 каб.
Незадолго до полудня на горизонте впереди курса была обнаружена парусная шхуна. В соответствии с инструкцией ее оставили без внимания.
Несмотря на ясное небо, горизонт к востоку был застлан мглой, и о-в Мацу сима «казался облаком». Его траверз прошли в 13 ч. 30 м.-в расстоянии 15 миль от острова.
Незадолго до этого, считаясь с возможной встречей тумана, Иессен с «России» по радио дает следующие указания остальным двум крейсерам:
«В случае тумана немедленно вступить в кильватер «России», которая неизменно сохранит свой курс и ход, и показывать свои позывные свистками. В случае разлучения нттн до параллели Фузана, затем повернуть обратно во Владивосток, куда нттн 15-узловым ходом».
Перед наступлением темноты, около 13 часов, отряд опять перестроился в кильватерную колонну, начал разводить пары во всех котлах, лег на курс S и уменьшил ход до 7 узлов.
Наступила ясная ночь; погода была почти штилевой.
В течение истекшего дня в котельном отделении «России» произошло повреждение. Сломался клиикет, а вследствие этого четыре из 32 котлов крейсера оказались выведенными из строя. Авария по непонятной причине осталась недоведенной до сведения командующего отрядом и его штаба. Случай сделался известным только во время боя нли даже после него.[261]
К исправлению повреждения не было приложено достаточно энергии, в результате чего в последовавшем вскоре бое мощность механизмов флагманского корабля была снижена на 12%. Эго сказалось соответственно и на скорости полного его хода.
Рмс- 1. Силуэты японских броненосных крейсеров – Сверху вниз: «Ивате», «Адзума», «Токива».
(Схема 13)
В полночь отряд находился в широте 35°40' N и долготе – 130°02' Ost. В 4 ч. 30 м., дойдя до параллели Фузана, крейсеры повернули на W, намереваясь поджидать на этом курсе появления эскадры Витгефта.
Начинало светать, и минут через десять после поворота, на 2 румба впереди траверза показались силуэты четырех кораблей. После минутных предположений, что это корабли Порт- Артурской эскадры, наступило разочарование. Среди них в первую очередь был распознан характерный силуэт крейсера «Адзума», а затем и остальные три крейсера Камимуры.
Головным шел «Идзумо» (флаг японского адмирала), вторым «Токива», третьим «Адзума», концевым «Ивате» (см. рис. 1).
Неприятель был около 8 миль к северу от русского отряда и лежал на приблизительно параллельном курсе с русскими крейсерами.
Продолжать нттн вестовым курсом – значило приближаться к корейскому берегу и порту Фузан, расстояние до которого было около 40 миль.
Пытаться избежать боя можно было отступлением на юг в сторону о-ва Цусима. Однако, не было никакой уверенности в том, что там не окажутся новые подкрепления противника, и без того уже превосходившего три русских крейсера по числу кораблей, силе артиллерийского вооружения, мощности бронирования и скорости.
На отряде пробили боевую тревогу, и флагманский крейсер, а за ним и остальные последовательно повернули на обратный курс, постепенно увеличивая ход до полного.
То, что было сравнительно легко сделать «России» и «Громобою» с их водотрубными котлами, считалось невозможным для «Рюрика». Поэтому флагманский крейсер увеличивал скорость постепенно.
В 4 ч. 45 м. на «России» было принято радио: «Воспрепятствуем русским пройти далее, будет дан бой, нужно еще 2 судна; проход русским загражден по флангу с южной стороны».
Первая фаза боя. Поворот русских на курс Ost был окончен в 5 часов. Через 5 минут повернул на обратный курс и Камимура. В это время расстояние между противниками уменьшилось до 60 – 65 каб., и японцы открыли огонь. За короткой пристрелкой последовал интенсивный огонь на поражение.
В 5 ч. 18 м. и русские крейсеры, подняв стеньговые флаги, стали отвечать из 203-мм орудий с дистанции около 60 каб. Для 152-мм артиллерии открытие огня за дальностью расстояния было пока еще невозможно, однако, вскоре начали стрелять и они.
В 5 ч. 10 м. ход был увеличен до 15 узлов.
Увеличил ход и противник, причем флагманский «Идзумо» временно оторвался от остальных на 8-10 каб. Вскоре после этого на концевом «Ивате», а затем и на его переднем мателоте наблюдался взрыв, вызвавший на «России» громкое «ура».
«Рюрик», поднявший очевидно пары в котлах, начал нажимать. «Громобой», задерживаемый «Россией», которая вследствие выхода из строя четырех котлов шла пониженной скоростью, в свою очередь не мог развить полной скорости. Поэтому «Рюрик» в течение некоторого срока держался чуть ли не на траверзе правого (нестреляющего) борта «Громобоя».
Уже в 5 ч. 20 м. обстрел противником всех русских крейсеров стал давать ощутительные результаты.
Японские снаряды обнаружили сильное фугасное действие, разрываясь на бесчисленное число мелких осколков и поражая личный состав плохо бронированных русских крейсеров.
Особенно тяжело отзывались они на концевом «Рюрике», наиболее старом, имевшем большое количество деревянных частей.
В 5 ч. 20 м. в носовую часть его попало несколько снарядов, вызвавших крупные, хотя и кратковременные пожары. Было видно, как взрывы японских снарядов, попавших в «Рюрик», высоко взбрасывали громадные столбы огня и дыма, осколков, обломков палубы и т. д.[262]
Следуя движению русских, через несколько минут соответственно повернул параллельно русскому отряду и отряд Камимуры. На этом галсе стало вполне ощутимым преимущество в ходе противника. Ход отряда должен был быть не менее 17 узлов, а между тем «Рюрик», идя все время несколько правее кильватерной линии русских крейсеров, продолжал нагонять своего переднего мателота.
Сказывалась, очевидно, уменьшенная скорость хода «России».
В 5 ч. 23 м. на «России» вдруг резко упало число оборотов.
Командир «Громобоя» отмечал позднее в своем рапорте, что ему, во избежание столкновения со своим мателотом, пришлось резко повернуть влево до курсового угла на противника, близкого к 45 .
Резкое уменьшение хода «Росснн», по видимому, совпадало с попаданием 203-мм снаряда в его кормовую трубу. Снаряд, войдя в трубу с левого борта, раскрыл правую сторону трубы настолько, что около половины всей цилиндрической поверхности ее перестала выполнять свое назначение дымоотвода и усилителя тяги (рнс. 2). Кроме того, осколками этого снаряда, проникшими через дымоходы в кочегарку , были разбиты несколько водогрейных трубок в одном котле кормовой кочегарки.
Рис. 2. Разбитая в бою 14 август» 1904 г. кормовая труба «России».
В скором времени то же самое произошло еще в двух котлах третьей кочегарки.
«Рюрик», видимо в этот же момент, получил подводную пробонну в корме, пока не помешавшую ему, однако, продолжать управлять рулем.
Движение Иессена на восток, начатое отрядом в 5 часов, было изменено на 20° к зюйду в 5 ч. 36 м., когда появившийся незадолго до этого японский крейсер «Нанива», направляющийся русскому отряду на пересечку, сблизился настолько, что начал стрелять по «Рюрику». Это изменение курса Иессен объясняет необходимостью отогнать «Наниву» левой носовой 203-мм пушкой флагманского крейсера, а для этого надо было ввести японский крейсер в угол ее обстрела. На японской схеме этот полуповорот соответствует 5 ч. 40м.
К этому времени левый борт русских крейсеров уже изрядно пострадал от огня противника; некоторые орудия этого борта сами вышли из строя,[263] вследствие поломок механизмов вертикальной наводки.
Намереваясь лечь на обратный курс путем поворота вправо (от противника), Иессен в данный момент не мог этого сделать, так как поворот мог привести к столкновению с «Рюриком», который попрежнему шел справа от колонны остальных крейсеров и впереди своего места в походном строе.
Поэтому на «России» был поднят сигнал: «Рюрику» меньше ход», через пять минут второй: «Рюрику» – вступить в строй», а в 6 часов было приказано флагманскому крейсеру ворочать вправо.
В итоге этих сигналов произошло следующее:
1) «Рюрик» сначала уменьшил ход до малого, а затем (судя по рапорту Иессена), по видимому, застопорил даже машины, держа все это время корму к неприятелю. [264]
2) Быстрый переход отряда на новый курс все-таки не вышел. Слишком велик был риск столкновения с «Рюриком».
3) Замедлившийся поворот отряда не мог не повредить стрельбе русских крейсеров.
4) Наоборот, японцы использовали этот момент с выгодой для себя. Расстояние между сражающимися было в это время около 40 каб., и сосредоточенный огонь их наносил тяжелые поражения русским крейсерам и особенно «Рюрику».
Очевидно, что приблизительно в это время им были получены серьезные повреждения, приведшие в конце концов к полной потере способности управления рулем.[265]
«Вскоре после поворота отряда, – пишет Иессен, – заметили, что «Рюрик» сильно отстает и, по видимому, не мог удерживать своего места в строе». Он стал поворачивать носом к неприятелю, причем в это время огонь японцев сконцентрировался преимущественно по нему. На сигнал «Все ли благополучно?» долго не было ответа.
Ясно стало, что с «Рюриком» неладно; в 6 ч. 28 м. он поднял сигнал: «Руль не действует».
Оба других русских крейсера, продержавшись на норд-вестовом курсе около 40 минут, отдалились от поврежденного «Рюрика» на 20-30 каб.
