Операция «Степной барашек»

1. БЕЛАЯ МОЛНИЯ

Ромер свернул свой «форд» с шоссе на проселочную дорогу, которую проложили через Люнебургскую пустошь еще в тысяча девятьсот четырнадцатом году французские военнопленные. После последней войны по этой дороге ездили настолько редко, что сквозь щели в асфальте не только проросла трава, но даже пробились отдельные коричневые веточки вереска, которые в августе и сентябре покрывались лиловыми цветами.

Солнце слабо просвечивало сквозь утреннюю дымку. Кусты можжевельника, вымахавшие здесь почти в рост человека, были похожи на причудливых гномов, застывших на миг в своем незатейливом танце. На паутине то там, то тут поблескивали серебряные нити росы, а листья на березах оставались свежими.

Ромер посмотрел на себя в зеркальце заднего обзора. Прожитые годы оставили свой след на его лице. Однако гладкий лоб и густая шевелюра производили внушительное впечатление, как бы лишний раз свидетельствуя о том, что его последняя торговая сделка, в которой он выступал как представитель фирмы по производству гомеопатических средств, прошла, что называется, на славу.

И вот теперь он ехал для совершения новой сделки, и снова его ожидания невольно смешивались с далекими от действительности желаниями, которым, как он думал, вряд ли суждено было когда-либо осуществиться. Ему уже исполнилось сорок пять лет, а в таком возрасте, как известно, уже поздновато резко менять свою жизнь. Ромер всегда страдал от некоторой раздвоенности и внутренних противоречий: он всю жизнь мечтал об оседлом образе жизни, при котором можно было бы, развалившись в мягком удобном кресле и держа в руках кружку доброго пива, следить за событиями, которые мелькают на экране телевизора. Более того, можно было даже сказать, что он ненавидел любую строго размеренную деятельность, к которой его принуждали обстоятельства, лишавшие его тем самым наслаждения собственным существованием.

Новая работа заставила его даже сменить место жительства. Вполне возможно, что теперь ему придется поселиться в одном из степных селений, названия которых в этих местах удивительно часто оканчиваются на слово «полицейский». Вот и то селение, мимо которого он только что проехал, называется так странно: «Колчедан полицейский».

Неожиданно дорога сделала плавный поворот, обходя стороной молодой хвойный лесок, казавшийся зеленым островком посреди широкой пустоши. Машина миновала деревянный мостик, неподалеку от которого возвышался поросший дроком и можжевельником холм. Вскоре дорога внезапно оборвалась прямо у шлагбаума. Ромер затормозил только тогда, когда радиатор его «форда» чуть было не коснулся полосатого бревна шлагбаума.

Вправо и влево от въезда на территорию фабрики, насколько хватало глаз, тянулся забор из проволочной сетки, обнесенный тремя рядами колючей проволоки. Сама проволока поблескивала почти как новая, хотя бетонные столбы, к которым она крепилась, казались довольно старыми. На деревянном столбике Ромер увидел табличку с названием фирмы: «Фабрика по производству пиротехнических изделий — Лорхер и Зайдельбах».

Увидев подкатившую к шлагбауму машину, привратник вышел из своей будки и, подойдя к «форду», сначала посмотрел на номер, а затем заковылял обратно. Позвонив кому-то по телефону, он наконец пропустил машину. При этом Ромеру показалось, что шлагбаум перед ним поднимался как бы с явной неохотой.

Асфальтированная дорога вилась между старых сосен по территории фабрики, строения которой поразили Ромера своими внушительными размерами. В таких помещениях обычно хранят взрывчатые вещества, соблюдая при этом все меры безопасности. Администрация фирмы размещалась в двухэтажном здании, однако привратник повел Ромера не туда, а в какой-то невзрачного вида барак, стоявший немного в стороне.

Родившийся в 1934 году, Ромер, естественно, не мог знать, для каких целей в нацистские времена строили подобные бараки. Однако затхлый воздух, который он вдохнул, идя по скрипучему полу темного коридора, был ему знаком. Дело в том, что почти четыре года он прожил в таком же бараке в лагере при одной тюрьме, где постоянно воняло потом загнанных туда восьмидесяти трех арестованных, парашей и баландой из турнепса. На двери, к которой его подвели, висела табличка с надписью: «Заводская охрана».

Ромер постучался и, войдя в комнату, оказался перед мужчиной лет тридцати со светлыми курчавыми волосами, отливавшими медью, который попросил его подойти поближе. И в этот же миг Ромер почувствовал на себе внимательный взгляд голубых глаз, от которого ему стало как-то не по себе. Это был обер-лейтенант Хойслер, начальник заводской охраны.

