Осенние детективные истории

Инна Бачинская Монах и дама

…Туманная и тихая лазурь

Над грустно сиротеющей землею,

И, как предчувствие сходящих бурь,

Порывистый, холодный ветреной порою…

Федор Тютчев. Осенний вечер

Конец сентября, а как жарко! Или нет, скорее тепло. Не изнуряющая жара, а нежное тепло, безветрие, горьковатый запах сухой травы и далекого дыма — дачники жгут картофельную ботву и всякий мусор, готовясь к зиме; а еще пахнет рекой, палыми листьями и грибами. До того приятно, что хочется сидеть на скамейке вечно, а то и прилечь и зажмуриться, а солнце будет гладить, гладить по лицу, шептать что-то…

Солнце гладит нежно и шепчет, голос негромкий, монотонный, слегка занудный и, главное, без передышки: бу-бу-бу! Неужели солнце? Монах открыл глаза. Оказалось, он не один. Рядом с ним на скамейке женщина — уселась рядом, а он и не заметил, задремал. Она рассказывает что-то, всплескивает сухими ручками с красными ногтями, качает укоризненно головой, удивляется и как будто жалуется. Маленькая, похожая на куклу: синее платье в белый цветочек, у ворота старорежимная брошка с блестящими камешками, белая соломенная шляпка с фиалками, остроносые туфли с пряжками. Из-под шляпки — седые локоны. Веки синие, губы розовые, накрашены слегка неровно. Увидев, что Монах открыл глаза, она сказала виновато:

— Вы спите, спите! Извините, не хотела вас будить, это я про себя, мысли вслух. Когда выговоришься, сразу легче, все расставлено по полочкам, все сразу ясно. Привычка такая. Да и не с кем поговорить, уже десять лет одна — как умер Саша. Это мой муж. Приходит время, и вы становитесь единственным своим собеседником, молодой человек. — Она помолчала. — А погода — просто загляденье! — переключилась женщина. — Не припомню такой осени. Летняя жара! Правда, уже желтые листья… — Она вздохнула. — Просто невероятно! Как в одной старой песне… «скоро осень, за окнами август». Только сейчас сентябрь, а не август. Может, зимы и вовсе не будет, полгода осень и полгода лето, а между ними короткая весна. Субтропики наступят. Заметили, лет пятьдесят назад абрикосы и арбузы у нас не вызревали, а теперь на любом огороде и в любом саду? Хотя вы еще молоды, вас тогда еще и на свете не было. Вы, должно быть, священник из нашего храма? Смотрю, много молодых. Часто сижу здесь, вижу. Отсюда Спас виден. Не хотела тревожить вас, отдыхайте.

Монах не стал спорить и рассказывать, что он не служитель культа, а просто из себя крупный, а борода — потому что путешественник. Вся жизнь в странствиях, бриться негде, вот и привык с бородой. Так привык, что вряд ли уже помнит, каково оно без бороды, да и не узнает себя безбородого, поди. Хотя, похоже, странствия в его жизни закончились. Около года назад Монах попал под машину, в итоге сломанная нога и костыль. Ну не совсем костыль, а трость скорее. Или даже не трость, а палка — трость звучит как-то игриво, тоже мне, денди лондонский. Красивая, солидная палка, с серебряной головой собаки, подарок друга-журналиста, Леши Добродеева из «Вечерней лошади», он же Лео Глюк. А кто такой Монах, возможно, спросит читатель. Монахов Олег Христофорович, доктор физико-математических наук, философ и психолог, просим любить и жаловать. Похож на батюшку, старушки часто путают и крестятся. Как было упомянуто выше, путешественник. Хобби такое. Глоубтроттер. Шагальщик по шарику. Было, было… да сплыло. Эх!

Некоторое время они сидели молча. Было жарко и очень тихо. Старый парк был пуст; сверкала на солнце река, попискивала в ветках какая-то пичуга, и едва слышно доносился городской гомон. Их было двое на весь парк. Монах — громадный, внушительный, в любимой голубой джинсовой рубашке, широченных белых штанах и в китайских тапочках с вышитыми на носках желтыми драконами; с бородой, с длинными буйными патлами, стянутыми аптечной резинкой. И старушка в синем платье в белый горошек. Монах присмотрелся: кружевной воротничок, брошка с блестящими камешками у ворота, на шляпке фиалки, седые локоны — не старушка, а дама. Дама в известном возрасте. Навскидку, лет семьдесят-восемьдесят. И пряжки на туфлях, и сумочка с золотой застежкой. Э-э-э… ридикюль называется. Надо же, всплыло из глубин памяти!

— Все забывать стала, — сказала дама. — Доктор Василий Петрович выписал таблетки для памяти, но я забываю принять.

— Как вас зовут? — спросил Монах.

— Клара Филипповна.

— Очень приятно. Меня зовут Олег Монахов. Жалуемся на память, Клара Филипповна? У меня тоже случаются провалы, не беда. Как и у всякого мыслящего человека с кругозором. Попьете таблеток, а еще лучше травки, есть такие, вот, например…

— Василий Петрович, наш доктор, сказал, травки уже не помогут. Болезнь такая, когда человек все забывает.

— Склероз?

Она покачала головой:

— Нет, не склероз. Еще другая есть, когда забываешь буквально все, перестаешь узнавать людей и… — Она запнулась.

— Альцгеймер?

Она вскрикнула и замахала руками:

— Нет, слава богу! Что-то другое, но тоже серьезное. Но лично мне кажется, я все помню. — Она пожала плечами. — Но вот сны беспокоят… даже не знаю. Никогда ничего не снилось, а тут вдруг как посыпалось. Например, две недели назад просыпаюсь ночью, а рядом со мной лежит неизвестный человек. Саша умер десять лет назад, я живу одна, никого больше нет, а тут вдруг какой-то человек!

Она смотрела на Монаха выгоревшими голубыми глазами, словно спрашивала: «Ты мне веришь?»

— Неизвестный человек? Мужчина или женщина? — заинтересовался Монах.

Дама отвела взгляд, задумалась. Сказала после паузы:

— Знаете, я как-то даже не подумала… Понятия не имею, темно было. Волосы торчат, лицо белое, не шевелится… Со двора свет фонаря падает, но очень слабый, я гардины на ночь задергиваю. Я как закричу и вон из спальни! Звоню Василию Петровичу — он наверху живет, — разбудила, он ничего понять не может, а я кричу: доктор, пожалуйста, спуститесь, у меня воры в доме! Потом уже подумала: если вор, то почему же он улегся в кровать? Чувствую, сердце выскакивает, жду, что он выбежит из спальни и бросится. Забилась в гостиной за диван, прислушиваюсь, дышать боюсь. Тут звонок! Доктор! Прибежал через пять минут, в халате и тапочках, в руках саквояжик — он всегда с ним ходит, — где, спрашивает, воры? В спальне, говорю. Сидите тут, говорит, я сам. Я ему вслед: осторожнее, может, он вооружен! Возвращается, говорит, померещилось вам, Клара Филипповна, никого там нет. Дурной сон. Как нет? Как же нет, если я видела… как вот вас! Пошли мы вместе еще раз. Люстра горит, я еще и торшер включила — иллюминация! Доктор под кровать заглянул — никого! Заглянул за гардину — тоже никого. Говорит, завтра я вам таблеточки принесу, а пока валокординчику или липовый чаек с медом и спать до утра без всяких сновидений. Много телевизор смотрите, говорит, битвы экстрасенсов, детективы. Смотрите ведь? Детективы, говорю, смотрю, да, люблю, а экстрасенсам ни на грош не верю. Я материалистка. А вы музыку слушайте и гуляйте побольше, сказал и ушел. А я опять пошла в спальню, всю до уголочка проверила, думаю, что ж я, совсем головой тронулась? Вот тут же он лежал…

— Он? — уточнил Монах.

