C'est la vie (Се ля ви) — Такова жизнь.
Победитель будет прав,
Проигравший просто жить,
Остальное лишь игра,
Под названием се ля ви
12 июля 1908 г., Париж.
Клэр Легран.
Июль в Тулузе — пора жаркая и ленивая. Совсем другое дело — Париж. В длинных картинных галереях с высокими потолками прохладно было даже в полдень, а тихое обсуждение выставленных картин прерывалось иногда экспрессивными восклицаниями и всплесками смешков. Это студенты — в основном младших курсов. Все старшекурсники, демонстрировавшие свои работы на итоговой выставке школы искусств, слишком волновались, чтобы наслаждаться жизнью. В основном они жались кучками по углам, напряженно и ревниво наблюдая за посетителями. Ведь здесь были не только ученики и их учителя, но и известные и уже состоявшиеся художники, а так же критики и меценаты. Именно на таких выставках у талантливых новичков был наибольший шанс быть замеченным и выбиться в люди.
Моя картина тоже была здесь. Хотя диплом я так и не получила. Но месье Криспен, наш куратор и муж моей подруги Кристы написал столь разгневанное письмо, что проигнорировать его я не могла. Да и если честно выросла я из своего маленького провинциального Бланьяка. К большим городам легко привыкаешь. Так и меня манил Париж. И теперь, когда высшие потеряли ко мне интерес, а значит и ложе не было смысла меня преследовать, ничего не мешало мне вернуться.
По крайней мере, так мне думалось. Но вот я в Париже, а на душе всё та же осенняя хмарь и тоска. И чем дольше я смотрела на собственную картину, тем тяжелее становилось.
Почему я привезла именно эту картину? Конечно, это не тот портрет Михаила, который я в сердцах разорвала в клочки и сожгла после встречи с Луи. И все же в мужчине в длинном пурпурном хитоне и небрежно наброшенном на плечи тёмным плащом вполне можно было увидеть сходство с вампиром. Его тяжелый внимательный взгляд, породистый нос, широкие славянские скулы, непослушные завитки темных волос… Да даже небо, тяжелое нависшее над мрачными скалами, имело оттенок его глаз, когда он собирался охотиться или злился — красного, даже кровавого янтаря.
Аид. Видела ли я в Михаиле только грозного бога, едва не утащившего меня в свое царство мёртвых, или просто скучала по нему, и поэтому даже в своих картинах невольно вспоминала о Ракоци?
— Клэр, вот ты где! Хорошо, что ты приехала. Я специально попросил месье Криспена вытащить тебя из твоего невольного заточения. И этого того стоило. Твоя работа хороша, хотя в ней и чувствуется моё влияние в технике и выборе сюжета.
Я вздрогнула и обернулась.
— Мэтр Савар! Простите за мою невольную отсылку к вашим последним работам. Но как вы уже и поняли, я была впечатлена нашим знакомством, — тепло улыбнулась я худенькому старичку.
— Ученики всегда копируют стиль своих учителей, прежде чем обрести самостоятельность и смелость, — важно кивнут тот. — Позволь представить мистера Уолтера Сикерта*. Уолтер, эта хорошенькая мадмуазель перед вами — Клэр Легран. Весьма талантливая выпускница Парижской школы искусств. Моя ученица и натурщица.
Высокий темноволосый мужчина с грубоватым лицом даже на меня не посмотрел. Всё его внимание привлекла картина за моей спиной.
— Позволь, Виктор! — голос у Синклера был громкий, а речь, из-за чудовищного английского акцента, практически невнятная. — То, что эта девушка твоя муза, я охотно поверю. Но то, что ученица — ни за что! Посмотри на её стиль! Она явно опиралась на работы импрессионистов, пусть и своеобразно их переработав, а ты всё ещё не можешь отойти от классического стиля, мой друг! Мадмуазель, я ведь прав?
Я беспомощно пожала плечами, оглушенная напором англичанина.
— Слушайте, мадмуазель Легран! Конечно, чувствуется рука новичка, есть претенциозность, и вы слишком нагнетаете мрачную атмосферу в пейзаже. Но у вас есть потенциал, и думаю, мэтр Савар не слишком годиться, чтобы его раскрыть. Вы когда-нибудь видели мои картины?
— Нет, месье Сикерт. Но мне приходилось о вас слышать.
— О, правда? — англичанин фыркнул. — Французы высокомерны и зациклены на самих себе. Все, кому не довелось родиться во Франции, по их мнению, не могут претендовать на новое слово в искусстве. Но я человек мира! Так что, хотели бы немного поучиться у меня?
— Ты же переехал в Лондон, Уолт.
Сикерт отмахнулся.
