Ордер на смерть

Глава четвертая

Звонок в редакцию «Чертополоха» от какой-то неизвестной Игнатьевны произвел впечатление и на Мерингера, и на Ярцева… Довольно странное стечение обстоятельств: пенсионер Виноградов отправился девятого мая на Поклонную гору — и вдруг бесследно исчез. А вскоре в его квартиру спокойненько въехали новые жильцы. Люди, похоже, обеспеченные, но упорно игнорирующие просьбы соседки показать ей документы на право владения квартирой и справку о смерти старика, которая у них якобы есть.

Ярому уже позарез нужен был новый материал. Сроки поджимали, и в июне у него планировались к выходу в еженедельнике целых две полосы. Пока он ограничивался опросом бомжей, потерявших свои квартиры, да анализировал наиболее громкие дела о незаконных сделках с жилплощадью. Поскольку писал он всегда интересно и увлекательно, читатели «Чертополоха» обращали внимание на его материалы. Но сам он чувствовал, что пора бы сменить пластинку… Выдать на-гора свое собственное журналистское расследование — чего изначально и хотел от него Рудольф.

Он решил встретиться с этой самой Игнатьевной: еще раз все у нее уточнить; кроме того, попытаться переговорить с ее новыми соседями. Журналистское удостоверение у него было всегда с собой, диктофон тоже имелся. Вечером одиннадцатого июня он позвонил старушке и договорился с ней о встрече. День двенадцатого июня был выбран им не случайно: как-никак суббота, выходной день, — может быть, и соседей удастся застать, если не уехали на дачу…

Ночью Ярый проснулся от духоты — прошлепал босиком в ванную и с наслаждением отпил несколько глотков ледяной воды из-под крана. Вернувшись в комнату, настежь открыл балконную дверь. Покурил, еще минут пять поворочался и не заметил, как уснул.

Встал бодрый, выспавшийся, сделал зарядку, сложил все нужные ему вещи в пакет и остановился у шкафа в раздумье — что же ему сегодня надеть? Ну и жара!..

В жаркие дни в черном лучше не ходить, предпочтительнее светлое… Но все-таки Андрей остановил свой выбор на любимых широких черных брюках, черной футболке с портретом Пушкина и черной бейсболке. Одевшись, посмотрелся в зеркало — просто отлично!

Ехать никуда не надо было — между станцией метро «Площадь Ильича», рядом с которой он с женой теперь жил, и Таганкой, куда зазывала его Игнатьевна, расстояние было смехотворным: всего минут десять быстрой ходьбы. Выходя из подъезда, Ярый задумался… Может быть, надо было все-таки привлечь к делу фотографа — Ленчика этого? А, черт с ним! В случае чего потом приедет и сфотографирует — дело может оказаться криминальным, и ни к чему печатать в заведомо скандальном материале изображения людей, доверившихся ему, Ярому, как представителю «третьей власти»…

Отыскав нужный ему дом, Андрей остановился и закурил, разглядывая подъезд. Закурил на улице — потому что не знал, можно курить у старушки в квартире или нет. А разговор им предстоял долгий.

Наконец поднялся по лестнице, заглянул еще раз в бумажку с записанным адресом и только после этого нажал на кнопку звонка. Дверь ему открыла сама Игнатьевна: он узнал ее по голосу. Шустрая такая старушка; она что-то, видимо, стряпала — в фартуке, руки вытирает полотенцем. Она с любопытством уставилась на Андрея и на пакет в его руках, потом спросила:

— Добрый день! Так это вы корреспондент будете, да?

— Добрый день! — ответил Андрей. — Вот пришел, как мы с вами договаривались. А вы, значит, Мария Игнатьевна Сазонова?

— Ага, я. Ой!.. — засуетилась старушка, приглашая Андрея войти внутрь. — Чего это я на пороге-то вас держу. Совсем уж ополоумела старая бабка, совсем из ума выжила… Проходите, проходите, да не обращайте внимание на беспорядок и грязь.

— Какая ж тут грязь? — в тон ей возразил Андрей. — Наоборот, чистота необыкновенная, ни одной соринки нигде нет…

Квартира действительно блистала — чувствовалось, как тщательно следит старушка за порядком в ней. Окна были промыты до полной прозрачности, полы надраены, вкусно пахло готовящейся едой. Андрею на миг показалось, будто он каким-то стихийным образом перенесся в свое далекое новосибирское детство, и от этого внезапного ощущения даже защемило в груди… Сколько же лет он никак не может навестить родителей, совсем завязший в бурной московской жизни? И когда еще навестит?

— Ко мне по субботам дочка с детьми приходит… — как бы извиняясь, сказала Игнатьевна и придвинула к Андрею крашенную в зеленый цвет табуретку. Они сидели на кухне. Впрочем, Игнатьевна-то не сидела, а больше занималась хозяйством: хлопотала у плиты, заглядывала в духовку — как там, не готовы ли еще пирожки?

— Может, я не вовремя? — осторожно спросил Андрей.

— Да ты что, милай! — Старушка вдруг открыла форточку, чиркнула спичкой и задымила «беломориной». — Наоборот, шанежек моих со всеми вместе отведаешь. Куришь? Так покури!

— Спасибо! — Андрей тоже закурил свой любимый «Донской табак» и решил приступить к расспросам. — Ну вот, вкратце поясню… Я, как вы знаете, пишу в нашей газете материал с продолжением о всяких там махинациях с квартирами. Вы, как я понял, хотите прояснить ситуацию с вашим пропавшим соседом? Еще раз расскажите мне все по порядку, только я диктофон включу, хорошо? Заодно и все свои предположения выскажете.

— Ну как, можно говорить? — Игнатьевна наклонилась к самому диктофону и в такой неудобной позе начала рассказывать…

Однако говорить долго ей не пришлось — вскоре мелодично запиликал дверной звонок, и Андрей поставил диктофон на паузу. Игнатьевна пошла к двери, предположив, что это пришли ее внуки и дочка. Но оказалось, вовсе не они. Она вернулась на кухню с каким-то неважно одетым мужиком и стала знакомить его с Ярцевым:

— Вот, Коль, хорошо-то как, что ты надумал именно сегодня прийти! А у меня, видишь, из газеты корреспондент. Про нашего Тарасыча ему докладываю. Пущай разберутся с этим делом…

— Ярцев Андрей, — представился Ярый и крепко пожал руку мужику, обратив внимание на необыкновенно тоскливое выражение его глаз и на то, что рука у этого гостя крепкая, широкой кости.

— Вдовин, Николай Степаныч… — Мужик по-хозяйски прошел к столу и уселся поближе к окошку. Потом добавил: — Тоже могу чего-нибудь рассказать. Я же — бывший сын полка, и наш Тарасыч мне был как отец родной там, на фронте. А теперь вот пропал. Ума не приложу — куда? Мы с Игнатьевной боимся, что какая-нибудь шушера его… Это… Ну, в общем, понятно…

— Ага, Коль, ты вот в эту штуковину наговори, — поддержала его старушка. — Не забывай: доброе дело делаем! А вдруг он жив ишо и на объявление в газете откликнется? Верно?

— Ох… — вздохнул Вдовин. — Конечно, хорошо, если так. Но боюсь, что все обстоит хуже. Не похоже на старика — вот так исчезнуть, никому ничего не сказав. Но и больнички мы — вернее, Игнатьевна — обзванивали, и всякие инстанции… Нету такого нигде! Надо срочно с этими пообщаться, с новыми соседями, чтобы документы показали все. Мы для них — пустое место, плевать они на нас хотели! А корреспонденту они фиг посмеют отказать… Я так думаю. А чего я тут буду бодягу разводить? Надо к ним идти — они дома сейчас: я видел, как только что дверь в свои хоромы открывали. Пошли, Андрей, а?

— А пирожки как же? — взвилась вдруг Игнатьевна. — Сначала хоть перекусите, остынут ведь! Нет, не пущу. За стол, живо!

Андрей и Вдовин переглянулись и решили уступить старушке. Пирожки были на самом деле необыкновенно вкусные — Игнатьевна наделала их и с печенкой, и с курятиной, и с изюмом, и с капустой, и с картошкой, не жалея масла. Она макала длинное птичье перо в масло, на вид — топленое, и мазала пером все пирожки. Андрей жевал, даже закрыв глаза от наслаждения, а Вдовин уписывал один за другим, урча. Игнатьевна села напротив них: локоть — на стол, уперев в сухонькую ладошку подбородок, и с улыбкой смотрела, как они кушают. Просто любовалась!

— Во-от! — умильно сказала она, когда блюдо с пирожками опустело. — Люблю смотреть, как мужики едят. С аппетитом.

— Ой, — виновато сказал Андрей, вытирая губы салфеткой, — мы же все слопали! А дети сейчас придут — мы их объели, да?

— Да бросьте, Андрей, ерунда! — замахала руками Игнатьевна. — Я щас вторую партию в духовку запущу, всем хватит!

Она пошла в прихожую и принесла откуда-то новый противень с пирожками, слепленными, но еще не жаренными, сказав:

— Чего мало так поели? Могу еще предложить, правда!

— Я пас! — Андрей на самом деле объелся. — Спасибо огромное! Хватит. Надо бы рецепт взять, пусть жена так готовит.

— И я наелся, — угрюмо сказал Вдовин, — больше не могу.

— Ну как знаете, — развела руками Игнатьевна, — ладно.

— Пойдем, пожалуй, поймаем соседей, пока не ушли куда… — вытирая салфеткой пот на лбу, буркнул Вдовин. — И вернемся.

Они с Андреем по-быстрому покурили и пошли к Солдатовым.