Клара Филипповна задумалась.

— Пожалуй, он, — сказала после паузы. — Или все-таки она. Пока вы не спросили, я даже не подумала. Я редко хожу в церковь, ну там на Пасху свечку за Сашу поставить — соседка говорит, надо, — а теперь задумалась: может быть, согрешила невольно, обидела кого-нибудь… и это вроде кары. Всякие мысли… Как вы думаете? Сходила в Спас, свечку поставила за упокой, может, это мой Саша приходил. Хотя не похож, у Саши волос не было, он облысел после пятидесяти, я еще смеялась, что он как шар в кегельбане… мы однажды ходили. Да и не верю я в эти вещи…

— Это был сон, Клара Филипповна, — внушительно пророкотал Монах. — Прав ваш доктор. Больше ничего интересного не снилось?

— Бог миловал, — дама улыбнулась. — А вот в окно заглядывали…

— В окно? Кто?

— Я его не рассмотрела, дело ночью было. Увидела только, как зубы скалил и головой качал.

— А на каком этаже вы живете?

— На втором, в том-то и дело. Может, тот самый, который в кровати лежал?

Она смотрела на него бесхитростно своими бледно-голубыми глазами, а Монах впервые в жизни затруднился с ответом и подумал: ну вот, все стало на свои места. Детективы, сны и глюки. И в пришельцев, должно быть, верит. Плюс одиночество. А главное — возраст, господа. Возраст. Слабость, давление, бессмысленность существования, опять же сериалы, непонятная жизнь вокруг, очень среднего качества продукты… как-то так.

— В кровати никого не было, Клара Филипповна. Возможно, сон. Да и за окном… — Он пропустил бороду через пятерню и спросил: — У вас есть подруги?

— Подруги? — Она, кажется, удивилась. — Есть. Леночка Яхно, историю у нас в школе читала. Я учительница химии, тридцать лет в школе проработала. Мы иногда ходим в кафе, вспоминаем коллег, учеников, кто кем стал. Тот депутат, тот бизнесмен, а тот уехал. А некоторых уже нет. Хорошие ребята были. Знаете, время так быстро летит… — Она вздохнула. — Мы с Леночкой пьем кофе и гуляем в парке. Не часто, правда. У Леночки муж болеет, она боится оставлять его одного. Я понимаю, возраст… Вот вы, наверное, думаете, совсем спятила старуха! Да я и сама себе не верю… Но ведь я его видела совершенно отчетливо!

— А хобби у вас есть, Клара Филипповна?

— Хобби?

— Ну там вышивать бисером, клеить журавликов, рисовать? За птичками наблюдать. У нас в городе есть всякие кружки, даже компьютерные, для… — Монах хотел сказать «для пожилых», но постеснялся. — Для разного возраста. Не думали?

Она покачала головой и сказала:

— Я к рукоделию не способна. Бабушка когда-то называла меня лентяйкой, говорила, трудно в жизни будет. Я много читаю, у нас большая библиотека. Перечитываю классику. Правда, зрение уже не то. У меня есть кошка Эмма, старенькая уже, вредная стала…

— Кошка — это хорошо. Хотите кофе? — вдруг спросил Монах. — Или пива? Тут рядом есть киоск.

— Пива? — изумилась Клара Филипповна. — А вам можно?

— В смысле? — не понял Монах.

— Ну… вы же служитель культа…

— А! Можно. Клара Филипповна, я не служитель культа, я математик, ваш коллега.

— Так вы не священник? — удивилась старая дама.

— Нет, это только имидж, причем ненамеренный. — Он поднялся, опираясь на палку. — Так как насчет кофе или пива, согласны?

— Даже не знаю, Олег… Кофе мне нельзя, давление.

— Значит, пивко. Пошли. — Он протянул ей руку. Она, поколебавшись, протянула свою…

— А что у вас с ногой? — спросила Клара Филипповна, когда они уселись за столик в углу и Монах заказал по пол-литра светлого.

— Авария. Дешево отделался, как убеждает мой друг Леша Добродеев…

— Журналист? — ахнула Клара Филипповна. — Из «Вечерней лошади»?

— Он самый. Читаете?

— Конечно! Про убийства, про пещеры с монахами, про путешествия. Мы с Леночкой очень его любим.

Монах кивнул, с трудом удержавшись от саркастического замечания насчет того, что все дамы в известном возрасте обожают Лешу Добродеева, верят его беспардонному вранью и даже пишут ему письма. Как философ и психолог он понимал, что человеку, а особенно дамам, нужен кумир, светоч и предмет для обожания, и Леша идеально подходит на эту роль.

Тут им принесли пиво. Монах с удовольствием приник к кружке. Клара Филипповна неуверенно отпила и обтерла губы носовым платочком.

Монах допил, выдохнул с удовольствием и спросил:

— Как, Клара Филипповна?

— Мой Саша любил пиво. Покупал себе светлое, а мне бархатное, темное. У нас дача была у реки, соседи заглядывали на огонек, кто с чем, и разговаривали под пиво. Давно это было. И дачи уже давно нет…

— Может, вам темное принести?

— Ну что вы! — Клара Филипповна замахала руками. — Это тоже хорошее. Я понемножку, а то захмелею. Спасибо, Олег, я сама никогда бы не заказала, да и вообще не пошла бы сюда. Позвоню Леночке, расскажу, что пила пиво в парке с молодым человеком! — Она рассмеялась, и Монах подумал, что она уже слегка на рауше — много ли ей нужно! — То-то она удивится!

— А я, пожалуй, добавлю, — решил Монах, помахав официантке.

— А где вы работаете, Олег? В школе?

— Когда-то работал в институте, а сейчас у нас с другом небольшая фабрика травяных настоек и чаев. «Зеленый лист», не слышали?

— Так вы бизнесмен? — воскликнула Клара Филипповна. — Ой, как интересно! Про фабрику не слышала, к сожалению. А где можно купить ваш чай?

— Бизнесмен — громко сказано. У нас магазинчик при фабрике, там всего много. Еще полки в некоторых супермаркетах. Я с удовольствием презентую вам наши лучшие образцы, — пообещал Монах. — Чай с шиповником и мятой, мой любимый.

— Правда? Спасибо! С удовольствием приму. Угощу Леночку.

Они болтали о всякой ерунде — Монах рассказывал байки о жизни и необыкновенных приключениях журналиста Леши Добродеева и обещал познакомить их. Не забыл и про свои путешествия, которые, к сожалению, прекратились, потому что на него наехал какой-то козел с купленными правами…

Они понравились друг другу. Клара Филипповна раскраснелась, заговорила оживленно и громко, охотно смеялась; она допила пиво и вовсе захмелела.

