Ошибка Выжившего 2

Глава 55

Конечно, я прекрасно понимал, насколько тяжело было для «меня» по-настоящему себя принять и простить. Я мог сколько угодно говорить, насколько мне плевать на всех и вся, не испытывая особой эмпатии практически ни к кому и ни к чему, в первую очередь беспокоясь за собственное благополучие, но это не значит, что во мне совсем ничего не осталось.

Художник, будучи нарциссом, не был лишён эмпатии. Он был самым обычным человеком, со своими плюсами и минусами, который пусть впоследствии и превратился в настоящее чудовище, один факт «Знания» которого мог обрекать целые миры на гибель, его глубинные эмоции, их подобие, остались теми же.

Чем больше снов-воспоминаний я видел — тем сильнее испытывал на краю сознание сожаление. «Вспоминал» о сожалении. Сожалении о том, что провалился в чём-то безумно важном. Что подвёл тех, кто поверил мне. Всё ещё верит. Самое главное — что подвёл самого себя. Безумный нарцисс, возненавидевший себя больше, чем кого-либо ещё. Осознавший, насколько он большая бездарность, неудачник, ничтожество, слизняк и червяк, который просто так получил безграничное могущество, с которым так и не смог совладать.

Нет. Не смог совладать с самим собой.

Только вот, следовало помнить, что ни я, ни любой другой осколок не были тем «Художником». На всех нас был отпечаток неудачника, все мы были неудачниками, но при этом со своими мыслями, своими сомнениями и мнением по каким-либо вопросам, со своими увлечениями и ценностями. Я не воспринимал себя «Художником» и никогда им на самом деле не был. Просто любитель, у которого никогда не получалось писать пейзажи; неудачник, занимающийся своим хобби в свободное время. Принять? Простить? Мы и так уже заплатили цену, которую и сам Художник не должен был платить, но заплатил. Всё ещё платит через нас.

Ползучий человек не стал препятствовать моему желанию немного подсобить другой «мне». От меня не требовали каких-то дополнительных условий, не просили заключить контракт, давая практически полный карт-бланш. «Практически» из-за ненулевой вероятности, что меня, в случае невыполнения контракта малышки Эммы, могут обречь на такие же страдания. Вопрос будет в том, будут ли для меня такие же условия, ведь я…

Вроде бы, принимал и…

Прощал?

Вежливо поблагодарив ужасающую сущность за порядочное обречение другого «меня» на сотни лет мук, я, не став дожидаться ухода твари, сам развернулся в сторону уходящей Эммы, считая разговор законченным. Ползучий человек, очевидно, посчитал так же: время перед глазами вновь стало ускоряться, появлялись звуки, ощущения того, что вокруг меня вообще есть люди с эмоциями, чувствами и желаниями.

Позади меня уже никого не было, и мне не нужно было оборачиваться, чтобы это сказать: было достаточно и того, что давящее чувство чего-то огромного на краю сознания… нет, не исчезло. Просто стало заметно слабее.

Альтер-я нашлась у своего шкафчика. Она нечитаемым взглядом смотрела на него, никак думая о вечном. От шкафчика разносился просто ужасный запах тухлых яиц, отпугивая всех, кто проходил рядом. Конечно, она знала, что так будет.

— Опять от шкафчика Эммы пахнет!

— Какой ужасный запах!

— Ну и вонь!.. ФУ-У-У!!!

Девочка слышала, что у неё говорили за спиной. Будучи во многом обычным ребёнком, от подобного «омерзительного» унижения она чувствовала себя просто ужасно, впрочем, с достоинством принимая все удары судьбы. Это её обыденность.

К несчастью, в персональном Аду всегда найдётся, на что можно надавить.

— Боже, Эмма, какой ужасный запах. Зачем ты закидала свой шкафчик тухлыми яйцами? Так не хватает внимания?

Я фыркнул.

Эмму словно молнией ударило. Девочка, чьё сердце забилось быстро-быстро, поправила круглые очки, несмело повернувшись, встретившись взглядом с высоким голубоглазым блондином. Очевидно, один из симпатичных старшеклассников, который ей нравился. Практически личный идеал. Настоящий, чёрт возьми, ариец.

Пусть мы были открыты к разному прекрасному, голубоглазые блондины и блондинки были нашей, осколков безумного нарцисса, кажется, коллективной слабостью. Я цыкнул.

