Ореховый хлеб

ЭТО ИРОНИЧНОЕ И ТРЕПЕТНОЕ СЛОВО

Идет время, все пристальнее всматриваются писатели в минувшие события, многое в них начинает восприниматься глубже и весомее, — отдаляясь, проясняется для нас по-другому. В этом смысле повесть Саулюса Шальтяниса «Дуокишкис» вроде бы и не новое явление в литовской прозе. Она содержит немало реалии, известных по прозе, изображающей послевоенные годы. И в самом деле — что же здесь нового? Что открывает автор? Быт захолустного литовского городка? Запутанные — порой мучительные, порой трагикомические судьбы и взаимоотношения людей, которые живут в памяти многих из нас? Или же прозаик знакомит читателя с новыми, еще ни у кого не встречавшимися персонажами?

…Провинциальный городок Дуокишкис, лежащий вдали от больших городов и шумных магистралей. Вокруг идет вооруженная борьба с врагами новой жизни. Одурманенный ложными идеями, внушенными старой школой и вчерашним днем, старшеклассник Григалюнас, назвавшись Иисусом, уходит в лес, становится главарем антисоветской банды. Пернаравичюс, народный защитник, с оружием в руках выступает против него. В ход событий повести вплетается судьба директора гимназии, трусливою приспособленца Спельскиса и его семьи; возникает фигура батрачки тети Ангели, гнувшей спину в хозяйстве своего родственника, богача Греже; история спасенного ею советского военнопленного, ласково прозванного людьми Йонялисом Ивановым… Страница за страницей, словно в какой-то хронике, раскрываются и события и судьбы людей. Бесславно гибнет Григалюнас — Иисус. Подобный конец ждет и директора гимназия Спельскиса, пытавшегося найти «средний путь». Тетя Ангеля, много пережившая и передумавшая, ценой страдания обретает ясность суждений о родной своей земле, о ее людях, о справедливости и несправедливости. Интересно показаны и судьбы некоторых других, второстепенных персонажей, и весь быт маленького городка, узкий, провинциальный, на который автор взирает как бы издали, со стороны, чутко улавливая горестный комизм ситуаций. Этот быт наполняет страницы повести, вдыхает в нее живую жизнь, передает суровый колорит времени.

Важно отметить тот факт, что к уже не новой для литовской литературы теме обратился писатель нового, молодого поколения. Поколения, которое в разработке ее лишь в малой степени может полагаться на собственный опыт. Впрочем, требовать от писателя точной достоверности, документальности, как от непосредственного свидетеля событий, трудно. Главное, чтобы писатель з н а л это время и руководствовался пониманием и правдой с в о е г о времени.

В 60-е годы в литовскую литературу пришло новое поколение талантливых прозаиков, рожденное во время войны или в первые послевоенные годы: Р. Гранаускас, братья Диргела, Л. Яцинявичюс, В. Мартинкус, С. Шальтянис, Б. Вилимайте, Р. Шавялис, Р. Климас и другие. Воспитанное на всем известных традициях и новациях литовской прозы, это поколение, однако, принесло с собой собственную тематику, свой образ художественного мышления, даже некоторые самобытные средства выразительности. Ему было присуще стремление заново оценить некоторые, ставшие уже «привычными» истины эпохи и даже, быть может, большая сосредоточенность на человеческих ценностях, нетерпимость к фальши.

Молодые писатели привели в литературу и своего героя. Вначале это был молодой человек чуткого, весьма сложного, а порой и иронического мироощущения, переживающий период возмужания, ищущий свое место в жизни. Примерами такого героя могли бы быть и персонажи первых рассказов и повестей С. Шальтяниса, в особенности герой его повести «Ореховый хлеб» Андрюс Шатас.

«Ореховый хлеб» — это импульсивный и трогательный рассказ о детских и отроческих годах, об обретениях и потерях, которые неизбежны на пути человека. В этой повести, пожалуй, впервые так ярко обнаружил себя зреющий талант Саулюса Шальтяниса, его лирико-драматическое мироощущение, пронизанное светлым юмором, лукавой иронией. Главная тема «Орехового хлеба» — становление личности юного Андрюса Шатаса, его прощание с детством, первые шаги в мире взрослых, нелегкое, а порой даже мучительное познание объективных истиц мира, его борьба за добро и правду. Андрюс Шатас мужает не в безвоздушном пространстве, а в совершенно конкретный период жизни общества. В повести присутствуют реалии исторического периода и отзвуки тогдашних социальных процессов. Изменения в общественной жизни воздействуют как на Андрюса Шатаса, так и на других персонажей — и не только извне, а как бы и изнутри.