Монах, чувствуя себя ответственным, повел даму домой через парк, придерживая под локоть и чувствуя ее невесомость. Приноравливал свой шаг к ее мелким шажкам. Вокруг было тихо, пусто, умиротворенно, как в храме…

Она проживала в старом доме с кариатидами, на втором этаже. Монах подумал, что муж Саша, видимо, занимал важный пост, простым смертным такие дома не по зубам. У подъезда стоял белый «Лексус», капот был поднят, из-под него торчал чей-то зад, обтянутый джинсами. Они подошли. Мужчина, вынырнув из-под капота, смотрел, как они подходят. Был это солидный господин лет пятидесяти, и имелась на нем какая-то особая печать, выдававшая медицинского работника. То ли серьезность, то ли пытливый взгляд, то ли аккуратные ногти и ухоженные руки — все это бросилось в глаза Монаху. Он не ошибся, это оказался сосед Клары Филипповны, доктор Василий Петрович.

Она представила их друг другу. Доктор окинул внимательным взглядом внушительную фигуру Монаха, перевел взгляд на Клару Филипповну. Она радостно улыбалась, шляпка сползла набок, локоны слегка развились, и на щечках рдел румянец.

— Вон мои окна. — Клара Филипповна задрала голову и показала рукой. — Заходите, Олег, я вас чаем угощу. Правда, у меня обыкновенный. Зато есть ванильные сухарики. Квартира шестнадцать.

— В другой раз, Клара Филипповна, сейчас вам нужно отдохнуть. А через пару дней забегу, принесу чай.

Они наблюдали, как Клара Филипповна набирает код. Монах придержал тяжелую дверь, и она, помахав ручкой, исчезла в темном подъезде.

Мужчины посмотрели друг на друга. Доктор сказал:

— Клара Филипповна — моя старинная знакомая и пациентка, мы все здесь как одна семья. Квартир немного, живем тут давно, все на виду…

Он не закончил фразу, но Монах понял, что он хотел сказать: «А вы кто? Что вам нужно? Мы тут чужаков не любим».

— Василий Петрович, я позволил себе проводить Клару Филипповну домой по ее просьбе. Поверьте, я хоть и чужак, но не злодей. — Монах, улыбаясь, смотрел на бдительного доктора. Включил обаяние — такой большой, надежный, с бородой, в китайских тапочках.

— Вы, случайно, не риелтор? А то у нас тут все время шляются желающие хапнуть квартирку в центре. Золотые горы сулят.

— Нет, я не риелтор. Дом у вас действительно красивый. Клара Филипповна отзывается о вас очень хорошо: «Всегда, говорит, Василий Петрович поможет, померит давление, выпишет лекарство». Как я понял, она живет одна? Не считая кошки Эммы…

— Кошка Эмма скончалась полгода назад, — сказал доктор после паузы. — От старости. Так что нет никакой кошки. Она вам, должно быть, и про человека в спальне рассказала, и про того, что заглядывал в окно, и всякие другие истории…

Они посмотрели на окна Клары Филипповны.

— Вы хотите сказать… — начал Монах.

— Клара Филипповна — милейшая женщина. Но есть проблемы. Ее мать не узнавала людей, не могла найти дорогу домой и последние десять лет своей жизни провела в лечебнице. Мне покойный Александр Ильич рассказывал, ее муж. Чудес не бывает, уважаемый. Галлюцинации, пугающие звуки, ночные страхи — это вам не пустяки. Пока я здесь, делаю что могу. Но мы с женой через пару недель уезжаем, меня пригласили на работу в Хорватию, предложили должность директора клиники. И мне не все равно, что с ней тогда будет. Сейчас пытаюсь найти опытную медсестру для присмотра. Самое паршивое, что эта штука быстро прогрессирует.

— Что с ней?

Доктор пожал плечами.

— Не хочу говорить, не уверен. Надо бы понаблюдать, сделать тесты. Я предлагал, но она ни в какую. Все, говорит, в порядке, это просто сон. Неделю назад забыла выключить газ, чайник распаялся. Хорошо, соседка зашла проведать. А то было — рукав халата загорелся…

Они помолчали. Монах стал прощаться. Он шел к арке, а доктор смотрел ему вслед — Монах чувствовал у себя между лопаток его взгляд.

— …Я познакомился в парке с женщиной, — сообщил Монах своему другу Добродееву, забежавшему вечером на огонек и принесшему пива.

— С женщиной? В парке?

— С женщиной, в парке. Она твоя горячая поклонница, между прочим. Очень, говорит, замечательный журналист. Я обещал вас познакомить.

— Красивая?

— Для ее возраста ничего.

— Для ее возраста? А сколько ей?

— Не то семьдесят, не то восемьдесят.

— Сколько?! Восемьдесят? — Добродеев поперхнулся пивом.

— Лео, что за манера повторять! Да, она немолода, но вполне в форме. Только видит ночные кошмары и забывает выключить газ.

— С головой проблемы? Я тоже забываю выключить газ.

Монах пожал плечами:

— Похоже на то. Рассказала, что у нее есть кошка Эмма, а доктор говорит, что она умерла полгода назад.

— Какой доктор?

— Я проводил ее домой… на всякий случай. Мы выпили пива, и она слегка… — Монах пощелкал пальцами, — поплыла. Во дворе встретили доктора, который заподозрил меня в том, что я хочу отжать у нее квартиру. Она живет в доме с атлантами, на площади.

— Знаю! Исторический центр, дому почти сто пятьдесят лет. Помню, как-то…

— Лео, если ты о привидениях в подвале, то не надо, я в них не верю.

— Ну и зря! Давно предлагаю отвести тебя в Антониевы пещеры пообщаться с привидением. Ты же волхв, неужели не интересно? В волхвов ты веришь, а в привидения нет. Где логика?

— Волхв — из плоти и крови, это философ и психолог, постигший человеческую природу, а привидений не бывает. Ты меня уже достал своими привидениями! Клара Филипповна тоже видит в кровати и за окном посторонних мужчин…

— В смысле?

— В самом прямом. Просыпается она как-то ночью, а рядом на подушке голова, причем с волосами, а покойный супруг был лысый.

— При чем здесь покойный супруг?

— Как оказалось, ни при чем. Говорю же, он был лысый.

— А что дальше? — спросил озадаченный Добродеев.

— Она позвонила доктору — он у них в доме за «Скорую помощь», — тот прибежал, а голова пропала. А потом кто-то заглядывал в окно и скалился.

— На каком этаже она живет?

— На втором.

— Как это на втором? Твоя подруга что, ку-ку? С диагнозом? И кошки нет?

С минуту они смотрели друг на друга. Монах сказал:

— Знаешь, Лео, у нее никого нет. Одна только подружка Леночка, тоже учительница в прошлом…

— Она учительница?

— Да, химии. В школе работала. Наверное, это страшно, Лео. Одиночество, возраст… А теперь еще и голова подводит. Доктор сказал, ищет приличную женщину для пригляда…

— А я тебе давно говорю: надо жениться, заводить детей, хватит валяться на диване! А то когда-нибудь увидишь мужика в кровати.

Монах фыркнул. Некоторое время они молча пили пиво.

