Операция «Хамелеон»

Глава 31

Ориентироваться в чужом городе, да еще на машине, да еще в темноте, не так-то просто. Петр убедился в этом на собственном опыте, тем более что, едва он вывел «пежо» из ворот «Сентрала», как редкие уличные фонари погасли.

Улицы были пустынны, и Петр не узнавал их.

«Ну и ладно, — подумал он. — В конце концов Каруна — не Москва, всю можно объехать минут за сорок».

Он медленно ехал по тихим переулкам европейской части города. За зеленью садов виднелись тусклые квадраты окон — там горели керосиновые лампы: то ли что-то случилось на электростанции, то ли это было предупреждение о предстоящей забастовке.

Да, этот, первый день в Каруне был для Петра полон событий. Слежка, визит в Общество дружбы, встреча с Гоке и Стивом, поездка в университет...

Петр поехал туда после обеда.

В просторном зале библиотеки, куда он попал, изрядно поплутав по территории университетского городка между многочисленными трех-четырехэтажными корпусами административно-учебных зданий и общежитий, никого не было.

Два студента, которых Петр встретил у дверей зала, ничего толком сами не знали. Библиотека по их словам, обычно в это время работала, и почему закрылась — непонятно. Они были последними, кого попросили оставить зал после того, как из Каруны приехали сотрудники местной полиции — два европейца и три гвианийца. Приезжие прошли к хранителю библиотеки, затем туда были вызваны все служащие. И вот... Студенты разводили руками. Потом вышел хранитель и объявил, что библиотека закрывается и все должны покинуть зал.

— А где малам Данбата? — спросил Петр.

— Старший помощник хранителя? Он там, со всеми, — ответил один студент.

— А вот и он! — второй студент вдруг указал на невысокого толстяка с бородкой, появившегося из глубины зала. По обе стороны шагали два рослых парня в новенькой национальной одежде, а позади — голенастый, долговязый европеец с лошадиным лицом.

Петр понял все сразу: малам Данбата арестован.

— «За что? — мелькнуло в мозгу. — Неужели же за то, что он обещал помочь в розыске письма султана Каруны?»

Петр тут же отверг эту мысль. В конце концов Петр совершенно официально, с одобрения университетских властей, вел научную работу. Скорее всего, Данбата был одним из известных здесь левых, и сейчас, когда вот-вот должна была начаться забастовка, власти начали аресты. Но что бы там ни было, настроение было испорчено. Да и до него ли было сейчас администрации университета? Сначала митинг, организованный Стивом, затем арест Данбаты.

— Ладно, завтра приеду сюда с официальным визитом, — решил Петр. — Не откажут же они мне в доступе к архивам!

Лицо малама Данбаты было опущено. Гвианийцы прошли мимо стоявших, не обращая на них никакого внимания. Но Петр почувствовал, как европеец скользнул по его лицу холодным острым взглядом. Скользнул — и прошел.

— Полиция, — выдохнул первый студент.

Второй покрутил головой:

— Вот тебе и независимость!

Первый подтолкнул его локтем и взглядом указал на Петра:

— Видали, мистер? Вот вам и демократические свободы! Стоит человеку начать думать по-своему, как его тут же в каталажку.

Он обернулся к приятелю:

— Пошли! Теперь они тут будут рыться до самого вечера!

Петру больше ничего не оставалось делать, как вернуться к своему «пежо».

Вздохнув, он сел в машину, завел мотор. Поправляя зеркальце, Петр вдруг обратил внимание на точно такую же зеленую машину «пежо», стоявшую метрах в двадцати позади него — в тени куста, усыпанного крупными красными цветами. В машине сидело четверо — гвианийцы в национальной одежде.

Следят! Теперь Петр думал об этом уже с раздражением. Сцена в университетской библиотеке все еще стояла у него перед глазами.

Он резко взял с места, так же резко взяла с места и другая машина. В зеркальце было видно, как напряглось лицо ее водителя.

— Ну, погодите, — сказал вслух Петр. — Сейчас я вам устрою ковбойщину!

Он прибавил газу. Впереди, перед трехэтажным зданием библиотеки, была просторная асфальтированная площадка. С десяток машин стояло в квадратах, в которых белыми цифрами значились их номера. Это была стоянка автомашин администрации и преподавателей университета.

