В каюте Джона на «Маргарите» ничего не изменилось. Марту и Кэти грубо втолкнули в дверь, которая громко захлопнулась за их спинами. В замочной скважине со скрежетом повернулся ключ. В каюте царили могильная темнота и промозглый холод, но Кэти, по крайней мере, был знаком каждый дюйм этой комнаты. Слегка дрожа от холода, но радуясь, что они избавились от демонического присутствия Джона, Кэти подошла к столу и зажгла стоявшую там свечу. Мрак немного рассеялся, и она смогла разглядеть няню, которая дрожала, обняв руками свое полное тело. Ее босые ноги посинели после того, как им пришлось ковылять по снегу к закрытому экипажу, который ждал их на соседней улице. Кэти была склонна приписать возвращение Джона его ребенку, которого она вынашивала в своем чреве. Прикосновения его рук показались Кэти знакомыми до боли в сердце — с одним чудовищным различием: он держал ее, сгорая от ненависти. Кэти все более и более убеждалась в том, что у Джона помрачился рассудок.
Марта громко стучала зубами, и девушка, охнув, поспешила заключить свою нянюшку в крепкие объятия, склонив голову на ее плечо.
— Ах, мисс Кэти, — убито пробормотала старушка. — Как вы думаете, что он хочет с нами сделать?
— Думаю, что ничего дурного, Марта, — сказала Кэти, не испытывая абсолютно никакой уверенности в своих бодрых словах. Она повернулась и стащила с койки два одеяла, укутав одним из них Марту, а второе набросив себе на плечи. — Если бы он хотел причинить нам какой-нибудь вред, он бы давно успел это сделать, — этими рассуждениями Кэти старалась успокоить не только Марту, но и себя.
Она опустилась на колени перед угольной печкой и положила
внутрь несколько лучинок, поднеся к ним горящую спичку. Спустя минуту, когда занялись угли, Кэти, оставаясь на корточках, блаженно водила ладонями перед потрескивающим огнем.
— Почему бы тебе не прилечь, Марта? — мягко спросила она, видя, что старушка продолжает стоять, а ее лицо покрыто мертвенной бледностью. — Кровать здесь достаточно удобная — ты уж мне поверь.
Кэти говорила с улыбкой, надеясь развеять тот страх, что, казалось, сочился из всех уголков комнаты. Марта посмотрела на койку так, словно там под матрасом пряталась ядовитая змея.
— Значит, сюда… сюда он тебя привел после того… моя бедная — малышка, ты, должно быть, напугалась до смерти. Мне-то было и невдомек… — Ее голос утих, и она смотрела на Кэти со смешанным чувством любви и жалости.
Кэти снова улыбнулась в ответ.
— Да, вот сюда, — шутливо откликнулась она, по-прежнему лелея надежду немного приободрить Марту. — Но в тот раз мне было так любопытно, что я почти забыла о страхе. Все-таки я впервые видела живого пирата. Кроме того, Джон был… он был… он тогда был совсем другой.
Ее глаза затуманились от слез. Марта подошла к ней поближе и взяла ее за руку.
— Уж не сошел ли он с ума, мисс Кэти? — прошептала она. Кэти отвела глаза в сторону. Именно этого она боялась сама, но открыто признаться в своих опасениях значило бы совсем доконать бедную старушку, которая и без того была еле жива от страха.
— Давай лучше уляжемся в постель, — сказала она, избегая прямого ответа. — Мы обе замерзли, и нам ни к чему гадать об этом всю ночь.
Марта послушно направилась к койке. Кэти настойчиво убедила ее лечь первой, застелила оба одеяла обратно и быстро шмыгнула под них сама. Они тесно прижались друг к другу, постепенно согреваясь, и Марта вскоре погрузилась в сон. Слыша ее равномерное посапывание, Кэти не смогла удержаться от улыбки. Марта всегда отличалась удивительной способностью засыпать где угодно. Наверное, она унаследовала это замечательное качество от своих суровых шотландских предков, вынужденных разбивать биваки прямо на голых скалах.
