Останови меня, или все повторится

Глава 9

А потом был ужин, который проходил в малой гостиной с длинным обеденным столом и белым старинным роялем на небольшом подиуме. Вряд ли кто-то из постояльцев умел играть на антикварном музыкальном инструменте, но смотрелся он эффектно.

Лори предложила Кэйт сесть рядом с ней, и она, не раздумывая, согласилась. От переизбытка новых впечатлений у Кэтрин немного кружилась голова, а перебитый пирожными аппетит так и не вернулся.

– Клэй немного задержится. Просил начинать без него, – бегло взглянув на экран своего телефона, сообщила Долорес.

Кэйт с облегчением выдохнула. «Будет прекрасно, если он вообще не явится», – подумала она и хотела уже спросить, обязательно ли ее присутствие на всех приёмах пищи, но в этот момент в гостиную вошла смуглая худая женщина в черным строгом платье с белым воротничком, плотных колготках и в туфлях на плоской подошве. С вежливой улыбкой она приблизилась к столу.

– Приятного аппетита, леди. Откупорить для вас вино? – услужливо предложила женщина.

Обратив внимание на убранные в аккуратный пучок темные волосы с серебристыми нитями и глубокие морщинки на лбу и вокруг глаз, Кэйт пришла к выводу, что незнакомке глубоко за пятьдесят.

– Лиза, ну что за официальный тон! – прыснув от смеха, воскликнула Долорес. – Знакомься, это Кэтрин. Она – само очарование и какое-то время будет жить с нами. Кэти, помнишь, я тебе говорила про Лизу? Она целую вечность господствует на нашей кухне, хотя могла бы работать шеф-поваром в лучших ресторанах мира.

– Рада познакомиться, Лиза, – Кэйт натянуто улыбнулась.

Ее откровенно встревожил пристальный изучающий взгляд расхваленной поварихи. В нем не чувствовалось ни толики искренности и благодушия, коими в избытке фонтанировала Долорес.

Девушка отвернулась первой и посмотрела на пребывающую в прекрасном расположении духа Лори.

– Надеюсь, вам здесь понравится, Кэтрин, – отчеканила Лиза. – Если у вас есть особые предпочтения в еде или аллергия на какие-то продукты, прошу меня заранее уведомить.

– Я совершенно всеядна, – Кэйт снова пришлось взглянуть на женщину, но та уже успела овладеть собой и выглядела более дружелюбно.

– Это замечательно, – тонкие губы растянулись чуть шире. – Так как насчет вина? Шато Лафит изумительно подойдет к жаркому из телятины.

– О, я не сомневаюсь в твоем неподражаемом вкусе, Лиза, – активно закивала Лори.

Кэйт с трудом скрыла свое изумление, вызванное небезызвестным названием французского вина, а точнее его заоблачной стоимостью. Несмотря на кризисное финансовое положение, учиться экономить в этом доме, похоже, никто не стремился.

Если убрать неприятные мелочи, в целом, ужин удался. Богато сервированный стол, зажжённые свечи в позолоченных подсвечниках, строго соответствующие столовому этикету приборы, изысканные блюда, вкусное красное вино и нежнейший карамельный десерт. Никаких новых потрясений и случайно вывалившихся из пыльных шкафов скелетов. Лиза быстро ушла, Долорес много пила и непринужденно болтала обо всем на свете, не касаясь серьезных тем, а Тернер так и не соизволил почтить гостиную своим визитом, чем исполнил заветное желание Кэтрин.

За разговорами девушки засиделись допоздна и на приподнятой ноте, изрядно захмелевшие, разошлись по своим комнатам. Переступая через порог, Кэтрин неуклюже споткнулась и едва не растянулась на полу, но каким-то чудом смогла удержать равновесие.

Посмеиваясь над собой, она закрыла дверь и, окинув нетрезвым взглядом окутанную приятным полумраком спальню, застыла как вкопанная.

Радиус освещения от прикроватных светильников не доставал до находящегося в темной зоне письменного стола, но она готова была поклясться, что за ним кто-то сидел.

Кэтрин охватил суеверный ужас, весь хмель резко выветрился из головы, по спине прошелся ледяной озноб, а перед глазами от напряжения замелькали белые пятна. Раздался щелчок, и Кэйт дернулась от страха. Оказалось, совершенно напрасно. Незваный гость всего лишь включил настольную лампу, развеяв мрачный налет мистики.

