Остров победы

Глава 3 Приятное с полезным

Бабич был суетлив и проворен. Пока так называемые партнеры по так называемой коммерческой деятельности прикидывают бизнес-план, Бабич – шмыг, и в списке российских миллиардеров журнала «Форбс» фигурирует. Генеральная прокуратура Бабичу постановление об аресте, а он ей – удостоверение о неприкосновенности своей депутатской личности. Ему обвинения в незаконной предпринимательской деятельности, а он уже помахивает паспортом гражданина Великобритании. Так и повелось. По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там. Борю Бабича голыми руками не возьмешь, Боря человек ушлый, скользкий. Зато если Борины пальцы сомкнутся на чужой шее, то пиши пропало. Хватка у него железная, бульдожья. О том свидетельствовали скоропостижные смерти тех, кто по каким-либо причинам не устраивал Бабича в качестве партнеров, конкурентов или просто чересчур осведомленных граждан. Достаточно сказать, что женат он был в четвертый раз, а три его экс-супруги покоились в могилах с идентичными трогательными надгробиями: голые херувимчики безутешно рыдают над усопшими, уронив обессиленные крылья на мрамор. Первая мадам Бабич утонула в бассейне, вторая ни с того ни с сего сверзилась с высоты, третья подверглась нападению грабителей.

Жена № 4 ни о чем не догадывалась. Роковая случайность, вздыхала она, когда ей осторожно намекали на подозрительную закономерность. И действительно. Все прискорбные случайности оказываются роковыми, такое уж у них свойство. Усмехаясь своим мыслям, Бабич мчался по загородной английской трассе на своем эксклюзивном «Остин-Мартине Ди-Би-3». По обе стороны тянулись нескончаемые фруктовые сады Фавершема. Между ветвями поблескивала поверхность Темзы, неохотно отражающая солнечные лучи, пробивающиеся сквозь смог. По реке тяжело тащились танкеры, торговые суда, новехонькие голландские баржи. Привычно прикидывая, во сколько бы ему обошлась покупка всех кораблей, находящихся в пределах видимости, Бабич взял с сиденья элегантную металлическую коробку с оттиском «Морланд», достал оттуда сигарету и закурил, не позволяя дыму проникать в легкие.

Он очень трепетно относился к своему здоровью. Его новая жизнь в качестве полноправного британца только начиналась, и Бабич намеревался сделать ее осмысленной и приятной во всех отношениях. Глупо подохнуть от рака, не успев насладиться статусом сильного мира сего. Являясь с недавних пор действительным членом «Комитета 300», Бабич превратился из просто фантастически богатого проныры во всемогущего вершителя судьбы всего человечества. Осознание этого факта окрыляло. В прошлом, когда Бабич семенил по кремлевским коридорам власти, держа в руках кейс с проектами надувательских сделок, он имел обыкновение сутулиться и просительно склонять голову. Теперь изменилась не только его осанка, но и черты лица, в которых проступило что-то хищное, ястребиное.

Выплюнув семидолларовую сигарету в окно «Остин-Мартина», Бабич свернул с Кентерберийского шоссе налево. Здесь начиналась страна вечных каникул, населенная праздными обитателями роскошных бунгало. Уитстабл, Херн-Бей, Бирчингтон, Маргейт – эти названия звучали для британского уха не менее солидно, чем котировки акций ведущих компаний.

Поселившись в Туманном Альбионе, Бабич расположился здесь со всеми удобствами, потеснив местных лордов с графьями, брезгливо морщившими носы. Викторианский особняк Бабича, обошедшийся ему в 10 миллионов фунтов стерлингов, находился в аристократическом предместье Лондона. Восемь спален, огромный парк, конный манеж, теннисный корт и целых три коттеджа для гостей – казалось бы, какого еще рожна Бабичу надо? Задать такой вопрос мог лишь человек, не знающий энергичной натуры российского предпринимателя. Он любил овладевать всем и вся и занимался этим при любой возможности. А возможностей у миллиардера, вошедшего в состав «Комитета 300», было предостаточно.

«Остин-Мартин» сбросил скорость до пятидесяти миль в час. То же самое проделал водитель машины сопровождения, следующей сзади. Новомодный «мерседесовский» джип был непроницаемо черен и угловат, как гроб на колесах. Покосившись на него, Бабич непроизвольно нахмурился.

Отлаженный двигатель «Остина» работал так тихо, что было отчетливо слышно, как гудят самолеты, взмывающие в небо со взлетной полосы соседнего аэродрома. Доехав до развилки, где торчал дорожный указатель с названием городка Рамсгейт, Бабич высунул руку наружу и лениво помахал ею, показывая, что пришло время расставаться. Джип тут же затормозил и замер как вкопанный. Это было оговорено заранее. В ближайшем будущем Бабич не нуждался в охране. Риск не такое уж благородное дело, как принято думать, но иногда приходится ставить на кон собственную безопасность. Впрочем, Бабич не сомневался, что намеченное дельце пройдет без сучка без задоринки.

Сонный городишко с маленьким портом местного значения ничем не отличался от сотен таких же городишек, разбросанных по побережью Англии. В старые добрые времена на улицах Рамсгейта встречались преимущественно степенные гуси и не менее степенные полисмены. Теперь не было видно ни тех, ни других, зато на каждом углу торчали цветные тинейджеры, наряженные как на бразильский карнавал. Иммиграционная политика открытых дверей неуклонно превращала Великобританию в оплот самого оголтелого космополитизма, который только можно себе представить. Цвет кожи среднестатистического англичанина темнел с каждым годом.

– Дожили, – пробурчал Бабич, словно заправский английский эсквайр, обеспокоенный судьбой Объединенного Королевства.

На самом деле ему было плевать и на Англию, и на английскую королеву, и на паршивый городок Рамсгейт, куда привели его сугубо личные интересы. Его интересовала исключительно собственная персона. Беззаветная любовь к себе и вознесла Бабича на вершину успеха.

Откинувшись на спинку сиденья, он правил одной рукой, поскольку вторая была занята приглаживанием остатков волос на голове. Его черные, как угольки, глаза беспрестанно смотрели по сторонам, выискивая источник возможной угрозы. Инстинкт самосохранения – ничего не попишешь. Бабич ожидал подвоха даже в собственной спальне, что неблагоприятно сказывалось на его потенции, зато помогало избегать любых ловушек. Осмотр окрестностей не выявил никаких настораживающих признаков. Погруженный в дремотную одурь Рамсгейт закончился. Дорога вывела «Остин» за город. Проехав около километра среди зеленых лужаек и кукольных домиков, Бабич затормозил перед воротами с вывеской «Royal St Mark Golf Club». Ниже помещалась еще одна табличка, дословно гласившая по-английски следующее: «Строго воспрещено, кроме действительных членов». Дословный перевод звучал коряво, но Бабича он вполне удовлетворял. В любом случае он являлся самым действительным из всех здешних действительных членов. С недавних пор клуб принадлежал непосредственно ему, хотя Бабич никоим образом это не афишировал. На то имелись веские причины.

