Осада Сан-Диего

Глава 13

Она была молода и красива — жена образцового гражданина, всеми уважаемого в Сан-Диего миллиардера — и пользовалась сомнительной славой светской львицы, пропустившей через себя всех городских проходимцев, о чем как-то раз сама хвасталась Лизе Винтерс во время телефонного разговора. Впрочем, она дала понять, что были еще и другие — в Мексике.

Пышные рыжие волосы с золотистым отливом каскадом падали ей на плечи. Ее глаза напоминали изумруды, вот только блеска в них не было. Длинное и стройное тело радовало глаз гармоничными выпуклостями и впадинами, расположенными в нужных местах. Она была по-настоящему рыжей, с молочно-бархатистой кожей, и палящее солнце относилось к ней особенно жестоко, поэтому она с головы до ног покрывала тело тонким слоем защитного крема. Крохотные пестрые плавочки от бикини едва прикрывали низ ее чуть выпуклого живота. Над резинкой виднелась узенькая полоска золотистых вьющихся волос. Вокруг не было ни души, и никто не мог любоваться ее великолепной обнаженной грудью.

И в то же время молодая женщина была начисто лишена сексуальности, что не без удивления отметил Болан.

Она лежала на спине поперек широкого пляжного полотенца, подсунув под голову надувную подушку, и хмуро смотрела на Болана. У ее ног сидел гигантский доберман-пинчер, похожий на тех, что он видел в доме у генерала Винтерса, и разглядывал Болана с таким же равнодушием, как и его хозяйка.

— Гром, сидеть, — лениво скомандовала она, хотя пес и без того сидел неподвижно, как сфинкс.

Затем она обратилась к Болану:

— Это частный пляж.

— Я знаю.

За исключением фуражки, он был одет так же, как и во время своего мини-круиза на борту «Безумства Тони».

Борт куртки с левой стороны заметно вздувался — там под мышкой в кобуре лежал здоровенный «отомаг», и Болан намеренно демонстрировал, что он вооружен.

Она посмотрела на него с некоторым интересом.

— Я могла бы подать на вас в суд за незаконное вторжение в частное владение, — заявила жена Максвелла Торнтона Палачу.

— Я это как-нибудь переживу.

Миссис Торнтон выпрямилась, отчего ее восхитительные груди соблазнительно качнулись, наклонилась вперед и погладила черного пса.

— Гром — мой телохранитель, — скучным голосом произнесла она. — Одно мое слово, и он вцепится вам в горло.

Ее подчеркнутое безразличие не могло обмануть Мака — она боялась. Болан сразу же понял это, так как собака напряглась и едва сдерживалась, чтобы не броситься на него. Сторожевой пес чувствовал малейшие изменения в настроении своей хозяйки.

— Гром, должно быть, превосходный охранник, — сказал он. — Очень жаль...

Собака привстала, подобрав под себя лапы, в ее раскрытой пасти устрашающе сверкнули огромные клыки.

Наступило молчание, потом любопытство пересилило испуг, и женщина спросила:

— Почему жаль?

— Жаль, что псы Хоули оказались не столь хороши.

На это замечание миссис Торнтон отреагировала мгновенно. Резким толчком руки она послала собаку вперед и крикнула:

— Гром, убей!

Условный рефлекс зверюги сработал точно в соответствии с учением Павлова. Лапы пса распрямились, как стальные пружины, отбрасывая назад кучу мелкого песка. В неудержимом прыжке мощное тело животного взвилось в воздухе, из раскрытой пасти вырвался устрашающий рык, чудовищные клыки готовы были вот-вот сомкнуться на слабой, податливой человеческой плоти.

Невозможно воссоздать на киноэкране атакующую ярость настоящей сторожевой собаки, приученной убивать. Псов в Голливуде специально дрессируют для того, чтобы они лишь имитировали нападение; их ни за что не заставишь проявить истинную ярость и неслыханную свирепость дрессированного хищника, услышавшего приказ: убей!

Эти животные не трутся о ноги, не покусывают вяло запястье, оказавшееся у них в пасти. Они словно взрываются, моментально превращаясь в свирепый ураган, разрывая на части все, что оказывает сопротивление их клыкам и когтям. Без оружия лишь немногие могут устоять перед этим бешеным напором.

Мак Болан принадлежал как раз к такой категории людей.

Палач предвидел атаку и был готов к ней. Развернувшись, он отскочил в сторону, и его движение совпало с прыжком собаки. Мак слегка присел и изо всех сил ударил пса кулаком в горло. За первым ударом тут же последовал другой — коленом в живот. Доберман взвизгнул, упал на задние лапы и жалобно заскулил.

