Остросюжетные любовные романы. Книги 1-12

ГЛАВА 1

Тринадцать лет Ленни Голден не ступал на землю Лас-Вегаса, хотя именно там он был зачат, родился и провел первые семнадцать лет жизни.

Выйдя из самолета, он огляделся, принюхался и глубоко вздохнул. Воздух здесь пах по-прежнему.

По громыхающему аэровокзалу туда-сюда сновали заезжие шулера, туристы и средние американцы на отдыхе. Жирные пупсики ковыляли рядом со своими пухлыми крашеными блондинками-женами в брючных костюмах из синтетики и в поддельных драгоценностях. Визжали и ныли дети. Путешествующие жрицы любви в откровенных кофточках и в обтягивающих греховные попки брючках прибывали на заработки. Смуглые иностранцы сжимали в руках черные кожаные чемоданчики и дышали чесноком в лица своих рыжеволосых любовниц.

Джесс встречала его. Полтора метра ростом, завораживающе хорошенькая, она все еще смахивала на мальчишку-сорванца, кем и слыла в школьные годы. Она всегда предпочитала общество ребят. Особенно – Ленни. С первого класса они стали лучшими друзьями, и, как ни странно, их необычный и абсолютно платонический союз не только сохранился, но и окреп с годами, хотя, с тех пор как Ленни переехал из Лас-Вегаса в Нью-Йорк, они редко виделись.

Вдвоем они представляли собой забавную пару. Ленни, тощий и долговязый, с волосами грязно-белого цвета и глазами зелеными, как морская волна, напоминал бы подросшего Роберта Редфорда, если бы не так походил на Чеви Чейза. И Джесс, крошечная, большеглазая, с копной отливающих медью волос, веснушками и миниатюрной фигуркой фотомодели с разворота «Плейбоя».

Она бросилась ему в объятия.

– Как я рада тебя видеть! Слушай, ты потрясающе выглядишь! Как это удается такому развратнику – ума не приложу?

Ленни подхватил ее и закружил в воздухе, как тряпичную куклу.

– Э-гей, кто бы говорил!

Джесс хихикнула и покрепче прижалась к нему.

– Ленни Голден, я тебя так люблю, просто безумно!

– И я тебя, обезьянка.

– Не смей меня так звать, – взвизгнула она. – Я теперь замужняя дама. Вся из себя уважаемая. У меня ребенок, и все прочее. Так что, Ленни, веди себя со мной как с леди.

Он расхохотался.

– Если ты леди, то я – Рэкуэл Уэлч.

Джесс подхватила его под руку.

– А что, у тебя классные сиськи.

Заливаясь смехом, они двинулись к выходу.

– Как долетел? – поинтересовалась Джесс, пытаясь подхватить его потертый чемодан.

После короткой борьбы Ленни овладел своим багажом.

– Ну, как тебе сказать... Долго и скучно. Если Господь предназначал нас для полетов, ему следовало бы создать побольше стюардесс.

– Но кого-то ты все-таки закадрил? – понимающе подмигнула она.

– А как же!

– В самом деле?

– Когда я тебе врал? – возмутился Ленни.

Она расхохоталась своим заразительным смехом, на который невозможно было не обратить внимания.

– Ты? Да ты за доллар папе римскому мозги запудришь!

– А вот и она, – мечтательно протянул он.

– Кто? Где? – встрепенулась Джесс, невольно оглядываясь в поисках новой жертвы своего приятеля.

Мимо них, опустив глаза долу, с постным выражением на лице прошла монашенка.

– Кажется, я говорил, что за последнее время мои вкусы сильно изменились, – с серьезным видом прокомментировал Ленни.

– Как смешно! – Она в шутку замахнулась.

– Осторожнее, – запищал он, закрываясь рукой. – Я только что перенес операцию по обрезанию языка.

– То есть?

– Помнишь, я тебе рассказывал, что участвую в «Ли Брайант шоу»?

– Да.

– Так вот, они сократили мой четырехминутный фрагмент до тридцати секунд. Стоит не вовремя пукнуть, и вообще пропустишь все мое выступление.

– Придурки, – нахмурилась она. – Да что они понимают? Но главное, ты теперь в Вегасе. Здесь все обалдеют от твоих скетчей.

– Да уж, конечно, где-где, а в гостиной отеля «Маджириано» я наверняка произведу фурор.

– И ничего страшного, просто перемена обстановки. Возможно, как раз то, что тебе нужно. И кто знает, к каким последствиям все это может привести?

– Да ладно тебе. Ты говоришь прямо как мой агент: «Сделай эту халтуру, выступи на той помойке, – и оглянуться не успеешь, как окажешься знаменитым».

– Твой так называемый агент – типичный нью-йоркский бездарь, – наморщила носик Джесс. – Ты великий комик. Эх, мне бы стать твоим импресарио! Между прочим, именно я нашла тебе здесь работенку, не так ли?

– Чего ты хочешь – десять процентов?

Она рассмеялась.

– Думаешь, я сошла с ума – отказаться от титула первого шулера в Лас-Вегасе? Засунь свои комиссионные туда, где никогда не бывает загара.

Они проходили мимо туалета.

– Подожди секундочку, – попросила она. – Я так переволновалась, увидев тебя, что мне просто необходимо пописать.

Он засмеялся и в ожидании ее возвращения прислонился к стене. Джесс – из тех друзей, что познаются в беде. Две недели назад он позвонил ей и сказал, что не может больше оставаться в Нью-Йорке.

– Какие проблемы? – воскликнула она тут же. – Матт Трайнер, один из директоров отеля, где я работаю, отвечающий за развлечения гостей, весьма ко мне неравнодушен. Пошли телеграмму, и я заставлю его принять тебя.

Он отстучал телеграмму. Она организовала «халтурку».

Да, настоящий друг.

Ленивым взглядом он проводил темноволосую девушку в черных кожаных брюках и красной блузке. Она прошла сквозь толпу с таким видом, будто все вокруг принадлежало ей. Ленни понравилась ее манера держаться, не говоря уж о ее фигуре.

Господи! Ну когда же он обретет свободу? Уже шесть месяцев, как они с Иден расстались, но до сих пор при виде хорошенькой женщины он невольно сравнивал ее со своей старой любовью. И конца этому не видно. Нет, их роман с Иден Антонио еще не ушел в прошлое, зачем себя обманывать?

Подошла Джесс, схватила его за руку.

– Как здорово, что ты приехал, – объявила она. – Ну давай, рассказывай все и обо всем.

– Да-а... Мое «все» ограничивается карьерой, идущей под откос, и бестолковой половой жизнью.

– Звучит захватывающе. А какие еще новости?

Они вышли из здания аэровокзала и окунулись в марево горячего воздуха пустыни.

– Ух ты! – воскликнул он. – Я и забыл, как здесь жарко.

– А, брось! Тебе не помешает немного подзагореть. Сейчас у тебя вид ночного гуляки.

Друзья пошли к стоянке, где их ждал красный «камаро», весь в оспинах шпаклевки.

– Я вижу, ты все такой же ас-водитель, – сухо заметил Ленни, швыряя чемодан в багажник.

– Я тут ни при чем, – возмутилась Джесс. – А вот мой старик действительно квартала не может проехать без приключений.

Про себя Ленни поинтересовался, что представляет собой человек, способный взять в жены сумасбродную Джесс.

«Будем надеяться, какая-нибудь необычная личность», решил он.

– Поехали, – сказала она, усаживаясь за руль. – Вэйланд готовит обед. Мальчишка орет. Ленни, тебе здесь понравится. Вегас всегда оставался твоим городом.

Он кивнул с мрачным видом: «Вот именно. Чего я и боюсь».

Лаки Сантанджело решительно пробиралась сквозь заполнившую аэровокзал толпу. На нее обращали внимание – ошеломляюще красивая двадцативосьмилетняя женщина с непослушной копной кудрявых волос цвета воронова крыла, черными цыганскими глазами, широким чувственным ртом, загорелой кожей и стройной длинноногой фигурой. Ей очень шли брюки из мягкой черной кожи, красная шелковая блузка, смело расстегнутая на груди, и широкий инкрустированный серебром пояс. Дополняли наряд серебряные серьги в форме кольца, а на правой руке сверкал прямоугольный бриллиант таких размеров и чистоты, что невольно закрадывались сомнения в его подлинности. Но Лаки Сантанджело не носила подделок.

Не какая-нибудь там стандартная красотка, но женщина со своим стилем и манерой держаться. Ее окружал аромат экзотических духов и аура уверенности в себе.

– Здравствуй, Боджи! – приветливо обратилась она к худощавому длинноволосому мужчине в армейской форме без знаков различия, шагнувшему навстречу из толпы встречающих. – Как дела?

– По-старому, – отозвался он негромким голосом и принял ее сумку из черной кожи и чеки на получение остального багажа. Взгляд его прищуренных глаз прощупывал лица окружающих, мгновенно запоминая и оценивая все увиденное.

– Неужели никаких сенсаций? Никаких сплетен? – настаивала она с улыбкой.

Сплетни имелись, но он не хотел, чтобы Лаки услышала их от него.

Она радовалась своему возвращению и возбужденно болтала, пока они шли к длинному «мерседесу», припаркованному у красной линии.

– Кажется, я все устроила, Боджи. Сделка в Атлантик-Сити на мази. И ведь только благодаря мне. Именно мне! Остается получить «добро» от Джино, и колеса закрутятся. Я так рада!

Он кивнул, довольный, что Лаки прилетела в таком хорошем настроении. «Ты всегда добиваешься своего. Я никогда в тебе не сомневался».

Ее глаза счастливо блестели.

– Атлантик-Сити! Мы построим такой отель – с ума сойти.

– Нет вопросов, – подтвердил он и распахнул заднюю дверцу лимузина.

– Эй! – воскликнула она. – Ты же знаешь, что я всегда сажусь впереди, рядом с тобой.

Он усадил ее на кресло рядом с водителем и побежал за остальным багажом.

Джино Сантанджело вздрогнул и проснулся. Какое-то мгновение он не мог понять, где находится, но только одно мгновение. Возможно, он действительно стар, но уж никак не слабоумен, хвала Создателю. К тому же в наше время в семьдесят два года еще рано списывать себя со счетов. А прошедшей ночью он вообще чувствовал себя юнцом. Ничего удивительного, в компании-то Сьюзан Мартино.

Сьюзан Мартино. Вдова великого Тини Мартино, многогранного гения, ветерана кино и телевидения, комического актера, стоявшего вровень с Китоном, Чаплином и Бенни. Тини умер от инфаркта два года назад. Джино присутствовал на похоронах в Лос-Анджелесе, выразил соболезнование вдове – и с тех пор не видел ее, пока три недели тому назад она не появилась в Вегасе на каком-то благотворительном мероприятии. И вот уже пятое утро подряд он просыпается в ее постели и чувствует себя счастливым.

Как будто в ответ на его нежные мысли, Сьюзан вошла в комнату. Перед Джино предстала привлекательная ухоженная женщина сорока девяти лет, но выглядящая по меньшей мере лет на десять моложе. Светло-голубые глаза, высокие скулы, белая и гладкая кожа, прекрасная, хотя и несколько худощавая фигура. Несмотря на раннее время, она уже убрала свои светло-серебристые волосы в аккуратный пучок. На ней был белый шелковый пеньюар, и в руках она держала поднос со стаканом только что выдавленного апельсинового сока, яйцом всмятку и двумя тонкими тостами, слегка смазанными маслом.

– Доброе утро, Джино, – сказала она.

Он сел и запустил руки в непокорную шапку густых волос, которые, хотя и начали седеть на висках, оставались такими же густыми и кудрявыми, как и в годы его молодости. Нет, на нем еще рано ставить крест! Течение времени нисколько не притупило в нем остроты восприятия жизни, не убавило его неисчерпаемой энергии, хотя прошлогодний, почти смертельный, сердечный приступ, конечно, немножко его утихомирил. Подобно Сьюзан, он выглядел моложе своих лет.

– Что это? – поинтересовался он, указывая на поднос.

– Завтрак в постели.

– Что же я сделал, чтобы заслужить такое счастье?

Она улыбнулась.

– А разве возможно сделать что-нибудь еще?

Он ухмыльнулся, вспомнив.

– Да... Неплохо для старика, правда?

Она поставила поднос перед ним и присела на край кровати.

– Ты лучший мужчина в моей жизни, – сказала Сьюзан серьезно.

Ему было приятно услышать ее слова. Еще как приятно. Никто не смог бы назвать Сьюзан Мартино потаскухой, но о ее жизни до свадьбы с Тини Мартино двадцать пять лет назад ходили кое-какие слухи. Якобы и Али Хан, и Рубироза, и даже Синатра пользовались ее благосклонностью. Словом, достаточно, чтобы Джино чувствовал себя польщенным ее комплиментом.

Разумеется, он никогда не задавал вопросов о ее прошлом, как и она не спрашивала о его предыдущей жизни.

– А скажи-ка мне... – начал он, желая удовлетворить внезапно проснувшееся любопытство.

– Что? – отозвалась она, методично очищая яйцо от скорлупы.

– Когда ты была замужем за Тини, ты когда-нибудь ходила на сторону?

Сьюзан не колебалась ни минуты.

– Никогда, – ответила она твердо. – Хотя почему я должна перед тобой отчитываться?

Он вдруг почувствовал, что не хочет делить ее ни с кем и ни с чем в мире. Эту породистую белокурую леди. Разве много на свете таких, как она?

Женщины. Наслаждайся и расставайся – такого жизненного принципа он всегда придерживался. Исключений встречалось очень мало. В последнее время просто постель уже не доставляла ему прежней радости. Еще одно тело. Еще одно хорошенькое личико. Еще одна тысячедолларовая безделушка на память – он не любил отпускать их с пустыми руками. Пусть помнят, что побывали не где-нибудь, а в постели Джино Сантанджело. Не то, чтобы с него требовали плату за любовь. Никогда. Сама мысль об этом казалась ему абсурдной.

– Мы сможем провести сегодняшний день вместе? – спросила Сьюзан, положив ему в рот кусочек тоста с яйцом.

Он собрался было ответить утвердительно, но вовремя спохватился. Сегодня приезжает Лаки. Его дочь. Красивая, сумасбродная Лаки – с его глазами, его оливковой кожей, его кудрявыми волосами. С его жаждой жизни. Как он мог забыть? Она уезжала на три недели в деловую поездку на восток. Он очень скучал бы по ней – если бы не Сьюзан.

– Давай лучше завтра. Сегодня я занят, – сказал он, отводя от себя вилку с едой.

– О... – разочарованно протянула Сьюзан.

«Интересно, – подумал Джино, – как бы отнеслась Лаки к предложению пообедать втроем со Сьюзан». Инстинктивно он знал, что его дочь отнюдь не одобрила бы такую идею. И вполне понятно почему. В конце концов, она только что приехала, и им найдется, о чем поговорить наедине.

Еще предоставится масса возможностей, чтобы сделать Сьюзан неотъемлемой частью их общей жизни. А решение им уже принято. Для такой леди, как Сьюзан Мартино, не подходила роль подружки на недельку.

По пути из аэропорта Лаки продолжила рассказ о своей поездке. Боджи водил ее машину, а иногда, когда того требовала обстановка, выступал и в качестве телохранителя. Но более того – он был другом, и она полностью ему доверяла. В трудные моменты Боджи вел себя безупречно. Он не раз уже доказывал свою преданность и сообразительность, к тому же он предпочитал помалкивать, а если говорил, то только по делу, что абсолютно устраивало Лаки.

Он подкатил к парадному входу в отель «Маджириано». Лаки вышла из машины и задержалась на мгновение, прислушиваясь к привычно радостному ощущению возвращения домой, в ее отель.

Название «Маджириано» образовано комбинацией имен ее родителей – Мария и Джино. Джино мечтал о нем всю жизнь, но именно Лаки претворила его мечту в жизнь, в то время как он семь лет скрывался в Израиле от судебного преследования за неуплату налогов. Она никогда не перестанет гордиться плодами своих трудов. «Маджириано» не походил ни на какую другую гостиницу.

В холле стоял обычный шум и, как всегда, сновали туристы. Утренние игроки заполнили казино. Никаких окон. Никаких часов. Двадцать четыре часа непрерывных развлечений.

Сама Лаки не играла. Зачем садиться за столы, когда все они и так принадлежали ей и Джино? Она пересекла холл в направлении своего личного лифта, скрытого за рощицей растущих из кадушек пальм, и вставила в щель карточку с кодом.

Как хорошо вернуться домой!

Ей не терпелось поскорее увидеться с Джино. Лаки было что рассказать ему!

Джесс не купалась в роскоши, но все же на участке за ее небольшим домиком имелся даже крошечный бассейн.

– Тут неплохо, но мы скоро переезжаем, – пояснила она весело, распахивая входную дверь. – Мы недавно осматривали дома у озера Тахое и, наверное, купим один из них.

– Вот как, – отозвался Ленни, гадая про себя, кто именно собирается платить за покупку. Из того немногого, что рассказала Джесс о своем муже, он вынес впечатление, что тот в основном присматривал за их десятимесячным ребенком, в то время как она зарабатывала деньги.

– Есть кто живой? – позвала она.

На голос вышла лохматая дворняга и вильнула неописуемым хвостом. Джесс наклонилась и потрепала пса по голове.

– Это Грасс, – пояснила она. – Я подобрала его щенком в мусорном контейнере. Симпатяга, правда?

Затем появился Вэйланд, по крайней мере, Ленни решил, что это именно он. Судя по его виду, Джесс и его где-то подобрала. Наряд Вэйланда состоял из грязных, некогда белых штанов и вышитой рубахи навыпуск. К тому же босой, с грязными ногами. Соломенного цвета волосы с пробором посередине обрамляли длинное бледное лицо и падали ему на плечи. Джесс – великая мастерица писать письма как-то упомянула, что ее муж рисует. Что именно он рисует, она не стала уточнять.

– Привет, дружище, – произнес Вэйланд и протянул худую трясущуюся руку. – Добро пожаловать в наш дом.

Он явно накачался наркотиками до одурения.

– Где ребенок? – требовательно спросила Джесс.

– Спит.

– Точно?

– Пойди и посмотри сама.

На какое-то мгновение тень пробежала по ее симпатичному личику, и Ленни подумал, что не так уж все и хорошо в этой созданной год назад семье. Только одного ему еще не хватало – стать свидетелем выяснения отношений. У него своих проблем имелось в избытке.

Весь ленч состоял из глубокой миски бурого риса и небольшого количества увядшего салата, политого старым кефиром. Джесс пыталась скрыть возмущение, она всю ночь работала и попросила Вэйланда приготовить что-нибудь особенное, но спокойствие ей давалось с трудом. Ленни достаточно хорошо знал свою подругу детства, чтобы ясно видеть, как она зла.

Ребенок – мальчик по имени Симон – проснулся ненадолго и получил бутылочку с детским питанием.

– Мне надо отвезти Ленни в гостиницу, – объявила Джесс, едва дождавшись, когда младенец уснет.

Вэйланд кивнул. Он явно не отличался разговорчивостью.

В машине она закурила, выпустила дым прямо в лицо Ленни и заявила решительно:

– Я не хочу это обсуждать, ясно?

– А кто тебя просит, – спокойно отозвался Ленни. Джесс завела машину и неслась как сумасшедшая всю дорогу до «Маджириано». У входа она высадила Ленни, не выключая двигателя.

– Я приеду за тобой через пару часов. Спроси Матта Трайнера. Он твой босс. Трайнер прикажет кому-нибудь поводить тебя по отелю.

– А ты куда едешь?

– У меня назначена... ну, встреча.

– Ага, уже крутишь хвостом?

– А что меня должно останавливать?

Теперь, повидав Вэйланда, он не смог бы ответить на ее вопрос. Матт Трайнер оказался пятидесятипятилетним седовласым лисом в бежевом костюме-тройке. Он не только являлся лучшим директором развлекательных программ в Лас-Вегасе, но и имел долю от прибылей гостиницы. Лаки Сантанджело лично уговорила его перейти сюда, и он отказывался, пока она не пообещала сделать его пайщиком.

Матт сообщил, что ему понравилась принесенная Джесс видеопленка с записью выступлений Ленни, и тут же обрушил на собеседника залп вопросов об их общей знакомой, как будто надеясь выведать все детали ее личной жизни.

Сначала Ленни отвечал, но, когда Матт начал интересоваться ее браком, решил – пришла пора прощаться. Он поспешил заявить, что хочет осмотреть сцену, на которой ему предстоит выступать, и вообще проникнуться атмосферой отеля. Матт Трайнер согласился, дал ему пару указаний и отпустил с миром.

Лас-Вегас. Жара. Особенный запах. Суета. Лас-Вегас. Дом. От рождения до семнадцати лет.

Лас-Вегас. Воспоминания о молодости теснились в его голове. Здесь он впервые познал женщину, впервые напился, впервые попробовал травку, впервые остался без гроша в кармане. Здесь он в первый раз влюбился, убежал из дома, угнал машину родителей.

Мама и папа. Занятная парочка.

Папа. Старомодный клоун-эксцентрик Джек Голден.

Очень обязательный, настоящая рабочая лошадь. Обладатель имени, которое знали все в шоу-бизнесе – все, кроме широкой публики. Теперь уже тринадцать лет как в могиле. Рак желчного пузыря.

И мама, Алиса Голден, некогда известная под прозвищем Тростинка, одна из самых отчаянных исполнительниц стриптиза во всем городе. Старушка мама, теперь ей пятьдесят девять и она живет в каком-то общежитии в Калифорнии. Сумасшедший побег из Лас-Вегаса в Марина-дель-Рей с торговцем подержанными машинами из Саусалито. Да, Алису не назовешь классической еврейской мамашей. Она одевалась в коротенькие шорты, кофточки с открытыми плечами, красила волосы, брила ноги и спала с кем хотела, после того как торговец из Саусалито бежал, прихватив с собой ее драгоценностей на десять тысяч долларов.

Алиса... Действительно нечто особенное. Они никогда не были близки. Мальчишкой она все время дергала его, гоняла с бесконечными поручениями и вообще использовала как личного слугу. За всю свою жизнь она ни разу обеда не приготовила. В то время как другие дети ходили в школу с аккуратными коричневыми сумочками, где лежали домашние сандвичи с мясом, печенье и сыр, он бывал счастлив, если удавалось стянуть яблоко в саду.

– Ты должен учиться самостоятельности, – объявила Алиса, когда ему исполнилось семь лет.

Что ж, он хорошо усвоил урок.

Конечно, с Алисой и Джеком жилось интересно. В их запущенной квартире всегда теснились танцоры и певцы, люди из казино и вообще все, кто имел хоть какое-то отношение к шоу-бизнесу. Веселая жизнь, но в ней не находилось места понятию «детство».

Алиса. Оригинальная личность. Он научился воспринимать ее такой, какая она есть.

Лас-Вегас. Так почему же он вернулся?

Потому что работа есть работа. И, как он и говорил Джесс, ему срочно потребовалось убраться из Нью-Йорка. У него возникли неприятности с полицией после того, как он вырубил какого-то жирного пьяницу, позволившего себе оскорбительные реплики во время выступления Ленни в одном клубе в Сохо. Жирный пьяница оказался бессовестным адвокатом, который, проснувшись на следующее утро с синяком под глазом и разбитой губой, решил отомстить и сразу принялся за дело. Если чего и не хватало Ленни Голдену для полного счастья, так это судебного разбирательства. Он решил, что нет лучшего способа разрешить проблему, чем уехать. К тому же Иден укатила на Западное побережье, и он уже не первый месяц подумывал последовать за ней. Хотя нельзя сказать, что они расстались друзьями.

После Вегаса он намечал двинуть в Лос-Анджелес. Конечно, не только ради встречи с Иден.

Нет, именно ради встречи с Иден.

«Не лги сам себе, придурок. Ты по-прежнему ее любишь».

Лаки подошла к бассейну и задержалась на минуту, выискивая глазами шведа Бертила, ответственного за все происходящее здесь.

Он сразу ее заметил. Да и кто бы не обратил внимания на загорелую гибкую фигурку с самыми длинными во всем городе ногами, одетую в черный закрытый купальник. Но кроме того, она была хозяйкой, и он подобрался и поспешил навстречу Лаки, приветствуя ее с тщательно продуманной смесью уважения и энтузиазма.

– С приездом, мисс Сантанджело.

Она коротко кивнула в ответ и оглядела сборище загорелых тел.

– Спасибо, Бертил. Что-нибудь случилось в мое отсутствие?

– Ничего заслуживающего вашего внимания.

– Тем не менее, – мягко настояла она. – Я хочу знать все.

Немного поколебавшись, он вкратце рассказал о двух спасателях, которые пытались заигрывать с проживающими дамами.

– Их уволили? – спросила она.

– Да, но они хотят подать в суд.

– Вы говорили с нашими адвокатами?

–Да.

– Тогда все в порядке, – удовлетворенно заключила она.

Он проводил ее до шезлонга, и Лаки уселась рядом с бассейном так, чтобы видеть все происходящее вокруг.

– Принесите мне телефон, – попросила она.

Бертил выполнил ее просьбу и удалился.

Она в третий раз набрала номер Джино. Он все еще не появился. Куда он подевался? И почему он не ждал ее возвращения?

ГЛАВА 2

– Олимпия! Ты принцесса. Богиня. Королева.

По золотистому пышному телу Олимпии Станислопулос пробежала судорога наслаждения.

– Еще, Джереми, говори еще!

Английский лорд поудобнее устроился на зрелых формах обнаженной наследницы греческого судовладельца и возобновил поток славословий:

– Твои глаза, как Средиземное море. Твои губы, как драгоценные рубины. Кожа твоя нежнее бархата. Твои...

«А-а!..» – крик экстаза прервал его. Она широко раскинула ноги, потом свела их вместе, до боли крепко сжав бедра любовника. В то же самое время ее длинные и острые ногти оставили глубокие кровавые борозды на его спине.

Крик боли слился с воплем наслаждения.

– Олимпия, да ты что?!

Его жалоба не встретила ни малейшего сочувствия. Небрежным движением она отпихнула его от себя.

– Я еще не кончил, – заныл он.

– Какая жалость, – отрезала она и скатилась с кровати. Олимпия Станислопулос никогда не пользовалась репутацией мягкой и дружелюбной личности. Она быстрым шагом направилась в ванную, захлопнула за собой дверь и уставилась на свое отражение в большом, во всю стену, зеркале.

Толстая! Вся в мерзких, ненавистных складках жира! Со злостью Олимпия ухватила целую пригоршню плоти на боках и даже взвизгнула от ярости. Черт бы побрал этого жулика – французского доктора, который три месяца мучил ее диетой, кинул пару паршивых палок и под конец предъявил счет на тридцать тысяч долларов. Он-то уж точно насмотрелся, как она кончала – и по-всякому. С ненавистью она показала язык своему отражению в зеркале.

Оттуда на нее смотрела двадцативосьмилетняя, среднего роста, роскошных форм женщина с огромными отвислыми грудями и хорошеньким личиком в обрамлении множества белых кудряшек. Глаза маленькие и голубые. Нос неопределенной формы. Ярко-красные пухлые губки. Мужчинам она нравилась. Она выглядела очень сексуально. Настоящая секс-бомба. Но не просто секс-бомба.

В день своего совершеннолетия Олимпия Станислопулос унаследовала семьдесят миллионов долларов. С толком вложенные, эти миллионы с тех пор уже более чем удвоились.

Трижды она выходила замуж. Первый раз, в семнадцать, за неоперившегося греческого плейбоя двадцати лет от роду из знатной, но небогатой семьи. Поженились они на борту яхты ее отца Димитрия, которая стояла на приколе неподалеку от его же собственного острова. Праздновали с размахом – в числе приглашенных значились два принца, целый букет принцесс, один король в изгнании и почти все богатые бездельники Европы. Счастливая пара провела медовый месяц в Индии, прожила три месяца в Афинах и развелась в Париже после того, как Олимпия застала молодого мужа на четвереньках в тот момент, когда его обслуживал дворецкий. Нет, она не ханжа, но есть все же какие-то приличия. Чтобы утешить свою вспыльчивую дочку, Димитрий презентовал ей великолепную квартиру на авеню Фош – в двух кварталах от фамильной резиденции.

Вскоре она встретилась с крупным бизнесменом из Италии. По крайней мере, так он утверждал. Сорокапятилетний мужчина, обаятельный, гладкий, известный сердцеед и щеголь. Он провел Олимпию по всем дискотекам Европы и женился на ней в день ее девятнадцатилетия. Вместе они прожили год. Она родила ему дочь Бриджит, пока он вовсю тратил ее деньги. Его экстравагантные выходки слишком часто попадали на страницы газет и журналов. Олимпия пришла в ярость, обнаружив, что ее муж протанцевал всю ночь напролет, когда она в криках и мучениях давала жизнь их ребенку.

Димитрий взял на себя всю организацию развода. Вторая ошибка обошлась ей в два «феррари» и три миллиона долларов. Впрочем, бывший супруг не успел насладиться своими приобретениями. Через три месяца после развода, в Париже, когда он выходил из машины, его разорвало на куски бомбой террориста. Олимпии некогда было горевать – как раз в то время она совершала ошибку номер три. Ошибкой стал разорившийся польский граф. Сука, а не граф. Его хватило на шестнадцать недель, а потом он исчез, оставив Олимпии титул и все свои долги.

Олимпия решила, что с замужествами отныне покончено, и очертя голову пустилась в многочисленные романы, ни один из которых не принес ей удовлетворения. Тогда она стала много путешествовать, курсируя между своей парижской квартирой и резиденциями в Риме и Лондоне. Лето она обычно проводила на юге Франции. Рождество – в Гстааде. Когда появлялось настроение – летела в Акапулько. Мужчины у нее не задерживались. Как правило, они надоедали ей, стоило попробовать их тело. Олимпии требовалось что-то большее, нежели просто секс. Секс без какой-нибудь дополнительной изюминки казался уже пресным.

Интересно было с женатыми мужчинами. И со знаменитыми мужчинами. И с могущественными мужчинами. Чем они труднодоступнее – тем лучше.

Соблазнять их – вот что занятно. А после первого же свидания – что оставалось? Ее возбуждал процесс погони. Ведь она давно обнаружила нечто общеизвестное – большинство мужчин представляют собой легкую добычу. А кому нужно то, что достается легко?

Первый любовник Олимпии овладел ею, когда ей едва стукнуло шестнадцать. Декорациями служили пейзажи южной Франции, точнее – вилла, которую она и ее подружка Лаки Сантанджело «позаимствовали» у тетушки Олимпии. Девочки удрали из школы-интерната. Две юные искательницы приключений, не ограниченные ни во времени, ни в деньгах, обладательницы белого «мерседеса» и любознательных характеров. Не раз Олимпия оглядывалась на те беспечные, безрассудные деньки как на самое счастливое время своей жизни. Ни тебе назойливых фотографов за каждым кустом, ни ожидания чего-то огромного.

Уоррис Чартерс. Она хорошо его запомнила. Красивый, с пшеничного цвета волосами и узкими зелеными глазами. Взрослый мужчина. Продюсер кино. Разорившийся делец с удивительно активным членом. Иногда она думала: что с ним сталось? Уоррис Чартерс: пойманный с ее шестнадцатилетними золотыми кудряшками между его ног, когда она делала ему минет. Пойманный ее отцом и отцом Лаки – они приехали на юг Франции в поисках своих заблудших дочерей.

В ее памяти запечатлелась картина: испуганный Уоррис рысцой удаляется в штормовую ночь, сжимая в руках два чемодана и сопровождаемый потоком угроз Димитрия.

Больше он никогда не появлялся в ее жизни. И неудивительно.

Больше в ее жизни не появлялась и лучшая подруга Лаки Сантанджело, что менее объяснимо. После стольких совместных приключений та могла бы хоть разок позвонить. Олимпии никогда не приходило в голову, что Лаки, как и ей самой, строго-настрого запретили поддерживать нежелательное знакомство. Приходило ей в голову другое, что именно Лаки, возможно, и предала их тогда. Вызвала обоих отцов потому, что все удовольствие доставалось одной Олимпии.

А кому она нужна, Лаки?

– Олимпия, – раздался жалобный голос, сопровождаемый стуком в дверь ванной. – Моя красавица. Что ты там делаешь?

Вот дурак. Что она может делать? Баловаться сама с собой, что ли?

Олимпия нетерпеливо распахнула дверь.

Перед ней предстал обнаженный и готовый к употреблению лорд Джереми.

Она вздохнула.

Над Парижем висел дождливый день.

Чем еще можно заниматься в дождливый день?

ГЛАВА 3

Одетые в разной степени откровенности купальные костюмы, блестящие от масла тела лежали вокруг бассейна «Маджириано». Ленни бесцельно слонялся среди них и вспоминал бессчетные случаи, когда они с Джесс, прогуливая школу, пробирались тайком в бассейны лучших отелей города. Это стало для них одной из самых увлекательных игр, наряду с попытками прорваться в казино, или незаметно скормить «однорукому бандиту» пригоршню фальшивых жетонов, или затесаться в толпу зрителей шикарного шоу. В конце концов юную парочку стали безошибочно узнавать все охранники в Лас-Вегасе, что отнюдь не способствовало успеху их похождений, но, конечно, не умерило их активности.

В семнадцать лет променять Лас-Вегас на Нью-Йорк не составляло никакого труда. Оставить в прошлом Джесс гораздо сложнее. Но Нью-Йорк манил, и мог ли он сопротивляться? Ленни выглядел по меньшей мере на двадцать, ростом вымахал под метр девяносто, обладал великолепной фигурой и был красив особенной, небрежной красотой. Он долго не мог решить, чем станет заниматься в жизни, а пока менял одну работу за другой. Проблем он не знал. Комната в Гринвич-Вилледж стала его домом, и в подружках тоже не ощущалось недостатка. Так Ленни пробалдел пару лет, просто наслаждаясь свободой и одиночеством в большом городе. Чем он только не зарабатывал себе на хлеб: и семгу резал в бакалее на Шестой авеню, и часы продавал в универмаге «Блюмингдейл». Лето он обычно проводил в курортном местечке Кэтскилс неподалеку от Нью-Йорка – устраивался подручным в какой-нибудь отель покрупнее. Именно там он узнал, что комедия – это нечто большее, чем торт в физиономию или неожиданно свалившиеся брюки – фирменный трюк Джека Голдена. Он открыл для себя записи великого Ленни Брюса. (Некоторое время он тешился мыслью, что мать назвала его в честь Ленни Брюса. Пустые фантазии. На самом деле – в честь ее глуповатого кузена из Майами.) Он обнаружил, что бывает юмор политический, черный юмор и сатирический монолог. Наконец-то он понял, чему хочет посвятить свою жизнь, и ревностно взялся за дело.

Первым делом Ленни начал сочинять. Миниатюры. Хохмы. Короткие скетчи. Затем он нашел агента, которому удалось пристроить кое-какие его вещи. Не так много, чтобы оставить другие приработки, но начало было положено.

У него обнаружился дар писать сочно и необычно. Порой его заносило, но постепенно агент сумел обеспечить стабильный спрос на все, что выходило из-под пера Ленни. К двадцати четырем годам он уже мог себе позволить полностью сосредоточиться на творчестве. Богачом он не стал, но дела шли неплохо, от девочек отбою не было, и жизнь казалась прекрасной.

Даже странно, что он вновь оказался в Лас-Вегасе.

Ленни прошел мимо славянского типа блондинки с высокими и острыми, как бритва, скулами. Она проводила его долгим задумчивым взглядом, чувственными движениями втирая в бедро мазь от загара. Нет, сейчас не хотелось заводить интрижку. Теперь, когда ему стукнуло тридцать, один только секс его уже мало привлекал.

Впрочем, она действительно немного походила на Иден. Такие же высокие скулы, ледяная белизна волос и холодные узкие глаза. Кошачьи глаза.

Иден Антонио. Он никогда не забудет тот день, когда впервые увидел ее. Она жила вместе с девушкой по имени Виктория, фотомоделью с внешностью королевы школьного бала. Белоснежные зубы, а все остальное – длинные худые руки и ноги. Ленни вполне устраивал их роман. Виктория обожала его. За два проведенных с ней года Ленни узнал домашний уют, которого никогда не имел дома. Но однажды она познакомила его с другой фотомоделью, Иден Антонио.

Едва Ленни увидел Иден, как сразу ему стало ясно – Виктория была только закуской. Основное блюдо – это, конечно же, Иден. Она только что вернулась из удачного турне по Европе и напоминала сытую и ухоженную кошечку, разве что не мурлыкала. В отличие от Виктории, она вовсе не походила на победительницу какого-нибудь конкурса. Бледная, своеобразная, даже экзотическая, с тонкими чертами фарфорового личика и потрясающей фигурой. К тому же она зарабатывала больше, чем он, хотя и его дела тогда шли в гору. Ленни как раз снимался в пробном выпуске нового телевизионного шоу с удачным названием «От фонаря». Впервые в жизни он выступал перед аудиторией, и это занятие пришлось ему по вкусу. Никогда Ленни не предполагал, что живой контакт с залом может придавать столько сил и вдохновения. На местном телевидении шоу стало еженедельным. Ленни исполнилось двадцать семь, и он вкалывал на всю катушку. Не так уже плохо для пария, который некогда приехал в Нью-Йорк без гроша за душой.

Иден была нервная, честолюбивая и, пожалуй, самая волнующая женщина из всех, кого он когда-либо знал. Младше его на четыре года, но по жизни значительно мудрее. Она много поездила по свету, поменяла не один десяток любовников. Ленни она казалась невероятно сложной натурой. Конечно, только вначале. За три с половиной года любви пополам с ненавистью он прекрасно разобрался, что за кажущейся сложностью скрывалась пустота. Никогда он не встречал более ненадежного человека. Порой он жалел ее; порой готов был убить от ревности.

Иден! Как она его помучила! От их взрывчатой, бурной связи ему остались в воспоминание шрамы как на душе, так и на теле. И все же... он никак не мог остановиться. Да, они вели постоянную войну, но сладость примирения компенсировала все.

– Ты обыкновенный мазохист, – не раз говорил его приятель Джой Фирелло. – Она откровенно пудрит тебе мозги, а ты все равно возвращаешься за добавкой. Брось ее. Она же нимфоманка, классическая шлюха.

Конечно. Он и сам все прекрасно понимал. Но – ничего не мог с собой поделать.

– Она вертит тобой, как хочет, – утверждал Джой.

– Ничего подобного, – отбивался Ленни.

Но Джой был прав.

Иден обожала появляться на людях. Каждый вечер ей требовалось отправляться куда-нибудь. По уик-эндам она занималась в какой-то халявной школе актерского мастерства. Она мечтала, что настанет день и ее талант оценят и сделают ее кинозвездой. Да она и сейчас уже считала себя чем-то вроде звезды. Когда шоу Ленни, просуществовав один сезон, было закрыто, вся ее реакция свелась к фразе: «Вот черт! А я как раз собралась появиться у тебя в качестве гостя программы».

Иден не верила, что он сумеет чего-то добиться в жизни, и не скрывала своего мнения. Не то чтобы ее волновало его будущее. Иден могла волноваться только за себя.

Актриса она была ужасная. Ленни видел ее в некоторых студийных постановках и поразился, насколько она бездарна. Зато в качестве модели – не имела себе равных.

– Почему бы тебе не остаться моделью? – спросил он ее одним воскресным днем после того, как Иден напрочь завалила свою сцену в «Кошке на раскаленной крыше».

– Ах ты, подонок, – завопила она в ответ. – Ты хочешь сказать, что я никуда не гожусь?

– Я хочу сказать, что лучше бы тебе заниматься тем, что ты делаешь лучше любого другого.

– Подлец!

Флакон духов просвистел в воздухе.

– Минетчик!

За флаконом последовала тяжелая стеклянная пепельница.

– Ревнивая свинья!

Спустя два месяца после множества скандалов она уехала в Калифорнию с одним актером из ее класса, длинноволосым ничтожеством по имени Тим Вэлз.

Ленни тосковал по ней. Хотя он и выступал часто в маленьких, но избранных клубах – это ему очень нравилось, его хорошо принимали, и постепенно у него стали появляться пусть немногочисленные, но преданные поклонники.

Отзывы в прессе – когда пресса удостаивала его своим вниманием – были превосходны. До богатства Ленни оставалось еще далеко, но, помимо всего прочего, он еще подрабатывал пером. Его материал всегда пользовался спросом.

В глубине души он знал, что рано или поздно поедет за ней в Калифорнию. Лас-Вегас лежал на пути. Если он здесь произведет хорошее впечатление, то сможет двинуть в Лос-Анджелес на волне известности. Иден всегда тянулась к успеху. Если он окажется наверху, она сама прибежит.

Блондинка призывно кивнула, и Ленни понял, что, задумавшись, он не отвел от нее взгляда. Он быстро зашагал прочь, вокруг бассейна, поглядывая по сторонам. В шезлонге полулежала девушка в черном закрытом купальнике. Ленни узнал ее – она проходила мимо него в аэровокзале. Много женщин промелькнуло в его жизни после Иден, но ни одна не облегчила боли. Всякий раз он надеялся найти нечто особенное. Но все они были одинаковы.

Ни секунды не колеблясь, Ленни свернул по направлению к девушке, быстренько прикидывая, какой из его многочисленных подходов здесь будет Лучше. В конечном итоге решил остановиться на самом надежном, тем более что он всегда срабатывал. Ленни Голден не привык встречаться с отказом.

– Вы слишком прекрасны для одиночества, – заявил он. – Так что скажете? Что будем пить? Или позавтракаем вместе? А как насчет бриллиантов?

Обычно в ответ они либо смеялись, либо без колебаний выбирали бриллианты. В любом случае завязывался разговор, а это главное. Сначала их надо рассмешить, а там и до постели недалеко.

Лаки медленно приподняла темные очки и смерила его холодным взглядом.

Ленни заглянул в ее бездонные черные глаза и почувствовал, что еще миг – и он навсегда позабудет о блондинках.

– Но только обещайте, что наутро не будете меня презирать, – добавил он быстро. – Я такой чувствительный.

Он ухмыльнулся своей неотразимой – как ему не раз говорили – улыбкой и замер в ожидании ответа.

– Проваливай, придурок, – отозвалась Лаки небрежно. – Лучше обратись к той пышечке. Вон она принимает позы под пальмой. Похоже, ей придется по вкусу твой сиропчик. Она больше в твоем стиле, ясно? – И она решительно опустила очки.

– Эй, подождите, кто вам пишет текст, уж не я ли?

Холодноватая дамочка, но он и не таких разогревал. Но прежде чем он успел продолжить, твердая рука легла ему на плечо и здоровенный швед в синих плавках сказал:

– Здесь не дом свиданий, мистер. Пожалуйста, идите своей дорогой.

Ленни попытался сбросить руку, но Бертил не уступал.

– Эй, полегче, я здесь не посторонний! – воскликнул артист.

– Покажите мне ваш ключ, – потребовал Бертил, уводя его подальше от Лаки.

Ленни не любил, когда с ним обращались подобным образом. Еще меньше ему нравилось оказываться в глупом положении.

– Будьте так добры, – презрительно проговорил он. – Уберите руки. Я выступаю в «Бразильской гостиной». Я Ленни Голден. Я артист, черт побери.

Отчаянный женский крик заставил всех повернуться.

– Моя девочка, она не умеет плавать! – заходилась в истерике женщина.

Бертил ослабил хватку. Два спасателя и Ленни одновременно бросились в бассейн. Ленни первым оказался рядом с ребенком, вытянул ее за волосы на поверхность и подтащил к бортику, где ее подхватил Бертил и передал, ревущую, но невредимую, благодарной матери. Ленни вылез из бассейна. Вода ручьями лилась с загубленных белых брюк и севшего на глазах свитера, не говоря уж о насквозь промокших кроссовках. Два спасателя смерили его злобными взглядами. Бертил вообще отвернулся. Мать была слишком поглощена своим спасенным чадом, чтобы хотя бы посмотреть в его сторону.

Он оглянулся в поисках черноглазой девушки. Уж теперь-то она не устоит.

Она давно уже ушла.

Вот и совершай после этого подвиги!

– Я думала, – говорила Лаки, – что приеду и сразу все тебе расскажу. У меня столько новостей.

День клонился к вечеру, и она наконец поймала Джино.

Они беседовали по телефону.

– Я смертельно устал, детка, – ответил он. – Мне надо вздремнуть и собраться с силами.

Лаки отсутствовала целых три недели, а он так устал, что не может ее видеть! Что здесь происходит?

– Где ты был? Я четыре раза звонила, – как бы между прочим поинтересовалась она, зная, что на Джино нельзя давить.

– Да так, крутился, – уклончиво ответил он.

«Связался с какой-нибудь неумытой девчонкой из кордебалета, – определила она. – Семьдесят два года и все никак не успокоится».

Лаки выдержала небольшую неодобрительную паузу.

– Я заеду за тобой сегодня вечером, – предложил он. – Мы спокойно пообедаем вдвоем. Восемь часов тебя устроит?

– Ты уверен, что успеешь отдохнуть?

– Перестань, дочка. Когда это я не хотел тебя увидеть?

«Сейчас», – едва не сказала она. Но промолчала. Вместо этого договорилась о встрече в восемь и стала с нетерпением ждать, когда сможет поделиться с ним впечатлениями от своей поездки, а также сообщить о наметившейся сделке. Он будет гордиться дочерью. Скорей бы!

– Что с тобой стряслось? – ахнула Джесс.

– Хотел проверить, садится ли мой свитер, – саркастически ответил Ленни.

– Садится.

– В самом деле? Тогда напомни мне, чтобы я никогда в нем больше не плавал.

Он сел в машину, и они тронулись. В ее глазах пробегали воинственные искорки, и Джесс на максимальной скорости бросила свой «камаро» в уличный поток, едва не сбив подвыпившего туриста в майке с надписью «Я люблю Чикаго».

– Черт, – пробормотала она сквозь зубы.

– В чем дело?

– Давненько я никого не сбивала.

– Вот уж не поверю.

Джесс лихо свернула к платной стоянке у супермаркета и заглушила двигатель.

– Надо купить еду для собаки, – заявила она. – И еще детское питание, и еще кое-что.

– Разве делать покупки – не обязанность твоего старика?

– Ты съел его обед. Надо еще что-нибудь объяснять? – состроила гримасу Джесс.

– Наверное, нам следует поговорить, – предложил он.

Она кивнула. «Давай поговорим».

Ленни последовал за ней в магазин. Высокая рыжеволосая девушка в розовых брюках и вязаной безрукавке улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ.

Маленький сердитый человечек в мятом белом костюме шлепнул ее по заду.

– А ну-ка, брось, – приказал он.

Девушка недовольно тряхнула длинными рыжими патлами и надула губы.

– Вегас кишит потаскухами, – заметила Джесс.

Кому ты говоришь, – отозвался Ленни.

В отделе бакалеи Джесс набрала товаров на 63 доллара. Ленни вызвался платить, но она не уступала.

– Ты же без гроша.

– Вовсе нет.

– Не глупи.

– Кто тут вякает?

– Я.

– Пойди прогуляйся, обезьянка.

– Не смей меня звать обезьянкой!

Вся очередь разразилась аплодисментами, когда в конце концов он настоял на своем.

Покатываясь со смеху, друзья вывалились из супермаркета на стоянку.

Жирный мальчишка с длинными немытыми космами пытался открыть боковое стекло «камаро» с помощью проволочной вешалки для одежды.

– Эй! – негодующе воскликнула Джесс.

Мальчишка как ни в чем не бывало продолжал свое занятие.

Джесс бросила на землю оба пакета с покупками и бросилась спасать машину.

Ленни последовал за ней. Совместными усилиями они оттащили толстяка. Он смерил их злобным взглядом неподвижных глаз и поковылял прочь. Немного отойдя, парень остановился около «форда» и взялся за него.

– С ума сойти, – сказал Ленни.

– Ты теперь житель Нью-Йорка, тебя ничего не должно удивлять, – рассудительно заметила Джесс.

Они подобрали рассыпавшиеся по асфальту продукты и в рекордно короткий срок вернулись домой.

Вэйланд плавал посреди бассейна на сине-белом надувном матрасе и курил сигарету с травкой.

Симон разрывался от крика на грязном индейском одеяле.

– Черт, – пробормотала Джесс.

Похоже, это стало ее любимым выражением.

Ленни подумал, что ему следовало бы остановиться в гостинице. Похоже, у Джесс достаточно проблем и без посторонних в доме.

ГЛАВА 4

– Привет, дочурка. Ты прекрасно выглядишь. Атлантик-Сити, видать, пошел тебе на пользу. – Он подмигнул дочери.

– Знаешь, Джино, для своего возраста ты и сам не такая уж развалина.

Она никогда не звала его «папой». Только изредка, не вслух, когда наступала ночь и наваливалась усталость, принося с собой тягостные воспоминания...

– Что там за намеки насчет возраста? – притворно возмутился он.

Отец и дочь улыбнулись друг другу, взялись за руки и направились к ее личному лифту.

Как похожи они были! Те же живые глаза, та же темно-оливковая кожа, курчавые волосы и чувственные рты.

Между ними царила полная гармония. Они во всем так походили друг на друга. О еде и о фильмах, о книгах и о людях их мнения почти всегда совпадали. Порой Джино говорил: «Мне не нравится такой-то, я ему и своего левого яйца не доверю». А Лаки подхватывала: «Хоть левого, хоть правого – этот типчик не стоит ни одного». И они дружно смеялись, с нежностью глядя друг на друга одннаковыми черными глазами.

У каждого из них было по роскошной квартире в двух принадлежащих им отелях. Джино жил в «Мираже». Лаки избрала своей резиденцией «Маджириано». Они также совместно владели домом в окрестностях Нью-Йорка, в Ист-Хэмптоне. Старомодный белый особняк, царство стольких воспоминаний, такая важная страница их прошлой жизни...

Когда-то они жили там всей семьей: Джино, его жена Мария и их дети – черноволосая красотка Лаки и ее белокурый брат Дарио.

Теперь их осталось только двое: Джино и Лаки – вдвоем против всего света. Отца и дочь связывало очень многое, и никто не мог порвать протянутую между ними нить.

Правда, так было не всегда...

Джино Сантанджело родился в Италии, а в 1909 году его родители, молодая и сильная пара, полная честолюбивых стремлений и решимости осуществить Великую Американскую Мечту, перебрались вместе с трехлетним сыном в США. Но найти работу оказалось непросто. Слишком много иммигрантов, и все одержимы одной идеей, все полны энергии и энтузиазма.

К тому времени, как Джино исполнилось шесть лет, от Великой Американской Мечты остались одни воспоминания. Его мать убежала с другим, а Паоло, озлобленный и разочарованный, ступил на скользкую дорожку мелкой уголовщины, пьянства и доступных женщин.

Когда Паоло оказывался за решеткой, что случалось нередко, Джино ничуть не огорчался. Жизнь от приюта до приюта научила его быть шустрым и сообразительным. Он превратился в настоящего уличного мальчишку, снедаемого честолюбивыми планами. В пятнадцать лет его поймали при попытке угона машины и направили в Нью-Йоркский реформаторий для мальчиков – безрадостный дом в Бронксе для сирот и первоходок. Братья-наставники были ребята крутые. Днем царила строгая дисциплина, а ночью – разврат. Джино мог защитить себя, а кое-кто из мальчишек помоложе – нет. Худющий паренек по имени Коста Дзеннокотти стал постоянной жертвой. Его крики о помощи долго оставались без ответа, пока как-то раз Джино не смог больше слушать отчаянные вопли из кладовой. Не задумываясь, он схватил ножницы и юркнул в дверь. Перед его глазами предстал Коста, распластанный на столе, со спущенными брюками и трусами, в то время как один из братьев уже пристроился к костлявой мальчишечьей попке. Последовал молниеносный выпад ножницами...

Затем был суд, шесть месяцев условно и друг на всю жизнь в лице Косты, которого после поднявшегося шума усыновила состоятельная семья из Сан-Франциско.

Когда Джино вновь появился на знакомых с детства улицах, по ним шел уже повзрослевший, набравшийся житейского опыта парень, твердо решивший разбогатеть и одолеть систему. Жить с отцом он не имел ни малейшего желания – тот по-прежнему не вылезал из тюрьмы, а сейчас еще женился на проститутке по имени Вера. Итак, Джино осмотрелся и нашел своих героев – людей вроде Сальваторе Чарли Лючиано (позже прославившегося как Лаки Лючиано), Мейера Лански и Багси Сигала. Им принадлежали большие деньги, быстрые машины и красивые женщины, а еще – власть и авторитет.

Джино все это видел. Джино всего этого хотел для себя. Джино все это получил.

Его восхождение наверх было долгим и трудным, но в конечном итоге успешным. Начав мелкой сошкой в чужом бизнесе, он потом открыл собственное дело и стал процветающим бутлегером. К двадцати двум годам Джино обзавелся хорошенькой подружкой по имени Синди и богатой любовницей из высшего света, которую звали Клементина Дьюк. Ее муж-сенатор ввел молодого итальянца в мир серьезных капиталовложений и по-настоящему больших денег. Сенатор Дьюк помог Джино отмыть его капитал. Когда разразился великий финансовый кризис 1929 года, Джино встретил его во всеоружии и благодаря сенатору нисколько не пострадал.

Еще у него появился деловой партнер, Энцо Боннатти, и к 1933 году их интересы включали в себя игорное дело, ростовщичество и многое другое. Вопреки давлению со стороны Энцо, Джино категорически отказался иметь дело с проституцией и наркотиками. В результате они разошлись в 1934 году, и дальше каждый шел своим путем.

Не столько из-за денег, сколько ради удовольствия Джино открыл ночной клуб, назвав его «У Клемми», и вскоре заведение приобрело некоторую известность. Клементина Дьюк была довольна. Гораздо меньше ее радовал тот поразительный успех, которым Джино пользовался у женщин. Она убедила его жениться на Синди в надежде, что это его успокоит. Но Джино тянулся к женщинам, как бабочка на свет. Ему очень нравилось заниматься любовью, еще с тех пор как его, двенадцатилетнего, просветила одна из многочисленных мачех, а особенно после того, как перед ним открыла новые горизонты весьма подкованная в этом вопросе миссис Дьюк. И теперь он вел себя, как лис в курятнике.

Синди вскоре стала такой же ревнивой и раздражительной, как миссис Дьюк. Она вынашивала планы мщения; спала с кем ни попадя и угрожала донести на него за сокрытие доходов.

В 1938 году она выпала из окна их квартиры на последнем этаже высотного дома и разбилась насмерть – очень трагическая случайность. Джино устроил ей роскошные похороны.

К 1939 году грохот войны в Европе донесся и до Америки. Однажды сенатор Дьюк пригласил к себе Джино, и они разработали план, как извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Джино сделал все, что предлагал его старший друг. Сенатор никогда не давал ему плохих советов.

Джино часто задавался вопросом, что ему делать, если война докатится до Америки. Но ему не следовало беспокоиться. На Новый, 1939 год он застал своего отца в захолустной гостинице, когда тот избивал Веру. Она была всего лишь дешевой потаскушкой, но Джино от нее кроме добра ничего не видел. И в свою очередь сам помогал ей, когда мог.

Джино появился, как раз когда Вера схватила револьвер и на его глазах разнесла Паоло череп. Джино вырвал у нее револьвер – и чуть позже был арестован по подозрению в убийстве собственного отца. Так что годы войны он провел за решеткой в наказание за чужое преступление.

Его верный друг, ставший адвокатом, Коста Дзеннокотти семь лет спустя сумел вырвать письменное и заверенное при свидетелях признание у Веры перед самой ее смертью от алкоголизма. Джино оправдали и даже предложили какую-то смехотворную сумму в качестве компенсации. Какими, интересно, деньгами можно компенсировать семь вычеркнутых из жизни лет?

В 1949 году он решил, что нуждается в перемене места и занятий: Лас-Вегас казался подходящим выбором, к тому же его старинный приятель, Парнишка Джейк, убеждал его вложить туда капитал. Джино сколотил синдикат, и они финансировали строительство отеля «Мираж». Лас-Вегас только начинался. Багси Сигал уже открыл отель «Фламинго» и казино (позже Багси убили дружки, которых он обворовывал), а Мейер Лански субсидировал гостиницу «Сандерберд». Джино тоже хотел урвать долю от пирога. То было интересное время. Сантанджело твердо решил взять свое и забыть о мрачных годах заключения.

Вот тогда он и встретил свою будущую жену, Марию. Молодую – всего двадцати лет, невинную, с волосами цвета светлого золота и беззащитным ликом Мадонны. Поженились они почти сразу же. А в 1950 году родилась Лаки. Даже в младенчестве она казалась точной копией отца.

В их мире наступила полная гармония, когда восемнадцать месяцев спустя Мария произвела на свет сына. Назвали его Дарио, и он как две капли воды походил на мать.

Лифт остановился, и Лаки шагнула прямо в заполнившую казино толпу. Она специально спланировала свой лифт таким образом, чтобы сразу оказываться в гуще событий – в отличие от Джино, чей личный лифт в отеле «Мираж» доставлял его в подземный гараж, где его круглосуточно поджидала машина с шофером.

Джино чуть задержался, чтобы бросить по сторонам внимательный взгляд. Уличный мальчишка навсегда остается уличным мальчишкой. Обладай вы хоть всем земным могуществом и богатством, они все равно не дадут вам стопроцентной гарантии безопасности.

Он незаметно дотронулся до револьвера, тщательно укрытого в потайной кобуре за пазухой, и, успокоенный, вышел из лифта.

Лаки обернулась к нему с широкой улыбкой.

– Душа не нарадуется, верно, Джино?

– Да, детка, дела идут хорошо.

В Вегасе дела всегда шли хорошо. Простаки прибывали толпами со своими четвертаками и долларами, сгорая от нетерпения поскорее поставить на кон, рискнуть, выиграть или проиграть – неважно, лишь бы пощекотать себе нервы.

Вдвоем, без посторонних, они пообедали в «Рио» – тихом ресторанчике при отеле. Лаки без умолку говорила о своей поездке. Глаза ее сияли, на щеках играл румянец.

– Я нашла как раз то, что мы искали, – рассказывала она. – Как раз подходящий участок на главной улице. Подходящие инвесторы. Я даже получила первые предложения от архитекторов и строителей. Если мы не будем терять времени, то сможем начать работы уже в ближайшие пару месяцев. Все на мази. От тебя требуется только дать «добро».

Она сделала паузу, чтобы передохнуть.

– Конечно, нужны разрешения на строительство и разные лицензии. Я обо всем договорилась.

Она торжествующе улыбнулась.

Джино внимательно слушал. Она умна, его дочь. Умна и энергична. Красива и талантлива. Тверда и темпераментна. Его маленькая девочка. Он гордился ею. Ее деловая хватка не уступала его собственной.

Джино никогда не допускал и мысли, что какая-нибудь женщина может сравниться с ним – но его дочь могла. Его Лаки.

С самого момента рождения Лаки Сантанджело смотрела на мир полными восхищения и радостного ожидания глазами. Ее младший брат, Дарио, рос более слабым, более хрупким. При разнице в возрасте всего в восемнадцать месяцев Лаки всегда играла у них первую скрипку.

Мария оказалась прекрасной матерью. Джино же баловал их безумно. Постоянные подарки, поцелуи, объятия. И наиболее горячие ласки – для Лаки, которая и отзывалась на них гораздо охотнее, чем Дарио.

Когда ей исполнилось пять лет, родители устроили фантастический праздник на пятьдесят детей. Клоуны. Ослики. Огромный шоколадный торт. И постоянно рядом – Джино, всегда готовый подхватить ее на руки и осыпать поцелуями. Лаки до сих пор помнила тот день, как самый счастливый в ее жизни.

Спустя неделю Джино уехал по делам. Лаки ненавидела его отлучки, но существовали и компенсации – например, она занимала его место рядом с мамой на огромной двухспальной кровати. К тому же он никогда не возвращался без замечательных подарков.

Однако на сей раз не было ни подарков, ни поцелуев, ни смеха. Была только боль неожиданного и жестокого убийства ее матери – именно Лаки, встав рано утром, обнаружила обнаженный труп на матрасе посреди бассейна.

Дальнейшее вспоминалось как в тумане. Полицейские. Фотографы. Охранники. Перелет в Калифорнию. Новый дом с решетками на окнах, сигнализацией и охраной с собаками во дворе. Для Лаки и Дарио настала совершенно другая жизнь. Мария уехала навсегда. А Джино стал совсем иным – сердитым и печальным. Кончились смех, объятия и поцелуи. Дети вообще почти не видели отца. Он жил либо в нью-йоркской квартире, либо в своем отеле в Лас-Вегасе. Казалось, он не хотел больше бывать с ними. Теперь их окружали няньки, учителя и служанки.

Лаки одеревенела от боли, в то время как Дарио весь ушел в выдуманный им мир. Все, что можно купить за деньги, по-прежнему оставалось к их услугам. Но, по существу, все, что у них осталось, – это их дружба.

Лаки оставалось немного до пятнадцати лет, когда было принято решение отправить ее в интернат в Швейцарию.

Она и радовалась, и боялась, но перспектива наконец покинуть нелюбимый дом, конечно, казалась соблазнительной.

«Л'Эвьер» была негостеприимной частной школой, которой заправляла тонконосая женщина, требовавшая от девочек-пансионерок «уважения и послушания». Если бы не ее соседка по комнате, Олимпия Станислопулос, Лаки возненавидела бы свое новое пристанище. Девизом Олимпии было: «К чертям школу. Давай удерем и хорошенько повеселимся». А Лаки и не спорила. Они подчинялись правилу, согласно которому в 9.30 вечера полагалось выключать свет. А в 9.35 Лаки и Олимпия уже вылезали через окно. До ближайшей деревни они доезжали всего за десять минут, а там ждали мальчики, выпивка и вообще развлечения. Уже через два семестра их обеих исключили.

Джино приехал за своей непокорной дочкой. На его лице застыла маска ярости. Они вернулись в Нью-Йорк, а вскоре он устроил ее в еще более суровую школу в Коннектикуте. Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы связаться с томившейся в парижской неволе Олимпией, и они вдвоем задумали побег. С помощью пары кредитных карточек она сумела прилететь во Францию, где ее встретила подружка. А потом – бешеная поездка на белом «мерседесе» на юг Франции, где они проникли на виллу тетушки Олимпии. Приятно вспомнить. Даже несмотря на то, что вскоре Олимпия привезла своего приятеля – «жулика Уорриса», как втихомолку окрестила его Лаки.

Гораздо менее приятные воспоминания оставил приезд их отцов, когда они наконец явились, чтобы забрать своих дочек. Джино Сантанджело и Димитрий Станислопулос. А потом – назад в особняк в Бель Эйр. Дарио там не оказалось. Его тоже пристроили в какую-то школу.

Временами она ненавидела своего отца отчаянной, ослепляющей ненавистью, которая выжигала ей душу. Временами она любила его больше всего на свете. И всегда надеялась, что ушедшая близость вернется вновь. Как ей не хватало его внимания! Но он отгородился непроницаемой стеной отчуждения, и за этой стеной не находилось места для нее.

Когда Лаки исполнилось шестнадцать лет, к ее удивлению, он привез ее в Лас-Вегас. По прибытии на место он отправил ее к парикмахеру, купил ей роскошное платье и подарил великолепные бриллиантовые сережки. Потом Джино объявил, что она должна вместе с ним присутствовать на важном благотворительном вечере, который он устраивал в честь миссис Петер Ричмонд – жены сенатора Ричмонда. Лаки пришла в восторг. Наконец-то их отношения сдвинулись с мертвой точки. Но за обедом Джино сбагрил ее задругой столик, по соседству с Крейвеном, заторможенным сынком миссис Ричмонд, и за весь вечер ни разу не обратил на нее внимания.

Улучив момент, она улизнула, переоделась в джинсы и отправилась погулять по Стрэнду. Кончилось все тем, что ей пришлось отбиваться от какого-то пьяницы на автомобильной стоянке.

Когда Лаки вернулась домой в три ночи, в испачканной и порванной одежде, Джино не спал.

Он не стал тратить времени на предисловия. Она – маленькая потаскуха, которой больше ничего в жизни не надо. Поэтому он выдает ее замуж – и кончен разговор.

Если же ей что-то не нравится...

Вот и все.

За весь вечер Джино ни разу не вспомнил о Сьюзан Мартино. Да и момента подходящего не представилось, чтобы рассказать Лаки. Поэтому он испытал немалое потрясение, когда Сьюзан вошла в ресторан в сопровождении какого-то мужчины, улыбнулась, помахала ручкой и уселась за соседний столик.

– Кто это? – поинтересовалась Лаки.

– Ну... – он замялся. Может, ей уже рассказали? – Разве ты не знакома с вдовой Тини Мартино?

– Да я не о женщине, – небрежно бросила Лаки. – Тот старик, что с нею, кого-то он мне напоминает.

Джино прищурился. Его глаза начинали сдавать, но гордость не позволяла ему согласиться на очки.

– Действительно, – признал он. – Кажется, я его где-то видел.

Он начал потихоньку закипать. Незнакомец был высокого роста, блистал изысканными манерами, благородной сединой, и только внушительный нос не позволял назвать его абсолютно красивым. И этот сукин сын уселся рядом со Сьюзан!

Джино нахмурился.

У нее не может быть с ним ничего общего!

А впрочем, почему?

Совсем раскалившись, Джино подозвал метрдотеля.

– Кто сидит за тем столиком? – рявкнул он.

– Гости мистера Трайнера.

– А где ваш чертов мистер Трайнер?

– Как раз идет сюда, мистер Сантанджело, – объявил метрдотель и с облегчением удалился.

– Что случилось, – спокойно спросила Лаки, привыкшая к вспыльчивости своего темпераментного отца. – Нежеланный гость?

– Скоро узнаем, – мрачно отозвался Джино. – Эй, Матт, пойди-ка сюда, – заорал он, не обращая ни малейшего внимания на остальных посетителей, которые оборачивались в недоумении.

Матт Трайнер устремился к ним, весь расплывшись в улыбке. Огонь свечей отражался в его серебряных волосах.

– Лаки! С возвращением! Ты выглядишь прекрасно. Джино, привет. Очень рад.

– Что за жопа приперлась вместе со Сьюзан Мартино?

Матт Трайнер быстро-быстро заморгал, пытаясь сообразить, в чем его ошибка. До него доходили слухи о Джино Сантанджело и Сьюзан Мартино, но он не предполагал, что там что-то серьезное. Так почему же Джино орет, как обманутый любовник?

– Сьюзан ни с кем не пришла, – пустился он в лихорадочные объяснения. – Я думал, ей скучно одной, и пригласил пообедать со мной и моими друзьями.

После небольшой паузы он с печальным видом выложил главный козырь:

– Тини мне был как брат.

Джино не смягчился.

– Кто этот хрен? – прорычал он.

– Я, кажется, чего-то не понимаю, – вмешалась Лаки.

– Если бы я мог предположить, что ты так расстроишься... – извиняющимся тоном начал Матт.

– Кто это расстроился?! – взревел Джино и встал.

– Димитрий Станислопулос, – заторопился Матт. – Он приехал сегодня вечером, чтобы присутствовать на обеде в честь Франчески Ферн. Мы поселили его в лучший номер – бесплатно. Обычно он останавливается в отеле «Сэндс» и там же играет в казино – и проигрывает, понимаете? Но месяц назад я встретился с ним в Монте-Карло и сумел убедить, что «Маджириано» придется ему больше по душе. У этого мужика денег больше, чем у Онассиса. И он любит играть в баккара.

– Ну, конечно, – воскликнула Лаки. – Отец Олимпии. Неудивительно, что его лицо показалось мне знакомым.

– Какой Олимпии? – тупо переспросил Джино.

– Неужели не помнишь? – возбужденно затараторила она. – Моя лучшая подруга по школе, мы еще удрали на юг Франции, а ты и Димитрий нас нашли. Да, это он. Уж его-то лицо я никогда не забуду.

Джино отмахнулся. Сейчас ему было не до воспоминаний.

– Матт, – сказал он коротко. – Вы пересядете к нам.

В его словах прозвучало не приглашение, а приказ.

– Мы будем очень рады, – добродушно отозвался Матт, хотя на самом деле его глубоко оскорбило то, что с ним обращаются как с прислугой. Но ничего не попишешь, Джино Сантанджело – сила, а против силы не попрешь. – Моя дама придет с минуты на минуту вместе с девушкой для Димитрия. Ты нас всех приглашаешь?

– Конечно. Тащи Сьюзан и этого, как его там, прямо сейчас, а остальные пускай подходят попозже.

– Прекрасная мысль, – одобрил Матт, подумав про себя, что мысль – хуже некуда.

Едва он отошел, заговорила Лаки:

– Зачем ты их позвал? Нам еще так много надо обсудить.

– А что такого? – отозвался Джино, усаживаясь на место. – Тебе понравится Сьюзан Мартино, она – очаровательная женщина.

«Вот уж черта с два», – подумала Лаки. Становилось все яснее и яснее, что в ее отсутствие Джино неслабо погулял. И на сей раз не с какой-нибудь дешевкой. Да, она расслабилась и теперь ругала себя за это.

– Ты с ней встречался, – сказала она небрежно.

– Пару раз, – не менее небрежно ответил он.

«Ну да, пару раз. Весь ресторан может видеть, как у тебя на нее стоит».

Странно, но она почувствовала укол ревности.

Почему бы?

А что тут странного?

Он – ее отец.

Папочка.

Джино.

В спешке отпечатанные приглашения созывали гостей присутствовать на бракосочетании Лаки Сантанджело и Крейвена Ричмонда.

Крейвен Ричмонд. Длинный костлявый сынок сенатора Петера Ричмонда и его атлетически сложенной супруги Бетти.

Крейвен Ричмонд. Внимательный, вежливый и смертельно скучный.

Крейвен Ричмонд. Муж, которого Джино выбрал для Лаки, не спросив ни ее согласия, ни мнения о женихе.

Она не осмелилась ослушаться, и через неделю после ее шестнадцатилетия их с Крейвеном обвенчали. Брак, обреченный с самого начала. Медовый месяц молодые провели на Багамах. Какая прелесть! Хотя Джин о и считал ее юной нимфоманкой и выдал замуж, чтобы оградить от позора великое имя Сантанджело,на самом деле она оставалась девственницей, никогда не позволяя себе доходить до конца в рискованных любовных играх. Крейвен в свои двадцать один год не имел никакого опыта, равно как и желания давать жене больше, чем две-три минуты быстрого секса за ночь.

Медовый месяц еще не закончился, когда Лаки завела своего первого любовника. И с тех пор она никогда не оглядывалась назад. А как еще она смогла бы выдержать четыре года жизни с человеком, которому заплатили, чтобы он женился на ней? Да, заплатили – эту печальную истину открыла ей Бетти Ричмонд в пылу семейной ссоры. Джино заплатил Крейвену и шантажировал Бетти и Петера, чтобы добиться своего.

Итак, что мы имеем? Брак без любви с человеком, которого она на дух не переносит. Будущее не обещало ничего хорошего. Они жили в Вашингтоне, в двух шагах от роскошного дворца Ричмондов. Крейвен нигде не работал. Целыми днями он то играл в теннис с мамой, то околачивался в главном офисе папиной компании, путаясь у всех под ногами. Лаки убивала время в хождении по магазинам, чтении и бесцельном катании в красном «феррари» – свадебном подарке от дорогого папочки. Не о такой жизни она мечтала.

Когда-то в детстве в разговоре с Джино Лаки заикнулась, что хотела бы, когда вырастет, помогать ему в делах. Но он посмотрел на нее, как на сумасшедшую, и сказал, как отрезал, что бизнес – мужское занятие. Девочки выходят замуж, сидят дома и растят детей.

Лаки чувствовала себя совершенно беспомощной, не в силах ничего изменить в той жизни, которую навязал ей Джино. Она страстно ненавидела отца. Но в то же время все отдала бы, чтобы угодить ему.

Ему нравилось, что она замужем. Ей нравилось изменять мужу. Что она и делала.

Постоянно.

Но однажды, через четыре года после свадьбы, раздался телефонный звонок. Отец вызывал ее в Нью-Йорк. На сей раз Джино хотел видеть ее одну, без Крейвена. Лаки пришла в восторг. Все, что угодно, лишь бы вырваться отсюда. К тому же прошло немало времени с тех пор, как они виделись с Джино, – может быть, он все-таки скучал по ней?

В Нью-Йорке она обнаружила, что Дарио тоже приглашен. Брат, с которым они когда-то были так близки, стал замкнутым и совершенно чужим. Он учился в художественном училище в Сан-Франциско и не поддерживал с сестрой никаких связей.

Джино председательствовал на семейном обеде, который тянулся бесконечно долго, пока отец не объявил наконец о причине встречи. Как оказалось, у него возникли неприятности с налоговым ведомством, и вскоре он ожидал повестки, а возможно, и суда. Ему следовало на некоторое время покинуть страну.

– В качестве меры предосторожности, – объявил он. – Я переписываю на ваши имена свою собственность. Забот у вас не прибавится – просто время от времени вам придется подписывать кое-какие бумаги. Коста остается представлять мои интересы, и он позаботится обо всем. Дарио, я хочу, чтобы ты перебрался в Нью-Йорк. Тебе пора входить в курс многих дел. Коста займется твоим обучением.

– Перебраться в Нью-Йорк! – воскликнул Дарио. – Но почему?

– Ты – Сантанджело, вот почему. Достаточно тебе прохлаждаться в твоем дурацком училище. Надо уже заниматься делом.

– А я? – перебила Лаки.

– Что «а ты»?

– Если Дарио станет учиться бизнесу, то и я тоже хочу.

– Не глупи, – мягко ответил Джино.

Все четыре года разочарований и ярости вскипели в ее крови.

– Но почему «нет»? – вскричала она. – Почему?

– Потому что ты замужняя женщина и тебе надлежит находиться рядом с мужем и вести себя, как положено порядочной жене. И еще – пора бы тебе родить ребенка. Не понимаю, чего ты ждешь?

– Чего я жду?! – взорвалась она. – Я жду, когда я наконец начну жить – вот чего!

В шутовском отчаянии Джино воздел руки.

– Она хочет начать жить. Как будто недостаточно, что у нее есть все, что можно купить за деньги...

– В том числе и муж. – Лаки уже не могла остановиться. – Ты купил мне мужа на свои поганые деньги. Ты...

– Хватит.

– Нет, не хватит. Мне – не хватит! – кричала она. – Почему Дарио может получить шанс, а я – нет?

– Замолчи, Лаки, – отрезал Джино ледяным тоном.

– Какого хрена мне молчать?

Его черные глаза смотрели не менее грозно, чем ее.

– Потому что я тебе приказываю. И получше выбирай выражения. Воспитанные леди себе такого не позволяют.

Со всей смелостью отчаяния она встала перед ним, уперев руки в бока.

– Я никакая не леди, – передразнила она. – Я – Сантанджело. Я такая же, как и ты. А ты никакой не джентльмен.

Он уставился на свою взбешенную дочь и подумал: «Господи! Кого я вырастил? Я дал ей все. Чего еще ей нужно?»

– Будь добра, заткнись и сядь на место, – усталым голосом попросил Джино.

Его слова подействовали на нее, как красная тряпка на быка.

– Ну конечно! Заткнуть ей рот, сбагрить ее замуж – и кому какое дело, счастлива она или нет. Ты просто чертов крепостник, по-твоему, женщины созданы только для траханья и готовки. Пусть, мол, не выходят из кухни или из спальни, там их место. Ты и с мамой так обращался, пока ее не убили? Ты запирал?..

Звонкая пощечина прервала ее на полуслове.

Изо всех сил старалась Лаки сдержать подступившие слезы.

– Я ненавижу тебя, – прошипела она. – Не хочу тебя видеть. Никогда, слышишь, никогда!

Не в силах больше сдерживаться, она выбежала из комнаты. Ей вслед долетели обрывки фраз: «Ох уж эти дети!.. Что тут станешь делать? Стараешься, стараешься... Женщина в бизнесе... сумасшествие... эмоциональная... Господи, какие они все эмоциональные...»

Лаки переполняло чувство холодной, отчаянной злобы.

Вскоре Джино покинул Штаты и обосновался на неопределенный срок в Израиле. Спустя несколько недель Лаки позвонил Коста. Требовалось подписать кое-какие бумаги, и он собирался их выслать.

Получив документы, она тщательно их изучила, несмотря на приложенную записку: «Можешь не читать – подпиши там, где отмечено карандашом. Это простая формальность».

Нет уж, если она подписывает, то сначала читает.

Затем она решила – зачем связываться с почтой, когда бумаги можно доставить лично?

Через несколько часов Лаки уже летела в Нью-Йорк.

Сьюзан Мартино являла собой само совершенство – от идеально подстриженной и уложенной головы до облаченных в золоченые туфельки от Чарльза Джордана ног. На ней было простое платье от лучшего модельера и на несколько сот тысяч долларов сверкающих сапфиров. Они шли к ее глазам, деликатно подкрашенным – ничего кричащего.

«По такой женщине, – подумала Лаки, – не скажешь, что она когда-нибудь ходит в уборную. Смешно даже представить себе ее в постели с Джино».

– Я так рада познакомиться с вами, дорогая, – защебетала Сьюзан. – Ваш отец постоянно о вас рассказывает.

Лаки вымученно улыбнулась и с грустью поставила крест на уютном тет-а-тет с Джино. Сьюзан Мартино, Димитрий Станислопулос и Матт Трайнер подсели за их столик. Лаки с трудом удавалось скрывать раздражение.

Димитрий и Джино со смехом припомнили свою предыдущую встречу. Как давно и далеко это было! А теперь непослушные дочери превратились во взрослых женщин.

– Поздоровайтесь с Лаки, – с усмешкой сказал Джино Димитрию. – Она-то уж точно вас не забыла.

Теперь, когда он убедился, что между Сьюзан и Димитрием ничего нет, к нему вернулось хорошее настроение. Еще бы. Рядом со Сьюзан, такой женственной, такой леди в полном смысле этого слова.

– Очень приятно, Лаки, – промурлыкал Димитрий, поднося к губам ее руку.

Старомодный лицемер. Она помнила Димитрия на его острове в Греции в то лето, когда они с Олимпией приехали туда на каникулы. Ночами он спал с одной женщиной, расфуфыренной брюнеткой, а днем развлекался с другой гостьей, длинноволосой артисткой со стальными глазами и покладистым мужем. Олимпия говорила, что ее отец считал своим долгом трахнуть все, что шевелится. «Того же поля ягода, что и Джино», – еще подумала тогда Лаки.

К столу подошли две артисточки. Сплошные зубы, груди и волосы. Одну сегодня снимал Матт Трайнер – вкусом он не отличался, другая предназначалась Димитрию. На обеих явно произвело впечатление, в какой компании они оказались.

Лаки собралась было извиниться и уйти, но потом передумала и решила остаться и понаблюдать за Сьюзан Мартино в действии.

Блондинка оправдала все ее ожидания. Она охмуряла Джино просто мастерски. Ни одного неверного шага. Все ясно – опытная куртизанка нашла, что хотела, и твердо намеревалась не упустить своего.

Лаки ее штучки не обманули.

А вот Джино попался.

«А мне-то что, – подумала Лаки. – Его жизнь».

Нет, ни черта подобного.

Это наша жизнь. Наша общая – вот уже год.

Лаки нравился Нью-Йорк. И еще ей нравилось очутиться подальше от семейки Ричмондов. Но что захватило ее больше всего, так это разбираться в делах Джино.

Коста с энтузиазмом начал учить Лаки. Ему импонировала ее детская заинтересованность, и он ничего от нее не скрывал, хотя и знал, что Джино не одобрит его действий. Изо дня в день Лаки приходила к нему в контору, и Коста принимался рассказывать ей о деятельности различных компаний.

– Конечно, ты всего лишь номинальный руководитель, – добавлял он. – Никто никогда не будет ожидать от тебя настоящей работы.

В самом деле? Ну, это он так думал. Как губка, она впитывала в себя любую информацию. Когда Крейвен позвонил из Вашингтона и сердито потребовал ее возвращения, она ответила, что их брака больше не существует. Шаг, который гораздо труднее было бы сделать, чувствуй она незримое присутствие Джино.

Когда Дарио с великой неохотой приехал из Сан-Франциско и обнаружил, что его работу уже выполняет сестра, он испытал огромное облегчение. Бизнес никогда его не интересовал; теперь он мог со спокойной душой вернуться к своим любимым занятиям и делать все то, чего Джино ему никогда бы не позволил. Дарио в основном интересовали не девочки, а мальчики.

Меньше чем за год Лаки узнала все, что можно, о разнообразных деловых интересах Джино. Как в свое время ее отец, она оказалась способной ученицей.

Незадолго до отъезда Джино сколотил синдикат инвесторов для финансирования строительства «Маджириано». Работы только недавно начались, и пошли немалые еженедельные счета. С тех пор как Джино покинул Америку, некоторые вкладчики стали уклоняться от взятых обязательств.

– Разве у нас нет с ними договоров? – удивлялась Лаки.

Коста покачал головой.

– Нет, только устные соглашения.

– Они дали Джино слово, не так ли? Что бы он сделал, если бы они отказались платить?

Коста закашлялся в замешательстве.

– Ну, у него были свои... методы.

– Он поручил тебе вести его дела. Почему ты не прибегнешь к его методам?

– Бывают вещи, которые лучше отложить до более подходящего момента. Надо дождаться Джино.

Она обратила на него твердый взгляд.

– Ждать невозможно. Мы не знаем, сколько он будет отсутствовать. Даже ты допускаешь, что счет может идти на годы. Если они дали слово, то их следует заставить выполнять обещанное. Мне нужен список. Думаю, я смогу что-нибудь устроить.

Он недоверчиво рассмеялся.

– Не будь глупой девчонкой, там серьезные мужчины...

Она смерила его ледяным взглядом.

– Никогда больше не называй меня «глупой девчонкой, Коста. Ты меня понял?

Ему на память пришел Джино, каким он был в ее возрасте. И он отчетливо осознал, что никто не сможет помешать ей в отсутствие отца стать у руля семейного дела.

– Сегодня в «Бразильской гостиной» дает первое представление новый комик, – сообщил Матт Лаки. – Может, попьем кофе там? Мы как раз успеем ко второму выходу.

– Он смешной? Мне не мешало бы расслабиться.

– Неужели я способен взять несмешного комика?

Она бросила взгляд на его подружку, раскрашенную девятнадцатилетнюю «куколку Барби».

– Иногда ты делаешь странные вещи, Матт.

Вечер начинал действовать ей на нервы. Неприятно было смотреть, как Джино носится с этой манерной сучкой Сьюзан Мартино. Димитрий Станислопулос вел себя чересчур шумно и требовал постоянного внимания, а что касается артисточек, то Лаки вообще неловко себя чувствовала оттого, что сидит с ними за одним столом.

– Так я предлагаю? – Матт кивнул в сторону Джино, совсем утонувшего в голубизне глаз Сьюзан.

– Делай что хочешь, – фыркнула Лаки.

Целый год никто не вставал между ней и Джино. Никому из посторонних не удавалось с ним сблизиться, если, конечно, не считать близостью часок-другой в его постели. А это так, пустяк – быстрый, чисто животный акт с какой-нибудь нетребовательной шлюшкой. Для мужчины его возраста Джино, разумеется, любил покуролесить. Но покуролесить – это одно, а влюбиться – совсем другое.

И главное, зачем? Лаки наморщила лоб. Иное дело, окажись Сьюзан душевным, замечательным человеком. Но не тут-то было. Кто она такая – сразу бросается в глаза. Ледяная, расчетливая стерва, покрытая тонюсеньким слоем сахаринового обаяния. А Лаки желала своему отцу только самого лучшего, и уж конечно, не какую-то там вдовушку с Беверли-Хиллз, которая, возможно, и смотрит-то на него лишь как на ходячую чековую книжку. Что она любит деньги – совершенно очевидно. Судя по ее украшениям, чем больше, тем лучше. И чего ей не заняться Димитрием? Он, наверное, даже срет золотом.

Лаки закурила сигарету и в задумчивости пускала идеально ровные колечки дыма, пока Матт предлагал всем перейти в «Бразильскую гостиную'''. Вот уже несколько месяцев, как она не спала с мужчиной. Просто не хотелось.

Лаки Сантанджело, давшая обет воздержания. Умора!

Бывали времена, когда она могла менять любовников каждую неделю, а то и по два. От них требовалось немногое – быть привлекательными, причем в ее вкусе, не усложнять установившихся отношений и не обижаться на ее небрежное: «Не звони мне. Я сама позвоню». В сексуальной жизни она выбрала роль, которую привыкли играть мужчины. А почему бы и нет? Если из-за этого никто не страдает. Ханжество в половом вопросе всегда возмущало ее. Кто вообще выдумал двойную мораль? Почему любвеобильного мужчину называют гулякой, а женщину – шлюхой? К черту предрассудки! А вот ей просто-напросто нравится трахаться, когда захочется, и без всяких любовных глупостей.

Конечно, нет правил без исключений. В жизни Лаки имелось только одно исключение. Марко.

Марко вошел в жизнь Лаки, когда ей было всего четырнадцать лет, а ему – около тридцати. Смуглый и задумчивый, он казался ей самым привлекательным из всех виденных ею мужчин. К сожалению, он не отвечал ей взаимностью. Марко смотрел на Лаки только как на несмышленого ребенка и обращался с ней соответственно. Он работал на Джино и в тех редких случаях, когда Дарио или Лаки выбирались в кино или за покупками, сопровождал их в качестве шофера и одновременно телохранителя. Джино не одобрял отлучек своих детей. После гибели Марии он предпочитал знать, что они надежно укрыты за высокими заборами особняка в Бель Эйр.

Когда Лаки уезжала в школу, именно Марко отвозил ее в аэропорт. Всякий раз, когда она возвращалась на каникулы, он встречал ее. Когда в шестнадцать лет Джино взял ее с собой в Лас-Вегас, а затем объявил, что выдает замуж, на один короткий и чудесный миг ее посетила безумная надежда, что он имеет в виду Марко. Но этой надежде не суждено было осуществиться – ее ожидали Крейвен Ричмонд, город Вашингтон и разлука с Марко, возможно, навсегда.

Потом, во время своей убийственно тоскливой семейной жизни, она встретила одного или двух мужчин, которые напомнили ей Марко.

Может быть, такими же темными глазами, или тем, как вились их волосы поверх воротничка рубашки, или даже знакомым движением руки. Неважно. Но даже малейшего сходства всегда оказывалось достаточно, чтобы ее как магнитом тянуло в их постель. Однако «подделки» никогда не могли заменить настоящего Марко.

Теперь, когда Джино уехал далеко-далеко, а ее брак рассыпался как карточный домик, Лаки сделала попытку забыть о Марко и с жаром принялась решать проблему заколебавшихся вкладчиков. При всем уважении к Косте как к прекрасному другу и блестящему адвокату он явно не подходил на роль человека действия. Строительство «Маджириано» должно было продолжаться, и именно ей следовало все наладить. Поэтому Лаки отправилась к давнему деловому партнеру Джино, Энцо Боннатти. Коста познакомил их несколько месяцев назад, и они сразу понравились друг другу.

Во время той первой встречи Энцо объявил, что она его крестная – дочь, и в качестве таковой Лаки считала возможным обратиться к нему за советом и помощью.

– Коста ничего не станет предпринимать, – пояснила она, обрисовав ситуацию. – Но я готова сделать все, что сделал бы мой отец.

Энцо ухмыльнулся.

– Джино никому не позволил бы, извини за выражение, насрать себе на голову. Ты хочешь стать такой же, как он. Почему бы и нет? Я одолжу тебе пару моих солдат. Напугай до полусмерти первого из списка, а с остальными проблем уже не возникнет. Если желаешь, я с удовольствием сам сделаю все, что надо.

Она тряхнула волосами.

– Дай мне людей в помощь, больше ничего.

Для начала Лаки выбрала самого крупного вкладчика и нанесла визит Рудольфо Кроуну, прилизанному владельцу инвестиционного банка. Пока она держала речь о деньгах, которые он обещал, но не дал, банкир сидел, развалясь, за массивным столом в своем кабинете и презрительно щурился на юную посетительницу.

– Вы связаны обязательством, мистер Кроун, – холодно закончила она. – Вы – часть синдиката. Если вы захотите выйти из дела, за вами последуют другие, и тогда остановится вся работа над отелем.

– Я давал слово Джино. Когда он вернется, я выполню свое обещание.

– Не имеет ни малейшего значения, где он в данный момент находится. Вы обещали. Джино требует, чтобы вы сдержали слово, причем сейчас, – сказала Лаки тихим, вкрадчивым голосом.

Рудольфо усмехнулся.

– Вряд ли в его положении можно чего-нибудь требовать. Ходят слухи, что он еще долго, очень долго не вернется, если вообще вернется когда-нибудь.

Она лучезарно улыбнулась.

– Хотите рискнуть, мистер Кроун?

Неделю спустя он проснулся посреди ночи от прикосновения холодного железа к мошонке. В панике Рудольфо открыл глаза. Двое мужчин держали ножи у основания его сморщенного пениса. Банкир кричал, рыдал, умолял.

Тут он увидел, как от двери отделилась тень, и женский голос произнес:

– Сегодня была только генеральная репетиция, мистер Кроун. Если деньги не поступят незамедлительно, на той неделе состоится премьера.

Рудольфо Кроун внес деньги, причем очень быстро. Другие инвесторы тоже не заставили себя долго ждать. На стройке «Маджириано» вновь закипела жизнь.

Вскоре после того, как решился вопрос с нерадивыми вкладчиками, Лаки полетела в Лас-Вегас, чтобы своими глазами увидеть, как идут там дела. Остановилась она, естественно, в «Мираже», и приветствовать ее вышел не кто иной, как Марко. Лаки не видела его со дня своей свадьбы.

– Ты потрясающе выглядишь, – сказал он.

– А ты – так себе.

Про себя она быстренько посчитала, сколько ему сейчас лет. Выходило сорок один. Его удивительная красота ничуть не померкла с годами. Он по-прежнему остается самым привлекательным из всех когда-либо виденных ею мужчин, и она просто сгорала от желания улечься с ним в кровать.

– Как долго ты собираешься здесь пробыть? – вежливо поинтересовался он.

«Ровно столько, сколько потребуется, чтобы соблазнить тебя». Она сделала неопределенный жест.

– Несколько дней. Может, неделю.

– Хорошо. Я хочу познакомить тебя с моей женой.

Его женой! Лаки задохнулась.

– И давно ты женат? – спросила она.

– Ровно 46 часов. Ты чуть-чуть опоздала на свадьбу.

Марко никак не мог почувствовать жар ее желания. Она сменила тактику и начала обращаться с ним как с обычным служащим.

– Я хочу обновить «Мираж», – объявила она Косте. – Он весь какой-то неопрятный.

Марко пришел в ярость.

– Что здесь происходит? – орал он на Косту по телефону, когда на отель налетели орды декораторов. – Убери от меня Лаки. Она тут все рушит.

– Не могу, – коротко ответил Коста. – Она главный акционер и может делать все, что захочет.

Взбешенный Марко наконец-то ее заметил. А когда он заметил ее настолько, что начал хотеть, Лаки была уже вся деловая и далекая. Она не собиралась делить Марко с его женой.

Они выдерживали паузу в полушаге от обрыва. Лаки то уезжала, то возвращалась в Лас-Вегас, наблюдая за строительством «Маджириано». Возникали одни проблемы, за ними другие. Она справлялась со всем.

Марко всегда первый торопился приветствовать ее.

– Все еще женат? – спрашивала она весело, хотя у нее внутри все замирало в надежде: а вдруг он развелся?

– Конечно. А ты? Все трахаешься?

– Порекомендуй мне лучшее хобби, и я обещаю его испробовать, – кокетничала она, отлично зная, как бесят его ее свободные взгляды на секс.

Однажды вечером, когда его жена уехала из города, он наконец сделал шаг. Они пообедали вдвоем, поболтали о старых временах, и, проводив ее до дверей гостиничного номера, Марко спросил:

– Я зайду?

Он стоял настолько близко, что Лаки чувствовала его дыхание на своей щеке. Она так хотела его, как не хотела никогда и никого в жизни. С милой улыбкой она проворковала:

– Спокойной ночи, Марко. Приятных снов, – и быстро закрыла перед ним дверь, боясь не справиться с собой.

Когда она его получит, то получит его навсегда. Будет так, и никак иначе.

Время шло. Лаки много работала и много рисковала. Она оказалась решительной деловой женщиной, требовавшей и добивавшейся максимальной отдачи от своих сотрудников. Она все время то улетала из Лас-Вегаса, то возвращалась назад и каждый раз отмечала, что брак Марко стоял незыблемо, как скала. Лаки по-прежнему хотела его, но – на своих условиях.

Очень редко вспоминала она о Джино, чью империю она унаследовала. Она строила его отель, воплощая в жизнь его мечту, – и в то же время отец и дочь не разговаривали и вообще не общались. Лаки такое положение дел вполне устраивало. Она не огорчилась бы, если бы Джино никогда не вернулся в Америку.

В 1975 году «Маджириано» был наконец закончен. Состоялся бал открытия. Лаки блистала в шикарном черном платье, Марко выглядел безупречно в костюме с черным галстуком. Электрические разряды молниями пробегали между ними. Время пришло. То, что он все еще женат, почему-то перестало иметь для нее значение.

Весь вечер Лаки пребывала в состоянии возбужденного ожидания. Марко испытывал те же чувства.

И вот наконец они слились в восторженном экстазе. Безумный ритуал божественного секса, а потом опустошенность и облегчение при мысли, что они наконец-то вместе. То было единение родственных душ, полное совпадение энергий и темпераментов.

Они говорили о будущем. Он сразу же расскажет обо всем жене и организует быстрый развод. Больше ничто никогда не встанет между ними. Они наконец вместе, и так будет всегда.

Когда Марко утром ушел, Лаки подумала, что все-таки она нашла то, что искала, – мужчину, за которым она признает право на превосходство, с кем она будет жить в любви. Марко стал для нее всем, и даже больше. Весь мир для нее сошелся на Марко.

В 2.30 пополудни, когда Лаки с Костой поджидали Марко в ресторане «Патио», взгляд Лаки вдруг остановился на Боджи, ее телохранителе. Он быстро шел по направлению к их столику.

Боджи приблизился, и холодок дурного предчувствия пробежал по ее спине.

– На улице стреляли, – объявил он.

Она сразу поняла, что застрелили Марко.

Застрелили ее будущее.

Лаки закрыла глаза и попыталась молиться, но она заранее знала, что ее молитва опоздала.

«Бразильская гостиная» была полна народу, но для Сантанджело и их друзей столик нашелся незамедлительно.

Место Лаки оказалось рядом с Димитрием Станислопулосом.

– Как Олимпия? – спросила она без особого интереса.

За все прошедшие годы Олимпия ни разу не дала о себе знать. С той роковой ночи во Франции тринадцать лет назад они не обменялись ни единым словом. Порой Лаки читала о ней в газетах, и на нее наводили скуку похождения пухлой блондинки с чересчур большим богатством и чересчур многочисленными мужьями. Да, когда-то они дружили, но теперь между ними не осталось ничего общего.

– Опять развелась, – коротко ответил Димитрий. – В третий раз.

У него были на редкость пронзительные глаза стального цвета и глубокий средиземноморский загар. Взгляд Димитрия на мгновение задержался на ослепительно красивой Лаки, но тут сегодняшняя подружка потянула его за рукав и задала какой-то дурацкий вопрос.

Лаки повернулась к Джино, однако тот не сводил глаз со Сьюзан. Лаки собралась было уходить, но решила дождаться комика, который уже настраивал микрофон и для начала с невозмутимым видом бросил в зал несколько ехидных комментариев на злобу дня.

По помещению пробежал смешок. Он очень быстро завоевал внимание аудитории, причем аудитории, состоявшей из людей, склонных скорее поговорить о своих проигрышах или выигрышах, чем слушать чужие остроты.

А он и не острил. Он рассуждал о жизни.

И был он едким, безжалостным и до боли честным.

– Как его зовут? – поинтересовалась Лаки у Матта.

– Ленни Голден. Нравится?

– Неплохо.

Матт улыбнулся. Джесс не подвела его, слава Богу. Он рискнул, приняв артиста только потому, что она за него просила. Но Матт положил глаз на малютку Джесс, и теперь, когда он сделал ей одолжение, не пора ли ей вернуть должок? Забавно, конечно, – ему никогда не нравились невысокие женщины, он предпочитал фигуристых дамочек. И тем не менее Джесс, «метр с кепкой», вскружила ему голову. Матт до судорог хотел уложить ее в постель.

Посреди выступления Ленни Голдена Джино наклонился к Лаки и сказал:

– Сьюзан устала. Я провожу ее до дому. Увидимся завтра, дочурка.

Он встал и предложил Сьюзан руку.

Лаки просто онемела. Ее вечер, с ее отцом, а он провожает это второе издание Грейс Келли домой! Проклятье!

– Спокойной ночи, дорогая. Очень приятно было с вами познакомиться, – сказала «Грейс».

То ли ей показалось, то ли действительно в синих ледяных глазах Сьюзан промелькнула искорка торжества? Лаки выдавила из себя еще одну улыбку. Врага лучше сперва очаровать, чем с ходу бить в зубы.

– И мне тоже.

После того как они откланялись, Лаки уже не могла усидеть на месте. И почему она не ушла первой! Пускай бы Джино понял, что такое – погубить их семейный вечер!

Она взглянула на комика, по-прежнему успешно смешившего публику; отметила, что Димитрий опустил свою сильную руку на бедро соседки; с ненавистью посмотрела, каким кокетливым жестом отбросил Матт Трайнер прядь седых волос со лба.

К чертям собачьим. Что за тоскливая компания!

– Сейчас приду, – прошептала она, хотя и не думала возвращаться.

За стенами гостиной кипели и бурлили страсти в просторном казино. Лаки прошлась взад и вперед, кивая сотрудникам, поглядела, как внимательно следят старшие смены за действиями крупье, подивилась причудливым и нелепым туалетам игроков. Где еще можно встретить купальные шорты мирно соседствующими с шикарным вечерним платьем? Клетчатый пиджак рядом со строгим смокингом? Проститутки смешались с домохозяйками, плейбои с картежниками.

«Я хочу мужика, – подумала она. – О Господи, как я хочу мужика!»

Лаки пошла к конторке и выбрала ключи от свободного номера. Тут она снова начала чертыхаться. Ей нужен был не просто кто-то. Между ней и партнером должна возникнуть некая магическая связь, пробежать таинственный и волшебный ток. В конце концов, позади оставался долгий период воздержания.

За рулеткой в одиночестве сидел какой-то мужчина. Темноволосый, задумчивый. Он напомнил ей Марко.

Нет!

Она резко отвернулась.

Она чувствовала себя такой одинокой. Ей нужен был ни к чему не обязывающий секс с безымянным любовником, который даст ей то, что ей нужно, а потом незаметно исчезнет.

Кто-то схватил ее за руку и с укором сказал:

– Вы ушли с моего представления. Что это с вами? Вы не умеете оценить настоящий талант?

Она обернулась и после недолгого колебания ослепительно улыбнулась:

– Ленни Голден! – воскликнула она. – Вот вас-то мне и надо!

ГЛАВА 5

Олимпия не любила Нью-Йорк летом. Слишком уж много людей, жара, грязь. Она старалась приезжать туда как можно реже, но иногда обстоятельства складывались так, что избежать поездки никак не удавалось. Третья по счету свадьба ее матери как раз относилась к подобным обстоятельствам.

Из Парижа Олимпия прилетела на «Конкорде» вместе со своей девятилетней дочерью Бриджит и с ее няней, англичанкой по имени Мейбл.

Бриджит была очаровательным ребенком. Девочка унаследовала от матери густые светлые волосы и голубые глаза, а от отца – благородные черты лица и гибкую фигуру. А еще к ней перешел материнский взбалмошный характер.

Няня Мейбл представляла собой разочарованную пятидесятилетнюю женщину, после тридцати пяти лет «оказания услуг» пришедшую к выводу, что она даром прожила жизнь, приглядывая за чужими детьми. Олимпия замыкала длинную цепочку ее богатых работодателей, и, хотя Мейбл провела у нее только шесть месяцев, она уже успела невзлюбить капризную белокурую наследницу миллионов Станислопулоса. Да и ребенок оказался немногим лучше. Избалованный, самовлюбленный и вредный. Словом, родная мамочка в миниатюре. К счастью, зарплата более чем компенсировала моральные неудобства, и к тому же няне Мейбл нравилось пользоваться шикарными лимузинами и первоклассной обслугой. В Париже Олимпия редко поднималась на «детский», как она выражалась, этаж своей двухэтажной квартиры на Авеню Фош, так что няне Мейбл почти не приходилось с ней сталкиваться.

Олимпии очень не хотелось ехать вместе с Бриджит и няней, но ее мать настояла, чтобы именно Бриджит несла цветы на свадьбе, и Олимпия не смогла найти подходящей отговорки.

Ее мать, Шарлотта, являла собой классический образец шикарной светской дамы. Она вышла замуж за Димитрия Станислопулоса в возрасте двадцати лет, вопреки отчаянным протестам родителей. Девять месяцев спустя она родила Олимпию, а еще через три – развелась. Далее Шарлотта вернулась в Америку, и не прошло и года, как она вторично вышла замуж, на сей раз за банкира с Уолл-Стрит, в полном согласии с пожеланиями родителей. Первые двенадцать лет своей жизни Олимпия провела с матерью в Америке, но, когда пришла пора полового созревания, девочка стала неуправляемой и принялась закатывать ежедневные скандалы, требуя, чтобы ей разрешили жить с отцом, который постоянно курсировал между своим островом в Греции, своей яхтой и парижским особняком. Родители в конце концов пришли к компромиссному решению, и в ее жизни чередой потянулись различные школы-интернаты, и из каждой ее по прошествии некоторого времени благополучно вышибали. В итоге Олимпия добилась своего и перебралась к Димитрию, который относился к ней как к очередному гостю, не лучше и не хуже.

Муж-банкир Шарлотты отошел в мир иной год назад. Олимпия никогда не испытывала теплых чувств к отчиму. А теперь Шарлотта наметила нового кандидата под венец, некоего кинопродюсера. Олимпия вовсе не стремилась к встрече с очередным родственником.

– Мама! – сказала Бриджит, когда их торжественно проводили через таможенный контроль. – Вон стоят люди с фотоаппаратами.

– Наклони голову, смотри прямо перед собой, – предупредила няня Мейбл. – Никогда не подавай виду, что замечаешь их.

Легким прикосновением руки Олимпия поправила свои золотистые кудри. Она ненавидела всех этих писак, но, уж если от них невозможно скрыться, надо по крайней мере выглядеть наилучшим образом. Не появляться же на людях лахудрой вроде Кристины Онассис! И она надела темные очки и одернула юбку костюма от Сен-Лорана.

Фотографы защелкали камерами как сумасшедшие.

Не так-то просто быть одной из самых богатых женщин мира.

Димитрий Станислопулос не испытывал интереса к артисточке, которую ему подсунул Матт Трайнер. Слишком она была молода, да и не настолько хороша собой. Ему уже исполнилось шестьдесят два года, и его не привлекала скучная болтовня женщины на сорок лет моложе его. Димитрий предпочитал играть в баккара, и Матт усадил его за уединенный столик, где ему составили компанию несколько других привилегированных постояльцев. В их число вошли: знаменитый певец в плохо подогнанном парике; французская герцогиня с кожей цвета (и вида!) обожженной глины; два электронных короля из Японии и англичанка – подруга изгнанного из своей страны арабского бизнесмена.

Димитрий знал ее. Он кивнул. Она кивнула в ответ. На его взгляд, она представляла собой гораздо более интересный вариант, чем пустоголовая артисточка.

– А где Сауд? – спросил он, склоняясь над ее рукой.

– В Лос-Анджелесе, – ответила англичанка. – Он приезжает завтра. Пока я держу для него место.

«И не только место», – подумал Димитрий. Ему нравились английские женщины. В постели в любой из них просыпается шлюха. Это очень заводит. Уж он-то знает – уже восемь лет его любовницей остается знаменитая на весь мир театральная актриса, англичанка Франческа Ферн, – бездна таланта и море огня. Пятидесяти лет, с пламенно-рыжими волосами, пронзительными глазами, сочными губами и крупным носом с горбинкой – почти как у него. Франческа! Что за женщина! Он обожал ее за силу характера, за независимую манеру держаться, за темперамент.

О... ее темперамент! Из всех женщин, с которыми он когда-либо спал, ни одна не могла даже близко с ней сравниться. А это кое-что да значило, ведь он за свой век переспал с многими из самых красивых и утонченных дам Европы.

Димитрий любил дорогих женщин, которые знали все о приятных сторонах жизни. Ему нравилось, чтобы они кутались в соболя и блистали драгоценностями от Картье, Аспрея и Булгари. Ему нравилось, чтобы они красовались в туалетах от Диора, носили сшитое на заказ белье и туфли за 500 долларов, чтобы разбирались в хорошей еде, тонких винах, классической музыке, опере и балете.

Ему нравилась порода. И он был готов платить за нее.

За то время, что длилась их связь, он осыпал Франческу драгоценностями с головы до ног. Она принимала все его подарки, небрежно бросая «спасибо, дорогой» своим хрипловатым голосом, как будто он подносил ей дешевые безделушки, и лишь в глазах ее загорался торжествующий огонек знатока.

Димитрия восхищал ее великолепный стиль. В гораздо меньшей степени его восхищал ее муж, коротенький хлипкий мужичонка по имени Гораций, с которым она решительно отказывалась разводиться. Наиболее бурные скандалы разыгрывались между ними как раз по этому поводу.

– Уходи от него, – рычал Димитрий.

– Не могу! – страстно отвечала Франческа. – Он не переживет нашего разрыва. Во мне – вся его жизнь.

При последних словах ее густо подведенные глаза наполнялись слезами.

– Но я хочу жениться на тебе! – восклицал Димитрий.

– Наступит день, – туманно предсказывала Франческа, – и мы соединимся, чтобы не расставаться больше никогда.

А пока Гораций нимало не мешал развитию их бурного романа. Казалось, он смирился с ним, как смирился со многими другими вещами, довольствуясь скромной ролью на задворках колоритной жизни своей жены. Раз в году любовники встречались на борту роскошной океанской яхты Димитрия – Франческа прибывала в сопровождении Горация, а также личной служанки, личного парикмахера и иногда двух ее древних пекинезок.

На свои августовские круизы Димитрий обычно приглашал и других гостей. Он всегда с нетерпением ожидал этой поездки, потому что тогда Франческа принадлежала ему – почти принадлежала. Каждую ночь она проводила в его каюте. Он так никогда и не узнал, каким образом она объяснялась с Горацием. Да он особо и не интересовался. Конечно, Гораций все знает. Весьма добродушный персонаж.

Порой они встречались и в других местах. Нью-Йорк, Париж, Рим. Даже когда он женился во второй раз, ничего не изменилось. Второй брак Димитрия оказался недолговечнее первого. Жить с Димитрием Станислопулосом было совсем не просто.

Партия в баккара начиналась.

– Каков нижний предел ставок за нашим столом? – спросил Димитрий у одного из холодноглазых крупье.

– Шесть тысяч долларов, мистер Станислопулос, – бесстрастно ответил тот.

– Дайте мне фишек на двести тысяч.

Крупье ловко собрал золотые пятисотдолларовые фишки в аккуратные стопки и передвинул их через стол. Тут же на подпись Димитрию ненавязчиво подсунули маркер.

Димитрий любил играть. За игрой он отдыхал. А отдых ему требовался, ведь через два дня приезжает Франческа, чтобы присутствовать на торжественном вечере, что дается в ее честь, и будет транслироваться по телевидению. Димитрий наконец решился. Восьми лет вполне достаточно. Так или иначе, но Гораций должен освободить дорогу.

ГЛАВА 6

– Эй, – окликнула Лаки. – Что с тобой?

– Что со мной? – раздраженно переспросил Ленни.

Они настороженно смотрели друг на друга в кричащей роскоши затемненного гостиничного номера. «Вот вас-то мне и надо! – сказала она, а потом взяла его за руку, добавив таинственно: – «Пойдем со мной». И повела к ближайшему лифту. Едва переступив порог номера, она прижалась к нему, поцеловала его долгим и крепким поцелуем и начала бесстыдно ощупывать.

Ленни еще не был готов к этому. Вообще-то, он судорожно пытался понять, что за чертовщина такая происходит.

– Ты продаешь? – испробовал он самое простое объяснение.

– Не глупи, – отозвалась она и начала стягивать платье.

– Постой, – остановил он ее. – Не делай этого.

И вот теперь они были готовы к схватке.

– У тебя какие-нибудь проблемы, – разочарованно вздохнула Лаки.

– Да. Пожалуй, имеется одна.

Лаки нетерпеливо передернула плечами. Она явно сделала неправильный выбор.

– В чем дело? – безучастно спросила она, застегивая молнию на платье из мягкой кожи, которое только что собиралась скинуть. Пора заканчивать эту сцену. И побыстрее.

Ленни смотрел на нее вне себя от удивления. Он не мог поверить в происходящее. Вот она перед ним, та самая женщина – та самая поразительно красивая женщина, которую он впервые заметил в аэропорту, с которой заговорил около бассейна – и был с позором отвергнут. Затем она появилась в «Бразильской гостиной» и ушла с середины его выступления. А теперь она же налетела на него, как грузовик, и ждет, чтобы он сразу начал действовать. За кого она его принимает – за путешествующего жеребца, не способного ни на какие чувства? Да будь она даже самой прекрасной женщиной в мире, но секс без хотя бы небольшой духовной близости – не для него. Он уже не шестнадцатилетний голодный юнец.

– Дело в том, что я даже не знаю твоего имени и вообще, что здесь происходит, – ответил Ленни сердито.

– Ах так. А если я представлюсь, то все будет в порядке? – съехидничала она, уже застегнутая на все пуговицы и готовая уйти.

– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду.

– Нет. Не понимаю.

Она шагнула к двери.

– Все очень просто. Я тебя увидела. Ты мне понравился. Я подумала, что мы можем составить прекрасную пару в постели. Очевидно, я ошиблась.

– А почему же ты не подумала, что мы можем составить такую прекрасную пару, сегодня днем? – быстро спросил он.

– О чем ты говоришь?

– Сегодня днем, около бассейна, когда я заговорил с тобой, а ты меня отшила.

– Так то был ты?

Господи! Она даже его не помнила! И от него еще чего-то ждали?!

– Послушай, – нетерпеливо бросила она, берясь за ручку двери. – Все мы иногда делаем ошибки. Почему бы нам просто-напросто не забыть о происшедшем?

Ленни знавал многих женщин, но с этой ни одна и рядом не стояла. Даже Иден никогда не смогла бы так держаться.

Если бы она еще не выглядела так соблазнительно! Как можно упустить ее, когда она сама предлагала такое, чего он, возможно, никогда не сможет забыть?

Ленни решил включить немного обаяния:

– Знаешь, что я подумал? А не начать ли нам с самого начала? Сходим вниз, найдем бар, выпьем по одной, узнаем кое-что друг о друге. По крайней мере выясним, как каждого из нас зовут. А уж потом, моя красавица, устроим действительно чудесный секс. Что скажешь?

Ей надоел Ленни Голден. Все происшедшее было ошибкой с начала и до конца. Она открыла дверь и направилась к лифту.

– Лучше просто забыть о нашем знакомстве, – безразлично ответила она.

Он догнал ее и схватил за руку.

– Нет, не лучше.

Сначала он опростоволосился, а теперь от него так легко не избавишься. Ущемленное мужское самолюбие или еще какая-нибудь лажа в том же роде.

– Гм... – пробормотала она. – Неплохая идея.

Куда бы она делась? Все они – легкая добыча. Сейчас они пропустят по рюмочке, может, по две, а тогда уж улягутся в постель, и все пойдет по его сценарию.

– Отправляйся в «Бразильскую гостиную» и закажи мне «Кровавую Мэри». Мне надо немного освежиться. – Она улыбнулась. – Только пять минут, хорошо?

Ленни склонился над зеленым сукном игрального стола Джесс. Она работала с быстротой молнии, ни на секунду не отрывая взгляда от блестящего ящичка, в котором лежали карты, – «башмака» на картежном жаргоне.

– Не жди меня, сегодня я не ночую дома, – объявил он.

– Почему? – спросила она уголком рта.

– Как почему? Обаяние Голдена снова действует.

– В самом деле? Кого ты теперь снял?

– Мы будем играть или вести разговоры? – возмутилась агрессивного вида блондинка в расшитой металлическими бляшками кофточке. – Дайте мне карту!

Джесс скорчила гримаску, вытащила из «башмака» тройку, неуловимым движением руки волшебным образом превратила ее в девятку, тем самым обеспечив блондинке перебор и проигрыш.

– Ах, черт, – воскликнула та во весь голос.

Джесс позволила себе исподтишка подмигнуть в сторону Ленни.

– Позвони, – шепнула она.

Как правило, она не мухлевала в карты, но порой просто не могла удержаться.

Ленни ухмыльнулся и пошел прочь. Теперь, когда его планы на вечер определились, он чувствовал себя прекрасно.

В «Бразильской гостиной» он имел успех – публика реагировала прекрасно. Он предчувствовал, что предстоящие двухнедельные гастроли пройдут удачно. А теперь еще появилась эта сумасбродная дамочка, и, похоже, ее хватит ему на все две недели. Может, благодаря ей он даже забудет Иден, хотя вряд ли. Интересно, как ее зовут, и что она делает в Лас-Вегасе, и как проявит себя в постели...

Да, двухнедельная связь придется ему весьма кстати. Он сыт по горло серьезными романами. Сначала они остаются на ночь, потом на уик-энд, а кончается все тем, что они забирают всю власть в руки, и, чтобы принять душ, приходится долго пробираться сквозь развешанные для просушки трусики и бюстгальтеры.

Неотразимый Голден заспешил в «Бразильскую гостиную», где заказал пиво себе и «Кровавую Мэри» для нее – как бы там ее ни звали. Скоро он узнает. И не только имя.

Матт Трайнер обставил свою квартиру в стиле начинающего нувориша. Кругом позолота, черный мех, искусственный мрамор и обтянутые алой материей кушетки. Над баром красовалась надпись: «Уголок Матта», а хрустальные бокалы украшали его инициалы. Теми же инициалами были помечены его рубашки, носки, трусы, простыни, полотенца и пижамы.

– Ого! – не смогла удержаться от восклицания его сегодняшняя подружка, только шесть месяцев назад приехавшая из Огайо и потрясенная таким великолепием. – Сказочно!

Он налил ей неразбавленного виски, поставил запись Синатры и включил приглушенный розовый свет.

– Ого! – сказала «Мисс Огайо». – Сказочный певец. Кто это?

– Вы смеетесь надо мной, юная леди?

– Чего?

«Интересно, – подумал Матт, – делает ли она минет?»

– Синатра, – объявил он вслух.

– О-о! Сказочно.

– Ты сама сказочная.

Девица глупо хихикнула и кокетливо лизнула кубик льда в бокале.

– Более того, – продолжил он, – за весь этот год я не встречал более сказочной девушки, чем ты.

– Правда?

– Правда.

Он потянулся к ее левой груди и провел большим пальцем вокруг соска.

Она отпила виски, поставила бокал и откинулась на кушетку.

Матт продолжал действовать пальцем и одновременно наклонился, чтобы поцеловать ее.

Девица горячо ответила на поцелуй. Синатра напевал «Незнакомца в ночи».

Он извлек ее грудь из-под низко вырезанного свитера и приник к вставшему соску.

– Сказочно, – выдохнула она.

Он расстегнул молнию на брюках и выпустил на волю то, что считал своей мужской гордостью. Затем взял ее правую руку и положил ее ладонь туда, где ее с нетерпением ждали.

Телефон зазвонил. Он забыл включить автоответчик.

– Проклятье, – выругался Матт.

– Не отвечай, – предложила девушка.

Его возбуждение прошло. Он взял чертов аппарат.

– Да, – рявкнул он в трубку.

– Матт. Говорит Лаки. Ты мне нужен. Сейчас же. Надо решить одну проблему.

– А до завтра она не подождет?

– Нет.

Уже во второй раз за вечер эти Сантанджело выводили его из себя. Сперва Джино, теперь Лаки. Как «достала» его их семейка!

– Если дело такой важности...

– Именно такой. Приходи ко мне.

– Сейчас буду.

– И побыстрее.

Он швырнул трубку на рычаг и встал. Его пенис свисал из расстегнутой ширинки грустным напоминанием о неиспользованных возможностях. Матт быстро убрал его.

– Я должен отлучиться, – объявил он.

– О, как жаль.

– Ты можешь меня подождать?

– Ну-у...

– Вот телевизор; можешь покрутить приемник. Я мигом.

Ее не пришлось долго упрашивать.

– Сказочно, – сказала она, и Синатра запел снова.

Ленни поглядел на часы. Прошло полчаса, и она явно не собиралась приходить. Сука! Все они одинаковы. А эта к тому же явно тронутая, так что все даже к лучшему.

Но тем не менее... Он ужасно злился – и больше всего на себя самого. Если она ему так понравилась, что же, он не воспользовался моментом? «Трах-ба-бам, спасибо, мадам». И – счастливо оставаться.

Ну скажите, что такого страшного, если женщина сама подстегивает ход вещей? Ну и он бы не отступил.

Вполне вероятно, она не пришла потому, что приняла его за идиота. И неудивительно. Бесспорно, он прошляпил великолепное приключение. Господи! Ему хотелось поскорее поделиться с Джесс – они хотя бы вдоволь поржут на пару над Ленни Голденом – боязливым ловеласом! Э, да ведь из, этой истории вполне может выйти преотличная миниатюра!

А может, стоит ей позвонить? Что он теряет? А вдруг еще не поздно?

Номер 1122 – память его никогда не подводила. Он бросился к внутреннему телефону. Тишина. Не исключено, что она опять вышла на охоту и сейчас как раз подыскивает замену мистеру Боязливому.

Но почему он ревнует совершенно незнакомого человека?

Почему перед его глазами до сих пор стоит ее лицо, ослепительно красивое лицо?

И почему он все еще чувствует прикосновение ее губ, таких пухлых, чувственных и...

Прекрати, идиот. Ты упустил свой шанс. Теперь нет смысла переживать. Позабудь. По крайней мере, его представление прошло на «ура».

Сегодня – отель «Маджириано».

Завтра – «Карсон-шоу».

А почему бы и нет?

Видит Бог, он долго и упорно шел к цели.

ГЛАВА 7

– Надо уволить комика, – объявила Лаки.

– Как! – нахмурил брови Матт.

– Ленни Голдена. Ведь его так зовут?

– Того Ленни Голдена, что выступал сегодня вечером?

– У нас что, два Ленни Голдена работают?

– Не понимаю. Он прекрасно дебютировал. Понравился публике. Даже ты его похвалила.

