От Дубно до Ростова

Глава 4 Путь к «Зеленой браме»

Во второй половине июля двигавшиеся доселе практически параллельно III и XXXXVIII моторизованные корпуса 1–й танковой группы разделились, и оси их наступления разошлись в разные стороны. Корпус Эбергарда фон Маккензена выдвинулся на восток, к Киеву, а корпус Вернера Кемпфа продолжил наступать в юго-восточном направлении. Наконец, XIV моторизованный корпус совершил замысловатый маневр и, пройдя за спиной XXXXVIII корпуса, выдвинулся в промежуток между двумя лидерами наступления группы армий «Юг». Фактически после прорыва «линии Сталина» подвижные соединения немцев разошлись веером, утратив в какой-то мере оперативную связь друг с другом.

Кроме того, наступление с использованием сил разной подвижности в ходе своего развития порождает ситуацию, когда подвижные части и основная масса войск оказываются разорванными на два эшелона. Вырвавшиеся вперед танковые дивизии и шагающая за ними на своих двоих пехота оказываются на несколько дней оперативно не связанными. Если танковые части окажутся под ударом оперативных и стратегических резервов противостоящей стороны, то пехота не сможет им ничем помочь. Обстановка усугубляется тем, что подвижные части в ходе прорыва захватывают большие пространства, которые впоследствии приходится оборонять. Именно в такой ситуации оказались все три моторизованных корпуса немцев после прорыва укреплений на старой границе.

В бой вступает 27–й стрелковый корпус. В наиболее сложном в сравнении со своими товарищами положении оказался III моторизованный корпус Э. фон Маккензена после прорыва к Киеву. На защиту столицы Украины были подтянуты соединения, прибывшие из внутренних округов. Пустота по обе стороны от житомирского шоссе стала заполняться тарахтением тащущих артиллерию тракторов, щеточками штыков марширующих колонн пехоты. Первый удар по флангу 13 танковой дивизии должен был нанести корпус П. Д. Артеменко из лесистого района северо-восточнее Киева. Боевые действия 27–й стрелковый корпус начал в составе 28–й горно-стрелковой и 171–й стрелковой дивизий. Управлению 27–го корпуса взамен погибших в приграничном сражении дивизий были подчинены соединения из Северо-Кавказского военного округа. 28–я горно-стрелковая дивизия генерал-майора К. И. Новика на 22 июня 1941 г. дислоцировалась в районе Сочи. Уже 1 июля мы находим ее в резерве Юго-Западного фронта. Пусть читателя не удивляет использование в лесах у Киева горнострелковой дивизии. Никакой специфической альпинистской подготовки советские горно-стрелковые части не получали. По сути, это были несколько облегченные обычные дивизии. Особенностью горных соединений были преимущественно гужевой транспорт в тылах и артиллерии, горные орудия в артиллерийском полку. Немцы в 1939 и 1941 гг. использовали в районе Львова горно-стрелковые части, хотя этот город не окружен заснеженными вершинами. Обе стороны вполне свободно использовали дивизии, имевшие лишь уклон в «горную» сторону, но вполне допускавшие использование на равнине и в лесах. 171–я стрелковая дивизия генерал-майора А. Е. Будыхо также имеет северо-кавказское происхождение. Войну дивизия встретила «на колесах», на территории Харьковского военного округа. Меры советского руководства запоздали, вермахт опередил РККА в развертывании, и стрелковые соединения 19–й армии были задействованы вразрез с предвоенными планами. Вместо использования в качестве резерва Юго-Западного фронта армия И. С. Конева была рокирована на Западный фронт. Только осколок армии — 171–я стрелковая дивизия осталась на Украине и приняла участие в сражении за Киев. Дивизия А. Е. Будыхо была передана в состав корпуса П. Д. Артеменко из резерва округа. На заключительном этапе операции в подчинение 27–го корпуса была передана 87–я стрелковая дивизия, вернувшаяся в состав корпуса после окружения, выхода из него и переформирования.

В приказе командующего войсками Юго-Западного фронта № 0059 на наступление основной задачей 27–го стрелкового корпуса на 14 июля был перехват железнодорожной ветки между Киевом и Коростенем и разведка в направлении житомирского шоссе. Далее дивизии корпуса должны были выйти из лесов и вести борьбу за коммуникации в тылу немецких войск. На 15 июля корпусу ставилась задача по перехвату шоссе на участке Небылица — Фасовая в 50 км западнее Киева и в 30 км от реки Ирпень, достигнутого 13 танковой дивизией рубежа.

С оперативной точки зрения действия 27–го корпуса представляли собой встречное столкновение передовых отрядов, а затем и главных сил стрелковых дивизий корпуса с 14 танковой дивизией Вальтера Дюверта и авангардами 296, 71 и 111 пехотных дивизий немцев. Последние были спешно переброшены на выручку III моторизованному корпусу с южного фланга 6 армии Рейхенау. 111 пехотная дивизия еще 15 июля находилась в районе Бердичева. 296 пехотная дивизия 15 июля двигалась вслед за 16 моторизованной дивизией на Любар. Обстановка заставила развернуть эти соединения фронтом на север для защиты увеличившегося фронта армии Рейхенау. Но до конца описываемых событий смены 14 танковой дивизии пехотными соединениями не произошло, и основным противником наших пехотинцев были части танковой дивизии.

Серьезной проблемой в контрударе корпуса был широкий фронт наступления. На две дивизии выделялась полоса между рекой Тетерев и линией Абрамовка — Бабинцы — Плахтянка шириной 30 км. То есть на каждое соединение приходилось по 15 км, плотность характерная, скорее, для обороны. Ввод в бой 27–го стрелкового корпуса также характеризовался неодновременностью в действиях дивизий. Так, 87–я стрелковая дивизия получила задачу на наступление, еще будучи в составе 5–й армии, и перешла в наступление на Радомышль 14 июля, 28–я горнострелковая и 171–я стрелковая дивизии — только 15 июля. Кроме того, вследствие разрыва флангов 5–й армии и 27–го стрелкового корпуса, имевшего место на момент начала боевых действий, соединения корпуса двигались своего рода уступом. В то время как 87–я стрелковая дивизия 17 июля уже овладела городом Радомышль и продвигалась южнее, 28–я и 171–я дивизии в этот день были несколько позади уступом слева по отношению к ней. Взаимодействие между дивизиями выражалось только в указании общей задачи наступления. Четкого плана взаимодействия не было, и это обстоятельство, несомненно, повлияло на неудачный исход боя 17 июля для 27–го стрелкового корпуса в районе Радомышля и восточнее. Вначале остановилась и перешла к обороне 171–я стрелковая дивизия, за ней 28–я горно-стрелковая дивизия, а потом и 87–я стрелковая дивизия. 18 июля бои шли с переменным успехом. В последующие дни эти дивизии отражали атаки противника, переходили сами в контратаки, но переломить ход событий в свою пользу не смогли.

Описание боевых действий немецкой стороной выглядит следующим образом:

«В то время как в течение 13–15 июля положение с врагом оставалось неизменным, и шоссе было еще не полностью свободно, группа Эссера нанесла удар из Макарова по Липовке и Андреевке. На мощное вражеское контрнаступление был нанесен ответный удар, и у Королевки враг был уничтожен»[383].

Перечисленные населенные пункты лежат южнее железнодорожной линии между Киевом и Коростенем, как раз в полосе наступления корпуса П. Д. Артеменко.

Общий ход действий характеризовался немецкой стороной как достаточно напряженный:

«Вечером *15 июля** враг атаковал снова с севера и северо-востока, используя многочисленную артиллерию (на участке фронта была задействована советская артиллерийская дивизия). Вследствие этой атаки группа Ессера должна была вернуться с Королевки на линию Липовка — Наливайковка. Эта линия находилась 17 июля под сильным натиском врага. 18 июля противнику удалось пробиться во многих местах через наши линии, после чего дивизия получила линию фронта длиной в 40 км! Вследствие нарастающего сопротивления врага (по меньшей мере, 2–3 дивизии), части корпусной артиллерии и 2 батальона 35 мотопехотного полка отступили»[384].

Артиллерийских дивизий в РККА в 1941 г. не было. Артиллерийскую поддержку корпусу оказывал 272–й корпусной артиллерийский полк. Но его «повышение в звании» является лучшей похвалой артиллеристам полка.

20 июля 14 танковая дивизия была сменена 111 пехотной дивизией. Оседлав железнодорожный участок между станциями Тетерев и Бородянка, 27–й стрелковый корпус П. Д. Артеменко перешел к позиционным боям. В его действиях заметно выделялась своей активностью 87–я стрелковая дивизия, имевшая малочисленный, но обстрелянный состав. Свежие, неопытные 28–я горно-стрелковая и 171–я стрелковая дивизии действовали несколько хуже, но сумели заставить отступить танковые части немцев.

Основным результатом действий 27–го стрелкового корпуса было сковывание вражеских соединений на северном фланге немецкой ударной группировки. Не имея возможности молниеносно перебрасывать дивизии с одного участка на другой, командование фронта организовывало контрудары, вынуждавшие немцев перебрасывать свои дивизии с главного направления ка отражение советского наступления либо задерживать подвижные части на вспомогательном направлении. Вместо того чтобы вести наступление на юг с целью окружения 6–й и 12–й армий, 14 танковая дивизия, как мы видим, была вынуждена на широком фронте отбивать атаки пехоты, теряя ценные кадры бойцов подвижных соединений. Если бы М. П. Кирпонос и М. А. Пуркаев сидели сложа руки, то Рейхенау мог безнаказанно концентрировать свои войска там, где ему нужно, бесконечно ослабляя вспомогательные направления. Контрудары не позволяли ему это делать, вынуждая распылять силы на защиту расширившегося фронта.

Немцы начали пожинать плоды заносчивого рывка к Киеву. 18 июля Франц Гальдер жалуется:

«Операция группы армий „Юг“ все больше теряет свою форму. Участок фронта против Коростеня по-прежнему требует значительных сил для его удержания. Прибытие крупных свежих сил противника с севера в район Киева вынуждает нас подтянуть туда пехотные дивизии, чтобы облегчить положение танковых соединений 3 моторизованного корпуса и в дальнейшем сменить их. В результате этого на северном участке фронта группы армий оказываются скованными значительно большие силы, чем это было бы желательно. Обходящий фланг 1–й танковой группы не может продвинуться на юг. Он все еще топчется в районе Бердичева и Белой Церкви. Между тем ударный клин 17 армии настолько приблизился к войскам танковой группы, что теперь уже вряд ли удастся окружить в этом районе значительные силы противника»[385].

Красная Армия была, в отличие от армий Польши и Франции, противником, не прощающим промахов.

Отход 5–й армии на Коростеньский УР. Бои под Новоградом — Волынским с 15 по 18 июля проходили в условиях подтягивания за прорвавшимися танковыми и моторизованными дивизиями пехотных соединений 6 армии Рейхенау. В этих условиях М. И. Потапов ставил своим подчиненным в основном оборонительные задачи. Вечером 18 июля командующий 5–й армией попробовал наконец-то переуплотнить порядки армии и бросить в бой 15–й стрелковый корпус. До этого, как мы знаем, корпус отходил по лесам и болотам Припятской области, не имея перед собой серьезного противника. В боевом приказе № 0021 от 18.00 18 июля корпус получил следующую задачу:

«15 с*трелковый** к*орпус** (45 и 135 с*трелковые** д*ивизии**) с 331 г*аубичным** артиллерийским** п*олком**, 589 г*аубичным** артиллерийским** п*олком**, 212 г*аубичным** артиллерийским** п*олком**, 2 и 3/368 к*орпусного** артиллерийского** п*олка**, 3/460 к*орпусного** артиллерийского** п*олка** с утра 19.7 *в** общем направлении с. Турчинка, Черняхов, овладеть к исходу дня Черняхов. В дальнейшем наступать на Житомир»[386].

Тем самым был спланирован контрудар при сильной артиллерийской поддержке во фланг немецкой ударной группировке на киевском направлении. На следующий день 15–й стрелковый корпус наступал, но наступление это не получило дальнейшего развития. 19 июля обнаружилось сосредоточение сильной пехотной группировки противника в районе Житомира и выдвижение ее в северном и северо-восточном направлениях на стык 5–й армии с 27–м стрелковым корпусом и Киевским УР. Учитывая это, командующему армией удалось убедить командующего фронтом в нецелесообразности продолжения наступления 5–й армии левым флангом на юг, на Житомир, и одновременно доказать необходимость принятия иного решения, а именно решения на отход на Коростеньский УР всех сил армии и необходимость создания сильной группировки на своем левом фланге в районе Малина и западнее. В боевом приказе № 0022, вышедшем в 2 часа ночи 20 июля, наступательные задачи 15–му стрелковому корпусу снимаются и начинается перераспределение сил на южном фланге 5–й армии. Из состава 31–го стрелкового корпуса выводилась 62–я стрелковая дивизия, которая должна была сосредоточиться 21 июля в районе Чоповичи — Установка; величина перехода составляла 60–70 км. Из состава 15–го стрелкового корпуса выводилась 45–я стрелковая дивизия и к 18.00 20 июля сосредоточивалась левее (восточнее 62–й стрелковой дивизии) в районе Малина; величина перехода 100 км. Интересным был способ перемещения дивизии — комбинированным маршем на автомашинах. 1–я противотанковая артиллерийская бригада получила приказ выделить 50 автомашин для перевозки личного состава и имущества 62–й стрелковой дивизии. Не имея реально моторизованных соединений, М. И. Потапов достаточно дерзко импровизировал, используя имеющиеся под рукой транспортные средства для маневра соединений.

Части 9–го и 22–го механизированных корпусов должны были быстро оторваться от противника и к 20–21 июля также отойти в район Малина. Они не получали своей полосы обороны и должны были быть готовы наносить контрудары по прорвавшемуся противнику. Не была забыта и артиллерия. 1–я и 5–я противотанковые бригады также должны были выдвигаться в район Малина: «Основную группировку артиллерии иметь на левом фланге»[387]. Позднее сюда же, на левый фланг, перебрасывалось с правого фланга корпусное управление 15–го стрелкового корпуса для руководства новым составом корпуса (135, 62, 45–я стрелковые дивизии).

Перегруппировка войск с юга и запада прикрывалась отходившими частями 31–го стрелкового корпуса (195–я, 193–я стрелковые дивизии), в который вернулась 200–я стрелковая дивизия.

Рокировка 45–й стрелковой дивизии на левый фланг армии, конечно, была сопряжена с некоторым риском. С уходом 45–й стрелковой дивизии из северо-западного сектора Коростеньского УР положение в районе Белокоровичи становилось более опасным. Полевое заполнение УРа на этом участке обеспечивала только 1–я воздушно-десантная бригада. Как мы знаем, заполнение УРа десантниками ни к чему хорошему в районе Любара не привело. Но лесисто — болотистая местность в целом благоприятствовала обороняющейся стороне. Вообще ведение боевых действий в лесистой местности никому не приносило успеха. Зимой 1940 г. в глухих лесах между Ладожским и Онежским озерами были окружены и уничтожены 18–я стрелковая дивизия и 34–я танковая бригада. Этот эпизод стал одной из самых черных страниц «зимней войны». Позднее советские войска потерпят неудачу в наступлении вдоль долины реки Лучесы под Ржевом в ноябре 1942 г. Для американцев символом кровавой бойни с сомнительным результатом стал Хуртгенский лес осенью 1944–го.

Перегруппировка всеми соединениями 5–й армии была выполнена организованно, и к моменту появления в районе Малина 21–22 июля подошедших с юга 252 и 296 немецких дивизий здесь изготовились для отпора серьезные силы (15–й стрелковый корпус, части 9–го, 22–го механизированных корпусов, часть сил 228–й стрелковой дивизии). Эти войска во взаимодействии с 27–м стрелковым корпусом завязали длительные, упорные, ожесточенные оборонительные бои, сопровождавшиеся контратаками войск 5–й армии в направлении захваченного противником Малина.

Отход 31–го стрелкового корпуса на позиции УРа проходил под непрерывным нажимом 62, 79, 298 пехотных дивизий противника, пытавшегося на плечах отступающих соединений с ходу прорвать позиции в районе Емильчино и восточнее. Помимо этого, существовала опасность от 113 пехотной дивизии, пытавшейся вклиниться на стыке двух корпусов. В районе Турчинка, на стыке УРа и 15–го стрелкового корпуса, было потенциально слабое место. Ситуацию удалось исправить за счет ввода в бой армейского резерва, сосредоточенного в районе Коростеня (19–й механизированный корпус, 195–я стрелковая дивизия). Резерв был введен на стыке 135–й и 62–й стрелковых дивизий и восстановил положение.

Первый контрудар 26–й армии 16–22 июля. Промежуток между разошедшимися в разные стороны моторизованными корпусами Кемпфа и Маккензена немецкое командование было вынуждено прикрыть силами XIV моторизованного корпуса. Корпус фон Виттерсгейма был вынужден пересечь поперек колонны наступающих пехотных дивизий, остановить их движение и выдвинуться к Белой Церкви. Здесь он попал в ситуацию, аналогичную положению III моторизованного корпуса, — действия на широком фронте против оперативных и стратегических резервов советской стороны. Противником 9 танковой дивизии и моторизованной дивизии СС «Викинг» XIV корпуса стала 26–я армия Ф. Я. Костенко. На втором этапе операции в состав корпуса Виттерсгейма была введена 60 моторизованная дивизия, ранее подчинявшаяся XXXXVIII моторизованному корпусу.

На первом этапе контрудар Ф. Я. Костенко наносился силами выведенного на переформирование 6–го стрелкового корпуса и прибывающих частей 64–го стрелкового корпуса вместе с отрядом Ф. Н. Матыкина (мотострелковый полк, танковый батальон и артиллерийский полк).

Задачей наступления был удар по сходящимся направлениям. 64–й стрелковый корпус (включавший в то время только управление и 175–ю стрелковую дивизию) и отряд Матыкина в боевом приказе штаба 26–й армии получили задачу к исходу дня 16 июля выйти в район Фастова.

6–й стрелковый корпус, занимавший к тому времени рубеж по реке Рось западнее Белой Церкви, должен был нанести удар в северо-западном направлении и продвинуться к концу дня на 10 (правое крыло, 159–я стрелковая дивизия) — 20 (левое крыло, 41–я стрелковая дивизия) км.

Наступление началось 16 июля на широком фронте от Фастова до Белой Церкви. Части 64–го стрелкового корпуса в первый день еще не успели занять исходные позиции, и группа Матыкина начала наступление в одиночестве, что, однако, не помешало этому немногочисленному отряду 17 июля занять Фастов. В районе города отряд Матыкина и вошел в соприкосновение с мотомехчастями противника.

Наступление 6–го стрелкового корпуса было встречено контратаками 9 танковой дивизии XIV моторизованного корпуса. Корпус не только остановился, но и начал отходить на восток. 17 июля командование фронта в категорической форме потребовало восстановить положение:

«Командующий войсками приказал:

1. Восстановить положение в районе Белая Церковь. Лично Вам установить положение 6 с*трелкового** к*орпуса** и причины его отхода.

2. 64 с*трелковому** к*орпусу** к исходу дня 17.7 овладеть районом Плесецкое, Мотовиловка, Салтановка. Дальнейшая задача — прежняя.

3. 3 к*авалерийской** д*ивизии** поставить задачу из района Фастов действовать по тылам противника, вышедшего на Белая Церковь»[388].

В целом приказание достаточно спорное. В отличие от северного фланга немецкого наступления, где танковые дивизии были растянуты в ниточку на большом фронте, 9 танковая дивизия фон Хубицки действовала в районе Белой Церкви компактной группой. Это и обусловило успех немцев. Однако, не создавая сплошного фронта, командование XIV моторизованного корпуса тем самым оставляло значительные промежутки в построении войск. Этими промежутками теоретически могли воспользоваться советские кавалеристы для удара во фланг и рейда по тылам. Но открытая местность не благоприятствовала рейдовым действиям советской кавалерии. Поэтому на практике от применения 3–й кавалерийской дивизии в качестве автономной рейдовой силы отказались. 5–й кавалерийский корпус был использован на южном фланге 26–й армии для наступления в обычном порядке.

Приведя себя в порядок, войска 6–го стрелкового корпуса 17 июля вновь наступали на Белую Церковь и вышли на подступы к городу. В боях 18–19 июля XIV моторизованный корпус немцев постепенно отжимал 6–й стрелковый корпус от Белой Церкви на юго-восток. Отряд Ф. Н. Матыкина также был вскоре выбит из Фастова и впоследствии вел бои на подступах к городу.

На третий день наступления 26–й армии в бой вступил 64–й стрелковый корпус в составе 175–й и 165–й стрелковых дивизий. С утра 19 июля на рубеже Плесецкое — Ксаверовка (в 20 км северо-восточнее Фастова) корпус развернулся и перешел в наступление вдоль железнодорожной ветки Киев — Фастов. Одновременно на левом фланге армии перешел в наступление 5–й кавалерийский корпус, огибая город Тараща с севера и юга. Совместно с 5–м кавалерийским корпусом действовала 199–я стрелковая дивизия, «герой» боев за Новый Мирополь. В полосе 26–й армии началась выгрузка прибывающих из состава Южного фронта дивизий.

Таким образом, 19 июля все наличные силы 26–й армии, кроме выгружающихся 116, 196 и 227–й стрелковых дивизий, перешли в наступление на фронте протяжением свыше 100 км. Силы армии к тому времени насчитывали шесть расчетных дивизий (две дивизии 64–го корпуса, три — 6–го, кавалерийский корпус и остатки 199–й дивизии). Это дает нам около 15 км на дивизию. Конечно, сосредоточенного сильного удара при такой растяжке фронта не получилось. Кроме того, стало меняться соотношение сил. Пехотные дивизии начали смену танковых соединений на северном фланге 6 армии Рейхенау. Соответственно танковые дивизии III моторизованного корпуса стали перебрасываться на юг. Но хуже всего было то, что немецкое командование вскрыло подготовку наступления армии Ф. Я. Костенко:

«Действия командования группы армий „Юг“ скованы ожиданием предстоящего наступления 26–й русской армии, что было установлено из перехваченного по радио приказа противника. Согласно этому приказу, в наступлении должны участвовать два корпуса в составе шести стрелковых и двух кавалерийских дивизий. Три дивизии, по-видимому, переброшены из Литвы, остальные (6–й стрелковый корпус) с начала войны действовали на Украине. Плохая погода, удерживающаяся в течение продолжительного времени, сильно замедляет передвижение войск группы армий „Юг“. Кроме того, ожидающееся наступление крупных сил противника, возможно, замедлит или сделает совершенно невозможным нанесение охватывающего удара 1–й танковой группой»[389].

Ожидание наступления 26–й армии вынудило немцев оставить на белоцерковском направлении 60 моторизованную дивизию, отсутствие которой остро ощущали наступающие соединения XXXXVIII корпуса Вернера Кемпфа. Историограф 16 танковой дивизии, описывая достаточно напряженное положение 17–18 июля, задает риторический вопрос о неизвестно куда пропавшем соединении:

«Выброшенная вперед разведка показала: противник в большом количестве замечен, прежде всего, у Прогребище, в 20 км западнее острия наступления. Зикениус выдвинулся в направлении Умани только в 13 часов дня 18 июля, его правый фланг оставался открытым. Прикрытие обеспечивал 16 мотоциклетный батальон. Где же была 60 моторизованная дивизия?»[390]

Снятие подвижных соединений с фронта наступления 1 танковой группы и удержание их на белоцерковском направлении, конечно, способствовало успеху оборонительных действий. 20 июля успешно отразили удары наших войск и даже контратаковали их, отбросив части 64–го стрелкового корпуса в исходное положение. Не достигнув декларированных целей наступления, войска 26–й армии добились незаметного на тот момент, но существенного для дальнейшего развития событий результата. Задача удержания развития немецкого наступления на юг в оперативных директивах штаба фронта не ставилась, но она была достигнута. Франц Гальдер оценивает результаты боев 20 июля так:

«Основной вопрос — продвижение вперед танковой группы Клейста. Ее главные силы и переброшенные сюда с севера части 3 моторизованного корпуса, смененные пехотными дивизиями, ведут бои с 26–й русской армией, которая наступает, имея на своем северном фланге (непосредственно южнее Киева) и на южном фланге (в районе Тараща) по одной свежей дивизии, а на остальном фронте — дивизии, уже потрепанные в предыдущих боях. Все атаки противника отражены, однако эти атаки сковывают танковую группу Клейста и задерживают ее дальнейшее наступление, так как фактически охват противника осуществляется лишь слабой танковой группировкой в составе 11–й и 16–й танковых дивизий, которая заходит в тыл противнику, отходящему перед фронтом группы Шведлера» (выделено мной. — А. И.)[391].