— А нельзя ее в лечебницу? — наконец спросил Леша.

Монах пожал плечами:

— С какого перепугу? Ну видит мужика в постели или за окном, и что? Или кошку… У каждого свои бзики, Лео. Безобидная старая дама, любит смотреть детективы, никого не трогает. Твои статьи читает, что тоже сказывается… — Монах постучал себя пальцем по лбу. — За что ее?

— А вдруг сиганет с балкона? Захочет птичку достать? Или, ты думаешь, доктор присмотрит?

Монах снова пожал плечами и ответил не сразу:

— Доктор через пару недель уезжает за границу. Думаю, навсегда. Обещал найти сиделку.

— А кому достанется ее квартира? — спросил вдруг Добродеев.

— Если она сиганет за птичкой? Государству, должно быть. А может, есть наследники.

— Надо узнать кто.

— Лео, о чем ты? Хочется поиграть в детектива?

— А то ты не знаешь, как изводят стариков, чтобы захапать квартиру? — закричал Добродеев. — Не читал? Не смотрел по ящику?

— Твои репортажи? Лео, не смеши меня, ты же их сам и выдумываешь. Мне ее жалко, я обещал принести чай из шиповника и мяты. Там соседи знаешь какие бдительные? А доктор прямо цербер, никто ее в обиду не даст. Можем навестить вдвоем, она будет рада. Не против?

— Можно, — сказал Добродеев. — Заодно спросим про наследников. Чует мое сердце, что-то здесь нечисто.

— А с привидением монаха чисто?

— Монах из пещер беден как церковная мышь, а здесь квартира в элитном районе.

Возразить было нечего, и Монах кивнул, соглашаясь…

…Спустя пару дней Монах с красивой фирменной торбой в цветочек с надписью «Зеленый лист» отправился в гости к Кларе Филипповне. Он подошел к подъезду, у которого стояли две пожилые женщины с хозяйственными сумками — одна низенькая и толстая, в коралловых бусах и с кудряшками, другая — высокая и тощая, в белых джинсах и тунике до колен, стриженная под мальчика, — и поздоровался. Обе вразнобой ответили и уставились настороженно.

— Я к Кларе Филипповне! — Монах улыбнулся, огладил бороду и включил обаяние. — Принес заказ. — Он потряс сумкой.

— К Кларе? Какой заказ? — спросила тощая в белых джинсах.

— Травяные и фруктовые чаи от «Зеленого листа», благотворно влияют на нервную систему. Очень рекомендую. Спишь как младенец.

Женщины переглянулись.

— Она что, вам тоже рассказала? — спросила низенькая в бусах.

— Рассказала? — переспросил Монах нарочито удивленно, мысленно поздравляя себя с прекрасным началом допроса.

Они снова переглянулись.

— Ну как же… — сказала низенькая. — Про привидения!

— Она видела мужчину у себя в кровати, — поддержала тощая. — И еще один стучал в окно! — Она многозначительно кивнула на окна Клары Филипповны. — А у нее, между прочим, второй этаж.

— Говорит, каждую ночь кто-то ходит по квартире, — добавила низенькая. — И музыка страшная!

— Страшная? — спросил Монах. — Это какая же?

— Как на похоронах! Траурный марш.

— А еще говорит, видела машину под окнами — бандюки грабили магазин! Взламывали дверь как раз. Она хотела позвонить в полицию, потом смотрит, а там никого. Привиделось ей. Беда прямо. — Низенькая покачала головой.

— Доктор Василий Петрович говорит, надо бы проверить в больнице, анализы всякие, но Клара ни в какую. Она хорошая женщина, мой сын у нее учился. Старость не радость, как говорят. Голова уже не та, и здоровье барахлит. Особенно в последнее время…

— Слава богу, Василий Петрович как раз над ней живет, все слышит, всегда прибежит, если что. Не поверите, дом старый, а слышимость, как будто все рядом. Слава богу, люди у нас спокойные, никаких скандалов и драк.

— А еще, — вмешалась тощая, — недавно чуть дом не спалила! Не дай бог! И ключи два раза теряла за последний месяц.

— Мы делаем что можем, стараемся помочь, купить продукты, но она отказывается, говорит, спасибо, могу сама, не нужно. Мы тут спокон веков живем, все как одна семья. Зина из пятой считает, что надо поговорить с ней, пусть проверится и пройдет курс лечения. Можно в частной клинике, где врачи получше, деньги у нее есть. Василий Петрович подскажет, пока не уехал.

— А куда он уезжает? — разумеется, тут же спросил Монах.

— За границу, Светочке нужно море и солнце. Она почти не выходит, позвоночник больной после аварии…

Они сердечно распрощались, и Монах шагнул в прохладу подъезда.

Он позвонил в квартиру номер шестнадцать и приятно улыбнулся, глядя в глазок, уверенный, что его оттуда разглядывают, но за дверью было тихо. Монах приложил ухо и ничего не услышал. Он позвонил еще раз — с тем же результатом. Постояв на лестничной площадке, Монах решительно поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру доктора Василия Петровича. Он услышал легкий шелест за дверью и громко сказал:

— Извините, ради бога, я вашей соседке снизу, Кларе Филипповне, принес заказ, а ее нет. Можно оставить у вас? Это травяные чаи, помогают восстановить память и сон.

Он замер в ожидании. За дверью тоже молчали. Ему казалось, он слышит чье-то дыхание.

— Пожалуйста! — повторил Монах. — Я обещал доставить, а завтра уезжаю на несколько дней, неудобно получится.

Он снял темные очки и заулыбался так широко, что заныли скулы. Запустил сумасшедший шарм, как любит говорить Леша Добродеев. Он так и рекомендует его новым знакомым, типа с юмором: волхв с сумасшедшим шармом.

Загремели звонки; дверь приоткрылась на длину цепочки, и он увидел тонкую женщину со светлыми волосами, в белом свитере и слаксах.

— Спасибо! Вы меня очень выручили. Вот, возьмите! — Он протянул в проем торбу. — И еще одно: пить нужно по строгой схеме. Я думал рассказать лично, но, к сожалению, мы не встретились. Нуда ладно, Василий Петрович разберется.

— Вы знаете мужа? — настороженно спросила женщина.

— Знаю! Познакомились пару дней назад. Кларе Филипповне это должно помочь, чтобы больше никаких посторонних мужчин в спальне. — Он добродушно рассмеялся.

Женщина кивнула и сняла цепочку. Она стояла перед ним, опираясь на костыль. Жена доктора окинула его взглядом, задержалась на палке с собачьей головой. Монах пожал плечами и улыбнулся, словно говоря: «мы с тобой одной крови». Он все еще протягивал ей торбу. Она наконец взяла и заглянула внутрь. Подняла на него взгляд и сказала:

— Проходите! Запишете свою схему.

Он пошел вслед за ней. Она шла неровно, опираясь на костыль; привела его в гостиную, пригласила сесть, махнув рукой на кожаный диван с десятком разнокалиберных ковровых подушек. Монах сел, вытащил из кармана шариковую ручку и попросил листок бумаги. Она вышла из комнаты, и он осмотрелся. Красивая светлая мебель, рыжее пианино, на полу неяркий тканный вручную непальский коврик. Монах видел такие во время своих путешествий. Пара картин: копия рериховских синих гор и цветущий сад. Светло, солнечно, сквознячок шевелит легкую сетчатую гардину. И женщина приятная.