– Что ты здесь делаешь? – ее голос вибрировал от возмущения.

– Приняла меня за приведение? – поднявшись из кресла, Клэйтон Тернер развернулся к ней лицом и медленно рассмотрел с головы до ног.

– Хорошо выглядишь. Приятно провела время? – выдав скупой комплимент, невозмутимо поинтересовался Тернер.

От подобной наглости Кэйт готова была его растерзать. Он же чуть до инфаркта ее не довел. Какого черта? Его, вообще, здесь быть не должно.

– До того, как застала тебя в своей спальне, очень даже неплохо, – огрызнулась девушка. – Ты ошибся комнатой, Тернер?

– Как фамильярно, Кэти, – цокнул языком Клэйтон и начал неспешно приближаться.

Запаниковав, Кэтрин инстинктивно отшатнулась назад и врезалась спиной в закрытую дверь. Она не боялась физического нападения, но сама ситуация… Сукин сын намеренно выводил ее из себя. Забавлялся. То ли от скуки, то ли из каких-то других побуждений. Кэйт стиснула зубы, расправила плечи и сжала кулаки.

– Я настолько ужасный, что ты шарахаешься от меня, как от чумы? – Тернер замер в нескольких шагах от девушки. Насмешливо улыбнулся, когда его взгляд остановился на ее шее. – Знакомое ожерелье.

– Долорес настояла, чтобы я его взяла. Могу отдать прямо сейчас, – меньше всего она хотела оправдываться перед ним, но ее слова прозвучали именно так.

– Оставь, – небрежно бросил Тернер. – И перестань трястись. Я по делу зашел. Принес тебе рукопись, о которой мы говорили наверху, – он кивнул на синюю потрёпанную тетрадь, оставленную на столе.

– Ты мог отдать ее мне на ужине, – недоверчиво прищурилась Кэйт.

– Лори истосковалась по женскому общению, и я не хотел мешать, – объяснил Тернер. – К тому же был уверен, что ваши посиделки затянутся до утра. Даже удивительно, что Долорес отпустила тебя так рано.

– Это не дает тебе никакого права заходить в мою спальню, когда вздумается, – в ультимативном тоне заявила Кэйт, готовясь к новой словесной атаке. Однако Тернер ее удивил.

– Я тебя услышал. Прошу прощенья за вторжение, такого больше не повторится, – вполне искренне извинился он.

– Ладно, конфликт исчерпан, – нервно сглотнув, выдохнула Кэтрин.

Тернер сделал еще один шаг. Черные непроницаемые глаза уставились в ее, распахнутые и напряженные. Попав под воздействие парализующего взгляда, Кэйт вновь оцепенела.

Как, черт возьми, он это делает? Неужели весь фокус в непривычном цвете глаз, в которых столько клубящей черноты, что любой, кто в них смотрит, испытывает адский дискомфорт?

– Ты позволишь мне уйти? – Клэйтон снисходительно усмехнулся. Кэти сморгнула гипнотический морок, но не поняла ни слова. – Дверь, – подсказал он. – Ты закрыла ее собой. Если это приглашение, то я готов его рассмотреть.

– Ты последний, кого бы я пригласила остаться, – возмущенно прошипела она.

Отскочив в сторону, Кэтрин скрестила руки на груди. Ей не нравилось, как он на нее смотрел, и пошлые шутки тоже были совершенно неуместны.

– Доброй ночи, Кэти, – весело ухмыльнувшись, Тернер наконец-то покинул ее спальню.

После его ухода Кэтрин еще долго не могла прийти в себя. От выброса негативных эмоций ее в прямом и переносном смысле потряхивало. Девушку нервировало буквально всё, начиная от отсутствия замка на двери и заканчивая свистом ветра за окном. Она не чувствовала себя в безопасности в этой комнате, в этом доме, с этими странными людьми. Они все в той или иной мере походили на пациентов психиатрической клиники.

Гиперактивная болтушка Долорес с переменчивым настроением. Парализованный незрячий Миллер, по непонятной причине сиганувший в окно. Повариха Лиза, расхаживающая по поместью с видом вдовствующей герцогини. Сам Тернер со взглядом серийного убийцы, и даже его молчаливый здоровенный, как шкаф, водитель с говорящим именем Блэк.