— Что надо? — спросил их женский голос из-за стальной двери. — Если вы насчет сахара, то нам не нужно, у нас есть.

— Нет, не насчет сахара, — спокойно ответил Ярый. — Мы из газеты «Чертополох», хотим узнать кое-что о прежнем владельце этой квартиры, Николае Тарасовиче Виноградове. Извините.

Видимо, в женской головке по ту сторону двери произошла какая-то умственная работа. И спустя минуту, проведенную в томительном ожидании, тот же певучий голосок попросил показать документы. Андрей вздохнул и, вынув из кармана брюк свое удостоверение, поднес его к глазку. Спустя еще минуту стальная дверь открылась, и Андрей увидел перед собой очаровательную женщину — как раз в его вкусе: загорелую до черноты и очень красивую. Он немного смутился, но потом все же шагнул вперед и представился ей.

— А меня Ларисой зовут, — немного кокетливо произнесла женщина, разглядывая Ярого и его спутника (но больше Ярого). Вроде бы Андрей тоже был в ее вкусе, и она еще и поэтому рискнула открыть им дверь. — Так, слушаю вас внимательно, Андрей. Чем могу помочь?

«Забудь про свои кобелиные штучки!» — мысленно приказал себе Андрей и, сосредоточившись, уточнил цель своего визита:

— Нам хотелось бы посмотреть свидетельство о смерти Виноградова и доверенность на вас от его имени, подтверждающую ваше право распоряжаться квартирой. Мы просто посмотрим бумаги и уйдем.

— Даже не знаю, как быть… — надула губки Лариса. — Муж только что уехал по делам, а документы его я обычно не трогаю. И еще — в квартиру не приглашаю; там моя маленькая дочь играет, она чужих боится. Так… может быть, в другой раз к нам заглянете — с мужем поговорите? Или это так срочно?

— Вообще-то да, срочно, — торопливо сказал Андрей. — Все, что нам нужно от вас, — основание, чтобы дать объявление в газете о поиске пропавшего ветерана Великой Отечественной. Поймите: без этих документов мы даже не знаем — точно он умер или нет? Если у вас на руках есть свидетельство о смерти — а оно ведь должно у вас быть, — то мы узнаем, в какой морг нам обращаться. Вы же должны понимать, что друзья пропавшего человека волнуются, переживают! Все равно ведь мы когда-нибудь увидим эти документы… Неприятностей у вас не будет, это я обещаю. Да и не могу я чем-нибудь такую красивую женщину огорчать!

Последние слова вырвались у Ярого сами по себе, помимо его воли, но Лариса сразу же многозначительно посмотрела на него — и между ними пробежала, как говорится, какая-то искра.

— Ну хорошо… — медленно, по слогам, произнесла она. — Я посмотрю. Кажется, мне известно, где эти бумажонки лежат у нас.

Она ушла в зал и временно исчезла из виду. Андрей подмигнул Вдовину, и они, качая головами от удивления, стали рассматривать фантастический, роскошный интерьер квартиры.

— Что сотворили — ух ты! — громким шепотом сказал Вдовин Ярому. — Совсем переделали все. Раньше здесь было куда скромнее…

— Эти, что ли?.. — Лариса, разглядывая на ходу бумаги, подошла к Андрею. — Ну да, точно эти. О Виноградове вашем…

Вдовин, стоявший за спиной Ярого, вытянул шею и стал через его плечо рассматривать документы, молча шевеля губами, — читал про себя.

— Ну вот… — задумчиво проговорил Андрей, вглядываясь в официальные бланки, с печатями, подписями — все как положено! — Это копии, а оригиналы где? Справка, свидетельство… Ага…

— Понятия не имею! — честно призналась Лариса. — Ну что — вы все посмотрели? С собой не дам, учтите, муж потом меня за это съест. Извольте уж запомнить — что, где и как написано.

— Все понятно. — Андрей вернул бумаги женщине и улыбнулся ей. — Прямо не знаю, что бы мы без вас делали… Кстати, можем и телефонами обменяться — вдруг вопросы возникнут?

Лариса опять задумалась — причем совершенно очевидным было то, что у нее на уме не какие-то бумажки, а сам Андрей. Очень уж внимательно, оценивающе она посмотрела на него… Затем принесла из зала листок бумаги и авторучку. Обменялись телефонами — оба вновь чувствовали, что между ними что-то происходит… Одуревший от жары Андрей даже дал ей свой домашний телефон.

Ярцев и Вдовин вернулись к Игнатьевне, рассказали ей об итогах визита. У нее уже весело прыгали по квартире внуки, а дочь Ксюша смотрела в одной из комнат мексиканский сериал.

— Умер в городе Николаеве?.. — растерянно, с вопросительной интонацией, повторила Игнатьевна и закурила. — Ничего не понимаю! Почему в Николаеве? Ну как его, старика немощного, туда занесло? Быть того не может!

— Возможно, фронтового друга встретил да и поехали вместе туда? — осторожно предположил Андрей. — Но тогда тоже неувязочка получается: что ж он, домой зайти не мог или вас об этом известить?

— Так, может, заходил домой-то, кто знает? — пожал плечами Вдовин. — Ох, нечисто дело… Ты бы, Андрей, позвонил в Николаев да узнал — как случилось? В морг-то?

— А это мысль! — прищурил глаза Ярый. — Попробовать-то можно… тем более что я ту бумажку наизусть всю выучил.

— О, пока не забыл… — хлопнул себя по лбу Вдовин. — Игнатьевна, слушай, я чего пришел-то. Брюки бы ты мне ушила, а? А то уж сваливаются… Я же немного в этом «Джое» получаю…

— Каком таком «Джое»? — вдруг переспросил его Ярый. — На одном из документов у этой Ларисы тоже печать фирмы «Джой» стоит! Ну-ка, ну-ка, Николай Степаныч, расскажи нам про свою работу… Ты что же это молчал до сих пор?

Игнатьевна вложила в руку Ярого рецепт своих чудо-пирожков. Он сунул бумажку в карман и включил диктофон на запись. Вдовин начал рассказывать, что сидит на телефоне в такой фирме — «Джой»…

Лев Леонидович Солдатов возвращался домой в прекрасном расположении духа… Все-таки приятно, когда вот так, можно сказать, с неба, на тебя вдруг падают лишние две тысячи долларов!.. Вчера он случайно встретил людей, которым когда-то ссудил не очень большую сумму на раскрутку их сомнительного предприятия. Люди эти, однако, оказались очень даже хваткими, и у них все получилось — более того, они сами напомнили Солдатову о том, что готовы вернуть ему должок (с процентами). Сегодня, в субботний день, договорились пересечься у модного казино вблизи «Белорусской». Встретились, обменялись новостями, получил он свои деньги. Зазывали его в сауну, но Лев Леонидович сказал: в другой раз — непременно, мол, а сегодня — семья ждет, то да се… тем не менее простились друзьями… Вот! Как раз примерно такой суммы ему не хватало на покупку отличной видеокамеры. Что ж, надо купить, а то Лариска ему уже все уши прожужжала: у Вальки есть, у Марго есть, а мы что, беднее их? Сейчас, думал Солдатов, приедет он домой и обрадует подругу дорогую.

Солдатов остановил свою «Хонду» у самого подъезда Насвистывая назойливый мотивчик песенки «Ой, мама, шика дам, шика дам…», поднялся в свою квартиру. Отпер двери своими ключами и первым делом скинул надоевший ему по такой жаре белый пиджак. Лариса вышла к нему из комнаты, держа на руках маленькую Аню. Лев Леонидович чмокнул жену в щечку и потрепал по стриженой головке дочь. Помахал у Ларисы перед носом деньгами:

— Ну, что, Ларка, в понедельник видеокамеру покупаем? Я же тебе обещал — все, чего ты ни попросишь, у тебя будет!

— Лева, ура! — Лариса стала пританцовывать на месте, свободной рукою подняв вверх крошечную ручку Анечки, чтобы та тоже как бы приплясывала. — Видишь, доча, какой у нас папка? Супер! Да! Лева, ты что будешь — окрошку или котлеты по-киевски?

— Да мне все равно! — отмахнулся от вопроса Солдатов. — Давай что-нибудь… Только я сначала наши баксы пересчитаю пойду.

— Дяди были, — внезапно заявила Анечка отцу — словно наябедничала.

Лариса от неожиданности даже перестала танцевать.

— Какие еще дяди? — остановился на ходу Лев Леонидович. — А, Ларка? Чего это ребенок болтает? Фантазирует или как?

— Ой, были тут двое насчет бывшего хозяина нашей квартиры, из прессы, — пожав плечами, с невинным видом произнесла его жена, — просили документы показать, типа очень надо…

— Ну и?.. — сглотнул разволновавшийся Солдатов. — Показала?

— Они так просили… — До Ларисы, похоже, стало доходить, что она допустила какой-то промах. — Ну чего ты разволновался, Лева? Не понимаю! Взглянули на бумаги — и ушли, все.

— Из прессы, говоришь? — Солдатов тяжело присел на край кушетки в прихожей и задумался. Потом спросил: — Из какого журнала хоть сказали? А документы ты им с собой не давала?

— Нет… Что я, дура, что ли? — Лариса сняла дочку с рук и отпустила гулять по комнатам. — И они были из газеты, а не из журнала. Из газеты «Чертополох». Да, и телефон свой оставили — вот он. Андрей Ярцев — номер видишь? А второй был не журналист, а такой… Пожилой мужчина, что к соседке нашей ходит.