Как она ни старалась, Кэти больше не могла избежать мыслей о Джоне. Он не сказал ей ни слова с того раза, когда бросил отрывистое «пошли!» — ни единого слова во время долгой поездки вдоль берега к месту, где стоял его корабль. Становилось очевидным, что он вернулся, чтобы отплатить ей за какой-то дурной поступок, который она, по его мнению, совершила по отношению к нему. Об этом говорило все поведение Джона. Но что могло его побудить к такой мести? Конечно же, он взбешен не из-за того, что его силой повели под венец! Казалось, что его ярость диктовалась такой бездонной обидой, что перед ней бледнели все существующие человеческие грехи. Кэти напряженно пыталась припомнить, какое зло она могла ему причинить, не чураясь самых беспочвенных догадок, но по всему выходило, что ее совесть была чиста, словно горный снег. Это привело девушку к неутешительным выводам. Он просто сошел с ума — другого объяснения не существовало.
Кэти поежилась, глубже забираясь под одеяло. Думать о том, что она — беспомощная — находилась в руках безумца, было в крайней степени неприятно. Что за напасть свалилась на Джона? Прояснится ли в конце концов его рассудок? Или, может быть, отец сумеет спасти их, прежде чем случится что-нибудь ужасное? Кэти на это надеялась. Она молилась, чтобы отец подоспел вовремя. Запечатлевшиеся в ее памяти серые глаза Джона, в которых полыхал адский огонь, заставляли девушку покрываться холодной испариной.
Однако она понимала, что шансы на их спасение таяли с каждой минутой. Она слышала, как на палубе шуршат и хлопают паруса, взбегающие вверх по мачтам. Внезапно корабль мягко закачался на волнах, и это означало, что они снялись с якоря и выходят в море. Отчалив от берега, они могут направиться куда угодно Пройдут недели или даже месяцы, прежде чем их настигнет новая спасательная экспедиция. Вдруг Кэти встрепенулась на месте, словно пораженная молнией. Господи! На этот раз ее ничто не сможет спасти! С юридической точки зрения ее похититель является ее законным мужем и волен делать с ней все, что пожелает. Он владел ею, словно рабыней, и любой человек, даже ее отец, который бы попытался встать между ними, был бы осужден буквой Гражданского кодекса. Это открытие так поразило Кэти, что она некоторое время сверлила невидящими глазами потолок и чувствовала себя, как набитая ватой кукла — она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Она поняла, что оказалась в капкане, который — при этом ей захотелось истерически захохотать — соорудила своими собственными руками!
Вопреки своим тревогам Кэти в конце концов задремала. Она очнулась, услышав, как в замке поворачивается ключ. Боязливо расширившимися глазами она следила за вошедшим в каюту Джоном, инстинктивно натянув на себя одеяло до самого подбородка. Видя, какой непроизвольный переполох вызвало у девушки его появление, он косо усмехнулся и повернулся к своему спутнику, который застыл в дверях, оставаясь невидимым.
— Я хочу принять ванну, — отрывисто сказал Джон невидимке. Последовал неразборчивый, но, похоже, утвердительный отвзт. Джон снова повернулся лицом к Кэти.
— Убери ее отсюда к чертовой матери, — проворчал он, кивком головы указывая на Марту, которая тоже проснулась и наблюдала за Джоном остекленевшим от ужаса взглядом. — Побыстрее!
— 3-зачем? — запинаясь, произнесла Кэти, инстинктивно приникая к старушке. Марта привстала, седой венчик волос на ее голове был растрепан. Она обняла свою подопечную.
— Не беспокойся, милая. Никто не заставит меня бросить тебя!
Марта нависла над ней, словно львица, защищая детеныша, и смотрела на Джона с яростным вызовом. Густые черные брови Джона зловеще сошлись на переносице. Часть его лица скрывала окладистая борода, которая мешала прочесть написанное на нем выражение.
— Я сказал, убирайся, — ровно проговорил Джон. — Впрочем, выбирай сама. Если хочешь, можешь смотреть, как я принимаю ванну.
