От Дубно до Ростова

Глава 3 «Старая крепость»

Гроза на Южном фронте. Самым значительным событием первых дней июля была резкая активизация боевых действий в полосе Южного фронта. 11 немецкая армия, сосредоточивавшаяся в Румынии, начала выполнение плана «Мюнхен». В ожидании этого важного события советское командование находилось в положении гадалки, пытаясь выявить точку, в которой будет нанесен удар. Чаще всего такие гадания были подобны игре в «русскую рулетку» с шестью патронами в барабане Нагана и всего одной пустой каморой. В начале июля 1941 г. напротив ствола оказался боевой патрон. Командование Южного фронта вскрыть направление главного удара противника не сумело. Также были переоценены задействованные на этом направлении силы. В разведсводке штаба фронта от 2 июля сообщалось, что основные силы противника в составе 9–10 дивизий, в том числе 5–6 танковых и моторизованных, сосредоточились в районе Стефанешти. Фактически же там находилось пять пехотных дивизий и пять бригад, в том числе одна танковая, насчитывавшая 60 танков. Разведка же фронта предполагала наличие в ударной группировке 900–960 танков. Причиной этого была неэффективность воздушной разведки, в данном случае не прояснявшей обстановку, а дезинформировавшей высшее руководство.

Промахи разведки привели к наиболее распространенной ошибке 1941 г. — неверной оценке глубины намечавшегося противником охвата. Предполагалось, что немцы предпримут удар на окружение войск Юго-Западного фронта из полосы Южного фронта на небольшую глубину. И. В. Тюленев фактически зеркально повторял предположения М. П. Кирпоноса о задуманном немцами окружении перед старой границей. В результате этого наиболее сильная и глубоко эшелонированная группировка войск Южного фронта была создана в полосе 18–й армии, на каменец — подольском направлении, то есть на южном фасе львовского выступа. Там находилось шесть стрелковых дивизий и 16–й механизированный корпус. Предполагалось, что немцы поведут наступление в северном направлении, через Каменец — Подольский, навстречу 1–й танковой группе. Однако планы командования группы армий «Юг» были другими. Главные удары должны были наноситься в восточном направлении с последующим развитием наступления на Винницу, в глубокий тыл Юго-Западного фронта. Против ударного кулака 11 армии, на правом фланге 9–й армии, осталось в первом эшелоне только две стрелковые дивизии. Против них только в первом эшелоне развернулись шесть пехотных дивизий и две кавалерийские бригады. В наиболее тяжелом положении оказалась 176–я стрелковая дивизия. Против нее наступали: 76, 22, 239 немецкие пехотные дивизии, танковая бригада, а затем и 6 румынская пехотная дивизия.

2 июля после артиллерийской и авиационной подготовки началось наступление главных сил немецко-румынских войск с рубежа Ботошаны — Яссы. Растянутые по фронту на 40–50 км дивизии 9–й армии сдержать удар немецких войск не могли. К концу дня фронт на правом фланге 48–го стрелкового корпуса 9–й армии оказался прорванным, а на левом, в районе к востоку от Ясс, завязались ожесточенные бои в полосах 74–й, 30–й горно-стрелковых дивизий и 95–й стрелковой дивизии. С воздуха наступление поддерживали пикирующие бомбардировщики Ю–87, впервые появившиеся на Украине именно в полосе Южного фронта. Уже 3 июля в район Бухарест — Дигера из Бялой Подляски была переброшена I группа эскадры пикирующих бомбардировщиков StG77. Пикирующие бомбардировщики не напрасно получили славу одного из символов «блицкрига». Бомбометание с пикирования было эффективным средством точных ударов по артиллерийским батареям, позициям войск, мостам.

Наиболее сильным резервом Южного фронта, который мог быть задействован для парирования прорыва, являлся 2–й механизированный корпус Ю. В. Новосельского. Соединение еще с 30 июня находилось на марше в район Дрокия (30 км севернее г. Бельцы), к исходу 3 июля сосредоточилось для нанесения контрудара. Однако пока шло сосредоточение сил, противник с 3 по 4 июля продвинулся на глубину до 40 км. Вступление корпуса в бой совместно с частями 48–го стрелкового корпуса было неудачным. Немецкие пехотные дивизии контратаковали дивизии 2–го механизированного корпуса в районах сосредоточения и вынудили перейти к обороне на фланге немецкого наступления.

Не сразу удалось ввести в бой и кавалеристов П. А. Белова. Командующий 9–й армией еще 2 июля решил сосредоточить 2–й кавалерийский корпус в районе Страшен (25 км северо-западнее Кишинева). После 100–километрового перехода кавалерийский корпус сосредоточился в указанном районе и получил задачу нанести удар в направлении Страшены, Корнешти — Тырг, Унгены (Скуляни). Однако выдвижение корпуса П. А. Белова вскоре застопорилось. Гористая местность на пути его движения оказалась труднопроходима для больших масс войск, танков, артиллерии, транспорта. К тому же узкие болотистые дефиле противник перекрыл небольшими заслонами и взял под обстрел авиацией. Командарм–9 решил исправить ошибку в выборе данного направления и, вернув корпус назад через Кишинев, снова направил для контрудара, но уже в новом направлении — Кишинев — Оргеев — Копачени. Этот маневр конница выполнила в течение суток и 6 июля вступила в бой в районе Копачени, угрожая с юга флангу главной группировки противника, наседавшей на 48–й стрелковый корпус. Но четыре дня было потеряно, и немцы сумели закрепить успех. Конники П. А. Белова могли лишь снижать темпы продвижения 54 армейского корпуса армии Е. фон Шоберта.

Командование Южного фронта 5 июля отреагировало на сложившийся кризис докладом в Ставку с описанием решения на оборону. Задачи соединений фронта состояли из фраз «обороняет» и «усиливает» и не предполагали воздействия на наступающего противника. Г. К. Жуков снова был вынужден одергивать И. В. Тюленева:

«Ваше предложение, изложенное в № 723, Ставкой не утверждено, как исключительно пассивное и не отвечающее обстановке. На участке Яссы и до Черного моря противник не способен к активным действиям, и лишь только на участке Яссы, Братушаны он вклинился в оборонительную полосу на 20–25 километров. Эта группировка, при желании активно драться, могла быть контрударом частей нашей обороны, смята и отброшена за Прут. Ставка приказала:

1. Собрать резервы из районов Белград, Черновицы, Бельцы, Кишинев и контрударом отбросить противника за р. Прут. Прорвавшиеся танки противника уничтожить силами 2 механизированного** к*орпуса**. К контрудару привлечь всю авиацию фронта, которой непрерывно воздействовать на артиллерию противника и на его боевые порядки»[280].

Получив выволочку из Москвы, командование фронта решилось на организацию контрудара. Общий замысел контрудара 9–й армии формулировался так:

«Из района Бельцы 48–й стрелковый и 2–й механизированный корпуса наступают в направлении Бельцы, Флорешты с целью разгромить противника у Флорешты и отрезать его от переправ р. Прут…

35–й стрелковый корпус прикрывает кишиневское направление. 2–й кавалерийский корпус с приданным мотополком пехоты с утра 9.7 наступает в направлении Флорешты, с целью совместным ударом с 48–м стрелковым и 2–м механизированным корпусами окружить и уничтожить противника в районе Флорешты, отрезав его от переправ через р. Прут…»[281].

Контрудар 2–го механизированного корпуса пришелся по 22 пехотной дивизии 11 армии. В описании боевых действий немецкой стороной события выглядят следующим образом:

«4.7 пехота 22 дивизии наткнулась на мощную атаку около 300 танков в районе Парьота. Удар пришелся по правому флангу 22 дивизии, где еще не был достигнут стык с XXX армейским корпусом. Отступивший правый фланг, первый батальон 65 пехотного полка, был усилен двумя ротами, переброшенными из 76 пехотной дивизии. Главная тяжесть боя пришлась на первый и второй батальоны 47 пехотного полка, оборонявшиеся на высотах 220 и 201. Пехоту удалось отсечь от танков и ликвидировать большой прорыв. Правый фланг третьего батальона 16 пехотного полка в тяжелом бою уничтожил 47 танков. Обер-лейтенант Ульрих из 1–й зенитной роты лично подбил 8, его взвод всего 15, и один ефрейтор из 65 пехотного полка из 7,92–мм противотанкового ружья подбил 6 танков. Остальные были уничтожены в ближнем бою. 5.7 войска перешли к обороне, ожидая, пока тыловые части не пройдут через грязь. После 5–дневного перерыва снова подошли полевые кухни. 6.7 на правом фланге разведывательным батальоном и противотанковым дивизионом была отбита еще одна танковая атака»[282].

Как мы видим, атаки больших масс легких танков без артиллерийской и пехотной поддержки вполне успешно отражались немецкой пехотой. Однако нельзя сказать, что отражение советского контрудара прошло для соединения безболезненно. Франц Гальдер записал в своем дневнике 7 июля:

«22–я пехотная дивизия понесла тяжелые потери в результате танковых контратак противника»[283].

Что самое неприятное, быстрое продвижение 11 армии привело к срыву планов командования Южного фронта по организации обороны на реке Днестр. 1 июля 55–й стрелковый корпус 18–й армии получил приказ на отход за Днестр. Задачей отхода этого корпуса было создание сильных резервов за Днестром и занятие укрепленных районов. Но направление отхода корпуса, видимо, ввиду удобства переправ пролегало кружным путем западнее Могилев — Подолье кого (через Старую Ушицу, что 30 км западнее Могилев — Подольского), Мурованые Куриловцы, то есть в стороне от Могилев — Подольского укрепленного района и в отрыве от 9–й армии. Кратчайшим направлением к Могилев — Подольскому УРу по прямой дороге от Бричан и Единиц на восток командование 55–го корпуса и 18–й армии не воспользовалось. Это привело к тому, что, в сущности, к Днестру с востока части 130–й стрелковой дивизии 55–го корпуса подошли позже, чем противник, наступавший с запада. Это обстоятельство нарушило планомерность отхода и ведение боевых действий вообще и затруднило положение 48–го стрелкового корпуса в частности. К 7 июля 11 армия прошла уже свыше 100 км и ее XI армейский корпус вышел передовым отрядом к Днестру. В этот день в дневнике Ф. Гальдера появилась следующая запись:

«11 армия форсировала Днестр в районе Могилев — Подольского (железнодорожный мост приспособлен для переправы людей и техники)»[284].

Это был бы большой успех, крупных мостов через Днестр в полосе немецкого наступления было не так много. Но командование Южного фронта немедленно отреагировало на эту угрозу выделением командиру 130–й стрелковой дивизии подвижного резерва в виде 47–го мотострелкового полка 47–й танковой дивизии 18–го механизированного корпуса. В результате решительной контратаки мотострелкам 47–го полка удалось ликвидировать немецкий плацдарм. Немецкая сторона позднее предпочла задрапировать эту частную неудачу. История 22 пехотной дивизии утверждает, что плацдарм передовым отрядом даже не захватывался:

«22 разведывательный батальон и 1 рота противотанкового дивизиона прорвались к Днестру, но не смогли преодолеть взорванный мост в Могилеве *Могилев — Подольском. — А. И.**»[285].

Планы дальнейшего использования 11 армии мы находим в Журнале боевых действий группы армий «Юг», запись от 7 июля:

«В 11.50 начальник штаба группы армий ознакомил начальника штаба 11 армии с основными планами по дальнейшему ведению боевых действий. Командование группы армий считает крайне важным выход 11 армии к Днестру, его форсирование всеми силами для скорейшего продолжения боевых действий во взаимодействии с 6 армией. В дальнейшем 11 армия выйдет к реке Буг, наступая в общем направлении на Гайсин, в то время как правое крыло 6 армии будет наступать на Умань. При этом в районе Гайсин — Умань будет осуществляться взаимодействие между двумя армиями»[286].

Гайсин — это населенный пункт восточнее Умани. Мы видим, что немецкое командование стремилось осуществить масштабную операцию на окружение советских войск со смыканием «клещей» 11 армии Шоберта с 17 армией Штюльпнагеля в районе Гайсин — Умань. 1–я танковая группа Э. фон Клейста должна была углубиться на восток в район Белой Церкви и повернуть на юг.

Отход войск Юго-Западного фронта на линию старой границы. Фронты отходящих 5–й и 6–й армий не образовывали одну линию. Армии лоскутами огибали вбитый в оборону войск Юго-Западного фронта клин. Фронт 5–й армии был направлен на юго-запад, нависая «балконом» над флангом 6 армии немцев. Фронт советской 6–й армии был направлен на северо-восток, повторяя конфигурацию южного фланга немецкого наступления. Непрекращающийся нажим противника на стыке двух армий привел к тому, что отход 5–й армии на Коростень и 6–й армии на Бердичев осуществлялся в расходящихся направлениях и поэтому приводил к ослаблению советских войск и их сопротивления на главном, житомирско — киевском направлении. Завершение боев в районе Дубно и вывод в резерв 8–го механизированного корпуса привели к тому, что освободилось сразу несколько немецких дивизий. Высвободилась для наступления на кременецком направлении 16 танковая дивизия Ганса — Валентина Хубе. На юг от Дубно выдвинулась 111 пехотная дивизия. На золочевском направлении рассекал фронт армии И. Н. Музыченко пополам XIV армейский корпус Густава фон Виттерсгейма, лидировавшегося 9 танковой дивизией.

Тем временем командование фронта лихорадочно готовило рубеж старой границы к приему отходящих войск. Для создания сколько-нибудь заметного пехотного прикрытия УРов был выделен 1–й воздушно-десантный корпус, который передовыми частями к исходу 1 июля занял рубеж обороны Нивки — Толканьский — Оленики — Кромы. На усиление укрепленных районов также была направлена артиллерия РГК: в случае начала сражения за «линию Сталина» тяжелые орудия должны были вести артиллерийскую дуэль с батареями противника, пытающимися разрушить ДОТы. Новоград — Волынский укрепленный район получил 305–й пушечный, артиллерийский полк РГК, 34–й и 315–й отдельные артиллерийские дивизионы особой мощности РГК. Летичевский укрепленный район был усилен 168–м и 324–м гаубичными артиллерийскими полками большой мощности РГК (203–мм гаубицы Б–4) и 245–м отдельным артиллерийским дивизионом особой мощности. Остропольский укрепленный район получил только один полк — 330–й гаубичный артиллерийский полк большой мощности (203–мм гаубицы Б–4). Наконец, комендант Коростеньского укрепленного района получил в свое распоряжение 331–й гаубичный артиллерийский полк РГК и 316–й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности.

Отход 5–й армии на коростеньском направлении. 5–я армия в составе 15–го, 31–го стрелковых корпусов, 9, 19, 22–го механизированных корпусов, 228–й стрелковой дивизии отходила с рубежа рек Стоход и Горынь в два приема. Вначале были отведены правофланговые дивизии на реку Случь, затем отходили центральные и левофланговые соединения по дороге Ровно — Новоград — Волынский. М. И. Потапов, получив в свое подчинение из фронтового резерва 195–ю стрелковую дивизию, использовал ее для подготовки оборонительного рубежа, на который должна была отойти армия. Дивизия сразу же была направлена форсированным маршем из района Чарторийск в район Коростеня для усиления УРа. Тем самым отход армии был гарантирован от неожиданностей и возможного выхода противника на линию УРа ранее отходящих советских войск. Но на пути в Коростень это решение было изменено, и дивизия была направлена в Новоград — Волынский УР, как в приоритетное направление.

Отход правофланговых дивизий 5–й армии прошел без осложнений. Куда большие трудности выпали на долю левофланговых соединений армии, находившихся под ударом острия немецкого танкового клина. Наступление немецких танковых дивизий началось 2 июля. В 10.00 при поддержке авиации III моторизованный армейский корпус Э. фон Маккензена перешел в наступление на всем фронте обороны 19–го механизированного корпуса и 795–го стрелкового полка 228–й стрелковой дивизии, нанося главный удар вдоль шоссе Ровно — Гоща. Мотопехота 11 танковой дивизии XXXXVIII моторизованного корпуса начала выдвижение со стороны Острога, распространяясь восточнее города. К 16.00 2.7.41 г. немецкие войска переправились на восточный берег реки Горынь и начали продвигаться на восток. Вскоре было найдено слабое место в построении 19–го механизированного корпуса. В ночь на 2.7.41 г. 356–й инженерный батальон, оборонявший берег реки Горынь в районе Агатувка — Завизув, оставил свой рубеж обороны и отошел. Саперы — это не бойцы первой линии и, оказавшись в положении обычных стрелков, проигрывали в выучке и огневых возможностях стрелковому батальону. Далее все произошло по классической схеме форсирования реки. В Полевом уставе РККА 1936 г. ПУ–36 написано:

«Наиболее выгодными районами переправы являются:

а) вогнутые к наступающему изгибы реки, допускающие фланговый и перекрестный обстрел противника и обеспечивающие маскировку переправляющихся частей»[287].

Именно по такой модели 13 танковая дивизия III моторизованного корпуса форсировала реку Горынь в полосе 43–й советской танковой дивизии. В районе населенного пункта Бугрынь река образовывала изгиб, обращенный на запад. В этом месте и были сконцентрированы основные силы для форсирования. В ночь на 3.7.41 г. немцами было наведено несколько переправ, неоднократно разрушаемых огнем 43–го гаубичного артиллерийского полка дивизии И. Г. Цибина. В 7 часов после сильной артиллерийской подготовки фланговым и перекрестным огнем пятачка на восточном берегу изгиба Горыни началось форсирование. Преодолев реку в районе Бугрынь, 13 танковая дивизия стала развивать наступление в направлении Аннополя. Только к вечеру наступление 13 танковой дивизии выдохлось. К тому времени немцами был достигнут рубеж Корец, Берездов, в 40 км от Горыни.

В бою были выбиты остатки танкового парка 19–го механизированного корпуса. 43–я танковая дивизия потеряла 27 танков Т–26, 9 орудий (из них две 152–мм гаубицы и семь 122–мм гаубиц), 16 автомашин, 3 автоцистерны и 173 человека убитыми и ранеными. В бою погиб командир 43–го артиллерийского полка дивизии майор Тесленко. Это были крупнейшие потери дивизии в людях за один день. В бою под Дубно 26 июня 43–я танковая дивизия потеряла в полтора раза меньше: 128 человек убитыми и ранеными.

По той же модели — форсирование реки на выступе в свою сторону — немцы действовали и на участке обороны 40–й танковой дивизии 19–го мехкорпуса. Пунктом для форсирования был выбран изгиб реки в районе населенного пункта Микулин. В истории 14 танковой дивизии об этих боях написано следующее:

«3 июля дивизия по частям атаковала и увеличивала предмостное укрепление близ Микулина. 4 июля после атаки вражеской штурмовой авиации были убиты 15 и ранены 50 человек»[288].

Как мы видим, авиация 5–й армии оказывала содействие наземным войскам, нанося наступающим немецким соединениям заметные потери.

В итоге боев 2–4 июля левое крыло 5–й армии в лице 19–го механизированного корпуса и 228–й стрелковой дивизии отошло на линию Новоград — Волынского укрепленного района «линии Сталина». Соединения, и так больше недели находившиеся под ударом главных сил 1 танковой группы, понесли большие потери.

Отход 6–й армии на проскуровском направлении. 6–я армия к 1 июля представляла собой трудно управляемую машину из большого количества соединений различной укомплектованности и потрепанности. Это были 36, 37, 6–й стрелковые корпуса, 5–й кавалерийский корпус, 8, 4, 15 и 24–й механизированные корпуса. Кроме того, формально И. Н. Музыченко подчинялся 7–й стрелковый корпус, прибывающий в Шепетовку. Всего армия включала восемь соединений, действовавших на фронте протяжением свыше 200 км. Конечно, большинство подчиненных 6–й армии корпусов представляло собой лишь их остатки. Но это скорее не облегчало, а усложняло задачу штаба армии: сдерживать ими фронт было сложнее, требовались постоянное внимание и оперативная реакция на возникающие кризисы. 7–й стрелковый корпус, находившийся в отрыве от войск армии, вообще был недосягаем для управления.

Подобная перегрузка армейского управления представляется несомненной ошибкой в организации ведения операции со стороны командования Юго-Западного фронта. Прочие армейские управления 26–й и 12–й армий имели всего по одному корпусу, и любое из них могло бы принять на себя часть соединений 6–й армии, облегчив этим организацию управления отходом. Неплохим решением представляется также управление стрелковыми корпусами на бердичевском направлении штабом фронта. Прецедент этому уже имел место в ходе приграничного сражения, когда М. П. Кирпонос и М. А. Пуркаев непосредственно руководили действиями фронтовой группы механизированных корпусов из 8–го и 15–го механизированных корпусов. Однозначно необходимым было управление из штаба фронта действиями прибывающего в Шепетовку 7–го стрелкового корпуса. Корпус вступал в бой с колес и оперативно организовать связь с находящимся в десятках километров от места выгрузки штабом 6–й армии просто не мог.

Наконец, командование фронта могло распределить корпуса на наиболее опасном направлении между штабами 6, 26 и 12–й армий, взяв на себя непосредственное руководство двумя корпусами 12–й или 26–й армии. Эти корпуса находились в относительно спокойных условиях и не требовали пристального внимания.

