Остаюсь с тобой

5

Зазвонил телефон. Жалея, что не отключил его на ночь, Скачков вышел в переднюю, взял трубку. Голос генерального директора объединения узнал сразу.

— Я вас слушаю, Виталий Опанасович.

— Все прохлаждаетесь, Валерий Михайлович? — спросил с издевкой Дорошевич.

— Законный отдых, Виталий Опанасович, — сдержанно ответил Скачков, возмущаясь в душе тоном, каким с ним заговорил генеральный директор. — Вы же сами сказали, чтоб пару недель…

— Помню, помню, еще, кажется, не склеротик, — не дал договорить Скачкову. — Знаете, Валерий Михайлович, несколько лет назад мне строили садовый домик. Известно, как работают строители из ремонтных организаций. Сначала привезут доски, через месяц — кирпич. Приехали, вырыли канавки под фундамент и снова исчезли на месяц. Доски почернели, кирпич пророс травой. Но я не об этом. Знаете, под досками поселились ежики. Они любят тихие места, чтоб их никто не беспокоил. За лето они успели даже вырастить потомство. Боюсь, Валерий Михайлович, как бы в вашем кабинете тоже не поселились ежики…

— Понимаете, Виталий Опанасович, — Скачков сразу не нашелся что сказать и нарочно тянул. — Это, понимаете, будет отлично, если у меня в кабинете поселятся такие колючки. У каждого начальника должен быть свой ежик, чтобы он, начальник, а не ежик, особенно не засиживался за столом, чаще бывал на местах, среди людей.

— Видать, в моем кабинете поселилась именно такая колючка, как вы говорите, потому-то мне и не сидится на месте. — Чувствовалось, что Дорошевичу не по душе пришелся ответ подчиненного. — Короче, Валерий Михайлович, часов в одиннадцать буду у вас. Если выберете время, то загляните, пожалуйста, в контору. Хочу представить вас коллективу.

— Буду, — заверил Скачков, желая поскорее кончить этот чем-то неприятный ему разговор.

Однако Дорошевич и не думал класть трубку. Очевидно, еще не до конца высказался.

— Знаете, Валерий Михайлович, — продолжал он каким-то скучноватым, блеклым голосом, казалось, без всякой охоты, — показатели в управлении хуже некуда. План горит. Все развинтились без хозяина. Звонил Балыш из Москвы, спрашивал, долго ли его преемник будет отлеживаться на пляже. Так и спросил, Валерий Михайлович. Кто-то, знаете, уже донес. Вот так…

— Я же сказал, Виталий Опанасович, что буду, — не мог скрыть раздражения Скачков.

— Спасибо вам, Валерий Михайлович, что нашли возможность приступить к выполнению служебных обязанностей, — не обошелся без ехидства генеральный директор.

В трубке запищало.

— Что случилось? — крикнула из спальни Алла Петровна.

— Если бы знал, что этот Дорошевич такой зануда, никогда бы сюда не поехал, — ответил Скачков и, включая электробритву, громче добавил: Приказано срочно приступить к выполнению служебных обязанностей.

— Зайди в парикмахерскую, а то явишься с седыми космами над ушами, тоже тоном приказа сказала Алла Петровна и, накинув на плечи халатик, поспешила на кухню.

Провожая мужа, она придирчиво оглядела его с ног до головы, поправила галстук, проверила, не забыл ли носовой платок, и уже в дверях уныло вздохнула:

— Опять одной распаковывать вещи…

— Отдыхай. Вместе распакуем. Может, даже и сегодня. Думаю, что я там не задержусь.

И немного спустя, когда он спускался по лестнице, крикнула вдогонку:

— Смотри же, не забудь постричься.