— А, этот… — протянул Солдатов. — Что они не угомонятся никак? Прости, Ларка, не хочу ругаться с тобой, но дура ты, конечно, круглая… Давай сюда номер телефона! Я тебе сколько раз уже повторял: никого не пускай к нам без моего ведома! Нет, правду о бабах говорят: волос длинный, а ум короткий… Вот, блин! А вдруг у нас проблемы будут?

— Не кипятись, Лева. — Лариса присела на корточки рядом с мужем. — Ну какие у нас могут быть проблемы? Мы же эту квартиру честно купили, по всем правилам… А что ее бывший владелец пропал и его хотят разыскать — так это понятно! Андрей этот мне говорил, что соседи желают удостовериться в его смерти. Ну, я и показала ему справку из Николаева и свидетельство… Ну, ей-богу, не понимаю — что ты так разволновался?

— Ладно, не трещи! — оборвал ее речи Солдатов и пошел на кухню. — Дай чего-нибудь пошамать, а мне обдумать ситуацию надо…

Лариса, чувствуя за собой вину, ластилась к мужу, но он сосредоточился на своих мыслях и ел молча, громко чавкая, не обращая на нее никакого внимания.

Поев, Лев Леонидович словно очнулся — привлек к себе Ларису и погладил: она поняла, что он уже не сердится на нее, и про себя усмехнулась, убедившись в справедливости старой поговорки: «Голодный мужик — злой мужик»… Хорошо, что он поел и больше не злится! Более того, жена погладила брюки мужа в паху, намекая, что готова заняться с ним сексом хоть сейчас. Но он, улыбнувшись, покачал у нее перед лицом указательным пальцем и прошептал:

— Ларка, Ларка… Экая ты неугомонная! Ладно, шуруй в спальню, я сейчас одному человечку звякну — и приду… Ане какой-нибудь мультик включи, чтобы нам не помешала, слышишь?

Когда жена ушла, Лев Леонидович достал из портфеля мобильный телефон и по памяти набрал номер Артура Князева:

— Алло! Артур? Это я, Лев. Не очень занят? Тут такое дело… короче, к нам один репортер приходил, меня дома не было, а моя коза ему все документы дала посмотреть… Ну! И чего теперь будет? Не, она не в курсе — зачем ей все это знать?.. Ну, я волнуюсь, сам пойми! У меня и номер телефона репортера есть… Ага, сам оставил. Запишешь, может быть? А то фигню какую-нибудь напишет в газете… Еще докопается, как на самом деле все было… Ага, записывай: Ярцев Андрей, номер…

Солдатов продиктовал Князеву номер телефона и название газеты (все, что узнал от Ларисы) и поинтересовался, какие действия ему лично надо предпринять. Князев, однако, сам был застигнут таким сообщением врасплох и с ходу ничего путного не смог предложить. Договорились связаться часа через полтора-два.

Лев Леонидович отключил мобильный, посидел несколько минут молча, потом пошел в спальню.

Лариса уже ждала в постели, бесстыдно раскинувшись на белых простынях. Он даже облизнулся — словно в первый раз увидел эти соблазнительные, влекущие к себе формы, эту упругую грудь, соски которой сейчас были напряжены от желания, эти колени и бедра, черный лак на ногтях ее рук и ног. Лариса была натуральной блондинкой, и цвет ее волос контрастировал с приобретенным на курорте загаром. Особенно возбуждало Солдатова то, что все тело жены было ровно загорелым — кроме молочно-белых полосок в паху и на груди… А еще ему нравилось то, что она, поджидая мужа в спальне, не теряла времени даром: ее правая рука была погружена тремя пальцами в разверстый «грот любви», и она активно двигала там пальчиками.

Солдатов закрыл на ключ дверь в спальню, разделся и рухнул на простыни рядом с Ларисой. Она сразу же ухватилась обеими руками за его орудие любви. Он на некоторое время отдал себя во власть плавным движениям ее рук, а затем, не желая больше сдерживаться, навалился на Ларису сверху. Жена скрестила ножки у него за спиной и застонала — он погрузился в ее горячее лоно на максимальную глубину. И начал — грубо, властно, даже жестоко — гонять свое орудие взад-вперед. Лариса в это время целовала его взасос, обхватив руками за мощную шею. Наконец оба одновременно вскрикнули — и, тяжело дыша, разъединились…

Если у Солдатова выпал в целом удачный день, то у Артура Князева не очень. Накануне он ни капельки не сомневался в правильности своих вчерашних действий… Ну, думал он еще вчера, укокошили троих идиотов с Петровичем — так это нужно было сделать! Иначе бы те их самих угробили. Но сегодня недовольно качал головой: сколько уже трупов на нем висит? И с каждым днем становится все больше! Надо бы остановиться…

Но зверь, попробовавший крови, свирепеет и начинает убивать всех подряд — так и Артур не мог уже остановиться. Когда его терзали подобные сомнения, он мысленно заставлял себя учиться у Петровича: вот человек, поубивавший на войнах немало людей, ну а угрызений совести вроде бы начисто лишен! Наоборот, всегда бодр и весел. Так и надо жить — в борьбе выживает сильнейший, а не тот, кто сопли размазывает и комплексует. Ни хера!

Да и так ли далеко современный «гомо сапиенс» ушел от дикого зверя? Попробуй любого там кандидата наук лишить жратвы на месяц, отрежь ему все варианты спасения, поставь его жизнь под угрозу — ведь тут же в зверюгу превратится! И так же, как Артур, начнет убивать, чтобы выжить…

Артур негодовал на себя в такие вот минуты раскаяния — злился на свою нежную дворянскую кровь. Ну куда это годится — нюни разводить?! Надо быть сильным, жестоким и хитрым, тогда у тебя все будет. Пускай неудачники комплексуют, проявляют свою слабость, хнычут. Артуру это не пристало.

Князев чувствовал обычно себя этаким терминатором: наполовину человеком, наполовину машиной. И заставлял себя и других поверить в то, что он лишен обычных человеческих эмоций — таких как страх, неуверенность в себе, паника или сострадание. Артур культивировал в самом себе ненависть, злобу и бесстрашие, пытался переломить свои ненадежные гены и стать чуть ли не самураем в этой жизни.

А самураю дозволено то, что не дозволено тупым жвачным животным — рядовым обывателям. Он же все время — на войне, все время думает о битвах! И воюет даже там, где обыватель уповает на силу закона или какую-то защиту со стороны стражей этого самого закона — в милицейской форме. Самурай берет то, что ему принадлежит по праву, и никогда в своем праве не сомневается…

А все-таки Артура что-то беспокоило — какие-то нехорошие предчувствия. Да и вообще, были реальные поводы для волнения. Тот же Кацман — у Артура были сведения, что Жора все-таки решил облапошить своих коллег: втихаря провернул в одиночку операцию с квартирой на «Третьяковской», а все денежки положил себе в карман… За такие вещи нужно сразу наказывать! То-то Жора изумится, когда это дельце всплывет… Чего ж ему, гаденышу, не хватало? Ну, понятно, решил, что он здесь самый умный. Зачем, мол, ему бабками делиться с Артуром и остальными… Он и дальше, сука, может так действовать — как говорится, окрыленный успехом! Надо бы крылышки ему сразу подрезать, а то этот Кацман вообще неизвестно куда от них полетит… Но сначала нужно все проверить. Потом уже наезжать будем на Жорика. Это — раз.

Два — это звонок от Солдатова. Ну идиотка эта Лариса — что ж с ней сделаешь? А вдруг этот, как его… Ярцев? Да, Ярцев — и впрямь решит это дело раскрутить? В тот же Николаев начнет звонить? Кто его знает, какие у него связи, у журналиста этого? Мало ли солидных людей пресса уже свалила? Надо срочно решать, что с этим Ярцевым делать. А второй с ним — кто это был? Какой-то пожилой мужик? Тоже — что за хрен с горы?!

Три — это то, что Малиничевы ускользнули.

Четыре — нотариус, падла, чего-то начал вякать о том, что ему якобы мало платят!

Пять — мучит-таки совесть: старика Виноградова завалили — некрасиво!

Старик был ровно двадцать пятой жертвой на счету Артура Князева — юбилейной, так сказать… Солдатовы, Левка да Лариска, натурально, доставали уже Артура, с которым были знакомы: бабки есть, срочно квартиру прикупим, поищи! Лев Леонидович при этом знал, чем Артур занимается на самом-то деле, а Лариска — нет. Не положено женщине знать такое — все равно где-нибудь когда-нибудь проболтается!.. Хотя лучше было бы, если б знала она — не возникло бы сейчас подобной ситуации.

И надо думать, думать, думать! Много думать обо всем об этом, чтобы обойти все ловушки, но голова разламывается от жары и с бодуна… Да, вчера же напились с Петровичем!

Было так: они подождали, сколько могли, на плавучем теплоходе-ресторане отморозка Федю, а потом Петрович пошел на разведку по ресторану. Артура тут знали и уважали — как богатого и постоянного клиента, никогда не скупившегося на расходы. И если его телохранитель с бородой ходит и что-то высматривает — пусть так и будет. Значит, Артуру так надо! Через несколько минут Петрович, страшно возбужденный, прибежал к столику, где Артур коротал время за бутылкой минералки, и на ухо шепнул ему, что засек белую «Шкоду». Более того — рассмотрел в бинокль, кто внутри нее находится: Федор и два бритоголовых; пистолетами машут, наверняка приехали не деньги отдавать, а грохнуть Артура и его, Петровича. Артур стремительно встал из-за стола, они с бородачом поднялись на второй этаж. Артур сунул обалдевшему официанту двадцать долларов и сказал: «Следи, чтоб нас в этом кабинете никто не потревожил! Ясно?» Официант встал у дверей снаружи для охраны (проследив взглядом непонятный чехол в руках бородача).