Фактически ни 60 моторизованная дивизия, ни танковые и моторизованные диьизии корпуса Э. фон Маккензена никак не могли включиться в решение задачи охвата 6–й и 12–й армий совместно с 11 армией Шоберта. Сначала они были скованы на фронте 5–й армии, теперь они были вынуждены отражать удары армии Ф. Я. Костенко в районе Белой Церкви. 21 июля обстановка радикально не изменилась.

«Главные силы 1–й танковой группы все еще скованы контратаками 26–й армии противника, чего, впрочем, и следовало ожидать. На Умань наступают лишь части 16 и 11 танковых дивизий. Остальные войска группы армий из-за плохой погоды продвигаются вперед крайне медленно»[392].

В этот день от наступления по всему фронту 26–я армия перешла к частным наступательным операциям силами 64–го стрелкового и 5–го кавалерийского корпуса. 6–й стрелковый корпус имел задачу на оборону промежутка между ударными группировками армии. Но реально 21 июля активные действия вел только 5–й кавалерийский корпус, которому удалось окружить части дивизии СС «Викинг» в Тараще. В целом действия кавалерийского корпуса протекали без приключений, потери за период 19–21 июля составили 45 человек убитыми, 113 ранеными и 19 без вести пропавшими. Общая численность соединений корпуса к моменту начала боев составляла около 6 тыс. человек. К 20–м числам июля в состав 26–й армии стали поступать новые соединения, с помощью которых можно было бы развить наступление и обеспечить прикрытие переправ через Днепр южнее Киева. Соответственно 196–ю и 227–ю стрелковые дивизии предполагалось использовать для наступательной операции, а 116–ю и 146–ю стрелковые дивизии задействовали для прикрытия рубежа Днепра в районе Смелы и Ржищева. Помимо перебрасываемых с Южного фронта дивизий, в подчинение Ф. Я. Костенко поступили выведенные на переформирование в стрелковые дивизии экс-моторизованные соединения. Им были поставлены задачи на прикрытие переправ через Днепр. 7–я стрелковая дивизия (бывшая 7–я моторизованная дивизия 8–го механизированного корпуса) занимала оборону на западном берегу Днепра в районе Канева. 212–я дивизия (бывшая 212–я моторизованная дивизия 15–го механизированного корпуса) должна была занять оборону в районе Черкасс.

Первый этап наступления 26–й армии закончился 22 июля. В этот день продолжали сосредоточение прибывшие с Южного фронта дивизии, а 5–й кавалерийский корпус и 64–й стрелковый корпус решали частные задачи. Первый вместе с прибывшим полком 227–й стрелковой дивизии и остатками «беглянки» — 199–й стрелковой дивизии — развивал наступление из Таращи на запад в сторону шоссе, 64–й стрелковый корпус должен был 22 июля деблокировать фастовский гарнизон.

Развитие наступления XXXXVIII корпуса. Поскольку все остальные подвижные соединения группы армий «Юг» были скованы боями на «потерявшем форму» фронте от Житомира до Белой Церкви, окружать 6–ю и 12–ю армии мог только XXXXVIII моторизованный корпус. Вырвавшись из Бердичева на оперативный простор, он начал наступление на юго-восток. 11 танковая дивизия двигалась на левом фланге корпуса, 16 танковая дивизия — на правом. Во втором эшелоне корпуса двигалась 16 моторизованная дивизия. Отбросив закрывавшие путь на восток части 240–й моторизованной дивизии группы Соколова, 11 танковая дивизия снова попала в вакуум, не занятый советскими войсками. Полоса наступления дивизии Людвига Крювеля пролегала как раз между 26–й и 6–й армиями, в образовавшемся в результате боев за «линию Сталина» разрыве фронта. Уже 16 июля части дивизии достигли Озерной, в 70 км от Бердичева. 18 июля была достигнута Володарка, населенный пункт на реке Рось, в 100 км от Бердичева. Захватив в Володарке мост через Рось, немецкая танковая дивизия продвинулась дальше, до Ставище, пройдя еще 20 км.

Намного труднее пришлось 16 танковой дивизии XXXXVIII корпуса. Оказавшись на фланге корпуса, обращенном к советской 6–й армии, дивизия Ганса — Валентина Хубе была вынуждена постоянно отражать контратаки советских войск и пробиваться через воздвигаемые на ее пути заслоны. Первым препятствием стал город Казатин. Вечером 15 июля командующий 6–й армии распределил роли участников оборонительного сражения в районе Казатина следующим образом. 16–й механизированный корпус А. Д. Соколова (240–я моторизованная дивизия, 44–я танковая дивизия без 87–го танкового полка, 15–я танковая дивизия, 3–я противотанковая артиллерийская бригада без двух дивизионов) должен был прочной обороной прикрыть Казатин с северо-запада. Группа генерала С. Я. Огурцова (10–я дивизия НКВД, 213–я моторизованная дивизия, 87–й танковый полк, дивизион 3–й противотанковой артиллерийской бригады) должна была прикрыть армию от удара из Бердичева строго на юг. Как мы видим, в оборонительных порядках были сосредоточены внушительные силы. 15–я танковая дивизия практически не успела принять участие в боях и вступила в оборонительное сражение в сущности в первозданном виде. Дивизия прикрывала наиболее опасное направление — шоссе из Бердичева на Казатин. Но немецкое наступление 16 июля благополучно проломило фронт группы Соколова. Части XXXXVIII моторизованного корпуса уже к середине дня овладели городом Казатином. Танкисты 16–го механизированного корпуса были вынуждены отступить на 10 км от города на юго-восток. И. Н. Музыченко был вынужден бросить в бой пехотинцев 37–го стрелкового корпуса для восстановления положения. 80–я и 139–я дивизии корпуса должны были ударом с юго-восточного направления выбить немцев из Казатина. Напомню, что невыполнение поставленной задачи не означало отсутствие эффекта от действий советских войск вообще. В частности, 80–я стрелковая дивизия 37–го стрелкового корпуса нанесла удар во фланг немецкому наступлению юго-восточнее Казатина и позволила войскам группы Соколова вытянуться вдоль фланга наступающей 16 танковой дивизии.

Однако сразу принципиально замедлить скорость продвижения немецких дивизий контрудары не могли. На движение 11 танковой дивизии армия И. Н. Музыченко вообще никак не влияла. Только нажим на фланги 16 танковой дивизии заставлял немцев выстраиваться фронтом на запад и ограничивал глубину продвижения, но не останавливал его вовсе. 17 июля передовые отряды дивизии Г. — В. Хубе появились в районе Погребища и заняли станцию Рось, в 40 км юго-восточнее Казатина. Штаб 6–й армии оперативно отреагировал на столь глубокий прорыв. Командиру 16–го механизированного корпуса был отдан приказ:

«С*танция** Рось по данным на 17.7 занята мелкими частями противника.

Командующий 6 армией приказал отбросить противника, захватив станцию Рось и, удерживая ее, обеспечить частям 16 механизированного** к*орпуса** получение горючего с нефтесклада на станции.

В случае необходимости оставить станцию, склад горючего подорвать или сжечь»[393].

На захват станции были направлены совместно танкисты и артиллерия. Положительный результат не заставил себя ждать. В течение дня 18 июля происходили бои 3–й противотанковой артиллерийской бригады со сводным батальоном 16–го механизированного корпуса в районе Погребища и железнодорожной станции Рось. Станция была захвачена, склады горючего были возвращены нашим частям в целости и сохранности.

При этом нужно заметить, что основные силы 16–го механизированного корпуса и 16 танковой дивизии вели бои юго-восточнее Казатина. Вечером 17 июля 16–й механизированный корпус получил приказ на нанесение контрудара во фланг немецкому наступлению. Однако отсутствие мощной артиллерийской поддержки со стороны 3–й противотанковой артиллерийской бригады значительно уменьшило возможности соединения. Атака корпуса А. Д. Соколова в 14.00 18 июля встретила мощную противотанковую оборону, зенитные орудия на прямой наводке и сумела лишь частично решить поставленные И. Н. Музыченко задачи. К концу дня в 15–й танковой дивизии осталось всего 5 танков Т–28 и БТ. 17 июля в дивизии числилось 2066 человек, 87 танков и 35 орудий. То есть в бою 18 июля части дивизии В. И. Полозкова потеряли 90 % своего танкового парка.

Охват фланга также вынуждал принимать меры по защите тыловых коммуникаций. Ночью 18 июля фронтом на восток за правым флангом армии заняла оборону 189–я стрелковая дивизия и освободившаяся от боев за станцию Рось 3–я противотанковая бригада. В это же время была рокирована из 12–й армии П. Г. Понеделина 173–я стрелковая дивизия 8–го стрелкового корпуса. Дивизия была сосредоточена в резерве западнее Погребища.

На остальных участках обороны 6–я армии наступило сравнительное затишье. Ушедшие из Бердичева немецкие танковые дивизии углубились в брешь между 6–й и 26–й армиями. Фронт 6–й армии представлял собой дугу, обращенную фронтом на север. Сосед справа отсутствовал вовсе, слева к фронту армии И. Н. Музыченко примыкал своим правым флангом 8–й стрелковый корпус 12–й армии П. Г. Понеделина.

Вечером 18 июля хлынули дожди, которые превратили грунтовые дороги в «направления», покрытые жидкой грязью, в которой увязал автотранспорт. Плохая погода также ограничила действия авиации. Темпы развития событий несколько замедлились. Поэтому прервем ненадолго повествование о судьбе двух армий и обратим внимание на важные решения, принятые в это время их верховным командованием.

Планы немецкого командования. Директива № 33. Основным результатом борьбы советских войск в течение первого месяца войны стала смена стратегии «Барбароссы». Вместо продвижения на Москву военное и политическое руководство Третьего рейха приняло решение о переключении внимания на фланги советско-германского фронта. Результатом этого решения была директива ОКВ № 33 от 19 июля 1941 г. В директиве были неоднократно упомянуты армии Юго-Западного фронта:

«Активные действия и свобода маневрирования северного фланга группы армий „Юг“ скованы укреплениями города Киева и действиями в нашем тылу войск 5–й советской армии.

2. Цель дальнейших операций должна заключаться в том, чтобы не допустить отхода крупных частей противника в глубину русской территории и уничтожить их. Для этого провести следующие мероприятия.

а) Юго-Восточный фронт.

Важнейшая задача — концентрическим наступлением западнее Днепра уничтожить 12–ю и 6–ю армии противника, не допуская их отхода за реку.

Главным румынским силам обеспечить прикрытие этой операции с юга.

Полный разгром 5–й армии противника может быть быстрее всего осуществлен посредством наступления в тесном взаимодействии войск южного фланга группы армий „Центр“ и северного фланга группы армий „Юг“.

Одновременно с поворотом пехотных дивизий группы армий „Центр“ на юг в сражение вступят новые, прежде всего подвижные силы, после того как они выполнят стоящие сейчас перед ними задачи и после того как будет обеспечено их снабжение, а также прикрытие с московского направления. Эти силы будут иметь задачей не допустить дальнейшего отхода на восток русских частей, переправившихся на восточный берег р. Днепр, и уничтожить их.

б) Центральный участок Восточного фронта.

После уничтожения многочисленных окруженных частей противника и разрешения проблемы снабжения задача войск группы армий „Центр“ будет заключаться в том, чтобы, осуществляя дальнейшее наступление на Москву силами пехотных соединений, подвижными соединениями, которые не будут участвовать в наступлении на юго-восток за линию Днепра, перерезать коммуникационную линию Москва — Ленинград и тем самым прикрыть правый фланг группы армий „Север“, наступающей на Ленинград» (выделено мной. — А. И.)[394].

Целью операции «Барбаросса» было прежде всего сокрушение Красной Армии:

«Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено»[395].

Задача группы армий «Юг» также формулировалась вполне прозрачно:

«Группе армий, действующей южнее Припятских болот, надлежит посредством концентрических ударов, имея основные силы на флангах, уничтожить русские войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних к Днепру»[396].

Поспешный рывок к Киеву и вполне адекватная реакция на него со стороны командования 5–й армии и Юго-Западного фронта вынудили модернизировать исходный план и задействовать против советских войск на Украине соединения группы армий «Центр». Причем предполагалось развернуть на юг подвижные соединения, основной инструмент крупных операций стратегического значения.

Первый шажок в сторону срыва плана «Барбаросса» был сделан. Немецкое командование было вынуждено на ходу менять стратегию, отклоняться от первоначального замысла. Отклонения от плана означали импровизацию. Импровизация неизбежно порождала непродуманные решения, и вермахт вступил на дорогу, которая привела его к провалу кампании и переходу из фазы «блицкригов» в фазу затяжной войны.

На локальном уровне еще до появления директивы № 33 подумывали о радикальном видоизменении формы операции в полосе ГА «Юг». Уже 18 июля Ф. Гальдер записывает в своем дневнике:

«Разговор с генералом Зоденштерном (начальник штаба группы армий „Юг“): а. Направление удара 1–й танковой группы на Умань представляется мне теперь уже недостаточным. 1–я танковая группа должна, наступая на юго-восток, выйти к Днепру и развивать наступление на Кривой Рог. Командование группы армий „Юг“ пришло к такому же выводу. На Умань следует направить лишь часть сил правого фланга танковой группы»[397].

Это означало, что вместо классических «канн», заложенных в первоначальном плане, танковые дивизии 1 танковой группы должны были быть выдвинуты глубоко на юг, на бескрайние пространства южной Украины. Поймать на этом пространстве даже танковыми дивизиями отходящие советские армии, как показали дальнейшие события, оказалось делом непростым. И, что самое главное, на это было потеряно время. Но пока главной задачей немцев было окружение 6–й и 12–й армий.

Ошибка Штюльпнагеля. Вследствие прорыва корпуса Э. фон Маккензена к Киеву внимание советского командования к разрыву между 6–й и 26–й армиями было снижено. Никаких мер по закрытию этой бреши не предпринималось. Но неожиданный эффект на руководство Юго-Западного направления оказал прорыв фронта 12–й армии на рубеже Летичев — Бар. В начале первого ночи 18 июля С. М. Буденный направил в Ставку ВГК доклад, который начинался словами:

«Во второй половине 17 июля положение на левом крыле Юго-Западного фронта резко обострилось. Противник силами трех пехотных**, дивизий с танками окончательно прорвал фронт 12 армии на участке Летичев, Бар и к 14 часам танками овладел Жмеринка. Таким образом, противнику удалось разделить 12 армию и создать угрозу тылу 6 армии»[398].

В оперативных документах наконец-то всплывает брешь на правом фланге 6–й армии:

«Разрыв с соседом справа (Белая Церковь) достигает 90 км и постепенно заполняется противником»[399].

Таким образом, резкие телодвижения войск Штюльпнагеля спугнули «дичь», на которую собиралась охотиться вся группа армий «Юг» по приказу высшего военного и политического руководства Германии. До прорыва «линии Сталина» 17 армией командование направления достаточно беспечно относилось к разрыву фронта в районе Белой Церкви и обходу фланга 6–й армии. 6–й и 12–й армиям даже предписывалось удерживать занимаемые рубежи. Теперь же советская сторона взялась за ум, и С. М. Буденный дал удивительно точную оценку обстановки и сформулировал вполне осмысленный план дальнейших действий:

«Общее заключение.

1. Восстановить положение, бывшее до начала основного прорыва, с наличными силами фронта не представляется возможным.

2. Дальнейшее сопротивление 6 и 12 армий на занимаемых рубежах может повлечь в ближайшие 1–2 дня к их окружению и уничтожению по частям.

Изложенная обстановка вынуждает меня просить Ставку разрешить командующему Юго-Западным фронтом произвести отвод 6 и 12 армий на фронт Белая Церковь, Теткев, Китай — Город. В соответствии с этим правый фланг Южного фронта отвести на рубеж (иск.) Китай — Город. Тростянец. Каменка»[400].

Доклад был вполне адекватно воспринят в Ставке. В 16.00 18 июля командованию фронта была направлена директива Ставки ВГК № 00411 за подписью начальника Генерального штаба Г. К. Жукова. Директива требовала:

«Первое. 6 и 12 армии отвести на рубеж Белая Церковь, Тетиев, Китай — Город, Гайсин. *В** Соответствии с этим, правый фланг Южного фронта отвести на рубеж (иск.) Китай — Город, Тростянец, Каменка.

Второе. Отход произвести ночами, ведя днем арьергардные бои. Отход прикрыть сильными и систематическими ударами авиации по наступающим колоннам противника.

Третье. Последовательные рубежи отхода:

в ночь на 19.7 — р. Буг;

в ночь на 20.7 — Погребище, Немиров, Шпиков *50 км западнее Гайсина. — А. И.**, Яруга *25 км юго-восточнее Могилев — Подольского. — А. И.**;

в ночь на 21.7 — конечный рубеж.

На конечный рубеж заранее сосредоточить резервы и принять на них отходящие части.

Четвертое. Одновременно силами 27, 6 и 64 с*трелковых** к*орпусов** вести решительное наступление с целью выхода на фронт Житомир, Казатин, Тетиев для удара по флангу действующего против 6 армии противника»[401].

Командование Юго-Западного направления также приняло меры по переброске резервов с целью изменения соотношения сил на важнейшем направлении. 18 июля получил приказ на переброску в район Умани 2–й механизированный корпус Ю. В. Новосельского. Корпус был выведен из боя и сосредоточен в районе Котовска для приведения в порядок. Состояние материальной части последнего относительно боеспособного корпуса Юго-Западного направления было следующее: 10 танков КВ, 46 Т–34, 275 БТ–7, 38 Т–26, 9 огнеметных танков, 13 танкеток Т–37, 38, 168 бронемашин различных типов.

Танки КВ и Т–34 были приведены в порядок прибывшими с Кировского и Харьковского заводов бригадами ремонтников. Вместе с бригадами прибыли запасные части к танкам новых типов. В худшем положении оказались танки Т–26 и БТ. Их ремонтировали на месте подручными средствами, запчасти для этих машин промышленность больше не выпускала. Но так или иначе советское командование ставило на шахматную доску новую, достаточно сильную фигуру. Теперь 11 танковая дивизия XXXXVIII моторизованного корпуса должна была вновь нести свой крест и напороться на свежее соединение Красной Армии, пронесшись несколько десятков километров в совершенной пустоте.

Что давали принятые командованием решения на практике? Войска двух фронтов должны были выстроиться в линию без разрывов. Линия эта шла с севера на юг от Белой Церкви до Гайсина (городка неподалеку от Южного Буга в полосе 12–й армии), затем линия получала излом фронтом на север до Шпикова. Излом заканчивался на Днестре. Исходя из указанных в документе рубежей отхода, расчетный темп отступления должен был составлять в среднем 30–40 км в сутки. Смыкание с остальными войсками фронта должно было произойти в районе Белой Церкви. Из внимания составителей документа, однако, ускользал тот факт, что наступление XXXXVIII моторизованного корпуса уже привело к глубокому охвату фланга 6–й армии в районе Погребища. 11 танковая дивизия была уже в тыловой зоне полосы армии И. Н. Музыченко. Острие наступления корпуса Вернера Кемпфа успело полностью пересечь полосу советской 6–й армии глубоко за спиной построения войск армии. Для выполнения поставленной задачи 6–я армия должна была остановить распространение противника в юго-восточном направлении и проскочить перед острием танкового клина на северо-восток. В директиве также была упущена возможность изменения обстановки в процессе выполнения директивы. 20–21 июля немцы находились уже восточнее меридиана Белой Церкви. В районе Таращи 5–й кавалерийский корпус 20 июля вел бои с немецкими частями, продвинувшимися на 60 км вглубь от назначенного для отхода 6–й армии рубежа.

Естественно, на все эти нестыковки И. Н. Музыченко указал руководству фронта после получения приказа на отход:

«1. Директиву № 0084 получил 4.30 19.7.41.

2. Полоса, данная 6 армии для отвода, вынуждает организовать прорыв для обеспечения выхода на рубеж Белая Церковь, Тетиев»[402].

Однако в той части, которая не затрагивала положение правого фланга 6–й армии, директива штаба фронта начала выполняться. В 10 часов утра 19 июля боевым приказом № 0051 штаб 6–й армии санкционировал отход основной массы войск на промежуточный рубеж. Исключение составляли 16–й механизированный корпус, 189–я и 173–я стрелковые дивизии, которым ставилась задача прикрывать войска армии со стороны Сквиры, с востока и северо-востока. К 20 июля линия фронта 6–й и 12–й армий почти соответствовала линии промежуточного рубежа, указанного Ставкой: Погребище — Немиров — Рогозна. В районе Погребища правый фланг 6–й армии был загнут назад. Командарм–6 непрерывно формировал и имел под рукой небольшие резервы.

В 12.30 20 июля состоялся разговор между И. Н. Музыченко и начальником штаба фронта М. А. Пуркаевым по аппарату Бодо о сложившейся обстановке и путях выхода из кризиса. Поскольку не исключался перехват переговоров немцами, диалог шел эзоповым языком. Музыченко прямо заявил:

«Направление, данное Вами, требует пересмотра»[403].

Обсуждался в ходе переговоров штаба фронта и армии темп выдвижения резервов:

«В силу дождей дороги трудно проходимы, а местами автотранспортом двигаться невозможно. Темп молота незначителен»[404].

Под незатейливым именем «молот» скрывался 2–й механизированный корпус Ю. В. Новосельского, который медленно продирался по раскисшим дорогам к Умани. Не ожидая милостей от руководства фронтом, командарм–6 совместно с командующим 12–й армией П. Г. Понеделиным наметил свой план ликвидации разрыва фронта. М. А. Пуркаев уже фактически согласился с И. Н. Музыченко и связал свои надежды с вводом в бой резервов с Южного фронта:

«Реку во что бы то ни стало надо сделать Вашим заслоном. Молот должен этого добиться»[405].

Под рекой понималась Рось. То есть командование фронта предполагало закрыть разрыв между 6–й и 26–й армиями, подтянутыми с юга мехкорпусами, и тем самым восстановить целостность построения фронта. Обсудив обстановку эзоповым языком по Бодо, И. Н. Музыченко направил М. А. Пуркаеву подробный доклад шифром. В докладе указывалось:

«Обстановка такая, что в результате отхода 6 и 12 армий на рубеж Погребище, Липовец, Немиров и отсутствия возможного движения на восток 6 армия сгруппируется в треугольнике Погребище, Очеретно, Скоморошки»[406].

Упоминались в докладе и элементы общей обстановки на фронте, препятствующие его полноценному смыканию:

«При невыполнении задачи 26 армии, выходом на Сквира *к** исходу дня 19.7, прорыв на Ново-Фастов невозможен, не сулит успехов и грозит непоправимыми последствиями»[407].

Тем самым И. Н. Музыченко указывал причины, по которым нереально выполнение поставленной задачи согласно санкционированному Ставкой плану. Как конструктивный элемент в конфликте с командованием фронта командармом–6 был предложен свой вариант ухода 6–й и 12–й армий от угрозы окружения:

«С командармом–12 установлен план на 21.7.41 вывести армии из окружения, произведя прорыв из района Плисков 6 армией и ударной группой 12 армии — *из** района Ильинцы в направлении Оратов, Лукашовка, откуда наступлением на Те — тиев совместно 14 к*авалерийской** д*ивизией** и 199 стрелковой** д*ивизией** уничтожить противника восточнее реки Рось и установить по р. Рось общий фронт»[408].

Этот доклад был принят в штабе фронта 20 июля в 17.40.