Фирма «Лорхер и Зайдельбах» помимо изготовления обычных пиротехнических зарядов, используемых во время различного рода фейерверков, начала выпускать еще и гранаты, начиненные слезоточивым газом. Ими обычно вооружали полицейских, а те умело их использовали при разгоне демонстраций и тому подобных шествий. С тех пор поначалу казавшаяся незначительной фирма была включена в число предприятий, выпускающих вооружение и боеприпасы, а те, как известно, располагали специальным штатом вооруженной охраны, вернее говоря, службы военной контрразведки (сокращенно СВК), придаваемой из бундесвера, сотрудники которой хотя и ходили в гражданском, но на самом деле являлись кадровыми военными.

— Господин Ромер! — Эти два слова прозвучали не как вопрос, а, скорее, как утверждение Хойслера, которым он удостоил вошедшего после приветствия.

Ромер, кивнул. Согласно новому удостоверению он числился, как и раньше, агентом СВК. Пауля Гертнера — а это были его настоящие имя и фамилия — больше не существовало, и он нисколько не жалел об этом.

На обер-лейтенанте был спортивного покроя костюм, белая рубашка и зеленый галстук. Ромер вспомнил свой разговор в столице земли N с начальником службы контрразведки. Майор Вольноф, пренебрежительно опустив уголки рта, говорил тогда о том, что вся охрана завода состоит всего-навсего из десяти человек, которые, разумеется, даже не догадываются о том, что их непосредственный начальник является кадровым офицером.

Хойслер размеренными шагами заходил взад и вперед по комнате. Его пружинистая походка и решительные жесты, которыми он как бы подчеркивал свои указания, напомнили Ромеру силачей-атлетов из одной телевизионной рекламы, пропагандировавших экономию энергии; поместить в этот медвежий угол человека с таким складом ума было равносильно наказанию.

Обер-лейтенант Хойслер протянул Ромеру пачку сигарет, предлагая закурить, но тот отказался.

— Спасибо, я курю очень редко и то только сигары, — объяснил он.

— В таком случае, вы настоящий клад для фабрики. Здесь занимаются выпуском пиротехнических изделий, карнавальных петард, а мы не хотим играть с огнем, вернее говоря, со взрывчатыми веществами… Вот уже год, как здесь производят гранаты со слезоточивым газом. Я полагаю, что вас об этом уже проинформировали?

Ромер кивнул, хотя все его познания в этой области сводились в основном к сведениям, которыми его, как агента СВК, снабдили не совсем легальным способом. Согласно этим сведениям, владелец фирмы Лорхер был расчетливым предпринимателем, которому, если верить слухам, принадлежал контрольный пакет акций всей фирмы. Что же касалось второго акционера, доктора Зайдельбаха, то тот, по разговорам, был талантливым химиком и физиком одновременно. Позднее Ромеру стало известно еще и то, что он слыл неплохим ботаником.

Обер-лейтенант рассказал о том, что с того времени, как он прибыл сюда и организовал службу охраны, здесь не было ни одного случая ее нарушения. Более того, Хойслер явился изобретателем так называемой «внутренней зоны безопасности», состоявшей из обнесенной специальной изгородью лаборатории и подземного бункера для производства испытаний, связанных с различного рода взрывами.

— До тех пор пока доктор Зайдельбах не изобрел свою гранату со слезоточивым газом, ни один черт не интересовался петардами и пороховыми хлопушками, которыми люди обычно забавляются только под рождество и Новый год!

Солнце тем временем поднялось выше, и в помещении стало довольно жарко. По собственному опыту Ромер уже знал, что в бараке вообще бывает невыносимо жарко и душно. Хойслер распахнул окошко, чтобы из комнаты вытянуло табачный дым, однако вместо приятного запаха прогретой солнцем степи в помещение ворвались запахи, какими обычно бывает окутано любое химическое предприятие.

Пауль Ромер откинулся на спинку стула и, положив ногу на ногу, придал своему лицу такое выражение, как будто он внимательно слушает все, что ему говорит его новый начальник. А тот уже начал подробно рассказывать, где и чем он занимался до того, как возглавил службу охраны на фирме «Лорхер и Зайдельбах». Откуда же было знать обер-лейтенанту Хойслеру о том, что майор Вольноф уже посвятил Ромера в его будущие обязанности.