Две дороги огибали здание и уходили дальше, к корпусам общежитий. И теперь Петр погнал машину прямо на ту дорогу, что справа. Стрелка спидометра быстро перебирала цифры: тридцать миль, сорок, пятьдесят, семьдесят...

Петр глянул в зеркальце. Преследователи шли на той же скорости. У самого выезда на дорогу Петр резко бросил машину влево, вывернул руль, промчался мимо стоянки, еще раз вывернул влево и понесся к выезду с университетской территории.

Машина преследователей проделала точно такой же маневр и уверенно неслась следом. Они пронеслись мимо караульной будки и столбов с поднятым шлагбаумом, у которого расхаживал полицейский. Полицейский ошарашенно вскинул голову, когда мимо него пролетели один за другим два зеленых «пежо».

Петр свернул на дорогу, ведущую к Каруне. Это было отличное современное шоссе, построенное итальянской фирмой. Оно было абсолютно прямое — ни малейшего намека на поворот, ни малейшего возвышения или понижения. Мощные современнейшие машины создали здесь, в африканской саванне, идеальную плоскость, позволяющую развивать максимальную скорость.

Стрелка спидометра показывала сто миль.

«Ого! — подумал Петр. — Около ста тридцати километров! Не дай бог — лопнет баллон!»

Азарт захватил и преследователей. Их машина приближалась.

«У них — форсированный двигатель, — отметил про себя Петр. — Скорость миль сто десять, сто двадцать...»

Впереди на дороге показалась темная точка. Через пару секунд можно было различить, что это стоит тяжелый, груженный мешками прицеп. Водитель бросил его прямо на проезжей части, не потрудившись даже стащить на обочину.

Петр взял чуть в сторону, чтобы проскочить мимо опасности. И сейчас же увидел, что навстречу ему несется грузовой «мерседес» — мощное чудовище с прицепом.

Дальше все делалось Петром абсолютно автоматически. Какой компьютер сработал в его мозгу — это потом долго занимало Петра. А расчет был точен до долей секунды.

Нога сама резко нажала на тормоз. Завизжали колеса, пахнуло жженой резиной, машину выбросило на середину проезжей части. «Пежо», шедший сзади, чуть было не врезался в нее. Водитель его упустил момент — одно или два мгновения. Он попытался удержать автомобиль на прямой. Его развернуло, повело в сторону.

А спереди летел тяжелый «мерседес». Петр успел вывернуть, его машина освободила проезжую часть и проскользнула мимо брошенного прицепа почти под самым радиатором встречного грузовика.

Шофер преследователей попытался было сделать то же самое. Но опоздал: грузовик на полном ходу задел машину — и швырнул ее на прицеп. Раздался треск, мешки посыпались на дорогу. «Пежо» ударился о борт прицепа, посыпались доски, и отброшенная, словно мячик, машина два раза перевернулась через крышу, отлетела через всю ширину шоссе и завалилась в канаву.

Все это случилось в какие-то секунды, но Петру показалось, что он смотрит замедленную кинопленку, настолько четко сознание фиксировало каждый мельчайший отрезок времени и действия.

Он с трудом удержал руль. Но стрелка спидометра уже отсчитывала цифры в обратном порядке: восемьдесят, семьдесят, шестьдесят, пятьдесят...

«Надо было бы остановиться», — вяло подумал Петр, но не сделал этого. Во дворе отеля он не сразу смог выйти из машины, устало опустил руки на сиденье и закрыл глаза.

— Добрый вечер!

Он не заметил, как к машине подошла Элинор.

— Вы?

Петр с трудом вылез из машины.

— Что с вами? — настороженно спросила Элинор. — Что-нибудь случилось?

— Н-нет... — нерешительно пробормотал Петр. — Просто... устал.

— Это все климат, — вздохнула художница, поеживаясь. — Мы уже привыкли там, у нас на Юге, к жаре и духоте. А здесь свежо!

Она была необыкновенно спокойна.

«Вот у кого надо учиться, как себя держать», — подумал Петр.

— Весь день бродила по Каруне, — словно продолжая прерванный рассказ, монотонно говорила Элинор. — Рисовала. Весь день рисовала. Я уже тысячу лет не рисовала так много!