Местный парикмахер, маленький и вертлявый, с усиками «под Чаплина», старался изо всех сил. Расплатившись, Скачков подошел к зеркалу. Седина и правда теперь меньше бросалась в глаза. Зато уши точно выросли, а щеки заметно покруглели. Бросались в глаза незагорелые белые пятна над ушами. Скачков уже пожалел, что послушался жены. Выйдя из парикмахерской, посмотрел на часы и, сразу позабыв о своей внешности, о пятнах над ушами, ускорил шаг. Хотел прийти в контору раньше, чем нагрянет областное начальство.

Около двухэтажного с широкими окнами здания конторы, обсаженного едва достигавшими крыши липами, стояли две «Волги». Значит, начальство было здесь. Теперь можно и не спешить. Скачков замедлил шаг, что он делал всякий раз, когда хотел умерить дыхание.

— Михайлович! — окликнул его робкий хрипловатый голос.

Скачков оглянулся. Со скамейки, стоявшей под липами, встал и двинулся к нему Алесич. Он был в новеньком сером костюме в черную крапинку, в белой рубашке. Он совсем не был похож на того исхудалого и мрачного бедолагу, каким Скачков видел его у озера. Только грустные запавшие глаза остались теми же.

— Ко мне? — подал ему руку Скачков.

— Вы же приглашали…

— Ясно. Слушай, Иван, погуляй немного. Я сам первый раз сегодня вышел. Сейчас меня будут представлять коллективу. Так что подожди.

— Ничего, больше ждал, — засмеялся Алесич.

Генеральный директор объединения и секретарь райкома партии Михейко сидели в кабинете, длинной узкой комнате, застланной ковром. На глухой стене висели многочисленные карты, диаграммы. Три окна выходили в сквер. В них цедился мягкий зеленоватый свет.

— Не спешим, товарищ Скачков, — протянул руку Дорошевич. — Привык там, чтобы тебя ждали…

— Думаете, легко отвыкнуть от этого? — усмехнулся Скачков.

— Конечно, перед таким штурмом нелишне и отдохнуть, — пожал руку Скачкову и секретарь райкома, подтянутый, высокий и с виду совсем еще молодой человек.

— Пойдемте, — сухо кивнул Дорошевич, точно боясь, что новый начальник заговорится с секретарем райкома, потом не оторвешь.

Они прошли в конференц-зал на первом этаже. Там уже собрались сотрудники конторы и те рабочие, их было немного, которые в это утро по разным причинам оказались здесь. Среди конторских они выделялись своими черными комбинезонами и брезентовыми курточками.

На небольшом возвышении вроде сцены прятался под зеленым сукном, свисавшим чуть не до пола, длинный стол. На столе, кроме нескольких бутылок минеральной воды и стаканов, ничего не было.

Поднявшись первым на сцену, Дорошевич подождал, пока сядут секретарь райкома и Скачков, и начал, явно желая быть остроумным:

— Я вот смотрю на вас и не могу поверить, что вы, такие молодые, сильные, красивые, какой уже месяц подряд не выполняете план. В чем дело? Мы с вами так и не смогли разобраться. Надеемся, что во всем этом разберется новый начальник управления, зрелый, опытный и мудрый руководитель, которого сейчас и представит вам секретарь райкома партии Евгений Михайлович Михейко. Прошу, Евгений Михайлович!

Почувствовав в словах, а больше в тоне, каким говорил Дорошевич, скрытую иронию и желая развеять это возможное впечатление у присутствующих, Михейко встал за столом и обвел зал, казалось, озорным взглядом:

— Сразу хочется отметить, что у вас здесь собралось очень много мудрых людей. Вы все, как здесь говорилось, умудряетесь не выполнять план. Сам генеральный директор объединения Виталий Опанасович тоже мудрый человек. Мол, пусть секретарь райкома представляет нового начальника управления и сам потом отвечает за него. А он, Виталий Опанасович, будто и ни при чем. — По залу прокатились сдержанные смешки. Немного подождав, Михейко продолжал: Однако, признаюсь, я искренне рад, что мне выпала честь представить вам товарища Скачкова Валерия Михайловича. Валерий Михайлович занимал разные должности, прошел путь от районного работника до работника республиканского масштаба. Он добровольно приехал сюда, чтобы возглавить управление, а это, согласитесь, что-то да значит. Меня, признаюсь, особенно радует, что родом он из наших мест. Из соседнего района. Здесь когда-то работал его отец, потом партизанил, здесь героически погиб в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Это тоже свидетельствует о том, что Скачков у нас человек не случайный. В связи с этим есть у меня еще одна затаенная надежда. Его предшественник, бывший начальник вашего управления товарищ Балыш, надо отдать ему должное, умел работать. Но… порой забывал, что стоит-то обеими ногами на колхозной земле. Сколько мы с ним воевали из-за этого! Бывало, чудесный сенокос. Неделя-другая — и коси. Перекопают, перевернут все, видите ли, нельзя ждать, план. Мне хочется сказать не только вашему новому начальнику, но и всем вам: нефть нужна стране, спору нет, но ей не меньше нужен и хлеб.

Секретарь райкома посмотрел на Скачкова, как бы спрашивая, не желает ли тот сказать пару слов после него. Скачков задумался на минуту, не зная, согласиться ему или отказаться. Но тут выскочил вперед нетерпеливый Дорошевич.

— Конечно, — начал он обдуманно и рассудительно, — это хорошо, что как раз сейчас к нам прибыл Валерий Михайлович. Дело в том, что ваше управление — ведущее в объединении. Все другие управления фактически работают на вас. Таким образом, товарищи, ваши успехи — это успехи всего объединения. Я уверен, что с приходом Валерия Михайловича дела у вас пойдут лучше. Известно, ему придется нелегко. Перед управлением, как и перед всем объединением, стоят довольно сложные проблемы. — И Дорошевич, пожевывая губами, начал рассказывать об этих проблемах, всем хорошо известных. Говорил он долго, нудно и скучно.

За свою жизнь Скачков насиделся на разных совещаниях, собраниях, конференциях, симпозиумах и давно научился не слушать ораторов, если те говорят неинтересно или несут какую-нибудь чепуху. Так было и сейчас. С первых слов стало ясно, что Дорошевич не скажет ничего нового, — о тех же проблемах и теми же словами он говорил и там, у себя в кабинете… Поэтому Скачков почти и не слушал его. Сидел, положив руки на стол, и всматривался в лица людей в зале.

В первых рядах сотрудники конторы. Их отличали белые лица. Будто люди никогда не видели солнца. Наверное, любят сидеть в кабинетах, редко выезжают на объекты, а если и выезжают, то на машинах…

Большинство молодых и с виду здоровых мужиков. У этих лица загорелые, спокойные, скучающие. Ничего удивительного, люди привыкли к труду, к конкретным делам, не любят тратить время на бесполезные тары-бары. Некоторые перешептываются меж собой, чему-то усмехаются, нетерпеливо поглядывают на часы.

Вообще все в зале производили впечатление уверенных в себе людей, которые знают, для чего живут на земле, с которыми он, Скачков, не только добьется выполнения планов, но и наладит всю работу так, что к ним еще поедут учиться из других управлений. На минуту представил, как вдруг заявятся его бывшие коллеги изучать опыт, будут расспрашивать обо всем, втайне завидуя ему, — представил и невольно улыбнулся.

Скачков так замечтался, что не слыхал, когда Дорошевич кончил, обернулся к нему:

— Вам слово, Валерий Михайлович!

— А надо ли? — Скачков встал, подождал, когда спадет оживление в зале. — Здесь говорили, вот, мол, пришел Скачков — и все теперь покатится как по маслу. Не уверен. Если не справляется коллектив, что может сделать один человек, даже если этот человек начальник? Мы все вместе хорошенько подумаем, обсудим, как и что, и, уверен, чего-то добьемся. Скажу откровенно, мне приятно стать членом вашего коллектива. Спасибо за доверие.