Заметим, что командующие 6–й и 12–й армиями явно недооценивали ширину несущегося между ними и армией Ф. Я. Костенко «железного потока». Обсуждение постоянно вертится вокруг частей немцев, находящихся в непосредственном соприкосновении с войсками. О наличии 11 танковой дивизии, продвигавшейся, не встречая сопротивления, в центре построения немецкой ударной группировки, ни фронтовое командование, ни командармы не упоминают.

Отход 12–й армии. Несостоявшееся окружение под Винницей. После прорыва «линии Сталина» и продолжения наступления 17 армии Штюльпнагеля на восток, 12–я армия П. Г. Понеделина сумела сорвать планы противника, рассчитывавшего на полное окружение армии западнее реки Буг. Центральным пунктом, за который шла борьба в течение двух суток, стал город Винница. В нем были четыре моста, лишив которых войска П. Г. Понеделина противник мог поставить армию в тяжелое положение. Перехватив такой крупный узел коммуникаций, 17 армия могла рассчитывать на медленную переправу войск 12–й армии на восточный берег реки Буг. Соответственно соединения 12–й армии были бы прижаты к реке и уничтожены. Именно такие предположения легли в основу задуманной руководством XXXXIX горного корпуса операции:

«У Могилевска (правильное название — Могилевка — населенный пункт в 16 км на юго-восток от Винницы. — А. И.) нашей передовой группой захватывается первый мост через Буг. Тем самым создается предпосылка для того, чтобы выйти на подступы к Виннице восточнее Буга и окружить противника, который, по сведениям, силой до 50 000 человек стоит в лесах по эту сторону реки»[409].

Для захвата Винницы немцы, нажимая с запада силами 4 горно-стрелковой дивизии, бросили с плацдарма у Могилевки к городу вдоль восточного берега Буга 1 горно-стрелковую дивизию Хуберта Ланца. Выйдя к Виннице с юга, дивизия Ланца берет под обстрел своей тяжелой артиллерии три из четырех мостов через Южный Буг в черте города. X. Ланц, после войны написавший историю 1 горно-стрелковой дивизии, описывает картину, открывшуюся его глазам с наблюдательного пункта:

«Видно, как бурые колонны русских столпились у моста, обстреливаемого нашей тяжелой артиллерией и одной 8,8–см зенитной пушкой. Мост уже сильно поврежден»[410].

Одновременно Ланц ожидал переправы через Южный Буг и выхода к Виннице еще одной немецкой дивизии:

«Мы каждый час ожидаем подхода 24–й пехотной дивизии, которая должна „протянуть нам руку“ с севера и помочь завершить окружение. Мы все время ждем, однако ничего не происходит»[411].

Но эти планы были сорваны своевременной рокировкой восточнее берега реки Буг в районе Винницы 45–й танковой и 99–й стрелковой дивизий. В боях также участвовала 60–я горно-стрелковая дивизия, переброшенная в полосу 12–й армии с Южного фронта. Нашим войскам также удалось сдержать натиск 4 горно-стрелковой дивизии с запада, стремившейся гнать наши войска к обстреливаемым артиллерией мостам в Виннице:

«17.07 для обороны Винницы враг привлек новую, еще не вступавшую в бой и не имевшую потерь пехотную дивизию. Однако после 3–х дней упорных боев ее также удалось разбить, а остатки сил отбросить далее на восток. В этих боях смерть настигла отважного командира 13 горнопехотного полка, кавалера рыцарского креста полковника Зорко. На его место стал полковник фон Тайзен. Утром 20.07 Винница перешла под контроль сил дивизии…»[412]

Эффективные действия к западу от Винницы позволили соединениям 12–й армии найти переправы через Южный Буг и отойти на восток, избежав окружения. Немцам оставалось только в бессильной злобе смотреть на это:

«Русские уже отошли к северу от обстреливаемого нами моста и начинают переправляться через Буг с помощью подручных средств. Мы не можем предотвратить это. Дополнительные боеприпасы для обстрела на максимальную дальность наших 15–сантиметровых закончились. По радиосвязи мы запрашиваем поддержку авиации, однако безуспешно. Для развития штурма в глубь большого города не хватает сил. Наши возможности также небезграничны. Не в силах сделать что-либо, мы можем только наблюдать, как бурые колонны отрываются от нас и уходят на восток»[413].

История сражений под угрозой окружения подобна истории разведчиков. Наименее удачливые из них проваливаются и становятся известными. Напротив, преуспевшие в разведке личности могут кануть в Лету безвестными бойцами невидимого фронта. Бои 12–й армии в районе Винницы — это пример успешной операции по уходу от наметившегося окружения. Не панического бегства сломя голову, бросая тяжелую технику, а именно осмысленного разжимания «клещей» противника. Были нанесены эффективные контрудары, способствовавшие удержанию плацдарма у Винницы, на который смогли собраться и переправиться на восток части 12–й армии. Немцам осталось только уныло констатировать свою неудачу:

«Вплоть до утра 21.7 основные силы противника осуществили переправу через Буг. Битва за Винницу не приносит ожидаемого успеха, который был так близко»[414].

Контрудар 18–го механизированного корпуса. Однако, ускользнув от одной опасности, войска 12–й армии отошли навстречу новой угрозе. Стыки соединений и армий являются слабым местом построения обороны вследствие особенностей прохождения информационных потоков. Когда соседствуют две дивизии, подчиненные разным армиям, а в случае стыка 12–й и 18–й армий — и разным фронтам, информация об изменении обстановки идет по вертикали, а не по горизонтали. То есть дивизия, фронт которой прорван, докладывает об этом в штаб своего корпуса, армии, далее эта информация поступает в штаб фронта, и только потом у этих ценных сведений появляется возможность спуститься вниз, к соседу пострадавшей дивизии, чей фронт к тому времени уже может быть охвачен с опустевшего фланга. Примерно по такому сценарию развивались события в полосе 18–й армии после прорыва Летичевского УРа. Сведения о противнике и о прорыве «линии Сталина» в полосе 12–й армии в штабе 18–й армии отсутствовали или, во всяком случае, не давали ясной картины происходящего. Поэтому внимание командарма–18 А. К. Смирнова было сосредоточено на левом фланге армии, 130–я стрелковая дивизия 55–го стрелкового корпуса вела бой с переправившимся через Днестр противником. На выручку дивизии В. А. Визжилина спешила 169–я стрелковая дивизия того же корпуса. 18 июля она выдвигалась из резерва фронта на Днестр для усиления обороны 130–й стрелковой дивизии. Правый фланг армии, судя по всему, считался А. К. Смирновым относительно спокойным участком. 17–й стрелковый корпус (96–я, 164–я стрелковые дивизии) вплоть до 18 июля оставался в районе Мурованых Куриловец, имея обе дивизии на фронте; в резерве командира корпуса войск не было. Парировать возможный кризис А. К. Смирнову было нечем. В его резерве находилась только 4–я противотанковая бригада в районе Хреновки (полоса 17–го стрелкового корпуса). В качестве средства противодействия пехотным дивизиям армии Штюльпнагеля этот резерв имел весьма сомнительную ценность. Более того, кризис на фронте 12–й армии угрожал обезглавить 18–ю армию. Штаб А. К. Смирнова располагался в населенном пункте Рахны Лесовые, то есть как раз в зоне развития прорыва 17 армии немцев.

Единственным резервом в руках советского командования на этом направлении был 18–й механизированный корпус, находившийся во фронтовом резерве в районе Джурина и Вапнярки. Однако у командования Юго-Западного направления были другие планы по его использованию. Утром 18 июля командир 18–го механизированного корпуса получил приказ командующего фронтом: корпусу перейти из района Вапнярка в район Умани. Генералу П. А. Волоху штабом фронта было подробно указано, по каким дорогам вести соединение, где и как сосредоточить свои дивизии под Уманью. Вследствие этого И. В. Тюленеву пришлось дать 18–му мехкорпусу ограниченную задачу. Приказ А. К. Смирнову от 13.00 18 июля звучал так:

«18 механизированный** к*орпус** до исхода 18.7 использовать по отражению — уничтожению противника на рубеже Немиров, Красное. Воспрепятствовать продвижению противника юго-восточном направлении.

После выполнения этой задачи оставить в своем распоряжении 218 тд *ошибка в документе, правильно „218 мд“, т. е. 218–ю моторизованную дивизию. — А. И.**.

Главные силы Волоха сосредоточить согласно директиве фронта № 0019.

Категорически требую точного выяснения обстановки, увязывать свои действия с Понеделиным и не изматывать понапрасну части»[415].

Одновременно штаб фронта стал выпрашивать 18–й мехкорпус донесением Г. К. Жукову и С. М. Буденному:

«Первое. На фронте соседа справа (12, 6 А*рмий**) противник продолжает развивать успех в южном и юго-восточном направлениях. К исходу 17.7 передовые части противника овладели Жмеринка, Ярошенко, Красное, Погребище, создав угрозу обхода с севера правого крыла фронта.

Второе. Правое крыло Южного фронта — 18 А*рмия**, 17.7 ввязалось в бой с наступающими обходящими частями противника с задачей не допустить дальнейшего продвижения противника и уничтожить прорвавшиеся его части.

Третье. Для выполнения этой задачи в ходе событий привлечен и 18 механизированный** к*орпус**, получивший указание во взаимодействии с авиацией и наземными войсками. 18 А*рмии** и 6 А*рмии** уничтожить прорвавшиеся части противника.

В силу изложенного Ваше указание о немедленной переброске 18 механизированного** к*орпуса** в район Умань временно выполнить не представляется возможным, впредь до окончания вышеуказанной операции»[416].

Как мы видим, командование Южного фронта просто ставило вышестоящие инстанции перед фактом: 18–й механизированный корпус уже задействован для контрудара и выполнение распоряжения командования направления не представляется возможным.

Донесение И. В. Тюленева в верхах было воспринято с пониманием. В конце дня 18 июля командиру 18–го механизированного корпуса была поставлена новая задача от главкома Юго-Западного направления (через штаб фронта и штаб 18–й армии): выдвинуться на север в район Жмеринки для оказания помощи 12–й армии. Сохранившиеся документы не позволяют установить, началось или нет движение 18–го механизированного корпуса на Умань до получения приказа на контрудар в интересах 12–й и 18–й армий. Длительная переписка в верхах дает основание считать, что часть сил корпуса уже находилась в движении на Умань, и эти силы пришлось поворачивать на Жмеринку с марша.

Получив в свое распоряжение 18–й механизированный корпус, А. К. Смирнов поставил ему двойственную оборонительно — наступательную задачу:

«18 механизированному корпусу ударом в общем направлении Красное — Ворошиловка разгромить выдвигающегося противника, обеспечивая прикрытие фланга армии на рубеже Печара, Красное, Ефимовка, и надежно прикрыть в районе Брацлав направление от Немиров»[417].

В корпус также был направлен представитель штаба фронта генерал-майор Ф. М. Харитонов (командир 2–го воздушно-десантного корпуса до июля 1941 г.), находившийся с 19 по 24 июля в войсках корпуса. Для выполнения поставленной задачи корпусу П. А. Волоха предстояло пройти сравнительно небольшое расстояние, но размывшие дожди дороги сделали 18–километровый марш на Жмеринку целым приключением. Лучше всего обстановку рисует оперсводка командующего 18–й армией:

«Вследствие дождей, размывших дороги, и нераспорядительности комкора–18, выдвижение корпуса задержалось. 218 моторизованная** д*ивизия**… потеряв время в ожидании погоды, распоряжением командарма выдвигается в пешем строю…»[418]

В силу двойственности задачи сосредоточенного удара не получилось. Корпус фактически должен был и наносить контрудар, и занимать фронт протяженностью свыше 50 км. Когда 47–я танковая дивизия уже вела бои в Красном, 39–я танковая дивизия подходила к Шпикову (в 18 км юго-восточнее Красного), а 218–я моторизованная дивизия в это время в силу ужасающих дорожных условий была спешена с автомобилей и выдвинута на пункт Печара. Таким образом, 19 июля только 47–я дивизия участвовала в наступлении, а две другие дивизии корпуса выдвигались на позиции для прикрытия с севера фланга 18–й армии. Каких-либо выдающихся успехов от соединения Г. С. Родина ожидать не приходилось, 47–я танковая дивизия имела ничтожные боевые возможности. На 12 июля в дивизии насчитывалось всего 7 танков Т–26 и 14 танков БТ. Номинально танковая, дивизия реально представляла собой стрелковую бригаду, передвигающуюся пешим порядком: 9083 человека личного состава, 193 автомашины, четыре 76,2–мм полковые пушки, четыре 152–мм и четыре 122–мм гаубицы, двенадцать 37–мм зенитных пушек.

Куда более сильной была 39–я танковая дивизия. На 12 июля она насчитывала 9342 человека, 208 танков Т–26, 5 бронемашин, двенадцать 122–мм и четыре 152–мм гаубицы, четыре 76,2–мм полковые пушки и восемь 76,2–мм зенитных пушек, 682 автомашины, 50 тракторов. Конечно, и она была куда слабее, чем дивизии 4–го механизированного корпуса, с которыми армии Штюльпнагеля пришлось иметь дело в ходе приграничного сражения. Но две сотни пусть и устаревших танков были сравнительно сильной фигурой, задействованной пока для пассивной задачи. Их время просто еще не пришло.

Реальным эффектом от контрудара 47–й танковой дивизии было деблокирование попавшего в окружение в районе Красного 145–го танкового полка 240–й моторизованной дивизии. Командование полка погибло, и остатками этого подразделения стал командовать капитан B. C. Дубровин. К ним смогла прорваться танковая рота 93–го танкового полка, у которой в результате боя из 8 танков осталось 4. Но так или иначе в состав корпуса влился «забытый полк», судьба которого теперь была снова связана с Южным фронтом. Остальные части 18–го механизированного корпуса 19 июля месили грязь и в боях не участвовали. Грунт в районе действий корпуса П. А. Волоха в период дождей был тяжелый, что делало передвижение по нему даже легких танков затруднительным. 218–я моторизованная дивизия и ее 90 Т–26 только утром 20 июля вышли в район Брацлав — Печара. Тем самым был поставлен последний кирпичик в заслон на пути соединений XXXXIX горного корпуса Л. Кюблера, которые могли бы выйти на тылы 18–й армии. Вместо движения в маршевых колоннах 1 горно-стрелковой дивизии пришлось преодолевать упорное сопротивление мотострелков 218–й дивизии:

«Мост в Брацлаве объят пламенем, а на другом берегу в хорошо замаскированных глубоких окопах сидят монголы, метко обстреливающие нас. Поскольку внезапный захват моста не удается, дивизия принимает решение: утром в пяти километрах выше по течению переправить через Буг батальон Лавалль и полк Кресс и, применив охват, занять район моста. В кровопролитном, местами рукопашном, бою азиаты, обороняющие свои окопы, уничтожаются прямо в них. Не удается и нам избежать потерь. Наконец, мост удается отвоевать, так что наши инженерно-саперные подразделения могут приступить к его ремонту и обеспечению переправы»[419].

Пока 18–й механизированный корпус прикрывал с севера построение 18–й армии, ее фронт постепенно восстанавливал свою целостность. Отходившая с запада 96–я стрелковая дивизия 17–го стрелкового корпуса включилась в бой вместе с 47–й танковой дивизией в районе Мурафа.

Нажим на фланг 17 армии в районе Красного и сковывание в этом районе двух легкопехотных дивизий помогли 12–й армии выпутаться из кризиса в районе Винницы к Немирову. Войска же 18–й армии этим контрударом были спасены от выхода противника на штаб А. К. Смирнова и коммуникации соединений 17–го стрелкового корпуса.

Вечером 20 июля войска 18–й армии получили приказ на отход на всем фронте. Тем самым осуществлялось уравнивание построения правого фланга Южного фронта с рубежами, которые должны были занять 6–я и 12–я армии Юго-Западного фронта. В соответствии с этим приказом 18–й механизированный корпус вместе с 727–м артиллерийским полком 4–й противотанковой артиллерийской бригады и 145–м, вновь приобретенным у Красного полком получил задачу обеспечивать отход армии. Корпус должен был прикрывать отходящие дивизии с севера и северо-запада до вечера 22 июля. Далее корпусу предписывалось отходить на восток. 47–я танковая дивизия должна была отходить в ночь на 22 июля по маршруту Шпиков — Тульчин — Ладыжин — Зятков. 39–я танковая дивизия в ночь на 23 июля должна была отойти по маршруту Печара — Брацлав — Гайсин — Гранов. Таким образом, от перевернутого фронта 18–й механизированный корпус переходил к обороне фронтом на запад.

На левом фланге 18–й армии началось форсирование Днестра главными силами 11 немецкой армии, авангарды которой 21 июля уже вклинились в глубину полосы 55–го стрелкового корпуса на 20–25 км. 55–й стрелковый корпус вечером 20 июля получил задачу отходить на восток, взорвав сооружения Могилев — Подольского УРа и все невывозимое имущество. Тем самым корпус оставлял рубеж Днестра и лишался рубежа, обеспечивающего оборону на широком фронте.

Потеря Кишинева. Реорганизация Южного фронта. Неприятности словно двигались с севера на юг вдоль линии Юго-Западного и Южного фронтов. В первой декаде июля кризис был создан прорывом XXXXVIII моторизованного корпуса у Нового Мирополя. 15–17 июля был прорван фронт 12–й армии. Двумя днями позднее очередь дошла до 18–й армии. В 20–х числах июля перестала быть самым тихим местом советско-германского фронта полоса 9–й армии.

Началось все не слишком драматично. В 20.00 16 июля 1941 г. 95–я стрелковая дивизия была вынуждена оставить Кишинев, в который с запада вошла немецкая 72 пехотная дивизия, а с юга части 11 пехотной дивизии румын. С утра 17 июля организуется контрнаступление с целью восстановления положения. 48–й стрелковый корпус начинает наступление на Бельцы, 2–й кавалерийский корпус П. А. Белова совместно с 15–й моторизованной дивизией наступает от Дубоссар на Кишинев. 95–я стрелковая дивизия тоже перешла в наступление с целью отбить потерянный город. Против немецко-румынских войск также была задействована авиация, в частности, штурмовики Ил–2. Утром 17 июля девятка Ил–2 бомбила боевые порядки и позиции артиллерии в районе Кишинева и без потерь вернулась на аэродром. Все наличные силы 9–й армии, кроме находящегося в резерве танковых дивизий 2–го механизированного корпуса, оказались втянутыми в бой на огромном фронте, около 500 км. Одновременно вечером 16 июля командование Южного фронта отреагировало на директиву Ставки ВГК, в которой рекомендовалось упразднить стрелковые и механизированные корпуса. В Москву был направлен доклад с указанием мероприятий, которые позволили бы исключить из управления войсками корпусное звено. Наиболее радикальным предложением было создание Приморской армии на базе управления 14–го стрелкового корпуса с объединением в армию 25, 51, 150–й стрелковых дивизий, частей Тираспольского УРа и Одесского гарнизона.

Общее изменение обстановки (описанный выше кризис на стыке 12–й и 18–й армий) заставило остановить наступление.

Командование фронта в донесении начальнику Генерального штаба обрисовало обстановку следующим образом:

«Четвертое. Сосед справа (12 и 6 А*рмии**), в результате прорыва противником Летичевского УР и действий бердичевской мотомехгруппы в юго-восточном и южном направлениях, в течение 16–17.7 без особого сопротивления отходил к югу и на юго-восток.

К исходу 17.7 передовые части противника овладели Жмеринка, Ярошенко, Погребище, Красное, создав этим угрозу обхода с севера правого крыла фронта.

Пятое. Учитывая сложившуюся обстановку на Южном фронте, а также фронте соседа справа, отсутствие в распоряжении фронта каких-либо оперативных резервов, за исключением 18 механизированного** к*орпуса**, неукомплектованного матчастью и не вполне готового к боевым действиям, Военный совет фронта пришел к выводу, что:

а) основной задачей войск Южфронта на ближайшее время является прочное удержание в своих руках основного оборонительного рубежа по р. Днестр, также Одесского района, сохранение живой силы и материальных средств и создание оперативных резервов за счет сокращения фронта;

б) неустойка на фронте соседа справа и отсутствие оперативных резервов в распоряжении Южфронта заставляют высказать опасение за правый фланг фронта, учитывая возможность обхода с фланга (с севера) частей 18 А*рмии** и выхода противника на коммуникации»[420].

Вечером 17 июля Г. К. Жуков санкционировал все предложения фронта, как в организационной части, так и в отношении общего отхода войск. Уже 18 июля войска получают приказ отходить за Днестр и организовывать оборону на УРах старой границы.

9–й армии было приказано «к утру 21.7 отойти главными силами на восточный берег р. Днестр, где, опираясь на Рыбницкий и северный фас Тираспольского УР, организовать упорную оборону, особенно плотно прикрыв промежуток между Рыбницким и Тираспольским УР»[421].

Армия также должна была вывести в резерв не менее одной стрелковой дивизии. Приморская армия должна была

«(в прежнем составе, включая Дунайскую военную флотилию) отойти главными силами к утру 21.7 на восточный берег р. Днестр, где, опираясь на центр и южный фас Тираспольского УР и аккерманские позиции, во взаимодействии с Черномор*ским**. Флотом, не допустить прорыва противника в направлении Одесса, удерживая последнюю при любых условиях. Дунайскую военную флотилию скрытно вывести в район Одесса. Одну дивизию иметь в армейском резерве в районе Одесса»[422].

Особенность предстоящего отхода заключалась в том, что войска 9–й и Приморской армий на конечный рубеж (реку Днестр) должны были прибыть одновременно, 21 июля, хотя длина пути отхода войск Приморской армии составляла около 200 км, а 9–й армии — втрое меньше.

Войска 9–й и Приморской армий с 19 июля, выделив арьергарды, начали отход за Днестр. К утру 20 июля войска 9–й армии уже были на восточном берегу, а Приморская армия в это время находилась еще в 50 км западнее Днестра. Но так как преследующий противник вел себя пассивно, то это отставание значения не имело. Отойдя за Днестр, 9–я армия заняла оборону в системе 80–го и 82–го УРов в таком построении: 48–й стрелковый корпус (176–я, 74–я стрелковые, 30–я горнострелковая дивизии) — на фронте Грушка — Рыбница — Цы — булевка; 2–й кавалерийский корпус (5–я и 9–я кавалерийские дивизии) — Цыбулевка — Григориополь; 35–й стрелковый корпус (95–я стрелковая дивизия) — Тирасполь. Приказ вывести в резерв по крайней мере одну дивизию остался благим пожеланием, в резерве 9–й армии войск не было.

Контрудар в районе Оратова — Животова. Лучше всего состояние дел на 20 июля в висящих на волоске 6–й и 12–й армиях выражают слова доклада П. Г. Понеделина в штаб Юго-Западного фронта:

«Обстановка потрясающая»[423].

Действительно, 20 июля немецкие танковые дивизии перерезали железную дорогу Погребище — Черкассы и угрожали железной дороге Христиновка — Черкассы. В условиях раскисших дорог перерезанные железнодорожные ветки означали резкое ухудшение условий снабжения двух армий. Кроме того, под нажимом с севера 6–я армия вынуждена была вести бой с перевернутым фронтом. Фронт обороны обеих армий постепенно сокращался, войска 6–й армии начали перемешиваться с войсками 12–й армии. Противник считал вопрос окружения двух армий вопросом практически решенным:

«Немецкие части на западном крае котла — XXXXIX горный корпус генерала Кюблера находился примерно в 60 км западнее 16 танковой дивизии, перейдя в наступление на участке Сод 21 июля» (выделено мной. — А. И.)[424].

Действительно, казалось, что до смыкания кольца вокруг 6–й и 12–й армий остается всего один шаг. Но этот шаг немцам сделать не позволили.

Получив санкцию командования фронтом, 21 июля командование 6–й и 12–й армий организовало контрудар в восточном направлении, на Тетиев, навстречу наступлению 26 армии. Для этого предполагалось снять с западного участка фронта, из района Россоше, 8–й стрелковый и 24–й механизированный корпуса и ввести их в бой на рубеже Животов, Оратов. Решение о рокировке двух корпусов с левого фланга на правый исходило из того, что положение 12–й армии было в целом устойчивым. Решение было, по большому счету, рискованным — именно на левом фланге 12–й армии впоследствии сложилась группировка, замкнувшая окружение. Но если бы этот маневр не был выполнен, окружение состоялось бы несколькими днями раньше.