Ворота открыл Альфред Вайтинг, загорелое лицо которого расцвело в широкой улыбке:

– Добро пожаловать, мистер Бабич.

– Привет, Фредди, – со снисходительным видом пошевелил пальцами Бабич. – Возьми в багажнике вещи и, смотри, не забудь сумку с клюшками.

– Как можно, сэр?!

Мистер… Сэр… Мог ли мечтать об этом Боря Бабич еще каких-нибудь два-три года назад? Предполагал ли чопорный управляющий аристократическим гольф-клубом, что станет гнуть спину перед русским, презирая его в глубине души? Вы скажете, деньги творят чудеса? Чушь! Чудеса творят люди, располагающие большими деньгами.

– Не отставай, Фредди! – прикрикнул Бабич, размашисто шагая к зданию клуба.

– Вы получили мой последний отчет, сэр? – донесся голос из-за спины.

– Отчет? Ах да, отчет… Наверное, получил.

– Я приложил копии чеков, выписанных за семена травы, и…

– Когда ты, наконец, выучишь русский, Фредди? – строго спросил Бабич, обернувшись на ходу. – Вот я, например, освоил английский язык, а ты топчешься на месте, дорогой мой.

– Нужьен времья, пожалуйста, – засмущался управляющий. – Ньет практик, сэр. Вы так редко наведываетесь к нам. – Последняя фраза прозвучала без ужасающего акцента, поскольку была произнесена по-английски.

– Дела, – важно сказал Бабич. – Много очень важных дел. Однако играть я не разучился. Помнишь мой настильный замах? – Не поленившись остановиться, он изобразил удар воображаемой клюшкой. – Хоп!

– Вы, как всегда, в отличной форме, сэр, – кисло улыбнулся Фред Вайтинг, перебрасывая хозяйский кофр из правой руки в левую. – Несколько месяцев упорных тренировок – и вы станете лучшим игроком на этой площадке. Ваш гандикап сразу поднимется до девяти. Только вам нужно избавиться от привычки забивать мяч как можно дальше.

– Ты действительно так думаешь, Фредди?

– Это лишь мое мнение, сэр.

– Вот именно, Фредди. Всего лишь твое мнение, которое лучше держать при себе. – Не скрывая своего недовольства, Бабич начал подниматься по ступенькам. – Мы, русские, говорим: «Молчание – золото».

– У нас, англичан, такая же поговорка, – пропыхтел управляющий. – Silence is golden.

– Тем более.

Войдя в холл, Бабич сразу плюхнулся на диван, постаравшись занять как можно больше места, чтобы Вайтинг не вздумал сесть рядом. Всяк сверчок знай свой шесток. Интересно, есть ли у этой пословицы английский эквивалент?

Отбросив праздные мысли, Бабич щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание Вайтинга. Тот, занятый раскладыванием хозяйских вещей на столе, оглянулся. В его взгляде угадывались остатки не вытравленного до конца достоинства:

– Хотите что-то сказать, сэр?

– Все готово? – осведомился Бабич. – Лишних людей нет?

– Я сделал все, как вы велели, сэр, – ответил управляющий. – Правда, присланные вами парни выглядят староватыми. Да и сложение у них чересчур массивное. Какие-то тяжелоатлеты, а не кэдди.

Имелись в виду мальчики на побегушках, которые обслуживают игроков в гольф, подавая им мячи и клюшки. Бабич понимал, что критика справедлива, но не захотел признать этого.

– Не твое собачье дело, Федя, – пробормотал он по-русски.

– I don’t understand…

– А ты и не должен андестэнд. Ты должен пахать. Работать должен, Федя. На меня работать.

Смысл слов, умышленно произнесенных без всякой эмоциональной окраски, по-прежнему не дошел до управляющего. Страдальчески поморщившись, он развел руками:

– I still don’t understand, sir.

– Не важно, – снисходительно произнес Бабич, вновь переходя на английский. – Заиров ничего не говорил по поводу новых кэдди?

– По-моему, он даже не обратил внимания, – сказал Вайтинг, присаживаясь на краешек кресла.

– Играет по-прежнему по пятницам и воскресеньям?

– Да, сэр. Ждем его с минуты на минуту. Даже не знаю, как он отреагирует, когда узнает, что вместо спарринг-партнера на поле выйдете вы.

– Нормально отреагирует, – усмехнулся Бабич. – Раз у него по графику игра в гольф, значит, она состоится при любой погоде. Этот кавказец упрям и не любит изменять своим привычкам.

– Вы с ним знакомы, сэр? – вежливо приподнял брови Вайтинг.

– Мы встречались, Фредди. Правда, за столом переговоров, а не на поле для гольфа. Почему-то мне кажется, на свежем воздухе Заиров станет более сговорчивым. Я прав?

– Не знаю, не знаю. Это очень упрямый человек, как вы изволили выразиться. А люди, которые его сопровождают, выглядят как персонажи из фильма про русскую мафию.

– Скорее, про чеченскую мафию, – заметил Бабич, любуясь отполированными ногтями.

– О да! – горячо воскликнул Вайтинг. – Не понимаю, о чем думает наш парламент, когда позволяет жить в Британии типам вроде Заирова.

– О том же, о чем думают в любом парламенте.

– Сэр?

– О бабках.

– Сэр?

– Money, Freddie. Bucks.

– Но это ужасно, сэр.

Бабич хотел напомнить управляющему, что тот ничем не лучше английских или русских парламентариев, не упускающих свою выгоду, однако сдержался. У него не было ни времени, ни желания рассуждать на отвлеченные темы. Его интересовал конкретно Заиров, обосновавшийся в Лондоне для того, чтобы вести свой российский бизнес из безопасного далека.

«Беспроигрышная тактика большевиков и боевиков? – подумал Бабич. – Возможно. Но их время кончилось. Миром заправляют совсем другие люди, в сравнении с которыми революционеры прошлого – просто дети».

Теория и практика тайной организации, в которой имел честь состоять Бабич, разрабатывалась и проводилась в жизнь без всякой помпы, что отнюдь не умаляло эффективности действий заговорщиков. В свое время некто Колеман, отставной офицер британской спецслужбы, опубликовал книгу «Комитет 300, тайны мирового правительства», рассчитывая привлечь внимание общественности к волнующей проблеме. Общественность, как обычно, интересовалась больше интимными подробностями жизни поп-звезд, но нельзя сказать, что Колеман не достиг своей цели. Внимание он-таки к себе привлек, хотя длилось это недолго. Где он теперь? Надо полагать, кормит рыб на дне Темзы. А где его потенциальный бестселлер? Пылится на складах да в библиотечных хранилищах, обхаянный прессой. Читайте про Гарри Поттера и ни о чем не думайте. Без вас есть кому позаботиться о будущем человечества. Оно находится в надежных руках.