— Девушка кажется немного потерянной. Наверняка размышляет о своем будущем. Почему бы ей не бросить этот жеманный Париж, чтобы узнать немного мир за его пределами?
— У меня нет денег, чтобы платить вам за уроки.
— Это не страшно. У вас же есть опыт натурщицы, а у меня море друзей-художников, которые с руками вам оторвут. И… Да не смотрите на меня так, мадмуазель! Я не предлагаю вам ничего неприличного! Но не стоит мне сразу отказывать, только потому, что вы боитесь чего-то нового. — Сикерт порылся в кармане широкого пиджака, и протянул мне замусоленную бумажку. — Вот мой адрес в Лондоне. Если надумаете всё же приехать — обязательно напишите. Я познакомлю вас со всеми лучшими художниками Англии, и может быть даже смогу устроить несколько ваших работ в галерее. Если остальные ваши картины не хуже этой, конечно.
Художник тараторил так быстро, что я едва успевала за его мыслью, да и махание руками перед моим лицом несколько отвлекало. Заметив мою растерянность, вмешался мэтр.
— Уолт, посмотри. Это не Жанна Эрбо там?
— О, моя прекрасная муза тоже пришла?! Вечность её не видел!
Торопливо кивнув на прощание, Сикерт умчался целовать руки кокетливой даме в окружении восхищенных поклонников. Мэтр Савар неодобрительно покачал головой.
— У него этих муз… Наверное, не стоило вас знакомить. Очень советую задуматься, прежде чем принимать приглашение этого стервятника.
— Стервятника?
— Он неплохой человек, но при этом его привлекает человеческая боль и страдания. Он просто ими упивается.
— И что, он увидел во мне жертву? — настороженно спросила. Еще маньяков и садистов мне в окружении не хватало!
— О нет, я имел в виду лишь творчество, и ничего больше. В жизни это добрейший человек. Ты выглядела очень печальной и одинокой, когда смотрела на свою картину, и Сикерту это показалось очаровательным. Как и твой «Аид». Кстати, кого-то твой натурщик мне напоминает. Как его зовут?
Ракоци стёр воспоминание о себе, но у художников хорошая память на интересные лица.
— Я писала не с натуры. Так что ничего не могу сказать. Может, и выцепила кого в толпе. Вы знаете, как это происходит. Мэтр, я так вам благодарна, что вы не держите на меня зла, и даже назвали ученицей, хотя я этого не заслуживаю.
— Мне это ничего не стоило, — снисходительно пожал плечами Савар. — Клэр, у тебя не появился случаем поклонник? Вон тот молодой месье не сводит с тебя глаз всё это время.
Я проследила за взглядом мэтра. У окна, полу-скрытого тяжелыми бархатными шторами, стоял Рейнард Эмбер. Теперь спутать его со школьным учителем было невозможно — даже один его цилиндр стоил дороже костюма, который мог позволить себе мой отец, а оправа монокля блестела золотом.
Рейнард. Мы не виделись, кажется, вечность. В последнюю нашу встречу ты подарил мне поцелуй. Так почему же сейчас в твоих глазах лишь холод и презрение, а мне хочется бежать прочь? Будто встретила не мужчину, который когда-то мне нравился, а врага.
Эмбер не стремился ко мне подойти, лишь наблюдал, но я понимала, что нет причины оттягивать разговор. При его возможностях он найдет меня где угодно. Так что я попрощалась с мэтром Саваром, сердечно пообещав не забывать его, и направилась к охотнику за вампирами.
— Рейнард.
— Клэр. Если честно, не ожидал, что еще увижу тебя. Не возражаешь, если мы покинем это место, и поговорим с тобой в более спокойной обстановке?
Я нервно сжала ладони, мотнув головой.
— Не уверена, что готова куда-либо с тобой пойти.
— Я не собираюсь убивать или похищать тебя. Давай просто выпьем кофе? К примеру, в заведении, где работает твой приятель Базиль.
— Он вряд ли будет рад меня видеть. Здесь есть другое местечко.
Ресторанчик на углу улицы был совсем небольшой, на десять столиков, и к вечеру быстро заполнялся. Но нам повезло — свободное место нашлось. Когда между нами оказался столик, я едва слышно выдохнула, и тут же уткнулась в меню.
— Ты стесняешься или боишься меня? А ведь раньше мы неплохо ладили. Я дал основание себя опасаться? — Рейнард издал смешок. Веселья в нем не было. — Насмешка судьбы. Когда-то я мнил себя героем, который спасает девушку, и получает её сердце в награду. Вот только спасти так и не смог. И теперь… что стало с тобой теперь?
— А кого видишь во мне ты? — тихо спросила, не поднимая взгляд.