Хотя курсом в северо-западном направлении Иессен и надеялся «прорваться в Японское море вдоль корейского берега», пришлось поворачивать назад к поврежденному товарищу. Сигнал «России» – «Рюрику»: «Управляйтесь машинами» был, конечно, бесполезен. «Рюрик», получив несколько японских снарядов в корму, имел затопленными румпельное и рулевое отделения, разбитые рулевые приводы. Руль оказался в положении «право на борт».[266] Видно было, как, пытаясь удержаться на курсе, крейсер время от времени давал задний ход левой машине.[267]
Вторая фаза боя. С поворотом в 6 ч. 38 м. двух русских крейсеров в зюйд-остовую четверть к «Рюрику» можно считать начавшейся вторую фазу боя.
Она выражалась в том, что лишившийся возможности управляться «Рюрик» описывал одну за другой неправильные циркуляции, будучи усиленно обстреливаем сосредоточенным огнем противника.
Маневрирование «России» и «Громобоя», связанные в эту фазу боя идеей выручки поврежденного «Рюрика», выразилось в виде неоднократных возвращений к нему и даже циркуляции вокруг подбитого крейсера. Частые перемены курсов и вытекающие отсюда сравнительно короткие галсы (с 6 ч. 38 м. до 8 ч. 25 м.-шесть резких поворотов, а наидлиннейший галс-7,5 миль) ухудшили стрельбу русских кораблей.
Эта фаза оказалась очень выгодной для японцев. Они, хотя тоже часто меняли курс, но при уменьшившейся до 30 каб. дистанции могли сосредоточить губительный для русских огонь своей сравнительно неповрежденной артиллерии по всем трем русским крейсерам. При этом случалось, что снаряды, падавшие с недолетом или перелетом по отношению к цели, для которой они предназначались, попадали в створящийся с ней другой русский крейсер.
Эта фаза боя была очень тяжелой для «России».
В 7 часов под полубак «России» почти одновременно влетело несколько снарядов, произведших сильный пожар. Заготовленные у орудий под полубаком боеприпасы (кокоры с порохом и патроны) воспламенились. Языки пламени бушевавшего под полубаком пожара вырывались из орудийных портов, иллюминаторов и сорванных взрывом дверей, выходивших из- под полубака на шкафут. Все, находившееся на полубаке, с боевой рубкой и командным постом включительно, оказалось окруженным со всех трех сторон стенами огня и дыма. Так как ветер в этот момент дул с кормы, огонь и дым, вырывавшиеся из дверей и иллюминаторов задней стенки полубака, несло на боевую рубку; в ней и около нее стало почти невозможно дышать.[268] Чтобы облегчить положение находившихся в рубке, пришлось круто изменить курс на 14 румбов вправо (см. на схеме 13 петлю, соответствующую моменту 7 часов). Этим вынужденным маневром сохранили возможность управления из главного командного поста.
Частые изменения курсов русского отряда не сопровождались немедленным поворотом противника. Наоборот, следует предположить, что японцы, пристрелявшиеся к русским крейсерам, сознательно оставались на прежнем курсе для нанесения русским крейсерам наиболее интенсивных повреждений, и только затем, видя, что «Россия» и «Громобой» получают некоторые шансы отрыва от них, поворачивали в свою очередь.[269]
Пожар на «России» был непродолжительным. Минут через пять (очевидно после того, как выгорел главный источник огня – порох открытых зарядов) огонь несколько ослаб и под полубак, опустошенный взрывами и пожаром, опять вбежало несколько человек. Героическими усилиями им удалось справиться с все еще бушевавшим огнем.
Около 7 ч. 12 м. в боевой рубке «России» сложилось впечатление, что «Рюрик» стал понемногу справляться с рулем, так как лучше удерживался на румбе. Поэтому ему подняли сначала сигнал «итти полным ходом», а затем «Владивосток». Сигналы эти были им отрепетованы.
Непрерывный бой продолжался уже более двух с половиной часов. На «России» были жестоко разбиты три дымовые трубы. Из строя, сверх четырех котлов, не действовавших еще с предыдущего дня, осколками снарядов неприятеля было выведено еще три котла Ход корабля уменьшился. И на «России» и на «Громобое» была значительно ослаблена артиллерия, личный состав понес значительные потери. На «Громобое» был ранен командир, на «России» убит старший офицер.
Оба крейсера через несколько минут (7 ч. 20 м.) повернули на норд-вест в расчете, что это даст возможность оторваться от противника.
Продвигаясь теперь этим курсом, русские крейсеры вновь отдалялись от «Рюрика». Параллельным курсом, нагоняя и обгоняя отряд, двигался и продолжал бой Камимура.
Незадолго до 8 часов, по русской версии,[270] японские броненосные крейсеры повернули опять к «Рюрику». Поэтому Иессен вслед за неприятелем также пошел к нему (лег на курс в юго- восточную четверть параллельно эскадре Камимуры).
Приближаясь к «Рюрику», читаем мы в рукописи Щербатова (л. 189), увидели: «что он имеет сильный бурун под носом, почему, предполагая, что он имеет большой ход, адмирал поднял ему сигнал «итти во Владивосток», который он опять отрепетовал».
Это было в 8 ч. 10 м. Последняя попытка помочь поврежденному крейсеру была сделана. Она вызвала новое усиление огня японских броненосных крейсеров по «России» и «Громобою».
«Опять начался жестокий бой (пишет японский историк). «Идзумо» стрелял главным образом по «России», «Адзума» – и по «России» и по «Громобою», «Токива», смотря по обстоятельствам, – по всем трем судам, «Ивате» же стрелял специально по «Рюрику».[271]
В 8 ч. 25 м. Иессен повернул на курс 300° и более к «Рюрику» не возвращался.
Неприятельские броненосные крейсеры также повернули и продолжали преследование русского отряда, лежа на параллельном с ним курсе.
У «Рюрика» остались два крейсера типа «Нанива».
Факт оставления поврежденного русского корабля своими двумя товарищами в свое время вызвал разнообразные толки и критику, а в официальных донесениях о бое 14 августа последовал ряд попыток реабилитации этого, якобы «позорного», случая.
Иессен мотивировал свой поворот на север намерением «отвлечь от «Рюрика» броненосные крейсеры».
Командир крейсера «Россия» ссылался на надежду, что «Рюрик», в это время «бойко отстреливавшийся от двух сравнительно слабых противников, сможет справиться с повреждением руля».
Флагманский штурман отряда (он же старший штурман «России»), по видимому, более объективно излагает случившееся:
«Таким образом продолжали держаться около «Рюрика» до половины девятого, когда было доложено, что у нас остаются неподбитыми (правильнее сказать «действующими». – В. Е.) только 2-6" орудия правого борта и три левого, а все торпедные аппараты испорчены, легли на курс NNW; 4 японских броненосных крейсера также повернули на параллельный нам курс, около «Рюрика» же остались крейсеры 2-го класса. Явилась надежда, что он, страдая меньше от огня неприятеля, исправит руль и направится за нами».
Наконец, в флагманском журнале записано: «8 ч. 20 м., подойдя к «Рюрику» на 1,5 мили, видя, что «Рюрик», по видимому, не справляется со своими повреждениями, удерживается на месте, все время ворочаясь вправо, что на «России» и «Громобое» сильные повреждения, сбито много орудий, есть пробоины у ватерлинии, решено итти во Владивосток, стараясь оттянуть главные силы неприятеля с собой».
Этим отходом от «Рюрика» закончилась вторая фаза боя отряда крейсеров.
Третья фаза боя. Взяв в 8 ч. 25 м. курс 300°, «Россия» и «Громобой» действительно отвлекли на себя броненосные крейсеры противника. Однако, для продолжения боя с «Рюриком» остались, как отмечалось выше, японские легкие крейсеры-«Нанива» и «Такачихо».
«Так как оба они, – отмечает японский историк, – в 7 ч. 50 м. подошли к «Рюрику», то адмирал Камимура пустился в погоню за двумя крейсерами».
Бой теперь продолжался на параллельных курсах.
«Во все время боя артиллерийские офицеры крейсера («Россия».-В. Е.) под огнем лично исправляли подъемные механизмы, часто заменяя отдельные их части таковыми же снятыми с орудий, выведенных вовсе из строя, но исправленные наскоро механизмы снова быстро портились.[272]
На этом галсе на «России» остались на правом стреляющем борту вполне исправных лишь одно кормовое 203-мм и одно 152-мм орудия, два других 152-мм действовали лишь временами, причем вертикальная наводка одного из них производилась при помощи талей и гандшпугов. Поэтому было приказано открыть огонь всеми 75-мм орудиями правого борта, тем более, что расстояние все время было меньше 40 каб., а иногда доходило до 30.
Курс двух русских крейсеров приближал их к корейскому берегу. Адмирал Иессен, дабы избежать опасности быть прижатым к нему, делал попытки склоняться вправо, идя таким образом на сближение с противником. Однако, японцы предпочитали расстреливать русские крейсеры с расстояний, на которых они имели явное превосходство в силах: соблюдая осторожность, они избегали сближения и соответственно отклонялись и сами вправо.
Лишь в последние полчаса боя, зная, очевидно, о неизбежной вскоре необходимости его окончить, Камимура более не отвернул при попытке русских изменить курс вправо. Поэтому русские крейсеры, «чтобы сбить пристрелку противника», несколько увеличили расстояние, склонившись слегка влево.
«Бой на этом галсе,-пишет Иессен,-был самый ожесточенный».
Огонь японцев стал особенно интенсивным во вторую половину десятого часа утра, когда расстояние между обоими отрядами опять уменьшилось до 30 каб.