Далее Хойслер стал утверждать, что ФРГ является идеальным полигоном для подготовки большого количества шпионов самого широкого профиля, а ее экономика ежегодно несет миллиардные убытки из-за утечки экономической информации, представляющей государственную тайну. Хойслер говорил, что во всех отраслях экономики появились агенты-профессионалы и агенты — самоучки-любители, охотящиеся за инженерной документацией, результатами производства и тому подобным. Преимущественное большинство таких «охотников» отнюдь не находятся на службе у социалистических стран, как это часто подается по официальным каналам, напротив, они действуют по заданию западных конкурирующих фирм и концернов. Целая армия разного рода агентов получила в свое распоряжение огромное количество всевозможных технических средств, от которых все труднее и труднее скрыть производственные тайны.

Ромер чувствовал себя польщенным такой откровенностью и делал вид, что он ловит слова обер-лейтенанта прямо на лету.

— Вам будет довольно трудно установить контакт со своими будущими коллегами, — проговорил Хойслер, переходя от общих рассуждений к конкретным задачам. — Местные жители — довольно простые люди. Большинство из них имеют лишь начальное образование и поэтому противятся всему новому. Правда, они почти все благонадежны и к своим обязанностям относятся ответственно.

Хойслер умолчал о том, что в случае, если имуществу фирмы «Лорхер и Зайдельбах» будет угрожать серьезная опасность, его люди вряд ли смогут оказать фирме эффективную помощь, так как в их «команду ночных сторожей» набрали в основном тупоголовых субъектов. И лишь Ромер — совсем другой человек. Однако станет ли Ромер преемником обер-лейтенанта — это пока еще остается под вопросом. Правда, Хойслер как бы мельком и со вздохом высказал предположение, что майор Вольноф, возможно, все же примет решение о его откомандировании и, вероятно, назначит на его место Ромера. Начальник охраны и не предполагал, что его мысли на этот счет полностью совпадали с желаниями только что прибывшего нового сотрудника: Ромеру уже мерещилось, что ему очень скоро удастся стать правой рукой Хойслера.

Обер-лейтенант тем временем опустился на стул, стоявший возле письменного стола, и, сунув недокуренную сигарету в пепельницу, продолжал вслух рассуждать:

— Сам факт, что Вольноф прислал вас сюда именно сейчас, отнюдь не случаен. Вам об этом что-нибудь говорили?

Ромера раздражал голос обер-лейтенанта, который говорил неприятным фальцетом. К тому же он отметил про себя, что, говоря о вышестоящем начальнике, Хойслер почему-то не называл его воинского звания. Из одного этого можно было сделать вывод, что сюда Хойслер попал за какое-то упущение по службе, то есть в наказание.

— Я уже думал об этом, — ответил Ромер. — Господин майор Вольноф при разговоре со мной упоминал о том, что Зайдельбах сделал одно замечательное открытие.

— Да, это так и есть, — подтвердил начальник охраны. — С этим же связано и прибытие сегодня утром высокой инспекции.

— Высокой инспекции? — Ромер с любопытством посмотрел на своего шефа.

— Мы ожидаем приезда комиссии из Кобленца, из федерального ведомства по делам военной техники и занятости!.. — И тут же Хойслер начал перечислять целый ряд мер, которые уже были приняты в связи с приездом комиссии: всех женщин, занятых на производстве, временно перебросили на работы по наведению чистоты; стекла в окнах были вымыты до блеска, коридоры тщательно подметены. На площадке, отведенной для стоянки автомашин, красовалась начищенная до ослепительного блеска старая-престарая пожарная машина «Мачирус-Дейц», готовая к действию. На фабричной кухне готовили тушеное мясо, а в один из чуланов, находящихся в «зоне безопасности», загнали добрую дюжину степных барашков.

— Степных барашков? — удивился Ромер.

— А вы разве не знаете? — в свою очередь удивился Хойслер. — В этих местах это самая распространенная порода овец, и самое главное их качество заключается в том, что они очень нетребовательны, как и местные жители. Барашки здесь встречаются белые, коричневые и даже черные… — Обер-лейтенант почти злобно рассмеялся.

Ромер смотрел на Хойслера, а сам думал о том, что ему об этом человеке известно гораздо больше, чем тому кажется.

Обер-лейтенант вместе с неким Горицей снимал в соседнем городке частную квартиру. Горица работал на фирме, занимавшейся вопросами спецзащиты, и одновременно поставлял СВК самые подробные сведения о Хойслере. За одно упущение по службе тому удалось избежать дисциплинарного наказания, но что, спрашивается, может быть хуже, чем ссылка в такую дыру? Наверняка Хойслер не раз проклинал тот день и час, когда его, лейтенанта пехотной роты, послали учиться на спецкурсы.