Она вернулась с листком бумаги, протянула его Монаху и опустилась в кресло, поставив рядом костыль. Монах подумал, что его палка должна вызывать доверие, они как члены одного клуба. Он принялся писать, хмуря брови и сочиняя на ходу, бормоча про себя что-то вроде: «так, это два раза, утром и днем, можно добавить мед, должно быть горячим, это на ночь…»

— Вот так, — наконец сказал он, откладывая листок с инструкциями. — Весьма обязан за помощь. Между прочим, у нас есть травяные сборы с Алтая, снимают мускульные напряжения и даже боль.

— У вас? — с нажимом спросила женщина, внимательно его рассматривая.

— У нас. Я представляю предприятие «Зеленый лист», мы производим чаи, сборы, бальзамы. В интернете есть подробная информация. Я оставлю вам рекламную листовку. Кстати, меня зовут Олег Монахов, генеральный директор и совладелец.

— Светлана, — сказала женщина. — Очень приятно.

Они смотрели друг на дружку, и Монах понимал, что нужно прощаться, но медлил. Она интересовала его все больше. Тонкая, со светлыми волосами и каким-то неуверенным выражением лица, как у человека, который испытывает боль или тревогу. Монах смотрел ей в глаза, оглаживал бороду — держал паузу.

— А вы давно знаете Клару Филипповну? — спросил она, и Монах почувствовал облегчение.

— Мы недавно познакомились в парке, разговорились, а потом пошли пить пиво.

— Пиво? — изумилась женщина. — Клара Филипповна пила с вами пиво?

— Пила. Причем с удовольствием. После всех страхов ей нужно было расслабиться.

— Она вам все рассказала?

Монах кивнул и улыбнулся снисходительно, давая понять, как относится к историям Клары Филипповны.

— Мы очень за нее беспокоимся, муж все время ее навещает, успокаивает. Приносит лекарство. Бежит по первому зову, даже ночью. Я ему давно говорю: ей нельзя одной дома, нужно в больницу. Она чуть пожар не учинила и ничего не помнит. Эти все ее россказни… — Она махнула рукой.

— Это, наконец, опасно, — поддакнул Монах.

— А я о чем! — воскликнула женщина. — Ну ничего, Вася уже договорился в Синевке, там лечебница, где их держат. Вопрос всего двух-трех дней.

— А вы ее хорошо знаете?

— Совсем не знаю! — вырвалось у нее. — В смысле, очень мало. Я все время дома… — Она кивнула на костыль.

— Это результат аварии?

— Да. С тех пор… вот. Мы скоро уедем отсюда. Вася уверен, что у моря мне станет легче. Море, солнце, покой, наконец…

— Море — это хорошо. А еще наши чаи. — он улыбнулся, давая понять, что шутит. — Я когда-то практиковал как экстрасенс, было дело…

— Вы? — недоверчиво воскликнула женщина. — Я им не верю!

— И совершенно напрасно. Целители исцеляют не только руками, но и словом. У меня хорошая аура, я могу по биению пульса, например, предсказать развитие недуга. Даже линии ладони могут сказать многое. Легче всего оттолкнуть то, что не знаешь, шарлатанство, мол, дуреж народа. Аристотель, например, верил в магию руки и хиромантию, в античном мире она играла важную роль. Сейчас вспомню, что он говорил, минуточку… — Монах закрыл глаза и вцепился пальцами в бороду. Прошла минута, другая… Вдруг он открыл глаза, уставился на женщину и медленно и размеренно, словно читал и переводил одновременно невидимый текст, произнес: — Внутренняя часть кисти руки называется ладонью, она рассечена мелкими и крупными линиями. У долгожителя одна или две линии пересекают ладонь поперек, у недолгожителя ладонь пересекают две короткие линии. — Он засмеялся добродушно и сказал обычным тоном: — Ну еще всякие нюансы. А хотите эксперимент?

— Какой? — она удивилась.

— Дайте руку! Правую!

Женщина вспыхнула, помедлила и протянула ему руку. Монах взял ее в свои большие теплые ладони и, нахмурившись, стал всматриваться. Она затаила дыхание.

— У вас хорошая линия жизни, но были потрясения, какое-то время назад… лет десять примерно?

Она кивнула и облизала губы.

— Вы до сих пор не пришли в себя, боитесь чего-то, вам снятся сны, которых вы не помните, остается только чувство тревоги и страха…

Она смотрела на него завороженно.

— Вас раздражают чужие люди, к вам перестали ходить… вы стесняетесь своего состояния? Напрасно, люди, как правило, сочувствуют, их неприязнь часто лишь в нашем воображении. Почему вы их боитесь? Вы же их боитесь, правда?

Монах с многозначительным видом нес всякую ерунду, прекрасно зная, как воздействовать на «точки» восприятия, долбя одно и то же каждый раз другими словами, внушая и заставляя верить, что ему открыто нечто сокровенное в сознании реципиента, о чем тот сам не подозревает. Ему хотелось познакомиться с ней поближе и вызвать доверие. Зачем? Он затруднился бы с ответом — возможно, из-за желания понравиться и произвести впечатление. Леша Добродеев действует именно из таких побуждений. Он видел ее реакцию, то, как она слушала, подавшись к нему… не слушала, а внимала, приоткрыв рот, боясь упустить хоть слово… Соскучилась по людям, понял он, живет как в тюрьме, и ей хочется немного перца и маленького чуда. Недолго думая он брякнул без всякой задней мысли, скользя в русле уже сказанного, стремясь разговорить ее:

— Особенно вам докучает Клара Филипповна, правда? Вас нервируют ее звонки по ночам, попытки нанести визит, назойливые вопросы… Когда она была у вас в последний раз?

Женщина пожала плечами и снова облизала губы.

— Мы никого не принимаем, муж так всем и сказал. Вы не подумайте, мы живем здесь больше двадцати лет, они хорошие люди, все время передают мне что-то, то шоколадку, то фрукты, но мне в последнее время хуже, я пью очень много сильных препаратов, почти все время сплю. Вася не хочет, чтобы меня беспокоили…

— Понимаю. Клара Филипповна благодарна вашему мужу и старается помочь. Я мало ее знаю, но она, может быть… — Он запнулся, с улыбкой глядя на женщину.

— Она настырная! Так и лезет! Вася ей прямо сказал: нельзя, а она каждый день по полчаса звонит в дверь, кричит, что принесла печенье. Раньше приходила, сидела по три часа, несла что попало. Вася до сих пор вспоминает. Точно что-то с головой… и все эти видения, кошмары! Вася ее жалеет, и все соседи тоже, но боятся, что она что-нибудь с собой сделает или пожар устроит.

Наступила пауза. Монах все еще держал ее руку в своей. Оба вздрогнули, когда раздался звук открываемой двери. Женщина выдернула у Монаха руку и воскликнула:

— Вася пришел! Васенька, мы в гостиной!