Он с безразличным видом пожал плечами и повернулся, чтобы открыть дверь Петершэму, который протиснулся внутрь в обнимку с громоздким чаном. При виде своего старого друга Кэти немного воспрянула духом.
— Петершэм! — воскликнула она. — Как ты поживаешь? Неподдельная радость в ее голосе сузила глаза Джона. Петершэм взглянул на нее ледяными глазами.
— Очень хорошо, мэм, — холодно ответил он.
Кэти упала назад на подушку. Боже милостивый, Петершэм ее тоже ненавидит! Что же такого она сделала? Почему никто не скажет ей этого? Или они полагают, что она обо всем знает сама?
Джон начал расстегивать рубашку, а Петершэм тем временем наполнял водой чан. Джон не сводил с Марты глаз. Старушка смущенно побагровела, понимая, что он не ставит ни в грош никакие приличия и выполнит свою угрозу, не моргнув глазом. Видя ее колебания, Кэти мягко тронула няню за плечо.
— Все в порядке, Марта, — сказала она. — Ты можешь выйти. Он не сделает мне ничего плохого.
Эти слова не вызвали возражений со стороны Джона, который продолжал лениво и как бы нехотя раздеваться. Когда он вытянул подол рубашки из-за ремня, Марта спустилась с койки. Затем она повернулась к Кэти.
— Закрой глазки, голубка, — настойчиво прошептала старушка. — Не дело смотреть на такую пакость.
Джон изогнул губы в ядовитой усмешке. Он стащил с себя рубашку и небрежно швырнул ее на пол.
— Он мой муж, Марта, — тихо ответила Кэти.
Джон принялся расстегивать штаны, и рот Марты округлился в беззвучном возгласе. Он всем своим видом показывал, что готов раздеться догола, невзирая на чувства присутствующих.
— Все в порядке, Марта, — еще раз повторила Кэти, и, в последний раз оглянувшись на Джона, старушка торопливо выскользнула из каюты. Петершэм, закончив наполнять чан водой, последовал вслед за ней, не удостоив девушку даже мимолетным взглядом. Кэти озадаченно уставилась ему в спину, а затем ее глаза вновь обратились к Джону. Он с видимым напряжением сил стягивал с себя брюки.
Густые черные волосы, которыми заросла его грудь, выглядели неопрятными и свалявшимися. У Кэти перехватило дыхание при виде костей, явственно просвечивающих сквозь пергаментную желтизну кожи. Прежде он был худощавым, превосходно сложенным экземпляром самца с тугими, гладкими мускулами. Теперь он выглядел так, словно пережил великий голод за стенами осажденного города. Однако каким бы коренным изменениям ни подвергалась его наружность, одна деталь оставалась по-прежнему неизменной: предмет его мужского достоинства гордо выпирал из взлохмаченной темной поросли вокруг. Смутившись, Кэти торопливо отвела глаза.
— Немножко поздно строить из себя святую невинность, женушка, — сардонически прокомментировал ее смущение Джон, произнеся последнее слово как оскорбление.
— Не кричи на меня так! — резко запротестовала она.
Джон, рыча, подскочил к девушке и сомкнул руки у нее на плечах так, что Кэти застонала от боли. Джон притянул ее к себе, и лицо Кэти оказалось всего лишь в дюйме от его сверкающих глаз.
— Ты хоть знаешь, что я едва не придушил тебя прошлой ночью? — спросил он почти по-дружески. В его глазах вновь светилось безумие. Кэти испуганно потрясла головой. Она должна умиро-, творить его любой ценой. — Тебе повезло. На самом деле, если бы не мой ребенок, ты бы не дожила до сегодняшнего дня. Так что не пытайся меня поучать, а то я могу решить, что ребенок не стоит того, чтобы выносить твои сучьи выходки.
Он отдернул от нее руки, словно внезапно преисполнился к девушке отвращения. Кэти опрокинулась на матрас, ее глаза следили за каждым движением Джона, а дыхание стало глухим и прерывистым. Он повернулся к ней спиной и двинулся к окутанному паром чану. У Кэти вырвался сдавленный крик.