Обер-лейтенант посмотрел на свои ручные часы. Они показывали половину десятого, а в это время он, по обыкновению, проверял, как его люди несут службу. Прежде чем удалиться, он подал своему новому сотруднику тоненькую папку, порекомендовав внимательно проштудировать скрепленные в ней странички, на которых были коротко изложены основные принципы службы охраны фирмы «Лорхер и Зайдельбах».

Ромер без особой охоты перелистал инструкцию, прислушиваясь к удаляющимся шагам Хойслера, а затем подошел к окну и увидел, как обер-лейтенант сел на мопед и уехал.

На письменном столе обер-лейтенанта лежал график смены охранников, которые даже не подозревали о том, что они подчинялись военному командованию ВДВ.

Две фотографии, висевшие на стене, имели прямое отношение к сфере личных интересов начальника охраны. На одной из любительских фотографий Хойслер был запечатлен с какой-то темноволосой красавицей на фоне крестьянского дома, причем рука его покоилась на бедре женщины.

Вынув фото из рамки, Ромер повернул его обратной стороной, на которой прочел имя «Гундула» и дату. Второй снимок был сделан явно в фотоателье. На нем была снята молодая дама, у которой были такие же, как и у Хойслера, голубые глаза и светлые волосы, отливающие медью. Дарственная надпись на обратной стороне подтвердила догадку Ромера: «Моему единственному дор. бр. от Коринны», где сокращенное «дор. бр.» можно было расшифровать только как «дорогому брату». Ромер дал бы девушке лет двадцать, не больше, то есть она была лет на десять моложе Хойслера.

Повесив фотографии на прежние места, он просмотрел лежавшие на столе бумаги, оставив без внимания инструкцию по охране фирмы.

Вся лаборатория была заставлена какими-то приборами. Кругом белизна. На одном из трех окошек стояла подставка для цветов с пятью полочками наподобие этажерки, заставленная множеством небольших кактусов. На одном обитом цинком столе лежал толстый фолиант-гербарий.

Доктор Зайдельбах, мужчина лет шестидесяти, держа перед глазами лупу, внимательно рассматривал листок папоротника. На довольно грязном халате доктора не хватало нескольких пуговиц, брюки его были сильно измяты, а про свитер трудно было сказать, какого он цвета.

Старый Вахтель, правая рука совладельца фирмы, заботящийся о том, чтобы в лаборатории всегда было чисто, мыл пробирки для опытов, колбы и затейливо изогнутые соединительные стеклянные трубки прибора для дистиллировки воды. Звон стекла, казалось, нисколько не мешал Зайдельбаху заниматься своим гербарием.

Вдруг он поднял голову и прислушался. В коридоре послышались шаги, затем дверь распахнулась, и на пороге показался Лорхер, заполнив своей дородной фигурой почти весь дверной проем. На нем был темный выходной костюм, пуговицы которого, казалось, вот-вот отлетят под напором большого живота. С удивлением он уставился на своего компаньона.

— Герберт! — не сказал, а, скорее, простонал он. — Господа приедут с минуты на минуту, а ты тут рассматриваешь свой огород! Когда же ты будешь переодеваться?

Зайдельбах снял очки и вытер глаза.

— Я полагаю, что будет вполне достаточно, если фирму представишь ты один!

— Нет, так делать нельзя, — недовольно возразил Лорхер. — Это не простая встреча: они могут задать деловые вопросы по существу!

— До сих пор ты, дорогой Адольф, превосходно со всем справлялся один, — спокойно заметил Зайдельбах.

— На этот раз разговор пойдет не о «золотом дожде» и не о «сицилийском солнце»! Затеяв большой гешафт, мы пока что стоим в этом деле лишь на одной ноге!

— Стоять на одной ноге очень неудобно, легко можно упасть и разбить себе нос.

— Ну что ты за человек! Стоит тебе только решить какую-нибудь проблему, как она тебя больше уже не интересует. Ты же дал ход теории, которая после расщепления атома…

— Ты всегда все чрезмерно преувеличиваешь, — нервно прервал его Зайдельбах. — Никакое это не открытие и к тому же безо всякой теории… Это всего-навсего случайное открытие и не больше…

— Но и не меньше, — перебил его в свою очередь Лорхер, а затем, повысив голос, продолжал: — В один прекрасный день весь мир заговорит об эффекте Зайдельбаха!