Дорошевич объявил, что на этом собрание закрывается. Люди загремели стульями, поднимаясь. Но не все сразу подались к выходу. Кое-кто стоял, точно ожидая, что будет дальше. Кое-кто начал пробираться ближе к сцене. Окружили Дорошевича, перебивая друг друга, о чем-то спрашивали, чего-то просили. На секретаря райкома и Скачкова не обращали внимания. Они постояли немного, глядя на эту толчею, потом вышли в коридор.

— Поеду я, — сказал Михейко и посмотрел на часы. — У вас здесь свои проблемы, вот и занимайтесь ими. А меня ждут.

Скачков пошел его проводить.

— Вы правильно сделали, что сказали про коллектив. Поправили меня, так сказать… Нельзя отрываться от коллектива, только с людьми вместе можно что-то сделать. Но, — секретарь райкома глянул на Скачкова, улыбнулся, — но за все спросим с вас, только с вас, имейте это в виду. — И, неожиданно покраснев, видно, застыдившись, что говорит это человеку вдвое старшему, чем он сам, торопливо подал на прощание руку.

Поднявшись на второй этаж, Скачков увидел у себя в в приемной Алесича.

— Это к вам, Валерий Михайлович, — сказала секретарша, дородная седоволосая женщина, показывая глазами на посетителя, и тут же пожаловалась: — Я говорила ему, что не вовремя.

— Заходи… — Скачков отворил двери перед Алесичем, попросил секретаршу: — Свяжите меня, Эмма Григорьевна, с начальником управления буровых работ.

Не успел Скачков перекинуться с Алесичем и парой фраз, как зазвонил телефон.

— Привет! — Скачков взял телефонную трубку и уселся на своем месте за столом. — Говорит новый начальник управления Скачков Валерий Михайлович… Спасибо! А вас?.. Увидимся, Сергей Иванович, обязательно увидимся. Малость освоюсь здесь… Сергей Иваныч, у меня тут одна просьба. Мой односельчанин остался без работы. Так сказать, выбросила река жизни на сушу. Мастер на все руки, но… Да… Пошлите его куда-нибудь подальше от цивилизации. Уверен… Спасибо!.. Через полчаса будет… Всего! — Положив трубку, глянул на Алесича, который все еще стоял у порога. — Слыхал? Вот так. Иди в отдел кадров буровиков, возьмешь направление. Будешь работать на буровой. Работа там очень ответственная, так что смотри, чтоб без этого самого.

— Завязал, Михайлович, — заверил Алесич. По голосу чувствовалось, что ему приятно было говорить это.

— Давно?

— Вчера.

— ?!

— Правда, Михайлович. — Увидев, что Скачков ему не верит, пояснил: Думаешь, мне самому нравилось все это? Катился, как камень с горы, а остановить некому. И сам не мог, хоть и пробовал. Были дни, когда ни капли. Я же вам рассказывал на озере. Было, когда рыба не клевала. И не пил. Честно. А потом, как назло, начала клевать. Раз и бутылки не хватило. Ведро карасей наловил. Пропади она пропадом, эта рыба!.. Вчера проснулся, пошарил по карманам, а там — ветер. А оно же так: когда нема на что, так особенно хочется. У матери не попросишь. Просил не один раз. Стыдно, конечно. Говорил, что отдам. Вот сижу на кровати и думаю, где бы перехватить рубль… Вдруг вижу, как под окнами во дворе чья-то фигура мелькнула. Мать, значит. Вернулась, положила на стол пятерку. Сижу, а мне кажется, от стыда сейчас дымом сойду. Глянул ей в спину и, знаете, впервые заметил, что на ней юбка из моих старых брюк, кофта из какой-то старой моей рубашки, на ногах же мои ботинки без шнурков, тоже старые, изношенные. Одеваюсь, а та пятерка огнем жжет мне глаза. И все же я взял ее, выскочил из хаты… Зашел, известное дело, в сельмаг. Сижу на озере, рыба клюет, а мне что-то не хочется из той бутылки пить. Швырнул ее в воду. Проходил день по лесу, уже затемно вернулся домой, чтобы не встречаться с матерью, а на рассвете на автобус и сюда. Спасибо вам, что не отказали, Михайлович. Попробую начать все сначала. А если что, пусть выгоняют, обижаться не буду.