Решение командующего 6–й армией на контрудар в районе Оратова было, прямо скажем, нестандартным. Основной ударной силой наступления стали не механизированные, а стрелковые соединения. Согласно боевому приказу штаба армии № 0052, создавались две ударные группировки. Первая включала 49–й стрелковый корпус с двумя дивизионами 3–й противотанковой артиллерийской бригады, тремя танками 29–го танкового полка 15–й танковой дивизии. Ядро второй составлял 37–й стрелковый корпус. 139–я стрелковая дивизия корпуса переподчинялась 16–му механизированному корпусу, а вместо нее в состав соединения включалась 189–я стрелковая дивизия и 10 танков группы Огурцова. Напротив, 16–му механизированному корпусу ставилась оборонительная задача — оборона северо-восточного фаса построения армии. Нельзя не согласиться с таким распределением задач. Лишенные танков механизированные корпуса, представлявшие собой группы спешенных танкистов и мотострелков, не имели многих компонентов обычной пехоты. У них не было ни тяжелого оружия — минометов и батальонных и полковых орудий, ни лопат для окапывания. Зачастую вооружение «черной пехоты», как иногда немцы называли танкистов за их черные комбинезоны, составляли только револьверы и снятые с танков пулеметы. Наиболее существенным преимуществом танкистов был высокий боевой дух, ведь они набирались в основном из рабочих крупных городов. Но остатки стрелковых соединений по крайней мере имели минометы и станковые пулеметы и сохраняли лопатки для окапывания на занятом рубеже. То есть пехотинцы могли не только захватить, но и удержать тот или иной рубеж. 49–й и 37–й стрелковые корпуса должны были наступать в юго-восточном направлении на город Оратов. В дальнейшем корпуса должны были развивать наступление вдоль реки Рось. Тем самым в перспективе они должны были восстановить фронт, закрыв образовавшуюся брешь.

Ударную группировку 12–й армии также составляли два корпуса. 8–й стрелковый корпус должен был наступать силами 192–й горно-стрелковой дивизии и двух полков 72–й горно-стрелковой дивизии. Задачей корпуса был выход к Оратову с юго-запада. 24–й механизированный корпус должен был наступать силами 216–й моторизованной и 49–й танковой дивизий. Он должен был наносить обеспечивающий действия 8–го корпуса удар. Остальные соединения двух корпусов активных задач не получили. 44–я горно-стрелковая дивизия и 14–й полк 72–й горно-стрелковой дивизии должны были занять оборону фронтом на запад. Площадь обороны двух армий уже сократилась настолько, что один и тот же корпус получал задачу и на оборону, и на наступление, причем на разных фасах потенциального окружения. 45–я танковая дивизия 24–го механизированного корпуса на данном этапе выводилась в армейский резерв.

Противником советских войск на данном этапе была 16 танковая дивизия, остановившая свое продвижение вследствие растянутости фланга и ожидавшая смены своих позиций моторизованной или пехотной. Дивизия Г. — В. Хубе была растянута на достаточно широком фронте:

«Дивизия лихорадочно готовилась к обороне между Тетиевым и Монастырище, дивизионный командный пункт — в Крывчунке, 30 км к востоку от Оратова. Она удерживала 40–километровую линию из укрепленных пунктов фронтом на запад»[425].

40 км на два мотопехотных полка и танковый полк — это много. Даже в условиях построения обороны на системе опорных пунктов с огневой связью между ними положение 16 танковой было достаточно шатким. Сковывание 60 моторизованной дивизии наступлением Ф. Я. Костенко давало возможность израненным армиям И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина уйти из окружения и даже изрядно пощипать противника.

Сосредоточение сил 49–го и 37–го стрелковых корпусов было задержано плохим состоянием дорог. В течение дня 21 июля И. Н. Музыченко постоянно торопил своих подчиненных. Соединения 12–й армии начали наступление вовремя. 192–я горно-стрелковая дивизия вышла в окрестности Оратова. Продвижение 216–й моторизованной дивизии было остановлено пулеметным, минометным и артиллерийским огнем, 49–я танковая дивизия продвигалась, не встречая сопротивления. Наконец, к вечеру 21 июля 49–й и 37–й стрелковые корпуса вышли в исходное положение для наступления. Основные боевые действия развернулись поздним вечером и ночью. 49–й стрелковый корпус сразу добился крупного успеха. Оперативная сводка штаба 6–й армии от 18.00 22 июля гласит:

«49 с*трелковый** к*орпус**, ведя успешное наступление на Оратов и разгромив во взаимодействии с 192 с*трелковой** дивизией** 8 с*трелкового** к*орпуса**. 16 мц б — н *мотоциклетный батальон. — А. И.**, 16 разведывательный** б*атальо**н и часть 64 мотострелкового полка противника… *…** Трофеи — до 200 машин, 300 мотоциклов, 120 орудий ПТО и др. вооружение. Пленных 40 ч*еловек**»[426].

37–й стрелковый корпус также действовал успешно, захватив в бою 140 автомашин.

Изучение немецких источников показывает, что данные о разгромленных немецких частях и захваченных трофеях в целом соответствуют действительности:

«Вражеские силы прорвались и окружили 16 разведывательный батальон и 16 моторизованный пехотный батальон в лесу возле Оратова. Тяжелое оружие и боевые машины были потеряны в этой болотистой местности. Люди сумели ускользнуть и вскоре были отправлены домой для перевооружения»[427].

В разведывательном отряде было по штату 172 мотоцикла, 78 автомашин. В моторизованном батальоне по штату было 57 мотоциклов и 118 автомашин. В другом немецком издании, посвященном 16 танковой дивизии вермахта, мы находим подробности и о 16 мотоциклетном батальоне:

«В ночь с 21 на 22 июля они *части 6–й советской армии. — А. И** ударили по передовым позициям 16 разведывательного и 16 мотоциклетного батальонов, по батарее легких полевых гаубиц и по позициям роты ПВО возле системы озер у Оратова. Благодаря превосходству сил им удалось осуществить прорыв на 15 км в ширину, обороняющиеся были разбиты и разбросаны, штаб отступил, остатки без руководства не представляли, где находились собственные позиции, куда им следует прорываться. Машины, оружие и техника были потеряны. Однако русские не решились прорываться дальше. Дивизия выиграла время для того, чтобы выстроить хотя бы тонкую линию обороны. (В оригинале — HKL — главная линия ведения огня. — Примеч. пер.) *…** 16 разведывательный батальон и 16 мотоциклетный полк были заново сформированы в Бреслау»[428].

За развитие наступления в условиях, когда моторизованная дивизия скована боями у Белой Церкви, немцы были наказаны. Контрудар в районе Оратова и Животова является подтвержденным противником тактическим успехом советских войск в 1941 г.

Помимо войск 6–й армии, в наступлении участвовали соединения, подчиненные П. Г. Понеделину. По решению командующего 12–й армией, озвученном в боевом приказе № 0010 от 23.00 22 июля, действия 24–го механизированного корпуса должны были поддерживаться 2–й противотанковой артиллерийской бригадой. Корпус получил задачу на глубину 30 км, соединение В. И. Чистякова должно было выйти на шоссе Жашков — Умань, по которому только что прошли на юг части 11 танковой дивизии.

23–25 июля 6–я и 12–я армии продолжали вести наступление в восточном направлении, отбивая атаки соединений 17 армии, наседавшей с запада. Ядро ударной группировки 6–й армии по-прежнему составляли 37–й и 49–й стрелковые корпуса, наступавшие на части 16 моторизованной дивизии южнее Тетиева. В целом продвижение дивизий двух стрелковых корпусов за время наступления составило около 20 км. Противником наступающих 8–го стрелкового и 24–го механизированного корпусов 12–й армии были левофланговые части 16 моторизованной дивизии Зигфрида Хенрици и части 16 танковой дивизии Г. — В. Хубе. На 16 танковую дивизию на фронте от Монастырище до Княже — Креницы наступал 24–й механизированный корпус. Собственно, на город Монастырище наступали 45–я танковая дивизия М. Д. Соломатина и 49–я танковая дивизия К. Ф. Швецова, севернее города наступала 216–я моторизованная дивизия A. C. Саркисяна. Все три соединения представляли собой скорее пехотные части, усиленные незначительным числом танков Т–26. Не случайно в «Зеленой Браме», повести участника этих событий Е. А. Долматовского, танковые дивизии 24–го мехкорпуса фигурируют в качестве «стрелковых дивизий» с теми же номерами. Поставленную в приказе командарма № 0010 задачу на продвижение с боями до шоссе на Умань они, конечно, не выполнили. Но так или иначе «безлошадным» танкистам корпуса В. И. Чистякова в результате жестоких боев в течение 23–24 июля удалось вытеснить части 79–го моторизованного полка дивизии Хубе из города Монастырище:

«24 июля ситуация в Монастырище стала неконтролируемой. Город пришлось сдать; новые позиции пролегли по кромке леса восточнее Антонины. Хотя саперы основательно разрушили железнодорожные пути, противник восстановил движение и перебрасывал на восток один транспорт с войсками за другим»[429].

Как мы видим, усиление механизированного корпуса зенитными и 76,2–мм дивизионными орудиями противотанковой бригады, как и всегда, принесло успех даже оснащенным легкими танками Т–26 соединениям. Поставленной задачи по воссоединению с правым флангом фронта контрударом в районе Оратова и Животова достичь не удалось. Однако есть замысел операции, и есть объективное значение наступления. Не решив позитивную цель восстановления фронта, контрудар тем не менее может помешать противнику в решении поставленных перед ним высшим командованием задач. Непрерывные атаки войск 6–й и 12–й армий в районе Животова и Монастырище вынудили немецкие войска временно отказаться от обхода и перейти к обороне. Период боев 22–26 июля в Журнале боевых действий XXXXVIII моторизованного корпуса фигурирует как «оборонительные бои в районе Монастырище, Оратов и Животов»[430]. Переход к обороне привел к тому, что прекратилось движение 16 танковой дивизии на юг. Перед остановленным острием соединения Г. — В. Хубе 6–я и 12–я армии пробивались на восток. Тем самым обе они отрывались от угрозы охвата второй «клешней» группы армий «Юг» — 11 армией, наступающей через Днестр. Именно такую оценку дал действиям И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина Ф. Гальдер:

«Группа армий „Юг“: Противник снова нашел способ вывести свои войска из-под угрозы наметившегося окружения. Это, с одной стороны, яростные контратаки против наших передовых отрядов 17–й армии, а с другой — большое искусство, с каким он выводит свои войска из угрожаемых районов и быстро перебрасывает их по железной дороге и на автомашинах»[431].

Переброска по железной дороге и на автомашинах — это уже домыслы, но удачно проведенный контрудар позволил избежать окружения и вывести армии на следующий рубеж. Однако уже 23 июля прозвучал тревожный сигнал со стороны соседа слева — 18–й армии. В оперативной сводке штаба 12–й армии, датированной 19 часами 23 июля, мы находим такую запись:

«18 А*рмия**, не предупредив 12 армию и не увязав с ней *свои действия**, начала отход в восточном направлении. Ее правофланговые части в 17.00 наблюдались в районе Юрковцы. Это положение создало угрозу обхода противником левого фланга 13 с*трелкового** к*орпуса**. К 13.00 противник, овладев переправами, сосредоточил в Райгород до двух батальонов пехоты с 15 танками»[432].

Охват танковыми дивизиями XXXXVIII моторизованного корпуса Вернера Кемпфа 6–й и 12–й армий сам по себе не был смертелен. Для того чтобы превратить охват фланга в окружение, нужна была вторая «клешня» характерных для немецкой военной мысли 1941–1942 гг. «канн» комбинацией пехотной и моторизованной ударных групп. Этой второй «клешней» в первоначальном замысле операции на окружение должна была стать 11 армия Шоберта. Контрудары и отход армий И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина сделали бесполезным наступление 11 армии. Поэтому роль пехотной «клешни» взяла на себя 17 армия в лице XXXXIX горно-стрелкового корпуса.

Поединок 2–го механизированного корпуса и 11 танковой дивизии. Утыкание на полном ходу в свежие соединения Красной Армии было крестом 11 танковой дивизии Б течение всей летней кампании 1941 г. Не изменилось это правило и в ходе сражения за Умань. На этот раз противником дивизии, все время двигавшейся на острие немецкого танкового клина, стал 2–й механизированный корпус, доселе занятый решением второстепенных задач на Южном фронте.

19 июля в 17 ч 25 м был выпущен приказ штаба Южного фронта на перемещение корпуса Ю. В. Новосельского:

«*В** Китай — Город, Ладыженка, Гранов сосредоточены два пульбата Каменец — Подольского УР с целью организации отсечной позиции на линии Копан Город, Гайсин, Ладыжки и отражения противника на случай движения его со стороны Ильницы, Немиров.

ПРИКАЗЫВАЮ Вам готовыми к бою подразделениями частей 2 механизированного** к*орпуса** сосредоточиться к утру 20.7.41 *в** Вел. Савустьянивка. Сарны, Христиновка. Остальные готовые части сосредоточить в этом же районе с задачей уничтожения противника на случай его появления в этом районе со стороны Тетеревка, Жашков, Тетиев»[433].

Как мы видим, основной задачей 2–го механизированного корпуса было прикрытие стыка между Юго-Западным и Южным фронтами с запада. Предполагалось, что соединение будет сдерживать немецкие дивизии, просочившиеся между 12–й и 18–й армиями. Только в качестве второстепенной задачи предполагалось отражение ударов с северо-восточного и северного направлений. Однако именно танковый таран со стороны Жашкова вскоре стал противником № 1 для корпуса Ю. В. Новосельского.

Что собой представлял 2–й механизированный корпус к моменту вступления в бой, показывает табл. 4.1.

Таблица 4.1.

Состояние материальной части 2–го механизированного корпуса на 20 июля 1941 г.

Столь низкий процент боеспособных танков БТ имеет двоякое объяснение. С одной стороны, запчастей для танков старых типов уже не производили. Соответственно ремонт мог осуществляться путем «каннибализма», когда один исправный танк получали из двух и более неисправных. С другой стороны, моторесурс их двигателей и ходовой части был сильно «просажен» метаниями корпуса Ю. В. Новосельского в Молдавии и маршем к Умани.

Нельзя сказать, что состояние 11 танковой дивизии было принципиально лучше. Согласно данным, приведенным Ф. Гальдером, дивизия Л. Крювеля насчитывала около 40 % штатного состава. И это совершенно неудивительно — соединение участвовало в боях на острие главного удара с самого начала войны.

Примечание. Таблица составлена по данным донесения помощника командующего войсками Южного фронта по автобронетанковым войскам от 22 июля 1941 г. (ЦАМО. Ф. 228. Оп. 2535 сс. Д. 34. Л. 239).

Подвижность немецкой танковой дивизии была на тот момент достаточно условной. В записи от 20 июля Ф. Гальдер рисует красочную картину продвижения дивизии Людвига Крювеля:

«11–я танковая дивизия движется на Умань тремя подвижными эшелонами: 1) гусеничные машины с посаженной на них пехотой; 2) конные повозки с пехотой, которые следуют за гусеничными машинами; 3) колесные машины, которые не могут двигаться по разбитым и покрытым грязью дорогам и поэтому вынуждены оставаться на месте»[436].

Фактически танковая дивизия в значительной мере потеряла свои маневренные возможности. Но подчиненные Крювеля с тевтонским упорством ломились на юг по раскисшим дорогам чужой страны. В 15.00 20 июля двигающаяся в описанных Гальдером порядках 11 танковая дивизия достигла населенного пункта Соколовка в 30 км к северу от Умани. Это означало, что все пути продвижения строго на восток для 6–й и 12–й армий были перехвачены. Дальнейшее продвижение танкистов Л. Крювеля означало соединение с частями 11 армии и выполнение задачи окружения армий из львовского выступа. Но в этот момент, как это уже неоднократно случалось, из неизвестности впереди выплыло очередное свежее соединение Красной Армии. Двигавшиеся по шоссе немецкие танкисты увидели неспешно пересекавший их маршрут эшелон с танками Т–34.

Бой с выгруженными с железнодорожного эшелона танками имел, разумеется, только тактическое значение. Основной проблемой было то, что люди Крювеля в очередной раз вынуждены были остановить продвижение на юг и отражать атаки советских механизированных частей. Первоначально 2–й механизированный корпус вступил в бой в составе 11–й и 16–й танковых дивизий. 15–я моторизованная дивизия находилась в подчинении командующего 9–й армии. 19 июля Я. Т. Черевиченко даже направил в штаб Южного фронта запрос, в котором мотивировал необходимость оставления дивизии в составе 9–й армией:

«Состояние и малочисленность 95 стрелковой дивизии внушает мне опасение за прочность удержания северного фаса Тираспольского УР. 2–й кавалерийский корпус тоже сильно утомлен боями. Прошу оставить в моем распоряжении 15 моторизованную дивизию, как единственный подвижный резерв»[437].

Однако никакие уговоры не подействовали, и 15–я моторизованная дивизия была 21 июля направлена в подчинение командира 2–го механизированного корпуса.

Командование поставило мехкорпусу Ю. В. Новосельского задачу продвинуться на глубину 60 км, до населенного пункта Антоновка, который находился в 15 км от Таращи, где вел бои 5–й кавалерийский корпус армии Ф. Я. Костенко. То есть задачей — максимум 2–го механизированного корпуса было смыкание флангов 26–й и 6–й армий. 22 июля механизированный корпус вел встречный бой в нескольких километрах южнее железной дороги, на которой немцы вынудили разгрузиться эшелон с танками Т–34. 15–я мотострелковая дивизия вела бой восточнее Монастырище, стремясь сомкнуть фланги с частями армии П. Г. Понеделина. Тем самым 2–й мехкорпус соприкасался с частями 16 танковой дивизии немцев, оттягивая на себя часть сил, отражающих удары у Животова. По иронии судьбы по разные стороны фронта были одноименные соединения. Советским 11–й танковой дивизии Г. И. Кузьмина и 16–й танковой дивизии М. И. Мындро противостояли 11 танковая дивизия Л. Крювеля и 16 танковая дивизия Г. — В. Хубе. Такие невольные шутки провидения случались не так уж редко. В июле 1941 г. под Лепелем сражались друг с другом 18 немецкая и 18–я советская танковые дивизии.

Бои соединений Крювеля и Новосельского сразу приняли напряженный характер. 22 июля 2–й механизированный корпус потерял подбитыми и оставленными на поле боя 5 танков Т–34, 5 танков БТ были сожжены и один подбит. Еще три танка Т–34 были подбиты и эвакуированы. Людские потери были сравнительно небольшими: двое убитых и девять раненых. На следующий день советские танкисты продолжили наступление, отбросив части 11 танковой дивизии севернее железной дороги, на которой состоялась встреча соединений двумя днями ранее. 16–й танковой дивизией были освобождены станции Поташ и Подобна. 23 июля был подбит один танк Т–34, три танка КВ были сожжены. Поддержку действий механизированного корпуса осуществляла авиация, самолеты ВВС Южного фронта бомбили ближайшие цели наступления — область в нескольких километрах севернее железной дороги и тылы 11 танковой дивизии в районе Жашков — Ставище. Всего за день было произведено 63 самолето-вылета (включая бомбардировку аэродрома Бельцы), с боевого задания не вернулись два СБ, два И–16 и один Ил–2. 24–25 июля корпус продолжал атаковать части 11 танковой дивизии, но существенного продвижения не имел.

Немецкое командование сразу оценило обстановку, сложившуюся в результате ввода в бой 2–го и 24–го механизированных корпусов, как напряженную:

«В районе Умани 16–я и 11–я танковые дивизии ведут упорные бои с крупными силами танков противника. По-видимому, противник бросил против нашего танкового клина соединения, отведенные с фронта, чтобы прикрыть отход своих войск, еще действующих западнее (очевидно, это крупные формирования), из-под угрозы окружения. Это, конечно, может поставить наши танковые соединения, действующие в районе Умани, в тяжелое положение, тем более что характер боев с 26–й русской армией не дает оснований надеяться на быстрое достижение успеха»[438].

Такая ситуация могла сложиться вследствие того, что III моторизованный корпус был все еще скован на белоцерковском направлении. Две танковые дивизии XXXXVIII моторизованного корпуса были благополучно скованы действиями двух механизированных корпусов в районе Умани и Монастырище и двух стрелковых корпусов 6–й армии в районе Оратова и Животова. За спиной этих соединений образовался коридор, по которому могли отходить на восток армии П. Г. Понеделина и И. Н. Музыченко.

Отход 18–й армии. Рассечение построения армий Южного фронта. Как уже неоднократно отмечалось, отход — это лишь кажущийся легким процесс. В ходе преследования отступающих частей противник может перестроить свои боевые порядки и снова нанести удар там, где его не ждут. Будучи обойденной с севера, 18–я армия отходила на восток, прикрываясь 18–м механизированным корпусом. Но не менее опасным был и левый фланг армии. В 20–х числах июля форсировавшие Днестр в районе Ямполя дивизии 11 армии начали наступление на восток в направлении Кодымы, вклиниваясь между войсками 18–й армии, уже отошедшей с рубежа реки, и войсками 9–й армии, только отходившими на левый берег Днестра.

Вечером 18 июля, когда немецкие части уже были на правом берегу Днестра, 176–я и 74–я стрелковые дивизии 9–й армии еще находились на правом берегу реки и только в ночь на 19 июля начали отход на Рыбницкий УР. Таким образом, стык между 55–м стрелковым корпусом 18–й армии и 48–м стрелковым корпусом 9–й армии не имел сплошного фронта. Отход 6, 12 и 18–й армий на восток делал бесполезным продвижение 11 армии Шоберта в северном направлении, и немецкое командование сменило вектор наступления главных сил армии на восток. С ямпольского плацдарма немецкие и румынские войска начали двигаться в направлении Кодымы. Тем самым северный фланг только что закрепившейся на Днестре 9–й армии был обойден.

Командующим 9–й армией были предприняты логичные в такой обстановке решения. Во-первых, был загнут правый фланг армии фронтом на север. Тем самым создавался заслон на пути немецких соединений, которые попытались бы выйти на тылы соединений армии. Во-вторых, была предпринята рокировка войск из центра и с левого фланга. Первой для парирования охвата была по частям выдвинута 74–я стрелковая дивизия. Передовым отрядом дивизии стал 109–й стрелковый полк, который совместно с частями 176–й стрелковой дивизии в течение дня 23 июля отражал наступление частей 170 и 198 пехотных дивизий 11 армии. В тот же день получили приказ на перемещение на правый фланг 9–й армии два других полка 74–й дивизии. Лишь один батальон дивизии был оставлен у Рыбницы в распоряжении коменданта УРа. Затем в этот же район — Еленовка, Балта — 24 июля был выдвинут 2–й кавалерийский корпус П. А. Белова. Он рокировался на правый фланг армии в два приема. Сначала 9–я кавалерийская дивизия была форсированным маршем переброшена в район Слободки. Задачей дивизии было занятие к утру 24 июля обороны на загнутом фронтом на север фланге армии. Оборонять предписывалось узел дорог в районе Слободки и Балты, в 30–40 км южнее Кодымы. 5–я кавалерийская дивизия была сменена на Днестре частями 30–й стрелковой дивизии и также направлена на север, в район Евтодия и Кири (25 км юго-восточнее Кодымы).

Поскольку контрудар 21 июля существенных результатов не дал, следующим шагом стало перемещение свежего соединения с наиболее спокойного участка построения армии. Было принято решение взять из Приморской армии 150–ю стрелковую дивизию и

«в срочном порядке переправить на восточный берег р. Днестр и форсированным маршем, используя весь имеющийся автотранспорт 9 А*рмии** и Приморской армии, срочно перебросить в район Котовск»[439].

С утра 24 июля эта дивизия уже находилась на марше.

Общая идея действий войск фронта была отражена 23 июля в боевом приказе № 0028 командующего 9–й армией Я. Т. Черевиченко:

«9 армия, в целях разгрома группировки противника, проникшего на стыке с 18 А*рмией**, оставляя часть сил для прочного удержания р. Днестр, главными силами сосредотачивается в район Евтодия, Слободзея, Гонорада с задачей наступления в общем направлении на Кодыма»[440].

