Осколки Солнца

Глава 21. Лепестки хризантемы

Я то проваливалась в сон, то возвращалась в реальность. И всякий раз рядом был Луи. Он ласково касался моего лба, успокаивающе шепча всякую чушь, то давал мне выпить горчащей, вяжущей жидкости, которая утоляла иссушающую моё горло жажду. Кости продолжала ломить, а глаза резало до слез даже от тусклого света свечей.

И всякий раз, просыпаясь, я спрашивала Луи, осталась ли я ещё человеком, или всё закончено.

— Прошло лишь несколько часов, моя милая. Даже Михаил ещё не вернулся. А без него тебе не стать одной из нас. Ведь именно ему дана такая честь, чтобы стать твоим провожатым, учителем, мужем…

— Разве так… вступают в брак? Через боль и страх? — слова застревали в глотке, но молчать было ещё страшнее. Каждый провал в сон мог стать последним, поэтому я цеплялась за разговор с Луи как могла.

— Нет. Но так происходит рождение. Дети тоже не знают, что их ждёт, и не слишком-то рвутся из теплой утробы.

— Там их ждет свет, и жизнь… Не думаю, что существование во тьме можно назвать жизнью.

От боли, прострелившей виски, перехватило дыхание, и я вынуждена была замолчать. В наступившей тишине услышала шаги вдалеке. Что ж, слух тоже стал лучше, хотя не представляю, как после этого я смогу ходить по оживленным и шумным улицам Парижа.

Вот не истребить во мне оптимизма. Подыхаю в вампирском храме, и все еще планирую совершать вечерние прогулки и обеденные моционы.

От порыва ветра, возникшего из-за распахнутой двери, все свечи, кроме одной, потухли, и глазам стало гораздо легче. Так что Михаила я смогла разглядеть во всей красоте. Выглядел он взволнованным и возбужденным, но заметив мой взгляд, он тут же словно собрался.

— Клэр, — высший порывисто склонился надо мной, разглядывая. — Как ты?

Вот как плюнуть в этого мерзавца из положения лёжа? Неудобно. Так что пришлось выражать свое неодобрение социально приемлемо.

— Засунь свою заботу в за…

Ну что за дурацкая привычка затыкать рот грязными руками? Я возмущенно скосила взгляд на Луи, стоявшего позади, но тот лишь пожал плечами. Дескать, не мое дело, как вы, голубки, развлекаетесь.

— Прости. Знаю, что злишься, но пойти на попятные не могу. Да и не хочу. Но раз ругаешься, то всё в порядке.

Так и не соизволив убрать свою ладонь, Михаил торопливо начал говорить что-то Луи. Язык был мне незнаком — шипящий, будто змеиный, он не был похож ни на один из тех, что я слышала. Но даже по реакции хозяина борделя было понятно, что происходит что-то интересное. Из всего разговора я смогла вычленить лишь два имени. Герман — кажется, тот старый вампир, о котором говорил Луи, и Эмбер. Этот-то тут причём?

— Хорошо-хорошо! — закатив глаза, сказал Луи, переходя на французский. — Делайте что хотите. По мне так вы оба спятившие. Когда они будут?

— У нас есть время. Принеси чашу.

Меня развязали, и даже помогли сесть. Но голова так кружилась, что пытаться сбежать нет смысла. Вяло пыталась вытащить иглу, вкачивающую вампирскую кровь, из вены, но Михаил остановил меня.

— Подожди немного.

Подождать чего? На так и не заданный вопрос тут же находится ответ. Луи вернулся с бронзовой чашей, украшенной узорами и непонятными закорючками. Михаил осторожно отсоединил меня от капельницы, и сжал руку выше локтя. Начала течь кровь, но вместо того, чтобы обагрить пол, она стекала в подставленную чашу.

— Пить из горла приличия не позволяют, да, кровосос?

Отчаяние развязало мой язык. Луи от неожиданности хихикнул, но перехватив хмурый взгляд Ракоци, принял серьезный вид.

— Это для обряда, — объяснил он. — Нужна кровь высшего и той, кого он берет… под опеку. Но так как в тебе сейчас едва ли не треть крови Мишеля, то достаточно и только твоей. Совсем немного. Наверное. Никогда не присутствовал на подобном, так что мы импровизируем.