— Хорошо, если так. — Скачков провел Алесича до дверей. — Сегодня у нас с тобой знаменательный день, ты и я, мы оба приступаем к работе.

— И не можем отметить такое событие, — засмеялся Алесич.

— Ничего, у нас с тобой еще все впереди. — Скачков распрощался с земляком и вернулся к столу.

В это время в кабинет стремительно, с ветерком, влетел Дорошевич. Напился из графина воды, вытер мясистые губы, лоб платком. Засовывая платок обратно в карман, хохотнул:

— Ну и проблем у тебя… Что значит не выполнять план. Это очень скверно для управления, но еще хуже для людей. Нет премии, нет прогрессивки. Знаешь, все твои специалисты просятся в Сибирь. Обступили, отпускай, и все. Надо срочно что-то делать. Неотложно! А вы, — он пронзительно посмотрел на Скачкова, — собираетесь еще раскачиваться. Здесь надо показать характер, чтобы сразу все почувствовали в вас хозяина, настоящего хозяина. Каждый день, каждый час бездеятельности в создавшихся условиях — преступление!

— Извините, Виталий Опанасович, — не сдержался, прервал генерального Скачков, — вы разговариваете со мной так, будто я приехал сюда баклуши бить, а не работать.

— Однако же и не спешите приступать!

— Отпуск у меня… Между прочим, законный. С вашего разрешения…

— Ха! — крутанулся на пятке Дорошевич, по привычке поддерживая руками свой животик. — В такой ситуации он еще думает об отдыхе. Надо браться за работу безотлагательно, если не хотите, чтобы разбежались лучшие специалисты. Их годами собирали со всей страны. Вы это понимаете?

— Понимаю. Но чтобы принять действенные меры, надо во всем здесь основательно разобраться.

— Сколько вам для этого потребуется времени?

— Ну, может, дней… — задумался Скачков. Хотел сначала сказать, что дней десять, но подумал, что это слишком много, Дорошевич может расценить это как его, Скачкова, неуверенность в самом себе. А назвать меньший срок может расценить как легкомыслие, опять худо.

— Дней?.. — подался всем телом к Скачкову Дорошевич. — Я буду рад, если вы через месяц скажете мне что-нибудь дельное.

— Я же эту систему немного знаю, — начал оправдываться Скачков.

— Знаете сверху. Ваши знания слишком общие. Так что не спешите. Начинайте с нуля. Имейте в виду, что надо все очень основательно взвесить, чтобы выбрать единственно правильное направление… Чтобы не ошибиться с самого начала. Исходите из реальных возможностей. Не надейтесь, что вас кто-то выручит. Вас выручать никто не придет.

— Как-нибудь обойдемся, — буркнул Скачков.

— Хорошо. Будем надеяться. Более детально обо всем поговорим, когда вы, так сказать, вникните, а пока до свидания! — Он улыбнулся неизменно приветливой улыбкой, сунул Скачкову свою пухлую руку и вышел. Пока Скачков решал, проводить генерального директора или не стоит, того и след простыл.

Какое-то время он стоял за своим столом. Надо было что-то делать. И безотлагательно. Люди ждут от него каких-то указаний. А он?.. Правильно сказал Дорошевич, что надо начинать с нуля. Что ж, надо так надо.

Он вышел в приемную:

— Эмма Григорьевна, кто у нас самый сведущий? Чтобы мог показать мне хозяйство?