Не дай Мистер Стивенсон мне когда-нибудь начать засматриваться на злобную рожу в зеркале.

— Лиам, привет… Пожалуйста, п-послушай, это не я, а…

Альтер-я чувствовала себя сейчас так, будто готова была сквозь землю провалиться. Повреждённую куклу, которую она всё время держала в руках, девочка сжала так крепко, что у неё побелели костяшки.

Очевидно, ни один нормальный человек не подумает, что обычный ребёнок станет сам себе закидывать тухлыми яйцами шкафчик. Но ариец напротив малышки Эммы думал совсем иначе: он, появившийся буквально из ниоткуда, брезгливо поморщился.

— Опять будешь обвинять Берту, Мисти и Трикси? Кто-то хоть раз видел, чтобы они над тобой издевались? В отличие от тебя, они хорошие и очень милые девушки.

Парень покачал головой. Всем своим видом он показывал, что давал ей шанс, но теперь окончательно разочаровался.

— А ты — ненормальная неудачница. Должно быть, ты сама себя ненавидишь, да? Не пытайся со мной больше заговорить.

Спонтанно появившийся парень, высказав своё очень важное мнение, гордо развернулся и ушёл, не став слушать попытки малышки Эммы его вразумить. Причём, сама девочка понимала, насколько абсурдными были слова этого Лиама, но при этом и не осознавала. Словно фоновый шум.

Ситуация со стороны выглядела настолько карикатурно-комичной, что я не сдержался и засмеялся. Засмеялся злым, потусторонним смехом, который Эмма не могла не услышать. Девочка буквально подпрыгнула, начав удивлённо оглядываться. Буквально вжалась в один из шкафчиков позади, обняв свою многострадальную куклу.

— З-здесь кто-то есть?

Я не видел больше смысла как-то себя слишком сильно скрывать.

— Тебе не кажется забавным, что ты можешь почувствовать моё присутствие, но при этом напрочь игнорируешь безумие, происходящее у тебя под носом, подруга?

Эмма застыла. Хотела уже было что-то ответить, но…

Кажется, хватило всего одного достаточно сильного «толчка», чтобы щит вокруг её разума начал трещать по швам. Прижавшаяся к шкафчику девочка уставилась куда-то в никуда, после чего шепотом сказала:

— Забери меня отсюда, я больше не могу вынести этот запах. Прошу.

Я вздрогнул, чувствуя, что искренняя, наполненная болью и усталостью просьба альтернативной «я» смогла пробудить во мне такое же искреннее желание помочь. Удивлённый столь сильной реакции, коротко кивнул. Осмотрелся, голой волей размывая краски чужого внимания и заинтересованности. Даже если здесь сейчас появится голый торчок и начнёт к кому-то приставать — всем будет плевать.

Разумы, в конце концов, тоже имели свои оттенки, как и вообще всё, что только могло существовать в проклятом древе реальности. Убедившись, что всё сделал правильно, ответил:

— Это можно устроить. Только мне понадобится твоя самая искренняя улыбка, нужно сделать снимок. Давай, иначе магии не будет.

В моих руках услужливо появилась камера. Эмма, услышав требование, сначала не поняла, но потом…

Послушно натянула на лицо тонкую усмешку ненормальной, в глубине души подлой, откровенно безумной сучки.

Вспышка.

Погружение в океан, определённо, сильно взбодрило Эмму. Девчушка вся аж сжалась, почувствовав как одновременно сковавший душу страх, так и невиданное чувство облегчения, словно умирающему от обезвоживания человеку где-то в пустыне дали выпить полную бутылку чистой, холодной воды.

Только вот это мираж. Фальшивка. Предсмертная агония, которую безошибочно смогла определить девчушка.

Я перестал размывать вокруг себя краски реальности, понимающе улыбнувшись. Мы оказались в её комнате, фактически ничем не отличающейся от той, что была когда-то у меня. В, видимо, несуществующей действительности.

— Фальшивое чувство безграничного могущества ужасно, да?

Наверное, теперь я на себя взял роль торчка: непонятный, странный, удивительно похожий. Это так не проявлялось, если бы она была мужского пола, но определённые… пересечения. Да, их было немало. Взгляд младшей женской версии меня самого с каким-то детским трепетом уставился на меня, разглядывая от и до. Взгляд девочки остановился на моих волосах, она прищурилась, приподняв очки.