Андрюс Шатас ищет подлинные духовные ценности в людях и в окружающей среде. То, что в изображаемый писателем период казалось отжившим, он сопровождает веселой улыбкой, а подчас и хлесткой иронией. По мере того как диалектически развивается общество, зреет, духовно обогащается молодой человек, даже если его постигают утраты. В его душе, очистившись от временных, случайных наслоений, остаются высокие социальные, гуманистические, этические идеалы. Двойственный взгляд автора на человека — поэтический и иронический — еще более подчеркивает диалектику души его героя, выдвигает на первый план то, что в человеке и в самом деле прекрасно и ценно — без помпезности, без фальши. В стилистике «Орехового хлеба» нежное, передающее тончайшие нюансы человеческих чувств слово, мастерски переплетенное с хлестким каламбуром, выражает ту неделимую атмосферу действительности, в которой витают возвышенные душевные порывы и клубится пыль повседневности.

Параллельно с историей возмужания Андрюса Шатаса, похожего на смешного, порой печального мима, готового сражаться за добро, рассказываются истории близких ему людей, со снисходительной улыбкой рисуется быт маленького литовского городка в 50-е годы. Это вереница веселых и трогательных будничных происшествий, которые предстают в повести в виде коротких новелл и в то же время придают ей широту, раздвигая границы читательского познания действительности и одновременно демонстрируя способность молодого автора делать значительные социальные обобщения.

Эпическая сторона повести — картины быта захолустного литовского городка в первые послевоенные годы, влияние больших исторических событий на судьбы людей — дает основание сопоставлять «Ореховый хлеб» с повестью «Дуокишкис», может быть, даже ожидать от писателя целого цикла подобных повестей.

Однако в «Дуокишкисе» действительность и факты истории показаны уже не сквозь призму восприятия ребенка или подростка, они увидены прямо и непосредственно, глазами зрелого человека, писателя. Исторические события в повести как бы выдвигаются на передний план, художественные обобщения становятся шире, значительнее, ирония уже не столь простодушна — порой ее пронизывает мучительная боль.

Пожалуй, наибольший интерес, а в некоторых случаях и противоречивые оценки читателей и критики вызывает принятый С. Шальтянисом способ изображения. Это смех, все степени смеха, от мягкой улыбки до горестной иронии и гротеска. Такая манера присуща и предшествующему творчеству С. Шальтяниса, однако в «Ореховом хлебе» и «Дуокишкисе» она проявилась особенно четко. Возможно, это органическая черта его таланта, хотя по природе своей С. Шальтянис — лирик, унаследовавший традицию лиризма, характерную для литовской литературы, особенно для творчества тех писателей, которые, как и С. Шальтянис, родом из северо-восточной части Литвы — Аукштайтии: А. Баранаускас, А. Вайжгантас, А. Венуолис, Ю. Балтушис. Этот край по праву считается Меккой литовской литературы. Однако в данном случае, видимо, сыграли роль определенные тенденции в литературе последних лет, главным образом в прозе. Ироническое начало усиливается и развивается в творчестве не только С. Шальтяниса, но и в произведениях многих других литовских прозаиков. Это естественная реакция самой литературы на определенную апофеозную приподнятость, на преувеличенную драматизацию — черты, присущие некоторым произведениям литовской прозы последних десятилетий, а также на «роман внутреннего монолога». Литературный процесс, как и все в мире, любит равновесие.

Приходится удивляться (порой даже содрогаться!) тому, как С. Шальтянис безжалостно, словно бы даже легкомысленно лишает события, образы ложноромантического ореола. Его повествование — импровизированное, тяготеющее к аллегории, символам (тут же и развенчиваемым). Он подвергает ироническому осмеянию не только «изгибы» судьбы и бесславный конец директора гимназии Спельскиса (к слову сказать, в ином ракурсе образ этого представителя определенной части старой интеллигенции заслуживал бы не только шаржа). В иронических тонах подается трагедия и самого Григалюнаса — Иисуса, уверовавшего в свою историческую миссию. Чего стоит одна только сцена его смерти в хлеву! Шелуха лжи облетает не только с судьбы человека, но и с идей, которые в определенное время вводили людей в заблуждение, сталкивая их с пути истины, с пути исторической реальности и прогресса. Автор отметает все, что мешает познанию истины, единственной, ясной.

И все-таки что же остается, когда писатель так решительно пускает в ход свою иронию и так усердно скалывает с событий, людей, мифов потускневшую «бронзу»?

Остаются бесконечная доброта человека, твердость его духа, постоянно, иногда даже настойчиво поэтизируемые автором. Вспомним светлый образ батрачки тети Ангели. Горькая судьба избороздила морщинами ее лицо, больше, чем чье-либо другое, но ведь и доброты ей было отпущено больше, чем другим. Образ Ангели становится символом доброты и мужества, а ее раздумья звучат как выражение извечной народной мудрости.