В соответствии с планами «Комитета 300» к две тысячи пятидесятому году с лица земли должно было исчезнуть три миллиарда «бесполезных едоков», которые, не являясь стабильными потребителями, ничем не оправдывают свое убогое существование. Лагерей смерти с крематориями для этого не предусматривалось. Меры, разработанные специалистами «Комитета», были гораздо действеннее. Организация локальных войн, разрушение национального самосознания, торможение промышленного производства, создание искусственных экономических кризисов. Большое значение придавалось также оболваниванию массового сознания через средства массовой информации, поэтому «Комитет» стремился к полному контролю над телевидением, радио и прессой. Когда вместо религиозных ценностей люди начинают увлекаться порнографией и мыльными операми, им становится не до размышлений о несправедливости нового мирового порядка. Пережевывая одну и ту же отупляющую жвачку, они превращаются в покорное стадо, а управлять стадом куда проще, чем личностями, сознающими свою индивидуальность.

Голод, эпидемии, безработица и дефолты – все это тоже являлось тайным оружием из арсенала современных властелинов мира, но основной упор делался на разложение народов. Алкоголизм и наркомания, захлестнувшие страны «второго» и «третьего» мира, разрушали их быстрее, чем экономические потрясения. Впрочем, это были звенья одной цепи, ведь планомерное уничтожение промышленного потенциала вело к сокращению трудоспособного населения. Безработные, лишенные средств к существованию, либо искали забвения в наркотиках, либо подавались в криминал, разрушая государственные устои изнутри. Целью номер один оставалась извечная противница Запада – Россия, обладающая несметными природными ресурсами и пустующими территориями, пригодными для захоронения ядерных отходов. Стараниями «Комитета» население бывшей империи значительно сократилось, и это были только цветочки – ядовитые ягодки уже дозревали, готовясь отравить гораздо больше народу. Никакого геноцида, боже упаси! Добровольно и с песнями – прямиком на тот свет. В СССР было всего 46 тысяч наркоманов, а спустя каких-то пятнадцать лет их численность оказалась доведенной до трех миллионов человек, половине из которых не суждено дожить до тридцатилетнего возраста. Чем не оружие массового поражения? Причем, в отличие от ядерных боеголовок, требующих немалых затрат, распространение наркотиков приносит баснословные прибыли. Можно сказать, что постепенно убиваемые жертвы сами оплачивают свою смерть. Наркоманы, алкоголики, зараженные СПИДом гомосексуалисты, страдающие ожирением обжоры, диабетчики-сладкоежки, курильщики канцерогенных сигарет. Каждому свое, не так ли?

Немудрено, что Бабич чувствовал себя властителем мира. Сегодня он намеревался поиграть в гольф, и от исхода партии зависела судьба десятков тысяч людей, не подозревающих об этом. Вертя в руках клюшку номер три, услужливо поданную Фредом Вайтингом, Бабич поинтересовался как бы между прочим:

– Скажи, этот Заиров хорошо играет?

– Так себе, сэр.

– Но лучше меня?

Управляющий клубом безмолвно развел руками, говоря этим: «Ничего не поделаешь».

– Хочешь сказать, что на меня бы ты не поставил, да? – продолжал допытываться Бабич.

– В общем, да, сэр, – выдавил из себя Вайтинг одновременно с извиняющейся улыбкой. – Не то чтобы Заиров был первоклассным игроком, но…

– Но?

– У него в запасе имеется множество всевозможных трюков, благодаря которым он одерживает верх.

– Вот как? – нахмурился Бабич. – Что за трюки?

– Ах, сэр!..

На лице Вайтинга появилось выражение, означавшее, что управляющий не хотел бы разглашать маленькие секреты своих клиентов.

– Смелее, Фредди, – подбодрил его Бабич. – Не думаю, что ты будешь столь деликатен, когда попросишь у меня повышения заработной платы.

– Разве я поднимал этот вопрос? – вскинул голову Вайтинг.

– А разве тебе не хочется?

– Значит ли это, сэр, что я могу…

– Об этом в другой раз, – перебил управляющего Бабич. – Сейчас мы обсуждаем манеру игры Заирова. Я ценю щепетильных людей, Фредди, но еще больше я ценю преданных мне людей. Мне кажется, что ты один из них. Или я ошибаюсь?

– Нет, сэр, – поспешно ответил Вайтинг, голос которого зазвучал глухо, словно он подавился куриной косточкой.

Бабич улыбнулся. Он любил, когда окружающие поступались своими принципами. Особенно приятно было сознавать, что они поступают так по его воле.

– Я внимательно слушаю, Фредди. Давай, выкладывай, что там с ним не так, с этим Заировым?

– Дело в том, – понизил голос Вайтинг, – что ваш соотечественник…

– Мой соотечественник – ты, – сухо напомнил Бабич. – Я – британский подданный.

– Прошу прощения. Я хотел сказать: ваш бывший соотечественник. – Заметив нетерпеливый взгляд, брошенный хозяином на часы, Вайтинг перешел на скороговорку спортивного комментатора Би-би-си. – У Заирова весьма своеобразная манера готовиться к удару. Позвольте, сэр… – Приняв от Бабича клюшку, управляющий начал постукивать ею по полу возле воображаемого мяча, глядя при этом в сторону воображаемой лунки. Голос его изменился. – Посмотрим, посмотрим, – бормотал он, – сумею ли я пробить одним ударом… Как вы считаете? Полагаете, нет? А я все-таки попытаю счастья.

– Что означает твой спектакль? – подал голос Бабич.

Вайтинг прыснул:

– Представьте себе, сэр, что мы находимся не в помещении, а на поле. Пока вы машинально смотрели вдаль вместе со мной, я незаметно подправлял мяч клюшкой. Достаточно закатить его хотя бы на небольшой бугорок, чтобы подготовиться к сильному удару. Банг, и дело сделано. После удара уже невозможно точно определить место, где лежал мяч.

– Почему же ты не объявишь во всеуслышание о том, что Заиров жульничает? – спросил Бабич.

Вайтинг покачал головой:

– Как можно, сэр? Заиров обвинит меня во лжи. Еще хорошо, если он просто натравит на меня адвокатов. А если это будут его телохранители? Видели бы вы этих горилл, сэр!

– Я видел, Фредди.

– Тогда вы меня понимаете.

– У меня предчувствие, что с ними приключится что-то нехорошее, – ханжески сказал Бабич и вздохнул, отбирая у управляющего клюшку. Прохаживаясь по комнате, он то и дело поглядывал в окно, за которым виднелись ворота клуба. – Учитывая опасную профессию этих ребят, всего можно ожидать. – Бабич остановился спиной к Вайтингу, поигрывая клюшкой, как дьявол – хвостом. – Более того, боюсь, что несчастный случай может произойти прямо на поле.

– Мистер Бабич, – воскликнул управляющий, – я законопослушный англичанин, и я не хочу неприятностей!

– Отлично понимаю тебя, Фредди. Ведь я тоже англичанин, как и ты. Подданный Ее Величества Королевы. Мы оба подданные, не так ли?

– Конечно, сэр. – Взгляд Вайтинга ускользнул в сторону.

– А у нас в Англии погода изменчива, как настроение красивой женщины, – продолжал рассуждать вслух Бабич, уставившись в окно. – То солнце, то дождь.