Лаки спокойно закурила сигарету и устремила взгляд на живописный вид из окна.

– А разве я сейчас его ругаю? Я просто говорю, что его надо уволить.

– И вызвала ты меня именно ради этого?

– Да.

– Господи, Лаки! – от злости на его виске запульсировала жилка. – Господи Иисусе Христе! Я не твоя прислуга, которую ты можешь дергать, когда захочешь. Сейчас два часа ночи. Почему ты не могла сказать то же самое по телефону?

Она поинтересовалась про себя, осмелился бы он разговаривать с Джино в подобном тоне, и решила, что нет.

– Тебе нравится твоя работа здесь? – спросила она мягко.

– Это не работа. У меня доля в бизнесе. Я директор компании.

– Конечно. Я сделала тебя директором, и я же могу убрать тебя в любую минуту.

– Давай убирай, – ощерился Матт.

– Возможно, придется.

Они молча смотрели в глаза друг другу. Он первый отвел взгляд. У Сантанджело Матт обладал большей властью, чем когда-либо раньше. Он не хотел терять ее.

– Итак, что ты хочешь от меня? – спросил он печально.

– Заплати ему. Уволь его. Отправь его подальше отсюда.

– Могу я хотя бы узнать почему?

– Потому, что он слишком хорош для нашей гостиной. Он заставляет людей думать. Он заставляет их смеяться. Он отвлекает их от питья и игры. Я хочу, чтобы ты уволил его сейчас же и выставил за дверь.

– Если таково твое желание...

– Именно таково и есть мое желание.

Когда он ушел, она докурила сигарету, потом направилась к бюро и достала «косячок». Вместо того чтобы трахнуться, она отправится в путешествие. Возможно, в конце концов, это более удачный выбор.

Как хорошо бы сейчас позвонить Джино, поболтать как дочка с папой.

Ха! Она рассмеялась в голос. Никогда у них не было таких отношений. По крайней мере, с тех пор, как ей исполнилось пять лет. С тех пор, как убили ее мать...

Вспышка горячей боли. Она все еще помнила ту картину так же отчетливо, как будто все случилось лишь вчера. Розовая вода в бассейне... Обнаженное тело Марии, плавающее на матрасе... ее длинные светлые волосы, колышущиеся на волнах...

Лаки крепко зажмурилась, но ужасная сцена стала только более яркой. Целый год они с Джино наслаждались чудесной близостью, но так и не сблизились настолько, чтобы обсудить то, что случилось с Марией. Так и не сблизились...

Она заплакала. Но только когда слезы ручьями покатились по ее щекам, Лаки осознала, что плачет.

Плачущая Лаки Сантанджело? Никогда!

Сердитым жестом она вытерла слезы. Дьявол! Джино обзавелся новой подружкой, а у нее трагедия. Она даже не скучала по отцу, когда он скрывался целых семь лет. Ни на секунду не задумалась о нем, когда унаследовала его империю. А теперь бес вступил ему в ребро, а она и сопли распустила. Что еще за epyндa?

В 1977 году Джино вернулся в Америку. Шестимиллионная субсидия кому следует плюс кое-какие своевременно задействованные рычаги сделали это возможным.

Лаки ждала его с волнением. Пускай не думает, что она просто так, за здорово живешь, уступит ему бразды правления. Она много поработала, и ее работа принесла определенные плоды. Теперь Лаки собиралась стоять насмерть. Конечно, придется вернуться в Вегас, где она избегала появляться после убийства Марко.

Энцо Боннатти вел себя безупречно. Он настиг и наказал убийцу и взял на себя управление «Маджириано» до тех пор, пока Лаки не захочет вернуться.

Джино возвращался. Время пришло.

Спустя два дня после приезда Джино Коста организовал их встречу в нью-йоркском отеле «Пьер». Отец и дочь. После семилетней разлуки. После семи лет молчания. Лаки щетинилась и вообще чувствовала себя не в своей тарелке, в то время как Джино казался настроенным вполне дружелюбно. Он сразу увидел, что она больше не та избалованная девчонка, которую он оставил дома много лет назад. Перед ним стояла взрослая женщина, уверенная в себе, сильная.

Он улыбнулся и раскрыл объятия:

– Лаки!

Она даже растерялась. Неужели он действительно рассчитывал, что все закончится так просто?

Джино испытующе посмотрел на дочь и, вместо того чтобы обнять, похлопал по плечу.

– Ну, ну, – проговорил он. – Ишь, какая стала, совсем большая.

Она холодно взглянула ему в глаза.

– Я думала, ты считал меня совсем большой, когда выдавал замуж в шестнадцать лет.

– Значит, ошибался. Но тебя это спасло от немалых неприятностей. Ты вечно собираешься на меня дуться, детка?

Она заметила бутылку виски и налила себе щедрую порцию.

Джино не отвел взгляда.

– Наверное, нам, следует серьезно поговорить, – произнес он наконец.

Лаки поежилась под его пристальным взором.

– Да, – сказала она с вызовом. – Очень многое изменилось за время твоего отсутствия. Я вошла в дело. Я срослась с ним.

– Мне говорили.

Лаки не сводила с него горящих глаз.

– И вот что я скажу: ты не сможешь отстранить меня. Никогда. Вегас мой, и я туда вернусь.

– Немного поздно.

– Что ты имеешь в виду?

– Да брось, Лаки, ты ведь не производишь впечатления дурочки. Ты отдала Вегас Боннатти – сама, с милой улыбкой. Думаешь, он так же легко теперь отступится?

– Я знаю, как вести себя с ним.

Джино рассмеялся.

– Разве ты не понимаешь, что Боннатти нам больше не друг?

Она все прекрасно понимала, хотя и не собиралась признавать этого перед Джино. Только сегодня утром из Вегаса прилетел Боджи с рассказом о таком предательстве, что ее бросило в холод от ярости и в жар от желания отомстить. Похоже, ее обвели вокруг пальца, как несмышленую девочку. Боннатти сам организовал убийство Марко. Он хотел удалить ее из Лас-Вегаса – и, избавившись от Марко, добился своего. Она бежала, как и рассчитывал этот негодяй. А теперь он контролировал там все. Но ненадолго – у нее имелись свои планы. И Джино не удастся им помешать.

Они не успели продолжить разговор – приехал Дарио. Лаки не обрадовалась брату. То, что начиналось как полезная деловая беседа, на глазах превращалось в счастливое воссоединение семьи.

Дарио долго не засиделся. Он был весь какой-то дерганый, нервный и после десятиминутной натянутой беседы выскочил из комнаты как ошпаренный.

– Что, черт побери, происходит с парнем? – взорвался Джино. – Верни его, Коста. Давно пора наставить этого голубого на путь истинный.

(К неописуемому огорчению Джино, Коста вынужден был открыть ему глаза на сексуальные наклонности его сына.)

– О, – вставила Лаки. – Боюсь, ты уже опоздал. Если бы ты уделял ему больше внимания, когда он был юношей...

– Ты с кем разговариваешь? – взвился Джино.

Она не собиралась уступать.

– В детстве мы с Дарио оказались лишены нормальной семьи. Нас заперли в этом проклятом мавзолее, в Бель Эйр, как двух прокаженных. Ничего удивительного, что у Дарио все пошло наперекосяк.

– Вы жили просто ужасно, – сверкнул глазами Джино. – Великолепный дом. Все самое лучшее, что только можно купить за деньги.

– Деньги! – Лаки перешла на крик. – Кому нужны твои деньги? Мне нужен был ты! Я нуждалась в твоей заботе, чтобы ты находился рядом. Мне не хватало отца, настоящего отца!

Ее слова ранили его как стрелы.

– Я всегда старался как мог ради вас, – огрызнулся Джино. – Все, что только было в моих силах...

– Значит, этого оказалось недостаточно, – торжествующе заявила Лаки.

Полицейская сирена взвыла на улице. Коста направился к окну, чтобы взглянуть, что там происходит.

– Живо убирайся отсюда и верни Дарио, – завопил Джино. Коста исчез.

– Я ухожу, – заключила Лаки. – Ты и я – мы говорим на разных языках. И так было всегда.

– Ты утверждаешь, что я не стал тебе настоящим отцом, – выкрикнул Джино. – А ты сама – тебя можно назвать хорошей дочерью? Удрала из школы. Спала с кем попало, лишь бы он носил брюки. Переходила от...

– Ни с кем я не спала, – в ярости перебила она. – А если бы даже и спала, что из того?

– Что из того, ты спрашиваешь. Что из того? – Он горестно покачал головой. – Ты права, Лаки. Мы по-разному смотрим на вещи. Что же ты не уходишь? За семь лет ты не удосужилась послать мне хотя бы одну жалкую открытку. И это дочь?

Джино вдруг почувствовал, как сильно он устал. Кто-то начал ломиться в дверь. Он открыл, и в комнату ворвался бледный и дрожащий Коста:

– Дарио застрелили, – выдохнул он. – Рядом с отелем. Он мертв.

– Господи! – вырвалось у Джино. – Господи Боже мой!

Лаки застыла как громом пораженная.

Вдруг Джино схватился за грудь и сделал несколько неверных шагов в направлении кушетки. Тихий стон сорвался с его губ.

– Что с тобой? – бросилась к нему Лаки. – Что такое?

Он опять застонал. Его лицо стало абсолютно серым. Сейчас он выглядел на все свои семьдесят лет.

– По-моему... сердце... прихватило, – с трудом выговорил он. – Пожалуйста... вызови... врача... поскорее.

Только едва не потеряв отца, Лаки поняла, насколько он ей дорог. У него имелись недостатки, но все же он был ее папой... Джино. А когда, находясь между жизнью и смертью, он шепнул ей с больничной койки, что она должна отомстить, отстоять честь семьи, она ни секунды не колебалась. Она выполнит его просьбу. И никаких сомнений.

Энцо Боннатти.

Друг.

Крестный отец.

Убийца.

Предатель.

Она ехала в его особняк на Лонг-Айленде, испытывая ледяное спокойствие.

Отомстить. А почему бы и нет?

Отомстить за семью Сантанджело и за Марко. Не осталось сына, чтобы сделать эту работу, и бремя легло на ее плечи. Она не станет уклоняться от долга чести.

Ни у кого не вызвало ни малейших сомнений, что убийство Энцо Боннатти произошло в результате самозащиты. Он явно пытался изнасиловать Лаки Сантанджело, и она застрелила его из его собственного револьвера. Дело даже не дошло до суда.

Лаки не отходила от Джино, и он вскоре пошел на поправку. Постепенно между ними восстановилась близость, исчезнувшая после смерти Марии. Они перебрались в Лас-Вегас.

– Бери себе «Маджириано», детка, – сказал Джино. – Я займусь «Миражом». Когда-нибудь мы построим еще одну гостиницу вместе.

Лаки всегда мечтала об этом и всегда знала, что ее мечта может стать реальностью.

Целый год они не разлучались. И вот теперь появилась соперница, вдова Мартино.

По телевизору шел старый фильм с Клинтом Иствудом. Лаки докурила «косячок» и немного посмотрела кино. Ей нравится Иствуд. От него исходили таинственные волны эротизма. Такие мужчины всегда привлекали Лаки. Наверное, он был замечательным любовником.

Постепенно ее склонило в сон, но на рассвете она вскочила как ужаленная, разбуженная давно забытым кошмаром.

Лаки встала, накинула на голое тело шелковое кимоно и долго стояла и смотрела, как над пустыней восходит солнце. Великолепное зрелище. Еще недавно она могла запросто позвонить Джино, разбудить его и разделить с ним это чудо. Но теперь, в свете утра, она поняла, что не происходит ничего страшного. Он нашел, с кем делить постель. Лаки может значить для него очень и очень многое, но ведь она никогда не будет его любовницей. А возможно, ему не хватает настоящей близости с женщиной.

Может быть, Сьюзан Мартино как раз то, что ему нужно.

Может быть.

ГЛАВА 8

Время от времени Олимпии взбредало в голову поиграть роль идеальной матери. Не часто. Эта роль не относилась к числу ее любимых. Однако грядущая встреча с матерью требовала, чтобы она сделала усилие.

Шарлотта угнетала ее. Она была раздражающе правильной. Она не курила и не пила. Разумеется, не употребляла наркотиков. Всегда подтянутая, подвижная и невыразимо скучная. И еще – очень богатая, хотя здесь-то Олимпия могла дать ей сто очков вперед. Мало кто имел возможность свысока поглядеть на внушительное состояние дочери Станислопулоса.

К сожалению, в присутствии Шарлотты она снова начинала чувствовать себя маленькой девочкой, поэтому, прежде чем отправиться на прием, Олимпия присела на край ванны в шикарной отцовской квартире на Пятой авеню и сделала три понюшки кокаина. Внешне такой безобидный, белый порошок всегда улучшал ее настроение. Глубокий вдох, быстрый взгляд в зеркало, и вот она уже готова встретить кого и что угодно.

Няня Мейбл и Бриджит ждали у входной двери. Ребенок посмотрел на мать огромными, как блюдца, глазищами на очаровательном личике.

– Мама, – сказала она. – Можно мне хот-дог?

– Что? – фыркнула Олимпия, поправляя перед зеркалом в холле воротник соболиного жакета.

– Американский хот-дог, – терпеливо повторила девочка.

– Конечно нет, – ужаснулась няня Мейбл. – Откуда только тебе в голову приходят такие фантазии?

– Мама, – настаивала Бриджит, не обращая ни малейшего внимания на няню. – Можно?

– Гм-м, – уклончиво ответила Олимпия, облизывая перед зеркалом губы и втягивая щеки. – Раз няня говорит...

– Но няня говорит «нет», – взвизгнула Бриджит.

Олимпия слегка повысила голос:

– Ну так и слушайся няню. Пошли.

Она вышла из квартиры, дочь и гувернантка последовали за ней в лифт, потом на улицу.

Шофер выскочил из ожидавшего лимузина и открыл дверцу. Два ошивавшихся неподалеку фотографа нацелили свои камеры.

Олимпия надела снисходительную улыбку и попробовала взять Бриджит за руку. Ребенок вдруг замер на месте и заорал:

– Я ненавижу вас всех!

– Бриджит! – воскликнула няня Мейбл в ярости. – Прекрати сейчас же!

Фотографы, унюхав нечто более интересное, нежели обычный проходной снимок, усердно защелкали затворами аппаратов. Бриджит, к своему удовольствию оказавшись в центре всеобщего внимания, вопила все громче и громче.

Олимпии хотелось юркнуть в машину и укрыться от отвратительной сцены. Но – увы – это не представлялось возможным. Кричащая мерзавка была, к сожалению, ее дочерью, а сегодня она выступала в роли прекрасной матери.

– Сделайте что-нибудь, – зашипела она няне.

– Не могу, мадам. – Попытки няни затащить Бриджит в машину ни к чему не привели.

– О Боже, – воскликнула Олимпия. Вспышка прямо перед лицом ослепила ее. – Пошел вон, дурак! – закричала она на фотографа.

Собиралась заинтригованная толпа. Олимпия не могла больше выносить всего этого. Она в ярости бросилась к Бриджит, отвесила ей звонкую пощечину, подхватила в охапку пораженного таким обращением ребенка и швырнула девочку в машину.

Камеры фиксировали каждую деталь.

Днем позже Димитрий со смешанным чувством раздражения и возмущения разглядывал фотографию в газете, на которой была запечатлена его дочь, учащая уму-разуму его внучку. Раздражало его то, что он всегда убеждал Олимпию избегать публичных сцен. А возмутился он потому, что она ударила драгоценную маленькую Бриджит, его любимую девочку.

Димитрий швырнул газету на пол и потянулся к телефону. Через несколько секунд он уже говорил с няней Мейбл.

– Мадам отдыхает, – сообщила она.

– Так разбудите ее, – прогремел Димитрий.

– Это запрещено.

– Будите, вам говорят!

Ворча про себя, гувернантка подчинилась.

Олимпия крепко ругнулась и взяла трубку.

– В чем дело? – бросила она.

Уже давно, с тех пор как в двадцать один год она унаследовала свое состояние, Олимпия перестала чтить своего отца.

Он предъявил ей претензии.

Она слушала вполуха.

Он давал ей указания, как ей следует вести себя на людях.

Она проигнорировала его.

– А почему ты в Лас-Вегасе? – спросила она, когда он остановился, чтобы набрать побольше воздуха перед очередной тирадой.

После короткого неловкого молчания Димитрий ответил:

– Здесь состоится торжество в честь Франчески Ферн. Так как я – близкий друг, она и Гораций попросили меня присутствовать.

Олимпия едва удержалась, чтобы не захохотать. Боже! Зла на него не хватало. Он искренне верил, что никто не знает о его связи с примадонной Ферн. А знал весь мир. Наверное, на земле не осталось уголка, где бы они не потрахались.

А он еще имел наглость читать ей нотации по поводу фотографов. Он, которого снимали вместе с его светской шлюхой везде и всегда, разве только не в постели.

– Кто устраивает торжество в такой дыре, как Лас-Вегас? – скривилась она.

Он переменил тему.

– Я хочу видеть Бриджит.

– Мы останемся в Нью-Йорке до понедельника.

– Я попробую освободиться пораньше и прилететь в субботу, тогда мы сможем вернуться в Париж все вместе.

– Хорошо.

Ее это устраивало. Все лучше, чем лететь коммерческим рейсом. Ей нравился шикарный личный самолет Димитрия. Когда она немного освободится, возможно, она купит себе такой же.

Разделавшись с телефонным разговором, она растянулась на кровати и подумала, что Нью-Йорк оказался довольно занятным местечком, если только забыть о существовании фотографов – а они торчали везде после того, как сегодня утром знаменитый снимок появился на первой полосе «Нью-Йорк пост».

Днем раньше чаепитие с Шарлоттой прошло хорошо. Бриджит после истерики вела себя идеально. А Шарлотте, погруженной в мысли о предстоящей свадьбе, было не до критики, хотя она и заметила мимоходом, что Олимпии неплохо бы сбросить фунтов десять и найти хорошего косметолога. Позже Олимпия встретилась с друзьями и прекрасно провела время, закончив вечер в два часа ночи в своем любимом кабачке.

Сегодня она пообедала в другом хорошем ресторане, прошвырнулась по магазинам, а теперь отдыхала перед еще одним веселым вечером. «Интересно, – подумала Олимпия, – встретится ли она сегодня с Мистером Противным? Неплохо бы. Два дня без секса – это ровно на два дня больше, чем надо».

ГЛАВА 9

Пышущая благородным негодованием, Джесс явилась в кабинет Матта Трайнера в полдень того дня, когда уволили Ленни.

– Почему вы прогнали Ленни?

Матт не мог отвести глаз от девушки, которая яростно смотрела на него через стол. Такая хорошенькая, такая аккуратная, такая маленькая.

– Джесс, крошка... – начал он.

– Не зовите меня Джесс, и крошкой тоже. Просто дайте ответ – и все.

Уж он-то бы ей дал, только не ответ. От одного ее вида он заводился на всю катушку. Но он только неопределенно пожал плечами и сказал:

– Имелись веские соображения.

– Да какие еще соображения? Мне передавали, что он прекрасно выступил.

– Верно, я и ему так сказал, но он отвлекал публику от игры.

Она скептически хмыкнула:

– Если уж на то пошло, то почему вы не отказывали Энн Маргарет, Дайане Росс, Тому...

Он поднял руку, чтобы остановить ее, при этом гадая про себя, какова она в постели. Наверняка божественна.

– Ладно, ладно. Не перечисляйте. Может быть, пообедаем сегодня, и я попытаюсь все как следует объяснить.

– Я работаю.

– А завтра вечером?

– То же самое.

– А когда у вас выходной?

– И не забывайте, что я к тому же замужем:

– Тогда, может, просто поужинаем вместе после конца вашей смены?

– Где?

Он приглашал ее уже второй месяц, и вот наконец первый крупный успех.

– У меня, – быстро сказал он.

Она громко расхохоталась. У нее был смех, как у гиены, восемь тысяч веснушек и обалденные огненно-рыжие волосы. Матт подумал, что уже много месяцев не встречал такой привлекательной девушки.

– Чем вам не нравится у меня? – спросил он сердито.

– Всем нравится. Вот только любая танцовщица в городе знает, где находится ваша квартира, какие там комнаты и даже какого цвета простыни.

– Я часто устраиваю вечеринки, – начал оправдываться он.

– И не только вечеринки. Странно, как вы еще не подхватили какую-нибудь гадость.

Он выдавил из себя смешок, но в глубине души ему польстило, что она так много знает о нем. Вообще-то он никогда не болел венерическими болезнями, но в остальном она сказала все верно. А что такого? Он наверстывал упущенное. После двадцати четырех лет совместной жизни его жена развелась с ним пять лет назад. Она развелась с ним. Сумасшедшая женщина. Где бы она нашла мужа лучше? Первые шесть месяцев он скучал по ней, но затем в миг озарения осознал, какие преимущества таило в себе положение состоятельного и влиятельного одинокого мужчины. А потом увидел, что за время его женатой жизни многое изменилось. Грянула сексуальная революция, и теперь не требовалось хитрить и изворачиваться, обещать и клясться в вечной любви, чтобы уложить девушку в постель. С того момента Матт жил на всю катушку. И когда его бывшая жена, феминистка старого покроя, решила, что им следует сойтись вновь, он не колеблясь сообщил ей, куда именно идти с такими идеями.

– Так вы пообедаете со мной или нет? – настаивал он.

Джесс в задумчивости прикусила большой палец – детская привычка, от которой она так и не избавилась. Ей очень хотелось узнать, почему Ленни так бесцеремонно вышвырнули вон. Но обед с Маттом Трайнером – бр-р. Его серебряные уложенные волнами волосы, золотые цепочки и вечно похотливый взгляд...

По крайней мере, если она пойдет к нему, их никто не увидит вместе. Слишком унизительно, если вокруг решат, что и она попала в список его трофеев. Вообще непонятно, почему он к ней тянется? Она явно не в его вкусе. Но Матт на нее «запал» – чем Джесс в первую очередь и воспользовалась, устраивая Ленни на работу. Всего-то ей и пришлось, что показать Трайнеру видеокассету выступления Голдена и несколько газетных отчетов, среди них один особенно восторженный, из «Вилледж войс», и Матт сказал:

– Конечно. Мы возьмем его. Мне достаточно вашей рекомендации.

Увольнение Ленни, причем в такой форме, поставило ее в дурацкое положение. Он взял напрокат машину и умчался в Лос-Анджелес посреди ночи, бросив только:

– В гробу я все это видел. Большое спасибо, Джесс.

Она знала, что стоит ему успокоиться, как он поймет, что она тут ни при чем, и к тому времени, когда он позвонит и попросит прощения, ей хотелось уже знать, что именно произошло.

Значит, придется пообедать с Маттом.

– О'кей, – сказала она.

– Чуть попозже, – уточнил он с довольным видом.

Она вздохнула: «Наверное».

– Похоже, вы не в таком уж восторге. Но кто знает? Может быть, вам понравится.

– Я вегетарианка.

Он подумал, не значат ли ее слова, что она холодна в постели, но решил не вникать слишком глубоко.

– Итак, до вечера, – заключил он. – Я очень рад.

– Хорошо, что хоть кто-то рад, – пробормотала она.

– Что?

– Нет, ничего.

Взятый напрокат «шевроле» домчал Ленни в Лос-Анджелес к восьми утра. Не так уж плохо, если учесть, что он выехал из Лас-Вегаса в полчетвертого ночи.

Над городом уже повисла влажная и горячая дымка, обещавшая долгий и знойный день.

У конца бульвара Сансет он свернул налево с главной дороги и только тут понял, что понятия не имеет, куда ехать и что делать дальше. В Лос-Анджелесе он был только однажды, с мамой и папой, когда ему исполнилось тринадцать лет. Пять тоскливых дней они прожили в долине, у тетки. Самым ярким событием поездки явилось посещение Диснейленда, запомнившееся потому, что мама напилась от полноты чувства и все порывалась спеть «Звездно-полосатый флаг», адресуясь к вырезанному из дерева индейцу.

Итак, он не представлял, каким будет его следующий шаг. Но одно он знал твердо – после того как медоточивый тип с серебряной шевелюрой сообщил ему, что контракт расторгнут, он должен был немедленно убраться из Лас-Вегаса.

Его, Ленни Голдена, вышвырнули. Вышвырнули.

Послали.

Кинули.

Уволили.

Черт!!!

Он остановился на обочине и полез в карман своей выцветшей повседневной рубашки за незаменимой «Черной книгой Голдена». Это был его спасательный круг, и он с ней никогда не расставался. На двух страницах теснились номера телефонов в Лос-Анджелесе. Друзья, знакомые, друзья друзей; агенты, клубы, рекомендованные кем-то люди и милая мамочка. Алиса Голден – еврейская мамаша, которая никогда не сварит ему суп из цыпленка и не станет расспрашивать о сокровенном. Скорее всего, она предложит ему «косячок» и расскажет о своем.

Алиса. Может быть, нагрянуть к ней на пару деньков, пока он не обдумает свой следующий шаг? Но потом он вспомнил о ее новом дружке – том самом, которого в прошлом году она привозила в Нью-Йорк. Полный придурок с фальшивыми зубами и неискренним смехом. Ленни не испытывал желания встречаться с ним. Что там дальше в записной книжке?

Дженнифер. Очаровательная блондиночка со сладкими губками, которая бросила актерскую школу в Нью-Йорке, чтобы попытать счастья в Лос-Анджелесе.

А еще Суна и Ширли. Близняшки. В будущем – певицы и актрисы, сейчас занимавшиеся озвучиванием рекламных роликов.

А еще его приятель Джой Фирелло, собрат по профессии. Он приехал в Лос-Анджелес несколькими месяцами ранее и уже регулярно появлялся в еженедельном телешоу.

И конечно, Иден. Не сказать, чтобы они расстались друзьями. Она не столько ушла, сколько вылетела из его жизни, кляня его на чем свет стоит.

О... Иден, королева сук. Красивая, злобная, непостоянная, несносная стерва.

Он хотел увидеть ее.

Он не мог больше не видеть ее.

Возможно, она бросила своего приятеля-актера и готова вернуться.

Не колеблясь больше, он начал искать десятицентовик и телефон.

После трех гудков трубку снял мужчина. Недружелюбно пробасил:

– Алло.

Тот самый актер? Или новый друг? Или всего-навсего автоответчик?

– Попросите Иден Антонио, – сказал Ленни коротко.

– Кто ее спрашивает? – буркнул мужчина.

– Ну, скажите, что Ленни.

Почему он чувствовал себя как двенадцатилетний мальчишка, пытающийся выдать себя за взрослого? И вообще, зачем он ей звонил? Что он ей скажет? Я приехал. Прошу любить и жаловать. Работы нет. Жить негде. Но я здесь. Иден пошлет его куда подальше, и все.

– Ее нет, – отрезал мужчина и повесил трубку.

Иден Антонио пока не стала звездой и даже близко не подошла к заветной цели, но иногда она снималась в какой-нибудь мыльной опере из тех, что крутят в дневное время. Однако она знала, что рано или поздно появятся и более важные роли.

Сейчас она сидела посреди огромной кровати, красила ногти на ногах и разговаривала со своим теперешним дружком – низеньким лысым человеком в дорогом, сшитом на заказ, не по-калифорнийски темном костюме.

– Кто звонил, лапочка?

Сантино Боннатти бросил трубку и отмахнулся от вопроса.

– Так, один тип.

Его маленькие блестящие глазки-буравчики перебегали с предмета на предмет. Иден, конечно, классная телка, но вот о ее квартире такого не скажешь.

– Я что подумал, – объявил он. – Давай-ка перебирайся отсюда, я найду тебе местечко поприличнее. Идет?

Иден сконцентрировала все свое внимание на педикюре.

Она знала Сантино шесть недель и пять из них спала с ним. Его, конечно, не спутаешь с Полом Ньюманом, но, по словам ее подружки Улы, что познакомила их, денег у него куры не клюют и он не прочь вложить бабки в съемки фильма, если подвернется что-нибудь стоящее.

– Чем он занимается? – спросила она у Улы. Подружка уклонилась от прямого ответа.

– Точно не знаю. Чем-то торгует, наверное. Импорт-экспорт. Но шишка важная.

Сказанного оказалось достаточно, чтобы заинтересовать Иден. Как раз сейчас ей требовался богатый любовник, а не просто симпатичный босяк, не имеющий ничего, кроме наполеоновских планов да неутомимого члена.

То, что у Сантино имелись жена и четверо детей, запертые в его особняке где-то в Беверли-Хиллз, нимало ее не беспокоило. Замуж за него она не собиралась, его следовало только использовать, пока он не поможет ей подняться на желанную вершину.

– Что конкретно ты имеешь в виду? – безразлично спросила она.

Он потуже затянул галстук и погляделся в зеркальную створку гардероба.

– Не знаю, – ответил он уклончиво. – Я мог бы организовать тебе домишко. Мне так удобнее.

– Ты хочешь сказать, что купишь мне дом? – продолжила Иден. Она не любила бросать такие разговоры на полдороге.

– Да, – подтвердил он гордо. – А что тут плохого?

«Действительно, что? – подумала она, испытывая приятное волнение. – Я ублажаю твое маленькое волосатое тельце, пора уже подумать и о компенсации. Дом – это было бы очень мило».

Она вытянула длинную бледную ногу и полюбовалась своими кроваво-красными ногтями. Черный пеньюар распахнулся и обнажил сочный куст светлых лобковых волос. Она их регулярно красила.

– Пожалуй, мне нравится твое предложение, – медленно проговорила она.

Он уставился горящими глазенками на ее лобок. Ну и соблазнительная же сучка! Всего несколько недель, а он уже раскошеливается на дом. Неплохо бы еще разок ей засадить, но бизнес не ждет, а она никуда не денется.

– Я свяжусь с одним приятелем, который торгует недвижимостью. Он мне кое-чем обязан, – сказал он. – Подыщем тебе чего-нибудь подходящее.

Иден улыбнулась. У нее были тонкие губы и маленькие, идеально ровные зубки.

– Я не сомневаюсь в тебе, лапуля.

– Надо идти, – объявил он.

– Много дел ждет в конторе? – посочувствовала она.

– Нет. Не люблю протирать штаны. Кое-какие грузы прибывают из-за рубежа.

Она понятия не имела, чем именно он занимается. Всякий раз, как она спрашивала, он отвечал по-разному. То он импортировал оливковое масло из Италии, то колумбийский кофе. Как бы то ни было, но он купался в деньгах.

Она раскрыла объятия.

– Меня поцелуют на прощание?

Он снизошел.

Иден дождалась, пока за ним захлопнется дверь, затем перевернулась на живот, протянула руку под кровать и включила перемотку на потайном записывающем устройстве, подсоединенном к телефону. Если Сантино думает, что может контролировать ее телефонные разговоры, то он глубоко заблуждается. К тому же его самого так интересно подслушивать – особенно когда он беседует со своей сварливой женушкой. У нее очень смешной визгливый итальянский акцент.

Предыдущим вечером он звонил от Иден два раза. Сначала у него состоялся непонятный деловой разговор, что-то о поставках и больших денежных суммах. А потом – с женой. Подтвердил, что он в Сан-Франциско и домой не приедет.

Маленький лживый говнюк. Впрочем, все они лжецы. И говнюки тоже. Уж Иден-то знала.

«Один тип» оказался Ленни Голденом. На миг ее охватило волнение – что он делал здесь? Если, конечно, он был здесь. Может быть, Ленни звонил из Нью-Йорка. Она еще раз прокрутила кассету.

Ленни Голден. Роскошь, которую она себе в свое время позволила. Неудачник. Но сексапильный и неглупый, и забавный, с великолепной фигурой. О да, ей не хватало его в постели. Да и их скандалов, пожалуй, тоже. Все-таки хорошие были времена!

Потом она вспомнила. Ленни Голден. Дорога в никуда. Он обречен остаться ничтожеством. А она, Иден Антонио, поднимется на самый верх с небольшой помощью друзей.

В подземном гараже Сантино ждали машина и шофер. Его телохранитель Блэки присоединился к нему еще в лифте. Сантино никуда не ездил, не позаботившись о безопасности. При его бизнесе это необходимо. Ни к чему рисковать без особой надобности. Являться в квартиру Иден – тоже рискованно.

– Напомни мне, – повернулся он к Блэки. – Надо поселить эту шлюху в отдельный дом.

– Да, босс, – кивнул Блэки.

Сантино вынул из кармана баллончик с освежителем и попрыскал себе в рот. Иден занимала его. Красивая, холодная и расчетливая. Интересно будет подмять ее. Она принимает его за дурачка, за дойную корову. Но она плохо его знает. Узнает. Когда он будет готов. И только тогда.

Вэйланд даже не поинтересовался, что с Ленни, и поэтому Джесс не сочла нужным объяснять его внезапный отъезд.

Она вернулась домой после беседы с Маттом, разделась и плюхнулась на давно не стриженную траву около грязного бассейна.

Вэйланд витал в облаках, как обычно, обкурившись до такой степени, что ему не было ни до кого дела. Ребенок спал в плетеной корзинке под деревом. Джесс грызла ноготь и думала о своей жизни. Не все складывалось идеально. А у кого идеально? Но, конечно, можно жить гораздо лучше.

Зачем она вышла замуж за Вэйланда?

Достаточное ли основание – семимесячная беременность?

Возможно. А возможно, и нет. Многие рожают вне брака. Да, но у них, скорее всего, нет матери, умирающей в больнице от рака. Матери, которая мечтала только об одном – увидеть свою единственную дочь замужней женщиной.

Забавно, в самом деле. Все тридцать лет они с матерью постоянно воевали из-за любой мелочи. Но настал роковой момент, и она поняла, что сделает что угодно ради женщины, которая произвела ее на свет. И Джесс вышла за Вэйланда. Ведь тогда он производил впечатление вполне нормального человека, а не этого зомби с остановившимся взглядом, с которым она в конце концов осталась.

Вот уж кому действительно повезло, так это ему. Жена, что работает до упаду, убирается в доме, присматривает за ребенком, да еще и снабжает его наркотиками. Чего же еще мужику нужно? Мужику... Ха-ха. Он по месяцам к ней близко не подходил. Он предпочитал женщине травку, а это удовольствия взаимоисключающие. Впрочем, она не особо огорчалась. По ней, так уж лучше бы он вообще к ней не прикасался. Он никогда не принимал душ, ходил с постоянно грязными волосами, а зубы его уже сейчас начали гнить из-за дурной привычки жевать сахар – черпать прямо ложкой из пакета. Отвратительно!

Джесс глубоко вздохнула. Ее очень огорчил отъезд Ленни. Они почти и не смогли побыть вместе, а у нее теплилась надежда, что стоит им поговорить, по-настоящему поговорить, – и он поддержит ее и даст хороший совет. Если по-честному, она рассчитывала, что он вытащит ее из того болота, в котором она очутилась. Джесс не рассказала ему о своей матери, не хотела огорчать Ленни в первый же день. А теперь поздно. Он решил, что она где-то трахалась. Конечно! Где взять время, энергию, да и желание? Вся ее жизнь проходила между домом, больницей и казино.

Она смотрела на Вэйланда и чувствовала, как в ней поднималась волна ненависти. При первой встрече он показался ей мягким, добродушным, легким человеком. Немного эксцентричным – да, но ведь на то он и художник. Он показал ей целую папку великолепных рисунков. Со дня свадьбы он ни разу не взял в руки карандаш, не говоря уж о кисти.

Вместо «мягкий» читай «слабый», вместо «добродушный» – «ленивый», вместо «легкий» – «недалекий». Она фыркнула от отвращения. Заплакал ребенок. Вэйланд и ухом не повел, естественно. Джесс подскочила, как на пружинах, и вытащила Симона из его корзинки. По крайней мере, ей достался чудесный ребенок, хоть что-то ценное они произвели.

Медленно она вошла в дом и подумала об обеде с Маттом Трайнером. Не слишком радужная перспектива, но, может быть, если она выяснит истинную причину, ей удастся убедить его вернуть Ленни.

О, только бы получилось! Ей нужен друг, и именно сейчас!

С Иден – все. Ленни даже испытал облегчение, потому что на самом деле он не был готов к разговору с ней. Лучше сперва устроиться, а уж потом – позвонить.

Раз уж рядом телефон, он решил выяснить насчет матери. А вдруг приятель отчалил, ведь от Алисы всего можно ожидать. Она установила автоответчик, который запечатлел ее веселое щебетание:

– Алле! Это Алиса. Меня нет дома. Расстроились? Ну и зря. Продиктуйте ваше имя, номер телефона и ...хи-хи... основные данные. Если вам повезет, я перезвоню.

Почему у него от стыда за нее всегда мурашки начинают пробегать по коже? Пора бы уже научиться принимать ее такой, какая она есть. Он позвонил Джою Фирелло. Тоже нет дома. Тогда Ленни набрал номер близняшек.

Трубку взяла Ширли, обрадовалась, заверещала и настояла на том, чтобы он немедленно приходил и позавтракал с ними. Ему понравилась эта мысль. К тому же больше ему идти было некуда.

ГЛАВА 10

Утром Лаки проснулась в прекрасном настроении. Она вернулась домой, солнце сияло, и непонятно, что она так взъелась на Джино из-за вдовы Мартино прошлым вечером. Какие пустяки! Обыкновенная интрижка. Он захотел чего-то новенького. Кому не наскучат сменяющие друг друга певички и танцовщицы.

Она усмехнулась. Старина Джино. Никак не угомонится. Ей следует гордиться им, а не психовать. А сегодня они обо всем договорятся, проведут деловую встречу, как всегда.

С улыбкой на губах Лаки спрыгнула с постели, сделала несколько упражнений и отчаянно ступила под ледяной душ. На какую-то долю секунды перед ее внутренним взором предстало улыбающееся лицо Марко, такое смуглое, красивое...

Она отогнала печальные мысли и переключилась на воспоминания о случайной встрече прошлой ночью. К счастью, от него удалось легко избавиться, иначе ей пришлось бы раскаяться поутру. Как глупо – заводить интрижку со своим же подчиненным. Она надеялась, что Матт выполнил ее просьбу и уволил артиста.

Лаки вышла из-под душа, стряхнула капельки воды с блестящих, цвета воронова крыла волос и надела белый спортивный костюм. В Атлантик-Сити она впервые попробовала бегать по утрам, и это ей понравилось. При «Маджириано» имелась дорожка для бега трусцой, и Лаки намеревалась сейчас ею воспользоваться.

Внизу казино уже заполнили ранние игроки. Мелодично позвякивали, как всегда, «однорукие бандиты». Эта картина неизменно действовала успокаивающе на Лаки – все в порядке. Она на минуту задержалась у кафетерия, чтобы выпить стакан апельсинового сока, поболтала с парой охранников, затем спустилась в спортивный зал, где обнаружила Боджи, выжимавшего гири.

– Эй! Эй! – воскликнула она. – Что с тобой творится?

Растерявшийся Боджи только хлопал глазами. Он был высокий, подвижный и костлявый, ни разу в жизни ему не приходила в голову мысль накачать себе мускулы.

– Все ясно. Это любовь, – промурлыкала Лаки и, сделав ручкой, отправилась на улицу, на беговую дорожку.

Утро Джино протекало в более расслабляющей атмосфере. Его разбудила Сьюзан, опять с вкусным завтраком на подносе, легко поцеловала его в губы и объявила:

– Никогда не думала, что я буду с кем-нибудь так счастлива, как с тобой.

Он освободился из ее объятий, с довольной ухмылкой на лице. Да, вот уж действительно классная баба.

– Да и я на тебя не жалуюсь, – ответил он и решил про себя, что сделает ей подарок – может быть, купит что-нибудь из драгоценностей.

Она улыбнулась. Очаровательные жемчужные зубы, зачесанные назад волосы. По утрам она выглядела на миллион долларов.

Джино провел пальцем вдоль выреза ее бежевого кружевного пеньюара.

– Тебе уже говорили, что у тебя классные сиськи?

– Джино!

– Что такое? Выходит, не говорили?

– Не совсем в таких выражениях.

Он похотливо хохотнул.

– Ты такая чертовская леди. Вот что мне в тебе нравится.

– А-а... Так вот что тебе во мне нравится, – пробормотала она насмешливо.

– Да. И еще такие классные сиськи!

Он запустил руку в декольте. Сьюзан невольно подалась назад, но не стала уклоняться.

Он поласкал пальцами сосок ее груди, затем взял ее руку и положил себе на пенис. Она решительно отодвинулась.

– Пора завтракать, – объявила она с милой улыбкой.

Джино послушно смирил свое возбуждение.

– Эй! – притворился он возмущенным. – Когда мне в последний раз указывали, когда завтракать, это делала сестра ростом под два метра и с волосами на подбородке.

– Ешь, ешь.

Он усмехнулся.

– Я бы лучше тебя съел.

– Джино! Иногда я не могу понять, сколько тебе лет – семьдесят или семнадцать.

– И прекрасно, дорогая. Люблю загадывать вашей сестре такие загадки.

Побегав по дорожке минут двадцать, Лаки быстренько искупалась в олимпийских размеров бассейне. Ей удалось двадцать пять раз переплыть его из конца в конец, и она осталась довольна собой, учитывая, что давно не плавала. На обратном пути Лаки задержалась у кабинета Матта, но его на месте не оказалось.

Она уселась на его место и позвонила Джино. Его тоже не было.На какое-то мгновение ее лицо омрачилось. Две ночи подряд со вдовой Мартино? Две ночи серьезного траханья – это не совсем полезно для семидесятидвухлетнего мужчины с нездоровым сердцем.

Лаки нахмурилась. Не так уж и хорошо все сегодня складывалось. У нее накапливались вопросы, а он где-то любовью занимался.

– Пусть он позвонит мне, как только вернется, – сказала она оператору. – Да, и передайте, что это срочно.

Когда Джино наконец оделся и собрался покинуть уютный дом, который снимала Сьюзан в Лас-Вегасе, уже минуло двенадцать часов. Сьюзан в накрахмаленном белоснежном платье для тенниса сидела под зонтиком во внутреннем дворике и потягивала холодный мятный чай со льдом.

– Хочешь? – спросила она.

Он по-прежнему был шутливо настроен.

– Что ты имеешь в виду?

– Чай, дорогой. Даже у супермена сегодня больше ничего бы не получилось.

– Эй! – сказал он. – А как насчет сегодняшнего вечера? Как ты смотришь на то, чтобы пообедать со мной и Лаки?

Едва заметная нотка удивления прозвучала в ее голосе:

– Ты всегда обедаешь со своей дочерью?

– Ну... да, почти всегда. У нас это как-то вошло в привычку.

– У нее разве нет друга?

Он поморщился.

– Она была замужем за тем еще типом – абсолютное ничтожество. Это моя вина.

– Твоя? Почему?

– Я выдал ее замуж совсем девчонкой. Думал, делаю ей как лучше, а получилось наоборот. Она развелась с ним, когда я жил за границей. Теперь она с головой ушла в бизнес – знает о делах не меньше меня самого.

– И вы все время проводите вместе? – закончила Сьюзан суховато.

– Нас обоих это устраивает.

«Зато меня не устраивает», – подумала она про себя, а вслух сказала, широко улыбнувшись:

– Чудесно. Пообедаем втроем. Похоже, Лаки очень интересная девушка. Я буду очень рада с ней познакомиться поближе.

Матт позвонил Лаки раньше, чем Джино. Он холодно поздоровался.

– Ты на меня злишься? – спросила она.

– Ну что ты? Я восторгаюсь, когда мне приходится вылезать из постели в два ночи и увольнять первоклассного комика, который не сделал абсолютно ничего плохого.

– Не говори «я восторгаюсь». Так выражаются только мастодонты из каменного века.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Наступила гнетущая тишина, которую в конце концов нарушила Лаки:

– Кем ты его заменишь?

– Поющей монашкой. От нее люди просто толпами бросятся за столы.

– Ха, ха. Он очень огорчился.

– Еще бы бедняга не огорчился. Такой удар по самолюбию.

– Печально.

Она помолчала, потом добавила:

– Ты заплатил ему за все две недели?

– Даже дал премию.

– Тогда все в порядке.

– Раз ты так говоришь, тогда конечно.

Она положила трубку и подумала, что хорошо бы никогда больше не увидеть Ленни Голдена. Впервые мужчина отверг ее. Впрочем... даже если бы он и пошел ей навстречу, его все равно пришлось бы уволить. Он попал в безвыходную ситуацию. Вообще-то, сам виноват. Разве не он все и начал днем, около бассейна, налетев на нее, как жеребец-производитель? Конечно, физически он бесспорно привлекателен, но не в ее вкусе, ее никогда не привлекали мужчины с внешностью Роберта Редфорда. Лаки предпочитала мужчин смуглых и твердых, от которых исходит ощущение угрозы. И вообще, за кого он себя принимает? Она терпеть не могла подобных типов.

Тут до Лаки внезапно дошла забавная сторона ситуации. Мистер Сердцеед сел в лужу. У него получается, только когда все идет по его сценарию.

Она надеялась, что он усвоит преподанный ему урок.

Желтый, чистейшей воды бриллиант на мизинце вдовы Мартино ярко блестел в луче света.

Лаки мрачнела и мрачнела.

Еще один великолепный вечер. На сей раз они всего лишь втроем. И эта сука постоянно отпускает шпильки в адрес Лаки – явный признак приближающейся опасности.

Конечно, внешняя благопристойность тщательно соблюдалась. Сьюзан была вся спокойствие и очарование. Но Лаки не пропустила ни одного камешка из тех, что летели в ее огород.

Она не поддалась на провокации, понимала, что ее нарочно заводят, но перед Джино взрываться не следовало ни в коем случае. Сьюзан как раз и хотела вывести ее из себя. Сьюзан желала ссоры.

Поэтому Лаки оставалась невозмутимой. Она улыбалась, пропускала мимо ушей вопросики с подковыркой, смеялась и шутила, и лишь в ее черных глазах горела ярость. Как пролезла в их жизнь эта хваткая бабенка?

– Ну, что скажешь? – гордо спросил Джино, когда Сьюзан наконец вышла в дамскую комнату.

«Я скажу, что у тебя начинается старческий маразм».

«Я скажу, что она стерва».

– Ну, по-моему, она очень... гм... – она запнулась в поиске подходящего определения, – привлекательная. – И добавила шутливо: – Но не кажется ли тебе, что она чуточку старовата для кобеля Джино?

Лаки упомянула кличку, которую он носил в молодости.

Коста поведал ей все об этой стороне его жизни.

Джино провел пальцем по старому шраму на щеке, еще одном воспоминании давно прошедших дней, и печально улыбнулся.

– Мне не нужны двадцатилетние, с ними не о чем говорить. Мне не нужны тридцатилетние, они только и думают, как бы тебя заарканить. Сьюзан как раз по мне.

– А сколько ей лет?

– Не знаю, не интересовался. Сорок с чем-то. Какая разница?

«Сорок с чем-то, как же! Ей, по меньшей мере, хорошо за пятьдесят!»

– Наверное, она вышла за Тини совсем молоденькой. Кажется, они прожили тридцать лет? – невинно поинтересовалась Лаки.

– Нет. Скорее двадцать.

– А я где-то читала, что тридцать.

– В самом деле?

По крайней мере, она зародила в нем подозрение, что вдова Мартино старше, чем он полагал.

– Прости, дорогой. – Сьюзан вернулась свеженапудренная, подкрашенная и окруженная ароматом.

Лаки с трудом подавила ярость. Она не могла больше сидеть здесь.

– Я пойду гляну, как идут дела в казино. Не возражаете?

Возражали ли они? Да прыгни она с крыши отеля, они и бровью бы не повели.

ГЛАВА 11

Близняшки восторженно приветствовали Ленни. Он не видел их восемнадцать месяцев, и его поразила произошедшая с ними перемена. В Нью-Йорке они представляли собой пару девиц довольно-таки заурядной внешности. Не уродин, но и не ослепительных красавиц. Теперь они превратились в богинь. Платиновые блондинки (раньше их волосы были мышиного цвета), с носами соответствующей формы, матовым загаром, роскошными фигурами и сногсшибательными бюстами (прекрасный образец калифорнийского силикона).

– Глазам своим не верю! – воскликнул он.

– Истратили целое состояние, но недаром, – протянула Суна.

– Точно, – подтвердила Ширли.

– Ты выглядишь просто ужасно, – хором пропели они.

– Спасибо большое, – ответил он. Вот в чем он нуждался сейчас. Жили близняшки в крошечном деревянном одноэтажном домике на Кейс-авеню. Засохшие цветы свисали из отделанных макраме горшков на веранде, и засохшие побеги винограда безнадежно приникли к стене. Комнаты, заставленные разнокалиберной мебелью со складов Армии Спасения и заваленные всяким барахлом. За домом – крошечный дворик, а перед дверью – потрепанный «фольксваген».

Девицы были одеты одинаково – в короткие полосатые лосины и белые босоножки на высоком каблуке.

– Что ты здесь делаешь, Ленни? – поинтересовались они в один голос, усадив его на продавленный диван и устроившись по обе стороны от гостя.

Он засмеялся.

– Честно говоря, понятия не имею. Приехал сегодня ночью без какой-то определенной цели.

– Из Нью-Йорка? – спросила Ширли.

– Неслабая поездочка, – добавила Суна.

– Из Вегаса, – уточнил он.

– Из Вегаса? – воскликнули они. – А что ты там делал?

– Это отдельная история. И скучная. В общем, решил задать Лос-Анджелесу шороху.

Ширли встала и потянулась. Он не мог не смотреть на их новые фигуры. Она взглянула на него со значением.

– Иден ты уже видел? – спросила она.

– Какую Иден? – ответил он, разыгрывая недоумение.

– Да брось, Ленни, – вздохнула Суна.

Он постарался напустить на себя безразличный вид.

– Иден все еще здесь? – поинтересовался он мимоходом.

– Да, – подтвердила Ширли.

– И еще как, – добавила Суна.

«Где она? – хотел он спросить. – С кем она? Красива ли она по-прежнему? Скучает ли по мне?»

Ему удалось спокойно сказать:

– Она все еще путается с тем придурочным актером? Как там его звали? Тим Уэлш или что-то в этом роде?

Девушки переглянулись. Ни одна не хотела сказать ему, что Иден Антонио подцепила маленького, лысого, женатого загадочного типа и стала всего лишь содержанкой.

– Не думаю, – пробормотала Ширли и резко переменила тему разговора. – У тебя здесь есть агент?

– Нет. Но масса мест, куда звонить.

Ширли со знанием дела покачала головой:

– Тебе необходим агент. Без агента здесь ничего не получится. Тут не Нью-Йорк, где можно воспользоваться знакомствами.

– Ну так я заведу себе агента. Спешить некуда. А вот вы чем занимаетесь? Помимо того, конечно, что выглядите как новое воплощение Мэрилин Монро.

– У нас дела идут прекрасно! – воскликнула Ширли.

– Ну, почти, – уточнила Суна.

– Будем сниматься в сериале, – объявила Ширли.

– Никаких больше озвучиваний. Отныне нам подавай все или ничего, – заключила Суна.

– Дом, как ты видишь, настоящая дыра, – серьезно пояснила Ширли. – Но зато он в центре. В одном квартале отсюда – Санта-Моника, а через три – Беверли-Хиллз. Ты же понимаешь, какую важную роль играет местоположение жилья?

Он понимал другое: сидевшие рядом куколки Барби не имели ничего общего с девушками, которых он знал и любил в Нью-Йорке. Перемены произошли не только с их телами.

– Вы когда-нибудь встречались с Иден? – спросил он как бы мимоходом, не в силах долго говорить о чем-то другом.

– Да, в самом начале, как только сюда приехали, – ответила Суна.

– Ага, пока она не занеслась и не перестала отвечать на наши звонки, – хмыкнула Ширли.

– Занеслась?

– Она снимается по мелочам в какой-то мыльной опере и считает, что теперь может смотреть на всех свысока. А я думала, между вами все кончено, – сказала Суна.

– Конечно, кончено. Просто интересно, как она поживает, вот и все. Можно от вас позвонить?

– Разумеется, – хором ответили близняшки. – Деньги положи в коробочку рядом.

Рядом с телефоном на заставленной кастрюлями и сковородками кухне стояли две коробочки. На одной было написано «местный», на другой «межгород». Ленни понятия не имел, где находится Марина-дель-Рей, поэтому он положил по доллару в каждую. Мамин автоответчик по-прежнему нес дежурство.

Повинуясь безотчетному импульсу, он позвонил телефонистке и попросил набрать номер отеля «Маджириано» в Лас-Вегасе. Непонятно почему, но ему захотелось поговорить со вчерашней черноглазой девушкой.

Когда отель ответил, Ленни попросил соединить его с номером 1122.

– Простите, – ответили ему. – Но там никто не живет.

Она выехала. Почему так быстро?

– Тогда скажите, кто снимал этот номер вчера.

– Номер 1122 пустует уже пятый день.

– Не может быть!

– Простите, сэр, но никто не занимал номер 1122 на протяжении последних пяти дней, – объявила телефонистка и отключилась.

Черт! Наверное, он перепутал номер комнаты. Теперь он никогда не узнает, как ее зовут. И хотя во всей этой истории он повел себя как обладатель титула «осел десятилетия», он все равно хотел увидеться с ней снова. С какой стати оставлять за ней последнее слово?

– В чем дело, Ленни? – промурлыкала Суна, как бы случайно зайдя на кухню.

Вполне возможно, она хотела проверить, положил ли он деньги.

– Нет, ничего. Просто не могу никого застать.

– До боли знакомая ситуация, – отозвалась она, засовывая палец в открытую банку с вареньем и облизывая его.

Про себя Ленни поинтересовался, собираются ли они предложить ему обещанный завтрак – даже чашечка кофе пришлась бы весьма кстати.

Ширли тоже появилась на кухне.

– Где ты остановился?

– Пока не знаю. Я позвоню, как устроюсь.

– Обязательно, – сказала Суна.

– Да, обязательно, – эхом повторила Ширли.

– Боже! – воскликнула Суна, бросив взгляд на часы на стене. – Я должна бежать, а то опоздаю в танцкласс.

– И я, – подхватила Ширли.

Вот вам и завтрак!

Ленни начал прощаться.

– Зачем понадобилось назначать встречу на автостоянке? – проворчал Матт.

– А чем плохо? – ответила Джесс и молнией юркнула в его белый (50 000 долларов) «экскалибр» в надежде, что ее никто не заметил.

– Можно подумать, – не успокаивался он, – что вы не хотите, чтобы вас со мной видели.

– Глупости, – отозвалась она коротко. – Просто здесь мне показалось удобнее всего.

– Куда уж удобнее, – сказал он, поигрывая золотыми цепочками.

– Ну, поехали, – нетерпеливо проговорила Джесс.

– Что за спешка?

– Никакой спешки. Можем просидеть здесь всю ночь, если вам это нравится.

– Мне нравитесь вы.

– Так мы едем или нет?

Он завел двигатель и на эффектной скорости гнал машину все расстояние до своей квартиры. Но его лихачество не произвело благоприятного впечатления на Джесс. Еще менее благоприятные эмоции вызвал у нее его «храм дурному вкусу».

– Ну и квартирка, как будто со страницы «Плейбоя»! – воскликнула она.

Он принял ее слова за комплимент и сказал:

– Спасибо.

Джесс подавила зуд комментатора, решив, что, если она хочет выудить из него какую-нибудь информацию, ей следует попытаться вести себя прилично. Если честно, он вызывал в ней жалость – стареющий ловелас, изо всех сил цепляющийся за уходящую молодость. Ему бы перестать разыгрывать из себя юношу, забросить подальше свои золотые цепочки, не укладывать волосы, сменить молодежный стиль одежды – и он превратился бы в весьма привлекательного пожилого мужчину. Обтягивающие брючки на пятидесятилетнем человеке смотрятся далеко не лучшим образом. А ведь ему уж никак не меньше пятидесяти, судя по морщинам. И что он станет делать дальше? Подтяжку?

Он пощелкал какими-то выключателями, и комнату залил слабый бледно-розовый свет. Из стереомагнитофона полился голос Синатры, а над баром замигала надпись: «Уголок Матта».

– Господи! – пробормотала Джесс, утопая в обтянутом узорчатой тканью диване.

– Скотч? – заботливо спросил Матт уже от бара и с бутылкой в руке.

– Коку, – быстро ответила она.

– Не держу, к сожалению, – отозвался он. – Но, если хотите, есть немного травки.

– Я имела в виду не кокаин, а кока-колу.

– Со скотчем?

– Без.

– Вы вовсе не пьете?

– Изредка.

– А сегодня?

– Возможно, попозже.

Последняя фраза приободрила его. Значит, она не торопится уходить. Может, если ему повезет, останется и на всю ночь. Или если ей повезет – это ведь как посмотреть.

Ей явно понравилось его жилье. Как с порога начала оглядываться по сторонам, так до сих пор не может остановиться.

– Хотите осмотреть всю квартиру? – предложил он, подавая ей кока-колу в бокале с инициалами. Она еще спальню не видела!

Не сейчас.

Но почему?

– Потому что я голодна, а вы пригласили меня на обед. Не забыли?

Как можно! Он организовал чудесный обед. Но его подадут только через час. Матт надеялся, что ему, возможно, удастся уложить ее в кровать еще до появления еды. Он терпеть не мог заниматься любовью с набитым желудком – от этого у него начиналась изжога.

– Джесс, – объявил он медоточивым голоском. – Я хочу, чтобы вы знали – за весь год я не встречал такой потрясающей девушки, как вы.

Он уселся рядышком, обнял ее за плечи, а потом его рука как-то сама собой опустилась на ее правую грудь.

Гостья отпрянула.

– Прекратите, Матт. Я пришла сюда поесть и получить информацию. Так что, будьте добры, перестаньте меня лапать и не несите всякую идиотскую чушь. Договорились?

Встреча с близняшками огорчила Ленни. Ему очень не понравилась произошедшая с ними перемена. Раньше они были настоящими, а теперь превратились в подобие надувных кукол, вроде тех, какими торгуют в порномагазинчиках вокруг Таймс-сквер. Многие нью-йоркцы отзывались о Лос-Анджелесе свысока, как об удивительной стране, полной траханья, жаркого солнца, извращений и греха.

А раз так, что же в этом плохого?

Очень много. Если больше нет ничего. А судя по Суне и Ширли, больше ничего и не было.

Он перекусил яичницей и кофе и в третий раз попробовал дозвониться до Алисы. После второго гудка она взяла трубку.

С придыханием:

– Хай, говорит Алиса Голден. Чем могу служить?

– Напрашиваешься на пошлость, – сказал он.

– Ленни, дорогой! В чем дело? Что-нибудь случилось?

Вот, пожалуйста, все их отношения как на ладони. Уютная болтовня мамочки и сыночка – вовсе не для Алисы. Она переходила прямо к делу.

– Я в Лос-Анджелесе. Ничего не случилось.

– Почему в Лос-Анджелесе?

Послышалась ли ему нотка тревоги в ее голосе? Алиса старалась не вспоминать, что у нее есть тридцатилетний сын, а то она начинала чувствовать себя такой древней.

Он выудил из нагрудного кармана рубашки сигарету, закурил.

– Я выступал в Лас-Вегасе и решил заскочить.

В панике:

– Ко мне?

– Нет. В Лос-Анджелес.

Действительно, с какой стати к ней? Она всего-навсего его мать.

– Как мило.

– Да. Я подумал, что, может быть, осяду здесь на какое-то время.

– Конечно, дорогой, у нас хорошее место.

– Еще я подумал, что могу как-нибудь заехать к тебе в гости.

Долгая пауза. О, как приятно, когда тебе так рады!

Он сжалился:

– Если это, конечно, удобно.

– Дорогой! Ты все так прекрасно понимаешь, – облегченно вздохнула она. – Как раз сейчас у меня появился новый друг. Он думает, что мне сорок лет. Я не хочу его удивлять. По крайней мере, пока что.

– А когда?

– Что когда?

– Когда ты его удивишь?

Заливистый смех.

– Надеюсь, никогда. Он прелесть.

– Я рад, что ты счастлива.

– Безумно!

– А что стало с тем типом с фальшивой челюстью?

– Ну, дорогой, нашел что вспоминать.

– Я еще позвоню как-нибудь.

– Если подойдет мужчина – повесь трубку.

– Само собой.

– Ты такой хороший мальчик. И такой талантливый.

В ней все-таки проснулась совесть. Может, ей следует в конце концов что-нибудь ему предложить. Ведь, как не крути, он ее плоть и кровь, и по-своему она его любила. Она просто предпочла бы, чтобы он выглядел помоложе.

– Помнишь мою подружку по прозвищу Лучик? – спросила она и продолжала, не дожидаясь подтверждения: – Так вот, она вышла замуж за прохиндея по имени Фокси – ну, ты его знаешь, он владелец клуба на бульваре Голливуд. Возможно, им понадобится занятный парень вроде тебя. В разговоре сошлись на отца – она всегда на него поглядывала. Не удивлюсь, если он потягивал ее, стоило мне отвернуться. – Алиса весело рассмеялась. – Чего глаз не видит, о том душа не болит. Да что там. Ты думаешь, я сама плохо время проводила? Ленни, все мужчины Лас-Вегаса бегали за мной. Все без исключения! – Последовала задумчивая пауза. – Конечно, когда я была на вершине карьеры. Никто так не умел играть лентами, как я.

Все это он слышал уже тысячу раз. Тростинка Алиса. Кумир Лас-Вегаса. И Джек Голден. Что за комик!

Она никогда не называла сына комиком. Она звала его «занятным парнем». По ее мнению, он вообще непонятно что делал. Просто стоит на сцене и рассуждает о жизни. Когда она впервые увидела его выступление в одном из клубов Нью-Йорка, то испытала настоящее потрясение.

– Ты говоришь такие слова? На сцене?! И тебе сходит с рук? Твой отец никогда не ругался на сцене. Он мог уморить всех, не произнеся ни слова.

Твой отец то, твой отец се. Послушать Алису, так у Джека Голдена и задница светила ярче солнца. И, если опять-таки послушать Алису, Ленни никогда в жизни не сможет даже приблизиться к сияющим вершинам, что покорились его отцу.

Дерьмо.

Он дал ей выболтаться – она любила пускаться в воспоминания. А когда Ленни попрощался, даже не спросила, когда он собирается позвонить снова. Впрочем, и неудивительно. Алиса есть Алиса. В ее тщательно оберегаемом теле не оставалось места для материнских чувств.

Покинуть родной дом в семнадцать лет и уехать в Нью-Йорк оказалось проще простого. Мать сама принесла ему билет на автобус, дала пятьсот долларов и чмокнула в щечку.

– В добрый путь, Ленни, дорогой, – напутствовала она его, в глубине души довольная, что избавляется от забот по воспитанию сына.

И он отправился в путь, несмотря на то что отец все-таки предпринял робкую попытку убедить его остаться. Бедняга Джек Голден. Алиса крутила им, как хотела. Он умер через шесть месяцев после отъезда Ленни. Алиса не позаботилась сообщить сыну, и он узнал об этом лишь через два месяца после похорон.

– Я никак не могла тебя найти, – жалко оправдывалась она.

Не так уж она и старалась. Ленни послал ей три открытки, указав и свой телефон, и адрес. Она утверждала, что не получала их.

А теперь он приехал в Лос-Анджелес – и ухом не повела. А сам-то он на кой черт звонил?

«Помнишь мою подружку по прозвищу Лучик?» – мимоходом сказала мать. Помнил ли он ее? Да разве он когда-нибудь ее забывал? Самая красивая стриптизерка в Лас-Вегасе. Алиса Голден рядом с ней выглядела коровой.

И Джек Голден потягивал ее? В самом деле? Джек Голден. Его отец. Потягивал прекрасную Радугу?

Ленни верилось с трудом, но ведь Алиса сказала...

Как жаль, что Джек умер. Неплохой у них мог бы получиться разговорчик. «Слушай, па, у тебя было что-нибудь с Лучиком?» – «Ну, сынок, если честно, то было. А ты хотел что-то спросить?» – «Да. Расскажи мне о ее грудях, о ее лоне, о ее коже. Расскажи мне обо всем, папа, потому что по сто раз на дню я кончал только от мысли о ней!»

Ему исполнилось двенадцать лет, и они гуляли с Джесс. Им удалось пробраться за кулисы стриптиз-клуба «Горячий Банан» и подсмотреть представление. Когда на сцену вышла Лучик, он едва не потерял сознание.

Тетя Лучик. Она несколько раз приходила в их дом, вместе с Алисой ходила по магазинам. Тетя Лучик с объемом груди сто десять сантиметров, с чудесной улыбкой и водопадом рыжих волос. Тетя Лучик, едва прикрытая крошечными оранжевыми лоскутками ткани, которые открывали больше, чем скрывали, в черных узорчатых чулках, туфлях на длинном и тонком каблуке и в длинной горжетке из перьев.

Когда тетя Лучик сняла с себя все это, он кончил прямо в штаны.

– Да ты что? – воскликнула с отвращением Джесс и потом не разговаривала с ним целую неделю.

С тех пор, стоило тете Лучику прийти к ним в гости, Ленин обязательно оказывался где-нибудь поблизости. Как-то раз он застал ее в туалете внизу. Она сидела на унитазе с трусиками из черного шелка (он до сих пор помнил, и еще как помнил) на щиколотках. Она и бровью не повела! Позже он услышал, как она со смехом сказала Алисе:

– Мальчишка застал меня, когда я писала.

Мать тоже посмеялась.

Ходили слухи, что Лучик приехала в Лас-Вегас много много лет назад, в пятнадцатилетнем возрасте. Там она спуталась с известным гангстером по имени Парнишка Джейк (красавцем и другом «звезд», как и Багси Сигел до него). Джейк одел ее в меха и бриллианты и бросил, когда ей исполнилось семнадцать. Тогда она и занялась своей нынешней работой. Когда Ленни впервые увидел ее, ей уже было по меньшей мере сорок, но и тогда она оставалась божественно красива.

Интересно, какова она сейчас? Возможно, толстая уродина. И уж конечно, старая. Стоит ли разрушать юношеский идеал? Да и припомнит ли она мальчишку, что следовал за ней по пятам, со страстью и преданностью в еще детских глазах?

Помнил ли он Лучика? Ха-ха!

Ленни решил, что ему надо найти себе жилье. Ясно, что о том, чтобы остановиться у Алисы, и речи быть не могло.

Он позвонил Джою Фирелло, который посоветовал ему «Шато Мармон» – старую гостиницу на Голливудских холмах. Там часто останавливались люди из шоу-бизнеса и там брали по-божески. Похоже, Джой ему обрадовался.

– Устраивайся, а потом нам надо встретиться!

Ленни не был уверен, что он хочет видеть Джоя. Джой Фирелло находился на подъеме. Ленни Голден по-прежнему торчал по уши в дерьме. Ну конечно, он всегда может найти себе работу, ну а дальше-то что? Кругом, куда ни глянь, все чего-то достигли. Возьми хоть Джона Белуши, хоть Дана Айкройда, или Чеви Чейза, или Джоя Фирелло. Все на взлете.

По наивности он принял Лас-Вегас за трамплин к большим успехам. А получил мордой об стол.

Лос-Анджелесу следует предложить ему что-нибудь поинтереснее, иначе...

А что – иначе?

ГЛАВА 12

Подготовка к гала-вечеру в честь Франчески Ферн велась на широкую ногу. Необъятная бальная зала «Маджириано» украшалась экзотическими белыми орхидеями – дружеский вклад Димитрия Станислопулоса, который таким образом воздавал должное мадам Ферн.

В середине дня заглянула Лаки, чтобы убедиться, что все идет как положено. Нет проблем. У нее работали замечательные люди. Очень редко, а то и вообще никогда, они делали что-то не так. А ее управляющий рестораном вообще был лучшим в городе, так что стол превзойдет все ожидания.

Весь день прибывали знатные гости – на личных самолетах, лимузинах и коммерческими авиарейсами. Естественно, в номерах их уже поджидали корзины с фруктами, охлажденное шампанское, икра и богатый выбор дорогих сыров, а также приветствие, собственноручно написанное Лаки. При любом богатстве и славе все любят дармовщину – аксиома, которой научил ее Джино.

Она никогда раньше не встречалась с Франческой Ферн, но послала ей с полдюжины лучшего шампанского и записку.

Джино уже предупредил Лаки, что он пригласил Сьюзан Мартино.

– А когда она собирается уезжать? – не удержалась Лаки.

– А в чем дело? – обрезал Джино.

Он и сам гадал, когда Сьюзан действительно уедет. Сначала она говорила, что не задержится больше нескольких недель. С тех пор они не касались этой темы. Что касается его, то она могла бы оставаться здесь всегда. Сьюзан принесла много радости в его жизнь.

Когда Джино зашел за ней вечером, чтобы сопровождать на обед, он заговорил о ее отъезде.

– Я,кажется, привык, что ты рядом. Ты ведь не торопишься домой, а?

Сьюзан устало улыбнулась.

– Жизнь продолжается, – произнесла она тихо. – И самые прекрасные мгновения не остановишь.

– Чего-чего?

Она легко похлопала его по руке, при этом на мизинце ярко блеснуло кольцо с желтым бриллиантом, подаренное им накануне.

– На мне дом и множество прочих обязательств. Потом я много занимаюсь благотворительностью. Мои дети... конечно, они уже не вполне дети: Натан учится в университете, а Джемма, возможно, выйдет замуж уже нынешней осенью. Но они все равно нуждаются в моем внимании, особенно с тех пор, как Тини покинул нас.

– Ага, – буркнул Джино. Впервые она упомянула своих детей. Ему почему-то больше нравилось думать, что у Сьюзан в жизни нет никого, кроме него.

– Полагаю, я уеду в конце недели, – продолжала она. – Чтобы остаться, мне потребовалась бы уж очень уважительная причина.

А разве он – недостаточно уважительная причина? Ух! Сколько женщин пошло бы на убийство, лишь бы оказаться на ее месте.

Повязывая галстук перед зеркалом, Димитрий со злобой смотрел на свое отражение. Вот он в Лас-Вегасе, примчался на чествование Франчески Ферн, как послушный щенок. Она настояла, чтобы он приехал. Естественно, он послушался, даже прибыл на два дня раньше, дабы отдохнуть и набраться энергии. Франческа ценила неиссякаемую энергию. Сама она не знала усталости и ожидала – хотя всегда безуспешно – того же от окружающих. «Димитрий; – часто мурлыкала она своим глубоким хрипловатым голосом, мы – Близнецы, родившиеся под одной звездой, у нас одна судьба. Только ты можешь удовлетворить меня».

Они оба были Близнецами.

И вот мадам Ферн прилетела со всей своей свитой, включая забитого Горация, – и где же звонок от нее? Где она сама в его номере? Где эта чертова женщина?

Димитрий точно знал, когда она приехала – в одиннадцать тридцать утра. Он великодушно дал ей час на отдых, а затем позвонил в ее номер, а наглый секретарь ответил, что великая миссис Ферн как раз дает интервью «Таймс» и не может отвлечься.

– Отвлеките ее! – взревел Димитрий, привыкший, чтобы все и всегда ему подчинялись.

– Исключено, – ответил секретарь.

– А я говорю, отвлеките! – вторично прокричал Димитрий.

– Я уверен, что миссис Ферн перезвонит вам, как только освободится, – отчеканил секретарь и повесил трубку.

Димитрий так разозлился, что позвонил снова – только для того, чтобы нарваться на Горация.

– Франческа сейчас занята, – сообщил Гораций своим обычным озабоченным писклявым голоском. – Я ей скажу, чтобы она перезвонила вам, когда освободится.

Димитрий провел весь день у себя в ожидании звонка.

Но звонка так и не последовало.

Его продинамили. Ни одна женщина никогда не позволяла себе обращаться с ним так, как Франческа Ферн.

Теперь Димитрий был готов идти на ее праздник, и злоба пульсировала по его жилам. Он ей не какой-нибудь жалкий поклонник. Если Франческа считает, что безнаказанно может так себя вести с ним, то она глубоко заблуждается.

В самую последнюю минуту Лаки позвонила Матту.

– Тебе придется сопровождать меня сегодня вечером, заявила она раздраженным тоном. – Джино идет с Грейс Келли.

– Грейс сейчас в Монако.

– Хорошо бы, кто-нибудь сообщил это нашей милой старушке Сьюзан. Может, она тогда бросит свой маскарад.

– Тебе она не нравится?

– О, Матт, ты такой сообразительный – схватываешь все прямо на лету.

– Она очень милая леди.

– У Гитлера было только одно яйцо, но он тоже умел очаровывать людей.

– О чем это ты?

– Ни о чем. Заходи за мной в шесть тридцать.

Матт понял, что у него появилась новая проблема. Вести Лаки Сантанджело отнюдь не входило в его планы. Он надеялся попозже вечером увидеться с Джесс. Не то чтобы она хотела видеть его, совсем наоборот, Джесс сообщила ему о своих чувствах вполне определенно. И всего лишь потому, что он попытался ей засадить.

Он покачал головой. Похоже, сексуальная революция обошла бедняжку Джесс стороной. Глупышка! Но он пока не собирался сдаваться. А теперь ему предлагают все бросить и нестись по первому зову Лаки Сантанджело. С какой стати?

Потому что она – босс, вот почему, дубина ты этакая.

Франческа Ферн прищелкнула пальцами с длинными ярко-красными ногтями.

– Изумруды, – приказала она.

Гораций пулей бросился к ее дорожному чемоданчику для драгоценностей и достал требуемые камни.

Франческа опять щелкнула:

– Туфли от Джордана.

Гораций побежал к гардеробу и выудил оттуда вечерние туфли десятого размера. С любовью он поставил их около крупных ступней жены.

Франческа встала, вдела сережку с бриллиантом впечатляющего размера в чрезмерно большую мочку уха и рявкнула:

– Духи.

Гораций пустил на нее щедрую струю из спрея.

– Пошли, – вздохнула Франческа. – Крестьяне ждут.

ГЛАВА 13

Господин Противный был одет в белый шелковый смокинг, искусственную улыбку и несколько золотых браслетов. Он оказался знаменитым испанским певцом, который, если верить его агенту по связям с прессой, сводил женщин с ума. Одного его акцента было достаточно, чтобы кого угодно свести с ума. Не будь он настолько известен, Олимпия с ходу отвергла бы его. Итак, они сидели за соседними столиками в ресторане на Парк-авеню, и Олимпия знала крашеную блондинку рядом с ним – англичанку, что-то вроде сводни международного масштаба, обожавшую составлять подходящие пары. Так что вскоре они все объединились – компания Олимпии, господин Испанский Певец и его подруга. Его звали Витос Феличидаде, и когда он раскачивался с Олимпией в танце, то уже точно знал, кто она такая, благодаря свой светловолосой знакомой. Та выдала ему всю информацию и сказала по-испански (хорошие международные сводни всегда говорят на нескольких языках), что надо действовать. И он, и Олимпия чувствовали интересные, хотя и несколько ограниченные, перспективы.

– У вас самешательные волошы, – прошепелявил он, прижимаясь к ее бедру тем, что он считал достойным предложения.

Олимпия позволила себе отдаться желанию в надежде, что он способен на большее, чем казалось с первого взгляда, и ответила:

– И у вас тоже.

Впрочем, она не была абсолютно точно уверена, хотел ли он сказать, что у нее волосы «замечательные» или уложены «самым тщательным» образом. Так как и то и другое было в равной степени правдой, она не стала вникать.

– Я стану крашиво любишь тебя, – мурлыкал он ей на ухо с победной улыбкой. Ни одного своего зуба.

«Надеюсь, ты умеешь любишь более крашиво, чем говорить по-английски», – подумала она, незаметно скользя рукой по его телу и поглаживая его член. Еще одно объятие, и они направились к выходу.

На улице у клуба скучающие фотографы аж подпрыгнули. Олимпия Станислопулос и Витос Феличидаде! Вместе! Более чем вместе! Толкая друг друга локтями, корреспонденты боролись за лучшую позицию для съемки двух знаменитостей.

– Как это скучно! – пожаловалась Олимпия.

– Скю-юшно, – согласился Витос, поднимая голову, чтобы лучше выйти на снимках. – Сядем в моя машина или твоя?

Оба шофера ждали у своих автомобилей.

– Какая разница? – вздохнула Олимпия и плюхнулась на заднее сиденье его лимузина. – Главное, давай побыстрее уедем отсюда.

ГЛАВА 14

– Ненавижу такие сборища, – поделилась Лаки с Димитрием. – Когда я на них попадаю, мне хочется закричать, удрать на берег моря, подальше от людских глаз, и бродить там нагой. Вам знакомо это чувство?

Димитрий взглянул на свою черноглазую соседку без малейшего интереса. Честно говоря, он предпочел бы, чтобы она помолчала. Ему хотелось только одного – сконцентрировать все свое внимание на Франческе, восседавшей во главе стола с видом королевы Англии.

А вот он не сидел во главе стола. Он, Димитрий Станислопулос, сидел даже не за главным столом, а за соседним – давно его так не оскорбляли.

Лаки подождала ответной реплики, но ее не последовало. Царило гробовое молчание. Ну и черт с ним. Если он не желает поддерживать разговор, она в состоянии понять намек. Лаки всего-навсего хотела быть вежливой, ведь она – владелица отеля, а он – крупный игрок, к тому же он явно взбешен отведенным ему местом. Да и у нее самой мало оснований для восторга. Папа и вдова расположились за столом numero uno вместе со звездой, ее потертым мужем и горсткой особо крупных знаменитостей. Места распределял секретарь Франчески. По мнению Лаки, он плохо справился с задачей. Зря она вообще пришла – на кой дьявол ей это дерьмо?

Матт сидел, по другую сторону от нее и, похоже, наслаждался вовсю. Его окружали друзья и знакомые по Голливуду, где он провел немало счастливых и плодотворных лет. Н-да, замечательный кавалер. А чего она ожидала – Аль Пачино? И вот оказалась между двумя самыми скучными мужчинами в зале – Маттом Трайнером и Димитрием Станислопулосом. Очаровательная парочка.

«Большое спасибо, Джино. Так вот во что превратилась теперь моя жизнь?»

Она потянулась к бокалу и дала знак официанту наполнить его шампанским. Похоже, оставался только один способ пережить этот вечер – надраться в стельку.

Джино наблюдал Сьюзан в действии. Впервые ему удалось посмотреть, как она держится в окружении элиты шоу-бизнеса. Что ж, она прекрасно знала свою роль. Ни единого неверного шага.

Что, если ему жениться на такой женщине, как Сьюзан? Он становится слишком стар для легкомысленных связей. Его вполне устроит одна-единственная женщина рядом, одна-единственная женщина в постели.

Пока Сьюзан сдержанно беседовала с Горацием Ферном, Джино разглядывал ее точеный профиль. Никогда он не предполагал, что после смерти Марии женится еще раз.

Милая, родная Мария... уже двадцать три года, как в могиле...

Никто не скажет, что он поспешил.

Джино бросил взгляд на сидевшую за соседним столом Лаки. Как она воспримет его брак? Конечно, будет против. Но ничего, привыкнет. Куда ей деться?

Вечер тянулся бесконечно долго. Речи, выступления, поздравления. Шелестели телевизионные камеры. Франческа Ферн царила. Она до конца сыграла роль гранд-дамы. Франческа знала, как выжать из вечера все.

Позже, когда телевизионщики уехали, и толпа гостей начала редеть, Франческа грациозно обошла приглашенных. Она остановилась около Димитрия, клюнула его в щеку и объявила:

– Как мило, что ты здесь. Я высоко ценю этот знак дружбы.

В театральной позе она замерла рядом с ним, пока ее личный фотограф щелкал камерой.

Он схватил ее за запястье и сжал так сильно, что она едва не закричала.

– В чем дело? – хриплым шепотом потребовал он. Как ты смеешь так обращаться со мной? Что за игру ты затеяла?

Она сумела выдавить из себя неестественную улыбку и одновременно прошипела тихо, так что никто кроме него ничего не расслышал:

– Отпусти меня, грязное животное. Я знаю все о тебе и о Норме Валентайн. Не рассчитывай, что ты можешь иметь нас обеих, ничего не выйдет. Я не позволю, чтобы меня так унижали.

Норма Валентайн. Он едва не рассмеялся в голос. Норма Валентайн была английской кинозвездой, с которой он познакомился на юге Франции. Неделю назад ее привез к нему на яхту деловой партнер из Греции, и она осталась там на ночь. Только на одну ночь. Она ничего для него не значила.

– Мы встречались однажды, – объяснил он. – Мне она даже не понравилась.

– Достаточно понравилась, чтобы переспать с ней. А наутро послать ей браслет от Картье, – яростно наступала Франческа.

– Карточный долг. Она меня обыграла.

– Пожалуйста, Димитрий, не принимай меня за дурочку. Я не глупее тебя и говорю тебе: если ты можешь спать с Нормой Валентайн, то, клянусь Богом, со мной тебе не спать больше никогда.

– Но ты замужем, – возразил Димитрий. – Как же ты можешь запрещать мне спать с другими?

– Спи с кем хочешь, – отрезала Франческа, и улыбка наконец сошла с ее лица. – Потому что в моей постели тебе отныне не бывать.

Она вырвала руку и гордо удалилась.

– Похоже, джинн вырвался из бутылки, – прокомментировала Лаки, которая не могла не слышать обрывки разговора и которой было на все наплевать после нескольких бокалов шампанского.

– Простите? – сверкнул глазами Димитрий.

Она передернула плечами.

– Франческа Ферн и Норма Валентайн претендовали на главную роль в фильме «Сирокко поет» пятнадцать лет назад. Норма победила, получила за роль Оскара и стала звездой. А Франческу Ферн даже на эпизоды с тех пор в кино не приглашали. Они на дух друг друга не выносят – весь Голливуд об этом знает. Не понимаю, как вы могли быть не в курсе.

Он побелел от ярости.

– Так вы подслушали весь наш разговор?!

– Против воли.

– Ах так!

– Расслабьтесь – у вас грыжа выскочит.

– Вы на редкость вульгарная девчонка.

– Перестаньте, Димитрий. Я больше не маленькая подружка вашей дочери. И мне осточертело, что вы весь вечер игнорируете меня, как будто меня вообще не существует. Она поднялась. – Это мой отель. Всю неделю вы играли за моими столами. Почему бы вам сейчас не вылезти из бутылки, и тогда мы вместе пойдем и напьемся. А? Разве не великолепная идея? Мне необходимо выпить, да и вам, конечно, тоже.

Он впервые обратил на нее внимание. И ее поразительная красота и чарующая молодость подсказали прекрасный способ позабыть о Франческе. Лаки Сантанджело сказала правду. Он не мог больше отмахиваться от нее, как от маленькой подружки своей дочери.

Его пронизывающий взгляд проник ей в душу.

– Итак, вам требуется собутыльник, не так ли?

Она ответила на его взгляд, с удивлением отметив, что Димитрий наконец-то заметил ее.

– Да, и я выбрала вас.

– Я должен гордиться?

Лаки посмотрела на Джино. Он шептался со Сьюзан.

– Можете гордиться, можете нет, но давайте удерем отсюда. И поскорее.

Джино и Сьюзан оказались в числе приглашенных на ночной междусобойчик в номере Франчески.

– Я прожил непростую жизнь. Много чего сделал – и хорошего и плохого. Понимаешь? – Джино провел рукой по еле заметному шраму на щеке.

– Я и так знала, что ты не Билли Грэхем, – отозвалась Сьюзан.

– Когда начинаешь жизнь там, где я, приходится учиться стоять за себя. Никто тебе не придет на выручку.

– Конечно.

– Я рос на улице. Никогда по-настоящему не учился. Так, нахватался кое-чего по верхам.

– Ты настоящий победитель. Посмотри, чего ты достиг.

– Ага. Достиг, и немало. Получается, я осуществил Великую Американскую мечту. Начал с нуля и добился многого.

– Это еще слабо сказано.

– Я знаюсь с президентами, с политиками, с мэрами, с общественными лидерами. Мне кое-чем обязаны такие люди, что ты и не поверишь.

– Конечно.

– Оставайся рядом, детка. Я устрою тебе замечательную жизнь.

– Ты делаешь мне предложение, Джино?

– Знаешь, мне кажется, что да.

– Я... удивлена.

– Ты удивлена? Что же, по-твоему, я чувствую в отношении тебя?

– Вот об этом я и хочу подумать на досуге.

– Подумай. Кто тебе мешает? Думай, сколько тебе захочется. Только ответ мне нужен прежде, чем я улягусь спать сегодня, – ведь завтра утром я могу и передумать.

Сьюзан мягко рассмеялась.

– Джино, ты неисправим!

– Да? Так воспользуйся этим.

– Я должна посоветоваться с семьей, с детьми...

– Ты можешь себе представить, чтобы я просил разрешения у Лаки?

– Не все так просто.

– А ты упрости – скажи» да».

– Да, – прошептала она.

– Что?

– Я сказала «да».

– Ух ты! Вот это да! – Он вскочил на ноги. – Я хочу сделать объявление! – Избранные гости замолчали и повернулись к нему. – Эта леди и я, Сьюзан Мартино и я, ф-фух! Ну, что вам сказать? Мы решили пожениться!

Теперь-то он обратил на нее внимание. В Димитрии Лаки нашла превосходного собутыльника. Конечно, ему далеко оставалось до Джино, но он обладал определенной аурой, а ей нравилась уверенность и властность мужчин в годах. К тому же Димитрий был странным образом привлекателен со своей шапкой густых серых волос, массивным носом и проницательными глазами. Чем сильнее она пьянела, тем привлекательнее он ей казался...

Папа Олимпии. В ее голове мелькают игривые мысли относительно папы Олимпии!

Он такой высокий, крупный мужчина. Джино гораздо ниже и приземистее. Внешне они – полная противоположность друг другу.

– Как чудесно! – воскликнула Лаки, кочуя с Димитрием от бара к бару.

Он пил как губка, но по нему нельзя было сказать, что он выпил хоть капельку чего-нибудь крепче лимонада.

Димитрий кивнул. Непонятно почему, но он получал удовольствие. Сегодня ночью Франческа Ферн пожалеет. И он лично проследит, чтобы она всю свою оставшуюся горькую жизнь не переставала жалеть. Никто не может безнаказанно динамить Димитрия Станислопулоса, а тем более дешевая потаскушка-артистка.

В три ночи они оказались в маленьком греческом кафе, в окружении закусывающих после трудового дня официантов и прочих поздних пташек. Димитрий поставил всем выпивку, а худощавый паренек играл на мандолине, естественно, тему из «Зурбы». Димитрий танцевал, балансируя тарелкой на голове, и смеялся так громко, что Лаки даже испугалась, что он сейчас подавится. Затем он разбил двадцать три тарелки подряд, вручил улыбающемуся хозяину тысячедолларовую банкноту, и по молчаливому согласию они с Лаки отправились в ее апартаменты.

На какой-то миг она почувствовала волнение, как юная девочка, не знала, за что хвататься, наливая ему выпить, затем ушла в ванную и приложила ко лбу холодное полотенце.

«Я веду себя как дура, – подумала она про себя. – Что происходит, в конце концов?»

Лаки вернулась в гостиную и предстала перед Димитрием.

Он назвал ее по имени, один раз и очень тихо. Затем, ни слова больше не говоря, он сильными, опытными руками снял с нее шелковое, нежное на ощупь, платье.

Лаки чувствовала себя как пловец перед прыжком в воду. В ней смешались чувства ожидания, восторга, готовности.

У него были крупные руки, длинные и сильные пальцы. Медленно он ласкал ее тело, пока его рука не наткнулась на крошечные трусики – единственную одежду, что она носила под платьем – и тогда он не спеша спустил их вниз, на бедра, на икры, на лодыжки...

Она стояла абсолютно нагая, в то время как он оставался одетым, лишь только ослабил узел галстука.

Бережно-бережно он уложил ее на диван, взял свой бокал с бренди, обмакнул палец в искрящуюся жидкость и помазал ей сначала сосок левой груди, затем – правой.

Грудь защипало, но только на мгновение. Почти сразу же он начал слизывать бренди с ее тела. Она застонала от удовольствия. Лаки закинула руки за голову и удобно вытянулась. Он рукой сблизил ее груди и начал ласкать языком оба соска одновременно.

– Разденься, – настойчиво пробормотала она.

Димитрий рассмеялся. «Какое нетерпение!»

– Сними все, Димитрий. И сейчас же.

Не убирая рук с груди, он провел языком сверху вниз по ее телу.

Лаки дрожала от наслаждения. «Возможно, я и пьяна, подумала она. – Но этот мужик знает свое дело. Или я сама чересчур долго постилась».

Головой он раздвинул ее бедра.

– Я хочу... почувствовать твое... тело... – бормотала Лаки. – Пожалуйста. Я... прошу... по-хорошему.

Его язык, как и его пальцы, был толстым, медленным и опытным.

– О... О... Да... – стонала она. – О, да, да, да.

Ее ноги раздвинулись еще шире. Она чувствовала, как напряжение последних месяцев скапливается, собирается, готовится вырваться наружу.

Он прервался, чтобы намочить язык в бренди, не переставая руками ласкать ее грудь.

Лаки чувствовала пощипывание алкоголя, чувствовала опытные движения его пальцев и силу его языка.

– О Боже, Димитрий! О Боже! Как хорошо! Как восхитительно! О-о!!!

Она достигла дна. С силой. И это стоило ожидания.

Димитрий уткнулся головой между ее ног, наслаждаясь каждым горячим, пульсирующим мигом.

ГЛАВА 15

Джесс не узнала ничего. Абсолютно ничего.

Впрочем, нет. Она выяснила, что у Матта Трайнера постоянная эрекция; что он без умолку болтает и считает себя венцом мироздания.

Неужели он искренне верил, что Джесс поддастся его довольно-таки слабоватым чарам? Неужели он в самом деле полагал, что она, подобно остальным, так-таки возьмет и прыгнет под его одеяло?

Ей пришлось по-настоящему бороться с ним. Выдержать осаду. А в ней всего-то полтора метра роста против его метра восьмидесяти. Да, бой был что надо. Если бы в конце концов она не двинула его локтем в пах, возможно, до сих пор не вырвалась бы оттуда.

А когда далеко за полночь вернулась домой, то обнаружила, что в ее отсутствие Вэйланд пригласил целую ораву своих немытых приятелей, и они поглощали ее еду, курили ее травку и устраивали бардак в ее доме. Тут уж Джесс задала им жару, а когда она выходила из себя, то от нее следовало держаться подальше.

Вэйланд разобиделся, что на него не похоже, и ушел вслед за своими друзьями, только затем, чтобы вернуться в семь утра пьяным в стельку.

Все они одним миром мазаны. И Ленни – почему он не звонит? Неужели не понимает, как она о нем беспокоится? Как она переживает за него?

Утром Джесс вынесла ребенка во двор и легла рядом с ним около бассейна на длинной траве. Симон – единственное хорошее, что она сделала за всю свою жизнь. Он стал той причиной, ради которой она продолжала жить, тянуть ежедневную лямку в ожидании чека в конце недели.

Вэйланд подошел к ней, покачиваясь.

– У нас молоко кончилось, – пожаловался он.

– Сходи на рынок и купи, – отозвалась она спокойно.

– У меня нет денег.

Нехотя Джесс вытащила двадцатку из кармана джинсов и бросила ему.

Он кивнул с умным видом. «Этого хватит».

– Еще бы, – пробормотала она. – Пять долларов на еду, а остальное – на свои удовольствия.

Вэйланд не услышал. Впрочем, ей было все равно. Джесс тихонько качала Симона на руках и напевала ласковую колыбельную. Скоро настанет время ехать в больницу к матери.

Фокси было восемьдесят пять лет от роду. Маленький, как гном, лысый, с острыми пронизывающими косыми глазами и ушами, торчавшими, как у инопланетянина в фантастическом фильме.

Фокси пользовался заслуженной репутацией осторожного, хитрого и бесцеремонного человека, хорошего друга и опасного врага.

Еще он был живой легендой Голливуда – но только для посвященных.

Фокси обладал острым слухом, жестоким юмором, безграничной энергией и прекрасным здоровьем.

В восемьдесят пять лет все это – большая редкость.

Ленни так и не зашел к Фокси, вопреки совету Алисы. Но он столько слышал интересного о нем, что с нетерпением ожидал встречи.

Клуб «Фоксис» (названный по имени владельца) располагался на бульваре Голливуд и гордился тем, что его посещают все. Люди приходили к Фокси, чтобы показать себя и поразвлечься. Самые разные люди. От местных гомиков и шлюх до тех, кто кичится знакомством со знаменитостями с Беверли-Хиллз, от бизнесменов из Долины до (иногда!) одной-двух кинозвезд – все любили бывать у Фокси. Кормили у него ужасно, поили щедро, а развлекали бесподобно. Перед зрителями представали молодые таланты, стриптизерки, клоуны, а порой – какое-нибудь новое дарование, перед которым меркли иные телешоу. Раз в месяц он устраивал «Ночь раздевания» – вечер, когда обычные женщины выскакивали на сцену, сгорая от нетерпения показать всем свои достоинства. Чтобы попасть к Фокси в такой вечер, приходилось заказывать столик за несколько недель.

Идея зайти туда принадлежала Джою Фирелло.

– Я начинал отсюда, – объявил он. – Шесть недель на его сцене – и я получил приглашение на телевидение. А теперь я раздаю автографы и избегаю поклонниц.

Джой походил на красивую обезьяну – худой и маленький крепыш с прической, как у Рода Стюарта и губами Мики Джаггера. Ему было двадцать шесть лет, на четыре года меньше, чем Ленни.

– Слушай, – сказал Джой. – Если Фокси тебя не возьмет, сходим в «Импров» или в «Комеди Стор». Пристроишься в конце концов.

– Естественно, – ответил Ленни.

Он чувствовал себя препаршиво. Мальчонка Джой советовал и помогал – ему. Мальчонка Джой, который три года назад приехал в Нью-Йорк с двадцатью восемью долларами, дюжиной бородатых трюков и безбрежным запасом энергии. Девять недель он спал на полу в квартире Ленни. Но его энергия не пропала даром. Теперь он носил кашемировые свитера и ездил на подержанном «ягуаре». Фокси встретил его как брата.

– Хочу представить тебе своего друга, – объявил Джой. – Ленни Голден. Запомни это имя. Он очень забавный.

– Такой же забавный, как ты? – поинтересовался Фокси.

– Попробуй его. Увидишь сам.

Фокси поковырялся в зубах деревянной зубочисткой, посмотрел, склонив голову набок.

– Могу дать пробный выход сегодня вечером.

– Я вообще-то не планировал делать пробный выход, – быстро ответил Ленни. – У меня есть видеокассета с моим выступлением – я полагал, если она вам понравится, мы могли бы что-то сделать вместе.

– Вы, пижоны с Востока, все одинаковы, – поморщился Фокси. – Никогда не хотите давать пробных выступлений. А я, по-вашему, должен терять время на ваши говенные кассеты. – Он раскусил зубочистку пополам и начал ее жевать. – У Фокси – либо пробные выступления, либо до свидания. Могу выпустить вас в десять. Или да, или нет.

Джой кивнул:

– Он придет.

– Кажется, вы не оставляете мне выбора, – пошутил Ленни.

– Нет, не оставляем, – сказал Джой. – Валяй. Ты ему понравишься. А я сяду на телефон и соберу аудиторию.

Ленни подумал, позвонит ли Джой Иден. Они за весь вечер не сказали о ней ни слова. Молчание убивало его. Почему Джой не говорит о ней? Наверняка они встречались. Но Ленни твердо решил не спрашивать первым.

Господи! Как он волновался!

Ленни Голден – волновался. Ничего себе! Он играл в тысяче подобных клубов. «Фоксис» – такой же, как все.

Кроме того, что...

У Фокси...

Он просто обязан произвести фурор.

ГЛАВА 16

Олимпия знавала любовников и получше, чем Витос Феличидаде.

Он привлекал ее другим – был звездой и, следовательно, мог достойно украсить ее коллекцию.

Бриджит сразу его невзлюбила. Ребенок стал просто неуправляем. После демонстрации характера на Пятой авеню девочка обнаружила, что плохое поведение привлекает очень много внимания, а если Бриджит в чем и нуждалась, так это во внимании. При первой встрече с Витосом она лягнула его в щиколотку, обозвала «иностранной свиньей» и с воплями убежала в свою комнату.

Олимпия почувствовала себя оскорбленной. Ярость она сорвала на няне Мейбл, которая тут же пригрозила отставкой.

Витос высказал предположение, что Бриджит следует отослать в пансионат. Олимпия и сама склонялась к такому решению, но ребенок был еще так мал, и к тому же она не могла забыть свой горький опыт, связанный с подобными заведениями.

В день бабушкиной свадьбы Бриджит отказалась вставать с постели. Няня Мейбл в жутком состоянии примчалась к Олимпии. Нехотя Олимпия зашагала в комнату дочери, чтобы навести порядок.

– Не хочу раздавать цветы, – упрямо талдычила Бриджит. – Не хочу одевать это дурацкое платье. Не хочу!

– Надо, – мягко проговорила Олимпия в надежде на хоть какие-то уступки. – Твоя родная бабушка выходит замуж. И если ты будешь себя хорошо вести – очень хорошо, то я возьму тебя в «Тиффани» – такой большой ювелирный магазин на Пятой авеню – и куплю тебе все, что ты захочешь.

Няня Мейбл, стоя рядом с кроватью, неодобрительно фыркнула. Подкупать девятилетнюю соплячку драгоценностями – неслыханно!

– Все, что захочу, мама? – переспросила Бриджит, широко раскрывая ярко-голубые глаза. – Все, что захочу во всем-всем мире?

– Да, – с сожалением подтвердила Олимпия.

– А когда?

– Завтра.

– Договорились, – Бриджит расплылась в улыбке и спрыгнула с кровати.

Олимпия злобно поглядела на няню Мейбл.

– Все в порядке, няня? Надеюсь, теперь вы можете приступать к своим обязанностям?

– Да, мадам, – отозвалась та, всем своим видом выражая неодобрение.

Олимпия направилась из детской в святая святых свою спальню. Через два часа приезжает Витос, а у нее еще столько дел.

Она посмотрелась в зеркало. Нью-Йорк не способствовал похуданию – ее лицо определенно округлилось еще больше. Олимпия сердито втянула щеки. Ну почему нельзя за деньги купить выступающие скулы? Почему она не выше сантиметров на пятнадцать и не легче килограммов на пять?

Ха! Витос не жаловался. На его вкус, она была идеальна. Латиняне любят женщин со слоем плоти на костях, не говоря уж о миллионах в банке. Она состроила гримасу своему изображению.

Витос прибыл с опозданием на двадцать минут, одетый в розовый костюм, темные очки и с постоянной улыбкой на губах.

Бриджит, собравшаяся уходить заранее в компании няни, успела быстро прокомментировать:

– Ты выглядишь та-ак глупо!

Витос проигнорировал ее и угостился одной из сигар Димитрия.

Когда через десять минут вошла Олимпия, он спал, сидя в кресле, а сигара прожгла дыру в полированном покрытии бесценного антикварного столика.

– Проснись! – завизжала Олимпия.

Он так и сделал, и они разделили четыре дозы прекрасного кокаина, чтобы прийти в форму перед поездкой на свадьбу ее матери.

Олимпия оделась во все белое. Она знала, что это некорректно, но что из того? Ее светлые кудряшки были завиты и начесаны. Макияж ей сделал профессиональный художник. Она чувствовала, что выглядит прекрасно, а Витос вполне подходил в качестве дополнительного аксессуара.

Фотографы, заметив пару, одетую так в полдень, решили, что это они женятся, и сопровождали их на машинах и мотоциклах до самого Лонг-Айленда, места свадьбы.

– Как я устала от них, – воскликнула Олимпия, в то время как под каждым красным светофором фотографы окружали их лимузин и без устали щелкали камерами.

Витос поднял подбородок повыше и улыбнулся.

– Да, уставательно, – повторил он, гадая про себя, не станет ли теперь лучше расходиться в США его новый альбом, который раскупали не так хорошо, как предполагалось.

Мать Олимпии отнюдь не пришла в восторг от того, что вслед за дочерью (вечная головная боль, какое счастье, что она решила жить с Димитрием) прибыли пятнадцать подозрительного вида фотографов да еще и улыбающийся, но явно пустоголовый певец-испанец. Она отвела Олимпию в сторону.

– Тебе не стоит носить белый цвет, – отчеканила она. – Ты в нем такая толстая. И кого ты с собой привезла?

– Витоса, – уклончиво ответила Олимпия. – Он поет. Он очень знаменитый.

– Мне наплевать на всю его славу, – отрезала мать. – Он выглядит, как голубой.

Олимпия хихикнула.

– Голубой! Мама! Где ты научилась подобным выражениям?

– Олимпия, я тебя прошу. Сегодня я выхожу замуж и была бы очень благодарна, если бы ты воздержалась от поступков, которые расстроят меня.

Избранник Шарлотты оказался высоким худым мужчиной с недобрыми глазами и прихрамывающей походкой. Олимпии он сразу не понравился и она сообщала всем, кто попадался ей под руку, что он похож на нацистского военного преступника.

Свадьба состоялась в саду в три пополудни. Бриджит, с ворохом цветов в руках, затмила всех подружек невесты.

«Вид у нее просто ангельский», – думала Олимпия, с гордой улыбкой глядя на свою дочь, как она послушно выступала вслед за невестой. Она встретилась глазами с няней Мейбл, и в этот момент впервые между обеими женщинами воцарилось полное согласие – согласие гордых опекунш очаровательной маленькой наследницы.

Идиллию нарушили крики трех фотографов, под которыми обломилась и рухнула наземь толстая ветка склонившейся над забором мимозы.

– О Боже! – воскликнула Олимпия посреди всеобщей паники – все решили, что в сад ворвались террористы или грабители. «Во всем обвинят меня, не сомневаюсь».

– Вы все вонючки! – внезапно завопила Бриджит, прыгая на месте от восторга при виде такой прекрасной возможности сделать пакость. – Вы все вонючки, вонючки, вонючки!

– О Боже! – повторила Олимпия и обратилась к Витосу в поисках моральной поддержки.

Он спал, со своей неизменной идиотской улыбкой на устах. Она больно пнула его в щиколотку.

– Проснись! – приказала она. – Ты где, по-твоему, находишься – в санатории?

– Олимпия-я, – протянул он жалобно.

– Не ной тут – Олимпия, Олимпия. Сделай что-нибудь!

Он вскочил на ноги и погрозил худеньким кулачком фотографам, которые теперь подбирали с земли свои аппараты и щелкали наугад.

– Вы все вонючки! – разрывалась Бриджит.

Олимпия подхватила Витоса под руку и улыбнулась – если уж не избежать того, что твои фотографии украсят первые полосы газет всего мира, надо по крайней мере выглядеть прилично. Витос понял ее без слов и тоже осклабился.

Вокруг них царил хаос.

ГЛАВА 17

– Я хочу поговорить с тобой, – заявил Джино.

– Я уже слышала, – ответила Лаки, пытаясь не показать, насколько она уязвлена и одинока.

– Я весь день не мог тебя найти.

– Ну вот теперь нашел. – Она передернула плечами. – Поздравляю. Что еще мне остается сказать?

Они стояли рядом с конторкой «Маджириано». Лаки только-только вернулась с прогулки на машине и на ней были джинсы, свободная майка и козырек от солнца. Волосы ее спутались от ветра, и она еще не накрасилась.

– Дочурка, ты выглядишь на шестнадцать лет, – пошутил Джино.

Она запустила руки в волосы и молча смотрела на отца.

– Ты зла на меня, – констатировал он.

– С чего мне злиться? – отозвалась она саркастически. – Ведь ты мне всего-навсего отец, не более того. С чего мне злиться, если ты принимаешь решение жениться, а я узнаю об этом от Матта Трайнера. – Она повысила голос: – Действительно, ну с чего тут злиться?

Он провел по шраму на щеке.

– Обстоятельства, дочурка, – сказал он. – Я нарочно ничего не планировал. Просто все так сложилось. Потом, когда я делал объявление, думал, что ты тоже среди присутствующих.

– Спасибо большое. Теперь мне ясно, что мое присутствие никогда не проходит незамеченным.

– Ну ладно тебе, Лаки, – он еще раз попытался смягчить дочь. – Я сегодня позвонил тебе сразу же, как встал. И я не виноват, что ты целый день отсутствовала. Кстати, а где ты была?

– В двадцати милях отсюда есть один бордель – иногда я там подрабатываю.

Он нахмурился в ответ на ее грубость.

– Поехали наверх. Я уже битый час тут ошиваюсь. И это тоже говорит о моем безразличии?

– Подумаешь, – пробормотала Лаки.

Они прошли к ее личному лифту под успокаивающий перезвон игральных автоматов. Лаки чувствовала себя испуганной, по-настоящему испуганной. Если Джино женится опять, что станет с ней?

Она несколько часов гоняла в машине по пустыне, думая об этом. Когда Матт позвонил ей рано утром и сообщил сенсационную новость, она поняла, что произошла катастрофа. Димитрий уже давно ушел от нее, и Лаки была одна, мучилась от похмелья, и рассказ Матта застал ее врасплох. Она быстро оделась и незаметно ускользнула из отеля. В подземном гараже села в свой «феррари» и помчалась в пустыню в сопровождении песен Отиса Реддинга и своих печальных сумбурных мыслей.

Теперь она вернулась, и Джино стоял рядом, и... ну как он мог так с ней поступить?

В ее квартире всюду стояли огромные корзины чудесных роз. Лаки удивленно оглянулась и повернулась к Джино:

– Твоя работа?

Он еще сильнее помрачнел.

– Нет.

Она взяла одну из белых карточек, прикрепленных к корзинам. Только подпись, и ничего больше. Димитрий.

Лаки смяла карточку в руке.

– Кто их послал? – спросил Джино.

– Франческа Ферн, – быстро ответила она и швырнула карточку в угол комнаты.

– Очень мило с ее стороны.

– А что? Вечер вполне удался.

– Послушай, дочь. – Он со вздохом опустился на диван. – Я сделал ошибку. Следовало сначала сказать тебе, но я не сказал. И давай не будем раздувать из этого целую историю.

– А кто раздувает историю? Я только считаю, что ты мог бы сперва обсудить все со мной и уж потом трезвонить на весь свет.

– Ты мне дочь, а не судья. По-твоему, мне требуется твое разрешение?

– По-моему, тебе требуется мой совет.

Он начинал сердиться.

– В гробу я видал твои советы, – бросил он мрачно. – Сьюзан предупреждала, что ты будешь ревновать, и она оказалась права.

Лаки тоже обладала характером Сантанджело. Ее глаза опасно сверкнули.

– Мне наплевать, что там говорила Сьюзан. Вдова Мартино – это твоя проблема, и уж поверь, если ты на ней женишься, проблем у тебя будет более чем достаточно.

– Замолчи. Ты совсем не знаешь Сьюзан, так что не смей плохо о ней отзываться.

– Я только пытаюсь уберечь тебя от самой большой в твоей жизни ошибки.

– Детка, на своем веку я ошибался бессчетное количество раз – и в основном тогда, когда тебя еще и в проекте не было. И что самое интересное – мне как-то удалось выжить без твоих советов. Так что засунь их куда-нибудь подальше, улыбнись и пожелай мне счастья.

Лаки удалось изобразить на лице улыбку, хотя она всей душой ненавидела его за то, что он ведет себя как старый осел. Она кивнула.

– Ты прав. Ты хозяин своей жизни, и если ты так хочешь... ну, что ж... поздравляю.

– Вот так-то лучше. – Он ухмыльнулся, разом забыв свой гнев. – А теперь мне пора. – И он с довольным видом направился к двери.

– Стой! – решительно сказала Лаки. – Я не могу больше ждать. – Все шло к одному. – Ты обязан принять решение по Атлантик-Сити.

Джино нетерпеливо взглянул на часы.

– Сейчас у меня ни минуты свободной. Поговорим, когда я вернусь.

Лаки злобно посмотрела на него.

– Куда ты едешь?

– Разве я тебе не говорил?

Она отрицательно покачала головой и приготовилась к очередному удару.

Джино оправдал ее самые смелые ожидания.

– Я пообещал слетать в Лос-Анджелес вместе со Сьюзан. Она хочет, чтобы ее ребята узнали обо всем не из газет, а от нее лично.

Началось. Она теряла его. Джино... Папочка...

– Кто у нее? – спокойно поинтересовалась она, хотя внутри все кипело.

– По-моему, комплект – мальчик и девочка.

Холодным обручем сжало ей сердце.

– А сколько им лет?

– Понятия не имею. Где-то девятнадцать-двадцать.

Сьюзан была права. Лаки действительно ревновала. Но не к старой кошелке – к «ребятам», для которых Джино скоро станет отчимом.

О Боже! Она этого не вынесет. Почему все так? Почему в их жизнь ворвалась Сьюзан Мартино и все испортила?

– Когда ты собираешься вернуться? – спросила она, пытаясь скрыть свое разочарование.

– Я уезжаю, самое большое, на пару дней. Я позвоню.

– Но я должна знать решение об Атлантик-Сити сейчас, – в отчаянии воскликнула Лаки. – Я столько потратила времени и сил, чтобы все там организовать. Если мы не начнем действовать немедленно, вся моя работа пойдет насмарку.

Джино очень спешил. Сьюзан ждала, и сейчас не было ничего важнее.

– Ничего не случится, – заявил он уверенно. – Когда я вернусь, мы с тобой запремся и все обсудим. Обещаю. Можешь на меня положиться.

Еще недавно она поверила бы ему. Сейчас у нее не осталось прежней уверенности.

– Я думала, что больше всего на свете мы хотим построить новый отель вместе, – промолвила она тихо. – Что мешает тебе сказать сейчас «да» или «нет», чтобы я могла запустить сделку?

– Через два дня, – ответил он, поцеловал ее в щеку и ушел.

Лаки вышла на террасу и долго стояла, глядя в никуда. Солнце потихоньку опускалось в облака, и теплый дневной воздух стал заметно холоднее. В задумчивости Лаки прикусила нижнюю губу. Кто такая Сьюзан Мартино? Что о ней известно? Много лет она была женой знаменитого Тини Мартино. А до этого? Знал ли Джино вообще хоть что-нибудь о ней?

Повинуясь внезапно вспыхнувшему подозрению, Лаки взяла трубку и вызвала Боджи. Уже через пять минут он постучался в ее дверь.

– Мне нужна полная информация о Сьюзан Мартино, – объявила она. – Все. От рождения и до сего дня. Понятно?

Он кивнул. За прошедшие годы он успел привыкнуть к неожиданным пожеланиям Лаки. Она ничего не делала зря. У Лаки Сантанджело имелся свой стиль. Она ни на кого не походила, и он навсегда останется ей верен.

Когда Боджи ушел, Лаки справилась у телефонного оператора, не было ли ей звонков. Оказалось, дважды звонил Димитрий Станислопулос и просил ее связаться с ним.

Димитрий… Она еще не решила, хочет ли опять его видеть.

Димитрий... Отец Олимпии.

Димитрий... Интересный любовник.

Лаки оглядела полную цветов комнату и решила, что с ним все-таки стоит встретиться. Пусть пьяная, но она получила удовольствие от его общества и от его любви, хотя обычно ее влекло к мужчинам иного типа. В первую очередь, он слишком стар и чересчур привык командовать. А Лаки предпочитала, чтобы игра всегда шла по ее правилам.

Мысль об одиноком вечере, в то время как Джино улетел в Лос-Анджелес со своей возлюбленной, подтолкнула ее к телефону.

– Я уезжаю завтра, – сообщил Димитрий. – Так что сегодня пообедаем вместе.

Чем-то он напоминал ей Джино. Сильный мужчина, который требовал и, как правило, добивался, чтобы все было так, как он того хочет.

Но сейчас она и не возражала против того, чтобы плыть по течению.

Сьюзан Мартино жила в тщательно прилизанной роскоши Роксбури-Драйв, в большом доме, заложеном-перезаложеном – хотя последний факт Сьюзан скрыла от Джино. В квартире над гаражом на четыре машины обитала семья из Швейцарии. Жена готовила и занималась уборкой, а муж следил за садом и выполнял разные мелкие поручения. За услуги они получали две тысячи долларов в месяц. Финансовый агент Сьюзан предупредил ее, что скоро она не сможет себе позволить им столько платить.

В гараже стоял желтый «роллс-ройс» – арендованный. И еще коричневый «мерседес» – тоже арендованный. Еще «тойота» – фургон, принадлежавший швейцарцам, подарок Тини, который при жизни тратил деньги, как будто они росли на деревьях вокруг дома. Именно поэтому Сьюзан и оказалась сейчас в таких стесненных обстоятельствах.

Тини не оставил после себя завещания. Он оставил полный развал.

Спустя месяц после его смерти Сьюзан пришлось узнать суровую правду. Через два года она окажется нищей. Несмотря на огромные суммы денег, которые заработал Тини за годы своей удивительно успешной карьеры, он ухитрился тем или иным способом спустить все до последнего цента.

Когда Сьюзан и ее агент начали проверять его счета, у нее волосы встали дыбом. Что Тини делал со своими деньгами, с ума сойти. Десять тысяч долларов одному бедствующему приятелю, двадцать тысяч – тому. Он содержал целую семью родственников и давал деньги любому, кто рассказывал ему жалостливую историю. Плюс к тому Тини, похоже, только и делал, что оплачивал все ресторанные счета, и не видел ничего дурного в том, чтобы тратить по сто тысяч долларов в месяц на подарки.

В первый момент Сьюзан возмущалась, бранила все и вся. Кричала, швыряла вещи на пол, рыдала. Затем она успокоилась и подвела итоги. Ей стукнуло сорок девять лет, она прекрасно сохранилась (небольшая операция на коже вокруг глаз и на подбородке, а также подтяжка груди – вот и все, что она сделала), элегантна, очаровательна, прекрасный товарищ и в постели делает то, что скажут. Что еще может желать мужчина. Пожилой мужчина. Очень пожилой мужчина. Ибо Сьюзан была достаточно умна, чтобы понимать, что просто пожилые мужчины тянутся к молодости – она будоражит их засыпающие гормоны, не говоря уж о благотворном влиянии на фигуру.

Итак, Сьюзан Мартино составила список подходящих кандидатур и начала расставлять силки тому, кто шел первым.

По множеству разных причин многие отпадали. А где-то в нижней части списка – почти в самом конце – стояло имя Джино Сантанджело.

Сьюзан и подумать никогда не могла, что когда-нибудь она будет всерьез рассматривать вариант с Джино Сантанджело. Он представлял собой темную личность с еще более темным прошлым. Загадочный человек, живший в Лас-Вегасе с дочерью – настоящим мужиком в юбке. Ходили слухи, что он – преступник, прячущий свою истинную деятельность за фасадом миллиона различных компаний.

Сьюзан было наплевать. К тому времени она уже отчаялась. Денег почти не оставалось и требовалось что-нибудь предпринять, причем быстро. Она сняла на месяц дом в Лас-Вегасе, вскочила в самолет и через два дня приступила к делу. Вуаля!

Джино Сантанджело сам шел в руки. И еще ей повезло в том, что его энергичная доченька как раз уехала из города, так что Сьюзан предоставилась полная свобода действий.

И вот она его заполучила. Но сможет ли когда-нибудь появиться с ним в кругу своих друзей?

Тут потребуется большая аккуратность. Ведь несмотря на свой образ жизни и завидные знакомства он, по существу, остался неотесанным мужланом.

В постели Джино пугал ее. Он оказался таким... таким первобытным. Несмотря на возраст, требовал слишком многого. Сьюзан утомляло постоянное стремление довести ее до оргазма. Можно подумать, ей это очень нужно. На протяжении многих лет Тини наваливался на нее, несколько раз дергался – и все. Она отнюдь не желала, чтобы ей навязывали что-то другое. Секс. Фу! Такая грязь. А с Джино – грязь вдвойне, с его пальцами и языком и постоянной потребностью получать доказательства того, что он доставляет ей невыносимое наслаждение.

Никто не сможет сказать, что она плохая актриса. Да она заслужила «Оскара» за лучшую постельную роль!

– С возвращением, миссис Мартино, – поприветствовала ее домработница-швейцарка.

– Спасибо, Хейда, так приятно снова очутиться дома, – ответила Сьюзан с теплой улыбкой. – Познакомьтесь – мистер Сантанджело. Он поживет у нас несколько дней. Будьте добры, постелите ему в голубой комнате для гостей.

Хейда кивнула и отправилась выполнять приказание.

– Комната для гостей! – воскликнул Джино И ущипнул Сьюзан за зад. – Ты смеешься?

– Для отвода глаз, – пояснила она. – Завтра приезжают дети.

Он ухмыльнулся.

– И чего? Они что, не догадываются, что у мамы имеется кое-что между ног?

Сьюзан продолжала улыбаться.

– Джино, дорогой, – сказала она с чувством. – Давай не создавать ненужных проблем. Что мы делаем – только наше дело. Я хочу подавать пример поведения в своем доме.

Он шлепнул ее пониже спины.

– Крошка, когда я в доме, мы делаем то, что говорю я. Ясно?

Ее губы сошлись в ниточку, но она не стала спорить. Пока хозяином положения оставался Джино.

– Я часто хочу представить себе мужчину, который был бы выше меня, богаче меня и умнее меня. – Лаки деликатно икнула. – И знаешь что, Димитрий? Я подозреваю, что такого нет в природе.

Димитрий улыбнулся и погладил ее грудь.

– Возможно, ты нашла его, – сказал он мягко.

Она хихикнула.

– Ну... ты уж точно старше меня. Ты самый старый мужчина из всех, с кем я когда-либо спала.

– И самый богатый, полагаю.

Она потянулась через него за сигаретой.

– Вероятно.

– И я высокий.

– Без сомнения.

– И умный. Причем на редкость.

– Особенно, когда дело касается мадам Ферн.

Он нахмурился.

– Давай не будем обсуждать Франческу.

Лаки резко села в постели.

– Эй, мне только что пришла в голову великолепная мысль. А вдруг ты (учти, это только мимолетная мысль) – вдруг ты и есть идеал мужчины.

– Мне уже говорили такое, – признался Димитрий скромно.

Она выбралась из кровати и голая прошлась по комнате.

Димитрий с удовольствием смотрел на сильные, симметричные линии ее длинного, гибкого тела. Она напоминала ему одну молодую французскую кинозвезду, которую он имел когда-то. Самоуверенность ее агрессивной молодости возбуждала его. Она не походила на других молодых женщин – что-то выделяло ее из общего ряда. От нее исходило смутное ощущение опасности – ореол силы и власти витал вокруг дочери Сантанджело. Лаки интриговала и, уж конечно, заводила, несмотря на то что была ровесницей его дочери. Обычно женщины не годились ни в собеседницы, ни тем более в постель, пока им не исполнялось, по меньшей мере, сорок лет.

Лаки, похоже, являлась исключением. Она по-прежнему интересовала его и к тому же сумела отвлечь от мыслей о Франческе – конечно, на время.