Сквозь ироническое повествование прорывается уже не ироничный, а утверждающий собственные идеалы голос автора. Батрачка Ангеля имеет общие черты с традиционным для литовского фольклора и литературы положительным женским образом. Подобные образы свойственны и литературам других народов. Ангеля в известном смысле олицетворение своих соплеменников, столь многое выстрадавших, но деятельных, живучих, щедро творящих добро. Ведь именно тетя Ангеля, рискуя жизнью, приютила у себя и спасла русского военнопленного, бежавшего из фашистского лагеря смерти. История этих двух людей, рассказанная с волнующей теплотой, обретает в повести принципиально важное звучание.

Эта доброта тети Ангели, эта высокая нота активного гуманизма, очищенного от позы и фальши, таятся в глубине стилистической ткани повести. Отнюдь не одна только ирония, не одна только насмешка слышны здесь. Смешную сторону явления писатель демонстрирует лишь в той мере, в какой это необходимо. У «антидрамы» всегда имеется оборотная сторона — подлинная драма, но она, эта реальная драма или трагедия, всегда рядом, всегда ощущается читателем. Не то что абзац, каждая фраза тут чрезвычайно емка, полна поначалу незаметных внутренних водоворотов.

Не снимая вопроса о вине и невиновности, С. Шальтянис остается верен современным идеям о взаимозависимости человека и истории: по-настоящему достоин звания человека лишь тот, кто выдерживает давление суровых обстоятельств, кто сам включается в борьбу за великую правду века. В творчестве С. Шальтяниса, как и во всей настоящей литературе, как и в народном мироощущении, все степени смеха — юмор, ирония, сарказм — часто являются выражением неизбывного оптимизма и силы. Наконец, смех свидетельствует о прочности самого таланта автора.

Слово у С. Шальтяниса емкое, красочное. Его рассказ о быте Дуокишкиса, о драмах его жителей смыкается с более широкими явлениями истории и культуры литовского народа, всего человечества. В повести есть прямые переклички с библейскими легендами, с эпосом Сервантеса о храбром идальго Дон-Кихоте, но в ее стилистику столь же органично вкраплены элементы мышления современного человека, парафразы литературных произведений и т. п.

С проблематикой и художественными особенностями всего творчества Саулюса Шальтяниса тесно связана повесть «Ясон». Ее главный персонаж, которому не случайно дано имя мифологического героя, покидает родные места, а конкретно — детский дом, где он вырос, и отправляется на поиски правды и счастья. Как тема повести, так и характер главного героя достаточно широко распространены в современной литовской прозе. Однако и конфликт Ясона со своекорыстным директором ресторана Жаренасом, и странная любовь Ясона к жене его друга детства Руте, да и другие сюжетные линии естественно выросли из основных тенденций творчества С. Шальтяниса — в характеристиках персонажей, в сюжете произведения явственно ощущается трагикомическое начало, склонность автора к гротескным обобщениям.

Как бы особняком стоит в творчестве С. Шальтяниса одно из его ранних произведений — историческая киноповесть «Генрих Монте». В ней рассказывается о печальной судьбе балтийского племени пруссов, которое героически преградило путь захватнической экспансии Ордена крестоносцев на восток и погибло в этой борьбе. Писателю удалось воплотить исторический материал во впечатляющих картинах, передать его емким и образным словом, сделать понятным и близким сегодняшнему читателю. Однако не только это придает произведению современное звучание. Масштабная фигура Генриха Монте в киноповести С. Шальтяниса (как и в одноименной трагедии известного литовского драматурга Юозаса Грушаса) дышит великими гуманистическими идеями, нетерпимым отношением к средневековым предрассудкам и мракобесию. Писатель показывает, как этот переросший свою эпоху исполин вступает в единоборство с эпохой и, не в силах ее одолеть, трагически погибает.

Благодаря ярким конфликтным характерам, проявляющимся в конкретных и одновременно обобщенных ситуациях, благодаря образной пластике и меткому лирико-ироническому слову почти все повести Саулюса Шальтяниса инсценированы театрами, по некоторым из них сняты кинофильмы. Этому писателю есть что сказать современному читателю и зрителю, он хорошо владеет и той магией слова, которая близка и понятна сегодняшнему молодому человеку.

Повести Саулюса Шальтяниса свидетельствуют не только о зрелости этого талантливого прозаика и правомерности избранного им способа художественного мышления, но и о зрелости молодой литовской литературы, о плодотворности ее исканий. Хочется верить, что это поколение ждут большие и важные открытия.

Раймондас Кашаускас