И вдруг совершенно неожиданно для русских, в 9 ч. 50 м. головной крейсер противника, а за ним и остальные три круто повернули вправо и легли на обратный курс.
Прекратив огонь, японцы отказались от погони.
Этим закончилась для «России» и «Громобоя» третья и последняя фаза пятичасового непрерывного артиллерийского боя с крейсерами адмирала Камимуры.
Финал его, произведенный по инициативе японцев, был для русских совершенно неожиданным.
Японский историк следующими словами объясняет причины его:[273]
«К 9 час. 50 мин. огонь неприятеля значительно ослабел, стреляли всего лишь из нескольких пушек и на нем то и дело возникали пожары. Таким образом к 10 часам утра наши суда преследовали неприятеля и вели бой уже в продолжение нескольких часов, почему особенно прислуга у орудий была утомлена, скорость стрельбы уменьшилась, старались лишь попадать наверняка.
В это время адмирал Камимура, получив донесение, что на «Идзумо» не хватает снарядов и, сверх того видя, что хотя огонь неприятеля ослабел, но скорость хода нисколько не уменьшилась, решил, что лучше оставшимися снарядами потопить «Рюрика».
В 10 ч. 30 м. японская эскадра скрылась за горизонтом; русские крейсеры продолжали итти курсом на Владивосток.
Тем временем на «Рюрике» происходило следующее: в седьмом часу утра[274] неприятельским снарядом был поврежден руль, оставшийся положенным на борт. Так как подводной пробоиной затопило румпельное и рулевое отделения и одновременно с этим была перебита вся рулевая проводка, то управление машинами, вследствие положения руля, было крайне затруднительно. Крейсер не мог следовать сигналу адмирала итти полным ходом за уходящими крейсерами «Россия» и «Громобой», ведущими бой с четырьмя броненосными крейсерами, отстал и принял бой. с подошедшими вновь двумя крейсерами «Такачихо» и «Нанива». Последние, пользуясь затруднительным положением управления противника, держали его под продольным огнем справа и наносили большие повреждения. Попытка «Рюрика» таранить их была замечена японцами и они легко уклонились.
Огонь русского корабля постепенно ослабевал и в начале одиннадцатого часа дня прекратился совершенно. К этому времени вес орудия были подбиты, была большая убыль в личном составе. Из единственного уцелевшего аппарата была выпущена торпеда, но она не достигла цели; остальные аппараты были разбиты. Командир и старший офицер были смертельно ранены в самом начале боя. Из 22 офицеров убиты и умерли от ран шесть, ранено девять, остались невредимыми семь. Из 800 человек команды 200 было убитых, раненых тяжело и легко 278.
Не имея возможности управляться из-за порчи руля и перебитых главных паровых труб, уйти от неприятеля крейсер не мог. Ввиду приближения четырех японских броненосных крейсеров, возвращавшихся из погони за русскими крейсерами и появившихся еще трех японских крейсеров 2-го класса с пятью миноносцами, лейтенант Иванов, в этот момент командовавший крейсером, решил взорвать корабль. Попытка, однако, не удалась, так как часть бикфордовых шнуров была уничтожена в боевой рубке взрывом снаряда, а другая находилась в затопленном рулевом отделении; поэтому было приказано затопить крейсер, открыв кингстоны. Это и было исполнено механиками. Оставшееся до погружения крейсера время было посвящено на спасение раненых.
Вскоре по прекращении огня с «Рюрика» перестал стрелять и неприятель. В это время к месту агонии русского крейсера подошли, кроме упомянутых двух японских крейсеров, еще три легких – «Ниитака», «Цусима» и «Чихайя», а вслед за ними броненосные адмирала Камимура и миноносцы. В половине одиннадцатого «Рюрик» пошел ко дну, а всплывшие люди были подобраны неприятельскими кораблями и перевезены в Сасебо. Всего было спасено и взято в плен 625 человек, из которых 230 раненых.[275]
Бой устарелого и плохо бронированного «Рюрика» сначала в общем строе с двумя другими русскими крейсерами против броненосных крейсеров Камимуры, а затем в уже беспомощном состоянии, без руля, с крейсерами «Нанива» и «Такачихо» был оценен как образец доблестного поведения не только русскими, но и рядом иностранных авторов.
Даже в японском официальном труде отмечается:
«Несмотря на то, что руль был уже поврежден и перебиты рулевые приводы, так что судно потеряло способность управляться, крейсер все еще продолжал доблестное сопротивление. С японских судов сыпался град снарядов; оба мостика были сбиты, мачты повалены, не было ни одного живого места, куда не попали бы снаряды; большая часть бывшей на верхней палубе команды была или убита или ранена, орудия одно за другим были подбиты и могли действовать едва лишь несколько штук. Четыре котла было разбито и из них валил пар. В рулевое отделение проникла вода и крейсер понемногу садился кормой.».[276]
Про первые часы боя с «Рюриком» крейсеров «Нанива» и «Такачихо» тем же источником приводятся следующие подробности:
«Рюрик», будучи атакован вторым боевым отрядом, одно время почти остановился и огонь с него значительно ослабел, но как только 2-й боевой отряд ушел и к нему подошли «Нанива» и «Такачихо» силы его как будто бы вернулись и он пошел было на север скоростью от 8 до 12 узлов.
Встретив преследование двух наших судов, он описывал круги, пытаясь от них удалиться, и оказывал самое доблестное сопротивление, но, не имея уже большей части боевой силы и будучи расстреливаем двумя судами с близкого расстояния… потерял скорость хода… сила огня его значительно ослабела, а в 10 ч. 5 м. (9 ч. 53 м. по владивостокскому времени. – В. Е.) он окончательно замолк. Корма крейсера понемногу погружалась в воду; в 10 ч. 20 м. крен усилился, и крейсер опрокинулся на левый борт, на мгновение обнажился таран и в 10 ч. 42 м. крейсер окончательно затонул».
Упомянутые два японских крейсера из отряда адмирала Уриу были еще более старыми кораблями, нежели «Рюрик», однако, для добивания уже обессиленного и очень плохо бронированного в своих надводных частях русского крейсера были вполне пригодны, имея в сумме восемнадцать 152-мм пушек.[277]
В 8 ч. 30 м. «Нанива» подошел первым к «Рюрику» и открыл огонь с 37 каб. Через несколько минут к нему присоединился и «Такачихо». Ввиду связанности движений противника, японцы свободно могли управлять дистанцией боя и через полчаса стреляли уже на расстоянии 33 каб., постепенно сближаясь в соответствии с ослаблением ответного огня. Дистанции к концу боя сократились до 20 и даже до 15 каб.
Несмотря на тяжелое положение «Рюрика» и полную возможность для японских крейсеров маневрировать в пределах тех секторов русского крейсера, в которых он уже не мог вести огня, оставшимися пушками его были все-таки нанесены японцам некоторые повреждения. Японский историк отмечает, одно попадание в крейсер «Нанива» (2 убитых, 4 раненых) и одно – в «Такачихо» (13 раненых).
Действия японских крейсеров и миноносцев. Первым предупреждением эскадры адмирала Камимуры о наступившем периоде новой активности Владивостокского отряда явилось полученное известие о том, что 10 августа после полудня 8 русских миноносцев в сопровождении большого судна появились у берегов Северной Кореи в районе Сонзин (залив Плаксина).[278]
Камимура, находившийся с эскадрой в Корейском проливе, приказал своим кораблям быть в полной готовности. Однако, в 17 часов того же дня пришло извещение, что Порт-Артурская эскадра вышла в море.
Приказав кораблям, стоявшим в базе, грузиться углем, он предупредил суда, находившиеся в дозоре и разведке, об усилении бдительности.
Последовавшие извещения ознакомили его с ходом боя в Желтом море, утром же 11 августа японский адмирал получил приказание адмирала Того – выйти в Желтое море к островам Росс.
В 10ч. 30 м. 11 августа четыре броненосных крейсера Камимуры и крейсер «Чихайя» вышли по назначению, оставив в пределах Корейского пролива корабли адмирала Уриу и миноносцы.
Чтобы не пропустить вырвавшиеся из боя 10 августа на юг русские крейсеры «Аскольд» и «Новик» (о которых Камимура получил сообщение уже в море), он разделил свой отряд на две части: крейсеры «Ивате» и «Токива» пошли южнее острова Квельпарт (Сайсу), сам адмирал с «Идзумо», «Адзума» и «Чихайя» направился между Квельпартом и Корейскими шхерами (схема 12).
12 августа в 6 часов корабли Камимуры подошли к назначенному им пункту (о-ва Росс) и встреченные здесь шестым боевым отрядом (малые легкие крейсеры) получили более полную информацию об итогах боя в Желтом море.
Опасаясь, что вырвавшиеся из Желтого моря на юг русские корабли могут повернуть на север и пройти через Корейский пролив, японский адмирал расстался с 6-м боевым отрядом и спешно направился обратно, а на рассвете 13 августа подошел к восточному берегу о-ва Цусима.
Считая, что навстречу идущим из Артура русским крейсерам из Владивостока выйдет отряд крейсеров, Камимура решил со 2-м боевым отрядом ожидать его к северу от о-ва Цусима, крейсеруя на курсах норд-зюйд. 4-му боевому отряду (Уриу) было приказано нести дозорную службу в проливах, крейсеру «Ниитака» – находиться у южной оконечности Цусимы, а миноносцам 1-го класса – с рассветом 14 августа присоединиться ко 2-му боевому отряду к северу от острова.