— Весь вопрос заключается в том, как он заговорит! Слава — вещь обоюдоострая. — Тут Зайдельбах замолчал и, немного подумав, процитировал строчку из «Праздника победы» Шиллера: — «Высшей похвалой является все доброе, сделанное в жизни; великое имя живет и тогда, когда тело превратилось в прах…»

— Опять ты со своими цитатами и поговорками, — недовольно заметил Лорхер.

— Неужели ты серьезно думаешь, что я стану гордиться изобретением оружия, которое тебе так и мерещится?

Лорхер с такой силой хлопнул правой рукой по столу, что его компаньон даже вздрогнул.

— Уж если ты несешь такой бред, то в этом случае будет, пожалуй, лучше, если ты не покажешься комиссии на глаза. «Оружие, которое тебе так и мерещится»… Да оно уже существует, а тот, кто захочет иметь его у себя, должен заплатить за него! Правда, еще остается выяснить несколько деталей, и только. И если нам удастся убедить комиссию в том, что…

— Во что я лично не верю. Это же деловые люди, им подавай факты!

— И мы их подадим!

— Я знаю, что ты затеял хитрое представление, но показом своих карманных трюков ты ничего не достигнешь!

Лорхер, казалось, потерял всякое терпение и рассерженно проговорил:

— А ты хоть раз поинтересовался у меня, откуда я беру деньги, которые ты так талантливо пускаешь на ветер? У нас всего-навсего маленькая фирма, а не концерн, который имеет возможность ассигновать миллионы на свои исследовательские работы!

Зайдельбах галантно рассмеялся:

— Совершенно верно! Именно поэтому мы и должны работать совсем не так. Для дальнейших работ по развитию и модернизации гранаты необходимы миллионы! Для этого необходим труд целого коллектива, пойми же это наконец! В наше время новые достижения ни в коей мере не являются успехом одиночек, а всегда плодом коллективных исследований, что возможно только в том случае, если эти работы ведутся с помощью применения самых современных методов и средств!

Лорхер жестом руки как бы отбросил все доводы компаньона в сторону и сказал:

— Это все одни разговоры! Чепуха! Деньги и сейчас творят чудеса! — Лорхер ехидно усмехнулся, — Если бы я в своей жизни так подходил к решению проблем, как это делаешь ты, то…

— Тогда бы ты остался таким же маленьким человечком, каким был твой отец! — тактично перебил его Зайдельбах. — Во всяком случае, ты же не станешь подводить коня на базаре к торговцу, а займешься чем-нибудь другим…

Адольф Лорхер так и позеленел от злости: он не любил, когда ему напоминали о том, что его отец в свое время занимался торговлей лошадей, снискав себе на этом поприще отнюдь не добрую славу.

— Во всяком случае, я оказался достаточно находчивым и добрым, чтобы вытащить тебя из команды, занимающейся обезвреживанием неразорвавшихся снарядов! От этих англичан…

Диалог принимал опасный характер. Зайдельбах отнюдь не был удивлен такой реакцией Лорхера, тем более что он умел вовремя определить критический момент и снять напряжение. Его дипломатические аргументы всегда благотворно действовали на Лорхера. Он напомнил компаньону о том, что вся их фирма начала развиваться благодаря последствиям, вытекавшим из войны. Он обезвредил тысячный по счету неразорвавшийся снаряд, после чего Лорхеру удалось завоевать для себя «черный рынок» в Гамбурге, снабжая его английским пенициллином, получаемым от англичан, которые позднее предоставили Лорхеру лицензию на открытие фабрики по изготовлению пиротехнических устройств. Та огромная сумма, которую тогда получил Лорхер, вряд ли была скоплена от продажи производимой продукции. Зайдельбах догадывался о том, что Лорхер, видимо, подмешивал в пенициллин виноградный сахар, что порой приводило к смертельным исходам.

В этот момент зазвонил телефон. Вахтель взял трубку и, немного послушав, доложил:

— Господин директор (Лорхер любил важные титулы), охранник у ворот говорит, что господа уже прибыли.

Лорхер так и подскочил и растерянно посмотрел на Зайдельбаха, который взял лупу и низко наклонился над своим гербарием.

Шофер остановил «мерседес» возле пожарной машины. Офицеры вышли из нее и осмотрелись, словно ожидая, что к ним подлетят члены специальной комиссии по встрече. Полковника Роля сопровождали двое мужчин в гражданских костюмах, но по их выправке нетрудно было догадаться о том, что все трое были кадровыми военными. Приехавшие лишь мельком взглянули на пожарную машину, однако проявили большой интерес к территории, на которой разместилась фабрика.