Когда он думал о Франческе, на него накатывали горячие волны гнева. Она обошлась с ним беспардонно, и ей долго придется вымаливать у него прощение.

Димитрий слишком хорошо знал свою любовницу. Франческа – гордая женщина, и его эпизод с Нормой Валентайн сильно задел ее самолюбие. Теперь, когда ему открылась история давней вражды между двумя актрисами, Димитрий мог понять ее ярость. Но бесцеремонной грубости не было прощения. Ей придется сперва поползать перед ним на коленях, а потом он только подумает, принимать ли ее назад. И будет ползать, никуда не денется. Если он действительно изучил Франческу – будет.

Лаки порылась в стоявшем в спальне хорошо укомплектованном холодильнике, выбрала банку пива и вернулась к кровати.

– Хочешь? – предложила она.

Димитрий не смог скрыть удивления:

– У тебя плебейский вкус.

– Мой вкус меня устраивает, – усмехнулась она. – Ты пьешь коньяк «Курвуазье». А я пью пиво «Корс».

С этими словами она потянула за кольцо, прикрыла пальцем отверстие и тонкой струей направила содержимое банки ему на грудь.

Димитрию не понравилось такое обращение:

– Лаки! Перестань!

Со смехом она уселась на него верхом.

– А почему? Или тебе одному можно оригинальничать?

Она медленно покрутила пальцами его соски, затем наклонилась и быстрыми движениями языка слизнула с них пиво.

– Иногда, – заключила Лаки глубокомысленно, – дешевый товар оказывается не менее эффективным, чем дорогой.

ГЛАВА 18

И он – произвел.

Фурор!

У Фокси его приняли на «ура». Ленни нашел себе дом.

Фокси предложил ему трехмесячный контракт, который предусматривал перерывы для съемок на телевидении, когда такие предложения поступят: Ленни не очень хотел связывать себя на такой длительный, по его меркам, период времени, но новый агент убедил его согласиться. Агента звали Исаак Лютер, он был молод, полон энтузиазма и исключительно настырен. А то, что он негр, думал Ленни, даже к лучшему – будет больше стараться. Лютер хорошо поработал с Джоем Фирелло, который в первую голову и рекомендовал его. Ленни понравился подход Исаака. Оба ставили перед собой одну и ту же конечную цель – славу, большие деньги и, по возможности, творческую независимость.

– Не ломайся, – посоветовал ему Исаак. – У Фокси бывают все по меньшей мере раз в месяц. Для тебя там самое подходящее место.

Итак, Ленни подписал контракт, освоился и скоро понял, что никогда в жизни не имел лучшей стартовой площадки для карьеры. «Фоксис» оказался не просто клубом – это был образ жизни. Люди, каждую ночь заполнявшие его зал, представляли из себя сборище самых интересных, эксцентричных и занятных типов, каких когда-либо встречал Ленни. И им действительно нравилось то, что он делал. Особенно – постоянным посетителям. Им никогда не надоедали его старые хохмы, и у них всегда наготове имелись добрые советы и слова поддержки.

Фокси и сам постоянно наставлял Ленни. Сделай это, сделай то. «Мне нравится миниатюра о проститутке-пуэрториканке. Выбрось сценку о грабителе». Он отличался тонким слухом на диалог и замечательно мог предвидеть, что сработает, а что – нет. С нарушителями порядка среди публики Фокси всегда разбирался сам лично, как тигр бросаясь на них из-за своего личного столика и осыпая их ругательствами, либо приказывал двум своим громадным вышибалам выставить их вон.

– Я не потерплю у себя хамства, – объявлял он по меньшей мере раз за вечер. – Если вы пришли к Фокси, то будьте добры вести себя как люди. Мне не нужно здесь всякой швали.

Постоянные посетители обожали Фокси. Они обменивались с ним оскорблениями и колкостями, а раз в неделю он брал микрофон и угощал их двадцатью пятью минутами своего особого юмора. Он походил на состарившегося Дона Риклеса с примесью Бадди Хэккета и Чарли Калласа.

И в восемьдесят пять лет его чувство времени оставалось непревзойденным.

Лучика в городе не было.

– Гостит у сестры в Аризоне, – пояснил Фокси. – Ты знаешь моего Лучика?

Ленни рассказал об их знакомстве – раньше ему не хотелось этого делать.

Фокси расхохотался – его смех скорее напоминал отрывистые всхлипы трубы.

– Тесен мир! Так ты сын Алисы Голден! Уж я-то помню Тростинку Алису. – Он приоткрыл в хитрой усмешке полный комплект желтых от табака зубов – ни одного искусственного. – Она, наверное, думает, что я ее не помню. Но я никогда не забываю настоящих артистов.

Его ухмылка стала совсем уж двусмысленной, и Ленни вдруг реально представил Алису и этого маленького похабника в постели. Он сделал вид, что ничего не понял, но все же, ну и Алиса! Имелся ли предел ее эскападам?

Просто наблюдать за Фокси было само по себе поучительно. Имелось и еще одно замечательное занятие – наблюдать за работавшими в клубе стриптизерками. Их было трое. Роскошная мексиканка с ниспадавшими ниже пояса черно-голубыми волосами. Блондинка – шведка с грудями, неподвластными силе притяжения. И восточного типа девушка, которая выступала с такой неизъяснимой грацией, что слово «стриптизерка» едва ли к ней подходило.

– Их всех обучала моя Лучик, – хвалился Фокси. – Теперь мало кто умеет красиво раздеться. Мы здесь не выставляем напоказ срамные места, мы даем представление. Если хочешь поглазеть на лобок – там дальше по улице есть несколько порнобаров, иди туда и дрочи в компании таких же недоносков. У нас продают искусство.

Ленни не назвал бы это искусством. Но он не мог не признать, что то, что делали девочки Фокси, они делали со вкусом.

Теперь, устроившись, он пару раз позвонил Джесс, но всякий раз нарывался на немногословного Вэйланда. После третьей попытки Ленни оставил свой номер телефона и попросил перезвонить.

– Вы не забудете передать ей?

– Разумеется, – ответил Вэйланд и забыл в ту же секунду, как только повесил трубку.

Еще Ленни позвонил Иден. Трижды. В первый раз ответил тот же мужской голос, так что Ленни не стал ничего говорить, а просто бросил трубку. Во второй раз телефон звонил и звонил. И в третий – безликий голос автоответчика попросил его оставить имя и номер телефона. Ленни промолчал. Он хотел поговорить непосредственно с ней.

Джой рассказал, что у нее появился новый дружок.

Ну и что? Наплевать. Между ними далеко не все кончено, и она тоже прекрасно это знала. Рано или поздно они снова сойдутся вместе.

Все шло по раз и навсегда начертанному кругу. Джесс заранее знала свой день наизусть. Ехать в больницу, найти свободное место для стоянки, отметиться в регистратуре, сесть на лифт и подняться на четвертый этаж. Она могла проделать все это с закрытыми глазами. И порой, когда проходила по женскому отделению для неизлечимых больных, ей действительно хотелось зажмуриться. Каждую неделю больничные койки меняли своих хозяек. Уходила одна, и миллионы других со временем займут ее место. И пришедшие навестить больных родственники с одинаковым выражением на лице – «зачем я здесь?» – выражением, которое Джесс знала слишком хорошо.

Подходя к матери, она всегда вымучивала из себя улыбку. Джесс всегда приносила с собой что-нибудь, порой всего лишь новую фотографию сына, и мать каждый раз радовалась любому подарку.

Каждый день она сидела по сорок пять минут около спартанского вида больничной койки. Доктора сказали ей, что мать безнадежна и это только вопрос времени. Иногда время тянется слишком медленно.

Когда Джесс уходила, ее всегда била дрожь и прошибал холодный пот. Иногда она не могла ни о чем нормально думать и была вынуждена посидеть некоторое время в машине и выкурить «косячок», чтобы привести мысли в порядок.

В субботу, ровно в два часа, она снова подъехала к больнице. В регистратуре попытались ее задержать, но она все равно прошла на четвертый этаж.

Кровать ее матери стояла пустая, простыни – убраны. Чернокожая сестра мягко обняла ее за плечи и сказала:

– Мы позвонили вам вчера днем. Разве вам не передали?

Джесс знала, что это не должно было быть для нее ударом. Она знала, что произошло то, к чему она подготавливала себя уже многие месяцы.

– Нет, мне ничего не передавали, – пробормотала она с глазами, полными слез.

– Пойдемте со мной, – сочувственно проговорила сестра. – Для подобных случаев мы держим немножко медицинского спирта.

– Нет, спасибо, – ответила Джесс вежливо, с трудом сдерживая подступившие рыдания. – Где я могу выполнить... формальности?

Сестра объяснила ей, что следует делать, и она вернулась в приемную, заполнила различные бланки, выписала солидный чек и ушла.

Джесс сидела в машине, тупо уставившись перед собой.

Неужели из больницы сообщили о смерти ее матери, а Вэйланд был настолько не в себе, что забыл ей сказать? Да, она знала, что он постоянно пребывает в жутком состоянии, но такое – непростительно. Если бы не Симон, она даже домой бы не поехала. Теперь, когда мать умерла, Джесс попытается навести хоть какой-нибудь порядок в своей жизни. Дальше так продолжаться просто не может, она не из тех женщин, которых можно так беспардонно использовать.

Она вздохнула. Хоть бы Ленни былздесь. Ей следовало рассказать ему о матери. Тогда бы он остался, а не умчался бы, как ужаленный.

Первую неделю работы у Фокси Ленни отметил пирушкой. Он пригласил «близняшек Барби», Джоя, Исаака, его хорошенькую чернокожую жену и шведку с грудями. Они гудели во всех кабаках города, и около четырех ночи Ленни завершил вечер в постели одной из близняшек. Он точно не знал, была то Суна или Ширли, да и особенно не интересовался.

На следующий день он медленно брел в «Фоксис», мучаясь жутким похмельем. Ему казалось, что в голове у него буксовал десятитонный грузовик.

У дверей клуба Фокси хлопнул его по спине и ухмыльнулся ехидно.

– Сегодня ты должен превзойти самого себя, – оскалился он. – Лучик вернулась. А если ты не понравишься Лучику – будь ты хоть Билл Косби и Карсон в одном лице, но если ты ей не понравишься, то и глазом моргнуть не успеешь, как вылетишь отсюда.

ГЛАВА 19

Когда Димитрий улетел из Лас-Вегаса на своем собственном реактивном самолете, Лаки испытала чувство облегчения. Ей совершенно ни к чему связь с человеком, который годится ей в отцы. Маленькой интерлюдии вполне довольно.

Он прислал ей еще несколько корзин роз, приглашение погостить у него на яхте и список телефонов в разных странах мира, куда ему можно звонить. Она не жалела о его отъезде. А вот Джино, обещавшего вернуться через пару дней, ей не хватало рядом, – а прошла уже неделя.

Боджи предоставил досье на Сьюзан. Оно оказалось интересным, но не содержало ничего сенсационного. Итак, до свадьбы с Тини она вела довольно-таки свободный образ жизни. Ну и что с того? Возможно, это только подстегнет Джино, вместо того чтобы охладить его пыл. Идеальная вдовушка никогда не гуляла во время своего замужества. Это пришлось бы Джино по вкусу. Она только тратила деньги, устраивала вечеринки, много жертвовала на благотворительные нужды, покупала драгоценности и – опять тратила деньги.

У нее имелось два отпрыска – Натан, девятнадцати лет, и Джемма, двадцати. О них не было никаких подробностей. Лаки решила, что эти данные могут пригодиться, и послала Боджи за новыми сведениями.

Единственная новость, которой она могла воспользоваться, состояла в том, что душка Сьюзан находилась на грани разорения и, если в самом ближайшем будущем не произойдет никаких перемен, ее аристократический особняк выдернут за долги прямо из-под ее аристократической жопы. Возможно, Джино уже сейчас оплачивал ее счета.

Последнее следовало выяснить, и поскорее.

Молодые Мартино понравились Джино. Они были такими... благородными… Он ожидал каких-нибудь вывертов, естественных для их возраста. Но ребята оказались идеальными – все в мать.

Натан, младший, паренек среднего роста, шатен с карими глазами и прекрасными манерами. Он изучал юриспруденцию и философию в Калифорнийском университете, к тому же играл в университетской футбольной команде, достиг высот в серфинге, пользовался большим успехом у девочек и превосходно учился.

Джемма оставила колледж, чтобы посвятить себя профессии дизайнера помещений. Она представляла собой привлекательную девушку с коротко остриженными волосами цвета свежего меда и с полным отсутствием аппетита. Она была обручена с бывшим одноклассником.

Оба все еще жили дома.

– Ты им понравился, – объявила Сьюзан после первого семейного обеда.

– А они – мне, – ответил Джино, думая про себя: ну почему Лаки и Дарио не выросли такими, как эти двое? Господи всемогущий! Сколько нервов ему стоили его неуправляемая дочь и сложный сын.

– Им будет нелегко смириться с мыслью о моем втором браке, – объясняла Сьюзан. – Поэтому, если ты не возражаешь, нам лучше не торопиться с новостями еще несколько дней. А пока они к тебе привыкнут, и это смягчит им удар.

– Эй! – возразил он. – Мы сюда приехали специально, чтобы все им рассказать.

– И расскажем, – успокоила его Сьюзан. – Но ведь никакой спешки нет, не правда ли? Поскольку газетчики о нас пока, очевидно, не пронюхали, я предпочла бы выждать. Всего несколько дней.

Ожидание было не в тягость. Сьюзан оказывала ему поистине королевский прием. Все его желания исполнялись мгновенно. Он наслаждался уютом ее дома. Жить в отеле с предупредительной обслугой, готовой выполнять твои приказания в любое время суток, – это одно, а иметь рядом женщину, которая на лету ловит каждое твое пожелание, совсем другое. Он просто купался в ее постоянном внимании. И хотя Джино знал, что Лаки ждет его решения по Атлантик-Сити, он не спешил. Неужели, в конце концов, неясно, что для него сейчас важнее, если один-единственный раз в жизни он отодвинул дела на второй план?

– Но послушай, мамочка, – пожаловался Натан. – Он такой примитивный.

– Да, – горячо поддержала брата Джемма. – Как ты могла привезти его сюда? Как ты могла?

Сьюзан обвела рукой свою безупречную гостиную, украшенную произведениями искусства и дорогой мебелью.

– Вот как мы привыкли жить. И я собираюсь сохранить наш образ жизни. Вы что-нибудь имеете против?

– Но он совершенно неотесанный и ужасно шумный, – заявила Джемма.

– Ну, – спокойно парировала Сьюзан, – ваш отец тоже не отличался тихим нравом.

– Папа был звездой, – взорвалась Джемма. – Я надеюсь, ты не собираешься сравнивать его с... с... Джино Сант... как его там?

– Громила, – объявил Натан. – Вот как мы будем его называть.

Сьюзан вспыхнула:

– Нет, я вам запрещаю.

– Громила, – задумчиво протянула Джемма. – Гм-м, неплохо, братец.

– Мистер Сантанджело – американский бизнесмен, отчеканила Сьюзан. – Он общается с влиятельными людьми. Он обедает с президентами.

Джемма и Натан переглянулись.

– Громила, – сказали они хором.

– Не спорь, мама, – добавил Натан. – Потому что мы правы.

Когда прошло десять дней после отъезда Джино, Лаки позвонила ему. Она не хотела разыскивать его, но адвокаты в Нью-Йорке начали беспокоиться. Они утверждали, что больше невозможно водить за нос все заинтересованные стороны.

В ярости Лаки заказала личный разговор с Джино.

– Полагаю, мы упустили свой шанс, – ровным голосом сказала она. – Сделка расторгнута.

Он и бровью не повел.

– Возможно, это даже и к лучшему. Не исключено, что в моем возрасте не стоит связываться с такими проектами.

Неслыханно! Джино вдруг состарился и сам в том признавался. Что эта стерва с ним делает – подмешивает бром в кофе?

– Я не верю своим ушам. Мы всегда хотели построить отель, он стал нашим... нашей... мечтой, – в отчаянии молила она.

– Да, детка, но со временем мечты меняются. Мы все подробно обсудим, когда я вернусь.

– А когда ты вернешься? – спросила она, едва удерживаясь, чтобы не взорваться. – Ну когда же, папа, когда?!

– Еще через один-два дня. Потерпи немного. Мы придумаем что-нибудь другое, что-нибудь полегче для такого старика, как я.

Она швырнула трубку с такой силой, что та разлетелась на части. Старик! Этот Джино был ей незнаком.

Что ей теперь делать? Она оказалась запертой в Лас-Вегасе, связанной по рукам и ногам деловым партнерством со своим отцом, который явно страдал старческим размягчением мозгов в тяжелой форме, и шагу не могла ступить самостоятельно. Лаки была в лучшем положении, когда он скрывался за границей, а она держала все вожжи в руках. Если он твердо решил жениться, она выходит из игры.

Однако это мысль – и неплохая.

Лаки Сантанджело. Сама по себе. Не обязанная отчитываться ни перед кем, кроме себя самой.

Интересно, как Джино воспримет ее уход. Особенно когда она потребует свою долю.

Боже! Он никогда не согласится! Ведь это значит продать «Маджириано» и разделить деньги пополам. А еще разборки с целым синдикатом инвесторов, и иссякнет ручеек, по которому каждую неделю приплывали чистенькие хрустящие денежки.

Но... у него останутся «Мираж» и все его холдинги, компании и прочие вклады. Для него это мелочь.

Нет, он никогда не продаст «Маджириано». А она сама – действительно ли она хочет выделиться?

Да, хочет. Там, где правит бал Сьюзан Мартино, для Лаки места нет.

Кроме того, у нее тоже есть право на свою жизнь. И ей необходимо сменить обстановку.

ГЛАВА 20

Лучик оказалась совсем не старой, не толстой и не страшной, хотя в уголках ее глаз собрались морщинки, глубокие борозды пролегли по обеим сторонам рта и она употребляла слишком много косметики. Обломки былойкрасоты, верно. Но величественные обломки – прекрасные формы, великолепная грудь и грива светло-рыжих волос.

По подсчетам Ленни, ей было, по меньшей мере, под шестьдесят. Он почувствовал себя мальчишкой, когда она оглядела его с ног до головы наметанным взглядом и сказала нараспев:

– Фокси говорит, что ты острый, как перец. Ну-ка, докажи мне сегодня вечером, что он прав!

О, где те времена, когда он ей доказал бы все, что угодно!

– Попробую, – ответил он с кривой усмешкой.

– Если ты хоть что-то взял от своего отца, то на одном разе ты не остановишься.

Значит, все верно – Джек Голден действительно успел в свое время насладиться божественной плотью Лучика.

К счастью, он ей понравился.

– Ленни, – заявила она великодушно, – ты почти такой же забавный, как и твой отец. По-другому, конечно. От Джека Голдена зрители кипятком писали. Но мир, видать, изменился, и ты почувствовал, что им нужно теперь.

Она помешала в бокале виски пополам с молоком – ее любимый напиток – и продолжала:

– Слушайся Фокси, он знает свое дело. А в нашем деле знание решает все.

Она откинула прядь волос, по-прежнему густых и блестящих.

– Я – другое дело. Я просто старая кляча, которая бездумно следует своим инстинктам.

Ленни подумал, что «старой кляче» лучше бы не носить при нем низко декольтированных платьев. Всякий раз, как его взору представала ее широкая грудь, у него разыгрывалось воображение. Не так-то просто избавиться от воспоминаний юности.

А как она выступала! Она ничего не стала менять по сравнению со старыми временами. Та же улыбка, те же волосы, туфли на «гвоздиках» и боа из перьев. То же неуловимое движение руки, которое не позволяло увидеть ничего, хотя казалось, что видишь все. Старомодный обман. Девочки снимали с себя все, но Лучик, слава Богу, оставалась верна себе. Здесь что-то промелькнуло, там – или показалось? И никакой грязи. Она приходила посланцем ушедших времен, и публика с ума сходила от восторга.

– Она выходит на сцену раз в неделю, – сообщила Ленни девушка с востока. – И ее обожают.

– Охотно верю.

– Иногда в день ее выступления у дверей выстраивается очередь.

Ленни не находил в этом ничего удивительного. Алиса лопнула бы от зависти, если бы узнала, что на Лучика все еще ходят. Он позвонил матери: а вдруг случилось чудо и она беспокоится, что с ним и как?

Она не стала спрашивать, чем он занимается, где живет и вообще ничем не поинтересовалась. Алиса только объявила:

– Ленни, тут один двадцатипятилетний мальчик с ума сходит по моему телу. Дать ему или не надо?

Он глубоко вздохнул и, предпочитая не отвечать, сказал:

– Я работаю у Фокси. Ты знаешь, что твоя подруга Лучик по-прежнему раздевается?

Стрела попала в цель.

– Как! – воскликнула она после долгого молчания. – В ее возрасте?

– А сколько ей лет?

– Лучше не спрашивай. Достаточно, чтобы понять, что ей следовало бы давно угомониться.

– Но ее любят.

– Кто?

– Публика.

– Меня тоже любили, – печально вздохнула Алиса. – А некоторые любят и до сих пор. Как по-твоему, роман с двадцатипятилетним можно назвать совращением младенцев?

– Только если вы будете заниматься совращением.

– Не хами.

– Фокси помнит тебя.

В ее голосе появились кокетливые нотки.

– Старый развратник. Как он за мной ухлестывал! И член же у него был! Он очень любил показывать его девочкам. Но я никогда не позволяла ему... ну, ничего лишнего. Ты понимаешь меня, милый. Никогда.

Что, конечно же, значило, что они трахались до опупения.

– Я подумал, что ты можешь захотеть посмотреть мое шоу, – предложил он. – Я мог бы заехать за тобой, а потом отвезти тебя домой.

– Я ненавижу скоростные дороги.

– Можем ехать и не по скоростной.

– Я ненавижу ездить на машине.

– Я поведу.

– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Кроме того, нужны мне очень Лучик и Фокси. Я никогда не любила их обоих.

– Да брось ты, она была твоей лучшей подругой. Кроме того, я приглашаю тебя посмотреть мое выступление.

– Твое! – она бесцеремонно расхохоталась. – Твое выступление, с твоими грязными словечками и двусмысленностями. Одного раза вполне достаточно, спасибо. Доживи твой отец до сегодняшнего дня, он отказался бы от тебя.

А разве от него давно уже не отказались?

– Ладно, все, – отрезал он и повесил трубку.

И чего он беспокоился? Алиса Голден плевала на всех, кроме себя самой.

На похороны почти никто не пришел. Парочка подруг, с которыми мать играла в карты, старый кузен из Тахое и три соседки. Не слишком большое собрание, но Джесс сделала все, что было в ее силах, и пригласила их всех на поминки, где гостей ждали жареные цыплята по-кентуккийски, картофельные чипсы и дешевое красное вино.

Вэйланд показал себя прекрасным хозяином. Он небрежно помахал в знак приветствия, передал Джесс ребенка и уселся под деревом, где весь вечер чистил себе ногти и бессмысленно смотрел в небо.

Джесс подавила раздражение и развлекала гостей, накормила Симона, уложила его, прибралась и отправилась на работу. Она не взяла отгул. Проводить лишние часы в компании Вэйланда – нет уж, увольте.

Матт нарисовался незамедлительно. Он неуверенно подошел к ее пока еще свободному столу, уселся и спросил:

– Когда самая очаровательная девушка Лас-Вегаса позволит мне сделать вторую попытку?

– Уйдите, – ответила она без всякого выражения.

– Вы еще сердитесь за ту ночь?

– Убирайтесь.

– Вам следовало бы гордиться, что я к вам сейчас подошел. Интересно, зачем, по-вашему, мы шли в мою квартиру – играть в салочки?

– Я полагала, – сказала Джесс медленно, – что мы пообедаем и выясним, почему вы уволили Ленни Голдена.

– Его уволили не по моей инициативе. Если вы согласитесь встретиться со мной попозже, я вам все в подробностях расскажу.

– Да, как в прошлый раз.

Он поправил прядь серебристых волос, вырвавшуюся на свободу из невидимой клетки, сооруженной при помощи немалого количества лака для волос, и в который раз задался вопросом – что он в ней такого нашел? Почему он так ее хотел – всего-то лишь крупье, да еще и коротышку?

– Джесс, – сказал он искренним тоном. – Поверьте мне. Я приглашаю вас в ресторан. Согласны?

Даже обед с Маттом был лучше, чем вечер с Вэйландом.

Двое желающих поиграть оседлали стулья и бросили ей деньги. Ничего не скажешь, кутилы. Один выложил двадцатку, другой расстался аж с тремя десятками. Механическим движением она сложила столбиком фишки и подвинула в сторону клиентов.

Матт встал.

– Время – то же. На стоянке, – объявил он.

Джесс кивнула. Ей необходимо было поговорить. Понравится это ему или нет, но Матту Трайнеру придется ее выслушать.

– Очаровательно, – проворковала Иден.

– Я же говорил, что знаю подходящий домик, – прокаркал Сантино, прохаживаясь гоголем по мраморной террасе маленького пустого дома, притулившегося высоко на склоне Голливуд-Хиллз.

– Мне придется нанять дизайнера по помещениям, – размышляла вслух Иден.

– Конечно. – Он затянулся очень большой кубинской сигарой. – У меня есть баба-декоратор, которая кое-чем мне обязана.

– Похоже, тебе многие кое-чем обязаны.

– Иначе не проживешь. – Он стряхнул пепел на пол. Иден подошла к бассейну, сверкающему на солнце голубой чистой водой. На одном конце его играл фонтан, на другом стояли две статуи амуров.

– Какая прелесть! – воскликнула она.

Сантино был доволен. Чем быстрее он ее сюда перевезет, тем лучше. Он хотел взять Иден под контроль.

Он снял пиджак и уселся на стуле во внутреннем дворике. Все должно пойти как по маслу.

– А что бы тебе не искупаться? – предложил он. – Обнови свой новый домик.

Она посмотрела на него. Он весь вспотел. Он всегда потел. Впрочем, вспотеешь, если будешь каждый божий день натягивать на себя костюм-тройку.

Иден припомнила, как они впервые легли в постель. Под костюмом на нем оказались трусы в цветочек, носки с подвязками, а под мышкой – кобура с впечатляющих размеров револьвером. Тогда она заподозрила в нем полицейского. А полицейский не введет ее в мир кино. Она чуть было не оделась и не ушла.

Ее подруга, шведка Ула, сообщила ей, что у Сантино Боннатти денег больше, чем мозгов. Всю свою жизнь Иден искала мужчину, отвечающего именно такому определению. Он вложит деньги в производство фильма с ее участием. Она станет звездой. И тогда уйдет. А пока – ему просто повезло, что она у него есть.

– Давай, поплавай, – настаивал Сантино.

Иден знала, чего он хотел, и ничуть не возражала. В его желании была ее сила, а ей нравилось ощущать себя сильной. До автоматизма разученными чувственными движениями она медленно сняла платье. Под платьем не было ничего, кроме идеальной красоты. Некоторые мужчины находили ее немного худощавой. Как раз, что надо для Сантино. Как ей стало известно, его жена – женщина в теле.

Она оставила на ногах белые легкие сандалии – они хорошо смотрелись с ее ярко-красными ногтями.

Сантино встал.

– Иди сюда, – сказал он изменившимся голосом. Мне только что пришел в голову другой способ обновить наше гнездышко.

– В зале человек из «Мерв Гриффин шоу», – сообщила одна из стриптизерок перед выходом Ленни.

Он не стал падать в обморок от волнения. Среди публики всегда можно было кого-нибудь высмотреть – агента, искателя талантов или продюсера. Однажды прошел слух, что за столиком номер два попивал шампанское Бюрт Рейнольдс. Шведка так переволновалась, что разделась на пять минут раньше.

Бюртом Рейнольдсом оказался участник телевизионного конкурса двойников. «Мисс Швеция» так разозлилась, что неделю ни с кем не разговаривала.

Ленни был уже не новичок и знал, что вовсе не важно, кто сидит среди публики. Надо выходить на сцену и работать как можно лучше. Если твое «как можно лучше» их не устраивает – ну и черт с ними.

Он приготовил на сегодня кое-что новенькое. Про мамочку и сыночка, прототипом мамочки послужила Алиса. Вот было бы забавно, если бы люди из «Гриффин шоу» увидели его, оценили и настояли, чтобы он выступал с этим у них. Алиса обалдела бы. Наверное, она себя и не признала бы, хотя он нарисовал безжалостный, но правдивый ее портрет.

После шоу он места себе не находил. Но никто не прибежал за кулисы, захлебываясь от восторга. Вот вам и «Гриффин шоу».

Ленни выпил в баре и отправился домой, в пустоту своего гостиничного номера. Был уже третий час ночи, но, черт побери, он больше не мог без нее. В глубине души ожидая услышать либо все тот же мужской голос, либо скрип автоответчика, он набрал номер Иден.

Она подошла сама. Странный, хриплый голос, как будто у нее сильный бронхит..

– Алло.

Сонная пауза, затем более настойчиво:

– Алло!

Он выждал, когда она начнет ругаться. Так и есть, потеряв терпение, она разразилась потоком непечатных слов.

Он выдержал идеальную паузу. Если прожил с женщиной три года, то знаешь заранее, что она сейчас будет делать.

Когда она уже собралась бросать трубку, он заговорил.

Мягко. Медленно:

– Иден. Это Ленни. Приготовься. Я снова вхожу в твою жизнь.

ГЛАВА 21

Едва ее отец вошел в свою нью-йоркскую квартиру, Олимпия поняла, что сделала ошибку, дожидаясь его там, Почему она, Олимпия Станислопулос, одна из самых богатых женщин мира, должна чувствовать себя приживалкой? Она незамедлительно позвонила одной из подруг матери, которая занималась продажей недвижимости, и попросила побыстрее подыскать ей квартиру.

– Да, – ответила та. – Я знаю одно идеальное место.

– Покажите мне его поскорее! – воскликнула Олимпия. Она пришла к выводу, что Нью-Йорк ей по вкусу и следует здесь обосноваться. В отелях такая тоска, а опять жить у отца – нет, абсолютно исключено. Можно еще пользоваться его самолетом, его яхтой, даже, при определенных обстоятельствах, его собственным островом, но бесспорно пришла пора купить свое собственное жилье в Нью-Йорке.

Димитрий немедленно обнаружил прожженное сигарой пятно на одном из своих бесценных антикварных столиков. Он взревел от ярости и вызвал дворецкого. Олимпия не стала вмешиваться, пока распекали недотепу. Ее всегда поражало, насколько внимательно отец следит за своей собственностью. Он умудрялся замечать все. От него не ускользало, даже если одна-единственная книга в одном из его многочисленных домов оказывалась не на месте.

Бриджит бросилась к «дедуньке», как она его называла, крепко обняла и поцеловала в губы.

Он подхватил ребенка на руки.

– Как дела у моей девочки? – пропел он.

– Очень плохо, – язвительно ответила Олимпия. – Она очень плохо себя вела. Испортила маме свадьбу.

Он пропустил слова дочери мимо ушей и вручил Бриджит целую кучу ярких коробочек.

Олимпия припомнила собственное детство. Масса подарков – но знаки истинной привязанности всегда приберегались для его очередной пассии. Возможно, он с годами стал мягче. Или он любил Бриджит больше, чем родную дочь. Она вызвала няню Мейбл и отправила из комнаты Бриджит вместе с ее подарками.

– Как тебе Лас-Вегас? – вежливо поинтересовалась она. – Говорят, ужасное место, полное отвратительных жалких людей.

Димитрий окинул ее критическим взглядом. Она потолстела. «Почему она не следит за собой?»

– Ты права, – сказал он. – Но я только присутствовал на вечере в честь Франчески Ферн и больше почти ничего не видел.

– Как Франческа? – спросила Олимпия. Ее всегда интриговала неугасающая привязанность отца к лошадиномордой актрисе. Франческа, бесспорно, держалась дольше, чем другие.

– Прекрасно, – огрызнулся Димитрий. Он не намеревался обсуждать свою личную жизнь с болтливой дочерью. Если Олимпия узнает, что их роман закончен, она не успокоится, пока эта новость не появится в колонках светской хроники газет всего мира.

– Я там встретился с одной твоей старой знакомой, – заявил он, чтобы сбить ее со следа.

– С кем?

– С Лаки Сантанджело.

Лаки Сантанджело. Бывшая лучшая подруга. О, какие у них были приключения! Когда-то. Очень давно. Больше пятнадцати лет назад. Теперь они, возможно, и не узнают друг друга. И уж конечно, у них не осталось ничего общего.

– А ее-то где ты видел? – фыркнула Олимпия.

– Ей принадлежит отель «Маджириано».

– О! Ее бандюга-отец подарил ей отель?

– Она сама его построила, пока он находился за границей. Она очень умная деловая женщина.

Олимпия не ответила. Построила сама? В самом деле? Своими собственными руками? Уж не пытался ли он уязвить ее за то, что она никогда и ничего не сделала, только унаследовала деньги и побывала замужем за целой плеядой тупоголовых охотников за состоянием?

– Как она выглядит? – полюбопытствовала Олимпия. Димитрий сменил тему. Совершенно ни к чему, чтобы его дочь узнала о его последнем приключении.

– Не обратил внимания, – бросил он небрежно. – Я хочу ехать в аэропорт завтра в полдень. Пожалуйста, не опаздывай.

Олимпия уклончиво кивнула вослед уходящему отцу. Она не намеревалась уезжать завтра, но решила отправить с ним Бриджит и няню Мейбл. Они обе начали ее раздражать; ей требовалось немного пожить одной, чтобы оправиться после травмы, полученной на свадьбе матери. Боже, как ужасно вела себя Бриджит. Какой стыд. Ребенок становится настоящим чудовищем.

Да, она отошлет их с Димитрием завтра в полдень. Он присмотрит за ними в Париже, а она тем временем купит себе квартиру в Нью-Йорке и хоть немного подумает о себе.

Лаки Сантанджело стала очень умной деловой женщиной! Ха-ха! Олимпия помнила ее похожей на цыганку замарашкой, которая не могла даже парня себе найти. Она, Олимпия, научила ее разбираться в мужчинах, сексе и одежде. И хорошо же ее отблагодарили за заботу. Ни слова за пятнадцать лет.

Она припомнила тот день, когда Лаки приехала в «Л'Эвьер» – пансионат, в котором они обе учились в Швейцарии, – костлявый темноволосый подросток. Ее записали в журнал под именем Лаки Сант, чтобы скрыть, кто ее отец.

Как будто это кого-нибудь интересовало.

Джино Сантанджело.

Когда Олимпия впервые увидела его в окно, ее передернуло. У него был такой... преступный вид. Смуглый, как Лаки. Невысокий, но очень сексуальный, с густыми курчавыми волосами, уверенной походкой и опасным взглядом черных глаз. Именно тогда она впервые почувствовала притягательность мужчины гораздо старше ее.

Долго еще мысли о нем не покидали Олимпию. Иногда, лаская сама себя, она воображала, что в комнате с ней находился Джино, что он целовал ее грудь и входил в нее без нежности, но с адской, злобной энергией.

Она ни разу не призналась Лаки, что лелеет мечту потрахаться с ее отцом. Лаки такая мысль не понравилась бы.

Олимпия со вздохом припомнила то время, когда Джино обручился с Марабеллой Блю, знаменитой светловолосой кинозвездой. Он сообщил Лаки по телефону о своем намерении, и она всю ночь прорыдала в постели. Тогда предполагалось, что Олимпия не знает, кто отец ее подруги. Хотя, конечно, прекрасно знала. Она открыла для себя эту тайну, прочитав дневник Лаки через два дня после того, как та приехала в школу. Итак, всхлипывания Лаки не давали Олимпии заснуть, и она подсела к подруге и начала ее утешать, сначала нежно, затем нежность незаметно перешла в страсть, и вскоре школьницы слились в объятиях, как два любовника.

Одна ночь теплого, влажного наслаждения. На следующее утро все вновь пошло, как будто ничего не случилось. Они никогда ни словом не обмолвились о происшедшем, словно и не провели ту ночь вместе. Иногда Олимпия вспоминала о ней. Потом у нее бывали еще женщины. Но ни разу она не испытала ничего похожего на те мгновения запретной страсти, что она разделила тогда со своей школьной подружкой.

– Мама, – прервала ее размышления Бриджит. – Посмотри! – Ребенок сунул ей под нос дорогие часы от Картье.

Олимпия бросила взгляд на часы. Они стоили не меньше тысячи долларов. Зачем делать такие подарки девятилетней соплюшке?

– Мне они не нравятся, – ныла Бриджит. – Я хочу часы со Снупи. Хочу поехать в Диснейленд.

– Да, дорогая, – сказала Олимпия, беря у нее из рук часы и отбрасывая их в сторону. Надо будет послать шофера, чтобы он купил часы со Снупи, и подарить их девочке прямо перед ее завтрашним отъездом. Тогда удастся предотвратить неприятную сцену, которую неизбежно закатит Бриджит, когда узнает, что Олимпия не намеревается ее сопровождать.

ГЛАВА 22

Теперь оставалось ждать возвращения Джино, чтобы сообщить ему, что она выходит из дела. Вот только возвращаться-то он никак не собирался.

Лаки изнывала от лас-вегасской жары, от бесконечно тянувшихся дней и особенно – ночей. В конце концов терпение ее лопнуло. Проект в Атлантик-Сити лопнул. Играй по чужим правилам или уходи – что ж, ее принудили уйти.

В гневе она собрала свои любимые книги, магнитофон и коллекцию записей в стиле «соул». Затем села в самолет и улетела в Палм Спрингс, где обосновалась в «Каньон клуб-отеле». Там ей предоставили собственный домик с бассейном и оставили в покое.

– Позвоните мне, как только вернется Джино, – приказала Лаки.

Как ни странно, одиночество оказалось приятным. Она целыми днями валялась около бассейна в компании книг Бобби Уомака, Тедди Пендерграсса и Марвина Гея. А когда наступала ночь, она перечитывала в постели Марио Поццо, Джозефа Уамбо и раннего Гарольда Роббинса (всегда приятно вернуться к знакомым страницам «Камня для Дэнни Фишера» или «Искателей приключений»). Лаки полностью отключилась от всех проблем. Заказывала себе только здоровую пищу. Не курила, ни капли не пила. Не пользовалась косметикой. По утрам купалась в минеральном источнике, полчаса занималась зарядкой, а вечером шла в сауну.

Она никогда не тяготилась одиночеством. Уже давно Лаки научилась довольствоваться своим собственным обществом. И хотя порой ей приходило в голову, как хорошо бы иметь сестру или брата – она все еще помнила, как близки были в детстве они с Дарио, – она не тосковала. Нет, Лаки нашла душевный покой.

Ожидание казалось бесконечным. Но так ждать, как ждала она, было еще более или менее терпимо. Она даже наслаждалась миром, тишиной и одиночеством, потому что знала, что скоро все изменится. Скоро Лаки отправится в путь.

– Мне пора возвращаться, – часто говорил Джино.

– Зачем? – спрашивала Сьюзан. – У тебя есть кому вести дела в твое отсутствие. Разве не приятнее жить здесь, со мной?

Следовало признать, что она права. Но он начинал испытывать чувство вины перед Лаки. Он знал, что она злится на него, поэтому он не торопился звонить, решив, что лучше переговорить с ней лично.

Жизнь в Беверли-Хиллз казалась сплошным праздником. В доме Сьюзан он обрел свободу от ответственности. Впервые не звонил телефон, никто не отвлекал его по мелочам, он мог отдохнуть и делать что угодно.

Уже давно Джино окружил себя самыми лучшими адвокатами, бухгалтерами и исполнителями, каких только можно найти за деньги. Это называлось руководить делами, избавившись от необходимости что-то делать самому, – урок, усвоенный им за время семилетней самоизоляции в Израиле: передавай бразды правления, но никогда не теряй контроль. Кроме того, во время его отсутствия Лаки присмотрит за всем. Девчонка не уступит самому умному мужику. Жаль, что пришлось огорчить ее, отказавшись от проекта в Атлантик-Сити, но, раз он собрался жениться, нельзя ввязываться в крупные сделки. По крайней мере некоторое время.

Лаки поймет. Куда ей деться?

Сьюзан все еще не сообщала детям, что они скоро поженятся.

– Ну в чем дело? – настаивал Джино. – Давай покончим с этим. Разве ты не видишь, что они меня полюбили?

Она сделала объявление за обедом в ресторане, в присутствии Джино. Дети пробормотали что-то вежливое и лягнули друг друга под столом.

– Вот видишь? – сказал ей потом Джино. – Они довольны. Теперь мне надо лететь в Лас-Вегас, решить кое-какие вопросы. Отправлюсь завтра.

– Я не могу ехать с тобой, – быстро вставила Сьюзан.

– Почему?

Она опустила взгляд.

– Это невозможно. Когда Тини умер... – Она помолчала. – Я не хотела тебе говорить, но после него осталось то, что мои адвокаты теперь называют финансовым кошмаром. Тут я сама должна во всем разобраться. Пока мы были вместе, я совсем забыла о прозе жизни. Если ты возвращаешься в Лас-Вегас, то я...

– Господи! – перебил он ее и хлопнул себя рукой по лбу. – Ну почему ты мне ничего не сказала? Мы же вместе, верно? Мы собираемся пожениться! Мне следовало самому спросить, как у тебя дела.

– Это не твоя проблема, Джино, – сказала она твердо. – Хотя я и благодарна за заботу.

– Послушай! Отныне твои проблемы – мои проблемы. Завтра, как только прилечу в Лас-Вегас, я отправлю сюда одного из моих лучших финансистов. Он встретится с твоими адвокатами, прояснит для себя ситуацию, а потом я все улажу. Как тебе мой план?

– Но ты вовсе не должен... – начала она, уже согласившись.

Джино крепко обнял ее.

– Ну конечно же, должен. А в конце той недели ты прилетишь в Лас-Вегас, и мы будем вместе.

Она и не предполагала, что все сойдет так гладко. На какой-то момент Сьюзан внутренне окаменела – еще одна из его энергичных любовных сцен сейчас была совсем некстати. Но потом она расслабилась и перетерпела его удушающие объятия. После свадьбы она его к себе и на пушечный выстрел не подпустит.

Его руки потянулись к ее груди.

– Ты такая сексуальная бабенка, – со смехом произнес он. – Да и сама это знаешь, верно? Ведь знаешь, Сью? Ты потрясная, офигительно сексуальная баба!

Внутренне она содрогнулась.

Внешне она раскрыла объятия.

Его грубые прикосновения оставляли ее совершенно равнодушной. Она не могла дождаться, когда же он наконец уедет.

– Слава Богу, Громила наконец-то отчалил, – объявила Джемма, как только за Джино закрылась дверь. Они втроем сидели за столиком и изящно клевали свой завтрак.

– Да, слава Богу, – поддержал сестру Натан. – Мама, ты, разумеется, не собираешься действительно выйти замуж за этого гангстера?

– Не говорите так про Джино! – взорвалась Сьюзан. – И будьте добры принять тот факт, что теперь, после смерти вашего отца, я должна устроить свою жизнь.

– Да, но не с Громилой же! – надула губки Джемма, отламывая маленький кусочек от хрустящего хлебца.

– Конечно, нет! – вторил ей Натан, допивая апельсиновый сок.

Сьюзан вздохнула. Она воспитала пару самовлюбленных снобов. Тини пришел бы от них в ужас.

Но, конечно, в глубине души она разделяла их мнение. Какой абсурд, что ей приходится сочетаться узами брака с человеком типа Джино Сантанджело. Ну почему Тини не вел свои дела как следует? Почему он не думал о будущем? Безответственный человек.

Она потуже запахнула на груди шелковый пеньюар и посмотрела на своих отпрысков. Джемма, такая худощавая и надменная. И Натан, типичный калифорнийский паренек с длинными волосами и спортивной фигурой.

Если бы ей не надо было их содержать... А они привыкли к комфорту. Дети, выросшие в Беверли-Хиллз, не похожи на всех остальных детей. Она деликатно отпила из чашечки чай с лимоном. Слава Богу, что Джино наконец уехал. По крайней мере, он не будет какое-то время ее беспокоить. Сьюзан вовсе не собиралась возвращаться на выходные в Лас-Вегас. Предстояло продумать свадьбу – это должна быть величественная церемония. Уж в этом она себе не откажет.

Если Джино захочет увидеться с ней – пусть сам приезжает в Беверли-Хиллз.

Она надеялась, что он не приедет.

Но знала, что надеется напрасно.

Лаки загорала около бассейна, когда ей сообщили новость. Джино вернулся. Она быстро уложила вещи и через час была в аэропорту. Время споров и столкновений давно прошло.

ГЛАВА 23

Они назначили встречу на углу Ла Бреа и бульвара Сансет в ресторанчике для автомобилистов Тини Найлора. Ленни приехал первым. Он сидел в своей взятой напрокат машине, с волнением гадая, появится она или нет. Часы показывали полтретьего ночи, вряд ли подходящее время для свидания. Но стоило ему ляпнуть по телефону: «Я должен тебя увидеть», как Иден тут же отозвалась: «Завтра я занята, но, если хочешь, встретимся сейчас».

Совершенно нетипичный для нее жест. Он ожидал, что она раскричится из-за позднего звонка. Но, напротив, поняв, с кем разговаривает, Иден повела себя с ним на удивление приветливо, и теперь Ленни сидел и дожидался ее, зная, что вполне в ее духе назначить встречу и не прийти.

Он закурил сигарету и заказал у усталой официантки буррито и коку. Две проститутки в одинаковых ярко-красных обтягивающих брючках и крупносетчатых вязаных свитерах на голое тело продефилировали мимо.

– Хочешь потрахаться или чего-нибудь еще? – требовательно спросила одна из них, слишком утомленная своей ночной работой, чтобы заподозрить в нем полицейского.

– Не сегодня, милые дамы, – ответил Ленни вежливо.

Соврал, соврал. Он хотел трахнуть Иден.

– А почему? – удивилась вторая, пухленькая мексиканка с передним золотым зубом. – Смотри сюда, киска, только не кончи.

Она задрала свитер, и два ослепительных полушария блеснули перед его глазами.

Ленни одобрительно кивнул и повторил:

– Не сегодня, милые.

– Педик, – сплюнула мексиканка.

– Придурок, – подхватила ее подруга.

Тут они заметили двух механиков на мотоцикле и двинулись к ним.

Официантка принесла ему заказ. Ленни одним махом все проглотил и посмотрел на часы. Иден сказала, что приедет через двадцать минут. Прошло уже полчаса. Надо решить, сколько еще ее ждать.

Проститутки трудились в поте лица. Пышная мексиканка подхватила под руку одного из механиков, и они скрылись в темноте. Другая перегнулась через руль мотоцикла и нашептывала что-то второму.

Иден не приедет. А действительно, с какой стати ей приезжать? Она ненавидела его. Она сама это сказала ему той последней ночью в Нью-Йорке.

– Ты неудачник, – объявила она. – Ничтожество, жалкий выблядок.

Иден никогда за словом в карман не лезла.

Впрочем, он тоже не ангел, когда дело доходит до оскорблений. Кем он только ее не называл – от глупой коровы до бездарной тупой стервы.

Не сказать, что они расстались друзьями.

И все же...

Он помнил и хорошие времена.

Когда Иден хотела, она могла быть самой нежной женщиной в мире. Она могла сделать так, чтобы мужчина почувствовал себя королем, увидел весь мир лежащим у своих ног. За три прожитых вместе года хорошее все же перевешивало плохое. И секс был великолепен. Иден, с ее тоненькой фигуркой, длинными шелковистыми волосами, мордашкой сердцевидной формы и загадочными глазами цвета топаза.

Она была убийственно хороша собой. Ленни никогда не мог насытиться ее экзотической красотой.

Как будто услышав его мысли, ее бледно-розовый «сандерберд» бесшумно подкатил и остановился рядом. Она опустила боковое стекло и улыбнулась. Ее глаза скрывали солнечные очки, как у Жаклин Онассис, волосы убраны под шелковой косынкой.

– Привет, Ленни, – нараспев сказала она хрипловатым голосом, как у актрисы Лаурен Бакалл. – Ты уже, наверное, меня не ждал?

Матт Трайнер не проявил себя истинным джентльменом. Он встретил Джесс на автомобильной стоянке, как они и договаривались, отвез ее в ресторанчик с полинезийской кухней, накачал до бесчувствия, а затем отвез ее в свою квартиру и попытался овладеть ею.

Джесс не возражала.

Она и не знала, что происходит.

Едва переступив порог, Джесс рухнула на кушетку и заснула. Матт задрал ей юбку, стащил с нее трусики и уже собрался войти в нее, когда в нем заговорила совесть. «Что я делаю!» – спохватился он.

В панике он начал лихорадочно натягивать на нее трусы и оправлять юбку. Он чувствовал себя последним подонком.

Постанывая от стыда, он осушил стакан виски и вознес молитву, чтобы она никогда не узнала, что он едва не совершил такую мерзость. Затем Матт накрыл ее ковром из шкуры леопарда и в волнении заходил взад и вперед по квартире.

Джесс пришла в себя в пять тридцать утра. Проснувшись, она громко выругалась, потребовала ключи от его машины и выбежала в разгорающийся свет утра, бросив на ходу:

– Я оставлю ключи под передним сиденьем.

Матт был сражен на месте. Он ожидал, даже предвкушал сцену, как в фильме с участием Дорис Дэй и Рока Хадсона.

Дорис (в ужасе). О Господи! Что случилось? Скажи мне сейчас же. Между нами... что-нибудь произошло?

Рок (с мужественной знающей улыбкой). Что именно произошло?

Дорис. Не мучь меня. Ты знаешь, что я имею в виду.

Рок (ласково). Конечно,нет. За кого ты меня принимаешь?

Дорис (с облегченuем u благодарностью.) За очень хорошего человека.

Затемнение.

А теперь она ушла. И даже ни о чем не спросила. Или ей все равно?

Он прошел на свою сверкающую нержавеющей сталью кухню и насыпал в чашку растворимого кофе. У него ныла спина – слишком много сегодня наклонялся. И глаза резало. Слишком большое напряжение.

Она, наверное, теперь вообще с ним не станет разговаривать.

– Я знал, что ты придешь, – сказал Ленни, хотя ничего такого он не знал. Он пересел из своей машины в ее «сандерберд». На Иден было узкое летнее платье и босоножки на высоком каблуке. Он протянул руку и снял с нее очки. Сегодня она не воспользовалась косметикой, но все равно выглядела прекрасно.

– Эй, – сказал он, прикоснувшись к ее волосам под косынкой. – Я рад видеть тебя.

Она ответила ему долгим и пристальным взглядом.

«Привет, Ленни. Ты – неожиданность, но приятная».

Она знала его слабые струнки – всегда знала.

– Может, поедем на берег, – предложила она. – И ты расскажешь, что ты здесь делаешь.

«Иден, я приехал сюда, чтобы снова любить тебя. И черт с ней, с моей карьерой».

– Отличная мысль. Давай я поведу машину, – ответил он, стараясь говорить небрежным тоном.

Она кивнула.

Ленни обошел вокруг машины, а она, не вылезая, пересела на место рядом с водителем.

Мексиканка-проститутка вновь вышла из тени и торжествующе улыбнулась.

– Что, милашка, передумал? – крикнула она. – За двадцать баксов мы оба окажемся в раю.

Ленни даже не посмотрел в ее сторону и уселся за руль. Иден подвинулась поближе к нему.

– Я скучала по тебе, мужчина, – нежно проворковала она и положила руку ему на бедро.

Он не мог скрыть своего возбуждения.

Они промчались по бульвару Сансет, за восемь минут оставили позади Брентвуд, за двенадцать – Палисадс и еще через двадцать уже неслись по дороге вдоль Тихого океана, присматривая местечко для остановки.

Иден болтала, не закрывая рта, рассказывала ему о своих ролях.

– Я постоянно работаю, – исповедовалась она. – Наверное, я оказалась лучшей актрисой, чем ты думал.

Он не хотел касаться этой темы.

Они остановились на краю обрыва и пошли к океану.

Стояла великолепная ночь. Ярко светила луна, и океан простирался гладкий, как зеркало. Они брели вдоль берега, держась за руки, как только недавно влюбленные, обдаваемые брызгами прибоя. Потом, как старые любовники, они упали на песок и с радостью нашли и узнали давно знакомые места на теле друг у друга.

Она обвила свои длинные ноги вокруг его шеи и раскачивалась в такт его движениям, как будто хотела, чтобы это длилось вечно.

Он дал ей то, что она хотела и что хотел он сам. Медленно. Быстро. Очень быстро. Потом опять медленно, для контроля повторяя про себя чертов алфавит, потому что он не хотел кончать, не хотел, чтобы все вдруг закончилось.

Если бы их любовь продолжалась и продолжалась!..

– Ты... всегда... был... лучше... всех... – прошептала она хриплым голосом. – Боже... Ленин... мой... божественный... мужчина.

Он почувствовал ее спазмы и поддал еще жару, в то время как она стонала, не пытаясь скрывать испытываемое наслаждение. Потом, когда все осталось позади, он погладил ее шелковистые волосы и тихо сказал:

– Мы созданы друг для друга. Ты и сама это знаешь, правда?

Иден не отвечала. Только волны с шелестом набегали на берег.

Джесс вовсю гнала кошмарную машину Матта к отелю. Там она оставила ее на стоянке, прыгнула в свой «камаро» и в рекордное время примчалась домой.

Еще подъезжая, она услышала плач Симона. В голове у нее стучали молотки. Слишком много выпито, но зато, напившись, она немного отвлеклась от мыслей о похоронах матери, а это хорошо. Дома творилось черт-те что. Вэйланд явно опять поразвлекался. Грязные банки и бутылки, всепроникающий тяжелый смрад марихуаны, обертки из «Макдональдса». И в довершение – незнакомый мужчина, спящий на полу.

– Проклятие! – выкрикнула она и лягнула спящее тело, которое застонало и перевернулось на другой бок.

В спальне на кровати валялся одетый Вэйланд. В коляске разрывался Симон. От него пахло мочой и кое-чем похуже. Она взяла его на руки и сменила грязные пеленки. Вэйланд даже не шевельнулся. Джесс вдруг ощутила безумную усталость. Она медленно отнесла Симона на кухню и приготовила ему еду. От крика у нее заходил ум за разум. Она дала сыну бутылку и села, наслаждаясь тишиной.

На этой неделе она выставит Вэйланда вон.

ГЛАВА 24

– А мне наплевать, что ты хочешь делать! – орал Джино.

– А мне наплевать, что ты думаешь! – орала Лаки.

Они кричали друг на друга уже целый час – бесконечно долгий час взаимных оскорблений, обвинений и пререканий.

Гармония, установившаяся былоза последний год, исчезла без следа, и снова вернулись противостояние и подозрительность предыдущих лет.

– Нечего мной командовать, – бушевала Лаки. – Я тебе не маленькая девочка, чтобы слушаться папочку, какую бы чушь он ни нес. И я не работаю на тебя.

Она остановилась, чтобы восстановить дыхание и бросить на него убийственный взгляд. Он хотел, чтобы все шло, как ему угодно. Он хотел и жениться на Сьюзан, и сохранить дочь под боком, сделать ее чем-то вроде запасного шефа, который присмотрит за делами, пока он сам будет развлекаться в Беверли-Хиллз.

Нет, дочь такой расклад не устраивает. Не выйдет. Ни хрена. Дочь сматывает удочки.

– Мы партнеры, – холодно заявила она. – Половина «Маджириано» моя – и я беру свою долю деньгами, чтобы вложить их в другие проекты. Так что мы либо продаем отель, либо ты выкупаешь мою часть. Выбирай.

Джино вынужден был признать, что его ребенок не лыком шит. Как он ни злился, одновременно он восхищался ею. С ней чертовски трудно, но она практична, сообразительна и своего не упустит. Человек из породы победителей.

– Послушай, – сказал он, разводя руками. – Ты хочешь выйти из дела? Пожалуйста. Я тебя силой держать не собираюсь. Я выкуплю твой пай. Но не забывай – все, чем я владею, когда-нибудь станет твоим.

Он что, издевается? Если он женится на Сьюзан Мартино, все перейдет к ней.

– Значит, договорились, – сказала она спокойно, вдруг устав от споров.

– Да. И если ты настаиваешь, я это дело сразу же и запущу, – закончил он сердито. – Не я – ты этого хочешь.

– Остается еще одно, – сказала она.

– Что такое?

– Дом в Ист-Хэмптоне, – выпалила она. – Я его хочу.

– Чего? – Он уставился на нее. Пара черных глаз твердо смотрела в другие такие же черные глаза. – Но почему?

– Потому что я не хочу, чтобы ты привел туда чужую женщину. Это был мамин дом тогда, когда мы жили одной семьей. У меня с тех пор не былодругого настоящего дома, и я хочу сохранить его.

Он снова разозлился. Сперва она хочет продать отель, а теперь требует от него еще и дом в Ист-Хэмптоне. Что она о себе думает?

– Ладно, ладно, он твой, – пробурчал он неохотно.

Лаки вела себя очень по-деловому, отлично сознавая, что у нее нет другого способа защитить свои интересы, раз уж Джино женится на Сьюзан.

– Я поручу торговцу недвижимостью оценить дом и куплю его за счет моей доли в отеле.

Он покачал головой, как бы не веря в происходящее.

– Лаки, – спросил он тихо, – ну почему мы ведем себя как супруги во время развода? Еще немного, и мы начнем общаться только через адвокатов.

– Кстати, об адвокатах, – подхватила она. – Я надеюсь, ты догадаешься заключить со Сьюзан финансовое соглашение?

– Ты совсем с ума сошла, – вскинулся Джино. – Да ты действительно штучка. Ты совсем не знаешь Сьюзан, а уже подозреваешь ее в том, что она оставит меня без денег.

– Я всего-навсего веду себя так, как ты меня учил. Она живет в Калифорнии, а там существуют свои законы о совместной собственности.

– Господи Боже милосердный! – Он даже плюнул от возмущения.

Лаки тихо вышла из комнаты. Она дошла до предела его терпения.

Сьюзан Мартино, как сообщил Джино его финансист, которого он послал в Лос-Анджелес, задолжала несколько сотен тысяч долларов.

Джино позвонил ей.

– Каким образом ты угодила в такую лужу? – спросил он.

– Ты хочешь сказать, каким образом Тини усадил меня в такую лужу? – ответила она совершенно логично.

– Я со всем разберусь. – Он не имел никаких оснований для восторга, но что нужно, то нужно.

– Я уже говорила тебе, что ты ничем мне не обязан, – напомнила она.

– Считай, что я сделал тебе свадебный подарок, – великодушно заявил он.

– Спасибо, – в ее голосе звучала благодарность, но довольно сдержанно.

Джино восхищало ее умение всегда оставаться на высоте любого положения. Истинная леди и прекрасная артистка.

– Ты по мне уже скучаешь?

– Да. Но мне еще надо продумать всю свадьбу, так что я ужасно занята.

– А что там продумывать? Прыгай в самолет и обвенчаемся здесь. Всего и делов. – Он замолчал, чтобы закурить сигарету, несмотря на то что после сердечного приступа доктор настаивал, чтобы он бросил курить. – Эй, а почему бы все не закончить в конце нынешней недели? Раз, два – и готово.

Она мило рассмеялась:

– Ты шутишь, правда? Боже, Джино: «Раз, два – и готово». В твоих устах это звучит так скучно.

– У тебя имеются другие планы?

– Конечно. Свадьба – святой праздник. Так что мы обязаны все сделать должным образом.

– Мы можем сделать все должным образом в Лас-Вегасе.

– Ни за что, – отрезала она. – Мы поженимся в Беверли-Хиллз. У меня здесь так много друзей. Это будет радостный день, день, который не забудется никогда.

– А мои друзья – здесь, – отметил он. – И жить мы будем тоже здесь. Я не хотел говорить тебе по телефону, но Лаки уезжает.

– В самом деле?

– Ага. Произнесла целую речь о том, что собирается выйти из дела и перебраться в Нью-Йорк. Должен признаться, мне тяжело расставаться с ней.

Ему, возможно, было и тяжело, а она пришла в восторг. Она никогда не предполагала, что удастся так легко избавиться от энергичной дочурки Джино.

– Я уверена, что все к лучшему, милый, – ласково сказала она.

– Ты думаешь?

– О да.

Сьюзан не призналась, что собиралась остаться в Лос-Анджелесе до конца недели. Она напоследок наговорила ему кучу нежностей, а потом позвонила своим адвокатам, чтобы выяснить, когда будут оплачены все долги. Теперь стало совершенно очевидно, что Джино Сантанджело – замечательный вариант. Старый, богатый, податливый. Правда, чересчур энергичный в постели для своих лет, но пока можно и потерпеть.

Терпеть мужчин. В этом – вся ее жизнь. Начиная с пятнадцатилетнего возраста, когда ее лишил невинности сумасбродный актер – будущая кинозвезда, в то время как ее мать, парикмахерша, сидела внизу и попивала водку. И вот теперь – Джино.

Терпеть мужчин. Целую плеяду богатых, важных мужчин. В то время как ее мать вовсю использовала свою хорошенькую молоденькую дочь. Деньги в чистом виде никогда не фигурировали, но что-то всегда появлялось. Новый белый «кадиллак» для мамочки. Три телевизора. Горы одежды. Коробки с продуктами. Ящики шампанского.

Сьюзан тошнило от прикосновения мужских рук. Сьюзан, сходи наверх с мистером таким-то. Он хочет тебе кое-что показать.

Один богатый мужчина сменял другого, и в конце концов это стало образом жизни, и она бездумно следовала правилам игры, потому что кто-то должен же был предоставлять маме маленькие жизненные удобства и постоянную выпивку.

Когда ей исполнилось двадцать лет, мать промчалась на красный свет на перекрестке бульваров Сансет и Фэрфакс и погибла на месте, врезавшись в грузовик. Водитель-мексиканец подал в суд. Естественно, Сьюзан нашла покровителя, который замял дело. Еще через шесть месяцев она сделала самый умный шаг в своей жизни, положив глаз на Тини, в картине с участием которого она подрабатывала. У него не было ни малейшего шанса. Она знала, что ей нужно, и шла к цели с расчетливой решимостью. Он без звука развелся со своей первой женой, женился на Сьюзан, и они вдвоем, ступенька за ступенькой, взошли на самый верх иерархической лестницы Голливуда. Сьюзан стала прекрасной хозяйкой, добрым товарищем и матерью двух его детей.

Спустя несколько лет Тини уже трахал все, что двигалось в пределах его видимости, – не так-то легко быть мужем одного из столпов лучшего беверли-хиллзского общества.

Спустя те же несколько лет Сьюзан познакомилась с пышнотелой русской массажисткой по имени Глория, которая появилась, чтобы сиять ей напряжение в районе шеи. Как выяснилось, Глория знала немало других мест, где можно снимать напряжение, и Сьюзан не стала возражать. Не возражала она и еще в ряде случаев, но вот уже три года, как она поддерживала очень тесные отношения с некоей Пейж Вилер, женой продюсера. Дамы наслаждались своим идеальным союзом в различных убежищах, включая и их дома, когда удавалось избавиться от слуг. К сожалению, муж Пейж, Райдер, не так давно явил свету чрезвычайно удачный боевик, что значило для Пейж неизбежное участие в многочисленных общественных мероприятиях. Плюс к тому она от скуки подрабатывала дизайнером по интерьерам. И конечно, Сьюзан потеряла много времени в Лас-Вегасе, заманивая Джино. В итоге женщины не виделись несколько месяцев.

Рука Сьюзан сама тянулась к телефону. Она заслужила отдых. Небольшой отдых.

На следующее утро после сцены с Джино Лаки проснулась от подступившей тошноты. Ее вырвало, но легче почти не стало, и она снова забилась в постель. Самое неподходящее время для того, чтобы заболеть. Впереди столько работы. Надо начинать укладывать вещи; поговорить с адвокатом и навести порядок в делах.

На какой-то миг она заколебалась, а правильно ли она поступает. Но в глубине души Лаки знала, что, если Джино женится на Сьюзан, ей лучше держаться от них подальше. Возможно, Сьюзан действительно прекрасный человек. Возможно, она действительно любит Джино ради него самого.

Возможно...

Повинуясь внезапному импульсу, Лаки схватила трубку телефона и позвонила в Майами Косте Дзеннокотти. Он уехал туда год назад и, по слухам, наслаждался покоем, наконец пришедшим к нему после сорока лет близкой дружбы и работы с Джино. Он и с ней тоже дружил. В конце концов именно Коста поддержал честолюбивые планы Лаки и обучил секретам бизнеса, пока Джино отдыхал в Израиле.

– Дядя Коста, – ласково пропела она, когда он взял трубку. – Как поживаете?.

– В данный момент я осваиваю искусство приготовления французских тостов, – ответил он, явно обрадовавшись ее звонку. – В моем преклонном возрасте я решил, что мне наконец следует научиться готовить.

Лаки рассмеялась счастливым смехом. Как приятно с ним поболтать!

– А я-то полагала, что для этих целей ты содержишь целый гарем, – подковырнула его она.

Не секрет, что Коста встречался с разведенной женщиной и за это время прибавил фунтов пятнадцать.

– Да, да, – подтвердил он быстро. – Но ты же меня знаешь, я терпеть не могу от кого-то зависеть.

Действительно, она его знала. Дядя Коста. Тихий, сдержанный человек, более тридцати лет проживший в браке с тетей Джейн, которая умерла несколько лет назад. Один из тех редких союзов, где оба партнера взрослеют и стареют вместе и не перестают уважать и любить друг друга. Погуливать – это не для дяди Косты. Он всегда оставался идеальным мужем.

– Когда ты последний раз общался с Джино? – спросила она.

– Довольно давно. А что? Что-нибудь случилось?

– Ну, как сказать. Ничего особенного. Наверное, я скоро продам мою долю в «Маджириано».

– И она еще говорит: «Ничего особенного»! Особеннее некуда. Что стряслось, Лаки?

– Можно, я прилечу к тебе? Мне надо выговориться.

– Когда?

– Через несколько дней.

– Когда угодно, дорогая. Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть.

Да. Дядя Коста всегда оказывался под рукой в нужный момент. Но как насчет Джино?

– Я еще позвоню.

– И как можно скорее.

– Да, обязательно.

Лаки повесила трубку и решила про себя, что навестить дядю Косту отнюдь не помешает. При каждой встрече ей удавалось узнать что-нибудь новое о богатом на события прошлом Джино. Коста любил пускаться в воспоминания, а она любила слушать. Ее мать, Мария, приходилась Косте племянницей. И ходили слухи, что ее бабушка, мать Марии, тоже пользовалась вниманием Джино.

Лаки передернуло. Коста никогда не станет говорить с ней об этом.

Чувствуя себя несколько лучше, она встала, оделась и отправилась вниз. В казино кипела жизнь, ранние игроки развлекались вовсю. Она столкнулась с Маттом, который выглядел непривычно озабоченным. Надо будет созвать собрание и сообщить основным работникам, что она уходит. Впрочем, все они и так считали Джино своим главным боссом. Раньше она не позволяла себе признаваться в том, но сейчас больше не видит смысла обманывать себя.

«Ты остаешься один на один с жизнью, детка, впервые за все время», – подумала Лаки.

Волнующее ощущение.

Очень волнующее.

Она не смогла сдержать улыбки. И вдруг почувствовала себя гораздо лучше. Не исключено, что она все-таки вернется в Атлантик-Сити. Без Джино. Найдет другой участок, других инвесторов. О, у нее получится – надо только убедить в этом всех остальных.

ГЛАВА 25

Ленни спал, как не спал уже давно – одним из тех снов без сновидений, когда чувствуешь себя в мягком коконе из ваты и когда тебе так приятно и уютно, что не хочется просыпаться. Но он проснулся. В полдень.

Он соскочил с постели, встал под горячий душ и во весь голос запел «Жить полной жизнью».

В зеркало ванной Ленни рассмотрел свои боевые шрамы. О Иден с ее роковыми ногтями! Его спина напоминала дорожную карту, испещренную тонкими красными ниточками путей.

Ну и что? Он снова обладал ею. Что такое несколько царапин между друзьями?

На минуту он задумался. Они ведь толком и не поговорили, только насладились прекрасным сексом и телами друг друга. Она так же изголодалась по нему, как и он по ней. На обратном пути Иден уснула, свернувшись в комочек и прижавшись к его плечу. Он подъехал к своей машине и предложил отправиться к ней домой.

– Нет, – отказала она. – Я завтра рано ухожу.

Итак, он проводил глазами ее машину, исчезающую в предрассветной дымке, ибо они расстались в пять утра.

Теперь ему предстояло прожить без нее целый день. Ленни спохватился, что ему следовало бы выяснить, где она работает, и пригласить на ленч. Если уж на то пошло, ему многое следовало разузнать. Он даже не имел понятия, где она живет. Все, что ему было известно, – это номер ее телефона.

Сегодня вечером Ленни хотел пригласить Иден к Фокси. Он усадит ее за ближайший к сцене столик, и пусть она послушает, как его принимают. Она всегда скептически относилась к его работе. Увидев его выступление в Лос-Анджелесе, она осознает, как она ошибалась.

Как все-таки хорошо, что они снова вместе. Конечно, у них случались ссоры, но кто обходится без ссор? Они с Иден – идеальная пара.

«Ты в своем уме, Ленни Голден? – нашептывал его внутренний голос. – Она же плевать на тебя хотела с высокой башни. Вы с Иден вместе – и думать забудь».

Ленни отмахнулся от предупреждения.

Иден соврала. Что случалось нередко. И получилось у нее замечательно. Никуда она на следующее утро не торопилась. Первым пунктом в ее распорядке дня шла намеченная на час дня встреча с дизайнером по интерьерам, который чем-то обязан Сантино Боннатти.

Она встала поздно, долго нежилась в ароматизированной ванне и прибыла в дом на Блю Джей Уэй с пятнадцатиминутным опозданием. Пунктуальность не входила в число ее достоинств.

К неудовольствию Иден, декоратором оказалась женщина. Она не любила иметь дело с женщинами. Они либо злились на ее красоту, либо приходили в восторг, так как, прежде чем с головой уйти в актерскую профессию, Иден была одной из наиболее популярных фотомоделей Америки.

Но эта женщина оказалась непохожей на других. Маленькая, лет за сорок, с гривой медных кудрявых волос и в юбке с разрезом до паха. Вела она себя по-деловому и имела при себе улыбчивую ассистентку, грифельную доску и множество эскизов и идей. Звали ее Пейж Вилер. Мимоходом Иден подумала: интересно, чем она обязана Сантино, но, разумеется, спрашивать не стала.

– Я хочу, чтобы у меня в доме было много белого цвета, – сказала Иден неопределенно. – Белые диваны и ковры, все современное и угловатое, и чтобы было много зеркал. И хром я тоже люблю. Я хочу, чтобы дом выглядел шикарно.

Пейж кивала, делала заметки, показывала образцы материалов и предлагала разные идеи.

Иден почти во всем соглашалась. Она почти так же стремилась поскорее переехать из прежней квартиры, как Сантино – перевезти ее в новый дом. По ней, лишь бы ее гнездышко выглядело сенсационно на развороте «Пипл» или «Аз». Вообще, вполне возможно, что и домом-то ее он будет совсем недолго, потому что, когда придет слава, она немедленно переедет. Она не имела намерения спать с Сантино Боннатти всю свою оставшуюся жизнь – только до тех пор, пока это необходимо.

На какой-то миг Иден вспомнила о Ленни и об их свидании. О, Ленни... он, конечно, не изменился. Парень трахается классно. По-настоящему классно. Уж она-то знает. Многие мужчины совершали с ней путешествие в рай и возвращались без гениталий.

Как жаль, что он неудачник. Всегда был им и навсегда останется. Работает в какой-то дыре на бульваре Голливуд. Он что, не знает, что бульвар Голливуд – за городом? Дыра, пустая трата времени – как и та чушь, что он нес тогда в Нью-Йорке.

Никто не сможет ее упрекнуть, что она не дала Ленни шанс. Три года. Но в сексе он, конечно, мастак, а после обезьяньих объятий Сантино ей требовалось развеяться. Вот так. Хорошо, что он позвонил. Хорошо, что они встретились. А еще лучше – если он теперь тихонько исчезнет.

– Обои персикового цвета будут лучше всего смотреться в спальне, – деловым тоном говорила Пейж. – Возможно, мы сможем, основываясь на этом, построить целую концепцию дома.

– Угу, – согласно кивнула Иден. – И мне хотелось бы меховое покрывало на кровати. Что-то экстравагантное и сексуальное... что-то... как у кинозвезд.

– Я отлично понимаю, что вы имеете в виду, – наклонила голову Пейж, украдкой переглянувшись с ассистенткой.

– Хорошо, – сказала Иден. – Ну что, мы закончили? – Она торопилась к маникюрше и опаздывала уже на двадцать минут.

От Матта Трайнера не было спасения. Опять он крутился вокруг ее столика, спрашивал, как она себя чувствует, снова назначал свидание. Джесс видеть его не могла, и все же... по крайней мере, он был рядом и по-своему, но все же беспокоился о ней.

– Похоже, я вчера натворила дел, – пробормотала она. Она не знала! Он испытал огромное облегчение. У него еще оставался шанс.

– Нет, все в порядке. Вы рассказывали мне о вашей матери. Вам требовалось выпить.

– Мне требовалось отвлечься, а каким образом – не важно.

– Давайте повторим сегодня вечером.

– Повторим что – пьянку?

– Просто поговорим.

Она решилась прогнать Вэйланда. Почему бы не отложить выяснение отношений еще на один день, может быть, у нее к тому времени накопится еще больше решимости? Возможно, ей следует попросить совета у Матта? В подобных ситуациях всегда возникает масса юридических проблем. Может статься, что избавиться от Вэйланда окажется гораздо сложнее, чем она предполагала.

– О'кей, – сказала она, к удивлению обоих. – Но только не тет-а-тет во владениях Трайнера.

В три часа посланец отыскал Ленни около бассейна гостиницы «Шато Мармон», где он работал над загаром. Ну, не совсем посланец в привычном для Беверли-Хиллз смысле слова. Если придерживаться фактов, то около бассейна зазвонил телефон, и блондинка с прической «конский хвост» закричала:

– Есть здесь кто-нибудь по фамилии Голден?

Он решил, что звонит Иден, и полетел стрелой.

Оказалось, не Иден. С ним желал говорить ассистент из «Мерв Гриффин шоу», который сообщил, что один из продюсеров недавно видел Ленни у Фокси, а у них образовалась дыра в программе, которая пойдет через три дня, и, если мистер Голден желает, он может ее заполнить.

Если желает! Желает ли Фред Астер танцевать, желает ли Мэрилин Монро очаровывать? Желает ли он! Ха!

– Да, – ответил он. – Пожалуй, время позволяет мне принять ваше предложение. – И продиктовал телефон своего агента.

Иден будет в восторге. Она придет с ним на запись, возьмет его за руку, а возможно – встанет перед ним на колени в гримерной и подарит ему свое напутствие. Наконец-то! Он – на коне.

Ленни начал лихорадочно соображать, с чем можно и с чем нельзя выступать. Телевидение и сцена в клубе – две разные вещи. На телевидении требуется образность, чистота слога, никаких двусмысленностей и свежий, оригинальный сюжет. Впрочем, все его сюжеты – свежие и оригинальные. Он сам для себя писал – никто не вкладывал своих мыслей в уста Ленни Голдена.

Он не мог решить, что теперь делать – продолжать работать над загаром или бежать к себе. Иден отметила, что он бледный. «Как нью-йоркец», – прошептала она.

А что плохого в том, чтобы выглядеть как нью-йоркец? К черту. Он поспешил в отель. Предстояло хорошенько потрудиться.

– Ты куда-то уходила прошлым вечером, – мягко сказал Сантино.

– Ничего подобного, – с негодованием солгала Иден. Она не собиралась отчитываться перед Сантино. – Я весь вечер смотрела телевизор и жутко скучала.

Его голос напоминал шипение кобры:

– Куда ты ходила?

– Никуда. Говорю тебе, я...

От пощечины ее голова сильно дернулась назад, и на щеке остался зловещий красный отпечаток пятерни.

Она была потрясена.

– Как ты смеешь... – начала она.

Вторая пощечина заставила ее замолчать.

– Никогда не ври мне, Иден, – спокойным голосом сказал он. – На сей раз я прощаю, но запомни – никогда не поступай так снова.

Бормоча что-то себе под нос, Сантино вышел из квартиры.

– Что-нибудь не так, босс? – спросил Блэки в лифте.

Сантино не взял на себя труд отвечать телохранителю. Он говорил, когда сам того хотел, и больше никогда.

Он хрустнул пальцами и уставился на заостренные носки своих итальянских, ручной работы, туфель.

Женщины. Их необходимо сразу ставить на место. То же относится и к подчиненным.

Почаще демонстрируй силу и можешь не опасаться бунта.

Матт отвез Джесс в итальянский ресторан. Она почувствовала, что очень проголодалась, и до отвала наелась салата, котлет из телятины с гарниром из спагетти и моллюсков, а в завершение справилась с солидным ломтем пирога с малиной. От напряжения и забот у нее всегда разыгрывался аппетит, и в таких случаях она слона могла съесть.

Джесс вытерла губы салфеткой, пронзила Матта взглядом, от которого тот едва не поперхнулся салатом, и сказала:

– Давайте, выкладывайте.

– А я думал, вы вегетарианка, – пробормотал он, не зная, что говорить.

– Иногда, – ответила она уклончиво и потянулась к бокалу. Он оказался пустым.

Матт заказал еще одну бутылку, задаваясь про себя вопросом, не повторится ли сегодня давешняя сцена, и одновременно жалея, что они обедают не в «Маджириано», где он мог выписать чек, а не платить наличными. Но кто мог предположить, что непьющая вегетарианка вдруг так резко изменит своим жизненным принципам.

– Ну же, – настаивала Джесс. – Расскажите о Ленни. Не темните. Если вы не хотели его увольнять, то чья это идея?

Он решил, что нет смысла скрывать правду. И опять же, ему вовсе не было смысла брать вину на себя. Он чувствовал себя в долгу перед Джесс – и расплатится с ней информацией. Кто знает – а вдруг она из чувства благодарности завершит вечер должным образом?

– Лаки Сантанджело заимела на него зуб, – объявил он. – Не спрашивайте почему, ибо я не имею ни малейшего понятия. Она вытащила меня из постели в два часа ночи, чтобы уволить его.

– Лаки Сантанджело... – медленно повторила Джесс. – Но зачем ей понадобилось увольнять Ленни? Мне говорили, что он отлично выступил. – Она наморщила лоб. – Насколько я знаю, она вообще не вникает в подобные вопросы. Не понимаю.

– И я тоже. Но вот что я скажу – я очень влиятельный человек, но, дорогая моя, когда кто-то из семьи Сантанджело чего-нибудь хочет, я, как и все остальные, на носках бегу выполнять их желание.

Он поиграл одной из своих золотых цепочек. Зачем он ей все это рассказывает? Ему следовало бы выставлять себя в наилучшем свете, а не наоборот.

Джесс пребывала в растерянности. Лаки Сантанджело. Леди-босс, как ее называли. Какие у нее могли быть причины для того, чтобы прогнать Ленни?

– Теперь вы знаете все, – продолжил Матт. – Полагаю, не стоит говорить, что наш разговор не для передачи.

– Вы что, думаете, я побегу давать объявления в газетах?

Он передернул плечами.

– Просто я не хочу, чтобы на меня ссылались, вот и все.

Джесс кивнула. Почему Ленни до сих пор не позвонил? Она так скучала по нему. И нуждалась в его поддержке. А теперь у нее было, что ему рассказать.

– Матт, – проговорила она медленно, – у вас есть знакомый адвокат? Боюсь, мне нужен совет.

– Совет какого рода? – спросил он спокойно.

– По делу о разводе.

И Джесс начала рассказывать о Вэйланде, а раз начав, уже не могла остановиться и выложила все – и о наркотиках, и о подозрительных дружках, и о том, как он вечно спит.

– Я плачу за все, – закончила она. – Со дня нашей свадьбы он не заработал ни доллара. Если я укажу ему на дверь, он уйдет?

Матт внимательно слушал. И ему совсем не понравилось услышанное. Джесс связалась с законченным наркоманом, а с ними всегда проблемы, они никогда не уходят по-хорошему. Он припомнил одну девушку, певицу, которая жила с человеком, пристрастившимся к героину. Когда она предложила ему выметаться, он перерезал ей горло бритвой. Жизнь ей спасли, а вот голос – нет.

– Он буйный? – спросил Матт, недоумевая про себя, не сошел ли он с ума, что вмешивается в такую историю.

– Нет. Вовсе нет. Наоборот, он очень мягкий, особенно с ребенком. – Джесс вздохнула. – Он сам как большой ребенок. В чем-то я его даже жалею.

– Вам надо обратиться к адвокату, – твердо заявил Матт. – Я организую вам встречу. Почему бы уже не завтра утром? Мой адвокат окажет мне эту услугу. Позвоните мне в десять утра, и я скажу, когда приходить.

Она благодарно пожала ему руку.

– Спасибо, – сказала Джесс. – Вы на самом деле очень хороший человек.

«Несмотря на твою дурацкую прическу, золотые цепочки и безвкусную квартиру», – хотелось ей добавить, но она сдержалась. Мало-помалу она начинала пересматривать свое мнение о Матте Трайнере. Он оказался не таким мерзким, каким казался на первый взгляд.

В голосе телефонистки появились раздраженные нотки.

– Да, мистер Голден. Я четыре раза передавала, что вы просили. И не моя вина, мистер Голден, что мисс Антонио вам не отвечает.

– У меня сменился номер телефона, – объявил Ленни и назвал номер «Фоксис». – Это мое пятое по счету послание, и, пожалуйста, сообщите ей, что дело не терпит отлагательств.

– Обязательно, мистер Голден.

– Спасибо большое.

– Пожалуйста.

Он повесил трубку, чувствуя, что с каждым разом начинает все больше и больше ненавидеть телефонистку.

Почему Иден играет с ним в прятки? Между ними еще ничего толком не началось, а она уже повела себя как последняя сука. К чертям! Зачем ему все это нужно?

Ленни отправился на сцену и впервые провалился. Фокси облил его грязью с головы до ног.

Исаак сидел в зале. Он заявил, что просто счастье, что сегодня никто не пришел из «Гриффин шоу».

Лучик улыбнулась.

–У тебя менструация, дорогой?

Ленни снова и снова названивал Иден. Бесполезно. На телефонной станции отказались дать ему ее адрес. Джой Фирелло мог его знать, но он уехал. Суна и Ширли тоже отлучились из Лос-Анджелеса. Но завтра он найдет Иден и выяснит, в какие такие игры она решила поиграть.

Но больше он не станет губить свою жизнь из-за Иден Антонио.

Ровно в десять утра Джесс позвонила Матту. Он сдержал слово и назначил встречу со своим адвокатом на полпервого. Джесс была ему благодарна и на сей раз решила не будить Вэйланда, который раскинулся на поломанной кушетке в холодной гостиной.

Она покормила Симона и уложила его спать раньше обычного. Затем тихонько ускользнула из дома.

Вэйланд проснулся пятнадцать минут спустя. Он еще не отошел после вчерашнего, и его знобило. Он поискал Джесс и, не найдя ее, понял, что она ушла на работу рано, не оставив ему денег.

А деньги ему были необходимы. Скоро придет Эджи и принесет хороший товар, за который Вэйланд пообещал ему сто пятьдесят баксов. У Джесс просить бесполезно – она только разорется и все. А ведь как просто – она могла бы продавать у себя в казино часть наркоты, которую он добывает, и деньги полились бы рекой. Надо поговорить с ней, что она должна с мужем действовать рука об руку. Надо...

Он забыл, о чем только что думал, расстегнул брюки и помочился на стену гостиной. Затем проглотил горсть таблеток – последние – и припомнил, что ему нужны деньги для пополнения запасов. Джесс дурно с ним обращается. Как она могла улизнуть на работу и оставить его без гроша!

«Иногда она прячет деньги».

Он пустился в лихорадочные поиски, разбрасывая вещи, высыпал из коробок на кухне чай, сахар, кофе.

«Иногда она...»

Мысли путались у него в голове. Но он твердо знал, что скоро придет Эджи и надо что-то предпринять.

В спальне заплакал ребенок.

«Иногда она прячет их...»

На сей раз ему удалось додумать до конца.

«Однажды она спрятала пятнадцать сотен в детской кровати под матрасом».

Пошатываясь, он направился в спальню. Вчера вечером они с приятелями славно оторвались. Он пригласил их к себе домой. А что вы хотели? Он же не может никуда пойти, на нем ребенок.

Он вынул сына из кроватки и аккуратно положил его на пол. Симон тут же пополз в сторону двери, распахнутой во дворик, но Вэйланд этого не заметил.

Дрожащими руками он сорвал одеяла и простыни. Затем схватил маленький матрас и запустил его через всю комнату.

Ничего.

Ни гроша.

Ни доллара.

Ни цента.

Тут он почувствовал, как сильно устал. Вэйланд рухнул поперек кровати и мгновенно заснул мертвым сном.

ГЛАВА 26

Часы со Снупи не принесли мира в дом. Когда выяснилось, что Олимпия задержится в Нью-Йорке, Бриджит принялась орать как резаная. Казалось, девочка почувствовала, что матери не до нее, и как могла выражала свой протест.

– Хочу к мамочке! – вопила она, вырываясь из железных объятий няни Мейбл, которая тщетно пыталась затащить ребенка в лимузин.

– Мама скоро приедет, – со вздохом отвечала Олимпия, мечтая, чтобы тягостная сцена поскорее закончилась. Через пару дней.

– Нет, не приедешь! – кричала Бриджит. – Не приедешь! Не приедешь!

– Приеду, – настаивала Олимпия.

– Да что тут творится! – Появился разгневанный Димитрий. – Почему ты в последний момент решила не ехать, Олимпия? Говорить об этом ребенку сейчас – просто безответственно с твоей стороны. – Он перевел твердый взгляд на Бриджит, и та немедленно замолчала. – Мы поедем сейчас, – объявил он. – Твоя мать последует за нами через несколько дней. А пока поживешь у меня.

Лицо Бриджит посветлело. Лишь бы не оставаться наедине с няней Мейбл!

– Спасибо, папа, – облегченно вздохнула Олимпия, поправляя свои светлые кудряшки.

Он нахмурился.

– Но не больше недели. У меня запланированы встречи в Лондоне и Риме, и я не собираюсь таскать с собой Бриджит.

– Ну разумеется, папа.

Они обменялись обязательными поцелуями, и наконец-то Димитрий, Бриджит и няня Мейбл уехали.

Олимпия успокоила нервы в ванной, заказала две бутылки шампанского и щедрую порцию икры и выписала на ночь Витоса.

Он приехал и рассказал о вечеринке, которую сегодня дает английская рок-группа «Лайэбаутс», современники «Битлз» и «Роллинг стоунз»'.

Олимпия решила, что надо поехать, – их солист всегда интересовал ее, хотя они никогда не встречались. Его звали Флэш, и выглядел он как будто только что сбежал из цыганского табора. Длинные, темные и курчавые волосы, кожа в оспинах, тонкие злые губы, гнилые зубы, опасные желтые глаза и костлявая фигура.

Витос улыбнулся своей ослепительной и глупой улыбкой.

– Надо ехать, – сообщил он после того, как Олимпия объявила ему именно это свое решение.

Они добрались на лимузине до огромного амбара, у входа в который их осмотрели два массивных телохранителя. Вот что больше всего понравилось Олимпии в Нью-Йорке – здесь в любой момент могло случиться нечто совершенно неожиданное.

Оказавшись внутри, она с улыбкой пробралась сквозь толпу беснующихся фанатов в комнатку для избранных. Витос охранял ее с тыла. Так она впервые встретилась с Флэшем.

Много лет он мелькал перед ней на экранах телевизоров и обложках журналов. Ему поклонялись, как поклонялись Энди Воролу и Мику Джаггеру. Еще про него было известно, что он завязал с героином, остался верен кокаину и, возможно, лучше всех в мире играл на электрогитаре. Встреча с довольно симпатичной толстушкой, наследницей греческого магната-судовладельца, не произвела на него никакого впечатления. Он вообще понятия не имел, кто она такая.

– Привет, детка, – сказал он. – Нюхаешь?

Олимпия влюбилась в него с первого взгляда.

Никто и никогда не смог бы обвинить ее в наличии хорошего вкуса.

ГЛАВА 27

Теперь, приняв твердое решение, Лаки не хотела проводить с Джино времени больше, чем необходимо. Она боялась, что он опять попробует переубедить ее, а она знала, что поступает правильно.

Он вернулся в Лас-Вегас один. Без Сьюзан. Идеальная вдова осталась в Лос-Анджелесе организовывать церемонию.

– Ты ведь приедешь на свадьбу? – спросил он.

Она не хотела присутствовать на его свадьбе. Почему она должна смотреть, как он совершает величайшую глупость?

– Ну... – начала она, подыскивая отговорку.

– Я хочу, чтобы ты там была, – сказал Джино. Его слова прозвучали не как просьба, а как приказ.

– Конечно, – нехотя ответила Лаки, не зная, почему она до сих пор его слушала.

Пока шла необходимая бумажная волокита, ее присутствие не требовалось, поэтому Лаки решила через неделю уехать. Сначала она планировала навестить Косту в Майами, а затем двинуть в Нью-Йорк, где она наметила организовать свою штаб-квартиру. Расставание с Лас-Вегасом, с гостиничным бизнесом пройдет болезненно, и не надо себя обманывать.

И еще – расставание с Джино.

Как-то они поужинали вдвоем. Оба чувствовали себя не в своей тарелке. Что изменилось? Она сообщила отцу, когда собралась уехать, и он кивнул с отвлеченным видом.

«Скажи, что между тобой и Сьюзан все закончено, и я с места не тронусь», – думала она.

Он ничего не сказал.

Матт услышал о трагедии из первой передачи вечерних новостей. Еще один утонувший – на сей раз одиннадцатимесячный ребенок выполз из двери дома во дворик и свалился в бассейн.

Ведущая выпуска, женщина с внешними данными претендентки на звание «Мисс Америка», сделала печальное лицо и сообщила, зрителям, что, хотя нет оснований предполагать убийство, родители ребенка, Джесс и Вэйланд Долби, задержаны полицией для проведения расследования.

На какой-то миг Матт онемел. «Джесс и ее ребенок. Что там случилось?»

Потом к нему вернулась способность действовать, и он схватил пиджак и выбежал из кабинета.

Сьюзан и Пейж встретились в Брентвуде, в доме, который Пейж оформляла. Владелец дома, кинозвезда испанского происхождения, снявшийся в знаменитом фильме мужа Пейж, отдыхал на Гавайях с другой кинозвездой испанского происхождения, тоже мужского пола.

Сьюзан подъехала первой и с нетерпением ждала у входа в своем желтом «роллс-ройсе». Всего через несколько минут появилась и Пейж в золотистом «порше». Она выбежала из машины и бросилась навстречу Сьюзан, которая к тому моменту уже стояла рядом со своей машиной, дав волю чувству привязанности к Пейж. Женщины обнялись. Они мало походили друг на друга – Сьюзан, одетая в элегантный, тщательно выглаженный шелковый костюм и с аккуратно уложенными светлыми волосами, и Пейж, взлохмаченная и в юбке с немыслимым разрезом.

– Извини за опоздание, – сказала Пейж. От нее исходил сильный запах духов, смешанный с запахом маленького ребенка. – Я только что получила новый спешный заказ. Какая-то пустышка-старлетка, протеже одного из инвесторов Райдера. Она хочет того же, чего и все, – белый цвет, как у Монро, зеркала и меховые покрывала, чтобы лучше трахаться.

Сьюзан улыбнулась. Если бы подобное замечание позволил себе Джино, она взглядом поставила бы его на место.

Они вошли в дом. Он был почти завершен и представлял собой мужественную фантазию из кожи и дерева.

– Что скажешь? – спросила Пейж, проводя Сьюзан по всем комнатам.

– Впечатляет, – ответила та, хотя, на ее вкус, Пейж несколько переборщила.

– Теду понравится, – сказала Пейж. – И его приятелю тоже.

Они дошли до спальни и остановились перед огромной кроватью темного дуба.

– Королевский размер, – объявила Пейж. – Под стать хозяину.

– А ты откуда знаешь? – быстро спросила Сьюзан. Она подозревала, что Пейж иногда спала со своими клиентами, хотя свои подозрения хранила про себя.

– Так все знают, – пожала плечами Пейж. – Точно так же, как все знают, что у Тини был самый большой член в Голливуде.

Сьюзан нахмурилась. Порой Пейж заходила слишком далеко. Лучше бы ей не упоминать Тини. Теперь, когда он умер, она предпочла бы поскорее забыть его и его ненавистный орган, который, кстати говоря, действительно был одним из самых впечатляющих пенисов, какие она когда-либо видела. Сьюзан со значением посмотрела на Пейж и приспустила с плеч шелковый пиджак.

– Ты скучала по мне? – спросила она. – Я по тебе – очень.

Пейж улыбнулась.

– Ну конечно, – проговорила она и перешагнула через юбку.

Сьюзан в спешке разделась и замерла в ожидании волшебного прикосновения Пейж. Секс с женщиной – это так естественно. Нет той скрытой грубости, которую привносят в этот акт мужчины. Сейчас Сьюзан не ощущала ни угрозы, ни насилия. Так приятно расслабиться, отпустить все пружины. Лежать и чувствовать абсолютную и полную свободу.

Когда наступил оргазм, он был настоящим. С мужчинами она всегда притворялась. Так казалось как-то легче.

Она лежала, обнаженная и счастливая, посреди большой дубовой кровати и рассказывала о Джино.

Ее подруга внимательно слушала.

– И я выхожу за него, – закончила Сьюзан со вздохом. – Боюсь, иного выхода нет.

Пейж кивнула. В глубине души она считала, что Сьюзан достается классный мужик. Ее беда в том, что она сама не понимает своего счастья. В конце концов, траханье есть траханье, а пол партнера не имеет особого значения.

– Я хочу, чтобы ты знала, – продолжила Сьюзан, – что на наших с тобой отношениях это никак не отразится.

Пейж встала с кровати.

– Тебе надо замуж, – сказала она. – Тебе нужен мужик в доме, хотя бы для того, чтобы оплачивать счета.

Сьюзан сладко потянулась. «Мне нужна только ты, дорогая». Она свободно раскинула ноги. С Пейж она никак не могла насытиться. С Джино ей ничего не хотелось.

– Мне надо спешить, – заявила Пейж, начиная одеваться. – У меня сегодня вечером двенадцать гостей. Будем смотреть новый фильм Бронсона. Я бы и тебя пригласила, если бы не знала, как ты не любишь ходить одна. Ну ничего, скоро у тебя опять будет пара.

– Да, – ответила Сьюзан, правда, несколько раздраженным тоном. Ей хотелось еще немного поразвлечься, и вот вам – Пейж ни с того ни с сего убегает. Обидно, особенно если учесть, что они не виделись несколько месяцев.

– Мы сможем встретиться в недалеком будущем?

– Пожалуй, – протянула Пейж, накрашивая губы. – Вот только не знаю, готова ли я делить постель с нашей кинозвездой. Он возвращается сюда завтра. Кстати – нужно сменить цветы, купить еще несколько подушек и... – Она достала из сумочки записную книжку и ручку. – Честно говоря, сама не представляю, когда я все успеваю. Я как жонглер с дюжиной мячей. Райдер ни шагу не может без меня ступить, а с моих крокодилов вообще глаз спускать нельзя. На прошлой неделе Брэдфорда выгнали из школы – толкал марихуану. А Рикки разбил свой новый «корвет».

Позже, на пути домой, Сьюзан пришла к выводу, что двое ее собственных снобов – еще далеко не худший вариант. А что касается Джино... что ж, неплохо будет снова иметь рядом мужчину. В былые времена Пейж просто не осмелилась бы устраивать вечер, не пригласив ее. А теперь: «Я знаю, как ты не любишь ходить одна», – и все, кушайте на здоровье.

Из дому она позвонила Джино. Он был чем-то расстроен. Сьюзан подбодрила его ласковыми словами и решила, что со свадьбой надо поспешить.

С годами Джино научился ценить близость, а не просто постель. В постель можно уложить кого угодно, найти родственную душу – вот что действительно важно.

Он был женат дважды. Первый раз на Синди. Ей нельзя было доверять. Второй раз на Марии. Единственная настоящая любовь за всю его жизнь.

Между ними промелькнуло еще несколько женщин, которые запомнились.

Клементина Дьюк – жена сенатора. Холодная шикарная леди, подобравшая его, двадцатидвухлетнего, и научившая его многим полезным вещам.

Пчелка, которая приняла его, когда он нуждался в ее помощи, и которая ждала его из тюрьмы все семь лет.

Марабелла Блю, величайшая секс-бомба. Она оказалась неврастеничкой и пыталась покончить жизнь самоубийством, когда он оставил ее.

И самая последняя по времени длительная связь с привлекательной вдовушкой, внешностью мало чем уступавшей Сьюзан. Она переехала к нему и разделила все годы ссылки в Израиле. Когда он вернулся в Америку, он не взял ее с собой.

И вот теперь – Сьюзан.

Не делает ли он ошибку? Где-то внутри все-таки шевелился червячок сомнения.

Нет, навряд ли.

Он закурил длинную и тонкую гаванскую сигару и задумчиво уставился перед собой, пытаясь проникнуть в будущее.

ГЛАВА 28

Голову следователя украшало несколько прядок тщательнейшим образом уложенных жирных волос.

Джесс против воли все время возвращалась к ним взглядом, хотя и чувствовала, что это его раздражает. Совсем по-детски ей казалось, что, если она будет смотреть долго-долго, весь невероятный кошмар исчезнет сам собой.

– Почему вы оставили его с вашим мужем, если вы знали, что тот наширялся до одурения? – настаивал следователь. – Вы что-нибудь слышали о такой статье: «Преступное невыполнение родительских обязанностей»? На мой взгляд, вы все равно что сами швырнули ребенка в бассейн. Может, так оно и было на самом деле, Меня уже ничего не удивит в этом поганом мире.

Его жестокие слова отскакивали от нее, не задевая. Она отказывалась вникать в то, что он говорил. Она знала, что им все равно придется ее отпустить. Они не могут посадить ее. Она ничего не сделала.

Только царапалась, кусалась и лягалась, и кричала, и, если бы у нее оказался под рукой пистолет, она застрелила бы сукина сына.

Вэйланд.

Спал.

Как будто ему было на все наплевать.

А их мальчик...

Симон...

Плавал...

Как игрушка...

Ужас, неописуемый словами ужас. Этого не может быть, это только ей кажется!

Дыхание перехватило. Все как в тумане.

Она начала кричать. Потом – вытащила ребенка за волосы из бассейна. Откуда-то появился соседский сын и склонился над маленьким раздутым безжизненным тельцем.

Наконец, нетвердой походкой из дома вышел Вэйланд, без рубашки, глаза пустые.

– В чем дело? – пробормотал он.

Джесс бросилась на него, била его кулаками в грудь, царапала ногтями его ненавистное лицо, пока ее крики не привлекли других соседей и в конце концов полицию.

Дальнейшее она вспоминала как в тумане. Туман ненависти, растерянности и горя. Теперь она ждала, когда же наконец очнется от кошмарного сна – ведь она была уверена, что такое не может произойти на самом деле.

И все же... она помнила прикосновение своих рук к холодной, мокрой плоти Симона, ее единственного сыночка, и знала, не сомневалась больше, что жизнь окончена.

Итак, стало окончательно ясно, что Иден не собирается отвечать на его звонки. Ленни не мог поверить, что она вот так, мимоходом, вернется в его жизнь, снова вскружит ему голову, а затем вычеркнет его, как будто абсолютно ничего не произошло.

– Мы передали мисс Антонио все ваши звонки, – сообщила телефонистка, которой он позвонил, проснувшись в полдень. – Она ответит вам, как только сможет.

«Да пошел ты!» Вот что значили ее слова. «Проваливай и больше не обрывай телефон».

Он разозлился. Она ведь хотела его тогда ничуть не меньше, чем он – ее. Черт побери! В чем же дело?

Он снова потянулся к трубке, чтобы позвонить Джою Фирелло, и снова попал на телефонистку. Вообще кто-нибудь в Калифорнии подходит к телефону сам?

– Мистера Фирелло нет в городе. Что-нибудь передать?

– Мне необходимо срочно с ним поговорить, – быстро сказал Ленни. – У вас есть номер телефона, по которому ему можно сейчас позвонить?

– Я передам ему все, что вы скажете, – ответила телефонистка, никак не реагируя на его вопрос.

Чертова заводная кукла.

С большим трудом он вычислил Суну и Ширли в Палм Спрингс. Ни одна из них не помнила адреса Иден, хотя обе были уверены, что она живет где-то неподалеку от них.

– Ценная информация, – заметил он.

– Надеюсь, ты не собираешься встречаться с ней, – поинтересовалась Суна.

– У вас полная несовместимость, – добавила Ширли по параллельному телефону.

Он звонил не для того, чтобы выслушивать их советы.

– Кто ее агент? – спросил он быстро.

– Так, мелочь, – отозвались они хором.

– Мне нужно имя, а не положение.

Они сообщили имя агента. Он позвонил, и секретарша ответила, что ни при каких условиях не дает адреса клиентов.

– У меня срочное дело, – заявил он грозно.

– Передайте через меня.

– Старая галоша, потаскуха.

Он бросил трубку. Опять началось. На одну ночь она вернулась в его жизнь, и он уже сходит с ума.

Ленни знал, что умнее было бы забыть обо всем случившемся. Выбросить ее из головы раз и навсегда, как, наверное, выбросила его из головы Иден.

Но какой тут ум? Когда дело касалось Иден, он становился глупее последнего идиота во всем городе.

Отпечаток руки Сантино горел на ее бледной щеке. Иден смотрелась в зеркало не видящими от ярости глазами. До сих пор никто никогда не бил ее. Никто бы не осмелился.

Ублюдок.

Волосатый ублюдок.

Он же похож на лысую обезьяну. Он должен целовать ей ноги, а не то что руку на нее поднимать.

Все произошло так неожиданно. Иден догадывалась, конечно, что Сантино Боннатти – не Мистер Обаяние, но к такому подлому нападению она оказалась не готова.

И вообще, откуда он узнал, что она отлучилась из дому? За ней что, следили?

Она решила бросить его.

Ее решимость прошла через десять минут. Все надо делать вовремя, а, учитывая новый дом и его возможное финансирование картины с ее участием, сейчас еще не наступил подходящий момент для расставания.

Иден наклонилась поближе к зеркалу и внимательно оглядела свое лицо. Потом подняла руку и аккуратно потрогала след его ревности.

Она прошла на кухню, завернула в полотенце несколько кусочков льда и приложила компресс к щеке.

Трижды прозвонил телефон, затем звонок взяла на себя служба ответов телефонной станции. Иден не хотела ни с кем говорить. Ленни Голден оставил кучу посланий. Возможно, это опять он.

К чертям Ленни. Он – причина ее неприятностей.

И Боннатти тоже к чертям.

Ублюдок.

Ему это даром не пройдет. Он ей заплатит.

Когда-нибудь.

Когда придет время.

Когда она будет готова.

Виски ослабило боль (полбутылки!), и, когда Ленни вышел на сцену «Фоксис”, он выступал злобно, цинично, с убийственным сарказмом.

Когда он пошел за кулисы, в проходе стояла Лучик. Она кивком указала на телефонный автомат в углу.

– Кто-то звонил тебе из Лас-Вегаса. Я просила перезвонить через десять минут.

– А кто меня спрашивал? – заплетающимся языком поинтересовался Ленни.

Она потуже запахнула халат.

– Я похожа на секретаршу?

– Ты похожа на лакомый кусочек. – Потеряв равновесие, он качнулся в ее сторону.

– Ой, да брось ты, Ленни! – Она презрительно отпихнула его. – Будь здесь сейчас Фокси, он бы тебе все яйца пообрывал.

– Ну а пока что они у меня есть.

Она расхохоталась ему в лицо:

– Сынок, у тебя никогда не будет таких, как у Фокси.

Зазвонивший телефон спас его от необходимости придумывать остроумный ответ.

Интересно, кто ему звонил из Вегаса? Он надеялся, что это Джесс. Он хотел выговориться. Раз и навсегда ему надо забыть о существовании Иден Антонио.

ГЛАВА 29

Матт сказал:

– Я бы очень просил тебя прийти сегодня на похороны. Джесс в жутком состоянии. Твое присутствие может очень много значить для нее.

– Да я ее едва знаю, – отбивалась Лаки.

– Она проработала у нас более двух лет. Неужели ты не можешь оказать ей такой знак внимания? Я хочу, чтобы она знала, что нам не безразлично ее горе.

Лаки поразилась, как он заботлив. Все повидавший, умудренный опытом Матт. Откуда у него взялось сердце?

– О'кей, – заявила она. – Я приду. – А затем добавила, почувствовав неожиданный прилив сочувствия к Джесс: – Может быть, я еще чем-нибудь могу ей помочь?

– Только появись там – этого достаточно.

Она кивнула.

– Возможно, мы сможем предоставить ей трехмесячный оплачиваемый отпуск. Отправь ее куда-нибудь, пусть успокоится. Такие раны лечатся долго...

На миг Лаки вспомнила Марко. Его улыбку, то, как ложились на воротник рубашки жесткие черные пряди его волос и с каким выражением он на нее смотрел.

О Боже! Она все еще видела его в снах, когда ей становилось так одиноко, что только он мог облегчить ей боль.

– Я знаю, – сказал Матт. – Я хотел предложить: может быть, я свожу ее в Европу? – Он посмотрел на нее с надеждой. – Вы ведь обойдетесь без меня несколько недель?

Лаки подумала, не пришла ли пора объявить ему, что ее тоже здесь не будет. Решила, что сейчас не время.

– Тебе не все равно? – спросила она.

Он передернул плечами. «Мне нет. Ей – все равно».

– Ну... Надеюсь, все образуется.

Матту хотелось выговориться. Он быстро сказал:

– Я знаю, что она на двадцать лет моложе меня и у нас нет ничего общего. Она даже не в моем вкусе, но, поверишь ли, когда я гляжу на нее, это все не имеет никакого значения. С ней я смогу стать счастливым человеком.

Лаки встала. Настроение у нее резко испортилось.

– Почему ты все это говоришь мне, а не ей?

Она проводила его до дверей, не желая казаться грубой, но и не имея намерения выслушивать признания раскаявшегося шовиниста. Ей пришлось едва ли не выпихнуть его из кабинета.

Когда он наконец ушел, Лаки заказала себе чай и тосты и уселась за стол, где ее ждали кое-какие бумаги.

К ее горлу подступила тошнота. Нервы. Когда она обретет самостоятельность, все пойдет по-другому.

Матт поспешил к себе, где под присмотром служанки находилась Джесс. Она сидела на диване, устремив в никуда пустой взгляд.

– Представляешь, – объявил он. – Лаки Сантанджело собирается присутствовать на похоронах. Просто поразительно. Очевидно, ты успела произвести очень хорошее впечатление на руководство. – Он направился к бару и налил щедрую порцию бренди. – Очень многие собираются прийти. Почти все крупье, несколько артисток, пара официантов. Да, и Мэнни – ну, ты его знаешь – твой любимый начальник смены. Он твердо обещал быть. – Матт передал ей бокал.

– Это не вечеринка, – сказала она еле слышно.

– Выпей, тебе станет легче.

– Это не вечеринка, – повторила она грустно.

Он взял ее за руку.

– Я знаю, милая. Но, поверь мне, люди переживают за тебя. Они хотят поддержать тебя.

Джесс сделала большой глоток.

– Ты оказался очень хорошим человеком, – пробормотала она.

Он смутился, ибо в глубине души отнюдь не считал себя таким уж хорошим.

– Я связался с твоим другом в Лос-Анджелесе, – быстро продолжил он. – Не сразу, но в конце концов я застал его в «Фоксис». Он прилетает сегодня и скоро должен быть здесь. Я послал за ним машину, и его привезут прямо ко мне.

По ее лицу пробежала тень улыбки.

– Ленни – мой самый лучший друг в целом свете, – проговорила она мягко.

– Я понимаю, – ласково ответил Матт. – Ты рассказала мне о нем вчера. Поэтому я и догадался, что ты хотела бы его видеть.

С того момента, как он услышал ужасную новость, Матт взял все в свои руки. Именно он забрал Джесс из полиции, вызвал доктора, который напичкал ее транквилизаторами, сидел около ее постели, охраняя ее беспокойный сон, слушал сбивчивый рассказ о ее жизни.

Именно он организовал похороны, заказал машины и обеспечил, как он надеялся, приличествующее случаю количество приглашенных.

Именно Матт кормил ее горячим супом и держал Джесс за руку, когда она рыдала всю ночь напролет.

Вчера она билась в истерике. Сегодня была тихой, беззащитной, почти как ребенок.

– Ленни – мой лучший друг, – повторила она. – Знаешь, мы ведь выросли вместе.

– Да, знаю. Ты мне все о нем рассказала.

Он не осмелился спросить, всегда ли их отношения оставались чисто дружескими. А что, если она уедет с ним? А он, Матт, как последний идиот сам пригласил своего соперника?

Но сейчас некогда об этом думать. Слишком много разных забот. Через три часа похороны, и надо проследить, чтобы все прошло гладко.

Лаки решила, что лучше всего написать письмо основным сотрудникам. Она несколько раз бралась за него, но каждый раз рвала черновик на части.

Матт позвонил и сообщил, что договорился с Боджи, чтобы тот заехал за ней в два часа. Он действительно принимает большое участие в этой истории. Подумать только, договорился с ее водителем. В другой раз она бы голову ему оторвала за такую самодеятельность.

Меньше всего на свете Лаки хотелось ехать на похороны, особенно сегодня, когда вечно голубое южное небо вдруг затянулось серыми облаками, а синоптики предрекали грозы. Но она не станет огорчать Матта.

Она просто очень сильно устала, казалось, что последняя капля энергии покинула ее тело. Ей хотелось только одного – уснуть.

Лаки подумала, что ей надо сходить к доктору, пусть назначит ей физические нагрузки и витамины. Глупо отправляться на завоевание Нью-Йорка, чувствуя себя как загнанный верблюд. Она позвонила своему врачу и договорилась на завтрашнее утро.

Джино вернулся на несколько дней в Лос-Анджелес. Несколько дней. Уж конечно. Скорее несколько недель.

Сьюзан поманила.

Джино помчался на зов сломя голову.

Конечно, неплохо сохранить устойчивый интерес к сексу в его возрасте. Возможно, это у них семейное.

Лаки сухо рассмеялась. О сексе сейчас она думала меньше всего на свете. Она хотела построить империю – свою собственную империю, – а уж потом, может быть, подумает и о своей заброшенной половой жизни. После Димитрия Станислопулоса у нее никого не было. Да и наплевать.

Секс станет важен тогда, когда она того пожелает.

И не раньше.

ГЛАВА 30

Самолет в воздухе сильно болтало, а к моменту посадки пошел дождь.

Потрясающее зрелище – гроза в пустыне, подумал Ленни. Черные тучи, огромные твердые градины и вечная влажная жара. Он мучался похмельем. И памятью о яростной ссоре с Исааком Лютером, разразившейся, когда он сообщил ему, что не может выступить в «Гриффин шоу».

– Что значит – не можешь? – орал Исаак.

– Не могу, потому что мой друг в Лас-Вегасе нуждается во мне, и я должен ехать.

– К чертям всех друзей! У тебя твой главный шанс, и если ты его упустишь, то ты просто сумасшедший.

Ленни пожал плечами.

– Есть в жизни вещи, которые всегда идут первыми. Возможно, они согласятся выпустить меня в другой раз.

– Жопу твою они выпустят! – взорвался Исаак. – Ты их подводишь в последнюю минуту. Не делай этого, Ленни!

Он нетерпеливо взмахнул рукой.

– У меня нет выбора.

С бесподобным Фокси все прошло легче.

– Езжай. Оставайся там. И не возвращайся, пока не придешь в норму. Я не люблю пьяниц и не терплю у себя лажи. А за два последних вечера ты был и тем и другим.

И не поспоришь.

Так он вернулся в Лас-Вегас, мокрый от дождя и с мерзким вкусом во рту.

В Лос-Анджелесе сейчас сияло солнце, и в данный момент он готовился бы предстать перед камерами.

А еще он по-прежнему бы напрасно ждал ответа от прекрасной Иден. Стопроцентная стерва. Была, есть и будет. Ну и черт с ней. Ему нет до нее дела. Его беспокоит только то, что происходит с Джесс.

Вчера вечером Ленни позвонил Матт Трайнер. Тот самый Матт Трайнер, что указал ему на дверь.

– Джесс ждет вас, – объявил он и вкратце рассказал о случившемся.

Боже. От одного взгляда на недоноска, ставшего мужем Джесс, его начинало тошнить. Вэйланд – жалкая никчемная тварь, присосавшаяся к Джесс и ее в поте лица заработанным деньгам. Почему же он, Ленни, ничего не сказал ей? По крайней мере, мог бы найти время, чтобы выяснить, что же у них происходит.

Но нет. Он и пальцем не шевельнул. Он умчался прочь из города, как будто ему перца под хвост насыпали, ведь как же – его, видите ли, вышвырнули, а только на нем, на Ленни Голдене, сошелся свет клином.

Проклятие.

Он был ей нужен.

А он и ухом не повел.

И теперь ее ребенок умер, в то время как он, не исключено, мог бы предотвратить трагедию.

В аэропорту его поджидала машина. «Олдсмобил», а за рулем – удалившаяся на пенсию танцовщица в пурпурной униформе, украшенной блестками. О... Лас-Вегас... столица дурного вкуса.

Бывшая танцовщица неслась, как Пол Ньюмен в детективе, и, когда они наконец добрались до дома Матта, Ленни был на грани нервного срыва. Гром и молния приветствовали его, когда он вылез из машины. Он поднял воротник пиджака и припустился бегом.

Матт оглядел людей, столпившихся около могилы, и отметил про себя, что следует обязательно отблагодарить тех, кто пришел. Собралась не сказать, чтобы большая группа, возможно, человек двадцать. Но двадцать – вполне приличное количество, и он имел все основания чувствовать себя довольным. Лаки – пошли ей Господь – сдержала слово. Она не подвела его и теперь стояла под большим черным зонтом и, склонив голову, следила, как опускают в яму трогательно маленький гробик.

Ленни поддерживал Джесс с одной стороны, Трайнер с другой. Матт чувствовал, как сотрясается от молчаливых рыданий ее тело, и не знал, что ему делать. С ней он становился таким беспомощным. Он так хотел защитить ее от всего мира. И,если она позволит, он это сделает. В качестве второй миссис Трайнер она получила бы отличную защиту.

Вэйланд отсутствовал. Он уже ловил попутку, чтобы уехать из города, как ему настоятельно посоветовал Матт – для его же благополучия.

Дождь не стихал. Как будто нарочно, подумал Матт, чтобы сделать горькую сцену еще более трагичной. После похорон он организовал поминки в ближайшем ресторанчике. И зря. Все хотели только одного – поскорее разъехаться по домам.

Сначала Ленни ее не узнал. Она туго стянула на затылке свои черные волосы и спрятала выразительные глаза за темными очками. Длинное черное кожаное пальто, туго перехваченное в поясе, скрывало ее фигуру. Она походила на шпионку из романов Ле Карре. Красивая, таинственная, холодная и одновременно страстная.

Потом он вспомнил. Девушка из казино. Его несостоявшееся приключение. Почему она до сих пор в Лас-Вегасе?

Когда предоставилась возможность, он пробрался к ней. Она стояла около стойки бара и крупными глотками пила перно со льдом.

– Эй, – проговорил он укоризненно, – ты меня обманула.

Она не сняла темных очков, и он не мог понять, смотрит она на него или нет.

– Мы знакомы? – спросила она холодно.

– Мы чуть было не вошли в историю, только ты собралась начать занятия прежде, чем я созрел. Ленни Голден. Помнишь?

Равнодушный кивок.

– Так что же случилось? Мы договаривались встретиться в баре.

– Может быть, мне подвернулся кто-то более склонный к обучению. Простите.

С этими словами она поставила на стойку бокал, подошла к Джесс и Матту, сказала пару слов и исчезла.

Сначала Иден, теперь она. Что случилось со знаменитым обаянием Голдена?

Господи, до чего тоскливая штука похороны. Бедняжка Джесс сидела с видом заброшенного ребенка. Хоть бы Матт Трайнер оставил ее в покое. Какой-то сексуально озабоченный старикашка, и таскается за ней, как будто она единственная женщина в городе. Неужели он до сих пор не усвоил, что для всего есть свое время?

Ленни никак не мог решить, что сделать, чтобы облегчить ей боль, Джесс выглядела такой потерянной. Он подошел и сжал ей руку.

– Ну как ты, обезьянка?

Он надеялся добиться от нее хоть какой-нибудь реакции.

Она лишь тупо покачала головой.

В такие моменты нельзя ничего говорить. Возможно, достаточно просто быть рядом.

Сантино вернулся в семь утра. Иден спала, но у него был свой ключ от ее квартиры (он настоял на этом, когда начал оплачивать ее счета), так что он открыл дверь, вошел в ее спальню и некоторое время сидел и глядел на нее. Она спала голой нашоколадного цвета простынях, которые идеально подходили к ее бледной коже и светлым волосам. С кем она решила в игрушки играть? Он ей простит одну ошибку, и все. Если она еще раз попробует его обмануть, она не обойдется пощечиной.

Худенькая телка.

После Донателлы, его жены, Сантино считал всех, кто весил меньше ста пятидесяти фунтов, худенькими.

На ее щеке до сих пор остался след от его руки, и это почему-то возбудило его. За шлюхами вроде Иден Антонио нужен глаз да глаз. Так говорил еще его отец.

– Любая щель, которая считает себя венцом творения, требует присмотра, – как-то утром за завтраком заявил Энцо сыновьям – Сантино и его старшему брату Карло. – Чтобы держать их в узде, покупай им много шмоток, почаще трахай и иногда – бей.

Энцо расхохотался, в восторге от собственного остроумия и мудрости. Но ни остроумие, ни мудрость не защитили его от хладнокровно задуманного убийства, осуществленного женщиной.

Сантино тихо стонал от ярости, когда думал о том трагическом дне год назад. И еще больше он бесился при воспоминании об инструкциях, полученных им и его братом от деловых партнеров их отца.

– Никаких больше смертей, – сказали они. – Никакой мести. Бойни не будет.

Вот так. Им запретили предпринимать хоть что-нибудь.

Сантино чувствовал себя, как будто ему яйца без наркоза отхватили. А Карло воспринял все спокойно, как чертов священник.

Сантино поскреб лысину и начал думать о брате. Карло – тупица, ничтожество. К сожалению, они партнеры и кровные братья и поэтому должны держаться друг друга. Но не в одном и том же городе.