– Да, сэр.

– Немудрено простудиться. Как твое самочувствие, Фредди?

– Отлично, сэр.

– А вот и ошибаешься, Фредди. Ты болен.

– Нет, уверяю вас! – с жаром возразил Вайтинг. Его внимание было приковано к хозяйской клюшке, раскачивающейся из стороны в сторону. Вылитый хвост. Как будто с Люцифером общаешься.

– Не перечь мне. Я этого не люблю.

– Но сэр!..

Стремительно повернувшись вокруг оси, Бабич пристально посмотрел на управляющего клубом. Хотя клюшка скрылась из виду, сходство Бабича с дьяволом не исчезло, а, наоборот, усилилось. Причиной тому были непроницаемо черные глаза, глядящие на Вайтинга в упор. Не глаза, а два уголька, позаимствованные в пекле. В глубине их мерещились крохотные огненные точки. Более того, они, казалось, разрастались по мере того, как Бабич говорил, подчеркивая важность сказанного многозначительными паузами:

– Когда неприятности случаются с разного рода гориллами, – пауза, – никто особенно не расстраивается… Другое дело, если в беду попадает порядочный, всеми уважаемый человек. – Пауза. – По собственной глупости… Если бы он сидел дома, кутая ноги пледом, ничего бы не случилось… Так пусть сидит… Он ведь болен… Какого же черта шляться где попало?.. Глупо… Неосмотрительно…

– Я понял, сэр, – закивал внезапно осипший Вайтинг. – У меня и впрямь что-то побаливает горло. Разрешите мне отправиться домой, сэр. Прямо сейчас.

– Вот видишь, – с укором сказал Бабич, – горло болит, а ты до сих пор здесь.

– Значит, вы меня отпускаете?

– Разумеется, Фредди, – улыбнулся Бабич. – Ведь я забочусь о твоем здоровье не меньше, чем ты сам. Как только встретишь Заирова, кликни кэдди и ступай. Настоятельно рекомендую завернуть по пути в ближайший магазин.

– Зачем, сэр? – жалобно спросил Вайтинг, голова которого не только пошла кругом, но и начала быстро разогреваться от лихорадочных мыслей. Какой-то утюг, а не голова. Тостер.

– Купи себе бутылочку хорошего виски, – мягко посоветовал Бабич.

– Не понимаю, сэр. Честное слово, не понимаю.

«У меня жар, – тоскливо подумал Вайтинг, трогая лоб и переступая с ноги на ногу. – Грипп, наверное. Возможно даже – азиатский. Точнее, сибирский. Ну да, я заразился от этого чертового русского. Подданный Ее Величества? Ха-ха! Прислужник самого дьявола, вот кто он такой! Но тогда кем являюсь я сам, его менеджер?»

– Не понимаю, – повторил Вайтинг, редкие волосики которого успели загадочным образом встопорщиться.

– Экий ты болван, братец, – сказал Бабич по-русски, после чего продолжал на языке Шекспира, каким он себе этот язык представлял: – При простуде необходимо принять небольшую дозу алкоголя. Выпил, уснул, а утром как заново на свет народился. И никаких телефонных звонков.

– Каких звонков, сэр?

– В полицию, Фредди. Или ты предпочитаешь пользоваться услугами Шерлока Холмса?

– Что вы, сэр! – Вайтинг, только что ощупывавший лоб, схватился за сердце.

– Ну вот мы и достигли взаимопонимания, Фредди, – подытожил Бабич. – А при нашей следующей встрече не сочти за труд напомнить мне о том, что я обещал повысить тебе ставку. И учи русский язык. – Бабич погрозил несчастному управляющему пальцем. – Приобщайся к одной из величайших мировых культур. Мы, англичане, должны с уважением относиться к стране, родившей Толстого и Достоевского. Правда, эта же страна родила несметное количество никчемных лодырей, но мы на них найдем управу.

– А вот и мистер Заиров приехал! – провозгласил Вайтинг, указывая на машину, подкатившую к воротам. Он несказанно обрадовался возможности прервать тягостный разговор и решил про себя, что сегодня обязательно угостится виски. Может быть, не самым лучшим, но уж точно не дожидаясь вечера. Приобщаться к русской культуре – так приобщаться. До полного самозабвения.

– Добро пожаловать, мистер Заиров, – осклабился Бабич, демонстрируя два ряда безукоризненных зубных протезов, таких же белоснежных, как те, что сияют во рту голливудских актеров.

Слово «добро» плохо вязалось с его зловещей гримасой. Наскоро попрощавшись, Вайтинг пулей выскочил из помещения и вприпрыжку помчался к воротам, за которыми нетерпеливо гудел лимузин Заирова. Поврежденное в молодости колено похрустывало на ходу, но Вайтинг не обращал на это внимания. Он не сбавил бы скорости и в том случае, если бы был вынужден передвигаться на карачках. Еще никогда ему не хотелось покинуть клуб так сильно, как теперь. И никогда прежде выражение «русская мафия» не казалось ему столь пугающим.

Вглядываясь в автомобиль, остановившийся подле «Остин-Мартина», Бабич, не отдавая себе в этом отчета, продолжал скалить зубы, словно крыса, забившаяся в угол перед нападением. Раритетный белый «Роллс-Ройс» смотрелся внушительно. На серебряном радиаторе и алюминиевом щите под лобовым стеклом лучились солнечные зайчики. Черная крыша и траурные рамки окон придавали «Роллс-Ройсу» особый шик. Прежде чем Заиров выбрался из утробы своего механического монстра, распахнувшиеся дверцы выпустили наружу троих людей в черном, принявшихся деловито озираться по сторонам. Казалось, они не столько высматривают возможную опасность, сколько ищут зазевавшуюся жертву, в которую можно было бы разрядить спрятанные под пиджаками пистолеты. У всех охранников были лица ярко выраженной кавказской национальности. Для боевиков, еще недавно скрывавшихся в горах, они вели себя довольно прилично. Никто из троих ни разу не сплюнул и не высморкался на зеленую лужайку. Впрочем, это могло быть вызвано тем, что охранники просто не успели проявить себя по-настоящему. Заиров появился сразу после того, как люди в черном распределили между собой сектора возможного обстрела.

Седобородый, моложавый, высокий и сутулый, он напоминал издали профессора из какого-то старого приключенческого фильма. Его взгляд был устремлен вдаль, а мушкетерская бородка надменно торчала вперед, как будто он прибыл в предместье Рамсгейта на машине времени.

Коротко переговорив о чем-то с управляющим, Заиров подозрительно уставился на окно, за которым стоял Бабич. Тот инстинктивно отпрянул назад, хотя увидеть его снаружи было трудновато. К тому моменту, когда один из охранников заглянул в холл, Бабич сидел на диване, задумчиво постукивая клюшкой по паркету. Охранник исчез бесшумно, как кентервилльское привидение, после чего перед Бабичем возник Заиров.