— Твоя спина? — выдохнула она. — Что случилось с твоей спиной?
Джон молниеносно развернулся кругом, едва не испепелив Кэти взглядом.
— Не пытайся меня провести, сучка, — прорычал он. — Я начинаю терять терпение. Смотри, меня не придется долго уговаривать, чтобы угостить тебя хорошей порцией розог.
Кэти смотрела на него во все глаза. Он выглядел безумным, однако его слова дышали внутренней уверенностью в собственной правоте. Вот и Петершэм обливал ее ледяным презрением. Догадка кристаллизовывалась в неоспоримый факт: они оба в чем-то ее обвиняли, но в чем, она не имела ни малейшего представления.
— Джон, ты, кажется, на меня сердишься, — мягко сказала она, не успев спросить о причине его враждебности, так как ее прервал его разъяренный рев.
— Сержусь? Сержусь! Дрянь, я бы с удовольствием разрезал тебя на куски тупой пилой, и, клянусь, я так и сделаю, если ты не будешь держать свой поганый язык за зубами.
Костяшки на его кулаках побелели, словно он едва удерживался от того, чтобы ее не ударить. Кэти хранила молчание, и Джон постепенно расслабился. Он отвернулся от нее и подошел к чану. Перекинув ногу через край, он осторожно погрузился в горячую воду, которая впилась в незажившие рубцы на его спине и заставила Джона скривиться от боли. Сидя на койке, Кэти могла хорошо разглядеть эти гнойные раны. Было похоже, что его долго и не один день били. «Где же он был? — лихорадочно недоумевала Кэти. — Что с ним происходит?»
— Джон, скажи мне, что с тобой случилось? — Спустя несколько минут она отважилась заговорить.
Он по-волчьи, из-под сдвинутых бровей зыркнул на девушку.
— У тебя очень нежный голосок, — протянул он в ответ. — Нежный и чарующий. И я было поверил, что ты и сама под стать этим трелям. Но ты преподала мне хороший урок, женушка. И тогда выяснилось, что под твоей ангельской личиной скрывается сердце из чистого камня и черствая, себялюбивая душа. Ты думаешь, что сможешь провести меня во второй раз? Я предупреждаю тебя — и не пытайся!
Кэти не могла оправдаться, потому что не знала, что ей вменялось в вину. Но если она не может доказать свою невиновность словами, она должна выразить ее поступками. Свесив ноги с кровати, она, приложив немало усилий, поднялась на ноги. Осторожно неся выпирающий через розовую сорочку живот, она медленно двинулась к Джону, который следил за ней бдительно прищуренными глазами. Его взгляд сначала скользнул по точеным чертам ее прекрасного лица, а потом, словно притянутый магнитом, опустился к ее грузному лону.
— О Боже, — пробормотал он, закрывая глаза, как будто был не в силах переносить ее вида. Кэти покраснела, полагая, что он, наверное, находит отталкивающей ее беременность, но она не стала отступать назад. Она медленно шла вперед, пока ее бедра не коснулись холодной металлической кромки чана. Джон угрюмо выпятил челюсть, но по-прежнему не открывал глаз. Кэти с собачьей преданностью смотрела вниз на его лохматую голову.
Наконец Джон открыл глаза и недобро взглянул на Кэти.
— Что это ты задумала, сука? — проскрежетал он. Стиснув зубы, Кэти проглотила это оскорбление, молча взяла
кусочек мыла и зачерпнула пригоршню воды. Она плеснула воду ему на грудь, но Джон тут же, вскинув руки, перехватил ее хрупкие запястья.
— Я спрашиваю, что это ты задумала? — проревел он, вращая глазами.
— Ты давно не мылся, — спокойно произнесла Кэти, маскируя свои мрачные предчувствия безмятежным выражением лица. Она многое поставила на карту, рассчитывая, что он не тронет ее — по крайней мере, пока она носит ребенка. Если она ошибалась, то ее ждали самые ужасные последствия этого неверного шага. Но если она была права… Когда-то ее ласковые прикосновения разбудили в нем нежность. Возможно, так будет и сейчас.