После смерти Энцо Сантино перенес свою штаб-квартиру в Лос-Анджелес. И собирался оставаться там. Мудрое решение. Карло не дышал ему в затылок, и он мог свободно развивать и расширять дело. Семейный бизнес включал в себя целую сеть массажных кабинетов. Сантино обнаружил, что в подобных заведениях очень выгодно продавать порнографические журналы. Он поинтересовался, кто их издает и распространяет. Разумные люди. Вскоре Сантино вошел с ними в долю – и вместе с импортом из Дании и Таиланда, плюс производство видео, его доходы выросли до небес. Он теперь богаче Карло. Тупица Карло – что он за мужчина, если отказался мстить за убитого отца?

Сантино знал, что именно ему предстоит свести счеты с этой сукой Лаки Сантанджело. И когда-нибудь он не ударит в грязь лицом. Уж не сомневайтесь.

Иден пошевельнулась и закинула руки за голову. Маленькие глазки Сантино буравчиком впились в розовые соски ее грудей. Маленьких, но идеальной формы. У его жены не грудь, а вымя. Спать с ней – все равно что трахать беременную корову. Он быстро встал и стянул тренировочные штаны, затем выпустил свой полный сладких предчувствий член из тесных рамок цветастых трусов.

Иден вздохнула во сне.

Грубым рывком Сантино сдернул простыню с кровати, обнажив всю женщину. У нее даже лобковые волосы белые, это сводило его с ума. Он был слаб на блондинок. Одним быстрым движением уселся ей на грудь и поднес член к ее губам.

Она еще не успела открыть глаза, а он уже раскачивался взад и вперед.

– Соси, – потребовал он. – Проглоти его, детка. Проглоти его всего. Ты же сама знаешь, что ты любишь это дело. Ты знаешь, что Сантино – король.

ГЛАВА 31

Жизнь с наркотиками всегда привлекала Олимпию, хотя она никогда не заходила слишком далеко. Довольно много кокаина, много марихуаны – этим ее путешествия и ограничивались. Она не хотела увязнуть слишком глубоко, как некоторые из ее так называемых друзей, которые без понюшки не могли встать поутру. Нет, она умнее. Она нюхает только за компанию. А когда ей никуда не надо идти, она запросто может обходиться без наркотиков целыми днями, и ничего. На ее взгляд, чуть-чуть кокаина – это просто современный эквивалент виски со льдом, не более того. И ничего тут плохого нет.

Как-то раз Димитрий спросил ее, не балуется ли она.

– Конечно, нет, – ответила Олимпия с должной долей возмущения.

– Хорошо, – сказал он, глубокомысленно кивнув головой. – Потому что девушке в твоем положении следует быть очень, очень осторожной. Существует много людей, которые будут счастливы обнаружить у тебя слабое место. И тогда они станут безжалостно эксплуатировать тебя.

За кого он ее принимает, за дурочку? Она трижды побывала замужем, вот когда ее поэксплуатировали всласть. Почему он не предостерег ее против мужчин? Они гораздо опаснее наркотиков.

Олимпия совсем забыла, что Димитрий предостерегал ее. Постоянно.

Итак... наркотики – не проблема. Благодаря им она чувствовала себя хорошо, отлично развлекалась на самых скучных вечеринках, а потом не мучилась похмельем и не прибавляла в весе.

И еще она не так хотела по вечерам хоть кусочек шоколадного торта, сырного кекса с двойным кремом или мороженого с ромом и изюмом.

Она не сомневалась, что сам Димитрий порой пробовал кокаин. Или, по крайней мере, кто-нибудь из его богатых подружек. Как можно вести светский образ жизни и не баловаться наркотиками?

Флэш баловался. И немало. Возможно, раньше он и сидел на героине, но это не останавливало его, когда что-нибудь другое оказывалось под рукой. Таблетки, пилюли, травка и, конечно, кокаин. Наркотик богачей. Только Флэшу никогда не приходилось платить, потому что он пользовался такой славой – может быть, дурной, – что его поклонники, поклонницы, спонсоры и любители погреться в лучах чужой известности всегда ухитрялись доставить ему все, что ему хотелось, задаром.

Флэш подыскивал хату в Нью-Йорке. Он имел постоянную резиденцию на Багамах (там брали маленькие налоги), а в Лос-Анджелесе он жил в доме развратной кинозвезды (мужчины) с ошалевшими глазами и усмешкой, как у больного кота. Но Флэшу хотелось найти базу и в Нью-Йорке. И Олимпия, похоже, могла ее предоставить.

Добро пожаловать, Флэш!

Прощай, Витос!

Флэш зарабатывал кучу денег, но он славился исключительной прижимистостью. Зачем тратить свои бабки, когда за него это прекрасно могут сделать другие?

Когда он в первый раз переспал с Олимпией, то понятия не имел, кто она такая. Они скоротали несколько часов, кувыркаясь на кровати в квартире его приятеля. Она была не совсем в его вкусе. Слишком пухлая. Обычно он предпочитал молоденьких высоких манекенщиц с жесткими волосами и глупыми красивыми мордашками. Но под рукой оказалась Олимпия, она сама под него ложилась, а Флэшу требовалось помочить конец. Ему постоянно требовалось помочить конец. Поэтому он отпустил свою свиту и повел ее в квартиру приятеля.

Олимпия сказала Витосу, что ей надо обсудить с Флэшем одно очень важное деловое предложение. Он и ухом не повел, с головой уйдя в беседу с Дианой Джаггер (или то была Диана фон Фюрстенберг – Олимпия всегда их путала}.

Флэш оправдал свою репутацию. Олимпия чувствовала себя счастливой. Она уехала на такси, пока он еще спал. А в полдень следующего дня продемонстрировала ему, что она – не просто очередная нимфоманочка. Проснувшись, он обнаружил у себя в комнате шесть ящиков дорогого шампанского, солидное количество иранской икры и небольшой сувенир от Тиффани. Сувенир представлял собой массивную золотую заколку для галстука в форме гитары, усыпанную бриллиантами. На заколке была выгравирована надпись: «Олимпия/Флэш. Нью-Йорк, 1978».

Даже Флэш знал, что у Тиффани согласятся выгравировать надпись в такой короткий срок только для того, кто действительно имел бабки.

Она приложила к подаркам визитную карточку «Олимпия Станислопулос» – с адресом и телефоном. Фамилия такая же известная, как Онассис.

– Кто такая? – спросил он, показав карточку Комо Роузу, своему менеджеру.

Комо вгляделся, громко рыгнул и объявил:

– Ну как – кто? Дочка Димитрия Станислопулоса. Они богаче Гетти.

Флэш умел ценить подарки судьбы.

Он ухмыльнулся, обнажив два ряда редких гнилых зубов. Дантисты не занимали важного места в его жизни.

– Позвони ей, – приказал он. – Пусть приезжает в пять. Я возьму ее на концерт.

Она объявилась в пять тридцать, вся в тафте, кружевах и бриллиантах.

– Ты офигенно опоздала, – приветствовал ее Флэш. – И офигенно расфуфырилась. И нам понадобится еще пара ящиков шипучки. Распорядись.

Никто еще не разговаривал с Олимпией в подобном тоне. Ей понравилось. Очень. Нечто новенькое.

Они понюхали кокаинчику, а по дороге на стадион, где «Лайэбаутс» давали свой первый за пять лет концерт в Нью-Йорке, отлакировали шампанским. Журналисты обалдели.

В недельный срок Олимпия приобрела огромную квартиру с видом на Центральный парк. Флэш въехал туда одновременно с ней.

В ту ночь они стояли на причудливо оформленной террасе и смотрели на раскинувшийся перед ними город.

– Неплохо, девочка, – объявил Флэш и закурил «косячок».

Олимпия отпила из горлышка шампанского (ее новая привычка) и согласно кивнула. И почему только она потеряла столько времени в Европе, когда в Нью-Йорке так весело?

Она подумала: как насчет Бриджит? Пока что она ни словом не обмолвилась Флэшу о существовании дочери. Возможно, лучше просто позабыть о ней на неделькудругую. Зачем поднимать эту тему и все портить?

Флэш глубоко затянулся «косячком». И почему он раньше не подумал о том, чтобы подцепить богатую пташку? Это явно имеет немалые преимущества.

Он подумал о шестнадцатилетней женушке, позабытой где-то в Европе. Пока что он ни словом не обмолвился о ее существовании. Впрочем, то было тайное венчание, о нем не знал никто. Возможно, стоит просто забыть о ней на какое-то время. Она привыкла к его долгим отпускам. Зачем поднимать эту тему и все портить?

Олимпия и Флэш прекрасно устроились.

ГЛАВА 32

После похорон ребенка Лаки чувствовала себя подавленной. Как это все бессмысленно. Она и злилась, и ощущала свое бессилие. Если люди давали жизнь детям, то они должны следить за ними. Смерть младенца только казалась случайной. На самом деле она явилась результатом человеческой глупости. Матт все ей рассказал о Вэйланде.

Будь он ее мужем, она бы содрала с него шкуру с живого.

Когда Лаки стояла у раскрытой могилы под проливным дождем, на нее навалилась жуткая тоска. Но потом, в ресторане, ей стало еще хуже. Надо поскорее выпить один бокал – и прочь отсюда. Она оказала Матту просимое одолжение, и достаточно.

Лаки стояла у бара и пила перно, когда откуда-то взялся давешний комик. Высокий, стройный, с зелеными глазами и убийственной улыбкой, Она сразу же его узнала. Даже имя его вспомнила прежде, чем он представился. Ленни Голден.

Комик. И какой!

Лаки хотела сказать: «А ты-то какого черта здесь делаешь? Я тебя уволила и надеялась никогда больше не видеть». Но она промолчала, пока он, путаясь, подыскивал нужные слова. А когда он назвался, она притворилась, что совсем забыла его, а потом прошла мимо него, как мимо пустого места, и быстро ушла.

Если говорить правду, она нашла его опасно привлекательным. Голден отверг ее однажды, и она не собиралась рисковать вторично. Какое, однако, нахальство – он еще осмелился заговорить с ней!

Вернувшись в отель, Лаки решила больше здесь не задерживаться. Ей теперь ничего не оставалось делать в Вегасе; даже Джино уехал. Она позвонила Косте и сообщила, что прилетает в Майами на следующий день. Затем начала собираться, в спешке бросая вещи в чемоданы. Что-то подсказывало ей, что нужно торопиться.

В Бель Эйр царили мир и покой. Повар приготовил цыпленка по-восточному, одно из любимых блюд Джино.

По телевизору показывали интересный бейсбольный матч, и он смотрел его, развалившись в уютном кресле, в то время как Сьюзан, леди до кончиков ногтей и все же безумно сексапильная, что-то шила рядом, одетая в бледно-голубой пеньюар.

Как далеко в прошлом остались улицы Бронкса, думал Джино, давние и далекие, опасные улицы, на которых он начинал свой жизненный путь без гроша в кармане.

С довольным видом он затянулся тонкой гаванской сигарой и зачерпнул мороженого из блюда серебряной ложечкой.

Да. Он поступает абсолютно верно. Такая жизнь – по нему.

Сьюзан назначила день свадьбы. Он был готов.

Лаки вылетела из Вегаса рано утром. По пути в аэропорт она заскочила к доктору, чтобы та сделала ей инъекцию витамина В-12. Она предпочитала иметь дело с врачами-женщинами, ибо мужчины всегда обращались со своими пациентками как с недоразвитыми детьми. Врач настояла, чтобы Лаки сперва сдала несколько элементарных анализов.

– Я никак не могу заполучить вас к себе на ежегодный осмотр, – пожаловалась доктор Лиз Тирней. – Поэтому, раз уж вы попали ко мне в руки, я вас так просто не выпущу.

– Только уж выпускайте поскорей, – ответила Лаки, со вздохом протягивая руку для анализа крови, – потому что я тороплюсь в аэропорт.

– Всегда-то вы спешите. А вам не приходило в голову немного замедлить темп жизни?

– Зачем? У меня масса дел.

– Ну что ж, будьте добры, найдите еще немного времени, чтобы сдать мочу на анализ.

– Сделайте мне инъекции, и все, док. Это все, что мне нужно.

Доктор Тирней вручила ей маленькую стеклянную бутылочку и указала на дверь туалета.

– Что вам нужно, я определю сама.

Перелет до Майами длился целую вечность. Самолет сделал две промежуточные посадки, затянув путешествие еще на несколько часов. К моменту прибытия Лаки устала как собака.

Коста встречал ее в аэропорту. Дядя Коста. Они не виделись целый год, и ее поразило, насколько лучше он стал выглядеть. Во время прошлой встречи у него был серый цвет лица и усталый взгляд. Теперь его кожа отливала здоровым загаром, а глаза под солидными очками в роговой оправе смотрели пронзительно и весело. Он выглядел франтом в яркой спортивной куртке, отутюженных брюках и белой рубашке с открытым воротом. Коста являл собой образец респектабельного, удалившегося от дел бизнесмена. Да он им и был на самом деле.

– Как прекрасно ты выглядишь! – воскликнула Лаки, крепко обнимая его.

Он отстранился и критически оглядел ее с ног до головы.

– А ты, Лаки, ты... выглядишь усталой.

Да уж, дядя Коста всегда резал правду-матку в глаза.

– Большое спасибо.

– Мне следовало соврать?

– Конечно. Почему бы и нет?

– Потому что я никогда не врал Джино и не собираюсь начинать врать тебе. Хорошенько выспись сегодня, и завтра снова станешь красивой, как всегда.

– Я не заказывала номер в отеле.

– Надеюсь. Поживешь у меня.

Они пошли к массивному «крайслеру», сопровождаемые носильщиком с тремя чемоданами Лаки. Остальные свои вещи она решила отправить сразу в дом в Ист-Хэмптоне.

Со счастливым выражением на лице Лаки взяла Косту под руку.

– Я надеялась, что ты это предложишь. Я по горло сыта отелями. Как чудесно будет жить в твоем доме.

Он бросил на нее мудрый взгляд, но ничего не сказал. Еще будет время поговорить и выяснить, что ее гложет. Он всегда любил Лаки как собственную дочь и с радостью дал бы ей все, что она бы ни попросила – даже если она просила такую малость, как его время и внимание.

ГЛАВА 33

– Поедешь со мной в Лос-Анджелес, – твердо заявил Ленни.

Джесс попробовала найти причины для отказа.

И не нашла.

– Я еду с Ленни в Лос-Анджелес, – объявила она Матту.

Сначала он не поверил своим ушам. Катастрофа. Он так увлекся планированием будущего, что забыл сообщить ей об их предстоящей совместной жизни. Он хотел заботиться о ней, защищать ее, даже жениться на ней.

– Ты не можешь этого сделать, – запинаясь, выдавил он наконец.

– Это единственное, что я могу сделать, – ответила она устало. – Хватит с меня Лас-Вегаса. Здесь слишком много горьких воспоминаний. Ленни прав. Мне необходимо убраться подальше отсюда.

– Не уезжай, – попросил он.

– Уже решено.

Матт хотел сказать ей, что он чувствовал. Найти нужные слова и убедить остаться. Но выразить свои чувства, дать волю эмоциям оказалось слишком сложной задачей для человека его склада. Он не знал, с чего начать.

– Что ты станешь делать в Лос-Анджелесе? – спросил он опустошенно.

Она пожала плечами.

– Найду что-нибудь.

Он и не сомневался. Такие девушки, как Джесс, – большая редкость. Хорошенькая, умная, беззащитная и проницательная. Моментально какой-нибудь мужик подхватит ее, как коршун цыпленка. Какая-нибудь скотина. В то время как он, Матт Трайнер, можно сказать, городская знаменитость, не может даже подобрать слов, чтобы уговорить ее остаться.

– Не пропадай, – проговорил он внезапно охрипшим голосом.

– Конечно, – бросила она.

Но он знал, что она уходит навсегда.

ГЛАВА 34

С дядей Костой было почти так же хорошо, как год назад с Джино, в те времена, когда Сьюзан Мартино еще не ворвалась в их жизнь.

Лаки допоздна изливала ему душу. Все ее страхи и разочарования, надежды и мечты вырвались на свободу. Он терпеливо слушал, не перебивая и не комментируя.

– Я так люблю Джино, – закончила она с чувством, когда первые лучи восходящего солнца проникли в уютную гостиную его квартиры с видом на океан. – Но одновременно я ненавижу его. – Она провела рукой по своим непослушным черным кудрям, жест, который немедленно напомнил Косте Джино. – Он иногда бывает таким... таким... глупым! – Она вскочила и зашагала взад и вперед по комнате. – Сьюзан Мартино – не для него. Она всего-навсего фальшивая, манерная сука с внешностью леди. Ей нужны только его деньги. Она сделает его несчастным. Любому дураку это ясно. Как же он не видит очевидных вещей?

– Лаки, – сказал Коста, тщательно подбирая слова. – Джино такой же, как и ты. Он знает, что ему нужно, и он всегда добивался своего. Если уж он решил жениться на этой Мартино, он женится. И что бы мы с тобой ни говорили, это ничего не изменит.

– Я знаю.

– К тому же, а вдруг ты ошибаешься. Возможно, ему будет с ней хорошо. – Он глубоко вздохнул. – Мужчине нужна женщина. Плохо жить одному.

– Он не жил один, – вскинулась Лаки. – У него была я.

– Ты делила с ним постель по ночам? – тихо спросил Коста.

– Он мог трахаться когда угодно и сколько угодно, – защищалась Лаки.

– А тебе никогда не приходило в голову, вдруг мужчине его возраста требуется нечто большее, чем просто очередное ночное приключение? Когда приходит старость, Лаки, становится важным другое – духовная близость. Хочется, чтобы кто-то о тебе заботился.

– Но ты один. И счастлив.

– Если бы мне встретилась подходящая женщина, я бы женился на ней не раздумывая.

– Черт, – пробормотала Лаки. Кругом одни поражения.

– Смирись с неизбежным, – заключил Коста. – Ты поступаешь правильно, переезжая в Нью-Йорк. Теперь ты сможешь оглядеться и начать делать то, что сама хочешь. Тебе надо порвать ту нить, что связывала тебя с Джино. До сих пор все, что ты делала, ты делала с одной целью – заслужить его одобрение. Пришло время начать жить ради самой себя.

Лаки прожила в Майами три дня. Погода стояла прекрасная, сложностей никаких, а дядя Коста был интересным и мудрым собеседником.

В субботу рано утром она вылетела в Нью-Йорк, который встретил ее дождем, суетой и атмосферой враждебности. Улицы кишели людьми. О Господи! Как она, оказывается, соскучилась по ритму большого города. Она тут же воспрянула духом. В воздухе было разлито возбуждение. Нью-Йорк – это вызов. Коста прав, ей надо начать жить своей собственной жизнью. Иначе она сама потом пожалеет.

Лаки остановилась в отеле «Пьер» и задумалась, с чего начать.

Ее ждали две записки о звонках. Во-первых, звонил Коста. Он просто хотел убедиться, что она благополучно долетела. Второй – от доктора Лиз Тирней. А ей-то что нужно?

В ней шевельнулось дурное предчувствие. Все эти глупые анализы, на которых настояла Лиз... а вдруг с ней что-нибудь не так? О черт! Она ведь действительно сильно уставала в последнее время.

Убедив себя в том, что страдает от какой-то ужасной болезни, Лаки набрала телефон врача.

Лиз Тирней говорила веселым тоном и сразу перешла к делу.

– Лаки, – объявила она своим шелестящим голосом. – Я с радостью сообщаю, что вам все-таки придется замедлить темп вашей жизни.

– Это еще почему? – настороженно спросила Лаки.

– Потому, дорогая моя, что вы беременны.

ГЛАВА 35

Кэрри Беркли со смешанными чувствами ожидала дня своего шестидесятисемилетия. С одной стороны, выглядела она прекрасно. Подтянутая, спортивная, с гладкой, практически нетронутой временем черной кожей и только редкими проблесками седины в коротких черных, постриженных по последней моде волосах.

С другой стороны, шестьдесят семьесть шестьдесят семь, и от этого никуда не денешься. Если набраться смелости и трезво оценить ситуацию... она, конечно, старуха.

Кэрри даже вздрогнула от этой мысли, пришедшей в ее голову, когда она в спешке наводила порядок в своем доме на Фаер-Айленде, поправляя подушки на диванах и по-новому расставляя свою коллекцию безделушек из серебра.

Дом был очень мил. Уютный и со вкусом обставленный, достойное отражение избранного ею для себя стиля. Редкий месяц обходился без умоляющего звонка из редакцни «Вога» или «Харперс Базар», чтобы она еще раз позволила им сфотографировать ее интерьеры.

– Ни за что, – неизменно отказывала она. – Я больше не желаю привлекать к себе внимание.

И она ничуть не кривила душой. Три года назад Кэрри развелась с мужем, известным бизнесменом и владельцем театров, Эллиотом Беркли. И тем caмым избавилась от бремени светской жены богатого мужчины. От бремени, что так долго несла всем известная, очаровательная миссис Эллиот Беркли, идеальная хозяйка, образец идеального вкуса, идеальная, идеальная, идеальная...

Если бы они только знали правду...

Кэрри Джонс, тринадцатилетняя проститутка, отправленная на панель собственными бабкой и дядей. Подобранная негодяем по кличке Белый Джек, который посадил ее на иглу. В пятнадцать она оказалась в психиатрической лечебнице, безумная и абсолютно никому не нужная. Умри она – никто бы и ухом не повел.

Она провела под замком девять долгих, мучительных лет. А потом – работа. Бралась за все – от места прислуги до наемной партнерши в танцевальном клубе. Так длилось до тех пор, пока не обнаружила, что беременна, и тогда поняла, что они с ребенком смогут выжить только в одном случае – если она вернется к той жизни, которую так хорошо знала.

Публичный дом – лучше, чем бродить по улицам.

Публичный дом – это значит, что у крошки Стивена будет крыша над головой, чистая одежда и няня.

Публичный дом стал ее жизнью до тех пор, пока милый, добрый Бернард Даймс не вытащил оттуда ее и пятилетнего Стивена.

По гроб жизни она останется благодарна Бернарду, любовь к нему не умрет в ее сердце... хотя сам Бернард умер двадцать пять лет назад.

Бернард ввел ее в совсем другой мир. Элегантный мужчина со вкусом и деньгами, к тому же удачливый театральный продюсер. Его женитьба на Кэрри повергла в шок его друзей и знакомых. Кто она такая? Откуда она взялась? И как он мог жениться на черной женщине?

Никто не знал, что Бернард сыграл над всеми одному ему известную шутку – поставил свой самый смелый спектакль, придумав Кэрри такую биографию, которая сразу открыла перед ней двери в предубежденный против нее свет.

Он всем рассказывал, что она – прекрасная африканская принцесса, встреченная им во время сафари в Кении и очарованная им до такой степени, что согласилась выйти за него замуж и вместе с маленьким ребенком уехать с ним в Америку.

Только Бернард мог заставить поверить в такую невероятную ложь.

Кэрри согласилась разыгрывать придуманную для нее роль, потому что ему так нравилось. А со временем вжилась в нее, тем более что пресса с готовностью подхватила романтическую историю. Даже ее сын Стивен не знал правды, пока в 1977году ей не пришлось все ему рассказать.

Кэрри вдребезги разбила его мир, его спокойствие, его представление о самом себе. В растерянности и злобе он оставил свою работу уважаемого прокурора и уехал в Европу, где скитался два года, пока наконец не вернулся на исходе 1979 года. Один раз навестил мать, чтобы сказать, чтовсе понимает. Но она ясно видела его неискренность. Он был холоден и далек. С тех пор он даже не позвонил.

А затем, два дня назад, раздался неожиданный телефонный звонок.

– Я хочу с тобой увидеться, – объявил он.

И скоро он войдет в ее дверь.

Стивен Беркли сидел за рулем черного «порше». Не своего. Владелец машины, его друг Джерри Майерсон, одолжил ему ее на сегодня. Джерри входил в число наиболее удачливых адвокатов Нью-Йорка. Он бесспорно заслужил «порше», раз уж для него это имело такое значение. Сам Стивен считал сумасшествием выкладывать пятьдесят тысяч баксов за любой автомобиль. Но онне мог не признать, что ездить на нем очень приятно.

Он посильнее нажал на акселератор, в глубине души наслаждаясь ревущей мощью, пробужденной к жизни легким движением его ноги.

Джерри Майерсон – хороший друг. Они вместе ходили в школу, колледж и на юридический факультет. В 1966 году Стивен пригласил Джерри в свидетели на свою свадьбу с недоброй памяти танцовщицей по имени Зизи. Зизи. Сплошная неприятность. Полтора метра бешеного темперамента и скандального характера. Их брак продлился пять лет. Развод пришел как избавление. Кэрри всегда ненавидела ее.

Кэрри.

Его мать.

На мгновение на него накатила знакомая волна ярости и отчаяния. Чувства, оставленные в прошлом, как он надеялся. С тех пор как она рассказала ему... призналась...

Всю свою жизнь Стивен верил, что он рожден в Африке, что его отец умер, и что Кэрри ребенком привезла его в Америку.

Тем сильнее оказался удар.

Родился в Америке. Вырос в борделе. А его отцом мог быть любой из двух мужчин – оба белые.

Он вынудил ее назвать их имена. С первым она переспала одну ночь. Второй ее изнасиловал. Сорок один год назад он был зачат, и Кэрри не могла сказать ему, который из двух приходился ему отцом. Но он должен это узнать. Тогда он сможет вернуться к нормальной жизни.

Машинально он вдавил в пол педаль газа и сжал губы в узкую решительную линию. Стивен был бесспорно красив.

Высокий, с телом атлета, пронзительными зелеными глазами, черными курчавыми волосами и кожей цвета молочного шоколада. Годы красили его. С каждым прожитым годом он, казалось, становился еще привлекательнее. Когда-то Стивен славился как один из самых модных помощников окружного прокурора во всем Нью-Йорке. Несгибаемый законник с безукоризненной репутацией. Но разоблачения Кэрри вышибли его из седла, и три последних года он шатался без дела по Европе, перебивался случайными заработками и пытался смириться с реальностью своего происхождения.

Кэрри вырастила сына в сказочном мире. Разрушив его, она разбила его жизнь надвое. Требовалось немало времени, чтобы вновь соединить обе половины.

Он ехал на Фаер-Айленд, твердо зная, наконец, что ему делать. Три года назад она назвала два имени, Фредди Лестер и Джино Сантанджело. Один из них был его отцом. И нравится ей это или нет, но ей придется помочь ему выяснить, кто именно.

ГЛАВА 36

Жгучее солнце до костей пропекало Лаки, растянувшуюся на коврике около выполненного в форме грота бассейна с морской водой. Ее тело, нагое, за исключением миниатюрных плавок, отливало блестящим бронзовым цветом. Она собрала свои непокорные волосы в тугой узел, а в уши воткнула наушники плейера «сони». Она слушала проникновенные мелодии издавна любимого ею Бобби Уомака. Его голос обволакивал Лаки. Погрузившись в звуки «Пожни бурю', она не думала ни о чем. Только когда пленка закончилась со щелчком, Лаки наконец открыла глаза.

Какой жаркий день. Синее небо с редкими клочками облаков, такими высокими, что казались нарисованными. Если бы не слабенький ветерок, жара была бы невыносимой.

Лаки встала, потянулась и прыгнула в бассейн, в непрогретую, прохладную, но бодрящую и освежающую воду. С легкостью пересекла бассейн, красивыми движениями рассекая водную гладь. Лаки остановилась только тогда, когда увидела у края купальни знакомые белые туфли Димитрия.

– Доброе утро, мистер Станислопулос, – торжественно поздоровалась она, удерживаясь на плаву.

Он поглядел ей в глаза своим пронзительным взглядом. Ей нравился его взгляд. Глубокий, все понимающий. Димитрий выглядел как человек, который много повидал и многое сделал.

– Доброе утро, Лаки, – ответил он не менее торжественным тоном. – Как ты сегодня себя чувствуешь?

Как будто он не знал. Как будто за последние два года между ними не существовало такой близости, какая только возможна между двумя людьми.

Димитрий Станислопулос. Шестидесяти четырех лет. По возрасту годный ей в отцы.

И,как и ее отец, человек цельный и могущественный. Человек, с которым ей удалось обрести надежную дружбу и даже нечто вроде любви. Конечно, тут и речи не могло быть о белом пекле страсти, которым испепелял ее Марко, но между ними установились вполне удовлетворительные отношения.

Когда Лаки прибыла в Нью-Йорк, чтобы начать новую жизнь и завоевать мир, она не рассчитывала оказаться беременной. Вот уж нет! Она вообще никогда не собиралась заводить ребенка. Не для нее материнский инстинкт. Дети нужны тем женщинам, которые хотят сидеть дома, стирать пеленки и вести растительный образ жизни.

Сперва она хладнокровно подумала об аборте. С мыслью об аборте она легла спать, но восемь часов спустя проснулась с ясным сознанием, что это не выход.

Разумеется, она знала, кто отец. Тут не было никаких сомнений. За много месяцев Лаки переспала только с одним мужчиной – с Димитрием.

О Боже! Димитрий Станислопулос, папа Олимпии. О Боже!

Неделю она хранила свой секрет в тайне. Она не чувствовала себя обязанной сообщать его никому, даже Джино. Она в состоянии родить и воспитать ребенка одна – слава Богу, имеется и неплохая голова на плечах, и финансовая независимость. Но потом появились иные мысли. Ребенок, когда станет постарше, захочет узнать, кто его отец. И,естественно, имеет на это полное право.

Ребенок.

Мальчик или девочка?

Все равно. Кто бы ни родился, она будет рада.

Внезапно ее жизнь пошла в совершенно неожиданном направлении.

Лаки позвонила Димитрию в Париж, выбрав наугад один из оставленного им длинного списка телефонных номеров.

В Париже было три часа ночи. Он спал и снял трубку не в лучшем настроении.

– Да, – рявкнул он.

– Говорит Лаки Сантанджело. Ты скоро станешь отцом, – объявила она. Какой смысл ходить вокруг да около.

– Что?

– Я жду ребенка. А ты – счастливый папочка.

Димитрий сел в кровати, радуясь про себя, что на сей раз проводил ночь в одиночестве.

– Я не понимаю... – начал он.

– А между тем все очень просто. Мы играли. Мы забили гол. Теперь, привыкнув к этой новости, я рада. А что чувствуешь ты?

Он прокашлялся и покосился на часы.

– Ты хотя бы представляешь, который сейчас час? – спросил он резко.

– Что с тобой? Я только что сообщила, что ты скоро станешь папой, а ты мне начинаешь толковать о времени.

Он не знал, что ответить. Поэтому сказал то, что говорил всегда, когда оказывался в затруднении.

– Тебе нужны деньги?

– Что?

Он не расслышал звона льдинок в ее голосе и продолжил:

– Позвони моей секретарше в нормальное время. Она вышлет тебе чек на аборт и покрытие расходов.

– Кретин! – закричала Лаки. – Ты действительно полагаешь, что я позвонила тебе из-за денег? Ах ты, слизняк поганый. Да провались ты! – В ярости она бросила трубку.

Да кем он себя считает? Как он только осмелился разговаривать с ней, как с какой-нибудь шлюшкой-попрошайкой? Как он только набрался наглости! В гробу она видела Димитрия Станислопулоса вместе с его дурацкими миллионами. Она не хотела от него ничего, только думала порадовать.

Прошло еще несколько месяцев. Лаки переехала в дом в Ист-Хэмптоне. Сейчас, будучи беременной, она не чувствовала себя в состоянии отправиться на завоевание Нью-Йорка. И, однако, целыми месяцами сидеть сложа руки тоже было не в ее характере. Лаки навестила самого лучшего гинеколога, который уверил ее, что тошнота по утрам и постоянное ощущение усталости скоро пройдут. Он прописал ей витамины, здоровую диету и покой.

Покой уже стоял ей поперек горла. Ей хотелось действовать.

Как-то утром, разбирая почту, Лаки нашла приглашение на свадьбу Джино. Она тут же перезвонила Косте. Они обговорили ситуацию и решили ехать вместе. Не то чтобы ей безумно хотелось. Но она знала, что это необходимо. Она не порадует Сьюзан Мартино своим отсутствием.

Свадьба скорее напоминала какой-то гала-концерт. Бесконечная череда кинозвезд и кино боссов, знаменитых в кругах шоу-бизнеса адвокатов, агентов, режиссеров и продюсеров. Лас-вегасские друзья Джино совсем затерялись в блестящей толпе.

Лаки чувствовала себя здесь чужой. Почему ей порой начинало казаться, что она присутствует не на свадьбе Джино, а на его похоронах? Она обменялась с ним только парой слов и села за стол рядом с Костой, разглядывая сливки беверли-хиллзского общества. Она надела простое белое шелковое платье и изумруды, купленные ею самой. Ее четырехмесячная беременность пока еще не бросалась в глаза, но от постоянного ощущения усталости у нее под глазами появились небольшие круги.

Джино ничего не сказал по поводу ее внешнего вида, но Коста сразу же забеспокоился. Он настойчиво расспрашивал, чем она занимается, а когда она, пожав плечами, ответила: «Ничем», он нахмурил брови, так как слишком хорошо знал Лаки, чтобы понять, что что-то здесь не так. Не с ее темпераментом сидеть сложа руки. Поразмыслив, он решил, что женитьба Джино огорчает ее гораздо больше, чем она хочет показать.

Когда Лаки представили отпрысков Сьюзан, они ей сразу же не понравились. Пар очка богатых снобов, преисполненных сознанием собственной значимости.

А затем она увидела, как гостям торжественно явилась английская примадонна Франческа Ферн в окружении своей свиты. Пять минут спустя возник Димитрий Станислопулос.

– О нет, только не это! – пробормотала Лаки.

– Что такое? – спросил Коста.

– Ничего. – Она сжалась в комочек на своем стуле, стоявшем во внутреннем дворике в тени навеса, надеясь, что он ее не заметит. Или еще лучше – не узнает ее. Она не станет делить с ним их ребенка. Он упустил свой шанс.

Но он заметил ее. Несколько позже. К счастью, кругом толпилось много народа, когда Димитрий подошел к столу, поцеловал ей руку и произнес несколько ни к чему не обязывающих фраз. От Лаки не ускользнуло, что его глаза ощупывают ее фигуру – он искал признаки беременности и гадал, не приснился ли ему тот парижский звонок.

Лаки отвечала холодно, но вежливо. А пошел он...

Спустя неделю он позвонил в дверь ее особняка в Ист-Хэмптоне. Стояла осень. Лаки вышла в белом спортивном костюме, теннисных туфлях и без грима. Ее волосы были небрежно собраны в пучок.

– Ты очень молодо выглядишь, – сказал он, стоя у порога. Его шофер ждал в лимузине неподалеку.

– Что ты хочешь? – спросила Лаки ровным голосом.

Его взгляд упал на небольшое утолщение в районе талии, которое она не стала трудиться скрывать.

– Я хочу знать, правда ли это. Ты ждешь ребенка от меня?

Ледяным тоном:

– Нет.

Какой он высокий. Огромный мужчина. От него исходило ощущение силы. И еще эта копна седых волос и проницательные глаза.

– Я думаю, что ты врешь.

– Думай, что тебе угодно.

– Если так, то зачем ты мне звонила?

– С тех пор миновал не один месяц, – ответила она холодно. – Я тебя проверяла. Ты не прошел проверки.

Он ожег ее взглядом. Глаза, полные мировой усталости и греческого огня.

– Я еще вернусь, – сказал он.

И он действительно вернулся. От него невозможно было нигде скрыться. Как будто исправлял свою первую реакцию, он без устали преследовал ее. Каждый день – серебряно-пурпурные розы. Ящики шампанского. Банки икры. Корзины с экзотическими фруктами.

В конце концов она позволила ему пригласить ее на обед. Он прислал за ней свой личный вертолет, и они пообедали на борту его яхты, которая кружила вокруг Манхэттена в то время, как они лакомились паштетом и омарами.

Потом они занимались любовью. Он нежно погладил ее живот своими большими руками.

– Хочу мальчика, – объявил он.

– Не будь таким женоненавистником, – отозвалась Лаки.

Второго июля 1979 года в частном роддоме в Коннектикуте Лаки родила сына. Димитрий присутствовал при родах.

Они назвали его Роберто Ставрос Джино Сантанджело Станислопулос. Ребенок стал их общей тайной. И оставался тайной до сих пор.

Лаки перевернулась в воде на спину и призывно протянула руки к Димитрию.

– Иди сюда, – позвала она. – Здесь так здорово.

Его не пришлось просить дважды. Он стянул с себя белую тенниску «лакоста». Расстегнул черный ремень змеиной кожи, отшвырнул в сторону туфли и снял белые льняные брюки. Димитрий Станислопулос не жаловал нижнее белье. Он обладал крепким и сильным телом и находился в прекрасной форме для человека его лет. Он был большой мужчина во всем и очень гордился своей силой и непоколебимым здоровьем. С ревом он обрушился в бассейн, пытаясь схватить Лаки за ногу. Она увернулась и поплыла прочь от него.

Он погнался за ней, мощными гребками вздымая волны, и вскоре загнал ее в угол в глубокой части бассейна. Там лежала тень, а в углу шумел искусственный водопад. Лаки поплыла к водопаду, надеясь спрятаться от преследователя за его струями.

Димитрий рассек стену падающей воды и прижал Лаки к шершавой стене. Одной рукой он сорвал с нее плавки и навалился на нее.

– Ах ты, коварный негодяй, – воскликнула она, наполовину в шутку, наполовину всерьез, и они начали погружаться под холодную зеленую воду.

Он не ослабил хватки, а только прижал ее к себе еще крепче. Его бедра казались отлитыми из стали. Когда они вынырнули на поверхность, Лаки жадно хватала ртом воздух, но ноги ее крепко обнимали его талию, а лицо порозовело от удовольствия. Не говоря больше ни слова, они закончили таинство и достигли кульминации одновременно.

Димитрий отпустил ее.

– Полагаю, пора обедать, – объявил он.

– Господи! – воскликнула Лаки. – Секс. Еда. Ты явно себе ни в чем не отказываешь.

– А зачем? Жизнь дана, чтобы прожить ее приятно. Я немало потрудился, чтобы получить то, что имею сегодня. И теперь я наслаждаюсь. Ведь ты согласна? – Одним мощным движением он вылез на край бассейна и завернулся в махровый халат.

Она подплыла поближе к бортику.

– Надеюсь, наш сын не пойдет в тебя.

Димитрий наклонился, чтобы помочь ей выйти.

– Надеюсь, пойдет.

– Ну да. И вырастет в жирного жеребца. Чудесно! Всю жизнь мечтала.

Димитрий от души расхохотался.

– Я жирный, да, Лаки? И к тому же жеребец?

– При малейшей возможности, – съязвила она.

Он улыбнулся и подал ей халат. Затем оглядел горизонт и сказал:

– Надеюсь, сегодня фотографы нигде не прячутся. Не люблю устраивать спектакли.

Лаки проследила за его взглядом. От бассейна открывался вид на море. Оно было пустынным. Порой маленькие суденышки, закамуфлированные под рыболовные шхуны, покачивались на волнах вдалеке, скрывая на борту фотографов с мощными камерами. Остров Димитрия считался славной добычей. Но сегодня горизонт был чист.

– Обедать, – сказал Димитрий твердо.

– Иди. Я задержусь только на пять минут.

– Как угодно.

Лаки была довольна, что уступила и позволила Димитрию разделить с ней ребенка. Получив разрешение, он оказался прекрасным отцом. Но хранить тайну становилось с каждым днем все сложнее и сложнее. Она не сомневалась, что слуги на вилле в Греции все знали. И Чичи, хорошенькая негритянка, что присматривала за Роберто, и пожилая чета, что следила за домом в Ист-Хэмптоне, и адвокат Димитрия.

Тайна, известная более чем двоим, – уже не тайна. Лаки вздохнула. Димитрий не раз заговаривал о свадьбе, но она упорно отмалчивалась. Она один раз уже побывала замужем, и это было ужасно.

Однако Димитрий с каждым днем становился все настойчивее и настойчивее. Он хотел объявить всему свету о том, что у него есть сын. Он хотел, чтобы все знали, что Роберто – его законный наследник.

– Если со мной что-нибудь случится, – постоянно повторял он, – возникнет масса проблем.

– Но почему? – не понимала она. – Ты же говоришь, что изменил завещание.

– Этого мало, – не успокаивался он. – Олимпия захочет получить все. Она станет оспаривать мою волю. Я ее знаю.

Лаки не возобновила дружбу с Олимпией. Димитрий считал, что им лучше не встречаться. Она, в свою очередь, не сообщила Джино, что он стал дедом. Он женился на Сьюзан и осел в Беверли-Хиллз, как старый, выживший из ума пердун. До нее доходили слухи, что отелями в Лас-Вегасе руководили за него управляющие и что он ликвидировал многие другие свои дела. Она получила свою долю за «Маджириано» – весьма щедрый куш, положила деньги в банк и забыла о них. Пока она наслаждается воспитанием сына, карьера может подождать. И с какой стати ей делить ребенка с Джино? Он ей даже почти не звонил. После его свадьбы они ни разу не виделись.

Иногда Лаки просыпалась посреди ночи от тоски по нему. Он уже стар. Он уже однажды перенес сердечный приступ. Почему бы ей не поехать к нему, не показать ему внука, заново отстроить сожженные мосты?

Нет, потому что ему на нее наплевать. Потому что он предпочел ей Сьюзан Мартино.

Обед был накрыт на красивой террасе с видом на море.

Лаки помнила свой первый приезд на собственный остров Димитрия. Они приехали с Олимпией совсем еще подростками. Могла ли она представить себе, что вернется сюда в качестве матери его ребенка? Некоторые слуги остались здесь до сих пор. Интересно, что они думали о ней? Узнали ли они ее? Расскажут ли они Олимпии?

– Олимпия редко сюда приезжает, – хмуро ответил Димитрий, когда она поделилась с ним своими мыслями.

Лаки знала, что он очень не одобрял сенсационный роман своей дочери с английским рок-музыкантом, к тому же наркоманом. Их имена постоянно украшали первые полосы газет. Димитрий места не находил от бешенства.

– Глупая девчонка, – говорил он. – Сперва три раза выходила за жуликов, которым нужны были только ее деньги. А теперь живет с этим... с этим... дегенератом.

Лаки подавила смешок. Порой Димитрий вел себя в полном соответствии со своим возрастом.

Но не в постели. В постели он был мастером. Порой слишком хладнокровным и умелым. Он знал все, что только можно, и пользовался своими знаниями.

Как-то она спросила его, сколько женщин прошло через его жизнь.

– Тысячи, – ответил он без тез смущения.

Тысячи. Гм-м... Неудивительно, что для него не оставалось никаких секретов.

Интересно, Джино тоже имел тысячи?

Вполне вероятно. У них было много общего.

После обеда Чичи принесла Роберто. Он очень походил на Лаки – темноволосый, черноглазый, с обворожительной улыбкой. И Джино он тоже напоминал. Она знала, что поступает несправедливо, скрывая внука от деда.

Лицо Димитрия посветлело. Они уже неделю как приехали к нему на остров, и он был готов вечно возиться с сыном. Обычно он видел ребенка, лишь когда навещал Лаки в Ист-Хэмптоне.

Когда Чичи унесла Роберто спать, Димитрий долго с взволнованным видом расхаживал по террасе взад и вперед.

– Лаки, – сказал он нетерпеливо, в волнении похрустывая пальцами. – Все, достаточно. Мой сын должен носить мое имя. По закону. Я настаиваю. Нам необходимо пожениться.

– Как романтично, – пробормотала она.

– Ради Бога – ты же знаешь, что я обожаю тебя.

А в самом деле, как он к ней относится? То встречаясь, то расставаясь, они провели вместе полтора года. В это же время он несколько раз встречался с Франческой Ферн. Она знала, но не стала его спрашивать – не в ее духе цепляться за мужчину.

– Ну, не знаю, – начала она.

– Скажи, как я могу тебя убедить?

Действительно, как? Она снова начала подумывать об Атлантик-Сити. Она скучала без гостиничного бизнеса. Волнения, власть...

У нее есть свои деньги, но их явно недостаточно. В качестве миссис Станислопулос она сможет делать все, что захочет.

К тому же, Димитрий прав. Роберто заслуживал того, чтобы имя его отца официально защищало его.

– Я хочу построить отель, – начала Лаки медленно. Он понимающе кивнул.

– Ты получишь все, что захочешь, Лаки. Только скажи мне, и все.

ГЛАВА 37

– Нет, – говорила Джесс в прижатую к уху телефонную трубку. – Ленни Голден загружен на многие месяцы вперед. Он не сможет даже прочитать ваш сценарий.

– Пожалуйста, – умолял ее собеседник. – Если он прочтет его, то ему обязательно понравится, и тогда он захочет сыграть.

– Простите. – Джесс положила трубку и закричала: – Вики! Куда же ты запропастилась?

Раздалось цокание, и в комнату вошла Вики на каблуках, более высоких, чем того требовали соображения безопасности. К тому же она носила черные в сеточку лосины, шорты и кофточку, заканчивающуюся чуть ниже грудей. Волосы она начесала до предела и аккуратно нанесла слой грима и туши на свое на удивление уродливое лицо. Она скорее походила на добродушную соседку-проститутку, нежели на личного секретаря, каковым она числилась. У Джесс давно чесались руки уволить ее, но Ленни и слышать об этом не хотел.

– Извини, Джесс, – пропищала Вики. – Я отлучилась в туалет. У меня на этой неделе дела.

– У тебя всегда дела, – проворчала Джесс и встала из-за старого, со сбитыми углами стола. – Отвечать на звонки – не моя работа. Мы тебе платим за это.

Вики опустила две пары фальшивых ресниц.

– Да, Джесс.

Где их Ленни только находил? Предыдущая походила скорее на мужчину в женской одежде, но по крайней мере она (или он) отвечала на звонки. Эта же все время проводит в туалете.

– Мне надо ехать, – объявила Джесс, с тяжелым сердцем оставляя контору на Вики. – Ты справишься тут одна?

Секретарша ухмыльнулась. Ей никак не удавалось скопить деньги на коронки, поэтому ее зубы представляли собой душераздирающее зрелище. «Справлюсь ли я? Что за вопрос!»

– Записывай, кто звонил, – грозно напомнила Джесс. Вики кивнула.

Джесс вышла из их маленького офиса в неприметном здании на бульваре Сансет и отметила, что им обязательно нужно большее помещение и две нормальные секретарши. Ленни становился крупной фигурой, а они по-прежнему экономили на мелочах. Шесть месяцев назад так и надо было, но не теперь, когда Ленни взлетел к славе как ракета.

Джесс спустилась на лифте в подземный гараж и села в свою машину – подержанный «датсун». Она все собиралась поменять ее на что-нибудь поприличнее, но где взять время?

Столько всего случилось, причем хорошего. Какое счастье, что она тогда послушала Ленни и перебралась из Лас-Вегаса в Лос-Анджелес. Сначала все шло ужасно. Она безвылазно сидела в номере отеля, где поселил ее Ленни, круглые сутки уставившись в телевизор. Он не вмешивался несколько недель, но однажды сказал: «О'кей, детка. Хватит. Жизнь начинается снова». И с того дня ни на миг не оставлял ее одну – таскал с собою всюду, куда бы ни направлялся. Она познакомилась со всеми его друзьями – с Суной и Ширли, с Джоем Фирелло, с Фокси и фигуристой Лучик, с Исааком и его хорошенькой женой. Они с ходу ее приняли и делали все, чтобы вернуть ее к жизни. Близняшки ходили с ней вместе в спортзал. Джой настоял, чтобы она сидела среди публики на записи нескольких из его телешоу. Лучик вызвалась сопровождать ее к «Федерику» – фантастический магазин дамского белья на бульваре Голливуд – и уговорила купить пурпуровую сатиновую ночную рубашку с разрезом на боку. Исаак с женой пригласили ее на воскресный пикник к себе в дом. А Фокси, чья грубость уже давно вошла в легенду, вообще на нее запал и, стоило ему ее увидеть, начинал развлекать ее бесконечными историями из своего богатого прошлого. Поскольку ему уже стукнуло восемьдесят шесть, недостатка в темах для разговора не ощущалось.

Ленни, разумеется, всегда был рядом. Надежный и понимающий, настоящий друг. Она знала, что без него пропала бы. Но он не дал ей утонуть в тоске, и она ему обязана и бесконечно благодарна.

Наконец, пришло время перестать зависеть от других людей. У нее заканчивались деньги, и она не намеревалась паразитировать на Ленни. Но чем ей заняться? Возвращаться в Лас-Вегас она не собиралась, а спрос на крупье в Лос-Анджелесе был не сказать, чтобы велик. Она обратилась за советом к Фокси.

Он откусил кончик старой вонючей сигары, сплюнул на пол и предложил нечто, что ей никогда и в голову не приходило.

– Стань личным менеджером, – сказал он. – Ты неглупая бабенка и очень храбрая. Воспользуйся своими достоинствами.

– Личным менеджером... кого?

– Ленни, конечно.

– У Ленни уже есть агент.

– Кто говорит о том, чтобы работать агентом? – Он взмахнул рукой с зажатой в ней сигарой.

– Но если у него есть Исаак, то зачем ему еще и менеджер?

Фокси непонимающе покачал головой:

– А я-то тебя за умную держал. Для девушки, выросшей в Лас-Вегасе, ты не так уж много знаешь.

– Да все я знаю, – взорвалась Джесс. – У звезд есть и агенты, и менеджеры. Они могут себе такое позволить.

– А как, по-твоему, они становятся звездами, в первую очередь? Ты полагаешь, благодаря агенту с еще тридцатью клиентами и невыплаченной страховкой?

– Не знаю.

Фокси кивнул с умным видом.

– Тогда слушай.

Он говорил быстро, захлебываясь словами. И в его словах был смысл. Конечно, у Ленни имелся агент, и Исаак нормально справлялся со своим делом – под его крылом собрался целый выводок молодых комиков, и он очень старался ради каждого из них. Но все его старания, разделенные на всех поровну, оказывались недостаточными. В качестве примера Фокси привел историю с «Мерв Гриффин шоу». Ленни не стал у них сниматься, так как хотел быть рядом с Джесс на похоронах ребенка. Исаак ни разу потом не упомянул им имя Ленни Голдена. Он до полусмерти испугался – как бы из-за этой истории не пострадали другие его клиенты. Вот что значит агент. А вот личный менеджер с них с живых бы не слез. Понимаешь разницу?

Она поняла. И признала его правоту. К тому же она впервые услышала, что ради нее Ленни упустил шанс участвовать в «Гриффин шоу». Она ему должна, оказывается, еще больше, чем полагала раньше, и твердо решила вернуть долг.

– Как стать менеджером, – спросила она.

– Знать, как заключать сделки. Верить в клиента на все двести процентов. И гнуть свою линию несмотря ни на что. Я мог бы стать лучшим менеджером в мире, стоило бы мне захотеть. Я бы смог продать кучу дерьма и конюшню, полную дизентерийных лошадей.

Джесс хихикнула. Старик Фокси мог загнуть, уж этого у него не отнимешь.

– Научи меня, – попросила она.

– У тебя и так получится, – ответил он. – И у тебя есть что продавать. Ленни ждет большое будущее. Я понял это с первого взгляда.

Уже через неделю она добилась повторного приглашения в «Мерв Гриффин шоу».

Ленни восхитился:

– Как тебе это удалось?

Она улыбнулась:

– Смелость и отсутствие страховки.

– Что?

– Ничего, пустяки.

Так началось его восхождение. Джесс проявляла редкостную целеустремленность и ни о чем другом не думала. Она упорно гнула свою линию, как и советовал ей Фокси. А Ленни работал отлично, поэтому все, что она выбивала для него, проходило успешно и вело к новым контрактам.

Вначале Исаак возмутился, но со временем привык особенно когда Джесс доказала, что знает свое дело лучше, чем кто бы то ни было.

Сначала «Гриффин шоу». Две недели спустя повторное выступление, потому что он понравился Мерву. Третьи съемки еще через месяц, потому что зрители требовали. Два приглашения в юмористическую программу Джоя Фирелло. А затем предложение из еженедельного телешоу, в котором ему поручили роль тронутого доктора, заведующего курортом. Эта программа, названная «Источники», представляла собой нечто среднее между мыльной оперой и семейной хроникой. Началась она практически с нулевым рейтингом, но постепенно обрела небольшую аудиторию поклонников, затем – большую аудиторию приверженцев и вдруг прорвалась на самый верх списка популярных передач, став к середине второго года своего существования настоящим хитом. Ленни и остальные, ранее практически неизвестные исполнители ролей, что называется, проснулись знаменитыми.

Это случилось шесть недель назад. Сказать, что Ленни стал теперь популярным, значило не сказать ничего.

«Датсун» Джесс влился в полуденный медленный автомобильный поток. Столько всего происходило, и на все вечно не хватало времени. Какой-то лихач подрезал ей дорогу. Она засигналила. Тот немедленно показал ей в ответ два растопыренных пальца.

– Засунь их себе в зад, морячок, – буркнула она и пронеслась мимо него.

В первую очередь ей предстояло направить Ленни на путь истинный. Ходили слухи, что он начал попивать, хотя и не при ней. Но ведь после успеха шоу она почти его не видела. Он либо раздавал интервью, либо работал, либо развлекался с очередной изящной блондинкой, которые бесконечной чередой проходили через его жизнь.

Только этого не хватало. Пьянство, и как раз тогда, когда наступил перелом к лучшему.

Лихач вновь вклинился перед ней, заставив ее резко затормозить. Джесс попробовала сдержать свои эмоции, но все же не смогла устоять перед искушением громко и протяжно просигналить.

«Не психуй», – предупредила она сама себя. Она ехала на ленч с Ленни и не хотела появляться в возбужденном состоянии. Сейчас важно сохранять образ хладнокровного, сдержанного человека. Так будет легче выяснить, что с ним творится.

Блондинка утверждала, что ей девятнадцать, но Ленни имел сомнения на сей счет. Скорее семнадцать. Сексуально подкованная семнадцатилетняя девица, от которой он мечтал поскорее избавиться. Одного вечера страстей вполне довольно. Почему они всегда непременно хотят остаться на ночь?

Она одевалась. Медленно. Белые брюки, откровенная кофточка, туфли на шнурках, целая коллекция повязок.

– Подбросишь меня до Вэствуда? – спросила она.

– Я – в другую сторону. Но я вызову такси.

– У меня нет наличных.

– Я заплачу.

Пока он делал по телефону срочный вызов такси, она включила телевизор и с головой ушла в какую-то мыльную оперу. Он не мог дождаться, когда она наконец уберется из его квартиры. Девушка была миленькая, с хорошей загорелой фигуркой и довольно приятная в общении. Но она оказалась уже третьей по счету блондинкой за неделю – Ленни сам чувствовал, что перебирает, и теперь предавался самокритике.

Когда снизу раздался сигнал подъехавшего такси, он сунул ей в руку двадцатку, пообещал скоро позвонить и со вздохом облегчения захлопнул за нею дверь.

Как только она ушла, он немедленно сорвал с кровати все простыни, швырнул их на пол, открыл все окна и соорудил себе освежающую смесь водки с апельсиновым соком.

Было одиннадцать часов утра. Не так уж и плохо. Такой редкий за последнее время выходной, и можно абсолютно ничего не делать до часу, когда у него назначен ленч с Джесс в «Скандии».

Да, работы хватило бы на двоих. Он не только переписывал свою роль в «Источниках», не только снимался в шоу почти каждый день, но еще и готовил новый материал для дальнейших выступлений, а также пытался сочинять сценарий. Плюс к тому, ежедневные интервью и ежевечерние вечеринки.

Ну и что тут плохого? Разве он всего этого давным-давно не заслужил?

Зазвонил телефон. Мама. Милая Алиса ворвалась в его жизнь с энергией ракеты. Поразительно, какие чудеса творит известность.

– Ленни, дорогой, – пропела она.

Он потянулся за водкой и налил себе вторую порцию.

– Да?

– Я тут подумала.

– Да?

– Почему бы тебе не ввести меня в «Мерв Гриффин шоу»?

Он не поверил своим ушам.

– Что?

– Не понимаю, почему ты так удивился. Я замечательно выступлю.

– С чем ты выступишь?

– С тем, что я делаю лучше любого другого. С рассказами о моей жизни. Вообще с разными рассказами.

– О чем?

– О Лас-Вегасе. О твоем отце. Обо мне. Никто из тех, кого я знаю, не прожил такую интересную жизнь, как я. Обо мне следовало бы написать книгу. Это был бы бестселлер! Меня дрожь берет, как я об этом подумаю.

– Меня тоже.

– Не груби.

– А кто грубит?

– С тех пор как ты стал каждую неделю выступать по телевизору, ты стал очень грубым. Никогда не позвонишь, не приедешь. Как ты думаешь, что я должна испытывать? Я – твоя мать, Ленни, а ты отшвырнул меня в сторону, как кучу тряпья.

Совершенно неожиданно Тростинка Алиса оказалась его матерью – факт, которого она ни за что не признала бы еще шесть месяцев назад. После того как он вторично появился в «Мерв Гриффин шоу», она написала ему письмо на адрес шоу. Он перезвонил и выслушал ее жалобы. Похоже, она безумно огорчилась из-за того, что он не пригласил ее на съемки. Вскоре он решился-таки навестить ее и провел день в ее обществе. Алиса угостила его бутербродом с ветчиной, поведала все о своем новом приятеле – двадцатишестилетнем музыканте, который «сейчас уехал на гастроли», – и вогнала его в краску, продемонстрировав шесть новых упражнений, которые, по ее словам, позволяли ей оставаться в прекрасной форме, молодой и сексуально активной.

Больше он с ней не встречался, но она регулярно звонила – очень регулярно, с тех пор как «Источники» стали бить рекорды популярности.

Ленни посылал ей деньги, за что она его ни разу не поблагодарила, и смирился с ее телефонными звонками. А что поделаешь? Она ведь действительно его мать.

– Ну что? – требовательным тоном спросила Алиса.

– Очень.

– «Очень» что?

– Очень хорошо.

В наступившей ледяной тишине Алиса обдумывала свою следующую фразу. И результат оказался сногсшибательным:

– Я хочу нанять себе агента.

Ленни снова потянулся за водкой.

– А это еще зачем?

– Ха! Ты считаешь, только тебе надо делать карьеру? Если бы ты хоть чуть-чуть обо мне думал, ты предоставил бы мне своего агента. Я пою, танцую, рассказываю забавные истории. Почему бы тебе не пригласить меня в качестве гостя программы в твое шоу?

Мысль о том, чтобы взять и подойти к Исааку Лютеру и предложить ему Алису в клиенты была слишком нелепа, чтобы хоть на минуту рассматривать ее всерьез. Однако Ленни все же удалось не расхохотаться в трубку.

– Мне пора. Я опаздываю.

– Так подумай о моем предложении. Ты не пожалеешь. Никогда не поздно начинать, сам знаешь.

– Да, мама.

– Зови меня Алиса – так лучше звучит. И когда тебя спрашивают о возрасте, немножко сбавляй. Говори, что тебе двадцать пять – ты старше и не выглядишь. Никто ничего не заподозрит.

– Спасибо за совет.

Он повесил трубку, все еще от души смеясь. По крайней мере, она занятный персонаж – что есть, то есть.

Вскоре пришла Гарриета, его прислуга. Она была древняя, как мамонт, и передвигалась с трудом. Качество ее уборки оставляло желать лучшего, но ее услуги входили в плату за занимаемую им небольшую квартиру с отдельным входом.

– Доброе утро, мистер Голд, – сказала она.

– Голден, – поправил Ленни.

Она работала у него всего лишь год. Старуха безразлично кивнула головой и проследовала на кухню, где сразу же сняла туфли и включила телевизор.

Ленни вернулся в ванную, скинул халат и встал под холодный душ. Он с удовольствием предвкушал ленч с Джесс, а затем, в три часа, ему предстояло дать интервью для журнала «Пипл». Он терпеть не мог давать интервью. Они виделись ему вторжением в его личную жизнь, о которой особенно нечего было сказать.

Какая еще личная жизнь?

Трахаться – это очень лично? Он сомневался.

Растираясь досуха, Ленни прикидывал, что бы надеть. Большая часть его гардероба валялась кучей на полу, ожидая, пока кто-нибудь не отнесет ее в чистку. Порывшись в груде вещей, он выудил оттуда черные брюки и черную же рубашку. Джесс, наверное, сделает ему замечание. «Тебе надо купить что-нибудь новое», – скажет она.

Теперь, когда у него завелись свободные деньги, он больше не располагал свободным временем.

А на что он тратил время?

На работу.

На постель.

На пьянку.

На работу.

Малышка Джесс свершила чудо. Не женщина, а динамо-машина. Она взяла его застоявшуюся карьеру в свои руки и швырнула ее публике в физиономию, как гранату. И как раз вовремя. Она спасла жизнь им обоим, и теперь он действительно пошел в гору. Телевизионные сериалы. Хорошие деньги. Господи, если уж журнал «Пипл» просит у него интервью, значит, он действительно кое-что из себя представляет. Еще они хотели сделать фоторепортаж: один день из жизни Ленни Голдена. «Интересно, – подумал он, – увидит ли их Иден», но тут же подавил в себе эту мысль.

Иден Антонио осталась в прошлом.

Иден Антонио больше ничего для него не значила.

Ленни оглянулся назад на историю их взаимоотношений. Три года вместе в Нью-Йорке. Грызлись как собаки. Она уехала на Запад. Он последовал за ней. Одна встреча. Великолепный секс. И все. Она использовала его – может быть, просто в тот момент хотела мужика, а затем отшвырнула, испытывая эмоций ничуть не больше, чем египетский сфинкс. Боже правый, как он ее ненавидел.

«Не пудри мозги».

«Что?»

«Не пудри мозги. Если она придет к тебе сейчас, ты ухватишься за нее обеими руками «.

«Возможно «.

«Да что там возможно. Точно».

Ленни ненавидел такие диалоги, что происходили, неведомо от всех, в его мозгу. Ненавидел, потому что то была правда.

Он многое знал про нее.

Он знал, что она живет с каким-то женатым бандюгой, который купил ей дом, одежду, драгоценности.

Близняшки кое-что ему рассказали. Ленни прикинулся, что ему наплевать.

Он знал, где находится ее дом. Он знал номер ее личного телефона. Несколько раз проезжал мимо ее дома. Не раз и не два звонил ей и вешал трубку, не говоря ни слова.

Но он отказывался первым искать с ней встречи. Если он ей понадобится, пускай прибежит сама.

И если она когда-нибудь прибежит...

Одетый во все черное, он собрался уходить.

Гарриет балдела на кухне, вытянув перед собой ноги в варикозных прожилках вен. С телеэкрана гремело и орало очередное шоу.

– У меня просто маленький перекур, – добродушно пояснила она.

– Постелите на кровать чистые простыни, – проинструктировал служанку Ленни, заранее зная, что его просьба останется втуне и ему придется сделать это самому. Конечно, старую кошелку жалко, но нормальная прислуга действительно очень нужна.

В подземном гараже Ленни завел свою новую черную БМВ. Что за машина! Шесть недель назад он зашел в выставочный зал и купил ее прямо с подиума. Его первая экстравагантность. Приятное ощущение. Вот только жаль – не с кем разделить успех. Джесс, конечно, замечательный друг, но ее не бывало рядом именно в те минуты, когда он особенно в ней нуждался, – в холодные пустынные утренние часы, в которые он так жаждал тепла любимого человека, товарища, родной души.

Иногда в подобные моменты он тянулся к спящей с ним в одной постели блондинке, нежно будил ее и занимался с ней любовью.

Нет. Не любовью. Просто сексом.

Успех – это замечательно. Деньги – тоже замечательно. Признание – просто великолепно.

Но недостаточно.

Чего-то не хватало в его жизни.

ГЛАВА 38

Возвращаясь в Нью-Йорк, Стивен Беркли все пытался понять, как же все-таки прошла его встреча с матерью.

Кэрри очень обрадовалась сыну, окружила его вниманием. Она хотела, чтобы он остался на весь уик-энд, но Стивен отказался. Ему не терпелось узнать то, за чем он приехал, и поскорее убраться прочь.

– Послушай, – заявил он в конце концов. – Я не желаю тебе врать и не стану. Мне надо заново наладить свою жизнь, а для этого я должен знать, кто мой отец.

Наступила долгая и томительная пауза, во время которой Кэрри встала, молча походила взад и вперед по комнате, снова уселась и наконец посмотрела ему прямо в глаза.

– Я рассказала тебе все, что знаю сама, – проговорила она чуть слышно.

– Ты назвала два имени, – отрывисто сказал он. – Два имени – по-твоему, этого достаточно? По-моему, нет. Совершенно не достаточно. Я должен знать, кто именно мой отец. И ты обязана помочь мне.

Все было очень сложно. Она не хотела облегчить его задачу. Она не желала копаться в грязи своего прошлого. Но постепенно ему удалось втолковать ей, что если она не собирается навсегда потерять сына, то у нее не остается другого выбора. В конце концов она согласилась с предложенным им планом.

И вот теперь, мчась по полупустой дороге, Стив снова и снова спрашивал себя, правильно ли он поступает. Джерри Майерсон не советовал ему что-либо предпринимать.

– Как ты себе представляешь развитие событий? – спрашивал Джерри. – Ты тащишь Кэрри к какому-то мужику, который может – и я подчеркиваю, что только может, – оказаться твоим стариком. Потом ты излагаешь ему факты, что сорок два года назад он переспал с Кэрри, а в заключение предлагаешь ему сделать анализ крови. Ты в своем уме? Будь ты белым, тебя бы просто спустили с лестницы. Но ты черный – тебя поднимут на смех. Зачем самому нарываться на такое? И зачем унижать Кэрри?

Джерри не понимал. Есть в жизни такие вещи, которые сделать просто необходимо.

Он знал, где находится Джино Сантанджело. Пока не умер. Семидесяти четырех лет от роду. Женат на вдове Тини Мартино и живет в Беверли-Хиллз. Нет сомнений, что это тот самый Джино Сантанджело, с которым Кэрри переспала в 1938 году, когда он был владельцем ночного клуба «У Клемми».

Найти Фредди Лестера оказалось сложнее. Все, что помнила о нем Кэрри, так это то, что он происходил из семьи, входившей в элиту нью-йоркского общества, что его лучшего друга звали Мэл и что во время их встречи он только-только окончил колледж.

Стивен отыскал трех возможных кандидатов: один – судья, другой – издатель, а третий – врач на пенсии. Все трое примерно подходили по возрасту, жили в Нью-Йорке или неподалеку, и имена их представляли собой разные варианты одного и того же имени. Судья Фредерик Лестер. Фред Е.Лестер. И Фред Лесстер. Из них из троих Кэрри предстояло выбрать одного, того самого.

Джерри Майерсон прав. Это будет очень непросто. Но как бывший адвокат, Стивен обладал решимостью и крепкой хваткой, и, что еще более важно, он знал, что сможет добиться своего.

С некоторой помощью со стороны Кэрри. По крайней мере эту услугу она должна ему оказать.

ГЛАВА 39

Олимпия уже довольно давно подозревала, что ее отец втайне от всех завел любовницу. Вообще-то, это ее не касалось. Димитрий мог делать, что ему угодно, так же как и она сама. Но любопытство не давало ей покоя. Кто эта таинственная женщина? И почему он ее так скрывает?

В Нью-Йорке, в «21», она нос к носу столкнулась с Франческой Ферн.

– Дорогая! – хором воскликнули обе. – Ты выглядишь просто божественно. Давай пообедаем вместе! – Дамы потерлись щечками, изображая поцелуй.

– Как насчет завтрашнего дня? – предложила Олимпия. Ей очень хотелось узнать, что известно Франческе.

Франческа, которая отнюдь не горела желанием обедать с взбалмошной дочерью Димитрия, не смогла с ходу придумать подходящую отговорку.

– Итак, «Русская чайная», в час дня, – твердо заключила Олимпия.

Франческа уклончиво кивнула, рассчитывая под каким-нибудь предлогом отменить встречу в последний момент.

Но утром ее расстроил Гораций, затем она в дым разругалась по телефону со своим агентом, и ленч с Олимпией оказался как раз кстати, чтобы с негодующим видом уйти из дому.

Олимпия проснулась поздно в своей роскошной квартире на Пятой авеню с видом на Центральный парк. Флэш уехал на юг Франции, чтобы вместе с «Лайэбаутс» поработать над новым альбомом. Она собиралась присоединиться к нему через несколько дней, но сейчас, честно говоря, наслаждалась тишиной и спокойствием. Жизнь с Флэшем являлась сплошной чередой вечеринок, занятных людей, ночного наркотического кайфа и сексуальных извращений.

Не сказать, чтобы ей что-то не нравилось, но маленький перерыв пойдет ему на пользу – пусть немножко поскучает.

Порой ей казалось, что он слишком уж воспринимает ее как должное. У него водились деньги, но он ни разу и цента не потратил. Всегда ждал, что она расплатится за все – что она и делала.

– Золотой мешок купит, – отвечал он любому просителю. – У нее бабок больше, чем у самой королевы чертовой Англии.

Вспомнив о предстоящем ленче с Франческой, Олимпия заторопилась одеваться. Она одела кремового цвета кожаную юбку, но она отказывалась застегиваться. Тогда она отбросила юбку и натянула шелковое платье, которое ее толстило. В конце концов Олимпия остановилась на голубом льняном костюме, имевшем множество недостатков. В последнее время Флэш стал называть ее Кадушкой, что приводило Олимпию в ярость. В свою очередь, она прозвала его Скелет. Он только усмехался в ответ.

Кадушка и Скелет. Сегодняшние любимцы газетных столбцов светской хроники. О, если бы читатели знали все!

Дамы прибыли одновременно, клюнули друг друга в щечку и устроились в кабинке слева от дверей. Олимпия заказала «Кровавую Мэри», Франческа выбрала себе «Перье». Олимпия уже пожалела о своем решении пригласить Франческу. О чем они станут разговаривать целых два часа? Между ними нет ничего общего, кроме Димитрия, а эта тема окажется исчерпанной за каких-нибудь пять минут.

– В два часа меня ждет мой парикмахер, – объявила Франческа, как будто думая о том же.

– Хорошо, – подхватила Олимпия. – А я в два иду к маникюрше.

Франческа полезла в сумочку и достала длинную и тонкую черную сигаретку. Стоило ей зажать ее между ярко накрашенными губами, как два официанта бросились к ней с зажигалками. Она приняла их услуги с усталой небрежностью звезды и, отбросив назад огненно-рыжие волосы, заявила:

– Утром я улетаю в Париж. Вся моя жизнь – сплошная дорога.

Олимпия сразу взяла быка за рога.

– Вы давно не виделись с Димитрием? – спросила она.

– А разве он не в Греции? – небрежным тоном ответила Франческа.

– Да. – Олимпия выдержала многозначительную паузу. – Опять.

Франческа не клюнула на наживку. Она оглядела зал своими глубоко посаженными глазами и хрипловатым голосом подозвала метрдотеля.

– Меню, – приказала она со скучающим видом.

Олимпия не собиралась сдаваться.

– В этом году он уже третий раз ездит на остров.

Франческа взглянула ей прямо в лицо:

– Ну и что?

– Ну и... тебе не кажется это немного... странным?

Франческа передернула плечами, вырвала меню из рук склонившегося над ней метра и углубилась в чтение.

– Ничего странного. Его остров: сколько хочет, столько и ездит.

– Г-м, – хмыкнула Олимпия. – По-моему, странно то, что он запрещает появляться на острове кому бы то ни было, пока он находится там. Даже включая меня. Я хотела послать туда дочь и получила отказ.

Франческа глубоко затянулась сигаретой и помахала рукой проходившему мимо продюсеру.

– А зачем ты все это мне рассказываешь? Я туда ехать не собираюсь.

– Но вы с Димитрием такие добрые друзья. Я думала, ты можешь знать, в чем дело. У него что, новая подружка?

Франческа перевела взгляд горящих глаз на метрдотеля.

– Омлет с травами, – сказала она. – И салат из зелени. Без подливы.

Олимпия вздохнула. Франческу, казалось, ничуть не беспокоила мысль о том, что Димитрий, возможно, втайне от всех завел новый роман.

– Слушаю, миссис Станислопулос. – Метр, весь внимание и уважение, обратился к Олимпии.

– Блины, икра, яблочные пирожки и порцию земляники.

Взгляд Франчески был красноречивее любых слов.

– Разве ты не соблюдаешь диету? – промурлыкала она.

– Нет, – с вызовом ответила Олимпия. – У меня все идет в грудь – а уж ее соблюдает Флэш.

После этого ленч покатился под гору – редкие обрывистые фразы вместо беседы и мысли о том, как бы поскорее уйти первой.

– До свидания, – грациозно попрощалась Франческа. – Полагаю, мы, как обычно, встретимся в августе.

– Не уверена, – ответила Олимпия. – У Димитрия могут появиться и другие планы. Вдруг он отменит круиз?

– Не думаю, – сказала Франческа с многозначительной улыбкой и грациозно удалилась.

Олимпия терпеть не могла эту бабу. Она решила остаться и заказать еще одну порцию земляники, второй бокал «Кровавой Мэри» и, может быть, совсем чуть-чуть сырного пирога.

И правильно сделала, потому что через несколько минут в ресторан вошел не кто иной, как Витос Феличидаде, кратковременный предшественник Флэша.

– Витос! – воскликнула она и замахала руками.

Он остановился и посмотрел, кто его зовет. Он не сразу узнал ее, но, когда наконец узнал, его улыбка была великолепной, а процедура целования рук выполнена безупречно.

– Олимпия! Как мило!

Весь прошлый год Витос находился в центре пристального внимания прессы и теперь стал гораздо более знаменитым, чем во время их первой встречи. Одевался он безупречно. Шикарный костюм черного шелка, сшитая по заказу рубашка, золотые запонки и браслет, усеянный крупными бриллиантами. Его сопровождали две женщины. Одна его личный секретарь по связям с прессой, а другая – толстая особа с магнитофоном и папкой вырезок из газет.

– Она из «Нью-Йорк таймс», – объявил Витос, указывая на свою крупногабаритную спутницу. – А это Памела. – Секретарша коротко кивнула, а Витос сделал широкий жест в сторону Олимпии. – Дамы, разрешите представить вам сеньориту Олимпию Станислопулос.

Обе женщины подобрались и уставились на пышнотелую пухлощекую блондинку. Вот уже два года, как ее роман с рок-идолом Флэшем не сходил с первых страниц газет всего мира.

Олимпия небрежно кивнула – она ненавидела всю прессу, кроме «Вога» и «Харперс Базар», даже «Архитекторал дайджест» она переносила с трудом.

Олимпия нацарапала номер своего телефона на спичечном коробке и протянула его Витосу.

– Позвони, – проговорила она с многозначительным взглядом. – Как-нибудь.

Его улыбка оставалась такой же великолепной. Он щелкнул каблуками в лучших традициях прошедших времен, взмахнул рукой и отбыл в сопровождении двух своих спутниц.

Олимпия задумчиво поджала губы. Витос может помочь ей мило скоротать время. Перед ней простирался бесконечный день. Не было назначено никакого визита к маникюрше. Ей вообще нечем было заняться, кроме как вернуться к себе в квартиру (такую тоскливую без электризующего присутствия Флэша), в общество дочери. Бриджит уже исполнилось одиннадцать лет, и она стала еще большим чудовищем, чем прежде. С первой встречи они с Флэшем мгновенно возненавидели друг друга, и через месяц после начала романа Олимпия отправила Бриджит продолжать образование в Англию. Менеджер Флэша подсказал подходящую школу в Оксфордшире, и Олимпия, не откладывая в долгий ящик, собрала няню Мейбл и Бриджит в дорогу. Бриджит жила в школе всю неделю, а няня Мейбл поселилась в доме неподалеку, чтобы девочке было куда приходить на выходные. Все складывалось вполне удовлетворительно – если, конечно, не брать во внимание ужасающие оценки.

Оставалась только одна серьезная проблема – каникулы. Естественно, Олимпия должна провести какое-то время со своим ребенком, так что от каникул никуда не денешься. Она надеялась сплавить Бриджит и няню Мейбл на остров к Димитрию, но, к ее удивлению, он отказал ей в просьбе. Вот тогда-то Олимпия и сообразила, что тут что-то не так. Она рассчитывала что-нибудь выведать у Франчески, но – увы.

Как все-таки непросто быть матерью. Тяжкий, тяжкий крест. А ведь Бриджит совершенно ничего не ценит. Чем она старше, тем с ней труднее. Разве она способна понять, что, например, сейчас Олимпия жертвует ради нее драгоценным временем, которое она могла бы провести с Флэшем?

Нет, конечно.

Выйдя из ресторана, Олимпия отпустила лимузин и пошла пешком в «Бендел», один из ее любимых универмагов. Она немного потолкалась у прилавков, выбрала бледно-бежевый замшевый костюмчик, пару туфель с блестками за восемьсот долларов и распорядилась отослать покупки к ней домой.

Стоял приятный, не слишком влажный летний день, и она отправилась еще в универмаг «Бергдорф» и оставила там пару тысяч долларов. По дороге домой, переходя через Пятую авеню, она заметила на углу газетный киоск. Олимпия задержалась у киоска, потому что на витрине, среди развала дешевых женских журнальчиков, рядом с «Энкваером» и «Стар» заметила образчик желтой прессы под названием «Пойнтер». А на обложке указанного образчика красовалась большая фотография Флэша, голого по пояс, но с длинным потрепанным шарфом на шее. На его лице блуждала недобрая усмешка, и костлявой рукой он обнимал худенькую крашенную перекисью куколку никак не больше семнадцати лет от роду. Заголовок гласил: «Тайный брак Флэша с девочкой-подростком».

Олимпия так и застыла на месте, уставившись на фотографию. Она сощурила свои маленькие голубенькие глазки, потом полезла в сумочку, швырнула киоскеру десятку и схватила с витрины проклятый журнал. Пока старик рылся в мелочи, собирая ей сдачу, она пробежала подпись под фотографией. Подпись была короткой и исчерпывающей: «Легендарная суперзвезда рока Флэш, будучи на юге Франции, где он работает над новым альбомом вместе с группой «Лайэбаутс», признал, что уже три года состоит в браке с восемнадцатилетней Кипп Хартли. Кипп, которая в момент их встречи еще училась в школе, ожидает первенца в начале следующего года».

ГЛАВА 40

Решение было принято. Лаки собралась замуж. Во второй раз.

– Давай не станем устраивать ничего грандиозного. В свидетели можно взять кого-нибудь из прислуги, – предложила она Димитрию.

Димитрий согласился. Так никто не узнает, когда именно они поженились, и даже малейшая тень подозрения не падет на законность рождения Роберто.

Они решили сыграть свадьбу за день до отъезда с острова. Адвокат Димитрия прилетел за сорок восемь часов до события. Он привез с собой полный чемодан бумаг. Большую часть из них предстояло подписать Лаки. Она не возражала, так как в их число входил и самый важный для нее документ – соглашение между ней и Димитрием о том, что он полностью принимает на себя обязательства по покупке земли, строительству и финансированию отеля в Атлантик-Сити, который затем полностью и безоговорочно перейдет в ее собственность. А после ее смерти его унаследует Роберто.

– Это мой тебе свадебный подарок, – прокомментировал Димитрий, скрепив документ затейливой подписью.

Лаки расписалась рядом. На большую часть его состояния она не получала никаких прав. Ну и что? Все равно Роберто получит половину, а отель стоимостью в многие миллионы будет принадлежать ей одной.

День свадьбы выдался чудесный. Лаки одела простое белое платье и украсила волосы цветами. Димитрий остановил свой выбор на легком летнем костюме – ничего слишком официального.

Специально для церемонии с материка самолетом привезли православного священника. Гостями на свадьбе были прислуга и Роберто, который провел весь день на коленках Чичи, не понимая, что происходит, но от души радуясь царившему вокруг возбуждению.

Лаки вспомнилась ее первая свадьба. Лас-Вегас. Она – шестнадцатилетняя девочка. Пять сотен гостей. Помпезный и безвкусный спектакль, участвовать в котором пришлось и ей. Против воли.

Все из-за Джино. Он от нее избавился таким образом.

Наступала вечерняя прохлада. Роберто уложили спать, а Димитрий и Лаки вдвоем уселись за накрытый на террасе праздничный обед. Их поджидало тонко нарезанное жаркое из барашка с зеленью, жареная картошка в чесночном соусе, мелкий горох в масле. А на десерт – миниатюрный свадебный пирог с меренгами и земляникой.

Они чокнулись рюмками с оузо – любимым ликером Димитрия, а потом пошли в бассейн купаться нагишом.

В постели он не спеша взял ее, и Лаки с наслаждением отдалась его умелым мужским ласкам.

Как все не похоже на ее первую брачную ночь с Крейвеном на Багамах! Днем он докрасна обгорел под яростным тропическим солнцем и всю ночь напролет хныкал и капризничал. Что за ничтожество!

«Завтра мы покидаем остров», – думала она.

«Завтра я должна позвонить Джино и Косте».

Завтра... завтра... завтра...

Она погрузилась в сон, небрежно положив руку на грудь своего нового мужа.

Джино привычным жестом отстегнул чек на пять тысяч долларов на еще одно благородное дело. У Сьюзан всегда имелось наготове какое-нибудь благородное дело, как у фокусника – кролик. Одно, другое, третье. Да, Сьюзан Сантанджело не упрекнешь. Она щедро жертвовала на благотворительность. Из кармана Джино.

Сьюзан одарила его щедрой улыбкой.

– Спасибо, дорогой, – прошептала она.

Они присутствовали на очередном торжестве в «Сенчури Плаза Отель». Стол на двенадцать персон. Его стол. Нет, ее. Он платил. Она приглашала гостей.

Джино помещался между Сьюзан и ее доброй подругой Пейж Вилер. Пейж ему нравилась. По крайней мере, она обладала чувством юмора, чего никак уж не скажешь про большинство «добрых друзей» Сьюзан.

В число прочих гостей входили: муж Пейж, Райдер, кинопродюсер, не умеющий разговаривать ни о чем, кроме как о «производстве», а также целое сборище приближенных Сьюзан. Парикмахерша, портниха, зубной врач. И,уж конечно, детки. Ее-Совершенство-Всемогущество-Джемма. И Натан – Не-Стану-Же-Я-Пачкать-Руки-Работой-После-Окончания-Колледжа.

Некогда он ими пленился, счел их прекрасным плодом материнского воспитания. Но за два года совместной жизни взгляды Джино претерпели значительные изменения. Они пребывали в непоколебимой уверенности, что все вокруг им должны, – жертвы трех извечных ловушек: «слишком много», «слишком рано» и «а что мне это даст?». Парочка недоносков из Беверли-Хиллз в шикарной спортивной одежде и в автомобилях под стать.

С грустью Джино пришлось узнать, что ему так и не удалось полюбить ни одного из них, хотя он долго и упорно старался.

Он знал, что и они его не любили, более того – не выносили.

Ну и хрен с ними. Наплевать. Он женился на Сьюзан, а не на ее детях.

Сьюзан мечтала, чтобы все они стали одной большой счастливой семьей, и без устали подталкивала их друг к другу.

Они звали его «Джино».

Сьюзан хотела, чтобы они звали его «отец».

Они старались избегать его.

Сьюзан настаивала, чтобы он официально их усыновил. Ха! Он рассмеялся ей прямо в лицо, когда она впервые ему это предложила.

– Да ты что? Они же взрослые, зрелые люди. Зачем это нужно?

– В душе они еще совсем дети. Им требуется нормальный отец. Если ты не усыновишь их, Джино, не покажешь им, что они тебе не безразличны – я не уверена, что между вами вообще когда-нибудь наладятся хорошие отношения.

– Бред собачий.

– Нет, дорогой. Надо смотреть правде в глаза.

Она уже поговорила со своим адвокатом, который, по ее словам, горячо поддержал идею.

Всякий раз, когда Сьюзан заводила этот разговор, что случалось довольно-таки часто, Джино торопился сменить тему.

– Как чудесно, – любила поразмышлять вслух Сьюзан, – иметь детей, которым действительно есть до тебя дело.

Камушек в огород Лаки.

Тут она была права. Он не получал никаких вестей от дочери. Она отсидела у него на свадьбе с каменным выражением лица и с тех пор от силы пару раз позвонила. И все.

Сначала, когда он только что женился на Сьюзан, его не слишком беспокоило, что должна чувствовать Лаки. Ведь это он женился. Какое она имела к этому отношение? Но теперь, задним числом, он понимал, что, возможно, ему следовало бы быть к ней повнимательнее, в конце концов, целый год они были неразлучны после многих лет недопонимания и конфликтов и он наслаждался их близостью не меньше, чем она.

Два Сантанджело. Отец и дочь. Непобедимая команда.

Ему не хватало ее. Возможно, пришла пора заново наводить мосты.

– Сдается мне, вы задумались о чем-то постороннем, – прошептала ему на ухо Пейж. – И неудивительно. На подобных сборищах от тоски мухи дохнут.

Джино повернулся и внимательно посмотрел на подругу Сьюзан. Привлекательная женщина с буйной гривой небрежно расчесанных волос и с тем, что в годы его молодости называли «порочными глазами».

Она положила легкую руку ему на бедро.

– Я всегда загибаюсь от скуки на благотворительных балах. Мой девиз – кинь им чек, лишь бы отвязались. А вы как считаете?

Джино чувствовал тепло ее ладони сквозь ткань брюк.

Еще он чувствовал, как наливается его член. Вот уже шесть недель, как Сьюзан по разным причинам не спала с ним. Возможно, он и стар, но пока еще живой. Ему требуется регулярный секс.

Пейж не убирала руки. Стоило ей перенести ладонь на пару дюймов повыше, и она почувствовала бы его возбуждение.

Но ей не требовалось переносить ладонь. Она и так знала.

– Вы очень сексуальный мужчина, Джино, – проговорила она так, чтобы только он один услышал ее слова.

– А вы весьма приятная бабенка, – с удовольствием подхватил он игру.

– Не кажется ли вам, – медовым голосом сказала Пейж, – что нам пора что-нибудь предпринять в этой связи?

Он не обманывал Сьюзан. Он хранил ей верность.

К чертям верность. Он уже давно так не заводился. По правде говоря, Сьюзан оказалась не так уж и хороша в постели. Слишком уж манерная. Она была великолепная жена, если вам по душе торчать на чопорных вечеринках, вести утонченные беседы и гонять дурацкие мячи идиотскими клюшками по уик-эндам на площадках для гольфа в Палм Спрингс.

Длинная скатерть никому не позволяла видеть, как Пейж вce-таки перенесла руку повыше. Джино едва удержался от того, чтобы не застонать во всеуслышание.

– Еще, – прохрипел он.

– Позвони мне в контору, – ответила она, еще раз на прощание сжав руку. – И поскорее. Как можно скорее.

ГЛАВА 41

Ленни не ожидал, что его портрет опубликуют на обложке. Черт побери, на обложке журнала «Пипл»!

Все пришли в восторг.

Все, кроме Алисы.

Естественно.

Она позвонила, вне себя от ярости.

– Обо мне там и двух слов не сказано! – вопила она. – Нет моей фотографии. Ты что, хочешь погубить мой шанс на успех?

Ленни не верил своим ушам.

– Но послушай... – начал он.

– Нет. Сам послушай, – не унималась Алиса. – Я на писала им письмо. Пусть напечатают извинения. Я хочу, чтобы они опубликовали статью обо мне.

На Алису невозможно было угодить. Вместо того чтобы гордиться его успехом, она завидовала. Его собственная мать ему завидует! Поразительно.

Близняшки настояли на вечеринке в его честь. Они процветали, снявшись в очень удачной серии реклам какой-то зубной пасты и став заметными фигурами. Суна встречалась с хирургом, специалистом по пластическим операциям, и он разрешил устроить праздник в его доме в Коулдвотер Кэньоне, где имелось все вплоть до бассейна и теннисного корта.

Пригласили сто человек.

Явилось двести.

Хирург выставил закуску из блюд мексиканской кухни.

Крутая рок-группа играла оглушающе громкую музыку (вклад Ширли – она встречалась с барабанщиком). Все славно повеселились.

В четыре утра Ленни пришел в себя, ничего не соображая, абсолютно голый, в бассейне, в окружении трех девиц и целой выставки различных наркотиков, предоставленных неизвестными доброжелателями. Он закурил «косячок», две девицы нюхнули кокаинчику, а третья едва не утонула, подныривая под него.

Так это и значит – быть звездой?

Так это и значит – добиться всего?

Наркотики за бесплатно и баб – без счета. Но ведь он ждал чего-то большего.

Хорошо, что Джесс уехала рано. Ленни знал ее отношение к «отрывам от жизни».

– Что бы ты ни делал, Ленни, – сказала она в самом начале вечера, – не будь ослом.

Он отлично понимал, что она имела в виду. Но почему нельзя всего лишь на одну ночь побыть ослом? Сколько раз в жизни ты оказываешься голышом в бассейне вместе с тремя красотками и немыслимым количеством наркотиков?

Одна из девиц прижала его к стенке бассейна и начала трясти грудью невероятных размеров перед его лицом. Ленни поймал ртом сосок.

Другая девица, оснащенная ничуть не хуже, решила присоединиться, засунув ему в рот сосок своей правой груди.

Теперь он сосал их обеих, а подводная девочка сосала его.

Он почувствовал, как отрывается от земли.

Взлет.

Вход в пике.

Дрожь.

Приземление.

О Боже!

Как все-таки здорово быть звездой!

Ему захотелось домой. Он оттолкнул от себя женскую плоть и вылез из бассейна. Повсюду валялись бесчувственные тела в различной степени обнаженности. Перешагивая через спящих, Ленни отыскал свою одежду и натянул ее на себя.

Его машина ожидала у ворот. Джесс засунула за ветровое стекло записку. «Осел! – написала она. – Поаккуратнее за рулем!»

Он ехал очень аккуратно. Прямо до ее квартиры, что была в квартале от его.

Джесс впустила его, ни слова не сказав по поводу ночного визита, напоила черным кофе, и они сидели и говорили до тех пор, пока на небе не разгорелось яркое утреннее солнце. Ленни высказал все, что у него накопилось. Радость от того, что он наконец-то добился успеха. Постоянное сосущее чувство тревоги, что все это только временно, что ему не следует слишком уж торжествовать – его триумф скоро закончится.

– Нет, не закончится, – разуверила его Джесс. – Ты пришел надолго.

– Твоими бы устами...

Они крепко обнялись. Ленни начал говорить что-то об Иден, но потом передумал.

Джесс изжарила ему яичницу с ветчиной и уложила спать в свою кровать. К счастью, было воскресенье. Никакой работы. Никакой спешки.

Она пошла в соседнюю комнату и позвонила Матту. Они не потеряли связи друг с другом. Когда Джино Сантанджело женился и уехал из Лас-Вегаса, он оставил Матта присматривать за всем, что касалось «Маджириано». Теперь Матт подчинялся только одному человеку – самому Джино.

Он всегда был рад услышать ее голос. Тем более что через несколько дней она и Ленни собирались вернуться в Вегас. Только на неделю, но все же лучше, чем ничего.

Шесть месяцев назад, когда Ленни еще не достиг вершин популярности, Матт договорился с ним о выступлении в главном зале «Маджириано». Другим гвоздем программы должен был стать Витос Феличидаде. Какая удача! Когда он заключал контракты, ни тот ни другой не считались крупными звездами. Теперь оба вознеслись на гребне славы.

– Ну как, не хочешь отказаться от контракта? – Джесс уже пару месяцев над ним так подшучивала.

– Умная какая.

– Спасибо.

– Чем сегодня могу быть полезен?

– Я просто хотела уточнить кое-какие детали.

– Ты их уже раз сто уточняла.

– Вот такая я въедливая.

Джесс полюбила эти беседы с Маттом. Странно, но она почти что скучала по нему. «Интересно, – думала она, – по-прежнему ли он ходит, весь увешанный золотыми цепями, укладывает волосы феном и не пропускает мимо себя ни одной артисточки». Она полагала, что он мог бы навестить ее в Лос-Анджелесе, но он так и не собрался.

– Слишком много дел, – как-то раз объяснил он.

Джесс хорошо знала, что такое «слишком много дел».

Карьера Ленни не оставляла ей ни минуты свободного времени. Ни на что – даже на личную жизнь. За два последних года у нее состоялся только один роман. Бывший актер с прекрасно развитыми мышцами, потрясающими ляжками, твердокаменным всем остальным и с мозгами умственно отсталого подростка. Их связь длилась ровно шесть недель.

Больше она не смогла довольствоваться отличным сексом и только. При расставании он предложил ей стать его менеджером. Его менеджером! С ним и спать-то было порядочным испытанием.

Поболтав с Маттом, Джесс оделась в шорты и футболку, убедилась, что Ленни заснул, и съездила в универмаг за продуктами и газетами. Никак она не могла побороть в себе беспокойство за Ленни. Иден Антонио по-прежнему имела над ним власть. Он ничему на свете не сможет по-настоящему радоваться, пока раз и навсегда не оставит ее позади. А как это возможно, если он ее не видит?

Джесс наморщила лоб. Она никогда не встречалась с Иден, но достаточно слышала о ней, чтобы понять, что та из себя представляла – избалованная сука на содержании какого-то богатого мафиози, да к тому же еще и чертовски честолюбивая. Стоит Ленни провести в ее обществе всего несколько дней, как у него откроются глаза, и он поймет, с кем связался. Ведь так?

Пустые рассуждения.

Он у нее на крючке.

И единственный способ освободиться – сделать это самому.

До боли закусив губу, Иден рассматривала обложку «Пипл». Сукин сын! Эта сволочь все-таки добился своего.

Кто бы мог представить, что Ленни Голден когда-нибудь удостоится чести красоваться на обложке «Пипл»? Ну уж только не она. На ее взгляд, Ленни обладал весьма хиленьким талантом. Да, конечно, в постели он бог. Но за хороший секс не фотографируют на обложку.

Она прищурила свои топазовые глаза и злобно посмотрела на картинку. Ухмыляется. Над ней? Как бы говоря: «Послушай, детка, я всегда знал, что у меня получится. Ну а как твои делишки?»

А как ее делишки? Не блеск. Отнюдь не блеск.

Она жила в купленном Сантино Боннатти для нее доме практически на положении заключенной. Он по существу запер ее вместе с телохранителем-шофером, которому вменялось в обязанности выполнять любое ее пожелание. Так объявил Сантино, когда навязал ей этого гунна, причем с таким видом, будто делал ей величайшее одолжение.

– А вот Зеко. Он присмотрит за тобой и еще будет возить тебя в машине. Он выполнит любое твое желание. О'кей, киска?

Что она могла ответить? Нет? В ее положении оставалось либо смириться со всеми требованиями Сантино, либо полностью порвать с ним. А она не такая дура, чтобы уходить от него раньше времени. Сантино – ключ к ее будущему, и, хотя время тянулось медленно, Иден знала, что ее час настанет – рано или поздно.

А сейчас, наконец, появился приличный сценарий, интересный режиссер и известный продюсер – Райдер Вилер. Фильм назывался «Жизнь проститутки», и Иден отводилась в нем заглавная роль. Сантино оплачивал большую часть стоимости съемок, а также выступал в роли исполнительного директора.

Иден торжествовала. Как долго она ждала!

Зеко вошел не постучавшись и уставился на нее. Один глаз у него был настоящий, другой – стеклянный. Это придавало ему несколько сумасшедший вид. К тому же гигантский рост и голова, лысая как коленка. Иден не сомневалась, что он подсматривает, когда она принимает ванну в своей роскошной мраморной ванной комнате с одной стеклянной стеной, увитой снаружи густым плющем. Она представляла, как он, крадучись, продирается сквозь колючие кактусы, чтобы украдкой бросить вороватый взгляд. Иден не задергивала занавески, испытывая даже какое-то извращенное удовольствие. Пусть смотрит, раз его это заводит. Иногда она раздвигала ноги и гладила свой золотистый лобок – устраивала настоящее шоу.

– Да? – высокомерно спросила она.

– Я поехал за мистером Боннатти.

– Валяй, – небрежно бросила Иден.

Уже миновал полдень, а она еще не одета. На ней была только шелковая пижама и домашние туфли на высоком каблуке. Сантино всегда навещал ее после воскресного семейного обеда, событие, которое почему-то действовало на него исключительно возбуждающе. Как ни странно, ей начали доставлять удовольствие знаки его внимания. Он был тем, чем не был любой другой мужчина в ее жизни. Сантино держался так, как будто может получить все, что захочет, и тем самым в какой-то степени компенсировал недостаток физической привлекательности. Иногда его несколько заносило, и пару раз, увлекшись, он сделал ей больно. Но она чувствовала, что в целом она правит бал. Сантино явно обожал ее. Где еще такой, как он, найдет себе такую женщину.

Она, наконец, выяснила, на чем он делает деньги. Конечно, не на импорте оливкового масла и кофе. Сантино Боннатти занимался порнографией и наркотиками.

Иден передернула плечами, бросила последний взгляд на фотографию Ленни, отшвырнула журнал и направилась в ванную, чтобы принять душ и одеться. Сантино любил, чтобы у нее кожа была чистая до скрипа – в отличие от его супруги, которая, по его словам, мылась один раз в неделю.

После душа Иден провела инспекцию своего гардероба. Так много разных туалетов – и так мало случаев их носить. Сантино очень редко выводил ее в общество, хотя недавно сказал мимоходом, что скоро они могут пообедать с Райдером Вилером и новым режиссером в ресторане «Чейзен». Иден с нетерпением ждала намеченного дня и уже придумала, что одеть. Потрясающее красное платье с рубиновым ожерельем, которое Сантино подарил ей на день рождения. Иногда он бывал очень великодушным. Должны же существовать хоть какие-то компенсации за то, что приходится терпеть такого типа, как Сантино Боннатти.

ГЛАВА 42

Витос позвонил. Очень своевременно.

– Давай расслабимся, – предложила Олимпия.

– Прошлый раз мы расслабимся, ты уйдешь с Флэш, оставил Витос один. Нехорошо с Витос.

– Неужели я так поступила? Я не хотела.

– Теперь Витос большой звезда, и ты хотишь его назад. Зачем мне?

– Затем, что я тебе отсосу так, как ты любишь.

– Оли-импия!

Он заехал за ней в длиннющем белом лимузине, и они расслаблялись во всех кабаках города. На сей раз Олимпия не отворачивалась от назойливых фотографов. Наоборот, она специально позировала перед ними, обняв Витоса за шею.

Он прекрасно ей подыгрывал. По американским правилам игры, главное – реклама. А с кем лучше всего играть в эту игру, как не с одной из самых богатых женщин мира?

Не то чтобы он всерьез смотрел на Олимпию как на женщину. Она ребячлива, как игривый щенок. К тому же за прошедшее после их расставания время она сильно поправилась. В постели он не считал это помехой. Ему всегда нравились самки с мясом на костях. А Олимпия – это не только мясо, а еще и картошка, и овощи. Голая она вся была, как мячик.

Ему нравилось заниматься с ней любовью. Он погружал губы в складки сладко пахнущей плоти. Прятал голову между необъятными ляжками. Пасся среди чудесных холмов ее очень-очень большой груди.

Она любила кончать несколько раз подряд. Ублажить ее было не просто, и спустя два часа оба они лежали мокрые от пота и измочаленные.

– Почему бы нам не пожениться? – предложила Олимпия, взбивая за собой подушку и усаживаясь в кровати.

Витос улыбнулся. Полный рот чудесных зубов. Улыбка героя-любовника. Как обидно, что волосы начинают выпадать.

– Что ты хочешь иметь в виду, Оли-импия?

Она покосилась на него. Красивый, но тупой. Флэш, несмотря на наркотики, в десять раз больше мужчина, чем Витос.

– Пожениться. По-же-нить-ся. Теперь понимаешь?

Она все продумала. Выйти замуж за Витоса. Послать Флэша куда подальше – пусть знает. А когда Флэш усвоит урок, она просто-напросто разведется с Витосом. Придется откупиться от него парочкой миллионов. Что же, дело того стоит.

– Ты любишь идея свадьбы? – переспросил Витос, поглаживая ее бедро и прикидывая в уме, как отразится на его популярности женитьба на Олимпии Станислопулос.

– Я думаю, мы чудесно подходим друг другу. А ты как считаешь?

– Восможно.

– Это значит «да»?

– Завтра я ехать в Лас-Вегас. Один неделю в отеле «Маджириано». Ты ехать тоже. Мы будем говорить.

– Ничего себе ответик, – вспыхнула она. – Я не каждый день предлагаю жениться на мне.

– Оли-импия, – протянул он примирительным тоном. – Я теперь большой звезда. Американский женщины любят меня. Я немного жду, мы делаем это. Что скажешь?

Она проглотила то, что хотела сказать на самом деле, и понимающе кивнула.

– Конечно, Витос. Я поеду с тобой. Я подожду, и мы посмотрим, что из этого получится. Хорошо?

Он счастливо улыбнулся.

– Хорошо, Оли-импия. Хорошо, моя дорогая.

ГЛАВА 43

Два дня они просидели в зале суда, где заседал судья Фредерик Лестер. На второй день во время обеденного перерыва Кэрри повернулась к Стивену и сказала:

– Это не он. Теперь я уверена.

Стивен почувствовал укол разочарования. Он надеялся, что из всех кандидатов именно судья Фредерик Лестер окажется его отцом.

– Как ты можешь так уверенно говорить, – спросил он сердито. – Прошло более сорока лет.

– Я уверена. Два дня я с него глаз не сводила. – Ей ужасно хотелось расплакаться, но она сдерживала слезы, не желая, чтобы Стивен видел, насколько ей тяжело.

Мать и сын вышли из здания суда и остановились на ступеньках.

Кэрри смотрела прямо перед собой и гадала, чем кончится попытка Стивена докопаться до самых глубин его прошлого. Она не хотела вспоминать... но забыть тоже оказалось невозможно.

Ее подружке Золотцу исполнялся двадцать один год. Золотце договорилась отметить праздник со своим приятелем Мелом, а он в свою очередь пригласил Фредди Лестера. Они назначили встречу после окончания шоу, но девушка, которая согласилась составить пару Фредди, подвернула ногу и со всхлипываниями прыгала на другой ноге. Золотце с мольбой посмотрела на Кэрри.

– Ну пожалуйста, – упрашивала она.

Кэрри не нашла в себе сил отказать. В конце концов, сегодня у Золотца был день рождения. Да и вообще, пора когда-нибудь научиться верить в себя – не может же она оставаться затворницей всю оставшуюся жизнь.

– О'кей, – согласилась она неохотно.

Когда они вышли из театра, Мел и Фредди – симпатичный парень и сам отлично это знающий – уже ждали у служебного входа. Они радостно приветствовали девушек.

– Привет, ребятки, – провозгласила Золотце голосом, как у Мэй Уэй.

– С днем рождения, очаровашка, – ответил Мел, по-медвежьи облапив ее и поцеловав прямо в рот.

Кэрри и Фредди настороженно смотрели друг на друга.

– Перестань, – воскликнула Золотце, отталкивая кавалера. – Ты смажешь мне всю помаду, невежа. – Она повернулась к Фредди. – Здравствуй, меня зовут Золотце, если ты раньше этого не знал. А вот Кэрри, твоя восхитительная спутница на сегодняшний вечер. Попробуй только сказать, что тебе не повезло!

По выражению лица Фредди никак нельзя было сказать, что он счастлив своему везению. Он коротко кивнул Кэрри, и все четверо направились по аллее в сторону машины Мела. Мел распахнул двери. Золотце уселась на переднее сиденье, а Кэрри забралась назад. Мел и Фредди задержались около машины.

– Что с тобой стряслось, – услышала Кэрри голос Мела.

– Господи, – ответил Фредди, как ему казалось, шепотом. – Так она же – гуталин.

– Ну и что? – беззаботно отозвался Мел. – Ты что, никогда не слышал о белом торте с шоколадным кремом?

– Слышал, – сказал Фредди. – Но я никогда не ел его на людях.

– А, брось, – рассмеялся Мел. – Давай двигаться.

И мужчины сели в машину.

Сжавшись на заднем сиденье, Кэрри с тоской глядела в окно. В ее ушах по-прежнему звенели их мерзкие голоса: «Гуталин. Шоколадный крем».

Соленые слезы наполнили ее глаза, потекли по щекам. Она намеренно не отрывалась от окна, чтобы никто не увидел ее обиду.

Вечер начали в маленьком кафе-джазе на Пятьдесят второй улице. Играл симпатичный маленький оркестрик, рекой лилось шампанское. Золотце пребывала в отличном настроении. И,когда Кэрри заявила, что будет пить только апельсиновый сок, она ей выдала по полной программе:

– Эй, послушай, цыпа. Сегодня у меня день рождения, и я хочу как следует повеселиться. Если ты собираешься тут сидеть с вытянутой физиономией, то ты нам все испортишь. Так что давай, выпей шампанского и покажи, что ты умеешь улыбаться.

Кэрри подчинилась. Она уже забыла вкус дорогого шампанского, хотя, когда у Белого Джека, ее бывшего сутенера, заводились в кармане денежки, он покупал его ящиками.

За одним бокалом последовал второй, затем третий, потом вся компания перебралась в другой клуб, а холодные белые пузырьки так приятно щекотали в горле, что после четырех она потеряла счет выпитому. В конце концов, шампанское совсем не крепкое, поэтому – что с ней может случиться?

Когда их четверка ввалилась в ночной клуб «У Клемми», все уже находились в прекрасном расположении духа. Кэрри и Фредди стали лучшими друзьями и вовсю перемигивались, хохотали, танцевали. И когда его руки как бы случайно дотрагивались до ее груди, она ничуть не возражала. Она чувствовала себя свободной и счастливой. Впервые за много-много лет Кэрри могла искренне сказать, что живет нормальной жизнью.

– Ты знаешь, что ты просто замечательная? – пьяным голосом вопрошал Фредди.

В ответ Кэрри обвила руки вокруг его шеи и заглянула ему в глаза. Жестокая кличка «гуталин» больше не билась в ее мозгу.

– Спасибо, – прошептала она совершенно искренне.

Давно уже ей никто не говорил ничего похожего.

– Нет, правда, – настаивал Фредди, как будто она собиралась спорить.

– Эй, – воскликнула Золотце, подталкивая Кэрри локтем. – Видишь во-он того парня? Это сам Джино Сантанджело. Он хозяин заведения. Как-то раз я с ним встречалась. Это по-настоящему опасный тип.

Кэрри смерила его взглядом.

– Мне довел ось побывать под многими опасными типами в свое время, – похвалилась она.

– Кэрри! – со смехом воскликнула Золотце. – Я такой тебя никогда не видела.

– Ага. Ты ничего про меня не знаешь.

Золотце подтолкнула Мела.

– Она пьяная в стельку.

Мел ухмыльнулся.

– Хочешь зашибить полста баксов, Кэрри?

– Что у тебя на уме, парень?

– Спорю на полтинник, что ты не сможешь соблазнить Великого мистера Сантанджело.

– Вот как? – Ее глаза блеснули. – Ты только что проиграл пари.

Прежде чем они успели ее остановить, Кэрри встала и, покачиваясь, направилась через переполненный народом зал.

Золотце в удивлении поднесла ладонь ко рту.

– О Боже, Мел, что ты наделал? Это совсем на нее не похоже.

Он цинично рассмеялся.

– Брось, куколка, она не собирается делать ничего нового для себя.

Пьяный Фредди скорчил недовольную гримасу.

– Спасибо большое, дружище, – пожаловался он.

Джино сидел за своим обычным столиком. Царь бала. Нескончаемый поток постоянных посетителей тянулся к нему, чтобы засвидетельствовать почтение.

Как всегда, на нем был костюм-тройка, белая шелковая рубашка и элегантный галстук. Черные волосы аккуратно уложены. Массивное кольцо с бриллиантом на мизинце время от времени попадало в луч света и блестело дорогим огнем. Шрам на щеке придавал его лицу зловещий вид – шрам, а еще его жесткий взгляд черных глаз, которые одна женщина недавно сравнила с глазами Рудольфо Валентино.

Он потягивал виски и оценивающе разглядывал женщину, что шла к его столику. Чернокожая. Экзотического вида. И грудь, способная остановить все движение на улице.

Она подошла вплотную и улыбнулась.

– Мистер Сантанджело?

–Да.

– Говорят, что вы владелец этого заведения. Мне просто захотелось сказать вам, что, на мой взгляд, здесь шикарное местечко.

Он улыбнулся. Ему нравились смелые женщины. Иногда.

– Садитесь, выпейте со мной.

Кэрри села. Она великолепно себя чувствовала. После выпитого вина ей казалось, что стоит ей захотеть – и весь мир окажется у ее ног.

– Шампанского? – спросил он.

– Естественно.

Джино щелкнул пальцами, и тут же рядом с ним вырос официант.

– Бутылку самого лучшего шампанского.

Джино внимательно изучал свою новую знакомую. Какая редкая, нестандартная красота. Один бокал – и он увезет ее к себе домой.

Еще один бокал – и она поедет.

Потом они оказались в его квартире, и любовь была приятной. Когда все закончилось, он захотел, чтобы она ушла. Он встал с кровати.

– Ай-я-яй, – усмехнулся он. – Держу пари, ты не в школе научилась такому.

Шампанское все еще туманило голову Кэрри. Она чувствовала себя сильной, могущественной и... как все хорошо складывалось. Джино Сантанджело не использовал ее. Она не использовала его. Они лишь получили удовольствие друг от друга.

Она лениво потянулась. Ей казалось, что она заново родилась, как будто кто-то пришел и развеял все, что угнетало ее.

– Моя машина внизу. Шофер отвезет тебя домой, как только ты соберешься, – спокойно объявил Джино. – О, а вот тебе маленький подарок. Купи себе что-нибудь хорошее.

Он дал ей сто долларов. Джино всегда давал деньги в подарок тем женщинам, с которыми он переспал. Так уж он привык, и никто никогда не обижался.

– Ах ты сукин сын! – вскричала она, как ошпаренная спрыгнув с кровати. – Ты думаешь, я шлюха?

– Да конечно же, нет...

– Как ты смеешь!.. Как ты только смеешь!

Кэрри впопыхах одевалась, обжигая его ненавидящим взглядом и осыпая потоками брани.

– Да послушай же. Если бы я считал тебя шлюхой, я расплатился бы с тобою по таксе. Это – подарок.

– Подонок, – крикнула она. – Если бы я была шлюхой, тебе я обошлась бы гораздо дороже. – И,швырнув деньги ему в лицо, выбежала из квартиры.

Она и близко не подошла к машине Джино и побрела пешком по Парк авеню. Кэрри быстро трезвела. Снова в ее голове зазвучало ненавистное «гуталин». И багровая ярость кипела внутри нее.

О чем она только думала, таким вот способом знакомясь с Джино Сантанджело? Кто еще, кроме шлюхи, подойдет к столику одинокого мужчины, примет приглашение присесть, а уже спустя полчаса уляжется с ним в постель?

Гуталин. Шлюха. Эти два слова молнией мелькали в ее мозгу. Она так старалась стать порядочной женщиной и вот теперь – всего за одну ночь – снова оказалась там, откуда начинала свой путь.

Пройдя семь кварталов, Кэрри поймала такси. Водитель бросил на нее подозрительный взгляд и сказал:

– Я не еду в Гарлем, крошка.

– Я тоже, киска.

Ему не понравился ее ответ. Всю дорогу он хранил ледяное молчание.

Кэрри расплатилась и пешком поднялась на мансарду трехэтажного здания, где они с Золотцем снимали квартирку. Закрыв за собой дверь, она с отвращением обнаружила в кровати Фредди Лестера. В ее кровати. Она не могла поверить собственным глазам.

Пылая злобой, Кэрри начала трясти его.

– Убирайся отсюда, – прошептала она яростным шепотом, когда он проснулся.

– Ой, хватит тебе, детка, – пробурчал он, глядя на нее мутными и все еще пьяными глазами. Фредди вовсе не улыбалось сейчас вставать и тащиться домой.

– Уберешься ты или нет из моей постели, – настаивала Кэрри.

– А может, ты сама ко мне присоединишься? Я прождал тебя всю ночь.

– Еще чего не хватало.

Он схватил ее за руку.

– Ну давай, милая, не упрямься.

– Отпусти меня.

Фредди оказался на удивление сильным. Без всякого труда он бросил ее на кровать.

– Если не перестанешь, я закричу, – отбивалась она.

– Не надо, моя хорошая, – и он закрыл ей рот тяжелой ладонью, не давая ей ни кричать, ни подняться. Другой рукой он задрал ей юбку и содрал с нее трусы.

Силы оставили Кэрри. Она затихла.

Он принял это за знак согласия и грубо вошел в нее.

Она издавала тихие стоны, как будто задыхаясь. Его руки по-прежнему не позволяли вырваться наружу крику отчаяния. Усилием воли она отключила свое сознание, и, когда Фредди убрал наконец руку, Кэрри уже не кричала. Она дождалась, пока он закончит, а затем сказала спокойно:

– С вас тридцать баксов, мистер. Тридцать зеленых.

– Что? – пробормотал он.

– Когда трахаешь шлюху, ей надо платить, – проговорила она холодно, без всякого выражения. – Особенно, когда трахаешь «гуталин».

– Но...

– Плати, или я закричу, что ты меня изнасиловал.

Он заплатил.

Спустя шесть недель с тупым отчаянием она поняла, что беременна. Ее как громом поразило – она всегда считала, что не способна зачать.

– Ты просто бесплодна, – часто убеждал ее Белый Джек.

А теперь она забеременела и понятия не имела, кто отец ее будущего ребенка.

Джино Сантанджело. Фредди Лестер. Им мог оказаться любой из них.

Она не знала, что делать, к кому обратиться за помощью.

– Ну что ж, – напряженным голосом произнес Стивен. – Полагаю, теперь надо навестить издателя. Я организую встречу, ты можешь сказать, что хочешь написать книгу о своей жизни.

Кэрри безвольно кивнула. За что Стивен так пытал ее? Она была хорошей матерью. Она оградила его от своей прежней жизни, и он не знал страданий из-за этого. Даже когда заправляла борделем и продавала наркотики для печальной памяти Энцо Боннатти, она всегда следила, чтобы эти занятия ничем его не коснулись.

– Когда? – спросила она безучастно.

– Я постараюсь все организовать как можно скорее.

Кэрри опять кивнула, и на короткий момент в ней проснулось чувство ненависти к ее симпатичному, бесчувственному сыну. Что он мог знать о ее страданиях? Какое ему было до них дело?

ГЛАВА 44

Они говорили по телефону. Лаки и Коста.

– Дядя Коста?

– Да.

– Я вышла замуж.

– Ты... что?

– Я снова вышла замуж. За очень хорошего человека, тебе он понравится.

– У меня есть выбор.

– Уж доверься мне.

– О, Лаки, я всегда тебе доверял. Отец знает?

– Гм... Еще нет. Я ему сообщу.

– Когда?

– Скоро.

Неодобрительное покашливание.

– Ну и кто этот паренек?

Немного смущенный смех.

– Ну... он не совсем парень.

В трубке затрещало – Коста устраивался поудобнее.

– Так кто же он?

Лаки спешно переменила тему.

– У меня для тебя есть еще сюрприз.

– Разве одного недостаточно?

– Ты не просто мой дядя.

– Спасибо.

– Нет, я имею в виду, ты не просто дядя, ты двоюродный дедушка.

– Я чего-то не понимаю.

– Все ты отлично понимаешь. Есть ребенок.

– Чей ребенок?

– Мой ребенок.

По его голосу она явственно поняла, что он шокирован. Коста всегда придерживался консервативных взглядов.

– Твой, Лаки? Что это значит?

– Это значит, – терпеливо объяснила она, – что шестнадцать месяцев назад я родила замечательного мальчика по имени Роберто, а два дня назад я вышла замуж за его отца.

Молчание.

Долгое молчание.

Потом:

– Джино знает?

– Нет еще.

Усталый вздох.

– Нет еще.

– Не повторяй за мной таким тоном. Мне это не нравится.

– А что я должен сказать?

– Поздравь меня. Скажи, что все прекрасно и что тебе не терпится поскорее прилететь и повидать нас с Роберто. Потому что мы просто умираем от желания увидеть тебя.

– Шестнадцать месяцев назад ты родила ребенка, а сейчас ты умираешь от желания меня видеть. Ха!

– Ну, не сердись, – умоляющим тоном сказала она. – Ты же знаешь, как я тебя люблю.

– Прекрасное подтверждение твоей любви! Даже мне тяжело все это слышать. А каково будет Джино?

– Он и ухом не поведет – у них с суперженщиной своя собственная жизнь. Она ужасно огорчится, что он стал дедом. У нее целую неделю волосы завиваться не будут!

– Лаки, я считаю, что тебе следует съездить к Джино. Я бы не советовал рассказывать ему по телефону.

– По-моему, я уже не ребенок, – упрямо ответила она. – Мне больше не требуется его благословения.

– А кто говорит о благословении? – мягко сказал Коста. – Ты можешь поступать, как тебе вздумается, но, на мой взгляд, можно сделать широкий жест, как ты считаешь? Первый внук Джино, его единственный внук... Он уже не так молод... сердце у него пошаливает...

– Что-то с ним случилось? – сразу же спросила она в панике.

– Нет, нет, ничего не случилось. Но несколько недель назад я разговаривал с ним, и у меня создал ось впечатление, что ему скучно и все надоело. Он сказал, что скучает по тебе.

– В самом деле?

– Я ничего не придумываю.

Она на мгновение задумалась. Действительно, почему бы не навестить Джино в Калифорнии? Взять с собой Роберто. О, ей просто не терпелось увидеть его лицо, когда она покажет ему такого замечательного младенца. Ее младенца. Ее достижение. И она сможет рассказать ему об отеле и казино, которые собирается построить в Атлантик-Сити. Наконец-то. Без его помощи.

– Я поеду, – сказала Лаки, повинуясь импульсу. – А ты – ты тоже приедешь, Коста? Я очень этого хотела бы.

Он заколебался.

– Не уверен, стоит ли. Там будешь ты, твой ребенок, твой муж...

– Его как раз и не будет. Он уехал в деловую поездку на целую неделю.

– По-моему, ты сказала, что вы только два дня, как поженились.

– Ну и что? Это не значит, что мы срослись спинами. Каждый из нас живет своей собственной жизнью.

Коста вздохнул.

– Ох, современная молодежь...

– Ну... Не так уж он и молод.

– Как именно не молод?

– Расскажу при встрече.

Пейж Вилер закричала во весь голос. Возможно, Джино Сантанджело и стар. Но уж никак не слаб.

Она никогда не кричала со Сьюзан. С Райдером тоже. Но это понятно, Райдер совершенно не интересовался сексом. Только бизнес возбуждал его, что явилось одной из причин, почему Пейж развлекалась со столькими любовниками.

