Осажденная Одесса

Жива и будет жить Россия

Весь Военной совет во главе с Жуковым выехал в части переднего края, чтобы проверить, все ли подготовлено к отходу и эвакуации.

Добрая половина войск и боевой техники были уже отправлены морем в Крым. В порту шла интенсивная погрузка тылового хозяйства.

Фронт уже напоминал тонкую нить. Стоило врагу разгадать наш замысел — и он хлынул бы на наши позиции.

Военный совет не сомневался, что внезапный отход 35 000 бойцов с боевой техникой, боеприпасами и снаряжением будет замечен врагом. И мы готовили войска к возможным помехам и попыткам противника сорвать эвакуацию. На этот случай у нас имелось более 30 000 активных штыков, артиллерия береговой обороны и кораблей, авиация Черноморского флота.

Настроение в частях прикрытия было боевое. На них можно было надеяться. Однако кое-где у бойцов проскальзывали опасения, что их оставят не только для прикрытия, но и совсем, так как корабли и транспорты ждать не будут и уйдут. Была кое у кого и боязнь, что при отходе частей с переднего края противник прорвется в город, займет порт и устроит бойню.

Военный совет потребовал от командиров, комиссаров и начальников политотделов дивизий усилить войска за счет частей, не принимающих участия в прикрытии отхода, коммунистами, бойцами, имеющими длительный боевой опыт, а также прибывшими после излечения из госпиталей.

Мы побывали на командных пунктах и огневых точках. Беседовали с бойцами и командирами. Чувствовалось большое напряжение, но в случае нажима врага все готовы были стоять на смерть.

Очень огорчало фронтовиков продолжавшееся отступление наших войск, оставление Орла, Брянска, Вязьмы, Мариуполя. Много разговоров вызвал предстоящий переход морем. Командиры и комиссары расспрашивали, как будем отходить, кто будет прикрывать, сильно ли качает.

Мы не утешали, но и не нагоняли излишнего страха.

Я долго беседовал с Осиповым. Его, как и меня, очень огорчал уход из Одессы. Но Яков Иванович понимал всю сложность крымской ситуации.

— Ничего, — сказал он на прощанье, — придет время и нам наступать… А что касается прикрытия — на нас можете положиться.

Своим появлением на передовой члены Военного совета внушили людям веру в планомерность отхода.

Ведь враг бросал листовки и через свою агентуру распространял провокационные слухи о бегстве командования, о беспорядках в порту. Командиры и политработники, передовые бойцы и коммунисты пресекали эти слухи, но самым лучшим средством против них оказалось наше появление.

Возвратившись с переднего края, Ф. Н. Воронин уехал в политотдел Приморской армии, я с Жуковым — в штаб базы.

Петров доложил, что все идет по плану, телефонная связь с командирами дивизий установлена. Противник продолжает артиллерийский и минометный обстрел, но пока не атакует.

Контр-адмирал Кулешов доложил, что материальная часть и имущество базы, предназначенные к эвакуации, в основном вывезены и погружены на транспорты. Бригады, созданные для демонтажа автомашин, закончили работу: моторы, покрышки и все, что можно снять, снято; кузова свезены в одно место для уничтожения. Имущество тыла базы почти все уже было отправлено, оставшаяся часть погружена на транспорты. Уничтожать было нечего, за исключением пустых складов. Последние 15 тонн продовольствия передали городу для раздачи населению — отвезли прямо в магазины, чтобы с утра выдать людям.

Мы собрались ехать в порт, но Жуков попросил меня заглянуть вместе к нему на квартиру. Он давно приглашал к себе, но все было не до того. За время обороны Гавриил Васильевич и сам ни разу не уходил ночевать домой, и мы вместе ночевали в небольшом особняке вблизи командного пункта. А теперь через 12 часов должны были покинуть Одессу.

Залп корабля

Поднимаясь по лестнице опустевшего дома, Жуков волновался. Он долго искал в карманах ключи, наконец нашел и отпер дверь. В глаза бросился стол, покрытый белой скатертью, на ней — слой пыли и ваза с поблекшими цветами. В буфете полно посуды.

В спальне — полуоткрытый шифоньер. На полках аккуратно сложено белье. По всему видно, что сборы уезжавшей семьи были спешными.

— Семья ничего с собой не брала? — спросил я.

— Только летние вещи.

— Ты будешь что-нибудь отправлять в Севастополь?

Он посмотрел на меня удивленно.

— Распорядись, — что нужно, погрузят. Время еще есть, — сказал я серьезно, зная, как дороги бывают иные вещи, особенно те, к которым привык за долгие годы.

— Город оставляю… Целый город… А ты о вещах.

По старинному русскому обычаю мы молча посидели перед дальней дорогой.

Я впервые заметил, что лицо у Жукова сильно осунулось, посерело, под глазами мешки. Он встал, медленно вышел и, не закрыв дверь, тяжело зашагал вниз по лестнице…

Проезд к порту был запружен. Всё медленно двигалось вперед.

— А ведь это еще не главные силы отходят, — с тревогой сказал Жуков.

