Запыхавшись, Геннадий влетел в Мишину квартиру.
— Миша, идем… дело есть!
Выскочили во двор.
— Нужны ручные пулеметы, ты сегодня займись проверкой машин, а завтра мы кое-кого обеспечим оружием, — не переводя дыхания сказал Геннадий. — Кое-что и сейчас проверим. У кинотеатра машин полно!
После разведки Геня и Миша долго шептались в сыром коридоре подвального этажа.
— В средней машине, вон той, — Миша протянул руку, — накрытой брезентом, — гранаты.
— Мне повезло больше, чем тебе, Мишук! Пулемет в машине! А гранатки и сейчас не помешают. — Геннадий пошел к двери.
— Да ты что? Днем, на виду у всех! — Михаил подскочил к другу. — Знаешь, это уж слишком.
Геннадий остановился раздумывая.
— Да они все заняты драпаньем! Нужен я им! В случае чего свистнешь.
— Послушай ты меня, хоть раз в жизни! — умолял Миша.
— Ты не веришь мне? Сейчас убедишься, что фашистам нет никакого дела до нас. — И, заложив руки в карманы отцовской тужурки, Геннадий насвистывая пошел к цели.
Миша видел, как он по-хозяйски, спокойно влез в машину. Через несколько секунд уже шел к Михаилу с растопыренным карманом, поглядывая на окна двухэтажного дома.
Из подъезда вышел офицер, направился в сторону Геннадия.
Геннадий вздрогнул, бросился к воротам и тут столкнулся с двумя солдатами.
Миша рванулся к другу, но солдат замахнулся на него автоматом.
Роковая граната погубила все. Геню били чем попало по лицу, по голове и все спрашивали, спрашивали, спрашивали…
А он молчал. И только когда немецкий офицер, выкручивая ему руку, потребовал ответить, связан ли он с партизанами, Геннадий поднял голову: «Не скажу! Ничего не скажу!» Офицер приказал солдатам оттащить Геннадия к зданию кинотеатра.
— Не скажу! Ничего не скажу! — донеслось до Михаила.
Треск автоматной очереди. И тишина. Только языки пламени и клубы дыма поднимались высоко к небу от подожженного гитлеровцами склада.
Огонь и кровь…
Миша метнулся туда, откуда только что раздавался голос его друга. Фашисты уже ушли. И Миша стал на колени возле мертвого Гены.
— Говорил же я тебе! Говорил! — Михаил кулаками вытирал слезы.
…Наступила ночь. Ольга Ивановна, Миша со своей матерью пробрались к Геннадию, завернули его тело и понесли.
Геннадия положили в сарае, в том сарае, где он прятал оружие и приемник. Оставшись одна, мать припала к лицу своего орленка…
Темнота сменялась морозным ясным утром. В город входила стрелковая дивизия. В твердой поступи советских войск мать видела победу. Она шагнула навстречу бойцам.
— Сын мой… Геннадий… как он ждал вас! — слезы не давали ей говорить. — Отомстите за него!