Они с Джино лежали на огромной двухспальной кровати в отеле «Беверли Уилшир». Два дня назад Пейж заказала номер для одного из своих клиентов. «Беверли Уилшир» представлял собой идеальное место для романтических свиданий. Расположен в центре города. Роскошная обстановка. А если тебя и засекут в холле или неподалеку, что ж, ты просто шел в магазин «Тиффани», который был в том же здании, или обедал в модном ресторане «Эль Падрино», или забежал в книжную лавку «Брентано». Поди подкопайся.

– Гм-м... – пробормотала Пейж, садясь в кровати и протягивая руку за сигаретой. – Теперь я понимаю, почему Сьюзан все время жалуется.

– Какие, интересно, у нее причины жаловаться? – спросил Джино, перегнувшись через ее полные груди и зажигая спичку.

Пейж глубоко затянулась.

– Причины – твой энтузиазм, сексуальность и неугомонность.

– Ты хочешь сказать, что вы говорите между собой о сексе?

– А о чем еще говорить?

– И она жалуется?

– Глупая женщина.

– Ну и дела!..

– Сьюзан никогда не умела получать удовольствие. Бедному Тини вечно приходилось искать утешения на стороне.

Джино мотал информацию на ус. После свадьбы Сьюзан проявляла все меньше и меньше темперамента. Чем больше она его отталкивала, тем больше он старался ей угодить. Господи! А он-то думал, что все дело в нем. Что годы начали, наконец, брать свое, а силы его стали оставлять. Он лез из кожи вон, а вот теперь ее лучшая подруга спокойно сообщает ему, что Сьюзан просто-напросто не любит секс. Неплохо же она притворялась вначале. Ну и ну!

– Ты что, только сейчас прозреваешь, Джино?

– Что?

– Раньше ты не знал?

Он чувствовал, что оказался в глупом положении, что редко с ним бывало.

– Наверное, знал, – медленно проговорил он. – Иначе я не лежал бы здесь с тобой сегодня.

Надо смотреть правде в глаза – после двух лет со Сьюзан такая женщина, как Пейж, явилась подарком судьбы. Вместе с одеждой Пейж сбрасывала все предрассудки. Пусть не красавица, но она чрезвычайно сексуальная особа.

– Возможно, мне следовало бы промолчать, – тактично сказала Пейж.

– Интересно, что могло бы тебя остановить? – отозвался Джино. – Разве что танк?

Она высвободила ногу из-под простыни и провела пальцами по его груди.

– Ты, – прошептала она внезапно охрипшим голосом, – такой несмышленый мужчина. И я тоже несмышленая женщина. Так зачем нам тратить время на разговоры о Сьюзан?

Он начал целовать пальцы ее ноги.

– А кто о ней говорит? – пробурчал он.

ГЛАВА 45

Ленни, Джесс, Исаак и его хорошенькая жена, плюс журналист из журнала «Роллинг стоунз» летели в Лас-Вегас на частном самолете – знак особого внимания со стороны Матта Трайнера и отеля «Маджириано». Минут десять все они делали вид, что такое для них – привычное дело.

Первым не выдержал Ленни.

– Знаете что – если бы сейчас Алиса меня увидела, она бы обкакалась!

Исаак расхохотался.

– А что говорить о моей матери? Она мыла полы чужим людям, а вот как высоко взлетел ее сын. Скорее бы ей рассказать!

Его жена Ирена молча достала камеру и начала делать снимки.

– Чтобы имелись доказательства, – пояснила она.

Репортер из «Роллинг стоунз» оставался совершенно спокоен. Он сотни раз летал на частных самолетах с рокзвездами. Его позабавило их возбуждение, но он обещал ничего об этом не писать.

– Ну конечно, – пробормотала Джесс, самая циничная из всех. – Он выставит нас такой дремучей деревенщиной!

– Ну и что, – рассмеялся Ленни. – Читатели запоминают только имя, и больше ничего. Ты сама так все время говоришь.

– Главное, чтобы ничего не напутали в написании фамилии, – добавил Исаак, король прописных истин.

О выступлении в «Маджириано» договорилась Джесс. Она вела финансовые переговоры по большинству контрактов Ленни, но он не расставался с Исааком и по-прежнему выплачивал ему десять процентов комиссионных.

– Он нам больше не нужен, – сказала Джесс Ленни несколько месяцев назад. – Он получает деньги ни за что.

– Ну и пусть, – отмахнулся Ленни. – Он оставался со мной в самые трудные минуты. Не разоримся.

Когда Матт подсластил лас-вегасскую сделку частным самолетом и другими знаками внимания, Ленни сразу же предложил взять с собой Исаака и Ирену. Джесс согласилась. Она ничего не имела против них лично – очень милая пара. Единственное, что ее раздражало, так это деловая нецелесообразность.

– Пожалуй, – продолжал Ленни, – сегодня я просажу за игровым столиком тысячу долларов. Это моя давнишняя мечта.

– Сколько вам платят за данное выступление, – интересовался репортер из «Роллинг стоунз».

– Он никогда не говорит о своих финансовых и любовных делах, а только находит смешные стороны в финансовых и любовных делах других людей, – вмешалась Джесс.

Ленни взглядом заставил ее замолчать. В последнее время она начала брать на себя слишком много. Он сам мог отвечать на заданные ему вопросы, не только мог, но и хотел. Ему не требовались няньки.

– Ты стал какой-то... другой! – воскликнула Джесс. – Похудел. Ты выглядишь... просто прекрасно.

Матт улыбнулся.

– Я сбросил пятнадцать фунтов. Постригся. И еще бегаю трусцой – по два часа в неделю. Только поэтому до сих пор не сошел с ума.

Прежний Матт Трайнер исчез. Перед ней стоял худощавый, спортивного вида мужчина с седыми коротко остриженными волосами и без малейшего намека на животик. Вместо кричащих туалетов, которые он так любил, теперь был одет в простые темные брюки и белую рубашку с открытым воротом.

– А где же золотые цепочки? – ухмыльнулась Джесс.

– Я их переплавил и отослал в казначейство.

– Представляю, как они там обрадовались.

– Теперь звонят не переставая.

Они улыбнулись друг другу.

– А ты? – спросил он. – Ты стала настоящей мисс Успех. Когда о тебе напишут статью в журнале?

– Когда я дам свое разрешение.

– А если серьезно, то я очень рад за тебя, Джесс.

– Спасибо.

Сегодня она одевалась особенно тщательно. Но он не сказал ни слова о том, как она выглядела.

Пока служащие суетились, провожая Ленни и остальных в отведенные им номера, Матт предложил ей выпить.

– В твоей квартире? – в шутку поинтересовалась она.

– Я оттуда уехал. Теперь я живу здесь.

– Ну пошли.

Шикарный номер, куда поселили Ленни, не оставлял желать ничего лучшего. Небольшой бассейн. Огромное зеркало на потолке. Толстый ворсистый ковер. Повсюду цветные телевизоры, в том числе и в туалете. Восхитительная терраса, откуда открывался захватывающий дух вид.

Все.

Кроме Иден.

У него промелькнула мысль – только на один короткий миг, – вот если бы открыть дверь в номер, а там – Иден.

Но зачем она ему?

Бар полон напитков, а внизу толпы красивых, доступных танцовщиц. Он теперь звезда. Можно выбирать любую.

Не видно ни одного бокала с инициалами владельца. Нет поддельного мрамора, позолоты и даже приглушенного розового света. Просто современные, рационально обставленные комнаты, в которых нет ничего лишнего и ощущается присутствие мужчины.

– Что будешь пить? – спросил Матт.

– Что-нибудь прохладное и безалкогольное, – ответила Джесс, с удовольствием оглядываясь по сторонам. – Ты сменил стиль, – отметила она.

– Да уж давно пора, – проговорил Матт от электронного бара, где он наливал ей в высокий бокал грейпфрутовый сок с кубиками льда.

Джесс приняла бокал из его рук и отпила маленький глоточек.

– Мм... восхитительно.

– Я передам твою благодарность прислуге.

– Так вот как ты теперь живешь? Все за тебя делает прислуга, а тебе нет нужды даже палец о палец ударять?

– Я управляю отелем, Джесс. Мой рабочий день длится двадцать четыре часа в сутки. Нина что другое у меня не остается времени.

– Нина что? – подковырнула она.

– Ну... почти ни на что.

Она рассмеялась, и каждый почувствовал, что не знает, о чем дальше говорить. Поэтому, естественно, оба заговорили одновременно.

– Как ты думаешь... – начала Джесс.

– Я полагаю, что попозже... – начал Матт.

Зазвонил один из трех расположенных на баре телефонов.

– Извини, – сказал он.

– Конечно, конечно. – Джесс прихлебывала из бокала и смотрела, как он говорит по телефону. Они были так вежливы друг с другом, как не слишком близкие знакомые, а не два человека, вместе пережившие самую большую трагедию в ее жизни. Она почти никогда не позволяла себе вспоминать о том кошмаре – потере Симона. Но она никогда не забудет, что именно Матт помог ей пережить первые сорок восемь часов. Не будь его рядом, она, возможно, проглотила бы первую попавшуюся коробочку таблеток и разом покончила бы со всем.

Он положил трубку с гримасой неудовольствия.

– Что случилось? – спросила она.

– Витос Феличидаде расширил свою свиту. Сейчас он летит из Нью-Йорка, и с ним – Олимпия Станислопулос, ее дочь и няня дочки. Так у меня скоро не останется люксов.

– Какая трагедия!

– А ты все такая же ехидна.

– Да. И немалого добилась благодаря своему ехидству.

– Мне надо поговорить с менеджером службы размещения.

– Понимаю.

– Он уже идет сюда.

Она поставила бокал и направилась к двери.

– Я все равно уже все выпила.

Матт поспешил за ней следом.

– Сегодня вечером я хочу дать обед в честь Ленни и его друзей.

– Я передам ему.

– Позвони мне как можно скорее. Я должен знать, сколько вас всех будет.

Джесс кивнула и ушла.

Когда за ней закрылась дверь, Матт вздохнул с облегчением. Он твердо решил не строить больше из себя идиота, и ему казалось, что он достойно справился с задачей. Из опыта он прекрасно знал, что для Джесс он навсегда останется добрым другом и ничем более. Так что, хотя он и теперь хотел ее ничуть не меньше, чем раньше, Матт решил спустить все на тормозах. Он уже слишком стар, чтобы гоняться за женщиной, которая его не воспринимает. Слишком стар и слишком умен.

Джесс разглядывала свое отражение в зеркале лифта. На ее взгляд, она смотрелась совсем неплохо. Лос-анджелесский загар. Короткая стрижка. Туфли на высоких каблуках прибавляли ей роста и позволяли казаться взрослой.

Гм-м... Но он и словом не обмолвился о ее внешности. Впрочем, ей-то все равно.

С какой стати огорчаться?

Но раньше ей нравилось, что он к ней неравнодушен. О да, она помнила, как тряслись его руки, когда он оказывался рядом с ней, помнила, какими глазами он на нее постоянно смотрел. И, честно говоря, последние два года ей не хватало такого горячего поклонника.

Теперь же Матт стал совсем другим человеком. Очаровательным и милым, да, но где же дрожащие руки и пламенный взгляд?

Возможно, он так смотрел на нее только тогда, когда она ничего из себя не представляла?

А выглядел он действительно здорово. Неужели сейчас, когда Матт остыл к ней, ее саму начало тянуть к нему.

Нет, ерунда.

Как приятно вернуться в родной город в ранге знаменитости. И как все удачно совпало. Обложка «Пипл». Местный паренек добивается успеха. Сынишка Джека Голдена, Ленни. Достиг таких высот, о которых и не мечтал его отец.

Мимоходом он подумал об Алисе. О, как бы ей хотелось вернуться сюда звездой. Но она так достала его своей карьерой (какой карьерой?), что он даже не позаботился сообщить ей о своей второй попытке на сцене «Маджириано».

Два года назад Ленни покидал этот город, униженный, разбитый и злой. Попадись ему тогда Матт Трайнер – он с радостью задушил бы его собственными руками. Но проходит время... меняются обстоятельства... Джесс объяснила ему, что Матт тут ни при чем. Какая-то сука распорядилась, чтобы его вышибли вон. Какая-то Лаки Сантанджело.

– Хозяйка, – шепотом пояснила Джесс.

Да пошла она! Очевидно, она больше не имела отношения к отелю – в этом он в первую очередь удостоверился, прежде чем дать согласие вернуться.

И вот он снова здесь. И ему предоставили все удобства, которые любая звезда быстро перестает ценить и принимает как должное. Личный самолет. Лимузин с шофером наготове в любое время. Охранник (неужели ему действительно нужен охранник?). И карандаш.

О, этот знаменитый лас-вегасский карандаш. Не карандаш в буквальном смысле слова – но право выписывать все, что он захочет, причем бесплатно. Еду, питье, услуги – все что угодно. Когда-то они с Джесс мечтали о нем. Привилегия, предоставляемая только сильным мира сего и суперзвездам. Более всего остального его радовал именно карандаш.

Пришла Джесс в прекрасном расположении духа. Он немного беспокоился, как она воспримет возвращение в Лас-Вегас и связанные с ним воспоминания, но она явно оставила все в прошлом. Ни разу не заговорила ни о Вэйланде, ни о ребенке.

– Ну и ну! – воскликнула она, оглядывая многочисленные корзины цветов, шампанское в ведерках со льдом и огромное блюдо с экзотическими фруктами, разрезанными и красиво уложенными на буфетном столике. – Как я вижу, тебя встречают должным образом.

– Еще бы, – усмехнулся Ленни. – Они должны радоваться, что заполучили меня. Будь я позлопамятнее, ноги бы моей здесь не было.

Джесс взяла ломтик папайи.

– Матт хочет сегодня дать вечером обед в твою честь, и ты можешь пригласить кого угодно.

– Как поживает твой воздыхатель?

– Прекрати, – оборвала она его слишком быстро, что заставило его удивленно приподнять бровь.

– Куда делось твое чувство юмора, обезьянка?

– Не называй меня так! – воскликнула она.

Он поднял руки.

– Я пришел как друг. Пощади.

Джесс не смогла удержаться от смеха.

– Слушай, – объявил Ленни. – Я хочу воспользоваться этим чертовым карандашом, только вот не знаю, чего мне еще пожелать.

– Тяжело быть звездой, – сухо прокомментировала она.

– Давай сходим в магазин. Я с ума схожу от желания чего-нибудь выписать.

– Позвони. Звездам приносят все, что они пожелают.

– Да ну тебя! Пошли.

Он за руку вытащил ее из номера.

В магазине, расположенном на одном этаже с бассейном, продавалось все, начиная от бумазейных трусиков до бикини из соболя за три тысячи долларов. Ленни схватил проволочную корзинку и начал бросать туда все подряд: зубную пасту, зубные щетки, кремы после бритья, шампуни.

Джесс безропотно тащилась за ним следом.

– Тебе в самом деле все это нужно? – поинтересовалась она.

– Детка, так ведь даром, – пробормотал он, наполнив одну корзину и берясь за вторую.

– Ленни, – предложила она. – Если уж халявничать, то давай посмотрим что-нибудь получше.

Она потащила его к прилавку с косметикой.

– Пополни мои запасы. «Эсте Лаудер», – скомандовала она, заражаясь его настроением. – И «Диора». И «Клинкус».

Вдвоем они набили вторую корзину, а за ней и третью.

– Пожалуй, достаточно, – объявила Джесс, когда он набрал сладостей на месяц вперед.

– Но я еще не взял всего, что мне надо, – возразил он, схватив три коробки тампаксов и горсть противозачаточных пилюль в изящной упаковке.

Джесс не могла больше сдерживаться, а ее смех всегда привлекал внимание. Она по-прежнему хохотала как сумасшедшая гиена.

– О черт, – пробурчал Ленни, поймав на себе несколько взглядов.

– Не ваша ли фотография недавно была на обложке «Пипл»? – спросила загорелая женщина в шортах на толстых, в прожилках ляжках.

– О! Вы – Ленни Голден, – объявила высокая брюнетка, как будто он сам не знал.

Он обаятельно улыбнулся. Вокруг начала собираться толпа.

– Что это за тип? – раздался голос красномордого нью-йоркца.

– А, никто, – махнула рукой его расфуфыренная спутница.

Ленни обернулся к Джесс за помощью. Согнувшись пополам, она досмеивалась за стойкой с журналами.

– Можно у вас попросить автограф? – с придыханием попросила миловидная девчушка. – Я не пропускаю ни одного вашего выступления по телевизору. Я ваша поклонница.

Они наступали – целая людская стена. Его загнали в угол, и вдруг он почувствовал себя беззащитным и в опасности. Ему со всех сторон совали ручки и листки бумаги. Ленни несколько раз черканул на них свое имя. Черт! Если в этом и заключается слава, можете оставить ее при себе.

Беременная женщина дотронулась до его лица.

– На счастье! – хихикнула она.

А другая, постарше, шипела уголком увядающего рта:

– Бог следит за вами. Берегитесь. Бог не прощает.

Он хотел поскорее выбраться отсюда. Ему срочно требовалась помощь. К счастью, Джесс наконец пришла в себя и позвала охранника. Вдвоем они вырвали Ленни из толпы и впихнули в первый попавшийся лифт.

– Это еще не толпа, – махнул рукой пожилой охранник. – Как-то раз мне пришлось выручать Элвиса. Они разорвали в клочья его брюки. Они могли бы убить его своей любовью. Мы ввосьмером едва усадили его в машину. Вот были времена.

В номере Ленни огорченно вздохнул.

– Так я ничего и не выписал.

Джесс усмехнулась.

– Интересно, а что ты хотел делать с восемью упаковками противозачаточных пилюль?

– Трахаться до полусмерти.

– Вот уж удивил.

ГЛАВА 46

Витос не ожидал, что Олимпия непременно захочет тащить с собой в Лас-Вегас дочь и ее няню. Но она настояла.

– Бриджит будет моей подружкой на свадьбе, – заявила она. – Я не могу выйти замуж без нее. Неужели ты считаешь меня плохой матерью?

На самом деле Олимпия не желала, чтобы няня Мейбл и Бриджит остались в Нью-Йорке. Ей могут позвонить, и мало ли чего они наговорят в ответ. Лучше пусть будут у нее на глазах. Теперь, когда позвонит Флэш, он нарвется на службу передачи сообщений по телефону, а там не знают, где она. Пусть мерзавец помучается. Так просто она к нему не вернется.

Олимпии не приходило в голову, что он может и не захотеть возвращаться к ней. Она шла по жизни, полная уверенности в себе, что легко дается, когда ты можешь купить и продать практически любого.

Перед отъездом из Нью-Йорка она переговорила со своим адвокатом.

– Перешлите мне свадебный документ, – потребовала Олимпия. – Ну, сами знаете – соглашение об имуществе супругов.

– Неужели вы опять выходите замуж? – застонал он, не веря своим ушам.

– Вполне возможно.

– Пожалуйста, не могли бы вы подождать, пока мы все как следует не обсудим? Ваши финансовые дела чрезвычайно запутаны. С ними очень долго разбираться.

– Мне бумага нужна сейчас. Немедленно.

Раньше она никогда не бывала в Лас-Вегасе, и город одновременно поразил и шокировал ее.

– Какие ужасные кругом люди, – пожаловалась она Витосу, когда они в сопровождении своей свиты быстро шли по приемному холлу гостиницы.

Он кивнул, как китайский болванчик, одновременно ослепляя собравшихся поклонников безупречной фирменной улыбкой Феличидаде.

– Все здесь выглядят так... так... дешево, – продолжала она в лифте.

– Эти люди покупают мои пластинки, – рассудительно заметил он.

– Неудивительно, – пробормотала она.

Их разместили в соседних номерах. Витосу достался более шикарный, что взбесило Олимпию. Она решила вызвать Лаки Сантанджело и высказать претензии. Димитрий как-то упомянул, что Лаки – владелица «Маджириано». Интересно будет снова повидаться с ней...

Как она теперь выглядит? Замужем ли? Есть ли у нее дети?

Устроившись, Олимпия отослала няню Мейбл и Бриджит осмотреть отель, а сама позвонила портье.

– Говорит Олимпия Станислопулос, – величественно объявила она. – Будьте добры, передайте Лаки Сантанджело, что я хочу ее видеть.

– Мисс Сантанджело больше здесь нет, – ответил портье.

– А где она?

– Боюсь, я ничем не могу помочь, мадам.

– А кто может?

– Возможно, управляющий или мистер Трайнер.

– Пусть кто-нибудь из них мне позвонит. Немедленно.

Почему-то она почувствовала себя разочарованной. Интересно было бы встретиться с Лаки. Или – нет? Их объединяло слишком много общих воспоминаний о давнем беззаботном лете. Некогда Лаки считалась ее лучшей подругой. Но зачем человеку друзья? Рано или поздно они всегда предают.

Витос оживленно переговаривался по-испански со своим менеджером. Разговор касался его матримониальных дел. В восемнадцать, в своем родном городе в Испании, он женился на местной девушке. Когда его звезда начала восходить в Америке, Витос аннулировал брак. Теперь он хотел жениться на Олимпии. Насколько законно прекращение его первого брака? И где соответствующие документы?

Его менеджер состроил задумчивую гримасу. Предоставилась замечательная возможность. При всей известности, свалившейся в последнее время на его подопечного, союз с Олимпией Станислопулос повлечет за собой еще большую славу и откроет новые двери в Земле Обетованной – в Америке. Излишняя спешка могла все испортить.

– Нам следует обратиться к самым лучшим юристам, – предупредил он. – А я прикажу начать самые тщательные поиски бумаг.

– Только побыстрее, – напутствовал его Витос. У него сложилось впечатление, что Олимпия не принадлежала к числу очень терпеливых женщин.

Бриджит оглядела переполненные карточные столы, снующую толпу, едва одетых официанток, разносивших коктейли, размалеванных проституток.

– Какое вонючее место! – громко поделилась она с няней Мейбл.

– Ш-ш, – предупредила ее та.

– Вонючее! – заорала Бриджит. – Вонючее! Вонючее! Вонючее! Гадость!

В глубине души няня Мейбл была с ней согласна, но не желала слушать подобные оценки из уст своей слишком рано взрослеющей воспитанницы. С каждым днем девочка становилась все более похожа на мать.

– Успокойся, – одернула ее няня Мейбл.

– Нет, не успокоюсь! Ты меня не заставишь! Это вонючее место!

– Если ты будешь так себя вести, мне придется пожаловаться твоей маме. А она...

Няня не успела договорить. Перед ними выросла мрачного вида охранница с револьвером на поясе.

– Заткните ребенка, – потребовала она.

Няня Мейбл предупреждающе посмотрела на Бриджит.

– Не заткнусь! – выкрикнула та. – Я буду делать что захочу. Вот так, глупая толстая свинья!

– Нет, не будешь, – сказала охранница.

– Буду!

– О Боже! – простонала няня Мейбл.

Матт Трайнер стоял в дверях номера Олимпии.

– Вы кто такой? – недружелюбно спросила она, запахивая китайский халат.

– Я отвечаю за все, что происходит в отеле, мисс Станислопулос.

– Полагаю, вам передали мою просьбу?

– Какую просьбу?

– Относительно Лаки Сантанджело.

– Боюсь, что нет.

– А все-таки, где она?

– Мисс Сантанджело больше не связана с отелем «Маджириано».

Олимпия наморщила лоб.

– Жаль.

Матт не любил, когда его держат у порога, как посыльного.

– Разрешите мне войти?

– Зачем?

Матт решил, что ему совсем не нравится светловолосая пухлая наследница с капризным выражением лица и обаянием вздорной продавщицы.

– У нас возникла небольшая проблема с вашей дочерью.

– Какая скука! Что она натворила?

– Лягнула охранницу, попыталась перевернуть карточный столик и...

– Где она сейчас? – перебила его Олимпия.

– Внизу в конторе. Она подняла большой шум. Она отказывается... успокоиться... пока вы ее не заберете.

– Боже! – Олимпия явно начинала раздражаться. – А что ее няня? Почему она ее не утихомирит?

– Похоже, няня не может воздействовать на ребенка.

Олимпия закатила глаза.

– Как все это неприятно, – сказала она ядовито, как будто Матт сам был во всем виноват. – Подождите. Мне надо одеться.

Она захлопнула дверь перед его носом, и он целых десять минут сердито мерил шагами коридор. Но наконец Олимпия вышла, и они в молчании отправились вниз.

Бриджит сидела нахохлившись в маленькой конторе и в полный голос скандировала:

– Лас-Вегас воняет! Лас-Вегас воняет!

Няня Мейбл, красная как рак, нервно топталась у дверей, а серьезного вида охранница стояла у стены, вытянувшись по стойке «смирно».

Олимпия смерила дочь ледяным взглядом голубых глаз, и та тут же замолчала.

– Что здесь происходит? – требовательно спросила Олимпия.

Бриджит разразилась бурным потоком давно подготовленных слез.

– Мамочка, мамочка, меня здесь так обижали. Очень очень обижали.

– Прошу прощения, – вмешалась охранница. – Ребенка не мешало бы хорошенько отшлепать. Она груба, избалована и...

– Меня не интересует ваше мнение, – отмахнулась Олимпия. – Пойдем, Бриджит. Пора спать. – Она бросила на Матта уничтожающий взгляд. – Моя дочь устала, у нее был трудный день. – С этими словами она взяла Бриджит за руку и величественно удалилась.

Няня Мейбл с виноватым видом поплелась следом.

ГЛАВА 47

Кэрри Беркли была женщина с отличным вкусом. На протяжении многих лет замужества – сначала за Бернардом Даймсом, затем за Эллиотом Беркли – она оставалась знаменитостью, из тех, кто вроде бы ничего особенного не делает, но тем не менее всегда упоминается в колонках светской хроники и чьи фотографии часто появляются на страницах модныx журналов. Несколько лет подряд она входила в десятку самых красивых женщин Америки в классификации «Харперс Базар».

Разведясь с Эллиотом и найдя постоянное пристанище на Фаер-Айленд, она порвала со светской жизнью. Но ее еще хорошо помнили, поэтому договориться о встрече с Фредом Е.Лестером из издательства «Лестер и Веллингтон» не составляло никакого труда.

Стивен хотел сопровождать ее, но Кэрри воспротивилась.

– Я без твоей помощи прекрасно разберусь, он это или не он, – холодно отрезала она.

Именно такие чувства стала испытывать Кэрри по отношению к Стивену в последнее время. Холод, отчуждение. Да, он ее сын, но она никогда не простит ему те мучения, которые он заставил ее испытать. Никогда.

Разве это имеет такое уж значение, кто именно его отец?

Оба они негодяи. Какая разница?

Фред Е.Лестер сидел за дубовым столом в большом уютном кабинете. Высокий, широкоплечий, с лысиной, окаймленной венчиком седых волос, и со здоровым свежим загаром. На вид ему было под семьдесят. Когда предупредительная секретарша ввела Кэрри в его кабинет, он встал, обошел вокруг стола и, протягивая к ней обе руки, объявил:

– Наверное, вы меня не помните, прошло уже столько лет, но...

Ее охватила паника. Так это он!

Кровь отхлынула от ее щек, в желудке ощутилась неприятная пустота.

– На благотворительном балу, – говорил он тем временем. – Наверное, лет двадцать назад. Вы с тех пор совсем не изменились. Такая же красивая.

С чувством огромного облегчения она опустилась в кресло. Нет, все-таки не он. Фред Е.Лестер совсем не походил на выпускника колледжа из тех давно прошедших дней.

Да и как вообще возможно узнать человека, с которым она провела одну-единственную ночь сорок два года назад? Черт бы побрал Стивена. Зачем он подвергает ее таким испытаниям?

– Кофе? Чаю? Или чего-нибудь покрепче? – спросил Лестер.

Его секретарша в ожидании застыла в дверях.

– Чаю, – ровным голосом ответила Кэрри. – С лимоном.

– Принесите две чашки, пожалуйста, – попросил Фред, снова усаживаясь за стол и поигрывая серебряной ручкой.

Кэрри старалась вернуть спокойное расположение духа.

Она огляделась вокруг. На всех стенах висели оправленные в рамки книжные обложки.

– Свидетельства моих побед, – пояснил Фред со скромной улыбкой. – В нашем деле принято хвалиться победами и скрывать поражения.

Кэрри вежливо улыбнулась.

– Так вот, – продолжал Фред, сводя руки вместе. – Будем надеяться, что нас с вами ждет большой успех.

– Простите?

– Вы ведь хотите написать для нас книгу, не так ли?

Она только сейчас вспомнила, что именно поэтому сидела в его кабинете. Стивен позвонил и договорился о встрече.

«У миссис Кэрри Беркли имеется интересная идея», – сказал он, и ей тут же назначили время.

– У меня есть только кое-какие наметки, – извиняющимся тоном сказала она.

– С этого все всегда и начинается, – улыбнулся он.

Кэрри не могла отвести взгляда от его лысины. Она сияла, как будто натертая мягкой тряпочкой. Голова Белого Джека тоже сияла. Черная и блестящая. Иногда он смазывал ее маслом. «От этого все симпатяшки кончают», – пояснил он тогда с порочной ухмылкой, обнажая большие белые зубы.

– Насколько я могу догадываться, вы бы хотели написать книгу о секретах красоты, – предположил Фред Лестер. – Я угадал?

– Да, о красоте и – гм, – может быть, о моде, о вкусе, – ответила она, подхватывая его идею.

– Прекрасно. И очень своевременно.

У него были очень милые глаза. Добрые и карие. На столе стояли три семейные фотографии в серебряной оправе.

В его обществе она чувствовала себя спокойно и уверенно. Странно, но он чем-то напоминал ей первого мужа, Бернарда.

– Ну что ж, – сказал он. – Давайте вы мне расскажете, в чем конкретно состоит ваша идея, и мы от этого будем плясать, согласны?

Она кивнула и начала лихорадочно придумывать хоть что-нибудь.

ГЛАВА 48

Коста встретил Лаки в аэропорту. Он улюлюкал над Роберто, как будто это он был счастливым дедушкой.

– Ты ведь еще не сказал Джино? – потребовала она ответа.

– Я прилетел вчера поздно вечером, – пояснил Коста. – Он даже не знает, что я здесь.

– Хорошо. Его ждет настоящий сюрприз.

Лаки устроилась в отеле «Беверли-Хиллз» и сразу же позвонила Джино.

К ее разочарованию, его не оказалось дома. Теперь, когда она решилась открыться ему, ее ужасно раздражали всякие препятствия. Скоро Димитрий сделает официальное сообщение, и она совсем не хотела, чтобы Джино узнал о ее браке из газет.

– Когда он вернется? – спросила она прислугу.

– Позже, – все, что могла сказать служанка.

«Позже» могло значить что угодно. Интересно, где он все-таки был? Что делает в Лос-Анджелесе человек, не занятый в кинобизнесе? Джино всегда был таким неугомонным.

Неужели он не скучал по суете Лас-Вегаса? Уж конечно, он не станет проводить дни в пеших прогулках.

Пока Роберто спал, они с Костой пообедали около бассейна.

– Ну, Лаки, – поинтересовался Коста, – когда же ты мне скажешь? За кого ты вышла замуж?

Она глубоко вдохнула.

– За Димитрия Станислопулоса.

– Нет, без шуток, за кого? – настаивал он.

Лаки пожала плечами.

– За Димитрия.

Коста покачал головой с мрачным видом.

– По-моему, я не совершила никакого преступления, – быстро проговорила Лаки. – Да, он на несколько лет старше меня. Ну и что?

– Эх, хотел бы я, чтобы жива была твоя тетя Дженифер, – упрямо сказал Коста.

– Мы все этого хотели бы. Но она умерла, и даже доживи она до сегодняшнего дня, я не нуждалась бы в ее указаниях.

– Ты слишком долго оставалась предоставлена сама себе, – вздохнул Коста. – Тебе не к кому было обратиться за советом. Когда ты росла, тебе недоставало матери. Человека, которому ты могла бы выговориться. Человека...

– Может, хватит похоронных мелодий? Мне нравится решать все за себя самой.

– Димитрий Станислопулос стар.

– Как и ты. Но отсюда не следует, что ты плох.

– Лаки, Димитрий Станислопулос годится тебе в отцы. Неужели тебе не ясно, что ты сделала? Ты...

– Иди ты к черту, Коста. – Ее черные глаза блеснули яростным огнем. – Я ожидала выслушать лекцию от Джино, но я не обязана слушать весь этот бред от тебя. Мне скоро тридцать. Может, хватит меня поучать?

И она выбежала из-за стола.

Пейж Вилер умела зажимать его в себе, как в тисках.

– Когда-то я встречалась с подпольным «шарилой», – сообщила она Джино, когда он поинтересовался, где она этому научилась.

– С кем-кем?

– С гинекологом. Он обучил меня всему, что я знаю. О, он был знаток. Впрочем, ничего удивительного. Он глядел в нее целыми днями напролет, так что, естественно, кое-что усвоил.

Джино нравился ее маленький фокус. Благодаря ему он мог продолжать, сколько хотел, а затем наступала ее очередь, и она удерживала его до тех пор, пока он не был готов снова. Джино никогда не любил спешки. Ему искренно нравилось доставлять женщинам удовольствие. Наблюдать за их сосредоточенным и одновременно отсутствующим выражением лица, за признаками получаемого ими ничем не скованного чувственного наслаждения – все это заводило его. Вот почему его так разочаровала семейная жизнь со Сьюзан. Пейж права – Сьюзан не любила секс. Как он ничего не заметил до свадьбы. И вот теперь глубоко увяз в ненужном ему браке.

Каждый день Джино думал, как хорошо было бы освободиться, позвонить Лаки и объявить: «Эй, детка, я совершил ошибку. Давай займемся Атлантик-Сити, построим там отель. Давай дадим прикурить этому чертовому миру!»

Но не все так просто. Сьюзан не делала ни одного неверного шага. Она окружила его заботой и вниманием. Следила за его диетой, заставляла его поддерживать себя в форме. Заказывала повару его любимые блюда.

И выглядела она тоже прекрасно. Привлекательная, ухоженная, безупречно одетая. Они посещали все самые значительные социальные мероприятия, в том числе все устраиваемые местной элитой вечеринки.

Если не считать секса, Сьюзан оказалась идеальной женой. И безумно скучной.

Он ненавидел Беверли-Хиллз. Ненавидел здешнее насквозь фальшивое общество. Ненавидел элитные сборища, на которых кишмя кишели выжившие из ума живые окаменелости. Одни и те же разговоры. Один и тот же бред.

Джино Сантанджело хотел вырваться отсюда. Оставалось только решить как.

– О, привет, Сьюзан, – сказала Лаки. Ну уж, естественно, она обязательно должна была нарваться на «Грейс Келли». – Джино дома?

– Ты здесь? В Калифорнии?

«Нет. На Северном полюсе. Разве не слышно, откуда звоню?»

– Да, здесь.

– Как мило.

– В самом деле? – Пауза на три счета. – Так могу я поговорить с Джино.

– Извини, дорогая. Он куда-то отлучился.

– А скоро вернется?

– О Джино никогда нельзя сказать с уверенностью, когда он вернется.

– Верно. – По крайней мере, это она узнала о Джино. – Так я перезвоню попозже.

– Хорошо.

«Да уж ты просто в восторге, что я здесь. Даже не спросила, где я остановилась, не предложила зайти».

Она прошлась по комнате. Роберто гулял с Чичи около бассейна. Где Коста, она не знала. И знать не хотела.

О нет, неправда. Он ведь о ней беспокоился. Как можно его винить за заботу. Димитрий ведь на самом деле старше ее более чем на тридцать лет. Косте надо увидеть их вдвоем, чтобы понять, что у них все хорошо.

Пейж одевалась. Туалеты она носила просто восхитительные – ну вылитая шлюха. И ездила на «порше» золотого цвета – рождественском подарке Райдера. Иногда Джино гадал, что связывало ее со Сьюзан – лощеных голливудских жен с их роскошными туалетами, безупречными подтяжками и строгими правилами поведения.

– Сьюзи любит меня, потому что я сумасшедшая и забавная, – призналась как-то Пейж. Она не стала добавлять, что Сьюзан любила ее еще и потому, что уже несколько лет их связывает серьезный и пламенный роман.

Пейж понимала, что, возможно, она играет в опасную игру. Трахаясь и с мужем, и с женой одновременно. Она с легкостью рассталась бы со Сьюзан. Но Джино был неотразим и великолепен в постели.

У нее сложил ось впечатление, что они вряд ли станут раскрывать друг другу душу, поэтому не видела причины срочно отказываться от того или другого.

– Завтра, – сказал Джино. – Здесь же. В то же время.

– Нет, невозможно. Я пообещала Райдеру, что съезжу с ним в Лас-Вегас. Ему надо развлекать одного из его вкладчиков.

Джино недоумевающе уставился на нее:

– Ты собралась в Лас-Вегас и ничего мне не говоришь? Да ты шутишь. В свое время весь этот город был у меня в кармане. Я мог бы организовать для вас лучшие рестораны, лучшие столики, вообще все, что пожелаешь.

Пейж накрасила свои полные губы ярко-красной помадой.

– Все свои лучшие годы Райдер катал молодых дам в Вегас на грязные уик-энды. Не думаю, что его обрадуют советы, где остановиться и куда пойти.

Джино пожал плечами.

– Ты потеряешь время. Есть только один способ хорошо прокатиться в Лас-Вегас – это со мной.

– Мы возьмем с собой твою жену и моего мужа или оставим их здесь?

Он проигнорировал шпильку.

– Когда ты вернешься?

– В среду.

– Встретимся в четверг. Здесь же. Тогда же.

– Не могу. Мне надо работать.

– Отложи работу.

– Я работаю над виллой одного «двуствольного» киноактера, а он очень требовательный.

Джино схватил ее за талию и раскрутил.

– Я тоже.

Она рассмеялась. Боже! Что же он представлял собой в молодости! Даже сейчас он оставался чувственнее и выносливее многих мужчин вдвое моложе его.

– Да, знаю. Именно поэтому мне требуется небольшой отпуск.

Он прищурил глаза.

– С кем еще ты трахаешься?

Она взъерошила копну своих волос.

– С любым, кто подвернется. Вроде тебя.

Джино ухмыльнулся.

– Ты классная телка. Не психуешь. Мне такие нравятся.

– Спасибо. Я очень люблю комплименты.

Улица Родео Драйв не очень понравилась Лаки, но все же она прошлась по ней. Заглянула в магазин» Лина Ли» и купила темно-пурпурный кожаный пиджак с широкими плечами. Осмотрела витрины ювелирной лавки «Фред», затем забрела в «Джорджио», где приобрела несколько сногсшибательных платьев. Она не так уж и любила ходить по магазинам, предпочитая носить джинсы и рубашки, но порой на нее находил покупательский зуд. Если уж Лаки одевалась не по-простому, то предпочитала что-нибудь экстравагантное. Ей нравилось, как одеваются рок-звезды. Они обладали своим определенным стилем, свободой, умением поразить. Недавно она увидела по телевизору Флэша, он был в костюме из черной кожи, длинных белых шарфах и с золотыми сережками. Он выглядел просто потрясно!

Димитрий как-то упомянул, что Олимпия живет с Флэшем. Ну и парочка!

Лаки очень ждала встречи с ней. Когда она росла, у нее не было других подруг, кроме Олимпии, и какое-то время они настолько сблизились...

А что, если Олимпия придет в ярость при известии о ее браке с Димитрием?

А что, если...

А, к чертям собачьим. Она терпеть не могла гадать: «Что, если так, что, если этак». Глупее занятия не придумаешь. Когда Димитрий вернется из своей деловой поездки, они объявят о свадьбе официально. Олимпия или порадуется или огорчится. Одно из двух.

– Тебе звонила Лаки, – вспомнила Сьюзан.

Джино уже час как вернулся домой.

– Почему ты мне сразу же не сказала? – сердито спросил он.

Сьюзан сделала неопределенный жест.

– Я не предполагала, что это так важно.

– Она сама так сказала?

– Что она сказала?

Он все еще сдерживался.

– Что это не важно?

– Нет.

Джино направился в свой кабинет.

– Она не в Нью-Йорке, – добавила Сьюзан ему вслед.

– А где?

– По-моему, она сказала что-то вроде того, что здесь.

– По какому она телефону?

– Не знаю.

Теперь уж он взорвался.

– Какого черта ты не спросила?

Два ярко-красных пятна выступили на фарфоровых щечках Сьюзан.

– Я не твоя секретарша, Джино.

– Тогда не бери за меня трубку.

Джино закрылся в кабинете. Лаки в городе, а он не знает, как ее найти. Что такое творится с его женой?

Вернувшись в отель, Лаки извинилась перед Костой. Он обнял ее и сказал, что все дело в том, что он волнуется за нее. Они сидели в ресторане, и она принялась рассказывать ему о своих планах.

Коста внимательно рассматривал Лаки. Как она походила на отца! О... он помнил добрые старые дни, как будто все было только вчера. Джино, полный такого же энтузиазма и с оптимизмом, горящим в глазах. Они оба люди действия. Но Лаки брала то, что ей надо, в мире, принадлежащем мужчинам. А это совсем не просто. Замужество с таким богатыми влиятельным человеком, как Димитрий Станислопулос, пойдет ей только на пользу.

В пять часов Лаки взглянула на часы и сказала:

– Давай позвоним Джино.

Официант принес им телефон, и она назвала номер. Подошла служанка.

ГЛАВА 49

Обед в ресторане «Рио» при отеле проходил шумно. Присутствовал Ленни, навеселе после немалого количества рюмок водки. Присутствовали Исаак и Ирена. Присутствовал репортер из «Роллинг стоунз» вместе с юной девушкойфотографом с многозначительным прозвищем Ротик. Присутствовал Матт в компании с привлекательной разведенной дамой тридцати с чем-то лет. И Джесс. Одна. Трезвая. И тем более злая.

Во-первых, она злилась, что Матт пришел с женщиной.

Во-вторых, она злилась на себя за то, что злилась.

– Сделай одолжение, расслабься, – шепнул ей Ленни. – Ты ведешь себя, как старая дева на свадьбе.

– Сделай одолжение, отстань, – огрызнулась Джесс.

Ротик поочередно щелкала своими многочисленными камерами. Она была хорошенькой и на вид неглупой, с мальчишеской стрижкой «ежиком», проницательными глазами и остренькими, не нуждающимися в бюстгальтере грудками под свободной майкой.

Исаак и Ленни наперебой рассказывали всякие забавные истории; Ирена восхищенно внимала.

Спутница Матта казалась совсем не к месту в своем вечернем платье и соболях.

Репортер из «Роллинг стоунз» примечал все и вся.

Матт разыгрывал роль благодушного хозяина.

Джесс попыталась развеселиться, но безуспешно. После ресторана все пошли в номер к Ленни. Исаак достал хорошей травки, что смутило Матта, и он ушел под ручку со своей дамой.

Травка подействовала замечательно на всех, кроме Джесс. Она была не в настроении.

Они включили музыку, немного выпили, немного покурили. А через некоторое время Ленни выяснил, почему фотограф носила прозвище Ротик. Она вышла из его номера в пять утра с довольной улыбкой и с дюжиной отличных снимков.

Ему не спалось. Он спустился вниз и поплавал в бассейне. Вышел из отеля и посмотрел на свою афишу. Ленни Голден. Шестиметровыми буквами. Ленни Голден. Тысячи разноцветных лампочек. Казалось, что все это происходит во сне. Он сунул двадцатку проходившему мимо пьянчужке и позавтракал в кафетерии. Для поклонников было еще слишком рано. Только несколько ночных заядлых игроков и пара-другая потрепанных проституток. Сегодня вечером – открытие гастролей. Две звезды – он и Витос Феличидаде. Ленни не испытывал волнения. Он никогда не боялся сцены. Более того, только общаясь с публикой, он чувствовал себя уверенно и спокойно. Еще мальчишкой-школьником Ленни в любой момент мог собрать вокруг себя толпу слушателей – стоило только начать рассказывать похабные анекдоты, чем похабнее, тем лучше. Материал поставляла ему Джесс. Он не встречал человека с более неистощимым запасом ругательств. Он любил ее. Его настоящая семья – это она. Алиса не в счет.

Ленни покончил с завтраком и вернулся в номер. Ему предстоял напряженный день. Рано утром – репетиция. Ленч с репортером из «Роллинг стоунз» – он обещал ему серьезный разговор. Прочитать и исправить два сценария для сериала «Источники». И надо еще раз попозировать Ротику.

Он сожалел теперь, что позволил ей показать ему свое мастерство. Господи! Родись он женщиной, он пользовался бы славой самой доступной шлюхи в городе. А на самом деле ему нужно совсем другое – прочный, надежный союз. Хватит мимолетных приключений. Почему бы кому-то не начать заботиться о нем, делить с ним его успехи? Не просто прыгать к нему в постель ради его ставшего известным имени.

Иден.

К черту Иден.

А разве тебе не хотелось бы?

Нет.

На мгновение она вновь заполнила собой все его мысли. Но только на мгновение.

Дело пошло на поправку.

Олимпия скучала. Жутко. Она прилетела в Вегас, чтобы досадить Флэшу и выйти за Витоса. Но Витоса, похоже, гораздо больше занимал вечер открытия его дурацких гастролей, репетиции, и еще он постоянно полоскал горло какой-то отвратительной смесью на меду. И вот теперь она торчала около бассейна в компании недовольной няни и непредсказуемой дочери, и ей оставалось только одно – дуться.

В белом закрытом купальнике, из-под которого во все стороны торчали складки жира, она возлежала в полосатом шезлонге в тени зонта. Олимпия накупила целый ворох журналов, но глазеть по сторонам оказалось гораздо интереснее. Давно уже она не сиживала около общедоступных бассейнов. Она могла бы и остаться наверху, на своей личной террасе, но там слишком припекало, к тому же Бриджит попросила ее вместе спуститься к бассейну, а сегодняшний день проходил у Олимпии под девизом: «Я – прекрасная мать».

– Давай поплаваем, мама? – предложила Бриджит.

«Какая она все-таки симпатичная девочка, – подумала та. – Как жаль, что ее характер совсем не соответствует ее внешности».

– Не сейчас, дорогая, – ответила Олимпия. – Мне надо отдохнуть. Няня пойдет с тобой.

Няня Мейбл, такая нелепая в своем старомодном купальнике, возмущенно посмотрела на нее.

Но Олимпия не замечала никаких взглядов. Она сама, позабыв обо всем, разглядывала спасателей, чьи выпирающие под миниатюрными плавочками чресла полностью привлекали ее внимание.

Время ленча. И Ленни благополучно устроен за столиком в компании репортера из «Роллинг стоунз».

Пересекая холл, Джесс нос к носу столкнулась с Маттом.

– Как дела? – спросил он.

Она ослепительно улыбнулась.

– Прекрасно.

– Ничего не нужно?

– Абсолютно ничего.

– Ленни доволен?

– Похоже.

– Долго еще вчера развлекались?

Ответив, она спохватилась, но было уже поздно:

– А я-то думала, что это как раз ты развлекался.

Он добродушно рассмеялся.

– Тина – мой старый друг, – пояснил он, имея в виду свою вчерашнюю спутницу.

Снова Джесс не удержалась:

– Старый – это в точку сказано.

Матт опять расхохотался:

– А пойдем-ка, перекусим.

И он взял ее под руку, не ожидая отказа.

– Я очень занята.

– Но есть-то надо.

– Я заказала что-то в номер. Мне должны позвонить из Лос-Анджелеса.

– Какая ты трудолюбивая особа.

– Мне нравится моя работа.

– Да, и ты, конечно, очень многое сделала для Ленни.

– Он бы и без меня пробился. Он просто великолепен. Тебе следовало бы это понять еще в первый раз.

Матт насупился. Конечно, Ленни Голден хорош, кто спорит. Но почему Джесс прямо вся светилась, когда говорила о нем? Почему так преображалось ее лицо?

Она спит с ним. У Матта не оставалось никаких сомнений. А из этого следовало, что у него, Матта Трайнера, не было ни малейшего шанса.

Да он и раньше все понял. Понял, когда она вместе с Ленни уехала из Вегаса. И поэтому больше не добивался ее.

– Ну что же. Увидимся позже, – сказал он. – Так тебе точно ничего не нужно?

– Совершенно точно.

«Я его больше не интересую, – подумала она. – Ему на меня наплевать».

Да и стоит ли переживать?

Но она переживала.

– Расскажите мне о вашей матери, – попросил репортер «Роллинг стоунз».

Ленни медленно пережевывал большой кусок гамбургера.

– Что именно вы хотите знать? – спросил он с набитым ртом.

– Ну, ваш отец был комиком – это вы мне говорили. Братьев или сестер у вас нет. Вы перебрались в Нью-Йорк в семнадцать лет, остальное уже известно. Но вы ни разу не упомянули о матери. Она жива?

Какой соблазн избавиться от Алисы. Разделаться с ней в печати и больше никогда не иметь с ней дело. Но Алиса вряд ли смирится. Теперь, когда он прославился, она не имела ничего против тридцатидвухлетнего сына.

– Да, она жива, – сказал он.

– Что она думает о ваших сюжетах? Ваши интермедии на тему матери и сына поразительно безжалостны. Ей они нравятся? Или огорчают? Или?..

Ленни передернул плечами. Пора кончать с этим интервью. Какая к черту разница, что там себе думает Алиса! Она никогда не высказывала своего мнения. Он никогда ее не спрашивал. Единственный услышанный им за все время комментарий сводился к тому, что она посоветовала ему поменьше выражаться.

Он усмехнулся, потянулся.

– Послушайте, если вы хотите это узнать, почему бы вам не расспросить ее саму? – Быстрый взгляд на часы. – Мне пора. Увидимся позже. Вы ведь будете на концерте, верно?

Репортер кивнул и выключил миниатюрный диктофон. Ленни встал, подмигнул крутившейся неподалеку официантке, которая уже успела выпросить у него автограф, и покинул ресторан.

В три часа Олимпия пошла к себе, чтобы начать готовиться к предстоящему вечеру. Витос лежал у себя в номере и распевал голос.

– Оли-импия, – протянул он. – Ка-ак ми-ила.

– Витос, – заявила она твердо, – я приехала в этот противный игорный дворец не для того, чтобы сидеть тут без дела. Объясни, что происходит?

– Завтра я буду узнавать, – широко улыбнулся Витос, усаживаясь.

Он сказал Олимпии, что ожидает прибытия кое-каких бумаг из Испании. И не соврал. Ему срочно требовались документы, подтверждающие ликвидацию брака, но их никак не могли найти.

Она отщипнула виноградину со стола, заваленного фруктами.

– Сколько еще нам здесь торчать? – капризно заныла Олимпия детским голоском.

– Одну неделю.

– Слава Богу, не так уж долго. Кошмарное место.

Ленни надел черный кожаный пиджак, черные брюки в обтяжку, белую рубашку, расстегнув на шее, узкий галстук из черной кожи и белые кроссовки. Его светлые волосы были артистично взлохмачены.

Джесс привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Ты потрясающе выглядишь, – прошептала она.

Он был готов.

Глубокий вдох.

Кровь стучит в висках.

Вперед!

Сидя в зале, Иден гадала, заметит он ее или нет. Вообще-то ее трудно было не заметить. Она расположилась за лучшим столиком – по центру и прямо перед сценой. Ее окружали Пейж и Райдер Вилеры, Куинн Лич, режиссер будущей картины; его всем недовольная, некрасивая подружка; конечно же, Сантино. И еще два его лас-вегасских знакомых.

– Они могут дать денег на фильм, – предупредил он ее. – Веди себя с ними поприветливее.

Оба оказались на редкость мерзкими типами. Один – приземистый и коренастый, с волосами, буйно растущими повсюду: в носу, в ушах, на шее, на руках. От одного взгляда на него по телу Иден пробегала дрожь отвращения.

Другой – огромный, пузатый, с недобрыми маленькими глазками и зачесанными назад жирными волосами. Оба пришли без дам, из чего естественно следовало, что, едва взглянув на Пейж Вилер (в свои сорок с лишним лет чересчур старую, на их пресыщенный вкус) и подружку Куинна Лича (чересчур некрасивую, по их понятиям, воспитанным регулярным разглядыванием красоток в «Плейбое»), они сосредоточили все свое внимание на Иден.

Она отвечала односложно и смотрела холодно. Жить с мужчиной вроде Сантино Боннатти само по себе уже не подарок. Так с какой стати ей лезть из кожи вон перед парой горилл, которые еще только могут финансировать фильм?

Да Сантино и не нужно никаких инвесторов – у него и самого денег хватает.

Она не сводила глаз с Ленни, стоящего посреди сцены. Выглядел он просто великолепно. Впрочем, он всегда был красивым сукиным сыном. На счастье, она знала, что и сама смотрелась потрясающе в своем глубоко вырезанном соблазнительном платье. К тому же на ней рубиновое ожерелье и серьги – подарок Сантино. Волосы, расчесанные на прямой пробор, ласкали ей плечи – две белые шторы, обрамляющие точеное личико.

Когда Сантино объявил, что они едут на несколько дней в Лас-Вегас, Иден пришла в восторг. Ей безумно надоело торчать в доме на Блю Джей Уэй, фактически в положении пленницы. Она не могла дождаться, когда же начнутся съемки и она обретет свободу передвижений и вернется хоть к какому-то подобию нормальной жизни. Стоит работе закрутиться, и Сантино вынужден будет предоставить ее самой себе. Пойдут примерки, обсуждение сценария, возможно, репетиции. Некоторые режиссеры по нескольку недель занимаются с актерами, прежде чем приступить собственно к съемкам.

Естественно, Сантино не удосужился ее предупредить заранее. «Мы едем в Вегас», – объявил он, и уже через час они катили в машине с Зеко за рулем. Конечно, хорошо бы былоуспеть сходить к парикмахеру, привести в порядок ногти, кое-чего прикупить.

Но – нет. Сантино все делал по-своему. Иден уже научилась с ним не спорить.

По прибытии Сантино устроил ее в номер в «Сэндсотеле» под присмотром Зеко. Потом ушел и вернулся спустя час.

– Одевайся, – приказал он. – Мы идем на премьеру.

– Премьеру чего? – спросила Иден.

– Ну, этого... испанского певунчика Витоса или как его там. Держи, – он сунул ей в руку пачку купюр. – Ступай и купи себе что-нибудь такое, от чего у меня встанет. Возьми с собой Зеко.

Она и понятия не имела, что Ленни Голден делит премьеру с Витосом Феличидаде. Только подъехав к «Маджириано», она увидела огромные афиши.

Пейж перегнулась через стол и что-то прошептала. Иден не расслышала:

– Что?

– Знойный мужичок, а? – повторила Пейж. – Он мне напоминает сексуального Редфорда, к тому же чувственный, как Ньюмен.

Иден сообразила, что никто не знал об их трехлетней связи с Ленни Голденом. Непонятно почему, но это ей показалось обидным. Он даже не упомянул о ней в статье в «Пипл» – только бросил туманную фразу, что в Нью-Йорке встречался со многими манекенщицами.

А разве она – не часть его прошлого? И еще какая часть!

Иден приходила в бешенство от мысли, что он добился успеха первым. Ведь это ей следовало бы находиться в центре внимания. Ей, не ему, пристало красоваться на обложке журнала.

Пейж явно ждала от Иден какой-то реакции на свое замечание.

– Ничего, – выдавила она.

– Ничего?! – воскликнула Пейж. – Да он потрясный мужик, милочка. Когда я говорю о ком-то «знойный», можете не сомневаться – так оно и есть.

Иден нравилась Пейж Вилер, хотя они провели вместе не так уж много времени. Пару раз поужинали, раза три пообедали – все с разрешения Сантино. С Пейж быловесело. Она наслаждалась каждой минутой, и жизнь платила ей взаимностью. О! Интересно, как бы она отреагировала, если бы Иден поделилась с ней, какой Ленни Голден «знойный» на самом деле?

Была минута, когда она почувствовала, что соскучилась по нему.

Но только минута.

И только в постели.

Публике Ленни пришелся по вкусу. Эти люди обладали реальной властью. Они могли вознести до небес, могли и повергнуть в грязь.

Стоило ему выйти на сцену, как он понял, что они у него в руках. Ленни уловил их настроение – они хотели разделить с ним успех этого вечера.

С невозмутимым видом он выдал порцию циничных, язвительных шуток.

Они отреагировали моментально, отдавая должное всем мельчайшим нюансам его юмора.

Он говорил правду. Они катались со смеху.

Он облил грязью телевидение. Им понравилось.

Он перешел к семейным отношениям. Народ хохотал до слез.

Он попал в струю. Чувствуя себя хозяином положения, уверенно, с безупречным чувством ритма, Ленни вел свой концерт.

И тут он увидел ее.

ГЛАВА 50

– Ну чего ты, собственно, добиваешься, черт побери? кричал Джерри Майерсон.

Стивен и он стояли в противоположных углах гостиной нью-йоркского особняка Джерри, оба злые донельзя. Стивен – потому что он хотел, чтобы Джерри, наконец, заткнулся. А Джерри – потому что в молодости был тайно влюблен в Кэрри и теперь не мог спокойно смотреть на ее мучения.

Стивен нетерпеливо взмахнул рукой.

– Когда что-нибудь прояснится, я дам тебе знать.

– И когда же это случится? – саркастически поинтересовался Джерри.

– Думаешь, мне самому не терпится? – Стивен повернулся спиной к собеседнику и уставился из окна на хаос, вечно царящий на Пятьдесят четвертой улице. Водитель такси делал оскорбительные жесты в адрес шофера огромного грузовика, перегородившего движение. Скандал с минуты на минуту грозил перейти в драку.

– Самое для тебя лучшее – вновь приступить к работе, – без обиняков заявил Джерри. – Я уже говорил, что ты можешь прийти в мою фирму, когда захочешь.

Стивен обернулся.

– Я сам хочу того же. И сделаю, как только улажу этот вопрос.

– Хорошо. Тогда ты сможешь вернуть мне деньги, которые я тебе одолжил.

Стивен гневно сверкнул глазами.

– Ты так боишься за свои деньги, Джерри?

– Нет, дубина. Я боюсь за тебя, и мне очень не нравится твое настроение.

Спор продолжался еще некоторое время, но оба знали, что он ни к чему не приведет. Стивен все решил. И ничто его не могло остановить.

На следующий день Джерри пригласил Кэрри пообедать вдвоем. Она выглядела утомленной, но была рада встрече и крепко обняла его. Кроме ее сына, только Джерри знал правду о ее прошлом и, похоже, понимал все гораздо лучше, нежели Стивен.

– Завтра он ведет меня к оставившему практику врачу, – устало сказала она. – Кто знает? Возможно, внешность и имя совпадут.

– Надеюсь, – ответил Джерри. – Ради блага вас обоих.

Глядя в стол, Кэрри крутила в руке бокал с «мартини».

– Джерри, – начала она неуверенно. – Я не знаю, что делать дальше. Когда я разговариваю со Стивеном, я чувствую, что он меня ненавидит. Такое впечатление, будто он возвел вокруг себя стальную решетку и сквозь нее до него никак не добраться. Но я сделала только то, что сделала бы любая другая мать, – я защитила его от горькой правды.

– Я знаю, – сочувственно произнес Джерри, – вы не можете себя ни в чем винить. Просто он запутался и не может понять, кто же он такой. Из кризиса только один путь, и он должен пройти его самостоятельно. Не только вы – никто не может помочь ему.

– Я так рада, что ты его понимаешь.

– Для того и существуют друзья.

– Спасибо, Джерри, – она взяла его ладонь в свою и крепко пожала. – А как твои дела?

Он ухмыльнулся.

– Пока умудряюсь оставаться холостяком, несмотря на многочисленные трудности. Не так-то просто быть богатым, удачливым и гетеросексуальным в Нью-Йорке. Дамы чуть не силой тащат тебя к венцу.

Кэрри улыбнулась и впервые за много недель почувствовала, как напряжение покидает ее.

Фред Лесстер, доктор медицины, жил на полпути между Нью-Йорком и Филадельфией. Он оказался наполовину ливанцем восьмидесяти пяти лет от роду. Его кандидатура отпала с первого взгляда.

Стивен, по такому случаю вновь позаимствовавший у Джерри его «порше», молча вез Кэрри обратно в город. Она остановилась в квартире своей подруги. Та уехала на шесть месяцев в Европу, и разумнее казалось пожить у нее, чем в доме на Фаер-Айленде.

– Может, поднимешься? Я приготовлю яичницу или что-нибудь еще? – предложила она.

Он отрицательно покачал головой.

Кэрри хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, он выглядел таким несчастным. Но почему ее сын не может принимать мир таким, какой он есть?

– Извини за беспокойство, – сказал он, глядя прямо перед собой. – Сегодня мы только зря потратили время.

– Ничего страшного.

– Больше такого не случится.

Кэрри подумала про себя, значат ли его слова, что он отказывается от поисков Фредди Лестера. Возможно, дело вовсе и не в нем. Может, его отец – Джино Сантанджело.

Стивен знал, где находится Джино. Почему бы ему не слетать в Калифорнию и не уговорить его сделать анализ крови?

Кэрри едва не рассмеялась от этой мысли. Джино Сантанджело ни за что на свете ее не припомнит. Он решит, что Стивен – сумасшедший, только и всего. И спустит его с лестницы.

– И что теперь? – спросила она ровным голосом.

Стивен перегнулся через нее и открыл правую дверь машины.

– Поговорим через пару дней, – ответил он коротко.

«Большое спасибо. Может, мне теперь вообще не жить, только ждать, что ты придумаешь в следующий раз?»

– Спокойной ночи, – сказала она вслух, выходя из машины Джерри.

Он умчался в ночь, не обернувшись даже на миг. Даже не подумал убедиться, что она благополучно вошла в дом. Вот и вся плата за ее любовь и заботу. Ей стало очень грустно.

Кэрри не спалось, и она долго сидела у окна, вглядываясь в игру ночных теней и слушая вой полицейских сирен.

Воспоминания теснились у нее в голове, и, когда она наконец уснула, сон ее был беспокойным.

ГЛАВА 51

Если уж Сьюзан начинала действовать, то действовала она решительно. В течение сорока пяти минут она позвонила Эприл Кроуфорд и сослалась на жуткую мигрень; позвонила в ресторан «Чазенс» и заказала несколько порций их знаменитого перца чили; немного освежила грим и надела простое платье абрикосового цвета. Когда приехали Лаки и Коста, она была уже готова.

Джино тоже. Он очень радовался встрече с дочерью, по которой, как оказалось, очень соскучился.

– Дочурка! – воскликнул он, распахнув объятия.

– Папка! – пискнула она, бросаясь к нему. Пусть он не любил, когда она так его называла, но сейчас ей хотелось произнести это слово.

Сьюзан одарила Косту улыбкой:

– Входите, прошу вас.

Вся компания ввалилась в дом. Так, ничего себе, обычный калифорнийский четырехмиллионный особнячок. Без всяких претензий.

– Ну, ну, ну, – ухмыльнулся Джино, оглядев Лаки с головы до ног. – Выглядишь прекрасно. – Затем он повернулся к Косте и шутливо ткнул его кулаком в живот. – А ты, приятель, что-то отрастил брюшко. Слишком налегаешь на домашние деликатесы, а? Небось немало вдовушек потчуют тебя горяченьким?

– Да, – подхватила Лаки. – Я тоже собиралась поговорить с тобой о твоей фигуре, Коста. Они скоро сделают из тебя толстяка!

Все покатились со смеху, кроме Сьюзан, которая не видела ничего смешного в том, что кто-то не соблюдает диету. Сама она со всей серьезностью относилась к тому, что попадало ей в рот, – одна из причин, по которой она перестала заниматься оральным сексом с Джино уже через месяц после свадьбы. Он ворчал, но тем хуже для него – она твердо стояла на своем.

– Что будете пить? – спросил Джино по пути к бару, одной рукой обнимая Лаки, а другой Косту.

– Перно со льдом, – ответила Лаки.

– Что-нибудь не крепкое, – сказал Коста.

– Что-нибудь не крепкое! Вот ты всегда так и во всем, – пошутил Джино, берясь за бутылки.

– Ганс позаботится о напитках, дорогой, – проворковала Сьюзан, подплывая к мужу.

– Ерунда. Я сам, – ответил Джино и бросил кубики льда в бокалы.

Сьюзан сделала слуге знак удалиться. Затем с приятной улыбкой на устах она повернулась к Лаки:

– Как поживаешь, дорогая? Мы так давно тебя не видели.

«Ах ты, лживая сучка, – подумала Лаки. – Ни на йоту не изменилась. Все так же строишь из себя Грейс Келли».

– Прекрасно, Сьюзан.

«Ха! Ты еще не знаешь, что я вышла замуж на Димитрия Станислопулоса. Вот когда ты в штаны напустишь!»

– Выглядишь ты просто превосходно, – продолжала Сьюзан. – У тебя немного усталый вид, но это, наверное, из-за разницы во времени. Такие перелеты всегда выбивают меня из колеи. Разница в три часа кажется не такой уж большой, но поверь мне...

– Эй, Джино, – воскликнула Лаки, не обращая на нее внимания. – Ты еще не соскучился по Вегасу?

Он усмехнулся.

– А ты?

– Я? У меня слишком много других дел.

– Например?

– Например, Атлантнк-Сити. Я взялась за тот проект, а то ведь можно и опоздать.

– В самом деле?

– А чего ждать? Я всегда этого хотела. А теперь у меня есть финансовая поддержка.

– Да?

– Да.

– Чья?

– Потом расскажу.

Сьюзан слушала с застывшей улыбкой на губах. Она понятия не имела, о чем они говорят.

– Я заказала чили от «Чазенса», – объявила она. – Надеюсь, вы оба любите чили, но Джино сообщил мне о вашем прибытии в самый последний момент, и я просто...

– А почему не сейчас? – потребовал Джино, продолжая разговор с Лаки и не обращая никакого внимания на Сьюзан.

– Потому что это долгая история.

– У нас весь вечер впереди.

Ее черные глаза блеснули.

– А почему ты так заинтересовался? Хочешь войти в долю?

– Эй, – рассмеялся он. – Я тебя раскусил. У тебя не хватает денег, и ты намереваешься привлечь меня. Угадал?

– Нет, не угадал.

–Да?

– Да. Я наконец-то строю свой собственный отель. И мне не нужны партнеры.

– А как тебе это удалось?

– Тебе так интересно?

– Интересно, и ты сейчас мне все расскажешь.

– В самом деле? А если нет?

На их лицах играли широкие улыбки, и они как мяч бросали друг другу шутливые реплики, как в старые добрые времена, когда игра называлась «единение».

– Обед будет готов с минуты на минуту, – объявила Сьюзан ледяным тоном.

– Если не ошибаюсь, вы говорили что-то о чили? – вежливо переспросил Коста.

– Да, – ответила Сьюзан, удостоив его взглядом и не придя в восторг от увиденного. Зачем Джино понадобилось навязывать ей помимо своей невыносимой дочери еще и своих скучных друзей?

– Может быть, если моя просьба вас не слишком обеспокоит, я бы съел что-нибудь другое, – продолжил Коста тихим голосом. – Суп из пакетика или яйцо. – Он похлопал себя по животу. – Чили для меня слишком остро. Врачи запрещают.

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказала Сьюзан, обдавая его холодом.

Джино и Лаки перешли к другому концу бара и настолько увлеклись разговором, что никого вокруг не видели и не слышали. Джино отдалялся от нее – уже несколько месяцев она это чувствовала. Теперь, глядя, как он разговаривает с дочерью, такой оживленной и радостной, она поняла, что ей следует быть настороже. Она может его потерять. А к такому повороту событий она не была готова. Пока.

Сьюзан быстро подошла к мужу и с видом собственницы взяла его под руку.

– А теперь, Лаки, мы очень хотим, чтобы ты нам рассказала, что ты делала все это время. Расскажи нам все-все. – Голос ее был мед, а тонкогубая улыбка – сахар. – В этом доме по тебе очень скучают. Ведь мы скучаем по ней, милый Джино, правда?

Джино настоял, чтобы обед накрыли на кухне. Было бы из-за чего устраивать сыp-бор, а то всего-навсего перец.

Итак, обед состоялся на кухне, к большому раздражению прислуги. Кухня являлась их территорией, и им не нравилось, когда их оттуда изгоняли.

Сьюзан весь вечер сохраняла улыбку на лице, что, впрочем, давалось ей с трудом. Джино, Лаки и Коста составили прекрасную группу. Джино хотел говорить только о прежних временах в Нью-Йорке. Коста идеально подходил на роль собеседника, а Лаки – на роль слушателя.

Сьюзан вовсе не хотела слушать их излияния. В рассказах о прежних временах в Нью-Йорке она слышала лишь грубость и грязь.

В середине обеда приехала Джемма с друзьями.

– А я думала, вы куда-то собирались, – заявила она грубовато. – И какого черта вы торчите на кухне?

Сьюзан деликатно промокнула губы салфеткой.

– Планы поменялись, дорогая. Джемма, ты ведь помнишь Лаки? А это Коста... – она запнулась, припоминая его фамилию, – Дзеннакоти.

– Дзеннокотти, – поправил Джино.

– Ах да, – быстро проговорила Сьюзан, – Дзеннокотти.

– Привет, – сказала Джемма не слишком дружелюбно.

Джемма надеялась никого не застать дома, тогда они с друзьями могли бы как следует расслабиться и немножко покайфовать. Теперь придется ехать куда-нибудь еще. Она вовсе не собиралась сидеть весь вечер в такой тоскливой компании. С недовольным видом она вышла из комнаты.

Лаки отодвинула от себя недоеденную тарелку с чили. Как ей хотелось, чтобы они с Джино и Костой остались одни. Сьюзан действовала на нее угнетающе. Ее фальшивая улыбка, неуместные попытки участвовать в разговоре. И сам дом казался холодным, в нем не чувствовалось домашнего уюта, просто картинка из журнала. А теперь еще и Джемма, заносчивая дочь хозяйки. Джино совсем не изменился – неужели ему нравится жить с этими людьми?

– Давай поедем в отель, – тихо предложила она ему. – У меня там есть для тебя сюрприз.

– Какой?

– Поехали. Там увидишь, – подзадорила она.

Его не пришлось долго уговаривать.

– Вперед.

Сьюзан не понравилось, что они уехали сразу после обеда. Она тоже было собралась, но Джино остановил ее:

– Нет, я скоро вернусь. Оставайся.

Они уселись в машину, которую Лаки взяла напрокат, и помчались в отель. Всю дорогу они смеялись как дети.

Заглушив двигатель, Лаки подумала о том, какой огромный сюрприз она сейчас обрушит на Джино. Она ведь даже не сказала ему, что вышла замуж. Лаки вдохнула полную грудь воздуха. Он должен прийти в восторг. Какие еще чувства может он испытать, впервые увидев Роберто? Его собственный внук. Его плоть и кровь. О Боже! Почему же ей так страшно?

Стараясь не шуметь, они пошли по усеянной листьями дорожке к ее домику. Она вставила ключ в дверь, открыла ее и включила свет.

– И где же твой сюрприз? – нетерпеливо спросил Джино, озираясь кругом.

– А чего ты ждал? «Феррари»? – подначила Лаки.

– Ну, я думал, может, увижу собственный портрет. Я всегда мечтал висеть на стене у кого-нибудь.

Она мягко рассмеялась.

– Подожди! – приказала она. – Дай ему чего-нибудь выпить, Коста.

Лаки в спешке забежала в спальню и закрыла за собой дверь. Роберто спал в кроватке рядом с ее постелью. Чичи смотрела телевизор в соседней спальне.

Лаки стояла и смотрела на своего ребенка, своего маленького мальчика. Шестнадцати месяцев от роду и фантастически хорош.

Он спал лицом вниз. Черные волосы, как у всех Сантанджело. Сейчас не было видно его пронзительных глаз с длинными, загнутыми вверх ресницами.

Как она его любила! Джино должен испытать те же чувства. Просто должен!

Она нежно взяла сына на руки. Он был теплый и влажный и пах тальком и мылом.

– Роберто, – прошептала она. – Мама вернулась.

Ребенок быстро открыл глазки.

– Э-гей, – пропела она. – Сегодня очень важный день. Ты, мой замечательный малыш, сейчас увидишь своего дедушку. – Лаки крепко обняла его. – Ты будешь себя хорошо вести, правда?

Роберто открыл ротик, продемонстрировав все свои три зуба. У него было замечательное настроение.

Она еще крепче прижала его к себе.

– Пошли, маленький, – сказала она. – Пошли и давай произведем наилучшее впечатление.

ГЛАВА 52

Ленни показалось, что он получил удар под дых. Бац! Прямо в солнечное сплетение. Получай, сукин сын.

На какую-то долю секунды их с Иден глаза встретились. Она не кивнула и вообще ничем не показала, что они знакомы, только повернулась к соседу и попросила сигарету. Он знал, что она играла. То был знак безразличия. Так сказать, пожимание плечами. «Все остальные могут приходить от тебя в восторг, но, честно говоря, меня ты совершенно не трогаешь».

Сука с Кукольным личиком.

Выглядела она сногсшибательно.

Хотя все эти мысли молнией пронеслись в его мозгу, внешне он сохранял полное спокойствие. Ни словечка не перепутал. Продолжал делать то, что так хорошо умел делать, а тем временем эта стерва покуривала сигаретку, потягивала винцо и притворялась, что вообще его не знает.

Она подстегнула его. Прибавила ему сил. Он завелся, как шлюха при виде денег, и сделал гораздо больше, чем первоначально планировал. Он импровизировал, играл с публикой в кошки-мышки, задержался на сцене на десять минут больше положенного и заслужил восторженные овации.

Ленни Голден. Звезда. Если она не знала этого раньше, пусть узнает теперь. Он спрыгнул с эстрады с кружащейся от успеха головой, готовый начать все сначала.

– Ты былпросто великолепен! – воскликнула Джесс, сверкая глазами от радости.

Гром аплодисментов все не утихал. Он выходил на поклоны три или четыре раза, пока шум не заглушила тема вступления Витоса Феличидаде. Начиналась вторая часть шоу.

– Мать моя! – Джесс никак не могла успокоиться. – Ты им сегодня дал прикурить!

Все набились в его гримерную. Исаак и Ирена, Матт, Ротик со своими камерами и неотвязный репортер из «Роллинг стоунз».

А Ленни хотел остаться один. Все, в чем он сейчас нуждался, так это в нескольких минутах мира и покоя. Джесс угадала его настроение и выпроводила всех из комнаты, а он заперся, разделся и подставил тело под ледяные иголки холодного душа.

Иден здесь.

Возможно, она специально приехала. Вряд ли, конечно, но приятное предположение.

Он выключил душ, завернулся в полотенце и вернулся в гримерную.

Джесс сидела на диване, обхватив руками колени, на одном из которых балансировал бокал шампанского. Она подняла бокал, приветствуя его:

– Салют.

– Иден здесь, – сказал он. – Выясни, что за хрен такой с ней.

Витос Феличидаде не отрываясь смотрел прямо на нее. Она чувствовала его взгляд, но не подавала виду.

Поскольку все остальные дамочки торчали от восторга, она не станет растворяться в толпе. Ведь она – Олимпия Станислопулос. И может заполучить любого мужчину по своему выбору. Когда угодно. И где угодно.

К сожалению, после не слишком чистоплотного, но темпераментного Флэша Витос с его мягким животиком и меланхоличной улыбкой казался неудачной заменой. Но и он сойдет. Пока.

Сейчас он разливался соловьем о погубленной любви, страсти и звездных летних ночах. Честно говоря, Олимпия нашла комика, Ленни... или как его там, гораздо более привлекательным, чем Витос. Тот был сексуален той же сексуальностью, что и Флэш. Шпанистой сексуальностью. Этому выражению научил ее Флэш, и Олимпии понравилось новое словечко.

Шпанистый. При этом слове воображение рисовало образ человека, знающего кое-что о жизни. Витос же, казалось, жил в вакууме идеальных отношений. В постели он тоже не блистал. Мягкий животик оказался не единственной его проблемой.

Олимпия заерзала в кресле. Она сегодня нарядилась по первому разряду, а впереди еще полчаса тоскливых песен Витоса. У нее не было уверенности, что сможет досидеть до конца.

Ленни прошелся взад и вперед по комнате. Гримерная. Здесь легче, чем на сцене, но все равно приходится играть. Он уже наловчился отвечать на вопросы. Сейчас его атаковали два местных репортера и, конечно, неизменный парень из «Роллинг стоунз». Всех их интересовало одно и то же. Как он начинал? Где он родился? Когда он решил стать комиком?

Какого черта они не читают его биографические данные, аккуратно отпечатанные и размноженные Джесс?

Глупые вопросы. Утомительные вопросы. Еще пара месяцев – и он вообще завяжет с интервью. Что, конечно, сделает его еще более популярным. Вернулась Джесс. Он пошел к ней навстречу. По пятам за ним следовала Ротик, которая уже, по меньшей мере, тысячу раз его сфотографировала.

– Ну и что?

– Дурные новости.

– А именно?

– Ее компания – пара местных уголовников и их приятель из Лос-Анджелеса.

– Откуда ты знаешь?

– Сам метрдотель сказал мне. Мы с ним старые друзья, а он знает здесь всех и вся. Уж поверь мне, Ленни, эти ребята – акулы, а не мелкая рыбешка, так что держись от них подальше. Дошло?

Он кивнул.

Но они оба понимали, что ничего до него не дошло.

Иден пришла в восторг от того, как держался Витос Феличидаде. Элегантный, уверенный в себе, по всей вероятности, внимательный и чувственный любовник.

Секс с Сантино напоминал спаривание со слюнявым бабуином. Он понятия не имел, как доставить удовольствие женщине. Очень похоже, что он даже не знал, что женщина тоже может кончать. Все, что ему было нужно, – это снять напряжение самому, ну и порой, под настроение, немножко садизма.

– Ну и как тебе этот типчик из Испании? – поинтересовался он, словно прочитав ее мысли.

– А что? – осторожно спросила она.

– Куин и Райдер полагают, что он подойдет для нашего фильма.

Иден постаралась скрыть охватившие ее чувства. Она достаточно хорошо знала Сантино, чтобы понимать, что, прояви она хоть каплю энтузиазма, у Витоса Феличидаде не останется ни малейших шансов на роль.

– А с чего ты взял, что он умеет играть? – спросила она безразлично.

– С того же, с чего ты взяла, что ты сама умеешь.

Он заржал во весь голос, и на него тут же зашипела женщина за соседним столиком.

Иден вспыхнула.

– Я ходила на занятия по мастерству в Нью-Йорке, – звенящим шепотом ответила она. – И я уже снималась в нескольких телевизионных шоу. Не сравнивай меня со своим испанским прощелыгой.

Чудесно. Теперь он решит, что она ненавидит Витоса. И может быть, они его все-таки возьмут. И тогда она закрутит с ним роман. Тайный роман. А если фильм «выстрелит», то не такой уж тайный. Ведь тогда она сразу же оставит Сантино.

Выступление Витоса близилось к концу. Великолепный в своем фраке и черном галстуке, он послал Олимпии воздушный поцелуй и представил ее аудитории. Затем посвятил ей свой последний сингл «Всей жизни моей любовь» и закончил песню, опустившись на колено и глядя ей в глаза.

Олимпия испытала большое удовольствие. Стоило людямузнать, кто она, как они начинали смотреть на нее чаще, чем на Витоса. Еще бы – знаменитая богатая наследница, любимица журналистов, поменявшая многих мужей и пережившая бурный, занимавший место на первых полосах многих газет роман с легендарным Флэшем.

Она расправила плечи и мило улыбнулась.

На праздничный вечер для избранных в честь Ленни Голдена и Витоса Феличидаде Матт пришел с новой спутницей – бывшей танцовщицей сорока лет, все еще красивой и ста восьмидесяти сантиметров ростом.

Джесс только взглянула и отвела глаза. Высокая, самоуверенная, элегантная, высокая, эффектная, высокая.

Чертов Матт Трайнер. Снова вернулся к своим танцовщицам. Впрочем, он всегда был прощелыгой.

Обе звезды явились со своими свитами. У Витоса окружение было помногочисленнее, чем у Ленни. Менеджеры, агенты, фотографы, посыльные, репортеры, прилипалы. И еще Олимпия. Но за Ленни стояла обложка недавнего номера «Пипл». Так что, появившись с интервалом в пять минут, оба получили равную долю внимания.

Сантино и его группа уже устроились за одним из лучших столиков. С юности Сантино запомнил совет отца, Энцо Боннатти: «Когда идешь на важный вечер, приходи пораньше, занимай лучший стол и, несмотря ни на что, не двигайся с места».

Сантино так не хватало мудрости и сметливости Энцо. Вот был человек! Настоящий «капо». Он знал, как вести дела, как управлять людьми и как откручивать им яйца, если они поступали не так, как он хотел. Зал для танцев отеля «Маджириано», где проходил вечер, навевал мрачные воспоминания. В 1975 году Энцо фактически завладел «Маджириано». От имени Сантанджело и по их просьбе он руководил всеми их операциями в Лас-Вегасе, пока Джино скрывался от налоговых ищеек, а Лаки убежала из города, когда здесь убили ее приятеля Марко.

Проклятые Сантанджело. Они заплатили за услугу угрозами вместо благодарности. И одним жарким сентябрьским днем в 1977 году Лаки Сантанджело – крестная дочь Энцо, черт побери, – приехала в его особняк на Лонг-Айленд и застрелила его. Выстрелила в живот, в шею и в низ живота. Три раза.

Она заявила, что защищала себя. «Он напал на меня, пытался изнасиловать». И все поверили этой шлюхе! Дело об убийстве так и не дошло до суда. Она ушла свободной как птица. Последней каплей явился запрет на мщение. Семья сказала: «Нет». Карло – тряпка, но Сантино все еще не мог смириться.

К чертям Карло. К чертям семью.

Сантанджело еще услышат о Сантино Боннатти. Непременно.

ГЛАВА 53

Какое-то время Джино молчал. Он только переводил взгляд с Лаки на ребенка и обратно, затем с немым вопросом в глазах повернулся к Косте.

Коста откашлялся, но ничего не сказал.

– Его зовут Роберто, – объявила Лаки с гордостью. – Он твой внук.

Снова воцарилось молчание.

У Лаки перехватило дыхание. А она-то ждала от Джино восторга, радости, восхищения!

– Да, – промолвил он наконец, усаживаясь. – Ничего себе сюрприз.

– Лучше, чем портрет, а? – улыбнулась Лаки.

– Ты что, усыновила ребенка? – спросил он.

– Нет. Это Роберто, – заявила она с возмущением. – Он мой сын. Наша плоть и кровь. Твой внук. Ему шестнадцать месяцев, и он давно хотел с тобой познакомиться.

Джино опять взглянул на Косту, но тот чувствовал, что в данном вопросе ему лучше оставаться в стороне.

– Я иду спать, – объявил он. – Джино, я тебе позвоню завтра утром. Спокойной ночи.

И он исчез.

– Ну? – спросила Лаки с нервным смешком. – Так что ты думаешь?

– Я думаю, – медленно ответил Джино, – что, если мальчишка так сильно хотел со мной познакомиться, ты могла бы что-нибудь придумать пораньше.

Он потянулся к ребенку. «Наверное, следует взять его на руки». Очень бережно он переложил Роберто к себе на колени.

– Тысячу лет не держал ребенка, – проговорил он, сидя как истукан.

– Роберто крепкий, он не сломается.

Боже! Она говорила словами глупых молоденьких матерей. Но внутри у нее все пело. Наконец-то она свела вместе двух самых важных для нее людей.

– Итак, – Джино немного покачал мальчика, – ты хочешь мне что-нибудь рассказать?

– Он очень похож на Сантанджело, правда? – возбужденно спросила она.

– Он похож на тебя в его возрасте.

Она обрадовалась.

– Правда? Честно?

– Точная копия.

– Хотелось бы мне посмотреть на твои детские фотографии.

– Да ты что, я чувствовал себя счастливым, если мне удавалось поесть хотя бы раз в день. На фотографии денег не оставалось.

– Знаешь что? – Она наклонилась, чтобы поцеловать его. – Я люблю тебя, на самом деле люблю.

Когда она в последний раз произнесла эти слова, он балансировал на грани между жизнью и смертью после сердечного приступа. Теперь она снова их говорила и казалось, что отчуждения последних двух лет как не бывало.

– И я тебя, дочка. Возможно, я не всегда давал волю своим чувствам, но ты же знаешь, после гибели твоей матери я...

Его тихую речь прервал телефонный звонок. Он тут же замолчал.

Лаки была вне себя от ярости. Надо же, именно сейчас, когда он впервые мог раскрыться. Он никогда не говорил с ней об убийстве Марии, никогда даже не упоминал тот роковой день, когда она, пятилетняя, обнаружила тело своей матери плавающим в бассейне. И теперь, когда он почти заговорил, обязательно должен был помешать чертов телефон. Ей хотелось кричать от отчаяния, когда она поднимала трубку.

– Да?

– Лаки, дорогая, – услышала она мелодичный голос Сьюзан, – Джино еще у тебя?

Лаки передала ему трубку.

– Твоя хозяйка, – сказала она в надежде, что он быстро от нее избавится.

Он бросил на дочь короткий взгляд. Она сняла Роберто с его колен и уложила ребенка обратно в кроватку. Когда она вернулась, Джино уже повесил трубку. «Ну так как? – хотелось ей спросить. – Ты все еще бежишь сломя голову, когда тебя зовет Идеальная Вдова?» Вместо этого она сказала:

– Наверное, тебе пора.

– Там неприятности с Джеммой и ее друзьями, – вздохнул он.

– И только ты можешь помочь, да?

– Ага. Видишь ли, только я могу их вышвырнуть вон – меня они послушаются.

– Я тебя отвезу.

– Не беспокойся, дочь. Я уже позвонил вниз, и они вызвали мне машину.

Она открыла дверь, пытаясь скрыть разочарование.

– Позавтракаем завтра вдвоем? – проронил он. – Тогда и сможем поговорить.

Лаки кивнула, но она знала, что утром все будет совсем по-другому.

– Спокойной ночи, детка.

– Спокойной ночи, Джино.

Он обнял ее. Но мыслями он был уже на пути домой.

Какое-то время Лаки сидела в темноте и думала. Потом набрала его номер.

Подошла Сьюзан.

Голос Джино, когда он взял трубку, звучал встревоженно:

– Что стряслось?

– Просто маленькое послесловие. Я, знаешь ли, замужем.

– Я не знал. Я решил, что нет и именно поэтому ты не говорила раньше о ребенке.

– Как это архаично! – фыркнула Лаки. – На дворе, слава Богу, 1980 год.

– Ну... так где твой муж?

– В отъезде. Он бизнесмен. – Она выждала паузу, потом добавила: – возможно, ты его помнишь.

– Я с ним знаком?

– Конечно. Димитрий. Димитрий Станислопулос, отец Олимпии.

ГЛАВА 54

На вечере выступали глотатели огня. И фокусники в костюмах Пьеро. И красивый чернокожий певец. И отличный оркестр. Еще имелся шикарный буфет, целый цветник очаровательных танцовщиц и масса знаменитостей помимо двух звезд – героев дня.

Представители прессы мелькали повсюду. Хорошенькие девушки в аккуратных платьицах с блокнотами и ручками. Фотографы, исходящие потом под тяжестью своих массивных аппаратов. И несколько телевизионщиков с камерами на плечах.

Вокруг Витоса и Ленни образовались два отдельных лагеря со всем антуражем.

Ленни оказался в женском окружении, и, поскольку он заметил Иден за одним столом с типами, как будто сошедшими со страниц «Крестного отца», он только приветствовал такой оборот.

Вокруг Витоса тоже увивались женщины.

Он с обаятельной улыбкой отвечал на их знаки внимания. Олимпия, оттесненная в сторону, заметно злилась.

Джесс оглядела зал, выискивая, с кем бы приятно провести время. Ей надоело вечно оставаться в одиночестве – хороший парень Джесс, мастер решать все проблемы. Возможно, ей следует попытаться наладить и свою личную жизнь.

Матт разрывался между обоими лагерями. Его сегодняшняя подружка возжелала Витоса, устроилась за его столом и отказывалась тронуться с места.

«Не беда», – решил Матт. Он глядел, как Джесс оживленно беседует с музыкантом из оркестра Витоса, и спрашивал себя, что у нее может найтись общего с ним. Когда их разговор затянулся на целых десять минут, он подошел к ним.

– Пора и о деле поговорить, – заявил он сухо, беря ее под руку.

– О каком еще деле? – едва успела спросить она, увлекаемая к бару.

– Ленни имел сегодня такой успех, что, я считаю, нам следует начать переговоры относительно следующего года.

– Прямо сейчас?

– А что ты имеешь против?

– То, что сейчас праздничный вечер.

– Тебе это не идет.

– Что?

– Таскаться по вечеринкам.

– Ты с ума сошел.

– Ты спишь с Ленни?

– Не твое дело.

Она гордо удалилась. Трудно гордо удалиться, когда в тебе только полтора метра роста, но у Джесс получилось.

Райдер Вилер представил Пейж Витосу. Тот отвесил поклон. Прищелкнул каблуками. Пропел: «Enchante».

Пейж нашла, что он – кусок дерьма.

Иден танцевала с тем из друзей Сантино, что повыше, обладателем маленьких недобрых глазенок и жирных волос. К его достоинствам относились также вонючие подмышки, дурной запах изо рта и потные ладони. Она надеялась, что Ленни не смотрит на нее.

Несмотря на то что его окружали женщины, она знала, что он следит за ней. Она может вернуть его, когда захочет. Стоит только поманить – и он прибежит.

От этой мысли у нее поднял ось настроение, несмотря на Потные Ладони, который все прижимался к ее бедру своим вяловатым знаком мужской доблести.

Ленни встал, освободил Ротика от ее камер и закружил по подиуму, невзирая на ее протесты, что она не одета для танцев.

– Ты самая симпатичная девушка здесь, – сказал он, оказавшись в пределах слышимости от Иден.

– Мне надо работать, – настаивала Ротик. – Отведи меня назад к моим камерам.

Он перехватил презрительную усмешку Иден. Его бесила ее привычка кривить уголок рта.

Их взгляды встретились, и они притворились, что не знают друг друга.

Олимпия объявила, что хочет познакомиться с комиком. Матт организовал встречу на нейтральной территории между двумя лагерями.

– Вы нас всех очень развеселили, – сказала Олимпия своим самым чарующим голосом. – Я думала посмотреть ваше телевизионное шоу. Говорят, оно безумно смешное.

Ленни поблагодарил ее улыбкой и уже собрался уходить, когда заметил, что за ними следит Иден. На сей раз она не кривила рот. На сей раз она ревновала.

Что нужно, чтобы пробудить ревность в Иден Антонио? Одна из богатейших женщин мира.

Он одарил Олимпию Станислопулос взглядом своих глаз цвета морской волны и многозначительной ухмылкой.

– Хотите потанцевать? – спросил он.

Она улыбнулась в ответ. Симпатичная улыбка. Симпатичные волосы. Симпатичный бюст. Как жаль, что в ней фунтов тридцать лишнего весу.

– Да, – ответила она.

И они закружились в танце под звуки «Уличной жизни».

Вечер шел своим чередом.

На десерт подали огромные вазы мороженого – десять сортов с разными добавками.

Красивый чернокожий певец превзошел самого себя, удачно имитируя Стива Уандера и Смоки Робинсона.

Витос Феличидаде купался в знаках внимания всех присутствовавших женщин. Он не заметил, что Олимпия уединилась в уголке с Ленни Голденом и что они вели более чем просто вежливую беседу.

Иден заметила. Она танцевала с мерзкими приятелями Сантино и замечала все.

Джесс возобновила дружбу с музыкантом из оркестра Витоса, с которым разговаривала раньше. Он играл на гитаре, изъяснялся на приличном английском и обладал выразительными глазами и руками.

Матт наблюдал издалека. Происходящее его не радовало. Ясно, что Джесс кокетничала с гитаристом, потому что Ленни ворковал с богатой дурой.

Сантино решил, что хочет, чтобы в его фильме играл Витос Феличидаде. Он любил фотографироваться со знаменитостями – у него собралась уже большая коллекция снимков. С танцевальной площадки была вызвана Иден, боровшаяся там с маленьким волосатым другом Сантино. Он оказался еще короче и волосатее, чем сам Сантино, и она обрадовалась избавлению.

Райдер Вилер подвел их к столу Витоса и представил. Витос сверкнул зубами, взял ее за руку, незаметно пожал ее, поднес к губам и поцеловал. Его глаза излучали огонь желания. «Enchante», – пропел он.

Она решила, что получила сигнал – сигнал, который явно означал: «Я хочу заняться любовью с тобой. Скоро. Очень скоро. Ты не пожалеешь».

Сантино посадил ее для фотографии между собой и Витосом. От прикосновения Витоса она вздрогнула.

Сантино решил, что ему не нравится такое расположение, и он сам встал в середине группы и заставил фотографа сделать еще один снимок.

Витос соглашался на все. Его менеджер рассказывал ему о Сантино Боннатти. Они уже несколько недель вели переговоры с Райдером Вилером о фильме, в котором тот хотел отвести Витосу заглавную роль. Похоже, все дело упиралось только в деньги, и Райдер объяснил, что Боннатти – главный инвестор и ему как таковому принадлежит решающее слово. Витос хотел сняться в кино. Он излучал очарование.

Ленни смотрел на Иден. Она запала на испанского певца. Язык ее тела говорил сам за себя. В то же самое время он ухитрялся слушать все, что говорила Олимпия Станислопулос. Она перепила шампанского и рассказывала ему историю своей жизни. Бедная маленькая богатая девочка. Слишком много и слишком рано. Нелегко быть одной из самых богатых девушек в мире. Люди просто пользовались тобой. Их привлекали твои деньги, или известность, или они хотели, чтобы их хотя бы видели в твоем обществе.

Он начал испытывать к ней жалость. Все ожидают увидеть привычный образ – богатая избалованная сучка. Но рядом с ним сидела грустная, незащищенная женщина, которая, если сбросит вес, станет весьма привлекательной.

Хотя и не в его вкусе, конечно.

Впечатляющий бюст.

Но не в его вкусе.

Конечно.

Иден не сводила с них глаз.

– Давайте сбежим отсюда, – предложила Олимпия грустным шепотом. – Мне надо побыть с кем-то, кому есть до меня дело.

Иден смотрела во все глаза.

Он заколебался:

– Мне казалось, вы пришли с Витосом.

Она передернула плечами.

– Витос не мужчина, марионетка. Потяни за одну ниточку – и он запоет. Потяни за другую – и он улыбнется в камеру.

Иден определенно следила за ними.

Что за сладкая месть – увести Олимпию Станислопулос, в то время как Иден торчит со своим дружком-уголовником.

Он встал.

– Пошли, – произнес он решительно. – Выпьем у меня в номере.

ГЛАВА 55

Лаки не стала долго задерживаться в Лос-Анджелесе. Она рассказала Джино о его внуке и о своем замужестве прежде, чем он мог прочитать о них в газетах, и тем самым выполнила свой долг. К счастью, Димитрий обладал достаточным влиянием, чтобы попридержать газетчиков до того момента, когда он сам будет готов сделать объявление.

На следующее утро она вызвала лимузин, купила билет на ранний рейс и отправилась в Нью-Йорк вместе с Роберто и Чичи.

Она не сердилась на Джино. Их вечер вдвоем шел великолепно, пока не вмешалась Сьюзан и не разрушила все очарование. Но надо смотреть на вещи трезво. Теперь все изменилось. Уже нет отца и дочери – вместе против всего мира. Есть отец со своей женой, приемными детьми и новым образом жизни. И есть дочь с мужем и сыном. У нее тоже появились другие приоритеты.

Лаки оставила Косте записку. Джино она написала короткое письмецо, в котором объяснила, что Димитрий вернулся из Европы раньше, чем предполагал, и ей надо немедленно лететь в Нью-Йорк.

Димитрий... Когда она сообщила Джино, за кого вышла замуж, последовало красноречивое молчание. Он был слишком умен, чтобы осудить ее решение, и только пробормотал:

– Поговорим завтра утром за завтраком.

Вот и все.

Ну, так она позавтракает на борту «боинга». Интересно, что он сейчас делает.

– Хочешь еще тост? – спросила Сьюзан.

Он отрицательно помотал головой.

– А чаю?

Снова нет.

– А как насчет чернослива? Твой любимый.

Он встал из-за стола и принялся мерить комнату шагами. Письмо Лаки пришло, когда он одевался. Почему она убежала?

Это все Сьюзан виновата. Сьюзан и ее чертов телефонный звонок. Прервала его, когда он почувствовал, что наконец пришло время поговорить с Лаки об убийстве ее матери. Он так давно хотел поговорить. Димитрий Станислопулос. Она что, рехнулась? По возрасту он ей годился в дедушки. И к тому же пользовался дурной репутацией. Все знали, что Димитрий давным-давно спит с Франческой Ферн, а уж она-то – настоящая акула.

Уф! Что Лаки нужно, так это родительский совет. Не то чтобы ему обрадовалась – скорее всего, она послала бы Джино с его советами куда подальше.

Но он ее отец. Попытаться-то он должен, не так ли?

– А что ты скажешь насчет свежего грейпфрута? – весело поинтересовалась Сьюзан.

Он хотел заорать на нее. Сказать, чтобы она заткнула пасть.

Но потом он убедил себя, что не ее вина, что она стала наводить на него смертельную тоску. Она-то не изменилась. Переменился он. Не для Джино Сантанджело монотонная шикарная жизнь, которую предлагал Беверли-Хиллз. Не для Джино Сантанджело премьеры и празднества, светские беседы и сплетни. Он – уличный мальчишка, привыкший к бурной жизни. А сейчас ему исполнилось семьдесят четыре года и он чувствовал себя стариком.

Там, в Лас-Вегасе, его место, там он, безусловно, вновь обретет энергию и жажду жизни.

Нью-йоркская квартира Димитрия была старомодной, душной и уставленной бесценным антиквариатом. Там постоянно жили двое слуг и дворецкий, и еще двое приходили ежедневно и выполняли менее ответственную работу.

К своему великому неудовольствию, Лаки приехала на день раньше Димитрия. Она уже видела его квартиру, но жить там значило совсем другое.

Предстояло произвести полное переустройство, иначе она вернется в свой любимый дом в Хэмптоне. Он такой белый, мирный и наполненный свежим воздухом. Единственное, что она там поменяла, – бассейн. Его засыпали землей и засадили розами.

Иногда, в периодически повторявшихся кошмарных снах, Лаки по-прежнему видела плавающий посреди бассейна плотик... распростертое тело ее матери... мертвой.

Димитрий позвонил из Парижа.

– Как Роберто? – спросил он первым делом.

– Прекрасно. Просит новую комнату.

– Прошу прощения?

– Твоя квартира угнетает. Можно мне что-нибудь с ней сделать?

– Тебе не нравится обстановка? Я над ней работал с лучшим в Нью-Йорке дизайнером по интерьерам.

Он, конечно, не собирался признаваться, что пять лет назад, когда обставлял квартиру, Франческа Ферн обещала расстаться с мужем. Именно она и занималась с дизайнером в расчете переехать туда, но к моменту завершения работ передумала и примирилась с Горацием.

Димитрий чуть с ума тогда не сошел от ярости. Тем не менее ему нравилось то, что она сделала из его квартиры. Менять ничего он не собирался.

– Она такая старомодная и душная, – пожаловалась Лаки.

– Я приеду, и мы все обсудим, – ответил Димитрий.

– Ты что, смеешься? Никаких обсуждений. Она наводит тоску, и я все тут поменяю.

Они еще поговорили о том о сем, и, когда Димитрий наконец положил трубку, он глубоко задумался. Лаки Сантанджело молодая и обладает сильным характером. Язычок у нее будь здоров, и она всегда делает то, что хочет. Он привык к другому типу женщин – к дорогим и богатым красавицам, знающим толк в наслаждениях и радостях жизни. Лаки же – цыганка. Правильно ли он поступил, женившись на ней?

Да, она – мать его сына и наследника. И следовательно, заслуживает права носить его имя.

В Париже Франческа Ферн вновь бурно ворвалась в его жизнь. Франческа, с ее рыжими волосами, большим ярко-алым ртом и хрипловатым выразительным голосом. Два года после их ссоры в Лас-Вегасе на празднестве в ее честь она оставалась холодна с ним. Но Франческа обладала прекрасно развитым чувством паузы. Она захотела вернуть его, как только поняла, что потеряла. Она позвонила ему в Париж.

– Я как чувствовала, что ты там, – проворковала она так тепло, как никогда не говорила с ним уже долгие годы. – Я одна сейчас. Когда мы увидимся? Сегодня вечером?

Франческа не относилась к тем женщинам, которым можно отказать. Она буквально пылала страстью. Она была его любовницей долгие годы, и Димитрий не видел ничего плохого в том, чтобы их связь продолжалась, никоим образом, разумеется, не отражаясь на их отношениях с Лаки.

– Да, сегодня вечером пообедаем, – пообещал он. – Я скучала по тебе, – промурлыкала она.

И Франческа снова вошла в его жизнь.

ГЛАВА 56

Фред Лестер, издатель, звонил Кэрри несколько раз. Он хотел пригласить ее на ленч и обсудить книгу, которую она якобы обдумывала. После третьего звонка она решила, что, возможно, идея с книгой не так уж и плоха. Судьба привела ее в кабинет Фредди Лестера, так почему бы не воспользоваться стечением обстоятельств?

Она согласилась пообедать с ним. Они пошли в ресторан «Четыре времени года» и поговорили о ее несуществующей книге.

– Я нашел для вас идеального литературного помощника, – сообщил он с воодушевлением. – Ее зовут Анна Робб. Она работает быстро, и я полагаю, вам понравится стиль ее письма.

Он назвал имена двух известных телезвезд, над чьими книгами о секретах красоты и здоровья Анна в свое время работала.

– Разве не они сами написали свои книги? – наивно спросила Кэрри.

Фред рассмеялся.

– У них нет ни времени, ни таланта, – ответил он. – Не поймите, что я ставлю под сомнение ваши способности, – добавил он быстро. – Возможно, вам и не понадобится никакая помощь. Но уж поверьте моему опыту: если вы раньше никогда не писали, так вам покажется проще. Вас избавят от беспокойства по поводу грамматики, пунктуации и правильного составления фраз. Вам останется только диктофон. Что скажете на сей счет?

Кэрри пришлось согласиться, что ее задача теперь казалась не такой уж и сложной.

– У вас есть агент? – поинтересовался он.

– А он мне нужен?

– Если бы я хотел соврать, то сказал бы, что нет. Но агент действительно блюдет ваши интересы – хотя я и готов заключить очень выгодную для вас сделку и вы можете мне доверять. Вы во мне не сомневаетесь, правда?

Она кивнула. Вообще-то, странно. Они встречались только второй раз в жизни, но он производил впечатление честного человека, и он ей нравился.

– Я не думаю, что мне нужен агент, – решила она.

– Будем взаимно вежливы, – отозвался он, но в его добрых карих глазах промелькнула искорка удивления.

– Что ты делаешь? – воскликнул Стивен.

– Пишу книгу, – спокойно ответила Кэрри.

Он бросил на мать укоризненный взгляд.

– Ты пишешь книгу?

– А почему бы и нет? В первую очередь, именно ты послал меня к издателю. А теперь мне дают литературного помощника и платят очень хорошие деньги. – Она выждала паузу в надежде на хоть немного более благоприятную реакцию. Напрасно. – Я действительно знаю многое о моде, красоте и развлечениях, – продолжила Кэрри. – Это будет книга о хорошем стиле.

Стивен раздраженно фыркнул и заговорил о своем.

– Я пришел сообщить тебе, что на той неделе мы летим в Калифорнию, – безапелляционно объявил он.

– Зачем? – со страхом спросила она.

– Затем, что с Фредди Лестером у меня ничего не вышло. Возможно, на самом деле его и звали как-нибудь по-другому.

– Нет, я же помню.

– Он мог тебе соврать.

Она в отчаянии развела руками. Как убедить его, что все это не имеет никакого значения? «Ну, уж не знаю».

– Полагаю, тебе вообще все равно, правда? – заметил он холодно. – Ну конечно. Ты придумала для себя новую жизнь и прекрасно прожила на маскараде.

– Я хотела защитить тебя, – отозвалась она еле слышно.

– Так зачем же ты тогда рассказала мне правду? – вскричал Стивен.

– Ты же знаешь зачем, – прошептала она. – Ты работал над делом Боннатти. Когда-то я работала на Энцо Боннатти. Я продавала наркотики... поставляла девочек... управляла принадлежавшим ему публичным домом...

Она подавила подступившее рыдание.

– Стивен, один старинный друг предупредил меня: Энцо знал, кто ты такой. После того как я вырвалась от него, он следил за моей жизнью и знал о твоем происхождении. Представляешь, что он сделал бы с тобой, если бы ты когда-нибудь привлек его к суду? Он разоблачил бы нас обоих.

– Но я же не привлек его к суду, не так ли? – огрызнулся Стивен. – Лаки Сантанджело добралась до него раньше меня. Я больше года распутывал его дело, а она просто пришла и пристрелила.

В волнении Кэрри потянулась за сигаретой.

– Он заслужил свою судьбу, – сказала она дрожащим голосом. – Энцо Боннатти был чудовищем.

Она все-таки не рассказала Стивену всю правду о том дне в 1977 году. Рано утром она взяла напрокат машину, взяла револьвер из коллекции Эллиота и поехала к особняку Боннатти на Лонг-Айленд. Там она весь день прокараулила у его дверей, стараясь собраться с духом, Но затем ей все стало ясно... Кэрри помчалась в город и ворвалась в кабинет Стивена. Он собирался уходить, и у него не было времени на разговор. Она не знала, что он как раз ехал арестовывать Боннатти. И еще она не знала, что к тому времени, когда Стивен добрался до дома Боннатти, тот уже был застрелен Лаки Сантанджело.

Когда Стивен вернулся домой в тот вечер, она рассказала ему все о своем прошлом и о том, в какой грязи он был зачат. Знала бы она о смерти Боннатти, она ничего не стала бы говорить. Но теперь слишком поздно думать об этом. Она раскрыла Стивену глаза и, похоже, разбила ему жизнь.

И вот теперь, три года спустя, каким образом она может помочь ему вернуть самоуважение?

– Так зачем мы возвращаемся в Калифорнию? – спросила Кэрри спокойно, хотя и прекрасно знала ответ.

– Мы нанесем визит Джино Сантанджело, – ровным голосом сказал Стивен. – Нам предстоит выяснить, нужно ли продолжать поиски настоящего Фредди Лестера.

ГЛАВА 57

Они улеглись в постель по разным причинам – Олимпия Станислопулос и Ленни Голден.

Уединившись в его роскошном номере, они прикончили еще две бутылки шампанского, покурили травку и механическими движениями, глядя друг на друга пустыми глазами, скинули свою одежду. Затем они всерьез занялись любовью.

Олимпия закрыла глаза и стала думать о Флэше.

Ленни закрыл глаза и стал думать об Иден.

В результате оба испытали фантастический оргазм.

Они вместе приняли душ, вволю понюхали кокаину, оказавшегося в сумочке Олимпии, и поговорили о том, как хорошо им вместе.

Ленни не увлекался наркотиками, но сегодня они попали ему под настроение. Все к чертям собачьим.

Что бы сказала Тростинка Алиса, посмотри она на него сейчас? Вот он, Ленни Голден, снова в своем родном городе. Только теперь он здесь – царь и бог.

Он стал звездой.

Он делил постель с одной из самых богатых женщин в мире.

И наслаждался каждой прожитой минутой.

– Мы должны сделать что-то безумное, – решила Олимпия. Ее голубые глаза сверкали ярче бриллиантов. – Что-то совсем-совсем безумное.

– По-моему, мы уже сделали, – пошутил он.

Олимпия соскочила с кровати. Полногрудая и пышнотелая, она, казалось, только что сошла с полотна кисти Рубенса.

– Давай поженимся, – заявила она. Эти слова легко сорвались с ее губ – она начала привыкать произносить их.

– Давай – что? – Он, конечно, был не в себе, но не настолько.

– Давай покажем им всем, – она хихикнула. – Представляешь? Все газеты будут писать только о нас.

– Эй... Потише. Я вовсе не собираюсь ни на ком жениться.

Она искрение удивилась:

– А почему?

– Потому что... уф... ну, я просто об этом никогда и не думал.

– Я выходила замуж три раза, – задумчиво сообщила она. – За трех пустышек. – Она подошла поближе к кровати, села рядом с ним, погладила его грудь. На него смотрели большие, серьезные, синие-синие глаза. – Ну что ты теряешь? Это будет приключение, и, кто его знает, возможно, тебе даже понравится.

Он рассмеялся. Ну и бредовая идея.

– Ну послушай...

Она обвила руками его шею и прижалась к его голой груди своим роскошным бюстом.

– Я не девчонка с улицы, Ленни. Ты знаешь, кто я такая. Ты знаешь, какой жизнью мы зажили бы. А если ничего не получится... Что ж, никаких цепей, никаких алиментов, ничего такого. Кто еще предложит тебе такую выгодную сделку?

Он задумался.

Всерьез.

Ну, конечно, настолько серьезно, насколько возможно после шампанского, травки и кокаина. Не говоря уже о полбутылке водки в начале вечера.

Если Ленни Голден женится на Олимпии Станислопулос, с Иден случится удар. Наконец-то свершится месть. Боже правый! Если он захочет, он так и поступит. Олимпия права. Что он в конце концов теряет?

Подружки на один вечер. Мать, которой нет до него дела. Оргии. Квартира в Лос-Анджелесе с тронутой прислугой. Одинокие ночи с мыслями об Иден.

– Послушай, – сказал он, пытаясь привести мысли в порядок. – Мы совсем не знаем друг друга. Мы – двое совершенно незнакомых людей, которые всего-навсего хорошо провели время в постели.

– Так в том-то и вся соль, а? – Она мечтательно вздохнула. – Настоящее волшебное путешествие в страну тайн. Чего еще можно желать?

– И не подумаю, – шипела Иден. – Ах ты, скотина, ты не сможешь меня заставить.

Сантино ковырял пальцем в зубах и с каменным видом смотрел на нее. Они стояли лицом к лицу в спальне их номера в отеле. В гостиной сидели его два мерзких лас-вегасских приятеля.

– Можно подумать, я хочу, чтобы ты пробежала голышом по главной улице, – произнес наконец Сантино. У него начал подергиваться левый глаз – дурной признак, как уже успела узнать Иден. – Я же всего-навсего прошу тебя раздеться и пройти через соседнюю комнату на высоких каблуках. Неужели это так трудно?

– Ты хочешь, чтобы я устроила представление для твоих противных дешевых друзей? – ответила она сухо. – И не подумаю.

– Куда ты денешься, – рявкнул Сантино. – Если хочешь сниматься в этом чертовом кино, пойдешь как миленькая. – Неуловимым движением руки он ухватился за лиф ее нового платья и рванул вниз. Серебристый материал треснул и порвался.

– Негодяй! – тихо проговорила она.

Он несильно ударил ее по лицу.

– Для начала, – сказал он спокойно. – Хочешь еще – продолжай в том же духе.

Он направился к двери, но на пороге задержался и оглянулся. На нее смотрели самые маленькие и злобные глазки, какие она когда-либо видела.

– Я хочу, чтобы ты прошла через соседнюю комнату, с голым задом, как ни в чем не бывало. Нальешь себе выпить и вернешься сюда. Ясно?

– А что ты захочешь от меня потом? Чтобы я переспала с ними? – сверкнула глазами Иден.

– Детка, если ты трахнешься с кем-нибудь, кроме меня, я тебя убью. – Он вышел вон.

Она прикусила нижнюю губу, пытаясь справиться с охватившей ее яростью. Что он о себе воображает?

Иден проскользнула в ванную и переступила через погубленное платье. В зеркале было видно, что рука Сантино оставила только слабый отпечаток на ее бледной коже. Она напудрилась, чтобы скрыть красноту. Затем наложила на лицо румяна, накрасила губы блестящей помадой и расчесала свои тонкие светлые волосы.

Сантино Боннатти хотел представления. Она устроит представление этому ублюдку.

Очень аккуратно она пощипала соски своих маленьких грудей, чтобы они встали и налились цветом. Затем сняла трусики и начесала золотой треугольник между ног. Потом взяла флакон детского крема и побрызгала на себя, пока ее тело не заблестело матовым цветом. Немного духов напоследок. Осталось только одеть серебряные босоножки на шпильках и тонкую серебряную цепочку на талию.

Сочтя себя готовой, Иден отступила на шаг и осмотрела творение своих рук. «Ты играешь роль, – сказала она себе. – Не бойся. Это работа. Не позволяй сукину сыну оскорбить тебя». С высокомерным достоинством она распахнула дверь в гостиную и шагнула вперед.

Сантино и его два кореша беседовали. Разговор вмиг замер, и они во все глаза уставились на нее.

Не обращая на них внимания, она прошествовала к бару.

Сантино снова заговорил, как будто ничего не произошло, но мысли его собеседников витали далеко от темы их разговора.

Иден хладнокровно налила бокал белого вина и бросила туда кубик льда. Затем так же хладнокровно вернулась к двери спальни, где задержалась на мгновение.

– Спокойной ночи, ребята, – проворковала она хрипловатым голосом.

Каков выход! Забавно, но она сама возбудилась. Ей понравилось устроенное ею бесплатное представление. Ишь, слюни распустили!

Эх, былбы здесь Ленни! Она была готова, ей хотелось и...

Сантино распахнул дверь. Он спешил, на ходу снимая брюки. Не говоря ни слова, он поставил ее на колени.

К Витосу подошел его менеджер и сообщил, что Олимпия Станислопулос удалилась в свой номер. Витос не слишком огорчился. Позади остался тяжелый день, и он не былготов к агрессивной требовательности Олимпии. Сияя улыбкой, он покинул праздничный зал. Несколько женщин попытались уйти с ним вместе – одна из тягот положения всемирного сексуального символа. Но Витос ухитрился отделаться от них, призвав на помощь свое очарование, такт и плохое понимание английского, которое, похоже, только усиливало его притягательность.

Оставшись наконец один, он позволил улыбке сойти с его лица. Наконец-то. Без нее он выглядел угрюмым мужчиной тридцати с лишним лет с меланхоличными глазами и слабым ртом.

Оставшись наконец один, он смог снять маленький пучок волос, прикрывавший небольшую лысину на затылке – предмет его серьезной озабоченности.

Оставшись наконец один, он разделся и со вздохом облегчения распустил живот и расслабил плечи.

Оставшись наконец один, он мог не думать о необходимости в очередной раз доказывать свою мужественность в постели.

Наконец-то сексуальный символ мог отдохнуть. Что он и сделал.

– Позавтракаем? – предложил Матт.

– Почему бы и нет.

Джесс передернула плечами. Гитарист Витоса оказался отчаянным игроком, и, походив за ним следом от стола к столу, она наконец сдалась и вернулась на вечеринку, которая, как выяснилось, уже заканчивалась. Матт перехватил ее в дверях. Его подружки не было видно.

– Милый вечерок, – сказала Джесс.

– Неплохой, – согласился Матт.

Оба хотели сказать больше, но момент былнеподходящий.

– Согласна, – сказала Олимпия. – Она еще не пришла в себя, но отлично сознавала, что делает.

– Согласен, – вторил Ленни, одевая дешевое колечко из пластика на безымянный палец ее левой руки, которое купил у дверей церкви Любви и Чести. «Мы обслужим вас в любое время суток». Он мало что соображал и ничего не чувствовал.

– Объявляю вас мужем и женой, – произнесла женщина-священник в кудряшках и платье из толстого велюра. – Можете поцеловать невесту.

Ленни облапил Олимпию, согнул ее в утрированном па танго и отвесил сочный поцелуй.

Оба зашлись от хохота. Женщина-священник не разделила их веселья. Часы показывали пять утра, и она хотела назад в постель.

ГЛАВА 58

Обед проходил в нью-йоркской квартире Станислопулосов. Трое слуг ловили каждое желание Лаки и Димитрия.

– Никак не могу найти Олимпию, – пожаловался Димитрий с неодобрительным покашливанием. – Она вылетела из Нью-Йорка вместе с Бриджит и не оставила никакой информации, куда направляется.

– Олимпия – взрослая девочка, – отозвалась Лаки, уплетая салат. – Ты же не хочешь, чтобы она отчитывалась перед тобой в каждом своем шаге?

– Я хочу иметь возможность связываться с ней, когда возникает необходимость, – ответил он возмущенным тоном.

– Она сама свяжется с тобой. Ты же говорил, что Олимпия всегда бывает на твоих летних круизах, а до него осталась только пара недель.

– Да, – Димитрий взял бокал красного вина.

Он прибыл из Парижа вчера и еще не сообщил Лаки, что пригласил в круиз Франческу и Горация Фернов. Теперь представлялась прекрасная возможность. Он откашлялся и зачитал ей список гостей. В него входили Франческа и Гораций, Олимпия и Флэш, Бриджит и ее няня. Техасский нефтяной король с супругой. И арабский миллиардер-посредник с его широко известной подружкой-аристократкой.

Лаки скорчила гримаску.

– Похоже, будет веселая компания, – сказала она с отчетливым сарказмом.

– Мой летний круиз всегда собирает сливки общества, – напыщенно произнес Димитрий. – Не многие удостаиваются чести быть приглашенными.

Лаки расхохоталась.

– Иногда ты несешь такую чушь!

– А почему бы тебе не пригласить кого-нибудь из твоих друзей? – спросил он, стараясь не испортить ее хорошего настроения.

– А мне обязательно надо ехать? – спросила она. – Сливки общества – не моя привычная компания, и у меня столько всяких дел. Завтра я должна посмотреть участки под застройку в Атлантик-Сити, и, если увижу подходящее местечко, надо будет сразу же начинать. Ну, сам знаешь, встречаться со строителями, с архитекторами, чтобы колесо завертелось.

– Естественно, ты должна ехать. Ты теперь моя жена, и я хочу представить тебя моим друзьям. Даже если ты завтра найдешь подходящий участок, переговоры займут немало времени. Мои адвокаты могут взять их на себя. – Он помолчал. – Олимпия едет с нами тоже. Мы должны вдвоем сообщить ей о нас.

– Интересно, как она воспримет новость. – Лаки в задумчивости вздохнула. Двое слуг убрали тарелки из-под салата и заново наполнили бокалы.

– Некогда вы дружили. Вы сможете опять сблизиться, – заявил он. – Возможно, ты окажешь на нее благотворное влияние. Ее скандальная связь с Флэшем обязательно закончится какими-нибудь неприятностями. Ты сможешь дать ей добрый совет.

– О, класс. Старая подружка Лаки появляется вновь и сразу же начинает учить ее жить. Она придет в восторг.

– Олимпия нуждается в руководстве.

– Я ей не руководитель.

Вошла служанка в пелерине и принесла блюдо с тонко нарезанным ростбифом. Лаки положила себе порцию. Ей придется что-то решать насчет этих торжественных обедов на две персоны. Пицца перед телевизором гораздо больше отвечала ее вкусам.