Неэффективное управление заключало в себе мину замедленного действия, что усугублялось неверной оценкой немецких планов. Не будучи ориентирован на первостепенную важность шепетовского и бердичевского направлений, И. Н. Музыченко просто не мог уделять достаточного внимания стыку с 5–й армией. Его штаб был занят парированием кризисов, возникающих из-за нависания над правым флангом армии немецких пехотных дивизий. Кризисы эти возникали постоянно. 6–я армия с 1 июля находилась в состоянии непрерывного отхода и арьергардных боев в крайне неблагоприятных условиях разорванного фронта. 36–й стрелковый корпус и 14–я кавалерийская дивизия, охваченные противником справа из района Острога и слева из района Новый Почаюв, отходили на рубеж Изяслав — Ямполь; 37–й стрелковый корпус, охваченный справа из района Подкамень — Броды и слева из района Буек, неся тяжелые потери, отходил на рубеж Збараж — Тернополь; 6–й стрелковый корпус, отражая атаки XIV моторизованного корпуса и четырех пехотных дивизий противника, отходил на Тернополь и с большим трудом сохранял относительный порядок в своих рядах; остатки 4–го механизированного корпуса, 3–й кавалерийской дивизии оборонялись в районе Золочева. Остатки 15–го механизированного корпуса служили небольшим резервом, который командующий армией использовал в разных направлениях. Боевое донесение № 0021 штаба 6–й армии от 3 июля «дышит оптимизмом»:

«139–я стрелковая дивизия в окружении в районе Шишковице, Маркополь. 153–й стрелковый полк 80–й стрелковой дивизии окружен в лесах юго-восточнее Гае Растоце. Остальные части 80–й стрелковой дивизии удерживают рубеж Орышковице, Мухавец»[289].

Еще в конце июня южнее Бродов была обойдена и поставлена на грань окружения 141–я стрелковая дивизия. В сводке от 3 июля про нее написано «положение уточняется». Про остальные соединения не менее «оптимистично» написано «связи с частями нет» или «положение частей неизвестно». Окружение 139–й стрелковой дивизии и полка 80–й стрелковой дивизии было вызвано прорывом 9 танковой дивизии немцев от Золочева к городу Збараж, северо-восточнее Тарнополя. С севера на советские части нажимали 75 и 57 пехотные дивизии XXXXVIII моторизованного корпуса Вернера Кемпфа. В результате дивизия Н. Л. Логинова и полк 80–й дивизии оказались в огненном «мешке» южнее Брод.

Отход — это лишь кажущийся легким и безопасным маневр. Отходящие войска выбираются на время из окопов и растягиваются на дорогах, становясь легкой целью для вражеской авиации и охватов. Характерный пример — это действия 10–й танковой дивизии у одной из переправ в начале июля 1941 г. Окружив советские части южнее Бродов, боевые группы 9 танковой дивизии стремились отрезать и соединения, отходящие на тарнопольском направлении. Передовые отряды немцев вышли к переправе через реку Збруч у Подволочиска, на шоссе Тарнополь — Проскуров. Что могло случиться, предсказать несложно — захват «шверпункта» стратегической переправы и избиение не успевших переправиться войск. Но на выручку пехотинцам пришли танкисты 10–й танковой дивизии:

«К 6 часам дивизия вышла в район 2 км западнее Подволочиск. В связи с огромной забитостью подступов к переправам войсками и автотранспортом и с возможным появлением преследующих частей противника в районе Подволочиск командиром дивизии было принято решение прикрыть переправу через р. Збруч, дав возможность огромному количеству машин переправиться через р. Збруч. Дивизия до 16 часов 30 минут удерживала за собой подступы к переправе, уничтожив разведывательные танки противника в количестве 7 машин и задержав продвижение боевых частей, а затем с боем отошла на переправу к Каневка, так как переправа у Подволочиск была взорвана. К исходу дня части дивизии переправились через р. Збруч»[290].

Получившие огненное крещение у Разехова и Брод танкисты снова и снова отбивали атаки на транспортные артерии. Шла маневренная война без сплошной линии фронта, в которой важное значение приобретали магистрали и узлы коммуникаций. На дорогах Львов — Тернополь сгрудились лошади, автомашины, орудия, тягачи, танки, бронемашины, колонны солдат, тысячи беженцев. Условия, могущие вызвать панику и общую деморализацию, были налицо, но войска 6–й армии пока сохраняли относительную боеспособность. Однако судьба расстроенных отходом боевых порядков соединений армии И. Н. Музыченко постоянно висела на волоске.

Очередной кризис назрел, когда начало заполняться немецкими войсками пространство к югу и юго-востоку от Дубно. Помимо лидеров «блицкрига» — танковых дивизий, вермахт состоял из массы пехотных дивизий, представлявших порой даже большую опасность. 3 июля в Журнале боевых действий группы армий «Юг» появляется запись:

«6 армия XXXXIV армейский корпус — стремительно наступает восточнее реки Жирак на участке между населенными пунктами Збараж и Лановице;

LV армейский корпус — форсирует реку Жирак между населенными пунктами Лановице и Ямполь»[291].

Это означало, что немецкие пехотные соединения ворвались в ничем не прикрытый разрыв между советскими 5–й и 6–й армиями. Пехотные дивизии были менее критичны к коммуникациям. По тем маршрутам, по которым ожидался рывок танков вермахта, двигались массы лошадей, грузовиков и колонны солдат армейских корпусов 6–й армии. В случае быстрого продвижения эти соединения могли отрезать армии И. Н. Музыченко и Ф. Я. Костенко от УРов на старой границе. В этих условиях командующий фронтом решился бросить в бой резерв — 49–й стрелковый корпус генерал-майора И. А. Корнилова для обороны района Ямполь — Лановцы. Частный боевой приказ № 0035 штаба ЮЗФ гласил:

«1. Противник в 15.00 2.7.41 г. овладел Збараж и Тарнополь. 2. Приказываю поднять по тревоге 49–й стрелковый корпус, занять и прочно оборонять рубеж Ямполь, Теофиополь, Ульяновка»[292].

Рядом с 49–м корпусом на рубеже Авратин — Волочиск занимал оборону 24–й механизированный корпус. Оба корпуса должны были предотвратить распространение немецкого наступления на юго-восток. 49–й стрелковый корпус вместе с 24–м механизированным корпусом вступили в бой и этим облегчили отход 37–го стрелкового корпуса и остатков 36–го стрелкового корпуса. К тому моменту 36–й корпус генерал-майора Н. В. Сысоева был разбит. В полках насчитывалось по 500–600 штыков. В дальнейшем 49–й стрелковый корпус с остатками 36–го и 37–го стрелковых корпусов продолжал с боями отходить в общем направлении на Бердичев.

Ставка откачивает резервы из состава ЮЗФ. В сравнении с другими фронтами дела у Юго-Западного фронта в начале июля 1941 г. обстояли не так уж плохо. Поэтому Ставка ГК считала возможным выводить корпуса и дивизии из состава фронта и перебрасывать их в Белоруссию. Эта судьба уже постигла 16–ю и 19–ю армии, и Юго-Западный фронт стал единственным направлением, не обеспеченным поддержкой армий из внутренних округов. 4 июля Ставка ГК потребовала вывода из боя и отправки на Западный фронт оставшихся на Украине частей 16–й армии. Директива за подписью Г. К. Жукова гласила:

«Вывести из боя и к 14.00 6.07 сосредоточить в районе Житомира части 5 механизированного** к*орпуса** и 57 танковой** д*ивизии** для отправки по жел. дороге в Смоленск. Последний эшелон 5 механизированного** к*орпуса** и 57 танковой** д*ивизии** отправить из Житомира не позднее 15.00 8.07»[293].

Видимо, предполагалось, что эти части будут заменены 7–м стрелковым корпусом, прибывавшим в Шепетовку.

В качестве очередных жертв для переброски на московское направление, где решалась судьба кампании 1941 г., были выбраны 16–й механизированный корпус и 5–й кавалерийский корпус. Если 16–й механизированный корпус находился в резерве командующего 18–й армией, то кавалерийский корпус нужно было выводить из боя в районе Тарнополя. Оба соединения предполагалось перебросить в состав 21–й армии Западного фронта. Автотранспорт должен был отправиться походным порядком, гусеничные машины — по железной дороге с погрузкой в районе Деражня — Жмеринка. Начало погрузки было назначено на 12.00 6 июля. При этом из состава 16–го механизированного корпуса выводилась 39–я танковая дивизия, а вместо нее корпус А. Д. Соколова получал 44–ю танковую дивизию из состава 18–го механизированного корпуса. Таким образом, в состав отправляемого на Западный фронт корпуса включались наиболее боеспособные дивизии 16–го и 18–го механизированных корпусов Южного фронта.

5 июля от командования Юго-Западного фронта потребовали вывести из боя и подготовить к отправке еще один стрелковый корпус с двумя корпусными артиллерийскими полками. В резерв Ставки выводились и отдельные артиллерийские полки.

Однако всем этим планам не суждено было осуществиться. События на Юго-Западном фронте неожиданно начали развиваться по катастрофическому варианту. Как ни странно, процесс откачивания резервов сыграл в развитии событий положительную роль. Командованию Юго-Западного фронта просто не могло постоянно не везти. Перебрасываемый в Мозырь 16–й механизированный корпус оказался в нужное время в нужном месте.

Правильное решение, которое запоздало. Оказавшиеся в нужное время в нужном месте войска 16–й армии, составившие группу М. Ф. Лукина, не могли бесконечно удерживать махину немецкого наступления. В частях 57–й танковой дивизии царили чемоданные настроения: направиться в Славуту и Шепетовку для погрузки в эшелоны. Важную роль сыграло и то, что группа войск у Острога лишилась своего командира:

«Генерала Лукина Москва отозвала на Западный фронт, куда была переброшена его армия. И тут выяснилось, что все держалось на воле и энергии этого человека. Не стало его, и поредевшая героическая группа, целую неделю сковывавшая огромные силы противника, фактически перестала существовать как войсковой организм»[294].

Основной проблемой было то, что командование фронта не сразу ощутило угрозу «линии Сталина». Правильное решение последовало только 3 июля и потому запоздало. В динамичной обстановке маневренной войны даже несколько дней могли сыграть роковую роль.

Ночью 3 июля командование фронта выпустило директиву № 0040, ставшую основным руководящим документом на момент начала кризиса. В ней указывалось:

«Противник, усилив ровенскую подвижную группу и подтянув резервы на тарнопольском направлении, перешел к активным действиям и теснит войска фронта на ровенском и тарнопольском направлениях»[295].

Окончательного вывода о том, какое же из этих направлений является для противника главным, а для фронта наиболее опасным, еще сделано не было. Во всяком случае, в явном виде приоритетность направлений в документе не просматривалась, лишь указывалось, что ровенская группа подвижная. В целом в директиве от 3 июля оба направления упоминаются как равноценные, без какого-либо акцентирования внимания командармов на одном из них.

Но это было уже не так существенно. Командование фронта начало принимать решения, которые в целом уже соответствовали обстановке и немецким планам. Практическую ценность этих решений снижало то, что их уже было трудно реализовать. Они были бы своевременными на момент начала отвода армий к старой границе. 3 июля на воплощение принятых решений в жизнь уже не оставалось времени. Когда стало ясно, что нужно не просто отводить войска на «линию Сталина», но и защищать УРы старой границы от прорыва, командование фронта наконец-то вспомнило о разграничительных линиях. Ими пренебрегли при постановке задач армиям на отход к старой границе 30 июня. Теперь разграничительные линии менялись на ходу. Согласно директиве № 0040, разгранлиния между 5–й и 6–й армиями была сдвинута к северу. Границей между армиями должна была стать линия «ст. Тетерев, ст. Фонтанка, (иск.) Слободка, (иск.) Ровно»[296]. Полоса армии И. Н. Музыченко оказывалась таким бразом полностью на направлении главного удара немцев.

Соответственно изменившимся разграничительным линиям были откорректированы и задачи армий. По директиве № 0040 5–я армия получила задачу, «имея главную группировку резервов на своем левом фланге (27–й стрелковый корпус, 22–й, 9–й механизированные корпуса, 1–я и 5–я противотанковые артиллерийские бригады), упорно оборонять Коростеньский укрепленный район…» (выделено мной. — А. И.)[297].

6–й армии в этой же директиве ставилась задача:

«Имея главную группировку резерва за центром своего расположения (49–й стрелковый корпус, 19–й и 15–й механизированные корпуса, 109–я моторизованная дивизия, 5–й кавалерийский корпус, 3–я противотанковая артиллерийская бригада), упорно оборонять Новоград — Волынский укрепленный район» (выделено мной. — А. И.)[298].

То есть полоса обороны армии И. Н. Музыченко сдвигалась на север с целью полностью перекрыть острие главного удара 1–й танковой группы. Командующим 5–й и 6–й армиями ставилась задача на удержание именно тех направлений, на которых немцы планировали прорвать «линию Сталина». Армии вступили в сражение за УРы с правильными задачами, но с войсками, еще не занявшими соответствующие этим указаниям позиции.

Конечно, в директиве № 0040 не обошлось без шероховатостей. Разгранлиния между 5–й и 6–й армиями не касалась важного пункта на стыке армий И. Н. Музыченко и М. И. Потапова — города Новоград — Волынский. Оставалось неясным, кто же за этот важный пункт отвечает: то ли 5–я армия, войска которой уже вели бои в нем, то ли 6–я армия, которая еще будет вести бой за город. В этой связи неизбежно всплыл и еще один вопрос, упущенный командованием фронта, вопрос управления:

«Начальник штаба 5–й армии генерал Д. С. Писаревский запросил, как быть с 7–м стрелковым и 19–м механизированным корпусами. Формально они переданы в состав 6–й армии, но связи с ней не имеют.

Я ответил, что до тех пор, пока Музыченко не возьмет эти корпуса в свои руки, пусть ими командует Потапов, руководствуясь теми целями, которые указаны армиям последней директивой»[299].

Фактически всплыли все те проблемы, о которых говорилось выше. Фронту нужно было или не перегружать И. Н. Музыченко соединениями, или брать их под свое управление. Войска, защищающие промежуток между 5–й и 6–й армиями, вполне могли составить фронтовую группу корпусов, которую затем можно было сдать штабу 6–й армии.

Когда вся страна днем 3 июля слушала речь И. В. Сталина по радио, завертелся механизм реализации решения штаба Юго-Западного фронта. Более чем актуально звучали слова того знаменитого выступления: «Враг жесток и неумолим». Войскам 6–й армии предстояло с боями отойти к Новоград — Волын — скому укрепленному району и занять оборону.

Только авиация оставалась гибким средством, которым командование фронта могло эффективно воздействовать на меняющуюся обстановку. В директиве № 0040 ВВС Юго-Западного фронта получили следующие задачи:

«Ударами бомбардировочной авиации задержать продвижение ровенской и тарнопольской группировок противника, одновременно препятствуя подходу и подвозу из глубины оперативных резервов. Имея основные силы на поле боя, не допустить прорыва мотомеханизированных частей в направлении Новоград — Волынский и Бердичев»[300].

Впервые в оперативных документах прозвучало название небольшого украинского городка Бердичев, которому суждено было стать ареной жестоких боев.

Корпус Вернера Кемпфа прорывает «линиюСталина». Передовым эшелоном наступления XXXXVIII моторизованного корпуса была 11 танковая дивизия. 3 июля дивизия была уже в районе Крупец, в 20 км восточнее Острога. Преодолев без особых приключений недостроенный Шепетовский УР, дивизия Людвига Крювеля в 23.00 4 июля захватила населенный пункт Полонное, ставший плацдармом для наступления на «линию Сталина». Вслед за лидером двигались и другие танковые соединения XXXXVIII моторизованного корпуса. 16 моторизованная дивизия пробивалась южнее лесисто — болотистой местности восточнее Острога. Препятствием для дивизии стал лишь недостроенный Изяславский УР, включавший в себя всего 62 незаконченных сооружения на фронте 45 км. 5 июля 16–я моторизованная дивизия отмечается в Журнале боевых действий ГА «Юг» в районе Шепетовки, то есть уже за линией УРа.

Решение И. Н. Музыченко на оборону «линии Сталина», сформулированное им в боевом приказе № 0026 от 5 июля, предусматривало занятие Новоград — Волынского УРа перед фронтом наступления немцев силами 36–го и 37–го стрелковых корпусов. 49–й стрелковый корпус должен был сосредоточиться в резерве за спиной этих соединений:

«49–му стрелковому корпусу сосредоточиться в армейский резерв в район Романовка, Брачки к утру 9.7.41 г.»[301].

В том же районе должны были сосредоточиться противотанковые средства:

«3–я противотанковая артиллерийская бригада — в армейском резерве. Сосредоточиться в районе Романовка к 8.7.41 г.»[302].

Наибольший интерес для нас представляет район Нового Мирополя, через который и был осуществлен прорыв «линии Сталина» XXXXVIII моторизованным корпусом, его 11 танковой дивизией. Его должен был занять корпус комбрига СП. Зыбина:

«37–му стрелковому корпусу отойти на рубеж Ульха — Коростки и, подчинив себе 199–ю стрелковую дивизию (подготовившую для обороны этот рубеж), прочно оборонять его, не допуская прорыва противника»[303].

Это означало, что войска 37–го стрелкового корпуса должны были выйти из боев и, пройдя несколько десятков километров, выйти на рубеж Новоград — Волынского УРа и занять его. К 5 июля ни одно из перечисленных мероприятий выполнено не было. И стрелковые корпуса, и противотанковая бригада находились на марше. Напомню, что стрелковые соединения РККА передвигались пешим порядком. Напротив, 11 танковая дивизия немцев уже успешно преодолела сопротивление советских войск у Острога и на большой скорости, на мотоциклах, автомашинах и бронетранспортерах, неслась к Новому Мирополю. Слегка задержал мотопехоту и мотоциклистов Людвига Крювеля «забытый полк», 114–й танковый полк 57–й танковой дивизии. Это была одна из последних частей группы Лукина, еще не убывшая на Западный фронт. Утром 4 июля остатки полка промаршировали по главной улице Шепетовки на восток. Затем части полка заняли оборону восточнее города, прикрыв развертывание подошедшей 199–й стрелковой дивизии. Несколько часов удержания передовых отрядов немцев стоили полку 13 танков Т–26. С наступлением темноты полк отошел в сторону Нового Мирополя. Командир полка майор Бинчук послал капитана Ковалева в Киев выбивать подвижной состав. В штабе фронта без уговоров подали на станцию железнодорожный эшелон. В штабе, видимо, и не подозревали, что по пятам «забытого полка» идет немецкая танковая дивизия. Потрепанный полк уместился в одном эшелоне, и трудолюбивый паровоз потащил этот состав прочь от войны. Остатки полка попали в Вязьму и на несколько месяцев были вырваны из перемалывающего людские судьбы механизма войны. Сами того не осознавая, солдаты и офицеры 114–го полка уехали от смерти, которая шла за ними по пятам и чье дыхание они ощутили на дороге восточнее Шепетовки. Останься они еще на несколько часов в Новом Мирополе, и полку майора Бинчука пришлось бы лечь костьми на пути парового катка 11 танковой дивизии.

Хронология прорыва «линии Сталина» подчиненными Крювеля была следующей:

«Ранним утром 5.7 плацдарм Полонное становится исходной точкой продолжения наступления. После тщательной подготовки, в том числе со стороны своей авиации, в 16.30 передовым частям 11 танковой дивизии после тяжелейших боев удается захватить полосу укреплений в районе железнодорожного моста у Нового Мирополя. Таким образом, впервые удается вклиниться в пролегающую здесь „линию Сталина“. На протяжении всей ночи войска вынуждены отражать мощные контратаки танковых и пехотных сил противника при поддержке артиллерии. Взятие Нового Мирополя, непосредственное участие в котором принимает 15–й танковый полк, завершается лишь к утру 6.7»[304].

Вечером 5 июля об успехе 11 танковой дивизии стало известно в штабе группы армий «Юг»:

«В 21.15 в командование группы армий поступили следующие сообщения от начальника штаба танковой группы:

а) Наступление 11 танковой дивизии было сегодня наиболее успешным. Дивизия внезапно ворвалась на позиции противника, среди которого возникла паника, и он понес крайне высокие потери;

б) Под Мирополем напряженный бой в районе укреплений противника, который в настоящее время протекает успешно»[305].

