Освобождённая возлюбленная

Глава 48

Время от времени к Куину возвращалось воспоминание о его смерти. Это происходило во сне. В редкие моменты, когда он был спокоен и безмятежен. А иногда просто чтобы поиметь его голову забавы ради.

Он всегда пытался избегать коллажа зрительных образов, запахов и звуков, словно чумы, но, несмотря на поданный в свой внутренний суд запрос на запретительное постановление, адвокатом противной стороны была маленькая сучка, втыкающая палки в колёса… поэтому дерьмо продолжало всплывать.

Пока он лежал в своей постели, неясный отрезок ментального ландшафта — ни сон, ни бодрствование — напоминал свободную телефонную линию, по которой та ужасная ночь может дать о себе знать. И, к вашему сведению, она воспользовалась представившейся возможностью — воспоминания совершили звонок и каким-то образом заставляли его ответить.

Его родной брат входил в состав Хранителей Чести, пришедших избить его, и группки ублюдков в чёрных мантиях, выследивших его у обочины дороги, когда он в последний раз уходил из особняка своей семьи. За спиной у него было несколько собственных вещей, и он понятия не имел, куда направлялся. Отец выкинул его из дома, и Куин оказался удалён от семейного древа, поэтому… вот он. Без корней. Без дальнейшего плана действий.

И всё из-за его разноцветных глаз.

Хранители чести должны были просто избить его за оскорбление, нанесённое кровной линии. Не предполагалось, что они убьют его. Но всё вышло из-под контроля, и, что удивительно, его брат пытался остановить беспредел.

Куин действительно помнил эту часть. Голос брата, который велел другим прекратить.

Но было слишком поздно, и Куин уплыл не только от боли, но от самой земли… и оказался в море белого тумана, расступившегося, чтобы открыть взору дверь. Он знал, что перед ним вход в Забвение, хотя никто ему об этом не говорил. А также то, что открыв её, он подпишет себе приговор.

В то время это казалось прекрасной идеей. Нечего терять и всё такое…

И всё же, в последний момент он отступил. Но не мог вспомнить, почему.

Это было самое странное… Та ночь столько всего выгравировала в его мозгу, но Куин не мог воскресить в памяти эту часть, как бы сильно ни старался.

Однако он помнил, как хлопнулся в собственное тело. Когда он пришёл в себя, Блэй делал ему искусственное дыхание, и ради того слияния губ стоило жить…

Стук в дверь окончательно разбудил его. Куин поднялся с подушек и включил свет силой мысли, чтобы убедиться, где находится.

Да. Его спальня. Он один.

Но ненадолго.

Когда привыкшие к темноте глаза медленно скользнули к двери, Куин уже знал, кто стоит по другую её сторону. Он уловил тонкий аромат, проникавший внутрь, и понял, почему пришла Лейла. Чёрт, может, именно поэтому он не мог заснуть — ждал, что она в любой момент его разбудит?

— Заходи, — мягко сказал он.

Избранная тихо проскользнула внутрь, и, когда повернулась к нему, выглядела она ужасно. Измученной. Словно пустошь.

— Господин…

— Ты знаешь, что можешь называть меня Куином. То есть, пожалуйста, называй меня Куином.

— Благодарю. — Она поклонилась и, казалось, с трудом выпрямилась. — Я не знала, могу ли вновь воспользоваться вашим столь щедрым предложением… взять вашу вену. Воистину, я… истощена и не могу перенестись обратно в Святилище.

Когда он посмотрел в её зелёные глаза, что-то просочилось в его разум, нечто вроде… осознания, пустившего корни и давшего побеги под названием «У меня почти получилось, я вот-вот вспомню».

Зелёные глаза. Зелёные, как виноград, нефрит и весенние почки.

— Почему вы смотрите на меня так? — спросила она, сильнее запахивая полы своей мантии.

Зелёные глаза… на лице, которое…

Избранная оглянулась на дверь:

— Возможно… мне стоит просто уйти…

— Прости. — Встряхнувшись, он удостоверился, что одеяло у талии, и подозвал её. — Только что проснулся… я не возражаю.

— Вы уверены?

— Абсолютно, иди сюда. Друзья, помнишь? — Куин поднял руку, и, когда Лейла подошла поближе, взял её ладонь и потянул вниз.

— Господин? Вы всё ещё очень пристально смотрите на меня.

Куин разглядывал её лицо, а затем опустил взор вниз, на её тело. Зелёные глаза…

Что такого в этих чёртовых глазах? Он ведь и раньше их видел…

Зелёные глаза…

Он проглотил проклятье. Боже, как будто в голове звучит песня, и ты можешь вспомнить всё, кроме её текста.