— Мистер Злой Клон, зачем ты покрасил волосы?

Я почувствовал, словно меня облили холодной водой. В голове послышался смех Редди. Даже от Пита и Шеди я отдалённо ощутил плохо скрываемое среди красок реальности веселье.

— Стресс на работе, малышка Эмма. А теперь, думаю, пора прекращать этот фарс. У меня, знаешь ли, есть ещё дела. Проснись.

Девочка удивлённо моргнула, увидев перед лицом дуло пистолета.

Выстрел.

Тело Эммы упало, глаза остекленели.

Я мягко улыбнулся, чувствуя к девчушке самые тёплые эмоции. Навёл пистолет себе на голову, выстрелил. Стоило реальности мигнуть, а чистой «информации» о том, что было, но чего не было дойти до ещё пока наивной альтер-я, как по всей комнате раздался вопль. Звонкий, девичий, полный ужаса, настоящей истерики.

Ноги Эммы подкосились, девочка упала, схватившись за голову. Первое осознание… скажем так, фантомной смерти всегда незабываемо.

Я поднял взгляд на открывшуюся дверь, увидев альтернативную вариацию собственной маман. Та, завидев нас, уже думала было и сама закричать, но у меня было на этот счёт своё мнение.

Выстрел.

Думаю, будь это альтер-отец, и я бы не осмелился вот так легко сделать выстрел. Но, к счастью, это была всего лишь альтер-маман.

Получив пулю в лоб, тело мешком упало у двери, заставив кричащую от ужаса Эмму вновь застыть. Девчушка пустым взглядом уставилась на мёртвую мать, беззвучно открыв рот. Я буквально всеми фибрами своей души чувствовал, как её сознание покрылось бесчисленными трещинками. Как осколок кривого зеркала крошился ещё сильнее и сильнее, сильнее и сильнее…

Мистер Стивенсон на мне показал, насколько эффективным был выбранный «нами» метод.

— Тебе достаточно этой шоковой терапии, чтобы «Вспомнить»? — шепотом поинтересовался я, присев рядом с девочкой. — Или нет?

Девчушка, сжав повреждённую куклу в руках, захихикала. Сначала слабо, затем сильнее, ещё сильнее. Её хихиканье превратилось в безумный хохот.

Выстрел.

Тело блондинки упало. На лице застыла искажённая, широко улыбающаяся гримаса.

— Думаю, этой шоковой терапии будет достаточно, — пробормотал я, почесав голову.

«Мистер Фишер, вам не кажется, что между всеми вашими осколками какие-то странные отношения?» — вкрадчиво поинтересовался у меня красно-розовый ублюдок.

Ты не поверишь, Ред.

«Редди-Пинкл, босс! Просто шучу, ха-ха-ха!»

Я навёл пистолет на голову. Выстрелил. Если и удивился тому, что сучка и без всякой моей помощи с переносом «информации» справилась, то несильно. Больше удивился её злому воплю:

— Пошёл нахер, больной ублюдок!

После чего достала откуда-то иглу и воткнула в свою куклу. Я выронил пистолет из рук, схватившись за горло. Возникло такое чувство, будто мне его действительно пронзили иглой.

А, впрочем, почему «возникло»?

Затуманенным взором я уставился на кровь на своих руках, понимая, что рана совсем не иллюзорная. Перед тем, как умереть, успел взглянуть в безумные глаза сучки, широко улыбнувшись.

Мистер Стивенсон, старый ублюдок, как всегда предлагал самые эффективные способы.

Голова девочки взорвалась, заляпав ошметками её мозгов всю комнату и меня самого. Вслед же за ошмётками её головы упало и моё тело.

Реальность мигнула.

Мы молча уставились друг на друга. Я улыбался, малышка Эмма же прожигала меня холодным, буквально убивающим взглядом. Любой намёк на наивность буквально растворился в омуте глаз «маленькой девочки».

Она, сидя на полу, медленно поднялась. Напрочь игнорируя меня, сняла круглые очки, начав недовольно щуриться. Над чем-то задумавшись, недовольно пробурчала:

— Тело опять проиграло в генетической гонке…

Альтер-я откинула свои очки, словно какой-то мусор. Океан, до этого спокойный, начал покрываться волнами. Сначала небольшими, затем волны стали сильнее, пока буквально вся комната не погрузилась в океан. Центром же этого океана стала сучка напротив.

