Остров победы

Глава 10 Гостеприимство по-татарски

Район Инициативный, в котором проживала Фатима Асадуллина, встретил Скифа одуряющей жарой, скопившейся между бетонных многоэтажек. Не самое лучшее место на земле, но очень даже подходящее для человека, намеревающегося замести следы. «Всего-навсего попрошусь на постой, и никаких вольностей, – убеждал себя Скиф, стараясь не обращать внимания на насмешливые реплики внутреннего голоса. – Девушка сама зазывала меня в гости, так почему бы не воспользоваться ее любезностью?» – «О, пользоваться любезностью девушки – это так приятно! – прозвучало в мозгу. – Особенно если она молода, красива и в меру наивна».

Велев внутреннему голосу заткнуться, Скиф зашел в гастроном, где разжился тортом «Лучано» и бутылкой шампанского «Новый свет». На соседнем базарчике была приобретена охапка пахнущих свежескошенной травой тюльпанов. Чувствуя себя одновременно полным кретином и растлителем малолетних, Скиф дошел до ближайшего угла и вывалил покупки на землю. Стало легче. Ухаживать за женщинами он не умел и не любил, хотя в академии ФСБ существовала специальная дисциплина, посвященная этому искусству. Пропетляв по дворам и не выявив признаков наружного наблюдения, Скиф остановился возле нужного подъезда, чтобы выкурить сигарету перед свиданием. Конечно, можно было снять квартиру у посторонних людей, но предъявлять им паспорт не хотелось, а отсутствие документов могло закончиться визитом участкового. Когда по телевизору то и дело показывают взорванные террористами дома, люди невольно настраиваются на подозрительный лад. С другой стороны, в эпоху повальной коррупции бандитам ничего не стоит отыскать интересующего их человека по временной прописке. Скиф решил не рисковать, если не считать того маленького обстоятельства, что упрямо игнорировал смертельную опасность, нависшую над ним после того, как он остался в городе. Поставить в известность начальство? Нет, пусть все остается как есть. Если Роднин узнает о последних событиях в Астрахани, он немедленно отзовет сотрудника в Москву, где усадит его за составление отчетов и служебных записок. Опять протирать штаны в кабинете? Нет уж, увольте!

Выбросив окурок, Скиф решительно вошел в подъезд, встретивший его умеренной прохладой и нестерпимой вонью из чрева мусоропровода. Шмыгнувшая в подвал крыса напомнила о существовании стукача на Лубянке, что не улучшило настроения Скифа. К двери романтической стюардессы он подошел с таким мрачным выражением лица, словно явился сюда не по собственной воле, а под конвоем. Позвонил резко, отрывисто. И уставился в глазок, даже не попытавшись изобразить улыбку. Дальнейшие события показали, что такая линия поведения очень даже уместна.

Цельнометаллическую дверь распахнул смуглый сорокалетний гигант с крупным, будто высеченным из гранита лицом и неожиданно крохотными глазками. При виде Скифа он буквально расцвел и приглашающе мотнул курчавой башкой:

– Входи.

– Я к Фатиме, – предупредил Скиф.

– Так я и понял, – осклабился гигант. – Входи, не стесняйся. – Пропустив Скифа внутрь, он поспешил захлопнуть дверь, причем не поленился закрыть ее на верхний замок.

Убранство прихожей свидетельствовало о том, что в квартире живут люди с достатком и своеобразными представлениями о красоте и уюте.

– Я могу увидеть Фатиму? – осведомился Скиф, скользнув взглядом по аляповатым матерчатым розам, торчащим из старинной китайской вазы.

– Я Ринат Асадуллин, ее отец, – заявил гигант таким тоном, словно намеревался ошеломить Скифа своим признанием.

Пришлось представиться все тем же Сарматовым Евгением Николаевичем.

Здоровенная горячая ладонь Рината стиснула руку Скифа до хруста в соприкоснувшихся суставах. Одновременно скрестились взгляды мужчин, испытывая друг друга на твердость. Не заметив в глазах гостя признаков смущения или неловкости, Ринат разочарованно разжал пятерню.

– Пойдем в комнату, – предложил он.

– Пожалуй, я лучше загляну как-нибудь в другой раз, – буркнул Скиф.

– Не выпендривайся, – сказал Ринат тоном привыкшего повелевать человека. – Я тебя со вчерашнего дня жду. Иди за мной. – Он грузно затопал по коридору, давая понять, что возражения не принимаются. Пожав плечами, Скиф двинулся следом. Прекрасный паркетный пол квартиры был тщательно застелен коврами и дорожками с восточными узорами. Они выглядели так же неуместно, как литые бронзовые ручки на пластиковых дверях. Тапочки, которыми шаркал на ходу Ринат, хотелось заменить на мушкетерские ботфорты со шпорами. Было в нем что-то от Портоса, шагающего к месту поединка. Не хватало лишь длинной шпаги на боку. Впрочем, Ринат предпочитал пользоваться более современным оружием.