Передав чашу, наполненную едва ли на треть, обратно Луи, Михаил склонился над моей рукой, по-кошачьи пройдясь языком по ранке. Кожу защипало, но зато когда закончил, осталось лишь небольшое покраснение. Ни следа от иглы. Значит, вот как это работает. И что, он ночью он лизал мою шею? От стыда я прикрыла глаза, не желая видеть наглеца, и тут же почувствовала, как ускользает сознание. Меня повело куда то в бок, но прежде чем я ударилась о камень, Михаил подхватил меня.

— Что смотришь? — глухой голос высшего. — Преподнеси подарок Лилит.

— Не нравится мне всё это, — в очередной раз сказал Луи. — Не так я представлял обряд. У людей как-то веселее. Все плачут, потом пьют, потом танцуют… Боюсь, на этой свадьбе я танцев не дождусь, да?

— Оставаться тебя никто не заставляет. Сыграешь свою роль, и можешь уходить…

— Н-не надо уходить, — пролепетала, злясь на саму себя за беспомощность.

Продрала глаза, и ахнула. Стена передо мной будто светилась. Но ярче всего сиял контур обнаженной женщины. Чаша уже была пуста, но кроме нескольких стремительно исчезающих с поверхности камня капель, никаких следов её содержимого я не обнаружила. Луи, склонив колени, шептал что-то, будто молясь. Его лица я не видела, но почему-то казалось, что сейчас оно наполнено благоговением, как и лицо Михаила. Заметив на себе мой взгляд, он ещё сильнее сжал меня в объятиях.

— Видишь, Лилит благословляет нас.

В тот момент, когда Михаил Ракоци нашёл свою богиню, я почти перестала верить в своего бога. Разве это справедливо, что для меня всё обернулось именно так? И что спрятать слёзы я могу только в плече того, кто был их источником?

Шёпот постепенно стих. Шорох, легкий звук шагов, порыв ветра. И вот мы с высшим одни, не считая Лилит. Воздух едва ли не гудел от странного напряжения, исходящего от стены. Дрожь пробрала всё тело, только уже не от холода, а от жадного взгляда кровавой богини. И объятия уже не кажутся такими неприятными, спасая и защищая.

— Клэр…

Я деревенская девчонка, и знаю, что происходит между мужчиной и женщиной. И я отлично знаю, что означает этот взгляд, которым высший смотрит на меня. Вот только всё, равно сложно поверить что между мной и Михаилом может произойти нечто подобное.

В этот раз он будто даже несмел. В движениях нет жадности или торопливости. Расстегивая перламутровые пуговички, одну за другой, Михаил словно старался не касаться меня. И лишь только стянув с плеч платье, коснулся плеч, опуская на мраморный алтарь. Под платьем не было сорочки, и лопатки сразу начали мерзнуть. Только всё равно лицу, шее и груди было удушающее жарко.

Платье ворохом упало на пол, за ним одежда Михаила. Почти отстраненно отмечаю, насколько гладкая кожа у высшего, насколько совершенно его тело. Нет ни изъянов, ни даже родинок. В отличие от моего тела. На руках россыпь темных отметин, будто причудливых созвездий, меньше на ногах. Несколько оспинок, оставшихся после того, как в детстве переболела корью. Лунообразный рубец над правым коленом — след от неосторожного пореза о стекло. Да и ещё слишком смуглая… Но это всё, что делает меня человеком. Моё несовершенство. Потеряю ли я его? Нет, никогда не хотела иметь аристократическую бледность такой ценой.

Всё так нереально, что даже прикосновения и поцелуи Михаила не могут меня пробудить от странного оцепенения, сковавшего мой разум. Всё это происходит со мной? Я и вправду лежу обнаженной в храме Лилит, в то время как не менее голый вампир собирается лишить меня девичьей чести?

И вправду. Это стало понятно, когда внизу живота ожгло болью. Всё стало резко таким всамделишным. Я тут же проснулась, протестующе впившись ногтями в широкие мужские плечи.

— Слезь с меня!

— Немного поздно, тебе не кажется?

Я попыталась выбраться из-под прижавшего меня к камню тела, не обращая внимания на неприятные ощущения, и Михаил застонал.

— Не шевелись! Иначе не сдержусь.