— Наведенный здесь порядок напоминает мне о казарме, которую привели в образцовое состояние перед приездом командира дивизии! — заметил полковник. — Кругом не видно ни одного солдата. Все словно языком вылизано.

— Согласен с вами, господин полковник, — поддакнул Ролю один из сопровождающих. — У меня сложилось точно такое же впечатление!

Консультант полковника начал подробно докладывать своему шефу все, что ему было известно о фирме «Лорхер и Зайдельбах», обнаружив при этом незаурядные познания. Фирма хотя и не крупная, но занимается разработкой ослепляющей ручной гранаты, которая с большим эффектом может использоваться полицией.

Полковник не стал обольщаться услышанным, считая, что и слепой петух все-равно найдет свое зернышко, а это означает, что внешней стороне любого дела не следует придавать большого значения.

Полковник был удивлен тем, как с помощью довольно скромных средств бывший склад боеприпасов, вовсе непригодный для нужд бундесвера, к тому же расположенный довольно далеко от магистральных путей подвоза, можно за короткое время переоборудовать для других целей. Он считал, что земельное правительство в этом отношении явно поторопилось, приняв несколько необдуманное решение. Только русские после окончания войны бросились в спешном порядке выполнять решения Потсдамской конференции, отдав распоряжение о немедленном разрушении в своей зоне оккупации бункеров и других военных инженерных сооружений и объектов.

Полковник Роль повернулся кругом. Его примеру последовали и сопровождавшие его офицеры, чувствуя себя несколько обиженными.

В этот момент к ним, тяжело дыша от быстрой ходьбы, подошел Лорхер. Лицо его покраснело. Он тут же начал было рассыпаться в извинениях, но его остановил жестом Роль, польщенный тем, что глава фирмы, отгадав в нем самого старшего, обратился именно к нему.

Среди прочих талантов, позволивших Лорхеру достичь успехов, был и такой: он мог быстро и безошибочно определять тактику собственного поведения. В данный момент он счел нужным скромно и тихо держаться на втором плане.

Глава фирмы провел своих гостей в «зону внутренней безопасности», так и не поняв сразу по их бесстрастным лицам, какое впечатление он на них произвел. По дороге в «зону» Лорхер несколько расстроился, заметив, что Зайдельбах так и не позволил вымыть окна в его лаборатории, а дурацкие горшки с кактусами, стоявшие на среднем окне, скорее свидетельствовали о какой-то идиллии, чем о серьезной научной работе, которая ведется за этим окошком.

Загон для степных барашков был, правда, пуст, но из него все равно несло запахом животных.

— Вы решили проводить свой эксперимент на степных барашках? — спросил полковник, повернувшись к Лорхеру.

— Да, да, как договорились, — поспешно ответил Лорхер, в душе считая этот вопрос совершенно напрасным, так как врач-ветеринар, присланный из бундесвера, лично проверил животных, а два его помощника, переодетых в гражданское, с тех пор не спускали с барашков глаз.

Тем временем офицеры спустились в бункер. Здесь царила приятная прохлада. Бетонные стены убежища были выкрашены в белый цвет. Освещалось помещение забранными в сетки электрическими лампами, расположенными вдоль стен на одинаковом расстоянии друг от друга. Слегка попахивало плесенью, так как испытания здесь проводились очень редко и Лорхер решил не тратиться на установку в бункере дорогостоящего кондиционера.

Полковник шел рядом с Лорхером и пояснял:

— Сообщаю для вашего сведения, что сегодняшние испытания будут проходить под кодом «Степной барашек»!

— Ах так? — удивился Лорхер. — Как я понимаю, у вас подобные мероприятия принято кодировать.

Затем все прошли в специальное помещение, сооруженное в виде полукруглого колпака, из которого они должны были следить за ходом эксперимента. Построено оно было несколько десятков лет назад для нужд нацистского вермахта, имело более чем метровой толщины бетонные стены, сохранившие с полдюжины узких смотровых щелей, перед которыми были установлены оптические приборы, похожие на перископы.

— Я заверяю вас, господа, что, находясь здесь, вы не подвергаетесь ни малейшей опасности, — заявил Лорхер. — С вашими глазами ничего не случится. Эффект Зайдельбаха тем и…

— Мы ознакомились с документацией, — прервал главу фирмы полковник и подошел к одной из смотровых щелей. Сопровождающие начали подгонять оптические приборы по глазам.