Если бы нечто подобное происходило в книге, Кэтрин без колебаний посоветовала бы героине сломя голову бежать из поместья, где явно творится что-то неладное. Но врожденное упрямство и непреодолимое желание докопаться до истины сковали ее по рукам и ногам.

Сбежать – легче всего. Довериться инстинктам, пойти на поводу у интуиции, кричащей об угрозе… В реальности многие именно так и поступают, потому что это самый простой и надежный способ избежать проблем. В теории Кейт все это понимала, но в глубине души считала трусостью.

Навернув пару кругов по комнате, Кэйт замерла возле стола. Руки сами потянулись к пухлой рукописи. На обложке большими ровными буквами было выведено название: «Инстинкт». Первая опубликованная книга Миллера и последняя, которую она взялась перечитывать за пару дней до задания Дэбры Кокс.

Ещё один знак?

Возможно, но правда в том, что Кэтрин никогда не верила в мифические знаки судьбы и роковые предзнаменования.

Все удары, что преподнесла Кэти щедрая на подзатыльники жизнь, являлись закономерным итогом цепочки событий. Ее отец погиб в автокатастрофе, потому что злоупотреблял алкоголем и наркотиками. Мать покончила с собой, потому что была слишком ленива, чтобы подняться с дивана и заняться чем-то кроме смакования своих страданий. Кэйт лишилась дома и семьи, потому что ее оба родителя не хотели жить и не предпринимали ни малейших попыток захотеть.

Могли бы какие-то чудодейственные знаки судьбы изменить то, что с ними произошло?

Вряд ли.

Если человек не желает и не ищет спасения, никакая потусторонняя сила не сможет остановить запущенную программу саморазрушения. Это был их собственный выбор. Эгоистичный, трусливый и жалкий. Но именно этот выбор дал маленькой Кэтрин шанс на совсем другую жизнь.

Оказавшись под опекой бабушки, она обрела все то, чего была лишена при живых родителях. Заботу, ласку, любовь и отчаянную надежду, что так будет всегда. Десять лет сравнительно спокойной и счастливой жизни пролетели как один миг, а затем все снова рухнуло. И никакие роковые знаки не могли становить то, что произошло. Иногда мы просто бессильны что-либо изменить. Остается только принять неизбежное и стать сильнее.

Кэтрин перевернула страницу. Она не собиралась читать, а лишь бегло полистать пожелтевшие страницы, исписанные разборчивым красивым почерком, но вышло иначе. Взгляд Кэйт зацепился за незнакомый, перечеркнутый жирной линией фрагмент с пометкой «убрать» на полях, и она увязла…

«Мы придумали себе новые имена. Не помню, чья была идея. Скорее всего, моя. Впрочем, это не имеет никакого значения.

К восьми годам я уже прочитал множество книг из отцовской библиотеки. Таскал их тайком и жадно проглатывал, прячась с фонариком под одеялом. Если бы отец только увидел, что я читаю…

Возвращаясь в наше тайное место, я пересказывал другу биографии самых известных серийный убийц, а он внимательно ловил каждое мое слово и улыбался.

Пока наши сверстники зачитывались комиксами, мы изучали подробности жизни самых кровавых монстров прошлых столетий и выбирали себе кумиров.

Так он стал Джеком, а я – Жаном.»

На этом страница закончилась. Не выпуская тетрадь из рук, Кэтрин прошла к кровати. Сердце гулко колотилось в груди, от волнения потели ладони. Мысли лихорадочно метались, она пыталась понять, почему Роберт решил не включать этот фрагмент в свою первую книгу. В нем не было ничего особенного, что могло кардинально повлиять на опубликованный текст. Главных героев «Инстинкта» Миллера действительно звали Джек и Жан, но по сюжету это были их реальные имена.

Возможно, Роберт решил упростить текст, убрав то, что считал лишним и незначительным. Либо наоборот…

Безумно заинтригованная, Кэйт быстро избавилась от платья, забралась под одеяло и, включив ночник, продолжила чтение.

На следующей странице другим цветом пасты и более небрежным почерком (словно впопыхах) Миллер оставил примечание, которое тоже впоследствии вычеркнул.