«Одни рисуют, другие пьют... И все, чтобы забыться. А я? Неужели же я угробил этих четырех служак для того, чтобы забыться?» — думал Петр.

— Что с Робертом? — спросил он, чтобы отогнать эту мысль.

Элинор помрачнела. Лицо ее стало жестким, губы побелели.

— Он пьян. Он мертвецки пьян, — ответила она с такой злобой, которую Петр в ее голосе слышал впервые.

— Он вас любит, — грустно сказал Петр.

— Да...

Элинор провела рукой по глазам: они были сухими и холодными.

— И самое страшное, что я тоже люблю его. И все это ни к чему Питер. Все это не нужно ни мне, ни ему.

Она повернулась и пошла по аллее к отелю, медленно, опустив голову.

«Не оставляй ее, — вспомнились Петру слова австралийца. — Ей сейчас нельзя быть одной».

Он поспешно догнал Элинор и пошел с нею рядом, приноравливая свои размашистые шаги к ее небольшим, неторопливым.

Элинор вскинула голову. Взгляд ее потеплел.

— А вы знаете, что я подумала, когда впервые увидела вас, Питер?

Петр промолчал.

— Я подумала, будь я лет на пятнадцать моложе, я бы влюбилась в этого парня. Вы так чисты, так наивно откровенны по сравнению со всеми нами. И еще тогда мне вас стало жаль. Вот и еще одна жертва, подумала я, жертва нашего злобного, безжалостного мира, где человек безумно одинок. Мы не волки, Питер, мы хуже волков. Волки не убивают друг друга исподтишка, подло, как это делаем мы...

— Только не вы, — тихо возразил Петр.

— И я тоже, — покачала головой художница.

Петр осторожно взял ее руку.

— Вам надо отдохнуть и успокоиться. Кстати, письмо доктора Смита и фотокопию я привезу вам сегодня вечером... — Он помедлил. — А потом? Что вы будете с ними делать?

— Я знаю, Питер.

Она не отняла руку.

— Расскажите, как ваши дела с письмом султана? Может быть, и я смогу вам помочь?

— Вы?

Петр даже остановился от неожиданности. Конечно, Элинор долго жила в Гвиании и умеет разговаривать с гвианийцами. Но сумеет ли она найти общий язык с одноглазым муллой? Сейчас, когда она в таком смятении! Но, может быть, она сама ищет чужие заботы, чтобы забыться в них? Он вздохнул и начал неуверенно рассказывать о своей встрече с муллой. Когда он окончил, Элинор некоторое время молчала. Потом медленно подняла голову:

— Хотите, чтобы я убедила старика отдать вам копию письма султана?

Это было сказано таким тоном, что Петр почувствовал себя неловко. Но отступать было поздно, и он молча кивнул. Элинор внимательно посмотрела на него, задумалась.

— Я попробую, Питер, — наконец сказала она просто.

До вечера Петр не выходил из своей комнаты. Он лежал, не раздеваясь, на кровати и пытался заснуть. Время тянулось удивительно медленно, и в голову лезли мысли — одна хуже другой. Наконец стало смеркаться.

Поплутав с полчаса по темным, неасфальтированным улицам старого города, Петр в конце концов выехал к мечети. Неподалеку от нее Петр без труда нашел знакомую фотографию.

Он остановил машину прямо у входа. Сразу же за дверью ударил в глаза свет от яркой лампы без абажура. Здесь было нечто вроде маленькой приемной: несколько просиженных грязных кресел, на стенах — образцы продукции этого крошечного ателье.

Сам хозяин сидел в кресле и пил пиво из бутылки, которую ставил на пол. Два молодых гвианийца — видимо, его приятели — сидели рядом и тоже пили пиво, оживленно болтая на местном языке.

— А... — протянул фотограф, завидя Петра. — Вы за фотокопиями?

Парни прервали разговор и с любопытством посмотрели на Петра.

— Одну минуту.

Хозяин скрылся за дверью, ведущей в лабораторию, и сейчас же появился оттуда с конвертом.

— Вот.

Он вытащил из конверта несколько фотоотпечатков и листок бумаги.

— Можете проверить.

— Спасибо.

Петр развернул отпечатки веером, просмотрел их.

— Я напечатал уменьшенным форматом, чтобы было удобнее, — объяснил хозяин, пристально глядя на Петра.