То есть, пользуясь возможностью разреженными боевыми порядками оборонять реку Днестр, Я. Т. Черевиченко создавал ударный кулак на правом фланге 9–й армии. Ее ударная группировка должна была закрыть образовавшийся прорыв и сомкнуть фланги с 18–й армией. В целом можно сказать, что на Южном фронте разразился кризис, равного которому не было с момента начала боевых действий.

Единственным спокойным участком Юго-Западного направления оставался левый фланг Южного фронта. К исходу 24 июля войска Приморской армии в составе двух стрелковых дивизий и Дунайской флотилии благополучно отошли за Днестр на фронт Тирасполь, Днестровский Лиман; Дунайская флотилия перешла в Одессу.

Второй контрудар 26–й армии. С прибытием 23 июля переброшенных с Южного фронта соединений (196–й и 227–й стрелковых дивизий) на левый фланг 26–й армии в район Богуслава наступление армии Ф. Я. Костенко получило новый импульс. Обстановка для продолжения контрудара на Ставище с целью содействия 6–й и 12–й армиям стала более благоприятной.

21 июля 26–я армия получила приказ командующего фронтом за № 00102, в котором ставились следующие задачи:

«26 армия. 64 с*стрелковому** к*орпусу**: обеспечив прочную оборону рубежа Жерновка, Мостище. Перевоз, овладеть вновь рубежом Б. Снетинка, Пинчуки. Введя в бои резервы армии (196 и 227 с*трелковые** д*ивизии**), уничтожить группу противника, засевшую *в** Тараща, овладеть рубежом Тараща, Медвин. В дальнейшем наступать с целью овладения Белая Церковь, Острая Могила, Ставище»[441].

Таким образом, 26–й армии ставилась задача сместить свой фронт на запад и занять шоссе, идущее с севера на юг от Белой Церкви до Умани на участке Белая Церковь — Ставище. Достижение этой цели по решению Ф. Я. Костенко предполагалось тремя параллельными ударами на различную глубину. Наступление было разделено командармом–26 на два этапа. На первом этапе на левом фланге армии должны были наступать свежие 196–я и 227–я стрелковые дивизии. На них возлагалась самая сложная задача. Они должны были продвинуться на 30–50 км и создать предпосылки для смыкания флангов 26–й и 6–й армий. Конечной целью этого продвижения было восстановление целостности Юго-Западного фронта. 227–я стрелковая дивизия без одного полка (выделенного Ф. Я. Костенко в свой резерв) утром 23 июля получила приказ с боями пройти 30 км и выйти на шоссе Белая Церковь — Умань в районе Острой Могилы (чуть больше 30 км южнее Белой Церкви). 196–я стрелковая дивизия получила задачу продвинуться на глубину 50 км и должна была к концу дня 24 июля добраться до Ставище (45 км южнее Белой Церкви), сократив разрыв с правым флангом 6–й армии до 30 км. Напомню, что армия И. Н. Музыченко в те же дни вела наступление на восток, навстречу войскам 12–й армии. Остальные соединения 26–й армии Ф. Я. Костенко на первой фазе наступления получали оборонительные задачи.

На втором этапе контрудара с утра 24 июля переходили в наступление все остальные соединения армии. 6–й стрелковый корпус должен был преодолеть несколько километров до Белой Церкви. 64–й стрелковый корпус — прикрывать правый фланг армии по реке Ирпень и одновременно наступать на фастовском направлении. 5–й кавалерийский корпус должен был выйти на шоссе между Белой Церковью и Острой Могилой.

Однако наступление развивалось не так, как хотелось бы Ф. Я. Костенко и командованию фронта. Свежие, необстрелянные стрелковые дивизии показали невысокие боевые качества, не выдержали удара мотомехчастей и авиации противника и отступили в первый же день. Состояние 227–й стрелковой дивизии после боя 23 июля было охарактеризовано штабом 26–й армии так:

«227 с*трелковая** д*ивизия** в результате боя, окончательно расстроенная, неорганизованными остатками откатилась в восточном направлении. Командир дивизии ранен, управление дивизией выпущено, в результате чего два полка разбрелись, а ее обозы очутились в Каневе…»[442]

С утра 24 июля удалось собрать часть сил этой дивизии и вместе с 196–й стрелковой дивизией занять оборону на фронте Богуслав — Медвин, отказавшись от наступательных действий. В дальнейшем наступление продолжала только 196–я стрелковая дивизия. Продвинувшись всего на несколько километров, она решила только задачу первого дня наступления. Тем временем в район Белой Церкви начали прибывать соединения III моторизованного корпуса, смененные под Киевом пехотными частями 23 июля. Уже 24 июля немецкие войска переходили в контратаки, а 25 июля перешли в масштабное контрнаступление. Под давлением 14 танковой дивизии Фридриха Кюна 5–й кавалерийский корпус был отведен из лесов в районе Таращи на восток, на рубеж реки Рось. На белоцерковском направлении, на фронте 6–го стрелкового корпуса, наступала 13 танковая дивизия корпуса Э. фон Маккензена, которая вынудила наши войска отойти на 30 км к Днепру, к Мироновке.

Оценивая решение командующего 26–й армией на контрудар, необходимо заметить следующие его достоинства и недостатки. Конечно, более логичным представляется концентрация сил армии Ф. Я. Костенко на правом фланге, с целью оказания помощи стоящим на грани окружения войскам 6–й и 12–й армий. Но удар одним «кулаком» на Ставище ставил наступательную группировку армии в рискованное положение. Концентрация сил позволила бы энергичнее продвигаться вперед, но отрыв фронта ударной группировки от построения войск армии в целом угрожал фланговым контрударом, изоляцией и последующим уничтожением наступавших соединений. Равномерный сдвиг всего фронта армии, напротив, ставил возможный фланговый контрудар немцев под нажим центра или правого крыла армии. Но все замыслы Ф. Я. Костенко были опрокинуты смещением в полосу армии всего III моторизованного корпуса немцев, который перешел в наступление на второй фазе советского контрудара.

Замыслом контрудара 26–й армии было создание предпосылок для восстановления целостности фронта. Объективным значением ее действий было сковывание находившихся в районе Белой Церкви подвижных соединений противника. Вместо глубоких рейдов на окружение танковые дивизии корпуса Э. фон Маккензена осуществляли фронтальный нажим на советские дивизии на западном берегу Днепра. Этим была разрушена надежда на смыкание флангов 26–й и 6–й армий, но это событие и так было маловероятным.

Передача 6–й и 12–й армий в подчинение Южного фронта. Причины передачи армий И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина в состав Южного фронта подробно изложил И. Х. Баграмян:

«А положение войск нашего левого крыла все ухудшалось. Они откатывались все дальше на юг. Попытки установить с ними связь по обходным направлениям не дали ощутимых результатов. Представители штаба фронта с трудом добирались туда на самолетах через широкую полосу, занятую противником. Штабу фронта с каждым днем становилось труднее управлять действиями этих войск. Но еще хуже было то, что мы не могли снабжать 6–ю и 12–ю армии с наших баз. Все чаще приходилось просить командование Южного фронта доставлять хоть сколько-нибудь боеприпасов и горючего этим армиям. Ненормальность создавшегося положения вынудила С. М. Буденного утром 25 июля послать начальнику Генштаба телеграмму:

„Все попытки 6–й и 12–й армий пробиться на восток и северо-восток успеха не имели. Обстановка требует возможно быстрейшего вывода этих армий в юго-восточном направлении. С этой целью считаю необходимым 6–ю и 12–ю армии переподчинить командующему Южным фронтом и потребовать от него вывода их в район Тальное, Христиновка, Умань. Помимо необходимости организации более тесного взаимодействия 6–й и 12–й армий с правым флангом Южного фронта, это мероприятие вызывается потребностями улучшения управления и материального обеспечения. Прошу Ставку санкционировать это решение“.

Ответ Ставки, как это обычно случалось, когда решение вопроса попадало в руки Г. К. Жукова, последовал немедленно: передать 6–ю и 12–ю армии в Южный фронт»[443].

Заметим, что помимо обычной для Жукова оперативности ответа, в нем наблюдалась и еще одна черта — он потребовал конкретных действий для обеспечения этого решения. Директива Ставки ВГК № 00509, санкционировавшая передачу 6–й и 12–й армий в подчинение И. В. Тюленева, содержала такие слова:

«Одновременно необходимо приказать командующему ЮЗФ левым флангом 26–й армии развить наступление на фронт Жашков, Тальное с целью установления непосредственной связи между смежными флангами обоих фронтов»[444].

Тем самым с М. П. Кирпоноса не снималась полностью ответственность за судьбу 6–й и 12–й армий. Юго-Западный фронт должен был активными действиями 26–й армии обеспечить смыкание флангов с ними.

В соответствии с указаниями Ставки командование Юго-Западного направления в лице С. М. Буденного и А. П. Покровского поставило задачи Юго-Западному фронту:

«Ваше решение на 25.7 получил. Из него заключаю, что вы ограничились только подтверждением ранее поставленных задач. Между тем обстановка требует более решительных действий.

Прежде всего, это касается группы Понеделина и Музыченко. Надо прекратить их топтание на месте. Усилия войск 6 и 12 армий должны быть сосредоточены на одном направлении; по-моему, таким направлением является Жашков.

В этом же направлении наносит удар 2 м*еханизированный** корпус. Заслон, оставленный для прикрытия с запада, необходимо оттянуть ближе к главным силам.

25.7 Понеделин и Музыченко обязаны добиться решительных результатов.

Костенко надо приказать нанести удар на узком фронте силами 227, 196 с*трелковых** д*ивизий** на Федюковка.

Кавкорпус рокировать к югу на левый фланг 196 стрелковой** д*ивизии** для действий по противнику, прорывающемуся на Звенигородка.

Авиация все усилия должна сосредоточить на уничтожении противника районе Володарка, Пятигоры, Вузовка, Звенигородка, Ставище.

Прикажите Костенко из состава 116 с*трелковой** д*ивизии** выделить подвижные отряды направлении Звенигородка, Шпола»[445].

Задачу на смыкание флангов получил от С. М. Буденного и штаб Южного фронта:

«С 20 часов 25 июля 6 и 12 армии передать из Юго-Западного фронта в состав Южного фронта.

Командующему войсками Южного фронта с наступлением темноты 25.7 приступить к выводу частей 6 и 12 армии из окружения на рубеж Звенигородка, Тальное, Христиновка для организации прочной обороны. Соответственно 18 армию после выхода 6 и 12 армий отвести на фронт Христиновка, Кодыма, Рашков»[446].

Заметим, что населенные пункты Кодыма и Рашков в тот момент уже находились в руках немцев. Решение командующего Юго-Западного направления снова предусматривало отвод армий с построением их уступом на запад. Этот уступ требовался для смыкания флангов 18–й армии, оторвавшейся от Днестра, и 9–й армии, продолжавшей удерживать этот водный рубеж. С другой стороны, требовалось сомкнуть фланги 6–й и 26–й армий. Последняя находилась примерно на меридиане Богуслава. Этот рубеж задал крайнюю левую точку фронта 6–й и 12–й армий. В итоге они получили широкую полосу, обращенную фронтом на северо-запад. Это само по себе было скользким решением, но ситуацию еще больше обострил командующий Южным фронтом И. В. Тюленев. Его решение на отвод вверенных ему двух армий, сформулированное в директиве № 0024 от 25 июля, выглядело следующим образом:

«Первое. Решением Ставки Верховного Командования 6 и 12 армии переданы в состав Южного фронта. ПРИКАЗЫВАЮ:

Второе. 12 армию вывести из боя и сосредоточить в районе Рассоховатка, Поташ, Павловка, где занять для обороны рубеж ст. Звенигородка, Соколовочка, (иск.) ст. Поташ, Зеленков, Павловка и отсечную, заранее подготовленную позицию по восточному берегу р. Синюха.

Штарм 12 — Нв. Архангельск.

Граница слева — (иск.) Монастырище, Поташ, (иск.) Нв. Архангельск, Нв. Миргород.

Третье. 6 армию вывести в район Умань, Христиновка, где занять для обороны рубеж (иск.) Поташ, Добра. Христиновка, Умань, сменив части Новосельского.

Штарм 6 — Умань.

Граница слева — (иск.) Китай — Город, Ивангород, Краснополье, Ново-Украинка.

Четвертое. 2 механизированный** к*орпус** по смене его частями 6 армии, сосредоточить районе Нв. Архангельск, Подвысокое, Тишковка, где поступить в резерв фронта»[447].

Если наложить это решение на карту, то 6–я и 12–я армии должны были проскользнуть между остановленным у Оратова, Монастырище (16 танковая дивизия) и севернее Умани (11 танковая дивизия) танковым клином XXXXVIII моторизованного корпуса Вернера Кемпфа и XXXXIX горно-стрелковым корпусом Кюблера, находившимся уже на фронте Дашев — Гайсин, то есть восточнее центра построения двух армий. Кроме того, не нужно было забывать сдерживать нажим с северо-востока IV армейского корпуса 17 армии. Конечной задачей было построить оборону фронтом на север и на запад. Северный фас дуги от станции Звенигородка до Умани должна была занять 12–я армия, а с запада ее построение должна была прикрыть 6–я армия. Из несомненных минусов этого решения следует называть решение на вывод в резерв корпуса Ю. В. Новосельского. И. В. Тюленев попросту проигнорировал рекомендации командования Юго-Западного направления. Вместо нажима на острие немецкого танкового клина, перед которым предстояло проскочить на восток 6–й и 12–й армиям, 2–й механизированный корпус получает приказ на выход в резерв. Тем самым ослабляется северный фас дуги, которую занимали войска И. Н. Музыченко, П. Г. Понеделина и 2–й механизированный корпус.

Положение войск ЮЗФ и ЮФ на 25 июля. В какой же обстановке происходила передача 6–й и 12–й армий в состав Южного фронта? Решительные контрудары 5–й, 26–й армий и 27–го стрелкового корпуса позволили советскому командованию эффективно использовать допущенные противником ошибки. 24 июля Ф. Гальдер записывает в дневнике:

«Силы 6 армии по-прежнему разбросаны на большой территории. Массирование сил на направлении главного удара отсутствует!»[448]

Распыления сил 6 армии удалось добиться нажимом с разных направлений. Контрудары сковывали немецкие соединения и не позволяли командованию группы армий «Юг» свободно ими маневрировать. Вместе с тем общая обстановка на Юго-Западном направлении принципиально не изменилась и складывалась не в пользу РККА. Если в полосе 5–й и 26–й армий удалось построить сравнительно прочный фронт, то на левом крыле фронта силы советских войск были раздроблены и сплошной фронт разорван. Особенно тяжелое положение создалось на стыке Южного и Юго-Западного фронтов. Угроза окружения войск 6–й и 12–й армий контрударом у Оратова и Животова и действиями 2–го механизированного корпуса ликвидирована не была. Советскому командованию удалось лишь на время уйти от катастрофы. Резервы были растрачены, свободных свежих сил в распоряжении И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина не было. Дивизии Крювеля и Хубе понесли потери, на время сели в окопы, но следующий ход был все равно за ними. Парировать продолжение наступления XXXXVIII моторизованного корпуса было нечем. Помимо уже существующего пролома между 6–й и 12–й армиями, появился и еще один разрыв — прорыв фронта на стыке 9–й и 18–й армий Южного фронта. Он грозил большими осложнениями для Южного фронта, хотя среди противостоящих старым армиям И. В. Тюленева немецких корпусов не было ни одного моторизованного.

К 25 июля войска Юго-Западного направления занимали следующее положение. Начнем с Юго-Западного фронта.

На фронте 5–й армии подвижные соединения III моторизованного корпуса были сменены пехотными дивизиями 6 армии. Теперь вместо растянутых на широком фронте танковых и моторизованных дивизий Э. фон Маккензена на северном фланге немецкого наступления выстроились вязкие, тяжеловесные пехотные дивизии. Армия М. И. Потапова (Коростеньский УР, 31–й, 15–й стрелковые корпуса, 9, 22, 19–й механизированные корпуса, 228–я стрелковая дивизия) вела оборонительные бои на фронте Усово — Белокоровичи — Бондаревка — Турчинка — Малин. 5–й армии противостояли 62, 56, 79, 298, 113, 98, 262, 296 пехотные дивизии противника. Ближайшими планами командарма–5 был контрудар против 262 и 296 пехотных дивизий в районе Малина.

Аналогичные события происходили на фронте 27–го стрелкового корпуса. Вслед за прорвавшимися к Киеву танковыми соединениями выдвинулись пехотные дивизии. Стрелковый корпус П. Д. Артеменко (87, 171–я стрелковые, 28–я горно-стрелковая дивизии) вел бои с переменным успехом на фронте Макалевичи — Майдановка — Бородянка против 296, 71, 111 пехотных дивизий.

На фронте Киевского УР (части 147–й, 206–й стрелковых дивизий, соединения НКВД и десантники) активных боевых действий не велось. Как и на других участках фронта, происходила смена пехотными дивизиями танковых соединений. В районе Киева 168–я и 75–я пехотные дивизии сменяли части 13–й танковой дивизии, которая, в свою очередь, смещалась в южном направлении.

26–я армия к 25 июля перешла к обороне. Соединения Ф. Я. Костенко (64–й, 6–й стрелковые корпуса, 5–й кавалерийский корпус, 227–я, 196–я стрелковые дивизии) оборонялись на фронте Новоселки — Плесецкое — Ксаверовка — Красное — Ольшаница — Тараща — Медвин против частей 75 пехотной дивизии и переместившихся с киевского направления 60 моторизованной, 13 и 14 танковых дивизий, моторизованной дивизии СС «Викинг», частей 9 танковой дивизии.

Кроме того, в полосе армии Ф. Я. Костенко находились 116–я стрелковая и остатки 212–й моторизованной дивизии. Задачей соединений было прикрытие переправ через Днепр в районе Черкасс.

Далее в построении Юго-Западного фронта был разрыв, заполненный только частями 11 и 9 немецких танковых дивизий, отделявший войска в районе Киева и Черкасс от 6–й и 12–й армий. Обе армии, объединенные под командованием П. Г. Понеделина (остатки 8, 37, 49 и 13–го стрелковых корпусов, сводных отрядов 4–го и 15–го механизированных корпусов, а также 2–й механизированный корпус Южного фронта), продолжали выходить в юго-восточном направлении из мышеловки, которую удерживало от закрытия наступление 2–го механизированного корпуса. 6–я и 12–я армии были охвачены с трех сторон войсками 1 танковой группы и 17 армии Штюльпнагеля. Подчиненные И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделину части оборонялись на фронте Монастырище — Лукашевка — Животов — Скоморошки — Россоша — Жорнище — Ситковцы.

В резерве Юго-Западного фронта находились 1–я противотанковая артиллерийская бригада — на прикрытии переправ через реки Припять и Днепр в районе Неданичи — Чапаевка, исключенная из состава 8–го механизированного корпуса 7–я моторизованная дивизия в районе Процев — Рудяков; 4–я воздушно-десантная бригада прикрывала переправы в районе Канева, 3–й воздушно-десантный корпус — в районе Требухово, 146–я стрелковая дивизия — Ржищева.

Основной проблемой Южного фронта был наметившийся разрыв между 9–й и 18–й армиями.

18–я армия (18–й механизированный корпус, 17–й и 55–й стрелковые корпуса) оборонялась на фронте Гайсин — Ладыжин — Тростянец — Ободовка — Чечельник — Ольгополь. Армии А. К. Смирнова противостояли 125 пехотная дивизия, 100, 101 легкопехотные дивизии, 1 горно-стрелковая дивизия, венгерский подвижный корпус, части 257 пехотной дивизии, 76, 239 пехотные дивизии, румынский горно-стрелковый корпус.

9–я армия (2–й кавалерийский корпус, 48–й стрелковый корпус, 95–я стрелковая дивизия) опиралась на УРы по Днестру на фронте Балта — Слободка — Крутые — Плоть — Рыбница — Дубоссары — Григориополь — Тирасполь. Армии Я. Т. Черевиченко противостояли 198, 170, 6, 22 пехотные дивизии, 8, 14, 5 румынские пехотные дивизии, 50, 72 пехотные дивизии, румынская танковая бригада, 15 румынская пехотная дивизия. Между фронтом 9–й армии на УРах вдоль Днестра и оторвавшейся от УРов 18–й армией был разрыв шириной примерно 30 км между частями 2–го кавалерийского корпуса в районе Балты до 169–й стрелковой дивизии, занимавшей позиции у Ольгополя. Перебрасываемая для парирования этого разрыва 150–я стрелковая дивизия 25 июля совершала марш в район Балты, головой подходила к линии Цебриково — Великая Михайловка.

Появившаяся в результате реорганизации фронта Приморская армия в составе 14–го стрелкового корпуса (51–я и 25–я стрелковые дивизии) и Дунайской флотилии отошла и закрепилась на восточном берегу Днестра на фронте Тирасполь — Паланка — Овидиополь.

Одновременно происходили события, которые не принимали в расчет ни в штабе группы армий «Юг», ни тем более в Берлине. Дивизии 6–й и 12–й армий отступали навстречу тискам окружения, но одновременно на Украине формировались дивизии им на замену. Ставка ВГК сообщала командованию Юго-Западного направления:

«1. Формируемые в Харьковском военном округе 9 стрелковых дивизий и 2 кавалерийские дивизии и в Одесском военном округе 10 стрелковых и 3 кавалерийские дивизии передать в распоряжение главнокомандующего Юго-Западным направлением Маршала Советского Союза т. Буденного СМ.

Сроки готовности дивизий и пункты дислокации следующие:

Харьковский военный округ — 223 с*трелковая** дивизия** — Харьков, готовность 24.07; 264 с*трелковая** д*ивизия** — Полтава, готовность 24.07; 289 с*трелковая** д*ивизия** — Лубны, готовность 24.07; 301 с*трелковая** д*ивизия** — Миргород, готовность 24.07; 284 с*трелковая** д*ивизия** — Ромны, готовность 30.07; 297 стрелковая** д*ивизия** — Ромодан, готовность 30.07; 295 с*трелковая** д*ивизия** — Чугуев, готовность 1.08; 300 с*трелковая** д*ивизия** — Красноград, готовность 8.08; 293 с*трелковая** д*ивизия** — Сумы, готовность 16.08; 34 к*авалерийская** д*ивизия** — Прилуки, готовность 26.07; 37 к*авалерийская** д*ивизия** — Ахтырка, готовность 30.07.

Одесский военный округ — 253 с*трелковая** д*ивизия** — Никополь, готовность 1.08; 273 с*трелковая** д*ивизия** — Дзержинск, готовность 1.08; 296 с*трелковая** д*ивизия** — Геническ, готовность 4.08; 275 с*трелковая** д*ивизия** — Новомосковск, готовность 8.08; 274 с*трелковая** д*ивизия** — Запорожье, готовность 8.08; 226 с*трелковая** д*ивизия** — Орехов, готовность 8.08; 261 — Бердянск, готовность 16.08; 270 стрелковая** д*ивизия** — Мелитополь, готовность 16.08; 230 стрелковая** д*ивизия** — Днепропетровск, готовность 20.08; 255 с*трелковая** д*ивизия** — Павлоград, готовность 20.08; 26 кавалерийская** д*ивизия** — Верхнеднепровск, готовность 24.08;

28 к*авалерийская** д*ивизия** — Павлоград, готовность 24.08;

30 к*авалерийская** д*ивизия** — В. Токмак, готовность 26.08»[449].

Помимо создания новых стрелковых дивизий с нуля, шел запущенный директивой Ставки от 15 июля процесс переформирования в стрелковые моторизованных дивизий механизированных корпусов. Вся артиллерия этих соединений, кроме дивизиона 152–мм гаубиц, переводилась на конную тягу. Переформирование происходило по довоенным штатам № 04/400.

Параллельно формированию новых дивизий создавались и средства управления для них. Источником для создания управленческих структур стали все те же умершие механизированные корпуса. На Юго-Западном фронте формировались на базе управлений механизированных корпусов пять армейских управлений: 37, 38, 39, 40 и 41–е. Основой для управления 37–й армией стало управление 4–го механизированного корпуса A. A. Власова. Соответственно A. A. Власов стал командующим 37–й армией. Командующим 38–й армией стал Д. И. Рябышев, командир 8–го механизированного корпуса, и т. д.