В 1 ч. 20 м. в широте 35°40' N и долготе 130° 10' Ost отряд Камимуры лег на курс 213° и шел малым ходом до 14 ч. 13 м., когда слева по носу был замечен огонь. Через 20 минут достаточно рассвело, и сквозь утреннюю мглу японцы распознали очертания трех кораблей Владивостокского отряда.
На этот раз долгожданный и до этого времени всегда ускользавший от японцев противник был в положении, когда Камимура мог заставить его вступить в решительный бой.
Основные факты последовавшего сражения описаны выше. Здесь излагаются лишь некоторые специфические моменты, относящиеся к боевым действиям японцев.
Японский историограф отмечает, что первой задачей адмирала Камимуры было не дать противнику выскользнуть из создавшегося положения на север.
Вступив в артиллерийский бой, японцы пользовались преимуществом в освещении цели. Взошедшее солнце они имели у себя за спиной. Низкое солнце за японским отрядом, наоборот, мешало русским артиллеристам.
Японцы отмечают, как выгодные для себя, следующие моменты (см. по схеме 14):
1. Отставание «Рюрика» в самом начале боя было использовано ими для сосредоточения по нему огня, что создало трудное для русского крейсера положение.
2. Момент, когда после половины шестого часа утра русские крейсеры несколько уклонились вправо, что позволило крейсерам Камимуры поражать их в течение нескольких минут «анфиладным» (продольным) огнем.
3. Поворот «России» и «Громобоя» около 6 ч. 30 м. назад к «Рюрику» для его защиты. И здесь японский историк отмечает стремление японцев воспользоваться выгодой сосредоточения по ворочающим русским кораблям «анфиладного» огня.
4. В 6 ч. 43 м. – момент, когда, подойдя к «Рюрику», русские крейсеры заслонили один другого. Пользуясь этим преимуществом, говорят японцы, они продолжали жестокий огонь и, по видимому, нанесли особо тяжелые повреждения «Рюрику», бывшему в то время в расстоянии 26-27 каб. (ближе 5000 м).
5. Вторичное возвращение русских к «Рюрику» сейчас же после 7 часов, когда они вновь подверглись жестокому обстрелу на близких дистанциях.
6. Третья попытка Иессена защитить «Рюрик» в период с 7 ч. 15 м. до 7 ч. 40 м., приведшая к новым поражениям русских крейсеров снарядами.
7. Четвертый поворот к подбитому крейсеру (в 7 ч. 56 м.), когда по «России» стреляли «Идзумо» и отчасти «Адзума» и «Токива», по «Громобою» тот же «Адзума» и частично «Токива», «Ивате» же – по «Рюрику».[279]
Дальнейшая и последняя фаза боя – двухчасовой неравный бой на параллельных курсах для японцев – отмечается следующими фактами:
В 9 ч. 18 м. на «Адзума» случилось повреждение в машине и он вышел из строя, а «Идзумо» остался один под сосредоточенным огнем неприятеля. Однако, вскоре на место «Адзума» подошел «Токива», а «Адзума», исправив повреждение, стал третьим в строю, «Ивате» же продолжал итти концевым.[280]
Среди выходивших во время войны в Японии на английском языке агитационношовинистических сборников под названием «The Russo Japanese War» в выпуске за сентябрь 1904 г. (на стр. 504-509) помещен очевидно, менее продуманный, но более хвастливый пересказ реляции Камимуры о бое 14 августа. Нижеследующие детали заслуживают быть заимствованными из него:
1. До 14 августа в районе Цусимы устойчиво господствовал туман, рассеявшийся к утру дня
боя.
2. Японцы считают, что русские обнаружили противника значительно позднее, чем они.
3. Все дальнейшее маневрирование Камимуры объясняется как стремление к занятию позиции «горизонтальной палочки у буквы Т» (охват головы или хвоста противника).
В первый раз в цитируемом рассказе этот термин употребляется по отношению к моменту, когда русские начали отвечать на только что открытый артиллерийский огонь японцев.
«Наша эскадра затем образовала горизонтальную палочку над Т».
Ни русский, ни японский варианты схем маневрирования для первых 45 минут боя не подтверждают этого. Только в исходе шестого часа утра отворот русских вправо (по Иессену из-за крейсера «Нанива») позволил японским крейсерам сосредоточить огонь по хвосту русской колонны и поражать ее сосредоточенным огнем в момент поворота.
От буквального понимания «палочки над Т» японцы были все-таки далеко.
Излюбленный термин этот вторично употреблен японцами в совершенно фантастической форме:
«Наши корабли еще и еще раз препятствовали движению противника, ведя с носов (!?) продольный огонь по вражеским кораблям, причем почти каждый снаряд попадал в них. Позиция японцев в виде «палочки над Т» была решительно невыгодна для противника, так как поэтому только крейсер «Россия», будучи головным, мог стрелять, остальные два были закрыты его корпусом и стрелять не могли, тогда как все наши корабли могли сосредоточить свой огонь на ближайшем из неприятельских. Стремление избежать такого невыгодного положения заставило русских менять галсы».
Третий раз все та же «палочка» приводится для объяснения положения сторон в то время, когда «Россия» и «Громобой» циркулировали возле поврежденного «Рюрика».
В буквальном виде никакой «палочки над Т», кроме последнего («третьего раза») случая,
японцам применять не удавалось, тем более не было случая, чтобы эскадра Камимуры находилась в ином, строе, чем кильватерный.[281]
В этой первичной «реляции», средактированной очевидно «для печати», фантазии была дана большая свобода. Для большей эффектности пожары на русских крейсерах раздувались «сильным ветром» – в то время, когда во все время боя был почти штиль, максимум 1-2- балльный ветерок. Попадания японских артиллеристов были всегда безошибочными, а дистанции всегда настолько малыми, что японские артиллеристы редко не попадали в цель и т. д.
Упорное повторение версии о «палочке над Т» свидетельствует не столько о фактически достигавшихся японской эскадрой положениях, сколько о стремлении Камимуры применять этот крепко привившийся в японской морской тактике того времени маневр.
Как известно, он более успешно был применен адмиралом Того в самом начале Цусимского боя.
В бою 14 августа эта тенденция («принцип») выражалась в том, что, пользуясь преимуществом в скорости, японцы в некоторых случаях смогли сосредоточить огонь по хвосту или голове русской колонны:
1) сохраняя на очень короткие сроки после уже происходившего поворота русского отряда свой прежний курс или 2) несколько обгоняя противника, если не выходя ему в голову, то все-таки слегка опережая его.
При сравнении русской и японской схем маневрирования сражавшихся сторон, между ними легко обнаружить особенно значительные расхождения, как отмечалось выше, для второй фазы боя (см. схемы 13 и 14).
По русской версии в период с 6 ч. 30 м. до 8 ч. 30 м. «Россия» и «Громобой» сделали шесть крутых поворотов, а японцы пять.
Японская версия отмечает за тот же срок 10 поворотов русских крейсеров и не менее 9-10 (изменений курса) японского 2-го боевого отряда. По-разному трактованы в схемах моменты поворотов и курсы сторон на отдельных отрезках времени. Так, в период 7 ч. 32 м. – 7 ч. 53 м. на японской схеме русские крейсеры, якобы, продвигались на норд-ост и частично на норд, тогда как по русской они шли на норд-вест. Японское маневрирование у японцев с 7 ч. 25 м. показано в гораздо более южных участках поля сражения, а с 7 ч. 49 м. до 8 ч. 02 м. отряд Камимуры, якобы, шел почти на ост, тогда как русские (по японской версии) в это время шли к «Рюрику» курсом, близким к зюйду (7 ч. 53 м. – 8 ч. 10 м.).
В эти 13-17 минут японцам (исходя из японской схемы) действительно, якобы, удалось осуществить классический охват головы русских («провести горизонтальную черту буквы Т»).
Однако, ни в русских официальных документах, ни в воспоминаниях участников этот тактический успех японского маневрирования не отмечается.
В одном из русских источников упоминается, что уже в самом начале боя на крейсерах наблюдались колебания картушки компасов (в то время только магнитных) до 8 румбов (90 градусов). В ходе боя при израсходовании боезапаса, непрерывном вращении тяжелых масс железа (орудий), сотрясений при своих выстрелах и взрывах неприятельских снарядов показания компасов могли сделаться еще менее достоверными. Одна эта объективная причина могла привести к разнобою в схемах маневрирования сторон.
Нельзя поэтому с достоверностью утверждать, что русский вариант схемы маневрирования для этого периода боя вполне правилен. Японцы имели гораздо больше возможностей тщательно записывать и фиксировать все перемещения обоих противников, чем русские.
На русских же крейсерах вторая фаза боя протекала в столь тяжелых условиях, что ведение тщательных наблюдений было крайне затруднительно.
Кроме броненосных крейсеров, вблизи во все это время находились необстреливаемые и сами почти не стрелявшие японские крейсеры 2-го класса, главным делом которых и было наблюдение. Вообще же при магнитных компасах и отсутствии более или менее точных дальномеров[282] говорить о составлении вполне верных схем маневрирования сторон в то время не приходилось.
Русскому варианту маневрирования свойственны в полной мере указанные недочеты. Единственное в нем качество – это то, что составлен он был «по свежему следу», сейчас же после боя – в течение второй половины дня 14 августа.
Пользуясь японской официальной схемой маневрирования в бою, следует, однако, помнить отзыв немецкого критика Меурера (см. выше – «От автора») о пристрастности и грубых грехах против истины, в которых он обвиняет японское официальное описание.
Причина отказа Камимуры от дальнейшего преследования «России» и «Громобоя» (недостаток снарядов) по японской официальной версии изложена выше.