Монах услышал стремительные шаги, и доктор Василий Петрович появился на пороге, уставившись на них. Монах привстал и поздоровался. Доктор сдержанно ответил. Женщина виновато сказала:

— Васенька, тут принесли чай для Клары, а ее нет дома. Его нужно пить по схеме, он все записал. — Она так смутилась, что даже не назвала Монаха по имени, словно демонстрируя дистанцию между ними.

— Клара Филипповна только что вернулась домой, — сказал доктор.

Монах понял, что пора прощаться, и поднялся…

…Следующие пару часов он просидел у гостеприимной Клары Филипповны, рассказывая о том, как нужно правильно заварить целебные чаи, когда пить, с чем смешивать, что добавлять. Старая дама угощала его ванильным печеньем по семейному рецепту, и они живо обсуждали международную обстановку и современную школу, а также последние детективные сериалы — тут говорила больше Клара Филипповна. Потом Монах зацепил соседей, сказал, что познакомился с женой доктора, Светланой, очень милой и симпатичной женщиной.

— Бедняжка почти не ходит, — сказала Клара Филипповна, покачав головой. — И никого не хочет видеть. Я несколько раз приходила, а она не открыла. Я, конечно, понимаю, молодая красивая женщина почти не встает… По-моему, ей делается все хуже и хуже, она в депрессии, а ведь какая была веселая…

Монах спросил, с чего она взяла, что хуже.

— Ну как же: раньше она все время ходила, тут слышимость страшная. Костылем стук-стук, а сейчас почти все время тихо. А какая была красотка! Такая прекрасная пара! Мира из девятой квартиры сказала, они скоро уезжают, Светочке нужно море и южное солнце. Мы все в ужасе, как мы без нашего Василия Петровича!

— Клара Филипповна, покажите, где лежал незнакомый мужик? — предложил Монах. — Признаюсь вам, я ведь немного экстрасенс… Ничего общего с телешарлатанами, я сам материалист, как и вы, просто иногда чувствую… что-то. Можно?

Старая дама с готовностью поднялась с дивана:

— Конечно! Пойдемте, Олег!

Они вошли в спальню с громадной кроватью темного дерева, таким же комодом и парой длинных скамеек, обитых атласом в тон покрывалу — темно-желтому в синие и красные розы.

— Муж из Китая шелк привез, — сказала Клара Филипповна, — а я сшила. Не сама, конечно. Вот на этой подушке его голова была, ближе к окну… тут две подушки, я сплю на одной, другая для равновесия.

— Как он выглядел? Большой, маленький?

— Ну как… Голова большая, темные волосы… Накрыт одеялом на полголовы. Я и присматриваться не стала! Как закричу — и вон из спальни! Позвонила доктору… Я же рассказывала.

Монах подошел к кровати со стороны окна, протянул руку над подушкой.

— Подушка та самая? — спросил он.

— Да. Я только выстирала ее в машинке. Ничего?

— Ничего.

Он закрыл глаза и застыл с протянутой рукой. Было тихо. Клара Филипповна, похоже, перестала дышать. Монах опустил руку и сказал:

— Ничего не чувствую, к сожалению.

— А что это значит?

— Клара Филипповна, а вам не могло показаться? Вы же его не рассмотрели и, уверен, не трогали.

— Упаси бог! Доктор тоже считает, что дурной сон. А я уже и не знаю… Неужели крыша едет?

Монах невольно улыбнулся: замечание про едущую крышу прозвучало неуместно, это был не ее словарь. Он отдернул штору, выглянул во двор. Увидел клумбу и машину доктора. Открыл окно, высунулся, пытаясь рассмотреть стену под окном. Стена как стена, на магазинном окне снизу — решетка, сбоку — низкая дверь. Ни строительных лесов, ни горы ящиков — ничего, на что можно было бы вскарабкаться.

— А другой как выглядел?

— Вы думаете, это был другой? Свет от фонаря падал сзади, лицо неясно, я только увидела зубы, понимаете? Белые зубы! Он улыбался! И качал головой… Знаете, Олег, меня беспокоит не столько он… Вернее, лучше бы он на самом деле был, понимаете? Хулиган, грабитель… пусть! Но мне страшно, что я… — Она замолчала.

Монах понял.

— Может, он собирался ограбить магазин, а ко мне заглянул случайно… — Она пожала плечами. — Я еще раньше видела, как из их двери что-то выносили, и машина стояла, черный фургон. Пошла за очками, чтобы рассмотреть получше, но они уже уехали. Хотела позвонить в полицию, потом подумала: а что я, собственно, видела?

— Из двери магазина? — уточнил Монах.

— А откуда еще? Не люблю этот магазин, жарят куры-гриль, вонь страшная! И продукты дрянь. Стыдно, конечно, но тогда я подумала: так им и надо.

— Вам никто не предлагал продать квартиру? — вдруг спросил Монах, вспомнив опытного Добродеева.

— Все время пихают писульки в почтовый ящик! Но я ничего продавать не собираюсь. А что? Хотите купить?

— Нет, у меня есть квартира. Ваша соседка жаловалась, что житья от них нет.

— Я отписала квартиру Святику, племяннику, он сейчас за границей. Профессор-химик. У нас почти вся семья химики. Хороший мальчик, часто звонит, расспрашивает, присылает деньги…

Они вернулись в гостиную, и Монах осторожно спросил, не хочет ли она показаться специалисту.

— Василий Петрович уже предлагал… Может, и надо. Но, поверьте, Олег, страшно! А тут еще и Эммочка пропала!

— Кошка? Давно? — озадаченно спросил Монах.

— Пару дней назад. Наверное, спрыгнула с балкона. Она уже раз прыгала. Я ходила, звала, да все без толку… — Она вздохнула.

…От новой чашки чая Монах отказался и стал прощаться. Она вышла его проводить, попросила:

— Не забывайте меня, Олег, а то… — Она не закончила фразы, но Монах понял: а то мало ли что, вдруг совсем крыша поедет! Ему показалось, что она сейчас расплачется.

…Добродеев, забежавший вечером на огонек, застал его лежащим на диване, причем в темноте. Позвал:

— Христофорыч, живой? Или спишь?

— Живой. Заходи, Лео. Я думаю. Можешь включить свет.

— Думаешь? О чем? Я пива принес! Пошли посидим.

…Они сидели в кухне; Монах был неразговорчив и мрачен, Добродеев, по своему обыкновению, болтлив и жизнерадостен.

— Жара просто дикая, никаких сил нет! Африка! Пляжи переполнены! Куда мы идем, Христофорыч? — радостно выкликал он. — Весь вечер ждал, что врежем по пивку! Уф! На пляж! С ночевкой!

Не сразу заметил Добродеев каменную задумчивость Монаха и спросил:

— Христофорыч, ты чего смурной? Случилось чего?

— Леша, что за лечебница в Синевке, ты не в курсе?

— Психушка для самых тяжелых, а что? Ты про свою старушку?

— Про Клару Филипповну. Сосед собирается сдать ее в Синевку, а она ни сном ни духом. Вот мне по-человечески интересно: почему сразу в Синевку? Есть частные клиники, она не бедная…

— Она что, буйная?

— Она нормальная, Леша.

— А мужик в спальне? И за окном?

— Ловкость рук, это проделать нетрудно.

— Кому нетрудно?

— Кому… А как по-твоему? Кви продест?

