Основы искусства святости, том 4

§ 5. Место молитвы (храм) и его внешняя обстановка. О хождении в храм и поведении в нем.

Уже из различных наименований — «дом Господень»¹, «дом Божий»², «святилище» ,' встречающихся в Священном Писании и Священном Предании, можно заключить о важности и святости христианского храма. Святая Церковь приравнивает последний самому небу. «В храме стояще... на небеси стояти мним», — говорится в одном из ее песнопений⁴. «Церковь есть земное небо, — говорит также святой Алексий, митрополит Московский⁵, — в ней закалается Агнец Божий в очищение грехов всего мира; в ней проповедуется слово Божие; в ней невидимо осеняют престол Славы Божией херувимы...»⁶

В храме все свято, благоуханно, духовно. Здесь в материальных вещах отражается нематериальный, невидимый мир, через самую материю действует не осязаемая руками сила духовная. Вещи в храме — не наши вещи, не человеческие, но Божьи. Их брать нельзя , прикасаться к ним — тоже, по крайней мере, к некоторым; мирянину можно только благоговейно созерцать и лобызать их. И надо особое право — нужно иметь благодать посвящения⁸ чрез правильное православное⁹ рукоположение, — чтобы сметь коснуться, и то со страхом и трепетом, лишь в определенные моменты¹⁰, Божьего достояния. Если же пренебрежем этим, то гнев Божий грядет на нас. И если не тотчас, то после, и если не здесь, на земле, то за гробом¹¹. Исторический пример мы видим в запустении славных святых мест Востока. Византия (и другие страны) разорена мусульманами, без сомнения, потому, что не сохранила того благоговения к святыне, которое имели первохристиане Греции.

И до сих пор на Востоке не исправились. Кто был там, тот знает, о чем я говорю, а кто не был, тому намекну следующими строчками из Павла Алеппского, приезжавшего в Россию с Антиохийским Патриархом Макарием в половине XVII века, но слова которого имеют полную силу и теперь. «Знай, — говорит автор «Путешествия», не скрывая своего удивления, про русское духовенство того времени, — что у них... обыкновенно ничего не кладут на святой пре-180-

стол, ни служебника священника, ни ризы, ни книги, ни священнического облачения — у них это считается за большой грех — ничего, кроме Евангелия и креста...»¹²

Итак, христианин, тебе надо знать, хотя бы кратко, назначение главных вещей в храме и уметь с ними обращаться, чтобы не навлечь на себя, вместо Божьего благословения, — проклятие (Иер. 48, 10).

I. Прежде всего составим понятие о самом храме. Храм делится на три части: 1) алтарь (в богослужебных книгах «святилище»), 2) собственно храм, или церковь и 3) притвор, наружная часть которого называется папертью.

Алтарь (в особенности престол) — святейшая часть храма, где не только невидимо, но и видимо, в Пречистых Тайнах, присутствует Сам Господь. Посему, по правилам церковным¹³, никому, можно сказать, не дозволяется входить в него. Только священнослужители по обязанности, во время тайнодействий, пребывают в

14

нем , да миропомазанный носитель державной власти — когда захочет принести дары¹⁵ — может войти в него¹⁶. Из мирян же отнюдь да не дерзнет кто вступить в святилище. Женщинам же ни в каком случае нельзя этого делать по Правилу 44

17

Лаодикийского собора , даже в качестве уборщицы алтаря (например для мытья

полов)¹⁸. Только монахиням¹⁹ Правило 50 св. Никифора Цареградского позволяет

20

«входити во святый алтарь, и вжигати свещи и кандила (но не на престоле. — Еп.

21 22

Варнава) и украшати» . Но монахиня, собственно, уже и не женщина, у нее и одежда мужская, не отличающаяся ни в чем от той, какую носят монахи. Она, по духу, небожительница, где нет различия в поле, но всяческая и во всех Христос (Кол. 3, 11; Мф. 22, 30). На то же время, когда немощь человеческой природы берет

23

у нее перевес над духом, и ей приходится удаляться из алтаря . По сему поводу у первых христиан, в некоторых церквах, для службы алтарю назначали маленьких

24

девочек .

Если необходимость заставляет кого-нибудь из клириков войти в св. алтарь или пройти через него, то нужно сделать это с величайшим благоговением и страхом Божиим. При входе в алтарь требуется положить, обратясь к св. престолу, три земных поклона (если входящий — священнослужитель, то облобызать край престола), после этого поклониться служащему, если он тут. По исполнении же -181-

дела немедленно выйти. Без надобности же отнюдь ни входить, ни стоять, ни молиться, ни тем более разговаривать в алтаре нельзя. В нынешней практике не принято, чтобы миряне сами приносили в храм просфоры и сами читали свои поминания. Поэтому им должно поминать своих родственников и знаемых за проскомидией на том месте, на каком кто стоит. Перейти с одной стороны алтаря на другую можно только через Горнее место (и то в самом крайнем случае и сделавши предварительно поклон), но никогда нельзя переходить дорожку между св. престолом и царскими вратами. Даже и в храме, прежде чем каждому пройти мимо царских врат (не по солее, конечно, о ней речь впереди), нужно положить поклон в направлении св. престола, а если посреди находятся служащие, нужно их обойти. Ибо место, на котором стоит священнодействующий пред престолом величества славы Божией, страшно и неприступно. Срединную часть храма — дорожку от архиерея, стоящего на кафедре (или священнослужителей на величании), до престола на алтаре — можно уподобить в этом случае таинственной лестнице, виденной Иаковом, «еяже глава досязаше до небесе», и «Господь же утверждашеся на ней». Нужно ли добавлять, что только ангелам Божиим

25

дозволительно восходить и нисходить по ней? (Быт. 28, 12-13) .

Святейшее место в алтаре есть св. престол. Ни до него, ни до вещей, находящихся на нем, простым людям нельзя дотрагиваться. Поэтому, если, например, пришедший для молебна в дом священник забудет напрестольный крест на столе (допустим такой случай), то нельзя этот крест взять и, догнавши, вручить

ему. Необходимо вернуть самого священника или диакона, но никого другого ниже

26

чином .

Возвышенное место за престолом, так называемое горнее место, также требует к

27

себе благоговения. На приступках его диаконам даже не разрешается сидеть . Только архиерей за службой может восседать на нем.

Наконец, последняя важная часть алтаря — жертвенник («предложение» в богослужебных книгах). Так как при освящении храма священные сосуды ставятся именно на нем и освящаются вместе с ним²⁸, да и хранятся обычно на жертвеннике, а до них, как выше было сказано, нельзя касаться непосвященным, то и к жертвеннику нельзя прикасаться (а не то что класть платки с просфорами, поминанья, деньги — для сего есть отдельный столик).