Она, однако, не в полной мере объясняет фактическое положение. Авторы английского официального трехтомника о «Русско-японской войне»[283] рассуждают так:
«Можно отметить, что в течение всего боя японцы вели его на больших дистанциях. Делали это они, полагаясь на лучшую подготовку своих артиллеристов, нежели учитывая превосходство в численности своей артиллерии. На более близких дистанциях цели боя были бы достигнуты гораздо более быстро, но вероятно дороже бы стоили победителю.
За исключением неожиданного окончания сражения, в то время когда решительный успех был в его власти, тактика Камимуры вполне соответствовала тактике адмирала Того, а принимая во внимание всю стратегическую обстановку, а также отсутствие (у японцев. – В. Е.) резервов, может быть оправдана».
Мы не имеем конкретных данных к тому, чтобы оспаривать справедливость японской версии о причинах отказа Камимуры от окончательного завершения успешного боя с русскими крейсерами. Длительность артиллерийского боя с русскими вполне могла привести к тому, что действительно на «Идзумо», да и на других японских крейсерах боезапас был близок к исчерпанию.
Русскому командованию еще до войны было известно, что при заказе английскому заводу Армстронг боеприпасов для японского крейсера «Адзума» (построенного во Франции) корабельный запас их исчислялся для 203-мм в 45 кал. по 120 выстрелов на орудие а для 152-мм – по 140.
Очевидно, что такие же боезапасы были и у прочих броненосных крейсеров Камимуры. Для того, чтобы расстрелять это число снарядов при исправной материальной части, требовалось совсем не 5 часов боя, а гораздо меньше. И то, что русские крейсеры вернулись во Владивосток с неизрасходованными боезапасами, объясняется только тем, что почти с середины боя у них почти не оставалось исправных орудий.
Однако и другие обстоятельства могли способствовать решению японского адмирала.
На крейсерах Камимуры могло быть не вполне благополучно с углем. Как выше отмечалось, 10 августа, узнав около 17 часов о выходе Артурской эскадры, Камимура «приказал всем судам принимать полные запасы угля», а на следующее утро уже вышел из Озаки в Желтое море к о-вам Росс. Успел ли он принять действительно полные запасы, неизвестно. Переход к о- вам Росс и возвращение назад в Корейский пролив были произведены спешно – в течение 40-42 часов. Сопоставляя расстояния и затраченное время, крейсеры шли со скоростью порядка не менее 15 узлов, а учитывая напряженную предбоевую обстановку,-со всеми котлами под парами. Немедленно по возвращении к о-ву Цусима Камимура, без захода в Озаки, прошел навстречу владивостокским крейсерам и ожидал их в море около суток. После этого имел не менее 5 часов форсированного полного хода в бою.
В немецкой литературе[284] имеются указания, что одной из причин отказа Камимуры от продолжения боя с двумя русскими крейсерами были «многочисленные повреждения и большие потери».
Этот автор отмечает, что «один из крейсеров получил подводную пробоину и ему пришлось немедленно войти в док» и что «на этом корабле было ранено и убито 75 человек; три остальных крейсера потеряли всего 3 человека убитыми и 16 ранеными».
Штенцель более резко чем англичане критикует недостаточную решительность Камимуры в доведении боя до победного конца:
«Как и Того, Камимура зашел слишком далеко, заботясь о сохранении всех судов для будущих сражений. Ему следовало бы уничтожить своего противника, имевшего надежное и безопасное убежище в своем порту в противоположность Порт-Артурской эскадре, не располагавшей таковым. Камимура был вдвое сильнее своего противника и ему не следовало упускать последнего из рук, не лишив его боевой способности, тем более, что он имел еще впереди весь день».
Английский официальный историк дает следующие цифры потерь японских крейсеров в личном составе:
«Идзумо» – 3 убитых, 6 раненых
«Ивате» – 39 убитых, 37 раненых
«Адзума» – 8 раненых
«Токива» – 3 раненых
«Такачихо» – 13 раненых
«Нанива» – 2 убитых, 4 раненых
Всего: 44 убитых, 71 раненых.
Теперь хорошо известно, что большинство русских снарядов того времени или вовсе не разрывались, или имели весьма слабое фугасное действие. Очень быстрый в течение боя выход из строя русских орудий способствовал тому, что большого числа попаданий в противника русские крейсеры не имели.
Японский официальный историк дает следующий перечень попаданий в японские крейсеры:
Флагманский «Идзумо», больше чем другие подвергавшийся обстрелу русских, получил до 20 попаданий (2 убитых, 17 раненых). «Адзума»-свыше 10 попаданий снарядов (8 раненых).
В «Токива» «попало несколько снарядов» и было ранено 3 человека.
«В концевой корабль «Ивате» было также несколько попаданий: в 7 часов утра выпущенный с «Рюрика» 8" «снаряд проник в батарею 6" орудий и взорвался вместе с нашими (японскими. – В. Е.) снарядами, вследствие чего были выведены из строя три шестидюймовых и одно 12-фунтовое орудие, а также нанесены большие повреждения вблизи». При этом было убито 40 человек и ранено 37.
Это попадание отмечается и в русских донесениях. Иессен в своем рапорте в момент, соответствующий японской версии, сообщает: «На «Ивате» вспыхнул пожар сразу в двух местах, почему он вышел из строя; однако, быстро справился с ним и занял свое место».
Это повреждение было, по видимому, наиболее крупным из всех: полученных японскими крейсерами. Однако, случилось оно в 7 часов утра и после него в течение трех часов «Ивате» продолжал, находясь в строю, сражаться с крейсерами Иессена.
Слабое фугасное действие русских снарядов не противоречит возможности получения японцами подводных пробоин, но, как будет видно далее, почти все попадания русских снарядов сопровождались лишь небольшими пробоинами, почти соответствовавшими по диаметру калибру попавшего снаряда.
В пользу версии Штенцеля о значительных повреждениях, нанесенных русскими крейсерами своему противнику, могло бы говорить сообщение, приведенное в «Морском Сборнике» № 3, 1906 г.:
«Когда после боя 1 августа японские крейсеры пришли в Сасебо, то пленные офицеры с «Рюрика» видели в иллюминатор кран с орудиями и станками на палубе, который подошел к соседнему крейсеру для снятия поврежденных орудий и станков и установки новых». Однако, замена орудий сейчас же после боя могла потребоваться не вследствие повреждений их русскими снарядами, а по причине естественного износа каналов орудий от напряженной долговременной стрельбы. В пользу этого предположения говорят материалы, которые имелись в распоряжении русского командования еще до войны.
«Как теперь оказывается, – говорилось в одном официальном русском издании 1900 г., – качества орудий Армстронга далеко не так хороши, как предполагали японцы, давая заказы.
Употребляющийся в них кордит до того разъедает орудия, что уже после 150-200 выстрелов камора и канал делаются похожими на кусок дерева, источенный червями».
Пусть это сравнение в буквальном его выражении несколько «гиперболично, но надо помнить, что в период перед русско-японской войной вопрос о неожиданно сильном износе орудийных стволов, при применении нитроглицериновых порохов (к каким относился и английский кордит) был очень острой проблемой.
К неоднократно цитированным (выше) справкам из английского ежегодника Брассея можно добавить здесь еще следующее:
1) «Мы знаем, что наши тяжелые орудия (говорится про английские. – В. Е.) нетерпимо быстро изнашиваются настолько, что мы не можем рассчитывать при принятых скоростях снаряда на значительное число выстрелов» («Брассей», 1900 г. стр. 335) и
2) «Установлено, что при достижении таких скоростей и применении нитроглицериновых порохов, среди которых кордит и баллистит являются лучшими из известных образцами, износ (эррозия), наблюдаемый в каналах, внушает большие опасения» («Брассей» 1901 г., стр. 333).
Только через довольно длительный срок после боя личный состав Владивостокского отряда получил непосредственные свидетельские показания о повреждениях, которые получили японцы. Они не были утешительными. В марте 1905 г. из японского плена приехал отпущенный на родину очевидец с «Рюрика». Он рассказал адмиралу Иессену следующее:
«После потопления «Рюрика» шлюпка, принявшая его с воды, доставила на броненосный крейсер «Адзума», на котором он был доставлен в Сасебо. На «Адзума» «он видел в кают- компании и во многих других местах следы наших снарядов, пробивших борт с одной стороны и вылетевших затем в другой борт, очевидно не разорвавшись. Переведенный с крейсера «Адзума» на крейсер «Ивате», он на последнем увидел весьма значительное разрушение, произведенное снарядом, разорвавшимся правильно около середины судна по ширине его. На его вопрос ему сообщили, что этот снаряд будто бы 8" с крейсера «Рюрик».
Это свидетельство было первым, приоткрывшим глаза русскому командованию на то, какое негодное оружие (снаряды) было на вооружении русских кораблей.
То, что русские снаряды не взрываются, а в случае разрыва эффект его бывает ничтожным, Камимура мог знать еще до боя 14 августа. Ряд артиллерийских боев имел место с начала 1904 г. (Чемульпо, Порт-Артур):
Японский адмирал мог это обнаружить, если не в первые минуты, то во всяком случае в первый час боя 14 августа. А, обнаружив это обстоятельство, мог и должен был реагировать на столь благоприятно изменившуюся для него обстановку, перейдя к более решительным действиям, следуя на сближение с русскими, чтобы вслед за «Рюриком» нанести более значительные повреждения остальным русским крейсерам или быть может и вовсе уничтожить их. Он имел явное превосходство над русскими в скорости хода, не говоря о преимуществах в артиллерии и бронировании. Они видел, наконец, что огонь с «России» и «Громобоя» в ходе боя все ослабевает и ослабевает, – что еще более должно было подсказать необходимость более энергичных действий.