Когда мы наконец прибыли в порт, нас поразило невероятное скопление войск, боевой техники, машин, людей, лошадей. Казалось, в этом хаосе никто не сможет ни разобраться, ни тем более навести порядок. Но это только казалось. Везде шла интенсивная погрузка боевой техники, тылового имущества, посадка вспомогательных и тыловых подразделений.

Командиры частей заранее знали, к каким причалам им двигаться, на какие транспорты грузиться. Коменданты и комиссары эвакуационных участков, причалов, пристаней делали свое дело.

Жуков отправился на крейсер, стоявший вблизи выхода из порта, а я должен был еще встретиться с начальником инженерных войск Приморской армии полковником Г. П. Кедринским, на которого после ухода в Севастополь генерала Хренова была возложена подготовка к подрыву всех намеченных к уничтожению объектов.

Я пошел на КП базы, где меня ожидал Кедринский. Он стал докладывать о том, какие объекты уже подорваны. У меня еще было много дел, а времени оставалось очень мало. Увидев, что Кедринский точно исполняет возложенную на него обязанность, я прервал его, сказав:

— Подробности доложите на крейсере.

— Товарищ дивизионный комиссар, — ответил, волнуясь, Кедринский, — прошу выслушать меня сейчас: я должен немедленно ехать на электростанцию…

И тут я понял причину его волнения. Обстановка была такова, что с электростанции, куда Кедринский считал своим долгом ехать, он мог не вернуться. Сознавая опасность, он не хотел допустить, чтобы Военный совет остался не осведомленным в том, как выполнены решения об уничтожении наиболее важных объектов.

Закончив доклад, Кедринский четко повернулся и отправился туда, куда его вел долг. Я молча смотрел ему вслед, думая: какой враг может одолеть таких людей?..

С наступлением темноты я поднялся по трапу крейсера «Червона Украина».

Не пошел в каюту: хотелось постоять у борта, посмотреть на город. Я никогда раньше здесь не был. Ничто, казалось бы, не связывало меня с Одессой, кроме этих двух с половиной месяцев войны. А душа словно оставалась здесь, в порту, в домах горящего города, в окопах, в садах и на полях, щедро политых кровью. Одесса горела, далеко-далеко распространялся огонь.

Артиллерийский гул, глухие взрывы доносились до крейсера со стороны города. А на море, по носу крейсера, вдали видны были огненные зарницы и вслед за ними слышны громовые раскаты — это корабли вели огонь, обеспечивая отход частей с переднего края.

У Жукова я застал Воронина.

Яркий свет каюты после коптилок и свечей, обычных на фронте, ослеплял. Иллюминаторы были задраены и зашторены.

— Как в порту? — спросил Гавриил Васильевич.

— В порту кромешная тьма. Электроэнергии нет. Электрокраны не работают. Крылов грузит орудия в разобранном виде. Грузят вручную, в темноте. Подрыв намеченных объектов идет по плану. Кедринский выехал на электростанцию…

В каюту зашел связной.

— В порту загорелись склады, — сказал он тревожным голосом.

Мы сразу поняли, какую допустили ошибку: пустые склады оставили без охраны, и кто-то из враждебных элементов, воспользовавшись нашей оплошностью, устроил иллюминацию во время налета вражеской авиации на порт.

К нашему счастью, ни транспорты, ни корабли не пострадали…

Жуков сообщил, что первый доклад Петрова — благоприятный.

— Читай! — Он протянул мне телефонограмму:

«Войска выполняют работу по плану. Большой затор на подходах к порту. Фронт спокоен. Петров».

— А вот и Николай Иванович доносит. — И Жуков передал вторую телефонограмму: «Выполнение плана продолжается. С теплохода «Грузия» снято 2000. Давления со стороны противника нет. Бомбили порт. Крылов».

Но вот вне всякой очереди пришла телефонограмма Петрова. Он доносил, что при отходе частей на участке 31-го полка 25-й дивизии и на участке 161-го полка 95-й дивизии противник пытался перейти в наступление в момент отхода наших частей; попытки отбиты. Потом, при встрече Иван Ефимович объяснил: запоздание с докладом получилось потому, что комдивы решили вначале отбить атаки, а потом донести.

Вскоре мы получили сообщение Кулешова, что управления, штабы и политотделы уже разместились на транспортах.

Эсминец «Шаумян» взял на буксир «Грузию» и в 19 часов вышел из гавани…

Когда нам сообщили, что в порт входят части переднего края и уже началась посадка, Жуков, Воронин и я поднялись на мостик крейсера. Там застали командира крейсера капитана 1 ранга Н. Е. Басистого: эти дни и ночи он не сходил с мостика.

Басистый сказал, что у причалов, освещенных пламенем горящих складов, в бинокль видны транспорты и прибывающие войска, остальные причалы скрыты темнотой.

Все мы думали об одном и том же: почему противник не мешает отходу наших частей? Не верит в свои силы? Считает отход перемещением, ловушкой? Накапливается на рубеже?..

Береговые батареи и 16-й зенитный дивизион должны были до последнего снаряда вести огонь, а потом подорвать материальную часть. Командующий эскадрой приказал крейсеру «Красный Кавказ» прекратить стрельбу по местам расположения противника, стоять на внешнем рейде и ждать арьергардные части, которые начали отход и будут прибывать в порт после часа ночи.