-182-

Алтарь отделяется от храма, места стояния верных (но не оглашенных, кающихся и т. п.), иконостасом и солеёй (возвышенным местом между

29

клиросами) . На последней, тем более на амвоне, тоже нельзя стоять мирянам во время богослужения, за исключением тех случаев, когда им нужно приступать ко св. Причастию или приложиться к св. иконам.

Самый храм колоннами в первохристианские времена разделялся на три продольные части, называемые нефами. Деление это в большинстве храмов существует и до сих пор, но назначение каждой части сохранилось в общем только у раскольников, держащихся крепко за старину, — в православных же церквах только там, где верующие живут близко к староверам. Я имею здесь в виду древний обычай, по которому мужчины становились в церкви в правой части, а женщины в левой³⁰. Части эти отделены были тогда друг от друга не только колоннами, но и решетками, причем, по Апостольским постановлениям (VIII, 28), у дверей женской половины стояли диакониссы, а у дверей мужской — особые привратники. Лица эти наблюдали, чтобы сюда не вошел кто-либо из язычников или лицо другого пола. Первые христиане, хотя святы и сильны духом были, но охраняли чистоту помыслов и молитвы, а вернее сказать, потому и охраняли, что святы и рассудительны были. А мы, беспорядочно перемешиваясь, не только не знаем, что такое истинная молитва и какого она требует охранения, но и все усилия прилагаем, чтобы никогда не узнать нам этого, потому что женщины наши нарочно одеваются в церковь как можно моднее и даже бесстыднее, чтобы бередить чувства мужчин, а последние становятся не на свое место, а выбирают, где удобнее им вместо молитвы питать свое сердце блудными взглядами и разговорами. В данном случае старообрядцы будут нам на Страшном Суде судьями, ибо они требуют у себя не только стояния врозь, но и скромных одежд в храме.

Последняя часть храма есть притвор. Во многих церквах она не совсем резко отделена от средней части, а иногда нынешние архитекторы, мало разбирающиеся в церковно-богословских вопросах, и совсем ее исключают. Притвор разделяется на две части — внутреннюю, собственно притвор (также «трапезу» по Уставу), и внешнюю, или паперть. В первой некогда стояли некоторые из кающихся и оглашен-

ных, теперь Устав предписывает совершать здесь молитвы покаянного характера: часы, литию (на вечерне), повечерие, полунощницу, чин погребения мирских людей и священников. В монастырях иногда притвор служит местом братской трапезы, откуда произошло и его второе название³¹.

Во второй части притвора, на паперти, помещались самые низшие классы

32

кающихся . Здесь же находились — как и у нас теперь — и нищие, от латинского названия которых (паупер — «бедный») некоторые производят и самое слово «паперть».

В настоящее время, по причине слабости веры и отсутствия самих притворов и особых отделений для различных полов и классов кающихся и верных, каждый должен сам, соответственно со своим духовным устроением и чином, наблюдать

33

свое место. По Симеону Солунскому , некоторым из тех, которые должны бы раньше стоять вне храма, теперь позволено оставаться в нем, но стоять позади амвона (облачального, архиерейского), у дверей.

II. Перейдем теперь к частным принадлежностям храма, употребление и обращение с которыми составляет уже составную и необходимую часть богослужения.

1. Церковные колокола и звон. Церковь придает колокольному звону гораздо более значения, чем принято об этом у нас думать. Поэтому и я скажу о нем несколько подробнее, чем бы следовало. Церковь смотрит на него, как на известную часть богослужения, совершаемую звуками строгой музыки (вместо католического органа) и сопровождаемую благословением и молитвами. Церковь сообщает звону колокольному благодать и силу, и очень большую. Звон колокольный — это не прихоть, не страсть, не простая повестка к службе, которую можно было бы приравнять, например, к фабричному гудку, это, повторяю, некое священнодействие, влияющее мистически на окружающую неодушевленную и одушевленную природу, а потому и соединяемое с молитвами.

В «Чине благословения кампана, сиесть колокола или звона»³⁴ архиерей или священник в молитве благословения, между прочим, молится от лица Церкви к Богу: «И ныне, Владыко Пресвятый... небесным святым Твоим благословением и благодатию всеосвящающаго Твоего Духа благослови и освяти, и влей в онь [в него] силу благодати -184-

Твоея, яко да услышавше вернии раби Твои глас звука его, в благочестии и вере укрепятся, и мужественно всем диа-вольским наветом сопротивостанут... к церкви же на молитву... в день и в нощи спешно, якоже ведоми да ведутся, да утолятся же, и утишатся, и престанут и нападающыя бури ветренныя, грады же и вихри и громы страшныя, и молния, и злораствореныя и вредныя воздухи гласом его». Таким образом, по взгляду Церкви, не громоотводы и прочие хитрости метеорологической науки должны влиять и влияют на воздушные перемены и погоду делают благоприятной, а благодать, присущая звону освященных колоколов. Так Церковь со всех сторон охраняет покой своих чад чудесною силою Божиею³⁵.

Орудием благовеста церковного, по терминологии «Типикона» и других богослужебных книг, служат:

1) Било. Упоминания о нем встречают с VI века. Ныне била упоминаются преимущественно на Афоне, Синае, в Палестине и в некоторых монастырях России. Самые большие била (праздничные) называются «тяжкая» (отсюда выражение — «во вся тяжкая»).

2) Древо. В житии преп. Феодосия Великого, составленном его современником, о созыве на богослужение говорится: «ударяли в древо — то ^uXov», то есть в деревянную доску. Били молотком или палкою.

3) Клепало. В Соловецком монастыре в каменное клепало ударяли во времена игуменства преп. Зосимы.

В настоящее время, когда доски заменены колоколами, сказанное в Уставе о биле, клепале, древе должно относить к ним.

В «Типиконе» колокола называются:

Кампаны. Наименование «кампан» происходит от названия римской провинции Кампании, где из ее меди были отлиты первые колокола³⁶. Впервые они появились на Западе (в VI веке), а потом чрез 300 лет и на Востоке.

Звоны — из-за звучности колоколов.