При ближайшем рассмотрении он не был похож ни на чудаковатого профессора, ни на доктора Айболита, ни даже на Дон Кихота. У этой публики не бывает таких откровенно волчьих глаз. Когда взгляды Заирова и Бабича столкнулись, в затененном холле, казалось, промелькнуло нечто вроде электрического заряда, но, если бы подобное и случилось, ни один, ни другой этого не заметили бы: оба были слишком поглощены созерцанием друг друга.

– Добрый день, Ахмет, – улыбнулся первым Бабич. – Удивлен?

– Не очень, – ответил Заиров, заложив руки за спину и раскачиваясь с пятки на носок. – Я видел твою машину на стоянке, Боря. В чем дело? Зачем ты за мной таскаешься? Разве ты забыл мой ответ? Я сказал: нет.

– А вдруг ты все-таки передумал? – спросил Бабич, старательно изображая добродушие.

– Я мужчина, а не баба. Мужчины верны своему слову. – Заиров пожевал губами, словно намереваясь сплюнуть, но не сделал этого. Вращаясь в английском полусвете, он нахватался хороших манер.

– Прежде чем давать слово, – рассудительно произнес Бабич, – мужчины тщательно взвешивают все «за» и «против». Ты же отказал мне просто из вредности, Ахмет.

– Пусть так. Это ничего не меняет. Ты мне не нравишься. Я не хочу иметь с тобой дела.

– А если я предложу тебе что-то совершенно необычное? Ты ведь азартный человек, Ахмет?

– Ну? – в голосе Ахмета прозвучал намек на легкое любопытство.

– Давай сыграем партию в гольф, – продолжал Бабич. – Победитель получает право диктовать любые условия по астраханской проблеме. У меня нет почти никаких шансов одержать верх, так что ты ничем не рискуешь.

– Если у тебя нет никаких шансов, то зачем тебе это надо?

– Я не сказал: «никаких», – обезоруживающе улыбнулся Бабич. – Я сказал: «почти».

– На что ты надеешься? – Взгляд Ахмета, задавшего этот вопрос, смягчился. – Я навел справки у менеджера. По его мнению, тебе еще тренироваться и тренироваться.

– Ох уж этот Вайтинг, – осуждающе покачал головой Бабич. – Язык без костей. Вот и верь после этого в хваленую британскую сдержанность.

– Это не вся информация, которой я владею, – самодовольно сказал Ахмет, оглаживая седую бороду. – Мои охранники переговорили с парнем из обслуги, который шлялся во дворе. Оказывается, ты прибыл сюда без охраны.

– Мы же не в Мытищах, не в Люберцах. Зачем мне охрана?

– Завидую твоей беспечности.

– Это не беспечность, – пожал плечами Бабич, – это правильное понимание ситуации.

Продолжая играть свою роль, он чувствовал нутром, что Заиров взвешивает полученные сведения и вот-вот клюнет. Для того чтобы казаться еще более беспечным, Бабич достал из своей сумки клюшку номер два и принялся натирать рукоятку мелом.

– Сдается мне, что ты замыслил какую-то пакость, – обронил наблюдавший за ним Ахмет.

– Ей-богу, нет! – клятвенно заверил его Бабич.

– Ой, только не приплетай сюда своего бога.

– Хочешь, я поклянусь детьми?

– Только последний дурак поверит твоим клятвам.

– Можно подумать, твои клятвы что-то значат, – обиделся Бабич. – В девяносто восьмом ты бил себя в грудь, обещая поставить состав спирта, а сам смылся с задатком. «Клянусь мамой, клянусь Аллахом», – говорил ты. И что?

Заиров тихонько засмеялся.

– Обещание, данное неверному, – сказал он, – выполнять совсем не обязательно. Никто меня за это не осудит. Ни на этом свете, ни на том.

– Ладно, – махнул клюшкой Бабич. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Проехали. Давай лучше обсудим условия игры.

– С чего ты взял, что я стану с тобой играть?

– Потому что ты любишь выигрывать.

Прежде чем ответить, Заиров так долго смотрел на Бабича своими волчьими глазами, что у того возникло ощущение, будто его череп просвечивается рентгеновскими лучами.

– Ну что ж, – произнес Заиров многообещающе, – предлагай свои условия.

– Они предельно просты, – заверил собеседника Бабич, стараясь не выдать своего возбуждения.

– Двойная ставка или один к одному?

– Все или ничего.

– Не пудри мне мозги, Боря. Назови свою ставку. Десять тысяч? Сто? Миллион?

– Не в деньгах счастье, Ахмет.

Заиров раскатисто захохотал, словно услышал самую смешную шутку в своей жизни:

– От кого я это слышу?

– От меня, – скромно ответил Бабич. – Лично меня больше привлекает власть.

– Она покупается за деньги, Боря!

– Это только начальный этап: деньги – власть – деньги. Я его уже прошел. Для меня начался следующий этап.

– Какой же? – полюбопытствовал Заиров, продолжая посмеиваться, хотя теперь это у него получалось несколько натужно.

– Большая власть – большие деньги – неограниченная власть, – отчеканил Бабич. – Но мы отклонились от темы. Вот мои условия. Играем одну партию. В случае твоей победы – ты забираешь кейс, который лежит на столе.

– Что там? – На Бабича смотрели глаза не просто волка, а волка, почуявшего запах крупной добычи. «Мы одной крови, ты и я, но пить будем твою кровь, потому что я сильнее».

Бабич открыл портфель, демонстрируя содержимое, и спокойно пояснил:

– Акции футбольного клуба «Ливерпуль» на сумму двести пятнадцать миллионов фунтов стерлингов. Примерно тридцать процентов общей стоимости. Бумаги не именные, оформлены на предъявителя. – Взяв стопку акций, Бабич помахал ею перед носом приблизившегося собеседника. – Как тебе призовой фонд?

– Круто, – признал Заиров, беспрестанно сглатывая набегающую слюну. – Но ты поступаешь неосмотрительно, Боря. Ведь я могу… – Его протянутая рука зависла в воздухе.

– Не можешь, Ахмет, – возразил Бабич, сопровождая свои слова отеческой улыбкой. – Официальная передача акций невозможна без моих подписей на соответствующих бумагах. Не станешь же ты прикладывать к моему животу раскаленный утюг в присутствии персонала английского клуба? – Губы Бабича покривились, наводя на мысль, что он хорошо осведомлен о том, как проходят переговоры с применением бытовой электротехники, столь популярной в среде российских бизнесменов еще каких-то десять лет назад. – Подписи будут поставлены лишь в случае твоего выигрыша, Ахмет.

– Чего же ты хочешь от меня, Боря? – рассеянно спросил Заиров, внимание которого было приковано к захлопнувшемуся кейсу.

– Ты знаешь.

– Хочу выслушать твои условия еще раз.

– Пожалуйста. – Вздох, выражающий готовность подчиниться неприятной необходимости. – У тебя бизнес в Астрахани. Поставки афганского товара.

– Медикаментов, – поспешил уточнить Заиров, скользнув взглядом по стенам помещения.

– Медикаментов, – легко согласился Бабич. – Ты их поставляешь, ты же их и распределяешь в регионе.