— Да много у нас таких, — пожала плечами секретарша.

— Позовите кого-нибудь.

Скоро в кабинет зашли двое. Это были главный инженер и начальник технологического отдела.

Главный инженер управления Игорь Семенович Бурдей, высокий, худой, с продолговатым узким лицом, изрезанным морщинами, в сером костюме и черной водолазке, которая скрывала его тонкую шею. Подойдя к начальнику, он чуть заметно поклонился, пожал руку, неторопливо и степенно сел на стул у стены, забросил ногу на ногу. Под штаниной обозначилось острое колено.

Начальник технологического отдела Вячеслав Никитич Котянок, невысокий, маленький, с длинным носом и нахохленным чубчиком, всей своей фигурой напоминал задиристого воробья. Он первым подбежал к начальнику, подождал, когда с ним поздоровается главный инженер, потом и сам подал руку, сел за приставной столик, достал из кармана джинсовой куртки блокнотик, приготовился записывать.

Услыхав, чего хочет от них начальник управления, главный инженер сказал:

— Котянок все покажет. Он чаще меня бывает на местах.

Какое-то время спустя Скачков и Котянок уже катили на «козлике» по узкой асфальтированной дороге, которая шла через высокий тенистый лес, начинавшийся сразу за Зуевом.

— Расскажите, Вячеслав Никитич, что здесь делается, — попросил Скачков.

Сначала ему подумалось, что Котянок, наверное, из тех людей, которые очень обостренно, может быть, болезненно воспринимают недостатки. Во всяком случае, его внешность говорила за это. Он и сейчас сидел какой-то взъерошенный. С его тонких губ не сходила чуть заметная нетерпеливая улыбка. Казалось, только попроси, и он выложит все недостатки, как на блюдечке, расскажет обо всем искренне, с возмущением, не исключено, что и преувеличит малость. Но совсем неожиданно для Скачкова тот заговорил спокойно, даже безразлично, заговорил все больше про общее и общими словами, должно быть, остерегался или даже еще не доверял новому начальству. Во всяком случае, ничего нового к тому, что Скачков уже знал, начальник технологического отдела не добавил.

— Что вы, молодой человек, прячетесь? — не выдержал Скачков. — Я же не контролер, которого можно водить за нос, я приехал сюда надолго, если не навсегда.

— А что говорить, Валерий Михайлович? — натянуто усмехнулся Котянок. Сами увидите. Хвалиться нечем.

Скачков, конечно, и не ожидал увидеть образцовое производство. Но то, что он увидел на промысле и в цехах подземного капитального ремонта скважин, на базе производственного обслуживания, всюду, где они успели побывать до конца дня, его не просто поразило и взволновало, а ошеломило настолько, что всю обратную дорогу он сидел как убитый, не пытался даже ничего уточнять, выяснять и ни о чем говорить. А хотелось, очень хотелось спросить, что же он, Котянок, здесь делал, куда смотрел.

Настроение начальника, наверное, передалось и Котянку. Он забился в темный уголок на заднем сиденье, притих, казалось, даже не дышал, — ну точно его там и не было.

Теперь Скачков не думал, что напрасно приехал сюда, — поздно было думать об этом, — он знал, был уверен, что не сможет, просто не сумеет вывести управление из прорыва, потому что сейчас, в эти минуты, и в самом деле не видел выхода.

— Слушайте, Вячеслав Никитич, — обратился наконец Скачков к начальнику отдела. — А что, если мы проделаем такой эксперимент. Предложим рабочему, бригадиру, начальнику цеха, чтобы они подумали, что надо сделать каждому из них… Понимаете?

— Это было бы то, что надо, — подал голос из своего угла Котянок. — Но только в идеальных условиях. Мы не справляемся с планом не потому, что люди плохо работают. Здесь налицо объективные причины. Запущен ремонт, не хватает труб, запасных частей.