— И ты хочешь меня помыть? — спросил он очень сладким голосом, который странно контрастировал с его неумолимо жестоким взглядом. — Ты действительно думаешь, что ты можешь своими белыми ручками смыть с меня все следы, оставленные твоим предательством? Ну нет, женушка, ничего у тебя не выйдет, и не старайся. Я не собираюсь ни о чем забывать.
— Конечно, не надо ни о чем забывать, Джон, — спокойно сказала она, исподволь освобождая руки от его хватки. Она смочила губку и выжала ее над его темноволосой головой. С волос Джона струйками побежала вода; он не шевелился и как будто выжидал, что произойдет дальше. Кэти повторила свой маневр несколько раз, а затем начала намыливать его густые спутанные пряди, сбившиеся в колтун. Она глубоко зарывалась в них своими пальцами. Его волосы и кожа на голове были покрыты глубоко въевшейся грязью, но Кэти, казалось, забыла о всякой брезгливости.
— Черт с ней, пусть старается, — услышала Кэти его бормотание, обращенное скорее к себе самому, чем к ней. — Теперь-то я знаю, что ты за сука, и ты не обманешь меня во второй раз.
Кэти продолжала скрести его голову, мудро притворившись, что она ничего не слышала. Немного погодя, она подняла шайку с горячей водой, оставленную Петершэмом, и окатила ее содержимым голову Джона, чтобы смыть грязную мыльную пену. Джон отряхнулся, протер глаза и поднял свой взгляд на Кэти. С внезапно перекосившимся лицом он уставился на большую деревянную шайку, все еще полную воды, которую Кэти держала высоко над его головой.
— Поставь на место! — яростно рявкнул он.
Кэти была так напугана, что не удержала шайку в руках. Она с грохотом полетела на пол, обдав Кэти каскадом брызг. Она смотрела на Джона огромными непонимающими глазами, прижав ладошки ко рту. Не переставая ругаться, Джон выскочил из чана и, схватив полотенце, вытерся досуха.
— Снова думаешь поймать меня на удочку, сука? — бушевал он — Думаешь избежать наказания, которое тебя ждет после рождения ребенка? Ну уж нет! Я поклялся увидеть тебя в аду. Думать об этом, предвкушать это — вот что сохранило меня в живых, и ты не уйдешь от возмездия, нет, не уйдешь!
Пока Кэти силилась проникнуть в смысл его обвинений, он натянул на себя чистую одежду и ураганом вылетел из каюты, едва не сорвав дверь с петель. Кэти осталась одна в окружении четырех стен. Ужасная истина пронизала ее, как разряд электрического тока. Джон ненавидел и презирал ее, а она… она любила его по-прежнему.
В этот день Джон больше не возвращался в каюту. Пришла Марта и заставила ее улечься в постель, а затем Петершэм, смотря прямо перед собой, принес им обед. Кэти нетерпеливо отмахивалась от назойливых услуг Марты и едва не расплакалась, когда в ответ на ее расспросы Петершэм обратился в глухонемого.
Наконец наступила ночь, и весь корабль затих. Кэти нервно ждала, что Джон все-таки вернется в постель, и только около полуночи она поняла: он не придет. Какие же силы питали его презрение, если он даже не хочет делить с ней одну каюту. Глотая катившиеся по ее щекам слезы, Кэти задула свечу и тяжело опустилась на койку, где уже посапывала давно уснувшая Марта. Скоро начнется новый день, так утешала она себя, и она наконец сможет кое-что разузнать. Если она не добьется своего от Джона или Петершэма, она пойдет к Гарри, к Майклсону, к Стетсону, к любому матросу из команды «Маргариты», и кто-нибудь из них расскажет ей правду — Кэти была в этом уверена.