– У меня появилась идея, – объявил Димитрий. – Почему бы тебе не пригласить в круиз своего отца и его очаровательную жену? На мой взгляд, наше путешествие должно пройти в семейном кругу.

Лаки едва не подавилась ростбифом. Джино. В великосветском круизе. Ну уж нет. Причем очаровательная жена, наверное, придет в восторг. Лаки с легкостью представила Сьюзан, кокетничающую с престарелыми весельчаками-миллиардерами.

– Не думаю, – ответила она.

– Но почему? – настаивал Димитрий. – Давай я поручу секретарю позвонить и передать приглашение.

Лаки пожала плечами.

– О'кей, – сказала она, отлично зная, то Джино ни за что на свете не согласится.

– Да, – заливалась Сьюзан. – Передайте мистеру Станислопулосу, что мы с радостью присоединимся к нему на его яхте.

Она повесила трубку и сразу же начала думать о туалетах. Что ей взять с собой? Сейчас же надо отправляться в большую экскурсию по магазинам. Как удачно, что Лаки Сантанджело сделала один-единственный умный шаг в своей жизни и вышла замуж за Димитрия Станислопулоса. Хотя, как она его заарканила, Сьюзан понятия не имела. Что может найти в неотесанной Лаки такой мужчина, как Димитрий. Наверное, она поймала его с помощью ребенка.

Сьюзан вспомнила свою встречу с Димитрием в Лас-Вегасе. Было короткое мгновение, когда она рассматривала его как возможного кандидата в мужья – как раз тогда она подыскивала себе кого-нибудь. Но скоро ей стало ясно, что все сплетни о Франческе Ферн имеют под собой твердую основу – он весь вечер о ней говорил. Как удалось Лаки вытеснить из его жизни грозную Франческу? Возможно, во время круиза ей удастся все выяснить.

Но что же она теряет время? «Нейман-Маркус» ждет ее. «Сакс», «Магнинь Бонвит»... В большой спешке она вышла из дома.

ГЛАВА 59

– Я тебе не верю! – кричала Джесс. – Ты сошел с ума? Спятил? Что с тобой стряслось?

– Простого поздравления было бы достаточно, – простонал Ленни.

– Ты, – не унималась Джесс, – шел к тому, чтобы в скором времени стать звездой, причем первой величины.

Он лежал на кушетке в своем номере и смотрел, как Джесс сердито меряет шагами толстый ковер на полу комнаты. Голова его болела. Глаза болели тоже. И все тело болело. Даже зубы и те ныли.

– И что же ты делаешь? Что ты делаешь? Ты женишься на какой-то нимфоманке с толстым кошельком, которая заставит тебя таскать за ней сумки. Да ты положительно сбрендил.

Ленни снял со лба холодное полотенце и попросил очень вежливо, чтобы она говорила потише.

Джесс ответила уничтожающим взглядом.

– Идиот, – пробормотала она.

– Богатый идиот, – ответил он слабым голосом.

– Тупой богатый идиот, – отозвалась она тут же. – Твоя женитьба на Олимпии Станислопулос – не более чем неудачная шутка. Сколько мужей она уже поменяла? А сколько знаменитых любовников? Пополни собой этот список, Ленни. Ты попал в очень большую компанию. Ну и как оно – быть одним из многих?

– Джесс, – сказал он спокойно. – Сделай одолжение, вали отсюда.

– С удовольствием бы, да не могу.

– А ты постарайся. У меня в голове марширует целая армия горилл, и мне кажется, нам с ними лучше остаться наедине.

– О Ленни, – она села рядом и взяла его за руку. – Думаю, ты просто ничего не соображал. Почему ты ее просто не трахнул, вместо того чтобы жениться?

– По-моему, это мы тоже сделали.

Джесс грустно покачала головой. Ленни. Лучший друг. Всю жизнь он оказывается в дураках, когда дело касается женщин.

Час назад она пришла в его номер и там обнаружила его спящим в одежде на кушетке с мокрым полотенцем на лбу.

Уже было одиннадцать утра, и Джесс попыталась переместить его в спальню. Он с усилием приоткрыл налитые кровью глаза и сказал:

– По-моему, я сделал что-то такое, о чем скоро пожалею.

Затем последовало его признание. В подтверждение слов на полу валялось свидетельство о браке.

Теперь, откричавшись, она попыталась собраться с мыслями и спокойно обдумать сложившееся положение.

– Где Олимпия? – спросила она голосом гораздо более спокойным, чем она сама.

– Не знаю, – простонал Ленни, поднявшись на ноги и неверными шагами направляясь в ванную. Он пописал, бросил взгляд в зеркало и ввалился в спальню, где рухнул на кровать лицом вниз. «Больше никаких наркотиков. Никогда».

Джесс последовала за ним.

– Я заказала завтрак, – сказала она. – Ты почувствуешь себя лучше, когда поешь.

– Не говори мне о еде.

– Вставай. Прими душ. Нам надо выпутаться из этой истории.

– Вали отсюда, Джесс.

– Не повторяйся. Я здесь, чтобы помочь тебе.

Он почесал в затылке, сел и потянулся за сигаретой. «Боюсь, ты немного опоздала».

Олимпия не спала. Флэш открыл ей один полезный секрет. После ночи пьянства и наркотиков новый день нужно встретить только с помощью пары таблеток метаквалона.

По возвращении в отель она выпила две штуки и, приняв ванну и переодевшись, почувствовала себя готовой начать делать дела. Прежде всего Олимпия позвонила в Нью-Йорк своему адвокату. Затем – журналисту при отеле «Маджириано». И, поскольку была хорошо воспитана, Витосу.

– Мистер Феличидаде просил не беспокоить его до полудня, – отозвался телефонист.

Что ж, тем хуже для него. Мистера Феличидаде ожидает большое потрясение.

Иден проснулась рано и тихонько, как заговорщица, выскользнула из кровати. Сантино спал на спине и громко храпел.

Очень осторожно она вынула одежду из гардероба, проскользнула в ванную и закрыла за собой дверь.

Почему она не заговорила с Ленни на вечере?

Почему он сам не заговорил с ней?

Она умылась холодной водой. След от пощечины совсем прошел. Она выглядела красивой, как никогда, – фарфоровое личико, нежная кожа, Глаза, как топазы, и экзотические скулы.

Она нанесла на лицо коричневые тени, румяна и чуть подкрасила губы. Затем завязала в пучок свои тонкие волосы. Так она выглядела совсем молоденькой и невинной. Ленни любил ее такой.

Она надела белые брюки и шелковую блузку.

Почти не дыша, Иден прошмыгнула назад в спальню. Сантино все еще спал. На столике околокровати лежала пачка банкнот, несколько золотых украшений и револьвер с коротким стволом. Не глядя ни на украшения, ни на револьвер, она взяла из пачки несколько стодолларовых купюр. Затем, подойдя к столу, нацарапала записку: «Пошла по магазинам. Скоро вернусь». Он рассердится, она знала. Но ей надо выбраться отсюда одной. Оставалось надеяться, что Зеко не спит под их дверью.

Сантино – опасный человек. Упрямый и непредсказуемый. Она терпела его уже два года и готова потерпеть еще, до конца съемок фильма. Но после вчерашней сцены стало ясно, что ей надо как-то подстраховаться. А есть ли лучшая страховка, нежели Ленни Голден? Особенно теперь, когда он выбился в люди.

– А вы кто такая? – величественно поинтересовалась Олимпия, проходя мимо Джесс в номер Ленни.

Светловолосая наследница оделась по-деловому – в белое платье, прическу украсила розовыми цветами. За ней следовала процессия посыльных из магазинов, несущих ворох костюмов в полиэтиленовой оболочке, кипу рубашек на плечиках и целую коллекцию разного размера коробок и коробочек.

– Я – менеджер Ленни, – ответила Джесс. – А что...

– Гм-м, – Олимпия уничтожила ее взглядом. – Полагаю, вы уже слышали новость?

–Да, и...

Олимпия перестала обращать на нее внимание и переключилась на посыльных.

– Оставьте все на кушетке и можете идти, – скомандовала она.

Так они и поступили.

После их ухода Олимпия вновь обратила холодный взгляд на Джесс.

– Теперь, – заявила она сухо, – есть несколько организационных вопросов, и я хочу, чтобы вы их проконтролировали. Прием назначен на сегодня на три часа дня. Отель обещал выставить закуски и цветы, но убедитесь, чтобы все было сделано должным образом. И особое внимание обратите на то, чтобы явилось как можно больше корреспондентов. Я хочу быть уверена, что наша свадьба будет освещена в прессе наилучшим образом. Несколько журналистов сейчас уже летят сюда из Лос-Анджелеса. Пошлите к самолету лимузин и проследите, чтобы о них тут хорошо позаботились.

Она остановилась, чтобы перевести дух.

– Вы не очень-то похожи на менеджера, – презрительно добавила она. – Впрочем, полагаю, Ленни сам знает, что делает. Где он?

Джесс едва не лишилась дара речи. И вот на этом Ленни женился? На этой писклявой, самоуверенной кукле с жирными ляжками и огромными сиськами? Ленни, который всегда имел самое лучшее. Только дам первого сорта.

Она безнадежно махнула рукой в сторону спальни.

– Он там, – сказала она. Пусть сам выпутывается. В конце-концов он на этом женился.

Витос проснулся под звуки собственного голоса. Он любил возвращаться к реальности, слушая нежное, ласковое пение. Магнитофон-будильник сработал ровно в полдень. Витос перевернулся на другой бок и некоторое время балансировал на грани между бодрствованием и сном, затем встал, сделал зарядку, принял душ, побрился, приклеил парик на место и вызвал прислугу и своего менеджера. Они явились одновременно.

Пока Витос расправлялся со свежим грейпфрутом, яйцами всмятку и лимонным чаем (ему все время приходилось следить за своей диетой), его менеджер нервно ходил взад и вперед по комнате. Он открыл Витоса несколько лет назад, когда застал свою служанку-мексиканку плачущей над его песней, которая передавалась одним из каналов испанского телевидения.

– Эти американски женщина, они так много меня любят, – протянул Витос, задумчиво прихлебывая чай.

– Да, – согласился менеджер, гадая, как поделикатнее преподнести новость, о которой жужжал весь отель.

– Иногда бывает так трудно изобрести международную языку любви. Я думает, все меня так хорошо понимает?

–Да.

– О, – Витос вздохнул. – Женщина. Они меня любят.

– А где Олимпия? – спросил менеджер быстро, воспользовавшись моментом.

– Ты получал мои бумага из Испании? – поинтересовался Витос, встав из-за стола и любуясь собой в зеркало.

Он попробовал улыбнуться, остался довольным результатом и приступил к упражнениям для мышц лица, гарантирующим спасение от второго подбородка. Не то чтобы он у Витоса уже появился – но никогда нельзя расслабляться.

– Бумаги еще не пришли.

– Плохо, – Витос выдвинул вперед и убрал подбородок. – А может, не так и плохо. Этот женитьба, ты уверен, он мне нужен? Каждый женщина – как вы говорите – сидит на черт.

– В женщине.

– Что?

– Нет, ничего.

– Доброе утро! – Олимпия распахнула дверь в душ. – Как ты себя чувствуешь сегодня?

Ленни посмотрел на свою молодую жену, которая явно не испытывала мук похмелья. Она выглядела свежей, яркой и исключительно хорошенькой, разве только немножко толстоватой.

– Я себя чувствую, как верблюжье дерьмо, – ответил он печально. – Мы в самом деле сделали то, что мне припоминается?

Она выбрала большое полотенце и подала ему.

–Да.

– О черт!

– Ты ведь не жалеешь? – Она пошире раскрыла свои голубые глаза, ухитрившись напустить на себя одновременно обиженный и беззащитный вид.

– Не знаю.

Ленни обернулся полотенцем и попытался спокойно разобраться в ситуации. Вот он – в ванной лас-вегасского отеля, рядом одна из самых богатых женщин мира, с которой он знаком менее суток, и они уже женаты! Ему казалось, что он вот-вот проснется. В настоящей жизни такого не случается. Как со свойственным ей красноречием отметила Джесс, это – безумие.

– Нам надо поговорить, – сказал он, перейдя в спальную и озираясь в поисках сигарет. – Кх-м... Не знаю, как ты, но я прошедшей ночью вообще ничего не соображал. То есть полностью отключился. И... ну... при свете дня наше решение не кажется таким уж забавным, не так ли?

Он бросил на нее взгляд в надежде встретить понимание. Он мечтал, что она согласится с ним и скажет: «Какую ошибку мы совершили! Я пришла сообщить тебе, что я уже обо всем позаботилась и дала делу обратный ход. Мы больше не связаны законом».

Вместо этого она заявила:

– Я назначила прием на сегодня на три часа дня. Думаю, не стоит закатывать еще один праздничный вечер, достаточно свадебного пирога, ну и фотографы придут. – Она весело рассмеялась. – Иначе что за свадьба? Да, и моя дочурка Бриджит так расстроится, если мы вообще ничего не устроим. Она очаровательна, ты, несомненно, полюбишь ее. Сейчас она пошла со своей няней покупать праздничное платье.

– Я не знал, что у тебя есть ребенок, – сказал он тупо.

– Есть масса всего, чего мы не знаем друг о друге, не правда ли? – Она обласкала его невинной улыбкой. При случае Олимпия могла блистательно разыграть невинность. – Но в том-то и вся прелесть, да? Каждый день открывать для себя что-то новое. – Она нежно обняла его. Я купила тебе кое-что из одежды. Она там, в соседней комнате, где... эта девушка, твой... э-э… менеджер. Я подумала, что для свадьбы тебе потребуется обновить гардероб. О, Ленни, я так рада. За одну ночь ты переменил всю мою жизнь. Я испытывала такую тоску. Не могу даже сказать, как несчастлива я была. – Она опустила ресницы и понизила голос. – Я даже подумывала о самоубийстве, – прошептала она. – Но ты все изменил. Похоже, мы нашли друг друга очень вовремя.

Ему было что сказать, но он не мог выдавить из себя ни слова. Ну как заявить ей, что все происшедшее – ошибка? Как пойти на попятную сейчас? Спасибо большое, Иден, смотри, во что я вляпался из-за тебя на сей раз. Женат на абсолютно незнакомой женщине, и ничего уже невозможно изменить.

ГЛАВА 60

Счастье возвращалось вновь. И Атлантик-Сити являлся именно тем местом, где Лаки хотела сейчас находиться. Она оставила Роберто в Нью-Йорке под присмотром Чичи и в прекрасном расположении духа отбыла в Атлантик-Сити.

Она знала, что ей нужно, и торговцы недвижимостью с нетерпением ожидали ее приезда. К сожалению, тот участок, что присмотрели они с Джино, давно ушел. И цены подскочили на головокружительную высоту. Атлантик-Сити развивался быстрее, чем кто-либо мог ожидать. Она и раньше знала, что так и случится. Чертов Джино. Они могли бы насладиться ролью первопроходцев. Но – ладно. Она построит самый хороший отель в мире. Она создаст легенду, сказочный замок. И назовет его «Сантанджело».

Два дня спорили Джино и Сьюзан. Он категорически отказывался даже обсуждать свое участие в круизе, если только Лаки лично не пригласит его. А Сьюзан настаивала, что она ни при каких обстоятельствах не может упустить такой случай.

Джино уже понял для себя, что его женатой жизни пришел конец. Сьюзан, теплая и замечательная женщина, на которой он женился, на поверку оказалась пустышкой.

Заводишь пружинку – и она наряжается.

Нажмешь кнопку – и она дает шикарный обед. Подтолкнешь ее в нужную сторону – и она начинает тратить деньги с такой скоростью, будто завтра они выйдут из моды.

Лаки была абсолютно права насчет нее. Почему он сам ничего не видел? Она обвела его вокруг пальца.

Он много думал о Лаки. И скучал по ней. Но назад дороги нет. Она вышла за Димитрия, родила ребенка. И ни разу не спросила его совета.

Он позвонил Косте в Майами и излил свою обиду.

– В жизни что даешь, то и получаешь, – философски отметил Коста. – Что ты дал Лаки, чтобы она чувствовала необходимость обращаться за советами к тебе?

Джино в ярости бросил трубку. Коста явно выжил из ума.

– Мы поедем в твой чертов круиз, – объявил он Сьюзан. – Я хочу побыть вместе с моим внуком и, похоже, другой возможности мне не представится.

Сьюзан улыбнулась.

– Да, дорогой, – ответила она спокойно. И помчалась поскорей тратить еще несколько тысяч долларов.

Едва Димитрий закончил телефонный разговор с Франческой, как секретарь сообщил, что звонит Олимпия.

– Где ты была? – проревел он в трубку. – Я пытался отыскать тебя.

– Я в...

– Так нельзя, Олимпия. Ты не должна исчезать на несколько дней подряд. Откуда мне знать – может, вас с Бриджит похитили. Ты – Станислопулос, и ты должна всегда...

– Я снова вышла замуж.

– Господи, помилуй! – вскричал он. – Живи со своим дегенератом-струнодером, если тебе так нравится. Но женитьба исключена!

– Я вышла замуж не за него.

Она всегда была совершенно невыносима. Избалованная, безответственная...

– Тогда за кого? – прорычал он.

– Посмотри на обложку журнала «Пипл». Ленни Голден. Он комик.

– Комик!!!

– Перестань кричать. Он лучше, чем те трое. Ну, мне пора, у нас прием. Сделай мне, пожалуйста, одолжение, скажи маме сам.

– Мать не знает?

– Узнает, если ты ей скажешь.

– Олимпия...

– Пока, папуля, увидимся в круизе.

Димитрий расхаживал взад и вперед по офису. Олимпия глупа до безобразия!

Он связался со своей бывшей женой, которую новость нисколько не взволновала.

Он послал секретаря за номером «Пипл» и долго смотрел, как очередной охотник за его состоянием ухмыляется ему с обложки. Он позвонил в Мюнхен Франческе, и она долго смеялась.

Олимпия, Олимпия. Бог не наградил его умной дочерью.

Лаки вернулась поздно вечером, радостно возбужденная. Димитрий только что пообедал в одиночестве и пребывал не в лучшем настроении.

– Я нашла как раз то, что надо, – поделилась она. – Восхитительный участок, и фактически уже наш. Ты должен подключить своих адвокатов немедленно. – Она обвила его шею руками. – Я так счастлива. Давай пойдем в спальню и отпразднуем успех. Удачные сделки меня очень заводят.

– Ты говоришь, как дешевая шлюха, – сказал он резко, высвобождаясь из ее объятий.

– Что? – она в удивлении уставилась на мужа.

– Ты теперь моя жена. Постарайся не забывать об этом ни на минуту.

Она отодвинулась от него.

– Кажется, я плохо расслышала твои слова.

– У меня был на редкость тяжелый день, – продолжал он. – И не надо усугублять положение.

Он не заметил опасных огоньков в ее глазах. Приближалась гроза.

– Олимпия опять вышла замуж, – коротко объявил он. – Она не знакома с чувством ответственности. Она заслуживает того, чтобы лишить ее наследства.

– Эй, мужик, – грубо сказала Лаки с интонациями нью-йоркской уличной девки. – Ты чё, не слышал? У меня свербит. Хочешь вставить?

Его лицо стало похоже на маску из гранита.

– Прошу прощения?

– Да, мужик. И еще можешь поцеловать меня в задницу.

Не оборачиваясь, она ушла в спальню и захлопнула за собой дверь. Пусть не думает, что с ней безнаказанно можно говорить таким тоном.

Он последовал за ней. Димитрий не привык встречать сопротивление.

– Убирайся с дороги, – вспыхнула она.

– Что с тобой? – спросил он.

– Подумай.

– И думать нечего. Я сделал замечание относительно твоего поведения.

– Мне замечание? Замечание мне? С кем ты, по-твоему, разговариваешь?

– С моей женой, матерью моего ребенка. И я не позволю тебе выражаться языком уличной девки.

– Ну и ну! Офигеть можно.

Он дал ей пощечину. Она бросилась на него и вцепилась ему в лицо ногтями. Выступила кровь.

Он был большим, сильным мужчиной, Он прижал ее руки к телу, и они оба тяжело рухнули на кровать.

Лаки не могла поверить в происходящее. Она знала Димитрия два года, и он никогда не открывался перед ней с такой стороны. Она выходила замуж за ровню себе, а не за покровителя, который станет учить ее, как говорить и как себя вести.

Она попыталась ударить его коленом в низ живота, но он оказался слишком силен для нее. Лаки занималась спортом, и, уж конечно, никто не назвал бы ее слабенькой, но, по мере того как он удерживал ее в лежачем положении, силы начинали ее оставлять.

И тут это случилось. Она почувствовала его возбуждение, но ей уже не было нужно. Так она не хотела. Не после такой безобразной сцены.

Не отпуская Лаки, он попытался расстегнуть молнию на брюках.

Ей удалось резким движением освободить одну руку, и она ударила его под подбородок.

Он закричал от боли.

Мгновения оказалось достаточно, чтобы выскользнуть из-под него и запереться в ванной. Ее всю трясло от ярости.

Он больше не стал ее преследовать.

ГЛАВА 61

Хорошие дни сменялись плохими и наоборот. Теперь, когда с поездкой в Калифорнию все определилось, Стивен чувствовал себя несколько лучше. Он жил в однокомнатной квартире на Третьей авеню. Свое прежнее комфортабельное жилье Стивен сдал в наем перед отъездом в Европу.

Его жизнь пошла наперекосяк, и он сам знал это. Некогда честолюбие переполняло его, но Кэрри разрушила все своими злосчастными откровениями. После возвращения в Америку он ничего не делал, только раздумывал о себе и о своих проблемах. Спать ложился поздно, ел кое-как и без толку торчал в своей однокомнатной дыре, тупо уставясь в телевизор. Единственный друг, которому он дал о себе знать, был Джерри Майерсон. И то только затем, чтобы занять денег.

Ему стало все равно, какая женщина рядом. Некогда такой привередливый в отношении прекрасного пола, он теперь был рад любой девушке, лишь бы с ней не требовалось много разговаривать. Какая огромная разница по сравнению с его прежней жизнью. Молодой перспективный Стивен Беркли. Трудолюбивый, уже помощник окружного прокурора, с прекрасными возможностями для карьеры. Жизнь – странная штука. С горечью он вспомнил тот роковой день в 1977 году, когда он явился в лонг-айлендский особняк Энцо Боннатти, готовый к решительным действиям.

Но Лаки Сантанджело опередила его.

Та самая Лаки Сантанджело, вместе с которой он застрял в лифте несколькими днями ранее, во время большого энергетического кризиса.

Та самая Лаки Сантанджело, которая может, только может, оказаться его сестрой по отцу.

Лаки.

Ее нелегко забыть, с ее чувственным ртом и цыганской внешностью.

Лаки.

Какое счастье, что они не...

Он даже думать не хотел о том, что едва не произошло между ними.

Интересно, что она испытает, если выяснится, что они действительно брат и сестра. Вообще, вспомнит ли она его?

«О да, вспомнит», – говорила его гордость.

Какая еще гордость?

Выглядит он ужасно. Надо собраться, снова начать работать и оставить прошлое позади.

Да, уже скоро.

ГЛАВА 62

В общем и целом, Витос Феличидаде достаточно стойко перенес удар. Впрочем, что еще ему оставалось, кроме как улыбаться репортерам (которых слетел ось великое множество) и делать вид, что именно он способствовал возникновению и развитию «любви с первого взгляда».

Оставшись один, он мучительно размышлял. Что с ним такое? Почему Олимпия отвергла его? Причем дважды. Неужели она сумела увидеть то, что скрывалось за его блестящей внешностью? Неужели она одна знала, что маску неугомонного секс-символа носил неуверенный в себе, заурядный и неинтересный человек?

Витос гнал от себя подобные мысли. Он около часа поприсутствовал на свадебном приеме, а потом удалился к себе в номер, где долго сидел, погруженный в мрачное молчание.

Джесс повела себя менее стоически. Она отыскала Матта и принялась горячо жаловаться ему. Он с ней полностью согласился, но отметил, что теперь уже ничего не поделаешь.

В отеле «Сэндс» Иден молча глядела в окно, в то время как за ее спиной Зеко раскладывал пасьянс. Тем утром она ускользнула с твердым намерением встретиться с Ленни, но только собралась сесть в такси, как рядом словно из-под земли вырос Зеко и объявил, что босс приказал ему всюду ее сопровождать. Она чуть не закричала от разочарования. Ей оставалось только холодно улыбнуться и позволить тупому громиле тащиться за ней по дюжине ярко разукрашенных, но дешевых магазинчиков. Лас-Вегас – такая дыра. Скорее бы убраться отсюда.

Пейж пригласила ее на ленч, и Иден получила разрешение пойти. Но за салатом из тунца по ресторану разнеслась весть об Олимпии Станислопулос и Ленни Голдене.

Свежая сплетня.

Ее чуть не стошнило. И вот теперь она смотрела на неоновые огни и на пустыню и спрашивала себя, правильный ли выбор сделала.

Сантино Боннатти.

Ленни Голден.

Она надеялась, что поставила на фаворита.

Сейчас у нее зародилось ужасное подозрение, что фаворит – совсем другой.

– Ты вонючка, – прищурилась Бриджит.

– Не может быть. Я специально помылся перед встречей с тобой, – невозмутимо ответил Ленни.

– А я говорю, ты – вонючка, – повторила Бриджит.

– У тебя внутри что, пластинку заело?

Она посмотрела ему в лицо. Глаза цвета сапфира (как у матери) на личике сердечком.

– Я тебя ненавижу, – объявила она с чувством.

Он состроил пренебрежительную гримасу.

– На всех не угодишь, – заметил он с чарующей улыбкой.

Няня Мейбл, сгорая от стыда, проговорила:

– Пожалуйста, простите, мистер Голден. Она устала, уже поздно, и...

– Перестаньте, – добродушно перебил Ленни. – Время – полпятого. Если девочка хочет меня ненавидеть, нечего извиняться, пусть ненавидит на здоровье. – Он наклонился к ребенку: – Знаешь что? Бриджит – очень симпатичное имя, а ты очень симпатичная молодая леди.

Бриджит замолчала. Почему этот разговаривает с ней?

Обычно, когда она обзывала их «вонючками», они сперва злобно на нее глядели, а потом переставали замечать, и ей не нужно было никогда больше с ними разговаривать, что вполне ее устраивало. «Мамины приятели – все свиньи». Она их всех ненавидела.

Ленни не стал дожидаться ответа. Он повернулся и исчез. Олимпия созвала столько журналистов, сколько собирается только на презентации кассового фильма, и наслаждалась вовсю, позируя фотографам, как профессионал. Впрочем, она и есть профессионал. Она выросла в окружении фотографов. Олимпия Станислопулос. Наследница. Лакомый кусок для фоторепортеров и авторов колонок светской хроники со всего мира.

Каким-то образом она ухитрилась превратить их свадьбу в крупное событие. Пирог, увенчанный миниатюрной фигуркой танцующей пары, был истинным произведением искусства. Танцевальная зала «Маджириано» преобразилась в волшебную страну цветов. Рекой лилось дорогое шампанское.

У Ленни озноб пробежал по коже при мысли о том, сколько все это может стоить. А вдруг платить придется ему? Или «Маджириано» взял на себя расходы?

Грустная Джесс пожала плечами, когда он спросил ее.

– Не знаю, – ответила она вредным голосом.

Ей все здесь не нравилось. Он тоже не испытывал особого восторга, но что сделано, то сделано. И кто знает? Возможно, из этого что-нибудь да выйдет. Более странные вещи случались.

Это точно.

ГЛАВА 63

Идти на компромисс былоне в характере Лаки. Она не собиралась сидеть и ждать, пока Димитрий извинится. Он должен понять, и чем быстрее, тем лучше, что она никому не позволит вытирать об себя ноги.

На следующее после драки утро Лаки уехала в Ист-Хэмптон вместе с Роберто и Чичи. Если говорить правду, ее очень обеспокоило его поведение. Она хотела равного партнерства, а не подчинения мужчине, считающему, что последнее слово всегда должно оставаться за ним. С грустью Лаки поняла, что совершила ошибку, выйдя за Димитрия. Они принадлежали к разным поколениям, и между ними лежала непреодолимая пропасть. И она никогда не станет играть ту роль, которую он отводил ей в своих планах.

Лаки совсем не обеспокоило, что он целых три дня не пытался связаться с ней. Она хладнокровно позвонила адвокатам Димитрия и поручила им провести переговоры относительно земельного участка, который она хотела приобрести в Атлантик-Сити. Затем обратилась к своим собственным адвокатам и перепроверила, что все идет как надо. Димитрий подписал официальный документ. Что бы ни случилось, отель будет построен.

Он приехал к ней через три дня.

– Прости, – сказал он, стоя в дверях с букетом ее любимых роз и коробочкой от Тиффани.

Она знала, как тяжело Димитрию произносить извинения. Лаки, конечно, могла задать ему жару, но вместо этого она впустила его, и они прошли в сад и там все обсудили насколько, конечно, можно все обсудить с таким человеком, как Димитрий. Типичный представитель своего поколения, он не выносил долгих аналитических бесед.

Она открыла коробочку от Тиффани. Там лежало великолепное бриллиантовое колье с подвеской в виде сердечка. Димитрий застегнул замочек у нее на шее и нашел, что все в порядке. Он чмокнул ее и сообщил, что Сьюзан и Джино приняли приглашение погостить на его яхте.

О Боже! Ни за что в жизни Лаки не поверила бы, что Джино согласится. Она сама не понимала, почему она так огорчилась. Ей трудно было разобраться в своих чувствах к отцу. Порой она любила его больше всего на свете, а порой он становился ей совершенно безразличен. И так было всегда.

– Ты ведь рада? – спросил Димитрий.

Лаки скрыла свои истинные чувства.

– Ну конечно, – спокойно ответила она.

Она вовсе не была в восторге при мысли о круизе. Друзья Димитрия. Франческа Ферн со своим занудой-мужем. А теперь еще и Сьюзан с Джино. И все – на замкнутом пространстве яхты. Какой большой бы ни оказалась эта яхта Димитрия, все равно она не бесконечно велика. Никуда не денешься от обязательных ленчей и обедов.

Возможно, Олимпия и ее новый муж, кем бы он ни был, спасут положение. Лаки забыла расспросить о нем, а теперь Димитрий уже умчался назад в Нью-Йорк, оставив ее готовиться к двухнедельному круизу. Она с неохотой принялась за сборы.

Джино часто замечал, что теперь он просыпался в хорошем настроении только в те дни, когда предстояла встреча с Пейж. Она внесла хоть какое-то разнообразие в его жизнь. Пусть вульгарная и аморальная, но зато с ней весело.

Он едва дождался ее возвращения из Лас-Вегаса и в пятницу приехал в «Беверли Уилшир» за час до назначенного срока. Пейж объявилась с получасовым опозданием, как всегда, пахнущая мускусом, одетая в белую юбку с разрезом чуть ли не до пупа.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты одеваешься, как шлюха? – улыбнулся он, сидя на краю кровати.

– Да, – она продолжала начесывать свои вьющиеся волосы. – И именно это тебе и нравится.

Одним быстрым движением Пейж расстегнула юбку на поясе и та упала на пол. Трусиков под ней не было.

– Эй, – рассмеялся он.

– Быстрое обслуживание, – с милой улыбкой сказала Пейж, подходя к нему. – И, пожалуйста, оставьте пятьдесят долларов на столе.

– Что-то дешево, – заметил Джино, наслаждаясь игрой.

– Потому что ты – почетный клиент, – отозвалась Пейж, прижимаясь к его лицу жестким кустиком лобковых волос.

Он не стал терять времени. Именно благодаря сексу он не старел – в этом он не сомневался. Болячки старости не для Джино Сантанджело. Секс не давал застаиваться его жизненным сокам. Пока он мог возбуждаться, он чувствовал себя непобедимым, а Пейж Вилер заводила его больше, чем кто-либо за долгие годы.

Как сложилась бы его жизнь, если бы он женился на такой женщине, как Пейж? Бесспорно, гораздо интереснее, чем та, что проходит в постоянном общении со Сьюзан.

Они долго наслаждались друг другом. Пейж требовалось больше одного оргазма, в отличие от Сьюзан, которая считала, что, после того как она кончила, продолжать уже не следует, и скидывала его.

Пейж любила экспериментировать. Иногда он хотел бы стать помоложе и посильнее. Но, похоже, ей и так нравилось. По крайней мере, он знал, что доставляет ей удовольствие.

– Как тебе Лас-Вегас? – спросил он, когда Пейж наконец-то угомонилась.

Она лежала, раскинувшись, на постели, абсолютно нагая.

– Интересно, – ответила она.

– А именно?

– Ну... Я сходила на премьеру программы Витоса Феличидаде и Ленни Голдена в твоем отеле.

– Ну и как?

– Что, обслуживание или шоу?

– И то и другое.

– Замечательно. Ленни Голден – вообще нечто особенное. И у Витоса тоже есть своеобразное европейское очарование. Естественно, все только и говорили о том, что на следующий день после премьеры Олимпия Станислопулос и Ленни Голден поженились. Она же приехала с Витосом, сам знаешь.

– Да?

– Ты разве ты не читаешь светскую хронику?

– Только когда там пишут обо мне.

– Каждый вечер устраивались вечеринки. И еще я немного играла в карты.

– Выиграла?

– Проиграла.

– Жалко, меня там не было. Я не дал бы тебе проиграть.

Он дотронулся до волос между ее ног. Она сладострастно потянулась.

– Я скоро уеду на пару недель, – объявил он. – Ты как, сможешь без меня?

– Попытаюсь, – ответила она шутливо. – Куда ты едешь?

– Не помню, говорил ли я тебе, но моя дочь Лаки – она немного с приветом, вроде меня – вышла замуж за другого Станислопулоса – за отца, Димитрия. Можешь себе такое представить? Он почти такой же старик, как и я. Когда-то Лаки ходила с Олимпией в одну школу. – Он вздохнул. – Нет, она ненормальная.

– Что ненормального в том, чтобы выйти за одного из самых богатых людей на земле?

– Лаки не нуждается в его деньгах, – отрезал Джино, убирая руку.

– Положи на место! – цыкнула Пейж.

Джино подчинился.

– Гм-м... – Пейж вся отдалась чувственному наслаждению.

Джино почувствовал, что она хочет еще, и склонился над ней. Через несколько секунд Пейж уже громко стонала и еще раз кончила.

Несмотря на весь свой богатый опыт, Джино не мог припомнить второй такой неутомимой женщины.

Она сама поцеловала его и сказала:

– Спасибо. А теперь рассказывай о своей дочери.

Он передернул плечами.

– А что тут рассказывать? Она вышла за него, и они пригласили нас принять участие в их круизе. Сьюзан хочет ехать.

– Ну естественно.

– А я еду, потому что тогда смогу видеть парнишку.

– Какого парнишку?

– Я дедушка.

– О нет! – Пейж вскочила с кровати, изображая притворный ужас. – Я сплю с дедушкой!

– Эй, – усмехнулся он. – Ты тоже не весенний цветок.

– Мне сорок с лишним. А я еще не готова трахаться с дедушками.

– Пошла ты...

– Куда прикажете.

Они начали смеяться. Он встал, обнял ее, и они вдвоем захохотали.

– Знаешь что? – сказал он наконец. – Ты телка в моем вкусе.

– Нас разделяет несколько десятилетий, – задумчиво протянула она. – Но мы оба выросли на нью-йоркских улицах.

– Ты никогда мне об этом не рассказывала.

– Ты никогда и не спрашивал. Кроме того, я не очень-то люблю распространяться о своем происхождения.

Он потянулся за халатом.

– Ну что ж. Расскажи мне историю твоей жизни.

– Как-нибудь потом. Сейчас я опаздываю на одну встречу.

– Ну вот! А я-то думал, что мы еще посидим и поболтаем. Не назначай больше встреч в дни наших свиданий.

Пейж поспешила в ванную.

– Когда ты уезжаешь? – крикнула она оттуда.

– Через несколько дней.

– Я буду скучать по тебе.

– Все равно меньше, чем я по тебе.

Сидя на открытой террасе отеля «Бель Эйр», Сьюзан нетерпеливо поглядывала на свои дорогие золотые часики. Пейж опаздывала. Опять. Она всегда опаздывала, то есть тогда, когда вообще находила время встретиться со Сьюзан. Вот уже несколько месяцев их свидания были невыносимо скоротечными, и Сьюзан начинала подозревать, что у Пейж появилось новое увлечение.

Она глубоко вздохнула и сказала себе, что не переживет, если Пейж объявит, что между ними все кончено, Это несправедливо. Она не вынесет такого удара. Пейж значила для нее все.

Неслышно подошедший официант поинтересовался, не хочет ли она еще что-нибудь. Сьюзан заказала уже третий «мартини» и снова принялась ждать.

Через несколько минут явилась Пейж, раскрасневшаяся, растрепанная и черт знает как одетая.

Женщины поцеловались.

– У меня столько дел! – воскликнула Пейж. – Такое впечатление, что все решили поменять обстановку. После того как «Архитектурал дайджест» опубликовал снимки интерьеров, разработанных мною для Рамо Калиффе, я больше сама себе не принадлежу.

Сьюзан вежливо улыбнулась. От Пейж пахло мускусом и сексом – как всегда. Двое мужчин на противоположном конце террасы пожирали их глазами. Пейж всюду привлекала к себе внимание. Она не отличалась особенной красотой, ее даже хорошенькой трудно было назвать, но от нее исходила неизменная притягательность.

– Я уж думала, ты не придешь, – с упреком проговорила Сьюзан.

– Ты же знаешь, я всегда опаздываю.

– Мы уезжаем в круиз к греческим островам с Димитрием Станислопулосом. Я не могла не повидаться с тобой перед отъездом, – Сьюзан перешла на шепот. – Уже два месяца прошло с тех пор, как мы... были вместе. Я не в силах больше ждать.

Избегая встречаться с ней глазами, Пейж оглядела террасу. Ее взгляд перехватил один из назойливых мужчин. Он салютовал поднятым бокалом. Пейж не смогла вспомнить, знает ли она его, решила, что он, возможно, один из друзей Райдера, и помахала ему в ответ.

– Ну так что? – продолжала Сьюзан. – А тебе не кажется, что два месяца – слишком долгий срок? Разве ты не скучала по мне так же, как я по тебе?

Пейж глубоко вздохнула. Какими словами объяснить женщине, что все кончено? Будь Сьюзан мужчиной, не было бы ничего легче.

Она взяла несколько орешков из стоявшего на столе блюда.

– Райдер – очень тяжелый человек, – начала она.

– Я знаю, – перебила Сьюзан. – А думаешь, Джино шоколадка? Старый, сварливый и сексуально озабоченный. Не знаю, как мне удается терпеть его. Если не ты, я...

– Послушай, – твердо сказала Пейж. Ей не хотелось слушать жалобы на Джино. Лично она находила Джино очень интересным и именно поэтому собиралась расстаться со всеми остальными своими любовниками, в том числе и со Сьюзан. – Райдер переменился. Не знаю, что на него нашло, но он определенно переменился – и в лучшую сторону.

Сьюзан непонимающе уставилась на нее:

– Что?

– Я хочу попробовать спасти наш брак, – пояснила Пейж с наигранной убедительностью.

– Простите, милые леди. – Мужчина, чей взгляд Пейж недавно перехватила, стоял около их столика. Он был средних лет и по-лосанджелесски раскован. – Я взял на себя смелость заказать шампанского.

Официант поднес к столу ведерко со льдом, из которого торчало горлышко «Дом Периньона».

– Мы с другом решили, что такие очаровательные женщины, как вы, заслуживаете только самого лучшего, – пояснил мужчина. При этих словах его приятель, маленький и бородатый, подошел к нему, и они оба замерли в ожидании приглашения к столу.

– Спасибо, – грациозно проворковала Пейж и закинула ногу на ногу.

Они учуяли ее запах и застыли в стойке – две гончии, готовые припуститься за добычей.

– Я бы предложила вам присоединиться к нам, – продолжала она, – но миссис Сантанджело недавно пережила горе – смерть одного из членов семьи, – поэтому вы, конечно, понимаете, сейчас для нас не самое подходящее время заводить... новые знакомства.

– Разумеется, – с чувством ответил первый. – Мы ни за что и не подумали бы беспокоить вас и миссис Сантер... гм... но, может быть, вы найдете возможность пообедать с нами как-нибудь попозже?

– Очень соблазнительное предложение, – вздохнула Пейж, – но, боюсь, совершенно невыполнимое. Была рада познакомиться.

Она перекинула ногу на ногу, предоставляя им возможность еще раз насладиться райскими запахами, и дала понять, что интервью закончено, повернувшись к ним спиной.

Мужчины поняли намек и неохотно удалились.

– Так что ты имеешь в виду, говоря, что хочешь попробовать спасти свой брак? – спросила Сьюзан отчаянным шепотом.

– Именно то, что я сказала, – спокойно пояснила Пейж. – Я собираюсь хранить верность мужу.

– Ты! – презрительно воскликнула Сьюзан. – Ничего не выйдет.

Официант разлил по бокалам шампанское.

– Пожалуйста, не надо меня недооценивать, – промурлыкала Пейж. – Если я чего-нибудь хочу, то я, как правило, добиваюсь своего.

Глаза Сьюзан заполнились слезами.

– А как же мы? – печально проскулила она.

– Пока переждем и посмотрим, как станут развиваться события.

ГЛАВА 64

Алиса Голден явилась в Лас-Вегас через два дня после того, как газеты всего мира оповестили человечество о женитьбе ее сына. Только ее ему и не хватало для полного счастья! У Ленни появились жена и приемная дочь, и он старательно привыкал к ним обеим. Неожиданный приезд мамаши еще больше осложнил ситуацию. Впрочем, послушать Алису, так мать с сыном никогда шагу не могли ступить друг без друга. Она обучила его всему в жизни. И, хотя для нее явилось потрясением появление Олимпии в их хрупком семейном союзе, Алиса была готова принять ее с распростертыми объятиями. Она дала три эксклюзивных интервью на данную тему еще до первой встречи с Ленни.

Он устало поприветствовал мать, когда ту доставила в его номер слегка ошалевшая Джесс.

– Я нашла ее внизу, – прошептала Джесс. – Она закатила жуткий скандал, требуя Бог знает чего. Так что я решила, что лучше привести ее сюда. По-моему, она меня не помнит.

– Дорогой, – воскликнула Алиса, распахивая навстречу ему паучьи объятия. Диета сделала ее кожу шершавой, а волосы она выкрасила в ослепительно белый цвет. Она крепко обняла Ленни.

– Алиса, – сказал он. – Ну ты-то что здесь делаешь?

– Что я здесь делаю? – переспросила она, оглядывая комнату, словно ее заполняла внимательная аудитория, а не только Ленни и Джесс. – Что я здесь делаю? Твоя мать? Одна с тобой плоть и кровь. Что я здесь делаю? Ха! Занятный вопрос для человека, который только что женился, ни слова не сказав своей любящей, заботливой, одинокой мамочке.

Ну вот она и дозрела до роли еврейской мамаши. Ленни не знал, плакать ему или смеяться.

– Прекрати ломать комедию, Алиса, – попросил он.

Джесс переступала с ноги на ногу. Она никак не могла решить, уходить ей или остаться. Ленни пришел к ней на выручку.

– Закажи чаю, – коротко сказал он. – На троих.

Алиса сжимала в руках потрепанный саквояж, явно знавший лучшие дни.

– А где прынцесса? – поинтересовалась она.

– Кто-кто? – не понял Ленни.

– По-моему, она хочет сказать «принцесса», – вмешалась Джесс, с трудом удерживаясь от смеха. – Ведь вы именно это имели в виду, миссис Голден? Принцесса?

Алиса уставилась на нее через три пары негнущихся искусственных ресниц.

– А ты кто такая? – спросила она строго. – Где-то я тебя уже видела.

– Я школьная подруга Ленни, Джесс Сколски.

Алиса долго смотрела на нее.

– Ах да, коротышка – произнесла она наконец, вызвав в памяти Джесс все мучения ее подросткового периода.

Алиса уселась на кушетку. Дешевое синтетическое платье с глубоким вырезом позволяло видеть ее постаревшие груди. Ноги же все еще оставались красивыми.

– Я летела сюда на самолете, – объявила она. – Всю дорогу мужчины не давали мне ни минуты покоя. А когда я всем рассказала, что ты мой сын, мне не давали покоя уже женщины. Я записала для тебя четыре телефончика, но, наверное, теперь, раз ты женат, они тебе уже не понадобятся.

– Моя жена не придет от них в восторг, – сухо подтвердил он.

– Кстати, где она? Я приехала, чтобы посмотреть на эту, – тут она сделала паузу и собралась, чтобы правильно произнести слово, – принцессу.

– Ее зовут Олимпия.

– Странное имя, – она укоризненно посмотрела на него. – Ты мог бы мне позвонить. Ты мог бы пригласить меня на свадьбу. Ты мог бы сообщить мне, что выступаешь в Лас-Вегасе – в моем родном городе. Когда-то я тоже была здесь звездой. Не так уж и давно. Тростинка Алиса. Меня все еще помнят здесь. Знал бы ты, как хорошо помнят. Тебе бы такую известность, какой пользовалась я когда-то, а может быть, пользуюсь и сейчас. Кто знает, если они вспомнят... – она загадочно замолчала.

– Где вы остановились, миссис Голден, – вежливо спросила Джесс, полагая, что пришла пора деликатно выпроводить гостью. Ленни предпочитал, чтобы его не беспокоили перед вечерним представлением.

– Здесь, конечно, – высокомерно отрезала Алиса. – Организуйте все, пожалуйста. Я мать звезды. Я заслуживаю уважения. Не будь меня, не было бы и его, не так ли?

– И как долго вы собираетесь здесь оставаться?

– Ровно столько, сколько захочет мой мальчик.

Ленни беспомощно вздохнул:

– Вообще-то, я только что женился.

– Потому-то я и здесь.

У него не хватило духу указать ей на дверь. Зачем человеку мать после тридцати двух лет одиночества?

Но нужна она ему или нет – она была здесь. Олимпия и Алиса вместе – это будет зрелище. Он предвкушал, что что-то произойдет.

На следующей день после свадьбы, убедившись, что ее свадебные фотографии украсили первые полосы газет всего мира, Олимпия позвонила Флэшу на юг Франции. Ей ответил полудетский женский голосок.

– Позовите Флэша, – высокомерно потребовала Олимпия. – И поскорее, я звоню из Америки.

Ей пришлось ждать целых одиннадцать минут, прежде чем в трубке раздался его голос.

– Я так и знал, что это ты, – грубо заявил он. – Обалдеть от радости! На той неделе мне пришлось битых два часа проторчать в аэропорту, а я не часто там бываю.

– Ты в самом деле ждал, что я приеду?

– Конечно. Сказала, что едешь, так приезжай.

– Я не приехала, – объявила она ледяным тоном. – Потому что не думаю, что мой приезд обрадовал бы твою жену.

– О черт. Так вот почему ты взъелась?

– Да, твою жену, Флэш. Твою жену, о которой ты почему-то забыл мне рассказать. Твою беременную юную женушку. Боже, какая же ты скотина!

Он рассмеялся пьяным смехом.

– Так ты читала дешевые журнальчики? Вот уж не думал, что такие богачки станут хотя бы глядеть в их сторону.

– Правда рано или поздно выходит наружу, и богатство здесь ни при чем. Я собрала все твои вещи, что остались на квартире в Нью-Йорке, и отослала их в отель.

Вспышка ярости.

– Что-что ты сделала?

– Ты слышал.

– Черт побери!

– И кстати, о газетах. Ты сегодня их читал?

– Ты глупая корова.

– Наверное, раз терпела тебя.

– Суй свою толстую жопу в самолет и лети сюда. Я все объясню.

– И мужа с собой взять?

– Кого?

– Читай газеты.

– Ах ты, сука безмозглая. Неужели ты это сделала?

– А чем я хуже других?

– И с кем, интересно? Не с тем ли испанским придурком с париком?

– Это искушение я преодолела.

– Слава Богу, хоть так.

– Я вышла замуж за Ленни Голдена.

– А кто он такой?

Разговор поворачивался не совсем так, как его задумала Олимпия. Прежде всего она не сомневалась, что Флэш будет знать о ее свадьбе. И, конечно, ожидала, что ему известно имя Ленни Голдена.

– Я тебя ненавижу, – ляпнула она ни с того ни с сего.

– Так ты едешь или нет?

– Ты что, не слышал? Я не свободна, как и ты. Все кончено.

Ему явно надоело выяснять отношения.

– Как хочешь, Пупс.

Она почти воочию увидела, как он пожимает худыми плечами, как всегда в моменты раздражения или когда ему надоедал разговор. Ему все равно! В ярости она швырнула трубку на рычаг. Ее отец говорил правду. Флэш – самовлюбленный, бесчувственный потребитель, и она должна радоваться, что избавилась от него.

Так почему же ей так грустно? Она снова новобрачная. Ей следует петь и веселиться, по крайней мере, пребывать постоянно в отличном расположении духа.

Она заглянула в свой тайничок и взяла щепотку кокаина. Кто вообще такой Ленни Голден? И зачем она вышла за него? Чтобы позлить Флэша? Глупо связывать себя по такой причине.

Боже! Что она наделала! Ленни производит приятное впечатление, он привлекателен и очень хорош в постели, но приятные парни никогда по-настоящему не притягивали ее.

Она совершила еще одну ошибку. Через несколько недель, после круиза, она прикажет своим адвокатам исправить дело. Ничего страшного. Еще раз придется откупиться. Она может себе это позволить. Должны же быть хоть какие-то преимущества у богатства.

ГЛАВА 65

Лаки собиралась взять в круиз только спортивные вещи, но Димитрий сообщил ей, причем практически в последний момент, что каждый вечер обеды будут происходить в торжественной обстановке.

– Как, переодеваться к обеду?! – с удивлением переспросила она.

– Такова традиция, – ответил он.

– А кто ее установил?

– Я.

Она попыталась найти хоть малейший признак улыбки на его словно высеченном из камня лице. Не нашла. Теперь, став его женой, Лаки поняла, что совсем его не знает. За восемнадцать месяцев их знакомства они не так уж много времени провели вместе – в основном относительно короткие встречи на его острове, где они были одни и свободны от всех забот. Теперь перед ней представал новый Димитрий – чопорный человек с устоявшимися вкусами и старомодными взглядами. Она не чувствовала уверенности в том, что ей приятен этот новый Димитрий. В чем она не сомневалась, так это в том, что ей следовало бы не менять их прежних отношений. И зачем только она уступила давлению с его стороны?

Сделка в Атлантик-Сити близилась к завершению, и Лаки радовалась как дитя. Но приближающийся круиз пугал ее. Она надеялась, что ей удастся найти тихий уголок и потеряться.

Димитрий решил на сей раз отправиться к южным берегам Франции. Конечно, он никому не объяснил, и Лаки в первую очередь, что такой маршрут им избран для удобства Франчески – в Монте-Карло устраивали парадный обед в ее честь, и она не хотела пропускать торжество.

Они вылетели в Париж из Нью-Йорка на «Конкорде», а оттуда частный самолет доставил их в Ниццу. Там их встретил «роллc-poйc», с шофером, который и отвез их на «Гpeка», как Димитрий скромно назвал свою яхту.

Роберто хорошо перенес путешествие. Он рос на редкость подвижным, веселым мальчуганом. Ничто, казалось, не могло его огорчить, и Лаки очень радовалась, что ей повезло с няней. Чичи была хорошенькой двадцатилетней негритянкой. Ее крупных белых зубов хватило бы на двоих. Улыбка не сходила с лица Чичи, а волосы она заплетала в множество мелких косичек. Лаки отыскала ее за шесть недель до рождения Роберто, когда та работала официанткой в какой-то забегаловке.

– Я так вам завидую! – воскликнула улыбчивая девушка, оглядывая огромный живот Лаки, подавая ей запрещенную жареную картошку, молочный коктейль и большой сочный гамбургер. – Я так люблю маленьких детей. Дома, на Ямайке, у меня шесть младших братьев и сестер, а здесь я безумно скучаю по малышам.

Они разговорились, и Лаки не успела оглянуться, как предложила ей работу, которую Чичи немедленно приняла.

Димитрий высказал неудовольствие. Он хотел, чтобы за его сыном присматривала вышколенная английская няня, а не какая-то неопытная официантка с Ямайки. Но Лаки всегда и во всем следовала своей интуиции, и скоро стало ясно, что Чичи – просто находка. Она любила Роберто почти так же сильно, как и они.

Лаки впервые увидела «Грека». Он оказался огромным. Она знала, что столкнется с роскошью, но его кричащее богатство превзошло все ожидания. Белый дворец ста метров в длину, с полной командой; восемь великолепных кают, отделанных под руководством восьми различных знаменитых дизайнеров; кинозал в стиле «Арт Деко» со стенами, обитыми черным шелком, и оборудованный по последнему слову техники для показа видеокассет или самых новых фильмов; бело-золотой мозаичный бассейн; несколько палуб и прочие места для отдыха и развлечений.

Капитан приветствовал их на борту. Им оказался розовощекий англичанин с усами, как руль велосипеда, и наигранно жизнерадостный. Его жена, женщина с лошадиным лицом и пергаментной кожей, стояла рядом с ним. Она заведовала кухней. Оба проработали у Димитрия уже пятнадцать лет и встретили Лаки с плохо скрытым подозрением. Капитан и миссис Пратт имели весьма своеобразное представление о бухгалтерском учете и отнюдь не желали, чтобы новая жена босса вмешивалась в их дела.

– Все ли гости прибыли? – прогремел Димитрий.

– Нет еще, мистер Станислопулос, – ответил капитан Пратт, отдавая честь. – Но у нас все готово.

Его плоские глаза раздели Лаки, пока он пожимал руку и говорил, как все онирады, что босс наконец нашел себе жену.

«Да уж конечно», – подумала Лаки. Она с первого взгляда поняла, что капитан с супругой запускают руки в хозяйский карман. Годы руководства отелем в Лас-Вегасе научили ее хорошо разбираться в человеческой натуре. Жуликов и проходимцев она чуяла за версту. Лаки автоматически улыбнулась. Как хорошо она научилась разыгрывать из себя светскую даму! Оставалось надеяться, что ей удастся продержаться таким образом весь круиз. А потом она «сделает ноги». Атлантик-Сити звал.

Димитрий взял ее под руку и проводил до их каюты. Ее взгляду предстало очень строгое помещение, выдержанное в темно-коричневых и земляных тонах. Королевских размеров кровать, увенчанная обитой кожей спинкой, рядом тумбочки, отделанные кожей и медью. Кожа покрывала и стены. На одной стене висел портрет обнаженной женщины.

– Пикассо, – подсказал Димитрий, перехватив ее взгляд.

Она перешла в ванную. Зернистый мрамор. Все холодное и безликое.

– Ну? – спросил он. – Как тебе здесь нравится?

– Она очень сурова, – ответила Лаки.

– Наверное, ты хочешь сказать, строгая. Эскизы для нее сделал три года назад один из лучших итальянских дизайнеров.

– И все равно суровая. Я бы предпочла что-нибудь более умиротворяющее, – она еще раз огляделась. – А где книги? Журналы? И самое важное – где музыка?

– Какая музыка? – недовольно переспросил он. Димитрию еще предстояло узнать о ее страстной привязанности к музыке в стиле «соул». Без стереомагнитофона она чувствовала себя не в своей тарелке. Как можно задумать спальню без классной звуковой системы?

Роберто и Чичи досталось явно более веселое помещение. Его первоначально предназначали для Бриджит и ее няни. Стены покрывали изображения животных, на потолке было нарисовано небо и солнце, ванная выдержана в солнечных желтых тонах. Лаки сразу поняла, что тут она станет проводить гораздо больше времени, чем в аскетических чертогах Димитрия.

– О Боже! – восклицала Франческа Ферн. – Осторожнее с моими вещами, недотепы!

Французы-носильщики обменялись взглядами. Они не поняли, что она сказала, но она была либо англичанкой, либо американкой, а ко всем англоговорящим туристам следовало относиться свысока и настолько презрительно, насколько возможно в такой жаркий и ветреный день. По неслучайной случайности один из ее двенадцати шикарных разнокалиберных чемоданов свалился с тележки, на которой их везли к ожидающей машине.

– Гораций! – завопила Франческа. – Как ты смеешь допускать такое!

Гораций, явно невиновный в инциденте, сказал:

– Прости, дорогая. Больше такого не повторится.

– Надеюсь, – фыркнула Франческа, величественно шествуя к машине и не удостаивая взглядом как притихших туристов, узнавших ее, так и вежливо кланяющегося шофера.

Гораций сунул деньги двум высокомерным носильщикам.

– Пожалуйста, – попросил он жалобно, – поаккуратнее, да?

Те сунули деньги в карманы и пропустили мимо ушей его мольбу. Едва тележка подъехала к машине, как несколько чемоданов соскользнули с нее на пыльный тротуар. Они уже получили чаевые, поэтому и не подумали помочь пожилому шоферу загрузить их в багажник, а просто повернулись и расслабленной походкой удалились в поисках очередной жертвы.

По счастью, Франческа уже сидела в лимузине, обмахиваясь веером и жалуясь на жару. Она всегда находила на что пожаловаться, и Гораций всегда имелся под рукой, чтобы принять удар на себя. Он страстно любил свою крупную, переменчивую жену и знал, что при ее огромном таланте ей просто необходимо на ком-то вымещать свои огорчения. Все восемнадцать лет семейной жизни он являл собой идеальную мишень для ее ядовитого язычка. Вытирая пот со лба, он уселся рядом с ней на заднее сиденье.

– Уф-ф, – вздохнула Франческа своим знаменитым глубоким голосом. – Я совершенно выбилась из сил. Кажется, я бы неделю не просыпалась.

Гораций согласился. Он всегда с ней соглашался. Он пребывал в непоколебимой уверенности, что свет не видывал второй такой потрясающей женщины, и не переставал удивляться, как случилось, что она именно его выбрала себе в мужья.

– Может, ты так и поступишь, дорогая, – сказал он, отлично зная, что этого-то она никогда и не сделает.

Когда Франческа оказывалась в одной компании с Димитрием Станислопулосом, то они ночи напролет не спали, а только пили, смеялись, танцевали. Гораций не позволял себе задумываться, чем еще они могли заниматься, и, уж конечно, не осмеливался спросить напрямую. Как-то раз он предпринял робкую попытку произвести расследование.

– Как ты смеешь шпионить за мной? – бушевала Франческа. – Димитрий мой самый лучший друг, и я не собираюсь отвечать на твои вопросы.

С тех пор Гораций заткнулся. Круиз был один раз в году, и, даже если Франческа и ложилась украдкой в супружескую постель в шесть утра, он знал, что все это не более чем временное отклонение и скоро она снова будет принадлежать только ему.

В нынешнем году, однако, все может пойти по-другому.

Димитрий женился снова.

– Лас-вегасская дешевка! – презрительно воскликнула Франческа, получив сообщение.

Гораций нарисовал себе в мыслях портрет блондинки-танцовщицы с большим бюстом.

– Водитель, – Франческа наклонилась вперед и резко постучала по стеклу, отгораживавшему шофера от пассажиров. – Помедленнее, ради Бога. Вы гоните как сумасшедший.

Шофер, утомленный схваткой с ее чемоданами (шесть из них пришлось загрузить в идущее следом такси) и ехавший со скоростью не более сорока миль в час, отозвался стоически:

– Oui, madame, – и пожелал поскорее оказаться дома, со своей молодой женой, которая каждую ночь подолгу не давала ему уснуть.

Поездка в Канны продолжалась без дальнейших приключений еще десять минут, а потом без всяких видимых причин машина начала вдруг мотаться по шоссе то вправо, то влево, едва не сталкиваясь с другими отчаянно гудевшими автомобилями.

– Боже! – в ужасе завизжала Франческа. – Гораций! Сделай что-нибудь!

Машина вздрогнула, накренилась на бок, свернула к тротуару, врезалась в фонарный столб и резко остановилась.

Франческу бросило на пол, а Гораций плюхнулся на нее сверху. Чудесным образом никто из них не пострадал.

– Слезь с меня, идиот! – вопила Франческа и лупила его куда ни попадя туфлей на высоком каблуке, которую она стащила с ноги.

Впервые за все годы совместной жизни Гораций повысил на нее голос.

– Прекрати! – рявкнул он.

– Не смей мне приказывать, – орала она, разъярившись еще больше и продолжая действовать в том же духе.

Таксист, ехавший позади с остальным багажом, распахнул заднюю дверь и с помощью нескольких прохожих вытащил их из машины. В воздухе сгустилась французская речь.

Превалировaли выражения типа: «Моn dieu!», «Merale!».

Шофера выволокли из-за руля. У него имелся маленький порез на лбу, и все, но он был мертв.

– Гораций! – воскликнула Франческа. – Это ты во всем виноват! Ты всегда постараешься испортить мне отдых!

ГЛАВА 66

Неделя в Лас-Вегасе – вряд ли самое лучшее, с чего следует начинать семейную жизнь. Тем более с очаровательной Алисой в качестве бесплатного приложения. В соответствии с доброй традицией матерей и невесток, Алиса невзлюбила Олимпию, а та отвечала ей взаимностью.

– Она толстая, – заявила Алиса.

– Она ведьма, – решила Олимпия.

– Она груба, – отметила Алиса.

– Она невыносима, – заключила Олимпия.

Так оно и шло. Ленни выслушивал потоки жалоб от обеих. И, по правде говоря, не слишком переживал. Олимпия действительно полновата – он заставил ее пообещать, что она сбросит десять фунтов. А Алиса вполне может вести себя, как настоящая ведьма. Он приказал ей или последить за собой, или убираться. Олимпия грубо обращалась с прислугой. Ленни заметил и призвал ее к порядку. Алиса всегда была невыносима. Тут уж ничего не поделаешь. Она всю жизнь была такой.

Что удивительно, так это Алиса и Бриджит. Они полюбили друг друга! Светловолосая девочка один раз взглянула на увядшую стриптизерку – и союз родился.

Бриджит еще ни разу в жизни не любила взрослого человека. Алиса всегда терпеть не могла детей. Они очень странно смотрелись вместе, когда начинали болтать о телепередачах, еде или одежде, как ровня с ровней. Ни Олимпия, ни Ленни не верили своим глазам. В глубине души Ленни всегда подозревал, что умственное развитие его матери остановилось задолго до двадцати лет – но ведь Бриджит только-только исполнилось одиннадцать. Тем, не менее складывалось впечатление, что с Алисой они давние друзья. Их привязанность оказалась спасительной. Из-за нее Олимпия смирилась с Алисой. Совершенно неожиданно для всех, Бриджит начала вести себя как человек – явление новое и непонятное.

Ленни пришел к выводу, что у семейной жизни есть свои преимущества. Одно из них – конец мимолетным связям.

Он, конечно, не обманывал себя, будто они с Олимпией без ума друг от друга. Но впереди много времени. Дело сделано, и уж он-то, по крайней мере, постарается, чтобы все шло хорошо.

Он задвинул Иден на задворки своей памяти.

Олимпия тоже нашла, что брак (четвертый по счету) не так уж плох. Особенно с кем-то вроде Ленни. Он ничем не походил на трех других ее мужей – это она поняла сразу же. Он умнее, сексуальнее и, в отличие от них, не гнался за ее деньгами. Более того, он, казалось, вообще не думал о деньгах. Когда через три дня после свадьбы она подсунула ему брачный контракт, он подписал просроченный документ не глядя.

– Я женился не на твоих капиталах, – обронил он небрежно.

У него горящий взгляд, настойчивые губы, нежные руки и кое-что еще тоже замечательное.

Не Флэш. Но очень и очень ничего.

Она отложила мысли о Флэше. Он может и подождать.

Джесс прекрасно сознавала, что не является свидетелем романтической любви, но все шло не так плохо, как она предположила после ее первой встречи с Греческой Принцессой – как она окрестила Олимпию, – хотя та походила скорее на коренную жительницу Калифорнии, нежели на гречанку.

– Ленни, – заявила она. – Я не знаю, что ты ей сказал, но что бы то ни было, повторяй снова и снова – она стала почти сносной.

Он рассмеялся.

– Олимпию надо понять, – терпеливо объяснял он. – Конечно, она избалована. А с тобой что случилось бы, если бы твой старик владел доброй половиной мира, а ты росла в ожидании, что тебе достанется вторая половина?

Джесс попыталась представить себя в такой ситуации, но у нее не очень хорошо получилось.

– Олимпия очень неуверенна в себе, – продолжал психоаналитик Ленни. – Вот почему она так обращается с людьми.

Ах, вот как? Неуверенна – в чем? Теперь картина начинала проясняться. Ленни Голден. Покровитель сирых и убогих. Он женился на самой богатой девушке в мире, чтобы спасти ее от нее самой. Ха-ха!

– Когда ты получше ее узнаешь, – добавил он, – она тебе понравится.

Стерпится-слюбится. Все равно, что привыкнуть есть арбуз с солью.

– Может быть, – дружелюбно согласилась Джесс. Она не хотела спорить. Со временем сам все поймет.

Между тем Матт сводил ее с ума. Теперь, когда она решила, что он ей нравится, и очень, он вдруг превратился в мистического Лучшего Друга, который никогда до тебя пальцем не дотронется. А ей нужен был не только его палец, о чем она ему и намекнула.

– Ты всегда была права насчет нас с тобой, Джесс, – сказал он, не поняв намека. – Наверное, я тебе казался редкостным прощелыгой, когда не давал тебе проходу.

– Нет, что ты, – с надеждой ответила она.

– Да. Я и вел себя как прощелыга, – повторил он.

Матт твердо решил больше не строить из себя дурака.

Олимпия обсудила с Ленни приближающийся круиз. Он посоветовался с Джесс и выяснил, что может поехать на неделю; затем он твердо обещал сняться в «Ночном шоу». Он очень хотел впервые выступить в этой программе, хотя и сильно волновался. Появиться в кадре вместе с Карсоном все равно что получить аудиенцию у папы римского.

– Они пообещали дать тебе семь минут, – радостно объявила Джесс. – Фредди де Кордова сказал, что он не понимает, почему ты раньше у них не снялся. Я не стала говорить ему, что мы два года бомбардировали их предложениями.

Ленни решил, что они с Олимпией сразу после последнего шоу в субботу вечером поедут на машине до Лос-Анджелеса, затем полетят в Лондон, где переночуют, и на следующий день на другом самолете вылетят на юг Франции. Он очень мечтал о путешествии, так как ни разу не выезжал за границу, хотя, к счастью, уже получил паспорт несколько лет назад. Тогда они с Иден собирались в Венецию, но никуда не поехали, так как она убежала в Лос-Анджелес с любовником-актером. Интересно, а что с ним стало?

Олимпия радовалась его энтузиазму. Как интересно будет показывать ему новые места. Жаль только, что у них так мало времени.

Няня Мейбл и Бриджит уезжали за два дня до них, и тут Олимпии пришла в голову блестящая идея. Почему бы не отправить с ними Алису? По крайней мере, при Алисе ребенок будет прилично себя вести.

Она поделилась своим планом с Ленни, а он среагировал моментально:

– Не дури!

Но каким-то образом слух просочился, дошел до Алисы, и она немедленно предстала перед Ленни с пунцовыми щеками и трясущимися руками.

– Ты не можешь лишить меня такой возможности, – с чувством заявила она. – Ты не пустил меня в «Гриффин шоу» – я знаю. Я тебе не вещь, которую можно задвинуть подальше. Я твоя мать, Ленни, твоя родная мать!

Как будто она не повторяла ему этого десять раз на дню. Он неохотно разрешил ей ехать, хотя его терзали мрачные предчувствия, что им вместе еще предстоит пожалеть об этом, а особенно ему.

Неделя в Лас-Вегасе пролетела быстро. На их с Витосом Феличидаде концертах держался постоянный аншлаг, и отчеты в прессе звучали так, будто он их писал сам. Особенно польстили ему «Вэрайети». В их описании он обладал множеством талантов – чувством ритма, как у Карлина, смелостью Брюса и комичностью Чеви Чейза. Неплохо. Джесс вырезала заметку и положила вместе с другими, которые она собирала для будущего альбома.

В последний вечер Матт устроил небольшую вечеринку. Он пришел на нее без спутницы. Джесс тоже явилась одна. Они сидели бок о бок с печальным видом, погрузившись каждый в свои мысли, которые так и остались невысказанными.

Витоса сопровождала изящная брюнетка. На протяжении всего обеда она лизала ему ухо.

«Выжми из уха все, что можно, – подумала Олимпия. – Все равно у него ничего нет».

Витос старался очаровать всех и вся; никто бы и не подумал, что всего неделю назад Олимпия послала его.

Ленни напился, а Олимпия нанюхалась.

Утром он решил бросить пить. Ему не нравилось ни то, как он ведет себя в пьяном виде, ни последующее похмелье.

Олимпия собирала вещи. Джесс пришла и пообедала с ними. Она собралась в Лос-Анджелес следующим утром.

– А почему ты не хочешь поехать с нами сегодня вечером? – недоумевал Ленни.

Она покачала головой. Она хотела остаться в Лас-Вегасе еще на одну ночь. Надо дать Матту еще один, последний шанс.

Куда бы ни приехала Олимпия, везде ей оказывали королевские почести. Ленни скоро выяснил это обстоятельство. В Америке его тоже стали принимать как особо важную персону – плоды славы, не говоря уж о волшебной силе телевидения. В Европе о нем никто не слышал, и он вдруг превратился в мистера Станислопулоса. Когда к нему в первый раз обратились подобным образом, он только рассмеялся. Во второй раз ему было уже не так смешно. В третий он вообще уже не видел здесь ничего смешного.

Олимпия поправила прическу и посоветовала ему привыкать.

– Никогда не привыкну, сударыня, – ответил он сердито.

Лондон оказался именно таким, каким он его себе и представлял, хотя и менее холодным. Волны горячего воздуха дрожали над асфальтом улиц. Белый «бентли» встретил их в аэропорту, и светловолосый, под цвет машины, шофер отвез их в «Коннот-отель».

– Мой отец всегда останавливается здесь, – объявила Олимпия. – Здесь лучший ресторан во всем городе.

Но, несмотря на высокое качество местной кухни, обедать они все равно отправились в какой-то особенный клуб «Анабел» на Беркли-сквер, где Олимпия встретила каких-то своих английских друзей. Они представляли собой странную группу и носили еще более странные имена: Мафи, Пинко, Найджел и Пупси.

– Английская знать, – шепнула Олимпия.

Мужчины говорили пронзительными голосами, а девушки, хотя и очень хорошенькие, розовощекие и белокожие, с аккуратными прическами, выглядели недоступными. Он танцевал с одной из них под пластинку Синатры, и, казалось, все развлекались вовсю. Девушка сильно прижималась к нему своим крепким телом. От нее пахло увядающими розами.

– Пошли дальше? – предложила Олимпия после великолепного обеда, состоявшего из салата из крабов, бифштекса и горького шоколадного мороженого.

– Неужели ты не устала? – спросил он. Утомление перелетом начало наваливаться на него.

– Вовсе нет, – ответила она и подумала, не предложить ли ему нюхнуть отличного кокаинчика, к которому она приложилась перед выходом. Нет, это ее запас, и она не станет ни с кем делиться. На яхте неоткуда будет взять, так что важно беречь то, что есть. К тому же Ленни говорил, что не употребляет наркотиков – так зачем тратить их впустую?

Тут она вспомнила Флэша. Вот с ним таких проблем не возникало. Наркоман высшей марки. Кто знает, возможно, они столкнутся с ним на юге Франции. Он затаился где-то там, на вилле около Канн, вместе со своей молоденькой беременной женой. Наверное, оба постоянно торчат под кайфом.

От «Анабел» они перебрались в «Трамп» на Джеримин стрит, еще один частный клуб, но более раскрепощенный и веселый, чем чопорный «Анабел».

Заправлял «Трампом» жизнерадостный англичанин по имени Джонни Гоулд. Он приветствовал Олимпию как пропавшего друга, хотя она до сих пор только один раз заходила к нему вместе с Флэшем. И он так же дружелюбно обошелся и с Ленни и даже, казалось, знал, кто он такой, что согрело Ленни душу. Инстинктивно Ленни почувствовал, что «Трамп» – местечко в его вкусе. Он снял галстук, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке и ему сразу стало легче.

Джонни отвел их в переполненную дискотеку и затолкал за уже занятый столик. Он представил их своей жене Джен, ослепительной экс-манекенщице. Среди тех, кто сидел за удобными столиками неподалеку, были Ринго Стар, Джек Николсон и звезда британского футбола Джордж Бест.

У Ленни открылось второе дыхание, усталость с него вдруг как рукой сняло.

Они с Олимпией вывалились из клуба в четыре утра, попробовали ускользнуть от круживших неподалеку фотографов, рухнули на сиденья дожидавшейся их машины и проспали всю дорогу до «Коннота».

Так прошел сей памятный вечер. В полдень следующего дня они уже находились на борту другого самолета, который нес их на юг Франции, навстречу летнему круизу Димитрия.

ГЛАВА 67

С самого первого дня Лаки выбрала для себя манеру поведения. Она тихонько сидела в уголке и смотрела, чувствуя себя невольным, но внимательным свидетелем самой большой загадки жизни.

Вообще-то, она давно привыкла наблюдать за людьми и ситуациями, с тех еще пор, когда ей пришлось провести четыре года в Вашингтоне со своим первым мужем, невообразимо скучным Крейвеном Ричмондом.

Теперь она превратилась в миссис Димитрий Станислопулос и иногда спрашивала себя, что же она все-таки выиграла. Возможно, замужняя жизнь вообще не для нее. Каждый день ей все больше хотелось вновь стать одинокой и свободной, потому что с каждым днем она все больше понимала, что ничего не знает о Димитрии. Он оказался нетерпимым и высокомерным, тираном по отношению к подчиненным. Некогда он явился к ней в облике опытного и нежного любовника, но после свадьбы он, казалось, потерял всякий интерес к сексу.

Франческа Ферн прибыла по театральному эффектно.

Шофер, отвозивший ее на яхту, был настолько дурно воспитан, что с ним случился инфаркт, и он помер в середине пути. Ее возмущению не было границ. Во всем происшедшем она винила своего несчастного мужа Горация.

Гораций принимал ее брань как должное.

Димитрий утешал ее шампанским, розами и большими дозами дружеского внимания.

Лаки, которая знала о его многолетнем романе с мадам Ферн, начала сомневаться, действительно ли их связи положен конец, как он уверял ее при обсуждении списка приглашенных.

– Некогда я страстно любил Франческу, – открыто признался он. – Но теперь она всего-навсего мой добрый друг, и я хочу пригласить ее.

– Конечно, – согласилась Лаки, не будучи по натуре ревнивой. Честно говоря, она не воспринимала Франческу как возможную соперницу, видя в ней только знаменитую женщину средних лет с лошадиным лицом.

После того как Ферны расположились на яхте, прибыл Сауд Омар, невероятно богатый араб, и его знатная подруга, графиня Таня Жебровски. Один взгляд – и Лаки едва сдержала стон: маленький толстый человечек с маслянистыми коричневыми глазами, явно сексуально озабоченный, и его спутница, вся в золоте и бриллиантах, резкая женщина, чья красота, несмотря на многочисленные пластические операции, знавала лучшие времена.

Затем явился Дженкинс Уайлдер, нефтяной король из Техаса, развязный мужчина пятидесяти с лишним лет со своей восемнадцатилетней женой по имени Флафф. Она называла его «папулечка» и «хулиганчик».

Так прошел первый день.

Следующее утро принесло с собой няню Мейбл, Бриджит и разодетую в пух и прах Алису. К неудовольствию Димитрия, она заключила его в жаркие объятия, страстно поцеловала и объявила:

– У меня такое чувство, будто мы знали друг друга всю жизнь. Теперь мы одна семья. Так давайте познакомимся как следует.

Джино и Сьюзан прибыли в полдень, и яхта отчалила вскоре после их приезда.

Путешествие началось.

Возникли первые симпатии.

Графиня и Сьюзан понравились друг другу с первого взгляда.

Флафф и арабский сладострастник выяснили, что их объединяет любовь к подводному плаванию.

Франческа и Димитрий обменивались словами и многозначительными взглядами.

Алиса положила глаз на Горация.

Дженкинс Уайлдер проводил почти все время в телефонных разговорах.

Оставались Лаки и Джино.

– Как поживаешь? – спросила она.

– Зачем ты убежала из Лос-Анджелеса? – ответил он вопросом на вопрос.

– Сьюзан очень хорошо выглядит, – проговорила она, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Этот парень, Димитрий, – он слишком стар для тебя, – пробурчал Джино.

«Какого черта мы здесь торчим? – хотелось ей воскликнуть. – Мы совсем не подходим для этой компании».

– Слушай, детка, а какого черта мы здесь торчим? – спросил он вслух. Старина Джино – что на уме, то и на языке.

Она передернула плечами и уставилась в море. Яхта плавно бежала по голубой водной глади, направляясь в Сан-Тропез, где ей предстояло принять на борт Олимпию и ее очередного мужа. Лаки и Джино загорали на верхней палубе. Под ними, на другом уровне, Димитрий и Франческа шумно играли в карты на выпивку.

– Понятия не имею, – произнесла она наконец.

– Знаешь что? – задумчиво пробормотал Джино. – По-моему, мы оба наделали немало ошибок за два последних года.

Она внимательно посмотрела на него. Что он хотел ей сказать? Что у него тоже появились сомнения относительно его брака?

Она только собралась спросить его, но ее перебил слуга, пришедший объявить, что ленч накрыт. Всегда, как только они с Джино собирались серьезно поговорить, кто-нибудь обязательно вмешивался. Она надеялась, что он еще задержится, но Джино встал, натянул рубаху и предложил ей руку.

– Пошли, дочка, – сказал он. – Чем больше обедов и ленчей мы съедим, тем скорее смоемся с этой плавучей сральни, а мне уже и сейчас здесь невтерпеж.

Яхта Станислопулоса бросила якорь в бухте Сан-Тропез в семь вечера. Димитрий принял решение, что, поскольку большинство из его гостей еще не привыкли к европейскому времени, они останутся обедать на яхте.

Лаки с неохотой надела длинное белое платье и застегнула на шее новое бриллиантовое колье, яростно расчесала волосы и, тряхнув головой, убедилась, что все ее кудряшки лежат как положено. Потом она немного подкрасилась.

Димитрий облачился в темный костюм, белую рубашку и шелковый галстук, покрутился перед большим, в человеческий рост, зеркалом и побрызгался одеколоном.

– Не понимаю, – пожаловалась Лаки, – мы находимся в Сан-Тропезе, на яхте, на отдыхе – и наряжаемся, как будто собираемся на премьеру в оперу.

– Ты, может, и не понимаешь, – высокомерно отозвался Димитрий. – Но тем не менее, дорогая, именно так у меня заведено.

– А как насчет меня? – вскинулась она. – У меня есть право голоса или нет?

Он оглядел ее с ног до головы.

– У этого платья чересчур глубокий вырез. И ты наложила чересчур много теней на глаза.

Впервые за все время он позволил себе критиковать ее внешность.

– Пошел ты, – возмущенно отмахнулась она.

Димитрий уставился на нее и с глубоким сожалением подумал, что им не следовало жениться. Лаки слишком молода, слишком необузданна, и у нее бесспорно слишком длинный язык. Он надеялся, что, став его женой, она подчинится его авторитету, руководству и знанию жизни. Очевидно, напрасно надеялся.

К обеду, накрытому в большой столовой, они вышли очень недовольные друг другом. Димитрий сел на одном конце стола с Франческой слева и Сьюзан справа. Лаки оказалась на противоположном конце стола в окружении Сауда Омара и Горация Ферна. Джино отвели место где-то посередине, по соседству с Флафф. Лаки еще больше разозлилась. Кто распределял места?

Она потянулась к серебряной подставке для именных карточек и узнала корявый почерк Димитрия.

К черту! Ей начала надоедать его манера вечно командовать. Неужели ей, в качестве миссис Станислопулос, не полагается иметь вообще никакого влияния?

Беседа за обедом протекала по меньшей мере вяло. Лаки терпеть не могла Сауда с его похотливыми глазками и жирными волосами, Горация считала просто ничтожеством, женщины наводили тоску своими бесконечными сплетнями и разговорами о тряпках, дизайне, драгоценностях и проблемах со слугами.

«Что я делаю здесь? – подумала она. – Что я, с ума сошла? Здесь мне не место».

Смех Франчески напоминал звук электропилы. И она часто ее включала: они с Димитрием, похоже, отлично проводили время. На Сьюзан они внимания не обращали. Джино был странно молчалив.

Обед тянулся медленно. Сначала – икра. Затем шатобриан с картофельным пюре и разными овощами. За столом прислуживали три служанки-филиппинки в белых крахмальных платьях.

«Как старомодно», – подумала Лаки, ковыряясь в тарелке.

Когда подошла очередь десерта, она уже умирала от скуки. И Джино тоже, несмотря на то, что Флафф из кожи вон лезла, чтобы его развлечь. Он завязал с восемнадцатилетними девчонками уже много десятилетий назад.

Отец и дочь переглянулись через стол. Он покачал головой, как бы говоря: «Что за фигня?» Она просигналила в ответ: «А я откуда знаю?» Оба понимающе ухмыльнулись друг другу. Боже, как ей его не хватало!

Десерт состоял из шоколадных пирожных с кремом. Нехотя перебрасываясь парой фраз с Горацием, Лаки вдруг заметила, что Франческа собственноручно кормит Димитрия пирожными. Одновременно они обменивались горящими взглядами. Франческа заливалась хрипловатым смехом и поминутно облизывала тонким, как у змеи, языком свои ярко накрашенные губы.

Сукин сын, он по-прежнему спит с ней!

Лаки не испытывала никаких сомнений, и она побелела от ярости.

Конечно, она все поняла, едва Франческа ступила на борт. Долгие многозначительные взгляды, прикосновения рук, знаки внимания, которые он ей оказывал. Какие еще нужны доказательства? Лаки не дура. Она уже не любила его – да, впрочем, никогда не любила. Да, конечно, в какой-то момент она убедила себя, что он именно такой мужчина, какой ей нужен. Но, трезво глядя на вещи, следует признать, что она вышла за Димитрия потому, что ей казалось, что так будет лучше для Роберто, а еще потому – не надо себя обманывать, – что больше всего на свете хотела построить свой отель.

Проклятье! Что же случилось с любовью? После смерти Марко она не сомневалась, что никогда не полюбит вновь.

Никогда не испытает той всепоглощающей, раскаляющей все естество страсти. И так оно и вышло.

Проклятье! Проклятье! Проклятье!

Гораций все повторял какой-то идиотский вопрос. Как она хотела, чтобы он заткнулся! И вообще, что он за мужчина? Он не может не знать, что происходит у него под носом.

Лаки прищурилась и попыталась составить план дальнейших действий. Прежде всего, решила она, нельзя унижаться и устраивать сцены. Возможно, вся живописная компания именно этого от нее и ждала.

Нет, она затаится и дождется, когда наступит подходящий момент для удара.

Ну почему Марко умер!

Она почувствовала, что ее глаза наполняются слезами.

Она поморгала и прогнала их прочь. Слезы – знак слабости, а Лаки Сантанджело прежде всего – сильный человек.

ГЛАВА 68

Кэрри и Стивен прилетели в Лос-Анджелес под вечер. Как обычно, Стивен в основном молчал, скрывая бурлившее в его душе негодование и гнев. Зарегистрировавшись в отеле, он обернулся к Кэрри и сказал:

– Увидимся в десять утра.

И все. Она осталась предоставленной самой себе. Его не волновало, что ее ждал очередной длинный и одинокий вечер.

– Очень хорошо, Стивен, – ответила она спокойно и направилась к лифту.

Он зашел к себе в номер, некоторое время смотрел на телефон, потом побрился, принял душ, заказал полбутылки виски и снова уставился на телефон.

В четверть восьмого он взял трубку и набрал номер. Ему ответил женский голос.

– У меня очень важное дело, – объявил Стивен, внимательно следя за своим голосом. – Мне необходимо срочно поговорить с Джино Сантанджело.

– О Господи, – женщина замялась. – А что за дело? Мистер и миссис Сантанджело вчера уехали за границу. Они пробудут в Европе две недели.

– В Европе? – переспросил он тупо.

– Во Франции, – уточнила женщина. – Я могу попытаться связаться с ними...

Он повесил трубку, не дожидаясь конца фразы.

Позже Стивен взял напрокат машину и проехал мимо резиденции Сантанджело. Именно тогда он осознал, насколько защищенной жизнью живут люди такого сорта, и посмотрел правде в глаза – Джино Сантанджело не стал бы его слушать, даже случись он сейчас в городе. Зачем он себя обманывал?

В тоске он сделал еще один круг, вернулся на бульвар Сансет и наконец притормозил у стоянки бара. Только войдя внутрь, он понял, что попал в заведение со стриптизом. Но ему так хотелось выпить, что уже было все равно, в какую дыру его занесло.

Зал заполняли мужчины, во все глаза глядевшие на роскошную скандинавку, которая кокетливо раздевалась на узком обшарпанном постаменте, что извивался между щербатыми столиками. Красный атлас упал на пол, обнажив гладкую кожу, высокую грудь и кустик густых волос.

Стивен подозвал официантку в одной юбочке из травы и заказал двойную порцию виски. У нее были жесткие волосы и вызывающие груди. Он не дал бы ей больше семнадцати лет. Ему стало ее жалко, и, когда она принесла выпивку, Стивен сунул ей в руку щедрые чаевые.

Она посмотрела на него остановившимся взглядом и прошептала:

– В девять тридцать у меня перерыв. За двадцать баксов я могу сделать тебе минет на автомобильной стоянке.

Он почувствовал себя оскорбленным. Неужели он стал похож на подонка?

– Нет, спасибо, – коротко отрезал он.

– Пятнадцать, – прошептала она с надеждой.

– Нет.

– Десять, – умоляла она. – У меня ребенок. Ему многое нужно.

– Что именно? – спросил Стивен.

– О, – она беспомощно оглянулась. – Еда, одежда. Все.

– Все ты врешь.

– Нет, правда.

– Эй, Дезире, – заорал бармен. – Что там такое? Ты принимаешь еще один заказ или что?

Она замерла, как загнанная в угол крыса.

– Все в порядке, – сказал Стивен. – Принеси мне еще выпить.

На сцене скандинавка уступила место энергичной пуэрториканке с удивительно белыми, расчесанными на отдельные пряди волосами. Она вышла в костюме ковбоя, который оставался на ее зрелом теле ровно три с половиной минуты. Когда она сняла все, кроме крошечных кусочков ткани на сосках и лобке, она присела и начала бешено крутиться.

Мужская аудитория между тем громко и не стесняясь в выражениях подбадривала ее.

Дезире вернулась со вторым бокалом.

– Сколько лет твоему ребенку?

– Почти два года.

– А тебе?

– А сколько тебе надо? – ответила она кокетливо. – Я могу изобразить и школьницу, и шлюху. Хочешь, приходи ко мне попозже, и сам все увидишь. Тебе это обойдется в полтинник, но ни о едином долларе ты не пожалеешь. Если заплатишь шестьдесят, я пойду сейчас. Скажу, что плохо себя чувствую.

– Дезире, – закричал бармен.

– Ну как? – настаивала она.

У Стивена разыгралось любопытство.

– Пошли сейчас, – бросил он.

– На стоянке через пять минут, – прошептала она и убежала.

Он высидел еще несколько минут мелькания голого женского тела. Но, когда исполнительница начала влагалищем подбирать с пола скомканные доллары, он встал и вышел на улицу.

Его встретила волна ароматного и свежего воздуха. Он стоял у своей машины и ждал.

Наконец появилась Дезире в джинсах и футболке, с волосами, собранными в пучок. Теперь она выглядела на двенадцать лет. Она двинулась к старому «понтиаку».

– Давай деньги и поезжай за мной, – скомандовала она.

У него отнюдь не имелось лишних денег, но Стивен уже слишком далеко зашел.

– Половину сейчас, половину потом, – заявил он.

– Но ты меня не обманешь? – жалобно спросила она.

– А ты от меня не удерешь?

– Ни за что. Ты мне нравишься. Я подарю тебе настоящее чувство удовлетворения.

Он не хотел говорить ей, что не собирается заниматься с ней сексом. Иначе она решит, что он извращенец, и убежит.

Может быть, он именно им потихоньку и становился: жалкий извращенец, таскающийся по низкосортным притонам в поисках отца, которого уже не найти.

Дезире жила в убогой квартирке на улице неподалеку от Санта-Моннка. Она поставила свою машину, заблокировав выход другой, и посоветовала ему сделать то же самое.

– Если они захотят уехать, заорут, – сообщила она.

Он проследовал за девушкой по скрипучей лестнице и попал в маленькую комнату, в которой было собрано все, что она имела в жизни, в том числе малыш, спящий в обшарпанной кроватке, задвинутой в один угол, и облезлый кот, свернувшийся в клубок в другом.

Она включила лампу и небрежно бросила:

– Ты ведь не легавый, а?

И, когда он отрицательно покачал головой, она быстро проговорила:

– Нормальный секс за шестьдесят. Все остальное стоит дороже.

Стивен указал на ребенка.

– А как же он?

– С ребенком секса не будет, – сказала Дезире быстро с тревогой в глазах.

Стивен растерялся. И разозлился.

– Я имел в виду, – медленно пояснил он, – разве он останется здесь? Что, если он проснется?

– Не проснется.

– Откуда ты знаешь?

– Не проснется, и все, – упрямо повторила она.

– А кто следит за ним, когда ты на работе?

– Он все время спит.

– Ты хочешь сказать, что просто уходишь отсюда и оставляешь его одного?

– Он не просыпается.

– Почем тебе знать?

– Потому что я даю ему снотворное – и над ним можно из пушек палить.

Она злобно посмотрела на него.

– Удовлетворен?

Он сел на угол кровати.

– Господи!

Она приняла его слова за сигнал и начала стягивать футболку через голову.

– Не раздевайся, – сказал он быстро.

Она опустила футболку.

– Но мне надо снять джинсы, – жалобно проговорила она, теребя молнию.

– Я хочу только поговорить. И ничего больше.

В растерянности она схватила ободранного кота, открыла дверь и вышвырнула его вон. Она предпочла бы не разговаривать – занимаясь сексом, она по крайней мере чувствовала себя в своей тарелке.

– Дай мне остальные деньги, – потребовала она.

Он выполнил ее просьбу и тихо произнес:

– Ты знаешь, что давать снотворное маленьким детям очень опасно?

– Да ты кто такой – член Армии Спасения?

– Он может умереть. И нельзя оставлять его здесь одного – тут в любую минуту может случиться пожар.

– Не каркай!

– Кто его отец?

Она громко расхохоталась.

– Не знаю. И знать не хочу. Кому какое дело?

– Может, ему будет дело, когда он подрастет. Об этом ты подумала?

– Послушай, ты, – вдруг ее пустые глаза зажглись огнем. – Я воспитываю моего ребенка. Ты можешь сказать, что я мало ему даю, но это все, что я могу. Когда он подрастет, я расскажу ему всю правду. Я скажу ему, что оставила его с собой, заплатила за все, что он получил, и что ему некого благодарить, кроме меня, потому что, если бы не я, он рос бы в каком-нибудь дурацком детском доме, где никому не было бы до него никакого дела.

Стивен не стал больше ничего ждать. Ни слова не говоря, он повернулся и вышел. Долго еще в его ушах звенели ее слова: «Если бы не я, он рос бы в каком-нибудь детском доме, где никому не было бы до него дела...»

Если бы не Кэрри, такая же судьба ждала и его. И как он отблагодарил ее? Таскает по всей стране в поисках какого-то миража или, скорее, кошмара. И она уже начинает ненавидеть его за это, он чувствовал, и в том нет ее вины. Испытание, которому он ее подверг, оттолкнет ее от него, и, возможно, навсегда. Впервые в нем проснулось сознание того, как много она значила для него, и какие страдания он ей причинял. Он перекрыл ей все пути. Может быть, настала пора открыть дверь. Эта погоня, этот нескончаемый бег в поисках правды, никуда не могли привести.

Рано утром он позвонил Джерри в Нью-Йорк.

– Мне нужна твоя помощь, – сообщил он.

– Что теперь стряслось? – устало вздохнул тот.

– Мы в Лос-Анджелесе. Джино Сантанджело здесь нет. Я позвонил к нему домой и выяснил, что он уехал на две недели. И знаешь что? Похоже, я наконец осознал твою правоту. Если я явлюсь к нему со своей историей, он просто-напросто вызовет полицию и меня вышвырнут вон. И поделом.

– Тебе потребовалось забраться так далеко, чтобы наконец это понять? – сухо поинтересовался Джерри.

– Я проезжал мимо его дома. Там крепкие ворота, телекамеры наблюдения и вооруженная охрана.

– Из чего следует, что ты, со своим черным лицом, и близко не сможешь подступиться к этому сукину сыну.

– Точно.

– И потому ты обращаешься ко мне за помощью.

– Точно.

Последовало долгое молчание, затем Джерри наконец заговорил:

– Стивен, – заявил он, – мне начинает надоедать давать тебе взаймы деньги, бесплатные советы и выслушивать твой бред.

– Я согласен.

– Что?

– Согласен, говорю. На твоем месте я давно уже послал бы меня куда подальше.

– Неужели ты хочешь сказать, что прекращаешь этот безумный поиск и снова становишься здравомыслящим человеком?

– Мне по-прежнему надо выяснить, кто мой отец, – серьезным голосом ответил Стивен. – Но я не хочу больше мучить Кэрри. Я больше не стану таскать ее по всей стране. И, если твое предложение остается в силе, я готов работать у тебя. Пора уже начать возвращать долги.

– Я не верю своим ушам! – воскликнул Джерри. – Один-единствеиный день на Западном побережье – и ты узрел свет!

– Прекрати. Мне нужна поддержка, а не шуточки.

– Ты уже сказал Кэрри?

– Нет еще.

– Скажи. Сейчас же. И лети сюда сломя голову.

Они жили в «Хайат-отеле» на бульваре Сансет. Калифорнийское солнце жгло немилосердно, и туристы переполняли холл гостиницы. Стивен назначил встречу с Кэрри в десять у главного входа. Он издалека заметил ее. Отрешенная, стройная, как всегда, элегантная и моложавая, она стояла в стороне от прочей толпы.

Она полагала, что сейчас они пойдут к Джино Сантанджело, – унижение, которое Кэрри была готова перенести ради сына.

Он подкрался сзади и обнял ее. Такого она не ожидала.

Кэрри заглянула ему в глаза, поняла, что что-то изменилось, и не стала задавать никаких вопросов.

– Я скучаю по тебе, Стивен, – произнесла она тихо.

– Знаю, – ответил он. – Еще как знаю.

ГЛАВА 69

В то утро, когда они выписались из «Коннат-отеля» и направились в аэропорт Хитроу, Олимпия вела себя невыносимо грубо со всеми, включая Ленни. Когда они сели в самолет, чаша его терпения переполнилась. Оказавшись в салоне, она первым делом оскорбила стюардессу.

– Ради Бога, брось эти штучки богатой дамочки, сердито прошипел он. – Чего ты добиваешься? Титула «Стерва года»?

– У меня болит голова после вчерашнего, – ответила она сварливо.

– Ну так терпи и перестань вымещать свое похмелье на окружающих.

Ей нравились сильные мужчины. Жаль только, что они так редко встречаются.

– Извини, – виновато произнесла она. – Я больше не буду.

Но она не сдержала слова, и, когда они наконец приземлились в Ницце, он весь кипел от негодования. В аэропорту их ждал вертолет, чтобы доставить на яхту в Сан-Тропез. Олимпия забралась в салон и сразу же уснула.

Ленни все больше подозревал, что здорово сглупил. Джесс, а она редко ошибалась, утверждала, что он сошел с ума. Если дела так пойдут и дальше, то она права.

Роскошь и богатство яхты Станислопулоса поразили Ленни. Только в кино он видел что-либо подобное. «Грек» скорее походил на плавучий дворец.

Алиса все испортила. Она первой встретила их на борту – нелепая фигура в свободном костюме в красную полоску, туфлях на шпильках и сетчатых колготках. Лицо ее скрывал толстый слой грима. Еще она приклеила искусственные ресницы.

– Добро пожаловать, – приветствовала она их таким тоном, будто яхта принадлежала ей. – Будьте как дома.

Олимпия бросила на нее уничтожающий взгляд.

– Алиса, дорогая моя, – процедила она. – Это и есть мой дом, и мне не требуется ваше благословение. Где Бриджит? И почему вы не с ней? Она – единственная причина, почему вы находитесь здесь. Я уверена, вы это понимаете.

Олимпия не любила отмалчиваться, она предпочла сразу поставить Алису на место.

Ленни было абсолютно наплевать. Он огляделся по сторонам. Слуги появились как из-под земли, подхватили их чемоданы, поднесли охлажденное шампанское на серебряных подносах.

– Где отец? – требовательно спросила Олимпия у мужчины в белой форме.

– Он сошел на берег, миссис Олимпия, – отрапортовал капитан Пратт. – Сказал, что там и пообедает. Вернется уже в скором времени. Просил вас ждать его в три часа в верхнем баре.

– Он взял с собой Бриджит, – вставила Алиса. – Я тоже хотела идти, но твой папа оставил меня здесь.

– Умница, – пробормотала Олимпия. Она повернулась к капитану и сварливым голосом спросила:

– А где остальные гости?

– По большей части на берегу, миссис Олимпия, – капитан Пратт быстро оглядел Ленни, пока Олимпия зевала и жаловалась на тяготы поездки. – Прикажете подавать ленч, мисс? – добавил он.

– Нет, – ответила она, даже не посоветовавшись с Ленни. – Мне надо отдохнуть.

Алиса весело рассмеялась.

– Ну, Ленни, мальчик мой, что ты обо всем этом думаешь?

– Я думаю, что мне надо сходить в туалет и переодеться, – мрачно ответил он. Сейчас ее вопрос прозвучал не к месту.

Сезон в Сан-Тропезе был в самом разгаре. Туристы и местные жители вместе толпились на мощенных каменными плитками набережных, где на каждом шагу зазывали посетителей модные лавки и рестораны под открытым небом.

Яхты боролись за места стоянки в маленьком заливе, а их пассажиры сидели на палубах, потягивая коктейли и поглядывая на проходящую толпу. В полдень наступало время обеденного парада зрелых тел, облаченных в самые модные туалеты.

Димитрий не спеша прогуливался со своей хорошенькой белокурой внучкой в компании Сауда Омара и Дженкинса Уайлдера. Сложившись, эта троица могла бы запросто купить всю Францию. В нескольких шагах позади держались их охранники, стараясь казаться незаметными в своих городских костюмах с кобурами под мышками.

Трое мужчин провожали глазами дефилирующих мимо женщин со смесью скуки и ленивого интереса. Деньги приучили их к тому, что почти все женщины доступны, дело только в цене. Одной хватит нового платья, другой требуется целый гараж «мерседесов». Но факт оставался фактом – они никогда не знали азарта погони, потому что с самого начала были уверены, что получат приз.

Бриджит весело семенила рядом, держась за дедушкину руку. Она любила общество Димитрия. Он называл ее своей маленькой Бриллиантовой Принцессой и покупал ей все, что она захочет. Абсолютно все. Она радовалась, что сошла на берег. В этом году многое изменилось. Димитрий опять женился, и у него родился мерзкий ребенок по имени Роберто.

Глупое имя.

И глупый ребенок.

Бриджит возненавидела обоих новых членов семьи и недоумевала, почему мама не предупредила ее о них. Помимо всего прочего, ребенок и его глупая черномазая нянька заняли ее старую каюту. Ну, вообще-то, это не так уж плохо, потому что ей отвели новую, для взрослых, с голубыми обоями и ванной с устройством для водного массажа. И, что еще лучше, няня Мейбл больше с ней не жила – девочка делила каюту со своей новой подругой Алисой, а Алиса очень забавная, и с ней можно болтать хоть всю ночь напролет. Бриджит не понимала и половины из того, о чем та рассказывала, но не в том дело. Алиса такая забавная, хотя и выглядела довольно чудно, как-то странно пахла, ни на миг не замолкала и красилась сильнее, чем мисс Хрюшка из мультфильмов.

– Мы поедим здесь, – решил Димитрий, остановившись перед фешенебельным рестораном.

В мгновение ока для них накрыли лучший столик. Охранники устроились неподалеку.

Бриджит углядела вблизи лавчонку – настоящую пещеру Аладдина, полную дешевых безделушек.

– Дедушка, я хочу в магазин, – объявила она.

– Завтра, – отмахнулся Димитрий. – Сходишь с кем-нибудь из женщин.

– Я хочу сейчас. – Ей удалось сделать так, что ее нижняя губа задрожала. – Я могу и одна сходить. Магазин совсем рядом. Посмотри. Видишь? – указала она.

– Хорошо, только быстро.

– Но дедушка, у меня нет денег.

Димитрий полез в карман своей спортивной рубашки, но, как у большинства очень богатых людей, у него не оказалось при себе наличных.

– Возьми, детка, – пробасил Дженкинс Уайлдер, доставая целый ворох стодолларовых бумажек. – Сколько тебе надо для счастья? Две? Три?

Она схватила триста.

– Слишком много, – проворчал Димитрий.

– Но я куплю подарки, дедушка, – терпеливо объяснила Бриджит и умчалась прочь.

Димитрий кивком приказал одному из охранников следовать за ней.

Дженкинс Уайлдер откинулся на спинку стула и осклабился:

– Ну и телки здесь ходят, – заметил он. – Будь я неженат, я бы повеселился.

– Француженки требуют слишком много внимания к себе, – отозвался Сауд, задумчиво поглядывая вокруг маслянистыми глазками. – И обычно оказывается, что они не стоили потраченных усилий.

– Согласен, – поддержал его Димитрий. – Самые чувственные женщины в мире – англичанки.

– Послушай, ты ведь только что женился на американской девчонке, – напомнил Дженкинс.

«Он прав, – подумал Димитрий. – И Лаки, конечно, необычайно красива». Но все же она не Франческа, а он по-прежнему питал горячую страсть к мадам Ферн, страсть, которая не остывала с годами.

Он начинал думать, что напрасно пригласил ее в круиз.

Теперь, когда они с Лаки поженились, стало невозможно уединяться с Франческой. Раньше, когда приходилось считаться только с Горацием, проблем не возникало. Гораций никогда не осмелился бы вмешаться.

В глубине души Димитрий надеялся, что Лаки скоро надоест здесь и она улетит обратно в Нью-Йорк.

Он предпочел бы, чтобы их отношения строились на менее постоянной основе. Но, конечно, он должен был жениться на ней из-за Роберто. Он не мог позволить, чтобы его сын жил без той защиты, которую дает имя Станислопулос.

– Я также пришел к выводу, – продолжал Сауд Омар, – что английские женщины в самом деле самые эротичные, если только вам удастся преодолеть их природную сдержанность. – Он растянул до бесконечности слово «преодолеть», глядя глазками-маслинками на подрагивающие груди двух молоденьких девушек, что прошли мимо в вязаных топах и миниатюрных трусиках.

– А я ни разу не трахал островитянку, – поведал Дженкинс Уайлдер. – В пятьдесят первом наша часть стояла под Лондоном, но я до поноса боялся подхватить трипперок!

Ленни принял душ, надел шорты «Левис» и выцветшую хлопчатобумажную рубаху. Олимпия лежала на кровати и жаловалась.

Она жаловалась на отца, что он ее не встретил.

Она жаловалась на Алису.

Она жаловалась на капитана Пратта.

– Сколько лет я уже прошу папу избавиться от него. У него такие противные маленькие глазенки.

Она жаловалась на жену капитана Пратта.

– Готовит она просто отвратительно. Как ты думаешь, почему я отказалась от ленча?

– Ну хватит, – сказал Ленни, пытаясь не обращать внимания на ее дурное расположение духа. – Расслабься. Мы, по-моему, отдыхать сюда приехали. Давай сходим в город, погуляем.

– Погуляем? – она презрительно фыркнула. – Я терпеть не могу Сан-Тропез. Он кишит занудливыми туристами и шлюхами.

– А я хочу погулять, – упрямо повторил он.

– Давай. Тебе никто не мешает. Только, будь добр, подожди, пока я познакомлю тебя с Димитрием.

Он посмотрел на часы. Без четверти три. «Именно ради этого я и приехал, не так ли?»

Она встала с кровати и начала прихорашиваться перед зеркалом. Ей хотелось нюхнуть кокаинчику, но она опять не собиралась делиться. Незаметно Олимпия перенесла свой запас в ванную, закрыла дверь и отсыпала две порции.

Облегчение последовало незамедлительно. Весь день она отвратительно себя чувствовала и держалась только на таблетках. Как последняя дура, она упаковала всю свою заначку в чемодан и только сейчас смогла добраться до нее.

Она втянула порошок сперва одной ноздрей, потом другой. Тучи рассеялись. Голова прояснилась. Олимпия снова ощутила желание жить.

Ленни забарабанил в дверь.

– Что ты там делаешь? – крикнул он.

– Просто причесываюсь.

– Побыстрее.

Он чувствовал себя не в своей тарелке. В Лондоне все было прекрасно. Но, возможно, зря он согласился ехать в круиз. Одно дело терпеть Олимпию – он мог держать ее в руках, даже когда она становилась совершенно невыносимой. Но отец обязательно решит, что он женился на ней ради денег, да и список остальных гостей не внушал особого оптимизма. Плюс к этому, еще и Алиса. А хотелось ему только одного – поработать над материалом для «Карсон шоу».

Олимпия наконец вышла из ванной и взяла его за руку. Похоже, ее настроение улучшилось.

– Пошли познакомимся с папулей, – весело пропела она. – Он выглядит немного суровым, но не обращай внимания, на самом деле с ним можно иметь дело. Просто отвечай на его вопросы, не тушуйся, и потом я обещаю, что нам придется терпеть все это только раз в году.

Они поднялись на верхнюю палубу. Из стереосистемы лилась греческая музыка, и под ее звуки Димитрий демонстрировал Бриджит какие-то сложные па. Ребенок сиял и заливался смехом, а Алиса стояла в стороне и весело хлопала в ладоши.

– Семейная идиллия, – добродушно шепнула Олимпия и с энтузиазмом начала процедуру приветствия.

– Деточка! – бросилась она к совершенно равнодушной Бриджит. Чмок, чмок. – Папа! – к Димитрию, который отмахнулся от нее, чтобы она не мешала ему танцевать.

Когда он остановился, и только тогда, он ответил на ее приветствие.

Ленни топтался на заднем плане, поглядывая на происходящее со стороны и телепатируя Алисе, чтобы она помалкивала. Как ни странно, она действительно ничего не сказала.

– Папа, познакомься, пожалуйста, с моим новым мужем, Ленни Голденом, – объявила Олимпия.

Боже! Она произнесла это так, как будто он – ее новая покупка. Он протянул руку и опять спросил себя, что он делает на огромной яхте на юге Франции, зачем знакомится с таким человеком, как Димитрий Станислопулос и, главное, зачем он женился на его дочери. Нет, с ним определенно происходит что-то невероятное.

Димитрий смерил его пронзительным взглядом. Каменные черты его лица ничуть не смягчились.

– Итак, – бросил он громко, – вы и есть очередной муж.

Ленни не понравилось его замечание, а особенно то, что отец Олимпии проигнорировал протянутую им руку. Он стал лихорадочно соображать, что бы такое сказать пооскорбительнее. Никому он не позволит обращаться с собой, как с куском дерьма – будь то даже трижды отец его жены.

Но прежде, чем он успел что-то сказать или сделать, Димитрий внезапно заключил его в медвежьи объятия.

– Добро пожаловать в нашу семью, – прогремел он. – Если ты хорош для Олимпии, то хорош и для меня. – Короткий знак бармену. – Шампанского для всех. Нам предстоит много чего отметить.

Олимпия улыбнулась и схватила Ленни за руку.

– Я знаю, – сказала она. – Как здорово, правда?

– Прекрасно. Замечательно, – с широкой улыбкой подтвердил Димитрий. – И у меня тоже есть для тебя сюрприз.

– Какой? – Воскликнула Олимпия, допуская мысль о новом ожерелье из бриллиантов; Димитрий никогда не скупился на ее свадьбы.

– Дедушка тоже женился! – возбужденно сообщила Бриджит. – И у тебя есть братик, мама. А я его тетя. Правда. Честно. Серьезно. Я теперь тетя.

Улыбка застыла на лице Олимпии. Неужели не она окажется в центре внимания? Она оглянулась на отца, ожидая, что он подтвердит, что Бриджит, как всегда, сочиняет.

Он кивнул.

– Все верно. Я тоже снова женат. И Бог благословил меня сыном.

На какой-то момент у Олимпии ослабли ноги. Слишком долгая дорога и слишком мало кокаина, чтобы смягчить эффект, подобный неожиданному взрыву бомбы.

– Не может быть, – пробормотала она непослушным языком.

– Нет, правда! Нет, правда! Нет, правда! – Прыгала вокруг Бриджит.

– Да, – подтвердила Алиса, ухватив с серебряного подноса бокал с шампанским и присоединяясь к тому, что виделось ей как всеобщее торжество.

Олимпия глубоко вздохнула. В том, что он еще раз женился, нет ничего страшного. Но ребенок – в его-то возрасте! Она была единственной наследницей Станислопулоса, итак должно оставаться и впредь. При всем своем богатстве она вовсе не собиралась делить с кем-либо огромное наследство, которое достанется ей после смерти Димитрия. Ей должно принадлежать все. Так не честно!

Ленни всучил ей бокал шампанского и взял другой для себя.

– Поздравляю вас, мистер Станислопулос, – сказал он, довольный, что честь находиться в центре всеобщего внимания теперь принадлежит другому.

– Я обожаю свадьбы, – объявила Алиса. – Это такие счастливые моменты. Я помню свою свадьбу, как будто она была всего неделю назад. Я сшила себе белое роскошное платье – такое красивое приталенное, – она повернулась к Олимпии, которую свадебные туалеты Алисы интересовали меньше всего на свете. – Поверишь ли, дорогая, талия у меня была восемнадцать дюймов! Восемнадцать дюймов!

– Неужели? – воскликнула Бриджит.

– Да, милочка. У меня....

– Алиса, уложите Бриджит спать, – коротко произнесла Олимпия тоном, не оставляющим места для возражений.

– Но, мама... – начала Бриджит.

– Марш!

– Пойдем, киска, – засюсюкала Алиса и вывела ребенка из каюты.

– На ком ты женился, папа? – ласково поинтересовалась Олимпия, зная, что точно не на Франческе, и гадая, уж не на той ли бразильской потаскушке, что почти захомутала его несколько лет назад. Или, может, на той светской даме из Англии с фамильным замком и отдаленными родственными связями с королевским домом? Димитрий всегда любил культуру.

– О... – замялся он. – Вот теперь тебя действительно ждет сюрприз.

Ленни понял, что он здесь лишний и что лучшего момента исчезнуть не представится.

– Вы не станете возражать, если я пойду погулять? – спросил он.

– Ступай, – отозвалась Олимпия, даже не взглянув в его сторону.

Он не замедлил смыться.

– Так кто? – настаивала Олимпия.

– Ну, – Димитрий никак не мог собраться с духом. – Помнишь, довольно давно я рассказывал тебе, что встретил твою старую школьную подругу, Лаки Сантанджело?

– Да.

– Мы возобновили знакомство в Нью-Йорке и... – он выразительно пожал плечами, – все произошло.

– Все произошло! – вскричала Олимпия громче, чем собиралась. – Надеюсь, ты не на Лаки женился?

– Именно на ней.

ГЛАВА 70

Теперь, когда Лаки знала, была уверена, что роман Димитрия с великолепной мадам Ферн продолжался, она решила встречаться с ним как можно реже. Похоже, Роберто прекрасно чувствовал себя в умелых руках любящей Чичи, так что ей легко удалось улизнуть поутру и пойти прогуляться по живописным улицам. Она оставила Димитрию записку, что отправилась посмотреть город. Зачем ей страдать на яхте, когда она может остаться одна и спокойно разобраться в своих чувствах?

Одиночество никогда не угнетало Лаки. Всю жизнь она была одна. Но теперь у нее появился Роберто, и в первую очередь из-за него она сразу же не села на первый самолет до Нью-Йорка, до ближайшей адвокатской конторы. Она хотела развода. Но она не желала упустить возможность построить свой отель, и прежде, чем что-нибудь предпринять, ей требовалось убедиться, что все идет как надо.

Вдоволь набродившись среди многочисленных модных лавок и прочих магазинчиков, она отправилась на такси до пляжа «Таити», о котором слышала много интересного. На ней была свободная футболка поверх маленького алого купальника-бикини, а на ногах – вьетнамки. Ее жесткие волосы волной струились по спине, темные очки скрывали глаза.

С плейером «сони», флаконом масла от загара и хорошей книгой она уверенной походкой вошла на кишащую людьми территорию модного пляжа. С юных лет Лаки кое-что помнила из французского, и она взяла напрокат полосатый шезлонг, полотенце и большой зонт.

Бронзовый от загара служитель усадил ее у самого края воды. Лаки расслабилась и осмотрелась.

Одно из величайших удовольствий на свете – наблюдать за кипением жизни вокруг. А на пляже «Таити» в Сан-Тропезе посмотреть всегда есть на что. Многие женщины носили купальники без лифчиков, и взгляду открывались бюсты всех форм, размеров и возрастов. Никто, похоже, не возмущался – напротив, никто ни на кого не обращал внимания.

Французы-мужчины предпочитали миниатюрные тесные плавки и, казалось, все они участвовали в конкурсе на самые большие гениталии. Некоторые конкурсанты имели интересные образцы.

Лаки усмехнулась. Ей нравился такой подход. Будучи замужем за пожилым человеком, она стала забывать удовольствие от идеального мужского тела – счастливое сочетание матового блеска мускулов и сияющей молодости. Ее глаза, скрытые темными очками, свободно оглядывали их тела, оценивая их, как обычно мужчины оценивают женщин. Она приятно проводила время.

Ленни не знал ни слова по-французски. Он мог послать по-итальянски, выругаться по-немецки и объясниться в любви по-шведски, но французский язык оставался для него тайной за семью печатями. Возможно, все дело в том, что он ни разу не спал с француженкой, а азам любого языка учили его именно мимолетные пассии.

Впрочем, это не имело значения. В Сан-Тропезе все говорили по-английски – иногда свободно, чаще кое-как, но, по крайней мере, все пытались.

Он сразу же влюбился в город. Здесь царила непринужденная атмосфера, которая немедленно покорила его. Ленни не обладал ни достаточным богатством, ни достаточным опытом, чтобы увидеть в нем грязную и переполненную народом ловушку для туристов. Он видел только толпы молодых людей, собравшихся, чтобы повеселиться, и ему здесь понравилось. Он уселся за столик в открытом кафе и заказал «чинзано» со льдом. «Хорошо бы, – подумал он, – приехать сюда с компанией. Джесс, Исаак, Джой, близнецы, Иден».

Она-то как проникла в его мысли? Тогда, на его премьере, сидя за одним столиком со своими друзьями-гангстерами, она в своем серебристом с блестками платье походила на дорогую шлюху.

Иден Антонио.

Тысобиралась стать кинозвездой. Так что же с тобой приключилось на самом деле?

Он представил себе выражение ее лица, когда она прочитала о его свадьбе с Олимпией Станислопулос. Продолговатые глаза. Тонкие губы. Элегантный нос. Наверное, с ней случился шок. Хотелось надеяться.

Хотелось ли?

Свеча догорала. В первый раз после отъезда из Америки он вспомнил об Иден. Дело вроде пошло на поправку.

Молодая пара за соседним столиком разглядывала его явно не из праздного любопытства. Девушка, хорошенькая, но простоватая, встретилась с ним глазами и улыбнулась. Он вежливо улыбнулся в ответ. Тогда она толкнула локтем своего неопрятного длинноволосого спутника в хлопчатобумажной куртке с заклепками и грязных джинсах. Не успел Ленни и глазом моргнуть, как они оказались за его столиком.

– Вы ведь Ленни Голден, правда? – взволнованно спросила девушка, загорелая, с американскими зубами и соответствующим акцентом.

– Признаю.

– Ну, что я тебе говорила! – воскликнула она. Ее приятель даже не расщедрился на улыбку. Его предплечье украшала татуировка – череп и кости, – и сам он имел мрачный вид. Не то чтобы Джеймс Дин, но, скорее всего, молодой Джеймс Кобурн. Хотя он и последовал за своей подругой, его явно не интересовало происходящее.

– Мы американцы, – объявила она, по-прежнему сияя оскалом. – Мы здесь уже месяц.

– Рассчитываете получить медаль? – парировал Ленни.

– Вот уж никогда я не думала, что встречу вас! – Блеск и сверкание. – Я без ума от вашего телешоу. Я его обожаю. Не пропускаю ни одного. Когда я дома, конечно.

– Конечно.

– Да, друг, ты в порядке, – наконец подал голос мистер Тоскующий.

– Рад, что вам нравится.

Он их не приглашал, но, вообще-то, ничего не имел против. Ленни хотелось с кем-нибудь поболтать, а они производили впечатление неплохих ребят.

Завязался разговор. Самый обычный. «Что вы здесь делаете? Сколько намереваетесь здесь пробыть? Вам нравится тут? Хотите покурить классной травки?»

Ленни решил, что несколько затяжек сумеют скрасить его существование. И Олимпия обрадуется, если он вернется с гостинцем.

– Наш поставщик на берегу с моей сестрой, – пояснила девушка. – Тут недалеко, несколько минут езды. Пошли, мы отвезем вас.

Они подвели его к старому дышащему на ладан «рено», который всю дорогу чихал и кашлял. Ленни в три погибели согнулся на заднем сиденье. Радости хождения в народ. Как ни странно, он даже получал удовольствие от своего приключения. Лимузины, личные самолеты, роскошные гостиничные номера и частные яхты были все же чем-то слишком роскошным для его плебейской натуры. В голове у него уже зарождался новый монолог о жизни богачей. Сколько материала! И неисчерпаемого, как только что открытая нефтяная скважина. Если он успеет, было бы здорово использовать его в «Ночном шоу».

Сестра девушки с пленительной улыбкой презирала любую одежду и кроме природного загара, вороха индейских бус и крошечных плавочек ничего не носила. Где же она прятала знаменитую «сокровенную тайну»? Уж точно не на себе.

Ее французский приятель был одет только в черный бандаж, который он все время любовно теребил. Они по очереди запускали руку в большую холщовую сумку, наполненную сладостями.

– У нас все, что вы захотите, – объявил чумазый знакомый Ленни, проявляя признаки интереса к жизни и вытаскивая на свет божий маленький пакетик с травой. Он умело свернул «косячок» и передал его Ленни.

– За счет заведения. Пробуйте. Наслаждайтесь. Покупайте.