Уже здесь, в темном кабинете на втором этаже, Петрович быстро размотал чехол и вынул из него австрийскую снайперскую винтовку «SSG69» (считающуюся чуть ли не лучшей в мире по вероятности попадания) и навернул на ее ствол глушитель. Открыли окно. Артур взял бинокль и стал негромко советовать Петровичу, когда и в кого стрелять. Все было ясно: этих отморозков надо валить… Борзота какая — приехать с пушками на разборку! И с кем? С самим Артуром? Ладно, сейчас они поймут, «ху ис ху», в натуре!..

Отстрелялись, как на учениях. После чего Петрович любовно погладил любимый ствол и завернул его обратно в чехол. И как ни в чем не бывало они вышли из кабинета.

Артур подумал и дал официанту еще десятку зеленых, напомнив как бы между прочим, что тот ничего не видел и не слышал. Официант с готовностью закивал и вежливо проводил их до самого выхода.

Забрав ключи от дома у Федора, добитого бородачом — контрольным выстрелом в голову из пистолета «гном», принадлежащего Петровичу, — они спрятали оружие в тайник под сиденьем и по привычке прикрыли его резиновым ковриком. И потом на самом деле поехали наказывать малолетку сестру Федора за грехи ее непутевого братца.

Артур эту девочку еще не видел, но Петрович, следивший в свое время за ивановскими, уверял шефа в ее необычайной красоте… Домчались до Иванова. Остановили «Мерседес» как можно ближе к подъезду и хотели уже подниматься в квартиру убитого отморозка. Но тут Петрович толкнул локтем Артура: смотри, мол, вон она с пакетом домой идет! Наверное, в магазин продуктовый бегала…

Ну а дальше все было просто. Светка попыталась обойти «Мерседес», но ей не дали — зажали рот, чтобы не орала, и засунули в машину. Артур быстро набросил ей на голову грязное полотенце, которым Петрович обычно вытирал руки, и слегка придушил — до потери сознания. Когда девочка затихла, Артур, после недолгих размышлений, отдал распоряжение Петровичу ехать в их «группенхаус». По пути их ни разу не остановили — бородач был опытным водилой.

Вот так!.. «Группенхаусом» они называли ту квартирку в Марьиной Роще, где все было предназначено для «оргий» и «вакханалий». Даже трудно себе представить, какое количество женщин легкого (и «тяжелого») поведения тут побывало, обслуживая Артура, Петровича, Жорика, Новика, Пащенко, да и всех прочих нужных команде людей. Князев цинично полагал, что любой человек рад будет с ним сотрудничать, вкусив здесь от плодов порока — воплотив таким образом в жизнь (с этими девушками) все свои тайные мечты и желания. Так оно и происходило: гостям тут никто ни в чем не отказывал, а отборным красавицам Артур щедро платил — чтобы не выкобенивались, а были послушными и ласковыми. Каждую из них Артур предупреждал: не трепать языком и не светить ни перед кем эту блатхату — если хочет и впредь получать такие же суммы!

Здесь было где разгуляться! Одну комнату почти целиком занимала огромная кровать, настоящий сексодром для любого количества людей; перед ней располагались большой телевизор и видак; на полке стопками стояли порнофильмы; отлично было продумано освещение, как и вообще весь интерьер. В другой комнате полукругом, опять же у экрана телевизора, стояли глубокие кресла, но постели здесь не было, зато на полу лежали мягкие, набросанные в беспорядке звериные шкуры. В обеих комнатах и на кухне хранились изрядные запасы — и спиртного, и еды, и курева. Короче, каждому гостю был обеспечен полный комфорт. В ванной и в туалете все сверкало чистотой — как правило, Артур платил девушкам еще и за уборку после на ночных оргий.

Сам Князев предпочитал уединяться со своей избранницей на другой квартире, хотя и сюда, в «группенхаус», тоже заглядывал, ведь многие деловые вопросы решались именно там — после череды оргазмов, за бутылочкой-другой шампанского или коньяка.

Вот туда и привели бандиты Свету — очаровательную нимфетку четырнадцати лет, такую же русоволосую, как и ее убитый брат… На лавочке у подъезда никого не было — обычно тут торжественно восседали древние, морщинистые бабульки, сплетничавшие обо всем на свете. Однако даже они не знали толком, что происходит в таинственной квартире на третьем этаже: туда толпами валили красивые девушки и женщины, но ни одного звука из квартиры не доносилось! Бабкам и в голову не могло прийти, что квартира эта полностью звукоизолирована. Иногда, правда, напившись до потери ориентации, какая-нибудь голая девушка выбегала на лестничную клетку: кричала, хохотала, пугая соседей, однако такое случалось крайне редко. Один раз приходил участковый, но это было днем, когда квартира была пуста. Придраться он ни к чему не смог: в квартире царил идеальный порядок и принадлежала она Князеву законно. К тому же Артур крепко затарил на прощанье участкового дорогими ликерами и бутылками виски, — тот поволок пакет домой, удивленно качая головой и торжественно обещая сам себе всегда помогать Артуру чем может…

— Давай ей рот скотчем заклеим? — озабоченно предложил шефу Петрович. — Щас ведь очухается, верещать небось начнет!

— А меня это еще сильнее возбудит, — ухмыльнулся Артур. — И потом, зачем же я в звукоизоляцию столько денег вбухал? Пусть верещит — никто ее не услышит. Проверено сотни раз!

— Я одного не пойму, — говорил Петрович, деловито связывая девочке руки и ноги, — как она в магазин-то поперлась? Неужели этот Федор ее не запер? Или решил, что с нами точно расправится и это необязательно? Давай мы ее саму спросим…

Света открыла глаза, но первое время лежала молча, глядя в одну точку, — то ли Артур перестарался, когда давил ей на сонную артерию, то ли у нее был шок. Скорее всего и то и другое вместе. Спустя некоторое время она стала испуганно разглядывать своих похитителей — чернобородого и гиганта, — которые стояли над ней с бутылкой виски и стаканами в руках. Наконец гигант улыбнулся ей, плеснул из бутылки во все три стакана и поднес к ее губам:

— Ну что, Светочка-Светланочка, с возвращением тебя с того света!.. На, выпей, поможет. Что ты куксишься? Пей, пока по-хорошему предлагаю. Кстати, учти: если будешь упрямиться, то тебе придется плохо. У дяди может терпение лопнуть!

Он силой заставил ее выпить в несколько глотков виски, обжигающее ей гортань. На глазах у нее выступили слезы, но она не могла вытереть ни их, ни струйку виски, стекавшую у нее по подбородку. Петрович тут же дал ей минералки — запить.

— Вот и умница, — удовлетворенно хмыкнул гигант. — Тебе что, раньше не приходилось крепких напитков пробовать? Брат, наверное, запрещал? Ну вот, сейчас никто не запретит уже…

— А где Федя? — пролепетала девочка, когда похитители чокнулись стаканами и выпили.

Петрович краем простыни вытер ей глаза и подбородок, а потом сказал, покачав головой:

— Лажанулся твой братец, потому ты и здесь, с нами…

— Можем развязать тебя, детка, — вдруг перебил его Артур, похотливо разглядывая юное тело пленницы и ее красивое лицо, — только при условии, что ты нас во всем будешь слушаться. Если чем-то нас расстроишь, тебе будет больно.

— Я домой хочу, к папе и маме, — вдруг расплакалась девочка. — Отпустите меня, я никому ничего не скажу!

— Света, ну-ка поясни нам, ты как на улице оказалась? — не обращая на ее слезы внимания, спросил Артур.

— Мама с папой приехали с дачи и попросили за хлебом сходить… Отпустите меня, ну пожалуйста! — плакала Света.

Артур вдруг помрачнел и, взяв ее за подбородок, заглянул девочке в испуганные глаза. О чем-то задумался. Затем сказал:

— Хватит ныть! Отпустить мы тебя не можем пока. Ну так что, предпочитаешь связанной лежать или развязать тебя, а?

Света кивнула, и Петрович освободил ее руки и ноги от пут. Одета она была в голубые джинсы и футболку с изображением Бивиса и Батхеда. Девочка встала с кровати — и покачнулась: виски вдруг сильно ударило ей в голову.

Артур продолжал:

— Будь паинькой — чего проще? И не вздумай с нами спорить. Сейчас все перекусим. Будешь с нами пить, как взрослая. Тебе же четырнадцать, так? Пора уже все попробовать. Скажи, а мальчик у тебя есть в школе? Ты с кем-нибудь уже спала?

Света уставилась на него пьяными глазами, сделав гримасу:

— Как не стыдно такое спрашивать? Я же еще маленькая!

— Ну, извини, — развел руками Артур. — Но порнушку-то небось не откажешься с нами посмотреть? Расслабься, отдыхай!

— Я в туалет хочу! — капризно заявила Света, уходя от прямого вопроса. — И вообще хочу узнать, зачем вы меня увезли?

— Давай-ка ты с нами еще выпьешь, поедим, а потом тебе все расскажем, — предложил Артур, игравший с новой жертвой, как кот с мышкой, что его забавляло. А еще он заметил, что девочка опьянела — и из нее подсознательно поперло кокетство.

Он взял ее под руку и отвел в туалет, но заставил сесть на унитаз при нем — она не противилась, только пожала плечами.

Через полчаса Света была уже совсем, что называется, готова: похитители вынудили ее выпить еще виски, потом еще… Она лениво ковырялась в тарелке с бутербродами, изредка начиная говорить о брате и требовать, чтобы ее отвезли домой.