Прильнув к приборам, они увидели такую картину. В центре круглого помещения со сводчатым куполом сбилась в кучу дюжина барашков, которые таращились на направленные на них прожектора, словно они находились не где-нибудь, а на манеже цирка, ожидая выхода своего дрессировщика.

Лорхер начал объяснять офицерам технику проведения испытаний. В зоне взрыва за специальным бронированным стеклом будут установлены кинокамеры, которые заснимут ход испытаний, а позже, когда кинопленка будет обработана, ее пропустят через реле времени. Говоря все это, Лорхер даже не подумал о том, каким смешным он может показаться господам офицерам, которые привыкли иметь дело с самой современной техникой, а не с музейными экспонатами фирмы «Лорхер и Зайдельбах».

— С отправкой животных все улажено? — поинтересовался полковник Роль.

Лорхер заверил его, что машины для перевозки барашков в ветеринарную клинику бундесвера стоят наготове.

Господа офицеры, одетые легко, ежились от холода, и лишь одному Лорхеру было жарко — он то и дело вытирал пот с лица носовым платком. Он подошел к металлическому ящику с рубильником — своеобразному подрывному устройству. Однако не успел он положить руку на рубильник, как дверь в бункер отворилась и вошел Зайдельбах.

Офицеры словно по команде повернулись к нему. Увидев, что его компаньон переоделся в чистый халат, Лорхер с облегчением вздохнул. Вид у Зайдельбаха был довольно комичный: халат был застегнут не на те пуговицы. Растерянно он пробормотал свою фамилию, но, видимо, понравился полковнику, которому и до этого приходилось встречаться с чудаками-учеными.

Лорхер же не был уверен в том, что неожиданный приход Зайдельбаха окажет благотворное влияние на членов комиссии. Кто его знает, зачем он сюда явился — только поприсутствовать при испытаниях или же выкинуть что-нибудь неожиданное? От Зайдельбаха всего можно ожидать!

— Прошу вас, господин доктор, вот сюда! — Лорхер любезно предложил компаньону место у оптического прибора, решив, что на людях ему лучше всего обращаться с ним строго официально.

Однако Зайдельбах проигнорировал это предложение и, махнув рукой, подошел к одному из двух свободных приборов слежения, сдвинул очки на лоб и начал подгонять оптику по глазам.

— Господа, прошу вас занять свои места! — просительно произнес Лорхер и, будто на стартовой площадке по запуску межконтинентальной ракеты, начал важно отсчитывать: — Четыре, три, два, один… Пуск! — Произнеся последнее слово, он повернул рукоятку рубильника книзу.

И в тот же миг словно яркая белая молния осветила весь бункер. Она ослепила всех наблюдающих, хотя все оптические приборы и были заблаговременно снабжены затемненными светофильтрами.

Офицеры затаили дыхание, ожидая, что сейчас произойдет сильный взрыв. Однако они не услышали звука взрыва: видимо, его полностью поглотили толстые, бетонные стены сооружения.

Степные барашки стояли, тесно сбившись в кучу. У некоторых были широко разинуты рты, а бока то поднимались, то опускались, но их блеяния тоже не было слышно.

Полковник отстранился от своего прибора. Его примеру последовали и двое офицеров, лишь один Зайдельбах продолжал наблюдать за животными.

— Прошу вас минутку подождать, — сказал Лорхер. — Поведение животных, которые будут к вам отправлены, сейчас резко изменится.

Все вернулись к своим смотровым щелям. Помимо горевших двух прожекторов были включены еще два. Они залили купольное помещение таким ярким светом, что на стенах его стали отчетливо видны многочисленные трещины.

— Попрошу вас обратить внимание на то, как теперь поведут себя животные, — предложил глава фирмы.

В этот момент в бункер вошел мужчина с собакой.

Спустив пса с поводка, он что-то сказал ему, о чем можно было догадаться лишь по движению губ, так как звука его голоса не было слышно. Собака — тоже беззвучно — залаяла.

Овцы, вместо того чтобы сбиться в кучу, как они обычно это делают, если им угрожает опасность, начали разбегаться во все стороны, не обращая никакого внимания на своего вожака, и стали бросаться на бетонные стены загона, а стукнувшись о них, падали на пол. Так повторялось несколько раз.

— Прекратите эту ужасную игру! — приказал полковник Роль и отвернулся от прибора.

Лорхер тем временем подошел к микрофону переговорного устройства и кому-то приказал погрузить животных и увезти. Затем он повернулся к полковнику и сказал:

— Вы видели, что все животные ослепли!