Ленни попробовал, одобрил и заказал две дюжины.

– Сверните, пожалуйста.

Чумазый с готовностью взялся за привычную работу.

– Скоро вернусь, – объявил Ленни и побрел по берегу, наслаждаясь видами. Большинство женщин носили только нижнюю часть крохотных купальников, и притом вели себя как полностью одетые – бегали вдоль берега, догоняли удирающих детей, лизали мороженое, лежали с раскинутыми в разные стороны ногами, чтобы лучше загореть.

Первые пятнадцать минут Ленни казалось, что он умер и попал в нудистский рай. А потом... ну и что такого? Подумаешь. Соски тоже могут надоесть, и если только они не какие-нибудь особенные...

И тут он заметил ту самую девушку с курчавыми волосами и черными глазами, которая пыталась снять его в Лас-Вегасе. И теперь, два года спустя, на морском берегу в Сан-Тропезе, она выглядела такой же чувственной и необъезженной, как и тогда. Естественно, она носила полный купальный костюм. Зачем устраивать бесплатные зрелища? Красный соблазнительный бикини, плейер. Глаза закрыты. Он тут же ее узнал. Очевидно, она произвела на него неизгладимое впечатление.

«Осторожнее, – предупредил его внутренний голос, – у нее язычок, что змеиное жало».

И,пожалуй, самая сексуальная фигура, какую он когда-либо видел. Высокая, стройная, гибкая, с длинными ногами, тонкой талией, потрясающей грудью и широкими плечами.

Он вспомнил ее походку. Грациозна, как пантера.

Он также вспомнил тот единственный поцелуй, которым они обменялись, прежде чем он положил конец этому безобразию. Идиот!

Как подойти к ней теперь?

«Ты женатый человек», – напомнил его разум.

«Ну и что?» – ответили его чувства.

«Не делай этого», – взмолилась его совесть.

«Вперед», – позвало его желание.

Должно быть, она почувствовала его взгляд. Неожиданно она села, сняла наушники, сняла темные очки и посмотрела на него.

Он стоял слишком далеко, чтобы заговорить. К счастью. Потому что, стоило ему открыть рот, как она всегда отбривала его.

Помнила ли она его? Сердится ли по-прежнему?

Он стоял у кромки воды и ждал.

Медленно она встала. Сладко потянулась и пошла к нему.

Он задохнулся. Пусть он женат, но не мертв. Второй такой шанс он не упустит.

Их взгляды встретились. Она подошла уже совсем близко, и он потерялся в темноте ее глаз, в ее длинных ресницах. Какая у нее блестящая кожа, какие полные, роскошные губы!

Он начал что-то говорить, что – и сам толком не знал:

– Привет! Опять вы? – что-то бессмысленное.

Впрочем, это не имело никакого значения. Она прошла мимо него, в море.

Долю секунды Ленни стоял как громом пораженный, но быстро оправился. Он повернулся и смотрел, как она плывет к качавшейся на волнах деревянной платформе. Не колеблясь больше, он сорвал с себя рубаху, швырнул ее на песок и бросился за ней следом.

Она здорово плавала и оторвалась от него довольно далеко. Но он прибегнул к энергичной версии кроля его собственного изобретения и, помчавшись как пуля, догнал ее уже на полпути. Они поплыли рядом. Она ничего не говорила. Он тоже.

День клонился к вечеру, и плотик впереди казался пустынным.

Когда ее голова поднялась над поверхностью воды, то в ушах блеснули маленькие бриллиантовые сережки.

Он заметил, какие у нее сильные руки.

Ленни чувствовал приключения, знал, что сейчас возможно все, что угодно, и не собирался отступать. Сколько раз в жизни можно рассчитывать на встречу с подобной женщиной?

Иден.

Какая еще Иден?

Лаки наслаждалась игрой. Сквозь опущенные ресницы она видела проходящего мимо Ленни. Она не забыла их прерванную встречу в Вегасе и подумала, что, возможно, вот что ей сейчас нужно – чисто физическая связь без всяких последствий. Если только он опять не даст обратный ход.

Ленни Голден. Она даже имя его помнила. Эротического вида парень. Почему бы не испытать его? В конце концов, судьба свела их на берегу в Сан-Тропезе, а мщение – приятная шутка. Он идеально подходит, чтобы сквитаться с Димитрием, который, наверное, по-прежнему увивается сейчас вокруг этой кошмарной Ферн.

Она встала и небрежно двинулась ему навстречу. Он что-то пробормотал, когда она проходила мимо. Не обращая на него внимания, Лаки бросилась в море. Она знала, что он последует за ней. «Ничего не говори. Не испорть момент», – молила она про себя.

Довольно далеко от берега дрейфовал деревянный плот, и она направилась туда.

Он поплыл следом.

Если Димитрий полагает, что она из тех женщин, кому можно безнаказанно изменять, то он глубоко заблуждается.

За Лаки Сантанджело не заржавеет. И об этом всем следует помнить.

Плот покачивался впереди, пустой и заманчивый. Интересно, что испытываешь после кораблекрушения, оставшись в одиночестве и отрезанным от всего мира? Она часто оказывалась отрезанной от всего мира. Димитрий ничего не сделал, чтобы у нее исчезло это чувство.

Они доплыли до плота одновременно и забрались на него.

Он внял ее молчаливым мольбам и не произнес ни слова. Солнце клонилось к горизонту, И люди на берегу начинали собираться домой. Одинокий водный лыжник пронесся вдалеке, и от поднятых им волн плот закачался. Их глаза встретились, и по молчаливому согласию они придвинулись ближе друг к другу. Она пристально смотрела на него своими сумасшедшими цыганскими глазами, черными и безумно чувственными, – смысл взгляда не оставлял никаких сомнений.

Он хотел знать, кто она такая. Что она здесь делает. Все в ней интриговало его. Но он знал, что сейчас не время для расспросов. Но из этого не следовало, что нельзя продолжить начавшуюся игру.

Он протянул руку и привлек ее к себе. Она приникла к нему так естественно, как будто они долгие годы знали друг друга. Электрический разряд пробежал между ними, когда они начали целоваться долгими, затяжными поцелуями, сплетаясь языками.

Их тела были влажными. Соленая плоть прикасалась к соленой плоти. Он обнял ее за талию и покрепче прижал к себе.

Она не отодвинулась и медленно, соблазнительно начала тереться об него. Он плавно провел рукой по ее позвоночнику, нащупал край жесткой волны ее волос, снял с них резиновую ленту, и роскошный поток заструился по ее плечам.

Все это время они не разъединяли уста в горячем, головокружительном поцелуе.

Мимо пролетела моторная лодка, и плот опять закачался. Он еще крепче обнял ее, опытным движением расстегнул застежку на спине и почувствовал восторг прикосновения ее голой груди.

Медленно, очень медленно она провела руками по его спине, чертя кончиками пальцев замысловатые кривые, а дойдя до плавок, начала ласкать его спереди.

Он невольно застонал, отодвинулся на мгновение и выскользнул из плавок, не думая о том, видят ли его с берега. Не думая вообще ни о чем, кроме происходящего с ним наяву чуда.

Ее руки ласкали его, гладили, мучили, сводили с ума.

«Контролируй себя! – воскликнул голос у него в голове. – Не испорть все».

Он заключил в ладони ее груди. Твердые соски, нежные мягкие формы. Чудесно восхитительно.

Он потянул вниз ее трусики, и она помогла ему.

Они рухнули на холодную палубу плота, не чувствуя ее шероховатости. В их любовной игре не было места ни малейшей неловкости. Он нежно вошел в нее, она плотно обвила длинными ногами его талию и начала двигаться с ним в одном ритме, как будто они бывали вместе уже много-много раз. Инстинктивно она поняла его ритм, а он ее.

Он не торопился. Волна экстаза еще не пришла, а когда придет, он хотел, чтобы она унесла их обоих.

Пожилой француз в купальной шапочке подплыл к плоту. Перед тем как влезть на него, он задержался, чтобы перевести дух, увидел слившуюся в объятиях пару и поплыл прочь, благодаря Бога, что его сварливая жена осталась на берегу.

Лаки закрыла глаза и вся отдалась ощущениям. С первого взгляда на Ленни Голдена она поняла, что он великолепный любовник. И не ошиблась. Это ее даже пугало, потому что она хотела только совершить акт мести – нечто, что досадило бы Димитрию, узнай он о происшедшем. Однако... то, что с ней сейчас случилось, значило гораздо, гораздо больше. Их тела пели в унисон, а сейчас меньше всего на свете ей хотелось начинать новые сложные отношения с кем-либо.

Она чувствовала, что подходит оно. И не сомневалась, что сейчас произойдет что-то особенное. Ее кружило, уносило вдаль, поднимало все выше и выше.

– О Боже! – услышала она свой собственный крик. О Господи, как хорошо!

И все исчезло в мареве ощущений. Она плыла в чудесном неведомом мире. Блаженство освобождения охватило ее, наполняя душу светом.

Ленни чувствовал то же самое. Сила и глубина его оргазма застали его врасплох, оставив опустошенным и потрясенным. Он еще некоторое время лежал на ней, не спеша выходить из нее и глядя в глаза, такие глубокие и таинственные.

Кто она?

Он должен узнать.

И в то же время... возможно, она права. Она таинственная женщина, и явно хочет ею оставаться. Да и что он может сказать? «Я хочу еще раз увидеть тебя?» Ну конечно: «И жену захвачу».

Он скатился с нее и потянулся за плавками, радуясь, что те не свалились в море.

Она села, взяла купальник и оделась.

Солнце садилось, и воздух становился холодным. Два служителя стаскивали в груду матрасы на почти пустом берегу. Вдалеке девочка и большая белая собака рядом бежали вдоль кромки моря.

Ленни наклонился, расправил ее волосы и собрал их в узел на затылке. Она коротко взглянула на него и нежнейшим голоском промурлыкала:

– Sayonara, приятель, – ловко нырнула в воду, и последнее, что он увидел, были ее сильные бронзовые от загара руки, мелькающие над водой, когда она поплыла к берегу.

Он выждал еще минут десять, затем последовал ее примеру. Когда он достиг берега, она уже исчезла, и он понял, что, наверное, никогда больше ее не увидит.

Несколько сказочных минут... а он даже не знал ее имени.

ГЛАВА 71

– Мы скоро обедаем с испанским певунчиком и Куинном. Похоже, сделка состоится.

– Когда? – быстро спросила Иден.

– Сегодня, – ответил Сантино, рыгнув и почесав живот.

Иден едва сдержала возглас возмущения. Ну почему он всегда говорит о таких вещах в самый последний момент? Уже четверть шестого, как она сможет хорошо выглядеть, если обед, возможно, начнется уже через час?

Она встала с кровати и поспешила в отделанную мрамором ванную.

– Когда и где? – прокричала она, включая душ.

– Я веду тебя к «Чейзену», – объявил Сантино. – Будь соблазнительной, но не переборщи, это шикарное местечко.

Она в ярости скрипнула зубами. Он говорил с ней, как с уличной дешевкой.

– Будь готова к семи пятнадцати. Зеко тебя отвезет. Мне надо сперва домой – встретимся там.

Иден не взяла на себя труда ответить. Она уже стояла под душем, смывая с себя его запах, поливая шампунем волосы, лаская свой золотистый треугольник и подводя себя к оргазму, до которого ему никогда не удавалось ее довести.

Ей не требовалось много времени, чтобы собраться.

Бывшая манекенщица, она назубок знала, что надо делать.

Вон из-под душа, сильно растереться полотенцем, включить электробигуди, втереть в кожу крем для тела «Эсте Лаудер», подушиться духами «Эсте Лаудер». Нагая, она села перед зеркалом на туалетном столике, протерла лицо кремом, нанесла тон, тени, пудру, румяна, подвела глаза, брови, очертила губы, накрасила их, наложила блеск.

Вся процедура заняла пятнадцать минут, и результат говорил сам за себя.

Затем она высушила свои шелковистые волосы феном и накрутила их на бигуди.

Теперь ей осталось только решить, что надеть, а на это всегда уходило много времени. Рядом со спальней располагалась большая комната-гардероб, забитая одеждой. Иден прошлась взад и вперед вдоль вешалок, выбирая идеальный туалет – нечто такое, что устроит и Сантино, и Куинна (типичный гомик на вид), Витоса и, конечно, остальных посетителей «Чейзена». Подобрать ансамбль для ресторана – вопрос первостепенной важности.

Под окном ванной комнаты, скрытый густой растительностью, Зеко наконец кончил. Он практически перестал заниматься нормальным сексом. Онанировать, подглядывая за подружкой босса, оказалось гораздо слаще.

Он застегнул брюки и вернулся в дом, где взял номер «Автомеханика» и отправился читать на кухню.

Иден остановилась на облегающем черном платье с широким поясом на золотой застежке. Она натянула черные трусики, надела туфли на шпильках и шелковый бюстгальтер. Затем сняла бигуди и причесалась.

Она была полностью готова в пять минут восьмого и решила приехать к «Чейзену» пораньше – лучше всего, до появления Сантино. Даже пять-десять минут свободы много значили для нее.

Бугай Зеко читал на кухне. Странно, что он вообще, оказывается, умеет читать.

– Поехали, – нетерпеливо сказала она.

– Босс приказал трогаться в семь пятнадцать.

– А я говорю, поехали сейчас.

Она холодно уставилась на ненавистного типа, вызывая его на спор.

Он не стал спорить.

Сантино Боннатти жил в особняке в Бель Эйр за высоким забором с массивными воротами. Некогда резиденция звезды немого кино, теперь он служил домом возглавляемой Сантино ветви семьи Боннатти. Донателла, жена Сантино, была некрасивой, уродливо толстой женщиной. Восемнадцать лет назад молоденькой девушкой ее вывезли из Сицилии. Но сердце Донателлы осталось в маленькой деревушке.

У супругов имелось четверо детей в возрасте от семи до семнадцати лет: три девочки (все, к сожалению, жирные в мать) и один мальчик (точная копия отца). Мальчик, носивший имя Сантино-младший, был самым маленьким, и отец с матерью баловали его безмерно, соперничая друг с другом за право оказывать ему знаки внимания.

– Сантино! – Донателла встретила его в дверях особняка, заламывая руки. Ее выразительные глаза излучали страдание. – Сантино-младший заболела. Она имеет лихорадка. Она очень больная. – Донателла укоризненно посмотрела на мужа. – Где ты была? Я пытался звонить на твоя офис – никого. Где ты была?

Сантино едва не поскользнулся на гладком паркете, бросившись наверх, чтобы своими глазами посмотреть на своего «очень больная» сына. Донателла имела привычку драматизировать события.

– У меня была встреча, – объяснил он, хотя объяснений и не требовалось. Он мог поступать как хотел, и они оба это знали, лишь бы он посылал деньги ее родственникам, содержал ее и детей на привычном уровне и спал с ней раз в пару месяцев. Она не отличалась особой требовательностью, но ждала, чтобы он время от времени выполнял супружеский долг, а шесть раз в году – не так уж и много.

Она поковыляла за ним следом и стояла за его спиной, когда он распахнул дверь в спальню сына.

– Вот видишь! – воскликнула она триумфально.

Сантино-младший лежал посреди кровати в пижаме. На лице его играл нездоровый румянец. По широкоэкранному телевизору шел фильм с Чарльзом Бронсоном, и в комнате стояла невообразимая духота.

– Сынок! – воскликнул Сантино, подбегая к его кровати и кладя липкую руку на лоб мальчика.

– Вот видишь! – повторила Донателла. – Он имеет лихорадка!

Иден вошла в «Чейзен» эффектно, как звезда. Она поинтересовалась у метрдотеля, где находится столик для мистера Боннатти. Он понятия не имел о заказе для мистера Боннатти. Тогда она предположила, что заказ может быть на имя Куинна Лича или Витоса Феличидаде.

– А, мистер Феличидаде, – выдохнул метрдотель, наконец-то проявляя какие-то эмоции. – Сюда, пожалуйста.

Ему не пришлось сопровождать ее далеко, потому что Витос и его менеджер сидели в кабинете в главном зале – пока не имелось никаких признаков присутствия Куинна или Сантино.

– Добрый вечер, – грациозно произнесла Иден, когда мужчины сделали попытку привстать ей навстречу из-за стола. – Я не слишком рано? Или остальные опаздывают?

– Мне кажется, вы как нельзя вовремя, моя леди, – пропел Витос на таком чистом английском, на каком только мог, и отвесил короткий официальный поклон. – А вы...

Неужели он ее не помнил?

Уж она-то его помнила.

– Иден Антонио, – проворковала она, не выказывая своего разочарования. – Мы встречались в Лас-Вегасе.

– Да, конечно, – вздохнул Витос, совершенно ничего не вспомнив, и склонился над ее рукой, – «Enchante», – промурлыкал он.

Она стрельнула глазами, чего никогда бы не осмелилась сделать в присутствии Сантино.

– Спасибо, – тихо проговорила она.

Менеджер Витоса указал на нее рукой.

– Вы дама Куинна, верно?

– Нет, я не дама Куинна, – отрезала Иден в ярости, что ее спутали с тоскливой подругой Куинна Лича. – Я приезжала в Вегас вместе с мистером Боннатти для обсуждения моего участия в фильме «Девушка по вызову», в котором должна исполнять главную роль.

Она зашла в кабинет, уселась рядом с Витосом и заказала «мартини», не замечая удивленных взглядов, которыми обменялись Витос и его менеджер.

– Насколько я знаю, мистер Боннатти ведет с вами переговоры по поводу того, что вы будете моим партнером, – заявила она, надеясь, что теперь-то они ее вспомнят.

– Мы говорит кино, – виновато сказал Витос. – Но мы нет женски роль.

– Простите? – его трудно было понять, но ломаный английский звучал очень мило.

– Витос говорит, что мы действительно обсуждаем проект фильма с ним в главной роли. Но его предполагаемое название «Певец», – пояснил менеджер.

– «Певец?» – механически переспросила она. Появление Куинна Лича избавило их от дальнейших объяснений. Он пришел один, распространяя вокруг запах чеснока и виски.

– Всем привет, – сказал он и уселся рядом с Иден, так что она оказалась между ним и Витосом. – А где Сантино?

– Еще не приехал, – констатировала очевидный факт Иден. – А что тут они говорят о фильме под названием «Певец?» Я полагала, речь идет о роли мистера Феличидаде в «Девушке по вызову».

– Планы поменялись, – жизнерадостно объявил Куинн.

– Поменялись? – переспросила Иден.

Куинн кивнул.

– Так этот сукин сын вам ничего не сказал?

Она покачала головой, чувствуя, как ярость переполняет ее.

– Послушайте, – конфиденциально зашептал ей на ухо Куинн. – Вы думаете, что Витос Феличидаде собирается играть заглавную роль в фильме под названием «Девушка по вызову?» Мы поменяли сценарий. Вы его прочтете, и он вам обязательно понравится.

– Да, но моя роль там осталась? – спросила она горько.

Куинн развел руками.

– Не могу знать. Я всего-навсего режиссер.

– Но Сантино когда-либо упоминал в разговоре с вами, что этот фильм планировался, чтобы открыть мне дорогу в большое кино?

– Никогда ничего подобного не слышал, – честно признался Куинн и заказал двойную порцию «Джека Даниэля».

Иден погрузилась в молчание. «Ублюдок! Лысый, волосатый, сексуально озабоченный ублюдок!» Ничего удивительного, что он приказал не говорить о фильме ни с кем, кроме него. Неудивительно, что он утверждал, что еще рано ей говорить о проекте с Куинном, или с Райдером, или с Пейж, да и вообще с кем бы то ни было. Он водил ее за нос. Он забивал ей голову пустыми обещаниями. Ей хотелось завыть диким зверем прямо здесь, посреди «Чейзена». Сейчас она убила бы его.

Официант поднес к столику телефон. – Просят мисс Антонио, – объявил он.

Она приложила трубку к уху.

– На хрена ты так рано уехала из дому? – спросил Сантино.

– Ты где? – поинтересовалась она сухо.

– Мой мальчик заболел. Его лихорадит. Я не могу отойти от него. Если бы ты не поторопилась, я успел бы тебя остановить.

– Но я уже здесь.

– Да уж знаю. И хочу, чтобы ты убиралась оттуда, и побыстрее. Скажи им, что я не смогу прийти, и объясни почему. С чувством объясни, я не желаю, чтобы подумали, будто я выхожу из игры. А затем закругляйся и дуй домой. Слышишь?

– Слышу.

– Придумай что-нибудь. Плохо себя почувствовала, голова разболелась – все, что угодно. Но я требую, чтобы через пять минут духу твоего там не было. Ясно?

– Да.

– Надеюсь, ничего не случилось? – спросил Витос, когда официант унес телефон.

– Мистер Боннатти не сможет сегодня к нам присоединиться. – Иден покрутила в руке бокал с «мартини». – У его сына высокая температура, и он не хочет оставлять его. Он надеется, что вы поймете его.

Все уверили, что прекрасно понимают.

– Он такой семьянин, – добавила она.

– Да! – согласился Куинн и принялся ощупывать под столом ее бедро.

Иден сняла его руку.

– Мистер Боннатти просил кого-нибудь передать его шоферу Зеко, что он свободен до конца вечера. Можем мы послать такую записку лично от мистера Боннатти?

– Нет проблем, – заявил Куинн.

– А вы, прекрасная леди, останется с нами? – поинтересовался Витос. Его жгучие глаза таяли от страсти.

– Естественно, – коротко отозвалась она. – Мистер Боннатти настаивал, чтобы я не уходила.

ГЛАВА 72

Лаки поспешила назад на яхту. Она нашла Димитрия и Франческу на верхней палубе, с головой ушедшими друг в друга и в партию в триктрак. Больше никого не было видно.

Франческа красовалась в зеленом сарафане и в платке того же цвета, который почти полностью скрывал ее ярко-рыжие волосы. Димитрий по-прежнему оставался в шортах цвета хаки и в спортивной рубашке.

– Я боялась опоздать на обед, – объявила Лаки, переводя дух.

Франческа не повернула головы. Димитрий бросил на нее короткий взгляд, пробурчал: «Обед в восемь» – и снова сосредоточился на игре, не спросив «Где ты пропадала целый день?» или «Почему ты опоздала?». Не сказав даже «Здравствуй».

Последние остатки чувства вины испарились мгновенно.

– А где все остальные? – спросила она.

– Ага... попался, – проскрипела Франческа, делая решительный ход.

– Ты полагаешь, женщина? – пробасил Димитрий, отвечая ударом на удар. Оба рассмеялись.

Лаки почувствовала почти физическую боль. Снова, как и всю ее жизнь, ее отметали в сторону. Ну и черт с ними. Если они так нужны друг другу – на здоровье.

– Пойду приму душ, – сухо бросила она.

Димитрий махнул рукой. Жест красноречиво говорил:

«Не мешай, я занят».

– Обед в восемь, – повторил он.

– Уж не знаю, дождусь ли, – саркастически пробормотала Лаки.

Она навестила Роберто. Мальчуган играл в своей желтой ванной, счастливый и довольный, под присмотром всегда улыбающейся Чичи.

Лаки крепко прижала к себе его мокрое тельце.

– Привет, красавец, – пропела она. – Как поживает мой мальчик? Как поживает моя детка?

– Мама! – пропищал он радостно. – Милая мамочка.

– Он себя сегодня очень хорошо ведет, – ласково сообщила Чичи. – Этот ребенок никогда не плачет.

– Как и его мама, – тихо вздохнула Лаки.

– Простите?

– Нет, ничего.

Вернувшись в мрачную каюту Димитрия, она разделась и встала под горячий душ. Закрыв глаза, Лаки отдалась успокаивающему щекотанию воды по коже. На какое-то мгновение она позволила себе вспомнить о Ленни и об их невероятно эротичном и нежном свидании.

На сей раз он принял ее правила игры. Никаких слов, никаких глупых расспросов. Только восхитительно раскованный, молчаливый секс.

Она вздохнула. Ни разу после Марко она не получала от мужчины такого удовольствия.

Алиса хотела пожаловаться Олимпии. Она постучала в ее дверь под вечер, когда та в ярости расшвыривала вещи по комнате.

– Что случилось, дорогая? – спросила она, вмиг забыв о собственных проблемах.

– Ничего, – скривилась Олимпия. – А вам что надо?

– Хорошо же ты разговариваешь со свекровью, – закудахтала Алиса. – А я-то думала, что мы друзья.

– Что? – рявкнула Олимпия. Она была совершенно не в том настроении, чтобы ублажать эксцентричную мамашу Ленни.

Алиса сразу перешла к делу.

– Я очень оскорблена, – заявила она, отковыривая краску с ногтей.

– Чем?

– Неужели я, Алиса Голден, бывшая звезда Лас-Вегаса – все, что Ленни знает, он унаследовал от меня, – недостойна сидеть за одним столом с остальными высокими гостями?

– Это вопрос?

– Это утверждение, дорогая. Утверждение. – Она выдержала драматическую паузу. – Я обедала с королями, танцевала перед принцами. За кого меня здесь принимают – за бесчувственную деревяшку?

– Ради Бога, Алиса. У меня раскалывается голова. Чего вы хотите?

– Обедать вместе со своим собственным сыном.

– Вы здесь для того, чтобы присматривать за Бриджит, – напомнила Олимпия.

– Из чего следует, что я не могу находиться с Ленни за одним столом? Бриджит ложится спать в восемь. А потом мне что делать – сидеть с прислугой?

Олимпия тяжело вздохнула. Ну где Ленни черти носят как раз тогда, когда он ей так нужен?

– Ну, не знаю, – раздраженно бросила она. – Поступайте как знаете.

Водянистые глаза Алисы блеснули торжеством.

– Спасибо дорогая, – сказала она, уже на ходу прикидывая, какими именно историями очарует общество во время обеда.

Джино не нравилась Франция. Он не понимал языка, находил людей грубыми. Здесь стояла слишком сильная жара. Торчать все время на яхте ему тоже не улыбалось. И еще он скучал по Пейж.

Сьюзан, общительная как всегда, настояла, чтобы сегодняшний день они провели у ее друзей, владевших летней виллой в горах неподалеку. Глава семьи, кинозвезда, обладал грубым профилем, желтоватыми зубами и плохо подкрашенными черными волосами. Его жена оказалась язвительной европейкой, которая в течение дня разделала в пух и прах всех, кого знала, включая и своих лучших друзей.

Джино едва дотерпел до конца визита, о чем и сообщил Сьюзан по пути на яхту.

– А я прекрасно провела время, – ответила она.

– Ты не так бы прекрасно чувствовала себя, если бы могла слышать, что сейчас о тебе говорит эта стерва, – отозвался он.

– Что ты имеешь в виду?

– Да нет, ничего.

Он понял, что ни за что на свете не выдержит целых две недели такого путешествия.

– Я выиграла, – объявила Франческа.

– Как всегда, – рассмеялся Димитрий.

– Да, правда.

– Надо идти готовиться к обеду.

– Да. – Она прикоснулась своей белой рукой с длинными кроваво-красными ногтями к его подбородку.

– Зачем ты женился на ней, Димитрий? Зачем ты так меня унизил?

– Франческа, но ты же замужем, – напомнил он.

– Тут совсем другое дело. Гораций просто следит за моими удобствами. У нас скорее не брак, а договор.

– Разведись с ним.

– Не могу. Его сердце не выдержит.

– Тогда о чем мы говорим?

– О твоей измене.

– Я тебе не изменял.

– Изменял.

– Я женился на Лаки, чтобы дать моему сыну законное имя.

Франческа легонько провела ногтями там, где, как она знала из опыта, ему приятнее всего.

– Теперь ты можешь развестись с ней, – предложила она.

Избавившись от Алисы, Олимпия снова дала волю ярости. Ну, черт же побери, где Ленни? Ей необходимо было на ком-нибудь сорвать зло. Зачем вообще муж, если, когда он тебе нужен, его нет под рукой?

Голова у нее болела так, что казалось, вот-вот расколется. Еще бы, кто спокойно отреагирует на известие, что у него появился сводный брат? Не говоря уж о том, что Димитрий женился на Лаки Сантанджело.

Лаки и Димитрий! Невероятно! Поразительно! Ужасно!

Она пошла в спальню, решительно направилась к тайнику и приняла весь оставшийся запас кокаина. Затем проглотила пару таблеток и села решать, в чем встретить свою новую мачеху.

Мачеха!

Какая ирония! Лаки Сантанджело. Подруга.

Та еще подруга.

ГЛАВА 73

Димитрий отличался отменным гостеприимством. О его летних круизах ходили легенды. Он не жалел средств, лишь бы гости отлично провели время.

Закончив партию с Франческой, он поспешил принять душ и переодеться, и, когда гости поднялись на верхнюю палубу, чтобы выпить перед обедом, он уже стоял там во всем своем великолепии и приветствовал их. Его сопровождала Лаки. Она выглядела ослепительно в белом смокинге от Сен-Лорана и с небрежно распушенными волосами. Джино в одиночестве притулился у бара. Лаки тут же подошла к нему.

– Я хочу убраться отсюда, – объявил он.

– И я тоже.

– Эй, может быть, мне сочинить какое-нибудь семейное дело, которое требует нашего немедленного присутствия в Нью-Йорке? Знаешь, дочка, я очень по нему скучаю.

– А я думала, тебе нравится в Беверли-Хиллз.

– Там слишком размеренная жизнь для меня. Надоело.

– В самом деле?

– Мне нравятся более оживленные места.

– А как же Сьюзан?

– Я еще не говорил, но я подумываю о том, чтобы купить дом в Нью-Йорке.

– И жить то здесь, то там?

– А почему бы и нет.

– На мой взгляд, отличная идея.

– Мы так интересно провели сегодняшний день, – сообщила Сьюзан графине, щедро намазав крекер белужьей икрой и лихо отправив его в рот.

– В самом деле? – переспросила графиня. – А я жутко скучала. Я люблю играть в баккара. Не могу дождаться, когда же мы наконец приплывем в Монте-Карло. Я просто умираю от желания поиграть.

– При жизни моего покойного мужа, Тини Мартино, мы часто ездили в Монте-Карло, – подхватила Сьюзан, надеясь произвести впечатление. – Тини ведь дружил с Райнерами. Они с Грейс очень сблизились.

Графиня подняла подведенную бровь.

– Как, вы были замужем за Тини? – переспросила она.

– Двадцать пять лет, – гордо отрапортовала Сьюзан. И кокетливо добавила: – Я очень рано вышла замуж.

Графиня улыбнулась и похлопала ее по руке.

– Как и все мы, милочка.

Сьюзан ждала, когда же та снимет с ее руки свою довольно жаркую ладонь с пальцами, отягощенными кольцами с бриллиантами впечатляющих размеров.

Но она ее все не убирала.

Олимпия очень сердилась, что Ленни куда-то запропастился. Она не намеревалась сидеть и ждать. Если он опоздает на обед, ему же хуже. Кроме того, ей просто не терпелось увидеть Лаки. Тощую, наивную Лаки Сантанджело. Бывшую лучшую подругу. Бывшую хранительницу всех ее секретов. Ха! Никогда нельзя делать людям добро. Они всегда воспользуются твоей добротой и при первой возможности сделают тебе гадость.

Сама мысль о Димитрии и Лаки в постели казалась ей отвратительной. Она, Олимпия, научила Лаки всему, что знала. Пятнадцать лет назад Лаки приехала в Швейцарию еще девочкой нецелованной! Олимпия просветила ее насчет мужчин и жизни вообще и как получать удовольствие. И посмотрите, как ее отблагодарили.

Она надела дорогой золотистый костюм от Унгаро, который великолепно смотрелся бы на высокой плоскогрудой манекенщице, но совершенно не шел Олимпии. Украсила уши, пальцы и шею огромными бриллиантами. Потом взбила свои длинные белые кудри и отправилась туда, где ей предстояло встретиться с врагом лицом к лицу.

– Я ни разу не бывала в Париже, – исповедовалась Алиса Горацию, мечтательно глядя вдаль.

– В самом деле? – Он все время озирался в ожидании появления Франчески. Она заставила его идти первым под тем предлогом, что он постоянно путался у нее под ногами.

– Ах, волшебный Париж, – вздохнула Алиса. – О-ля-ля.– Она ухватила горячий канапе с подноса у проходившего мимо официанта. – Возможно, я поеду туда с сыном. Он очень гордится мной. Только истинный талант может до конца понять другой талант, и он меня понимает. – Она кивнула в подтверждение своей мысли. – Да, конечно, понимает.

– Не сомневаюсь, – согласился Гораций.

– Скоро я собираюсь выступить в «Мерв Гриффин шоу». – Она с довольным видом пережевывала фаршированную оливу. – Мне нравится Мерв. Он такой душевный.

– Да, хороший.

Она наклонилась к нему поближе.

– Очень хороший, – подмигнула она многозначительно. – Очень, очень хороший.

– Прекрасно.

– Да.

– Да.

Олимпия вошла в бар. Остановилась. Огляделась. Сразу же заметила Лаки. Взглянула на нее еще раз. С трудом поверила своим глазам – неужели ее худенькая, маленькая, невзрачная подружка превратилась в такую красавицу. И нигде ни грамма жира.

Лаки перехватила ее взгляд, их глаза встретились на мгновение, и они снова стали детьми, прогуливавшими вместе уроки, тайком приводившими к себе мальчишек и игравшими с ними в «почти» – игру, которую, как им казалось, придумали они сами.

Большую часть жизни Лаки провела в одиночестве, без подруг, без матери, без кого-нибудь, с кем она могла бы похихикать или поболтать, только однажды, давным-давно, у нее была Олимпия.

Она бросилась к ней через всю комнату, раскрыв объятия.

Олимпия отшатнулась.

Лаки инстинктивно поняла, что та не в восторге от ее замужества. Ничего странного. Действительно, произошло нелепое совпадение. Вместо объятий она потрепала бывшую подругу по плечу.

– Олимпия! Сколько лет, сколько зим. Ты прекрасно выглядишь.

Олимпия лихорадочно соображала, как получше ответить. Слишком большая доза кокаина затуманила ей мозги. Она хотела казаться холодной и вести себя так, будто ей все равно, хотя ей было совсем не все равно, что Лаки бросила ее и ни разу не попыталась найти, даже когда они обе выросли и могли встречаться с кем угодно.

– Маленькая Лаки Сант, – ледяным тоном процедила она, обращаясь к ней так, как ее звали в школе. – Ты явно подросла.

– Надеюсь.

– Ты всегда была такой глупой гусыней.

– Спасибо.

– Разве на правду можно обижаться?

Лаки заговорила потише:

– Давай не будем устраивать сцен, хорошо?

Олимпия вскинула голову.

– А кто устраивает сцены? Уж конечно, не я. С чего мне их устраивать?

Лаки спасло появление Франчески. Она надела красное, в тон волосам, бальное платье. На ее шее сияло ослепительное рубиновое ожерелье. Гораций вздрогнул. Он никогда раньше не видел этого ожерелья. Значит, его подарил ей Димитрий – следовательно, роман продолжался вовсю.

– Черт, – пробормотал он.

– Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Берджесса Мередита? – спросила Алиса, играя фальшивыми ресницами. – Я всегда находила его таким привлекательным мужчиной.

На обратном пути в порт Ленни проголосовал, и его подвезли два загорелых немца-гомосексуалиста. Они не знали ни слова по-английски, а он не говорил по-немецки, но они обменялись множеством вежливых кивков и улыбок.

На борту яхты он первым делом встретил капитана Пратта.

– Хорошо погуляли, сэр? – поинтересовался тот.

Ленни так и не понял, показалось ему или нет, но он готов был поклясться, что капитан понимающе подмигнул.

– Спасибо, да, – ответил он.

– Вы немного опоздали, – добавил капитан. – Все как раз садятся обедать.

– Я переоденусь за пять минут. Не окажете ли вы мне любезность сообщить моей жене, что я уже здесь?

– Разумеется, сэр. – Еще одно заговорщицкое подмигивание. – Должен сказать, сэр, ваша мать – замечательная женщина.

«О, черт. Капитан хочет трахнуть Алису. Извини, приятель, ты лет на двадцать старше, чем требуется, чтобы понравиться Тростинке Алисе».

– Да, – уклончиво отозвался Ленни.

Гости коротали время в вежливых беседах, пока слуги заканчивали сервировку стола и разливали изысканные вина в серебряные кувшины. Олимпия обнаружила, что ей отведено место рядом с Джино Сантанджело. Она изо всех сил выпятила грудь и начала отчаянно флиртовать с ним. Он, конечно, старик, но, если Лаки можно заполучить Димитрия, почему ей нельзя вскружить голову ее отцу?

Она наклонилась к нему поближе.

– Держу пари, вы даже не помните, когда мы с вами встречались в последний раз, – прошептала она.

Он как раз помнил. Та картина навечно врезалась в его память. Шестнадцатилетняя Олимпия Станислопулос с торчащей вверх розовой попкой, сосредоточенно делающая минет своему тогдашнему приятелю.

– Знаешь, ты права, я действительно не помню.

Она поджала губки.

– Да бросьте! Как вы могли забыть!

Он знал, что он действительно хотел бы забыть. Нынешнюю поездку. И всех собравшихся. Завтра же он организует телеграмму, срочно вызывающую его в Нью-Йорк.

Олимпия предупреждала: «Мы переодеваемся к обеду». Интересно, что она имела в виду? Ленни неохотно облачился в костюм. Что за идиотизм! Почему он мирится совсем этим? Одного вчера хватит за глаза. Он с завтрашнего дня решил брать с собой в город Олимпию. Там наверняка масса отличных ресторанов, он не собирается проводить весь отпуск, разыгрывая из себя надутого индюка на радость этим толстосумам.

Ленни погляделся в зеркало и подумал, успеет ли он выкурить «косячок». На миг ему показалось, что в зеркале рядом с ним возникло отражение той девушки с пляжа. Смуглая, таинственная, сексуальная... Ему всегда нравились блондинки, но с ней он забыл о всех блондинках на свете, даже об Иден.

Неужели он наконец свободен? Да!

Но почему он по крайней мере не выяснил, как ее зовут?

Ленни ослабил узел галстука, взъерошил рукой волосы, закурил «косячок», пару раз глубоко затянулся и отправился на обед.

– Бизнес есть бизнес, – декламировал Сауд Омар. – А женщины есть женщины. И вместе им не сойтись.

– Что за старомодная чушь, – воскликнула Лаки. – Где вы прятались последние пятьдесят лет?

Сауд растерянно замигал, он не привык, чтобы женщины ему противоречили. Кроме того, он вовсе не к Лаки обращался, а просто делал общее замечание.

– Я согласна с вами, Сауд, – пискнула Флафф. – Я вовсе не хочу работать. Нет, ни за что. Фу!

– И тебе никогда не придется, мой персик, – вставил Дженкинс Уайлдер. – Умненькие девочки все имеют, даже не поднимая пальчика.

– Только попочку, – пробормотала Лаки.

Алиса прыснула.

Франческа многозначительно посмотрела на Димитрия.

Сьюзан сказала:

– По-моему, всем женщинам следует учиться в школах искусству ведения дома. Готовке, шитью, вообще всему, что нужно для содержания дома в порядке.

– А как насчет траханья? – добавила Лаки. – Уж если ходить в школу только для того, чтобы научиться, как заботиться о мужчине, так надо научиться всему. Вы не согласны, Сьюзан?

Димитрий осуждающе зыркнул на Лаки, но она не обратила на него внимания.

Сьюзан покраснела как свекла.

Джино сказал:

– Эй, дочка...

Графиня расхохоталась.

Олимпия скривилась. Маленькая тощая Лаки не научилась сдерживать свой язык.

Ленни вошел в комнату, увидел Олимпию и сразу же направился к ней.

– Где ты был? – спросила она сердито.

– Прошу прощения за опоздание. Я никак не мог поймать машину от пляжа, – объяснил он.

– От пляжа! – фыркнула Олимпия, как будто Ленни произнес непечатное слово.

– Да, знаешь ли. Это такое место, где собираются крестьяне, – не у всех есть яхты.

– Очень смешно. Может, ты все-таки сядешь? – Она обратилась к собравшимся. – Я хочу представить вам моего мужа, Ленни Голдена.

Он видел перед собой сплошные бриллианты и старые мужские лица. Еще, к своему великому огорчению, он видел Алису.

– Так, значит, – продолжала Олимпия, разыгрывая роль прекрасной хозяйки. – Вот графиня Жебровски и Сауд Омар, мистер и миссис Дженкинс Уайлдер, Сьюзан и Джино Сантанджело, Франческа и Гораций Ферны, а с моим отцом ты уже встречался. – Она замолчала, прикидывая, сойдет ли ей с рук, если она проигнорирует Лаки. Нет, слишком откровенно. – Ах да, а это Лаки. – Она отказалась давать дальнейшие пояснения.

– Моя жена, – сказал Димитрий.

– Ваша жена, – повторил Ленни.

Он смотрел на нее. Она смотрела на него. Время, казалось, остановилось.

ГЛАВА 74

Стивен с радостью вернулся в мир реальных вещей и дел. Он никогда не поддавался искушению работать в крупных, дорогих адвокатских конторах и предпочитал должность помощника прокурора округа и государственного обвинителя, которая не приносила больших денег. Но со временем он стал старше и мудрее, и зарабатывать много казалось ему теперь задачей достойной внимания. Не то чтобы он с радостью ухватился за что угодно – Джерри уверял его, что он сможет спокойно выбрать себе любого из многочисленных богатых клиентов, нуждавшихся в помощи.

– То, что у них водятся денежки, вовсе не означает, что они все мерзавцы, – жизнерадостно объяснял Джерри. – А почему бы тебе не взять дело Мэри Лу Мур? Она – отличная темнокожая актриса, снимается на телевидении и очень популярна у семейной части аудитории. Она собирается подать в суд на какой-то порнографический журнальчик, который недавно опубликовал грязные фотографии, снятые еще до того, как к ней пришел успех. Мы начинаем судебное преследование на этой неделе.

Мэри Лу Мур. Стивен несколько раз видел ее в комедийных ролях по телевизору. Он помнил забавную комедию положений, действие которой происходило в Коннектикуте. Мэри Лу играла там приемную дочь белых родителей. Совсем молоденькая, лет восемнадцати-девятнадцати, и очень хорошенькая.

– Никак ты собираешься передать мне всех чернокожих клиентов? – в шутку съехидничал он.

– Только тех, кого ты сам захочешь. Но здесь – многообещающее дело. Несчастная героиня против мерзких дельцов. Прямо специально для тебя придумано. Она ничего не подписывала. И,вообще-то, утверждает, что на фотографиях ей пятнадцать лет и их сделал ее тогдашний приятель просто из озорства. Как считаешь, верное дело?

– По-моему, его нельзя проиграть.

– Так вперед. Требуй больших денег для потерпевшей. Таких ребят можно трясти как грушу.

Решив вопрос с работой, Стивен сообщил жильцам, снимавшим его квартиру в кирпичном особняке, что он собирается снова жить там. Ему повезло – глава семьи, инженер, только что получил работу на Ближнем Востоке и мог съехать в любую минуту. Потом он разобрался с платой за квартиру (еще небольшой заем у Джерри, но скоро уже придет время отдавать долги) и вернулся домой.

Он и в самом деле возвращался домой после трех потерянных лет. Какое чудесное ощущение!

Кэрри познакомилась с Анной Робб, литературным помощником, рекомендованным Фредом Лестером. Она оказалась аккуратной сорокалетней женщиной маленького роста в соответствующих ее возрасту туфлях и в свободном шерстяном свитере. Анна, казалось, неотделима от магнитофона «сони», который включила, как только вошла в жизнь Кэрри.

– Просто говорите, и все, – сказала она одобряюще. – Обо всем, о чем хочется. Потом я отберу, что нам нужно.

И Кэрри говорила. Сначала об одежде, потом о стиле, затем перешла к развлечениям. Скоро она уже рассказывала о своей жизни с первым мужем, Бернардом Даймсом.

– Нас окружали люди искусства, звезды балета, писатели. Бернард знал всех. Он был очень интересный человек.

– А как вы встретились? – поинтересовалась Анна, попивая чай с лимоном, которым угостила ее Кэрри.

– Я предпочла бы не касаться этого вопроса, – быстро ответила та.

Как опытный интервьюер, Анна тут же сменила тему.

За неделю они провели три сеанса записи, каждый по четыре часа. К концу срока Кэрри чувствовала себя совершенно свободно в обществе Анны и сказала, что может еще поболтать о моде, стиле, секретах красоты и диете. Анна ответила, что у нее уже есть все, что требуется.

– Как все оказалось легко! – воскликнула Кэрри.

– Для вас, – подчеркнула Анна. – Для меня настоящая работа только сейчас и начинается. Сначала я напишу книгу, затем разобью ее на части. Мы просмотрим, что у меня получилось, чтобы у вас не возникало замечаний. Затем начнем отбирать фотографии и решим, какие еще следует сделать.

– Как интересно! – восхитилась Кэрри.

– Если книга становится бестселлером, действительно нет ничего интереснее. – Анна улыбнулась. – Если она проваливается, нет ничего ужаснее.

– А как сделать так, чтобы вышел бестселлер? – наивно спросила Кэрри.

– Если бы я знала, Фред Лестер сейчас работал бы на меня, а не наоборот.

– Расскажите о нем, – попросила Кэрри. – Он производит очень хорошее впечатление. Он женат?

– Он вас интересует? – поддразнила ее Анна.

Кэрри растерялась. Почему он должен ее интересовать? Разведясь с Эллиотом Беркли, она больше не смотрела в сторону мужчин, и сейчас она слишком стара и слишком привыкла к одиночеству, чтобы начинать думать о новой связи. Кроме того, если у нее снова появится мужчина, ей придется рассказать всю правду о своем прошлом. А кто захочет иметь с ней дело, узнав о ней все?

Нет. Связи исключались. К ней снова вернулся Стивен, благодарение Богу. У нее есть друзья, немного, но есть. Чего еще остается желать?

– Конечно, нет, – ответила она сухо.

– Он вдовец, – сообщила Анна, укладывая магнитофон в сумку. – Но должна предупредить вас, что он живет с женщиной.

Кэрри умирала от желания узнать об этой женщине, но не стала развивать тему. Как стыдно, если Анна решит, что она домогается ее босса. Кэрри быстро заговорила о чем-то другом.

ГЛАВА 75

Лаки понятия не имела, как ей удалось досидеть до конца обеда. Она старалась не смотреть на Ленни и знала, что он тоже избегает глядеть на нее, но все оказалось напрасно. Их глаза постоянно встречались, и тогда, казалось, комната вот-вот полыхнет пламенем от пробегавших между ними электрических разрядов.

В течение обеда оба кое-что для себя прояснили.

Лаки, которая кроме книг читала в основном только « Ньюсуик», «Уолл стрит Джорнал» и «Блюз энд Соул» и никогда не смотрела телевизор, узнала, в основном от Алисы – та трещала без умолку, – что к Ленни пришел успех и он стал известной личностью и телезвездой.

– Разве ты не читала о нашей свадьбе? – воинственно спрашивала Олимпия. – О нас писали газеты всего мира.

– Нет. Мне как-то ничего не попалось на глаза, – вежливо ответила Лаки.

Олимпия обиженно надулась.

– А как же мой Ленни на обложке «Пипл»? Уж это-то вы видели?

– Простите, нет, – виновато призналась Лаки.

– Пусть он сам просит прощения, – мрачно заявила Алиса. – Он совсем выпустил меня из интервью. Но они скоро напишут и обо мне. Возможно, я и не попаду на обложку, ведь невозможно же получить от жизни все, что хочешь, не правда ли, дорогая?

Ленни точно знал теперь, кто такая его таинственная незнакомка. Она не только замужем за отцом Олимпии, но ее звали Лаки Сантанджело – та самая Лаки Сантанджело, что пинком под зад вышвырнула его из отеля «Маджириано» два года назад.

В один миг все встало на свои места. Теперь он понял, почему ему так неожиданно указали на дверь и вынудили бежать из города, как прокаженного.

Она хотела трахнуться.

Он не оправдал ее ожиданий.

«Избавься от сукина сына». Он словно наяву слышал ее приказ Матту.

Он разозлился, и не без оснований.

– Так это тот самый Ленни Голден, который совсем недавно имел огромный успех на сцене моего отеля? – переспросил Джино.

– Да, – ответил Ленни.

«Что здесь происходит? Семейное торжество? Лаки с отцом. Алиса восседает за столом с гордым видом главы рода. Боже! Все как в дурном сне».

– Вы побили все наши рекорды сборов, – заявил Джино. – Я сказал Матту, что хочу, чтобы вы снова у нас выступили в любое удобное для вас время. Более того, я проинструктировал его заключить сделку с вашим агентом, чтобы вы на эксклюзивной основе выступали у нас, скажем, по одной неделе каждые два месяца.

Лаки и не знала, что Джино по-прежнему следит за всем происходящим в отеле. Она полагала, что он только гребет деньги, и все.

Ленни Голден имел успех в отеле, а она ничего и не знала. Она чувствовала себя полной идиоткой.

«Но это больше не твой отель, – напомнил ей внутренний голос. – Ты продала свою долю, убежала. Так почему ты должна знать? И вообще, какое тебе дело».

Да, черт побери. Какое ей дело? Разве Ленни Голден занимает хоть какое-нибудь место в ее жизни? Ну, трахнулась – велика важность. Секс есть секс, и вообще очень жаль, что они опять встретились.

Неужели? Да, конечно.

После обеда часть гостей собралась на берег в ночные клубы.

– Я хочу идти, – объявила Олимпия Ленни. Она довольно нанюхалась и чувствовала в себе силы веселиться хоть всю ночь напролет.

Он, напротив, начинал ощущать на себе действие длительного перелета, не говоря уже о напряжении, которое испытал, отсидев обед прямо напротив Лаки.

– Я – пас, – сообщил он.

– Ну уж ничего подобного! – сердито заявила Олимпия. – Ты гулял целый день, пока я здесь торчала одна. А теперь мы идем по ночным клубам, и давай-ка пошевеливайся!

– Не разговаривай со мной таким тоном, – сердито ответил он.

– Я буду разговаривать с тобой таким тоном, каким мне угодно, – фыркнула Олимпия.

Ленни уставился на женщину, ставшую его женой. Маленькие голубые глазки на пухлом розовом лице. На ее накрашенных губах играла ехидная ухмылка, светлые кудряшки растрепались и поникли. Да, Джесс определенно права. Приступ сумасшествия.

– Слушай, – сказал он ровным и спокойным голосом. – Можешь разговаривать таким образом с кем тебе угодно, но никогда не смей говорить со мной, как с куском дерьма. Уяснила?

Олимпия не собиралась сдаваться. Она откинула волосы назад.

– Как я понимаю, ты не хочешь идти, – высокомерно молвила она. – Ну так я пойду и без тебя.

– Желаю приятно провести время.

– Непременно, – бросила она и гордо удалилась.

В каюте неподалеку Лаки пожаловалась Димитрию на головную боль. Он только обрадовался, что она остается.

Франческа, конечно, была готова и полна желания и сил. Она не стала интересоваться желаниями Горация.

– Ты останешься здесь, – сообщила она ему. – Ты же сам знаешь, как ненавидишь ночные клубы.

Поскольку Алису никто не приглашал, она решила сделать хорошую мину при дурной игре.

– Я поухаживаю за Горацием, – вызвалась она.

Франческа не обратила не нее внимания – она вообще имела привычку игнорировать окружающих, за исключением Димитрия.

Дженкинс и Флафф Уайлдер решили идти. Сауд и его графиня – тоже.

Сьюзан сказала:

– Да.

Джино сказал:

– Нет.

Она с радостью бы отправилась без него, но он не предложил, и она скрепя сердце осталась. Графиня такая интересная женщина, и ей хотелось узнать о ней как можно больше.

Как только ночные гуляки удалились, Джино пожелал всем спокойной ночи и вместе со Сьюзан ушел в свою каюту. Лаки чувствовала, что Ленни как магнитом притягивает ее взгляд. Он не отвел глаз. Алиса потчевала Горация историями из жизни Лас-Вегаса. Она имела все, что ей требовалось для счастья – внимательного слушателя и неограниченный запас «гранд маринер» – ее любимого напитка.

Ленни мотнул головой в сторону двери.

Лаки кивнула в ответ.

– Спокойной всем ночи, – весело сказала она и ушла.

Ленни досчитал до десяти и тоже встал.

– Ой! – по-девичьи захихикала Алиса. – Ты что, оставляешь нас одних? Я не уверена, что смогу отвечать за свои поступки, если окажусь наедине с таким привлекательным мужчиной.

Ленни не знал, какую из ее ролей он ненавидел больше – заботливой матери или кокетливой девочки.

Выйдя на палубу, он огляделся в поисках Лаки. Она стояла, опершись о барьер, и курила сигарету. Ее темные глаза внимательно смотрели на приближающегося Ленни.

– Мир теснее, чем мы полагаем, – промолвила она тихо. – Нам следовало бы оставить все так, как было в Лас-Вегасе. Возникло бы меньше сложностей.

Он многое мог бы сказать ей. Например, для начала: «Зачем ты велела прогнать меня?» Но слова путались у него в голове. Он просто хотел обнять ее.

Она глубоко затянулась сигаретой и щелчком бросила ее за борт. Не говоря больше ни слова, будто заранее все решив, они прижались друг к другу, словно ничего более естественного нельзя было вообразить. Всю усталость, все напряжение вечера у него как рукой сняло.

Она целовала его, ласкала языком его язык, ее руки нежно гладили его лицо, затем в спешке страсти скользнули вниз по его телу.

Отвечая на ее поцелуи, он освободил ее груди из плена тоненькой блузки.

– Я хочу тебя, – бормотал он. – Всегда, везде я хочу тебя.

Лаки слабым жестом попыталась оттолкнуть его. Она не хотела прогонять Ленни. Он пробуждал в ней давно уснувшие чувства. Он доводил ее до такой степени возбуждения, о которой она уже забыла. Он звал ее в опасное путешествие, и она не находила в себе силы отказаться.

Они молча целовались и ласкали друг друга, пока не настала уже его очередь отпрянуть.

– Ты что, нарочно меня дразнишь? – спросил он хриплым голосом.

– Я никогда не дразню, – ответила она, расстегивая молнию на его брюках и опускаясь на колени. – Никогда.

И он взлетел до вершин рая, и вновь оказался на земле.

– О Боже! – воскликнул Ленни. Он знавал хороший секс, плохой секс, посредственный секс, но никогда не испытывал ничего столь эротичного и волнующего, как с Лаки Сантанджело.

– Весь обед я мечтала об этом, – ее глаза блестели в темноте. – Нечто вроде подарка на прощание.

– Эй, леди, если вы так прощаетесь, хотел бы я узнать, как вы здороваетесь.

Она не засмеялась.

– Я действительно прощаюсь. Никому из нас не нужны проблемы. Сегодня мы вдвоем видели сон... сказочный сон. А теперь нам пора вернуться в реальный мир.

– Ты смеешься надо мной? – Он схватил ее за руки. – Ты действительно любишь того старика, твоего мужа, или вышла за него по расчету?

– Не твое дело, – резко ответила она. – И, если уж мы начали задавать вопросы, почему ты связался с Олимпией? Тебя покорил ее очаровательный характер или ее астрономический банковский счет?

Он смял ее в объятиях, заставил прогнуться назад и склонил голову к ее груди.

– Нет! – вскричала она.

– Да, – настаивал он. – О да, да.

Она обо всем забыла в его руках. Что-то случилось с ней. Никогда после Марко она не испытывала такой страсти. А Марко умер пять лет назад...

Она чувствовала испуг и одновременно восторг. Все доводы разума развеялись как туман, когда он с силой прижал ее к себе. И она снова хотела его.

Капитан Пратт, скрючившись на четвереньках на верхней палубе, едва не свалился за борт. «Он уж эти богатые! Они ничем не отличаются от всех прочих. Интересно, что сказал бы мистер Станислопулос о происходящем?»

А впрочем, что он мог сказать? Только сегодня днем Димитрий Станислопулос отвел свою уродливую Ферн в кабинет, и они пробыли там больше часа, спустив шторы на окнах и вывесив на дверь табличку «Не беспокоить». Неудивительно, что его жена «пошла налево». Возможно, она ничего не получает от старого грека – он все отдает своей подружке.

Капитан Пратт встал и отряхнул пыль с колен. Любопытно, на сколько потянет такая история? Английские газеты любят скандалы и сплетни – особенно о супербогатых. «Ньюс оф зе уорлд» или «Санди миррор» отвалят целое состояние за некоторые из известных ему эпизодов. Не говоря уж о «Энкуайере» и «Стар».

Да, капитан Пратт не сомневался, что, когда ему придет время уйти на покой, он не пропадет.

– Мы сошли с ума, – бормотала Лаки, собирая по палубе предметы своего туалета и лихорадочно одеваясь. – Совершенно сошли с ума. На нас мог наткнуться кто угодно. Яхта кишит слугами. Мы сошли с ума. Я уверена.

– Можешь не повторять больше. Ты меня убедила.

– Это секс, только секс, – упрямо заявила Лаки. – Ты и сам это знаешь, ведь правда?

Он прямо посмотрел ей в глаза.

– Не знаю, как у тебя, но моя семейная жизнь закончилась прежде, чем начаться. Я женился на Олимпии безумной ночью в Лас-Вегасе в церкви Любви и чести – можешь себе представить?

Она кивнула.

– Я хорошо ее знаю. Хористки таскают туда деревенских простаков, если те выигрывают больше сотни в казино.

– У меня тоже тогда голова шла кругом, только по другим причинам. Я обкурился до одеревенения: отходил от связи с редкостной стервой, и вообще хотел погубить сам себя. Понимаешь?

– Начинаю понимать.

– Ты, возможно, ты и есть та самая женщина, которую я искал всю жизнь. Только меня сбивали с пути толпы блондинок.

– Хороший секс еще не любовь, – мудро заметила Лаки.

– Но он не идет ни в какое сравнение с плохим сексом.

– Правда.

– Я всегда говорю только правду.

– Когда она тебе выгодна.

– Что ты имеешь в виду?

– Да брось, Ленни. Ты же сердцеед, гроза женщин. И ты даже не в моем вкусе.

– А с чего ты взяла, что ты – в моем?

Они оба расхохотались.

Лаки легонько дотронулась до его щеки и не смогла удержаться, чтобы не сказать:

– Ленни Голден, я не знаю, что здесь происходит, но, по-моему, что-то случилось с нами.

– Да, как удар грома, – ответил он.

– И блеск молнии.

– Не просто секс.

– Нет.

– Нечто большее.

– Верно.

– Гораздо большее.

– Да.

– А мы даже не знаем друг друга.

Она долгим взглядом посмотрела на него. Сколько всевозможных чувств сразу. Прежде чем она сообразила, что сделать или сказать дальше, на них налетели Алиса и Гораций.

– О! – вскрикнула от неожиданности Алиса и деликатно икнула. – А что вы здесь делаете?

Гораций смущенно переминался с ноги на ногу.

– Играем в теннис, – сухо ответил Ленни.

Алиса хихикнула.

– Сан-Тропу – такое замечательное местечко, – пропела она и опять икнула. – Такое все... тропическое.

«Сан-Тропез», – про себя поправила Лаки.

– Гораций показывает мне яхту, – пояснила Алиса, слегка качнулась и ухватилась за поручень.

– Очень мило, – саркастически отозвался Ленни.

– Пойдем, Гораций, – закокетничала Алиса. – Я хочу посмотреть на спасательные шлюпки. Я ведь не умею плавать, так что надо убедиться, что все тип-топ и готово к употреблению. – Заходясь от смеха, она потащила куда-то несчастного Горация.

– Мама! – горько сказал Ленни. – Она никогда не угомонится.

– Ты ее стесняешься?

– Я уже не так молод, чтобы стесняться.

– Кстати, а сколько тебе лет?

– Тридцать. А тебе?

– Я достигну тридцатилетия через два дня. Считается, что потом начинается взрослая жизнь, верно? Конец сумасшедшей молодости.

– Конец траханью под открытым небом, да?

– Вообще-то, это не входит в число моих привычек.

Он схватил ее за плечи.

– Что мы теперь будем делать, Лаки?

– Ты о чем, о моем дне рождения?

– Не придуривайся.

Она нетерпеливо пожала плечами.

– Я вовсе не собираюсь рушить все из-за тебя. Я уже сказала, что я думаю. Мы распрощаемся и сделаем вид, что ничего не произошло.

– Вот как, да?

– Я смогу, если ты сможешь. Запросто.

– Ясно, – ядовито произнес он. – Ты всегда так решаешь свои проблемы, да? Просто вычеркиваешь их, и все. Поэтому и меня вышвырнули коленом под зад из Вегаса, чтобы ты могла сделать вид, что нашего маленького эпизода вообще не было?

– А что мне оставалось делать? Терпеть твое присутствие как постоянное напоминание о нашей несостоявшейся ночи?

– Людей не выставляют на улицу только за то, что они не стали с тобой спать.

– Спасибо, я как-нибудь и без лекции обойдусь.

– Однако я попробую тебя кое-чему научить.

– Научить меня! – Она повысила голос. – Научить меня! Ха!

– Не кричи.

– А кто кричит? – закричала она.

Глухой рокот мотора возвестил о возвращении ночных гуляк.

– Черт! – с отвращением воскликнул Ленни. – Ну так когда же я снова тебя увижу?

– Завтра. За завтраком, ленчем и обедом. Если никто из нас отсюда не сбежит, очень трудно будет избегать встреч.

Она уже шла к лестнице.

– Я сделала тебе подарок на прощание, Ленни. Давай все так и оставим.

Но в глубине души оба чувствовали, что так не получится.

ГЛАВА 76

Иден твердо намеревалась завершить вечер в нежных объятиях Витоса Феличидаде. Если уж она решила изменить, то лучше со знаменитым испанским любимцем женщин. Однако самые хорошо продуманные планы порой срываются, и чем дальше, тем больше она чувствовала, что ее неумолимо тянет к Куинну Личу. Куинн представлял собой мужчину пятидесяти с лишним лет, с густой бородой, неестественно худого, с порочными глазами и огромными руками. Но он был режиссер и, следовательно, привлекателен. Она видела несколько его фильмов. Странные коммерческие триллеры с щедрым вкраплением секса и жестоких сцен. Он любил разрывать женщин на части – на экране, а феминистки с наслаждением разрывали его на части – в печати. Его две последние картины почти не дали сборов. Некогда он имел репутацию «молодого модного режиссера». Теперь он просто притаился перед очередным хитом. Киностудии не проявляли к нему интереса, поэтому, когда старый приятель Райдер Вилер предложил ему снять фильм, финансируемый «группой инвесторов», он согласился не раздумывая. Какое ему дело, откуда взялись деньги?

Райдер сразу же предупредил его: «Держись подальше от подружки Боннатти. Не надо трахать наемную рабочую силу».

Но Куинн терпеть не мог, когда ему указывали, что делать.

Они вывалились от «Чейзена» незадолго до полуночи. Витос уселся в лимузин вместе со своим менеджером и вежливо пожелал Иден и Куинну спокойной ночи.

– Ничтожество! – пробормотал Куинн, глядя вслед удаляющемуся по бульвару Беверли лимузину.

– Он тебе не нравится? – спросила Иден.

– А что тут любить или не любить? Он пустой, как выпитая бутылка.

Она побарабанила длинными ногтями по своей маленькой золотой сумочке в ожидании приглашения. Иден уже решила, что скажет «да».

– А где твоя машина? – поинтересовался он.

– Неужели не помнишь? Мы отправили водителя домой.

– Ты отправила водителя домой.

Швейцар подал черный «порше» Куинна.

– Ты подвезешь меня? – спросила она быстро.

– Еще как, крошка.

Он жил на Голливудских холмах, в Лаурел Кэньон. Черный дом среди буйной растительности.

Он выпил «Чивас регал» прямо из бутылки, сорвал с себя одежду, потребовал, чтобы она разделась очень медленно, и у него ничего не получилось.

Он предложил альтернативу – черный вибратор, последнее слово техники, любовно хранившийся в черном кожаном футляре. И еще общество своей подружки, что спала наверху.

– Без меня, – заявила оскорбленная Иден и вызвала такси.

Когда она уходила, он уже вовсю храпел на кушетке.

Иден не понимала, почему предпочла его Витосу.

Дома Зеко ждал ее возвращения.

– Босс тебе хвост накрутит, – сразу же начал каркать он, потирая свою лысую голову.

– Только в том случае, если ты ему расскажешь, – отрезала она. – А если ты ему расскажешь, придется и мне пожаловаться, что ты подглядываешь за мной в ванной из-за кустов и что ты при этом делаешь.

Угроза сработала. Зеко промолчал.

Когда Сантино явился на следующий день, Иден поведала ему, что осталась у «Чейзена» до конца обеда.

– Почему? – прорычал он,и мускул на его щеке начал подергиваться. – Я ведь что тебе говорил?

– Но я хотела как лучше, – ответила она спокойно, думая про себя, что, если сукин сын не прояснит ситуацию с фильмом в самом ближайшем будущем, она его бросит. – Если бы я тоже ушла, это выглядело бы некрасиво. Как будто нам на них наплевать.

Сантино злобно вытаращил глаза.

– Когда я тебе что-то приказываю, ты делай то, что приказано, ясно? Ты что о себе воображаешь, что ты мой партнер, что ли?

– Куинн Лич рассказал мне, что сценарий переписывали и что фильм теперь называется «Певец», – проговорила она сквозь плотно сжатые губы.

– Рассказал, да?

– Да.

– Ублюдок недоделанный. Много болтает.

– А почему ты мне ничего не говорил? – она с упреком взглянула на него.

– Я что, должен тебе сообщать о всех пустяках?

– Переделку сценария и новое название трудно отнести к разряду пустяков.

Сантино прошелся взад и вперед по комнате.

– Дура набитая, – плюнул он. – Когда мне захочется, чтобы меня пилили, я могу пойти домой. Сюда я прихожу отдыхать.

Иден не знала точно, как далеко она может зайти. Но она застала его врасплох, так почему бы не попробовать дожать до конца?

– Я хочу увидеть новый сценарий, – продолжала настаивать она. – Я хочу узнать, что случилось с моей ролью. Ты обещал, что это мой фильм, мой дебют. А Куинн Лич даже не знает, что главная женская роль предназначена мне.

Его первый удар пришелся ей по щеке.

– Ах ты, ско... – начала она.

Второй удар сбил ее с ног.

– Я тебе покажу, как приказывать мне, – прорычал он. – Я тебе вчера что сказал: уносить свою жопу оттуда. Но нет, ты не могла. Тебе надо было остаться и лезть со своими идиотскими вопросами. Выставила меня каким-то глупым бараном, которым вертит его девчонка. Только попробуй еще раз меня не послушать, и ты вылетишь отсюда как пробка.

Она заплакала, скорее от обиды и злости, нежели от боли.

– Может быть, я этого и хочу, – всхлипывала она. – Убраться от тебя подальше.

Он смерил ее презрительным взглядом маленьких злобных глазок.

– Когда я буду готов, – медленно произнес он. – Только когда я буду готов.

ГЛАВА 77

Димитрий решил устроить празднество. Большое. Лаки не знала, имело ли тут место чувство вины, но он твердо намеревался отметить ее день рождения с размахом. Она пришла к выводу, что делать нечего и придется смириться, а затем она уедет. Джино уже организовал телеграмму, которая скоро вызовет его в Нью-Йорк на деловую встречу.

– Ты поедешь со мной, – сообщил он Лаки. – Можешь сказать, что нам предстоит встретиться с адвокатами по лас-вегасским делам.

Она хотела уехать. И раньше-то ей приходилось здесь несладко, а теперь, когда с появлением Ленни все еще больше усложнилось, на яхте стало совсем невыносимо. Почему все так сложно? Почему при первом взгляде на Ленни ей начинало казаться, что у нее растут крылья, а всего лишь через пять минут она смотрела на него чуть ли не с ненавистью? Она не понимала, что происходит. Ленни Голден не в ее вкусе. Между ними нет ничего, кроме секса. И все же...

Она думала о Марко. Они провели вместе одну великолепную, незабываемую ночь. Затем его застрелили. Лаки не хотела снова испытать такое разрывающее сердце чувство утраты и отчаяния.

И вообще, Ленни принадлежал Олимпии. Пышнотелой, вздорной Олимпии, которая обращалась с Лаки так, как будто та была очередной подружкой Димитрия, а не его женой. Лаки попыталась поговорить с ней наедине. Олимпия отмахнулась от нее, едко бросив:

– А что бы ты испытывала, если бы я спала с твоим отцом?

Лаки пришлось признать, что такая мысль показалась ей отвратительной.

От ее внимания не ускользнуло, что Олимпия при первой возможности начинала отчаянно флиртовать с Джино. Лаки пришлось делать вид, что она ничего не замечает.

Яхта снялась с якоря и отправилась в Канны, где и должно было состояться торжество. Лаки загорала около бассейна и смотрела, как Чичи учит Роберто плавать. Бриджит все время норовила прыгнуть в воду и брызгами залить его лицо. Чичи предложила ей играть подальше от ребенка, на что та ответила потоками оскорблений.

– Черная грязная свинья! – нараспев повторяла она. – Грязная! Грязная! Грязная!

Лаки подскочила и отшлепала девочку.

Несколько секунд Бриджит смотрела на нее в ужасе, а затем громко и фальшиво разревелась.

– Прекрати, – сказала Лаки. – Зря стараешься.

Бриджит моментально прекратила плач.

– Я ненавижу грязных черномазых, – упрямо сказала она.

– А почему? – спокойно поинтересовалась Лаки.

– Потому что... Потому что... – хорошенькое личико девочки сморщилось в задумчивой гримаске. – Потому что мама их тоже ненавидит! – торжествующе объявила она.

– Не слишком хорошее объяснение.

Бриджит засунула палец в рот.

– Так только маленькие делают! – воскликнула Лаки.

– Я не маленькая! И могу делать что захочу.

– Грязная маленькая свинья, – поддразнила ее Лаки. – Грязная! Грязная! Грязная!

Бриджит скривилась.

– Я тебя ненавижу, – заявила она.

– Ничего подобного, – небрежно отмахнулась Лаки. – Ты просто меня не понимаешь.

Бриджит убежала на другой конец бассейна, где сидела и вязала няня Мейбл.

– Избалованный ублюдок! – пробормотала Чичи.

– Скорее, заброшенный ублюдок, – заметила Лаки. – Я не заметила, чтобы ее мать уделяла ей хоть чуточку внимания. Только потискает иногда, как щенка. Девочка явно требует заботы о себе.

– Я бы о ней позаботилась, – сердито буркнула обычно добродушная Чичи. – Я бы ей всыпала по заднице!

– Я уже всыпала. Но это не помогло. Ей нужно, чтобы ее любили.

Лаки припомнила свое собственное детство. Она-то знала, что такое одиночество и отсутствие любви, и хотя не верила в психоанализ, но предвидела, что, если Бриджит кто-нибудь не поможет, девочку ждут трудные времена.

Ленни появился ближе к ленчу. Они обменялись жгучими взглядами, но сразу за ним следовала Олимпия. Казалось, та чувствовала разлитое по воздуху электричество и стремилась не допустить вспышки. Олимпия поприветствовала Лаки, послала Бриджит воздушный поцелуй и направилась на верхнюю палубу.

– Пойдем, – позвала она мужа.

– Я искупаюсь перед ленчем, – сказал он.

– Потом искупаешься, – нетерпеливо приказала Олимпия.

– А я хочу сейчас.

– Ну хорошо. Побыстрее.

Олимпия исчезла из виду.

Ленни посмотрел на Лаки:

– Как ты себя чувствуешь?

Она вернула ему взгляд и утонула в его ленивых зеленых глазах.

– Нормально.

Он быстро оглядел бассейн. Две няни и двое детишек.

– Кажется, я скучаю по тебе, – проговорил он очень спокойно.

Бриджит вылезла из бассейна и подбежала к нему. С видом собственницы она прижалась к Ленни своим мокрым тельцем.

– Ты любишь черных людей? – спросила она громко.

Чичи с ненавистью глянула на нее.

Ленни моментально разобрался в ситуации.

– Я люблю зеленых людей, оранжевых людей, толстых людей, худых людей. Конечно, и черных тоже. А ты?

– Не знаю. – Уголки ее рта опустились. Она надеялась, что он ее поддержит. – Ты умеешь плавать под водой? А меня научишь? – попросила она.

Он взглянул на Лаки. Та играла с Роберто в мелкой части бассейна.

– Пошли, красавица, – заявил он и подбросил Бриджит в воздух. – Я научу тебя превращаться в рыбку. Идет?

Девочка взвизгнула от радости, высвободилась и, подняв множество брызг, плюхнулась в воду.

– Скорее! – скомандовала она. – Скорее! Ну скорее!

Он прыгнул головой вниз с бортика, проплыл под водой и вынырнул рядом с Бриджит. Она залезла ему на плечи и он прокатил ее вдоль всего бассейна.

– И меня! – закричал Роберто. – Меня! Меня тоже!

Ленни ссадил Бриджит и водрузил на ее место Роберто.

– Осторожнее! – взмолилась Лаки.

– Эй, леди, – подмигнул он. – Я мастер в общении с детьми.

Их глаза встретились, и тепло пробежало между ними.

Снова Лаки растерялась, не понимая, что происходит. В основе ее отношений с Ленни лежит секс – чистый секс, и только. И тем не менее почему она умирала от желания увидеть его? Почему ее била мелкая дрожь?

Он не в ее вкусе. Он не Марко. У него волосы грязно-белого цвета, он походит скорее на Редфорда, нежели на Эль Пачино. У него глаза зеленые – убийственно зеленые.

Она смотрела, как Ленни играет с детьми. Они заходились от смеха, а он поровну делил свое внимание между ними. Роберто неудержимо смеялся, когда Ленни подбрасывал его в воздух. Лаки заметила, что Димитрию вечно не хватало времени заняться сыном. Но на мадам Ферн он всегда находил время.

Она помрачнела. Из всех сделанных ею ошибок то, что она вышла за Димитрия, было, наверное, самой большой.

Погода в праздничный вечер стояла волшебная. Чистое звездное небо, ни ветерка, ни дождинки. Яхта в гирляндах разноцветных фонариков выглядела восхитительно. На нижней палубе для сотен гостей приготовили круглые столики, украшенные свежими цветами. На верхней палубе оркестр из пяти музыкантов наигрывал баллады и мягкий рок.

Перед самым приездом гостей с берега Димитрий торжественно преподнес Лаки подарок – прямоугольную кожаную шкатулку, отделанную изнутри плюшем и украшенную фирменным знаком ювелирной фирмы «Ван Клиф и Арпелс». В шкатулке покоилось великолепное ожерелье из белого золота, усеянное бриллиантами чистой воды и мерцающими изумрудами, а рядом – такие же серьги.

– Замечательно, – проворковала графиня, кое-что понимавшая в драгоценностях.

– Какая прелесть, – вздохнула Сьюзан и подумала, что рядом с этим подарки Джино кажутся дешевой бижутерией.

– О-о! Класс! – выдохнула Флафф.

– Как красиво! – воскликнула Лаки, вынимая ожерелье из шкатулки. – Спасибо, дорогой. – Она чмокнула Димитрия в щеку.

Он улыбнулся избранному обществу свидетелей.

Франческа мрачно блеснула глазами.

Олимпия надулась.

Затем пришел черед других подарков. Пара массивных серебряных рам для картин от графини и Сауда. Дорожные часы чистого золота от Дженкинса и Флафф. Уродливая шелковая рубашка, на несколько размеров больше, чем надо, от Фернов. Ничего от Олимпии. Кашемировый свитер от Сьюзан и маленькая кожаная коробочка от Джино.

– Так, купил кое-что на свой вкус, – смущаясь, пояснил он. – Если не понравится, можешь не носить.

Она медленно открыла коробочку. Много лет Джино даже не вспоминал о ее днях рождения. Внутри лежала брошь в форме пантеры, инкрустированная бриллиантами с включением рубинов и изумрудов. Она никогда не видела такой тонкой работы. Очень оригинальная и абсолютно в ее стиле.

– Мне очень нравится, – нежно сказала она, особенно обрадованная тем, что он сам ее выбрал. – Просто замечательно! Мне правда очень нравится! – Она крепко обняла его.

– Я люблю тебя, дочка, – ровным голосом проговорил он. – С днем рождения!

Скоро начали подходить катера с гостями. Большинство приехали с подарками, которые образовали огромную кучу. Ее предстояло разобрать позже.

Одетая в ярко-алое длинное шелковое платье с разрезом спереди, украшенное новыми ожерельями и брошью-пантерой, загорелая, с собранными на голове волосами, Лаки излучала таинственность. Она подходила то к одной, то к другой группе гостей. Играя отведенную ей роль – миссис Станислопулос до кончиков ногтей, – Лаки знала, что это положение недолговечно.

Ленни держался в тени и наблюдал. Фантазия обернулась реальностью, которая глубоко запала ему в душу.

Он настиг Лаки в баре и влез в скучную беседу, которую она вела с разодетой в пух и прах блондинкой, увешанной бриллиантами по меньшей мере на миллион.

– Я скучаю по тебе, – шепнул он.

По ее телу пробежал холодок предчувствия. Блондинка деликатно удалилась.

– Я озабочен, одинок и сбит с толку, – продолжил он. – И ты не поверишь – по-моему, я влюблен.

– В кого-нибудь из моих знакомых?

Он прикоснулся к ее руке.

– А что ты чувствуешь?

– Что я замужем, – ровным голосом ответила она. – А ты – женат.

– Я расстанусь с Олимпией, – быстро проговорил он, – как только вернусь домой. А как насчет вас с Димитрием?

– Не знаю, – сказала она честно.

– Что ты имеешь в виду – не знаешь? Ты же собираешься с ним развестись, не так ли?

Ей не понравился его вопрос. Какое ему дело?

– Кажется, я не говорила, что планирую какие-то шаги в этом направлении, – холодно бросила она.

Он брезгливо дотронулся до ее ожерелья.

– Полагаю, после таких стекляшек действительно трудно отвечать.

Она вдруг взорвалась.

– Уж не намекаешь ли ты, что я живу с ним из-за денег?

– Предложи какое-нибудь более правдоподобное объяснение.

– Пошел к черту!

Он решил смягчить ее.

– Если только с тобой вместе.

Но Лаки не захотела идти на попятную:

– Проваливай, идиот!

Их разговор прервало появление Олимпии. Щеки ее пылали румянцем, груди вываливались из отрытого желтого платья, в котором она походила на перезревший банан. К тому же она накачалась наркотиков, но не подобрела. И напилась, но не развеселилась.

– Вы, похоже, нашли общий язык, – промурлыкала она. – О чем беседуете?

– Так, о пустяках, – отозвался Ленни.

– Она обозвала тебя идиотом. – Маленькие глазки Олимпии горели ревностью. – Ничего себе пустяки.

– Я неудачно пошутил.

– Ты всегда неудачно шутишь.

– Большое спасибо.

– Ты жалкий комик. Ты его когда-нибудь видела, Лаки? Он бездарь. – Она хихикнула.

– По правде говоря, – по неясной ей самой причине Лаки бросилась ему на выручку, – я была на его концерте и он показался мне очень талантливым и ни на кого не похожим.

– Где это ты его видела? – Вскинулась Олимпия.

– Некогда мне принадлежал отель в Лас-Вегасе, «Маджириано». Ленни выступал у нас.

– Так, значит, вы уже встречались.

Они оба ответили одновременно.

– Да, – сказала Лаки.

– Так, мельком виделись, – сказал Ленни.

– И чем занимались, трахались? – рыкнула Олимпия с пьяной прозорливостью.

– Ты не в себе, – быстро проговорил Ленни, обняв ее за плечи.

Она стряхнула его руку.

– Не надо разыгрывать из себя заботливого муженька только потому, что я угадала. Весьма вероятно, что ты действительно ее трахнул. Как я понимаю, она спала с любым, кто носил штаны и двигался.

– По-моему, это скорее к тебе относится, – ледяным тоном сказала Лаки.

– Мне никогда не приходилось ни за кем бегать, – заявила Олимпия. – Я помню, когда мы обе во Франции удрали из школы, никто на тебя даже не смотрел. Ты себе не смогла бы найти пария, даже если бы тебе пришлось встать ради этого на голову.

– А я и не знал, что вы вместе учились, – вставил Ленни, надеясь сменить тему.

– Заткнись, идиот, – яростно прошипела Олимпия. – Мне ведь позволено называть тебя идиотом? – саркастически спросила она. – Или такой привилегией обладает только маленькая Лаки Сант?

Он смерил ее взглядом более красноречивым, чем любые слова, и ушел.

– Ну? – воинственно спросила Олимпия у Лаки. – Так ты с ним трахалась?

– Даже если и так, – холодно произнесла Лаки, – тебе я бы не рассказала. И если и нет – тоже. – Она повернулась к ней спиной и растворилась в толпе гостей.

– Сука высокомерная! – крикнула Олимпия ей вслед. – Да я все о тебе знаю! Я знаю, откуда ты вышла. Не думай, что можешь задурить мне голову своими штучками. Ты всего-навсего уличная шпана, как и твой бандит-папаша.

– Олимпия! – Резкий голос, тяжелая рука. – Не позорься. Иди в свою каюту и возвращайся только тогда, когда придешь в себя. – Лицо Димитрия представляло собой маску гнева. Он подозвал слугу. – Проводите мисс Станислопулос в ее комнату. Поите ее кофе, пока она не протрезвеет. Я не потерплю подобного поведения.

Олимпия безропотно подчинилась. Ей требовалось больше, нежели «косячок» и несколько бокалов шампанского, ей требовался кокаин, и очень сильно.

ГЛАВА 78

В Нью-Йорке стояла жара. По улицам толпами бродили туристы, а постоянные жители спасались только благодаря кондиционерам. Контора Майерсона, Лейкера и Брандо находилась в угрюмом доме на Парк авеню. Стивену предоставили большой угловой кабинет со всеми удобствами – холодильником, телевизором с видеоприставкой, стереопроигрывателем и магнитофоном. «Надо иметь возможность и отдохнуть тоже, – благодушно заметил Джерри. – Я считаю, что в хорошей рабочей обстановке и работается лучше». Его собственный кабинет скорее напоминал жилую квартиру. Там имелась даже небольшая соблазнительная спальня на тот случай, если он захочет остаться на ночь.

– Ты же знаешь Джерри, – усмехнулся Сэм Лейкер, один из партнеров. – Она ему нужна на всякий случай.

– На случай чего? – не понял Стивен.

– На случай, если вдруг потребуется развлечь какую-нибудь клиентку, – многозначительно подмигнул Сэм.

Стивен отметил про себя разительное отличие новой конторы от его прежнего места работы в качестве помощника окружного прокурора. Что ж, сейчас все изменилось. Он теперь делает деньги точно так же, как и Джерри. К чертям благотворительность.

Его первой клиенткой стала Мэри Лу Мур. Она оказалась симпатичнее, чем на экране телевизора. Черные волосы ниспадали до пояса, на лице сияли карие широко поставленные глаза и ослепительная улыбка. Ее сопровождали мать, тетя – она же ее менеджер – и приятель, белый парень с кудрявыми волосами и привычкой надувать пузыри из жвачки.

После короткой предварительной беседы Стивен пришел к убеждению, что Мэри Лу ничего не скажет в присутствии своего эскорта.

– Я хотел бы поговорить с Мэри Лу наедине, – объявил он.

Мать посмотрела на тетю. Тетя посмотрела на приятеля. Все они посмотрели на Мэри Лу, которая утвердительно кивнула. Когда за ними закрылась дверь, Стивен произнес:

– А теперь рассказывайте.

Она поежилась, пытаясь держаться спокойно. Но когда начала припоминать унижения, бессильную ярость и отчаяние, вызванные публикацией фотографий, то тут же превратилась в угловатого подростка.

– Негодяям, которые выпускают такие журналы, такие штучки спускать нельзя. Конечно, в первую очередь мне самой не следовало сниматься, но мне тогда было только пятнадцать, и я всего-навсего развлекалась со своим парнем – откуда я могла знать, что он их сохранит и продаст? – Она упрямо выпятила подбородок. – Я намерена подать в суд.

– Потребуется время.

– Наплевать.

– Их адвокаты предпримут ответные шаги. Они попытаются любыми способами вас опорочить.

– Я готова ко всему.

– Последуют задержки, отмены заседаний – а в конце концов вам придется обратиться в суд.

– Чего я и хочу.

– Мы начинаем путешествие. И, сев в поезд, уже нельзя будет передумать и сойти.

– Начинайте!

После ее ухода он взял в руки пресловутый журнал – глянцевую порнографическую дешевку под названием «Кончай!». Мэри Лу было отведено шесть страниц. Фотографии делал явно не профессионал, но кем бы ни был тот, кто снимал пятнадцатилетнюю девчонку, потрудился он на совесть.

Стивен узнал имя ее прежнего дружка, издателей и распространителей журнала. Насколько он мог судить, она имела неплохие шансы на успех в судебном процессе.

Анна Робб трудолюбиво выстукивала на пишущей машинке. Она уже закончила четыре главы «Кэрри Беркли о красоте и стиле». Дела шли неплохо.

Она зевнула и потянулась. «Определенно настала пора устроить перерыв», – решила она и направилась в гостиную квартиры на Манхэттене, которую делила со своим любовником. Он спал на кушетке, не сняв очки с носа и рассыпав по полу лист рукописи.

Она подобрала их и бережно разбудила его.

– Я заснул, – прокомментировал он очевидный факт.

Анна взглянула на часы «Картье», купленные им для нее в качестве рождественского подарка и с удивлением увидела, что уже за полночь.

– Поздно, – сказала она, – сварить какао?

Он встал с кушетки.

– Лучше ничего и не придумаешь.

– Иди ложись, я принесу.

– И не забудь шоколадное печенье.

– Как можно?

Он смотрел по телевизору окончание «Ночного шоу», когда Анна вошла в спальню с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки с какао и коробка английского печенья.

– Я работала над книгой Кэрри Беркли, – сообщила она.

Он открыл коробку.

– Ну и как идут дела?

Она присела на краешек кровати – маленькая, похожая на птичку женщина с некрасивым лицом и теплой улыбкой.

– Очень хорошо. Я полагаю, книгу ждет успех.

– Надеюсь.

– Но хочу тебе кое-что сказать.

– Что?

– Под всем этим блеском и позолотой прячется какая-то тайна.

Он не сводил взгляда с телевизора.

– В самом деле?

– О да. Определенно, – кивнула Анна. – Кэрри Беркли могла бы рассказать действительно интересную историю. Ты же знаешь, какой у меня нюх на такие вещи.

Он откусил кусочек печенья.

– Ты настоящий Шерлок Холмс.

– Нет. Но у меня хорошо развит инстинкт. К тому же я умею читать между строк и восстанавливать пропущенные страницы.

Она замолчала, с интересом глядя на экран, где дрессировщик демонстрировал ведущему Джимми Карсону какое-то маленькое, но шустрое животное.

– Я бы предложила ей написать автобиографию. А ты как считаешь?

– Давай сперва посмотрим, как пойдет книга о красоте.

– Думаешь, она станет прилагать большие усилия, чтобы помочь нам рекламировать книгу?

– Понятия не имею.

Анна тонко улыбнулась.

– Ты мог бы убедить ее. Ты ей нравишься.

– Что ты хочешь сказать?

– Снова мой знаменитый инстинкт. Она спросила меня, женат ли ты. Я ответила, что ты живешь с женщиной. – Она мягко рассмеялась. – Но не стала уточнять, что со мной.

– Ерунда. С чего ты взяла, что я ей нравлюсь?

Анна с удивлением подняла бровь.

– Уж не затронула ли я ненароком взаимную симпатию?

Он смешался.

– Ты иногда ведешь себя как дура. Ей, наверное, уже под семьдесят.

– И тебе тоже, – напомнила Анна.

– Глупости, – пробурчал он.

– Я рада, что ты так считаешь.

Анна допила какао и пошла в ванную готовиться ко сну. Фред Е.Лестер невидящими глазами смотрел на экран телевизора, не замечая смешных трюков, которые проделывали мистер Карсон и веселая обезьянка. Его мысли парили в давнем, давнем прошлом.

У Фредди, яснолицего и разговорчивого студента колледжа, наступила пора каникул. Ему хотелось выпить и повеселиться, и его приятель, Мел Уэбстер, нашел для него девушку. Ее звали Кэрри, и она была очень красивая – и черная. Фредди шокировало то, что ему придется провести время с чернокожей. Его семья происходила с юга страны.

– Господи! – прошептал он Мелу. – Так она же – шоколад.

– Ну и что, – ответил Мел. – Ты что, никогда не слышал о шоколадном пудинге?

«А почему бы и нет? – подумал Фредди. – Почему бы и нет?»

Дальше он мало что помнил. Череда ночных клубов, море выпивки. Предвкушение ночи с цветной. Шампанское лилось рекой, и все здорово напились.

Следующее воспоминание... Они с Мелом и с девчонкой Мела едут на квартиру. Оказываются на большом чердаке, оборудованном под жилье, с кроватью в каждом углу. Мел и девица сразу же устроились на одной из кроватей и приступили к делу, а Фредди рухнул на другую и заснул. Казалось, прошло всего несколько минут, как он заснул, а его растолкала Кэрри. Она была такой хорошенькой, а ему так хотелось! Так почему же не заняться тем же, что и Мел с подружкой?

Она отчаянно сопротивлялась, но он был сильнее и одолел ее. Она лежала под ним, совершенно беззащитная. Он понимал, что насилует, но не остановился. Ну и что такого? Она получает то, чего в глубине души сама хочет, – чего хотят все женщины.

Потом она потребовала денег. Он разозлился, швырнул ей все, что имел при себе, взял ключи от машины спящего Мела и неверной походкой пошел прочь.

Улицы были пустынны, и он хотел поскорее добраться до дому и смыть с себя запах черномазой суки. Он несся сломя голову, не думая ни о ком, на повороте выскочил на встречную полосу и лоб в лоб врезался в грузовик.

Очнулся он через несколько месяцев в больнице, где выходил из коматозного состояния. Его лицо, испещренное ужасными шрамами, напоминало подробную дорожную карту. Но его родители могли себе позволить самую дорогую пластическую операцию. Много месяцев он провел то дома, то в больницах – и постоянно перед ним стояло лицо Кэрри. Он изнасиловал ее – и потому наказан.

С тех пор его жизнь переменилась.

Прошли годы. Фредди женился на хорошей женщине, которая родила ему двух прекрасных детей. Он организовал издательскую фирму и с течением лет сумел стать одним из самых преуспевающих издателей Нью-Йорка. Как-то в 1960 году на благотворительном балу он увидел ее, Кэрри. Несмотря на шикарное платье и ухоженный вид, на дорогую прическу и бриллианты на шее и в ушах, он узнал ее сразу же. Чувство вины вернулось к нему с новой силой. Он молил Бога, чтобы она его не вспомнила. Не вспомнила.

Он испытал огромное облегчение. – Кэрри понятия не имела, что он и есть тот сопляк, который так мерзко обошелся с ней много лет назад. Потом, на досуге, он понял, что она никак не могла бы узнать его. Пластические операции значительно изменили его облик, к тому же прошло двадцать лет. Ее он вспомнил только потому, что лицо Кэрри огнем отпечаталось в его памяти.

Он выяснил, кто она такая, и не мог удержаться от того, чтобы не следить за ее жизнью по публикациям в «Вог», «Харпер Базар» и в «Вуменс Веа Дейли». Кэрри оказалась личностью. Он радовался за нее.

Его жена скончалась от рака в 1973 году. Дети выросли, нашли себе подходящие пары и зажили каждый своей собственной жизнью. Он остался один и мучился одиночеством до тех пор, пока в один прекрасный день в его контору не пришла Анна Робб, чтобы взять у него интервью. И вот уже два года они живут вместе. Их не связывает страстная любовь – какая страсть в его возрасте. Но они вполне совместимы.

Когда Кэрри снова вошла в его жизнь, он испытал потрясение. Он и не предполагал, что когда-нибудь вновь увидит ее. С течением времени ее имя сошло со страниц газет и журналов. Насколько он помнил, последний раз она упоминалась в связи с разводом. А потом – ничего.

Он вспоминал тот день сорок два года назад. «Так она же – шоколад», – сказал когда-то он – вернее, глупый, предубежденный, упрямый мальчишка. Как все изменилось с тех пор.

Анна утверждает, что он нравится Кэрри. Так ли это?

Если она когда-нибудь узнает, кто он на самом деле, она его проклянет.

ГЛАВА 79

Джино уехал первым. Он попрощался на следующее утро после дня рождения Лаки, сославшись на срочные деловые обязательства.

Сьюзан предпочла остаться.

– Ты не возражаешь? – спросила она тоном заботливой женушки.

– Давай развлекайся, – ответил он, предвкушая свободу.

Они договорились встретиться в Лос-Анджелесе через десять дней.

Он долетел до Парижа, там пересел на «Конкорд», следующий в Нью-Йорк, где заказал свой привычный номер в «Пьере». Первым делом Джино позвонил Пейж в Лос-Анджелес.

– Садись на первый же самолет и дуй сюда, – приказал он.

– Не дури.

– у меня для тебя есть подарок.

– Какой?

– Кое-что вкусненькое.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты всего-навсего грязный старикашка?

Он ухмыльнулся.

– Первый же самолет.

– Джино!..

– Не заставляй меня мучиться.

– Только если ты пообещаешь помучить меня!

– Слово даю.

Она перезвонила через час.

– Прилечу в среду.

– Что-то долго.

– Не ной. У меня есть дела, не говоря уж о муже и семье.

Он связался с Костой в Майами.

– Давай встретимся.

– А что случилось? – встревожился Коста.

– Я в Нью-Йорке. Прекрасно себя чувствую. Хотелось бы посмотреть на знакомые лица.

– А где Сьюзан?

– Осталась на яхте Станислопулоса. Она там счастлива.

– А Лаки?

– Приедет завтра. Минуточку. – Он положил трубку и впустил горничную, принесшую сочный бифштекс, жареную картошку, шоколадный торт и мороженое – все то, что ему строго-настрого запрещала Сьюзан, постоянно кудахтавшая о холестерине и диете. Потом снова взял трубку и продолжил разговор с Костой: – Давай, приятель. Мы отлично проведем время.

Коста обрушил на него поток жалоб.

– У меня артрит, боль в суставах, мне надо подлечить десны...

– Потом как-нибудь развалишься на части. Неужели я так часто прилетаю в Нью-Йорк?

– Возможно, смена обстановки на несколько дней пойдет мне на пользу? – задумчиво протянул Коста. – Да, я приеду. Почему бы и нет?

Джино съел бифштекс, всю до последнего ломтика картошку, мороженое и торт. Потом удовлетворенно рыгнул и заснул на диване.

Еще один день обмена долгими многозначительными взглядами с Ленни – и Лаки поняла, что ей пора исчезнуть.

Возможно, когда она не будет видеть его ежедневно, ее перестанет так тянуть к нему. Господи! Неужели это только от сексуального голода?

Но она знала, хотя и не хотела признавать, что тут дело не тольков сексе. Она имела массу возможностей наблюдать за ним и нашла, что он забавен, добр и очень хорош как с Роберто, так и с Бриджит. По его давнему выступлению в «Маджириано» она помнила, что он к тому же на редкость талантливый и умный комик.

Что свело его с Олимпией? Он слишком умен, чтобы мириться с ее фортелями. Но даже умные люди порой попадают впросак. Однако он достаточно сообразителен, чтобы долго оставаться в дураках.

Лаки знала, что и ей самой надо выпутываться.

– Мы с отцом должны заняться кое-какими семейными делами, – объявила она Димитрию. – Подписать кое-какие бумаги и так далее, – пояснила она туманно. – Мне нужно поскорее в Нью-Йорк.

Он кивнул, думая о другом. Франческа разозлилась на него за бриллиантовое ожерелье и серьги, которые он подарил Лаки, и теперь ему предстояло тактично преподнести темпераментной актрисе никак не меньший подарок.

– Поступай как знаешь, – сказал он.

– Роберто останется здесь вместе с Чичи, – решила Лаки. – Возможно, я обернусь за несколько дней.

На самом деле она отнюдь не собиралась возвращаться. Бороздить Средиземное море на борту плавучего дворца вовсе не являлось для нее идеалом приятного времяпрепровождения, особенно в компании людей типа Сауда Омара и Дженкинса Уайлдера. Она терпеть не могла эту породу. Богатые, могущественные шовинисты. Она их за милю угадывала.

«Так как же ты вышла замуж за одного из них?» Димитрий казался не таким. К несчастью, только казался.

Лаки не стала обременять себя долгими прощаниями.

Вряд ли кто-нибудь, кроме Роберто и Чичи, будет по ней скучать. И еще Ленни, но их связь она не собиралась продолжать. Опасная территория. Олимпия и так ее ненавидела. Она не хотела еще более накалять обстановку.

– А где Лаки? – спросил Ленни за обедом.

– Какое тебе дело? – огрызнулась Олимпия. Все время после скандала на дне рождения она пребывала в дурном расположении духа.

Он пожал плечами.

– Никакого. Просто спросил.

– У нее дела в Нью-Йорке, – пояснил Димитрий.

– Какие еще дела? – фыркнула Олимпия. – Еще одно платье надо купить?

Димитрий взглядом заставил ее замолчать.

После обеда состоялось обычное обсуждение, кто чем хочет заняться.

– Пошли танцевать, – предложила Олимпия, глотнув бренди и мечтая о кокаине, чтобы снять нервное напряжение.

– Я бы предпочла игорный дом, – объявила графиня.

Итак, они разбились на две группы. Сауд, графиня, Дженкинс Уайлдер, Димитрий, Франческа и Сьюзан решили отправиться в казино. А Ленни оказался в компании Олимпии и Флафф, возжаждавших танцев. Алису и Горация не пригласили ни те ни другие.

– Ты устал, – заявила Франческа своему смиренному мужу. – Иди отдохни.

– Мы с вами выпьем по рюмочке на сон грядущий, Гораций, – сказала Алиса и многозначительно подмигнула.

– Приглядывайте за моей куколкой, – поручил Дженкинс Ленни и сунул несколько тысячефранковых банкнот в подставленные с готовностью руки жены. – На тот случай, если тебе понадобится попудрить носик, киса.

– Спасибо, папочка, – пропищала она.

Целый кортеж «кадиллаков» ожидал их на берегу, чтобы отвезти, куда им заблагорассудится.

– К «Реджине», – приказала Олимпия.

И они оказались в «Реджине» – элегантном ночном клубе на самом берегу моря.

– Мисс Станислопулос! – промурлыкал метрдотель. – Добро пожаловать. Рады снова видеть вас здесь.

Им дали, как понял Ленни, самый лучший столик.

– Будем танцевать, – заявила Олимпия и устремилась на площадку.

– Вперед! – подхватила Флафф, эдакий ребеночек в обтягивающих сатиновых брючках и в открытом топе, вернее, с открытой грудью.

Они начали танцевать под музыку Стиви Уандера. Ленни механически делал нужные движения, думая совсем о другом – о Лаки, о том, как его тянет к ней. Надо сказать Олимпии, что их женитьба – ошибка. Она и сама должна все понимать. У них столько же общего, сколько у «харлея давидсона» с «роллс-ройсом». Возможно, лучше вообще ничего не говорить – просто улететь в Лос-Анджелес на съемки «Ночного шоу» и не вернуться.

За Стиви Уандером последовал темпераментный Род Стюарт, после чего они вернулись за столик.

Вокруг Флафф начали увиваться два ухмыляющихся итальянца. Она, похоже, вовсе не возражала – напротив, поощряла их влажными улыбками и визгливым хихиканьем. Один из них пригласил ее на танец, и она устремилась на площадку, как птичка, выпущенная из клетки.

– По крайней мере хоть кому-то весело, – со значением проговорила Олимпия и отправилась разделить «понюшку» со своей знакомой, костлявой красоткой в сетчатом платье.

– Где купить кокаину? – спросила она девицу, принадлежавшую к английской аристократии.

– Понятия не имею, милочка. Я себе немножко купила вчера у какого-то довольно занятного типа у казино. Спроси Мак-Гинесса, он всегда в курсе.

Мак-Гинесс оказался довольно жалкой, хотя и знатного рода, личностью, к тому же заикой. Он проводил Олимпию к своему источнику, молодому владельцу фабрик одежды из Англии с проволочными волосами, крошечными пронзительными глазками и простонародным говором. Они справили свое дело в укромном уголке – и именно оттуда она увидела вошедшего Флэша.

О... аура poк-звезды! Не для них обыкновенное появление. Им нужно внимание, толпа, побольше шума. Флэш не являлся исключением. Он был весь в черной коже и развевающихся, хотя и довольно потрепанных, белых шелковых шарфах. Свои длинные волосы он окрасил в иссиня-черный цвет (седина не мила сердцу рок-звезд). В ухе у него обязательно красовалась золотая серьга – только одна, – а зубы выглядели даже хуже, чем всегда.

Олимпия только взглянула – и сердце у нее оборвалось.

Флэш задержался в дверях дискотеки ровно столько, сколько требовалось, чтобы плебеи осознали, что он почтил их своим присутствием.

Если бы проводились соревнования под лозунгом «Я могу узнать знаменитость на расстоянии не меньше двадцати футов», местный диск-жокей числился бы на них среди фаворитов. Он тут же вырубил сестер Пойнтер и поставил самый знаменитый хит Флэша «Беспечная леди», написанный в середине шестидесятых, когда тот жил с бывшей монашенкой.

– Флэш! – воскликнула Олимпия.

Но ее голос был не одинок. Половина присутствовавших дам выдохнули такое же взволнованное «Флэш!»

– Да, да, да, вот он, мой дорогой! – возрадовался производитель одежды, чье истинное призвание лежало в области распространения наркотиков. Он сунул в карман деньги Олимпии и рысью побежал к своему герою, который – он знал – будет тратить, тратить и тратить.

Олимпия нахмурилась: Флэш явился не один. На одной его руке висела блондинка, а на другой – брюнетка, обе богатые фанатки, которых Олимпия знала и терпеть не могла.

Жены нигде не просматривалось.

Она выпятила грудь (Флэш питал слабость к пышным бюстам), дождалась, пока он усядется, и направилась к его столику.

– Ну что ж, – выдохнула она. – Вот мы опять и встретились.

Он смерил ее настороженным взглядом налитых кровью глаз.

– Привет, дорогая, – пробормотал он наконец, не осознав, кто именно перед ним.

– Ну и как семейная жизнь? – спросила она саркастически. – Паршиво, надеюсь!

– Ничего себе! Так это ты! Пупс! – прокудахтал он. – Никак еще поправилась на пару фунтов, а?

Автоматически она втянула живот.

– Ты груб, как всегда, – бросила она. – На себя посмотри – прямо ходячий мертвец.

– Привет, Олимпия, – сказала блондинка, вцепившись в руку Флэша, будто он – спасательная лодка.

Олимпия удостоила ее мимолетным кивком.

Брюнетка, завладевшая другой его рукой, молчала. Она заметила в зеркале собственное отражение и теперь любовалась своей яркой красотой.

– Я думал, что ты притащишься сюда еще раньше, – весело заметил Флэш. – Мы вроде собирались на корыто твоего старика.

– Ты опоздал на яхту, – величественно заявила Олимпия. – На ней мы с моим мужем.

– Ты говоришь... ну прямо как королева, – крякнул Флэш.

– А где юная женушка? – спросила Олимпия, и ткань на груди ее платья опасно натянулась.

– Перестань, бэби, – запросто отмахнулся Флэш. – Я не люблю, когда мне напоминают о прошлом.

– Но ты женат, не так ли? – настаивала она.

– Ага. А ты теперь тоже завела себе старика, так что мы квиты. Верно?

– Давай потанцуем, Флэш, – попросила блондинка, проводя аккуратными алыми ноготками по его затянутой в кожу ляжке.

– Не здесь, киса, – ответил он голосом, в котором звучало: «Разве ты не знаешь, что звезды рока ничего не делают в общественных местах за бесплатно?»

– Тогда где? – логично поинтересовалась она.

– Хочешь ширнуться, Флэш? – спросил фабрикант одежды, вне себя от счастья, что находится так близко от своего кумира. – За счет фирмы.

Он попытался отпихнуть Олимпию в сторону, но она стояла как скала.

Флэш встал.

– Что бесплатно, то по мне. Простите, детки, нам надо прогуляться.

Он широким жестом обнял за плечи своего нового друга, едва державшегося на ногах от восторга, и оба удалились в мужской туалет.

– Черт! – прошипела Олимпия.

Ленни наблюдал за происходящим из противоположного конца зала. И ничего не испытывал. Да и с какой стати?

Скоро от его союза с мисс Станислопулос останется лишь воспоминание. И чем скорее, тем лучше.

ГЛАВА 80

По прибытии в Нью-Йорк, Лаки первым делом позвонила Джино.

– У меня есть сюрприз для тебя, дочка, – сообщил он. – Приезжай в «Пьер» к пяти тридцати.

Во вторую очередь она позвонила своим адвокатам и расспросила о земельной сделке в Атлантик-Сити. Все шло как надо: еще несколько подписей – и желанная недвижимость перейдет в ее собственность.

Она пребывала в восторженном состоянии. Теперь-то начнется самое интересное. Создавать новый отель с ноля – трудная, изнурительная, но в конечном итоге благодарная задача. Уж она-то знает – она уже строила «Маджириано».

О... работа!

Лаки чувствовала себя готовой. Слишком долго она бездельничала. Полностью погрузиться в проект – вот что ей сейчас нужно. Тогда она сможет отвлечься от мыслей о Димитрии и его не столь уж невинном романе. И перестанет думать о Ленни, с которым явно перешла все границы. Теперь, когда она вырвалась с яхты и обрела возможность смотреть на вещи трезво, ей стало ясно, что связь с Ленни – чистое безумие. Он женат на Олимпии – уже достаточная причина, чтобы держаться от него подальше. Но он к тому же и не просто минутное увлечение. У нее было чувство, что он – именно тот человек, который может заставить ее забыть Марко...

И что, если действительно заставит?

Нет, спасибо. Она больше не желала испытывать подобных переживаний. Они несли с собой слишком много боли. Лучшее, что она могла сделать – это забыть Ленни Голдена. Именно так она и собирается поступить.

Через три часа она явилась в «Пьер». В последний раз Лаки навестила Джино в его любимом номере нью-йоркского отеля в тот вечер, когда ее брат Дарио погиб на улице от пули неумолимого убийцы.

В лифте мужчина в темно-сером костюме поинтересовался, не манекенщица ли она. Лаки смерила его долгим холодным взглядом.

– Нет, – медленно процедила она. – А вы?

Он смешался: Ему было пятьдесят два года, и его дети уже подросли. Как у нее хватило наглости спросить, не манекенщик ли он? Ну и нахальная девица. Он вышел на четвертом этаже, больше не произнеся ни слова.

Джино обнял ее и подмигнул.

– Как в добрые старые времена, а? – Он ухмыльнулся. – Посмотри, кто у меня есть для тебя?

– Дядя Коста! – радостно воскликнула Лаки. – Что ты здесь делаешь?

Они обнялись, и Коста объяснил, каким настойчивым бывает порой Джино.

– Поездка в большой город – не такая уж плохая идея, – признался он. – И как я мог устоять перед возможностью увидеться с тобой.

Она засмеялась счастливым смехом.

– Дядя Коста, ты просто замечательный сюрприз!

Но сюрпризы еще не кончились. Джино решил устроить для старых друзей обед в итальянском семейном ресторане в Куинсе. Присутствовали Альдо и Барбара Динунцио – она маленькая и хрупкая, а он жирный и благодушный, как обленившийся кот. Еще их взрослые дети с супругами, плюс целый выводок внучат. Другие шестнадцать человек гостей сидели вокруг стола, пили дешевое красное вино, отдавали должное восхитительной пицце, за приготовлением которой Барбара лично присмотрела на кухне (ресторан принадлежал ее кузену), и завершили пир «спумони», любимым мороженым Джино.

Лаки уже много лет не видела никого из приглашенных.

Джино тоже, и за столом царило дружелюбие и веселье.

– Я очень хочу, чтобы вы увидели моего сына Роберто, – гордо объявила Лаки Барбаре. – Он великолепен, восемнадцати месяцев от роду и просто великолепен! Вот сами посмотрите!

Старая женщина, знавшая и любившая мать Лаки, крепко пожала ее руку.

– Как жаль, что здесь нет Марии, – печально проговорила она. – Она была такая красавица. И такая добрая. Нам всем так ее не хватает.

– Эй! – воскликнул Джино, заметив тень, набежавшую на лицо Лаки. – Мы сейчас разговариваем о настоящем, а не о прошлом. Стоит вам взглянуть на Роберто, и вы поймете, что он истинный Сантанджело. Он похож на меня как две капли воды.

Лаки прогнала прочь грустные воспоминания и улыбнулась. Ей нравилось, когда отец хвастался Роберто.

– у него мои глаза, мои волосы, – не унимался Джино. – Верно, Лаки? Верно, дочурка?

Она дотронулась кончиками пальцев до брошки в форме пантеры, которую он подарил ей. Со дня своего рождения она постоянно ее носила, в то время как бриллианты Димитрия пылились в сейфе.

– Да, папа, – нежно сказала Лаки. – Твоя точная копия.

Позже, по дороге в отель, Джино предложил:

– Хочешь подняться ко мне? Пропустим по рюмочке на ночь.

Лаки с радостью согласилась.

После того как Коста ушел к себе, отец и дочь заказали бренди и уселись на уютном диване в гостиной номера Джино.

– Здорово все прошло, – заметил Джино. – Надо почаще вот так собираться.

Лаки кивнула в знак согласия и несмело прикоснулась к его руке.

– Знаешь, когда Барбара заговорила о Марии,.. о маме... – она запнулась, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами.

Джино понял.

– Мы никогда об этом не говорили, верно, дочь?

Она покачала головой и шепнула:

– Никогда.

Он встал и подошел к окну. Потом повернулся и посмотрел на нее.

– Твоя мать была самой доброй и самой красивой женщиной на свете, – сказал он хрипло. – Она любила тебя, и меня, и твоего брата. Она всех нас слишком сильно любила. Когда они убили Марию, они вырвали мне сердце. Ты понимаешь, дочурка?

Так вот оно, объяснение Джино, почему он долгие годы избегал своих детей. Перепоручил их нянюшкам, гувернанткам и учителям пансионатов. Он решил, что если его любовь убивает, то, чтобы не потерять их, надо давать им поменьше любви.

Как он ошибался!

Но теперь его ошибка – в прошлом.

Лаки встала с дивана, подошла к отцу и крепко обняла его.

– Расскажи мне о маме. Я хочу знать все. Пожалуйста. Сделай ее снова частью моей жизни.

Джино не пришлось просить дважды. Долгие годы он держал под спудом свои чувства, и как хотелось ему наконец-то поговорить о Марии и о самом счастливом времени своей жизни.

Часы летели незаметно, и Лаки вышла из отеля уже на рассвете. У нее слегка кружилась голова, но она чувствовала себя такой счастливой. С пятилетнего возраста она не знала матери. И теперь мать снова вернулась к ней. Джино поделился с ней бесценными воспоминаниями. Марии нет больше, но они навсегда сохранят память о ней.

– С возвращением в Город ангелов, – торжественно произнесла Джесс. Она встретила Ленни в аэропорту с лимузином и представителем туристического агентства, который провел Ленин через таможню, как будто той и не существовало.

– Здорово быть звездой, а? – спросила она, когда они устроились на заднем сиденье лимузина. – Ну и как поездка? Нормально?

– Кажется, я влюбился, – заявил он и взял сладкую булочку и стакан апельсинового сока, лимузин был хорошо оборудованный.

– Гм-м... – небрежно бросила Джесс. – Естественная реакция на прелести медового месяца.

– Да не в Олимпию, балда.

– А, понимаю. Так, значит, ты не любишь свою жену, и следовательно, я – балда. Что еще скажете новенького, мистер Очарование?

Он полез за сигаретой и обезоруживающе ухмыльнулся.

– Не сердись на меня. Мне нужны утешение и совет.

– Которого ты не послушаешь.

– Как хорошо ты меня знаешь. – Он наклонился и включил встроенный телевизор. – Ты можешь мне не верить, но я встретил ту единственную женщину, с которой хотел бы провести всю оставшуюся жизнь.

– Только не говори мне, что Иден проникла на яхту и увела тебя прямо из-под хорошенького носика греческой принцессы.

– Иден! – презрительно засмеялся он. – Кто такая Иден?

Джесс вздохнула.

– Твоя любовь навек. Не припоминаешь?

– Разве я тебе не говорил? Я на пороге новой жизни.

– С греческой принцессой или без? – Она выдержала многозначительную паузу. – Ее-то ты помнишь? Ну та, на которой ты женился.

– А можно аннулировать брак? – с надеждой в голосе поинтересовался Ленин.

– Ты спал с ней?

– Ну конечно.

– Тогда, если только она не заявит обратное, у тебя нет ни малейших шансов.

Он переключил программу телевизора и потянулся за другой булочкой.

– Истинная любовь, похоже, не сказалась на твоем аппетите, – сухо заметила Джесс.

– Я волнуюсь.

– По поводу «Ночного шоу»? Мне не терпится послушать твой новый материал. Исаак придет чуть попозже. Я подумала, что ты захочешь проверить текст на нас.

– Нет у меня никакого нового материала.

– Что-о?!

Он проглотил булочку, полностью игнорируя ее негодование.

– По-моему, ты не поняла, – серьезно продолжил он. – Я хочу развестись. Моя семейная жизнь окончена. Финито. Капут. Вообще не понимаю, как ты позволила мне совершить такую глупость. Наверное, ты...

– А ну, постой! – возмущенно затараторила Джесс. – Как я позволила тебе совершить такую глупость? Я пошла спать – ты пошел трахаться. Я проснулась – ты уже женат. Меня как-то не было поблизости, чтобы остановить тебя.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Я люблю тебя, Джесс. Как твои дела? Как вы с Маттом, нашли наконец общий язык? И вообще, что тут творилось в мое отсутствие?

Она бросила на него убийственный взгляд.

– Знаешь, ты все-таки ненормальный.

– В том-то и секрет моего успеха.

Друзья замолчали. Иногда Джесс думала, что знает Ленни лучше, чем кто-либо другой. А иногда ей казалось, что, она совсем его не понимает: Вот он спросил о Матте. А интересно ли ему на самом деле? Вовсе нет. Наплевать ему.

Впрочем, и рассказывать тоже практически нечего. Матт вел себя с ней как с сестрой – она больше не притягивала его.

Последнюю ночь в Вегасе она провела со старым дружком.

Скука. Скука.

По крайней мере, выглядит Ленни прекрасно, но на душе у него явно скребут кошки. Лучше держать выпивку от него подальше.

– А молодая знает, что получила отставку? – Спросила она.

– Я ей еще не говорил.

– Устроит скандал?

– Ну, не думаю, что она зажжет свечи и начнет плясать от радости. – Ленни помолчал. – Но, с другой стороны, сердце я ей не разобью – только оскорблю ее самолюбие. Она по-прежнему увлечена Флэшем.

Джесс оживилась.

– Ты видел Флэша? – с восторгом переспросила она.

– Видел, нюхал дурной запах у него изо рта, любовался его еще более дурными зубами и забалдел от наркотиков, только подышав воздухом недалеко от него.

– О! Ты видел Флэша!

– Говорю тебе – в нем нет ничего особенного.

– Ну конечно. Как будто мы не торчали под его музыку дни напролет, когда учились в школе.

– Это ты торчала, – поправил Ленни. – Мне только нравилось, как он играет на гитаре и держит мелодию.

Джесс начала хихикать.

Ленни тоже не удержался.

– Ну и в кого ты влюбился на сей раз, придурок? – нежно спросила она.

– В Лаки Сантанджело, – ответил он, став вдруг совершенно серьезным.

Она широко раскрыла глаза от удивления.

– Ты меня разыгрываешь?

Ленни схватил третью булочку.

– Я серьезен, как никогда.

ГЛАВА 81

После отъезда Джино, Лаки и Ленни жизнь на борту «Грека» претерпела некоторые незначительные изменения. Сьюзан теперь и шагу не ступала, не получив одобрения и разрешения от графини.

Димитрий, считавший, что возобновление его романа с Франческой прошло никем не замеченным, позволил себе расслабиться и стал проводить в обществе переменчивой актрисы практически все свободное от сна время. И несвободное – тоже.

Присутствие Горация представляло собой определенное неудобство, которое они оба старались не замечать. Алиса утешала его как могла, и он впервые за последние четыре года переспал с женщиной. Франческа ему таких вещей не позволяла. Горация она держала для того, чтобы он организовывал ей жизненные удобства и вел ее дела.

Олимпия оставалась на яхте еще ровно час после отъезда Ленни. Затем она позвонила на виллу Флэша.

– А ну дуй сюда, и поживее, – приказал он. – Да прихвати хлеба, у нас здесь вечеринка.

Вечеринка продлилась три дня. Олимпия провела их с Флэшем. Она только не знала, как сказать Ленни, что между ними все кончено. Возможно, не стоит и беспокоиться. Пусть об этом думают адвокаты – она достаточно хорошо им платит.

Флафф заявила, что пошла за покупками, а сама сбежала в Портофино с одним из тех итальянцев, с которыми познакомилась в «Реджине». Дженкинс нанял частных детективов, и, когда те ее нашли, послал за ней одного из своих охранников. Она вернулась – надутый, обиженный подросток. Вскоре супруги вернулись в Техас.

Бриджит пыталась утопить Роберто в его ванночке. Чичи поймала ее на месте преступления и шлепала до тех пор, пока та не разревелась.

Два дня спустя Бриджит подошла к дедушке и пожаловалась, что противная черная няня Роберто прикоснулась к ней «вот здесь».

Димитрий, слишком увлеченный своим бурным романом, чтобы заниматься домашними проблемами, поручил няне Мейбл разобраться в ситуации. Няня Мейбл, опьяненная долгожданной властью, двадцать благословенных минут шлепала Бриджит.

– А если ты побежишь жаловаться к дедушке, – пригрозила она, – я тебе еще всыплю.

Чичи нашла наказание слишком суровым, но держала рот на замке и не сводила глаз с Роберто.

Как-то в бесконечно долгий и жаркий день, когда все, кроме графини, отправились на берег, Сьюзан пробралась к ней в каюту и голая легла на кровать. Через несколько минут вернулась графиня и удовлетворила ее так, как раньше удавалось только Пейж Вилер.

Сьюзан закрыла глаза и насладилась каждой минутой.

Прикосновение женской руки так деликатно. Она сомневалась, сможет ли вообще когда-нибудь вынести рядом с собой присутствие Джино.

Капитан и миссис Пратт видели все, слышали все и делали вид, что ничего не происходит.

Погода на юге Франции стояла прекрасная. Летний круиз Димитрия Станислопулоса удался на славу. Впрочем, как всегда.