Пока немцы готовились окружить отступавшие от границ советские армии в районе Умани, им на замену формировались новые соединения. Советская сторона реализовывала «стратегию дракона» — на месте срубаемых немцами «голов» вырастали новые.

Действия авиации. На 17 июля ВВС ЮЗФ насчитывали 278 (210 исправных) истребителей, 29 (из них 21 исправный) штурмовиков и 154 (77 исправных) бомбардировщика разных типов (см. табл. 4.2). Количество экипажей значительно превосходило количество исправных самолетов. Помимо авиаполков, подчиненных командованию фронта, в полосе Юго-Западного фронта действовали 2–й и 4–й авиационные корпуса РГК (бомбардировщики ДБ–3). Эти соединения периодически совершали боевые вылеты в интересах операций Юго-Западного направления.

Согласно сложившейся на тот момент практике, 62–я авиадивизия была непосредственно подчинена командующему 5–й армией М. И. Потапову, а 44–я и 64–я авиадивизии — командующему 6–й армией И. Н. Музыченко. Но практически только 5–я армия имела подчиненные авиационные силы. Оказавшиеся на грани окружения 6–я и 12–я армии своей авиации не имели и обслуживались по заявкам через штаб фронта. Проще говоря, заявки передавались полковнику С. В. Слюсареву, заместителю командующего Военно-воздушными силами Юго-Западного фронта, а уж штаб ВВС фронта ставил задачи авиадивизиям. К чему это привело, показывает запрос И. Н. Музыченко в штаб фронта, датированный 23 июля:

Таблица 4.2. Боевой и численный состав ВВС ЮЗФ на 17 июля 1941 г.

«Начиная с 19.00 20.7.41 г., штаб 6 армии никакой связи с полковником Слюсаревым не имеет и не знает пункта его базирования.

Вследствие этого непосредственно ставить ему задачи командарм–6 возможности не имеет. Об этом положении неоднократно доносилось в штаб ВВС ЮЗФ, последняя шифр — телеграмма за нашим № 485–86 была передана вам 22.7 с просьбой передать полковнику Слюсареву задачи на 22 и 23.7, но ответа от вас не получено.

Командарм–6 требует, чтобы полковник Слюсарев прибыл в штарм *штаб армии. — А. И.** и находился при нем, имея несколько самолетов связи для поддержания связи с дивизиями. Кроме того, нач. связи ВВС ЮЗФ необходимо в конце концов организовать радиосвязь между штабами ВВС армии и назначаемыми для поддержки последних дивизиями. Штабом ВВС 6 А*рмии** спущены в штаб 44 истребительной** а*виа** д*ивизии** и 45 с*мешанной** *авиа** д*ивизии** все радиодокументы для поддержания связи, однако, начиная с перебазирования 44 истребительной** а*виа**д*ивизии** (20.7), их рация совершенно не отвечает на наши вызовы, которые следуют непрерывно уже третьи сутки.

Прошу о принятии срочных мер по установлению связи штарма 6 с группой Слюсарева, так как при существующем положении армия никакой реальной поддержки получить от своих ВВС не может. Такое же положение и в 12 армии»[456].

То есть в самый решительный момент сражения за Оратов и Живтов армии И. Н. Музыченко поддержки со стороны ВВС не получили. При этом необходимо отметить, что плох был не механизм взаимодействия с ВВС, а его реализация. Передача авиадивизий в подчинение армии распыляла силы ВВС фронта и исключала массирование усилий ВВС на нужном направлении. Вопрос был в том, что массирование это осуществлялось не в интересах 6–й и 12–й армий. Использование авиации Юго-Западного фронта в целом за период 17–25 июля характеризуется большей сосредоточенностью ударов. Было только одно «но» — эта сосредоточенность наблюдалась на другом направлении.

Причина была в том, что командованием фронта было сильно завышено значение группировки противника, прорвавшегося на Киев. Соответственно наибольшее количество бомбовых ударов фронтовой авиацией было произведено по противнику, противостоящему 26–й и 5–й армиям, а не по противнику, противостоящему 6–й и 12–й. Характерная деталь: в полосе 12–й армии с 14 по 24 июля не было совершено ни одного самолето-вылета: ни на прикрытие, ни на бомбардирование. Во всяком случае, так ситуация выглядит по отчетным документам авиасоединений. Достаточно вяло ВВС Юго-Западного фронта действовали и в интересах 6–й армии. 22 июля по немецким частям, действовавшим на фланге 6–й армии, было сделано всего 23 самолето-вылета силами 4–го авиакорпуса РГК в район леса западнее Звенигородки. 23 и 24 июля на флангах 6–й и 12–й армий фронтовая авиация не действовала вообще. Сведений о действиях 64–й и 44–й авиадивизий в сводках нет, что позволяет с большой уверенностью сделать вывод о полном бездействии этих соединений.

К концу периода, на 24 июля, ВВС Юго-Западного фронта имели в своем составе 234 истребителя, 72 бомбардировщика. Авиация базировалась на аэродромных узлах: 62–я авиадивизия — Чернигов; 36–я авиадивизия — Семиполки; 16–я авиадивизия — Новый Быков; 19–я авиадивизия — Ичня; 17–я авиадивизия — Пирятин; 15–я авиадивизия — Переяслав; 44–я авиадивизия — Ротмистровка; 64–я авиадивизия — Кировоград.

Не было оказано должной помощи армиям И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина и со стороны ВВС Южного фронта. Они также были отвлечены на решение сиюминутных задач, казавшихся тогда важными. На 17 июля ВВС Южного фронта насчитывали 263 исправных истребителя и 49 исправных бомбардировщиков. Организационно авиация фронта объединялась в 20, 21, 45–ю авиадивизии. 45–я авиадивизия входила в состав 18–й армии, остальные авиадивизии подчинялись штабу 9–й армии. С 15 по 20 июля все авиадивизии фронта действовали в интересах армий. С 20 июля, когда резко обозначалось наступление немцев в полосе 18–й армии и на стыке 9–й и 18–й армий, авиасоединения фронта были задействованы для уничтожения наступающего здесь противника. В бой была введена сравнительно слабо пострадавшая за месяц войны авиация 9–й армии. Именно авиадивизии 9–й армии нанесли наибольший урон немецким войскам, наступающим на стык двух армий Южного фронта. Авиация 9–й и 18–й армий на стыке 18–й и 12–й армий не действовала, поскольку подобных задач командованием фронта и направления не ставилось. 21–22 июля район Христиновка — Монастырище подвергался атакам «одиночных самолетов», которые, разумеется, не могли оказать сколько-нибудь существенного влияния на развитие событий. Подобные полеты оказывали только психологическое воздействие на противника. Это тем более огорчительно, что дивизии XXXXIX корпуса Кюблера не имели приданных зенитных автоматов и вынуждены были отбиваться от советских самолетов только спаренными 7,92–мм пулеметами, имевшимися в артиллерийских полках. Немецкая сторона отмечает отсутствие активности советских ВВС как большую удачу:

«По-прежнему стоит прекрасная сухая погода, простирающиеся „знамена пыли“ обозначают дальнейший маршевый путь наших колонн. К счастью, „красная“ авиация едва дает о себе знать. Иногда удаются налеты с применением „Ратас“ *истребители И–16. — А. И**, которые происходят так неожиданно, что наша зенитная артиллерия едва успевает подготовиться, при этом спаренные пулеметы малоэффективны против бронированных машин»[457].

За бронирование в данном случае принимается живучесть звездообразного мотора, но нетрудно себе представить, какую прекрасную цель представляла собой на тот момент 1 горно-стрелковая дивизия — тысячи людей и лошадей, легко обнаруживаемые по клубам пыли и защищенные лишь пулеметами винтовочного калибра. Только 23 июля была наконец оказана поддержка со стороны ВВС действиям войск Южного фронта, но целью авиации стал куда лучше прикрытый передовой отряд немецкого танкового клина — 11 танковая дивизия, ведущая бой против 2–го механизированного корпуса. Боевые порядки дивизии Людвига Крювеля подвергались ударам на всю глубину.

Необходимо также отметить, что в период завязки сражения за Умань сместился и сам центр приложения усилий ВВС на советско-германском фронте. Началось воздушное сражение за Москву. Бомбардировочные эскадры KG 55, KG 27, KG 54, доселе осуществлявшие поддержку сухопутных войск, были задействованы в бомбардировках Москвы. Наиболее активно для этой цели была задействована эскадра KG 55 «Гриф». I группа KG 55 20 июля была переброшена на белорусский аэродром Бояры в подчинение 2–го воздушного флота, но уже 20 июля вернулась на аэродром Житомир. II группа этой же эскадры перелетела на аэродром Бояры 20 июля и оставалась там до 16 августа. III группа «Грифа» территории Украины не покидала. Не меняли надолго аэродрома базирования и остальные бомбардировочные соединения.

Истребительные эскадры двигались по оси главного удара. III группа эскадры JG 3 уже 6–го июля переместилась в Полонное, населенный пункт, ставший для 11 танковой дивизии плацдармом для наступления на «линию Сталина». 9 июля к ней присоединилась I группа эскадры. II группа JG 3 уже 10 июля заняла аэродром в районе Нового Мирополя. 20 июля I и II группы переместились в Бердичев. Хорошо видно, что немецкая истребительная авиация постоянно следовала за острием танкового клина XXXXVIII моторизованного корпуса, организуя воздушный «зонтик» на важнейшем направлении. 22–23 июля приоритеты меняются, и JG 3 надолго оседает в районе Белой Церкви, обеспечивая действия немецких войск, противостоящих 26–й армии Ф. Я. Костенко. То есть контрудары отвлекали не только пехотные и танковые соединения, но и военно-воздушные силы группы армий «Юг».

Последние шаги к Зеленой Браме. 25 июля на плечи командования Южного фронта свалился колоссальный груз. Если командование Юго-Западного фронта уже начинало привыкать к жизни в условиях перманентного кризиса, то И. В. Тюленеву такой объем проблем был в новинку. Нужно было парировать три опасности, каждая их которых могла привести к катастрофе. Во-первых, зияла брешь на стыке 18–й и 9–й армий. Во-вторых, отсутствовала локтевая связь между 12–й и 18–й армиями. Наконец, был глубоко обойден правый фланг 6–й армии. На фоне всего этого приближение фронта к Одессе, грозившее отрывом от фронта Приморской армии, выглядело сущим пустяком. Решение всех этих задач требовало от командования фронта незаурядной энергии, умения маневрировать резервами и принимать неординарные решения.

Но для эффективного управления требовались связь и точные данные об обстановке. Одним из аргументов в пользу передачи армий в состав Южного фронта были вопросы связи.

С передачей 6–й и 12–й армий, в этом вопросе мало что изменилось. В оперативных документах Южного фронта видения реальной обстановки не прослеживается. В оперативной сводке фронта на 20.00 26 июля армиям уделена всего одна фраза в конце документа:

«12 и 6 А*рмии** вошли в состав Юж. Фронта с 20.00 25.7. Положение уточняется»[458].

Достаточно подробно было освещено только положение 2–го механизированного корпуса в утренней оперативной сводке за 26 июля. В утренней оперсводке за 27 июля по 6–й армии приводятся устаревшие данные за 25 июля, а по 12–й армии положение частей и соединений армии приводится на утро (7.00) 26 июля. Таким образом, информация о положении армий запаздывала минимум на сутки. В вечерней оперсводке за тот же день сказано:

«6 и 12 А*рмии** — новых данных не поступало. Выполняют нашу директиву № 0024. Связь отсутствует. Направлены делегаты на самолетах»[459].

Утренняя оперсводка за 28 июля не принесла ничего нового. Командование фронта по-прежнему верило, что 6–я и 12–я армии выполняют директиву № 0024, но никакой точной информацией о занимаемых рубежах и действиях противника не обладало:

«Установить точное положение частей 6–й и 12–й армий невозможно за отсутствием связи и незнанием обстановки штабами 6–й и 12–й армий. Посланные на самолетах делегаты связи не вернулись»[460].

По большому счету, 6–я и 12–я армии 26–27 июля имели осмысленную задачу, и каких-либо новых указаний не требовалось. Нужна была информация о положении войск и изменениях обстановки, которые бы заставили принимать новые решения. «Мигающий», эпизодический обмен информацией с армиями И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина создавал предпосылки для возникновения кризиса, который командование Южного фронта могло своевременно не заметить и упустить время для его парирования.

Не сбылись и надежды на улучшение снабжения 6–й и 12–й армий с передачей их в состав Южного фронта, что тоже было одним из аргументов в пользу смены подчинения армий. В послевоенном закрытом исследовании мы находим такие строки:

«Характерно также, что и штаб тыла фронта стал отражать состояние обеспеченности этих армий в своих сводках только с 30 июля; о состоянии тыла 2–го механизированного корпуса с 27 июля вообще не упоминается в сводках»[461].

Таким образом, ни управление, ни снабжение 6–й и 12–й армий с передачей их в состав Южного фронта, не улучшились. С такой связью и снабжением армии могли оставаться в составе Юго-Западного фронта.

Соображения, которые легли в основу плана действий командования Южного фронта, мы можем отследить в директиве № 0027 от 28 июля. В ней мы видим предполагаемые направления ударов немецких войск:

«Противник продолжает развивать усилия в стыке между 18 и 9 А*рмиями** *в** общем направлении Кодыма, Первомайск и своей белоцерковской группировкой в направлении на Умань, с целью окружения и уничтожения армий правого крыла»[462].

Как мы видим, командование Южного фронта предполагало широкий охват всего правого крыла фронта 6, 12, 18–й армий ударом по сходящимся направлениям на Первомайск вдоль шоссе Белая Церковь — Умань — Первомайск и на стыке 9–й и 18–й армий. Прорывающиеся на стыке между армиями А. К. Смирнова и И. Н. Музыченко немецкие дивизии пока не расценивались как серьезная проблема. В части задач 6–й и 12–й армиям директива требовала от них «занять рубеж для обороны» по линии Звениго — родка — Христиновка — Теплик. В этом директива № 0027 повторяла первоначальное решение командующего фронтом, директиву № 0024. В отношении 18–й армии задача была сформулирована так: «удерживать занимаемый рубеж»[463]. Задача была более чем актуальной, поскольку 18–я армия в это время непрерывно отходила, угрожая увеличением разрыва с соседями, как справа, так и слева. Уже утром 26 июля 1 горно-стрелковой дивизией XXXXIX корпуса был взят Гайсин. Радикально изменилась по сравнению с директивой № 0024 задача корпуса Ю. В. Новосельского. Теперь ему предписывалось:

«2 механизированному** к*орпусу** продолжать выполнение поставленной задачи, активными действиями *в** северном и северовосточном направлениях обеспечить отход 6–й и 12–й А*рмий**»[464].

Заметим, что вектор действий механизированного корпуса смещается на восток, с целью парирования обхода армий восточнее шоссе Умань — Белая Церковь.

Парирование прорыва на стыке группы П. Г. Понеделина и 18–й армии планировалось осуществить резервом командира 2–го механизированного корпуса — 39–м танковым полком, сводным полком, оставшимся от 39–й танковой дивизии. В директивах № 0028/ОП и № 029/ОП этот полк предписывалось направить в район Городище для уничтожения противника, продвигающегося от Гайсина на Голованевск. 29 июля войска 6–й, 12–й армий, 2–го механизированного корпуса объединялись под общим руководством П. Г. Понеделина. Это решение не прибавило порядка в окружаемых армиях. Напротив, между И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделиным сложились неприязненные отношения, И. Н. Музыченко не признавал авторитета П. Г. Понеделина. Последний был старше по возрасту, но не более того.

В течение 26–28 июля войска 6–й и 12–й армий постепенно втягивались в коридор, образованный с севера линией Монастырище — Тальное, а с юга Гайсин — Новоархангельск. Северный фас коридора образовывали позиции 2–го механизированного корпуса. В конце этого своеобразного тоннеля был свет — рубеж реки Синюха. Самой большой опасностью на этом этапе был прорыв на фронте 18–го механизированного корпуса 18–й армии. Растянутый на 40–километровом фронте 18–й механизированный корпус был не в силах сдержать напор почти трех немецких дивизий (1 и 4 горно-стрелковых, 100 легкопехотной) и венгерского подвижного корпуса. Но попытки прорвавшегося на стыке с 18–й армией противника перекрыть вход в тоннель были успешно отражены. Прикрываясь заслонами с запада и проводя контратаки, армии И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина избежали окружения и вышли в район к северо-востоку от Умани.

С 28 июля, прикрываясь с трех сторон — с севера, запада и востока, войска 12–й и 6–й армий отходили на восток, стремясь занять указанные в директиве Южного фронта № 0024 рубежи. Тем временем к соединениям XXXXVIII моторизованного корпуса подтянулись пехотные дивизии IV армейского корпуса 17 армии, и подвижные соединения Вернера Кемпфа получили возможность сделать следующий ход. Начался танец немецких танковых дивизий вокруг Умани. Иначе как танцем назвать эти действия нельзя — последовательность маневров танковых дивизий XXXXVIII и XIV моторизованных корпусов была довольно замысловатой. Первым шагом была смена пехотой 16 танковой дивизии Г. — В. Хубе, которую сразу же бросили в глубокий обход отходящих 6–й и 12–й армий:

«28.7 в 6.30 дивизия начала движение. Районом сосредоточения была назначена Литвиновка. Практически без боя проходя Городище, Тиновку и продолжая движение в направлении Бушанки, колонны размерено шли на восток»[465].

То есть смененная пехотой дивизия Хубе обошла позиции сцепившейся со 2–м механизированным корпусом Ю. В. Новосельского 11 танковой дивизии Людвига Крювеля, ничем не сдерживаемая, двинулась на восток. И она была не одинока. Помимо уже действовавшего против 6–й и 12–й армий корпуса Вернера Кемпфа, на юг из района Белой Церкви выдвинулся XIV моторизованный корпус фон Виттерсгейма, смененный пеоед фронтом 26–й армии III моторизованным корпусом. Основной ударной силой XIV корпуса была 9 танковая дивизия австрийца фон Хубицки, вслед за ней шла моторизованная бригада СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер».

Достигнув рубежа, на который должны были отойти 6–я и 12–я армии по плану командования Южного фронта, две никем не сдерживаемые немецкие танковые дивизии начали двигаться на юг глубоко в тылу 6–й и 12–й армий:

«Опираясь по правому флангу на 9 танковую дивизию, 16 танковая дивизия продолжала двигаться на юг. Группа танковых войск „Клейст“, сосредоточив усилия, продвигалась на Первомайск, город в 90 км юго-восточнее Умани. Новый южный „клин“, новая преграда, призванная остановить и уничтожить русских, отступающих на восток. 30.07 войска, развивая наступление на юг из участка Тальное — Екатеринополь, овладели Новоархангельском, Ямполем на Синюхе и Ольшанкой»[466].

То есть 30 июля немецкие подвижные соединения достигли точки в 70 км южнее Умани. Судьба армий И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина была предрешена.

Таким образом, к 28 июля план вывода 6–й и 12–й армий получил новый смысл. Назначенный армиям рубеж от Звенигородки на юг начал охватываться противником. В то время как армии начали подходить к рубежу Звенигородка — Новоархангельск, к востоку от этой линии уже шел поток танков, тягачей и автомашин нескольких немецких танковых дивизий. Однако советское командование продолжало цепляться за этот рубеж. С. М. Буденный в своем докладе в Ставку 28 июля писал:

«Для сохранения живой силы и выигрыша во времени до подхода вновь формируемых дивизий первой очереди прошу Ставку разрешить отвести правое крыло Южного фронта последовательно на следующие рубежи: к 30.7 на рубеж Христиновка, Грайворон, Слободка, Рыбница; к 2.8 на рубеж Звенигородка, Умань, р. Синица, Ананьев, Гояны и к 4.8 на р. Синюха, Первомайск, Троицкое, Григориополь»[467].

Понимания сложившейся обстановки и решения на изменение вектора движения армий с востока на юг пока не просматривается. Но вместе с тем уход двух танковых дивизий немцев в южном направлении делал линию Умань — Черкассы более реальным направлением прорыва из окружения. Как и во многих других случаях, налицо замысел советского командования — смыкание флангов армий, и его объективное значение — кратчайший путь прорыва из окружения.

28 июля из Ставки в штабы Юго-Западного направления, Юго-Западного и Южного фронтов поступила директива № 00565 за подписями И. В. Сталина и Г. К. Жукова. В ее вводной части констатировалось:

«1. Противник настойчиво продолжает развивать наступление на стыке ЮЗФ и ЮФ в общем направлении на Звенигородка, Черкассы. Основная цель противника, по-видимому, заключается в том, чтобы, отбросив армии ЮФ в южном направлении и прикрывшись с юга, овладеть переправами через р. Днепр между Киевом и Черкассы и развивать удар против Донбасса»[468].

Как мы видим, постоянные метания немцев от политических целей к экономическим и военным порождали неверные выводы у высшего руководства СССР. Предполагалось, что немецкие войска имеют своей целью захват экономически важных районов, в то время как главной целью было уничтожение РККА. Соответственно предположениям о характере действий противника строилась в директиве и последовательность действий своих войск:

«2. В этой обстановке главной целью действий ЮЗФ и ЮФ является активными действиями сорвать наступление противника и не дать ему выйти на Днепр.

3. Главкому Юго-Западного направления Ставка приказывает сосредоточить в районе Черкассы, Кировоград, Кременчуг сильную группу резервов за счет вновь формирующихся дивизий (не менее четырех) и отходящих частей 6 и 12 армий Южного фронта и подготовить согласованный контрудар на стыке фронтов в общем направлении Черкассы, Винница.

4. Юго-Западному фронту, приостановив отход 26 армии и произведя соответствующую перегруппировку, подготовиться к наступлению в общем направлении Радомышль, Житомир.

5. Южному фронту отвести и прочно закрепиться правофланговыми армиями на рубеже: Шпола, Терновка, Балта, Рыбница, не допуская дальнейшего отхода частей»[469].

Традиционно последовали «теплые слова» в адрес И. В. Тюленева:

«Командующему ЮФ учесть, что действующие против ЮФ силы противника в значительной степени начинают терять свою устойчивость. В этих условиях активное и упорное сопротивление, энергичные контрудары наших частей могли бы облегчить положение фронта. До сих пор действия ЮФ носят характер нерешительного, пассивного сопротивления ударам противника, что постоянно приводит к осложнениям обстановки на различных участках фронта. Командование фронта не стремится к собиранию сил и резервов и нанесению мощных контрударов. Ни один контрудар, предпринятый до настоящего времени ЮФ благодаря этому, не приводил к решительным результатам»[470].

Читатель может задать законный вопрос: «Какие наступления, когда 6–й и 12–й армиям нужно бежать сломя голову из тисков окружения?» Тем более странной может показаться фраза о потере устойчивости немецких войск. Проблема была в том, что советское командование не считало окружение правого крыла Южного фронта сколь-нибудь значимой задачей для немцев. Предполагалось, что они будут решать куда более масштабные задачи по захвату экономических центров Украины. И в этом случае Южный фронт окажется перед мягким подбрюшьем танкового клина, где сам бог велел наносить контрудары. Однако вектор развития операций группы армий «Юг» на тот момент был направлен не на восток, а на юг. Немцы стремились хотя бы в сильно урезанном виде выполнить заложенные в «Барбароссе» задачи и развить их против советских войск на южном фланге советско-германского фронта.

От вопросов стратегических вернемся к судьбе двух советских армий. 28–29 июля фронт 18–го механизированного корпуса оказался растянутым, а потом и попросту разорванным на три части. В Журнале боевых действий 18–й армии А. К. Смирнова о судьбе корпуса находим лаконичную запись:

«18 механизированный** к*орпус** распался на три части, спешно отходит, оголив правый фланг армии. Разрыв между 18–й и 12–й армиями составил 20 км. Одна часть (47–я т*анковая** д*ивизия**) отошла к 18–й армии на юг, другая часть примкнула к левому флангу 12–й армии».