Черные зрачки взведенной двустволки смотрели в грудь Скифа, как бы выбирая, куда именно выплюнуть картечь: под левый сосок или чуть выше солнечного сплетения. О том, что ружье заряжено именно картечью, а не чем-нибудь иным, Ринат предупредил гостя, как только тот переступил порог комнаты. И теперь выжидательно смотрел на него, стоя в нескольких шагах, с указательным пальцем, обхватившим оба спусковых крючка.

– «ТОЗ»? – спросил Скиф, полюбовавшись двустволкой.

– Угу, – кивнул Ринат, – «тулка». Двенадцатый калибр. Восемьдесят граммов свинца в двух патронах.

Оглянувшись, Скиф полюбовался сервантом за своей спиной и сокрушенно цокнул языком:

– Посуду вдребезги разнесет, мебель – в щепки. Давай я лучше к стене перейду. Дыры потом заштукатуришь. Когда на свободу выйдешь. С чистой совестью.

– А вот это не твоя забота, женишок, – глухо произнес Ринат. – Лет тебе сколько? Тридцатник? На кисленькое потянуло?

– Кисленькое? – недоуменно переспросил Скиф.

– Ага. То самое, которое молодо-зелено.

– Твоя дочь сама дала мне адрес.

– А ты ее в благодарность обрюхатил, поганец. Отстрелить бы тебе яйца за такие дела. – Двустволка опустилась ниже. – Давно ты с ней познакомился?

– Вчера, – ответил Скиф, глядя поверх направленных на него стволов.

– Врешь!

– Не вижу необходимости. Фатима дала мне адрес и пригласила в гости. Я закурю?

– Обойдешься, – молвил Ринат, качая кудлатой головой.

– Закурю, – сказал Скиф и действительно достал пачку «Монте-Карло».

– Ты думаешь, я с тобой в бирюльки играю?

– Нет. – Это было произнесено не раньше, чем чиркнула зажигалка.

– Жениться собираешься? – спросил Ринат.

– Нет. – Ответ сопровождался выдохом дыма.

– Почему?

– Не хочу.

– Мужчины так не поступают.

– А как они поступают? Встречают безоружных гостей картечью?

– Ладно, – угрожающе произнес Ринат, отставляя двустволку в угол. – Поговорим без оружия. Моя дочь утверждает, что забеременела от тебя.

– Позови ее, – предложил Скиф, стряхивая пепел в хрустальную вазу, обнаруженную на серванте. – Увидишь, что тут кроется какая-то ошибка.

– Я отослал Фатиму к родителям в деревню. Пусть посидит под домашним арестом.

– Позвони ей.

– Я забрал у нее телефон, – проворчал Ринат.

– Она сказала, как меня зовут? – спросил Скиф.

– Сказала. Сарматов Е. Н. Все сходится.

– Впервые слышу, чтобы любовников называли даже не по имени-отчеству, а по инициалам.

– Какая разница?

– Огромная. Так я мог значиться только в списке пассажиров: Сарматов Е. Н.

– Но зачем ей это понадобилось? – вскричал Ринат.

– Чтобы предъявить тебе жениха. Ты, надо полагать, строгий папаша?

– Не без того.

– Фатима испугалась взбучки и задумала использовать меня в качестве громоотвода, – принялся рассуждать Скиф. – Вот почему она стала заигрывать со мной в самолете. Мне это сразу показалось странным. Какого черта молоденькая девчонка строит мне глазки? Почему дает адрес и приглашает в гости?

– И ты приперся, – взревел Ринат, возмущенный в равной мере и вероломством Скифа, и бесстыжим поведением Фатимы. – Не упустил возможности порезвиться на халяву!

– Ты ошибаешься.

– От кого я это слышу? От тридцатилетнего коня в пальто, прискакавшего к моей дочери?

– Не к дочери, – уточнил Скиф, – а к ее отцу. К сорокалетнему сивому мерину, который не хочет понимать очевидных вещей.

– К сивому мерину, значит, – повторил Ринат, проведя рукой по буйной шевелюре, в которой почти не наблюдалось седых волос. – Вот как ты заговорил. А знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?

Погасив сигарету, Скиф предложил:

– Покажи на практике. Отчасти я виноват, а потому разрешаю врезать мне от души. Но только один раз.

– А потом?

– А потом вступит в силу один из основных физических законов.