Ограниченность запаса снарядов не могла быть причиной осторожности. Наоборот, если говорить о средней фазе боя, пока оба противника не легли на параллельные курсы, ведущие в направлении на Владивосток, именно в эту фазу, когда у 2-го боевого отряда оставалось еще боезапаса на 2 часа боя, здесь-то и следовало их использовать с наибольшим результатом – на коротких дистанциях. Но, как мы знаем, этого не произошло. Японцы не допускали сближения с ними русских крейсеров более чем на 30 каб. И, в конечном счете, упустили два сильно подбитых русских крейсера.
В выдержках из сочинений английских и немецких историков уже были освещены некоторые из возможных причин отказа Камимуры от более решительных действий.
Наиболее убедительно звучит довод английского официального труда в виде «отсутствия резервов» у японцев и необходимости беречь свои корабли для боя с начинавшей в это время свое движение из Европы второй русской Тихоокеанской эскадрой. Это мотив порядка стратегического.
С точки зрения тактической японцы могли бояться, что русские снаряды, не имевшие фугасного действия, могут оказаться хорошими бронебойными, а уменьшение дистанций боя приведет к тому, что броня крейсеров Камимуры начнет пробиваться снарядами «России» и «Громобоя». Но ведь артиллерия этих последних была настолько уже ослаблена, что преимущество японского огня должно было сказываться при сближении все более и более решительно.
Оставшиеся же у русских единичные исправные пушки не могли нанести противнику значительного вреда.
Так или иначе столь восхваляемый японскими историками «долгожданный» случай, когда Камимуре удалось принудить к бою не раз успешно уходившие от него владивостокские крейсеры, не был использован до конца. Изложенное в этой главе и содержание последующей, в которой говорится о преступной негодности материальной части царского флота, приводит к убеждению, что «Россия» и «Громобой» не были уничтожены не только потому, что доблестно дрался личный состав этих крейсеров, не только потому, что, стреляя из непрерывно убывающего числа орудий, комендоры русских кораблей все-таки наносили японцам некоторые повреждения, но также и вследствие нерешительности поступков, недостаточной инициативы и отсутствия твердой уверенности в победе у японского командования.
Действия остальных японских крейсеров (2-го класса) и японских миноносцев. Кроме четырех броненосных крейсеров адмирала Камимуры, непосредственных участников в операции 14 августа, в Корейском проливе в этот день находились крейсеры 4-го боевого отряда: «Нанива» (флаг адмирала Уриу), «Такачихо», «Ниитака», «Цусима» и авизо «Чихайя», затем миноносцы 9 и 19-го отрядов: «Аотака», «Кари», «Цубаме», «Хато», «Одори», «Камоме», а также 11, 14, 15, 17 и 18-й отряды миноносцев.
Однако, непосредственно в боевых действиях участвовали не все указанные корабли.
Легкие крейсеры и миноносцы в ночь на 14-е занимали сторожевые посты в разных точках Корейского пролива. В ожидании возможного прорыва русских кораблей как с юга, так и с севера сторожевая служба была, по видимому, усилена.
«Нанива» с вечера 13 августа находился к северо-западу от Цусимы на параллели 35°, в долготе 130° 10' Ost.
«Такачихо» – где-то в пределах Восточного прохода Корейского пролива.
«Цусима» – также в Восточном проходе.
«Ниитака» был оставлен адмиралом Камимура накануне у южной оконечности о-ва Цусима.
Авизо «Чихайя» находился в северной части Восточного прохода.
Относительно расположения миноносцев известно, что 11 и 14-й отряды находились на крайнем правом фланге северной линии дозора – у о-ва Цуно сима.[285]
У острова Окино сима (Коцу сима) в Восточном проходе находились три миноносца 9-го отряда («Аотака», «Кари» и «Цубаме»).
В южной части Восточного прохода у островка Вакамия дзима (у северной оконечности о- ва Ики) находился миноносец 19-го отряда «Одори».
Миноносец «Камоме» (того же отряда) 13 августа пришел за углем в Такесики и производил небольшой ремонт котла. По готовности он, вместе с «Одори», должен был занять сторожевой пост у о-ва Сентинел (Одори сима, он же Ран то или Ару сому). Однако изменившаяся обстановка привела к перемене места назначения этих миноносцев.
Места сторожевых постов 15, 17 и 18-го отрядов неизвестны. С утра 14 августа по мере поступления сведений о появлении владивостокских крейсеров, начавшемся сражении и его развитии – все японские корабли начали стягиваться к месту боя, получая друг от друга информацию.
Некоторые корабли узнали о бое по звуку выстрелов. При этом выстрелы были слышны у о-вов Цуно сима и Окино сима, т. е. в расстоянии 50-60 миль от места боя.
Первым, почти сейчас вслед за началом боя с юго-востока, подошел «Нанива». Получив радио адмирала Камимуры незадолго до 5 часов, он уже в 5 ч. 20 м. увидел дымы сражающихся, затем распознал русские крейсеры, подошел к ним со стороны их нестреляющего борта, попробовал пострелять по «Рюрику», но затем пошел на соединение к своим броненосным крейсерам, иногда открывая огонь по русским, в целях отвлечения неприятеля, когда расстояние, уменьшавшееся до 38 каб., позволяло.
Около 5 ч. 35 м., как мы видели, это ему удалось и дело возможность Камимуре использовать создавшееся благоприятное положение.
Крейсер «Такачихо», информированный в то время, когда он шел Восточным проходом, тем же извещением о русских, пошел на соединение к «Нанива» и около 7 ч. 40 м. вступил ему в кильватер. Затем вместе с ним принял участие в почти двухчасовом добивании «Рюрика».
Посыльное судно «Чихайя» услышало в 5 ч. 33 м. на северо-запад от себя выстрелы и пошло на них. Через 10 минут приняло радио с «Нанива» о местонахождении русских, еще через полчаса обнаружило дымы сражающихся.
Около 7 часов «Чихайя» занял место за нестреляющим бортом второго боевого отряда и, сопровождая его в качестве репетичного корабля на север, содействовал связи между группой кораблей, находившихся у «Рюрика» и подходившим к нему адмиралом Камимура.
Крейсер «Цусима», узнав так же, как и большинство японских кораблей, о бое из радио адмирала Камимуры около 6 часов, не пошел сразу на соединение к своему флагману («Нанива»), предположив по сообщенному ему месту русских, что последние демонстративно хотят отвлечь японцев в сторону Западного прохода, обеспечив этим свободный проход артурским кораблям с юга – через Восточный. Поэтому решил сохранить свою позицию в этом последнем. Затем, будучи все-таки вызван по радио приказанием адмирала Уриу, направился к месту боя, оповестив по пути встречные миноносцы 11, 14 и 9-го отрядов. Пришел, однако, с опозданием и вместе с другими кораблями спасал находящихся в воде людей с «Рюрика».
Основной причиной недостаточности участия сосредоточенных в Корейском проливе японских легких сил или запоздания их участия в бою было то, что бой (особенно во второй своей половине) был поведен русскими на отступление. Уход сражающихся на север поставил японские легкие силы в положение догоняющих.
Можно отметить, что в этом отношении соображения Иессена о выборе направления движения были правильны.
Обнаружив противника с рассветом к северу от себя, адмирал Иессен имел только два выхода: итти на юг в Корейский пролив с риском встретить там новые силы японцев или вступить в бой с эскадрой Камимуры. Появление противника на дистанциях, почти что доступных для артиллерийского боя (8 миль), не дало много времени на размышление.
«Первоначально я намеревался, в случае возможности, лечь на NO и прорваться в Японское море мимо о-ва Оки сима, однако, неприятель, заметив мое намерение и имея первое время преимущество в ходе, стал сближаться с нами, почему я курс склонил к осту и продолжал итти на этом румбе.
Итти же на юг я считал слишком рискованным, так как японцы, очевидно вследствие выхода нашей эскадры, совершенно изменили свое прежнее расположение, держась с броненосными крейсерами далеко к северу (в 45 милях от северной оконечности Цусимы) и направив вероятно крейсеры 2 ранга и миноносцы к южной оконечности этого острова для встречи там могущих прорваться судов нашей эскадры».[286]
Таким образом, стремление прорыва назад в Японское море было первым намерением Иессена. Однако, недостаточный ход русских крейсеров, ограничиваемый в первое время боя не только тихоходным «Рюриком», но и уменьшенным, вследствие аварии, числом работавших котлов на «России», противодействовал возможности прорыва.
Бой стал неизбежным и был начат почти одновременно обеими сторонами.
Слабое звено отряда – «Рюрик» – привело с самого начала боя к ряду осложнений. В течение первого часа боя он шел вне строя, значительно впереди своего места по походному порядку.
Только в начале седьмого часа, после неоднократных сигналов флагмана «Рюрику», отряду удалось повернуть последовательно и лечь на обратный галс – в NW четверть. И опять фраза рапорта «чтобы прорваться в Японское море» говорит о том что не стремление достичь маневрированием того или иного тактического преимущества над противником, а «Японское море» являлось руководящей идеей русского адмирала в этот момент.
То, что адмирал Камимура выдвигает в качестве своего стремления «продолжать лежать на том же курсе, чтобы иметь возможность поражать врага анфиладным огнем во время его поворота», Иессен трактует совсем иначе.