Все ее планы были разбиты погодой. Проснувшись утром, она обнаружила, что идет снег, да еще какой: не лениво вальсирующие хлопья, а сплошная белая стена, сквозь которую нельзя было разглядеть небо. Здравый смысл и отсутствие теплой одежды вынудили их с Мартой оставаться в каюте, приклеенными к крохотному пятачку вокруг угольной печки. Кэти пришлось смириться с тем, что ответы на мучившие ее вопросы опять откладываются на неопределенное время.
Вскоре явился Петершэм с завтраком. Кэти открыла дверь в ответ на его отрывистый стук, но вместо того чтобы взять у него поднос, она схватила старика за руку и втащила в каюту. Затем она захлопнула дверь и, скрестив руки на груди, встала напротив него так, что Петершэму пришлось бы ее оттолкнуть, чтобы выйти. Зная щепетильность Петершэма по отношению к женщинам, можно было с уверенностью сказать, что он не станет вырываться из западни силой.
Петершэм поставил поднос на стол и с величайшим достоинством приблизился к двери. Кэти откинулась назад и решительно улыбнулась. Толстое стеганое одеяло, накинутое на ее плечи, и волосы, заплетенные в две длинные косы, делали девушку похожей на индианку-скво. Петершэм замер в паре шагов от нее, не зная, что делать дальше.
— Позвольте пройти, мэм, — чопорно произнес он, смотря ей под ноги.
— Я хочу знать, что произошло с Джоном, Петершэм, — мягко сказала Кэти. — Я не тронусь с места, пока ты мне все не расскажешь.
— Спросите об этом самого капитана, мэм, — бесцветным голосом ответил слуга, наконец поднимая глаза, в которых светилась колючая неприязнь. — Не мое дело — обсуждать его личную жизнь.
Кэти попробовала зайти с другой стороны.
— Петершэм, я его жена. Я имею право знать, что с ним стряслось.
— Насколько я знаю, ничего, миссис Хейл. — Ее официальное имя прозвучало в устах старика почти презрительно. Пылкий нрав Кэти, оскорбленный беспричинным антагонизмом сначала Джона, а сейчас Петершэма, самолюбиво восстал. Сверкнув глазами, как дикая кошка, она стала медленно надвигаться на Петершэма. Старик попятился назад, решительно не зная, что ему делать. Марта, мигом оказавшись около Кэти, схватила ее за руку.
— Мисс Кэти, не забывайте о ребенке! — звенящим от тревоги голосом предупредила няня. Кэти заметила сочувственный огонек, вспыхнувший в глазах Петершэма при виде ее живота, и внезапно поняла, каким способом она сможет выманить у него ответы на интересующие ее вопросы.
— Ах, Марта, — прошептала она, схватившись руками за живот и сгибаясь едва ли не вдвое.
Побледневшая Марта яростно напустилась на слугу.
— Видишь, что ты с ней сделал, мерзавец! — бушевала она. — Так растревожить мисс Кэти, когда она донашивает ребеночка! Ты доведешь ее до того, что ребеночек родится мертвым!
— Я не хотел… — пробормотал Петершэм, склоняясь над Кэти. Кэти взглянула на него, не переставая стонать
— Петершэм, что произошло с Джоном? — спросила она, изображая жестокие муки. Лицо Петершэма вновь поскучнело, но, после того как Кэти испустила очередной душераздирающий стон, он сдался, хотя и без особой охоты.
— Вы очень хорошо это знаете, мисс Кэти, — строго сказал он, и при звуке своего имени, нечаянно вырвавшегося у Петершэма, Кэти подавила в себе триумфальную улыбку. — Но если вы хотите развлечься и выслушать то, что вам давным-давно известно, извольте, я скажу. Мастер Джон сидел в тюрьме и был приговорен к повешению. Казнь состоялась бы сегодняшним утром, если бы мастер Гарри не подкупил главного тюремщика. Мы спасли мастера Джона, о чем вы, наверное, очень горюете. Женщина, которая бросила своего мужа в тюрьму, где его били и морили голодом, заслуживает самого сурового наказания, миссис Хейл, и перед Богом и перед людьми. Вы, миссис Хейл, не получите от нас никакой помощи.