— Какой же выход? — спросил Скачков, обращаясь не к Котянку, а скорее к самому себе.

— Я, Валерий Михайлович, много думал об этом, — начал Котянок оживленно. Казалось, что он только и ждал удобного момента, чтобы заговорить об этом. — Даже кое-что наметил. Намечал лишь то, что можно сделать в наших условиях. Показал главному инженеру. Тот в принципе одобрил, но сказал, что надо подождать нового начальника. Мы уже знали, что вы приедете.

— Познакомьте меня с вашими… наметками.

— Обязательно, Валерий Михайлович. Как только кое-что уточню.

— Когда это будет? — нетерпеливо обернулся Скачков.

— Надо все подсчитать. Пока что у меня там больше идей, чем расчетов… Думаю, через месяц все будет готово, не раньше.

В Зуев приехали перед вечером.

Отперев дверь мужу, Алла Петровна тотчас же исчезла на кухне. Значит, не в настроении, чем-то недовольна.

Скачков остановился у порога удивленный. На стене в передней он увидел вешалку, которая еще утром лежала на узлах в зале. На вешалке висели, как когда-то в Минске, его и женин зонтики, плащи. Заглянул в зал. На полу лежал ковер. У глухой стены стояли книжные полки. Книги были уже расставлены. На столе поблескивал зелеными цифрами будильник. Возле него возвышалась коробка с люстрой. Значит, не только навела порядок в квартире, но еще и успела сходить в магазин за обновой.

В дверях на кухню остановился, долго наблюдал, как Алла Петровна раскладывает по тарелкам ужин.

— Не знаю, чего спешить? — проговорил с печалью в голосе. — Кто тебя заставляет надрываться? Я же сказал, сделаем все вместе.

— Тебя дождешься, — без обиды, даже как-то весело посмотрела на мужа Алла Петровна. — Ты же так заработался, что и про обед забыл. Или захотелось под старость орден заработать?

— Какой орден! — хмыкнул Скачков; он сходил в ванную помыть руки, а когда вернулся снова на кухню, уселся у стола на табуретку, признался: — Тут надо бога молить, чтобы хоть не оскандалиться. Никогда не думал, что все здесь добито до ручки. Все скважины надо ремонтировать. Представляешь? Нефть еле течет, до того снизилось пластовое давление. А чтобы построить новую станцию для закачки воды, нет ни насосов, ни труб. На старых площадях так выжимали нефть, так старались загонять под землю воду, что теперь нефть идет чуть ли не пополам с водой. Несколько скважин совсем вышли из строя, так заводнились. Нефтеводы допотопные. Не хватает ремонтников, нужной аппаратуры. Даже те трубы, которые подняли, чтобы очистить от парафина, не могут очистить, нет установки. Мой предшественник выжал из промысла все, что мог, и удрал в Москву. Очень своевременно удрал… Один только цех подготовки нефти меня порадовал. Новый, мощный. Но работает лишь вполсилы. Рассчитывали на большую нефть, когда строили. А ее нет. И самое ужасное — в ближайшее время не будет. Геологи ничего не могут найти. Перспективный же план основывается именно на новых месторождениях. Допустим, мне удастся навести на промысле какой-то порядок. Но это будет порядок, и не больше, нефти нам он не прибавит. Ее просто-напросто нет. Одним словом, Алла Петровна, попался твой благоверный, как курица в суп… — Оторвался от тарелки, посмотрел на жену. Та сидела, подперев рукой подбородок, и усталыми глазами наблюдала за мужем. — Тебе это, наверное, не интересно? Извини…

— Почему же, интересно, — вздохнула Алла Петровна. — Я не об этом думаю. Надеялась, что хоть под старость поживем, как люди. Но и тут… — Она опять устало, грустно посмотрела на мужа. — Разведет нас работа, Валера… Снова начнем забывать друг друга… Так и жизнь, глядишь, пролетит…