37

Самый звон в колокола бывает неодинаков. Звоны различаются —

а) по степени торжественности: праздничный, воскресный, полиелейный, будничный (двух родов), постный и похоронный. Звон Великого поста — медленный, косный; в противоположность ему всякий другой называется в Уставе «звоном в красные». Красный звон полагается иногда и в посту;

-185-

б) по роду исполнения:

• благовест — звон, при котором ударяют в один колокол или в несколько колоколов, но не во все вместе, а поочередно в каждый колокол. В последнем случае благовест называют

• «перезвон» или «перебор».

• «Три-звон», или «трезвон», как само название показывает, есть звон в несколько колоколов в три приема, когда звонят три раза. Бывает «трезвон в двои», в два колокола, как, например, за часами в Великую среду; обычно для нас слышать после обедни «трезвон во вся».

Наконец, есть еще род звона, о совершении которого говорится

• «часить*»³⁸. (*Часить — ударять в колокол перед третьим, шестым, девятым часами в Великом посту и в дни седмичные, когда в них не случается никакого праздника. — Прим, составителя.)

В Уставе определено и самое количество времени для благовеста и для звона перед службой. Оно измеряется количеством молитв, которым должен сопровождаться последний. Так, благовест к <заупокойному> всенощному бдению предписывается сопровождать пением «Непорочных» (псалом 118) или чтением «Помилуй мя, Боже...» (псалом 50) 12 раз. Принимая в расчет, что в 118 псалме 176 стихов, мы видим, что это пение или чтение дает в результате около получаса. Но

39

излишества запрещаются .

Чтобы идти начать звонить, надо испросить благословение у начальствующего. В Уставе об этом сказано так (начало главы 1 «О чине малыя вечерни»):

«Прежде солнечного захождения дне субботняго приходит параекклисиарх, сиречь кандиловжигатель, к предстоятелю и творит поклонение ему, знаменуя пришествием своим время клепания. И взем благословение, изшед клеплет...»⁴⁰

Ввиду всего этого и каждому христианину надо относиться к церковному звону с благоговением. При первом же ударе колокола к службе Божией надо, если мы на улице, обнажить голову и осенить себя крестным знамением. Если мы находимся дома, не имея почему-либо возможности пойти в церковь, то звон колокола в определенное время за богослужением может возводить наш ум к Богу с соответствующими мыслями; для этого стоит лишь изучить, когда и как звонят.

-186

2. Светильники. В Свящ. Писании имеется много мест, выясняющих необходимость и значение светильников, хотя бы и при дневном богослужении (Исх. 25, 31-40; 27, 20-21; Мф. 25, 3-4; Деян. 20, 7-8; Откр. 4, 2, 5). Поэтому Догмат св. отец VII Вселенского собора говорит: «...изображению честнаго и

животворящаго Креста, и св. Евангелию, и прочим святым вещам фимиамом и поставлением свечей честь воздается, яковый и у древних благочестный обычай был»⁴¹. Поэтому и доныне св. Церковь приглашает своих чад приносить в храм воск (свечи) и елей: «посредством же возжигаемых светильников [изображается]

42

присущее святым непрестанное озарение от Духа» . Много и других символических значений имеют светильники.

Лампады («кандила», по выражению Устава), горя за богослужением и освящаясь словом Божиим и молитвою (1 Тим. 4, 5), особенно перед святыми мощами и чудотворными иконами, сами делаются чудотворными — елей, находящийся в них, обладает благодатными свойствами. Посему не надо упускать случая помазаться от них, брать масло с собой домой, пить даже его (для чего иногда — например в московской часовне Иверской иконы Божией Матери — при лампаде находится специальная лжица). О благодатной силе этого елея говорит сама Церковь своим предписанием иерею помазывать на всенощном бдении себя и народ «от кандила (пред иконою празднуемого святого. — Еп. Варнава) святым елеем крестообразно»⁴³.

Так как до престола нельзя касаться неосвященным, то, понятно, и свечи на нем возжигать и гасить положено священнослужителям — приличнее всего диаконам

44

или иподиаконам .

Следующие четыре пункта:

3. О священных одеждах;

4. О завесе алтарной;

5. О Царских вратах;

6. О каждении,

из которых первые три имеют значение исключительно для

священнослужителей, а о четвертом сказано в ином месте⁴⁵, я оставлю без какого-либо объяснения. Ибо я стараюсь давать пищу преимущественно несановной душе, а не уму, служащую только для дела спасения, а не для голого знания.

-187

7. Церковно-богослужебные книги. С некоторыми из них христианину полезно познакомиться поближе и даже приобрести в личную собственность.

Таковы:

1) Часослов. Он содержит полунощницу, часы с между-часиями, чин

изобразительных, повечерие, молитвы утренние и на сон грядущим, Канон молебный к Богоматери, творение Феостирикта («Параклисис»), и проч.

2) Канонник. Как показывает название, содержит в себе, главным образом, каноны.

3) Следованная Псалтирь. Она заключает в себе, кроме собственно Псалтири Давида, все вышеназванное и еще много чего другого, полезного и необходимого в жизни христианина.

Я не упоминаю здесь уже о Евангелии и Апостоле.

III. Из вышесказанного прежде всего вытекает, что молитва общественная, церковная, должна быть выше домашней, а потому ходить в храм молиться необходимо. И действительно, в подтверждение этих истин существует множество свидетельств в Священном Писании, у святых отцов и в житиях святых (Агг. 1,810; Мф. 21,22; Деян. 12, 5; 22, 17)⁴⁶.

Вот из них самая малость.

«Говорят, — пишет св. Иоанн Златоуст⁴⁷, — могу молиться дома... Ты сам себя обманываешь, друг мой. Правда, ты можешь дома молиться, но не можешь молиться так, как в церкви, где собрано столько отцов, где возносится к Богу единодушный глас. Ты не можешь так возноситься, когда один станешь призывать Господа, как возноситься можешь, когда стоишь вместе с братьями: здесь есть нечто более — союз любви, молитвы священников. Для того и поставлены священники, чтобы молитвы народа, которые могут быть слабы, соединяя с более сильными, возносить на небо... И Петр освободился из темницы, ибо молитва бе прилежна бываема от Церкве к Богу о нем (Деян. 12, 5). Если же церковная молитва была полезна для Петра, то почему, скажи мне, ты презираешь ее силу и какое имеешь оправдание в сем?»

48

В житии праведной Иулиании Лазаревской рассказывается следующий случай. Из-за своей любви к бедным святая часто оставалась без средств к существованию.