Таким образом, нашла решение старая задача о столкновении непреодолимой силы и несокрушимого препятствия. И препятствие выдержало.

Доберман-пинчер поджал лапы и рухнул на песок, бессильно опустив голову. Его распластанное на песке тело била икота, чередовавшаяся с рвотой. Бока пса судорожно вздымались и опадали — постепенно он восстанавливал нарушенное дыхание.

Болан вытащил «отомаг» из кобуры и приставил его ствол к голове собаки.

— Позовите пса, — приказал он.

Все произошло так быстро, что женщина даже не успела опустить руку, снятую с загривка собаки. Миссис Торнтон не моргнув глазом негромко скомандовала:

— Гром, к ноге.

Огромный пес, казалось, благодарил хозяйку за то, что она избавила его от необходимости убить пришельца. Повизгивая, он пополз к ней, вывалив длинный красный язык, с которого капала слюна.

Болан сунул пистолет в кобуру, опустился на колени рядом с собакой и принялся массировать ей шею и грудь, которую все еще сотрясала крупная дрожь.

Тусклый взгляд Марши Торнтон оживился. Она по-новому посмотрела на рослого мужчину, ласково поглаживающего страдающее животное, и в ее миндалевидных глазах вспыхнули добрые, по-человечески теплые огоньки.

— Если бы я этого не видела сама, никогда бы не поверила, — прошептала она. — Меня уверяли, будто Гром может защитить меня даже от гризли.

— И он это сделает, — подтвердил Болан.

Рукав его куртки был разорван, а из глубокой царапины на руке сочилась кровь. Пес все-таки успел зацепить его.

Молодая женщина медленно встала.

— Пойдемте в дом, — пригласила она. — Я промою вам рану.

Теперь доберман-пинчер ласково облизывал пальцы человека, который чуть было не убил его. Болан считал преступным натаскивать прекрасное животное на убийство. Как можно превращать лучшего друга и самого верного союзника человека в робота-убийцу, запрограммированного на выполнение преступного приказа?

У собаки и Болана было много общего, и Мак отдавал себе в этом отчет. Он долго думал об этом после столкновения с немецкими овчарками во время своего пребывания в Нью-Йорке и сделал вывод, что между ним и собаками, которые тогда на него напали, существовала незначительная разница.

Собаки убивали, потому что были обучены кровавому ремеслу. Повиновение своему хозяину — вот их высшая цель и предназначение. Они убивали, потому что видели в этом свой долг и не имели другого выбора.

Болана никто не принуждал убивать.

Он убивал, потому что имел такую возможность, а также потому, что, как и у собак, у него не было выбора.

Да, он во многом походил на этого доберман-пинчера. Между ними существовала незначительная, но принципиальная разница.

Он отогнал прочь мрачные мысли и пошел следом за Маршей Торнтон к пляжному дому, доберман-пинчер трусил рядом с ним. Похоже, он завоевал расположение собаки. И впереди замаячила победа совсем другого рода... Если все будет хорошо.

Пока Болан занимался супругой Максвелла Торнтона в пляжном доме, Шварц и Бланканалес посетили небоскреб в центре Сан-Диего, чтобы познакомиться с самим миллиардером.

За тяжелой дубовой дверью с позолоченной табличкой, гордо возвещавшей: «Голден Вест Диверситиз, Инк.», располагались роскошно обставленные кабинеты, где каждая безделушка свидетельствовала об успехе и процветании.

Разносторонние интересы Максвелла Торнтона лежали в сфере нефтедобычи и нефтепереработки, торговли недвижимостью, электронной промышленности, сельского хозяйства и транспорта. Он также занимался политикой, используя как ширму подставное лицо. В городе, да и во всем штате Калифорния он негласно пользовался репутацией могущественного, влиятельного человека.

В солидном светло-голубом костюме Бланканалес выглядел безупречно. Рубашка с накрахмаленным воротничком, безукоризненно повязанный галстук, темно-синяя шляпа, надвинутая на лоб, придавали ему вид мафиози, вышедшего в свободный день прошвырнуться по городу.

Что касается Шварца, то он оделся более демократично. Без шляпы, в широких брюках с защипами, спортивной рубашке со свободно болтающимся галстуком и пиджаке в крупную клетку он выглядел, как сутенер из Тихуаны или букмекер из Агва Калиенте.

И тот, и другой старались держаться в рамках созданных ими образов.

Секретарша внимательно на них посмотрела, а потом заявила:

— Мне очень жаль, но мистер Торнтон на совещании.

— Ну так будь добра, вытащи его оттуда, красотка, — проворчал Бланканалес с ужасным бруклинским акцентом.

Совершенно бесцеремонно Шварц повернул к себе календарь встреч и перебросил несколько листков.