Артур и Петрович переглядывались — они тоже слегка захмелели, и им обоим уже не терпелось поскорее приступить к делу. Повели ее снова в комнату с огромной постелью-сексодромом, силком заставили смотреть дичайшее порно, от которого она сначала отворачивалась. Несколько раз девочка плакала пьяными слезами, но Артур влепил ей пощечину и прошипел грозно:

— Еще раз увижу слезы — накажу так, что всю жизнь вспоминать потом будешь. Ну-ка быстро вытерла!.. Вот так-то лучше.

Светлана раньше втихаря смотрела с подругами журналы типа «Плейбой» или «Андрей», но такого рода порно, да еще на таком большом экране, видела впервые. И поэтому через какое-то время она даже открыла рот от изумления… Две полногрудые блондинки на экране с криками наслаждения отдавались сначала одному парню с огромным членом; потом к парню присоединились еще двое, затем — еще двое, и в итоге на экране творилось такое, что у Артура и Петровича сами собой восстали их «орудия», а у Светы стало влажно и горячо между ног.

Внезапно Артур положил ее тоненькую руку на ширинку своих брюк — она попыталась отдернуть руку, но он снова влепил ей пощечину. Она скривила было губы в страдальческой гримасе, но тут же вспомнила, что гигант приказал ей не реветь.

Артур больше не хотел сдерживаться и расстегнул молнию на брюках. Когда девочка увидела вблизи его толстый и большой, словно у жеребца, член, то задрожала от страха и предчувствия, что ее сейчас попросту изнасилуют.

А что она могла поделать с двумя здоровенными мужиками, да еще будучи пьяной вдрызг?.. И все-таки попыталась вскочить с постели, спрятаться — да хоть в туалет, хоть в ванную! Но сильные руки Петровича и Артура остановили ее порыв. Тут же ей прошептали на ухо, чтобы она делала то же самое, что сейчас делают «актрисы» на экране.

Со Светы сорвали одежду, Артур схватил ее за волосы и погрузил ей в рот свой член. Она забилась и захрипела. Но тут Петрович схватил ее за бедра и загнал своего «дружка» в узкое, неразработанное еще влагалище. Вырваться девочка никак не могла, насаженная сразу на два «мясных вертела», — и теперь она только вздрагивала всем телом, поневоле подчиняясь заданному ей бешеному ритму. Артур, с перекошенным от страсти лицом, старался глубже и глубже посылать свой член ей в рот, крепко держа ее за волосы, чем причинял ей невыносимую боль.

Он словно не замечал, что из глаз у Светы ручьями текут запрещенные слезы. Иногда, впрочем, Князев давал ей короткую передышку, чтоб не задохнулась, — в эти секунды она жадно, надрывно дышала, поправляла рукой волосы на лбу.

Петрович вдруг воскликнул:

— Ух ты, Артур! Она в самом деле девственницей была! — И показал Артуру свой член, с которого капала на простыни кровь, после чего снова вогнал его между ног девочки.

Когда Артур бурно кончил, часть спермы попала в горло девочки. Она чуть не захлебнулась и подняла лицо — тут же ее глаза и щеки были залиты белой жидкостью. Артур глухо рычал, заставив Свету все-таки снова облизывать свое подрагивающее «орудие». В результате она упала перед ним на локти, и ее вырвало — в то время как она вытирала простыней запачканные глаза и щеки. Следом за шефом кончил, заухав и замычав, Петрович, так крепко впившийся пальцами в бедра Светы, что на коже еще долго оставались отпечатки — оттиски его потных ладоней…

Пока девочка корчилась и рыдала на кровати-сексодроме, Артур и Петрович ударили друг друга по рукам и потом по очереди сходили в ванную. Затем Артур грубо пнул босой ногой Свету и прорычал, чтобы тоже шла подмыться. Она поплелась в ванную.

Сопровождавший девочку Петрович долго смотрел, как ее рвет недавно съеденными бутербродами. Когда это зрелище ему наскучило, он отвернулся — и зря. В тот же миг девочка выпрямилась, глаза ее злобно сверкнули; она быстро схватила одной рукой полотенце, вытирая им рот, а другой — безопасное лезвие, валявшееся на полке, и с размаху чиркнула им по шее бородача. Тот как раз поворачивал голову в ее сторону, и порез пришелся где-то под самым затылком. Ранка, однако, была в меру глубокой. Петрович левой рукой схватился за шею — между пальцами у него потекла кровь. Правой он без лишних слов ударил девочку по лицу. Да так сильно, что она не устояла на ногах и рухнула в ванну, где немедленно чиркнула и себя по запястью — вполне сознательно.

Света забилась в истерике, крича:

— Убью!!! Убью!!! И вас убью! И себя убью!!! Всех!!!

Прибежал голый Артур, помог Петровичу вытащить из беломраморной ванны царапавшуюся и кусавшуюся окровавленную Светлану, сильно схватил ее за руку, заставив выронить лезвие, и стал бить по лицу, чтобы пришла в себя. Петрович принес широкую ленту скотча, поднял с пола лезвие и, отрезав приличный кусок ленты, заклеил им рот девочки. Они поволокли пленницу обратно в кровать.

Петрович, знающий (по военному опыту), что и как надо делать в случае потери крови, сбегал на кухню — принес аптечку, вынул из нее йод, вату, сумел наложить жгут — и кровотечение из вены прекратилось. Однако Светлана лежала, потеряв сознание.

Петрович обработал и свою рану. Несмотря на все случившееся, поглядывая то на экран с порнухой, то на заляпанные кровью простыни, он страшно возбудился. Артур — тоже. Положили девочку так, чтобы носом она могла дышать, и снова стали трахать ее, сменяя друг друга.

Потом Артур лег на спину и насадил Свету влагалищем на свой большой кол. А Петрович смочил слюной крохотную дырочку ее ануса — и медленно погрузился в него членом. Света очнулась от резкой боли, но кричать она не могла, а за руки ее держал двухметровый блондин. Девочка только скулила тихонько, пока оба они не удовлетворили свою похоть…

Чуть позже мужчины еще выпили, потом еще и еще. И набрались в конце концов так крепко, что на время потеряли контроль над ситуацией. А именно: уже в третий раз надругавшись над девчушкой, оба, вполне довольные тем, как проходит вечер, пошли на кухню — поболтать и еще выпить.

Света какое-то время лежала неподвижно и молчала — слез уже не было. Затем прислушалась к разговору на кухне: бородатый (то есть Петрович) хвалился своей винтовкой, из которой «завалил сегодня трех отморозков из Иванова». Прозвучало и имя ее брата Федора. Она услышала про «Чертополох», разобрала и фамилию «Ярцев» и угрозы в адрес этого журналиста…

Наконец девчонка решилась на отчаянный поступок — на побег. Болело все тело, лицо — тоже, она чувствовала себя раздавленной и униженной этими ублюдками. Но, если не попытаться бежать, они ее и убить могут — Федора убили, а он ведь взрослый и сильный был!

Быстро натянула футболку и джинсы, на цыпочках подкралась к двери, дрожа от страха, что сейчас ее поймают. Потом щелкнула ключом в замке, машинально сунув его в карман, — этот звук бандиты не услышали, потому что видак стонал и ухал уже на полную катушку (Петрович спьяну все прибавлял громкости). Помчалась вниз по лестнице, успев запомнить номер квартиры. Выскочила из дома, наткнулась на какую-то бабку, спросила, какой номер у этого дома и что за улица. Бабка ответила, подивившись на истерзанный Светкин вид.

Светка поймала машину, спросила, сколько стоит доехать до Иванова, и пообещала по приезде заплатить вдвое больше…

Поехала прямо в стриптиз-клуб, к Шраму. Тот заплатил за тачку и стал утешать бьющуюся в истерике девочку. Она постепенно успокоилась и начала ему подробно все рассказывать…

Николай Степанович Вдовин проснулся от телефонного звонка. Первым делом он автоматически потянулся к бумаге и ручке, решив, что это очередной звонок в фирму «Джой» по поводу жилплощади. Протер заспанные глаза, сел на кровати и снял трубку телефона. Посмотрел на будильник: ого, уже десять утра, а он так и не запищал в восемь часов — видно, сломан.

— Алло, Николай Степаныч? — сказал голос в трубке. — Это я, Андрей… Ну что, как мы и предполагали, справка из Николаева оказалась липовой. Я звонил из редакции, выяснял насчет Виноградова. Кстати, я не разбудил? Не очень рано звоню?

— Нет-нет! — хриплым голосом ответил Вдовин. — Нормально. Я это… Думаю — что теперь надо предпринять? А, Андрей? Я чего-то совсем растерялся. Мне что же, и дальше на гадов этих работать? Это раньше я не знал, чем они занимаются. Ну а теперь-то по всему выходит, что они Тарасыча куда-то дели, а квартиру его продали. Мне-то как теперь быть, Андрей?

— Николай Степаныч, мы же еще вчера обо всем договорились, так? Во-первых, держим связь…

— Андрюш, мы ведь на «ты», просто Степанычем меня зови.

— А, ну да… Так вот. Меня, конечно, главред торопит: давай, мол, сенсацию поскорее! Я тут проанализировал все, что узнал, с диктофона уже на бумагу скинул информацию, в том числе рассказы — твой и Марьи Игнатьевны. И вроде бы могу теперь сесть, быстренько настрочить материалец — и умыть руки. Но слушай, дело-то на самом деле жуткое оказалось! И Тарасыч явно не первый на счету у этих негодяев — так? Значит, по-другому надо действовать… Надо сначала их деятельность пресечь, задержать банду! И я уже знаю, кто этим должен заниматься. А уж потом статью публиковать. Если она сейчас, раньше срока, выйдет, то мы только спугнем самую крупную рыбу. Верно? Вот… Так что ты, Степаныч, пока постарайся разузнать — сколько человек в банде, что они планируют? Вообще… Подслушай по возможности разговоры их. И мне сообщай, хорошо? Ты сегодня как — весь день на этом телефоне будешь?