-188-

Однажды, во время суровой зимы, она, не имея теплой одежды и обуви и будучи уже старицей шестидесяти лет, не ходила в храм несколько дней. И вот священник той церкви (св. Лазаря), придя утром в храм, внезапно услышал такой голос от иконы Богоматери: «Иди, скажи милостивой вдове Иулиании, что напрасно не ходит она в церковь. Домашняя молитва приятна Богу, но не так, как церковная. А вы уважайте ее — Дух Божий почивает на ней...».

Ясно, что эти слова могли бы быть сказаны Богоматерью и прямо тайным образом св. Иулиании, но сказаны священнику — не ради его преимущественного благочестия перед последней (поэтому и прибавлено, чтобы он и народ ее уважал, так как она имеет в себе Св. Духа)⁴⁹, а ради того, чтобы о них, этих словах Богоматери, все знали. И мы с тобою, читатель.

Второе следствие всего вышесказанного есть то, что в храме Божием надо стоять чинно, внимательно, со страхом Божиим и великим благоговением. Для назидания я приведу сперва несколько данных из быта первых христиан.

Самые уже сборы в церковь у первых христиан были проникнуты степенностью, целомудрием, скромностью. Раннехристианский учитель Климент Александрийский⁵⁰ поучал около 190 г. по Р. X. насчет этого так:

«В церковь муж и жена должны идти прилично одетые, походкой не напускной, храня молчание, пламенея к ближним нелицемерной любовью (Рим. 12, 9; 2 Кор. 6,

6), чистые телесно, чистые сердцем, настроенные к молитве. От жены в особенности желательно, чтобы она выходила из дому, совершенно закрывшись.

Это сообщает ей вид степенности, да и для высматривателеи она остается невидимой, так что никакого преткновения из этого не выйдет ни для нее самой, потому что ее глаза будут прикрыты нравственной стыдливостью и покрывалом, но и никакому постороннему мужчине собой она греха не навяжет, доколе лица не откроет. Так хочет этого Господь; для женщины прилично, чтобы она молилась с покрывалом на лице».

Первохристианские женщины имели голову покрытой, по крайней мере во время молитвы и пророчествований (ибо тогда были и пророчицы)⁵¹, по заповеди св. апостола (1 Кор. 11, 3-10). Дома же, и при том не за молитвой, а во время отдыха и обычных дел, по-видимому, позволялось снимать покрывало. Об этом говорят некоторые цитаты из -189-

первохристианских писателей⁵² и особенно археологические памятники (живопись), представляющие всегда первохристианских женщин на молитве покрытыми, а во время отдыха — без покрывала, с простенькой прической⁵³. Конечно, то же самое правило, покрывать голову во время молитвы, простиралось и на девиц⁵⁴. Они тоже обязаны были в церкви стоять покрытыми⁵⁵.

При входе в храм, помня заповедь апостола (Евр. 10, 22), первые христиане устраивали умывальницы, обязанность умываться из которых (в алтаре) сохранена в настоящее время только за священнослужителями⁵⁶. Мимоходом упомяну об оригинальной надписи, делавшейся иногда над умывальными сосудами, которую по-гречески можно читать как слева направо, так и справа налево: NWON ANOMHMATA МН MONAN OYIN — «омой прегрешения (твоя), а не только лице»⁵⁷.

Меня всегда удивляло тонкое понимание нашим простым народом вещей, смысл которых не улавливает сплошь и рядом даже и его пастырь, даже если он и не только что окончивший семинарию юноша. Но удивляться, собственно, тут нечему. Народ, не критически, а простодушно настроенный, крепко держится за старину, соблюдая все мелочи, усвоенные им от отцов и дедов. Пусть теперь он не сможет объяснить, откуда произошел тот или иной обычай и что он значит, но обычай-то ценен сам по себе. В этом сила преемственности предания. Дело же ученых-богословов отделить цельное ядро от шелухи и приставшей к нему в продолжение веков грязи суеверий и личных мнений.

Вот и в данном случае — перед молитвою наш крестьянин в доброе старое время всегда вымывал руки. Это — на основании только что приведенных историко-археологических данных и собственной богослужебной практики — легко принял бы и рядовой клирик. Но для многих непонятна и неприемлема, по бедности духовного разума и по недостатку вдумчивого отношения к житиям и писаниям святых, следующая практика, укоренившаяся в среде простолюдинов и свободно ими усвоенная. Именно: если крестьянину не удается вымыть рук, прежде чем стать на молитву, то он, по крайней мере, постарается дунуть на персты своей правой руки, посредством которых он полагает на себе крестное знамение. А смысл этот глубокий, и обычай этот освящен тысячелетней древностью...⁵⁸

-190-

Благоговение к самому храму и его вещам было замечательное. Некоторые считали себя недостойными входить в святой храм обутыми, поскольку Моисею

еще в Ветхом Завете было велено иззутъ сапоги от ног своих при его приближении к Божественной Купине (Исх. 3, 5). Иные при входе в церковь лобызали в духовном восторге алтари, стены, двери и даже пороги храма⁵⁹. Воины отлагали свое оружие, каждый — всякую вещь, которая может оскорбить величие и святость места (Мк. 11, 16)⁶⁰.

В настоящее время церковный Устав и обычай также регламентируют известными правилами все внешнее поведение пришедшего в храм, поскольку оно необходимо и тесно связано с внутренним настроением молящегося, являясь его выражением и одновременно условием правильного совершения молитвенного делания. Кроме вышеуказанных правил в начале параграфа, приведу еще несколько.

Так, придя к церкви Божией, каждый должен перед дверьми ее оградиться крестным знамением и положить поясной поклон, воздавая этим честь жилищу Божию. По входе в церковь православный христианин обязан стать посреди ее, тут же у дверей, и положить три поясных (а в будни — земных) поклона с молитвою: «Боже, очисти мя грешнаго и помилуй мя. Создавый мя, Господи, помилуй мя. Без числа согреших, Господи, прости мя». Потом, поклонившись на обе стороны предстоящим, прося прощения, сказать мысленно: «Благословите мя, отцы, братие и сестры, и простите мя грешнаго...» Если же в храме никого еще нет, то нужно поклониться святым ангелам, присутствующим в церкви⁶¹. После этого пришедший в храм пусть идет на свое место.

Со всею отчетливостью это исполняется теперь у старообрядцев, когда они полагают так называемое начало при входе в храм. По существу дела, этот обычай остался и в наших строгих монастырях. В древней Святой Руси исполнение его умиляло Павла Алеппского и восточных гостей.