– Мое право.

– Никто не спорит.

– Но ты хочешь подмять сбыт под себя, – напомнил Заиров, нехорошо щурясь. – Ты трижды обращался ко мне с этим требованием, и я трижды тебе отказывал.

– Требованием? – Бабич выставил перед собой ладони, как бы желая оградить себя от незаслуженных обвинений. – Всего лишь деловое предложение. Твоя прибыль от этого нисколько не пострадает. Сколько имел на килограмме, столько и будешь иметь. Но контролировать сбыт хочу я. – Растопыренные пальцы Бабича прикоснулись к груди. – Назовем это распределением обязанностей. Другими словами, если я выиграю… – Бабич подергал себя за влажную нижнюю губу и поправился: – Если я вдруг выиграю, то мы становимся партнерами. Ты доставляешь товар, я его реализую. Будешь снимать пенки. Повторяю: в деньгах ты ничего не теряешь, даже экономишь за счет сокращения расходов. Кроме того, вряд ли я сумею тебя обыграть. – Бабич скромно потупился.

Заиров подергал себя за растительность на подбородке, проверяя, не спит ли он, и спросил напрямик:

– Зачем тебе это надо?

– Просто я люблю гольф.

– Не прикидывайся идиотом, Боря! Или ты отвечаешь мне честно, или я ухожу.

В подтверждение своих слов Заиров даже стал к Бабичу вполоборота. Тот предостерегающе вскинул руку:

– Погоди. Я скажу. У каждого из нас имеются в этой жизни свои высокие цели, так?

– Допустим. – Кивнувший Заиров вспомнил, как резал глотки русским солдатикам ради того, чтобы достичь своего нынешнего положения, и уверенно подтвердил: – Да, без высоких целей жизнь теряет смысл.

– Вот видишь, – обрадовался Бабич. – Я хочу определять ценовую политику в отношении афганского кока…

– Эй, мы говорим о медикаментах!

– Ну да. Я добиваюсь того, чтобы они, эти медикаменты, стоили в России значительно дешевле, чем теперь.

– Собираешься работать себе в убыток? – не поверил Заиров.

– Только на первых порах, – быстро сказал Бабич. – Потом, когда количество потребителей удвоится или даже утроится ввиду дешевизны товара, я свое наверстаю. Ведь товарная масса увеличится, а ее обращаемость ускорится.

– Почему? – тупо спросил Заиров. Сейчас он очень напоминал себя прежнего, того молодого сельского паренька Ахмета, которому втолковывали принцип действия взрывного устройства.

Жестикулируя клюшкой на манер учительской указки, Бабич пояснил:

– Дешевизна товара обеспечивает ему широкий покупательский спрос. Другими словами, чем больше россиян польстится на скидки, тем…

– Тем больше они купят лекарств, – закончил Заиров. Стало ясно, что он все-таки не зря выложил денежки за диплом бакалавра экономических наук.

– И число потребителей будет неуклонно расти, – подсказал Бабич.

– Звучит заманчиво. Но это не для меня. Я не приучен откладывать на завтра то, что можно получить сегодня. А вдруг твои прогнозы не сбудутся, Боря? На все воля Аллаха.

– Вот пусть он нас и рассудит.

– Каким образом?

Бабич похлопал ладонью по крышке кейса:

– Акции – против твоего согласия. Сколько продлится партия в гольф? Час, от силы – полтора. Значит, очень скоро мы выясним мнение твоего Аллаха по этому поводу.

– Ладно, уговорил, – ухмыльнулся Заиров. – Переодевайся и выходи на поле.

– Через пять минут я к твоим услугам.

– И не забудь ручку, которой будешь ставить подписи на бумагах.

– Само собой, – кивнул Бабич.

Заиров, не удостоив его взглядом, вышел. А зря. Ему стоило бы задержаться еще ненадолго, чтобы напоследок заглянуть в глаза Бабича. В них опять разгорались рубиновые огоньки. Это зрелище могло бы заставить Заирова принять совсем другое решение.

Довольный собой, Бабич зашел в раздевалку и здесь, без свидетелей, дал волю чувствам, победоносно вскинув кулак. Дело сделано! Заиров втянулся в игру с высокими ставками и очень скоро узнает, каково платить по счетам. Бабич был средненьким игроком в гольф, но подготовился к поединку настолько основательно, что не сомневался в победе. Как бы намереваясь почувствовать ее запах, он даже с шумом втянул носом воздух, но в раздевалке витал лишь терпкий дух мужских подмышек, обуви и носков.

Морщась, Бабич натянул бриджи, свитер, вязаные гольфы и сунул ноги в спортивные туфли. Когда он, вооружившись набором клюшек, вышел на площадку, Заиров уже разминался, закатывая в лунку мячи, которые подкатывали ему два дюжих кэдди в фирменных сент-мартиновских футболках клуба. Охранники обританившегося кавказца стояли неподвижно, как истуканы с острова Пасхи. На приветствие Бабича откликнулись лишь кэдди. Заиров был поглощен отработкой короткого удара, наносимого клюшкой между ногами. В лунку попадали восемь мячей из десяти. Парень, которому предстояло обслуживать Бабича, не удержался от восхищенного посвиста. Охранники самодовольно переглянулись и вновь застыли в классических позах бодигардов. Руки всех троих были скрещены под животами. Им бы не хозяина стеречь, а футбольные ворота, по которым вот-вот пробьют пенальти. Подумав так, Бабич нервно хохотнул и поманил к себе кэдди:

– Добрый день, парень. Кажется, тебя зовут Сэмом?

– Я Хоукер, сэр, – почтительно ответил подавальщик мячей. В его речи проскальзывал явственный иностранный акцент, но разве могли определить это сыны гор?

– Привет, Хоукер, – улыбнулся Бабич. – Постараюсь сегодня загонять тебя до седьмого пота.

– Что такое седьмой пот, сэр? – Лицо кэдди сохраняло абсолютную непроницаемость.

– Образное русское выражение. Так говорят о крайней степени усталости.

– Я вынослив, сэр. Но я не знаю русского языка.

– Жаль, Хоукер.

– I am sorry, mister Babich.

Заиров, все это время прислушивавшийся к диалогу, нанес особенно впечатляющий удар, насмешливо воскликнув при этом:

– Хватит болтать, мистеры! Пора приступать!

– Сейчас, – откликнулся Бабич, – только разогреюсь немного.

Повинуясь знаку, Хоукер выбросил к его ногам три пронумерованных мяча. Бабич взял клюшку, взвешивая ее в руке и прикидывая расстояние до дальнего флажка. Подправив мяч, он стремительно замахнулся и ударил. Под смешки охранников мяч взмыл почти вертикально вверх и, превратившись в белую точку, исчез за кронами деревьев.

– Браво, – зааплодировал Заиров.