Крылов в 24 часа очередной телефонограммой донес: «Все идет по плану. Главные силы производят посадку. Арьергарды на подходе. Нажима со стороны противника нет. Осложнение в порту с погрузкой боевой техники в связи с выходом из строя всех кранов. Приказал орудия грузить разобранными. С приходом транспорта «Большевик» постараемся крейсер не перегружать. В порту несколько пожаров».

Эти доклады, поступавшие ежечасно, ожидались с большой тревогой, и только после слов: «Все идет по плану» — на душе становилось легче.

Первые барказы с бойцами арьергардных частей подошли к борту крейсера после двух часов.

— Наконец-то, — услышал я рядом вздох облегчения. Жуков от радостного волнения взял меня за плечо.

Прошло более 20 лет. А я все еще ясно вижу, как идут и идут вверх по трапу молчаливые люди, так нагруженные боезапасом, что приходится удивляться, как может человек с такой ношей передвигаться.

А они шли не один километр, да еще ночью. Часть бойцов несла, кроме своего личного оружия, пулеметы и коробки с пулеметными лентами.

Перед ними была поставлена задача — прикрыть отход главных сил в случае, если противник раскроет наш замысел и попытается сорвать отход. Они брали с собой столько боеприпасов, сколько можно унести: знали, что рассчитывать придется только на то количество патронов, которое при них.

Некоторые бойцы не могли уже подняться на трап и под тяжестью груза оседали. Краснофлотцы и старшины, не ожидая приказания, помогали им подняться, перегрузив на свои плечи их оружие и снаряжение.

«Вот они, неприметные, истинные герои, — думал я. — Пока они есть, жива и будет жить Россия».

Они просили пить. Пили кружками воду, вытирали пилотками и бескозырками горячие лица и с чувством исполненного долга устало улыбались, не думая ни о том, что было, ни о том, что будет.

В 2 часа 50 минут контр-адмирал Кулешов донес, что береговые и зенитные батареи, прикрывавшие отход арьергардных частей, взорваны. Те, кто подрывали их, были доставлены в порт на машинах, большая же часть личного состава батарей ушла на шлюпках к поджидавшим на рейде шхунам.

Мужественно вели себя в эту ночь командир дивизиона Сологуб и комиссар Ламаш. Они сумели в ночное время при большом накате организовать быструю посадку личного состава на шлюпки и доставку на шхуны. Моряки взяли с собой снаряжение, личное оружие, снятые с оставленных машин моторы, скаты, приборы — все, что можно было взять.

На батареях оставалась матчасть и небольшое количество боезапаса для подрыва. Добрынин, Кузьмин, Пилевский, Безруков, Курбатов, Коптюха — все коммунисты и комсомольцы — добровольно взялись выполнить опасное задание.

Шлюпки сделали несколько рейсов, и около 5 часов утра четыре шхуны с бойцами 181, 162 и 163-й батарей, выйдя в море, взяли курс на Севастополь и Евпаторию.

В 5 часов 10 минут сигнальщики доложили о выходе из гавани последнего транспорта. К борту крейсера подошел тральщик. Командир дивизиона тральщиков капитан-лейтенант Леут доложил контр-адмиралу Владимирскому, что в порту людей не осталось, кроме командира ОВРа капитана 2 ранга Давыдова, который закончит постановку мин и уйдет последним.

5.30 — снимаемся с якоря. Мы стоит с Жуковым на левом борту. Молчим. Смотрим на горящую Одессу.

Когда рассвело, увидели армаду транспортов, кораблей и шхун, растянувшуюся на несколько десятков миль.

В семь утра мы подошли к теплоходу «Грузия». Командир эсминца «Шаумян» доложил командующему эскадрой, что буксировать «Грузию» больше не может: все буксиры порваны.

Комиссар теплохода старший политрук Кобелецкий предложил капитану Нечаеву вести «Грузию» без буксира, управляя двумя неповрежденными машинами.

— Без руля управлять невозможно, — ответил Нечаев. — Корабль будет крутиться на одном месте.

Кобелецкий мобилизовал экипаж — и теплоход с пятью тысячами бойцов на борту продолжал путь в Севастополь.

В 10 часов 20 минут сигнальщики заметили самолет противника, идущий курсом норд. Это был первый вражеский торпедоносец.

Корабли охранения и транспорты открыли огонь. Истребители, не считаясь с тем, что могут попасть под огонь своих же орудий, устремились на торпедоносец и не дали ему прицельно сбросить свой зловещий груз.

Вместо торпедоносца-неудачника противник выслал 50 бомбардировщиков Ю-88 и Ю-87 под прикрытием истребителей. Атаки врага и на этот раз были отбиты нашими истребителями, прикрывавшими переход, огнем кораблей охраны и транспортов.

Только истребители сбили во время перехода 16 вражеских бомбардировщиков. Мы потеряли 8 самолетов.

Сколько тысяч пар глаз с благодарностью смотрело тогда в небо, наблюдая за действиями героев-летчиков!