— Господин?

— Куин. Скажи это, пожалуйста.

— Куин.

Он чуть улыбнулся:

— Вот, возьми то, в чём нуждаешься.

Он поднял запястье, отмечая девичью худобу, когда она наклонилась и разомкнула губы. Клыки Лейлы были длинными и белоснежными, но тонкими. Непохожими на его. И её укус был столь же нежным и женственным, как и всё остальное в ней.

Что его традиционалистская сторона считала всего лишь должным.

Пока Избранная питалась, он смотрел на её светлые волосы, собранные в сложный пучок, обнажённые плечи и красивые руки.

Зелёные глаза.

— Господи. — Когда она захотела отстраниться, он положил руку ей на затылок и удержал девушку у своего запястья. — Всё нормально. Нога затекла.

Скорее, мозг.

Он с разочарованием поднял голову, и вместо того, чтобы удариться ей о стену, потёр глаза. Вновь сконцентрировавшись, он посмотрел на дверь…

В которую только что вошла Лейла.

Мгновенно его затянуло обратно в сон. Но не о драке или брате. Он увидел себя, стоящего у входа в Забвение… стоящего перед белыми панелями… стоящего с протянутой рукой, собираясь взяться за ручку.

Реальность искривлялась, ломалась и становилась тягучей как ириска, пока Куин пытался отличить, бодрствовал он или спал… или же был мёртв.

В центре двери начал формироваться водоворот, будто её материал сравнялся по консистенции с молоком. Из ураганного центра появился образ, который приблизился скорее как звук, нежели как нечто визуальное.

Лицо маленькой девочки.

Маленькой девочки со светлыми волосами, изящными чертами лица… и светло-зелёными глазами.

Она смотрела на Куина, приковывая к себе его взгляд, словно обхватывая его лицо своими маленькими прелестными ручками.

Затем она моргнула. И её радужки изменили цвет.

Один глаз стал зелёным, а другой — голубым. Как у него.

— Господин!

Сначала он был чрезвычайно смущён… гадал, с чего бы маленькой девочке так его называть. Откуда она знает, кто он?

— Куин! Позволь мне закрыть рану!

Он моргнул. И понял, что кинулся к изголовью кровати, оторвав в процессе клыки Лейлы от своей плоти, и теперь заливал кровью все простыни.

— Позволь…

Он остановил Избранную и приложил к ране собственные губы. Позаботившись о себе, он не смог отвести взгляда от Лейлы.

Было оооочень просто наложить черты той маленькой девочки на лицо Лейлы и найти гораздо больше, нежели простую схожесть.

Его сердце начало колотиться, и он попытался напомнить себе, что никогда не выдавал пророчеств. В отличие от Ви, он не мог заглядывать в будущее.

Лейла медленно встала с кровати, словно не хотела его напугать:

— Мне следует сходить за Джейн? Или, может, будет лучше, если я просто уйду.

Куин открыл рот… и ничего не сказал.

Ничего себе. Он никогда не попадал в автомобильную аварию, но представил, что вьющийся страх, испытываемый им сейчас, походил на состояние, когда ты видишь, как кто-то не остановился у знака и несётся к двери с твоей стороны. Ты соотносишь его направление и скорость со своими и приходишь к заключению, что столкновение неизбежно.

Но он не мог представить мир, в котором Лейла от него забеременела.

— Я видел будущее, — сказал он на расстоянии.

Руки Лейлы поднялись к горлу, словно она задыхалась:

— Оно плохое?

— Оно… невозможное. Совсем.

Схватившись за голову, он мог видеть в темноте лишь то личико… отчасти напоминавшее лицо Лейлы, отчасти — его собственное.

О, Боже… сохрани их обоих. Сохрани… всех их.

— Господин? Вы меня пугаете.

Что ж, не её одну.

Ведь этого не может быть. Так?

— Я пойду, — резко сказала она. — Благодарю вас за ваш дар.

Он кивнул, но посмотреть на неё не смог:

— Не за что.

Когда, спустя мгновение, дверь закрылась, Куин задрожал, холодный, бодрящий страх прокрался по его костям… прямиком в душу.

Какая ирония, подумал он, серьёзно. Родители никогда не хотели, чтобы у него были дети, и, надо же… мысль о том, чтобы сделать Лейле неполноценную дочь, или, и того хуже, передать свои чёртовы глаза невинной малышке, как ничто иное заставляла его соблюдать свой целибат.

И, вообще-то, он должен быть рад. Из всех судеб, которые он мог увидеть, этой стопроцентно можно избежать, ведь так?

Он просто никогда не будет заниматься сексом с Лейлой.

Никогда.

Поэтому ничего из этого не исполнится. Точка.