Стоило бы послушать его хотя бы в этот раз. Потому что стоит сделать неосторожный рывок, и глаза высшего приобрели оттенок красного янтаря. А затем он начал двигаться, вторгаясь между напряженных бедер. Боль оказалась не такой острой, но никогда ещё я не чувствовала себя столь уязвимой и слабой. Слёзы потекли непроизвольно, затуманивая взор, прочерчивая влажные дорожки по вискам. Ушло желание сопротивляться, и я впервые за долгое время сдалась.

— Нет, нет… Не плачь, — глухой голос вампира вторгся в мои мысли, будто Михаилу мало было владеть моим телом.

Поцелуи, удивительно горячие, почти обжигающие, стёрли следы слёз на висках. И я наконец осмелилась взглянуть Михаилу в глаза. Взгляд мужчины не был торжествующим, скорее растерянным и виноватым. Очень и очень человечным. Я отстраненно заметила, что лоб его покрылся испариной, а губы были искусаны. Механически облизала свои. И вправду, кровь. Не моя, Михаила — откуда-то я это знала.

Должна ли я была его проклясть? Ненавидеть? Или простить? Ведь в природе хищника нападать, когда он голоден, а в природе мужчины пользоваться женщинами для утоления собственной похоти. А этот вампир ещё больший зверь, чем обычные смертные мужчины. Если даже мой бывший жених, романтик Адриан, оказался заложником собственных инстинктов, то не стоило ничего ждать и от Михаила Ракоци. Может быть, даже следует быть благодарной ему за то, что окончательно рассеял мои иллюзии о любви. Её нет. Как и нет спасения.

И было бы гораздо легче, если Михаил не смотрел так, будто было что-то ещё, кроме его утверждения власти и моей капитуляции. Жалость, нежность… Восхищение.

— Ты прекрасна, — прошептал он. — И достойна быть счастливой, наслаждаться каждым моментом своей жизни.

Наслаждаться? Да тут в пока ещё живого человека, тычут кое-чем неприличным, невзирая на несовпадение размеров! Что тут может сделать счастливым? Разве что только окончание этого унизительного действа, потому что казалось, что прошла уже вечность, а чертов вампир даже и не притомился. Разве что сердце бьётся как бешенное, и привычная бледность будто растворилась. И словно ему было мало, Михаил прильнул к моим губам, заставляя их раздвинуть и впустить его язык внутрь рта. Вкус крови стал отчетливее… и будто изменился, рождая жажду и обещая насыщение. Горло запылало, и я непроизвольно попыталась получить как можно больше живительной влаги, пробежавшись своим языком по искусанным губам вампира. Так вкусно, что хотелось ещё…

— Подожди, — хрипловато сказал Михаил, отстраняясь, и наклоняя мою голову к своему плечу, на котором ещё оставались царапины от ногтей. Ну и что он… Ой! Я впилась зубами в вампира прежде, чем успела сообразить, что делаю, да и еще обвила его руками и ногами, почти повиснув. Дождавшись, пока я удобно устроюсь, Михаил осторожно опустил меня обратно на алтарь, снова начав движение внутри, практически в такт моим глоткам. И неожиданно пульсация внизу живота стала тягучей, приятной, сводящей с ума, а тяжесть мужского тела необходимой. По напряженным мышцам прошла дрожь, позвоночник прошило разрядом, и я изогнулась. Меня накрыла волна удовольствия, растворяя в себе и превращая в морскую пену.

А затем меня вынесло на берег. И я поняла, что страх и отчаяние никуда не ушли, лишь скрылись за липкой пленкой стыда и отвращения к себе. Всё, что со мной происходит, я заслужила. Это наказание, божья кара за грехи — за наслаждение свободой, за удовольствие от внимания мужчин, за беспечное любование самой собой и жажду красивой жизни. За тайное, спрятанное даже от самой себя, желание прикоснуться к неизведанному, уйдя от скучной и серой жизни обывательницы. И расплачиваться пришлось не своей кровью, и даже не жизнью. Самой собой. Потому что это жалкое, безвольное существо, распластанное на камне, вздрагивающее при каждом мучительном толчке, не могло быть Клэр Легран. Не имело право ей оставаться. Будто в раз Михаил отнял у меня право распоряжаться не только своим телом, но и желаниями, сделав грязной, испачканной. Падшей.