Теоретически 199–я стрелковая дивизия 49–го стрелкового корпуса должна была подготовить рубеж обороны для 37–го стрелкового корпуса в районе Нового Мирополя. Так что формально полевое заполнение УРа на направлении наступления 11 танковой дивизии присутствовало. Но на запаздывание решения наложился «человеческий фактор». Что произошло, описывает в красках спецсообщение НКВД в ГКО от 17 августа 1941 г.:

«6 июля у Нового Мирополя потерпела поражение, понеся большие потери людьми и материальной частью, 199–я стрелковая дивизия. Особый отдел Юго-Западного фронта в связи с этим произвел расследование, в результате которого установлено: 3 июля командующий Юго-Западным фронтом приказал 199–й стрелковой дивизии к утру 5 июля занять и прочно удерживать южный фас Новоград — Волынского укрепрайона. Этот приказ командование дивизии выполнило с опозданием. Части дивизии заняли оборону позже указанного срока, кроме того, во время марша не было организовано питание бойцов. Люди, особенно 617–го стрелкового полка, прибыли в район обороны истощенными. После занятия района обороны командование дивизии не произвело разведку сил противника, не приняло мер к взрыву моста через р. Случь на данном участке обороны, что дало возможность противнику перебросить танки и мотомехпехоту. В связи с тем, что командование не установило связи штаба дивизии с полками, 6 июля 617–й и 584–й стрелковые полки действовали без всякого руководства со стороны командования дивизии. Во время паники, создавшейся в подразделениях при наступлении противника, командование не сумело предотвратить начавшееся бегство. Управление штаба дивизии разбежалось. Командир дивизии Алексеев, зам. командира по политчасти Коржев и нач*альник** штаба дивизии Герман оставили полки и с остатками штаба бежали в тыл»[306].

Не все претензии НКВД представляются обоснованными. Взрыв моста А. Н. Алексееву трудно поставить в вину. Дивизия готовила рубеж для отвода войск 37–го стрелкового корпуса, и взрыв моста лишил бы части корпуса возможности переправиться через реку для занятия обороны. Несомненно, что появление 5 июля вместо своих частей немецких мотоциклистов, мотопехоты и танков повергло командование 199–й стрелковой дивизии в состояние шока. Вместо нескольких дней передышки на измученных маршами людей обрушился молот боевой группы лучшей танковой дивизии группы армий «Юг». Удар был настолько сильным и жестоким, что дивизия попросту побежала. Командование фронта на несколько дней потеряло дивизию А. Н. Алексеева. Она появилась только в оперативной сводке фронта за 15 июля:

«Части 199 с*трелковой** д*ивизии** разысканы в Ольшаны (40 км юго-вост*очнее** Белая Церковь)»[307].

За 6 дней соединение проделало путь в 300 км, по 50 (!!!) км в день. Это темп, превышающий нормативы на форсированный марш стрелковой дивизии. На язык просится неприятное слово «бегство». Некоторые дивизии РККА в 1941 г. храбро сражались, некоторые вели себя посредственно, а некоторые не сражались вовсе. 199–я стрелковая дивизия относилась к числу последних.

Не получив эффективной поддержки со стороны стрелковых соединений Красной Армии, гарнизон Новоград — Волынского УРа в районе Нового Мирополя продержался недолго. Фактически на взлом УРа немцами было затрачено два дня, 5 и 6 июля. Нужно также заметить, что укрепления «линии Сталина» не произвели на немцев большого впечатления. Офицер 61–го мотоциклетного батальона 11–й танковой дивизии X. фон Хоффгартен вспоминает:

«В противоположность ожиданиям нашего подразделения, „линия Сталина“ не оказалась самым серьезным препятствием на пути нашего продвижения. Конечно, там было некоторое количество ДОТов и проволочных заграждений, но они были гораздо менее эффективны, чем те, с которыми я столкнулся в процессе прорыва через „линию Мажино“ у Седана 13 мая 1940 г.»[308]

Дальнейшее развитие событий вызывает устойчивое чувство дежа — вю. Все происходило почти так же, как во время прорыва к Острогу в июне. Пробив слабый заслон 199–й стрелковой дивизии и сломив сопротивление гарнизона УРа, дивизия Крювеля вышла на оперативный простор:

«После прибытия подкрепления на рассвете 7.7 наступление наших войск возобновляется. Уже около 9.00 осуществляется взятие населенного пункта Шуляйки, часом позже, сломив слабое сопротивление сил противника, войска берут Чуднов *30 км восточнее Нового Мирополя. — А. И.**. После переправы через р. Тетерев группировка продолжает непрерывное наступление в направлении Бердичева»[309].

Реально после взлома «линии Сталина» 11 танковая дивизия понеслась в пустоте, сдерживаемая только маршевой скоростью подразделений. Один из танкистов 15 танкового полка дивизии высказался по этому поводу так:

«Последний участок до Бердичева протяженностью почти 80 км мы преодолели, практически не вступая в соприкосновение с противником»[310].

Танкисты дивизии неслись по шоссе через бескрайние поля пшеницы, не оглядываясь на мелькавшие деревушки, пока в два часа пополудни солнечного ясного дня 7 июля 1941 г. на горизонте не возникли силуэты строений городка Бердичев. От места сосредоточения дивизии у Буга 21 июня дивизию отделяло 340 км, пройденных с боями за 15 дней кампании. Многие солдаты и офицеры дивизии Крювеля нашли свою смерть в окрестностях Бердичева. Днем 7 июля они еще об этом не знали, считая город очередной легкой добычей «блицкрига». Тем временем с юга через Казатин двигались колонны 16–го механизированного корпуса, перебрасываемого в район Мозыря. Два соединения, советский механизированный корпус и немецкая танковая дивизия, вскоре стали друг для друга неприятным сюрпризом.

Ближайшей задачей подчиненных Крювеля был бой за Бердичев со слабыми тыловыми частями Красной Армии и бойцами НКВД. Основной проблемой был захват 40–метрового моста через речку с неблагозвучным названием Гнилопять. Мост обороняли танки, принадлежащие, скорее всего, НКВД. Увидев немецкие танки, они сразу же открыли огонь. Огонь был настолько плотным, что высунувшийся из командирской башенки лейтенант молниеносно получил ранение в голову. Однако несколько танков НКВД не могли остановить целый танковый полк. Почему не был произведен взрыв моста, мы сейчас уже вряд ли узнаем. Позволю себе предположить, что не обошлось без спецоперации бойцов роты учебного полка «Бранденбург». Вялотекущий бой за город продолжался до 19.00 7 июля. В городе были ремонтные мастерские, и несколько танков Т–28 из этих мастерских, принадлежавшие 19–му механизированному корпусу, предприняли попытку атаковать немцев, но были расстреляны из засад. Жертвой немецких танкистов стали также 12 советских самолетов на аэродроме в районе Бердичева.

Прорыв Новоград — Волынского УРа не был замечен командованием Юго-Западного фронта в течение двух дней. В силу того что УР не был занят предназначенными для этого стрелковыми соединениями, основным источником информации была авиационная разведка. 199–я стрелковая дивизия, как мы знаем, не докладывая о произошедшей катастрофе, сломя голову бежала в направлении Белой Церкви. Еще утром 7 июля, когда немецкие мотоциклисты приближались к Чуднову, в 30 км за линией УРа, в оперативном донесении штаба фронта отмечаются лишь отдельные колонны танков и мотопехоты, двигающиеся к Новому Мирополю. Это были, судя по всему, тылы 11 танковой дивизии и части 16 моторизованной дивизии XXXXVIII моторизованного корпуса. Только во второй половине дня 7 июля командование Юго-Западного фронта было поставлено перед фактом глубокого прорыва «линии Сталина».

В один миг, словно карточный домик, рухнула надежда на удержание фронта на старой границе. Казавшаяся нерушимой «линия Сталина» была прорвана, и немецкий танковый клин очутился в полусотне километров восточнее бетонных коробок «старой крепости» советско-германского фронта.

Однако командование фронта не имело права впадать в ступор. К месту прорыва были направлены остатки 4–го, 15–го механизированных корпусов 6–й армии и 22–й механизированный корпус 5–й армии. Резервы эти были достаточно слабые и изрядно потрепанные в предыдущих боях. Главным участником сражения в районе Бердичева с XXXXVIII моторизованным корпусом Вернера Кемпфа стал 16–й мехкорпус А. Д. Соколова и дивизии 5–го кавалерийского корпуса, также предназначавшиеся для отправки на Западный фронт. Позволим себе привести документ, где как на ладони видна обстановка, в которой шли сражения 1941 г. Это доклад командующего Южным фронтом И. В. Тюленева в Ставку Верховного Главнокомандования от 11 июля 1941 г.

«Командир 16–го механизированного корпуса комдив Соколов, следуя 8.7.41 г. на автомашине к месту новой дислокации из состава Южного фронта, в Казатине узнал о занятии Бердичев танками и мотопехотой противника.

Комдив Соколов немедленно связался со мной по телефону и, получив от меня указания, весьма энергично возглавил действия разрозненных частей по ликвидации прорвавшегося противника.

Разгрузив с эшелонов мотострелковый полк 44–й танковой дивизии, комдив Соколов подчинил себе находившиеся поблизости части 213–й мотострелковой дивизии (19–й мехкорпус), два батальона танков Т–26, два артдивизиона, части 10–й стрелковой дивизии НКВД и бронепоезд, организовал с утра 9.7.41 г. концентрическое наступление на Бердичев»[311].

История, практически в точности повторяющая судьбу группы М. Ф. Лукина.

Однако за одним прорывом «линии Сталина» последовали и другие. Легенда об убежище за линией старой границы рушилась. Немецкие танковые дивизии одна за одной выходили на ее рубеж и вступали в бой, добиваясь успеха если не с первого, то со второго раза. Задержавшаяся из-за раскисших после грозовых дождей дорог 16 танковая дивизия Ганса — Валентина Хубе вышла на старую границу днем позднее людей Крювеля. Первая попытка прорыва была неудачной:

«Западнее Старо — Константинова в районе населенного пункта Греберинка боевая группа Вагнер вступила в тяжелый бой. Отвлекающий танковый удар с северо-востока провалился, натолкнувшись на мощную оборону противника. Неожиданной была атака пехоты противника при поддержке танковых сил с востока и севера на исходные позиции наших танков у Ольховцев. Давление неприятеля с юга усиливалось. Колонны войск противника подтягивались и с севера. В 15.30 генерал Хубе отдал приказ к отступлению. Под прикрытием подгруппы „Штрахвитц“ (8 рота 64 мотопехотного полка, истребительно-проти — вотанковый взвод 12–й роты 64 мотопехотного полка, 2 батарея 16 артиллерийского полка) продолжалось неспешное отступление. Попытка преодоления „линии Сталина“ и форсирования реки Случь не удалась. Противник, использовав мощь своей многочисленной арьергардной группировки, вновь выиграл время для основных сил и получил возможность еще более укрепиться на „линии Сталина“»[312].

Изучение советских документов позволяет сделать вывод, что противником 16 танковой дивизии в этих боях были остатки 8–й и 32–й танковых дивизий 4–го механизированного корпуса A. A. Власова. Именно они действовали в этот период севернее и западнее Старо — Константинова. Вечером 7 июля танкистов 4–го механизированного корпуса сменили пехотинцы 80–й стрелковой дивизии. Потерпев неудачу, дивизия Хубе отошла на север и начала нащупывать слабые места в линии на старой границе. Вскоре в качестве жертвы был выбран Остропольский УР у местечка Любар, где 9 июля завязался бой. В истории 16 танковой дивизии эти события описываются так:

«В ночь на 9.07 ударная группа Хофер вклинилась в порядки противника до уровня расположения 2–й линии ДОТов. Головные подразделения углубились вплоть до позиций артиллерии, и бойцы вступили в рукопашный бой с русскими артиллеристами. При поддержке 2–го ИСБ[313] после массированной артиллерийской подготовки была проведена также атака наших танковых сил. Блиндажи и бункеры русских были частично замаскированы под безобидные крестьянские лачуги и сараи и неожиданно открывали огонь, полевые орудия неприятеля стреляли в борт наступающим танкам»[314].

Мощный артиллерийский удар соединения позволил пройти укрепления УРа 10 июля:

«После использования 21–см мортир в 8.30 удалось сломить противника. Вклинение танков предотвратило повторное стягивание боевых порядков противника по оборонительной линии. Около полудня был подавлен последний очаг сопротивления и враг обращен в бегство»[315].

Любар — это населенный пункт, находившийся восемью километрами южнее разграничительной линии между 26–й и 6–й армиями. Фактически бои шли в глубоком тылу армии Ф. Я. Костенко, который в своем боевом приказе на отход никак не оговаривал занятие УРа в этом районе стрелковыми соединениями. Штурмовым группам 16 танковой дивизии противостояли только гарнизоны ДОТов и бойцы 211–й воздушно-десантной бригады 1–го воздушно-десантного корпуса, сосредоточившиеся в УРе еще в конце июня. Не имевшие действенных противотанковых средств и артиллерии десантники, опиравшиеся на слабо оснащенные артиллерией ДОТы, не могли эффективно противостоять танковому и артиллерийскому кулаку 16 танковой дивизии. Несмотря на это, немцы достаточно высоко оценили боеспособность десантных частей:

«На овощных и злаковых полях русские пропускали наступающие танки вперед и из замаскированных оборудованных позиций открывали снайперский огонь по пехоте. Было много попаданий в голову, большие потери! На некоторых участках приходилось осаждать и уничтожать каждый одиночный снайперский окоп. Велись ожесточеннейшие бои, русские упрямо и решительно сражались до последнего патрона», — отмечалось 9.07.1941 в боевом дневнике I батальона 64 мотопехотного полка[316].

Но удачные в тактическом отношении действия отдельных бойцов и подразделений не могли принципиально изменить ситуацию. Отсутствие полноценного полевого заполнения позволило немцам подбираться к ДОТам со стороны мертвых секторов обстрела их вооружения и уничтожать один за другим.

С целью развития достигнутого успеха 8 июля в полосу наступления XXXXVIII моторизованного корпуса началась переброска XIV моторизованного корпуса (9 танковая дивизия и моторизованная дивизия СС «Викинг»), до этого занимавшегося преследованием отходящих на старую границу войск 6–й армии. Однако первоначальные планы рокировки XIV моторизованного корпуса пришлось изменить. Пересечение тылов наступающих дивизий 6 армии махиной моторизованного корпуса не вызвало восторга у Рейхенау:

«В 10.45 начальник штаба 6 армии сообщает по телефону, что планируемая переброска 9 танковой дивизии с направления Проскуров — Старо — Константинов на северо-восток через Любар вызовет задержку продвижения южной группы 6 армии на 48 часов. Он предлагает выдвигать 9 танковую дивизию южнее Старо — Константинова на Бердичев»[317].

Командование группы армий согласилось с предложением командования 6 армии, и направление движения корпуса фон Виттерсгейма было изменено.

Начальная фаза боев за Бердичев. После выхода к Бердичеву танковый клин передовых соединений XXXXVIII моторизованного корпуса продолжил наступление в юго-восточном направлении. Однако вскоре 11 танковая дивизия обнаружила присутствие в окрестностях Бердичева частей 16–го механизированного корпуса:

«Тем временем авиационной разведкой были обнаружены многочисленные новые скопления моторизованных и танковых единиц противника к северу от Махновки. Также отмечалось интенсивное движение по железной дороге от Казатина в направлении Бердичева. Таким образом, основной маршрут продвижения наших войск перекрывается неприятелем в районе населенных пунктов Холодки и Пятки (приблизительно 10–20 км северо-западнее Бердичева). При этом командный пункт 11 танковой дивизии попадает в Холодках в сложную ситуацию, так как поселок атакуется одновременно с двух направлений. Из-за этого командный пункт дивизии возвращается в Бердичев. Вследствие вышеописанных действий неприятеля в наступлении охват, осуществлявшийся силами 11 танковой дивизии, прерван. Пехотная бригада, действующая совместно со вторым батальоном *15–го танкового полка дивизии. — А. И**, получает приказ немедленно развернуться и как можно скорее вернуться в Бердичев, к южной окраине которого тем временем была переброшена русская танковая бригада»[318].

«Русская танковая бригада» — это скорее всего части 44–й танковой дивизии. Появление свежих советских соединений заставило немецкие дивизии принять оборонительное построение. 11 танковая дивизия занимала позиции собственно в районе Бердичева. 16 моторизованная дивизия прикрывала фланг образовавшегося прорыва с юга, а бригада СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» — с севера. Наученные опытом приграничного сражения, когда контрудары сыпались со всех сторон, немцы заняли оборону по всему периметру вбитого в построение советских войск клина, на острие которого был город Бердичев.

Однако только первые дни периметр обороны был сравнительно слабым. Пустота, в которой двигались немецкие части сразу после прорыва, стала быстро заполняться перебрасываемыми с других участков фронта соединениями. Вскоре эти соединения создали кризис на фланге наступления XXXXVIII моторизованного корпуса. На грань окружения 11 танковую дивизию поставил 4–й механизированный корпус A. A. Власова. Приказ на выдвижение в район Бердичева части корпуса получили уже вечером 7 июля. 8–я танковая дивизия насчитывала к тому моменту 32 танка. Первоначально командование 6–й армии предполагало, что к Бердичеву прорвались только разведывательные части. Поэтому задачей 4–го механизированного корпуса было выйти на дорогу Новый Мирополь — Бердичев и «организовать противотанковую оборону, не допустив прорыва противника на Бердичев»[319].

Но вместо занятия обороны получился фланговый удар под дых немецкого танкового клина. Первый бой между прорвавшимися соединениями Вернера Кемпфа и частями 8–й танковой дивизии П. С. Фотченкова состоялся уже ночью 8–9 июля в районе Янушполя, примерно в 30 км юго-западнее Бердичева. Дивизия П. С. Фотченкова пыталась прорваться к Чуднову, населенному пункту на шоссе Новый Мирополь — Бердичев. Утром 9 июля 4–й механизированный корпус сосредоточился в 10 км южнее Чуднова. На основании приказа И. Н. Музыченко в 15.00 корпус перешел в наступление и, как сообщалось в оперативной сводке штаба 6–й армии к 22.00 9 июля, к «21 часу корпус, перерезав шоссе восточнее Чуднова и уничтожив до 40 машин, овладел рубежом Городище, южная окраина Ольшанка. 8–я танковая дивизия наносила удар с юго-восточной и западной сторон»[320].

Это означало выход на коммуникации 11 танковой дивизии, находившейся в Бердичеве. Однако закрепить этот результат не удалось. Вечером 9 июля 16 танковая дивизия после прорыва «линии Сталина» начала продвижение от Любара на восток, и ее жертвой стали части 49–го стрелкового корпуса. 10 июля корпус И. А. Корнилова был отброшен в район Смела. Тем самым танкисты Г. — В. Хубе создали угрозу тылу 4–го механизированного корпуса. Усугубил ситуацию контрудар частей 11 танковой дивизии из Бердичева:

«2–й батальон 15–го танкового полка и пехотная бригада „Ангерн“ 10 июля получают приказ отойти назад по основному маршруту и приступить к окружению танков неприятеля юго-восточнее Чуднова»[321].

Под угрозой окружения части корпуса A. A. Власова отошли с коммуникаций 11 танковой дивизии в район Янушполя, заняв оборону фронтом на запад. Здесь проявило себя своеобразное построение немецких танковых дивизий в наступлении. Одна дивизия шла на острие удара, а другие следовали за ней уступом. Силы, наносящие контрудар по острию танкового клина, попадали, в свою очередь, под фланговый удар идущего уступом острия этого своеобразного трезубца.

Пока дивизия Г. — В. Хубе ликвидировала угрозу на фланге танкового клина, на его острие части 11 танковой дивизии вынуждены были отражать фронтальные атаки собиравшихся в районе Казатина частей 16–го и 15–го механизированных корпусов. По названию этого города на юго-восток от Бердичева получило в оперативных документах тех дней название соединение, сформированное С. Я. Огурцовым. Вся группа, возглавлявшаяся А. Д. Соколовым, стала называться бердичевскои, группа «Казатин» вошла в нее как организационная единица. В состав бердичевскои группы вошли остатки боевых сил 15–го механизированного корпуса, двух танковых батальонов и мотострелкового полка 44–й танковой дивизии, 3–й противотанковой артиллерийской бригады, остатки 21–го мотоциклетного полка и 213–й моторизованной дивизии 19–го механизированного корпуса. Сводный отряд 15–го механизированного корпуса состоял из следующих частей. Из 10–й танковой дивизии был взят сводный батальон пехоты от 10–го мотострелкового полка, рота танков от 20–го танкового полка, сводный артиллерийский дивизион в составе трех 152–мм гаубиц, двух 122–мм гаубиц, разведывательная рота от 10–го разведывательного батальона в составе 6 бронемашин и 2 танков БТ, взвод связи и 2 рации 5–АК. Командиром отряда назначен командир 10–го мотострелкового полка полковник Пшеницын. Вместе с отрядом осталась оперативная группа штаба 10–й танковой дивизии во главе с командиром 10–й танковой дивизии генерал — майором С. Я. Огурцовым. 37–я танковая дивизия была представлена сводной танковой ротой в составе 2 танков Т–34, 12 танков БТ. Из 212–й моторизованной дивизии был взят сводный мотострелковый батальон под командованием командира полка майора Покорного. Все эти отряды объединялись под командованием генерал-майора С. Я. Огурцова, а из командного состава корпуса в бердичевскои группе остался начальник штаба 15–го механизированного корпуса генерал-майор М. К. Ноздрунов, который стал впоследствии начальником штаба группы. Остальные части 15–го механизированного корпуса, в основном тылы соединений, выводились в район Пирятина. Кавалеристы 3–й и 14–й кавалерийских дивизий оказались без управления корпуса. Штаб 5–го кавалерийского корпуса после удара противника в районе Любар был отрезан от войск и отошел через Житомир на Фастов и далее на Белую Церковь.