Её тело на глазах становилось старше. Девочка вытягивалась ввысь, округлялись формы, черты лица заострялись, а за телом следовала и её одежда. Глаза стали яркими-яркими. Вот передо мной была простая девочка, а вот — уже молодая девушка. Ещё не «женщина», но и больше не «девочка».

И вправду — в моём вкусе. Если бы не Немое, то я бы даже сказал, что она превратилась практически в личный идеал. Вот же проклятое дерьмо.

— Зря, — прокомментировал я. — Зачем приближать момент поглощения?

В отличие от того же торчка или этой злобной сучки, я максимально оттягивал момент трансформации своего тела. Конечно, у меня была возможность поскорее перевести своё тело из состояния «скорее материальное, чем нематериальное» в «полностью нематериальное». Это дало бы мне заметно больше могущества и практически полностью лишило бы меня тех ограничений, что ещё остались. Возможно, все возникшие передо мной проблемы было бы решить заметно проще.

Но я не хотел. Не хотел почувствовать себя вновь воплощённой фальшивой мечтой. Не хотел, чтобы в любой момент океан вновь поглотил меня на самое дно, без возможности выбраться. Я понимал, что должны были быть способы как-то существовать в материальности и с нематериальным телом: в конце концов, тот же торчок и Мистер Стивенсон явно должны были давно пройти всевозможные трансформации. Но при этом всё равно как-то оставались в материальности, будто и не замечая проблемы.

К несчастью, я не знал, как они это делали. И даже если бы знал, нашёл бы способ, попытался бы реализовать несколько маячивших на краю сознания идей — всё равно не хотел вот так просто отдавать остатки тела мечте.

Очевидно, Эмма каким-то образом смогла уловить мои мысли.

— Смысл бежать от неизбежного, кривое зеркало? — весело засмеялась Эмма. — Мы всё равно все фальшивки. Зачем ты решил мне помочь?

От того, как она меня назвала и как точно передала мои мысли по поводу «фальшивок», меня вновь будто облили холодной водой. Пришлось сдержать себя, чтобы опять не прострелить сучке мозги. Никак, влияние чувств ублюдочного нарцисса к своей «противоположной» части.

Вместо тысячи слов я отправил образ. Наполненный бесчисленными красками, водоворотами цветов, ощущений, представлений, мыслей. Возможно, я где-то даже перестарался: альтер-я выпучила глаза, схватившись за голову. Ей потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя.

— Поняла.

Девушка, осознав, против кого я её приглашаю пойти, истерично захихикала. Очевидно, выбора у неё не было: благодаря мне она выполнила первый пункт контракта перед Ползучим человеком, но оставалось ещё два. Если она хотела, чтобы я ей помог, она должна была помочь мне.

И мы оба понимали, что нужны друг другу. Без меня она не справится: будучи относительно «молодым», я мог похвастаться весьма специфическим опытом и ещё более специфическими возможностями. Мы все были подобными друг другу, но уж точно не равными или полностью одинаковыми.

Я уже думал было заговорить, но альтер-я решила меня удивить, буквально запрыгнув на меня. Девушка, пользуясь моим ступором, по-хозяйски принялась меня осматривать. Я перевёл взгляд на входную дверь, в которую вновь зашла удивлённая странным звукам из комнаты альтер-маман.

Сказать, что меня удивили следующие действия Эммы, значит ничего не сказать: она, не вставая с меня, не сводя взгляда, из ниоткуда достала свою повреждённую куклу. Появившейся из ниоткуда иглой она вновь пронзила куклу, но на этот раз жертвой стал не я, а альтер-маман.

Женщина, схватившись за окровавленное горло, замертво упала, напоследок успев издать наполненный агонией хрип.

Интересно, в какой момент на голове альтер-я появились седые локоны?

Напрочь игнорируя убитую мать, Эмма, словно и не держа куклы, принялась с явным удовольствием щупать моё лицо, тереться об меня, буквально нюхать. Не став себя как-либо сдерживать, она наклонилась и поцеловала меня. Конечно, я мог воспротивиться этому, но, если честно, не видел ни единой причины.

Не видел же?