Бланканалес слегка подтолкнул растерявшуюся девушку.

— Ну давай, шевелись! Иди скажи своему патрону, что мы здесь.

— Я... я посмотрю, пришел ли он к себе в кабинет, — пробормотала оробевшая секретарша.

Она нажала на кнопку переговорного устройства.

— Мистер Торнтон... вас спрашивают два джентльмена. Это... э-э... срочно, как они говорят. Он... Я думаю, вам следовало бы принять их.

— Джейни, у этих джентльменов есть фамилии? — раздался усталый голос.

Шварц оттолкнул руку девушки, сам нажал на кнопку и произнес:

— Да, у нас есть фамилии, Торнтон, но тебе не понравится, если их будут произносить на каждом углу.

— Войдите, — живо отозвался Торнтон.

Секретарша проводила их, и, прежде чем войти в кабинет Максвелла Торнтона, Бланканалес дружески потрепал ее по щепке.

За огромным застекленным проемом, служившим внешней стеной кабинета, располагалась терраса с карликовыми деревьями и экзотическими растениями, еще дальше открывался прекрасный вид на город и бухту.

Хозяин кабинета сидел за письменным столом в форме фасолины, по размерам сравнимым разве что с посадочной палубой авианосца среднего класса. На зеркальной поверхности стола стоял лишь телефонный аппарат да наполовину опорожненная бутылка виски.

Президент корпорации неторопливо напивался. В его стакане не было не только содовой, но даже льда.

Внешне он никак не походил ни на жизнерадостного миллиардера, ни на добропорядочного гражданина, ни на промышленного магната. Он напоминал скорее бульдозериста, напялившего после работы шикарный, но сшитый не по меркам костюм. Он был высокого роста, небрежен в движениях и угловат. Ему уже явно перевалило за пятьдесят.

Голос Торнтона как нельзя лучше подходил к его внешности. Он небрежно кивнул на кресла и буркнул:

— Сточные канавы засорились, и дерьмо всплыло, разве не так?

Шварц взял бутылку со стола и сел. Бланканалес остался стоять.

— Болан в Сан-Диего.

Торнтон вздохнул и отпил глоток.

— Знаю.

— Если накачиваться виски, легче не станет.

— Плевал я на тебя, — заявил Торнтон. — Тебя прислал Бенни? Ну и что он предлагает?

— Бенни никакого отношения к нам не имеет, — возразил Шварц.

Стальные глаза президента корпорации уставились на него.

— Нью-Йорк? Вы приехали из Нью-Йорка?

Бланканалес коротко кивнул головой и медленно подошел к окну.

— Кто вы?

— Босса зовут Гарри Дикаволи, а меня Джек Санто. Плохи твои дела, Торнтон, ты по уши завяз в дерьме.

— Я в нем родился, — пробурчал миллиардер. — Вы уже знаете о смерти Хоули Винтерса?

— Да, — отозвался Бланканалес, стоя у окна. — Мы как раз хотели об этом поговорить, Торнтон.

— Это вы довели его до крайности! — выкрикнул тот со злостью. — Я же вас предупреждал — он не из тех, кто легко поддается.

— Мне ты ничего не говорил, — спокойно произнес Дикаволи — Бланканалес.

— Я сказал об этом Бенни и просил предупредить Нью-Йорк. Послушайте... Винтерс не наш человек. Такие, как он, могут долго балансировать на краю ямы с навозом, но первыми никогда не нырнут в нее с головой. Я же просил передать вам, что он не потерпит нажима.

— А ты, ты все стерпишь, так? — спросил Бланканалес.

— Что это значит? Подождите...

Торнтон все больше и больше нервничал. Он оттолкнул стул и встал во весь рост. Потом заговорил, размахивая руками.

— Прежде чем стать тем, кто я есть, мне пришлось долго барахтаться в дерьме. И я никогда не буду этого отрицать, разве что только перед судом. Я всю жизнь боролся, приятель. Мне всякого пришлось испытать. И не вы, дешевые адвокаты из гетто, придумали правила этой игры. Хотя, надо признать, вы в нее ловко играете. Ваше единственное преимущество заключается в том, что вы тверже и упрямее. Ну а теперь можете убираться. Я сыт по горло вашими махинациями.

— Ты хочешь, чтобы я сказал об этом в Нью-Йорке? — поинтересовался Бланканалес.

Миллиардер отошел от стола. Широко расставив ноги, сунув руки в карманы брюк, он испепеляющим взглядом посмотрел на человека, стоящего у окна. Затем медленно опустил глаза.

— Нет... — в его голосе уже не было прежней страсти. — Не думаю, чтобы это меня устраивало.