«Вот как миряне входят в церковь, — записывает он в своем дневнике, —

62

сначала каждый делает несколько земных поклонов, затем кланяется присутствующим, хотя бы и их было много, на восток и запад, север и юг. Также и дети, большие и малые, знают этот обычай и делают (земные) поклоны и кланяются присутствующим даже с боль-191-

шей ловкостью, чем мужчины. Что касается их крестного знамения, то достаточно назвать его московским: оно совершается ударом пальцев о чело и

63

плечи...

При произнесении умилительного имени Богородица⁶⁴, то есть Матерь Божия, все они стукают лбами о землю⁶⁵... делая поклоны по любви к умилительному имени Девы.

Точно так же, когда входят в дом, прежде всего творят крестное знамение пред иконостасом (иконами в переднем углу. — Еп. Варнава) и затем кланяются присутствующим. Так же поступают их мальчики и девочки, ибо вскормлены молоком веры и благочестия. Смотря на таковые их действия, мы удивлялись не на взрослых, а на маленьких, видя, как они своими пальчиками творят крестное знамение по-московски... А мы не умели креститься подобно им, за что они насмехались над нами, говоря: "Почему вы проводите каракули на груди, а не ударяете пальцами о чело и плечи, как мы?"»

«Какая это благословенная страна, чисто православная!» — невольно

66

вырывается у автора...

Стоя в церкви, должно иметь руки опущенными⁶⁷, отнюдь не складывая их

вместе (гордая, «наполеоновская» поза только церковному отщепенцу может быть

68

свойственна), глаза также лучше опустить к земле , памятуя, что мы есть и куда пойдем (Быт. 3, 19)⁶⁹. А если уж куда должны быть глаза устремлены, то только на иконы или к святому алтарю. В отдельных случаях можно бы и голову даже преклонять долу, если кто чувствует себя слишком обремененным грехами⁷⁰, тем более, что относительно преклонения главы и у самой Церкви, как мы видели,

71

существуют свои особые правила .

Поклоны должно стараться класть не произвольно, а когда следует (об этом ниже), хороня от других свое чувство, по заповеди Спасителя (Мф. 6, 6).

72

«Если, стоя в церкви, — говорит Филарет, митрополит Московский , — ты делаешь поклоны тогда, когда велит это церковный Устав, то стараешься удерживать себя от поклонов тогда, когда этого не положено Уставом, чтобы не обратить на себя внимание молящихся, или сдерживаешь воздыхания, готовые исторгнуться из сердца, или слезы, готовые пролиться из очей твоих: в таком расположении ты и среди многочисленного собрания сокровенно предстоишь Отцу твоему Небесному, Иже в тайне».

-192-

Нельзя в церкви громко кашлять и сморкаться и, конечно, разговаривать без крайней необходимости, даже шепотом. Демоны, естественно, знают, какому мы подвергнемся осуждению за гробом за неисполнение сих правил, и потому подводят нас под нарушение их особенно в те моменты, когда Устав предписывает соблюдать нарочитую строгость благочиния. Так, время шестопсалмия (после глубокой тишины за концертным «Ныне отпущаеши») у нас считается, не иначе, как по бесовскому внушению, временем, когда можно дать себе волю — посидеть, отдохнуть, выйти, наконец, из церкви, и даже (ужас и кощунство!) покурить чуть ли не на паперти, а церковный Устав предписывает за чтением сих покаянных, глубочайших по содержанию и чувству, псалмов, держать себя следующим образом:

«Не имать кто, — говорит он, — власти шепоты творити, ниже плюнути, или хракнути (харкать. — Еп. Варнава), но паче внимати от Псаломника глаголемым, руце имуще согбенны к персем, главы же преклонены, и очи имуще долу, сердечными очами зряще к востокам, молящеся о гресех наших, поминающе

73

смерть и будущую муку и жизнь вечную...»

Относительно творимых в церкви поклонов в уставах церковных и

74

монастырских обиходниках нет нерушимого единогласия , да Церковь и не желает дух молящегося, который должен быть по существу свободным, принуждать во что бы то ни стало следовать, под страхом наказания, точно и скрупулезно установленным правилам. Однако отсюда не следует, что можно и в церкви, как дома, уткнуться каждому в свой угол и делать, что ему хочется. Тогда потеряла бы смысл, ценность и значение самая идея богослужения, которое должно быть в

75

храме общественным . И хотя, повторяю, древняя церковная практика не стесняет каждого отдельно христианина в свободном употреблении поклонов и оставляет их на его силу и разумное произволение⁷⁶, но необходимо придерживаться в своих внешних обнаружениях внутренней молитвы общих требований Устава. И если бы наше чувство не соответствовало этому внешнему уставному выражению, то это, скорее, показало бы, что его нужно воспитать по-новому, по-уставному, по-

святому, чем оправдывало бы фразы, подобные следующей: «Ах, оставьте меня в покое, ваш устав расхолаживает только мою молитву...»

-193-

Умиление и теплота чувства от самочинных поклонов у не живущих церковной жизнью могут приходить даже скорее, чем от уставных, но цена их не одинакова с последними, и они могут быть терпимы только постольку, поскольку человек пребывает в неведении. И потом все дело в привычке: привыкнем к уставным поклонам, привыкнет и чувство наше появляться тогда, когда это требуется. Во всяком случае, заранее можно сказать, что больше шансов не впасть в прелесть, в бесовское умиление, при прохождении внешней молитвы по правилам святых отцов, чем по внутренним позывам страстного чувства.

Итак, общий порядок, частности которого в разных монастырях и чиновниках древних соборов могут быть неодинаковы, должно указать следующий. Когда служащий, отправляющий чреду богослужения, выходит пред Царские врата, чтобы благословить чтение девятого часа или полунощницы или во время проскомидии благословить чтение часов, перед возгласом «Благословен Бог наш», также когда диакон выходит начать Божественную литургию, перед «Благослови, Владыко», и на всенощном бдении, при троекратном произнесении иеромонахом или священником «Приидите, поклонимся», — как сами служащие, так и молящиеся в глубоком молчании полагают три поясных поклона. Затем, при всех службах, на всяком «Трисвятом», на «Приидите, поклонимся» и на троекратном произнесении «Аллилуиа» полагается три поясных поклона. На «Аллилуиа» же среди «Шестопсалмия», ради глубокой тишины, равно как и в начале утренних двух псалмов, на «Приидите, поклонимся» и на «Трисвятом» поклонов не полагается. На «Сподоби, Господи», как на вечерне, так и на утрене, полагается по три поясных поклона. На возглас «Яко подобает Тебе всякая слава, честь и поклонение» всегда полагается один поклон. При пении или чтении стихир, стиховен и других молитвословий тогда только полагается поклон, когда слова стихиры побуждают к поклонению, например «припадем», «поклонимся», «молимтися», «кланяемтися». При чтении акафиста на каждый кондак и икос полагается по одному поклону; при троекратном произнесении тринадцатого кондака — три поклона. На «Честнейшую» при каждом стихе уставы назначают по