Стоило мне почувствовать прикосновение губ другого осколка, как меня будто молнией ударило.

Как передать то, что я ощутил? Очевидно, как сладость. Я любил сладости, особенно молочный шейк. И то, что я ощутил, было очень похоже на него. Поцелуй был таким сладким, таким настоящим, таким вкусным и желанным. Странная свежесть, прохлада. Чувствуя, как язык альтер «я» проникает в мой рот, я понял, что это был за вкус.

Мороженое. Ванильное мороженое. Настоящее, безумно вкусное. Никогда бы не подумал, что ванильное мороженое может быть таким же вкусным, как и молочный шейк.

Эмма оторвалась от меня, окинув затуманенным взглядом больной стервы. Впрочем, сомневаюсь, что мой взгляд сейчас сильно отличался от её собственного.

— Мистер Стивенсон дал тебе молочный шейк, я угадала? — любяще прошептала альтер «я». — Вкус очень многогранный. Так много красок. Насколько же ты большой осколок?

Девушка нежно погладила меня по голове.

— Наверное, ты видишь сны Художника… Мне так жаль тебя… Бедный, жалкий неудачник…

Голос альтер «я» был настолько нежным и любящим, таким сладким и настоящим, что мне захотелось большего. До носа дошёл запах крови альтер-маман, разозлив меня. Он отвлекал. Наверное, нужно будет попросить Редди поглотить её труп. Он будет в восторге. Но не сейчас. Не настолько стекающаяся рядом с нами струйка крови мне мешала.

Для начала я хочу получить удовольствие.

Я притянул к себе явно довольную происходящим Эмму, уже желая снять с неё вверх, мысленно закрывая свой разум от больно любопытного извращённого кошмара, но…

Мой нос, кроме запаха крови, уловил запах озона.

Кап…

Кап…

Кап…

В голове раздался звук. Сначала тихий, затем ставший более громким, пока полностью не заглушил всё моё восприятие. Казалось, будто я попал в эпицентр настоящего ливня. Ливня, что шёл в прошлом, настоящем и будущем. Что затрагивал бесчисленные миры, буквально поглощая собой все мои вариации, размывая все краски вокруг меня, лишая меня какой-либо силы.

В каком-то смысле, даже терявший цвета стиляга всё ещё имел оттенки. Тёмные, но оттенки. Дождь же, захвативший моё сознание, смывал абсолютно всё. Само понятие бытия.

Я поднял взгляд вверх, сквозь потолок, увидев такой далёкий, но такой близкий образ гигантского кита, что своим метафизическим вниманием точно смотрел на меня.

Наверное, так почувствовал бы себя получивший вдруг самосознание муравей, когда увидел бы смотрящего на него человека. Человека, что уже поднял ногу, чтобы прекратить существование маленького, незначительного существа.

Судя по всему, накрыло не только меня, но и разгорячившуюся Эмму. Девушка подняла взгляд куда-то в никуда, будто бы превратившись в статую. Словно маленькая мышка, которую в угол зажал большой голодный кот.

— Ясно, — уже заметно спокойнее и… скажем так — адекватнее улыбнулась альтер «я», будто бы взяв себя в руки. — Это явно не лучшая идея, красавчик. Кстати говоря, а это кто?

Эмма заняла на мне сидячее положение, покосившись на стоявшего рядом с нами Чарльза. Реакция стиляги, пялящегося на нас, была, мягко говоря, непередаваемой. Я уловил настолько большую гамму эмоций, столько искреннего испуга, непонимания и отвращения от осознания ситуации, что засмеялся. Чистым, искренним, совсем не безумным смехом. За мной же, словно пародируя, абсолютно таким же образом засмеялась Эмма.

Удивительно быстро вернувшийся из путешествия мужчина, косо покосившись на труп женщины недалеко от нас, сделал глубокий вдох и выдох.

— Фишер… Какого хрена ты…

— Что-то случилось? — наклонил удивлённо голову я. — Как ты так быстро нашёл меня, дружище?

Судя по всему, специальный инспектор даже не знал, с чего начать.

Но, как можно понять, начать было с чего и новости, которые я услышал, мне совсем не понравились. На самом деле, у меня и так возникали на краю сознания сомнения касательно происходящего, однако то, что сказал Чарльз, окончательно подтвердило самые страшные опасения.

Мозги. Мне опять промыли мозги.