Наступление бердичевскои группы началось уже 9 июля. Тактика применения советских танковых частей начала существенно меняться. Фактически она стала приближаться к применяемым немцами приемам. Это показывают организация и ход боя группы 10 июля. Наступление остатков 10–й танковой дивизии на Бердичев поддерживало подразделение 3–й противотанковой бригады, 85–мм зенитки и 76–мм дивизионные пушки. Бригада должна была сосредоточиться за линией УРа в районе Романовки. Теперь Романовка была в руках немцев, и бригада приняла участие в боях за Бердичев. Орудия 2–го дивизиона 674–го артиллерийского полка должны были огнем с места поддерживать атаку танков С. Я. Огурцова. Орудия 1–го и 3–го дивизионов 674–го артиллерийского полка должны были оказывать содействие в продвижении 44–го мотострелкового полка и танков Т–26 двух батальонов 87–го танкового полка 44–й танковой дивизии. Мощные 85–мм зенитные орудия и 76–мм дивизионные пушки Ф–22 могли эффективно подавлять систему противотанкового огня немцев, снижая потери танков. С точки зрения баллистики 76–мм орудия танков были сходны с дивизионными пушками. Но расчеты Ф–22 обладали лучшими возможностями наблюдения за полем боя и соответственно могли эффективнее выявлять и подавлять огневые точки немцев. Дивизионные пушки также могли вести огонь с закрытых позиций. Атака 44–го мотострелкового полка поддерживалась бронированной артиллерийской батареей — огнем бронепоезда, двигавшегося к Бердичеву со стороны станции Глуховцы. Бронепоезд использовался достаточно интенсивно, был поврежден в бою 10 июля и выведен в Казатин на ремонт. Вскоре он был отремонтирован и снова принял участие в боевых действиях. В целом можно сказать, что взаимодействие с артиллерией у механизированных частей значительно улучшилось. Немецкие танкисты перестали вольготно чувствовать себя на поле боя. Характерный эпизод приводит Густав Шродек:

«Получив разведывательное задание, цель которого — обнаружение позиций русских танков южнее Бердичева, взвод 4–й роты осторожно выходит на одну из высот. Механику — водителю танка взводного дается указание немного наехать на высоту так, чтобы с противоположной стороны было видно только орудие и башня машины. Тем не менее он неосторожно переезжает хребет возвышенности, и машина тут же получает попадание в правый бок. *…** Несмотря на предупреждение не переезжать ту самую высоту полностью, фон Бракель также переваливается всей ходовой частью через возвышенность… и также мгновенно получает попадание. Результатом попадания является потеря одного из катков и обрыв гусеницы, в остальном танк можно считать целым»[322].

До возможности выигрывать артиллерийскую дуэль было еще далеко, но прикрытие танков уже вышло на достойный уровень.

Предварительные распоряжения командования фронта по ликвидации прорыва были отданы в 1.15 11 июля. Согласно этим распоряжениям, 6–я армия должна была нанести фланговый удар под основание танкового клина, своим острием вышедшего к Бердичеву:

«6–й армии, подчинив 3–ю противотанковую артиллерийскую бригаду и установив связь с соседями *на** флангах, нанести с утра 11.7.41 г. контрудар из района Игнатовка в направлении Романовка…»[323]

Силы и средства для решения этой задачи не оговаривались. Следует отметить, что на фланге XXXXVIII моторизованного корпуса просто не было войск, способных нанести контрудар.

Более подробно решение командование фронта на уничтожение прорвавшегося противника было отражено в 19.30 в оперативной директиве № 0055. Задачи армии И. Н. Музыченко в этом документе формулировались следующим образом:

«6 армии, подчинив себе 16 механизированный** к*орпус**, перейти с 15.00 12.7 из района Игнатовка в направлении Романовка с задачей закрыть к исходу 13.7 прорыв в районе Новый Мирополь. Со стороны бердичевской группы противника прикрыть свой правый фланг силами 14 к*авалерийской** д*ивизии** и 213 м*ото**с*трелковой** д*ивизии**. Танки 16 механизированного** к*орпуса** использовать как танки поддержки пехоты»[324].

Однако контратаками против прорвавшихся немецких частей дело не ограничилось. Ставка ГК молниеносно переадресовала на Юго-Западный фронт резервы, направленные ранее в подчинение Южного фронта. Уже вечером 9 июля боевым распоряжением штаба Южного фронта 196–я и 227–я стрелковые дивизии направляются по железной дороге на восточный берег Днепра. Первая получает приказ выдвигаться в район Корсуня, а вторая — в район Канева. 10 июля аналогичное распоряжение получает 116–я стрелковая дивизия. В том же районе происходило переформирование выведенного из боя 6–го стрелкового корпуса. Одновременно командование Юго-Западного фронта решило использовать одно из армейских управлений для объединения войск, сосредоточивающихся на западном берегу Днепра. Для этой цели был выбран штаб Ф. Я. Костенко. В директиве № 0055 предписывалось:

«Управлению 26 армии, передав все части 12 армии, перейти к исходу 13.7 *в** Переяслав с задачей объединить управление войсками на восточном берегу р. Днепр»[325].

Таким образом, подчинявшиеся ранее Ф. Я. Костенко 8–й стрелковый корпус и 24–й механизированный корпус переходили под командование П. Г. Понеделина. Решение это было вполне разумное, на избыточность армейского управления для решения задач организации боевых действий одного стрелкового и одного механизированного корпусов уже указывалось выше. Для управления войсками в возникшей пустоте на белоцерковском направлении армейский штаб был важнее.

11 июля стало днем оперативной паузы в боевых действиях вокруг Бердичева. Выложившись в первом ударе, группа А. Д. Соколова была вынуждена сделать передышку. Причины этого были вполне прозаические. В боевом донесении № 019 А. Д. Соколов докладывал:

«В виду задержки готовности артиллерии (отсутствие снарядов) и запаздывания выхода танков в свои районы, атака была назначена на 12.7.41»[326].

Немецкая сторона также констатирует пассивность советских войск в этот день, хотя и отмечает некоторую активность артиллерии:

«Ожидавшаяся 11 июля атака крупной группировки русских войск на Бердичев не состоялась. Несмотря на это, артиллерийский огонь постоянно усиливается»[327].

Видимо, отсутствовали гаубичные снаряды, а дивизионные и зенитные орудия 3–й противотанковой артиллерийской бригады были вполне боеспособны. 11 июля наступило затишье по всему периметру немецкого вклинения. На южном фланге взял передышку 4–й механизированный корпус. Остатки соединения A. A. Власова находились под ударом 16 танковой дивизии немцев. Остатки 8–й танковой дивизии П. С. Фотченкова вели оборонительный бой в районе Янушполя, остатки 32–й танковой дивизии Е. Г. Пушкина совместно с 211–й воздушно-десантной бригадой оборонялись на шоссе Любар — Казатин южнее Янушполя. 81–я моторизованная дивизия седлала то же шоссе 5 км восточнее, боя не вела. Фактически корпус закрывал от удара дивизии Г. — В. Хубе фланг группы Соколова. Претворял в жизнь директиву фронта только 37–й стрелковый корпус, выйдя к вечеру 11 июля на рубеж в 4–8 км южнее шоссе Любар — Казатин. Немцы сопротивления не оказывали.

Доклад И. Н. Музыченко. В ответ на директиву № 0055 по итогам боев 11 июля И. Н. Музыченко 12 июля написал достаточно пространный доклад командованию фронта. Первая его часть посвящена состоянию войск армии и бердичевской группы. Общее состояние войск 6–й армии было плачевным, что вынудило командарма сделать вывод:

«1. Ваша директива № 0055 требовала нанести удар с направления Игнатовка на Романовка с целью закрыть образовавшийся прорыв у Н*овый** Мирополь с последующим разгромом прорвавшейся группировки противника за систему УРов силами указанных выше частей, с заслоном в районе Бердичев, привела бы к безусловному прорыву противника из района Бердичев на Казатин и Фастов, лишив армию совершенно средств подвоза и путей подвоза, кроме того, армия вынуждена была бы отходить в юго-восточном направлении и базироваться на тыловые районы 12–й армии»[328].

Сделав этот вполне разумный вывод, И. Н. Музыченко предложил поставить заслон на пути предполагаемого направления развития немецкого наступления:

«С имеющимися силами, учитывая состояние войск, наиболее целесообразным считаю переход к противотанковой обороне на рубеже Половецкое, Хажин, Махновка (Комсомольское), Гулевцы с обороной соседа по переднему обводу Летичевского УР и далее р. Буг, Янов, Голики, имея промежуточный рубеж Хажин, Волчннец, Лёмешовка, Рогницы с основной задачей — оборона фастовско — казатинского направления»[329].

Все указанные пункты располагаются с севера на юг в общем направлении Бердичев — Винница. Нельзя не поразиться проницательности И. Н. Музыченко, верно определившего направление дальнейшего развития немецкого наступления.

Реакция на доклад командарма–6 в штабе фронта была предсказуемая. И Кирпонос, и Пуркаев были возмущены столь откровенным игнорированием их распоряжений. И. Н. Музыченко было велено неукоснительно выполнять приказ.

Руководство фронта тоже можно понять — играть в русскую рулетку с предсказуемыми результатами М. П. Кирпоносу и М. А. Пуркаеву уже начинало надоедать. Каждый раз построенный перед предполагаемым направлением развития немецкого наступления заслон оказывался бесполезным. Чутье же — вещь, трудно поддающаяся анализу и потому ненадежная. К тому же фланговые удары достигали существенных результатов, 4–й механизированный корпус был единственным соединением, создавшим действительно опасную для XXXXVIII моторизованного корпуса ситуацию. В силу всех этих соображений лейтмотивом действий фронта в отношении XXXXVIII моторизованного корпуса немцев стали удары по немецким войскам в Бердичеве. Другой вопрос, что жалобы И. Н. Музыченко были вполне разумными, и просто отмахиваться от них было не лучшим решением. На это указывал Г. К. Жуков в директиве Ставки ВК № 00297:

«В связи с малой ударной силой частей 6–й армии, назначенной командованием для ликвидации прорыва, немедленно донести, что предпринимается Военным советом ЮЗФ для создания более сильной ударной группировки, могущей выполнить возложенную задачу Ставки по ликвидации прорыва»[330].

Нельзя сказать, что М. П. Кирпонос и М. А. Пуркаев предприняли все меры для усиления ударной группировки 6–й армии. Внутренние резервы в составе фронта все же присутствовали. Достаточно внушительной силой был 24–й механизированный корпус, отошедший в Летичевский УР. Части 12–й и 26–й армий были менее потрепаны, чем соединения 6–й, и могли вести арьергардные бои без участия 24–го мехкорпуса.

Бои за Бердичев 12–15 июля. Прибытие всех сил 16–го механизированного корпуса, включенного в состав 6–й армии, ожидалось в штабе фронта 11–12 июля. 11 июля прибыл только разведывательный батальон и один танковый полк 15–й танковой дивизии. Большая часть эшелонов соединения выгрузилась уже 12 июля. 15–я танковая дивизия по состоянию на момент прибытия в район Бердичева насчитывала 48 танков Т–26, 5 танков БТ–5, 32 танка БТ–7, 15 танков Т–28 и 25–30 бронемашин. Собственно 12 июля дивизия сосредоточивалась в 12–15 км от Бердичева, готовясь к наступлению на город с юго-востока.

В течение дня 12 июля группа «Казатин» вела наступление на Бердичев с юга, добившись очищения пригородов, сел Иванковцы и Семеновка. Недобрых слов со стороны командования группы удостоились кавалеристы:

«14–я кавдивизия — на всем протяжении боевых действий ведет себя неустойчиво, легко подвергается панике и при первом же натиске противника отходит»[331].

Надо сказать, что рекомендация штаба фронта применять танки 16–го механизированного корпуса в качестве поддержки пехоты была проигнорирована, и в целом контрудары на Бердичев проводились по классической модели приграничного сражения. Наступление велось «голыми» механизированными частями, недогруженными пехотой, с предсказуемыми результатами. Улучшилось, как было доказано, только тактическое взаимодействие с артиллерией. С оперативной точки зрения сражение за Бердичев напоминает действия группы М. Ф. Лукина. Это была дуэльная схватка на уничтожение между двумя танковыми соединениями. Дивизия Крювеля находилась в какой-то степени в невыгодном положении. Она была привязана к захваченному «шверпункту» и лишена маневра. Оптимальным для механизированного соединения является политика ухода от столкновений с крупными силами противника, маневр с целью захвата «шверпунктов» и их удержание от атак разрозненных отрядов в тылу взломанного фронта. Судьба распорядилась так, что вместо разрозненных отрядов в районе Бердичева оказались свежие части и оперативно переброшенные подвижные танковые и артиллерийские резервы. По собранным на небольшом пространстве танкистам 11 танковой дивизии действовали авиация, гаубичная артиллерия, пушки 3–й противотанковой бригады. И они неизбежно находили себе жертвы. Обстановка 12 июля немцами расценивалась как критическая:

«Новая внезапная атака противника с юго-востока с применением сильнейшего артиллерийского огня заставляет дивизию продолжать бой. Вечером 12.7 ситуация накаляется и даже грозит выйти из-под контроля. Это связано с тем, что впервые танки противника подходят к окраинам Бердичева с севера и северо-востока. Удержать город удается благодаря стремительной контратаке крупных сил 15–го танкового полка»[332].

Помимо непосредственного воздействия на «зафиксированную» в районе Бердичева дивизию Крювеля, зримым результатом атак группы А. Д. Соколова и 4–го мехкорпуса была временная остановка немецкого наступления. 12 июля Ф. Гальдер записывает в своем дневнике:

«В результате сильных контратак противника с юга и востока 11 танковая и 60 моторизованная дивизии были вынуждены перейти к обороне. 16 танковая и 16 моторизованная дивизии продвигаются очень медленно»[333].

Наступление 16 танковой дивизии сдерживалось обороной 4–го механизированного корпуса. В 32–й танковой дивизии к тому времени оставалось всего 6 танков и 2 бронемашины.

13 июля сражение за Бердичев, атаки и контратаки той и другой сторон на подступах к городу продолжились:

«Сильные грозовые дожди в ночь на 13.7, а также утром этого дня вновь создают невообразимые трудности при движении. Тем не менее в этот день 15 танковый полк и части 60 пехотной дивизии получают приказ приступить к выдвижению на юго-запад в сторону Райгродека. Западнее Пятигорки группа объединяется с частями 16 моторизованной пехотной дивизии. Противник отступает на юго-восток. После того, как район западнее Бердичева мог быть признан более или менее очищенным от сил противника, ударная группа 11 танковой дивизии вновь получает приказ отойти назад в Бердичев. Город, как и прежде, находится под интенсивным артиллерийским обстрелом противника. В южных районах для подавления его танковых сил и артиллерии используется бомбардировочная авиация. Нашей артиллерии и тяжелым минометам в полдень удается сорвать массированную атаку русских с востока. Противник понес большие потери»[334].

Как мы видим, оперативное применение немецкой авиации преследует цель борьбы с артиллерийскими батареями советских войск. Сыплющиеся на город снаряды неумолимо выкашивали солдат и офицеров дивизии Крювеля, так как бросить город и уйти от огня советских пушек они не могли.

Но бесконечно удерживать острие немецкого танкового клина в Бердичеве силами группы А. Д. Соколова было нереально. Из глубины начали подтягиваться пехотные соединения 6 армии Рейхенау. Уже 10 июля на рубеж «линии Сталина» вышел LV армейский корпус. 14 июля разрыв между танковыми дивизиями 1–й танковой группы и пехотными соединениями 6 армии сократился до 15–20 км. В связи с прибытием резервов немцы вновь завладели инициативой, и группа А. Д. Соколова была вынуждена перейти к обороне. 14 июля в Журнале боевых действий ГА «Юг» появляется запись:

«XXXXVIII армейский корпус — после взятия упорно оборонявшихся противником высот юго-восточнее Бердичева наступает в направлении на Махнову *населенный пункт в 20 км юго-восточнее Бердичева**»[335].

Понимая, что у контрудара перспектив нет, 14 июля И. Н. Музыченко начал ползучее претворение в жизнь идей, изложенных в докладе, процитированном выше. В оперативной директиве штаба армии № 0041 записано:

«4. Группе Соколова (16 механизированный** к*орпус**, группа генерала Огурцова, 3 п*ротиво**т*анковая**а*ртиллерийская** бр*игада**, б*рон**епо*езд**) в случае неудачи атаки на Бердичев прочно оборонять рубеж Вел. Нижгурцы, Семеновка, Хажин и далее по восточному берегу р. Гнилонять, Бродецкое, Молотково с задачей не допустить прорыва противника через полосу обороны. Построить противотанковые районы, противотанковые и противопехотные препятствия, окопы полного профиля и щели — убежища»[336].

Командующий 6–й армией был реалистом. Удача атаки на Бердичев была маловероятна. Рубежи обороны практически идентичны предложенной Военному Совету Юго-Западного фронта линии. То есть уже зарекомендовавший себя как самостоятельный командир, И. Н. Музыченко не изменил себе. Без посторонней помощи и директив из штаба фронта он начал проводить в жизнь решение, которое считал правильным. Разумеется, само по себе это не означало успеха боевых действий. С этого момента соединения группы Соколова и 4–го мехкорпуса A. A. Власова перешли к оборонительным действиям, постепенно откатываясь на восток.

Для советской стороны почти недельные бои в районе Бердичева не были безрезультатными. Сражение вокруг этого города сыграло положительную роль в задержке наступления 1 танковой группы на белоцерковском направлении и позволило выправить линию фронта 6–й и 12–й армий. Еще одним результатом боев вокруг Бердичева стали существенные потери дивизии Людвига Крювеля:

«Бои в районе Бердичева, которые местами носили кровопролитный упорный характер, начинают затихать. 11 танковая дивизия потеряла 2000 человек (!)»[337].

Франц Гальдер не зря поставил восклицательный знак после цифры потерь. Это был существенный удар по одной из лучших танковых дивизий вермахта.

Прорыв корпуса Э. фон Маккензена на киевском направлении. Укрепления на старой границе в полосе 5–й армии М. И. Потапова оборонялись измотанными предыдущими боями, но зато обстрелянными соединениями. В силу этих причин прорыв через «линию Сталина» III моторизованного армейского корпуса прошел в более напряженном режиме, чем бои на старой границе корпуса Вернера Кемпфа.

Новоград — Волынский укрепленный район оборонялся постоянным гарнизоном, остатками 228–й стрелковой и 109–й моторизованной дивизий и успевшими прибыть в назначенные пункты выгрузки частями 206–й стрелковой дивизии из состава 7–го стрелкового корпуса. Общее руководство этими разрозненными частями осуществлял полковник Бланк, начальник штаба 87–й стрелковой дивизии, прославившийся выводом из окружения части дивизии. Начиная с 6 июля III моторизованный корпус завязал бои за УР в районе самого города Новоград — Волынский и южнее его. 13 танковая дивизия прорывалась через укрепления в районе Гульска, а 14 танковая дивизия — в районе города Новограда — Волынского. 25 моторизованная дивизия обеспечивала северный фланг корпуса. Наиболее успешно сражение проходило в полосе 13 танковой дивизии Вальтера Дюверта. Как пишет Эбергард фон Маккензен, «Гульск был захвачен в ходе тяжелого боя за укрепления. Одновременно была форсирована река, захвачен плацдарм и уже 8 июля была достигнута „панцерштрассе“ восточнее укреплений»[338].

«Панцерштрассе» в данном случае — это дорога Новоград — Волынский — Житомир. Командование 5–й армии попыталось парировать прорыв контратакой 19–го механизированного корпуса. 40–я танковая дивизия М. В. Широкобокова накануне получила солидное пополнение в виде батальона танков Т–34, около 30 машин. В 13.30 8 июля 19–й мехкорпус атаковал части 13 танковой дивизии в направлении колхоза Любахин — Гульск, стремясь «запечатать» образовавшийся прорыв. Встречного сражения танкисты В. Дюверта не приняли и отошли под прикрытие артиллерии, сосредоточившейся на восточном берегу реки Случь. Не добившись успеха в первой атаке, Н. Ф. Фекленко организовал еще один удар. При повторной атаке в 15 часов корпус также успеха не имел. Что же произошло? Рассказывает один из участников тех событий:

«Капитан Горелов решил с ходу захватить переправу через Случь, отрезав тем самым пути отхода вражеской пехоте и танкам, а затем во взаимодействии с другими частями дивизии окружить и уничтожить их. План командира полка был одобрен командиром дивизии, однако и на этот раз подвела разведка, а точнее, отсутствие таковой: огонь противотанковых орудий и танковых пушек гитлеровцев оказался неожиданным для наших танкистов. Командир батальона хорошо отреагировал на внезапно возникшую преграду — развернул одну роту против вражеских артиллеристов, и она на большой скорости пошла на их позиции. Однако условия стрельбы были слишком неравными. Противник вел огонь с места, прицельно, сосредоточивая его по головным машинам с разных сторон. Нашим же танкистам пришлось стрелять с ходу, маневрировать, отбиваться и от танков, и от орудий прямой наводки. В результате в течение каких-нибудь 15 минут полк потерял 14 танков»[339].