— Вот поэтому мы и пришли.

— Я выдержу удар, если вас беспокоит только это.

С самого начала беседы Шварц поднялся с кресла и прислонился к столу. Пока Торнтон был занят разговором с Бланканалесом, он успел разобрать телефонный аппарат и уже заканчивал установку «жучка».

— Но это еще не все, — сказал Бланканалес. — Мы давно готовили операцию. И вот теперь, когда Винтерс в могиле, возникает мысль...

— Не волнуйтесь, вы получите то, что вам нужно. С Винтерсом или без него. Но послушайте... э-э... Дикаволи? Послушайте, Дикаволи, речь идет не о краже грошового транзисторного приемника. Техника и снаряжение, которые вас интересуют, находятся под контролем отдела безопасности Министерства обороны. Вы отдаете себе отчет в том, какие трудности нам нужно преодолеть?

При этих словах Шварц посмотрел на Торнтона. Он завершил свою работу и подошел к беседующим, чтобы присоединиться к разговору.

— Он прав, Гарри. Это не транзистор из супермаркета.

Бланканалес тут же вступил в игру.

— Ну и что? — презрительно произнес он. — Приемник — он и есть приемник. К чему все усложнять?

Торнтон тяжелым взглядом смотрел на Шварца, пока тот давал пояснения своему коллеге.

— Можешь мне поверить, если стащить в армии длинноволновый передатчик, неприятностей не оберешься.

— Но мы же должны знать, — настаивал Бланканалес. — Ты добудешь нам технику или нет, Торнтон?

— Конечно, да! — воскликнул Торнтон. — Но длинноволновую радиостанцию так просто не стащишь...

— Он прав, Гарри, — примирительным тоном сказал Шварц.

Он пытался нащупать какой-то выход из тупика и в то же время установить контакт с встревоженным промышленником, который слишком долго ходил по краю дьявольской пропасти.

— Нет, Гарри, в супермаркете длинноволновый передатчик не купишь. Ведь это вещь, очень серьезная вещь. Сколько мегагерц, Макс? Шестьсот?

Торнтон кивнул. Он заинтересованно наблюдал за Шварцем, удивляясь тому, что сутенер из Тихуаны так хорошо разбирается в электронике.

Шварц продолжал объяснять Бланканалесу — Дикаволи, как действует передатчик.

— Представь себе, ты подаешь серию сигналов на частоте шестьсот мегагерц на длинноволновую параболическую антенну. Это то же самое, что луч света, только его не видно. Излучаемые импульсы невидимы, и никто, включая федеральную комиссию по связи, не может подключиться к твоей линии связи. Правильно, Макс?

Торнтон снова кивнул головой.

— Обнаружить невозможно, — подтвердил он.

— Значит, и аппаратуру добыть сложно, — продолжал Шварц. — Ты же не потребуешь у фирмы, выполняющей правительственный заказ, сделать для тебя нечто подобное. А если ты сам попробуешь произвести собственную систему, то тебе на голову, как тонна кирпичей, свалится федеральная комиссия по связи, я уж не говорю о ФБР. Вот что хочет сказать Макс: нужно набраться терпения и подождать, пока он не достанет необходимую аппаратуру, заключив фальшивые договоры с правительством. Верно, Макс?

— Да, — тихо ответил Торнтон. — Как и в прошлый раз.

— Ты смотри, а я не в курсе того, что было в прошлый раз, — с невинным видом заметил Бланканалес.

— Кто вы на самом деле? — чуть слышно спросил Торнтон.

— Мы приехали в Сан-Диего с одним приятелем, — уточнил Бланканалес уже без акцента.

— Кто?.. Какой приятель? — упавшим голосом спросил Торнтон.

— Болан, — объявил Шварц, следя за реакцией промышленника.

Максвелл Торнтон повернулся и нетвердым шагом подошел к столу. Он сел, не скупясь, налил себе виски, залпом выпил и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Ну что ж, тертому калачу вроде меня тонуть не впервой, — философски заметил он.

— Советую рассказать все, как есть, — посоветовал Бланканалес. — Может, еще выкрутишься.

— Да, Макс, ты действительно погряз в дерьме, — тихо сказал Шварц.

Президент концерна попал в ловушку, он отлично понимал это. Посмотрев на пустой стакан, он поднял глаза на «Гаджета» Шварца и горько заметил:

— Я родился в дерьме.

— Пришло время обтереться, — сказал Шварц. — Что ты на это скажешь?

— И будет полное искупление грехов?

— Таких гарантий мы дать не можем.

— Нет, конечно, — пробормотал Максвелл Торнтон. — Ну что ж, давайте сюда туалетную бумагу...