«Примечание:

Джек-Потрошитель – один из самых известных и загадочных серийных убийц в истории. Совершил ряд жестоких преступлений в лондонском районе Уайтчепел в 1888 году. Его личность и мотивы убийств так и не раскрыты по сегодняшний день. Джек Потрошитель лишил жизни как минимум пятерых девушек, занимавшихся проституцией, перерезав им горло и изуродовав тела. Убийства прекратились так же внезапно, как и начались. (Джек так увлекся этим парнем, что даже захотелось выучиться на хирурга. Я считал это глупой затеей, и на следующий день принес ему медицинскую энциклопедию. Мы читали ее в течение недели, но это было смертельно скучно. Джек сдался первым и заявил, что готов перейти от теории к практике. Разумеется, я его поддержал.)

Жан Батист Мурон – 16-летний француз, осужденный за серию поджогов в деревне Тарасон. Был приговорен к каторге на 100 лет и 1 день. Вышел на свободу в возрасте 116 лет. Это стало рекордом по длительности отбывания наказания.

(Однажды я тоже побью какой-нибудь рекорд и войду в историю)»

Кэтрин в недоумении свела брови и перешла к следующей странице, где не наблюдалось ни пометок, ни зачеркиваний, и содержание практически не отличалось от растиражированной версии «Инстинкта».

«Мы всегда встречались в одном и том же месте и вели себя так, словно за пределами леса ни его, ни меня не существует. Это тоже было частью игры.

Муравьи, бабочки, пауки, ящерицы – это осталось в прошлом.

Мы экспериментировали. Нам хотелось большего.

Следующими стали змеи.

Находить и отлавливать их оказалось намного сложнее и дольше, но зато эта игра напоминала настоящую охоту. На то, чтобы набить жестяную канистру змеями, у нас уходило от недели до двух, но оно того стоило.

У меня тряслись руки, когда я заливал мерзких гадов бензином, а сердце билось так сильно, словно вот-вот выскочит из груди. Огонь пожирал их не сразу, и в этом был особый, оглушительный кайф.

Боже, как они шипели и изворачивались, как трещала, лопаясь, их кожа! Меня переполняли эмоции, столь мощные, что хотелось кричать. Это был дикий безудержный восторг. Я жадно вдыхал разносящийся по округе запах и не мог надышаться.

Спустя год или чуть больше настал черед крыс. Гадкие отвратительные твари не вызывали во мне ничего, кроме омерзения. Мне нравилось их убивать. Это наполняло меня умиротворением.

Хочу сразу прояснить, что мы с Джеком не считали свои игры жестокими или неправильными. Я любил кошек, собак и других домашних животных, и Джек, наверное, тоже. Мне бы и в голову не пришло сделать с ними что-то подобное. Я же не зверь и не садист.

Кто, вообще, любит крыс? Что страшного может случиться, если мы избавим этот мир от двадцати хвостатых тварей? Ну или тридцати. Ладно, пятидесяти.

Превысить эту цифру нам с Джеком так и не удалось, хотя попытки были. Поймав несколько грызунов, мы сажали их в приспособленные аквариумы (Джек стащил с чердака своего дома), кормили, наблюдали и выжидали, когда тварей расплодится достаточно, чтобы устроить большой пищащий огненный пир.

Мы готовились к этому дню, как к празднику. С предвкушением, азартом и растущим нетерпением, и одновременно чувствовали, когда наступал предел, после которого каждый день промедления нас самих превращал в озлобленных ублюдков. Однажды мы даже подрались.

Я любил порядок во всем, чем занимался. Будь то содержание комнаты в чистоте, выполнение домашнего задания или разведение крыс. Как-то я не досчитался одной серой твари и обвинил в пропаже Джека. Он все отрицал, и я даже ему поверил, а когда вернулся домой, то обнаружил дохлую крысу под своей кроватью.

В меня словно зверь тогда вселился. Вернувшись в лес, я набросился на Джека с кулаками, а он неожиданно дал сдачи. Мы катались по земле, норовя ударить друг друга посильнее, пока оба не выдохлись.

– Я не трогал чертову крысу, – хлюпая разбитым носом, упрямо повторил Джек. – Она мне на хрен не сдалась. Как и все остальное…

– Что ты сказал? Повтори! – я снова встал в стойку, собираясь продолжить драку.