В бою погиб командир батальона прибывшего пополнения. Все 14 подбитых танков были из только что поступивших Т–34. 6 были потеряны безвозвратно, 8 машин удалось эвакуировать с поля боя. 2 «тридцатьчетверки» сразу же были отправлены в окружные мастерские в Киев, 6 ремонтировались на месте. В 23 часа 19–й механизированный корпус отошел на рубеж Романовки, севернее шоссе на Житомир.

Кроме танкистов, по прорвавшимся у Гульска частям 13 танковой дивизии наносила удары авиация. Самолеты 5–й армии производили разведывательные полеты и бомбили переправу в районе Гульска и скопление танков и пехоты на западном берегу реки Случь южнее Новограда — Волынского. Не остались в долгу и пилоты люфтваффе. С утра 9.7.41 г. 19–й механизированный корпус подвергся сильной атаке немецкой авиации, ударами с воздуха были сожжены 7 танков Т–26.

После успешного отражения контрудара 19–го механизированного корпуса 13 танковая дивизия начала наступление вдоль освободившегося шоссе, как его называл Э. фон Маккензен, «панцерштрассе». Уже утром 9 июля соединение достигает Житомира, углубившись от места прорыва у Гульска более чем на 70 км. Два танковых клина, XXXXVIII и III моторизованных корпусов, образовали между собой пространство, в котором попали в окружение части 7–го стрелкового корпуса, в частности 147–й стрелковой дивизии. Жертвой глубокого прорыва немцев стали также десантники — 204–я бригада 1–го воздушно-десантного корпуса, занимавшая оборону на «линии Сталина». Бригада была окружена и впоследствии почти месяц пробивалась к своим, выйдя из окружения только 4 августа 1941 г. в районе Борисполя.

Не успев оправиться от оглушительного сообщения о прорыве на Бердичев, командование Юго-Западного фронта получило еще одну неприятную новость о захвате Житомира. Привозили плохие вести офицеры вспомогательных частей, находившихся в глубоком тылу, неожиданно становившемся фронтом.

Получив тревожное известие, командование фронта начало принимать меры для организации обороны Киева. Первой мерой была переадресация эшелонов 7–го стрелкового корпуса, направленных ранее в район станции Шепетовка. Теперь станция была в руках немцев, и везти дивизии корпуса в этом направлении было бессмысленно. Новым пунктом назначения эшелонов 147–й и большей части 206–й стрелковых дивизий стал Киев. Вместо попавшего в окружение севернее Нового Мирополя командира 147–й стрелковой дивизии И. И. Миронова командиром соединения был назначен полковник С. К. Потехин. Но стрелковыми частями дело не ограничилось. К счастью, еще 7 июля Ставка ГК потребовала сосредоточить десантные части Юго-Западного фронта в районе Киева. В директиве были многозначительные фразы:

«Транспортные полки ТБ–3 привести в такое состояние, чтобы можно было использовать для транспортировок авиадесантных войск» и «Проверить и подготовить авиадесантное имущество для быстрого использования»[340].

Это позволяет предполагать, что Ставка ГК собиралась использовать десантников для диверсионных операций в тылу наступающих немецких войск. Не исключено, что десантников также планировали использовать в качестве аэромобильного резерва против высадок немецких десантов. Но так или иначе в соответствии с директивой Ставки ГК части 2–го воздушно-десантного корпуса, бригады которого находились в Чернигове, Нежине и Конотопе, были подтянуты к Киеву. В изменившейся обстановке эта переброска оказалась как нельзя кстати. «Крылатая пехота» была использована для обороны столицы Украины. К 12.00 11 июля 2, 3 и 4–й воздушно-десантным бригадам предписывалось прикрыть переправы через Днепр в районе Киева. Помимо частей Красной Армии, оборону в районе Киева занимали подразделения НКВД. Собственно Киев обороняли 4–я дивизия НКВД по охране железнодорожных сооружений под командованием полковника Ф. М. Мажирина и 23–я мотострелковая дивизия НКВД под командованием полковника Г. И. Лукьяненко.

Другое подвижное соединение III моторизованного корпуса — 14 танковая дивизия пробивалась через укрепления Новоград — Волынского УРа с большим трудом, затратив почти трое суток. В вышедшей после войны истории соединения мы находим следующее описание этих событий:

«Попытка наступления на Звиахель *так немцы называли Новоград — Волынский** 6 июля не удалась, так как ДОТы образовывали своего рода крепость и были поддержаны мощной артиллерией, противотанковыми пушками и зенитным орудием. В 108 полку погибли три командира, а в 4 артиллерийском полку — три офицера. На 7 июля был дан приказ о планомерном наступлении на Звиахель. С 4.30 утра шла битва за укрепления крепости Звиахель с двух сторон наступления, которое снова и снова подвергалось ударам авиации. Из-за мощного заградительного огня из ДОТов и бомбовых ударов авиации наступление не могло продвигаться вперед. После налета пикирующих бомбардировщиков в 15.30 наши штурмовые группы выходили на рубеж атаки ДОТов с огромными потерями и пытались уничтожить каждый ДОТ отдельно. К вечеру удалось, наконец, взять первый ДОТ. Потери были высоки: в каждой роте погибло примерно по 40 человек; в 4 танковом артиллерийском полку 2 офицера погибли и 7 ранены. 8 июля битва также с прежней напряженностью. Для подкрепления были введены в бой 25 пехотная моторизованная дивизия, 299 пехотная дивизия и вся корпусная артиллерия»[341].

Прорыв III армейского корпуса поддерживался авиацией.

«4 воздушный флот поддерживал частями 5 авиакорпуса 1–ю танковую группу при прорыве через линию Сталина, нанося сосредоточенные удары по укреплениям в полосе 14 танковой дивизии и 13 танковой дивизии под Новоград — Волынским»[342].

Наконец, 9 июля 14–я танковая дивизия также завершила прорыв «линии Сталина»:

«9 июля восточный берег реки был очищен от врага. В то время как некоторые бункеры еще пытались воздействовать на нас, началась постройка моста инженерными войсками корпуса. В 19.00 по мосту можно было проехать, и к ночи дивизия с танковыми частями и штаб дивизии достигли Житомира»[343].

Таким образом, уже через 4 дня после начала боев за укрепления на старой границе, все немецкие танковые дивизии оказались восточнее «линии Сталина». Кто-то проскочил линию УРов кавалерийским наскоком, кто-то в результате упорных боев при поддержке пехотных дивизий. Но везде результат был один — бетонные коробки не сдержали порыв бронированного кулака 1–й танковой группы даже на неделю.

Контрудар 5–й армии. Не сумев удержать оборону на линии старой границы, армия М. И. Потапова была 10 июля вынуждена перейти к попыткам остановить продвижение немецких войск контрударами во фланг. Задачи 5–й армии были сформулированы в частном боевом приказе штаба Юго-Западного фронта № 0083:

«Прикрываясь с запада Коростенским укрепленным районом, силами 31–го стрелкового корпуса, 9–го и 22–го механизированных корпусов из района Сербы, ст. Гута нанести удар в направлении Бронники, Черница»[344].

Бронники — это населенный пункт, расположенный на шоссе Новоград — Волынский — Житомир, в 12 км от Новоград — Волынского. То есть, по замыслу штаба фронта, войска М. И. Потапова должны были перехватить «панцерштрассе» за спиной прорвавшихся в сторону Житомира немецких войск. Контрудар 5–й армии в направлении на Бронники осуществлялся силами 193–й и 195–й стрелковых дивизий, 9, 22 и 19–го механизированных корпусов. Состояние этих соединений характеризовалось следующими цифрами:

а) 193–я стрелковая дивизия не имела станковых пулеметов и минометов. Имела всего 7 полковых и 27 дивизионных орудий. Общая численность дивизии составляла около 3500 человек.

б) 195–я стрелковая дивизия имела приблизительно такую же численность, артиллерии имелось около 30 орудий.

в) 9–й механизированный корпус имел 25 танков Т–26, 34 танка Т–37 и 30 бронемашин. Своей артиллерии и приданной из состава 5–й противотанковой бригады имелось около 50 орудий. Общая численность личного состава корпуса составляла примерно 10 000 человек, вооруженных в основном винтовками.

г) 22–й механизированный корпус имел 33 танка Т–26 и 17 бронемашин и около 20 орудий различных калибров. Корпус насчитывал 10 000 человек.

д) 19–й механизированный корпус имел 35 танков Т–26, 13 танков Т–26 в огнеметном варианте, 30 танков Т–34 и 5 орудий. Численность личного состава корпуса — около 3500 человек. 30 танков Т–34 поступили в состав корпуса с заводов. Фактически в 19–й механизированный корпус поступили все новые Т–34, прибывшие на Юго-Западный фронт с Харьковского завода. После неудачного дебюта у Гульска «тридцатьчетверкам» снова предстояло идти в бой. Правда, на этот раз их противником были слабые заслоны, оставшиеся за спиной ушедшей к Киеву дивизии, только что преподавшей советским танкистам жестокий урок.

Численность соединений 5–й армии, назначенных для участия в контрударе, не впечатляет. Но нужно учитывать, что это были бойцы и командиры, получившие бесценный боевой опыт. Кроме того, дивизии освободились от балласта в лице призывников из западных областей Украины. Последние попросту разбежались по домам. В целом можно сказать, что в бой пошли наиболее подготовленные и морально устойчивые солдаты и офицеры Красной Армии.

Силы для контрудара не поражают своей мощью, но и соединениям III моторизованного корпуса пришлось отражать атаки 5–й армии на растянутом от Новограда — Волынского до Житомира фронте. Если 8 июля «тридцатьчетверки» 40–й танковой дивизии крушили сконцентрированные на небольшом пространстве артиллерийские части 13 танковой дивизии, то 10 июля эти части уже были в районе Житомира и на подступах к Киеву. Нашим войскам нужно было преодолевать разреженные боевые порядки немецких подвижных соединений на промежутке между танковой и пехотной составляющими танкового клина. Улучшилась и технология ведения наступления. Подобно тому как наступление Т–26 группы А. Д. Соколова у Бердичева поддерживала 3–я противотанковая бригада, наступление мехкорпусов 5–й армии поддерживала 5–я противотанковая артиллерийская бригада М. И. Неделина. Результатом наступления 5–й армии был перехват шоссе за спиной прорвавшихся соединений III армейского корпуса на ширине свыше 10 км силами 9–го и 22–го механизированных корпусов. 31–й и 19–й механизированные корпуса вели бои в непосредственной близости от шоссе у Новограда — Волынского.

Блокирование крупной транспортной магистрали серьезно повлияло на действия III моторизованного корпуса. Вот как выглядела ситуация в 14 танковой дивизии:

«12 июля положение в ближнем тылу и на северном фланге оказалось критическим, так как пятая русская армия атаковала из лесного массива, чтобы прорваться к Звиахелю (Новограду — Волынскому. — А. И.). Службы тыла теперь были отрезаны, и вследствие этого обеспечение солдат стало невозможным. „Лейбштандарт“, находившийся южнее шоссе, свернул на север, чтобы атаковать врага у шоссе и вступить в бой против развернувшегося на севере наступления»[345].

С целью отражения советского наступления назад, в район Житомира, была возвращена 25 моторизованная дивизия. Основным противником 9–го и 22–го механизированных корпусов была эсэсовская бригада «Лейб-штандарт Адольф Гитлер». Пусть пышное название не смущает читателя. Это в 1943–1945 гг. эсэсовские части стали элитой. В 1941 г. моторизованные дивизии СС были «не самым острым ножом в столе», существенно проигрывая линейным соединениям вермахта в выучке солдат и офицеров.

13 июля в бой вступили пехотные дивизии XXIX армейского корпуса 6 армии, сокрушить которые были труднее, чем менее опытных эсэсовцев.

«XXIX армейский корпус ведет тяжелые оборонительные бои восточнее и северо-восточнее Новоград — Волынского»[346].

Вместе с тем на стороне 5–й армии вступили в бой переформировывавшиеся и пополнявшиеся 87–я и 135–я стрелковые дивизии. 87–я стрелковая дивизия на 15 июля насчитывала 2614 человек, 2 танка и 10 орудий и действовала в направлении на Коростышев (населенный пункт восточнее Житомира). 135–я стрелковая дивизия на 15 июля насчитывала 3335 человек при 56 орудиях и действовала в направлении Житомира. Дополнительно на фланг III моторизованного корпуса командующий 5–й армией направил 62–ю стрелковую дивизию, которая была одной из самых сильных в армии — 8739 человек, 12 танков и 94 орудия.

Не обошлось, к сожалению, и без тех соединений, которые «не воевали вовсе». В оперативной сводке 5–й армии за 11 июля мы находим такие слова:

«195–я стрелковая дивизия, встретив небольшие группы мотоциклистов и пехоты, позорно бежала с фронта и к исходу дня находилась в районе Немелянка»[347].

Окружение или Киев? Сравнительно легко созданный остатками мехкорпусов 5–й армии кризис заставляет задуматься об ошибках, допущенных командованием группы армий «Юг» в ведении операции. С рывком на Киев командование группы армий явно поторопилось. Этот маневр не был обеспечен с фланга и осуществлен с большим отрывом от пехотных соединений 6 армии Рейхенау. Отрыв передовых отрядов III моторизованного корпуса от пехотных дивизий значительно превысил 100 км. Это расстояние было достигнуто опытным путем пределом отрыва эшелона развития успеха от передвигающихся пешком пехотных соединений. Оптимальное значение колебалось между 50 и 70 км. Танковые дивизии XXXXVIII моторизованного корпуса в эти пределы укладывались и потому не оказывались в ситуации столь глубокого кризиса.

Если рассматривать ситуацию глубже, то возникает вопрос о целесообразности этого стремительного броска без устойчивой надежды на успех. Сомнения в необходимости выдвижения III армейского моторизованного корпуса к Киеву высказывались еще на ранних фазах сражения на киевском направлении и в районе Бердичева.

«Главком вызвал меня по телефону. Фюрер еще раз связался с ним и высказал крайнюю озабоченность тем, что танковые дивизии будут направлены на Киев… *…** Кольцо окружения противника должно пройти от Бердичева через Винницу и далее до полосы 11 армии. На основании этого указания группе армии „Юг“ было приказано: фюрер не хочет, чтобы танковые дивизии продвигались на Киев. В виде исключения это можно делать только с целью разведки и охранения. Далее он желает, чтобы имеющиеся в распоряжении силы 1 танковой группы были направлены от Бердичева на Винницу для скорейшего соединения с 11 армией и окружения противника, действующего перед фронтом 17 и 11 армий. Остальные соединения 1 танковой группы (те, которые не требуются или не могут быть использованы для наступления на Винницу) следует направить на Белую Церковь, а оттуда — на юг»[348].

Эти слова были написаны в дневнике, а не в послевоенных мемуарах, которые у многих немецких военачальников пронизаны мыслью о том, «как Гитлер помешал мне выиграть Вторую мировую войну». Нельзя не отметить, что замечания «бесноватого фюрера» о задачах 1 танковой группы достаточно разумны. Главной идеей «Барбароссы» было уничтожение Красной Армии. Рекомендации Гитлера выдержаны в духе именно этой идеи.

Но помимо задач операции, были еще и личные амбиции, жажда славы покорителей городов. Несомненно, что Киев как крупный политический центр манил руководство ГА «Юг» безотносительно своей практической ценности для развития операций. Верховное командование пыталось донести до руководства группы армий свое видение, целесообразности захвата столицы Украины и вообще каких-либо действий в этом направлении:

«Начальник Генерального штаба сухопутных сил выразил во время телефонного разговора с начальником штаба группы армий в 00.10 (10.7) озабоченность ОКХ по поводу того, что подвижные части, наступающие на Киев, имеют слишком малую ударную мощь (поучительный пример — Варшава!). Далее главнокомандующий сухопутными силами настоятельно рекомендует наступать главными силами 1–й танковой группы после выхода в район г. Белая Церковь не на юго-восток, а строго в южном направлении. Начальник штаба группы армий возражает на это, что необходимо сделать попытку внезапного захвата Киева силами III моторизованного корпуса. 6–я армия перебрасывает к Киеву все имеющиеся силы, чтобы в кратчайшие сроки вступить в сражение и, если потребуется, перейти к штурму плацдарма под Киевом пехотными соединениями» (выделено мной. — А. И.)[349].

«Внезапный захват», кавалерийский наскок обещал славу и награды. Поэтому штаб фон Рундштедта тяготел к броску на Киев, несмотря на то что надежда на захват города была более чем призрачной.

Получив недвусмысленные указания поворачивать от заветной цели на юг, руководство группы армий потребовало письменного приказа, намекая, что в противном случае ничего делать не будет:

«На указание начальника Генерального штаба, что главнокомандующий сухопутными силами настаивает на наступлении главных сил танковой группы строго на юг, начальник штаба группы армий отвечает, что это будет сделано только в случае получения соответствующего приказа от ОКХ»[350] (подчеркнуто в оригинале).

Соответствующий приказ был незамедлительно выпущен. В 9.45 10 июля главнокомандующий сухопутными силами прибыл в штаб-квартиру ГА «Юг» в Бродах. Основной темой совещания высшего военного руководства стал приказ А. Гитлера:

«Главнокомандующему сухопутными силами.

Я считаю правильным и необходимым выдвигать передовые части 1–й танковой группы сразу после занятия рубежа Житомир — Бердичев в южном направлении с тем, чтобы преградить противнику путь к отступлению под Винницей и южнее реки Буг и по возможности, прорываясь через Буг, установить взаимодействие с 11 армией.

Прикрытие со стороны Киева должны обеспечить тыловые части танковой группы, не предпринимая, однако, наступления на этот крупный город.

Если выяснится, что западнее р. Буг нет больше войск противника, которые можно было бы отрезать, необходимо будет сосредоточить танковую группу для наступления на Киев и юго-восточнее через Днепр. При этом окружение Киева необходимо осуществлять таким образом, чтобы не допустить прорыва в город войск противника с северо-запада.

№ 04136/10/7/0235. Подпись Адольф Гитлер»[351].

Перед лицом столь недвусмысленно сформулированного приказа командование ГА «Юг» тем не менее продолжало упорно гнуть свою линию. В описании совещания в ЖБД ГА «Юг» мы находим такие слова фон Рундштедта:

«Касаясь вопроса о наступлении на Киев, он указывает, что не следует опасаться решительных действий группы, наступающей на Киев. Учитывая значение захвата в решении задач, поставленных перед группой армий, было бы непонятно, если бы была упущена возможность быстро занять город»[352].

«Возможность быстро занять город» Киев беспокоила фон Рундштедта куда больше, чем прозаическая задача окружения 6–й и 12–й советских армий. В поисках опоры для оправдания распыления сил между Киевом и «каннами» совместно с 11 армией Шоберта, командующий ГА «Юг» начал додумывать за советское командование планы дальнейших действий:

«Первоначально противник имел замысел оборонять укрепленный рубеж („линию Сталина“). Вследствие ее прорыва он теперь пытается отходить за Днепр. Отступление его войск ведется полным ходом *!!! — А. И.**. Командующий группой армий подтверждает этот замысел противника и указывает, что ему удастся отступить, если не преградить путь отхода через Киев»[353].

Никаких планов отхода за Днепр, как мы сейчас знаем, советское командование не вынашивало. О каком «полном ходе» отступления идет речь, совершенно непонятно. С некоторой натяжкой можно предположить, что такое впечатление создали выводившиеся в район Днепра на переформирование части 6–го стрелкового корпуса и выводившиеся за Днепр остатки 15–го и 8–го механизированных корпусов. Почему нужно преграждать путь к отступлению именно в районе Киева, также не совсем понятно. Помимо переправ, в Киеве в распоряжении советских войск было вполне достаточно альтернативных маршрутов для форсирования Днепра при отходе на восток. Советские контратаки в районе Бердичева и Новограда — Волынского вскоре продемонстрировали, что никакого бегства за Днепр не планируется. Более того, вскоре выяснилось, что перед фронтом 17 армии Штюльпнагеля советские войска собираются оборонять «линию Сталина».

Но 10 июля все это еще не было известно высшему военному и политическому руководству Третьего рейха. В конечном итоге на совещании в Бродах было высказано и получило одобрение предложение фон Рундштедта, которое внешне выглядело как более гибкое:

«Кольцо окружения, проходящее через Винницу, слишком узко. 17–я армия потеряла всякое соприкосновение с противником. Следовательно, противник уже отошел на значительное расстояние. С другой стороны, командование группы армий считает, что в районе южнее и юго-западнее Белой Церкви находятся значительные силы противника, которые отходят на Киев и юго-восточнее. Если удастся захватить Белую Церковь, то пути отхода противника в направлении Киева будут отрезаны. Фон Рундштедт надеется сковать в этом районе значительные силы противника и продолжить наступление от Белой Церкви в юго-западном направлении с целью соединения с 11–й армией. Если такое направление удара окажется нецелесообразным, то перед нами всегда останется возможность сделать выбор — наступать в южном или юго-восточном направлении западнее Днепра или нанести удар в районе Киева и юго-восточнее с целью форсирования Днепра и дальнейшего наступления на восток»[354].