Основные силы 47–й танковой дивизии и 218–я моторизованная дивизия действительно отошли к 18–й армии на юг в район Джулинки, но 93–й танковый полк 47–й танковой дивизии оказался в нескольких десятках километров от них, севернее Умани. 39–я танковая дивизия целиком примкнула клевому флангу 12–й армии. Разрозненные отступающие части корпуса, в виде резервов, подчинил себе командующий 12–й армией П. Г. Понеделин.

Что собой представлял на момент описываемых событий 18–й механизированный корпус П. В. Волоха, показывает табл. 4.3.

Фактически 18–й механизированный корпус на 1 августа был не танковым соединением, а тремя мотострелковыми бригадами под руководством корпусного управления.

Таблица 4.3. Состав 18–го механизированного корпуса на 1 августа 1941 г.

Такое состояние корпуса, составлявшего опору правого крыла 18–й армии, создавало предпосылки для глубокого охвата 6–й и 12–й армий пехотными соединениями XXXXIX горно-стрелкового корпуса. Более того, немцы поставили себе задачу широкого охвата всего правого крыла Южного фронта:

«Наступающая с запада 17 армия должна была продолжать преследование противника в направлении Головоневска и Первомайска, минуя Умань. Задачей было южнее Умани предотвратить переход неприятеля через Буг, а также во взаимодействии с 1–й танковой группой нанести ему по возможности наибольший урон в районе Умани. 01.08 город пал. Войскам предстоял еще основной этап боя на окружение»[473].

Тем временем войска 6–й и 12–й армий постепенно занимали указанное И. В. Тюленевым положение — 12–я армия на восточном участке фронтом на север и северо-восток и 6–я армия на западном участке фронтом на запад и юго-запад. Только намеченный командующим Южным фронтом западный рубеж отхода был под давлением 17 армии Штюльпнагеля отодвинут на восток, к Умани. Но если по замыслу советского командования этот рубеж должен был сомкнуть фронт отходящих армий с фронтом 26–й армии, то в реальности 29–30 июля занятие позиций по директиве № 0024 уже приводило к охвату армий наступающими немецкими войсками.

К исходу 31 июля армии покинули город Умань. Положение 6–й и 12–й армий в этот день было следующим.

На северо-восточном и восточном фасе против части XXXXVIII (16 моторизованная дивизия) и главных сил XIV (9 танковая, моторизованная бригада СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер») моторизованных корпусов вели бой соединения 12–й армии. На тот момент в составе армии находились 8–й (72–я, 192–я горно-стрелковые дивизии, 233 и 236 корпусные артиллерийские полки), 13–й (10–я дивизия НКВД, 99–я стрелковая, 60–я горно-стрелковая дивизии, 283–й и 468–й корпусные артполки) стрелковые и 24–й механизированный (остатки 49–й, 45–й танковых дивизий, 216–я моторизованная, 58–я горно-стрелковая дивизия) корпуса. Задачей соединений был прорыв к рубежу реки Синюха.

В резерве командующего 12–й армии находилась 44–я горно-стрелковая дивизия в районе Подвысокого. В оперативных сводках армии впервые появилось название села, которое вскоре стало последним пристанищем двух советских армий.

На севере против 11 танковой XXXXVIII моторизованного корпуса и 24 и 297 пехотных дивизий IV армейского корпуса оборонялись 2–й механизированный корпус и группа Фотченкова с задачей обеспечить фланг наступления 12–й армии.

На западе по линии Краснополка — Собковки против 125 пехотной и 97 легкопехотной дивизий оборонялись остатки 16–го механизированного корпуса и 49–й стрелковый корпус, подчиненные 6–й армии. Механизированный корпус насчитывал 1 танк Т–28, 29 танков Т–26 и БТ, 26 бронемашин. 44–я танковая дивизия корпуса имела шесть 45–мм пушек, двенадцать 76,2–мм пушек. 240–я моторизованная дивизия имела тридцать 45–мм пушек, восемь 76,2–мм дивизионных пушек, пять 122–мм гаубиц образца 1938 г., четыре 152–мм гаубицы образца 1938 г., четыре 37–мм зенитные пушки. 15–я танковая дивизия к тому моменту была выведена на переформирование, буквально чудом избежав окружения. Стрелковый корпус состоял на тот момент из 140–й, 190–й стрелковых дивизий, действовавших совместно с 3–й противотанковой артиллерийской бригадой (шесть 85–мм зенитных пушек, двадцать две 76,2–мм дивизионные пушки, восемь 37–мм зенитных пушек).

На юго-западе по линии Степковка — Перегоновка против главных сил XXXXIX горно-стрелкового корпуса (1 и 4 горно-стрелковые дивизии) оборонялся 37–й стрелковый корпус 6–й армии. На тот момент в составе корпуса находились 80, 132, 173–я стрелковые дивизии, 441–й и 445–й корпусные артиллерийские полки.

189–я, 197–я стрелковые дивизии и 211–я воздушно-десантная бригада БЫВОДИЛИСЬ в резерв командующего 6–й армией с целью рокировки на левый фланг построения.

Несмотря на сжимающиеся «клешни» окружения, сообщение с тылом Южного фронта до конца июля еще не было прервано полностью. С 28 по 30 июля из 6–й и 12–й армий было вывезено 3620 человек раненых.

Состояние артиллерии и основного подвижного соединения двух армий, 2–го механизированного корпуса см. в табл. 4.4 и табл. 4.5.

Таблица 4.4. Состояние корпусных артиллерийских полков 6–й и 12–й армий

Таблица 4.5. Состав 2–го механизированного корпуса на 1 августа 1941 г.

Примечание. Таблица составлена по данным о боевом составе артиллерии Южного фронта на 28 июля 1941 г. (Сб. боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 39. С. 110–111).

Корпус Ю. В. Новосельского на момент окружения двух армий все еще был достаточно силен. Но отсутствие топлива и боеприпасов вскоре превратило эту силу в груду металлолома.

Малое кольцо окружения, вокруг области 40 на 40 км восточнее Умани, сомкнулось 2 августа. Это было сделано пришедшей от Белой Церкви 9 танковой дивизией корпуса фон Виттерсгейма:

«…02.08 бойцы наступающей с запада 1 горнострелковой дивизии и наступающей с востока 9 танковой дивизии встретились у Синюхи и пожали друг другу руки»[475].

Тем временем была сменена пехотой и брошена на юго-восток 11 танковая дивизия. Замкнувшая кольцо 9 танковая дивизия фон Хубицки сдала свой участок на стыке между горными стрелками Хуберта Ланца и эсэсовцами Дитриха танкистам Крювеля и направилась на юг. Эсэсовцы «Лейбштандарта», пришедшие вместе с 9 танковой дивизией в составе XIV моторизованного корпуса остались на северо-восточном фронте окружения и приняли самое активное участие в боях у Умани. Таким образом, 11 танковая, 16 моторизованная дивизии и моторизованная бригада «Лейбштандарт Адольф Гитлер» стали единственными подвижными соединениями 1 танковой группы, скованными боями с окруженными советскими армиями. Остальные к моменту замыкания кольца уже были в свободном плавании на просторах южной Украины. Дивизия Г. — В. Хубе вышла ко 2 августа на ближние подступы к Первомайску:

«16 танковая дивизия достигла Надлака и к востоку от Ямполя вновь встретилась с неприятелем. Несмотря на проливной дождь 2.08, войска под командованием генерала Вагнера захватили Лысую Гору в 20 км к северо-востоку от Первомайска»[476].

Бои 6–й и 12–й армий в окружении. Дальнейшие события мне приходится освещать, в значительной мере опираясь на немецкие источники. Документы окруженных частей не сохранились, а воспоминания участников событий из тактического звена, к сожалению, не дают оперативной картины попыток прорыва кольца окружения.

Нельзя сказать, что в штабе Южного фронта полностью отсутствовала объективная информация о положении армий И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина. Решения принимались отнюдь не вслепую. Например, положение 6–й и 12–й армий в боевом донесении № 0023/ОП от 1 августа командующего Южным фронтом оценивалось так:

«Группа Понеделина, сдерживая натиск противника с севера, запада и юго-востока, с боями отходит на р. Синюха, частными атаками на Нв. Архангельск обеспечивает выход из наметившегося окружения»[477].

Как мы видим, И. В. Тюленев прекрасно знал о наличии немецких войск, препятствующих отходу двух армий в восточном направлении. Однако неверно оценивались возможности и глубина построения немцев. Предполагалось, что достаточно сбить немецкий заслон у Новоархангельска и дальше не будет полков и дивизий, препятствующих снабжению армий И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина.

На чем же базировался подобный оптимизм? В той же оперсводке № 0023/ОП находим ответ на этот вопрос: «Для обеспечения выхода правого крыла (группы Понеделина), 223 с*трелковая** д*ивизия** во взаимодействии со 116 с*трелковой** д*ивизией** наносит удар в общем направлении Шпола, Звенигородка. Сводный отряд Нв. Миргород *в** составе 1000 штыков наносит удар Нв. Архангельск»[478].

18–й армии ставилась задача нанести контрудар в северном направлении с целью смыкания флангов с группой Понеделина.

Тем временем из войск поступали тревожные донесения. Ранним утром 1 августа П. Г. Понеделин направил в штаб Южного фронта телеграмму:

«Положение усугубляется, противник занял Легезино. Резервы использованы. Телефонная связь нарушена. Выезжаю *в** войска»[479].

На рассвете 1 августа Военными Советами 6–й и 12–й армий было подписано следующее донесение в адрес Военного Совета Южного фронта и в копии Комитету обороны при СНК СССР:

«Положение стало критическим. Окружение 6 и 12 армий завершено. Налицо прямая угроза распада общего боевого порядка 6 и 12 армий на 2 изолированных очага с центрами Бабанка, Теклиевка. Резервов нет. Просим очистить вводом новых сил участок Полонистое, Терновка и Нов. Архангельск. Боеприпасов нет, горючее на исходе.

Понеделин, Музыченко, Любавин, Куликов, Грищук, Попов, Груленко…»[480]

На документе имеется пометка «Принят 1.8.41 14.30».

Получив телеграмму такого содержания, вечером того же дня С. М. Буденный вызвал И. В. Тюленева к аппарату БОДО и потребовал объяснений:

«Я только что получил копию телеграммы Понеделина и Музыченко, адресованную вам.

1) Отвечает ли эта телеграмма действительному положению? Если да, то что вы предпринимаете?

2) Почему они оказались без огнеприпасов и горючего?

3) Как предполагаете им доставить горючее и огнеприпасы?

4) Какое направление намечаете им дать для выхода?

5) Я беспокоюсь о новой 223 *стрелковой дивизии**, чтобы она не попала изолированно под удар; что касается 116 и 212 стрелковых дивизий, они связаны противником; их совместное действие, как вы просите, является не весьма реальным делом. Все»[481].

И. В. Тюленев сообщил о мерах, которые предпринимаются для восстановления положениями удара изнутри фронта 6–й и 12–й армий и со стороны Черкасского плацдарма и полосы 18–й армии. Трудности со снабжением командующий Южным фронтом отрицал, утверждая, что армии И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина успешно снабжаются. Свой резон в словах И. В. Тюленева был, немецкое кольцо окружения на тот момент имело большие просветы:

«Широкая брешь открылась между обоими горно-стрелковыми полками к западу, юго-западу и югу от Копенковатое и к востоку от леса, прямо там, где противник все время усиливался. „Котел“ все еще оставался неплотным»[482].

Однако все планы И. В. Тюленева начали рушиться один за другим. Беспокойство командующего Юго-Западного направления о судьбе 223–й стрелковой дивизии оказалось не напрасным. На юг от Киева повернул III моторизованный корпус. Прибывавшая по железной дороге из Харьковского военного округа в район Кировограда 223–я стрелковая дивизия генерал-майора Филиппова должна была, как мы помним, нанести удар в направлении Нового Миргорода — Звенигородки. Из района разгрузки на станции Шестаковка, завершившейся 1 августа, дивизия пешим маршем направилась к Новому Миргороду. Задачей дивизии было с утра 2 августа наступать на Шполу, навстречу 6–й и 12–й армиям. Готовясь к наступлению, дивизия заняла оборону в районе Нового Миргорода. Но вместо наступления утром 2 августа 223–я стрелковая дивизия попала под удар 14 танковой дивизии корпуса Э. фон Маккензена и, понеся тяжелые потери, отошла на Чечеливку и далее на Кировоград. Представить себя на месте солдат и офицеров 223–й дивизии просто страшно. Соединение было сформировано наспех, вооружено собранным с бору по сосенке на складах Харьковского военного округа оружием. Состояла дивизия из необстрелянных, плохо обученных людей, еще вчера стоявших у станка или работавших в поле. И вот после нескольких дней в теплушках и утомительного марша по раскисшим дорогам эти люди попадают под страшный удар авиации, танков и мотопехоты, вооруженной орудиями калибром до 210 мм. Было бы удивительно, если бы 223–я стрелковая дивизия удержала удар танкистов 14 танковой дивизии.

К сожалению, на сохранившейся копии приказа командующего Южным фронтом не проставлено время. Поэтому мы не знаем, поступили ли к И. В. Тюленеву на момент его написания сведения о том, что 223–я стрелковая дивизия скована боем в районе Нового Миргорода. Сам И. В. Тюленев в своих мемуарах не потрудился рассказать, как было дело. Если судить по нумерации директив, приказ 6–й и 12–й армиям был отдан до получения информации о судьбе 223–й дивизии. Он выглядит так, словно ничего не произошло. Директива штаба фронта № 0040 от 2 августа снова требует:

«Группе Понеделина, прикрывшись с запада и северо-запада, активными действиями в восточном направлении уничтожать прорвавшегося противника, занять и прочно удерживать рубеж — Звенигородка, Нов. Архангельск, Терновка, Краснополье. Штарм — Нв. Миргород. Ликвидировать просочившегося (? — А. И.) противника восточнее указанного рубежа»[483].

На прорыв 223–й стрелковой дивизии надеялись и окруженные. 2 августа П. Г. Понеделин просит:

«Снаряды не поступают. Осталось по два-три выстрела. Торопите 223 с*трелковую** д*ивизию** *в район** *Ново**Архангельск, Тишковка»[484].

Тем временем войска 6–й и 12–й армий продолжали отходить в район Новоархангельска, уже находясь в кольце окружения. Местность, в которой развернулись последние бои армий И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина, не давала решительных преимуществ ни той, ни другой стороне. С одной стороны, в районе Новоархангельска сливаются устья рек Ятрань, Большая Высь, Синюха с притоками. Опираясь на этот район, отходящие войска получили возможность сохранять некоторую устойчивость. С другой стороны, наличие этих рек в тылу имело и отрицательное значение, так как усиливало оборону 11 танковой дивизии и бригады СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», закрывающих пути отхода на восток, и горно-стрелковых дивизий корпуса Кюблера, поставивших заслон в южном направлении.

Постоянные указания пробиваться только на восток или в крайнем случае на юго-восток привели к тому, что 12–я армия вплоть до 5 августа предпринимала попытки прорыва кольца окружения именно в этих направлениях. Только ночью 5 августа П. Г. Понеделин доносит:

«Решил пробиваться в направлении Первомайск»[485].

Быстрее всего в обстановке сориентировался И. Н. Музыченко, который уже 1 августа запрашивал штаб Южного фронта:

«Прошу в срочном порядке сообщить положение войск 26–й и 18–й армий. Без этого невозможно определить правильное направление прорыва из окружения»[486].

Через несколько часов он требует санкционировать прорыв в южном направлении:

«Просим санкционировать прорыв на юго-восток через Терновка, Покатилово, прорыв произвести самостоятельно, координируя действия с Понеделиным. Промедление истощит армию и приведет к катастрофе»[487].

Нам неизвестно, дождался И. Н. Музыченко разрешения на прорыв или нет. Зная характер командарма–6, можно предположить, что нет. Тем не менее утром 2 августа он бросает наиболее боеспособное соединение армии, 80–ю стрелковую дивизию, в направлении Покотилово (населенный пункт примерно в 10 км южнее Подвысокого). С 18–й армией была установлена связь по радио. 3 августа 80–я стрелковая дивизия из района Копенковатое пыталась пробиться к переправам через Ятрань у Покотилова и Лебединки. Поскольку 4 горно-стрелковой дивизии корпуса Кюблера в то же время ставилась задача наступления на Подвысокое, бой 3 августа принял форму встречного сражения:

«В 2.30 (утра) 91 горно-стрелковый полк как раз отразил первую вражескую атаку. До обеда последовало еще 5, частично при поддержке танков. Собственное наступление было отложено. 13 горно-стрелковый полк захватил мост через Ятрань у Перегоновки и образовал плацдарм в направлении Копенковатое (высота 193 взята 2 батальоном 13 горно-стрелкового полка). Ширина фронта дивизии составляла к вечеру еще 20 км с значительными брешами»[488].

Наступательные задачи соединениям по обе стороны фронта ставились, поскольку целью советского командования был силовой прорыв из окружения, а целью немецкого — сокращение фронта и уплотнение порядков для обеспечения прочной обороны внутреннего обвода «котла».

Встречный бой продолжился и в ночь с 3 на 4 августа, и днем 4 августа. 80–я стрелковая дивизия наступала из района Копенковатое с задачей захватить переправу у Покотилово — Лебединка. В 17.00 4 августа к 80–й дивизии присоединились 173–я и 189–я стрелковые дивизии. Последняя получила задачу прикрытия фланга наступления. Противник армии И. Н. Музыченко, 4 горно-стрелковая дивизия, усиленная полком пехотной дивизии пыталась в тот же день наступать в противоположном направлении:

«4 августа наступлением было сокращено расстояние между двумя полками до 3 км. Взятие деревни Копенковатое, которая находилась перед фронтом 13 горно-стрелкового полка, не удалось, в то же время 18 вражеских атак были отбиты, прежде всего перед 91 горно-стрелковым полком. Справа дивизия соединилась с 1 горно-стрелковой дивизией, слева — с 97 легкопехотной дивизией. Только что подчиненный дивизии 477 пехотный полк (257 пехотной дивизии) был выдвинут на передовую линию между 3 и 2 батальонами 91 горно-стрелкового полка. Эти два полка должны были ударить по Подвысокое при поддержке 10 батарей, в то время как 13 горно-стрелковый полк, наконец, должен был овладеть Копенковатое. Во время этих приготовлений к наступлению русские ударили по полкам утром 5 августа большими силами пехоты. 1 батальон 91 горно-стрелкового полка отразил все атаки, последние — в рукопашном бою. По этой причине собственное наступление отложили до 11.30. Намеченное продвижение было очень небольшим. Частично подразделения должны были к вечеру возвратиться на исходные позиции (1 батальон 477 полка), чтобы восстановить взаимосвязанный фронт. 13 горно-стрелковый полк во второй половине дня все еще отражал сильные атаки из Копенковатое. Неуспех этого дня может быть объяснен только значительными силами противника, которые связали фронт, несмотря на образование местных очагов и на сосредоточение артиллерийского огня»[489].

К 5–му числу на юг были брошены остатки 16–го механизированного корпуса, 3–й противотанковой артиллерийской бригады и группы Фотченко с целью попытаться последней отчаянной атакой пробить себе дорогу из окружения. Однако эта атака поставила фронт окружения на грань прорыва. Еще раз предоставим слово Юлиусу Брауну, историку 16 дивизии:

«Вдруг около 2.20 раздался ружейный и пулеметный огонь, вперемешку с выстрелами противотанковых пушек. Вспышки огня поднялись вверх, шум сражения стал все сильнее. „Кажется, рутинная местная перестрелка!“ Но огонь не уменьшался. Похоже, проснулся весь фронт. На горизонте перед дивизионным командным пунктом видны разрывы трассирующих снарядов противотанковых пушек. Шум боя переместился на юг. Приказ по дивизии уже готов, но неразумно высылать связных на передовую линию. Звонит телефон. Докладывает адъютант 94 горно-стрелкового полка: „Слышны звуки гусеничных машин. Бой приближается. Штаб готовится к отражению атаки!“ — „Объявите тревогу разведывательному батальону!“ — „Так точно. Я немедленно позвоню!“ Время — 2.45. 13 горно-стрелковый полк докладывает только: „Идет атака противника из Копенковатое на позиции 3 батальона 13 горно-стрелкового полка“. Линия связи с полком повреждена. В 3.00 оттуда поступает открытый радиосигнал: „Танки“. Потом полк уже не появляется в эфире (не докладывает). Неожиданно русская пехота напала на позиции 2–х батарей тяжелых полевых гаубиц восточнее Перегоновки. Орудия временно попадают в руки противника. Около 6.00 раздались первые выстрелы на восточной окраине Перегоновки. Части 1 противотанковой роты 525 полка, 3 саперной роты 94 полка, 1 взвод 3 саперной роты 73 полка и охрана штаба дивизии заняли позиции. Русская колонна автомобилей въезжает между тем в Перегоновку из юго-восточного направления, пока она не была полностью сожжена огнем. Русская пехота отброшена при попытке перейти Ятрань вброд. Движение русской моторизованной колонны после этой неудачи поворачивается на Полонистое. Там она встречена 1 саперной ротой 73 полка и взводом 4 роты ПВО 61 полка. В распоряжении дивизии больше не остается резервов. Кабельная (телефонная) связь с критическими позициями повреждена. В эти часы командир дивизии полагается на выдержку и боевую силу своих частей. И он в этом не разочаровался. По радио следует приказ: „Образовать круговую оборону! Держаться! Командное крыло Перегоновка“. Около 7.00 на дивизионном командном пункте представляют положение следующим образом: атаки пехоты при поддержке танков на перекресток 5 км юго-западнее Подвысокого захлебнулись в крови. Моторизованные части вклинились в брешь между 3 батальоном 477 пехотного полка и 3 батальоном 91 горно-стрелкового полка. Перед 477 пехотным полком только небольшие боевые действия. От 94 горного разведывательного батальона и 94 горно-стрелкового полка нет никаких известий. На позициях 13 горно-стрелкового полка с большими потерями противника отражены попытки прорыва при поддержке танков и моторизованных пехотных частей. У Перегоновки — также успешная оборона. У Полонистое бой продолжается. Фланги стоят крепко. В центре положение полностью неопределенное. Вероятно, противнику удалось вклиниться, а может, даже и прорваться. Напряжение продолжалось до полудня. Затем положение прояснилось благодаря воздушной разведке, передовым наблюдателям, показаниям военнопленных, радиосообщениям отдельных групп сопротивления, а также запросам командира дивизии: противник, сосредоточив силы, с 2.00 попытался осуществить прорыв из района Подвысокое через пересечение дорог в 5 км юго-западнее Подвысокого, из района леса северо-западнее от этого места, и прежде всего из Копенковатое. Атаки преимущественно силами пехотных частей против 3 батальона 91 горно-стрелкового полка и 477 пехотного полка успеха не имели»[490].

Реальный шанс вырваться из малого кольца окружения как организованная вооруженная сила был с 29 июля по 3 августа, когда фронт 18–й армии проходил достаточно близко к окруженным армиям. Так, 2 августа правый фланг 18–й армии был всего в 15–20 км южнее войск И. Н. Музыченко. 3 августа расстояние также не превышало 20 км. Пробить фронт 91 горно-стрелкового полка 4 горно-стрелковой дивизии на Ятрани было куда реальнее, чем пытаться взломать оборону 11 танковой дивизии на Синюхе. Совместными действиями наиболее боеспособных частей двух армий было возможно пробить коридор для выхода из окружения.

Уже 3 августа обстановка сложилась так, что прорыв кольца окружения на Ятрани давал шанс лишь на выход разрозненными группами без тяжелого оружия и оставив всю технику. Как армии, корпусам и дивизии прорваться уже было нереально. В этот день 16 танковая дивизия Хубе направилась к Первомайску:

«В то время как основная часть дивизии все еще вела ожесточенные бои северо-восточнее Лысой Горы, часть танкового полка вместе со II батальоном 79 мотопехотного полка, 3 ротой 16 саперного батальона, 3 батареей 16 артиллерийского полка и I батальоном 64 мотопехотного полка, невзирая на размытые дороги, начали 3 августа наступление на Первомайск и излучину Буга, сквозь бесконечные колонны русских, пытавшихся уйти на восток»[491].