Бабич сделал вторую попытку, но вперед полетел не мяч, а комок земли, поросший травой. Сплюнув, Заиров направился к первым воротам, откуда должна была начаться игра. Охранники последовали за ним тремя черными молчаливыми тенями. Бабич, подмигнув Хоукеру, плавно занес клюшку и резко ударил. Мяч, подобно маленькому белому ядру, пронесся над самой макушкой идущего впереди Заирова.

– Я нечаянно! – крикнул ему Бабич.

– За нечаянно бьют отчаянно, – процедил кавказец.

На этот раз его плевок был троекратно продублирован охранниками. Они не испытывали ни малейшего уважения к толстенькому, неуклюжему противнику, орудовавшему клюшкой без должной элегантности и сноровки.

Бабич опустил голову, чтобы они не увидели улыбки, тронувшей его губы.

– Отличное представление, шеф, – тихо сказал Хоукер, почему-то перешедший на русский язык.

– Представление только начинается, – пробормотал Бабич, снимаясь с места.

Нагоняя кавказцев, он умышленно торопился изо всех сил, чтобы присоединиться к ним вспотевшим и запыхавшимся. Хоукер и одетый в такую же фирменную футболку Фоуллс, исполнявший роль кэдди Заирова, сохраняли почтительную дистанцию, беседуя, как и положено англичанам, о погоде. Краем уха прислушиваясь к их болтовне, Бабич осмотрел инвентарь Заирова. Тот пользовался новехонькими американскими клюшками, упакованными в черные чехлы. Сумка, в которой они хранились, удовлетворила бы взыскательный вкус любого профессионала. Претенциозная, но впечатляю-щая экипировка. Под стать владельцу.

– Разыграем? – предложил Заиров, не скрывая презрения к вытирающему взопревшую лысину Бабичу.

– Давай, – согласился тот.

– Орел.

– Решка.

Монета, появившаяся в руке Заирова, закувыркалась в воздухе. Прихлопнув ее обеими ладонями, он объявил:

– Я первый. Выпал орел.

– Но ты даже не дал мне посмотреть, – запротестовал Бабич.

– Эй, зачем тебе смотреть? У меня все по-честному. Или ты думаешь, что я вру?

Покосившись на насторожившихся охранников, Бабич неохотно высказался в том смысле, что не имеет никаких оснований не доверять Заирову. Бред, конечно. Шибко доверчивых отстреляли еще в гремящих девяностых, а Бабич, занимавшийся коммерцией с первых дней перестройки, цел и невредим.

Заиров выбрал клюшку и повертел в руке мяч.

– «Данлоп», номер один, – сказал он. – Всегда играю одними и теми же мячами. А ты?

– Предпочитаю «Пенфолд», – откликнулся Бабич.

– Хуенфолд, – пошутил Заиров, который, как все выходцы с Кавказа, обожал каламбурить и играть словами, хотя это получалось у него не так изящно, как у англичан. – Ну, Боря, готов? – повысил он голос. – Приступим?

– Приступим, – согласился Бабич. – По жестким правилам, да?

– Конечно.

– Хорошо. Ты сам напросился. Никто тебя за язык не тянул.

Заиров пошел к воротам, сделав там пару пробных замахов. Это были хорошо отработанные движения человека, потратившего огромные деньги на лучших профессиональных тренеров. Но Бабич, владевший клюшкой значительно хуже, не испытывал комплекса неполноценности. Игра началась задолго до того, как был сделан первый удар, и шла по правилам, не известным Заирову.

– Смотри, как это делается! Учись, пока я живой! – Заиров примерился, клюшка в его руках описала безупречную дугу, и мяч – паф-ф! – улетел метров на сто пятьдесят вперед. Это был великолепный удар, и Бабич знал, что противник будет повторять его снова и снова разными клюшками, ведя мяч по всем восемнадцати лункам.

Ну-ну. Бабич занял его место, прищурил один глаз и ровным настильным ударом послал мяч вдогонку заировскому. Удар получился что надо. Мяч упал рядом, но прокатился по земле еще сорок метров. Точнее, пятьдесят ярдов, как воскликнул кэдди, отзывающийся на имя Хоукер.

Протянув ему клюшку, Бабич двинулся за нетерпеливым кавказцем, явно недовольным таким развитием событий. Он не любил уступать кому бы то ни было и с трудом подавлял вскипающее раздражение. «Дурак, – беззлобно подумал Бабич. – Лучше бы наслаждался погожим июньским днем, пока есть такая возможность. Травка зеленеет, солнышко блестит, жаворонки щебечут. Живи и радуйся. Хотя бы просто тому, что до сих пор жив».

– А ты, оказывается, не такой пентюх, каким хочешь казаться, – прошипел Заиров, оценив положение мячей. Его отработанный удар получился не таким четким, как предыдущий. Отклонение клюшки на пару миллиметров обернулось в конечном итоге двадцатиметровым недолетом. Воздержавшийся от комментариев Бабич сменил легкую клюшку на среднюю. Взмахнув ею, он умышленно задел песок, осыпавший зрителей. Нечего и говорить, что мяч после такого удара улетел недалеко. Заиров же пробил удачно, попав в лунку. Бабич промазал. Обсуждая начало партии, все дружно зашагали к следующим воротам.

Постепенно Заиров увлекся игрой настолько, что перестал подозрительно следить за каждым шагом Бабича. Меняя клюшки, он наносил удар за ударом, уверенно приближаясь к победе. Проигрывающий по очкам Бабич плелся следом. Иногда ему везло, но чаще мишенью служили окрестные кусты. Его проигрыш казался неизбежным. Ровно в три часа пополудни Заиров скрупулезно осмотрел «данлоповский» мяч, удачно приземлившийся на небольшом возвышении, вытер вспотевшие ладони о штаны и плотно обхватил ими теплую рукоятку клюшки. Он прицелился с особой тщательностью, но в момент удара его отвлекло какое-то звяканье, и это привело к досадному промаху.

Разъяренный Заиров обернулся к Бабичу и его кэдди, помахивающему связкой ключей:

– В чем дело?

– Ни в чем, – невозмутимо ответствовал Хоукер, не прерывая своего занятия.

– Эй, скажи своему приятелю, чтобы он не бренчал своими железяками, – обратился Заиров к Фоуллсу.

– Каждый дрочит, как он хочет, – дерзко заметил тот. Это было произнесено на чистейшем русском языке и без вежливой приставки «сэр», но Заиров не сразу сообразил, что поведение его кэдди не укладывается ни в какие рамки. Вначале он просто попытался отнять ключи у Хоукера, а когда тот встретил его ленивым ударом в челюсть, отшатнулся и поискал взглядом охранников.

Они находились поблизости, хотя не спешили на помощь шефу. Все трое лежали в неловких позах, напоминая издали тряпичных кукол, разбросанных по зеленой лужайке.

Заиров проглотил слюну. Каким образом, черт возьми, Бабичу это удалось? Вывести из строя трех боевиков, прошедших школу партизанской войны, не так-то просто. Отравили их, что ли? Загипнотизировали? Заиров уставился на Бабича и хрипло спросил:

– Что с ними?

Ответил тот, которого вроде бы звали Хоукером:

– Наверное, солнечный удар. – В его голосе звучала издевка.