Предложение командующего ГА «Юг» было построено на целом ряде неверных предпосылок. Во-первых, значительный отрыв советских соединений 6–й и 12–й армий от 14 армии Штюльпнагеля отсутствовал. Во-вторых, «значительные силы» южнее и юго-западнее Белой Церкви — это миф, никаких крупных соединений Красной Армии в тот момент на этом направлении не было. Однако предложенное фон Рундштедтом решение было одобрено Гитлером. Вместо немедленного поворота на юг, который мог вызвать катастрофу Юго-Западного фронта, танковые соединения ГА «Юг» оказались скованными под Киевом и направлены в район Белой Церкви.

Этот неприятный факт выяснился уже 14 июля:

«Пехотным дивизиям 6 армии предстоит преодолеть 160 км, прежде чем они смогут вступить в бои за Киев. До этого времени не представляется возможным начать оперативное продвижение связанных под Киевом сил танковой группы на юго-восток»[355].

Соединения III моторизованного армейского корпуса, ослепленные блеском золотых куполов киевских церквей, оказались зафиксированы на широком фронте перед сосредоточивающимися советскими дивизиями, которые вскоре обрушили на них свои атаки. Такой была цена за личные амбиции руководства группы армий «Юг», попытавшегося с ходу овладеть Киевом.

Вынужденное прикрывать широкий просвет между 13 и 14 танковыми дивизиями и армейскими корпусами 6 армии, командование группы армий было поставлено в затруднительное положение. Собственными руками оно лишало 1 танковую группу подвижных соединений, необходимых для намеченного в плане кампании окружения советских войск во взаимодействии с 11 армией, наступавшей из Румынии. Уже 14 июля верховное командование потребовало направить подвижные соединения для решения этой задачи. В 2 часа ночи 14 июля командование группы армий «Юг» получило приказ следующего содержания:

«Фюрер издал письменный приказ: Окружение, которое планируется осуществить силами 25 моторизованной дивизии и полков СС, лишает прорывающиеся к Киеву танковые дивизии группы Клейста необходимых им пехотных частей. Сосредоточение всех сил танковой группы для проведения единой операции по окружению войск противника в юго-восточном направлении, которое уже начинает намечаться, будет в этом случае сведено на нет. Исходя из этого необходимо, чтобы 25 моторизованная дивизия и полки СС были высвобождены в кратчайшие сроки и вновь переданы танковой группе. Задачу прикрытия флангов и тыла танковой группы Клейста вплоть до выдвижения к Киеву необходимо возложить на пехотные дивизии 6 армии и далее с востока — на сильные передовые отряды»[356].

Однако вывести из боя «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и 25 моторизованную дивизию не представлялось возможным — оба соединения находились под постоянным прессингом со стороны войск 5–й армии. Командованием группы армий были предприняты экстренные меры для переброски к Житомиру пехотных соединений. В 10.40 того же дня в распоряжение 6 армии из тыловых частей группы армий «Юг» передается автотранспорт общей грузоподъемностью 1500 тонн (500 грузовиков в расчете на 3–тонные автомашины) для переброски частей 262 пехотной дивизии в Житомир. Однако все дороги, ведущие с запада на Житомир, оказываются запруженными тылами танковой группы. Шоссе Новоград — Волынский — Житомир по-прежнему находится в руках танкистов 9–го и 22–го механизированных корпусов армии М. И. Потапова. Фон Рундштедт решается использовать для переброски пехоты в район Житомира… авиацию. В результате переговоров с 4 воздушным флотом достигается договоренность о переброске по воздуху в район Житомира пехотного полка «Герман Геринг». Правда, от этой попахивающей штурмовщиной идеи вскоре отказались, и полк «Герман Геринг» был направлен в Житомир через Бердичев форсированным маршем.

Командование группы армий «Юг» осознало свою ошибку к вечеру 14 июля:

«В течение 14.7 командованию группы армий стало ясно, что имевшее место ранее предположение о том, что противник в целом стремится отойти за Днепр, не оправдалось»[357].

Однако исправить результаты построенных на неверных предположениях действий было уже затруднительно.

Завязка боев на подступах к Киеву. После прорыва «линии Сталина» и развития наступления корпуса Э. фон Маккензена на восток к Киеву потянулись отступающие части. Кто-то организованно, кто-то неопрятной толпой по мосту через реку Ирпень несколько дней шли люди в военной форме. Иногда проезжали автомобили, усталые люди тянули артиллерию. Во второй половине дня движение прекратилось. Занимавшие позиции у ДОТов № 411 и 412 у моста люди тревожно всматривались в пустынное шоссе. К тому времени гарнизон УР включал части 206–й, 147–й стрелковых дивизий, 2–й воздушно-десантный корпус (три бригады), погранотряды, дивизии НКВД, танковый полк, два артиллерийских училища и другие части. Общая численность гарнизона города, вскоре ставшего крепостью, насчитывала около 30 тыс. человек солдат и офицеров, 29 танков, 266 орудий разных калибров, 22 тяжелые гаубицы, 148 минометов. Этих сил было достаточно для отражения попыток немцев взять город с ходу. Кроме того, на правом фланге укрепленного района развернулся 27–й стрелковый корпус в составе трех дивизий с задачей контратаковать наступающие на Киев немецкие части.

Высшее политическое руководство сразу дало понять командованию фронта, что судьба Киева будет неразрывно связана с судьбой лично М. П. Кирпоноса и М. А. Пуркаева. В Киев была направлена телеграмма следующего содержания:

«Телеграмма Государственного Комитета обороны от 11.07.41 г.:

Киев, т. Хрущеву

Получены достоверные сведения, что вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного Совета, настроены панически и намерены произвести отвод войск на левый берег Днепра.

Предупреждаю вас, что если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы УРов на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара как трусов и дезертиров.

Председатель ГКО И. Сталин»[358].

Тревожное ожидание у моста через Ирпень было прервано вечером 11 июля. Вместо махины из десятков танков, мотоциклов на горизонте показались 4 танка. Дадим слово очевидцу, рядовому 213–й моторизованной дивизии А. Ф. Милехину:

«…когда уже начало сереть небо, на той стороне показались четыре немецких танка. Они остановились на пригорке, постояли, видимо, осматривая местность, затем открыли огонь. Вскоре два из них пошли к мосту, а два остались на месте прикрывать. С нашей стороны никто не стрелял, не было команды. И тут, танки еще даже не въехали на мост, как он с грохотом взлетел на воздух. Танки с ходу на месте развернулись и стали быстро отходить. Только тогда по ним открыли огонь из пулеметов гарнизоны всех близлежащих дотов и цепи пехоты из винтовок»[359].

Это были разведчики 13 танковой дивизии III моторизованного корпуса Э. фон Маккензена. Если отвлечься от самой по себе важности произошедшего, выхода немецких танков к Киеву, то на ум приходит поговорка «гора родила мышь». Немцами было проявлено элементарное разгильдяйство, в результате которого вместо молниеносного броска «Бранденбурга» был предпринят рейд танков, закончившийся уничтожением моста. По аналогичному сценарию развивались события и в районе других переправ через Ирпень, в районе Белогородки и Романовки. В районе Белогородки занимал оборону 4–й мотострелковый полк 4–й дивизии НКВД. Немцы попытались захватить мост «кавалерийским наскоком» мотоциклистов, но мост был взорван, а мотоциклисты отогнаны огнем ДОТов. В районе Романовки обстановку у моста также «прощупали» мотоциклисты, и 13 июля по приказу сверху деревянный мост был сожжен. В течение 13–15 июля на фронте Киевского УР происходили бои разведывательных групп. Везде на фронте КиУРа попытки форсировать Ирпень были отражены.

В целом можно отметить слабую подготовку действий передовых частей III моторизованного корпуса по захвату Киева. Не было заблаговременно подготовленной акции по захвату мостов через Ирпень, без которых взятие города с ходу было невозможным. В результате хаотичных, непродуманных действий разведчиков мосты были потеряны, и с ними была потеряна надежда на быстрый выход к столице Украины.

Пока войска 5–й армии атаковали северный фланг немецкого наступления, защитники Киева получили передышку, которая была использована для сбора сил. В район Бровары прибыл 64–й стрелковый корпус из Северо-Кавказского военного округа в составе двух дивизий.

Одновременно советское командование использовало наступление III и XXXXVIII моторизованных корпусов на расходящихся направлениях. На фронте Фастов — Белая Церковь — Тараща происходило образование особой ударной группы Юго-Западного фронта в составе полевого управления 26–й армии, 6–го стрелкового корпуса (выведенного из состава 6–й армии И. Н. Музыченко на переформирование), беглой 199–й стрелковой дивизии, 5–го кавалерийского корпуса (управление и выведенные из боя под Бердичевым 3–я и 14–я кавалерийские дивизии) и прибывающих с Южного фронта 116, 227 и 196–й стрелковых дивизий. Эта группа могла действовать как во фланг наступающему на Киев корпусу Э. фон Маккензена, так и во фланг пытающимся окружить 6–ю и 12–ю армии частям корпуса В. Кемпфа.

Действия авиации (табл. 3.1). В составе Юго-Западного фронта числилось семь авиационных дивизий: 19, 62, 14, 15, 16, 17 и 36–я. Организационно ВВС фронта распределялись следующим образом. 5–й армии были приданы две авиадивизии, 6–й армии также две авиадивизии, 12–й только одна авиадивизия; оставшиеся две авиадивизии составляли фронтовую группу авиации. В подчинении фронта также находились два разведывательных авиаполка — 315–й (4 СБ) и 316–й (4 Як–2, 3 Як–4 и 1 СБ).

Таблица 3.1. Качественный состав ВВС ЮЗФ на 11 июля 1941 г. [360]

Наиболее многочисленным соединением была 36–я истребительная авиадивизия ПВО: 115 И–16 и И–153, из которых 100 были исправными.

Основные задачи, которые решала авиация, состояли в нанесении бомбовых ударов по мотомехчастям противника и в прикрытии войск. До 5 июля авиация наносила удары по противнику, наступающему на житомирском направлении, и по противнику, наступающему на тернопольском направлении. С 6 по 10 июля она переключает свое внимание на группировку сил XXXXVIII моторизованного корпуса, действующего в прорыве на участке Новоград — Волынский — Шепетовка. Наконец, 10 июля вся авиация бросается на борьбу с частями III моторизованного армейского корпуса, прорвавшегося на киевском направлении. Нельзя сказать, что результативность этих действий была нулевой. Помимо приведенных выше жалоб на удары с воздуха при прорыве «линии Сталина» со стороны 14 танковой дивизии, приведу слова X. фон Хоффгартена, мотоциклиста из 11 танковой дивизии. Пренебрежительно отзываясь о сопротивлении советской пехоты у Нового Мирополя, он пишет:

«Наше подразделение, однако, понесло потери от внезапных ударов армейской авиации, укрытием от которых на открытой местности Украины были только обширные пшеничные поля»[361].

Не обошли вниманием советские ВВС и «шверпункт» 11 танковой дивизии в Бердичеве:

«Служащие штабной роты 1 батальона никогда не смогут забыть тот воскресный день в Бердичеве *воскресеньем было 13 июля. — А. И**, когда им уже ранним утром пришлось пережить налет советских бомбардировщиков. Штабной врач 1 батальона был первым, кто вслух высказал свои опасения: „Сейчас они начнут бомбить нас в этой школе!“ Затем он побежал вниз, в этот же момент началась бомбежка. В результате бомбежки четверо служащих штабной роты были ранены и трое убиты»[362].

Конечно, в целом острие немецкого танкового клина было крепким орешком для авиации Красной Армии. Как отмечалось в оперсводке штаба ВВС фронта за 14 июля, «бомбометание производилось в большинстве случаев по отдельным рассредоточенным и замаскированным мотомехгруппам противника». Соответственно эффект от действий авиации Юго-Западного фронта на направлении прорыва 1–й танковой группы был незначительным. Остановить или задержать выдвижение подвижных соединений противника к Киеву и остановить развитие наступление с захваченного 11 танковой дивизией плацдарма в районе Бердичева силами авиации не удалось. По большому счету, решить эту задачу только силами авиации было невозможно. Потери ВВС за весь период боев за линию Сталина составили 296 истребителей и 179 бомбардировщиков. К 15 июля в составе ВВС Юго-Западного фронта осталось 156 истребителей и 72 бомбардировщика.

Более сильными в количественном отношении были ВВС Южного фронта. На сравнительно спокойном участке советско-германского фронта к 12 июля сохранились 462 истребителя, 160 бомбардировщиков, разведчиков и штурмовиков, а всего 622 самолета. Фактически ВВС Южного фронта в полтора раза превосходили ВВС Юго-Западного фронта. Главный штаб ВВС вынужден был мириться с этим положением дел. Механизм маневрирования авиасоединениями в РККА еще не был отлажен, и концентрировать авиацию на определенном направлении еще не научились. Единственное, что можно было сделать в этой ситуации, — возложить часть задач ВВС на авиацию Южного фронта. Что и было сделано. В наиболее напряженные дни боев за Бердичев начиная с 13 июля в полосе 6–й армии работала только авиация Южного фронта, совершая в день от 30 до 80 самолетовылетов. К 17 июля ВВС Южного фронта насчитывали 263 исправных и 102 неисправных истребителя, 49 исправных и 26 неисправных бомбардировщиков и штурмовиков.

Итоги и решения. Основным итогом первых двух недель июля было крушение надежды на удержание немецкого наступления на линии старой границы или, во всяком случае, ликвидации образовавшихся прорывов контрударами. Вместо сплошной линии фронта в итоге боев 1–15 июля командование фронта получило весьма замысловатую конфигурацию взаимного расположения войск, с обширными просветами, не занятыми ни той, ни другой стороной.

К исходу 15 июля войска 5–й армии (15–й, 31–й стрелковые корпуса, 19, 9, 22–й механизированные корпуса, 27–й стрелковый корпус), имея против себя главные силы 6 немецкой армии, отошли на рубеж:

— 15–й стрелковый корпус (45–я, часть сил 62–й стрелковой дивизии, части УР), не имея соприкосновения с противником, находился на позиции Коростеньского УР на фронте Возничи, Белокоровичи;

— 31–й стрелковый корпус (200, 195, 62, 193–я стрелковые дивизии) занимал фронт Белокоровичи, Емильчино, Андреевичи, ведя бой против 56, 62, 79 пехотных дивизий противника;

— 19, 9 и 22–й механизированные корпуса (остатки) — Андреевичи, Володарск — Волынский, ведя бои против 299, 298, 44, 95, 99 пехотных дивизий противника;

— 135–я стрелковая дивизия отражала наступление частей 25–й моторизованной дивизии III моторизованного корпуса в районе Топорище.

Механизированные корпуса 5–й армии уже давно перестали быть подвижными частями и играли роль стрелковых соединений, усиленных незначительным количеством танков. Но общее состояние этих соединений все еще делало их весомым аргументом против северного фланга немецкого наступления. 9–й механизированный корпус на 15 июля насчитывал 11 598 человек личного состава, 58 орудий и 75 танков. 19–й механизированный корпус (управление, 40–я и 43–я танковые дивизии, 213–я моторизованная дивизия действовали в полосе 6–й армии) насчитывал на ту же дату 4980 человек, 82 танка, 17 орудий. 22–й механизированный корпус был самым многочисленным и на 15 июля мог выставить 14 584 человек, 32 танка и 85 орудий.

27–й стрелковый корпус (переведенная из 5–й армии 87–я стрелковая и вновь прибывшие 28–я горнострелковая, 171–я стрелковая дивизии) вел бой на фронте Радомышль — Макаров против частей моторизованной дивизии «Викинг», 14 танковой дивизии, 25 моторизованной дивизии.

Войска Киевского УР, части 2–го воздушно-десантного корпуса, 147–я стрелковая дивизия отражали попытки разведгрупп 13 танковой дивизии прорваться к Киеву.

26–я армия (выведенный на переформирование 6–й стрелковый корпус, 199–я стрелковая дивизия, 3–я и 14–я кавалерийские дивизии) вела бои с частями 9 танковой дивизии противника на линии Фастов — Белая Церковь — Тараща; 116, 221, 196–я стрелковые дивизии, выгружавшиеся с 13 июля в Черкассах, еще не были собраны.

Далее в построении войск фронта было огромное «окно» шириной в несколько десятков километров, по другую сторону которого находилась 6–я армия.

6–я армия (16–й механизированный корпус, 3–я противотанковая артиллерийская бригада, остатки 4–го и 15–го механизированных корпусов, 49–й, 37–й стрелковые корпуса) вела тяжелые оборонительные бои и отходила на фронт: Казатин — Хажин — Уланов — Хмельник, сдерживая натиск главных сил 17 армии и 1 танковой группы противника.

16–й механизированный корпус с 3–й противотанковой артиллерийской бригадой (3120 человек, 92 орудия), остатки 4–го и 15–го механизированных корпусов прикрывали правый фланг 6–й армии, обороняясь против 11,16 танковых дивизий XXXXVIII моторизованного корпуса в районе села Комсомольское (Махновка). Несмотря на утрату большей части танков, 4–й мехкорпус в сравнении с другими соединениями находился в неплохом состоянии. На 15 июля части корпуса имели в своем составе 7174 человека, 51 танк, 74 орудия. Еще лучше было состояние 16–го механизированного корпуса. Не успевшая истрепаться в боях 240–я моторизованная дивизия насчитывала 9847 человек. 87–й, 88–й танковые полки 44–й танковой дивизии корпуса имели самый многочисленный на фронте танковый парк, 125 машин.

49–й стрелковый корпус (190, 197, 140–я стрелковые дивизии) на линии Хажин — Уланов оборонялся против 16 моторизованной дивизии, 111, 75, 57 пехотных дивизий противника. Состояние войск корпуса было просто ужасным. 190–я стрелковая дивизия насчитывала 1364 человека при 11 орудиях, 197 1485 человек при 9 (!!!) орудиях.

37–й стрелковый корпус (80, 139, 141–я стрелковые дивизии) в районе Уланов — Войтовцы оборонялся против частей 57, 9, 297 пехотных дивизий. Реальную боевую силу составляла только 80–я стрелковая дивизия, насчитывавшая на 15 июля 6019 человек и имевшая в своем распоряжении 1589 лошадей, 14 танков, 82 орудия и 77 автомашин. От побывавших в окружении 139–й и 141–й стрелковых дивизий остались одни лохмотья. Например, 139–я дивизия на 15 июля состояла из отрядика численностью чуть больше тысячи человек.

В резерве И. Н. Музыченко войск не было.

Наименее сложным было положение 12–й армии (24–й механизированный корпус, 8–й и 13–й стрелковые корпуса). 24–й мехкорпус и 13–й стрелковый корпус оборонялись в системе Летичевского УР на фронте Хмельник — Летичев — Бар — Ялтушков, имея против себя части 125 пехотной дивизии, 97 легкопехотной, 4 и 1 горнострелковых дивизий, 100 и 101 легкопехотных дивизий. Дивизии 13–го корпуса были самыми многочисленными на Юго-Западном фронте. 44–я горно-стрелковая дивизия насчитывала 10 925 человек, 192–я горно-стрелковая дивизия — 10 715 человек.

8–й стрелковый корпус (173, 99, 72–я стрелковые дивизии) в районе Хмельник оборонялся против 297 и 24 пехотных дивизий. Соединения корпуса выглядели сравнительно хорошо. Герой боев за Перемышль — 99–я стрелковая дивизия насчитывала 3823 человека при 50 орудиях. 173–я стрелковая дивизия — 5477 человек, 80 орудий и неплохую комплектность транспортных средств для такой численности — 2009 лошадей и 97 автомашин.

В резерве П. Г. Понеделина находилась 44–я стрелковая дивизия в районе Литин.

В резерве командующего фронтом находились:

— 64–й стрелковый корпус (175–я, 165–я стрелковые дивизии), выгружавшийся с 12 июля в районе Бровары (Киев);

— 116, 227, 196–я стрелковые дивизии, выгружавшиеся в районе Черкассы — Корсунь — Шевченковский — Киев.

60–я горно-стрелковая и 189–я стрелковая дивизии выступили днем 15 июля из полосы 18–й армии Южного фронта с задачей к исходу 17 июля сосредоточиться в районе Калинов-ка (30 км севернее Винницы).

Между войсками Юго-Западного и Южного фронтов также наблюдался не занятый ничем просвет, но он пока не имел принципиального значения.

Войска Южного фронта к исходу 15 июля, ведя оборонительные бои, отошли на фронт:

— 18–я армия (15–й, 55–й стрелковые корпуса): Снятков — Муроуаные Куриловцы — Ярышев и далее по реке Днестр до Ямполь — Грушка. Против 18–й армии наступали части венгерского подвижного корпуса (две мотобригады, одна кавалерийская бригада), части румынского кавалерийского корпуса, румынского горно-стрелкового корпуса и войска 11 немецкой армии (76, 22, 239,198, 170 пехотные дивизии немцев, 6 румынская пехотная дивизия);]318]

— 9–я армия (48–й стрелковый корпус, 2–й кавалерийский корпус, 35–й стрелковый корпус): Воронкеу — Ордашей — Оргеев — Страшены — Бачой. Против 9–й армии наступали части 11 немецкой и 3 румынской армий (13, 14, 8, 5, 35, 15, 11 пехотные дивизии румын, 50, 72 пехотные дивизии немцев, румынская танковая бригада);

— Приморская группа (14–й стрелковый корпус, Дунайская флотилия): Кайнари — Дезгинже — Кагул — Ренн — Измаил — Килия. Противостояли группе части 11 немецкой пехотной дивизии и румынской гвардейской дивизии, 21,1 пограничной, 10, 9 румынских пехотных дивизий.