— Не жертву точно. Ты вполне себе уверенно чувствуешь, появляясь среди обычных людей.
— Между мной и высшими больше нет никакой связи, — твердо сказала я. — Им больше не интересна моя жалкая персона. Так что и тебе нет причины появляться в моей жизни. И не говори, что пришёл увидеть меня из романтичных побуждений.
— Получается, ты не знаешь?
— Знаю что?
— Клеймо. Ракоци оставил на тебе след — пометил, как свою собственность. Все вампиры — и высшие, и обращенные, будут видеть его. И люди, вроде меня — обладающие некоторыми способностями. Вот здесь, — Эмбер коснулся своей шеи, — светящийся знак, похожий на око. Я вижу подобный не впервые. Кое-кто из моих предков тщательно задокументировал все известные данные старейших семействах вампиров. И хоть Ракоци во многом потеряли свое влияние из-за безумия Истван, нынешний глава семьи, думаю, вернёт былое величие.
Я потёрла горло, и взглянула на свою ладонь — будто ожидая увидеть кровь или чернила. Конечно же, ничего.
— Меня это не касается. Михаил Ракоци не вернется за мной.
Эмбер покачал головой.
— Продолжай себя обманывать, Клэр. Или не обманывать, а тешить надеждами? Там, в галерее, мне показалось что ты тоскуешь о нём. Не похоже, что ты под внушением, и все же…
— Рейнард, хватит. Что тебе нужно? — устало спросила я. — Оправданий? Информации? Так у меня их нет. Ракоци позволил уехать мне домой, а потом исчез. Луи передал весточку, что он не вернется.
— И сам глава Мартеллов тоже покинул Францию, как крыса, бегущая с корабля. Хотя ему точно ничего не угрожало, учитывая, сколь лоялен стал мой дядя к кровососам. Этот трансвестит сказал тебе что-то ещё?
— Луи? Нет, ничего больше. Ты хочешь найти его?
Эмбер коснулся едва заметных, и уже успевших побледнеть шрамов на лице.
— Не уверен, что стоит тратить время. Клэр, ты бы не хотела последовать его примеру?
— Стать хозяйкой борделя? — неловко пошутила я.
— П-ф. Уехать. И лучше не только из Парижа, но и из Франции. Я дам тебе денег — это должно хватить на некоторое время.
— Уехать? — озадаченно переспросила, даже не слишком оскорбившись на предложение денег. Эти богачи ими просто разбрасываются. А Эмбер им и был — избалованным и высокомерным типом, который решил поиграть в простого скромного учителя. Без своей привычной и лицемерной маски скромности он выглядел куда как естественней.
— Так будет безопаснее для тебя — в любой момент Лилль может сменить милость на гнев, и падет он именно на тебя. Изначально я хотел предложить своё покровительство, но ты едва ли на него согласишься, учитывая твою враждебность и недоверие.
— Под покровительством ты имеешь в виду место в своей постели?
Эмбер скривил губы.
— Я не подбираю объедки после вампиров. Или ты думаешь, что я не знаю, как проходит ритуал, благодаря которому твои глаза стали еще прекраснее?
Пощечина ожгла щёку мужчины.
— Иди к черту, Рейнард Эмбер!
Официант неловко замер в метре от нас, не решаясь подойти ближе к ссорящейся парочке. Так, полагаю, мы выглядели.
— Тише, тише. Прости, — примирительно поднял руки Эмбер, хотя мне и не казалось, что он сожалел. — Мне не следовало это говорить. Знала бы ты, как я жалею, что у нас ничего не вышло. Я был так очарован тобой…
— Хватит. Не желаю слышать. Мне не нужны твои деньги, и фальшивая забота тоже. Обещаю, что покину Париж при первой возможности, так что никто не будет осквернять твой взор.
Мне хотелось многое спросить у него. О вампирах, о нём самом. Не было похоже, что он в полном порядке. Рейнард… За этой злостью, насмешкой и высокомерием, я заметила и другое. Потерянность. Одиночество. Боль. Всё то, что мучило и меня саму. Но ему не хватило сил, чтобы избавиться от своих предрассудков, а мне желания, чтобы преодолеть свою обиду. И та симпатия, что когда-то возникла между нами, и которая, несмотря на обстоятельства, все же была искренней, оказалось растоптана.
Может, это все и к лучшему. Никаких надежд, никакой веры. И никаких мужчин в моей жизни.
*Уолтер Сикерт — реально существовавший художник. Между прочим, именно он был одним из кандидатов на роль Джека Потрошителя, и являлся обладателем весьма эксцентричного характера. Одну из его работ вы можете увидеть в начале главы.