— Доктор? Накормил таблетками, подложил голову… уверен, у него есть ее ключ, соседи всегда так делают. А голову за окном спустил из своего окна, — пустился в рассуждения Добродеев. — Согласен, элементарно. Я тебе сразу сказал: хочет квартирку захапать! Район элитный, цены запредельные. Спихнет старушку, оформит опекунство, и финита. Помню, был случай пару лет назад…

— Она написала завещание на племянника, — перебил Монах. — С опекунством тоже пшик — он уезжает за границу, как я понимаю, насовсем. Я вчера познакомился с его женой — принес Кларе чай, а ее не было, и я поднялся к доктору, попросил передать. Приятная женщина, с костылем после аварии, из дома не выходит из-за сильных болей. Десять лет уже.

— Она что, так тебе все и выложила?

— Доктор тоже все сразу выложил про Клару, какая она неадекватная. Мне, чужому человеку… Вот на хрена, Лео? И супруга тоже — теми же словами. Потом пришел доктор, и меня выставили. Она выглядела очень виноватой.

— Почему?

— А как по-твоему?

— Я был бы только рад, что кто-то развлекает мою больную жену. В чем дело, Христофорыч? Куда ты клонишь? Я же чувствую!

— Леша, это не его жена.

— В смысле? — изумился Добродеев. — Не его? А чья?

— Неважно! Женщина, с которой я говорил вчера, не его жена. Точка.

— А где же его жена?

— Для журналиста-криминалиста, Лео, вопрос детский. Ее уже нет. А они через пару недель сваливают за границу. Клару, которая видела, как он грузил труп в машину, не сегодня-завтра запихнут в психушку — там ее россказни никто не станет слушать. Им нужно продержаться до отъезда.

— Ты можешь это доказать? — спросил после паузы Добродеев.

— Разве что косвенно. Но! Закон диалектики о количестве, переходящем в качество, никто не отменял. Косвенных улик до фига.

— Например?

— Например, на ее ладони нет мозолей от костыля, а она с ним десять лет. Между прочим, Клара сказала, что ей стало хуже, так как она перестала стучать по полу костылем, а значит, все больше лежит.

— Или не пользуется! — догадался Добродеев.

— Именно. Еще она сказала… вернее, у нее вырвалось, что она не знает Клару. Сказала: она приходила раньше, сидела по три часа, Вася до сих пор вспоминает. Понимаешь, Лео, Вася вспоминает! Не она, а Вася! Потому что она знает об этом с его слов. Тут же поправилась и сообщила, что никого не хочет видеть, а Клара настырная, каждый день стоит под дверью и кричит, что принесла печенье. Клара сказала, что они когда-то дружили, а теперь ее на порог не пускают. Почему?

Добродеев пожал плечами.

— На пианино нет ни одной семейной фотографии…

— Это ни о чем не говорит, — заметил Добродеев.

— Согласен, но как штришок годится. Кроме того, она выложила мне, незнакомому человеку, всякие подробности, как будто… — Монах запнулся. — Как будто оправдывалась, торопилась убедить, что она — это… она.

— Ты же волхв, тебе не захочешь, а выложишь. Еще!

— Фактор времени. Вся ерунда с Кларой началась примерно после того, как она видела мнимое ограбление магазина и погрузку краденого в багажник. Она женщина общительная, весь дом тут же узнал про грабителей. И вот после этого началась фантасмагория с мужчиной в ее спальне, мордой за окном, потерянными ключами, звуками похоронного марша по ночам. Она сказала: никогда ничего не снилось, а тут вдруг как посыпалось. И Эмма пропала.

— Эмма?

— Кошка. Доктор сказал, что Эмма умерла полгода назад, а Клара говорит, она исчезла пару дней как.

— И что?

Монах пожал плечами:

— Черт его знает. Очередной заскок или его слово против ее. Кстати, она сказала, что морда широко улыбалась и качала головой.

Добродеев задумался.

— Воздушный шарик? — предположил он. — Рот до ушей, белые зубы и покачивается.

— Вполне. Когда она позвонила ему, увидев мужчину в кровати, он пришел с саквояжем. Зачем?

— Чтобы унести голову! А как он ее туда подложил?

— Я уверен, у него есть ключ от ее квартиры, он знает, что она принимает снотворное… как-то так.

— А если бы она не позвонила? Она же могла проснуться только утром?

— Вполне. Просыпается утром, а рядом на подушке воздушный шарик с нарисованной мордой. Тоже радости мало. Получается, кто-то ночью шляется у нее в квартире. Но, я думаю, доктор мог ее разбудить.

— Как?

— Позвонил и сбросил звонок. Раз, другой… Как вариант. Лично я так бы и сделал. И таблетками стал кормить, добрый доктор Айболит. Сказал, для памяти, а на самом деле неизвестно, что за дрянь. И напугал — заявил, что это серьезно. Тем более таблетки приносит сам, по-соседски. Боится, что она в конце концов сообразит про грабителя.

— Она же не видела его лица.

— Мы узнаем знакомого человека по жестам, наклону головы, походке даже в темноте. Рано или поздно она, возможно, поймет, что грабитель — это доктор, и задастся вопросом: а что это он тайком вывозил? И принимая во внимание ее общительность… сам понимаешь.

— Как-то все это… — Добродеев пожал плечами. — Притянуто за уши, уж извини, Христофорыч.

— Как же, как же, нога сломана, валяется на диване, плюет в потолок, выдумывает всякую фигню от скуки, да? Притягивает за уши, да?

— Да ладно тебе! Но согласись, Христофорыч…

— У меня нюх, Лео! — перебил Монах. — Ты же знаешь. Сколько раз я ошибался?

— Ну… — протянул Добродеев.

— То-то. Кроме того, это легко проверить.

— Как?

— Поймаем его на живца. Ты позвонишь и скажешь, мол, знаешь, что он сделал с женой. Прямым текстом. И добавишь, что свалить за кордон фиг получится.

— Я?

— Ты. Он знает мой голос. Позвонишь и назначишь встречу. Потребуешь денег. Как тебе? А потом напишешь статью.

— Ну в принципе я не против, — сказал Добродеев, подумав. — А откуда у тебя его номер?

— Взял у Клары его карточку, лежала в прихожей.

— А сколько требовать?

— Ну… не знаю. Тысяч десять зелени. Сколько тебе нужно?

Добродеев хмыкнул и спросил:

— А если он не придет?

— Тогда задействуем тяжелую артиллерию: нашего друга майора Мельника. Поделимся своими догадками и попросим проверить мнимую жену, только и всего. С понятыми из соседей, уж они-то ее хорошо знают. Но я думаю, он придет. До отъезда недолго, ему нужно как-то продержаться. Провернем операцию… как мы ее назовем, Лео?

— Операция «Шантаж»! И сразу материал в «Лошадь»! — загорелся Добродеев. Идея Монаха нравилась ему все больше. — Когда?

— Надо подготовиться, Леша.

Они просидели почти до утра: пили пиво и обсуждали операцию. Кричали шепотом, чтобы не беспокоить соседей, доказывали, спорили, попеременно стуча себя костяшками пальцев по лбу, доказывая глупость и несостоятельность идей оппонента. Добродеев пылал, Монах был благоразумен и осторожен. Около шести утра они достигли консенсуса.