— Это покажут исследования, — как-то равнодушно ответил ему Роль. — Ваши ослепляющие гранаты поражают зрительный нерв самое большее на пятнадцать секунд, — как бы обосновал он свою мысль, — таким образом…

— Все животные полностью слепы, — перебил полковника Зайдельбах тоном, не терпящим возражения, — и в такой степени, что вернуть им зрение уже невозможно!

Полковник направился к выходу и быстрыми шагами вышел из холодного бункера наружу. Вслед за ним шли его офицеры, позади — Лорхер и Зайдельбах.

Как только они вышли из бункера, сразу же оказались под жаркими лучами солнца. Почувствовав, что их зрение нисколько не пострадало, и кусты дрока по-прежнему, как и до спуска в бункер, цветут желтыми цветами, а трава по-прежнему зеленая, они с облегчением вздохнули, радуясь возможности погреться на солнышке.

Лорхер повернулся к Зайдельбаху и сказал:

— Возможно, господа интересуются кое-какими деталями?

Не успел доктор ничего ответить на этот вопрос, как полковник сделал отрицательный жест рукой и сказал:

— В документации все изложено довольно подробно. Наша «экскурсия» к вам преследовала сугубо практическую цель. Окончательное заключение о результатах проведенных испытаний может быть сделано только после получения нами заключения ветеринарной службы! — И, повернувшись к Зайдельбаху, полковник добавил: — Я надеюсь, вам хорошо известно, какие надежды мы возлагаем на ваши эксперименты.

Зайдельбах задумчиво посмотрел на полковника и проговорил:

— Эффект ослепления однажды абсорбируется; любое действие вызывает противодействие. О фантастических перспективах дальнейшего усовершенствования гранаты вам лучше меня расскажет господин Лорхер! Извините меня, мне нужно идти! Всего хорошего!

Уходя, доктор Зайдельбах не стал пожимать руки членам комиссии, а лишь по-дружески помахал им и сразу же направился в свою лабораторию. Лорхер проводил его рассерженным взглядом. Не хватало только того, чтобы Зайдельбах пренебрежительно отнесся к комиссии. Стараясь как-то сгладить неприятное впечатление о своем ученом компаньоне, Лорхер любезно предложил господам офицерам закусить у него в кабинете.

Полковник был настолько любезен, что не отказался от предложения. Войдя в кабинет главы фирмы, все устроились в удобных креслах. Кабинет был обставлен массивной мебелью в стиле барокко.

Лорхер чувствовал себя несколько скованно, так как господа офицеры держались почти официально. Они похвалили красоту степного ландшафта, сказав, что из-за одного этого стоило проделать столь долгий путь. Лорхер невольно подумал о том, что виновником столь натянутой обстановки является сам полковник Роль, который считал своих сопровождающих значительно ниже себя. Не обращая внимания на то, что Зайдельбах бросил его, так сказать, на произвол судьбы, Лорхер все же решил не упустить возможности подчеркнуть эпохальное значение нового вида оружия.

Преодолев некоторую неловкость, Адольф Лорхер нарисовал картину боевого использования только что испытанной им ослепляющей гранаты, не жалея при этом ярких красок. С помощью новых гранат вермахт сможет в считанные минуты превратить десятки и сотни тысяч солдат противника, находящихся еще в собственном расположении, в беспомощных слепцов. Войдя в раж, Лорхер изобразил прямо-таки фантастические сцены апокалипсиса всеобщей слепоты.

Однако, глядя на гостей, нельзя было точно определить, сколь внимательно слушали они смелые разглагольствования Лорхера. Оба офицера не сводили глаз с полковника, стараясь угадать его мнение на этот счет. А сам полковник Роль упрямо молчал, вертя с задумчивым видом рюмку с коньяком. Оба офицера делали то же самое.

— Несмотря на то ужасное впечатление, какое может оставить поначалу действие этого оружия, — продолжал Лорхер, — следует все же признать, что оно является самым гуманным во всем мире! — И, не услышав никаких возражений, как бы подвел итог сказанному: — Противник останется жив! Да и зачем его убивать? Как известно, слепые не могут стрелять!

Полковник пригубил рюмку и посмотрел в окошко на раскачиваемые ветром вершины сосен, а потом обратился к главе фирмы с таким вопросом, что тот в первый момент даже не поверил собственным ушам:

— Скажите, господин Лорхер, а правда ли, что местные пчелы пожирают мед вместе с сотами? Или же это всего-навсего пустые слухи?