– Какой? – осведомился Ринат.

– Действие встречает противодействие, – произнес Скиф тоном учителя, вынужденного объяснять прописные истины.

– Да после моего удара ты костей не соберешь!

– Возможно.

– Мой отец быка-трехлетку кулаком валил!

– А дед? Слона в зоопарке?

Глаза Рината налились кровью, как у того быка из семейных преданий. Сжимая кулаки, он шагнул вперед.

Рост Скифа превышал метр восемьдесят, но противник, стоящий перед ним, был на полголовы выше и казался гораздо шире в плечах. Обветренное лицо со сломанным носом делало его похожим на бесшабашного бретера, и маленькая золотая серьга в мочке правого уха только усиливала это впечатление. Шансов выстоять против него было не больше, чем при схватке со вставшим на дыбы медведем, и все же Ринат внушал Скифу скорее приязнь, чем антипатию. Правда, это чувство обещало быть очень и очень недолговечным.

Большое сердце Рината Асадуллина разрывалось от тоски, а рот его был полон желчи. В этом была повинна Фатима, наплевавшая на вековые традиции. Как могла она спутаться неизвестно с кем, подобно мартовской кошке, задирающей хвост перед первым встречным? Зачем обманула родного отца, зачем унизила его в глазах окружающих? Этот русский красавчик, стоявший перед Ринатом, не был повинен в случившемся, но он стал свидетелем позора рода Асадуллиных и должен был поплатиться за это. Жаль. Очень жаль. Все должно было произойти не так, все должно было произойти иначе. Ринат часто мечтал о свадьбе любимой дочери, намереваясь устроить все наилучшим образом.

Жених объявил бы о своем намерении обручиться с Фатимой через священника-газзана, после чего влюбленные потеряли бы право встречаться до самой свадьбы. Ах, эта помолвка, какой красивой, какой радостной была она в грезах Рината! Вот свидетели жениха входят с музыкой в дом Асадуллина, где он щедро одаривает их платками и угощает айратом. А вот, наконец, он получает ответный подарок – расписной поднос, уставленный всевозможным вареньем и сладкой наливкой – татлы ракы. Это значит, что вечером грянет свадьба, которая продлится несколько дней. Фатима, надевшая прабабкино ожерелье из золотых монет, покрыла бы голову специальной накидкой, тувухом, пряча лицо от гостей до конца сабантуя. Выкупанная подругами в ароматной воде, с волосами, заплетенными в мелкие косички, ждала бы она любимого, обязанного явиться если не на горячем жеребце, то с бочонком вина и в сопровождении многочисленных друзей и музыкантов. Грохот даула, перестук бубнов, пронзительные напевы зурны! Присутствующих потчуют кубете – пирогом из сырой баранины. Все дружно славят Рината Асадуллина, вырастившего такую замечательную дочь, жених почтительно склоняет перед ним обритую голову и благодарит за оказанную честь. Фатима на седьмом небе от счастья. Она с отцом своих будущих детей стоит на белой кошме, а гости осыпают обоих монетами, миндалем, сахаром и зерном…

Но нет, не играет музыка, не звенит серебро, не звучат здравицы в адрес Рината и его дочери. Праздник закончился, не начавшись. Мечты рассыпались в прах, обратились в пепел, которым впору голову посыпать. Кто виноват в этом? Кому мстить за крушение надежд?

Тяжелый взгляд Рината буравил переносицу Скифа, словно пытаясь добраться до чужих потаенных мыслей.

– Не понимаю, – пожаловался он, – почему ты стоишь, как столб, почему не защищаешься? Неужели действительно не возражаешь против того, чтобы я припечатал тебя разок?

– Не возражаю, – коротко подтвердил Скиф. – Заслужил. Я ведь чуть не приперся к Фатиме с цветами и шампанским.

– Но ты ведь шел на свидание, – напомнил прищуривший один глаз Ринат.

– Вообще-то я искал место для ночлега.

– Почему именно здесь?

– Так вышло.

– Ты в неладах с милицией?

– Я-то в ладах, – неохотно ответил Скиф. – Просто есть люди, которые не хотят, чтобы я оставался в Астрахани.

– Перешел дорогу крутым? – догадался Ринат.

– Надеюсь, что так.

– Ха, он надеется! А зачем признаешься в этом мне, человеку, которого впервые видишь?

– Пытаюсь оправдаться. Не хочу выглядеть в твоих глазах соблазнителем провинциальных дурех.

Ринат и сам не заметил, как его кулаки разжались.

– Вот шайтан, – выругался он. – Совсем мне голову заморочил. Не могу тебя ударить, хоть тресни!

– Тогда я пошел? – спросил Скиф.