Петр вскинул глаза: в голосе фотографа ему почудилось что-то странное. Но лицо гвианийца было абсолютно бесстрастно, лишь в глазах мелькнул огонек и тут же погас.

— До свидания, — сказал он.

— До свидания.

Петр взялся за ручку двери. Парни встали.

— Вы едете к «Сентралу»? — спросил один из них, тот, что повыше.

— Подвезете? — уверенно сказал второй, как о деле уже решенном, и шагнул к Петру.

Хозяин поспешно отвернулся и скрылся за дверью фотолаборатории.

Мозг Петра работал лихорадочно:

«Еще одно приключение? Кто они? Враги? Ерунда! Просто сдают нервы».

Он кивнул — и парни вышли следом за ним. Высокий по-хозяйски открыл переднюю дверцу и сел вперед — рядом с Петром. Второй пристроился на заднем сиденье — прямо за спиной Петра.

«Во всяком случае, убивать меня им расчета нет, — думал Петр, выводя машину из старого города. — Это наделало бы слишком много шума».

Улица по мере приближения к площади Красильщиков становилась все темнее и темнее. Здесь почти не было прохожих, и торговки не расставляли здесь своих ящиков.

Лишь луна освещала улицу и площадь холодным голубым светом, и в этом свете все приобретало странную, прозрачную ирреальность.

И когда в проеме крепостных ворот прямо перед радиатором «пежо» вдруг выросла фигура слепого нищего, Петру в первое мгновение она тоже показалась нереальной.

Но нищий упрямо шел на машину — прямо посредине дороги, и обогнуть его было нельзя: ворота были слишком узкими.

Петр выжал сцепление, притормозил, но рычаг скоростей переставил на вторую позицию. Машина сбавила скорость, но не остановилась.

— Не останавливайтесь! — вдруг резко крикнул над самым ухом Петра сидевший рядом с ним парень. — Не останавливайтесь!

Петр от неожиданности отпустил педаль сцепления. Нога вдавила акселератор. Машина с ревом прыгнула вперед. И в тот же миг нищий с руганью отскочил назад и в сторону. Его рука выхватила из лохмотьев что-то блестящее, и... боль ударила Петра сзади, чуть ниже уха показалось, что голова раскололась на тысячи огненных осколков.

Он успел заметить, что из темноты на машину набегали какие-то люди. И изо всех сил надавил на акселератор.

Машина остановилась лишь метров через пятьсот.

— Прорвались.

Сосед по сиденью перевел дух и нервно засмеялся:

— Вот она, Гвиания!

— Бастарды! — выругался тот, кто сидел сзади. — Ты кого-нибудь узнал?

— Нет.

Парень, сидящий впереди, дотронулся до плеча Петра:

— Как вы... о’кэй?

Петр с трудом повернул голову:

— Не знаю.

Он зажег в кабине свет. Голова гудела. Он чувствовал, как ниже уха начинает вздуваться опухоль, как она ползет вниз — на шею, сковывая движения. Он дотронулся до этого места рукой. Пальцы сразу же стали липкими от крови.

— Кровь! — тревожно сказал сидящий сзади.

— Сволочи! Чем они его? — спросил высокий.

Они разговаривали, как будто бы Петр был неодушевленным предметом.

Сидящий сзади пошарил по сиденью, по полу.

— Вот. Консервная банка с песком...

Высокий усмехнулся:

— Известный способ!

Петр тронул машину: это его уже начинало бесить. Свет в машине все еще был включен, и, скосив глаза, Петр заметил, что из отдувающегося брючного кармана высокого торчит кусок велосипедной цепи.

Парни опять замолчали, но Петр чувствовал, как пристально вглядываются они в темноту улиц, по которым он гнал машину.

— Стоп! — сказал высокий, когда они подъехали к воротам «Сентрала». — Мы выйдем здесь. Спасибо.

И когда Петр остановил машину, он наклонился к нему, весело подмигнул и вполголоса сказал:

— До свидания, товарищ!

Петр все еще крутил головой, когда, оказавшись уже вне машины, парни вдруг поклонились в пояс и громко заорали, как орали нищие на улицах Каруны:

— Да поможет тебе аллах, батуре! Добрый ты человек, батуре!

И пропали в темноте.