В резерве командующего фронтом сосредоточились 18–й механизированный корпус — в районе Джурин (полоса 18–й армии) и 2–й механизированный корпус — в районе Котовска (полоса 9–й армии).

В районе 9–го отдельного стрелкового корпуса (Крым) боевых действий не было.

В этой сложной обстановке и были приняты решения, определившие дальнейшее развитие событий.

10 июля 1941 г. постановлением Государственного Комитета обороны за подписью И. В. Сталина Ставка Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного Командования. Тем же постановлением были созданы командования направлений. Главнокомандующим войсками Юго-Западного направления был назначен Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Полевое управление главкома Юго-Западного направления 12 июля приступило к руководству боевой деятельностью войск Юго-Западного и Южного фронтов. Штаб Юго-Западного направления расположился в Полтаве.

Распоряжения вновь сформированного штаба направления в течение 13–15 июля еще не успели оказать существенного влияния на действия войск. Но по ним уже можно было судить об общем настрое С. М. Буденного и его штаба. Из распоряжений главкома ЮЗН и его штаба в период с 13 по 15 июля видно, что оценка ими сложившейся обстановки не расходилась с оценкой командующих фронтами.

Предполагалось, что силы, собранные в районе Киева и Белой Церкви (27–й стрелковый корпус и 26–я армия), будут способны нанести контрудар по флангу белоцерковской группировки противника и что этим контрударом удастся задержать развитие наступления немцев.

В соответствии с указаниями главкома Юго-Западного направления СМ. Буденного командующие фронтами в период 14–15 июля отдали приказания войскам.

Армии Юго-Западного фронта, согласно боевому приказу № 0062 от 23.00 14 июля и уточнившему его частному боевому приказу № 0046, получили следующие задачи:

— 5–я армия — закрепиться левым крылом на достигнутом рубеже и прикрыть южный фланг армии на житомирском направлении силами 87–й и 135–й стрелковых дивизий;

— 27–й стрелковый корпус — наступать на Брусилов (населенный пункт в 60 км восточнее Житомира) с задачей перехватить Житомирское шоссе;

— 26–я армия (выведенный из района Бердичева 5–й кавалерийский корпус, переформированный 6–й стрелковый корпус, группа Ф. Н. Матыкипа (мотострелковый полк, танковый батальон и артиллерийский полк), 4–я воздушно-десантная бригада и другие сводные части, — наступать в общем направлении на Брусилов (5–й кавалерийский корпус, группа Матыкина) и Попельня (6–й стрелковый корпус). Попельня — это крупный железнодорожный узел в 40 км южнее Брусилова;

— 6–я и 12–я армии — продолжать удерживать занимаемый рубеж.

Войска фронтового резерва пока не имели задачи, так как 64–й стрелковый корпус еще не был сосредоточен, а 116, 196 и 227–я стрелковые дивизии были еще «на колесах», перевозились по железной дороге с Южного фронта.

Таким образом, решение командующего Юго-Западным фронтом преследовало цель сорвать наметившийся маневр противника на быстрое овладение городом Киевом контрударами 26–й армии и 27–го стрелкового корпуса в направлениях на Брусилов и Попельню. Однако вместе с тем в решении штаба фронта не просматривается никаких действий, направленных на противодействие группировке немецких войск, обходящей фланг 6–й и 12–й армий. Армии только получали подкрепления из состава Южного фронта. В район Калиновки (25 км севернее Винницы) перебрасывалась 60–я горно-стрелковая дивизия, в район Винницы — 189–я стрелковая дивизия. Несмотря на прибытие резервов, положение армий И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина было ухудшено приказанием удерживать занимаемый рубеж. Это приводило к потере драгоценного времени, так необходимого для организации планомерного отступления с целью ухода от угрозы окружения. Впрочем, выполнение этого пункта боевого приказа № 0062 было под вопросом, под давлением противника 6–я и 12–я армии были вынуждены продолжать отход. Сбитая с «линии Сталина» 6–я армия не имела твердой опоры на местности и поэтому медленно откатывалась назад. Компенсировал неудачное решение фронта и «человеческий фактор». Во главе 6–й армии продолжал оставаться И. Н. Музыченко, способный проигнорировать любой приказ сверху и действовать сообразно интересам обстановки и своей армии.

Оценивая решение командования Юго-Западного фронта в целом, нельзя не отметить повышенное внимание к киевскому направлению. Поспешный рывок III моторизованного корпуса на Киев заставил советское командование считать это направление важнейшим. Между тем главной задачей группы армий «Юг» было не взятие Киева, а окружение максимального количества советских войск. Вместе с тем решение на контрудар объективно соответствовало обстановке. Нажим на растянутые фланги корпуса Э. фон Маккензена сковывал значительные силы подвижных соединений 1 танковой группы. Тем самым немецкое командование вынуждено было решать главную задачу силами XXXXVIII моторизованного корпуса, распылив остальные танковые и моторизованные дивизии на второстепенном с точки зрения цели кампании направлении.

Армии Южного фронта получили 16 июля следующие задачи:

— 18–я армия (17–й и 55–й стрелковые корпуса) — совершенствовать оборону на занимаемом рубеже;

— 9–я армия — организовать контрнаступление силами 48–го стрелкового корпуса в направлении на Бельцы и силами 2–го кавалерийского корпуса, 15–й моторизованной дивизии и 35–го стрелкового корпуса из района Кишинева на запад в целях отбросить 11 армию за реку Прут.

Это решение ярко выражает стремление советского командования создать перелом обстановки в Бессарабии путем активизации действий 9–й армии на фронте Бельцы — Кишинев.

Прорыв «линии Сталина» пехотой 17 и 11 армий. Последним аккордом в печальной истории «линии Сталина» стал ее прорыв пехотными соединениями армий Штюльпнагеля и Шоберта.

Немецкой 17 армии пришлось прорывать Летичевский УР. 12–я армия занимала УР со 2 по 17 июля 1941 г. Для обороны Летичевского У Ра выделялись силы 13–го стрелкового корпуса, 24–го механизированного корпуса, 96–й стрелковой дивизии. В своем письме командующему Южным фронтом 16 июля 1941 г. с просьбой выделить одну стрелковую и одну танковую дивизию П. Г. Понеделин написал:

«Ознакомился с Летичевским УР, потеря которого ставит под прямую угрозу весь ваш фронт. УР невероятно слаб. Из 354 боевых сооружений артиллерийских имеет только 11, на общее протяжение фронта 122 км. Остальные — пулеметные ДОТы. Для вооружения пулеметных ДОТ не хватает 162 станковых пулемета. УР рассчитан на 8 пульбатов, имеется 4 только что сформированных и необученных. Предполья нет. *…** Между соседним правым УР имеется неподготовленный участок протяжением 12 км»[363].

15 июля главным силам 17 армии (четыре пехотные и горно-стрелковые дивизии) удалось прорвать Летичевский УР на всем фронте 12–й армии, от Летичева до Бара.

Как происходил прорыв, описывается, в частности, в истории 4 горно-стрелковой дивизии:

«Оба горно-пехотных полка двигались с предельной осторожностью, выпустив вперед подразделения разведки, отмечавшие обстановку на картах. В пределах полосы действия дивизии между деревнями Каричинцы и Деряжье был обнаружен укрепленный район с большим количеством фортификационных сооружений. Командование корпуса назначило проведение атаки позиций на 15.07.1941 в 10 часов, по завершении разведки и рекогносцировки. Основные усилия атаки должны были концентрироваться по внутренним флангам 1 и 4 горно-стрелковых дивизий. Тщательно спланированные действия вселяли уверенность в проведении дивизией предстоящей операции. После 3–часовой артиллерийской подготовки, которая на завершающем этапе получила поддержку тяжелых орудий пехоты и зенитной артиллерии, ровно в 10.00 с исходных позиций вступили в бой ударные группы горной пехоты и инженерно-саперные отряды. Огневую поддержку обеспечивала батарея штурмовых орудий. Атака поражала отточенностью действий. Один за другим уничтожались бункеры и блиндажи, захватывались цели. Войска все дальше прорывались в глубь оборонительного рубежа. В 21.30 задача дня была выполнена на всех участках. По широкому фронту удалось прорвать „линию Сталина“ с помощью лишь двух полков, действовавших в первом эшелоне»[364].

Залогом успеха стала, как мы видим, эффективная разведка, вскрывшая положение ДОС. Далее все было уже делом техники. В 1 горно-стрелковой дивизии 15 июля назвали «днем артиллерии». Механизм прорыва вполне очевиден — артиллерия подавила полевое заполнение УРов, а штурмовые группы по одному уничтожили выявленные разведкой ДОТы. Существенную помощь оказали также САУ «Штурмгешюц», бороться с которыми практически не имевшие артиллерии ДОТы «линии Сталина» не могли.

12–й армии удалось удержать УР только на самой крайней южной точке левого фланга армии, в районе к югу от Бара (Ялтушков). Там еще держались части 58–й стрелковой дивизии. 17 июля немцы и здесь перешли в наступление и потеснили эту дивизию, часть сил которой примкнула к правому флангу 17–го стрелкового корпуса 18–й армии Южного фронта. Войска 12–й армии начали отходить на всем фронте. Хуже всего было то, что об отходе армии ни П. Г. Понеделиным, ни командованием Юго-Западного фронта не была предупреждена 18–я армия А. К. Смирнова, войска которой продолжали еще обороняться на прежних позициях. Разрыв между 12–й армией Юго-Западного фронта и 18–й армией Южного фронта присутствовал и до этого. За стыком двух армий советских войск практически не было, если не считать 18–го механизированного корпуса в районе Джурин — Вапнярка, находящегося на удалении 80 км от фронта. С прорывом Летичевского У Ра он стал увеличиваться с пугающей быстротой.

11 армии пришлось прорывать Могилев — Ямпольский УР в куда более трудных условиях, чем прорывал Летичевский УР ее северный сосед. Для атаки ДОС УРа требовалось форсирование Днестра. Точкой форсирования был выбран участок реки всего в нескольких километрах южнее Могилева — Подольского. С какими трудностями пришлось столкнуться и как они были преодолены, описывает история 22–пехотной дивизии:

«Долина Днестра образует углубление глубиной 160 метров с крутыми обрывами между возвышенностями Бессарабии и Подольским плато. С обеих сторон Арионешти дивизия изготовилась к переправе реки. Пять дней продолжались приготовления к выяснению целей, заготовка боеприпасов, разведка позиций и дорог. 17.7 в 3.15 началось наступление. Неведомая доселе сила огня обрушилась на крутой берег противника. 1 и 2 роты 22 истребительно-противотанкового батальона и 3 батарея (Раймерса) прошли у Унгури в процессе трудной и бесшумной работы (в прямом смысле слова прокрались!) непосредственно на берег реки, в 90 метрах от противника, на открытую огневую позицию, а также перенесли передовое орудие 8 батареи и поразили бункеры на другом берегу. При образцовом взаимодействии всех родов войск (кроме дивизионной артиллерии 6 артиллерийской роты со вторым батальоном 818 артиллерийского полка, 154 армейский артиллерийский батальон), прежде всего посредством быстрых действий саперов штурмовых лодок (70 саперный батальон) удалось успешно осуществить наступление через реку. Не выявленный до этого ДОТ на крутом склоне на левом соседнем участке создавал препятствия посредством флангового огня, на место переправы обрушился огонь минометов и артиллерии. Но с восходом солнца 65 пехотный полк слева и 16 пехотный полк справа овладели господствующими береговыми высотами южнее ручья Бронника. Несмотря на воздушные атаки и огонь артиллерии, который предположительно координировался оставленным в тылу и спрятанным наблюдателем по радио, до 20 часов удалось соорудить 8–тонный мост через реку шириной 80 метров (46 саперный батальон). Саперы дивизии были приданы атакующим подразделениям для уничтожения ДОТов и снятия мин. После ТОГО как были выдвинуты вперед тяжелые орудия, резервы и огневые позиции с их подразделениями связи, наступление было продолжено 18.7. 2–я и 3–я зоны укреплений „линии Сталина“, которая с севера упиралась в Днестр, упорно оборонялись противником. Особенно большие потери понес в боях 65 пехотный полк у Волохи»[365].

Картина, как мы видим, вполне симметричная действиям горных стрелков у Летичева — тщательная разведка укреплений и атаки штурмовых групп с использованием артиллерии разных калибров. В данном случае на руку наступающим сыграло слабое оснащение «линии Сталина» артиллерией, что позволило использовать для уничтожения пулеметных ДОТов 37–мм противотанковые пушки истребительно-противотанкового батальона дивизии. Залогом успешных действий немецкой стороны стало тесное взаимодействие пехоты с саперами.

17–й стрелковый корпус И. Н. Галанина 17 июля продолжал оставаться на прежнем рубеже, видимо, не имея данных о глубоком охвате его флангов противником с севера и юга. Не предвидел этой опасности и командующий 18–й армией. Венгерская конница и мотопехота против 17–го стрелкового корпуса пока активности не проявляли.

18 июля состоялось последнее сражение за ДОТы «линии Сталина». Его провела 170 пехотная дивизия 11 армии, наступавшая южнее 22 пехотной дивизии, боевые действия которой были описаны выше. Технология взлома укреплений была достаточно традиционной для немцев:

«18 июля дивизия наступала в районе Козауты с намерением прорвать „линию Сталина“ и захватить плацдарм. В авангарде наступали справа 401 пехотный полк и слева 391. Ночью, примерно в 3.45, началась артиллерийская подготовка. В течение 10 минут отдельные орудия, особенно выдвинутая далеко вперед 8,8–см зенитка, вели огонь по разведанным бетонным бункерам и пулеметным гнездам. Зенитке удалось так отделать бункер у устья Мурафы, что он уже вскоре после 4 часов мог быть взорван переправившейся на тот берег штурмовой саперной группой саперного батальона дивизии. Артиллерийский полк полковника Херца нанес огневой удар по переднему краю неприятеля, достигший между 4.00 и 4.05 наивысшего темпа стрельбы. Под защитою этого огня 401–й и 391–й полки начали около 4 часов переправу через реку на штурмовых лодках, за коими вскоре последовали надувные лодки с саперами, которые необходимы были для уничтожения ДОТов. Пехотинцам быстро удалось утвердиться на противоположном берегу и далеко продвинуться вперед вслед за отступающим неприятелем. Отдельные гарнизоны ДОТов оказывали еще какое-то время отчаянно — ожесточенное сопротивление. Так, например, бункер А был принужден к сдаче только около 7.30 после неоднократного обстрела из зенитных и противотанковых орудий. К этому времени пехота уже достигла цели, намеченной на этот день, — высоты 201. Населенный пункт Ямполь был очищен от неприятеля 391 полком в вечерние часы и последующей ночью»[366].

Все произошло как обычно — ДОТы фронтального огня расстреляли зениткой, оставшиеся добили штурмовые группы с зарядами взрывчатки и огнеметами. Пехотное заполнение УРа было временно нейтрализовано интенсивным артиллерийским огнем, а когда оглохшие от грохота разрывов и засыпанные землей солдаты подняли головы, на берег реки со штурмовых и резиновых лодок уже высадились люди в униформе цвета фельдграу. Так было на укреплениях Бельгии и Франции, так было на «линии Молотова», по той же модели прошли бои на «линии Сталина». Механизм армии XX столетия без задержек перемолол бетонные коробки с пулеметами.

Начало операции на окружение. В «день артиллерии» XXXXIX горного корпуса, 15 июля, на старой границе продолжалось наступление 1 танковой группы на правом фланге 6–й армии. Подтянув тылы и сократив до минимума разрыв с пехотными соединениями, XXXXVIII моторизованный корпус Вернера Кемпфа начал выдвижение из Бердичева в южном направлении. Еще 14 июля войска 6–й армии прекратили удары по 11 танковой дивизии и перешли к обороне. Подтянувшаяся 240–я моторизованная дивизия 16–го механизированного корпуса в течение дня 14 июля вела оборонительные бои на подступах к Бердичеву. Вечером и ночью удар был нанесен по группе Огурцова, находившейся к югу от города. Противником группы была 16 танковая дивизия. Приграничное сражение и прорыв «линии Сталина» не могли не сказаться на боеспособности соединения, количество танков сократилось, и основной ударной силой была артиллерия:

«Танковый полк вследствие потерь (и выхода из строя) сократился до батальона и занял 14 июля Хазынь южнее Бердичева, овладел высотами на южном выходе из Жежелева — после упорных боев при поддержке 2 батальона 64 полка»[367].

С точки зрения советской стороны, события развивались следующим образом, цитирую боевое донесение штаба 6–й армии:

«В 22.00 противник, выйдя в направление Жежелево *населенный пункт в 10 км южнее Бердичева. — А. И.**, начал минометный обстрел района Жежелево и тыла боевого порядка группы Огурцова, что вызвало беспорядочный отход частей группы в южном направлении»[368].

Зная типичный состав боевой группы танковой дивизии вермахта, позволю себе предположить, что «минометы» имели калибр до 210 мм. Этим наступлением немцы отбросили части под командованием С. Я. Огурцова на 10 км и пробились из Бердичева до развилки дорог, ведущей на Казатин. Следующим шагом был удар вдоль шоссе на сам Казатин. Но утром 15 июля командиры советских соединений, оборонявшихся на правом фланге 6–й армии, об этом еще не догадывались. Немецкие танковые дивизии могли ударить на Казатин и Белую Церковь, а могли на Винницу, строго на юг. В этот момент группа Огурцова получила существенный довесок в лице 10–й мотострелковой дивизии НКВД. В 13.20 15 июля С. Я. Огурцов докладывал:

«Силами 10–й дивизии пограничников (НКВД), 213–й мед *так в документе, правильно „мд“ — моторизованная дивизия. — А. К** и 6 танков 44–й танковой дивизии, 2 танков 8–й танковой дивизии и одного танка 10–й танковой дивизии организую оборону на рубеже (иск. *исключительно, то есть пункт в назначенную полосу обороны не входил. — А. И.**) Мшанец — Вуйна — Немиринцы»[369].

Тем самым группа Огурцова седлала шоссе Бердичев — Винница, прикрывая тыл армии И. Н. Музыченко от удара из Бердичева строго на юг. Первый день обороны южнее Бердичева был достаточно результативным. Попытки развития наступления корпуса Кемпфа 16 танковой дивизией 15 июля натолкнулись на жесткое сопротивление советских войск. В истории соединения результаты боевых действий в этот день оцениваются как неудачные:

«В ночь на 15 июля командир дивизии отдал приказ занять Махновку и продвинуться по шоссе через Казатин в направлении Белиловки! Путь длиной 40 км! Первая атака новообразованной боевой группы Зикениуса на рассвете была приостановлена огнем вражеской артиллерии и танков в направлении Махновки за 4 км до населенного пункта. Только после сильной немецкой артподготовки 8 рота 64 полка ворвалась в населенный пункт. В то время, когда танки продолжали движение на восток, разведывательная авиация известила о приближении больших сил противника к Махновке. Генерал Хубе приказал перейти к обороне. Около 11 часов дня начались налеты русских бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков. Появились потери в личном составе и технике. После обеда люфтваффе нанесли ответный удар. Передовой батальон Раймана и ударная группа Зикениуса продвинулись до Казатина и заняли круговую оборону. Задача дня — взять Белиловку — не была выполнена»[370].

Мы видим, что основными средствами ведения вооруженной борьбы потерявших танки механизированных соединений РККА была артиллерия, а ВВС Юго-Западного фронта все еще оказывали воздействие на ход боевых действий. Но если 16 танковую дивизию группа Соколова смогла сдержать, то наступление 11 танковой дивизии серьезного сопротивления не встретило. События в полосе соединения Крювеля 15 июля развивались стремительно. Сначала немцы очистили юго-восточные подступы к Бердичеву:

«Силам в авангарде 11 танковой дивизии, возобновившей штурм Нижгорцев утром 15 июля, было оказано едва заметное сопротивление, что явилось для всех большой неожиданностью. Штурм завершается взятием Нижгорцев»[371].

Отброшенные от города советские части начали беспорядочное отступление.

«16–й механизированный корпус потерял управление, отходит неорганизованно»[372].

Уже через несколько часов танкисты Людвига Крювеля продвинулись на два десятка километров от города:

«К полудню удается достичь Белополя, населенного пункта в 20 км к востоку от Бердичева. Здесь приходится сделать вынужденную остановку до вечера. Причина — подорванный мост. После сооружения переправы начинается переход, продолжающийся всю ночь»[373].

Тем самым 11 и 16 танковые дивизии начали широкий охват фланга армии И. Н. Музыченко. Сочетание этого маневра с наступлением в полосе 12–й и 18–й армий означало развитие двойного охвата внешних флангов советских армий, находящихся перед фронтом 17 армии Штюльпнагеля. Начинались классические «канны». Советское командование о них еще не подозревало. Для немцев операция на окружение прошла совсем не так, как была спланирована. Солдаты и офицеры советской армии просто не знали, что уже заскрежетал механизм машины, которая разделит их на живых и мертвых.