77

одному поклону . Пред чтением и после чтения св. Евангелия, во время пения «Слава Тебе, Господи,

-194-

слава Тебе», как на литургии, на утрени, на молебнах, так и во всякое время, когда только читается Евангелие, всегда полагается по одному поясному поклону. По окончании первой половины Херувимской песни, пред Великим входом, полагается поясной поклон и наклонение головы; по окончании «...яко да Царя» на «Аллилуиа» полагается один поясной поклон. Во время пения «Достойно и праведно есть» — три поясных поклона. По возгласе «Приимите, ядите» и «Пиите от нея вси», когда поют «аминь», — по одному поясному поклону. По окончании «Тебе поем», «Достойно есть», перед «Отче наш» и при явлении Св. Даров полагается по одному земному поклону. Перед возгласом «Святая святым» полагается два поясных и третий земной поклон.

В воскресные и праздничные дни земные поклоны заменяются поясными.

§ 7*. Продолжительность молитвы. О молитве непрестанной.

(*Пропущенный параграф (§ 6. О церковных службах. — Всенощная и литургия. — Примечания к некоторым дням и праздникам годового круга богослужения), в связи с его большим объемом, будет помещен в дополнительном томе. — Прим, составителя.)

«Сказывали об авве Арсении, что по вечерам, в субботу, на воскресный день, он становился спиною к солнцу и, подняв руки свои к небу, молился до того времени, как солнце начинало светить ему в лицо; после чего он садился»¹.

«Вошел я, — рассказывал авва Дула, ученик преп. Виссариона , — к нему в келью и застал его стоящим на молитве. Руки его были простерты к небу, и он

3

оставался в этом подвиге четырнадцать дней» .

Сам авва Виссарион сказывал: «Я сорок дней и сорок ночей провел среди терния, стоя и без сна»⁴.

«Когда прошел я все подвижническое житие, которое избрал, — поведал преп. Макарий Александрийский о себе Палладию, автору славного «Лавсаика», — я захотел сделать то, чтобы ум мой в продолжение только пяти дней не отвлекался от Бога и ни о чем другом не мыслил, но к Нему одному был обращен. Решившись на это, запер я свою -195-

келью и сени перед нею, чтобы не отвечать никому, кто бы ни пришел. Начал я то с другого же дня, дав своему уму такое приказание: смотри, не сходи с небес; там ты с ангелами, архангелами, со всеми горними силами, херувимами, серафимами и с Самим Богом, Творцом всяческих; там будь, не сходи с неба и не впадай в чувственные помыслы. Проведши так два дня и две ночи, я до того раздражил демона⁵, что он сделался пламенем огненным и сжег все, что было у меня в келье; самая рогожа, на которой я стоял, объята была огнем, и мне представлялось, что я весь горю. Наконец, пораженный страхом, я на третий день оставил свое намерение, не могши сохранить ум свой неразвлеченным и нисшел к созерцанию сего мира, дабы то не вменилось мне в гордость⁶.

Когда Юлиан Отступник спустился на юг Персии и осадил ее столицу, Ктезифон, «то послал демона , чтобы он скорее шел на запад и принес ему оттуда какой-нибудь ответ . Когда же демон пришел в то место, в котором жил отшельник, то пребыл десять дней неподвижным, не могши идти вперед ни днем ни ночью, потому что монах в эти дни не переставал молиться⁹. И демон, будучи праздным, возвратился к пославшему его. Он же спросил его: "Почему ты замедлил?" Демон отвечал: "И замедлил, и пришел назад, ничего не сделавши, ибо я пробыл десять дней, сторожа Поплия -монаха, когда он перестанет молиться, чтобы идти далее, но он не переставал, почему я и не мог идти, но возвратился, ничего не сделавши"»¹⁰.

...Когда просматриваешь жития святых, постоянно наталкиваешься на множество подобных примеров¹¹. Не нужно никаких пояснительных и сопроводительных слов — читатель и сам может видеть, как подвижники и истинные христиане относились к молитве и сколько на нее полагали времени. Но и этого было им мало: цель их была — стяжание и прохождение непрестанной молитвы.

I. Понятие о непрестанной молитве

У святых отцов-аскетов, как равно и вообще в практике церковной, мы встречаем два определения непрестанной молитвы — широкое и узкое.

Что такое непрестанная молитва в широком смысле, вполне будет понятно, если

12

мы припомним, например, следующие слова преп. Исаака Сирина :

-196-

«Надлежит нам знать, возлюбленные, и то, что всякая беседа, совершаемая втайне (т. е. в сердце. — Еп. Варнава), всякое попечение доброго ума о Боге, всякое размышление о духовном устанавливается молитвою, и нарицается именем молитвы, и под сим именем сводится воедино, будешь ли разуметь различные чтения, или глас уст в славословии Богу, или заботливую печаль о Господе, или телесные поклоны, или псалмопение в стихословии, или все прочее, из чего составляется весь чин подлинной молитвы, от которой рождается любовь Божия...»

Как легко видеть, всякое дело, направленное к прославлению Бога, уже есть молитва. Все наше поведение с утра до вечера, если только мы свою работу делаем как бы пред лицом Самого Господа, есть молитва. И если мы настроим себя на это

13

постоянное «хождение пред Богом» , то у нас будет непрестанная молитва. А если мы милостыней приобретем любовь бедных, которые за нас будут молиться и таким образом своей молитвой восполнят нашу, немощную, когда она прервется ради естественных нужд (например, во время сна), — то дело будет и совсем хорошо. Притом такой распорядок повседневных дел — даже среди хозяйства, но при внимании, направленном на Бога, — не может считаться особенно обременительным; во всяком случае, он не может идти в сравнение, например, с «умным» деланием Иисусовой молитвы в тесном смысле этого слова, о чем речь будет ниже.

И древние великие подвижники снисходили к такому образу жизни, ибо невозможно, как мы видели из примера преп. Макария, человеку держать постоянно ум в великом напряжении и созерцании горнего. Но с другой стороны, нельзя долгое пребывание в церкви и внешнее продолжительное исполнение правила считать за непрестанную молитву.

Вот пример, разъясняющий эти положения.

Некогда некоторые монахи, так называемые евхиты, пришли к авве Лукию, в Еннат. И спросил их старец:

— Какое у вас рукоделие?