«Неприятель, находившийся при начале поворота приблизительно в 40 каб., по видимому, не заметил моего намерения, лишь по окончании поворота он догадался и повернул влево; при этом маневре я выгадал весьма много в расстоянии и. . . появилась полная возможность прорыва вдоль Корейского берега».
Следующая фаза маневрирования русских крейсеров – это защита «Рюрика».
Подбитый крейсер делается «гвоздем» боя, к которому в течение двух часов привязывается маневрирование русских.
При этом защита происходит опять-таки не изысканием наивыгоднейших тактических приемов боя с эскадрой Камимуры, а «циркулированием» перед противником защитой «Рюрика» бортами кораблей во время четырехкратных последовательных возвращений к поврежденному крейсеру.
«Поэтому, – пишет Иессен, – я стал циркулировать перед ним чтобы дать ему время исправить, если возможно, повреждения».[287]
В своем письме один из участников боя (на «России») пишет: «Видя, что «Рюрик» не поворачивает, мы возвращаемся к нему, проходя между ним и неприятелем и принимая на себя все ему предназначавшиеся снаряды, проходя в расстоянии 30 каб. от неприятеля».
Японцы, как мы видели, использовали каждое из этих «циркулирований», сосредоточивая огонь по створящимся с «Рюриком» русским кораблям. При этом они отлично пристрелялись к почти неподвижному «Рюрику» и всякий раз, когда «Россия» и «Громобой» к нему приближались, огонь становился убийственнее и убийственнее.
Этот период пассивной защиты «собственными бортами» явился решающей фазой боя. Русские крейсеры терпели тяжелые повреждения от японских снарядов, сами же, уже ослабленные выходом из строя большого числа орудий, не могли вести успешного огня вследствие частых поворотов. На протяжении 107 минут русским отрядом сделано шесть резких изменений курса.
Бросив взгляд вперед от русско-японской войны к империалистической войне на море 1914-1918 гг., можно найти некоторую аналогию между действиями «России» и «Громобоя» и поведением английских крейсеров «Абукир», «Хог» и «Кресси», последовательно пущенных ко дну одной немецкой подводной лодкой.
Решение помочь «Рюрику» повторным возвращением к нему двух других русских крейсеров 14 августа привело к значительным повреждениям их и потере многих жизней.
Через десять лет 22 сентября 1914 г. английский флот получил еще более жестокий урок – все три крейсера оказались потопленными. Стремление спасать людей, всплывших после взрыва первого корабля, а затем и второго, привело к гибели полутора тысяч англичан, в том числе уже дважды спасенных, в течение нескольких десятков минут.
Последняя фаза боя прошла в неравном артиллерийском соревновании между двумя противниками на параллельных курсах.
В рапорте Иессена имеются следующие указания на попытку проявления с его стороны инициативы:
«Так как курс вел в Корейский берег, то я старался все время склониться вправо, чем уменьшал расстояние до неприятеля. Первоначально он отходил и снова увеличивал расстояние. Лишь последние полчаса он не изменял курса, почему я склонялся влево чтобы менять расстояние и не давать ему пристреливаться».
Здесь мы видим первый собственно тактический прием (хотя и пассивный), однако, и его пытаются оправдать боязнью быть прижатым к Корейскому берегу.
На самом деле попытка изменить курс вправо в целях сближения с японскими крейсерами в этой фазе боя, когда русская артиллерия была столь значительно ослаблена, а корабли избиты, вряд ли могла быть для них выгодной. Отклонения от курса, чтобы сбивать пристрелку противника, могли иметь большее значение. В японском варианте схемы маневрирования (схема 14) сторон в бою 14 августа попытки русских к сближению отражены лучше чем в русском.
Техника и повреждения русских крейсеров. Действительно решающим в бою 14 августа было не столько удачное или неудачное маневрирование той или другой стороны. Решили бой в пользу японцев в первую очередь: 1) превосходство в силах и 2) превосходство японской (точнее, английской) техники над «отечественной российской» царского периода.
Вопиющие недостатки русской артиллерии стали давать о себе знать с первых моментов боя.
Бой начался с расстояний, которые не предусматривались русскими инженерами, проектировавшими артиллерийские станки. При стрельбе на больших углах возвышения начали сминаться или ломаться зубья передач подъемных механизмов. К концу боя на «России» осталось неповрежденным два 203-мм и два 152-мм орудия. Главнейшими повреждениями было: 1) выбоины на стволах от осколков неприятельских снарядов и 2) повреждения подъемных механизмов. Выбоины далеко не всегда вели к таким деформациям ствола, которые мешали бы продолжению стрельбы. Повреждения же подъемных механизмов, происходившие в подавляющем большинстве случаев не от неприятельского огня, а от собственной их непрочности, почти всегда приводили к выходу пушки из строя. В историческом журнале «Россия» описано, как команда орудия с бездействующим уже подъемным механизмом приспосабливала вместо него тали или поднимала казенную часть пушки собственными спинами, как отдельные люди вскакивали на казенную часть, чтобы придать орудию угол возвышения.
Свидетельствуя об инициативе и доблести орудийной команды, факты эти говорят еще более ярко о позорной немощи русской техники того времени.
Отсутствие оптических прицелов и, наоборот, наличие их у японцев создавали еще одно значительное преимущество противнику. Были на японских кораблях и горизонтально-базисные дальномеры Барра и Струда. Элементарные Люжоли у русских, конечно, не могли дать на больших дистанциях достаточно точного измерения расстояний.
У японских орудий оказалась большая чем у русских дальность стрельбы. Для 203-мм орудий это определялось очевидно тем, что башенные установки японцев допускали большие углы возвышения, чем палубные установки русских; однако, то же превосходство в дальности наблюдалось и у 152-мм, имевших палубные установки.
«При расстояниях в начале боя более 50 каб., – пишет в рапорте адмирал Иессен, – у наших 6" орудий все время получались недолеты, между тем как японские 6" снаряды все время попадали и давали даже перелеты».
Превосходство японской эскадры над владивостокскими крейсерами в смысле количества артиллерии, сосредоточиваемой на один борт, было значительным. Оно видно из следующих двух таблиц:
203 мм | 203 мм | 152 мм | 120 мм | |
в 45 кал. | в 35 кал. | в 45 кал. | в 45 кал | |
«Россия» | 2 | - | 7 | - |
«Громобой» | 2 | - | 7 | - |
«Рюрик» | - | 2 | 8 | 3 |
Итого | 4 | 2 | 22 | 3 |
203 мм | 152 мм | |
«Идзумо» | 4 | 7 |
«Адзума» | 4 | 7 |
«Токива» | 4 | 7 |
«Ивате» | 4 | 7 |
Итого | 16 | 28 |
Таким образом, в начале боя против шести 203-мм, двадцати пяти 152-мм и 120-мм русских орудий на борт японцы имели на своих крейсерах шестнадцать 203-мм и двадцать восемь 152-мм.
Обстановка резко изменилась в пользу противника после выхода из строя «Рюрика», когда соотношение русских и японских стреляющих на борт орудий сделалось: у русских четыре 203-мм и четырнадцать 152-мм, у японцев шестнадцать 203-мм и двадцать восемь 152-мм. Фактически, вследствие выхода из строя многих русских орудий, соотношение это уже во вторую фазу боя стало еще того хуже для русских, в третью же фазу и вовсе несоизмеримым.
Когда «Рюрик» был оставлен один, ему пришлось иметь дело с двумя крейсерами типа «Нанива».
У каждого из них на борт могли стрелять по пять 152-мм орудий, у «Рюрика» два 203-мм, восемь 152-мм и три 120-мм. Но японцы имели еще не участвовавшие в бою крейсеры, а «Рюрик» был уже подбит[288] , не мог управляться и оба крейсера могли расстреливать его с любых выгодных для них дистанций и направлений.
Для русских крейсеров, у которых броня защищала только так называемые жизненные части (машины, котлы, погреба боезапасов) и только на «Громобое», кроме того, и артиллерию, – именно фугасный снаряд должен был быть наиболее страшным оружием.
С первых же мгновений боя сильнейшее фугасное действие японских (английских) снарядов выявилось со всей очевидностью (см. рис. 2, 3, 4, 5).
Попадая в корабль даже в такие тонкие преграды, как стальные листы дымовых труб,[289] они мгновенно взрывались, разворачивая при этом громадные дыры при входе снаряда и раскрывая целые ворота при вылете; мельчайшие осколки снарядов и обломки от разрушенных частей корабельного корпуса и надстроек поражали личный состав. Взрывы снарядов производили частые пожары, находившие себе пищу в деревянных частях, во многих застарелых слоях масляной краски, так обильно расходовавшейся в целях поддержания «блестящего» внешнего вида кораблей царского флота в мирное время (см. рис. 7).
Однако, еще более благодарной пищей для пожаров были заготовленные у всех орудий патроны и кокоры с зарядами. Получавшаяся диспропорция между быстротой подачи боезапаса и скоростью его расходования (элеваторы не были повреждены, значительная же часть орудий перестала стрелять из-за повреждений) приводила к созданию весьма опасных «складов боезапаса» возле незащищенных броней орудий. Громадное пламя вырывалось из горящих зарядов, однако, как правило, они не взрывались, а лишь бурно горели.
Рис. 2. Разбитая в бою 14 августа 1904 г. кормовая труба «России».
Рис. 3. Дымовая труба «Громобоя».
Такие пожары, правда, быстро ликвидируемые героической работой команды, неоднократно возникали на «России» и на других русских крейсерах.
Горение пороха в картузах сопровождалось иногда разбрасыванием горящих пороховых лент. При пожаре на крейсере «Россия» под полубаком несколько таких лент упало по элеваторным шахтам в погреба боезапасов, и только немедленные действия команды погреба, тушившей их матами, предотвратило дальнейшую опасность.