Если я и стала вампирессой в этот момент, то какой-то неправильной. Где ощущение силы, могущества? Да хотя бы умение превращаться в летучую мышь. Тогда бы я могла вспорхнуть и забиться в самом темном углу под потолком, и шипеть оттуда на Ракоци. Надеюсь, летучие мыши умеют шипеть. Вместо этого я скорее ощущала себя желе, медленно остывающим на холоде. Дышать стало ощутимо тяжело и лениво. Пока я пыталась приноровиться к странным ощущениям в теле, Михаил успел одеться и привести себя в порядок. И мне бы свернутся в клубочек, пытаясь сохранить остатки утекающего тепла, стыдливо скрыть наготу, спрятаться от чужого взора…

Но я лишь закрыла глаза, позволив оцепенению, сковавшему тело, пленить и ум. Сон, должно быть, будет долог. Проснуться бы…

Луи едва ли хотел прерывать или беспокоить своего друга, поэтому обратно возвращался, старательно топая и напевая себе под нос. И даже не сразу зашёл, помаячив немного в проходе. Одно дело разврат, привычный и нежно любимый, творимый в борделе. А другое дело Михаил и его возлюбленная. Не так посмотришь, не то увидишь — и клыки выдерут…

К счастью, Михаил решил не затягивать обряд и уже зажёг свечи. Он склонился над открытым саркофагом, с тревогой глядя внутрь.

— Что, уложил спать девочку?

Мертвой царевной лежала в гробу Клэр Легран, бледная, без нежного румянца, так украшающего девичье личико, и пугающе неподвижная. Как бы Луи не старался, он не мог уловить звук дыхания.

— Она вообще жива? — тихо спросил высший.

Ракоци кивнул.

— Да, я её чувствую. Клэр спит… очень крепко спит. И не почувствует тех изменений, что с ней происходят.

Никто из них никогда не был свидетелем обращения. И Луи, и Михаил считались довольно молодыми для сообщества высших, и ни разу не участвовали в обряде до этого дня. Неудивительно, что их обоих так беспокоил результат.

— Можно? — спросил Луи, и когда Михаил кивнул, коснулся лица девушки. — Действительно, от мертвой и не отличишь. Неудивительно, что глупые селяне придумали когда-то байки о восстающих из могил вампирах. Эх, если бы на кладбищах и в самом деле водились такие красотки, меня бы мало смущало, что они слегка неживые…

— Оставь свои извращенные фантазии. Меня больше удивляет другое. Запах крови всё так же манит.

— Младшие ведь тоже пьют кровь тех, кто их обратил, первые несколько лет. Так им легче справиться с жаждой. Вот ты для меня абсолютно несъедобен, как и я для тебя, надеюсь… Но в браке всё немного по другому. И то, что Клэр всё ещё тебя привлекает, вполне естественно. Мой дорогой папочка любил в шутку укусить маму, и когда ему это удавалось, потом весь день ходил с дурной улыбкой на лице. Говорил, что она всё равно его сладенькая… к-хм, ладно, оставим. Надеюсь, ты не станешь таким отвратительным.

— Но разве я не должен ощущать Клэр как младшую?

— Всему своё время, — Луи не без сожаления убрал руку и позволил Михаилу задвинуть крышку саркофага.

— Герман должен быть с минуты на минуту. Помоги мне перенести Клэр в более безопасное место.

— Перенести? — изумился светловолосый высший. — Ты что, хочешь уволочь саркофаг?

— Куда-нибудь поглубже. Меня нервирует, что Эмбер будет рядом. Той девочка, что Герман собирается притащить, придётся обойтись чем-то попроще.

— Ага, мешком… Не говори глупости. Твоей теперь уже жене безопаснее всего здесь — под нашим присмотром. Да и вдруг что пойдет не так.

— Я буду рядом с ней.

— Но ты нужен и нам с Германом, — возразил Луи, скрестив руки на груди. — Мы влезли во всё это не ради Истван. Ради тебя, глупыш. А теперь ты собираешься всё бросить. И кинуть меня — несчастную, хрупкую женщину… Слушай, ну что может пойти не так в присутствии трёх высших в храме Лилит?