— Ну как — весь день… — Вдовин закурил и надрывно закашлял. — Это, кха-кха… После четырех обычно мои листочки, кха-кха… Приезжает забирать Жора, я тебе о нем рассказывал.

— Так… — Ярый помолчал и после паузы сказал: — Имей в виду: я пока дома, только у меня занято может быть — звонков много собираюсь сделать. В общем, держим связь, Степаныч. Пока!

Как только Вдовин положил трубку на рычаг телефона, тут же раздался новый звонок — на этот раз какая-то старушка интересовалась: не могут ли риэлторы из агентства «Джой» приехать к ней, посоветовать, как ей выгоднее квартиру разменять? Да какие документы ей нужно собрать? Да в каких инстанциях?.. А то у нее, мол, ноги совсем не ходят, решила вот по объявлению в газете позвонить.

Вдовин записал ее телефон и другие данные — конечно, уже безо всякого энтузиазма. Он хорошо представлял себе, что может случиться с этой бедной старушенцией…

Пошел умываться. Перекусил. Поставил чайник на газовую плитку… Тут его снова отвлекли очередные звонки в липовую фирму «Джой». Записывая данные для Кацмана, Николай Степанович морщился, как от зубной боли, мысленно убеждая себя, что оперативники обязательно задержат эту шайку-лейку — раньше, чем она натворит новых непоправимых бед.

К двенадцати звонить стали меньше, и Вдовин, закурив на кухне, задумался, разглядывая из окна подростков, собравшихся во дворе. Стал вспоминать, как познакомился когда-то с этим Кацманом…

Продулся в карты — было дело. С тех пор дал зарок бросить это занятие: оно оказалось чересчур опасным… Играл он лихо, играл в общем-то всю жизнь — и нельзя сказать, чтобы в этом азартном деле ему не везло. Как-то, еще в середине семидесятых, сказал сам себе: «А не попробовать ли мне за счет карточной игры жить? Работать надоело до чертиков. А при удачном раскладе — и одет буду всегда, и обут, и сыт…» Он никогда не шулерничал по-крупному, ну а по мелочи порой мог, особенно когда соперник ему доставался неумелый и жадный. Вдовину тогда было около сорока лет, и сменил он уже множество профессий, пока не озарило его — ну их, все эти профессии, по-другому надо жить!

Не высовываясь, потихонечку так, добывал он себе игрой на жизнь, сторонясь уголовного элемента, которого откровенно побаивался. Каждое лето ездил на юга, загорал, купался, но и там продолжал играть. Женщины его тогда крепко любили, да и было за что: когда деньги у него водились, становился Николай Степанович щедрым и ласковым. Иногда, чтобы не осудили за тунеядство, куда-нибудь на полгода в очередной раз устраивался на работу. Потом бросал ее, работу эту, и опять начинал играть.

Жил, короче, в свое удовольствие, имея хорошую трехкомнатную квартиру в Москве. На пенсию Вдовин никогда не рассчитывал, и вся его трудовая книжка была испещрена записями: «Уволен по собственному желанию». Так и не женился — что-то у него не сложилось в этом плане. А потом… Незаметно пролетели годы удач и везения, потускнел взгляд, на лице появлялись одна за другой морщины. То ли совестно ему стало, что он так свою жизнь построил, то ли накопились в душе вопросы, ответов на которые он не знал, но решил Николай Степанович во что бы то ни стало разыскать человека, который в военные годы спас ему жизнь: унес с собою в полк из горящей деревни, воспитывал, зная, что в той деревне погибли родители пацана. И звали этого человека — Виноградов Николай Тарасович…

Обо всем на свете переговорили, когда встретились, одного только ему не открыл бывший «малой», бывший «сын полка»: что прожил жизнь, по сути дела, обманом, карточным шулерством. Стыдно ему было говорить об этом: чувствовал за собой вину.

Потом его вроде бы благополучная жизнь вообще накрылась, как говорится, медным тазом… Он, опытный картежник Вдовин, не только на финансовых пирамидах пострадал, а еще и умудрился продуть в картишки все, что имел. Долги оказались таким большими, что надо было продавать квартиру. Вот тогда-то на его пути появился этот самый Жора Кацман, работающий в каком-то агентстве. Это агентство и купило у Вдовина его квартиру. Долг он отдал, но позже остаток денег посеял, как и свой паспорт, — и остался в итоге безо всего, что раньше имел.

Теперь он сидел днями тут, в снимаемой Кацманом комнатушке в Печатниках, мрачно курил, а в голову закрадывалось чудовищное подозрение, что все было заранее подстроено… Его, возможно, попросту кинули более опытные и наглые людишки. Ну а если все было так — шулера, обыгравшего Вдовина, нанимал Кацман? Кому тогда отдавал долг Вдовин — тоже Кацману, что ли? А тот отстегнул шулеру, как заранее договорились… А не была ли подстроена и пьянка, после которой Вдовин стал бомжем? А потом все тот же вездесущий Жора якобы пожалел и пригрел старика, у которого сам отнял все, дал какую-то работу… Ох, какая интересная версия! А как докажешь теперь? Как ни крути, он, Вдовин, сам виноват — и в карты сам сел играть, и квартиру сам, добровольно, продавал, и пил тоже добровольно.

Если они с корреспондентом не ошибаются, то этот Жора со своими дружками давно подобным промыслом занимается. А ведь и про Тарасыча он сам, старый дурак, по пьянке как-то Кацману рассказал… Что же получается? Он сам на Виноградова эту волчью стаю вывел? Теперь поди докажи, что это не так…

Обвели его вокруг пальца! Непонятно только, почему в живых до сих пор оставили? Может быть, Кацман к нему присмотрелся и решил, что Вдовин ему еще пригодится?.. Он же не может в Жорины мозги заглянуть и узнать, что в них творится!

Николай Степанович с тоской поплелся обратно в комнатку. На душе был муторно… Скорее бы корреспондент всю эту компанию к ногтю прижал! А его тогда что ждет? Его, Вдовина? Ведь получается так, что он этим бандитам «за покушать» помогал беззащитных людей выселять из их квартир? Именно что «за покушать» — деньги Вдовину Жора платил смехотворные… Наверное, еще и этим Николай Степаныч ему был выгоден.

Фирма «Джой», на телефоне которой сидел Вдовин, постоянно переезжала с места на место и меняла номера телефонов. Теперь Вдовину стало ясно — почему. Сейчас вот — Печатники. Двухкомнатная квартира, одна из комнат заколочена — там никого не было. Во второй жил временно Вдовин. И работал там же. Обстановка была самой примитивной — кровать, голые стены, шкаф, стул, стол и зеркало. Все. И, само собой, телефон. Не было ни радио, ни телевизора, ни магнитофона. Грязный линолеум на полу. Холодильник был, но он не работал почему-то. Приходилось Николаю Степанычу ежедневно ходить по вечерам в ближайший магазин и там, считая мелочь, покупать себе спички, курево, порошковые супы. Ключ от квартиры Жора ему дал, но предупредил: надолго никуда не отлучайся — мол, я должен быть уверен, что каждый день с десяти до четырех ты сидишь и принимаешь звонки от населения. Вдовин только кивал — выбора у него не было. Да он до вчерашнего дня ведь на самом деле считал Кацмана своим благодетелем — человеком, что не дал ему погибнуть!

В четыре часа дня, похлебав жидкого супчика из кастрюли, Николай Степаныч закончил прием звонков. Всего их за день накопилось более десяти. Он еще покурил, позвонил Ярцеву домой, поглядывая на бумажку с номером телефона, но того дома не оказалось. Спрятал бумажку в карман брюк и уселся за стол чинить будильник: время показывает, а звонить не звонит…

Кацман открыл дверь своим ключом, заглянул в комнату и поздоровался со Степанычем. Потом взял с кровати листок с номерами телефонов тех, кто звонил в фирму, и бегло просмотрел его. Причем, как показалось Вдовину, без какого-либо интереса.

Сегодня Жора был во всем белом, а на носу у него сидели черные очки. Он небрежно бросил на стол свой дорогой кожаный блокнот, с которым никогда не расставался, и спросил:

— Что такой грустный, Степаныч? Заболел?

— Да так… — Вдовин хмуро продолжал возиться с будильником, лишь мельком взглянув на блокнот… Заглянуть бы в него для пользы дела! Что там? Телефоны, адреса, координаты бандитов? Эх!..

— Слушай, Степаныч, выйди, пожалуйста, мне позвонить надо… — Кацман пригладил рукой жесткие курчавые волосы и сел к телефону. — Иди на кухне покури пока.

Вдовин вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Нарочито громко шумя, сходил на кухню, закурил, но оставил окурок в пепельнице и осторожно подошел к запертой двери — подслушать разговор Кацмана с неведомым ему абонентом.

В прихожей на полу вдруг что-то блеснуло — Вдовин нагнулся и увидел какой-то жетон… Ну и ну! Это что такое? Кацман обронил?.. Поднял и сунул себе в карман. Потом передумал и вместе с телефоном корреспондента перепрятал находку в носок на левой ноге… Что бы это ни было, раньше, до прихода Жоры, тут никакого жетона не лежало!