Рис. 4. Кормовая часть «Громобоя»-входные пробоины от двух снарядов.
Рис. 5. Вход в боевую рубку «Громобоя»; 1) место разрыва снаряда, 2) вертикальная броня рубки. 3) дымовая труба, 4) задний броневой траверс. 5) грибовидная крышка рубки.
Все, что не было закрыто броней, подвергалось поражению. На «России» были разбиты все шесть прожекторов, на «Громобое» – четыре.
Три дымовые трубы «Россию) получили жестокие разрушения подбиты были и мачты, причем в фок-мачте флагманского корабля оказалось две пробоины. Из них одна от иеразорвавшегося 152-мм снаряда (видимо на излете). Пробив одну стенку цилиндра мачты, снаряд упал вдоль по ней в отделение носовых динамомашин, где из опасения взрыва его долго поливали водой, чтобы он остыл.
Рис. 6. Попадания снаряда в броню каземата на «Громобоя»
Взрывающиеся снаряды давали громадное количество осколков. Для характеристики числа их можно отметить, что иногда одного человека осыпало многими десятками осколков, причем и мельчайшие из них наносили человеку весьма многочисленные поверхностные ранения.[290] Как показал опыт, хорошим прикрытием от них, получившим затем большое распространение на владивостокских крейсерах, оказывались связанные койки, скрепленные между собой старыми, снятыми с вооружения, противоторпедными сетями (рис. 9).
Из строя были выведены надводные торпедные аппараты «России». Торпеды, заряженные по боевой тревоге, могли в бою внушать серьезные опасения за их взрыв от огня противника. Однако, эти опасения не оправдались: осколками были перебиты дульные части аппаратов, у трех торпед были разбиты зарядные отделения, причем пироксилин одной из них сброшен за борт, четвертая торпеда, по видимому, частично взорвалась, но без серьезных повреждений для корпуса корабля. Сильное увлажнение пироксилинового заряда, применявшееся в то время в русском флоте и приводившее обычно к слабому разрушительному действию торпед (например, случай с «Садо Мару»), на этот раз оказалось на пользу.
В то время как в незащищенных броней помещениях и на верхней палубе сильное фугасное действие снарядов противника приводило к сильнейшим разрушениям, все то, что было защищено поясной и палубной броней, осталось почти неповрежденным. Только отдельными осколками, пролетевшими сквозь щели броневых решеток в дымоходах, были выведены из строя на «Россию) три водотрубных котла кормовой кочегарки.[291] Добавленные к четырем, вышедшим из строя накануне, это составляло семь выведенных котлов из общего их числа (32 котла), что вызвало уменьшение мощности механизмов на 22% и привело вместе с другими причинами (разбитие дымовой трубы, рваные листы которых загибались во внутрь, ухудшая тягу) к уменьшению скорости хода крейсера до 14,5 узла.
Попадания снарядов в броню не приводили к непосредственным серьезным последствиям. Однако, разошедшиеся или вдавленные кромки плит, сдвинутые или сорванные болты броневых креплений нарушали водонепроницаемость и вели, правда, сравнительно к небольшой течи.
Так в одном случае, прн попадании снаряда в левый борт «Росснн», возле стыка между броневой палубой и поясной броней, оказалось затопленным одно из водонепроницаемых отделений бортового коридора, откуда вода через нарушенные сальники электрокабелей затопила два соседних отделения.
Единственное серьезное поражение брони имел крейсер «Громобой», в верхний угол одной из броневых плит которого (гарвенрованная броня 152-мм) с расстояния около 40 каб. попал 203-мм снаряд. Произведя в плите несколько радиальных трещин, снаряд вдавил правую кромку плиты внутрь на 20 см. Против стыка плит не было шпангоута.
Через несколько пробоин от снарядов, попавших у ватерлинии, вода проникала также на так называемую «жилую» (броневую) палубу. Не будь такой исключительно тихой погоды (ветер не более 1-2 баллов) в течение всей операции, эти пробоины безусловно могли быть гибельными (для «России» во всяком случае) так, как это имело место с броненосцем «Ослябя» в Цусимском бою.
Рис. 7. «Россия» после боя. В правом нижнем углу -задняя стенка полубака после пожара.
В общей сложности «Россия» получила не менее 30-35 попаданий 203 и 152-мм снарядами, «Громобой» приблизительно столько же нли немного меньше. Так как фугасные снаряды взрывались и о воду, то прн близких недолетах крупные осколки нх поражали борт довольно значительно. При подсчете, по приходе во Владивосток прямых попаданий снарядов некоторые из меньших по размерам пробони нельзя было с достоверностью отнести к тому илн другому виду поражения.
Пятичасовой, почти непрерывный, сопровождаемый лишь несколькими периодами ослабления огня, бой повлек за собой значительные потерн в личном составе обоих русских крейсеров. На «Росснн» было 48 убитых и умерших от ран и 165 раненых, на «Громобое»- убитых и умерших от ран 91, раненых 182 человека.
Неожиданным оказалось, что на более новом и лучше бронированном «Громобое» жертв было значительно больше, чем и «Росснн». Объяснение этому следует искать в преступном распоряжении командования этим крейсером, державшим у мелких орудий на верхней палубе
орудийную команду в то время, когда пушки эти из-за больших дистанций не стреляли. Более того, бессмысленные потери людей у этих пушек заменялись новыми пополнениями и вели к новым и новым жертвам.
Это привело к тому, что из общего числа убитых (около 90 человек) на «Громобое» около 80% жертв пришлось на людей, размещенных по боевой тревоге на верхней палубе, полубаке, мостиках и боевом марсе,[292] и только 20% в подпалубных помещениях. Особенно показательно, что у орудийного расчета двенадцати 152-мм орудий батарейной палубы, расположенных в бронированных казематах, убит был лишь один и ранено только одиннадцать человек.
Второе обстоятельство, способствовавшее большому числу потерь на «Громобое», – была значительная смертность (16 человек) после боя. В бою на этом крейсере был поврежден рефрижиратор и отсутствие льда для раненых в течение первого дня после боя, при стоявшей исключительно жаркой погоде, привело к увеличению смертности (на «России» после боя от ран умерло лишь трое). Лишь на второй день после боя усилиями машинного персонала удалось на «Громобое» восстановить работу одной ледоделательной машины которая начала давать сначала холодную воду, а затем и лед.
Моральное действие фугасных снарядов на необстрелянный личный состав владивостокских крейсеров было вначале также весьма сильным.
«Трудно небывалому в современном морском бою человеку, – пишет Иессен, – представить себе беспрерывный адский шум, производившийся на крейсере японскими снарядами в продолжение всего 5-часового боя. В особенности же он был силен в последний 2-часовой период: это был постоянный вой, рев, гул, стон, свист и шипение от перелетов, недолетов, попаданий и осколков».
Однако, несмотря на потери, исключительную тяжесть столь продолжительного артиллерийского боя и несмотря на то, что бой начался с рассветом и люди заняли свои боевые посты прямо со сна, не успев ни перекусить, ни выпить чаю, несмотря на тягостную жару, на отсутствие положительных впечатлений от плохо или вовсе не наблюдавшихся из-за дальности расстояний и неудачного освещении (против солнца) повреждений на кораблях противника, ряд бесспорных документов говорит о высокой доблести моряков русских владивостокских крейсеров, сражавшихся против значительно превосходящих их по силе японских крейсеров.
Характерно, что последний отход русских крейсеров от «Рюрика» вызвал многочисленные обращения рядовых бойцов к своим начальникам, в которых ясно сквозила забота о том, чтобы не покидать своего, получившего аварию, товарища.
«Куда мы идем и не бросили ли «Рюрика»? – беспокойно требовали ответа эти измученные и израненные люди.
«Приходилось, скрепя сердце, отвечать, что мы отвлекаем неприятеля, чтобы дать возможность «Рюрику» исправить свои повреждения и итти на север. Но, в сущности, этому мало кто верил».[293]
В отношении физического утомления особенно тяжело доставалось машинной и кочегарной командам. Сильная жара, отвратительный воздух вследствие того, что вентиляторы засасывали в кочегарки дым от пожаров, и газы от разрывов, отсутствие питьевой воды (за ней приходилось бегать в батарейную палубу), плохие качества угля (хотя и «кардифа») – все это создавало тяжелую обстановку в кочегарках.[294]
В 10 часов 14 августа сейчас же вслед за поворотом японской эскадры на юг, считая себя в широте 35°36 N и долготе 129°57'Ost Владивостокский отряд лег курсом на Владивосток.
Иессен собрал личный состав «России» и благодарил за мужество и отвагу, которые позволили с честью выйти из тяжелого непрерывного 5-часового боя с сильнейшим противником.
После обеда застопорили машины, и в течение 45 минут производили временную заделку наиболее опасных (у ватерлинии) пробоин и приводили в порядок обезображенные боем палубы.
К вечеру похоронили в море убитых.
Проверили боевое расписание, произведя замену убитых.
К вечеру 15 августа подошли к острову Рикорда у Владивостока, где были встречены шестью владивостокскими миноносцами.
Из-за нашедшего тумана до 13 часов 16 августа простояли на якоре у входа в Славянский залив.
Только в 16 часов 16 августа оба крейсера вошли в Золотой Рог, встреченные большим числом шлюпок, яликов, китайских шампунек и буксирных пароходов, переполненных любопытными.
Через час к борту кораблей подошли санитарные баржи и начали своз в госпитали раненых.