В голос Петершэма опять возвратилась колючая неприязнь. Кэти быстро выпрямилась, позабыв о своих воображаемых мучениях.
— Я… бросила его в тюрьму? — недоверчиво повторила она, глядя на Петершэма как на сумасшедшего. — Где его били и морили голодом? Я даже не знала, что он в тюрьме! Он сбежал в тот день, когда солдаты захватили Лас-Пальмас! Откуда мне было знать, что потом он опять попал в плен? Я ничего не знала, Петершэм! Не знала! Ты должен мне поверить!
— Не надо меня убеждать, миссис Хейл. Пойдите убедите мастера Джона. Но позвольте дать вам добрый совет: не докучайте ему этими россказнями. Он стреляный воробей и не поверит такой явной лжи.
— Но это не ложь! — возопила Кэти, порываясь броситься вслед за Петершэмом, который взялся за ручку двери. Марта потянула ее назад, не подозревая, что физическое недомогание Кэти было чистым притворством. Кэти легко стряхнула с себя ее руки, но Петершэм уже успел исчезнуть за дверью.
Кэти уселась на койку, и пока Марта хлопотала вокруг нее, она напряженно обдумывала свое положение. Так или иначе, она должна убедить Джона в своей невиновности. Но как ей это сделать, если Джон и носа в каюте не показывает? Ответ был до боли очевиден: она должна пойти к нему сама.
Шторм и снежная буря, застигнувшие «Маргариту», не прекращались весь день. Корабль кидало из стороны в сторону, словно игрушку в руках любопытного великана. Марту одолевали жестокие приступы морской болезни. Кэти, чей желудок уже привык к превратностям океана во время прошлого путешествия, уложила няню под одеяло, зная, что от морской болезни нет другого лекарства. Постепенно стоны Марты утихли, и она уснула.
Скрючившись на стуле перед печкой, Кэти задумчиво прислушивалась к доносящемуся до нее похрапыванию. Покуда Марта бодрствовала, нечего было и думать, чтобы улизнуть из каюты. Марта скорее привязала бы ее к койке, чем позволила выйти на палубу в такую непогоду. Но Кэти во что бы то ни стало требовалось поговорить с Джоном, и она не собиралась робеть перед такой досадной помехой, как шторм.
Приняв решение, Кэти тихонько слезла со стула и осторожно прокралась к двери. На прощание она бросила виноватый взгляд на свою нянюшку, которая спала сном праведницы.
Накинув на себя одеяло, чтобы хоть как-то защититься от ветра, Кэти выскользнула наружу. Палубный настил обжег ее босые ступни ледяной сыростью. Она зябко поджала пальцы на ногах и с ужасом огляделась кругом. То, что она увидела, можно было бы назвать этюдом в серых и белых тонах. Море и небо были одинакового свинцового цвета, причем последнее нависало над «Маргаритой» так низко, что казалось, оно вот-вот раздавит корабль. Зернистые крупинки снега и льда, смешиваясь с солеными брызгами, жалили ее лицо тысячами миниатюрных жал. Завывающий ветер словно негодовал на хрупкое суденышко, осмелившееся бросить ему вызов.
Одной рукой придерживая одеяло под чудовищной силой ветра, Кэти карабкалась вверх по лестнице, ведущей на ют, где она рассчитывала найти Джона. Ее окоченевшие ноги потеряли чувствительность, и она с трудом передвигала их по обледенелым ступенькам. Дважды, поскользнувшись, она падала на колени, и дважды, подымаясь, она продолжала свой путь, пока все вокруг нее стонало, скрипело и скрежетало, словно души дантовских грешников. Кэти не обращала внимания на холод и боль, ею владела одна-единственная мысль: она должна сказать Джону о своей непричастности к его заточению и пыткам. Только это могло воскресить его любовь.
Наконец она взобралась на ют. Держась за тонкие деревянные перила, она озиралась кругом и не верила своим глазам. На юте никого не было. Чтобы удерживать избранный курс, к спицам штурвала были привязаны кожаные ремни. Кэти напряженно вглядывалась в темноту. Нижняя палуба также была пустынной. Девушка заподозрила самое страшное. Наверное, гигантская волна смыла за борт экипаж «Маргариты», и они с Мартой остались единственными людьми на всем корабле.