— Мы не занимаемся рукоделием, — отвечали они, — но, как заповедует апостол, непрестанно молимся.

И сказал старец:

— Ужели вы и не едите?

— Едим, — отвечали они.

-197— Кто же молится за вас, когда вы едите? ...Еще сказал им:

— Вы и не спите?

— Спим.

— Кто молится за вас, когда вы спите? И не нашлись на это ответить ему. Тогда старец сказал им:

— Простите мне, вы не делаете, как говорите. Я же вам покажу, что и занимаясь своим рукоделием, непрестанно молюсь. Размочив немного прутьев, я

сажусь с Богом и, плетя из них веревку, говорю: «Помилуй мя, Боже, по вели-цей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое» [Пс. 50, 1].

И спросил их:

— Не молитва ли это? Те отвечали:

-Да.

Старец сказал:

— Проводя целый день в работе¹⁴ и молитве, я зарабатываю около 16 монет¹⁵ (почти два рубля. — Еп. Варнава)¹⁶. Две из них (четвертак. — Еп. Варнава) подаю в дверь (нищим), а на остальные ем. И молится за меня принимающий две монеты, когда я ем или когда сплю, и по благодати Божией у меня совершается

17

непрестанная молитва .

18

Вопрос о непрестанной молитве сильно занимал подвижников . Некоторые из них, стоя во главе монастырей, старались всеми силами изобрести, как бы установить у себя в обители непрестанное моление в храме. Так как отдельному человеку не по силам такой подвиг, то заведены были чреды. Братия делилась, например, на 24 чреды, и каждая группа в свой час приходила в церковь отправлять псалмопение. Таким образом днем и ночью воссылалось непрестанное славословие Богу. Обители с таким уставом получили название «неусыпаюших»¹⁹. Основание им положил преп. Александр (+ ок. 430 г.).

II. Нужно ли долго (непрестанно) и часто молиться?

Всеконечно. Опуская святоотеческие древние²⁰ изречения на этот счет, приведу рассуждения нашего соотечественника и великого молитвенника о. Иоанна Кронштадтского.

«Для чего нужна продолжительная молитва?» — записывает он в своем

21

«Дневнике» . И отвечает:

-198-

«Для того, чтобы продолжительностью усердной молитвы разогреть наши хладные, в продолжительной суете закаленные, сердца. Ибо странно думать, тем более требовать, чтобы заматеревшее в суете житейской сердце могло вскоре проникнуться теплотою веры и любви к Богу во время молитвы. Нет, для этого нужен труд и труд, время и время. Царствие Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11, 12). Не скоро Царствие Божие приходит в сердце, когда от него так усердно люди бегают. Сам Господь изъявляет волю Свою, чтобы мы молились не кратко, когда представляет в пример вдову, надолзе ходившую к судье и утруждавшую его просьбами своими (Лк. 18, 2-6). Господь-то, Отец-то наш Небесный, знает прежде прошения нашего, чего мы требуем (Лк. 6, 8), в чем нуждаемся, да мы-то не знаем Его, как бы следовало, суете-то мирской мы очень преданы, а не Отцу Небесному; вот Он по премудрости и милосердию Своему и обращает нужды наши в предлог к обращению нас к Нему. Обратитесь, заблуждающие чада Мои, хоть теперь ко Мне, Отцу вашему, разогрейте верою и любовию сердца свои ко Мне, бывшие прежде хладными».

Но мы никак не хотим обратиться. Если у нас есть свободное время, мы его лучше «убьем» (какое выражение придумали на обличение себя!) попусту, истратив на веселье, театры, кино, гости и на что угодно, только не на молитву. Трудно даже в мыслях представить, чтобы современный человек, «легковесный» или «с весом», вместо утренней газеты прочел, например, перед иконами акафист...

Я говорю, конечно, о так называемых верующих, а не о безбожниках. Всякая долгая служба в церкви нас тяготит. Как мало тех, которые остаются в церкви до конца! Большинство, поздно приходя, уходит уже «после Евангелия»* (*Речь идет о всенощной. — Прим, составителя.) (как принято у этих людей выражаться), в лучшем случае после Великого славословия (последний сольный номер певчих).

Во что у нас обратилась и самая служба Божия?

Она сокращается так, что вся «краса» ее — все ее трогательные молитвословия и песнопения, умилительные стихиры, проливающие целительный бальзам на скорбную душу человека и умиротворяющие его точащееся кровью сердце от мирских скорбей и искушений диавола, — исчезает или даже -199-

уже исчезла. Остались одни неизменяемые песнопения, ектений да возгласы. Потому люди и жалуются, что скучно. Действительно, как ни придут в церковь, все одно и то же. А что не одно и то же, то дьячки и певчие выпускают.

Чем же заполняется пустота, если торжественность дня требует более продолжительной службы, чем получасовая или часовая будничная? Даже

Божественная литургия заполняется концертами, цель которых возбуждать художе-

22

ственное восхищение — выразимся даже так , — но никак не приводить слушателей в чувство сознания своей греховности, помогать им сосредоточить свои мысли на глубоком содержании молитв и песнопений, в которых излагается все дело спасения человека и раскрывается самая идеология Божественной литургии, точнее — догмата искупления. А если на дело посмотреть с аскетической точки зрения, то цель (бесов, стоящих за спиною композиторов и нашептывающих им в ухо мелодии) не иная, как та, чтобы изгнать умиление и всякую тень покаянного чувства — которое особенно для них непереносимо — из храмов, из сердец верующих и лишить богослужение его основы, без чего оно не может быть православным и истинным богослужением.

Но, тратя большое количество времени, измеряемое в общем счете часами, на театральное пение чисто оперного характера, всячески гневаются на священнослужителей, если те захотят прибавить хотя несколько минут, чтобы благоговейнее, не торопясь, причаститься. Всякое минутное замедление после причастного концерта кажется всем бесконечным и невыносимо томительным. Не хватает еще, чтобы кто-либо торопил в алтаре священнослужителей так, как это делал Карл X, приговаривая вполголоса причащающемуся священнику: «Да ну же,

23

поп... [следует ругательство]. Глотай скорей своего доброго Бога!..» Впрочем, в душе, может быть, ленивцы и богохульствуют...

