Орленок

«Я пройду невидимкой»

— Мишка, вот дураки мы с тобой. Ну, кто ищет партизан в лесу таком, как наш? Это же кустарник, — Голенев сел на пенек спиленного дерева.

Миша пытался что-то возразить, но Голенев и слушать не хотел.

— Нет их здесь. Точно. Здесь гитлерюги шныряют. Здесь же и Тольку схватили. Вот еще сообразил птицами заниматься. Кругом немцы, а он — птиц… А знаешь, как потом из их лап Тольку вырывали? Было дело! Нина Васильевна, учительница, с Таней Соколовой к начальнику лагеря ходили, целый час убеждали, что Толька никакой не партизан, а просто птицелов. Думаешь, поверили? Как же! Домой к Тольке ездили, коллекцию птиц смотрели. Ну, выпустили… Толька теперь, знаешь, какой на них злой?!

— А кто на них не злой, — отозвался сердито Миша.

— Ну где же все-таки скрываются партизаны? — Геннадий огляделся по сторонам, будто партизаны сию минуту должны были показаться. Тишина. Никого.

Внезапно тишину перерезали автоматные очереди.

— Прячься, Генка.

Ребята, переглядываясь, долго лежали за кустами.

— Никого как будто… — опомнился первым Геннадий. — Давай потихоньку проберемся и посмотрим. Может, партизаны.

Шли тихо, высоко поднимая ноги.

— Может, совсем и не партизаны, — усомнился в своем предположении Геннадий.

— Ну вот проберемся через ров и домой дернем. Назад через лес страшно идти.

Осторожно переступая, подошли ко рву. Геннадий сделал последний шаг и… в ужасе схватил друга за руку. Михаил и сам уже увидел такое, что запоминается на всю жизнь.

Не сговариваясь, пустились прочь от страшного места.

Дробно отсчитывая ступеньки, Геня вбежал в комнату. Резко открыл дверь, столкнулся с матерью.

— Что с тобой? На тебе лица нет, — вскрикнула Ольга Ивановна.

— Мама, — Геннадий обхватил мать руками. — Мама, там людей расстреляли! И дети… — Геннадий разрыдался.

Сжав сына, Ольга Ивановна молчала.

Неожиданно со двора донесся детский крик. Геннадий вздрогнул, вытер слезы. Бросился к окну. Во дворе страшно кричал соседский мальчик: на нем горели брюки. Геннадий схватил ведро воды и вылетел во двор. За ним Ольга Ивановна. Матери маленького Лени не было дома. Ольга Ивановна отнесла мальчика к себе.

Беды наделала Ленина страсть к коллекционированию. До сих пор попадались только гайки, гвозди, коробки, железки. Это были вещи в Ленином хозяйстве важные, но обычные. Кто не видел гвоздя или, скажем, гайки? А тут попалась абсолютно необычная вещица. Что это, Ленька не знал, но бережно положил в карман. «Необычной вещицей» оказался фосфорный запал. В кармане он воспламенился.

Ожог был сильным. Ясно, что без врача тут не обойтись. И Ольга Ивановна послала Геннадия за врачом, которая жила неподалеку. Правда, смущало одно обстоятельство — врач служила у немцев, но выхода не было.

Врач осмотрела ожог, села к столу выписать рецепт. Механически открыла книгу «Отверженные» и вдруг гневно подняла брови: в книгу был заложен портрет Владимира Ильича Ленина.

— Как? Вы держите этот портрет? — она взяла двумя пальцами листок.

Ольга Ивановна в упор посмотрела на врача и спокойно спросила:

— А чей же? Чей же портрет здесь должен быть?

— Фюрера, — нараспев, с особой торжественностью ответила врач.

Геннадий, до этого молча наблюдавший сцену, теперь не выдержал:

— Мама тоже хочет Гитлера повесить. Ой, что я, фюрера… на стенку, — и, следя за выражением лица врача, добавил — Но, понимаете, денег не хватает.

Сказал и увидел в дверях Николая Ивановича.

Вечером Николай Иванович подошел к Ольге Ивановне.

— Я прошу вас, — сказал он, — предупредить Геннадия, пусть ведет себя умнее и осторожнее.

— А то вам карьеру испортит? — злые глаза Ольги Ивановны уставились на Голубева. — Мой сын честнее некоторых… Можете идти и заявить о нас. Ваше право…

Голубев побледнел.

— Я прошу вас предупредить Геннадия, — тихо, настойчиво повторил он. — Геннадий молод, может наделать глупостей. А вы должны понимать, что героизм совсем не в этом.

Он вышел. Ольга Ивановна широко раскрытыми глазами смотрела на дверь, которая только что закрылась за Николаем Ивановичем.

…Геннадий вертелся на своем старом дворе. Убедившись, что возле машин солдат нет, он поднял капот, вытащил из кармана отвертку и шепнул Мише:

— Отвинчиваю шурупы, снимаю вот эту штучку, она называется трамблером, и машина вышла из строя. Понял?

— Как быстро! — восхитился Миша.

— Это меня один человек научил. Ты тоже запасись этой штукой, — показал он отвертку.

В тот же вечер Геня рассказал матери, что в их бывшем дворе стоит много машин, и завтра они должны отправляться на фронт, В машинах мешки с продуктами.

— Сегодня ночью мы фрицев «накормим», — Геннадий улыбнулся.

Ольга Ивановна похолодела.

— Не смей, если поймают…

— Будь спокойна, я пройду невидимкой.

…В маленькой квартире все спали, когда Геннадий поднялся, сунул ноги в спортсменки и неслышно вышел из дома. Прячась в тени, он прошел несколько улиц и наконец добрался до своего бывшего дома. Миша уже поджидал его. Они пошептались и ловко, бесшумно, пробрались к машинам.

«Русского хлеба вам?! Пожалуйста…» Геннадий лезвием безопасной бритвы быстро разрезал тугие мешки и обливал их керосином. В другой машине орудовал Михаил.

Вражеский патруль ходил за стеной. Отчетливо слышались размеренные шаги. Шаги приблизились. Ребята притаились. Патруль, обойдя вокруг машин, снова вышел на улицу. Пора было уходить.

Утром мать первым долгом посмотрела на кровать сына. Геннадий спал. Сквозь сон он почувствовал на себе внимательный взгляд. Открыл один глаз и, улыбнувшись, попросил мать наклониться к нему.

— Мы «накормили» фрицев… — Геня не договорил, засмеялся.

— Геннадий, я не отпущу тебя больше, — строго, но не очень уверенно сказала мать: она понимала, что сына не удержит.