– Как-то очень просто у тебя все получается. Захотел – зашел, захотел – ушел. Нет, брат, шалишь! Сначала я на тебе отыграюсь немного, а потом уже отпущу.

– Условия прежние, – напомнил Скиф, перебарывая инстинктивное стремление принять оборонительную стойку или хотя бы развернуться к противнику вполоборота.

– Условия я диктую, – проворчал Ринат, с треском стаскивая майку. – Про курэш доводилось слыхать?

– Нет.

– Темнота! Это татарская борьба на поясах. Раньше всякий сабантуй заканчивался такими поединками. Победитель получал барана.

– С меня будет достаточно права на ночлег, – нахально заявил Скиф, избавляясь от футболки.

– Договорились, – усмехнулся Ринат, играя мускулами. – Но если коснешься лопатками пола, то расскажешь мне, что за дела у тебя в нашем городе. Без утайки.

– Зачем тебе чужая головная боль?

– Обычное любопытство. Кто владеет информацией, тот контролирует ситуацию, так умные люди говорят.

– Ошибаются твои умные люди. Меньше знаешь – спокойней спишь.

Болтая с противником, Скиф незаметно сместился таким образом, чтобы непосредственно за его спиной оказалась голая стена. На этом строился его расчет. Другого способа одолеть гиганта не было.

– Слушай и запоминай, – сказал Ринат, с удовольствием отметивший про себя, что бороться предстоит не с каким-то городским заморышем, а с плечистым мужчиной, пресс которого бугрится квадратиками напрягшихся мышц. – Никаких подножек и подсечек. Упал на спину – проиграл. Хватать друг друга можно только за ремни. У тебя, надеюсь, прочный? Если нет – скажи сразу. Тогда обвяжемся полотенцами, как кушаками.

– Сойдет и так, – отрезал Скиф, намеревавшийся закончить схватку раньше, чем противник успеет приложить к нему всю свою немалую силищу.

– Как знаешь. А теперь борись до конца, батыр. – Ринат воинственно пригнулся. – Это главное правило курэша.

Распространяя кислый запах пота, он ринулся вперед. Его руки, каждая из которых была толщиной с ляжку мужчины среднего сложения, обхватили Скифа за талию, пальцы сомкнулись вокруг ремня.

– Ыэх-х!

Ринат присел на полусогнутых ногах, готовясь оторвать Скифа от пола. Тот, держась за пояс противника, и не подумал сопротивляться. Наоборот, предугадав начало броска, он подпрыгнул, облегчая противнику задачу.

Ринат, не ожидавший такого подвоха, застыл в неустойчивой позе, наклонившись назад. Его позвонки хрустнули от напряжения. Вместо того чтобы швырнуть русского через себя, татарин был вынужден сохранять равновесие, а Скиф не преминул воспользоваться этим.

– Оп! – ликующе воскликнул он, оттолкнувшись ногами от стены.

Живая пирамида с грохотом обрушилась на пол, вызвав легкое сотрясение всего дома. Почти стокилограммовая туша Рината приземлилась первой – приземлилась на спину, в полном соответствии с военной хитростью Скифа.

– Моя взяла, батыр, – поспешил объявить он, опасаясь, что разъяренный поражением татарин завяжет его узлом и примется месить, как тесто. Ни победить, ни даже просто выжить в подобной рукопашной шансов у Скифа не было. Никаких. Но Ринат не помышлял о реванше.

– Не понимаю, – прогудел он, мотая лежащей на ковре головой. – Этого не может быть.

– Может, как видишь.

Воспользовавшись моментом, Скиф отлепился от потной груди татарина, встал и тут же натянул футболку, давая понять, что продолжать поединок не намерен.

– Как это у тебя получилось? – растерянно спросил Ринат. Приняв сидячую позу, он обхватил руками колени, отчего казался внезапно уменьшившимся в размерах.

– Секрет, – обронил Скиф.

– Шайтан! – Ринат ударил кулаком по полу, усиливая переполох, который наверняка начался у обитателей нижней квартиры. – Сплошные беды на мою голову! Сначала не уследил за дочкой, теперь проиграл какому-то русскому, понятия не имеющему о курэше.

– Ты не проиграл, батыр.

– Что?

– Ты не проиграл, – повторил Скиф.

– Не понимаю, – натужно крякнул Ринат, вставая.

– Уговор помнишь? Ты хотел знать, что за дела у меня в Астрахани. Так вот, – Скиф сунул в рот сигарету, – я тебе расскажу. За это оставишь меня ночевать. Будем считать, что у нас ничья.

На том и порешили, скрепив устный договор новым рукопожатием, уже не таким жестким, как первое.