После войны мне вновь довелось встретиться с теми, кто с оружием в руках шел на нашу Родину. Среди многих тысяч немецких военнопленных часто скрывались фашистские военные преступники, которые за свои злодеяния должны были понести суровую ответственность. Вчерашние шефы гестапо, эсэсовские штурмбанфюреры, фельдкоменданты, лагерфюреры, все, кто творил самые гнусные злодеяния, пытались раствориться в огромной массе военнопленных, выдавая себя за рядовых солдат, притворяясь больными, и даже объявляли себя жертвами фашизма.
В задачу отдела, где я был на должности переводчика, и входило выявление всех этих замаскировавшихся головорезов и насильников.
Однажды я участвовал в следствии по делу одного фашистского военного преступника, бывшего оберштурмфюрера СС. Часть его показаний меня очень заинтересовала.
Сам пленный, лет 27, рослый, с нездоровым цветом лица, охотно отвечал на мои вопросы. В той части показаний, которая особенно меня интересовала, говорилось о группе советских разведчиков, погибших, по словам Гинце, на территории Восточной Пруссии осенью 1944 г. Я попросил его повторить эти показания вновь. Он несколько замялся, потом спросил разрешения закурить и, сделав глубокую затяжку, начал:
- Как я уже говорил, осенью 1944 года наша войсковая часть СС была переброшена из Курляндии в район Кенигсберга. Мы, изрядно потрепанные в боях, проходили переформировку и несли охранную службу. Особое внимание мы обращали на советских парашютистов, которые часто забрасывались к нам в тыл. Охота за ними была опасной работой, они всегда были хорошо вооружены и в плен не сдавались.
Однажды ночью нас подняли по тревоге. Мне было приказано взять мою роту и прочесать лес в 20 километрах от города, где были якобы обнаружены советские парашютисты. До леса мы доехали на машинах. Было за полночь. Развернув роту в цепь и выслав вперед солдат с собаками, я начал операцию. С другой стороны леса двинулись солдаты фельджандармерии.
Только к утру, сильно измученные, мы обнаружили парашютистов в глубине леса. Они пытались уйти к болотам, но фельджандармы отрезали им пути отхода. Теперь русские были зажаты в кольцо. Я приказал переводчику крикнуть, чтобы они сдавались без боя, гарантируя им сохранение жизни.
Лес молчал. Мы стали осторожно двигаться, сжимая русских еще более тесным кольцом. Под ногами хрустели опавшие листья, и слышалось прерывистое дыхание уставших солдат. Подпустив.нас вплотную, русские открыли бешеный огонь из автоматов. Мы сразу же потеряли несколько человек. Пришлось залечь и открыть массированный огонь по противнику. Русские, сознавая, что им не уйти, били наверняка, стараясь экономить патроны.
Несколько часов вели мы бой в глубине леса. Наши потери были чувствительны. Было ясно, что живыми они не сдадутся все равно. Когда к месту прибыл командир нашей части, штандартенфюрер, он был возмущен и при-казал мне кончать операцию как можно Скорей. Я снова, в какой уже раз, поднял своих людей в атаку. В ход пришлось пустить гранаты. Огонь противника ослабевал, и .вскоре русские уже не стреляли. Когда мы. достигли места, где они засели, мы обнаружили девять трупов. Десятый, совсем юноша, сидел, прислонившись к дереву, и, казалось, еще был жив.
- Раненых не трогать! - успел я крикнуть.
Но русский в этот момент что-то закричал, и я увидел в его руке гранату. Я успел упасть, но один мой ротенфюрер подорвался вместе с русским.
При обследовании трупов была обнаружена одна девушка. Около нее валялась расстрелянная портативная рация и кучка пепла. Вероятно, это была радистка группы. Она успела уничтожить все свое имущество.
Что мы сделали с русскими? Я приказал своим солдатам закопать их тут же в лесу. Но штандартенфюрер, сам он был пруссак, велел оттащить их на опушку леса, свалить на груду хвороста, облить бензином и сжечь.
- Они не должны быть похоронены на нашей германской земле, - сказал он.
Когда пленный кончил рассказ, он опустил голову, помолчал, а потом попросил еще папиросу и закурил.
- Вы не могли бы описать убитую девушку? - спросил я, тоже закурив, стараясь скрыть волнение, которое вызвал у меня его рассказ. Он пожал плечами, вежливо улыбнулся, как бы сожалея, что не может выполнить мою просьбу, и сказал, рассматривая кончик папиросы:
- Лица ее я не видел, оно было залито кровью, помню коротко остриженные волосы. На ней, как на всех, был надет комбинезон, а когда солдаты стали ее обыскивать, они и обнаружили, что это женщина.
Уходя из комнаты, пленный громко щелкнул каблуками и сделал резкий поворот. В этот миг он снова выглядел хорошо вымуштрованным эсэсовцем, не хватало только хриплого «хайль» со вскинутой вперед рукой.
Я долго сидел один в комнате, открыл окно. Приятный ветерок освежал лицо. Была ранняя, тихая осень.
Недавнее прошлое вдруг приблизилось; стало до боли ощутимо. Юноши и девушки - комсомольцы военных лет. Романтики и мечтатели, какие дороги и горизонты открывались перед нами, когда мы почувствовали свое совершеннолетие! Но все сложилось иначе. Война - сколько всего вмещает в себя это слово! - перечеркнула все наши мечты.
У каждого из нас билось в груди горячее комсомольское сердце, где рядом с ним хранилась маленькая книжечка с силуэтом Ильича. И каждый по зову своего сердца, свято храня заветы Ленина, сознавая, что ничего дороже матери-Родины, нашей социалистической Отчизны, у него никогда не будет, вступил добровольно, без колебаний, в ряды защитников своей страны.