ГЛАВА 82

Пейж не без труда, но все же сумела вырваться в Нью-Йорк по неожиданно свалившимся делам. Слава Богу, Райдер никогда не вел себя как собственник – работа занимала его целиком. Если уж он заключал сделку, все остальное отступало на второй план. Поэтому, когда Пейж сообщила ему, что должна лететь в Нью-Йорк на встречу со знаменитым дизайнером мебели из Италии, он огорчился только из-за того, что под вопрос встал обед, который они давали в честь Витоса Феличидаде. Испанский певец создавал все новые проблемы вокруг предложенного ему контракта. Он хотел получить право утверждать сценарий, исполнителей других ролей, содержание рекламных текстов.

– Я думаю, он скоро потребует, чтобы я согласовывал с ним, когда мне ходить в туалет, – мрачно объявил Райдер.

Запустить финансируемую Боннатти картину оказалось труднее, чем соблазнить епископа. Любой продюсер на его месте стал бы нервничать. Райдер рассматривал предстоящий обед как возможность примирить оскорбленные самолюбия и наконец вывести чертов фильм на финишную прямую.

– Отложи поездку, – потребовал он.

– С удовольствием бы, – соврала она. – Но не беспокойся ни о чем. Я прослежу, чтобы все прошло как надо.

В конторе тоже пришлось изворачиваться. Дела шли хорошо, и она назначила много переговоров. Пейж обладала своеобразным стилем и как раз сейчас вошла в моду. Она позвонила Ирвин Стролл, своей близкой подруге и коллеге, и попросила взять себе семейную пару из Бразилии, которая собиралась переехать в город и не имела никакого имущества, кроме денег. Ирвин с радостью согласилась помочь.

К счастью, оба ее сына-тинейджера путешествовали с рюкзаками по Франции. Эта поездка должна принести им пользу. Пусть узнают, что жизнь состоит не только из роскошных лимузинов и блеска Беверли-Хиллз.

Она отправилась в путь утром в среду, не совсем понимая, почему предстоящая встреча с Джино Сантанджело так ее волнует.

В самолете Пейж сидела рядом с молодым актером, снявшимся в новом телесериале, обладателем великолепной фигуры. Некогда он представлял бы собой интересную задачу – как скоро ей удастся уложить его в постель? Но сейчас ее это не занимало. Ей хотелось поскорее очутиться рядом с Джино.

– Стареешь, – сказала она самой себе. Но почему-то совсем не огорчилась.

Лаки и Пейж понравились друг другу с первого взгляда.

Джино привел ее с собой на обед и объявил:

– Пейж – наш со Сьюзан старый друг из Калифорнии.

«Вот как? – подумала Лаки. – Рассказывай». Она хорошо помнила ловеласа Джино. Сьюзан наложила на него узду. Теперь в его глазах вновь играли знакомые огоньки.

Обедали они в «Элайн», одном из лучших ресторанов Нью-Йорка, если вы хотите развлечься и поглазеть на людей. Сама Элайн, смуглая интересная дама, знавшая всех и вся, лично отвела их к столику в глубине зала.

Пейж помахала рукой какому-то знакомому писателю, а Бобби Зарем, живая легенда среди специалистов по связям с общественностью, подошел к ним и поздоровался.

Получился замечательный вечер – из тех, когда за столом царит беззаботный смех и все довольны и веселы.

– Кто она? – спросила Лаки, когда Пейж отлучилась в дамскую комнату.

– Ну вроде как лучшая подруга Сьюзан, – виновато пряча глаза, пояснил Джино.

– А поменять местами их нельзя?

Он едва сдержал усмешку.

– Не умничай, детка.

– А я и не умничаю. По-моему, я делаю одно из самых толковых в моей жизни предложений. А ты как считаешь, дядя Коста?

Коста кивнул, от души наслаждаясь игрой.

Они засиделись у «Элайн» до полвторого ночи, а потом отправились по домам.

Прежде чем все встали из-за стола, Лаки заметила, как рука ее отца легла на бедро Пейж. Он по-прежнему оставался в седле. Она любила его за это. Вообще вся неделя в Нью-Йорке прошла великолепно. В Атлантик-Сити поставили все нужные печати и подписи. Предстояли встречи с архитекторами и строителями. Она со страстью вновь окунулась в бизнес и наслаждалась вовсю.

В квартире ее ждали три записки, нацарапанные тонким почерком дворецкого: «Мистер Голден просил перезвонить ему». И номер телефона в Лос-Анджелесе.

Лаки скомкала бумажки и швырнула их в корзину для мусора. Олимпия нашла его первой, и она, Лаки, не станет вмешиваться.

«Но ты уже вмешалась «.

«Нет».

«В самом деле? А как это называется?»

«Мимолетная интрижка».

«Не ври».

Она вытащила скомканные записки из корзинки и расправила их. Ее рука уже висела над телефоном, когда он зазвонил.

Она знала, чей голос сейчас услышит, и не сразу решилась снять трубку.

«Ты вмешалась «.

«Нет».

– Алло?

– Лаки?

– Кто говорит?

– Только не надо этих штучек – «кто говорит?» Я в Лос-Анджелесе. Завтра я участвую в «Карсон шоу». Можешь прилететь?

Лаки потянулась за сигаретой и заметила, что ее рука дрожит мелкой дрожью.

– Хватит жить в выдуманном мире, Ленни. Это было... – она тщетно подыскивала слово и, не найдя, удовлетворилась определением «мимолетное удовольствие». – Теперь все позади. Забудь. Я забыла.

Он не обратил внимания на ее увещевания.

– Я скоро свяжусь с адвокатом. Если Олимпия согласится, мы просто признаем наш брак недействительным.

На миг перед мысленным взором Лаки возникло лицо Олимпии. Никогда теперь им не стать снова друзьями.

– Ты слышишь? – настаивал он.

Лаки вздохнула.

– Делай что хочешь.

– Так я и поступлю. А ты?

Она глубоко вздохнула.

– В данный момент я приступаю к новому проекту. Я строю отель в Атлантик-Сити. Для такого дела потребуется все мое время и энергия.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Я не слышала никаких вопросов.

– Ну что ж, слушай. Ты собираешься разводиться с Димитрием?

Лаки не устраивало, как складывался разговор. Кто он такой, чтобы допрашивать ее?

– А почему бы тебе не оставить меня в покое? – устало проговорила она. – Сейчас я не хочу усложнять свою жизнь, а ты как раз добавляешь мне трудностей. Еще раз прошу – оставь меня в покое.

Она положила трубку, глубоко затянулась сигаретой и, когда телефон зазвонил снова, не стала обращать на него внимания.

В номере «Пьера» Джино и Пейж знакомились заново.

– Выше, – скомандовала Пейж.

Джино провел языком повыше.

– Нежнее, – попросила она.

Он ослабил давление.

– Еще – взмолилась она.

Он погрузил лицо в ее горячую сочную плоть и весь отдался наслаждению.

К глубокому возмущению Джесс и Исаака, Ленни не имел нового материала для «Ночного шоу».

– Какого черта ты делал на этом проклятом корыте? – восклицала Джесс. Затем припомнила имя его последней пассии и заткнулась. Лаки Сантанджело. С ума сойти! Лаки Сантанджело. Леди-босс. Пусть Ленин звезда, но тут он явно взялся рубить сук не по себе. Совершенно не по себе.

– Она и есть та самая девушка, которую я тогда встретил в казино, – исповедовался он. – Помнишь? Я рассказывал тебе. Та, что выставила меня.

– И уволила.

– Ну и что?

– Да ты что, придуриваешься? – вскинулась Джесс. – Ты чуть не сбесился от злости, что тебе указали на дверь.

– Но в итоге это мне пошло на пользу, разве нет?

Джесс покачала головой.

– Господи. Ну что я тебе могу сказать? Лаки Сантанджело имеет... связи. Она играет в игры с большими ребятами. Ее отец известен всем. Джино Сантанджело – он мафиози.

– С тех пор сколько лет прошло?

– Какая разница?

– Нет, продолжай, – настаивал он. – Ты же такой крупный специалист по семейству Сантанджело. А разница большая, потому что сейчас он всего-навсего жизнерадостный старикашка, женатый на вдове знаменитого артиста.

Джесс не уступала.

– Поверь мне, Ленин. Послушай меня. Несколько лет назад Лаки Сантанджело была замешана в деле об убийстве.

– Каком еще убийстве?

– Ну, в результате все замяли. Но ходили слухи, что застреленный ею человек приходился ей крестным отцом.

– Не надо пересказывать слухи – давай факты.

– Она прикончила его из его собственного пистолета выстрелом в мошонку, если ты уж так настаиваешь, что-то в этом роде. Потом объявили, что он пытался ее изнасиловать, но по городу распространился слух, что на самом деле она ему отомстила. Он стоял за убийствами ее брата и любовника.

– Любовника?

– Да, одного красавчика по имени Марко. На вид – типичный персонаж фильма о гангстерах.

– И что с ним случилось?

– Ему прострелили голову на автомобильной стоянке у «Маджириано». Я уже шесть месяцев там работала и прекрасно все помню. Мы все тогда здорово перепугались – решили, что начинается большая война между кланами. Но обошлось. Лаки уехала на некоторое время, и все мало-помалу стихло. Отелем стал управлять Энцо Боннатти – тот самый тип, которого она вскоре пристрелила.

Ленни помолчал, усваивая новую информацию. Он не знал, верить Джесс или нет. Она обладала богатым воображением.

– Матт знает всю правду, – добавила Джесс. – Только вряд ли он расскажет. Дела гангстеров в Вегасе покрыты мраком, о них никто не распространяется.

– Спасибо за увлекательный экскурс в жизнь Лаки Сантанджело. Однако ты ничего не изменила. Мои чувства к ней остались неизменными.

– Боже! Ты рассуждаешь, как наивная деревенщина. Что с тобой случилось? Что за идиотские причуды? Где тот прежний Ленни Голден, который просто трахался себе и не забивал голову всякими глупостями? В чем дело?

– Знаешь что, Джесс? Ты мой менеджер, и тебя никто не просил совать нос в мою личную жизнь.

Они обменялись гневными взглядами, и каждый остался при своем мнении.

Наконец состоялось «Ночное шоу». Ленни выступил хорошо – не так хорошо, как мог бы, но Джонни он, похоже, понравился. Когда Ленни отработал свой эпизод, Джонни предложил ему сесть с другими гостями программы, и они поболтали. Ведущий был сама любезность и после окончания шоу пригласил Ленни выступить еще.

– Ты не ударил в грязь лицом. Они в восторге, – радовалась Джесс на обратном пути. – Кого Джонни приглашает присесть с ним, тот может не сомневаться – он в полном порядке.

Ленни слушал вполуха. Он гадал, видела ли Лаки шоу, и надеялся, что видела.

Их разделяло только несколько часов лету, но он безумно скучал.

Лаки устроилась за рабочим столом Димитрия, чтобы довести до конца кое-какие планы,. связанные с отелем «Сантанджело». Она надела наушники плейера и включила Исаака Хайеса, одного из ее любимых певцов в стиле «соул». Он идеально подходил к ее настроению, его глубокий и выразительный голос передавал все те чувства, которые она сама испытывала.

В одиннадцать тридцать Лаки посмотрела на телевизор и машинально включила его.

– А вот и Джонни! – объявил знакомый голос Эда Макмохана.

Джонни Карсон, самый знаменитый человек на американском телевидении, предстал перед камерами и вступил в шутливую перепалку с собравшимися в студии.

Лак и взяла бокал и уселась перед телевизором. Посреди монолога Джонни она щелкнула выключателем.

Через пять минут она снова включила телевизор.

Стоит ли смотреть выступление Ленни Голдена?

А что тут такого?

Когда он наконец появился, его встретила буря оваций. Очевидно, Алиса недаром говорила, что он хорош.

Так оно и оказалось. Его острый, ироничный ум находил отклик у каждого. И ещё он прекрасно выглядел.

Лаки закурила сигарету и в задумчивости выпустила колечко дыма.

Ленни Голден.

Нечто большее, нежели мимолётная интрижка.

На следующий день после шоу Ленни, к неописуемой ярости Джесс, отменил свой концерт в одном из клубов и улетел в Нью-Йорк. Он остановился в отеле «Регент» и позвонил Лаки.

– Я здесь, и нам необходимо поговорить, – заявил он.

– Нет. Ничего не выйдет, – ответила она.

– Не надо меня мучить. Просто пообедай со мной, и всё.

– Но зачем? Это ничем хорошим не кончится.

– Затем, что я хочу, чтобы ты, глядя мне в глаза, подтвердила, что между нами больше никогда и ничего не произойдёт. И тогда я оставлю тебя в покое. Даю слово.

Лаки не знала, что сказать.

– Ну как, договорились? – настаивал он.

– Не знаю…

– Эй, ты же хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, так? Я ведь действительно могу довести тебя до белого каления звонками, письмами и цветами. Я могу постоянно ошиваться вокруг твоей квартиры и всячески усложнять твою личную жизнь – понимаешь? – Он помолчал. – На вашем месте, мадам, получив такое заманчивое предложение, я бы пулей прилетел. – Он выждал долю секунды, чтобы она могла решиться.

– Итак – когда за тобой заехать?

– Из этого не выйдет…

– …ничего хорошего, – закончил он за нее. – Жди меня в восемь тридцать.

Лаки начала было возражать, но он повесил трубку прежде, чем она успела сказать что-то членораздельное.

Лаки Сантанджело достанется ему, и ничто его не сможет остановить.

ГЛАВА 83

Франческа Ферн восприняла новый брак Димитрия Станислопулоса как личное оскорбление. При любой возможности она возвращалась к этой теме, причем чем меньше оставалось времени до конца круиза, тем горячее становились ее упреки.

– Какое унижение! – жаловалась она во время неизменной партии в триктрак. – Весь мир знает, что ты любишь именно меня. И вдруг ты женишься на этой... этой... особе. Что, по-твоему, я должна испытывать? Ты меня выставил на посмешище всем.

Он наклонился и погладил ее рыжие жесткие волосы. Потом его рука скользнула за ворот ее низко вырезанного платья и остановилась на груди с твердыми сосками.

– Очаровательно, – пробормотал он.

Форма ее груди напоминала ему об африканке, чью фотографию он видел когда-то в «Нэшнл Джиографик». Ничто не действовало так возбуждающе, как возможность впиться поцелуем в ее соски.

Она отбросила его руку.

– Черт побери, Димитрий! – сверкнула она глазами. – Разве моей любви тебе казалось недостаточно?

Димитрий быстро перешел в оборону.

Я женился на Лаки ради ребенка, – в сотый раз пояснил он.

Да. А теперь ты должен с ней развестись, – объявила Франческа тоном, не терпящим возражений.

Не думаю, – ответил Димитрий. – Она нам не мешает. Она очень независима и, честно говоря, дорогая, в твое отсутствие я испытываю нужду в женском обществе.

Она не женщина! – ядовито бросила Франческа. – Она дешевка! Не знаю, как ты вообще мог до нее дотрагиваться. Она плебейка. Цыганка. У нее такой вид, будто она всегда грязная.

Франческа не любила, когда ей перечили.

– Довольно! – резко прервал ее Димитрий. – Я никогда не критикую эту жалкую болонку, твоего мужа.

– Неудивительно. Все эти, годы Гораций был очень понимающим человеком.

– Понимающим. Еще бы! Он же ничтожество без капли мужества. Насекомое, не заслуживающее внимания.

Она поджала ярко-алые губы.

– Пошел ты к дьяволу. Тебе нужно только мое тело. Ты мною пользуешься, и тебе наплевать на мои чувства.

Димитрий хохотнул.

– Тобой, пожалуй, попользуешься, Франческа.

Она вскочила из-за стола. Высокая, ширококостная, мускулистая.

Ты прав, – вскричала она. – Никто и никогда не сможет пользоваться Франческой Ферн, даже наш великолепный грек, Димитрий Станислопулос, – издевательским тоном продолжала она, – со всей своей властью, всеми своими деньгами. Димитрий Станислопулос, готовый умереть ради меня, но отказывающий мне в одной-единственной маленькой просьбе.

А как насчет моей просьбы? – прогремел он. – Сколько лет я умолял тебя освободиться от Горация и выйти за меня. Я и просил, и угрожал – делал все, что может сделать мужчина. И ты еще смеешь говорить об унижении? Это я унижен. Ты предпочла остаться с таким ничтожеством, когда могла бы стать миссис Станислопулос. Черт побери, Франческа!

Разведись со своей цыганкой, а там посмотрим, – многозначительно промурлыкала она.

Нет, – ответил Димитрий, отталкивая в сторону доску для триктрака и вставая. – Ты разведись с Горацием, а там посмотрим.

Не шантажируй меня, – взвилась она. – Не смей шантажировать Франческу Ферн!

Это не шантаж, а элементарная самозащита, – парировал он твердо.

Она внимательно посмотрела на своего любовника.

Очень хорошо, – драматично заявила она. – Время пришло.

Для чего?

– Для того чтобы мы были вместе, как ты всегда хотел.

– И ты разведешься сГорацием?

– Я подумаю.

Димитрий стукнул кулаком по столу.

– Черт возьми, женщина! Да решайся ты наконец.

В ее глазах блеснула молния, когда она откинула назад копну своих рыжих волос.

– Да, – проговорила она. – Я решусь.

Графиня сжала руку Сьюзан.

– Прощайте, дорогая, – сказала она. – Или лучше – до свидания, ведь мы, конечно, встретимся когда-нибудь.

Графиня пахла духами «шанель». У нее была гладкая кожа и недовольный рот с опущенными уголками. В молодости она, очевидно, отличалась необыкновенной красотой. Теперь же в ней осталась только порода. Рядом с ней Сьюзан чувствовала себя наивной молоденькой девушкой – впервые за последние тридцать пять лет.

– Если будете в Беверли-Хиллз, обязательно звоните, – вежливо попросила Сьюзан, в глубине души надеясь, что этого не случится.

– Беверли-Хиллз, – улыбнулась графиня. – Родео и киношники. – В ее устах это прозвучало как нечто неприличное.

—И еще арабы, – ядовито добавила Сьюзан. Графиня оказалась снобом. И, по мнению Сьюзан, еще и извращенкой. После их первого восхитительного свидания графиня предложила позвать еще и своего масляного дружка – араба. Сьюзан была шокирована.

– Конечно, нет, – сказала она, и с тех пор графиня обращалась к ней с раздражающей снисходительностью.

Сьюзан подумала о Пейж. Как ей хотелось поскорее увидеть ее! Пейж никогда не предложила бы «групповуху».

На яхту вернулась Олимпия, счастливая и одуревшая от наркотиков. Димитрий был слишком занят, чтобы что-нибудь заметить. Франческа согласилась обратиться к своему адвокату в Париже и обсудить с ним детали развода с Горацием. А потом они скажут ему. Вдвоем.

Олимпия чмокнула Бриджит в щечку и мысленно прикинула, сколько дней осталось до начала занятий в школе-интернате в Англии. Какая все-таки тяжелая ответственность – растить дочь. Не будь Бриджит, она могла бы делать все, что ей вздумается. Олимпии никогда не приходило в голову, что она всю свою жизнь как раз и делала все, что ей вздумается.

Флэш улетел в Германию записывать пластинку. Через неделю они договорились встретиться в ее нью-йоркской квартире. Жизнь вернется в нормальную колею. Секс, рок-н-ролл и наркотики.

Как хорошо все складывалось. Флэш ни разу не упомянул о своей юной жене, лишь однажды небрежно взмахнул рукой и сказал:

– Ошибка, киска. Она нам не помешает.

Олимпия думала о Ленни таким же образом – тоже ошибка. Теперь, когда она вернула Флэша, надо избавиться от Ленни. Он – очень далеко, в Калифорнии. Нет проблем.

– В конце недели Франческа собирается на денек в Париж, – мимоходом заметил Димитрий за обедом. – Ее доставит мой самолет.

Гораций все свое внимание сосредоточил на тарелке с крабами, твердо решив не замечать тот факт, что его мир стоит на гране краха. На яхте остались только Ферны и Олимпия, не считая двух детей и их нянюшек.

– Замечательно! – воскликнула Олимпия. – Я тоже полечу. Мне надо денек побегать по магазинам.

– А мне можно с тобой, мама? – попросилась Бриджит, которой в качестве поощрения позволили пообедать вместе со взрослыми.

– Не говори глупости, дорогая, – пропела Олимпия.

Но почему? – не отставала девочка.

Потому, – туманно ответила Олимпия.

Бриджит засунула палец в рот.

– Мама, ну пожалуйста, – запищала она.

Нет, – отрезала Олимпия. – Нет, и точка.

Ребенок сверкнул глазами.

Я ненавижу тебя! – завопила она неожиданно, заставив всех вздрогнуть. – Я тебя ненавижу! Большая толстая корова!

Бриджит! – прогремел Димитрий, – Как ты смеешь так разговаривать с матерью. Немедленно иди в свою комнату.

Бриджит прикинула, стоит ли связываться с дедом, и решила, что не стоит.

– Но дедушка, я просто очень редко вижу маму, – жалобно пискнула она. – Прости, пожалуйста, я больше не буду. Но почему она меня не берет?

Димитрий повернулся к дочери.

– Еще чего! – фыркнула Олимпия. – Не собираюсь я тащить с собой, ребенка.

Бриджит решила, что несколько слезинок не помешают, и начала хлюпать носом.

Боже! – выдохнула Олимпия и позвонила, чтобы прислали няню Мейбл, которая и увела плачущую девочку.

ГЛАВА 84

Свидание. Лаки не привыкла ходить на свидания – они не вписывались в ее образ жизни. «Жди меня в восемь тридцать», – сказал Ленни. Она не давала согласия. Он просто объявил, что собирается сделать, и она не возразила.

А теперь жалела, что смолчала. Ну зачем ей встречаться с ним? У них нет будущего. Она ясно это сознавала. Почему же он не понимает таких простых вещей?

В семь часов Лаки приказала дворецкому говорить, что ее нет в городе. Последующие полчаса она провела, гадая, что в таком случае предпримет Ленни. Возможно, все-таки, лучше встретиться с ним и все поставить на свои места раз и навсегда.

Она отменила свое распоряжение и задумалась что ей надеть. Димитрию нравилось, чтобы она одевалась роскошно, но сама она предпочитала будничный стиль и поэтому остановилась на брюках из мягкой черной кожи и на свободной белой шелковой блузке, которую она туго перетянула поясом. Черные туфли, золотые сережки в форме кольца и брошь-пантера завершили ансамбль. Волосы она распустила по плечам.

К восьми часам Лаки снова передумала. Зачем нужна эта встреча? Он явно не понимал, в какой сложной ситуации они оказались. Наверное, он, как большинство мужчин в подобной ситуации, просто решил, что ему привалило счастье – подвернулась доступная телка, – и он начал действовать. Проклятье! Он задурил ей голову. Ему нужно потрахаться, и все. Она сама ничего для него не значила. Мужчины не в состоянии понять, что женщины могут быть так же свободны в вопросах секса, как и они сами. К чертям Ленни Голдена. Почему она должна с ним встречаться?

Я ухожу – сообщила она дворецкому. – Когда придет мистер Голден, скажите ему, что меня сегодня не будет.

Да, мадам, – ответил дворецкий, не позволяя ни малейшему проблеску любопытства проникнуть сквозь маску английской невозмутимости.

Но куда она отправится? Джино проводит все время в обществе Пейж, а Коста вернулся в Майами.

Может, ей вообще не стоит никуда уходить. Какого черта! Достаточно того, что дворецкий скажет ему, что ее нет.

«Ты боишься встречи с ним?»

«Вовсе нет».

Она налила бокал «перно» с водой и выкурила одну за другой две сигареты.

Я передумала, – заявила она невозмутимому дворецкому. – Когда появится мистер Голден, проводите его сюда.

Да, мадам.

Она нервно прошлась взад и вперед по роскошной гостиной. Роскошной, изысканной, дорогой и наводящей тоску. Если Димитрий рассчитывает, что она будет жить в этой квартире, пускай соглашается, чтобы она сменила обстановку. Ей здесь душно. И вообще, зачем она вышла за него замуж? Зачем он женился на ней? Ведь очевидно, что его сердце принадлежит мадам Ферн с ее лошадиным лицом. Честно говоря, Лаки все равно. Ревность ее не мучает. Димитрий и она вступили в брак по причинам, среди которых не было ни любви, ни страсти. Неужели такова ее судьба? Два мужа, и ни одного из них она по-настоящему не любила.

Она чувствовала себя одинокой и неприкаянной, вся ее жизнь казалась сплошным серым пятном.

«Мой отель наполнит ее содержанием, – подумала она. – Мой отель... мой... и Роберто. Мой чудесный мальчуган».

В дверном проеме выросла фигура дворецкого.

– Мистер Голден, мадам, – объявил он, слегка поклонившись.

Лаки ткнула сигаретой в пепельницу, глубоко вздохнула и с фальшивой вежливой улыбкой повернулась, чтобы приветствовать его:

– Ленни!

Их глаза встретились, и все доводы рассудка испарились из ее головы.

– Привет, моя прекрасная леди! – сказал он, подходя к ней, и взял ее руки в свои.

От его прикосновения слабость охватила ее. Что с ней происходит?

—Не желаете ли чего-нибудь вылить, сэр? – спросил дворецкий, весь заботливость и внимание.

– Водки со льдом, – бросил на него короткий взгляд Ленни.

– Слушаю, сэр.

Ленни усмехнулся.

У меня такое чувство, будто я в музее.

Лаки не смогла сдержать ответной улыбки.

Так оно я есть, – сказала она тихо.

Они молча ждали, пока дворецкий наливал, добавлял и размешивал. Закончив священнодействовать, он вручил Ленни хрустальный бокал и вежливо удалился.

Ленни посмотрел ей прямо в глаза, поднял бокал и произнес:

– За нас. За нашу совместную жизнь. За то, что это обязательно будет.

ГЛАВА 85

Вернувшись в Беверли-Хиллз, Сьюзан не нашла там Джино, зато нашла свою дочь Джемму.

– Почему ты здесь, дорогая? – спросила она, пытаясь скрыть раздражение.

Джемма такая неаккуратная девушка. Сьюзан испытала несказанное облегчение, когда та переехала к своему приятелю.

– Мы поссорились, – объяснила Джемма, вгрызаясь в яблоко.

– Надеюсь, ничего серьезного? – переполошилась Сьюзан.

– Все зависит от того, что ты считаешь серьезным, – ответила Джемма и положила огрызок яблока на полированный столик. – Я поймала этого типа, когда он запустил руку под юбку моей лучшей подруги. А трусов на ней не было. К какой категории ты отнесешь сей маленький инцидент?

– Ты уверена, дорогая?

Джемма с удивлением, смешанным с восхищением, посмотрела на мать. Поразительная женщина. Одно слово – неот мира сего.

– Уверена, – спокойно отозвалась она. – Ну и как поездка?

Сьюзан поправила цветы в вазе и с несколько раздраженным видом удалила оттуда увядшую розу.

– Очень мило. Очаровательная компания.

А кто именно? – спросила Джемма, не столько из любопытства, сколько для того, чтобы поддержать разговор. Ведь она вернулась домой и не хотела, чтобы мать начинала ныть на эту тему.

О, Франческа Ферн с мужем, Сауд Омар, – еле заметная пауза. – Графиня Жебровски, Ленни Голден.

Джемма навострила уши.

– Ленни Голден! – воскликнула она. – В самом деле?

Сьюзан закончила возиться с цветами и принялась переставлять безделушки.

Он женат на дочери Димитрия, – пояснила она.

Классный мужик, – вздохнула Джемма.

Какое вульгарное выражение, – поморщилась Сьюзан.

К нему оно идеально подходит, – мечтательно протянула Джемма. – Я могу с ним познакомиться? Ты можешь организовать какой-нибудь обед или что-то такое?

Нет, – отрезала Сьюзан. – Джино еще не вернулся из Нью-Йорка, и я очень утомлена. Мне нужен отдых. Поездка вытянула из меня все силы.

Джемма потянулась к серебряному блюду за следующим яблоком и откусила от него здоровый кусок.

Я не имела в виду прямо завтра, – фыркнула она. – Может, на следующей неделе.

Ты пробудешь еще неделю? – спросила Сьюзан в тайной надежде на отрицательный ответ.

Если эта сволочь не приползет ко мне на коленях и не станет молить о прощении, я смогу пробыть здесь еще год, – улыбнулась Джемма. У нее были очень мелкие, очень ровные и очень белые зубки. – Я вернулась домой, мама. Насовсем.

Джино с сожалением проводил Пейж домой. Несколько дней, проведенные ими в Нью-Йорке, надолго останутся его памяти. Она – женщина в его духе.

При прощании на ее лице играла улыбка удовлетворения. Пейж насладилась его обществом не меньше, чем он ее.

– Я вернусь в Лос-Анджелес через несколько дней, – пообещал он.

– Тогда я закажу наш номер в «Беверли Уилшир», – ласково проговорила она. – Только дай знать, когда именно.

Оба они понятия не имели, куда их заведет этот роман, но ни один из них не собирался давать обратный ход. По возвращении домой Пейж встретил мрачный Райдер.

– В гробу я видел Боннатти, Витоса, поганца Лича и вообще весь их поганый фильм, – объявил он с ходу.

Пейж изобразила из себя заботливую жену.

– Обед не удался? – спросила она.

– Чертов обед до сих пор еще не состоялся! – ощерился Райдер – Мне пришлось отменить заказ у твоих поганых доставщиков продуктов, хотя они все равно пытаются подсунуть мне счет. Витос заболел, Боннатти отозвали из города дела, а Куинну возжа попала под хвост. Я назначил еще один обед, теперь уже на понедельник.

Поставщики те же?

Смеешься, что ли? Теперь в ресторане, у «Чейзена».

Пейж кивнула.

– Правильно. – Она ожидала расспросов о ее поездке, но их не последовало. С чего ей чувствовать себя виноватой, если ему глубоко наплевать?

Сьюзан Мартино Сантанджело трижды звонила в ее отсутствие. Пейж неохотно перезвонила. Ей что-то расхотелось продолжать прежнюю игру. «Я трахаюсь с твоим мужем, но мы все равно можем оставаться лучшими подругами».

Нам надо увидеться, – сказала Сьюзан.

У меня куча дел, – коротко ответила Пейж.

Очень важно, – настаивала Сьюзан, переходя на шепот.

Неужели она узнала? Пейж заколебалась.

– Ну...

Приходи завтра ко мне на чай. В четыре часа.

Ты прямо как англичанка.

– Пожалуйста, приходи.

Пейж вздохнула. Не надо оттягивать неприятные моменты.

– Приду.

Джино рассчитывал, проводив Пейж, провести пару дней с Лаки, а затем уж вернуться на побережье. Но, когда ему наконец удалось дозвониться до дочери, она на ходу объявила ему, что безумно занята, что очень хотела бы встретиться, но сейчас никак не может.

Сказать, что Джино огорчился, значило ничего не сказать. Он рассердился и оскорбился. Он задержался в Нью-Йорке специально, чтобы побыть с дочерью, а ей, видите ли, некогда.

Вот они, дети, с их благодарностью. Что они понимают? Ты посвящаешь им всю жизнь а они не могут выкроить для тебя и минутку свободного времени. Он, разумеется, не стал беспокоить себя воспоминаниями о том, что все предыдущие дни не расставался с Пейж и не имел ни минутки времени ни для кого, в том числе и для Лаки.

– И даже пообедать сегодня вечером не сможем? – возмущенно спросил он в трубку.

Ну ни секунды свободной, – пожаловалась Лаки голосом слишком счастливым для заваленного работой человека.

Ну, хорошо, – ответил Джино. – Я все понимаю, детка.

Но он ничего не понимал. И решил вернуться в Лос-Анджелес пораньше – устроить сюрприз для Сьюзан и Пейж.

ГЛАВА 86

С чем сравнить ощущения влюбленного? Пожалуй, с тем, что испытывает человек, попавший под грузовик, но отделавшийся испугом. Щекотание где-то в районе желудка, состояние восторга, моментально уступающее место глубокой печали. Ты голоден, но есть не можешь. Тебе то горячо, то холодно, ты постоянно заведен, полон надежд и энтузиазма, которые вдруг сменяются самым мрачным пессимизмом.

Еще влюбиться – значит быть не в состоянии согнать со своего лица улыбку, любить жизнь с поразительной страстью и чувствовать себя на десять лет моложе.

Любовь никогда не предупреждает о своем приближении. Ты падаешь в нее, будто тебя столкнули с вершины вышки в бассейн. Некогда обдумывать, что же все-таки происходит. Случилось и случилось. Нечто, что вне контроля. Сумасшедшая, захватывающая дух гонка по американским горам, и нет другого пути, кроме как вперед.

Ни Лаки, ни Ленни ничего такого не ожидали. Да, конечно, их влекло друг к другу, их роман закрутился вовсю. Но – любовь?

Да бросьте.

Они – два разумных, независимых, умных человека, немало повидавших в жизни. Оба настроены сделать блестящую карьеру и имеют перед собой четко определенные цели. Лаки надо строить отель, а Ленни намеревается взлететь настолько высоко на вершину славы, насколько возможно.

Взрывоопасная смесь.

И однако... То были две родственные души, наконец обретшие друг друга, два страстных, отчаянных человека, полных неутомимой жажды жизни.

– Так что нам теперь делать? – спросил Лаки после сорока восьми часов, прожитых вместе. Самых чудесных, невероятных сорока восьми часов в ее жизни.

– Нам надо выпутаться из идиотского положения, в котором каждый из нас оказался, а потом совершить нечто совсем уж глупое – например, пожениться, состариться вместе, завести дюжину детишек. Что угодно.

Ленни говорил шутливым тоном, но он не шутил.

Лаки витала в облаках. Она больше не контролировала происходящих событий. И вовсе не беспокоилась по этому поводу. Она замечательно себя чувствовала.

Правда?

Он улыбнулся.

Что угодно.

Перестань так говорить.

А что? Тебя возбуждают мои слова?

Она бросилась на него сверху.

Ты меня возбуждаешь. И еще как.

Со смехом они катались по кровати в ее доме в Ист-Хэмптоне – в доме, некогда принадлежавшем Джино и Марии в те дни, когда Лаки была всего-навсего маленькой девочкой с любопытными глазенками и непоседливым характером.

Ленни наконец поборол ее и улегся сверху.

– Эй, леди, почему ты всегда нападаешь на меня? – потребовал он ответа.

Она высунула язычок и кокетливо провела им по губам.

– Чтобы дать тебе возможность победить, – хрипловато проговорила она. – Мне нравятся победители.

Он впился поцелуем в ее губы, и она потонула в наслаждении его силой, прикосновением его тела и запахом его кожи. Ее бастионы пали. Ленни, с его ковбойской красотой, веселым характером, талантом, любовью к детям, не говоря уж о мужских достоинствах, покорил ее. Никогда раньше она не встречала таких мужчин, и лучше его не было на свете.

Одного-единственного свидания оказалось достаточно. Он заехал за ней в нью-йоркскую квартиру и отвез в китайский ресторанчик, где они пообедали свежеиспеченными булочками, нарезанной мелкими кусочками говядиной со специями и распили бутылку водки. Вежливая беседа длилась ровно десять минут. А затем они стали рассказывать друг другу все о себе, обо всем, что с ними было, – слушали, говорили, не скрывая ничего. Когда ресторан закрылся в час ночи, они еще не наговорились и тогда перебрались в джаз-клуб в Гринвич Виллидж, где нашли приют до четырех утра.

Не хочу домой, – объявила Лаки.

А кто говорит о доме? – переспросил Ленни.

Он отвел ее в забегаловку, чья клиентура состояла в основном из официантов и рабочих ночных смен, открывавшуюся только на рассвете. Там они сидели в уголке, пили кофе чашку за чашкой, а из старого проигрывателя неслись блюзы Билли Холлидея, и размалеванная девица весело отплясывала на крохотном подиуме.

Лаки рассказала ему то, что никогда и никому не рассказывала. О том, как в пятилетнем возрасте нашла обезображенный труп матери. Об отчуждении в отношениях с отцом. О побеге из школы вместе с Олимпией. О женитьбе, к которой ее, шестнадцатилетнюю, принудил Джино.

– Много лет я ненавидела его, – пояснила она. Но знаешь что? Наверное, я всегда его любила.

– Я понимаю, что такое смесь любви и ненависти, – сочувственно произнес Ленни.

И они начали говорить об Алисе, о том, что такое расти с матерью, которой нет до тебя никакого дела.

В восемь утра они остановились у гаража, в котором стоял «феррари» Лаки. Она бросила Ленни ключи и указала дорогу до дома в Ист-Хэмптоне.

То была легкая поездка под запись Отиса Реддинга по полупустым утренним дорогам. В местном супермаркете они купили французские булочки, масло, ветчину и яйца.

Я не умею готовить, – призналась Лаки.

Я умею, – успокоил ее Ленни и прикупил еще грибов и помидоров.

Дом в Ист-Хэмптоне стоял запертый. Домоправительница уехала в месячный отпуск к своей семье в Финляндию.

– Нет проблем, – объявил Ленни, открыл окно в ванной на первом этаже и, как тать, проник внутрь.

Спать им не хотелось, но после завтрака, вполне профессионально приготовленного Ленни, они отправились наверх в большую отделанную ивняком спальню и не спеша, с наслаждением предались любви, как будто в первый раз. А потом заснули, сплетясь в объятиях.

Лаки проснулась, когда наступили сумерки. Ленни спал рядом, раскинувшись. Она осторожно спустилась на кухню, открыла банку консервированного супа и развела его крутым кипятком. Потом включила медленную музыку в стиле «соул'« и вернулась в спальню.

Она разбудила его поцелуем и вручила суп.

– Подкрепись, – с улыбкой пояснила Лаки. – Тебе скоро понадобятся все твои силы.

– Ого! – Он отхлебнул горячего супа. – Ты явно умеешь открывать консервы.

Лаки нежно рассмеялась.

– Ради тебя я научусь готовить.

– В самом деле?

Нет, конечно. Но звучит здорово.

Он поставил чашку и потянулся к ней.

Иди сюда.

Лаки не возражала. Она жаждала его прикосновения. Он заряжал электричеством ее кожу, и каждая его ласка отдавалась приятной дрожью в ее теле.

Они испытывали друг друга, не торопились, сдерживались, проверяя, кто выдержит дольше, прежде чем раствориться в экстазе последнего момента.

Ты удивительная, – искренне воскликнул Ленни.

Да и ты не так уж и плох, – с улыбкой ответила Лаки.

Они разговаривали далеко за полночь. Она рассказала о бегстве Джино и как она взяла в свои руки семейное дело.

Я построила «Маджириано», – заявила она гордо. – В двадцать пять лет, и к тому же женщина. Это было не просто.

Представляю.

Нет, не представляешь. Не все.

– Но могу попробовать.

– Попробуй лучше вот это.

Она хотела почувствовать его у себя во рту. Его напряжение, пульс его мужества. Хотела, чтобы он оказался в ее власти, под ее чарами.

Он стонами выразил свое наслаждение.

Она улыбкой выразила свой триумф.

Он признался в былой страсти к Идеи. Каким банальным все казалось сейчас.

Как она выглядела? – поинтересовалась Лаки.

Худая хищная блондинка.

Ты говоришь о ней, как о птице.

Она была очень красива.

Это важно?

Для меня – нет.

Он раздвинул ее бедра оливкового цвета и погрузил между ними голову. Ее жесткие волосы казались ему шелковыми. Он чувствовал мускусный вкус раздавленных цветов. Горько-сладкий.

Она закинула руки за голову и снова и снова повторяла его имя, пока не кончила, всхлипывая от невыносимого наслаждения, а он, припав к ней, высосал ее досуха.

Потом они спали до утра.

Утром позвонил Джино. Лаки не помнила, что именно отвечала ему. Она не хотела, чтобы реальный мир вторгался в те часы, которые принадлежали только Ленни и ей. Скоро вернется Димитрий, и предстоит многое решать.

ГЛАВА 87

Самолет Димитрия нес Франческу и Олимпию в Париж. Франческа глубоко затянулась тонкой черной сигареткой.

Ты никогда не задумывалась о том, чтобы пройти курс инъекций от лишнего веса? – спросила она бесцеремонно. – В Швейцарии есть клиника специально для полных людей.

А! – весело отозвалась Олимпия. – Вы именно там делали подтяжку.

Франческа нахмурилась.

Я никогда не делала подтяжку, – соврала она.

В самом деле? – искренне удивилась Олимпия.

– В самом деле, – твердо ответила Франческа.

Беседа исчерпала себя. Олимпия пожалела, что здесь нет Флэша. Только представить себе – он и Франческа. Вот была бы стычка!

Она подозвала стюардессу, высокую загорелую шведку с ледяной улыбкой. Когда Димитрий летал сам, она делала ему массаж. Олимпия подозревала, что не только массаж.

– Я хочу чего-нибудь в шоколаде, – заявила она. – Что у нас есть?

Желе, пломбир, свежие ягоды.

Земляника?

Черника.

Облейте ее шоколадом. Сойдет и черника.

Шведка одарила ее своей ледяной улыбкой и ушла выполнять заказ.

– Черника в шоколаде, – покачала головой Франческа, обмахивая свой лошадиный фасад франкоязычной копией «Вога». – Ты безнадежна.

Олимпия, абсолютно невозмутимая после хорошей дозы кокаина, улыбнулась.

Далеко не так безнадежна, как некоторые мои знакомые, – сказала она и потянулась за наушниками.

Как культурно, – заметила Пейж, глядя на накрытый Сьюзан стол для английского чаепития.

Тонкие, как бумага, сэндвичи с огурцами, легкие пшеничные лепешки, едва смазанные сливками и джемом, имбирный кекс, чай «Эрл Грей», прозрачные фарфоровые тарелки, чашки и блюдца.

На яхте Станислопулоса чай подавали ежедневно ровно в четыре, – гордо объявила Сьюзан.

Какое, наверное, уютное и милое у вас там было общество. – Ответила Пейж, ничуть не впечатлившись.

Да, чудесное, – вздохнула Сьюзан. Ей очень понравилась поездка. Жаль только, что она не устояла перед извращенными предложениями графини. – Только вот тебя там не было, – добавила она, многозначительно взглянув на Пейж.

Та впилась зубами в сэндвич. Разве она не сказала Сьюзан еще до отъезда, что между ними все кончено? Неужели она не поняла?

– Я скучала по тебе, – продолжала Сьюзан, придвигаясь поближе на бледно-бежевой дамасской кушетке. Она положила руку на плечо Пейж. – Очень-очень.

Тишину дня нарушило гудение пчелы. Пейж заерзала, чувствуя себя крайне неловко. Почему так трудно заканчивать романы? Мужчины, женщины – со всеми приходилось вступать в борьбу.

Она набрала полную грудь воздуха и встала.

– Сьюзан, дорогая, – сказала она, глядя на свою идеально ухоженную светловолосую подругу. – Я знаю, что у нас были хорошие времена – когда-то. – Она подчеркнула слово «когда-то». – Но все течет, все изменяется. При нашей последней встрече я предупредила тебя, что мы с Райдером хотим дать еще один шанс нашему браку.

Ясные голубые глаза Сьюзан, тщательно подкрашенные и подведенные, наполнились слезами.

– Я знаю, знаю, – залепетала она, пытаясь сдержаться. – Но ты нужна мне, Пейж. Ты так много для меня значишь. Мы так много значили друг для друга.

Пейж бросила тревожный взгляд на дверь. Еще не хватало, чтобы домоправительница подслушивала их маленькую сценку.

Сьюзан заметила, куда она смотрит, и встала с кушетки.

– Я их обоих отпустила на сегодня, – сказал она. – Они вернутся поздно вечером. А Джемма уехала в Сан-Франциско. Мы абсолютно одни, – со значением закончила она.

Пейж кивнула. Еще один раз со Сьюзан. Прощальный. Она по-иному все себе представляла, но сойдет и так.

ГЛАВА 88

Реальный мир не мог больше ждать. Ленни звала его карьера. И обязательства.

Он позвонил Джесс в Лос-Анджелес и покорно выслушал, как та орет, подобно сошедшему с ума индейцу.

– Куда ты запропастился? – вопила она. – Ты мне обещал, что вернешься через двадцать четыре часа, мать твою. И вдруг исчез, паразит такой. Запись новой серии начинается через два дня. Телевизионщики по стенам бегают, и я тоже. Так где ты есть, Ленни? Черт, у тебя что, вообще нет чувства ответственности?

Успокойся, – попросил он. – Инфаркт схватишь.

Я еще слишком молода для инфаркта, – упрямо отозвалась она. – И ты тоже слишком молод для того, чтобы погубить свою карьеру из-за того, что твой член опять вырвался из-под контроля. Ну что случилось с тем жеребцом, которого я некогда знала и любила!

У тебя прямо-таки золотые уста.

А у тебя деревянная башка.

Теперь, когда мы оба выяснили, кто мы такие, я могу сообщить, что позвонил тебе, чтобы сказать, что вернусь завтра.

Прекрасно. Великолепно. – Она презрительно фыркнула. – И что ты станешь делать? Прямо из аэропорта отправишься в студию?

Ты, кажется, говорила, что у меня есть два дня.

Верно. Сегодня и завтра. В отеле тебя ждет сценарий – почитай в самолете. В студии ты должен быть в понедельник в восемь утра. – Она помолчала, потом добавила: – Ленни.

– Да?

– Я только хотела сказать, что ненавижу тебя.

Он рассмеялся.

А я тебя люблю.

Какая радость, – угрюмо буркнула она.

Он повесил трубку. Лаки, в свободном свитере и гольфах до колен, сидела по-турецки на кровати рядом с ним. Она заплетала волосы в косички. Без макияжа Лаки походила на удивительно красивую шестнадцатилетнюю школьницу.

– Похоже, мир требует нас, – сообщил он.

Она вздохнула.

– Это должно было случиться.

Он остановил ее взглядом.

– Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной.

Лаки серьезно кивнула, желая того же, но оба знали, что хотят невозможного. Димитрий скоро вернется вместе с Роберто, и предстоит решить много проблем, прежде чем они смогут прожить вместе всю оставшуюся жизнь. Много часов подряд они обсуждали свое будущее, но короткое расставание было неизбежно. Она сообщит Димитрию, что все кончено. А Ленни свяжется с Олимпией.

Не хочу оставлять тебя, – сказал он, гладя ее ногу.

А думаешь, мне нравится, что ты уезжаешь? – ответила она искренне.

Ленни обнял ее и начал тихонько баюкать.

Она почувствовала знакомый запах и успокоилась.

Ты дрожишь, – заботливо сказал он.

Она теснее прижалась к нему.

– Холодно.

Мы разлучаемся ненадолго.

Знаю.

Я могу прилететь назад в пятницу после записи. Встретимся здесь же. У нас будет вся суббота и часть воскресенья.

Она мягко рассмеялась.

– Тогда я приготовлю тебе шикарную еду.

Ага. Запасись консервами. Твой картофельный суп не знает себе равных.

Подожди, скоро попробуешь мои консервированные грибы. Вы, мистер, считай, ничего еще и не видели.

Эй, леди, мне никогда не было так хорошо. Я хочу, чтобы ты знала это.

Она легонько дотронулась до его щеки. «Я знаю».

Они снова занялись любовью, их ласки были нежнее и бережнее, чем все, испытанное ими прежде.

Лаки спала в надежных объятиях его рук, а утром они проснулись рано и по дороге в Нью-Йорк почти не разговаривали.

Идиллия окончилась.

Марко тоже некогда ушел от нее...

И больше она никогда не видела его живым...

ГЛАВА 89

Джино не нравилось стареть. С одной стороны, не так уж и плохо, ведь только счастливцы дотягивают до времени написания мемуаров. Но, с другой стороны, как печально! Внезапно, в семьдесят четыре года, он увидел свет в конце туннеля, и с каждым днем он становился все ближе и ближе.

В отличие от Косты, он не разваливался по частям. Он сохранил волосы – почти полностью седые, но крепкие и густые. И зубы – все собственные. И никаких серьезных проблем после того давнего сердечного приступа. Изредка несварение желудка, да язва пошаливает, да иногда стреляет в плечо, но никаких поводов для серьезного беспокойства.

В Нью-Йорке он прошел полное медицинское обследование.

– Вы в прекрасной форме, – заверил его доктор. – У вас сердце и легкие пятидесятилетнего мужчины.

К чертям собачьим пятидесятилетнего. Он хотел иметь сердце и легкие, как у двадцатилетнего. Страшно сознавать себя смертным.

Во время перелета в Лос-Анджелес он заигрывал со стюардессой. У нее были рыжие волосы, что напомнило ему о Пейж, и живое хорошенькое личико, как у Синди, его первой жены. Сколько лет прошло!

Она не строила из себя недотрогу. Он не знал, потому ли, что находила его неотразимым, или потому, что почувствовала в нем богача. Последнее не требовало особой проницательности. Костюм, сшитый на заказ, шелковая рубашка. Его золотые часы «ролекс» стоили шесть тысяч долларов. Он знал, что, стоит ему пригласить ее пообедать, она согласится не колеблясь. Женщины. Легкая добыча. Как всегда в его жизни.

Но он не стал ею заниматься. Ему хотелось остаться верным Пейж. Сейчас она занимала все его мысли. Все до последней. А в этом плане до последней мысли у него оставалось еще далеко. Очень далеко.

Сьюзан разочаровала его. Под ее лощеной внешностью скрывался совершенно холодный человек, и ему так и не удалось растопить лед ее характера.

В аэропорту Джино взял такси до Беверли-Хиллз. Ему следовало бы позвонить Сьюзан, чтобы она прислала машину с водителем, но из-за отсутствия Лаки он уезжал в спешке, и, кроме того, ему нравилась мысль свалиться Сьюзан как снег на голову. Она любила планировать и рассчитывать каждый шаг – небольшая неожиданность пойдет ей только на пользу.

Ему попался шофер-иностранец. Он всю дорогу без умолку болтал на ломаном английском обо всем, что приходило ему в голову. Джино время от времени что-то бурчал в ответ и попросил его ехать помедленнее, когда тот проскочил на два красных светофора.

Шофер ухмыльнулся и помахал рукой с толстыми пальцами.

Я вас не убить, мистер, – пошутил он, едва не сбив при этом переходившую улицу пожилую даму. – Снулая рыба, – рявкнул на нее таксист.

Кретин! – заорала в ответ почтенная старушка, после чего как Джино, так и водитель погрузились в задумчивое молчание.

Показался Беверли-Хиллз – наманикюренный, спокойный и безукоризненно чистый. «Совсем как моя жена», – подумал Джино, щедро расплачиваясь с таксистом...

– Вы настоящая джентльмен, – заявил тот, отъезжая.

Когда Джино направился к дому, газон перед парадным входом перебежали две белки. Недалеко от дверей стоял «роллс-ройс» Сьюзан, а за ним – золотой «порше» Пейж.

Две вместо одной. Он увидит Пейж раньше, чем ожидал.

Джино ускорил шаги и полез в карман за ключами.

Избавившись от Франчески, которой Олимпия отдал бы титул «первой суки века», – даже Лаки уступала ей, что невероятно, – наследница Станислопулоса всерьез занялась покупками. Она намеревалась вернуться в Нью-Йорк с полностью обновленным гардеробом и рука об руку с Флэшем. Сезон званых обедов начинался в сентябре, и она не собиралась ничего упускать.

О Ленни она даже не вспомнила. Он остался в прошлом. Все равно как если бы они уже развелись. Сразу по возвращении в Нью-Йорк она отдаст своему адвокату указание заняться разводом.

Нагая Сьюзан распростерлась на кровати. Ее гладкую алебастровую кожу не тронули лучи южного французского солнца. Она являла собой идеал белой женщины, и только маленький шрам от аппендицита нарушал гармонию.

Пейж разделась до трусиков и лифчика, едва сдерживавшего ее могучую грудь. Она смотрела сверху вниз на Сьюзан и абсолютно ничего не испытывала. «Все прошло», – подумала она.

Груди Сьюзан безвольно опали, соски в ожидании ласк еще не налились. Она всегда предоставляла Пейж делать всю работу. Некогда той нравилось возбуждать Сьюзан. Теперь Пейж не знала, с чего начать. Погладить там, надавить здесь. Сьюзан заводилась с полоборота.

Пейж стиснула зубы и приступила к делу.

Адвокат Димитрия проводил Франческу Ферн в свой кабинет с величайшей предупредительностью. Сам босс попросил его оказывать ей всяческое содействие.

Исполните все, что она ни пожелает, – заявил Димитрий. – Ее развод должен состояться немедленно. И чтобы никаких проволочек. А затем я решу, как поступить с моей нынешней женой.

Димитрий, – простонал адвокат, – если вы собираетесь разводиться с Лаки, вы на этом потеряете целое состояние.

– Не забывайте, что она подписала брачный контракт, – напомнил Димитрий.

– Да. Но вы также подписали документ, согласно которому она имеет право построить отель в Атлантик-Сити за Ваш счет. Такое строительство обойдется во много миллионов.

Ей никогда не осилить отель, – небрежно бросил Димитрий. – А если строительством будет заниматься не она лично, документ теряет свою силу. К тому же там оговорены сроки. Я не дурак.

Конечно нет, – поддакнул адвокат, но про себя подумал, что человек, способный предпочесть Франческу Ферн Лаки Сантанджело явно вступил на дорогу к безумию.

Франческа сидела перед ним в коротком шелковом платье, черных чулках и туфлях на очень высоких каблуках. Она распространяла вокруг себя запах духов «Калеш», курила отвратительные сигаретки и слишком часто заходилась в приступах кашля. У нее были тяжеловатые ноги, и, когда она закидывала ногу на ногу, что повторялось неоднократно, он не мог не заметить, что она не носила трусов.

Если я все-таки приму решение развестись с моим мужем Горацием, как того желает мистер Станислопулос, – хриплым голосом объявила она, – Гораций должен получить щедрую компенсацию из средств мистера Станислопулоса, а не из моих. Понятно?

Да, мадам Ферн, – вежливо подтвердил адвокат. – Димитрий проинструктировал меня на этот счет во вчерашнем телефонном разговоре.

Она проигнорировала то, что он назвал Димитрия по имени в знак того, что между ними существовали более близкие отношения, чем ей того хотелось. В глазах Франчески все, кому платили, были наемной рабочей силой, и обращалась она с ними соответственно.

– В случае если мой развод состоится, – продолжала она, – Вам следует подготовить кое-какие документы на подпись мне и мистеру Станислопулосу.

Естественно, – ответил адвокат. Невозможно себе даже представить, чтобы эти двое поженились без финансового контракта.

У меня есть много пожеланий, – заявила Франческа, пустив дым ему в лицо и еще раз забросив тяжелую ногу на ногу.

Без сомнения, миссис Ферн, – ласково проговорил адвокат, сгорая от ненависти к этой лошадиной морде, которая обращается с ним как с посыльным.

И когда она изложила свои пожелания, он возненавидел ее еще больше. Она оказалась не просто сукой, а сукой расчетливой. Ее требования были возмутительны. Он надеялся, что, узнав о них, Димитрий тоже возмутится.

Франческа хотела огромную сумму наличными в день ее развода. Еще одно состояние в день свадьбы с Димитрием. Фантастические отчисления за каждый год совместной жизни. Более чем солидные ежемесячные выплаты. Квартиру в Париже и еще одну, двухэтажную, в Нью-Йорке. Еженедельную субсидию на пополнение туалета, которой хватило бы семье из четырех человек, чтобы безбедно прожить всю жизнь. И обговорила отдельным пунктом, что спустя год после свадьбы они с Димитрием будут обязаны проводить в обществе друг друга только шесть месяцев в году. В оставшееся время они получают право путешествовать поодиночке согласно своим желаниям.

Адвокат постарался сохранить спокойствие, пока она перечисляла свои требования, но помимо его воли у него начала дергаться щека.

– Янадеюсь, вы записали все мои пожелания, – сказала она, вставая и оправляя юбку.

Адвокат тоже встал.

Да, мадам, – ответил он вежливо.

Хорошо, – высокомерно бросила она. И не прощаясь вышла из кабинета.

Он тут же схватился за телефон.

Дом в Беверли-Хиллз мало походил на место, куда приятно вернуться после долгой отлучки. Он напоминал скорее музей, нежели обжитое жилье.

День клонился к вечеру. Тишину нарушало только гудение пчелы.

Джино вошел в гостиную и обнаружил там следы прерванного чаепития. Он ухватил сэндвич с огурцом и побрел на кухню, где тоже никого не нашел. Тогда он направился наверх, решив, что Сьюзан демонстрирует Пейж очередное творение портняжного искусства. Женщины и тряпки. Они неразделимы, как власть и деньги. Тратят целые состояния на дорогие наряды для того, чтобы всего один раз в них покрасоваться. Непонятно.

Воздух пах духами Пейж. Мускусное масло. Поливается она им, что ли? Все лучше, чем тошнотворно сладкие «Джой» – любимые духи Сьюзан.

Он улыбнулся сам себе. Джино Сантанджело – специалист по запахам. Уличный мальчишка с тонким нюхом!

Он распахнул дверь в спальню и застыл. Немая сцена. Две застывшие в ужасе женщины.

Блондинка, не слишком молодая, но хорошо сохранившаяся. Белоснежная кожа и малопривлекательный бюст. Другая – рыжая, загорелая и пышнотелая.

В игры, значит, играли. «Покажи мне твою... а я тебе – свою».

Единственным звуком, который раздавался в замершем доме, был грохот и рев в его голове.

ГЛАВА 90

Лаки пыталась собраться. Непростая задача. Она все время возвращалась мыслями к Ленни, и тогда ее лицо расплывалось в глупой улыбке и она чувствовала себя полной идиоткой.

– Что такого смешного? – уже не в первый раз спросил один из архитекторов, пришедших к ней на встречу. Привлекательный парень тридцати с небольшим лет. В прежние времена она с удовольствием провела бы с ним вечерок, но теперь все изменилось.

Нет, ничего, – ответила она, все еще улыбаясь.

Он кокетливо посмотрел на нее.

Значит, у вас замечательный характер.

Она вовсе не хотела поощрять его, но, очевидно, ее постоянная улыбка сделала свое дело.

– Моему мужу вас бы послушать, – мимоходом бросила она и отвернулась.

Димитрий? Как поступить с ним? После ее отъезда во многих газетах и журналах появились фотографии, снятые вездесущими репортерами. И на всех Димитрий вместе с Франческой. Поднимаются на яхту... Сходят с яхты... Убегают из ночного клуба... Входят в ресторан. В обнимку, с веселыми улыбками. Неразлучная пара – Димитрий Станислопулос и Франческа Ферн.

Как любила их пресса – стареющего миллиардера и театральную примадонну. Оба в браке, живописные – находка для газетчиков.

Лаки только радовало, что женитьба не остудила его страстной любви к Ферн. Так ей будет легче сказать ему, что все кончено. Прекрасное оправдание. Жаль, что нельзя просто написать ему короткую записку. «Дорогой Димитрий. По вполне понятным причинам я освобождаю тебя от твоих обязательств по отношению ко мне. Давай останемся друзьями. Лаки».

Как все было бы просто и легко.

Но инстинкт говорил ей, что им не удастся расстаться так цивилизованно.

В Париже Олимпия накупила одежды на триста тысяч долларов. И еще новую соболиную шубу и целую коллекцию экстравагантных драгоценностей. К тому же она запаслась отличным кокаином, без которого не могла уже прожить и дня. Какое счастье, что она родилась наследницей огромного состояния. Какой мужчина стал бы столько на нее тратить. Мужчины все жмоты, какими бы богатыми они ни были. Взять хотя бы отца – сколько лет она за ним наблюдала. Он редко раскошеливался, разве что для себя самого или для Франчески.

Она посмотрела на стареющую актрису, сидевшую через проход от нее в самолете Димитрия. Ну что он нашел в этой старой корове? И почему за столько лет как-то не упорядочил их отношений?

Интересно, зачем Франческа так внезапно сорвалась в Париж? Может, спросить Димитрия по возвращении? Возможно, он ответит, а возможно, и нет.

Она перегнулась через проход.

– Ты что-нибудь купила себе?

Франческа удостоила ее взгляда. Глубоко посаженные задумчивые глаза в обрамлении длинных фальшивых ресниц.

– Магазины наводят на меня тоску, – ответила она.

– А на меня нет, – отозвалась Олимпия и выставила напоказ безвкусный браслет с рубинами и бриллиантами. – Красивые вещи возбуждают меня.

Франческа снисходительно улыбнулась.

– Если бы ты проработала хотя бы день в своей жизни, ты, возможно, поняла бы, что магазины – всего лишь способ для богатых бездельников убивать время, – бросила она.

– Какие глупости! – воскликнула Олимпия. Она бы и больше сказала, но самолет вошел в область летних гроз и внезапная качка заставила ее замолчать.

На юге Франции Димитрий терпеливо ждал возвращения своей любовницы. Перед ним в бассейне резвились Роберто и Бриджит. Он пытался не замечать робких попыток Горация завести разговор. Недавно он выслушал по телефону своего адвоката из Парижа и громко расхохотался, узнав о требованиях Франчески.

– Дайте ей все, что она просит, – пророкотал он. И не жалел.

Наконец-то Франческа будет принадлежать ему. И его не волновало, сколько придется за это заплатить.

Ленни вернулся в Лос-Анджелес к сердитой Джесс и пустой квартире. Продюсеры «Ручьев» тоже не прыгали от восторга, особенно когда он пожаловался на сценарий, присланный ему в Нью-Йорк и прочитанный в самолете.

– Дерьмо, – заявил Ленни.

– Пошел к черту, – ответили продюсеры. – Съемки начинаются завтра. Не надо было уезжать.

Ленни просидел над исправлениями в сценарии всю ночь, пытаясь сосредоточиться и постоянно возвращаясь мыслями к Лаки.

Он звонил ей каждый час, пока она наконец не сказала:

– Ну это уже становится смешным.

Но все равно они долго еще разговаривали.

– Мне надо хоть немного поспать, – взмолилась она в конце концов. – Димитрий приезжает завтра, и мне необходимо иметь ясную голову.

– Потом позвони мне, – попросил Ленни. – Я вернусь из студии около восьми вечера по лос-анджелесскому времени.

Они все спланировали. Лаки не станет колебаться. Она скажет Димитрию о разводе при первой возможности. Затем вместе с Роберто и Чичи переедет из нью-йоркской квартиры в дом в Ист-Хэмптоне. Затем в дело вступят адвокаты.

Все, казалось, так просто. Но внутренний голос говорил Лаки, что что-то случится.

Олимпия сразу же почувствовала неладное. Она достаточно часто и подолгу летала, чтобы заметить неполадки. Они слишком долго готовились к посадке.

Шведка-стюардесса побледнела под загаром, а гроза и качка здесь были ни при чем.

– Что случилось? – требовательно спросила Олимпия, схватив ее за руку, когда та пробегала мимо.

Стюардесса фальшиво улыбнулась.

– Ничего, – ответила она с наигранной веселостью.

– Не пудрите мне мозги, – сказала Олимпия, ощущая странное спокойствие.

– Просто небольшая проблема с шасси.

– Какая проблема.

– Его заклинило.

– Чудесно!

– Аэропорт Ниццы предупрежден. Но командир корабля считает, что все само наладится прежде, чем мы вынуждены будем прибегнуть к аварийным мерам.

На какой-то миг Олимпию охватила паника, но только на миг. Она бросила взгляд на Франческу – примадонна спала...

– Не будите ее, сколько возможно, – приказала она. Стюардесса кивнула. Несмотря на шведскую сдержанность ее била дрожь.

– Когда мы должны садиться? – спросила Олимпия.

– Через двадцать минут.

Двадцать минут на то, чтобы заставить шасси встать на место.

А если не встанет?

Олимпия полезла за кокаином.

ГЛАВА 91

Личный самолет Димитрия Станислопулоса разбился в 19.45 в пятницу.

На борту находилось девять человек – семь членов экипажа и двое пассажиров.

Приземлившись в море пены, самолет перевернулся на взлетно-посадочной полосе и вспыхнул как факел. Два члена экипажа и один пассажир сумели выбраться из огненной ловушки. Все трое получили сильные ожоги.

Остальные погибли.

ГЛАВА 92

Кэрри Беркли улыбнулась Брайану Гамбелу, вместе с которым она развлекала Америку в «Шоу сегодняшнего дня». Было раннее утро, и душная волна зноя уже гуляла по улицам Нью-Йорка. Но внутри студии компании «Эн-би-си» в Рокфеллеровском центре, под легкий гул кондиционеров, Кэрри Беркли, прекрасно сохранившаяся элегантная дама шестидесяти девяти лет, и Брайан Гамбел, один из лучших телеинтервьюеров, обменивались словами и взглядами, создавая атмосферу легкой и приятной беседы.

Кэрри рекламировала свою книгу, написанную в сотрудничестве с Анной Робб и названную «Книгой стиля Кэрри Беркли». Ее творение уже шло вверх в списках бестселлеров среди изданий в мягкой обложке. А вариант в твердой обложке продержался в списке наиболее популярных книг, публикуемом в «Нью-Йорк таймс», целых семь недель.

Брайан Гамбел усмехнулся – у него была неотразимая усмешка – и завершил интервью.

«Чрезвычайно милый молодой человек», – подумала Кэрри. Именно такого мужчину она хотела бы познакомить со своей дочерью – будь у нее дочь.

В «Зеленой комнате» ее поджидал тощий рекламный агент, прикомандированный к ней издательством, – молодой человек с волосами морковного цвета и располагающей улыбкой, не скрывавшей ни от кого гомосексуальных наклонностей.

– Вы сегодня просто блистали, – восторженно воскликнул он. – Впрочем, как всегда.

– Вы бы сказали то же самое, что бы я ни сделала, – поддразнила его она.

– Естественно. Яже не дурак.

Он взял ее под руку, и они вышли из здания телекомпании.

На улице их поджидало несколько охотниц за автографами. Одна из них протянула Кэрри зачитанную копию ее книги. Она расписалась с затейливым росчерком.

Лимузин уже урчал мотором, готовый везти ее на следующее мероприятие. Она откинулась на спинку роскошного кожаного сиденья и в который уже раз подивилась, насколько изменилась ее жизнь. Она, Кэрри Беркли, – публикующийся писатель. Конечно, во многом благодаря Анне Робб. Две женщины очень сдружились. Настолько, что Кэрри позволила Анне выведать самые сокровенные тайны своей жизни. И последний год они вместе работали над биографией Кэрри – сенсационной рукописью, завершенной совсем недавно и готовой предстать перед глазами издателя.

– Мы вполне можем рассчитывать на аванс в полмиллиона долларов, – спокойно заметила Анна при их последней встрече. – Ваша история произведет фурор.

Кэрри подумала – а стоило ли выставлять свою жизнь напоказ за полмиллиона долларов? Но, впрочем, она занялась книгой не ради денег. Анна убедила ее, что о такой судьбе необходимо рассказать. И, перечитывая страницы рукописи, порой настолько откровенной, что она с трудом заставляла себя читать дальше, Кэрри осознала правоту Анны.

Пока никто не знал о существовании ее книги. Ни Стивен, ни даже Фред Лестер. Обе женщины не спешили раскрывать свою тайну.

– Надо сначала показать рукопись Фреду, – настаивала Анна. – Не думаю, чтобы он заплатил требуемую сумму, но пусть решает сам. К тому же он заслуживает права первого прочтения.

Кэрри согласилась. Она знала о связи Анны и Фреда Лестера. После многих месяцев молчания Анна как-то раз проговорилась.

– Вам очень повезло, – заметила Кэрри. – Он производит впечатление очень милого человека.

– Так оно и есть, – подтвердила Анна.

– Вы не собираетесь пожениться? – спросила Кэрри, не понимая, почему ей вдруг стало так грустно.

– Нет, – отрезала Анна и никогда больше не возвращалась к этой теме.

Кэрри очень боялась того момента, когда кто-то начнет читать рукопись. Тысяча с лишним аккуратно отпечатанных страниц. Ее жизнь, ее позор, все ее сокровенные тайны.

Но с каким наслаждением она от них избавлялась – как камень с плеч свалился.

Ее беспокоила возможная реакция Стивена. Анна совершенно справедливо заметила, что Стивен уже давно взрослый.

– Вы должны делать то, что сами считаете нужным, – сказала она. – А Стивен обязан принимать ваши решения такими, какие они есть.

Кэрри и сама это знала. Но тем не менее ее мучило беспокойство.

– Я готова, – объявила Мэри Лу Мур, решительно глядя на него широко раскрытыми глазами. – Я вступлю в бой и выйду победительницей.

– Вы абсолютно уверены? – спросил Стивен Беркли. – Вам придется нелегко. Они пустились во все тяжкие.

– Я более чем уверена, – с чувством ответила Мэри Лу.

– Тогда нас ждет суд, – спокойно проговорил Стивен, радуясь в душе ее решимости – День заседания назначен. И никаких больше задержек.

– И показаний под присягой тоже, – с облегчением вздохнула Мэри Лу. – Как я все это ненавижу. Всех этих мерзких адвокатов, которые копошатся в твоем прошлом, как трупные черви на дохлой собаке.

Стивен рассмеялся.

– Вы остры на язык.

Она посмотрела ему в глаза.

– И вы тоже, мой верный советчик.

Он отвернулся и принялся копаться в кипе бумаг на столе. Последнее время Мэри Лу начала бросать очень горячие взгляды в его направлении. Он не хотел вдумываться в их значение. Они – адвокат и клиент, не более того, однако он находил ее на редкость привлекательной. За три года она превратилась на его глазах из дурно воспитанного подростка в милую молодую женщину. Интересное превращение. При их первой встрече она шагу не могла ступить без матери, менеджера и время от время менявшихся приятелей. Теперь стала самостоятельной, обзавелась официальным агентом и менеджером и не имела бросавшихся в глаза связей. Мэри являлась в его офис без сопровождения и с достоинством прошла через все долгие и трудные этапы подготовки к суду.

– Как вы насчет ленча? – весело предложила Мэри Лу. – Нам есть что отметить теперь, когда суд наконец не за горами, не правда ли?

Она очень привлекательна, но она так молода, ей всего лишь двадцать лет. Кроме того, он всегда был против того, чтобы смешивать бизнес и удовольствие.

– Я уже договорился о ленче с одним моим клиентом, – соврал он.

– Я тоже клиент, – отметила она, склонив голову на бок.

– Знаю. И во время суда нам предстоит много раз ходить на ленч вместе.

– Скорее бы.

После ее ухода он некоторое время сидел молча. Стоит ли пригласить ее куда-нибудь?

Нет.

Почему?

Потому что она еще ребенок.

Ему исполнилось сорок пять лет – он годился ей в отцы. И к тому же она актриса, телезвезда.

Ну и что?

Возможно, после закрытия дела он и пригласит ее.

Возможно, после закрытия дела она с ним никуда и не пойдет.

Он мысленно вернулся к ее делу. Начали они с иска против третьеразрядного издателя порнографических журналов, компании «Виста пабликейшн». Однако, хотя пресловутый журнал распространяла фирма «Ривьер дистрибьюшн, инкорпорейтед», скоро выяснилось, что она являлась лишь ширмой для «Боннатти пабликейшн» и «Боннатти дистрибьюшн». Итак, они выступали против «Боннатти пабликейшн» и «Боннатти дистрибьюшн». А главного держателя акций обеих компаний звали Сантино Боннатти. А Стивен много чего знал о Сантино Боннатти, сыне печально известного Энцо Боннатти, которого Стивен некогда едва не арестовал и не привлек к суду. Однако вмешалась судьба, и Лаки Сантанджело убила сукина сына. Якобы в процессе самозащиты.

И вот теперь он подцепил на крючок сына. Посадить его, конечно, не удастся, хотя всем известно, что он по-крупному замешан в торговле живым товаром, наркотиками и порноизданиями на Западном побережье. Но зато его можно здорово ударить по его самому чувствительному месту – по бумажнику.

Мэри Лу предъявила иск на десять миллионов долларов. Стивен намеревался вытянуть из ответчика все до последнего цента.

В его кабинет зашел Джерри Майерсон.

– Как дела, Стивен? У меня только что сорвалась встреча. У тебя ленч свободен?

– Если ты платишь, то свободен.

Они направились в «Четыре времени года» – так хотелось Джерри. И там наткнулись на Кэрри в обществе Анны Робб и Фреда Лестера. Она выглядела воплощением вкуса и элегантности.

– Твоя мать очень изменилась, – с уважением, смешанным с восхищением, сказал Джерри, после того как друзья уселись. – Какая она молодец, что решилась изменить свой образ жизни.

Стивен согласился. И еще он был рад, что три года назад оставил поиски отца и бросил все силы на то, чтобы вернуть свою жизнь в нормальную колею. Дела его шли великолепно. Настолько, что Джерри хотел сделать его полноправным партнером – перспектива, заслуживавшая того, чтобы отнестись к ней серьезно.

Он снова жил в собственном доме и встречался с несколькими интересными женщинами. Чего еще оставалось желать?

Так почему он не чувствовал себя счастливым?

Потому, что в глубине души все равно испытывал необходимость узнать, кто его отец.

Когда-нибудь ему предстоит это выяснить.

Когда-нибудь.

ГЛАВА 93

– Ленни! – Резкий, визгливый крик, потом еще громче: – Ленни-и!

Он сидел в кабинете, но услышал ее. Боже! Ее будет слышно даже на берегу.

Ленни поднял телефонную трубку и нажал кнопку внутренней связи. В его голосе сквозило раздражение.

– Что такое?

– Мне скучно.

– Я работаю.

– Знаю. Но мне все равно скучно. Иди сюда и поговори со мной.

– Приду через десять минут.

Он положил трубку и уставился в окно. Перед ним раскрывался замечательный вид. Роскошные искусственные водопады, буйная тропическая растительность, пальмы – зелень всюду, насколько хватало глаз.

Его обитый кожей кабинет был оборудован новейшей стереосистемой, видеосистемой и телевизором, способным принимать программы со всех уголков земного шара.

Он жил в особняке на высоком холме в Бель Эйр. Там имелось четырнадцать спален с четырнадцатью ванными комнатами и бесконечная анфилада гостиных. А также бассейны под крышей и под открытым небом, два теннисных корта, уютный бассейн с устройством для водного массажа, где свободно разместилось бы двенадцать человек, и каток для роликовых коньков.

В полуподвале размещалась просторная дискотека с зеркальными стенами, цветомузыкой и богатой коллекцией рок-альбомов. В другой комнате находилось два бильярда. А еще личный кинотеатр на тридцать мест.

Не то чтобы они когда-нибудь кого-нибудь принимали. Олимпия панически боялась показываться на людях, даже после того, как ее шрамы от ожогов давно прошли, а чудеса пластической хирургии вернули ее лицу прежнюю привлекательность. Она стеснялась своего веса. Некогда симпатичная толстушка, Олимпия Станислопулос ныне весила все двести фунтов. Толстая, белокурая, истеричная наследница огромного состояния, которая прячет свой жир под просторной одеждой, клянется Ленни, что соблюдает диету, а сама посылает служанку за шоколадом, пирожными и конфетами – словом, за сладким.

– Ленни! – опять заверещала она.

Он встал и нехотя отправился искать жену.

Она стояла посреди просторной кухни и с печальным видом рассматривала содержимое большого, как в ресторане, холодильника, заполненного до отказа. Вокруг нее крутилась взволнованная служанка.

– У нас никогда нет ничего вкусного, – пожаловалась Олимпия.

– Ленч был только час назад, – напомнил Ленни.

– Что ты называешь ленчем – морковку и сельдерей? – фыркнула она. – Всякие бывают диеты, но такая ни в какие ворота не лезет.

– Тебе следует лечь в клинику, – заметил он. – Сама же себе облегчишь жизнь.

Ее голубые глазки блеснули злобой.

– И тебе тоже, да? Жена отправится в жиротопильню, а звезда тем временем рванет по девочкам.

Началось. Вечные упреки. Сколько еще можно терпеть?

– Не понимаю, почему ты упираешься, – ровным голосом сказал он. – Только благодаря помощи профессионалов ты сможешь избавиться от лишнего веса.

– Пошел ты к черту, – огрызнулась она. – Тебе нужно только одно – избавиться от меня, чтобы превратить этот дом в бордель.

Она ни разу не поймала его. Но не верила ни единому его слову. И правильно делала. Он не являлся образцом супружеской верности. Трахаться – один из способов облегчить боль.

А что ему оставалось делать? В его памяти все еще звучало то, трехлетней давности, известие об авиакатастрофе. Телефонный звонок. Траурный голос в трубке. Бессвязный рассказ о случившемся. «Ваша жена... ужасная трагедия... Франческа Ферн погибла... кошмар...»

Сначала он решил, что Олимпия тоже умерла. Но нет. Она осталась жива и находилась в коматозном состоянии. Получила страшные ожоги. Подключена к системе жизнеобеспечения. Его уже ждал самолет. Казалось, прошел только миг, и он снова оказался в Европе, в больнице, около постели жены.

Олимпия. Ее белокурые волосы сбриты, одна сторона лица и правая рука – сплошной жуткий ожог.

– Она останется жить, – заверили его врачи. – Но необходимо, чтобы у нее было желание жить.

В больницу приехали Димитрий и Лаки. Она стояла в стороне, белая и подавленная, со странным выражением на лице – казалось, вот-вот прорвется наружу сдерживаемое сумасшествие.

Ее глаза прятались за огромными темными очками. Когда Димитрий склонился над постелью больной, Ленни удалось отвести ее в сторону.

– Нам надо поговорить, – настойчиво проговорил он, взяв ее за руку.

Она не сняла очки. Бесцветным голосом она ответила:

– Теперь все изменилось.

– Это только временная задержка, – начал он.

Лаки резко оборвала его.

– Нет. Это – судьба. Нам не суждено быть вместе. Яс самого начала знала, что все было слишком хорошо, чтобы длиться долго.

– Когда Олимпия выйдет из больницы...

– Ты будешь ей нужен, – закончила она голосом, в котором не звучало никаких эмоций. – И тебе необходимо находиться рядом с ней.

– Лаки...

– Дело не только в Олимпии, – спокойно продолжила она. – Ятоже нужна Димитрию. И вообще... – едва заметная пауза. – Он меня не отпустит.

Они не могли больше разговаривать, и вскоре Димитрий и Лаки уехали. Заботливый отец явно не намеревался обременять едва живую дочь своим присутствием.

Ленни разозлился. Димитрий как будто отдал визит вежливости. Неужели его не заботила судьба его единственной дочери?

Что же касается Лаки... Что ж, поживем – увидим. Когда Олимпия выйдет из больницы, а Димитрий справится с шоком... все образуется. Ленни с неохотой решил, что ему следует остаться с Олимпией, по крайней мере на первых порах. Все-таки он на ней женился и не имеет права бросать сейчас.

Все дни напролет он проводил в больнице, наблюдая ее невыносимые мучения. Продюсеры телесериала под угрозой суда требовали его немедленного возвращения в Америку.

– Наплевать, – ответил он Джесс в телефонном разговоре. – Сейчас я никак не могу оставить ее.

Джесс прилетела в надежде убедить его, что он принимает самоубийственное для своей артистической карьеры решение. Она сказала ему безжалостную правду.

– Ты не любишь ее. И тебе не нужны ее деньги. Так какого черта ты здесь ошиваешься?

Ленни ответил ей долгим и твердым взглядом.

– Потому, что она в коме и у нее больше никого нет, – пояснил он. – Я не собираюсь бросать ее. И не жди от меня ничего другого.

Джесс кивнула. Она понимала. Стоит только сказать Ленни, что кто-то попал в беду – и он уже там. Так было всегда.

Димитрий не вернулся в больницу к своей дочери. По словам одного из членов его свиты, он удалился на свой остров, дабы в одиночестве оплакивать Франческу Ферн.

– Где Лаки? – спросил Ленни, стараясь говорить безразличным тоном.

– С ним, – ответил тот.

«С ним». Эти слова до сих пор преследовали Ленни.

С ним – во всех отношениях? Соприкасаются ли их губы? Переплетаются ли их тела? Занимаются ли они любовью? Она с ним.

А как же. Ведь он – с Олимпией.

О Боже! Они оба с Лаки поступают по совести, вместо того чтобы быть вместе. Это несправедливо.

Через несколько недель Олимпия вышла из комы и первым делом попросила зеркало. Когда его принесли, ее причитания разнеслись по всей больнице. Ленни попытался утешить жену. Обгорела только одна сторона ее лица – другая осталась нетронутой.

– Я поговорил с врачами, – бодро сказал он. – После пластической операции и пересадки кожи ты скоро будешь как новенькая.

– Кретин! – завопила она, обливаясь слезами. – Что ты можешь знать?

Он хотел повернуться и уйти. Но она – его жена, и, похоже, у нее никого не осталось – только один он.

– Достань мне кокаина, – потребовала Олимпия на следующий день.

– Ты с ума сошла! – воскликнул он. – Тебя же напичкали всякими лекарствами. Ты что, убить себя хочешь?

– Мне все равно, – ответила она мрачно. – Возможно, это было бы самое правильное решение.

Димитрий так больше и не появился, хотя ежедневно присылал цветы и направил одну из своих личных секретарш сообщать ему о состоянии Олимпии.

– Где Димитрий? – сердито спросил Ленни.

– Мистер Станислопулос плохо себя чувствует, – понизив голос, сообщила девушка. – Он не может покинуть свой остров.

– Что с ним такое?

– Я не имею полномочий делиться подобной информацией, – чопорно заявила она. Но поделилась, что его жена и ребенок все еще находятся с ним.

Лаки вернулась к Димитрию насовсем.

Ленни затосковал. Он пытался дозвониться до острова, но Лаки застать ему никогда не удавалось, и она ни разу не ответила на его звонки.

Прошла еще неделя. Под вечер явилась мать Олимпии, Шарлотта. Она прилетела из Нью-Йорка – сдержанная, хорошо одетая женщина с тонкими губами.

– Я бы и раньше приехала, – беззаботно заявила она. – Но никак не могла вырваться.

«Почему? – хотел спросить Ленни. – Здесь же твоя родная дочь лежит, бесчувственная стерва. Почему ты не могла вырваться?»

Шарлотта пробыла двадцать четыре часа.

– Я хочу увидеть Флэша, – пробормотала Олимпия как-то. – Он прислал цветы? Позвонил?

Цветы приходили в невообразимых количествах, и разобраться в них было почти невозможно Карточки складывали в отдельную коробку, и секретарша Димитрия аккуратно печатала благодарственные записки. Ленни поинтересовался у нее, поступило ли что-нибудь от Флэша. Он не ревновал – у него мелькнула надежда, что, возможно, все-таки существует выход.

– Нет, – ответила она, сверившись со списком в обтянутой кожей книге.

Ленни проследил путь рок-звезды и позвонил ему в Лондон.

– Олимпия хочет видеть вас, – сообщил он в надежде, что Флэш ухватится за предоставившуюся возможность и тем самым развяжет ему руки.

– Послушай, парень, – поведал ему Флэш. – Между нами давно все кончено. Олимпия слишком богата для меня. Я надеюсь, что она выздоровеет и все такое, но я никогда не принимал ее всерьез.

Олимпия пребывала в уверенности, что Ленни стоял между ними.

В конце концов наступил день, когда она смогла покинуть больницу. Предстояла еще целая серия операций, но нужно было подождать, пока заживет ее кожа.

– Давай я увезу тебя на остров твоего отца, – предложил Ленни с тайной мыслью встретиться там с Лаки.

– Нет, – быстро ответила Олимпия, хорошо знавшая о равнодушии Димитрия. – Я хочу в Калифорнию.

Она недавно прочитала, что Флэш купил там дом, и собиралась увидеть его. Втайне от Ленни она по телефону купила особняк в Бель Эйр за десять миллионов долларов, рассказав о покупке только по прибытии на место.

Вернувшись в Америку, Ленни не знал, что теперь делать. Сначала он планировал оставаться с ней только до выписки из больницы, но ему казалось, что сейчас бросить ее – слишком жестоко. Иногда она бывала и ничего, не только вопила и обзывалась. Итак, как бы сильно ни хотел он сообщить о разрыве, предстояло дождаться подходящего момента, который никак не наступал. Возможно, после первой операции Олимпия снова обретет нормальный вид и уверенность в себе.

Продюсеры телесериала предъявили ему иск на несколько миллионов.

Журнал «Роллинг стоунз» опубликовал на первой полосе статью, над которой они в свое время работали. В ней он выглядел законченным эгоманьяком.

Джесс наконец-то перестала приставать к нему с вопросом, когда же он вернется к работе.

Алиса раздавала направо и налево самые невероятные интервью.

Добавим полный идиотизм ко всем прочим его достоинствам – ибо именно таким она его невольно рисовала в них.

Они с Олимпией переехали в новый дом с целой армией слуг. Вскоре после того, на рождественские каникулы, прибыли Бриджит и няня Мейбл.

– Ой, мама, какая ты уродливая, – воскликнула Бриджит. – Я не могу смотреть на тебя.

Как только миновало Рождество, ее отослали к дедушке, по-прежнему жившему в уединении на своем острове.

– Я ненавижу этого ребенка, – горько пожаловалась Олимпия. – Я хочу как можно реже видеть ее.

Как-то рано утром, через несколько дней после отъезда Бриджит, Олимпия заказала машину с шофером и тайно ускользнула, закутав лицо длинным шарфом.

Когда Ленни сообщили о ее исчезновении, он испытал радость. Впервые за все время она покинула дом. Однако его радость поутихла, когда через час Олимпия вернулась в истерике. Она ничего ему не сказала, но вскоре он выяснил, что ездила она к Флэшу.

Рок-звезда только взглянул на нее и сказал:

– Боже милостивый! Не обижайся, любимая, но я – пас. При одном взгляде на тебя меня мутит. Понимаешь?

Ленни узнал о происшедшем от менеджера Флэша, который позвонил и попросил, чтобы Олимпия держалась подальше от его клиента.

– Передайте вашему сраному клиенту, что он может идти в задницу, – рявкнул Ленни и бросил трубку.

А потом на Олимпию напала нежность – нечто для нее нехарактерное. И она возжелала секса. Впервые после аварии.

Ленни попытался, но его желание было на нуле.

Как ни странно, Олимпия проявила понимание. Совершенно спокойно она объяснила его неудачу своим видом.

А он не мог дать ей единственно верное объяснение. Лаки жила в его сердце, в его мыслях, во всем. Он хотел только одну женщину – ее. Но стечение обстоятельств разлучило их.

Он снова пытался связаться с ней, но безуспешно. Лаки явно избегала его. Он разозлился, чувствуя себя брошенным и загнанным в угол. Ленни сходил с ума.

Пришло время вновь заняться работой, но Джесс сообщила ему, что поток предложений иссяк. Некогда безумно популярный, теперь он был полузабыт. Дурная реклама и судебный иск тоже не пошли ему на пользу.

Он подумывал о том, чтобы самому написать сценарий.

– Возможно, нам удастся найти спонсоров, и мы сами его поставим, – предложил он Джесс.

– А почему бы твоей жене не вложить деньги? – ядовито ответила она. – Она все равно покупает тебе все.

Ее правда. Олимпия все дни напролет сидела в кресле и делала заказы по телефону. Она уже купила ему «мерседес», «порше», передвижной спортзал, кучу всякой электроники, катер, кассеты, книги, одежду. Олимпия превратилась в фанатика каталогов. Она заказывала и ела, ела и заказывала. И так проходили дни.

Первая пластическая операция прошла успешно. Они с Ленни слетали в Бразилию, где Олимпия провела несколько недель в частной клинике под надзором лучших хирургов мира. Ленни не отлучался от нее. Он работал над сценарием и ежедневно навещал жену. Ей постоянно требовалась поддержка.

Димитрий послал целый цветочный магазин. Отец с дочерью не виделись уже почти год.

И уже почти год Ленни не видел Лаки, хотя по-прежнему постоянно думал о ней. Она же, напротив, явно забыла о нем – иначе тоже попыталась бы связаться с ним. Ему было очень грустно, но он все еще отказывался думать, что у них все позади.

К тому времени, когда Олимпии позволили вернуться домой, она уже приободрилась. По многу часов подряд Олимпия изучала свое отражение в зеркале и терпеливо ждала, когда лицо окончательно заживет.

Ленни закончил сценарий и передал его Джесс.

– Вот чем я хочу заниматься, – заявил он. – Довольно клубов и телешоу. И я не собираюсь обращаться к жене за деньгами.

Джесс недоверчиво подняла бровь. Ленни – комик, бывшая телезвезда. Никто не станет финансировать его картину. Прочитав сценарий, она изменила свое мнение. Он написал безумно смешную комедию под названием «Частный сыщик» – в ней имелось все для успеха.

Поисками спонсоров занялась Джесс, но все студии отказали ей. На одной вечеринке она познакомилась с продюсером по имени Райдер Вилер. Недавно сделавший недорогой фильм с певцом Витосом Феличидаде в главной роли. Джесс рассказала ему о задумке Ленни, и он заинтересовался. Она послала ему сценарий, и через три недели они ударили по рукам.

Дальнейшее всем хорошо известно. «Частный сыщик» стал самым кассовым фильмом 1981 года. А Ленни проснулся кинозвездой с многомиллионным контрактом с одной из крупнейших студий на написание сценария, исполнение главной роли и производство еще трех картин.

Он достиг профессиональных вершин.

Но его личная жизнь являла собой сплошное серое пятно.

Так прошло три года.

ГЛАВА 94

Лаки всегда до смерти боялась церемоний открытия, и сейчас ей предстояло второе в ее жизни испытание. Первое состоялось при вводе в эксплуатацию отеля «Маджириано» в 1975 году, восемь лет назад. Стоило ей закрыть глаза – и испытанное тогда чувство возвращалось снова. Предчувствие, то жар, то озноб. Безумное возбуждение. Как будто ухватила тигра за хвост и ждешь, когда он сорвется с места. О... полет в неизвестное... головокружение от высоты...

И вот теперь – отель «Сантанджело» в Атлантик-Сити завершен. Она сгорала от нетерпения.

Медленно, медленно Лаки совершила ритуал приготовлений. Долго стояла под теплым душем, потом повернула кран с холодной водой. Покалывание ледяной воды доставило ей почти сексуальное возбуждение. А потом – роскошь огромных мохнатых банных полотенец, сделанных специально для отеля «Сантанджело», – ярких цветов, специально в тон соответствующих ванных комнат. Не для Лаки скучные белые банные халаты. Для ее отеля халаты изготовили из шелка в Гонконге, и их будут бесплатно давать постояльцам в качестве памятного подарка.

После душа, надев светло-коричневую шелковую сорочку, она села перед зеркалом туалетного столика и накрасилась. Обычно почти не пользовавшаяся макияжем, в таких случаях она считала его необходимым. Темные золотистые тени, черный карандаш для век, румяна бронзового оттенка и загадочный тон.

В свои тридцать три года она выглядела великолепно. Время только подчеркнуло ее смуглую экзотическую красоту – сделало еще более интригующей и таинственной. От ее эротической и редкостной красоты захватывало дух.

Лаки выскользнула из сорочки и, оставшись абсолютно нагой, вступила в длинное платье из черного атласа, змеиной кожи и кружев. Платье сидело на ней как влитое, подчеркивая все линии ее гибкого тела и соблазнительно топорщилось на груди.

Стрижку она никогда не меняла. Непокорная грива курчавых волос до плеч, густых и блестящих.

Удовлетворенная своим видом, она приколола на платье любимую брошь в форме пантеры, одела бриллиантовые сережки-слезки и бриллиантовые браслеты из того же комплекта. На безымянном пальце правой руки сверкало кольцо с огромным бриллиантом грушевидной формы. Димитрий осыпал ее подарками. Так проявилась его благодарность.

Благодарность за что?

Три года назад Франческа Ферн погибла в авиакатастрофе. Он так и не оправился от удара. Димитрий благодарил Лаки за то, что она осталась с ним, осталась его женой и дала ему единственную связующую ниточку с жизнью – сына Роберто.

В задумчивости Лаки уставилась на свое отражение в зеркальной стене роскошной квартиры на верхнем этаже «Сантанджело». Она знала, что когда люди смотрят на нее, то видят сильную, уверенную в себе, привлекательную женщину. Чего они не могли видеть, так это разбитого сердца под внешней сдержанностью. Потому что она так и не смогла смириться с потерей Ленни. И никогда больше не позволит себе попасть в смертельные объятия любви.

Сначала Марко...

Затем Ленни... Обоих отняли у нее неумолимые обстоятельства.

«Что, – задавалась она вопросом, – что он испытывал?» Сперва он постоянно пытался связаться с ней. Телефонные звонки, даже письмо с просьбой о встрече.

Неужели он не понимал? Авиакатастрофа была предупреждением. Если Лаки еще когда-нибудь увидит его, случится нечто ужасное. Она знала это.

Глубокий вздох – и она уже готова. Лаки провела языком по губам, встряхнула головой и направилась к своему личному лифту.

– Потрясающе! – сказал Коста.

– Исключительно! – воскликнула его жена.

– Замечательно! – вторил им Джино.

Они ждали Лаки в баре. В последнее время друзья поменялись ролями. Коста женился, а Джино развелся.

Жена Косты, сорокалетняя ушедшая на покой девушка по вызову по имени Риа, увлекалась садоводством и бриджем. Год назад они встретились с Костой в бридж-клубе в Майами и сразу же, несмотря на разницу в тридцать пять лет, понравились друг другу. Вскоре они стали жить вместе. Риа не стала делать тайны из своего прошлого, а Коста проявил понимание. Некоторое время спустя она совершенно неожиданно забеременела. Естественно, Коста, как порядочный человек, женился на ней, хотя и не был абсолютно уверен в своем отцовстве. Риа призналась, что пару раз встречалась со своим прежним любовником. Коста провел тридцать лет в счастливом, но, увы, бездетном браке с первой женой. Его не волновало, кто на самом деле являлся отцом ребенка. В семьдесят пять лет он мог впервые в жизни стать папой, и на свете не было человека счастливее его.

Сначала Джино более чем скептически отнесся к известию о женитьбе Косты. Лаки тоже. Но когда они познакомились с Риа и узнали ее поближе, то переменили свое мнение. Она, похоже, обожала Косту – и, кроме того, твердо пообещала ему, что никогда больше не изменит ему.

Джино взглянул на часы.

– Ну что же Лаки? – спросил он. – Я не затем прилетел из Вегаса, чтобы сидеть и ждать ее.

– Терпение, – успокоил его Коста. – Сегодня ее день.

Он ностальгически вздохнул.

– О... как сейчас помню вечер открытия «Маджириано»! Что за прекрасный был праздник!

– Да. А я торчал в Израиле, – пожаловался Джино. – Придурок!

Итак, он развелся.

Сьюзан потребовала его скальп.

И всего, до чего только могла дотянуться.

Закон штата Калифорния.

Чтоб он провалился, закон штата Калифорния!

Он застукал ее – и она же предъявляет требования на миллионы.

Холеная сука.

Лесбиянка.

Никогда он не забудет выражения на их лицах, когда он поймал их на месте преступления.

Сьюзан и Пейж.

Его жена и его любовница.

Две мерзавки.

Он ни за что не признался бы, но в глубине души скучал по Пейж. Вот кто принес ему истинное разочарование. Естественно, он никогда больше не сказал ей ни слова.

– А вот и она, – с восхищением объявил Коста. – Смотри, какая красавица!

– Исключительно, – вздохнула Риа.

Да. Джино не мог не согласиться. Его дочь восхитительна.

Бриджит Станислопулос снимала термобигуди со своих длинных белокурых волос. В свои четырнадцать лет она вполне могла сойти за восемнадцати– или даже девятнадцатилетнюю. Ей часто это говорили. Те, кто ее не знал, начинали вовсю ухлестывать за ней, а ей это нравилось.

Бриджит училась в школе в Швейцарии «Л'Эвьер», частная школа для девочек, отличавшаяся строгими правилами. В свое время оттуда исключили ее мать, скучную и жирную Олимпию, и жену деда – Лаки, которую Бриджит полюбила. Иногда Бриджит задумывалась, зачем мать послала ее именно туда. А потом поняла: потому что так проще и дальше.

Она также выяснила, как и ее мать когда-то, как удирать из школы после отбоя. Легче легкого. Сотни маленьких богатых школьниц уже протоптали дорожку к свободе и ближайшей деревне. Игра называлась «Не попадаться».

Бриджит освоила игру в совершенстве. И ей не требовались помощники. Она не испытывала желания дружить с другими девочками; они все казались ей глупыми маленькими детьми, в то время как Бриджит привыкла считать себя женщиной мудрой и опытной. В конце концов, она кое-что повидала. Ее дед – один из самых богатых людей мира. Ее мать – знаменитая, хотя, к сожалению, жирная, наследница. А ее отчим – кинозвезда. Ей нравился Ленни, хотя она и редко его видела. В основном Бриджит проводила каникулы на острове дела.

Словом, с генеалогическим древом у нее полный порядок, чем она при случае не прочь была похвастаться. Еще она обладала бурным темпераментом – из-за чего окружающие не слишком уж стремились завязывать с ней дружеские отношения.

Сказанное не относилось к деревенским мальчишкам. Тех не волновал ее характер, лишь бы она позволяла им те вольности, в которых отказывали другие девочки.

Бриджит Станислопулос еще не прошла весь путь до конца.

Но собиралась. Скоро. Как только найдет подходящего мальчика.

Бриджит улыбнулась сама себе. Она на редкость хорошенькая. В ней повторились все плюсы внешности ее матери и ни одного минуса. У нее отличные груди. Большие. Мальчишкам нравятся большие груди, а значит, и ей. «Тискаться», как она это называла, нравилось ей в сексе больше всего. Сосать «штуку» мальчиков – меньше всего. Хотя она и это делала. Куда деваться? Им это та-ак нравилось. А когда она держала мальчика у себя во рту, он оказывался весь в ее власти. Такие вещи надо знать.

Бриджит одернула лиф белого платья, купленного ей Лаки специально для вечера открытия «Сантанджело». Хорошее платье – неброское, но благородное и в то же время молодежное. Сама она предпочла бы что-нибудь черное и загадочное. Черный цвет – такая прелесть. Особенно с белокурыми волосами.

Мальчикам нравились ее длинные светлые волосы. Они любили пропускать их сквозь пальцы, а также погружать в них свою «штуку». Им нравилось кончать в ее волосы. Фу! Иногда мальчишки ведут себя как самые настоящие животные.

Бриджит часто задавалась вопросом, что делал Ленни с Олимпией в постели.

И что делал Димитрий с Лаки.

Возможно, вообще ничего. Он слишком стар. Его «штука» уже, наверное, высохла и отвалилась.

Интересно, что с ней в самом деле происходит в старости? Надо спросить кого-нибудь. Хотя кто сможет ответить? О таких вещах вряд ли напишут в справочниках. Где искать, по оглавлению «Член. Старение его»?

Бриджит вслух хихикнула и подумала: хорошо бы Лаки не сделала ей замечания по поводу макияжа. Она действительно сильно накрасилась, но ей так нравилось разрисовывать себя.

Лаки величественной походкой шла навстречу отцу. Ее движения напоминали леопарда – грациозные, уверенные и опасные.

– Привет, детка, – Джино привстал, чтобы поприветствовать ее.

– Привет, дедка, – ухмыльнулась она.

– Поговори у меня.

Они обнялись и поцеловались.

– Я горжусь тобой, дочь, – прошептал он ей на ухо.

– Все было очень непросто, – ответила она.

– Хорошее никогда не достается легко.

Банальная истина. Но – истина.

Ее мысли перескочили на Ленни. Она смотрела «Частного сыщика» четыре раза, а вышедший следом фильм «Вот это класс!» – три.

Настоящая пытка. Даже при одном взгляде на его изображение на экране, все ее тело изнывало по его прикосновению. К счастью, ей ни разу не довелось с ним встретиться. Наверное, у них в конце концов наладились отношения.

«Да, а ты так и не развелась с Димитрием – напомнил ей внутренний голос. – А ваши отношения наладились?»

«Нет!» – могла бы воскликнуть она. Она стала женой отшельника. Димитрий почти ничем не напоминал себя прежнего. Он до сих пор оплакивал Франческу и не собирался покидать свой остров.

Одно время Лаки пыталась утешить его. А что? Он стар и одинок, и ему постоянно требовалось видеть рядом Роберто. Но настал день, когда ей пришла пора уезжать. Проект отеля был закончен, и ей не терпелось начать претворять его в жизнь.

– Можешь ехать, – заявил Димитрий. – Но я никогда не позволю тебе забрать Роберто. Никогда.

– Я могу забрать его когда захочу, – сердито ответила она.

Он улыбнулся улыбкой мертвеца.

– Попробуй, но у тебя ничего не получится. Отеля ты не увидишь как своих ушей, и поверь мне, Лаки, так или иначе, но ты никогда больше не увидишь Роберто. – Он помолчал. – Ты можешь приезжать и уезжать когда угодно. Можешь строить отель, путешествовать и вообще делать что хочешь. Но ты должна оставить Роберто здесь, со мной. Он останется моим сыном до самой моей смерти. Потом он станет твоим сыном. Роберто унаследует все.

Димитрий не относился к тем людям, которые способны лишь на пустые угрозы. Лаки обдумала его слова и поняла, что, если она все же решит забрать мальчика, ее ждет беспощадная битва. И ради чего? Если она может приезжать и уезжать в любой момент – почему бы действительно не оставить Роберто у Димитрия? На острове с отцом он в безопасности – ибо угроза похищения существовала всегда. И он был там счастлив. Чичи всегда присмотрит за ним, а любит она его почти как Лаки.

После долгих размышлений она решила принять предложение Димитрия. Она поделит свою жизнь. Часть времени будет проводить на острове, а другую часть – в Атлантик-Сити на строительстве отеля. У нее нет причин для отказа. Ленни с Олимпией. А если Ленни для нее недосягаем, больше ей никто не нужен. Никаких больше связей. Нежность, привязанность, любовь – все это исключалось.

Возможно, если ей захочется, она найдет себе партнера на одну ночь. Но никаких увлечений. Никаких чувств. Просто секс.

– Ты проделала замечательную работу, дорогая, – заметил Коста, также вставая, чтобы поприветствовать ее.

– Да, здесь просто исключительно, – подхватила Риа. Похоже, «исключительно» – ее любимое слово.

Лаки представила Риа до ее ухода на отдых. Весьма возможно, что она и клиентам говорила что-то вроде: «Какой у вас исключительный член».

Подумать только – дядя Коста женился на бывшей потаскушке.

Лаки сдержала смех и сказала:

– Я рада, что вам нравится.

Она старалась не допускать грязных мыслей о Риа, так как дядя Коста явно счастлив с ней. После развода со Сьюзан Джино вернулся в Лас-Вегас к привычному образу жизни. Не то чтобы они часто виделись с Лаки. Несколько раз она навещала отца в Вегасе, и трижды он приезжал на остров проведать внука. Два раза один, а в третий привез с собой двадцатипятилетнюю старлетку, которая постоянно трещала о своей карьере и о моменте истинной славы, когда какой-то глупый журнал для мужчин поместил ее фото на развороте.

– Пожалуйста, – попросила его тогда Лаки. – Найди себе еще одну Сьюзан. Но не заставляй меня больше терпеть подобных девиц.

Джино ухмыльнулся. Ну и усмешка!

– Слушай, детка, мне казалось, что ты ненавидела Сьюзан.

– Верно, – признала она. – Мне нравилась Пейж. Что с ней стало?

– Она оказалась дешевкой, – помрачнел Джино и не стал пускаться в дальнейшие объяснения.

Лаки чувствовала, что, построив отель «Сантанджело» самостоятельно, ни разу не прибегнув за помощью к Джино, она наконец-то нашла золотую середину в отношениях с отцом. Она очень его любила. Но больше не считала, что на свете нет ничего важнее его одобрения.

Он жил в Лас-Вегасе.

Она жила между Атлантик-Сити и островом Димитрия.

Как просто было прибежать к нему, когда его семейная жизнь рухнула или когда на нее навалились проблемы с отелем. Причем серьезные проблемы. Она не имела доказательств, но кто-то очень мешал ей. Все строительство напоминало одну долгую изнурительную войну – конфликты с профсоюзами, забастовки, пикеты, драки, постоянные неприятности.

Когда Лаки принялась расследовать, в чем дело, всплыло имя Сантино Боннатти.

О... Сантино... Когда-то давно их связывала дружба. А затем ей пришлось застрелить Энцо, его отца, и она знала, что с тех пор Сантино, подобно ядовитой змее, выжидал момента ужалить ее и совершить акт возмездия.

Выяснив, что на ее пути встал Сантино, Лаки начала действовать.

Один телефонный звонок. И Джино не стоял за ее спиной.

Одна встреча с очень старым человеком в Нью-Йорке.

Простое пожелание.

И неприятности вдруг сразу кончились.

Она была готова при необходимости действовать и дальше. Но Сантино был трус в душе – она давно его знала. Когда ему поступило указание отступить, он так и сделал, причем быстро.

Джино окинул все взглядом, полным восхищения и гордости.

– Ты справилась, дочка, – ласково сказал он. – Очень здорово. «Маджириано» по сравнению с ним – просто сортир.

Лаки счастливо засмеялась.

– Ну не совсем. – Она взяла его под руку. – Эй, давайте гулять. Я хочу повеселиться вместе с моим стариком.

– Каким еще стариком?

– Прошу прощения.

ГЛАВА 95

Солнце жгло через огромные окна дома на Блю Джей Уэй, но Иден Антонио не торопилась вставать с огромной кровати. Она лежала под пестрой простыней и мысленно проклинала Сантино Боннатти. Он загубил ее жизнь.

О Боже! Ей вообще не следовало связываться с ним. Один вид этого волосатого лысого извращенца должен был насторожить ее. Он ничтожество, последнее ничтожество. И год за годом, постепенно, он низводил ее до своего уровня. Ну почему она сразу не поняла, что он за негодяй? Она же не дура, кое-что повидала в жизни. И все же Сантино Боннатти опутал ее по рукам и ногам. Заставил поверить, что она может им управлять и, что в конце концов он сделает все, что она захочет.

На самом же деле хозяином положения был Сантино. Всегда.

Иден твердо знала, что ей давно уже следовало уйти от него, ибо чем дальше, тем хуже он становился. Когда Сантино нарушил слово дать ей главную роль в финансируемом им фильме с Витосом Феличидаде, ей надо было порвать с ним.

Но нет. Она как дура продолжала сидеть в доме на Блю Джей Уэй под присмотром обезьяны Зеко и выполняла все желания Сантино. Когда же она наконец набралась мужества и собралась уходить, он не отпустил ее.

– Ты уйдешь, когда я того захочу, – заявил он злобно. – И не волнуйся, я сам тебе скажу, когда настанет пора. Только не рассчитывай, что это случится скоро.

С тех пор прошло много времени, но момент освобождения все не приходил. Она слаба, и сама знала это. Чем дольше она откладывала побег, тем труднее становилось решиться. А она ведь не молодеет...

Иден перевернулась под простыней и улеглась на живот. Рассказать, что с ней происходит, – так ведь никто не поверит. Никто не поверит, что в Лос-Анджелесе, в 1983 году, человек вроде Сантино Боннатти держит в заточении женщину и использует ее как сексуальную игрушку.

Конечно, она могла пойти в полицию, если бы ей предоставилась такая возможность. Однако возможность не предоставилась – Зеко не оставлял ее ни на миг. Но даже если она обратится к копам – что тогда? Она не имела никаких доказательств того, что Сантино постоянно угрожал ей, заставлял ее делать мерзкие и унизительные вещи и клялся, что изуродует ей лицо, если она посмеет убежать от него.

– А как же моя артистическая карьера? – спрашивала Иден при каждом удобном случае. – Ты же обещал, что я буду сниматься. Ты сам знаешь, что обещал.

Он водил приманкой перед ее носом, никогда не лишая последней надежды.

– Ты сыграешь в классном фильме, – обещал он. – Как только подвернется подходящая роль – считай, что она твоя, лапуля.

Подходящей роли не оказалось в окончательном варианте сценария фильма с Феличидаде. Любовную партию исполнила известная актриса. Затем Сантино вложил деньги в «Частного сыщика», первую картину Ленни Голдена. Иден читала сценарий и не сомневалась, что главная женская роль подходит к ней идеально.

– Я хочу получить ее, – затаив дыхание, умоляла она Сантино.

Боже! Только бы ей добраться до Ленни и рассказать ему, что с ней случилось. Он поможет, она не сомневалась в нем.

– Я не диктую условия в этом фильме, – бросил в ответ Сантино. – Я только вкладываю зеленые, поскольку считаю, что он может принести прибыль.

Он оказался прав. «Частный сыщик» побил все рекорды. Ленни Голден стал звездой. А Иден даже не попала на премьеру. Сантино пошел со своей толстухой-женой, в то время как она сидела дома и невидящим взглядом смотрела в экран телевизора, а в углу ковырял в носу Зеко.

В какую ужасную ловушка она попала. Она жила в прекрасном доме. Носила замечательную одежду, потому что, когда Сантино выводил ее на люди, он хотел, чтобы у его друзей повыскакивали от зависти глаза. А что дальше?

Ничего.

В ее жизни нет ничего.

И сама она – ничто.

В отчаянии она отбросила простыню. Мексиканец-садовник, работавший во дворе, чуть не выронил из рук шланг.

Иден потянулась к телефону. Она знала, что Сантино записывал все ее переговоры, но ей все же позволялось иметь пару подружек, с которыми она время от времени могла договориться о ленче. Ула и Пейж Вилер – не сказать, что подружка, но все-таки сочувствующий человек. Порой ее тянуло рассказать Пейж обо всем в надежде, что та сможет помочь.

Ну конечно. Очень она поможет, когда Иден окажется в больнице с изуродованным лицом и навсегда потеряет свою красоту.

– Быстрей, – скомандовал Сантино шоферу. Они неслись по шоссе в сторону Лос-Анджелеса после окончания деловой встречи.

– Что-нибудь не так, босс? – спросил Блэки с сиденья рядом с водителем.

– Знаешь, что я напишу на твоем могильном памятнике? – огрызнулся Сантино. – «Что-нибудь не так, босс?» Чего ты заладил одно и то же, как испорченная пластинка?

– Простите, босс.

– Ладно, проехали.

Сантино стащил пиджак и аккуратно сложил его. Легкий запах собственного пота защекотал в носу. Он чертыхнулся. Поганые дезодоранты. От них никакого проку. Ему следует заняться их изготовлением – он весь мир завоюет. Сантино пребывал в дурном расположении духа. Какая неудачная была неделя. Лаки Сантанджело все-таки ввела в строй свой чертов отель в Атлантик-Сити, и он чуть не взбесился от злобы. Он сделал все, что в его силах, чтобы помешать ей, и вдруг – нате пожалуйста – ему звонит из Нью-Йорка его слюнтяй-братец Карло.

– Принято решение, что тебе следует перестать беспокоить леди.

Леди! Какая к черту леди? Лаки Сантанджело – сука, а не леди, и недалек тот день, когда он прищучит ее по-настоящему.

– Какое еще решение? – воскликнул Сантино. – Кто его принял?

– Вчера состоялась встреча. Прошло голосование. Ты должен перестать преследовать ее.

Сантино подчинился. Он знал, кого следует слушаться. Но он не смирился. Он еще доберется до этой стервы. Настанет день...

ГЛАВА 96

Как и все добропорядочные калифорнийцы, Ленни научился играть в теннис. В свободные от съемок дни он просыпался в семь утра. Олимпии он не мешал – они спали в разных комнатах. Затем, побрившись и приняв душ, он иногда заезжал к Райдеру Вилеру, где его ждали три утомительных сета. Иногда Ленни там видел и Пейж. Ему нравилась жена Райдера. С ней было весело, и ему нравилось, как она выкладывает последний «мусор» – так она называла сплетни.

От Вилеров он ехал домой и садился за работу, порой проводя по шесть или семь часов взаперти в кабинете наедине с новой игрушкой – персональным компьютером. Иногда он устраивал перерыв на обед, иногда – нет.

В городе было несколько адресов женщин, которым он мог позвонить в любое время, – как правило, привлекательные работающие дамы, всегда готовые встретиться с ним и ничего не требующие от него. Они знали, что он женат, – такой брак не скроешь – и принимали все так, как оно есть. Время от времени он навещал кого-нибудь из них, чтобы всего-навсего проболтать весь день напролет. С тех пор как Лаки перевернула всю его жизнь, секс перестал много значить для него. Секс стал всего лишь... маленьким удовольствием.

Ленни знал, что ему надо расстаться с Олимпией. Их женитьба – пустой звук. Он не бросил ее сразу лишь потому, что хотел помочь перенести серию операций по восстановлению внешнего облика. Кроме того, ничто не торопило его с разрывом. Лаки не ждала его. Ей на него наплевать. Все три года она игнорировала его, не ответила ни на одну из его попыток установить с ней связь. Она все еще оставалась с Димитрием – как бесился он из-за этого.

Однако всему есть предел. Олимпия наконец вновь вернула свою прежнюю внешность. И прежний характер тоже. Она осталась все той же богатой, избалованной наследницей, и, когда он не работал за закрытыми дверями – что происходило практически всегда, – они постоянно ссорились.

– Я думаю, нам надо развестись, – заявил он как-то после очередного скандала.

Она замолчала на середине фразы и уставилась на него. Обиженные голубые глазки на свинячьем лице.

– Я не хочу разводиться, – быстро проговорила она.

– Но слушай, – он подошел к бару и налил себе виски. – Наш брак никогда не совершался на небесах.

– Как ты можешь так говорить?!

– Возможно, потому, что я говорю правду.

– Только потому, что я вешу немного больше чем надо...

– Твой вес тут ни при чем.

– Еще как «при чем», – завопила она. – Ты ненавидишь меня потому, что считаешь меня толстой. Ах, какой ты негодяй! Я не виновата, что попала в авиакатастрофу. Я не виновата, что...

О черт. Свобода достанется не просто. Всякий раз, когда он поднимал эту тему, повторялась одна и та же сцена.

– Сукин сын, – всхлипывала она. – Почему бы и тебе не оставить меня тоже? Все меня бросили, давай и ты. Великая кинозвезда. Давай, Ленни, путь открыт. Ты думаешь, я огорчусь? Фиг тебе! Мне наплевать. Может, мне убить себя – тебе так будет удобнее, правда? – Театральное всхлипывание.

– Перестань, Олимпия, – мрачно бросил он. – Ты же знаешь, что я не покину тебя, пока ты сама не захочешь того же.

И он не кривил душой. В конце концов, куда ему уходить? И его беспокоили ее частые угрозы самоубийства. Он не хотел чувствовать себя виноватым, если с ней что-нибудь случится.

Ленни знал, что Лаки скоро откроет отель, построенный ею в Атлантик-Сити. Ему кто-то прислал приглашение на торжество. Был один безумный миг, когда он уже почти собрался ехать. Но что хорошего выйдет из этого? К чертям Лаки Сантанджело. Он ненавидит ее! Нет.

Да, ненавидит.

Лаки... Лаки... – она не покидала его ни на минуту. Раз в месяц звонил Димитрий и по обязанности беседовал с дочерью. Всегда один и тот же разговор. Звонки «ну как ты там», как называл их Ленни. Отец «отмечался».

– Я не могу слышать его! – каждый раз выкрикивала Олимпия, бросая трубку. – Не знаю, зачем он вообще берет на себя труд звонить. Когда я умирала в больнице, он вел себя так, словно меня не существует. И эту суку, его жену, тоже ненавижу. Мерзавка Лаки Сантанджело. Знаешь что? Он жалеет, что тогда я выжила, а не его драгоценная Франческа.

Хотя Ленни и не высказывал своего мнения, он склонялся к такому же выводу. Димитрий явно ничуть бы не огорчился, если бы вообще никогда больше не увидел собственную дочь. Она напоминала ему о безвозвратно утерянной любви. Другое дело – внучка Бриджит. Почти все свои каникулы она проводила у Димитрия, и Олимпию такое положение дел вполне устраивало. Между прочим, она сама не видела дочери больше года, хотя как раз сейчас они со дня на день ожидали приезда Бриджит. Она собиралась навестить мать сразу же после открытия нового отеля Лаки. Последний раз девочка гостила у них одновременно с милой Алисой, которая заявилась в компании с безработным актером двадцати лет и с какой-то экзальтированной пятидесятилетней особой. Вся троица вскоре напилась до чертиков и отвратительно себя вела. Ленни больше никогда не приглашал мать. Алиса сначала жаловалась, но он обнаружил, что, если посылать ей деньги – в больших количествах, – она замолкала и оставляла его в покое. Уже больше года он ее не видел.

Слава Богу, что у него есть его работа. Она поглощала его целиком, и он не думал больше ни о чем. Писать и сниматься в фильмах – занятие, требовавшее всего его времени. Не оставалось ни минуты, чтобы угнетать себя заботами о реальной жизни и о том, что могло бы быть, если бы... Работай, работай, работай.

Джесс любила обедать с Пейж Вилер. С ней одной Джесс могла выйти на люди и не казаться коротышкой, ибо Пейж сама была только чуть-чуть выше ее. И Пейж здорово ругалась. Не для нее слащавый голливудский говорок. Она говорила то, что думала, а думала она обычно скандальные и забавные вещи.

– Ты когда-нибудь спала с Ленни? – поинтересовалась Пейж, едва они уселись за столик ресторана.

– Ну и вопрос! – хихикнула Джесс. – Он мой друг. С лучшими друзьями не спят.

– В самом деле? – подмигнула Пейж.

– Ты невыносима! – засмеялась Джесс.

Они подружились, когда Райдер начал работать над первым фильмом Ленни.

– Но я ведь могу спросить? – деланно возмутилась Пейж. – По-моему, он очень сексуально выглядит. Правда, мужчины сексуального вида часто оказываются слабаками в постели.

– Но не Ленни.

– Кажется, ты сказала...

– Слава о нем летит впереди него. Не забывай, я знаю его с детства.

Дамы обсудили меню и заказали легкий ленч.

– На неделе я поеду в Атлантик-Сити, – сообщила Джесс за салатом.

– Что-то или кто-то интересный? – спросила Пейж, обхватив пальцами ножку бокала.

У Джесс сияли глаза.

– Там есть один человек – он старше меня...

– Тем лучше, – пробормотала Пейж.

– Я ему, похоже, нравилась – когда-то, – продолжила Джесс. – Но знаешь, как бывает, – он всегда был готов, и я не торопилась.

– Правильно. Хотя я часто задумываюсь – сколько же я всего упустила!

– Когда несколько лет назад я вернулась в Лас-Вегас вместе с Ленни, он переменился. Казалось, он охладел, остыл и...

Пейж закончила фразу за нее:

– Естественно, ты сразу же его возжелала.

– Откуда ты знаешь?

– Нет ничего проще. Так всегда случается. Они хотят тебя – ты не хочешь их. Ты хочешь их – они не хотят тебя.

Она наклонилась к собеседнице и спросила с любопытством:

– А что теперь происходит?