«Но как, Холмс?!» Преодоление немецкими войсками «линии Сталина» стало шоком как для Верховного Командования, так и для войск фронта, от солдата до генерала. Немецкие танковые дивизии доходили до линии старой границы и, казалось, без усилий проходили ее, словно не замечая расставленных там бетонных коробок. Пехотные дивизии армий Шоберта и Штюльпнагеля тоже преодолели линию на карте без видимых усилий. Собственный опыт в финской войне и кажущаяся неуязвимость долговременной фортификации входили в противоречие с этой фантастической легкостью взлома УРов. Конечно, есть достаточно простое объяснение прорыва «линии Сталина» — упреждение войск фронта в выходе к укреплениям. Фронт армий был пробит, и подвижные соединения 1–й танковой группы выходят к южному флангу Новоград — Волынского УРа раньше, чем на них успели отойти стрелковые корпуса 6–й армии. ДОТы у Нового Мирополя обороняли только измотанные маршами части 199–й стрелковой дивизии, возглавляемой не самым грамотным и храбрым командиром. М. И. Потапов в докладе командованию фронта о боевых действиях армии так охарактеризовал причины прорыва Новоград — Волынского УРа:

«Нестойкость *…** постоянного гарнизона во главе с командованием укрепленного района; низкое качество полевого заполнения за счет бежавших и остановленных частей и устарение системы укрепленного района (отсутствие орудий и весьма ограниченное количество станковых пулеметов, случайно подобранный состав гарнизона, отсутствие подземной связи)»[374].

Но это объяснение не может быть универсальным. Как занятые войсками, так и оборонявшиеся только гарнизонами УРы все равно сокрушались паровым катком немецкой военной машины. Пехотные дивизии 17 и 11 армий взламывали занятые стрелковыми частями УРы, причем последней еще пришлось перед этим преодолеть Днестр. Разница между преодолением заполненного и не заполненного пехотой УРа исчислялась днями, а не неделями. Финские войска на ДОТах «линии Маннергейма» также не были многочисленными и имели слабую, если не сказать ничтожную, артиллерийскую поддержку. Тем не менее укрепления на Карельском перешейке заставили остановиться РККА в декабре 1939 г. и создали существенные проблемы в феврале 1940 г.

Весомым фактором было и устаревание укреплений «линии Сталина». Созданная в 30–е годы реклама долговременным сооружениям на старой границе во многом не соответствовала действительности. Основную массу ДОТов составляли сооружения фронтального огня, вооруженные только пулеметами. Такие конструкции сравнительно легко расстреливались с дальних дистанций 88–мм зенитными орудиями, танками или даже 37–мм противотанковыми пушками. Но и это не объясняет с достаточной степенью полноты произошедшую катастрофу.

Однако был фактор не столь очевидный, но куда более значимый, чем все вышеперечисленные. Чтобы его объяснить, придется сделать небольшой экскурс в историю. Первая мировая война стала шоком для всех воюющих сторон. Могущество техники, пулеметы и скорострельные орудия, казалось, лишили войну подвижности. На смену маневру надолго пришли лабиринты траншей и захлебывающиеся в крови наступления. Однако военная мысль Антанты и Оси напряженно работала над разрешением позиционного кризиса войны. Достаточно хорошо известно решение союзников — танки. Куда менее известно решение, найденное немцами. Экспериментируя с огнеметами, ручными гранатами и пулеметами, немцы постепенно разработали тактику специальных штурмовых групп. Эти группы хорошо подготовленных бойцов за складками местностей подбирались к окопам, забрасывали их гранатами и выжигали огнеметами. Далее они просачивались в глубь обороны противника, атаками с фланга и тыла уничтожали огневые точки и узлы сопротивления. Захватив позиции, штурмовые группы укрепляли их с помощью принесенной с собой колючей проволоки, ручными пулеметами. Появлением штурмовых групп объясняется рождение полковой и батальонной артиллерии, по иронии судьбы родившейся из трофейных русских «трехдюймовок». Тактика штурмовых групп позволила немцам, не имевшим танков, достичь внушительных успехов на Марне в 1918 г., захватить сильно укрепленные позиции у Капорето на итальянском фронте. Эта тактика фактически вернула бой пехоты и стала не менее революционным изобретением Первой мировой войны, чем английское техническое новшество — танк.

На принципах штурмовых групп были основаны методы атаки долговременных укреплений всевозможных «линий». Основной технологией штурма ДОТов немецкими войсками были специальные блокировочные группы. ДОТы 30–40–х годов не имели кругового обстрела, и это позволяло подбираться к ним вплотную. Далее саперы залезали на ДОТ, и ахиллесова пята всегда находилась. Так действовали наши саперы на финских ДОТах в феврале 1940 г., немецкие «пионеры» на ДОТах «линии Мажино» в июне 1940 г. Уязвимым местом ДОТов оставались средства наблюдения и вентиляции. У советских ДОС слабым местом были перископы и вентиляция. Защиту перископа или вентиляционный оголовок немецкие саперы разрушали гранатой. Через трубу внутрь сооружения вливался бензин, когда бензиновые пары наполняли помещение, внутрь бросалась еще одна граната. Гарнизон погибал полностью. Если в бою участвовали саперы, то вместо кустарных методов с заливкой бензина использовались подрывные заряды. Немцы описывали события следующим образом:

«150–килограммовый заряд, спущенный через перископное отверстие, разворачивал стены сооружения в стороны. В одном месте бетонная крыша была отброшена от ДОТа и перевернута. Бетон растрескивался по слоям трамбования. Междуэтажные перекрытия разрушались полностью и погребали под своими развалинами находящийся в нижних казематах гарнизон»[375].

Бетонные коробки с пулеметами кажутся неуязвимыми, если не владеть технологией их уничтожения. Вот как наши специалисты описывали немецкую технологию борьбы с ДОТами:

«Для действия против долговременных огневых точек немцы создают из саперов специальные блокировочные отряды. Такой блокировочный отряд составляется из 30–40 человек, которые разбиваются на две группы: штурмовую (20–25 человек) и резерв (10–15 человек).

Штурмовая группа, в свою очередь, делится на четыре подгруппы.

Первая подгруппа — ударная (4–5 человек), вооружена винтовками, ручными гранатами и ножницами для резки проволоки.

Вторая подгруппа — дымовая (3–4 человека), выделяется в случаях действительной надобности; ее задачи — постановка дымовой завесы при подходе к долговременной огневой точке подрывной и огнеметных подгрупп. Вооружена эта подгруппа винтовками, ручными гранатами и дымовыми шашками.

Третья подгруппа — подрывная (5–6 человек), вооружена винтовками, ручными гранатами и 3–килограммовыми саперными зарядами.

Четвертая подгруппа — огнеметная (7–8 человек), вооружена винтовками и огнеметами.

Резерв блокировочного отряда подразделяется на такие же подгруппы, кроме огнеметной (последняя в состав резерва не входит).

Наступление блокировочного отряда проводится следующим образом.

Под прикрытием артиллерийского, минометного и пулеметного огня блокировочный отряд небольшими перебежками пытается достигнуть проволочного заграждения перед долговременной огневой точкой.

Если нужно, дымовая подгруппа ставит непосредственно перед долговременной огневой точкой дымовую завесу. Ударная подгруппа проделывает проходы в проволочных заграждениях и пропускает подрывную подгруппу, которая подползает к долговременной огневой точке для разрушения выходящих на поверхность частей сооружения (броня, стволы орудий, пулеметы, вентиляционные отверстия). Через образовавшиеся после взрывов разрушения в амбразурах подрывники забрасывают защитников долговременной огневой точки ручными гранатами. С тыла под прикрытием дымовой завесы подбирается огнеметная подгруппа, которая выжигает входные двери казематов»[376].

Эта технология использовалась немцами как при штурме укрепленных линий в период «блицкригов», так и при штурме полевой обороны. Перемотанные колючей проволокой, прикрытые минными полями, бетонными колпаками для пулеметных позиций, линии обороны на Лужском рубеже, под Вязьмой, Харьковом и Курском успешно прорывались немецкой пехотой именно с помощью тактики штурмовых групп. Остановить военную машину Третьего рейха бетонными коробками было невозможно. Решение было можно и нужно искать на поле маневренной войны. Красной Армии нужно было учиться организации контрударов. В огне приграничного сражения и боев на старой границе воспитывались командиры, которые впоследствии смогли организовывать эффективные наступления.

Оперативные выводы. Главным действующим фактором по-прежнему оставались последствия недоразвернутости войск РККА. Это позволило 6 и 17 немецким армиям громить противостоящие им 5, 6 и 26–ю советские армии по частям. В ходе приграничного сражения большие потери понесли дивизии армий прикрытия, в конце июня и начале июля эта печальная эстафета была передана «глубинным» стрелковым корпусам. Эти соединения были большей частью разгромлены в ходе отхода на старую границу в череде небольших «котлов», ударами с воздуха и в ходе не всегда удачных арьергардных боев.

Постоянным фактором также была неопределенность планов противника для командования Юго-Западного фронта. Опираясь только на разведсводки и общие соображения, штаб фронта раз за разом промахивался в определении направлений немецких ударов и концентрировал резервы совсем не там, где они были реально нужны. Основывая свою стратегию на тезисе, что немцы собираются отрезать отходящие армии от старой границы, М. А. Пуркаев и М. П. Кирпонос не использовали имеющиеся резервы для занятия УРов на бердичевском и житомирском направлениях. Точнее, резервы были в конце концов направлены на занятие УРов, но потеря нескольких дней уже не позволила их эффективно использовать. Эта же тенденция сохранилась и в дальнейшем. Расценив рывок к Киеву как направление главного удара, командование Юго-Западного направления сосредоточило основные усилия против III моторизованного корпуса. Это закладывало фундамент для грядущей катастрофы — окружения 6–й и 12–й армий под Уманью. Реальной целью группы армий «Юг» была организация крупного окружения советских войск ударами по сходящимся направлениям.

Помимо объективных факторов, действовали и субъективные. Советское командование недооценивало роль инструментов прояснения обстановки. 14 июля И. Н. Музыченко направил в штаб фронта запрос на выделение ему разведывательной авиации:

«*В** Связи с отсутствием разведавиации я не могу следить за мехсоединениями противника, прорвавшимися в тыл в направлении Киева, Белая Церковь, внезапное появление противника** в тылу армии срывает оперпланы и ставит в тяжелое положение управление войсками. Прошу обязать Разведотдел штаба округа информировать меня о движении мехчастей зап. Киев и выделить в мое подчинение разведэскадрилью»[377].

На этом приказе была поставлена резолюция М. П. Кирпоноса и Н. С. Хрущева:

«1. Дайте указания Оперативному**. отд*елу**. 2. Музыченко придается истребительная авиация — пусть использует ее и для разведки»[378].

Летчики — истребители не обладали необходимыми навыками для ведения разведки. Как и всякий «эрзац», заменитель, ведение разведки силами приданной армии авиации не давало полной картины. По иронии судьбы эти резолюции были наложены именно в тот момент, когда силы XXXXVIII моторизованного корпуса Вернера Кемпфа уже начали движение на юго-восток. Командование армии не имело возможности прощупать с воздуха обстановку. По большому счету возможности воздушной разведки были весьма скромными и у штаба Юго-Западного фронта. 315–й и 316–й разведывательные полки вместе насчитывали менее десятка боеспособных самолетов.

Вместе с тем было бы опасным заблуждением считать, что ошибки допускала только советская сторона. В ходе сражения за «линию Сталина» командование группы армий «Юг» допустило ошибку, исправить которую, с одной стороны, было легко, с другой — невозможно. Прорвавшись через укрепления Новоград — Волынского УРа в районе Гульска и достигнув Житомира, немцы увидели перед собой пустое шоссе на Киев. И это пустое шоссе потянуло их как магнит. Не останавливаясь в Житомире, танки, грузовики и мотоциклы III моторизованного корпуса Эбергарда фон Маккензена понеслись навстречу древней столице страны восточных «варваров». Но пустота шоссе давала лишь иллюзию безопасности. Продвигаясь в глубь советской обороны, немецкие подвижные соединения отрывались от своей пехоты и растягивали фланги. Легко было с ветерком на мотоцикле нестись по шоссе. Куда труднее было впоследствии удержать промелькнувшие мимо километры. Вытянувшаяся в сторону Киева «слепая кишка» III моторизованного корпуса стала для частей Э. фон Маккензена своего рода ловушкой. Самым простым с оперативной точки зрения решением был бы простой отход от города и сокращение длины флангов. Но с точки зрения политической это было совершенно немыслимо. Прорваться к столице Украины, а затем трусливо побежать назад было серьезным пятном на репутации как конкретных персон из руководства группы армий «Юг», так и вермахта в целом. Поэтому немцы были вынуждены удерживать этот вполне бесполезный с точки зрения задач кампании рубеж, а впоследствии сочинять умные книги о «припятской проблеме». А. Филиппи, оставаясь на общей для послевоенных немецких историков и мемуаристов позиции «как Гитлер помешал нам выиграть Вторую мировую войну», пишет:

«Генерал, занимавший в то время должность начальника штаба III корпуса, впоследствии сообщил, что при условии быстрых действий перспектива овладения Киевом была вполне реальной, хотя, конечно, для этого понадобились бы все силы корпуса и, кроме того, не исключалась возможность окружения. Чтобы пойти на риск, связанный с такой операцией, необходима была уверенность в своевременной и достаточно эффективной помощи с тыла. Этой уверенности не было, вследствие чего операция выглядела несколько авантюристичной. Поэтому командир III корпуса и командование танковой группы могли бы решиться на активные действия лишь на основе ясного и недвусмысленного приказа. Таким образом, приказ высшей инстанции вермахта пресек инициативу соответствующих командиров группы армий „Юг“, вынудив их отказаться от овладения Киевом»[379].

Возможность захвата Киева с ходу представляется весьма призрачной перспективой. Киев был крупным городом, прикрытым УРом. Верховное командование не зря указывало на опыт Варшавы в 1939 г., когда ворвавшиеся в город танковые дивизии не добились сколь-нибудь значительного успеха. Кроме того, уже 10 июля шоссе Новоград — Волынский — Житомир было перехвачено контратакой механизированных корпусов 5–й армии, и снабжение передовых подразделений III моторизованного корпуса было затруднено. Вести всеми силами наступление на Киев корпус Э. фон Маккензена не мог, часть сил неизбежно должна была быть выделена на прикрытие флангов. Таким образом, захват Киева был маловероятным. Даже при получении соответствующих приказов их выполнение становилось практически невозможным. Этот факт разрушает всю выстроенную А. Филиппи теорию. Без захвата Киева сама затея с выдвижением в направлении города становится ненужным телодвижением, только умножившим решаемые проблемы. Телодвижением, побудительными мотивами которого были личные амбиции седовласых генералов, а не объективные предпосылки развития операции. Советское командование не преминуло проэксплуатировать ошибки своих противников и тем самым сделало первый шаг к срыву «Барбароссы».

С точки зрения техники ведения операций советское командование, конечно, не могло за недели радикально измениться. По-прежнему нет понимания необходимости перехвата коммуникаций, а не простого механического окружения противника. И 27–му стрелковому корпусу, и 26–й армии ставилась задача выхода к Брусилову, хотя достаточным был бы простой перехват житомирского шоссе. Отказ от механического понимания «канн» позволил бы высвободить войска Ф. Я. Костенко для облегчения положения 6–й армии. Достаточно механически была поставлена и задача 6–й армии на ликвидацию прорыва под Бердичевом. Цель контрнаступления, Романовка, находилась всего в 20 км от УРов и соответственно в полусотне километров западнее Бердичева. Даже в случае успеха наступления «мешок» таких размеров удерживать было нечем. Более реальной задачей был бы выход к Чуднову, населенному пункту 15 км восточнее Романовки. К Чуднову уже успешно выходили остатки дивизий 4–го механизированного корпуса A. A. Власова. Постановка командованием фронта более реальной задачи перед И. Н. Музыченко могла вызвать соответствующую поддержку со стороны командарма и активные действия во фланг XXXXVIII моторизованного корпуса.

Директива Ставки ГК по опыту войны от 15 июля 1941 г. По итогам приграничного сражения и боев за «линию Сталина» Ставкой ГК были сделаны первые выводы по организации управления войсками. Первой радикальной мерой было расформирование механизированных корпусов. Директива гласила:

«Опыт войны показал, что наши механизированные корпуса, как слишком громоздкие соединения, мало подвижны, неповоротливы и не приспособлены для маневрирования, не говоря уже о том, что они являются очень легко уязвимой целью для неприятельской авиации. Ставка считает, что при первой возможности в обстановке военных операций следует расформировать мехкорпуса, выделить из них танковые дивизии как отдельные единицы с подчинением их командованию армии, а мотодивизии превратить в обычные стрелковые дивизии, имеющие при себе танки, обратив освободившиеся грузовики на создание армейских автобатов, необходимых для переброски войск с участка на участок и подвоза боеприпасов»[380].

Одновременно принимался новый штат танковой дивизии (см. табл. 3.2).

Новый штат в целом облегчал танковую дивизию как по боевым, так и по вспомогательным машинам. Теперь по численности личного состава советская танковая дивизия оказывалась более чем вдвое меньше танковой дивизии вермахта. Вместе с тем новый штат предусматривал включение в организационную структуру танковой дивизии противотанковых средств. Соединение получало сразу 24 76,2–мм дивизионные пушки. Артиллерийский полк новой организации в связи с этим даже получил название «артиллерийско-противотанковой». [338]

Таблица 3.2. Сравнение штатов танковых дивизий Красной Армии

Если оценивать штат в целом, то можно сказать следующее. В целом организационная структура принципиально не изменилась, по-прежнему в дивизии было два танковых полка, мотострелковый, артиллерийский полки и вспомогательные подразделения. За счет сокращения числа танков несколько улучшалось соотношение танков и пехоты. Но организационно на шесть батальонов танков по-прежнему приходилось три батальона пехоты. В структуру соединения была введена противотанковая артиллерия. Это не только повышало возможности танковой дивизии по борьбе с бронетехникой, но и давало в руки командования два десятка орудий настильного огня. Подобные орудия могли сопровождать атаку танков и выбивать противотанковые пушки противника.

Воплощение этих штатов в жизнь на Юго-Западном фронте затруднялось нехваткой материальной части в сгоревших в пламени приграничного сражения танковых дивизиях. Не хватало прежде всего быстроходных тракторов. В результате этого в танковые дивизии поступали сельскохозяйственные машины типов С–65 и СТЗ–3, существенно снижавшие маневренность артиллерии.

Облегчалась, согласно решению Ставки ГК, также организационная структура авиационных дивизий:

«Опыт войны показал, что наши авиационные соединения, корпуса, многополковые дивизии, полки, состоящие из шестидесяти самолетов, очень тяжеловесны, громоздки и непригодны для маневренных боев, не говоря уже о том, что громоздкость этих соединений мешает рассредоточению самолетов на аэродромах и облегчает противнику их уничтожение на земле. Опыт ВВС за последние дни показал, что полки в тридцать самолетов и дивизии в два полка без корпусных соединений являются наилучшей формой организации авиации как в смысле легкости управления, так и в смысле маневрирования при нападении противника. Ставка считает, что следовало бы постепенно перейти к организации авиаполков в тридцать самолетов (три эскадрильи) и авиадивизий в два таких полка, без корпусных соединений»[381] (выделено мной. — А. И.).

По организации ВВС пока были сделаны выводы тактического значения, без радикального изменения структуры управления авиацией. До решения об организации воздушных армий ВВС Красной Армии отделяло более полугода. С тактической точки зрения разукрупнение авиаполков нужно оценить положительно. Однако в большей степени в печальных результатах битвы за аэродромы играла роль возможность или, напротив, невозможность аэродромного маневра.

По опыту войны Ставкой ГК было также принято решение исключить корпусное звено в структуре управления стрелковыми соединениями:

«Опыт войны показал, что наличие больших и громоздких армий с большим количеством дивизий и с промежуточными корпусными управлениями сильно затрудняет организацию боя и управление войсками в бою, особенно если иметь в виду молодость и малую опытность наших штабов и комсостава. Ставка считает, что следовало бы постепенно и без какого-либо ущерба для текущих операций подготовить переход к системе небольших армий в пять — максимум шесть дивизий без корпусных управлений и с непосредственным подчинением дивизий командующему армией»[382].

Основной причиной такого решения был, прежде всего, кадровый кризис. РККА в предвоенные годы росла быстрыми темпами, и обеспечивать кадрами не слишком нужные звенья управления было роскошью. Немедленной реализации этого решения в скованных боями войсках, разумеется, не последовало. Сражение за Умань и Киев советские войска вели, еще будучи объединенными в стрелковые корпуса. Некоторые из них дожили до августа и сентября.

Безусловно, положительным итогом сражения за «линию Сталина» было то, что командование фронта избавилось от иллюзий относительно спасительного убежища на укреплениях старой границы. Теперь приходилось надеяться только на себя и на свое умение вести маневренную войну.