— Подбиваем бабки, Лео. — Монах прихлопнул по столу ладонью. — Ты — пьяница и бомж, который видел. Ошиваешься во дворе, пьешь, знаешь всех соседей. Ты должен быть убедителен, чтобы доктор поверил — тебя легко… э-э-э… дезавуировать.

— Главное, чтобы он пришел!

— Он придет. Но есть разница, к чему он подготовится — к встрече с сильным противником или с пьяным бомжом. Сумеешь сыграть пьяного бомжа?

— Обижаешь, Христофорыч, я в институте играл в драматическом кружке, — похвастал Добродеев. — Кроме того, я могу принять для достоверности, хотя бы пива. От меня должно нести перегаром.

— Лучше на трезвяк. Съешь чесноку, тоже здорово шибает.

— А если он все-таки не придет?

— Придумаем что-нибудь еще. Время терпит пока. Позовем Мельника. Он хоть и дуболом, но с головой.

— Когда звоним? — деловито спросил Добродеев.

— Прямо сейчас! Настройся.

Добродеев достал телефон. Монах кивнул и сказал:

— Леша, ничего лишнего. Никакой отсебятины. Всего несколько слов, как договорились. Он должен тебе поверить. А он далеко не дурак.

Добродеев кивнул и стал набирать номер доктора. Выражение лица у него стало вполне идиотское: он скосил глаза к кончику носа, раскрыл рот и высунул язык — входил в образ. Монах только головой покачал.

— Але! — вдруг завопил журналист, и Монах вздрогнул. — Але! Дохтор, ты? Ага, тебе. Ты че, салага, думал, свалишь за бугор, и с концами? А хрен тебе! Хрен! Я все видел, усек? Как ты ее грузил! Я все время тут, вечером десять косарей зеленых на бочку! Или, блин, по-хорошему, или… Че? Сам пошел! Ах ты падла!

Добродеев недоуменно посмотрел на Монаха:

— Бросил трубку! Что делать будем, Христофорыч?

— Нормально, Лео. Он придет. Ты был очень убедителен.

— Откуда ты знаешь? Он же меня послал!

— Я бы на его месте пришел. Он сейчас как на иголках, под ним земля горит. С одной стороны — Клара, с другой — новый персонаж. Самое главное он услышал и знает, где тебя искать. Значит, берешь бутылку и садишься на скамейку в кустах. Клара сказала, там вечно сидят бомжи.

— А если скамейка будет занята?

— Не будет. Я их уберу. Сверим часы, Лео. Если не сработает, задействуем майора.

Около десяти вечера, когда стемнело и в небе показалась первая звезда, Добродеев в каком-то неаппетитном тряпье, в мятой соломенной шляпе, с водочной бутылкой, полной минеральной воды, уселся на заветную скамейку и приготовился ловить на живца. Монах сидел на детской горке в соседнем дворе с биноклем. Толку от бинокля было мало, но подъезд доктора, над которым горела лампа, он видел отчетливо.

Прошел час. Потом еще один. Добродеев прохаживался вдоль скамейки, садился, иногда ложился и время от времени прикладывался к бутылке. Доктора не было. У Монаха от напряжения заслезились глаза, и фонарь над подъездом начал мигать. Приходилось жмуриться, моргать и вращать глазными яблоками. Он нутром чуял, что прав, и теперь заново перебирал слова, интонации, взгляды и жесты знакомых персонажей. А доктора все не было. Окна его квартиры оставались темными, похоже, там уже спали. Лопухнулись никак? Он уже собирался свистнуть Добродееву, что, мол, все, сматываем удочки, как вдруг услышал негромкий крик. Монах прислушался: все было тихо. Помедлив, он побежал к скамейке, на которой мытарился Добродеев. В слабом свете лампочки он увидел, что журналист распростерт на земле, на нем сидит амбал в черной шапочке и пытается задушить, а несчастный журналист уже недвижим и нем. Монах недолго думая бросился на амбала сзади, стянул его с Добродеева, придавил изрядным весом и закричал:

— Леша, живой?

Мужчина в черной шапочке дотянулся до горла Монаха и сдавил. Он обрушил пудовый кулак ему на голову. Противник издал хриплый звук и обмяк.

Добродеев, страшно кашляя, поднялся на четвереньки, цепляясь за скамейку. Помог подняться Монаху. Они стояли над поверженным врагом. Добродеев спросил:

— Это он? Он меня чуть не придушил! Напал сзади — и сразу по голове! И главное, крикнуть не могу!

— Он появился из арки, — сказал Монах. — Хитрая скотина!

— Ты уверен, что это он?

Монах нагнулся и сдернул шапочку с головы мужчины. Посветил фонариком:

— Он! Василий Петрович. Поздравляю, Леша! Ты принял на себя первый удар. А теперь позовем майора.

— Христофорыч, а он живой? — озабоченно спросил Добродеев, нагибаясь над распростертым телом доктора. — Ты его здорово приложил.

Монах тоже нагнулся, прикоснулся к шее доктора:

— Живой! Звони, Леша.

Поднятый с постели майор Мельник был недоволен и не хотел никуда бежать.

— Майор, у нас убийца в руках! — рявкнул наконец Монах. — Или ты идешь, или мы звоним в полицию!

Майор, чертыхаясь, сказал, что выезжает…

…Клара Филипповна принимала их как родных, поила чаем и угощала печеньем с корицей. Она расспрашивала их снова и снова, переживая события последних дней.

— Это просто ужас какой-то! Он же такой прекрасный человек! — восклицала она сумбурно. — Бедная Светочка! А эта новая… все уже знают, она медсестра, у них давно роман. Они ее отравили морфином, Мире из пятой знакомый следователь рассказал. И закопали в лесу! И собрались бежать! Весь дом прямо жужжит! Приходил следователь, нас всех допрашивали. Мира говорит, что догадывалась, представляете? А я ни сном ни духом! Мы его так любили… А Лиза из восьмой говорит, что он вел себя как-то подозрительно. Теперь я понимаю, почему они мне не открывали. И голова, и морда за окном… Господи! Таблетки приносил, а у меня от них голова кругом, и прямая дорога в психушку. Получается, я видела не грабителя, а Василия Петровича… Ни за что теперь не буду смотреть ночью из окна. Ни за что! — Она потрясла головой. — Я вам так благодарна! Если бы не вы, Олег… Страшно подумать! Кушайте, мальчики, кушайте! Леночка страшно хочет познакомиться с вами и с Лешей, мы решили пригласить вас выпить пива в парке. В том самом павильончике, пожалуйста! Завтра!

Она смотрела на них умоляюще. Они переглянулись, и Монах кивнул…

…А вечером Монаху позвонил майор Мельник и сообщил, что в гараже доктора была заперта рыжая кошка и, возможно, это кошка старой дамы.

— Так что, если хочешь забрать, она там, — сказал майор.

— Понял, — обрадовался Монах. — Утром заберу. Спасибо, майор!

А спустя несколько дней «Вечерняя лошадь» напечатала обширный очерк Лео Глюка под названием «Роковая встреча», основанный на реальных событиях. «Волею судьбы я оказался замешан в самую гущу леденящих кровь событий…» — так начал известный журналист свой рассказ.