Подкрался к двери и прильнул к ней ухом…

Кацман говорил:

— Артур, ну что — прям такое срочное дело? Нет, я ничего, я просто хотел кое-куда успеть… Куда? Ну, Артур, разве у меня нет личной жизни?.. Хорошо, хорошо, я подожду… А когда вы подъедете? Уже едете, да?.. Ну, до встречи!

Вдовин слышал, как Жорик смачно выругался, после того как повесил трубку, а затем поспешно набрал еще номер и быстро, словно куда-то торопясь, залопотал кому-то:

— Владимирыч? Один?.. Все отлично, бабки я получил… Да-да, свою долю получишь, я слово держу… Конечно, не при себе! Что я, сумасшедший, что ли? Все как положено, тихо ждут своего часа в кейсе, в камере хранения… В «Шереметьево-2». Так что подгребай туда, ко входу, через час. Сможешь?.. Артур? Ну а как он узнает? Да и поздно теперь такие вопросы задавать, дело-то сделано уже… А как ты хотел? Не наделай там в штаны от страха. Или тебе нравится копейки от Князева получать? Вот впервые по полной программе и загребешь… Почему через час? Да, блин, я как раз Артура сейчас жду, но он точно не в курсах — просто хочет новое дело со мной обсудить. Так что запомни: ровно через час, аэропорт, вход в камеры эти…

Жорик положил трубку и стал весело насвистывать какую-то песенку. Потом кровать скрипнула — Жорик, кажется, направлялся к двери. Вдовин, вспотевший от напряжения, бесшумно вернулся на кухню и стал усердно сосать погасший окурок и глядеть в окно. Вдруг он услышал ругань Кацмана, обернулся…

Побледневший Жорик лихорадочно шарил у себя в карманах, выворачивал их наружу. Потом неожиданно со всей силы врезал кулаком по стене. Даже штукатурка с потолка слегка осыпалась!

— Не может быть! — шипел Жорик. — Не может быть!!!

— Что случилось? — проявляя участие, спросил его Вдовин.

— Слушай, Степаныч, ты никакого жетона на полу не видел? — продолжая шарить у себя по карманам, спросил Кацман в ответ. — Ох, япона мать, да куда же он задевался?.. Видел?

— Нет, — нагло глядя в черные очки, заявил Вдовин. — А что, какой-то важный жетон потерялся, что ли?

— Важный, ох какой важный! — Жорик включил свет в коридоре и стал быстро осматривать линолеум повсюду. Потом и на кухне все облазил, бормоча: — Внизу, в машине, я же проверял — он был… Может, на лестнице обронил? Так, Степаныч, давай еще раз все посмотри, а я пойду на лестнице пошарю…

Жорик забежал в комнату: низко нагнувшись, поискал и там, чертыхнулся и выскочил на лестничную клетку.

Вдовин же прокрался в комнату, пока Жорик был где-то на лестнице, открыл дрожащими руками блокнот, достал свою ручку и лист бумаги, списал для себя и будущей статьи Ярцева телефоны Артура, Новика, еще ряда людей… Из блокнота выпала вдвое сложенная бумажка. Вдовин быстро развернул ее. На бумажке-то было рукой Кацмана написано: «Кам. хран., аэропорт, не забыть!» — и номер жетона.

Когда уже белый от ярости Кацман ворвался в квартиру, Вдовин к тому моменту успел запихать свой листок в тот же носок, а блокнот — аккуратно положить на место. И сосредоточенно шарил под кроватью. Потом стряхнул с рук пыль и спросил:

— Ну что, нигде нету?

— Выворачивай карманы давай! — вдруг потребовал Жорик и снял черные очки.

Вдовин вывернул карманы брюк, из которых посыпалась одна табачная крошка, — и тут раздался звонок в дверь.

Затем в дверь затарабанили кулаками. Раздался чей-то голос:

— Жора, блин, открывай, это мы с Петровичем! Открой!

Кацман покрылся холодным потом, смерил взглядом стоявшего перед ним Вдовина, на лице которого ясно читалось искреннее недоумение, плюнул на пол и пошел открывать входную дверь.

На пороге выросли двухметровый гигант во всем светлом и чернобородый крепыш во всем черном. Они вошли, захлопнули за собою дверь и уставились сначала на Жорика, а потом и на Вдовина.

— Вот… Артур… — забормотал бледный Кацман. — Как ты и просил, сижу, жду. Хотя, конечно, уже сильно опаздываю…

— Да? — с ненавистью глядя на него, прищурился гигант. — Куда это ты опаздываешь? Не в «Шереметьево-2», случайно, — денежки мои с Новиком делить? Что зенки выпучил? Или ты думал, что Артур — идиот, Артура можно кинуть, как лоха последнего, и свалить за бугор? Сядь! Петрович, ходи сюда, взгляни на этого урода…

— Ты чего, Артур?! — начал отпираться Кацман. — Когда я тебя кидал? Какое «Шереметьево»? Даже в мыслях такого не было!

— Не гунди, — оборвал его Артур, — Новик раскололся.

— Да он все врет! — стукнул кулаком по столу Жорик. — Эта скотина меня специально хочет подставить, я же знаю!

— Это что за сухофрукт? — вдруг спросил у Кацмана Артур, больно ткнув пальцем в грудь Николая Степаныча.

— Я тебе говорил про него, — с неожиданным спокойствием ответил Жорик, — нужный старик, на телефоне здесь сидит.

— Ты это, отец, шел бы погулять свежим воздухом… — обратился ко Вдовину чернобородый. — Да побыстрее! Иди, иди.

Жорик закрутил головой, хотел что-то сказать, глядя, как Петрович выталкивает Вдовина в коридор, но тут Артур взял со стола блокнот Кацмана и стал его перелистывать. Оттуда выпала бумажка с номером жетона. Артур развернул ее, прочитал, посмотрел, не написано ли чего с обратной стороны. И вдруг, размахнувшись, заехал Кацману кулаком в зубы:

— Ах ты, крысятник, падла! Прямо в глаза мне врешь уже! А ведь Новик-то мне сейчас звонил, что вы с ним в аэропорту должны встретиться! Вот же, у меня в руках, твои записи в блокноте! Но этого мне, Жора, мало… Гони жетон, да побыстрее!

Артур вложил в новый удар всю силу — по крайней мере, Кацмана отшвырнуло на кровать, он стукнулся о стену затылком и замычал, прижимая растопыренные пальцы ко рту. Посмотрел на свои окровавленные руки, сплюнул выбитый зуб и захныкал:

— Артур! Я потерял жетон! Клянусь, потерял! Нет его!

Губы у Жорика были разбиты, и с них на белоснежный костюм Кацмана капала кровь. Вернувшийся из прихожей Петрович вынул из-за пояса свой любимый «гном» — пистолет, снаряженный зарядами с повышенной пробиваемостью и бронебойными пулями, имеющий даже лазерный целеуказатель, — и врезал им Кацману по затылку. Тот охнул, но сразу затих, когда Петрович приставил пистолет ему к виску и снял с предохранителя.

Артур тяжело сел к столу, стал вертеть в руках недособранный Вдовиным будильник. Попросил у Горохова сигарету. Тот достал из кармана левой рукой зажигалку и пачку «Ротманса», протянул шефу. Артур закурил, выпустил облако дыма прямо в лицо своему бывшему подельнику Кацману и, взглянув на свои часы фирмы «Брегет», начал говорить:

— Так… Ну и что мы сейчас имеем? Мы долго работали с тобой вместе, Жора. Деньгами я тебя всегда снабжал аккуратно, вовремя. Большими деньгами, кстати! Потом я стал замечать, что ты отлыниваешь от работы. Задумался: не переплачиваю ли я тебе? Решил присмотреться к такому сомнительному работничку. С каждым днем ты мне нравился все меньше и меньше. Тогда я сказал всем нашим: ребята, имейте в виду, если кто-то из вас начнет тихушничать и втемную обтяпывать делишки с Кацманом, я вас урою! Я обычно вполне внятно выражаюсь — ты, Жора, знаешь. Так вот: на днях мне звякнул нотариус наш, Новик, и настучал на тебя. Что ты уговорил его тайком от меня оформить документы на продажу четырехкомнатной квартиры вблизи «Третьяковской». И ты, дорогой наш крысятник, умудрился уже и продать эту хату, никому ничего не сказав. Новик передо мной полчаса извинялся — мол, бес попутал, мол, на деньги позарился… А почему он вовремя очухался? Потому что боится меня, боится Петровича, боится справедливой кары за содеянное. А ты? Ты, получается, не боишься? Срать на всех на нас хотел?! Он, Новик-то, все-все мне рассказал: и что ты деньги должен получить, и что, ему кинув долю, собираешься в Израиль с концами рвануть… Ну откуда ты такой умный, а? Да ведь мы бы тебя и в Израиле откопали — ты моих связей не знаешь! Да и незачем тебе их знать. Сегодня Новик сказал мне, как раз когда мы сюда ехали, что ты уже и бабки получил и заховал их в надежном месте… И что ты вполне готов к отрыву. Какой у тебя был запланирован следующий шаг? Билет, аэропорт — и здравствуй, земля отцов? Глупо, Жора. Ну, я отвлекся… Нас с Петровичем больше всего интересует — где жетон от камеры хранения? А код кейса? Видишь, сколько интересного ты нам должен рассказать! Ну?

— Код «дипломата» в блокноте, на последней странице, — трогая распухшие, рассеченные губы и кривясь от боли, сказал Кацман, — а жетон я правда посеял. Здесь где-то посеял! Сюда поднимался когда, пощупал его в кармане — был у меня! А здесь пропал… Мы со Степанычем все обшарили — пропал!