– Какой, на хер, солнечный удар! – рыкнул Заиров, скосив глаза на кулак строптивого кэдди. Его давно никто не бил. Не потому ли он утратил звериное чутье, позволявшее ему распознавать присутствие опасности?

– И в самом деле, – поддержал кавказца глумливо ухмыляющийся Фоуллс. – Мы не в Чечне, а в Англии. Умеренный климат. О солнечных ударах тут слыхом не слыхивали.

– Ребят просто сморило, – предположил Бабич. – Если хочешь, пойдем взглянем, Ахмет. Может быть, твоим парням нужна помощь.

– «Скорая», – озабоченно добавил Хоукер.

– Вы мне за это ответите, – прошипел Заиров, не сдвинувшийся с места.

Оба кэдди синхронно пожали плечами, считая ниже своего достоинства как-то комментировать столь сомнительную угрозу. Отреагировал лишь Бабич. По мере того как он говорил, в груди Заирова собирался холод, от которого у него по коже побежали мурашки. Оказывается, два сына, дочь и жена кавказца находились вовсе не в уэйбриджском особняке, где он их оставил. Какие-то злоумышленники, переодевшиеся в полицейскую форму, заманили домочадцев Заирова в автофургон и увезли в неизвестном направлении. Их жизнь висела на волоске. Бабич даже показал, как это, по его мнению, должно выглядеть. Его скорбное лицо было преисполнено сочувствия к собеседнику, а глаза отливали красным, как это бывает на снимках, сделанных дешевым фотоаппаратом со вспышкой.

– Почему-то мне кажется, – доверительно обратился он к Заирову, – с твоими близкими не случится ничего плохого. В таких случаях главное – соблюдать благоразумие. Вот съездим вместе в Астрахань, уладим там наши дела, а за это время тут, глядишь, все образуется.

– Никуда я не поеду, – буркнул Заиров. – С места не сдвинусь, пока…

– Как хочешь, – осклабился Хоукер. – Оставайся здесь.

Пародируя позу игрока в гольф, он занес клюшку и несколько раз взмахнул ею над головой. Клюшка рассекала воздух с грозным шмелиным гудением, напоминая Заирову, что у него есть сердце, готовое провалиться в пятки. Бабич обидно засмеялся.

– Выходит, умирать страшней, чем убивать? – Он повернулся к своему кэдди. – Ну что, продолжим игру, Хоукер? Думаю, здесь ты обойдешься парой легких ударов.

– Позвольте мне, – вмешался Фоуллс. – Я проломлю ему висок с одного раза, спорим?

– Подождите, – быстро сказал Заиров. Еще минуту назад он велел себе держаться до последнего, но его решимость растаяла, как случайный снег на ярком солнце. На клюшках обоих парней в клубной униформе отчетливо виднелись пятна бурого цвета. Это была не ржавчина. Металлический сплав, из которого были отлиты клюшки, не боялся коррозии. Человеческой крови тоже.

– Пять ударов на троих, – произнес Бабич, заметивший расширившиеся зрачки Заирова. – Не будем менять результат?

– Нет, – ответил кто-то вместо Заирова. Этот кто-то сидел внутри него и трепетал там, как овечий хвост.

– Нет? – Бабич, который еще совсем недавно выглядел таким потешным и безобидным, разительно переменился. Оказалось, что выдержать его испытующий взгляд не так-то просто.

– Что дальше? – тоскливо поинтересовался Заиров, мужественно подавляя желание упасть на колени и молить о пощаде.

– Никак не решу, в каком качестве ты мне больше подходишь, – признался Бабич. – В качестве покойника или все-таки партнера?

Заиров посмотрел на трупы своих охранников. Их прикончили, пока он ходил от лунки к лунке, упиваясь своим мастерством. Должно быть, парни, заменявшие настоящих кэдди, тоже были асами своего дела. Скорее всего, бывшие спецназовцы ГРУ. Вышколенные головорезы, умеющие непринужденно болтать по-английски и убивать врагов не только с помощью любых подручных средств, но и просто голыми руками.

– Я проиграл, – выдавил из себя Заиров. – Сбыт каспийской наркоты твой.

– Сбыт медикаментов, – иронически поправил Бабич.

– Пусть так. Отпусти мою семью.

– Не сейчас.

– Когда?

– После совместной командировки в Астрахань.

– Что я там не видел? – хмуро спросил Заиров, понимая, что торговаться за свою жизнь придется еще очень и очень долго.

– Партнеры обязаны во всем помогать друг другу, – наставительно произнес Бабич. – Ты должен сориентировать меня на месте. Поплывем на твоей замечательной яхте, которая, если не ошибаюсь, называется «Dear Prudence» и стоит на причале в туркменском порту, загруженная под завязку.

– Откуда ты знаешь?

– Кто владеет информацией, тот владеет миром. – Бабич покровительственно улыбнулся. – Ну-ну, не надо смотреть на меня зверем, Ахмет. Не порть мне романтическое путешествие. Лучше скажи, почему ты дал яхте такое странное название? – Не переставая растягивать губы в улыбке, Бабич наморщил лоб. – Пруденс – это ведь женское имя? У тебя есть любовница-англичанка?

– С этими полудохлыми англичанками пусть санитары из морга трахаются, – грубо произнес Заиров. – А «Диэ Пруденс» переводится как «Драгоценная осмотрительность». Сохранять ее при любых обстоятельствах советовал пророк Мухаммед.

– Очень актуально. – К трем продольным морщинам на лбу Бабича прибавились две поперечные. – Я готов подписаться под этими словами. Осмотрительность, и еще раз осмотрительность!.. Кстати, по пути нам предстоит уладить одну проблему, возникшую в Астрахани.

– В этом городе у меня нет никаких проблем, – возразил Заиров.

– Появилась.

– Что за проблема?

– Она зовется Скиф, – пояснил Бабич.

– Это фамилия?

– Оперативный псевдоним капитана ФСБ, назначенного ставить нам палки в колеса.

– Астраханская «контора» у меня вот где. – Заиров показал стиснутый кулак. – Ручная.

Бабич покачал головой:

– Он москвич. Меня предупредили о его поездке сегодня утром. Держать в кулаке Лубянку еще никому не удавалось, но прикормленные людишки там тоже имеются. Скиф прибудет в Астрахань без легенды и прикрытия, так что вычислить его не составит труда.

– А как от него избавиться? – поинтересовался Заиров.

– Обсудим это по дороге, – произнес хозяйским тоном Бабич и пошел прочь, даже не предложив следовать за ним.

Лже-кэдди выжидательно смотрели на Заирова, держа клюшки наготове. Невольно втягивая голову в плечи, он пристроился за своим новым боссом. Никогда прежде ему не доводилось проигрывать с таким разгромным счетом. Аллах отвернулся от него так же равнодушно, как сделал это Бабич. Что ж, когда к тебе поворачиваются спиной, остается лишь улучить момент, чтобы всадить в эту спину нож. Сказав себе так, Заиров заставил себя распрямиться и ускорил шаг.