– Иди к черту, Жан, – огрызнулся Джек и, повернувшись ко мне спиной, похромал прочь.

Это была наша первая серьезная ссора. Моей злости хватило ровно на неделю, но все это время я упорно приходил в наше тайное убежище и подкармливал хвостатых питомцев.

Джек не появился ни разу.

К концу второй недели я решил, что он больше не вернется, и впал в уныние. Без Джека ничто не приносило радости. Я тосковал по нему, как по самому родному человеку, единственному во всем мире, кто по-настоящему меня понимал.

Крыс становилось все больше, а места в аквариумах все меньше. Нужно было что-то решать, но я ничего не хотел решать.

Я ждал. Сидел на дощатом полу заброшенной хижины, равнодушно глядя на полчища копошащихся откормленных крыс, и упорно ждал. В какой-то момент возникло желание выпустить мохнатых уродцев, но я быстро его отмел и решил подождать еще.

Одиночество тяготило, угнетало, сжигало изнутри. Я стал плохо есть, в школе засыпал прямо на занятиях, а ночами предавался бесконечным воспоминаниям о наших с Джеком играх. В итоге запустил учебу и нахватал жалоб от учителей. За это отец лупил меня ремнем, но я не плакал и совсем ничего не чувствовал.

К концу третьей недели я перестал кормить крыс, и они сначала сожрали своих детенышей, а потом начали поедать друг друга. Это было мерзкое зрелище. Я понял, что поступил правильно, не дав им свободу. Эти твари не имели права жить. Они заслужили того, что я с ними сделал в тот день.

Вытащив тяжелые ящики из трухлявого дома, я залил в маленькие вентиляционные отверстия горючую смесь и бросил туда зажжённую спичку. Огонь вспыхнул мгновенно. Затем раздался оглушительный визг, отозвавшийся внутри меня знакомым сладостным чувством.

Через пару минут все было кончено. Сорок девять крыс сгорели до пепла.

Перед почерневшими аквариумами я простоял до темноты.

В лесу не осталось ни звука. Ни пения птиц, ни шуршания ветра в кронах деревьев. Только мой бешеный пульс и надрывные удары сердца.

Вернувшись домой, я разделся, сложил всю пропахшую гарью одежду в мусорный мешок и тщательно помылся. Затем прибрался в комнате, сделал уроки, плотно поужинал и лег в постель.

В ту ночь я впервые за месяц крепко уснул.

А на следующий день вернулся Джек…»

Следующие несколько страниц Кэтрин пролистала, особо не вникая в написанное. В этом не было никакого смысла, она отлично помнила содержание. Возобновление дружбы, новые эксперименты подрастающих убийц, растущая жажда более изощренных ощущений, усиливающее стремление Жана укрепить их с Джеком связь. Последнее базировалось на страхе потерять друга и напарника, как это случилось во время опыта с крысами.

Объемные главы с полным погружением в сознание все больше утопающего в больных фантазиях ребенка вызывали в Кэтрин смешанные чувства. С одной стороны, ее пугала достоверность, с которой Миллер прописывал все стадии превращения Жана в свирепого неуловимого монстра, а с другой – она считала этот ход гениальным.

Чтобы глубже понять, откуда писатель черпал всю эту информацию, ей бы здорово помогли пояснения автора, но в первой трети книги Кэтрин не нашла ни одного, не считая тех, что обнаружила в самом начале. Оставалось довольствоваться версией, что Роберт черпал вдохновение в тех же книгах, что и его герой. Но, возможно, Тернер или Лори смогут приоткрыть завесу тайны писательской методики Миллера. В конце концов, они близко взаимодействовали на протяжении многих лет.

Остановившись на моменте встречи Жана с его первой жертвой, Кэтрин отложила тетрадь. Она была зла и разочарована тем, что не нашла в рукописи ничего кардинально нового. Ни одной зацепки, способной пролить свет на личность и характер самого Миллера, а Кэйт рассчитывала именно на это, когда Тернер предложил ей прочитать первоисточник. Но по крайней мере вопрос об авторстве теперь был полностью закрыт. Кэтрин больше не сомневалась, что черновик «Инстинкта» написан рукой Роберта Миллера.