— Джон! — закричала она в ужасе. — Джон! Джон!
— Дерьмо! — услышала она в ответ откуда-то сверху.
Все еще не оправившись от страха, Кэти задрала голову, но ей не удалось разглядеть говорившего, впрочем, она смутно догадывалась, что существо небесного происхождения вряд ли снизошло бы к такого рода словечкам. Наконец, когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что вся грот-мачта облеплена человеческими фигурками, которые, как размытые серые тени, висели на вантах и отчаянно дергали за веревки, стараясь то ли поднять, то ли опустить полощущийся на ветру парус. Один из этих людей оставил свое место на вантах и, быстро перебирая руками и ногами, спускался вниз. Его лица нельзя было разглядеть из-за метели, но Кэти с какой-то необъяснимой уверенностью поняла, что это Джон.
В тот момент, когда его ноги коснулись палубы, в ушах Кэти возник какой-то странный глухой рокот. Джон опрометью бросился к юту, а Кэти потрясла головой, чтобы избавиться от нарастающего шума. Выписывая зигзаги в такт качке, Джон добежал до подножия трапа, и в это время рокот стал таким оглушительным, что Кэти инстинктивно оглянулась.
Увиденное заставило замереть ее сердце. На нее мчался исполинский водяной вал, темный и угрожающий, как сама смерть. Понимая, что она не успеет вовремя достичь безопасного укрытия, Кэти лишь беспомощно закрыла лицо руками.
Внезапно она была опрокинута на палубу, и чье-то тяжелое тело навалилось на нее со всего размаху.
— Набери воздуха! — прокричал ей Джон в самое ухо.
Кэти машинально повиновалась. Едва она закрыла рот, как тонны ледяной воды обрушились на нее, грозя раздавить ее, как скорлупку, и вырвать из сильных рук, которые припечатали ее к палубе. Она чувствовала, как бурлящий поток хочет засосать ее в свою пучину. В одиночку ей было не под силу тягаться с мощью стихии, но рядом с ней находился Джон.
Все кончилось через считанные доли секунды. «Маргарита» запрокинулась на корму, потом выровнялась, стряхивая с себя остатки потока, как промокший пес. Джон встал и рывком поднял на ноги девушку.
— Проклятая дура! — негодовал Джон, слишком сердитый, чтобы заметить, что рев шторма почти перекрывал звук его слов. — Ты чуть было не погибла!
— Я должна тебе сказать… — Кэти вдруг поняла, что он тоже не слышит ее.
— Послушай меня! — заорала Кэти, дергая его за руку. Джон недовольно осклабился и сомкнул пальцы вокруг ее горла.
— Я не желаю тебя слушать! Лучше заткнись, а не то я придушу тебя на месте!
Кэти попыталась вырваться, и вдруг кинжальная боль пронизала ее живот. Она закричала и согнулась пополам.
— Что за черт!..
Кэти упала на колени, инстинктивно прижимая руки к своему лону, чтобы его защитить. Боль огненными когтями разрывала ее внутренности, и Кэти приготовилась к самому худшему из всех зол, понимая, что она находится на волоске от выкидыша. Джон склонился над ней и, мгновенно оценив ее состояние, подхватил девушку на руки и устремился вниз по скользкому трапу. Завывающий ветер уносил далеко в сторону бешеные ругательства, которые непрерывным потоком текли из его рта. Кэти стонала, пытаясь удержать ребенка в себе, прижав обе руки к конвульсивно подрагивающей выпуклости на животе. Она встретила глаза Джона и увидела в них прыгающие огоньки паники. Она смутно удивилась тому, что он тоже напуган. Затем все мысли исчезли под новым натиском невыносимой боли. Она закричала, и благословенная чернота опустилась перед ее глазами как занавес. Почувствовав, как она обмякла у него на руках, Джон прибавил ход и внес ее под спасительный кров каюты.