Так как цель моя, в общем, не порядки обличать, а вред непорядков выяснять ради лучшего выявления положительной стороны дела, то этих кратких слов достаточно для разумного, чтобы ему не бегать из церкви с половины службы, не увлекаться пением (и даже лучше не слышать его, современное, и не слушать — выбирая церкви с более простым, хотя бы общенародным, пением), и не томиться длинными службами. Почему нам тоскливо? Потому что приходим посмотреть, послушать — и только. Дали пищу

-200-

любопытству, истратили на это несколько минут, и делать больше нечего. А оставшиеся до конца службы часы куда девать? И вот нам скучно. А если бы мы горели духом, с воплем крепким возводили ум, сердце и очи свои к небу, то пятишестичасовая всенощная для нас прошла бы незаметно. Мы — как мухи осенние. Лениво ползут наши мысли и очи, цепляются за карнизы, облаченье, окружающие лица, платья, оживляются несколько, когда священнослужители выходят на середину храма, и опять застывают, когда певчие перестают петь и начинается чтение. Наши взоры блуждают по сторонам и никогда не заглядывают внутрь. А если бы мы стояли в церкви, как пойманный преступник перед судом, на котором ему грозит смертная казнь, мы, без сомнения, были бы поживее. И даже очень поживее. Тогда бы время для нас летело слишком быстро, скорее, чем в театре...

III. Возможность непрестанной молитвы в собственном смысле как предел совершенства Еще в Ветхом Завете св. пророк Давид (конечно, исходя из собственного опыта и вдохновляемый Духом Святым) уверял всех, что молитва непрестанная возможна. Желая тверже насадить в сознании молящихся это важнейшее положение подвижничества, он начал свою книгу молитв и песнопений, то есть Псалтирь, с ублажания того человека, который достиг подобного состояния (Пс. 1, 2). В Новом Завете божественный апостол Павел уже в виде прямой заповеди преподает христианам: непрестанно молитеся —

а5шХеглтю<; npooeu%s(1 Фес. 5, 17). Значит, возможно молиться непрестанно, раз апостол требует этого. А между тем, как часто в обществе даже умом признать сего не хотят...

Непрестанная молитва — пробный камень для определения степени достигнутого совершенства. Спросил один брат равноангельного Исаака Сириянина, пришедшего в меру таинственных созерцаний Св. Троицы и совершенной молитвы, каково то главное делание подвижника, по которому можно узнать, достиг ли он совершенства на этом свете. Святой ответил²⁴:

«То, когда сподобится человек непрестанного пребывания в молитве. Ибо, как скоро достиг он сего, взошел на высоту всех добродетелей и соделался уже обителью Св. Духа.

-201-

А если кто не приял несомненно сей благодати Утешителя, то не может свободно совершать пребывание в сей молитве, потому что, как сказано, когда вселится в ком из людей Дух, тогда не прекратит он молитвы, но Сам Дух молится всегда (Рим. 8,26). Когда и в сонном и в бодрственном состоянии человека молитва не пресекается в душе его, но ест ли, пьет ли, спит ли, делает ли что, даже и в глубоком сне, без труда издаются сердцем его благоухания и испарения молитвы. Тогда молитва не отлучается от него, но всякий час, хотя и не обнаруживается в нем внешне, однако в то же время совершает в нем службу Божию втайне... И ее сподобляется один из многих тысяч людей²⁵, потому что это тайна будущего состояния и жития... Не молитвою молится душа, но чувством ощущает духовные вещи оного века, превышающие понятие человеческое, уразумение которых возможно только силою Св. Духа. А это есть умное созерцание, но не движение и не взыскание молитвы, хотя от молитвы заимствовало себе начало... И нет часа, в который бы внутреннее их движение было не в молитве, как сказали мы выше. И когда приникает Дух Святой, всегда обретает таковых в молитве; и от этой молитвы возносит их к созерцанию... Ибо не имеют они нужды в образе продолжительной молитвы, ни в стоянии и в чине продолжительной службы. Для них достаточно вспомянуть о Боге, и тотчас пленяются любовию Его.

Впрочем, не нерадят совершенно и о стоянии на молитве, когда воздают честь молитве и, кроме непрестанной молитвы, в назначенные часы стоят на ногах. Ибо видим св. Антония стоящим на молитве девятого часа и ощутившим вознесение ума своего. И другой из отцов, с воздетыми руками стоя на молитве, приходил в восхищение на четыре дня».

В заключение хочу обратить особенное внимание читателя на последние строки этого отрывка. Как они важны для нас, не смеющих мечтать ни о каком совершенстве! Святые «не имеют нужды ни в стоянии, ни в продолжительной службе» и, однако, имея в сердце непрестанную молитву, «в назначенные часы стоят на ногах». Вспомним еще, кто были апостолы, в частности Петр и Иоанн? И мы о них читаем: «Петр и Иоанн шли вместе в храм в час молитвы девятый» (Деян. 3, 1). Как живые, встают они перед глазами, так ярко выписано это место в «Деяниях». Вот Антоний Великий тоже справляет девятый час. И множество иных примеров. Не о важности церковной молитвы я хочу

-202-

сейчас говорить. Об этом сказано (или будет сказано) в ином месте²⁶. Я хочу обратить внимание на совершение церковных служб на дому. Когда-то издавались полные молитвословы с полунотницами, утренями, повечерницами. Очевидно, был спрос. И молитвословы те — не иерейские, а для мирян. Цель их издания понятна. Она выражена в следующих словах увещания, печатаемого в конце

27

«Следованной Псалтири» :

«И никтоже без молитв и во время церковного пения да пребывает, где-либо в приключении на месте быти случится кому, в дому, или на пути, но по силе своей да совершает и не унывает нерадением, и весьма суетными попечениями да не отягощается. И малое убо определенное, и во времени совершаемое правило в великое вменится от Христа Господа [1 Кор. 13, 19]»²⁸

Наши предки так и делали. Что мешает делать это теперь? «Следованные Псалтири», в которых печатаются все службы, и теперь издаются, правда, в формате, нельзя сказать чтобы удобном для путешественника или паломника. Можно посему купить удобный «Иерейский молитвослов». В церкви идет служба, а ты, за дальностью расстояния или еще почему, не можешь пойти — прочти ее дома. Полчаса-час-полтора всегда найдутся, если сделать язык воздержнее и прекратить лишние знакомства. Ах, какие настали времена! Наши предки, не учившиеся в университетах, хорошо разбирались в службах и церковных книгах, а мы, у которых голова пухнет от знаний, не знаем даже славянских цифр, да и читать-то правильно по-славянски не умеем. А ведь по национальности, по крови славянами считаемся! И своего родного языка не знаем... Но кто желает себе спасения, примет к сведению то, о чем я здесь говорю, и не только к сведению, но и к руководству.