Артур слушал его со скучающим видом, потом рывком бросился на Жорика, схватил его за грудки и заорал ему в лицо:

— Ты кому лапшу на уши вешаешь, баран? Ты совсем тупой, да? Короче, или жетон нам даешь, или мы тебя кончаем тут! Ты что, решил в бирюльки с нами поиграть? Ты, сука, на мои бабки позарился! И я их получу с тебя — иначе я не Артур Князев! Все, до последнего цента, из тебя вытрясу, блядь позорная!

— Погоди, Артур, погоди! — заверещал Кацман. — Дай мне договорить! Нету жетона у меня, клянусь! Но наверняка этот старый чмошник Степаныч его подобрал! Некуда больше жетону было деваться, пойми! А вы отпустили чмыря! Он теперь далеко!..

Артур переглянулся с Петровичем. Тот снова засунул пистолет за пояс, одернул на себе черную футболку и помчался догонять старика, если тот еще не очень далеко убежал. Входная дверь осталась открытой. Артур пошел следом за ним, закрыл ее изнутри и вернулся в комнату, где сидел вымазанный в собственной крови Жорик.

— Какой смысл старику брать этот жетон? — Артур стал быстро ходить по комнате, рассуждая вслух. — Кодов он никаких не знает, да и вообще не в курсах… Или ты его просветил?

Кацман покачал головой.

Артур вдруг рывком поднял его с кровати и стал деловито обшаривать, залезая руками во все карманы белого костюма, щупая подкладку пиджака. Потом заставил разуться и даже вывернуть носки…

Позже вернулся Петрович — позвонил в дверь, и Артур ему открыл. Бородач сокрушенно сказал, глядя, как Артур прячет в карман брюк блокнот Кацмана:

— Нет его нигде! Небось уже далеко отсюда, козел… Артур, с этим что делать будем? — Он показал пальцем на совершенно обнаженного Кацмана, навытяжку стоявшего у кровати…

Выйдя из квартиры, Николай Степанович Вдовин быстро сбежал по лестнице на первый этаж, перевел в подъезде дух и спокойно пересек двор, не забывая о возможной погоне… Сейчас Кацман на него стрелки переведет, как пить дать! И что тогда? Тогда его могут догнать, обшарить — отберут у него и жетон, и бумаги с телефонами Ярцева и их самих, бандитов проклятых. Оставят ли его в живых после этого? Ох, вряд ли! Значит, надо как можно быстрее делать ноги отсюда. А куда? И вообще — что надо сейчас делать?

Мысли Вдовина работали с лихорадочной скоростью, а ноги между тем сами несли его между домами: он петлял по не освоенному им еще толком району Печатников, путая следы и оглядываясь. Никто не обращал на него ни малейшего внимания: ну спешит куда-то старик — мало ли куда и что у него за дела? Не такой уж, кстати, и старик — крепкий пожилой мужчина, скорее просто взъерошенный и небритый. Да, с бритьем была проблема — пачка лезвий у Вдовина на днях закончилась, а новую он не успел купить. Поэтому оброс сейчас серебристой щетиной. Да и выглядел, прямо скажем, неважно: сандалии на ногах — старые, брюки — мятые, пиджачишко — тоже не шик-блеск. Денег в кармане — рублей десять всего. На две поездки в метро хватит да на звонок Ярцеву… Нет, не хватит: жетоны-то все уже по четыре рубля, а еще проездные надо купить. Ну, чертовы цены! Надо, подумал Вдовин, срочно денег у Ярцева занять…

В голове у него уже созрел план действий, но и его надо было подкорректировать. Николай Степанович остановил девочку-подростка и спросил у нее, как пройти до метро. Она ответила, однако явно испугалась его вила и побыстрей убежала. Вдовин, негромко матерясь на ходу, развернулся и двинул в обратную сторону. Оказалось, до сих пор он шел не к станции метро, а в противоположную сторону!

Наконец перед ним открылась площадь, заставленная всевозможными ларьками. Он видел букву «М», толпы людей на площади — многие спешили вниз, в подземный переход, многие выходили из перехода наверх. У входа в метро стояли и милиционеры — это Вдовина испугало. Паспорта у него нет, вид — сомнительный. Хотя… Береженого Бог бережет!

Сел в тенечке, невидимый за густой порослью кустов, закурил «Приму» и решил еще раз продумать свой план до мелочей… Так. Ага! Сейчас он первым делом должен дозвониться корреспонденту, Андрею. Занять у него денег, отдать ему, если возьмет, ключ от квартиры в Печатниках, а про жетон от кейса с деньгами… Смолчать пока!

Чувствовал Вдовин, что, если он все правильно понял, попозже сумеет сам, в одиночку, забрать чемоданчик с деньгами. Это его, может быть, последний шанс жить по-человечески! Сейчас на Киевский соваться опасно — там эти бандиты могут его поджидать. Значит, пока жетон надо спрятать в надежном месте и помалкивать об этом. Ну отдаст он жетон Ярцеву, ну милиция деньги получит, передаст государству… А ему шиш с маслом достанется! А кто его проблемы за него решит? Никто. А ведь ему и жить где-то надо, и паспорт справить… Как же быть?!

Сигаретка в его руке дотлела, и Вдовин швырнул ее в кусты. Потом смело зашагал к метро, стараясь не попадаться на глаза милиционерам. Это ему удалось. Спустился к турникетам, встал в очередь к кассам. Купил жетон для таксофона и разовый проездной в метро. Побежал звонить Ярцеву… Хоть бы тот трубку снял, хоть бы дома оказался! А вдруг жетон впустую потратит? Вдруг номером ошибется? Что тогда делать? Ну и дела…

— Алло! — К счастью, корреспондент оказался дома. — Андрей? Не клади трубку! Очень важное дело!.. Да, я, Степаныч! Слушай, Андрей, боюсь, прервется разговор, так что сразу о деле: ты мог бы сейчас со мной встретиться? Прямо сейчас, да, именно! И возьми с собой, пожалуйста, немного денег, — у меня вообще их нету, хочу в долг попросить… Давай встретимся минут через десять на «Крестьянской заставе», а?.. Ну, через пятнадцать… Хорошо? Я тебе там уже все расскажу, да. В центре зала…

Вдовин повесил трубку, спустился вниз, сел на поезд и доехал до станции, где недавно сделали переход на «Пролетарскую». Стал нервно расхаживать в условленном месте, молясь, чтобы все прошло по плану. Наконец появился Андрей — молодой, красивый, с большим пакетом в руках. Махнул рукою Вдовину. Они пожали друг другу руки. Потом Ярцев вынул из нагрудного кармана рубашки сто рублей и отдал их Степанычу.

— Так много? — удивился тот. — Мне трудно отдать будет…

— Ерунда! — улыбнулся Андрей. — Ну, так что за дело?

Вдовин вынул ключ от квартиры в Печатниках, отдал Андрею.

— Сделай что-нибудь, Андрей, и срочно! Понимаешь, сейчас они все там, бандиты: и Кацман этот, и Артур со своим помощником — ссорятся друг с другом. Меня из квартиры на время выставили, а я возьми да и убеги. Все, мне туда возврата нету! А вот, кстати, я списал телефоны ихние, возьми, может, пригодятся, Подслушал я кое-что, как ты просил, и теперь мне ясно, что это они Тарасыча нашего…

Вдовин не стал продолжать, а вместо этого нагнулся и пошарил у себя в носке. Жетон от камеры хранения вынимать не стал, но выудил оттуда сложенный вчетверо листок с телефонными номерами бандитов и отдал его Андрею. Тот сказал:

— Отлично! Теперь они уже, можно сказать, обезврежены. Между прочим, мой друг — капитан РУВД Самойлов — и его ребята в данный момент беседуют с соседями Игнатьевны насчет явно поддельных документов по купленной ими квартире. Ты же помнишь все эти бумажонки? И Ларису, загорелую такую?

Вдовин кивнул, о чем-то задумавшись, и спросил Андрея:

— Только не пойму… Эти-то, в Печатниках, уйдут, что ль? Ты не можешь как-нибудь сделать, чтобы их арестовали? Они же потом куда-нибудь запропастятся. На дно лягут — фиг найдешь!

— Степаныч, — серьезно ответил Андрей, — я прямо сейчас буду все связи свои поднимать. Никуда эти гады не денутся, обещаю! Ну а ты сам-то куда собрался? Может, ко мне пока? Пересидишь, успокоишься, а вечерком все и обсудим… Ну как?

— Андрей, твой телефон у меня есть… За деньги — спасибо огромное, отдам по возможности. Только у меня есть одна мысля… Съезжу кой-куда, потом уж — к тебе. Не знаю, как по времени получится… Спеши, Андрей, пока они все там!

Они разошлись в разные стороны — Ярый пошел к выходу в город, а Вдовин, наоборот, стал дожидаться поезда метро. Настроение у него было не то чтобы приподнятое, а какое-то лихорадочно-взбаламученное, припадочно-счастливое… Неужели и ему повезло наконец? Неужели фортуна к нему лицом повернулась? Но надо теперь быть вдвойне осторожным: жизнь внезапно может опять по башке ударить, если расслабишься… Мучило его то, что пришлось утаить от корреспондента правду насчет заветного жетона. Андрюха этот — вроде отличный парень, как-то и сдружились они уже за это время. Но у Андрея есть все, а у него, у пожилого уже человека, нет ничего. И не появится, если он сам инициативу не проявит. Случайно подобранный жетон может оказаться если не ключом к счастью, так хотя бы ключом к давнишней мечте Вдовина — безбедной, тихой, уютной старости.