Боевая группа 16 танковой дивизии ворвалась в Первомайск и в ходе скоротечного боя овладела городом. Взрыв мостов немцам удалось предотвратить, провода к зарядам взрывчатки были перерезаны в последний момент. На следующий день образовалось еще одно кольцо окружения:

«4 августа плацдарм на южной стороне Буга был расширен и укреплен. Боевые группы на другом берегу Буга, прикрытые с фланга рекою, продвинулись на юг и установили связь с венгерскими войсками»[492].

Фактически у Первомайска немцы добавили к окруженным армиям И. Н, Музыченко и П. Г. Понеделина части правого фланга 18–й армии А. К. Смирнова. Ее фронт удалился к югу от Первомайска. Окруженных в районе Подвысокого отделяли от армии А. К. Смирнова десятки километров, преодолеть которые не представлялось возможным. Более того, попытки И. Н. Музыченко организованно пробиться на юг были парированы немцами выдвижением обратно к уманскому «котлу» 9 танковой дивизии фон Хубицки. По имеющимся у автора данным, это было сделано по просьбе командующего XXXXIX корпусом Людвига Кюблера:

«Командующий горным корпусом просил о том, чтобы танковая группа пришла на помощь его стрелкам, ударив на запад; но командование группы армий отказало. Только 9 танковая дивизия, сосед справа 16 танковой дивизии, повернула на запад, нанося удар на Терновку, павшую 4 августа»[493].

Таким образом, к 5 августа, когда П. Г. Понеделин решил присоединиться к попыткам И. Н. Музыченко пробиваться на юг, шансы вырваться из кольца для большей части солдат и офицеров двух армий уже отсутствовали. Плацдарм, на котором сгрудились в этот день окруженные войска, около 65 000 человек, не превышал размера 10x10 км.

Командующий Южным фронтом доносил 4 августа:

«Группа Понеделина продолжает оставаться в прежнем положении, причем совершенно непонятна медлительность в выполнении неоднократного приказа о выводе его частей на р. Синюха… От Понеделина получена радиограмма панического содержания, что организованный выход из боя без уничтожения своей материальной части или без немедленной помощи извне якобы невозможен. Эта оценка положения Понеделиным неверна, и сплошного фронта нет. Имеются промежутки до 10 и более километров. Топтание на месте Понеделина другим иначе объяснено быть не может, как только растерянностью, нераспорядительностью, неэнергичностью. Обстановка в районе Ново-Миргород, Ново-Украинка не дает возможности помощи Понеделину войсками, кроме авиации, которая все время на него работает. Понеделину вновь подтверждаем приказ ночными атаками пробить себе путь.

Тюленев, Запорожец, Задионченко, Романов»[494].

Тюленев оперировал устаревшими сведениями. «Разрывы до 10 км» были в первые два-три дня августа. Надо сказать, что хороши были в данной ситуации обе стороны. И. В. Тюленев бездумно приказывал пробиваться на восток, а П. Г. Понеделин столь же бездумно пытался это делать. В это же время реалист И. Н. Музыченко активно прощупывал пути выхода на юг. О 16 танковой дивизии у Первомайска он, видимо, не догадывался.

Нажим с востока и севера вынудил войска двух армий в конце концов сгрудиться вокруг села Подвысокое. К северо-востоку от Подвысокого был густой дубовый лес, Зеленая Брама, ставшая символом последних боев соединений 6–й и 12–й армий. В трагические дни августа 1941 г. Зеленая Брама дала войскам последнюю опору и защиту от бесконечных атак с земли и воздуха.

Принятое 5 августа в штабе 12–й армии решение прорваться своими силами было реализовано в ночь на 6 августа. Попытку эту можно назвать только актом отчаяния, поскольку фронт 18–й армии в это время уже был за Южным Бугом. Затем силы окруженных окончательно иссякли, и наступила катастрофа. 7 августа части XXXXIX горно-стрелкового корпуса вели бои уже на окраинах Подвысокого.

Начальник штаба 12–й армии генерал Арушанян вплоть до 7 августа поддерживал связь по радио. Предпоследняя в этот день его радиограмма гласила:

«Попытка выхода из окружения не удалась. Прошу в течение дня и ночи 6 на 7.8 авиацией методически бомбить…» И последняя радиограмма (в искаженной редакции): «6 и 12 армии окружены… Боеприпасов, горючего нет. Кольцо сжимается. Окружение огневое. Располагаю 20 000 штыками. Арьергарды с севера… удар на Первомайск на соединение с 18–й армией…»[495]

К вечеру 7 августа окруженные войска стали неуправляемыми. Оба командарма, генерал Музыченко и генерал Понеделин, попали в плен; начальникам штаба 12–й и 6–й армий генералам Арушаняну и Иванову (без штабов) удалось выйти к своим войскам. По данным Южного фронта (оперативная сводка № 098), только за период с 1 по 8 августа из окружения вышло до 11 000 человек и 1015 автомашин с боевым имуществом. Оставшиеся в живых, в большинстве раненые и больные солдаты и офицеры 6–й и 12–й армий, 7 августа 1941 г. попали в плен. В плен попал командир 49–го стрелкового корпуса (ранее командир 10–й танковой дивизии) С. Я. Огурцов, прошедший с боями от Радзехова до Подвысокого. На долгие четыре года пленниками немцев стали командиры других корпусов окруженных армий: командир 13–го стрелкового корпуса Н. К. Кириллов, 8–го стрелкового корпуса М. Г. Снегов.

Многие командиры частей и соединений погибли. 5 августа был смертельно ранен командир 44–й танковой дивизии Василий Петрович Крымов. В последние дни окружения погиб в бою ветеран Испании, командир 8–й танковой дивизии (к тому моменту группы Фотченкова) Петр Семенович Фотченков. Попал в плен и погиб там командир 16–го механизированного корпуса комдив Александр Дмитриевич Соколов. Погибли в окружении командир 24–го механизированного корпуса генерал-майор Владимир Иванович Чистяков и его начальник штаба, полковник Александр Иванович Данилов.

Один из наиболее сложных вопросов — это потери РККА в Уманском котле. Цифра 103 тыс. пленных была заявлена немцами уже в первые дни после окончания операции. 9 августа фон Штюльпнагель в официальном приказе говорит о «более чем 100 тысячах пленных»[496]. Названная по горячим следам цифра была явно завышена, поскольку определялась до точных подсчетов.

Несколько проще обстоит дело с танками. Е. А. Долматовский в повести «Зеленая Брама» пишет:

«А теперь о танках. Типпельскирх утверждает, что под Уманью захвачено 317 советских танков. Эх, будь у нас там 317 танков, неизвестно, как бы повернулось дело!»[497]

Однако, согласно докладу помощника командующего войсками Южного фронта по автобронетанковым войскам генерал-майора Штевнева, состояние танкового парка 2, 16, 24–го мехкорпусов характеризовалось следующими цифрами. В 16–м механизированном корпусе насчитывалось 5 Т–28, 11 БА–10, 1 БА–20. В некоторых донесениях упоминаются и легкие танки, находившиеся на конец июля в составе корпуса. В 24–м механизированном корпусе насчитывалось 10 БТ, 64 танка Т–26, 2 огнеметных танка, 10 БА–10, 5 БА–20. Еще 14 танков было в составе 39–й танковой дивизии 18–го механизированного корпуса. Наибольшее количество танков имелось в составе 2–го механизированного корпуса. Дивизии корпуса имели 1 КВ, 18 Т–34, 68 БТ, 26 Т–26, 7 огнеметных танков, 90 БА–10, 64 БА–20 и 27 Т–37. При этом подсчитаны были только боеспособные танки. Всего получается 242 танка. Если немцы проявили некоторое занудство и подсчитали все находившиеся в районе Умани советские танки, включая подбитые в районе Умани 22–30 июля и числившиеся на 30 июля неисправными, то они теоретически могли получить цифру больше 300 единиц.

Незавершенный контрудар 26–й армии. Давая «добро» на передачу 6–й и 12–й армий в состав Южного фронта, Г. К. Жуков потребовал от М. П. Кирпоноса решительных действий 26–й армии с целью оказания помощи полуокруженным армиям И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина. Однако армия Ф. Я. Костенко сама находилась на тот момент в незавидном положении. Полностью переместившийся в ее полосу III моторизованный корпус Э. фон Маккензена продолжал теснить войска армии к Днепру. С 26 июля в полосе 26–й армии обстановка стала ухудшаться. Под ударом оказались соединения левого крыла армии:

«После проверки лесов на наличие противника на юго-востоке от Ольшаницы, 26 июля дивизия атаковала Богуслав, который 27 июля был взят»[498].

Растянутые на широком фронте, дивизии 6–го стрелкового корпуса и 196–я стрелковая дивизия не выдержали удара двух танковых дивизий немцев и начали отходить к Днепру. Ни о каком контрударе для содействия 6–й и 12–й армиям в этот период не могло быть и речи. Однако ось движения III моторизованного корпуса была ориентирована на юг:

«…дивизия получила новый приказ 1 танковой группы: „Свернуть на юг через Первомайск для окружения врага в районе Умань“. При слабом сопротивлении врага дивизия с успехом прошла через Звенигородку, Шполу (31 июля), Ново-Миргород (1 августа), а 4 августа шел бой за Кировоград, который также был взят 5 августа»[499].

13 танковая дивизия, захватив 27 июля Мироновку, развернулась на юг и через Корсунь направилась к Кировограду. Таким образом, нанеся несколько сильных ударов по 26–й армии, корпус фон Маккензена проскочил перед фронтом армии Ф. Я. Костенко и ушел на юг.

Уже 28 июля ураган, обрушившийся на 26–ю армию, утих. В оперативной сводке фронта на 20.00 28 июля при описании положения дивизий 6–го стрелкового, 5–го кавалерийского корпусов рефреном звучит:

«Противник активности не проявлял»[500].

В течение 29–31 июля на фронте 26–й армии шли вялые бои, на фронте большинства соединений противник активности не проявлял. Однако после ударов действительно 26–27–го числа командование Юго-Западного фронта не могло поверить, что эти наступательные действия были предприняты походя, без перспективы дальнейшего развития наступления к Днепру. Поэтому в разведсводке № 37 от 31 июля мы находим предположение о дальнейших действиях немецких войск на фронте 26–й армии:

«1.8 нужно ожидать дальнейшего развития наступления с рубежа Корсунь, Яновка в северо-восточном направлении и попыток прорыва из района Ставы, Винцетовка к Ржищев»[501].

Нетрудно догадаться, что решительного наступления танковыми дивизиями к Ржищеву 1 августа предпринято не было. Перед фронтом 97–й стрелковой дивизии и 5–го кавалерийского корпуса противник вообще активности не проявлял. На северном фланге 6–го стрелкового корпуса действовала только пехотная дивизия. В дальнейшем эта тенденция сохранилась. Танковые части с фронта 26–й армии ушли на юг к Черкассам, где создавалась 38–я армия. Подчиненные Ф. Я. Костенко соединения отбивали атаки пехотных частей, двигавшихся по стопам танковых дивизий фон Маккензена.

Еще одним фактором, вызвавшим оперативную паузу в наступательных действиях 26–й армии, было ожидание завершения формирования и переброски на фронт новых соединений. Первоначально (доклад С. М. Буденного Ставке ВГК 2 августа)[502] в планах командования направления фигурировали две ударные группировки. Первая должна была наносить удар из Киевского УР в направлении Фастова и Белой Церкви. Она должна была состоять из 284, 295 и 300–й стрелковых дивизий. Вторую ударную группировку первоначально предполагалось собрать в районе Черкасс с задачей наступления на соединение с 6–й и 12–й армиями в направлении Звенигородки. Ее должны были составлять 264, 289, 301, 297–я стрелковые и 34–я, 37–я кавалерийские дивизии. 3 августа, возможно после обсуждения обстановки в Ставке, было принято решение назначить исходным районом для наступающей в направлении Звенигородки группы каневский плацдарм. В соответствии с этими планами в состав 26–й армии из резерва Ставки ВГК и главного командования Юго-Западного направления прибывали: свежесформированная 264–я стрелковая дивизия, которая была введена в бой на каневском плацдарме, и 146–я стрелковая дивизия, направленная на ржищевский плацдарм. К исходу 3 августа в состав 26–й армии прибыла переформированная 12–я танковая дивизия (этот номер знаком читателям по дубненским боям, тогда 12–я танковая дивизия входила в состав 8–го механизированного корпуса Д. И. Рябышева). Фигурировавшие в планах командования 301–я и 289–я стрелковые дивизии предполагалось передать Ф. Я. Костенко 5–6 августа. 34–я кавалерийская дивизия прибывала уже 4 августа. На усиление стрелковых дивизий также должны были быть направлены находившиеся в распоряжении С. М. Буденного 22 танка Т–34. Плановым сроком перехода в наступление было 10–12 августа.

Однако в своем плановом виде каневская и киевская наступательные группировки Юго-Западного фронта созданы не были. Прорыв III моторизованного корпуса на юг потребовал выделения сил для обороны переправ через Днепр и днепровского рубежа в целом. На решение этой задачи были целиком раздерганы дивизии, назначенные для сосредоточения в КиУРе, и 297–я стрелковая дивизия, назначенная для армии Ф. Я. Костенко.

Тем временем 26–я армия готовилась к контрудару и вела оборонительные бои. Вследствие перехода к обороне подвижное соединение армии — 5–й кавалерийский корпус решением командарма был сосредоточен для отдыха и пополнения на восточном берегу Днепра в районе Бубновская Слободка. 2–3 августа войска Ф. Я. Костенко вели бои с постепенно подтягивавшимися пехотными частями 6 армии Рейхенау на ржищевском и каневском плацдармах. Быстрое развитие ситуации под Уманью вынудило командование ускорить переход в наступление 26–й армии. К 5 августа в ее состав был возвращен с восточного берега Днепра 5–й кавалерийский корпус, прибыл один стрелковый полк 289–й стрелковой дивизии. К тому моменту у Ф. Я. Костенко уже был план наступательной операции на глубину 120 км. Наступление предполагалось вести по всем правилам. 6–й стрелковый корпус при поддержке 186–го противотанкового полка, 109–го и 229–го корпусных артиллерийских полков, 30 танков 12:й танковой дивизии должен был нанести удар, обеспечивающий правый фланг подвижной группы. Подвижная группа армии в составе 12–й танковой дивизии и 5–го кавалерийского корпуса должны были атаковать при поддержке 199–й и 227–й стрелковых дивизий и в дальнейшем развивать наступление на Звенигородку и Шполу. Действия ударной группировки Ф. Я. Костенко по решению командования Юго-Западного направления должны были поддерживаться авиацией фронта. В ночь перед наступлением перед фронтом 26–й армии самолеты 4–го дальнебомбардировочного авиакорпуса должны были бомбить немецкие войска.

Наступление началось только утром 7 августа, но развивалось весьма успешно: войска продвинулись на 20 км и вышли за реку Рось в районе Стеблев, рассеяв слабые подразделения 57–й пехотной дивизии III моторизованного корпуса Э. фон Маккензена. Пехотная дивизия продвигалась за 13–й и 14–й танковыми дивизиями, прикрывая их тылы. Но ранним утром 8 августа командующий 26–й армией получил приказ остановить продвижение подвижной группы на юг и изменить направление наступления войск армии на Ржищев с целью уничтожения каневской группы противника. В некоторых источниках указывается, что приказ на остановку наступления поступил уже 7 августа:

«Но в полдень командир 5 к*авалерийского** к*орпуса** вдруг получил новый приказ командарма–26 приостановить наступление и изменить направление удара резко на север (на Ржищев)»[503].

Достоверно установить, чем было вызвано это решение, сейчас уже не представляется возможным. Объяснение может быть двояким. Во-первых, командование фронта могло решить, что идти на помощь 6–й и 12–й армиям уже бесполезно. Во-вторых, побудительным мотивом отказа от наступления на Звенигородку мог стать кризис, вызванный отходом 64–го стрелкового корпуса за Днепр. Отход этот угрожал потерей переправ в районе Ржищева. Выполняя приказ командования фронта, войска 6–го стрелкового корпуса отошли в район ржищевского плацдарма.

Видимо, в штабе ЮЗФ не знали, что одно обозначение наступления 26–й армии произвело сильное впечатление на немецкое командование. 7 августа вечером Франц Гальдер записывает в дневнике:

«Противнику крупными силами удалось на южном фланге группы Шведлера вклиниться в глубину его расположения. Богуслав!»[504]

Именно так, с восклицательным знаком. 8 августа по итогам событий предыдущего дня было сделано заключение:

«На стыке между войсками Клейста и Шведлера противник прорвался до Богуслава. Следует обратить внимание на смелость противника при проведении операции на прорыв. Образовавшийся прорыв говорит не только о смелости и дерзости противника, он создает и ряд неудобств для наших войск. Строительный батальон, а также подведенные запасные батальоны (полевые запасные батальоны дивизий) безуспешно пытались остановить противника. Этот прорыв противника является следствием недостаточной глубины построения наших наступающих войск. Нужно учесть всю рискованность такого положения»[505].

Произошло это потому, что Э. фон Маккензен был в своем репертуаре. Повернув от Киева на юг, он поступал так, как будто на его левом фланге никого не было. Проскочив к Кировограду и Новому Миргороду, он оставил перед фронтом Ф. Я. Костенко пустоту. Если бы решительное наступление 5–го кавалерийского корпуса и 12–й танковой дивизии в направлении на Жашков или Звенигородку продолжалось, то они бы не встретили на своем пути серьезного сопротивления. Конечно, 7 августа не было и речи о спасении окруженных 6–й и 12–й армий — уманская драма к тому моменту уже закончилась. Но наступление Ф. Я. Костенко могло решить куда более масштабную задачу. Его подвижная группа выходила в тыл всей 1 танковой группе, двигавшейся на юг. Разумеется, окружение целой танковой группы силами одной танковой дивизии и кавалерийского корпуса было невозможно. Но выход на коммуникации и их удержание могли привести к необходимости разворачивать соединения Эвальда фон Клейста на 180 градусов и останавливать развитие операций группы армий «Юг» в целом. Остается только сожалеть, что контрудар 26–й армии оказался незавершенным.

Смена направления удара 26–й армии радикально обстановку не изменила. Наступление на Ржищев успеха не имело, и основной задачей армии стала защита черкасского плацдарма. Шанс еще раз проучить Э. фон Маккензена был упущен.

Боевые действия 9–й и 18–й армий. Судьба 6–й и 12–й армий заслонила действия других соединений Южного фронта. Между тем боевые действия в полосах 18–й, 9–й и Приморской армий Южного фронта с 25 июля также приняли неблагоприятный для них характер. Разрыв фронта на стыке 9–й и 18–й армий контрударами 2–го кавалерийского корпуса и 150–й стрелковой дивизии устранен не был. Напротив, противник настойчиво стремился его расширить. 18–я армия не имела возможности содействовать 9–й армии в ликвидации этого прорыва, поскольку сама с тяжелыми боями откатывалась на восток. Занимавший широкий фронт 18–й механизированный корпус был рассеян и отходил на восток, имея возможность вести сдерживающие бои с наступающими дивизиями 17 армии на восточный берег Буга. Скудные резервы А. К. Смирнов пытался направить на северный фланг армии для восстановления связи с 6–й и 12–й армиями. Собственно, на правом фланге армии отходила так называемая группа Гольцева (сводные подразделения 218–й моторизованной дивизии, 47–й танковой дивизии, 145–го танкового полка, 757–го противотанкового полка). К 3 августа группа насчитывала всего 300 человек при 14 орудиях. Именно этот отряд был противником боевой группы 16 танковой дивизии 3 августа, когда немецкие войска заняли Первомайск. Город затем попытались отбить контрударом 17–го стрелкового корпуса. Но успеха в этом предприятии достигнуть не удалось. Более того, части 16 танковой дивизии продолжили движение в южном направлении:

«4 и 5 августа боевая группа Хёфера взяла Благодатное и Константиновку на Буге, в 25 км южнее Первомайска, и нанесла удар на Трикраты. После наспех проведенного сосредоточения, 6–го августа танковый полк, 79 мотопехотный полк и II батальон 64 полка двинулись на Вознесенск, сильно разрушенный за день до того немецкими бомбардировщиками. Следующим утром автодорожный и железнодорожный мосты через Буг оказались, опять-таки неповрежденными, в руках солдат 16 дивизии»[506].

Единственной силой, которую мог противопоставить командующий Южным фронтом распространению немецких танковых соединений на юг, был 2–й кавалерийский корпус П. А. Белова. Когда стали понятны намерения противника не только окружить войска 6–й и 12–й армий под Уманью, но и нанести удар подвижными соединениями дальше на юг, было решено рокировать конников Белова со стыка между 9–й и 18–й армиями в район Первомайска. К 3 августа корпус сосредоточился в районе Врадиевка, примерно в 20 км к юго-западу от Первомайска. Первоначально он был передан в распоряжение штаба 18–й армии. Но 4 августа, когда было замечено продвижение немецких танковых дивизий к Вознесенску, корпус вновь был переподчинен фронту и получил задачу прикрытия сразу двух направлений. От него требовалось прикрыть направление Первомайск — Вознесенск и Большая Врадиевка — Вознесенск, обеспечивая переправы на реку Южный Буг. Понята эта задача П. А. Беловым была несколько своеобразно:

«Дорога из Первомайска на Николаев проходила через Вознесенск, то есть по левому берегу Буга. Это означало, что если противник займет Вознесенск и двинется на Николаев, то главные силы войск Южного фронта будут прижаты к Черному морю и отрезаны с востока. Я понял задачу, поставленную мне командующим фронтом, как требование разделить корпус на две части. Одну дивизию (9–ю) я решил переправить через Буг по мосту у Вознесенска для занятия обороны фронтом на север против противника, ожидавшегося из Первомайска по левому (восточному) берегу реки. 5–ю кавалерийскую дивизию оставил на правом берегу Буга для тесного тактического взаимодействия с 18–й армией»[507].

Решение П. А. Белова было достаточно логичным, учитывающим особенности господствующих коммуникаций. Но предположения, несмотря на всю свою логику, остались только предположениями. В принципе ничего не мешало немецким танковым дивизиям двигаться от Первомайска по восточному берегу реки, так это и происходило в реальности. 16 танковая дивизия подошла к Вознесенску с востока. Город удержать не удалось. 9–й кавалерийской дивизии даже не удалось закончить переправу. 72–й кавалерийский полк попал под удар танков, был отброшен и даже рассеян. Остальные два полка дивизии полковника Бычковского, уже переправившиеся через Буг, вместе со штабом дивизии и ее командиром были отброшены к поселку Вознесенскому, находившемуся северо-восточнее Вознесенска. Четвертый полк этой дивизии (136–й) переправиться через Буг не успел и остался на правом берегу. 5–я и 9–я кавалерийские дивизии были разъединены. Потеряв переправу у Вознесенска, 5–я кавалерийская дивизия была вынуждена воспользоваться заблаговременно наведенным конными саперами понтонным мостом в Новой Одессе. 7 августа удалось переправить на восточный берег 5–ю кавалерийскую дивизию и соединиться затем с 9–й кавдивизией. К счастью для командования Южного фронта, 9–я и 16–я танковые дивизии были повернуты на юго-восток, в сторону Кривого Рога и Николаева:

«Части танковой группы двинулись теперь из района Кременчуга на юго-восток и из района Кировограда на промышленный район Кривого Рога, чтобы наконец достичь Днепра и захватить плацдармы на другом берегу. И 16 танковая дивизия, смененная на позициях у Вознесенска своей „сестрой“ — 16 моторизованной дивизией, покатила 8 августа на восток»[508].

Надо сказать, что ни к чему, кроме бесполезной потери времени, это не привело:

«Боевые группы уже были повернуты на север, против Кривого Рога, и простояли там два дня, беспокоимые советскими самолетами»[509].

Такой поворот событий был для Южного фронта подарком судьбы. Продолжение наступления по западному берегу Южного Буга ни к чему, кроме разгрома корпуса П. А. Белова по частям, привести не могло. А в отсутствие корпуса танковые дивизии могли беспрепятственно распространиться на юг, перехватывая линии снабжения остатков 18–й и 9–й армий. Остатки армии А. К. Смирнова отходили через наведенный конниками П. А. Белова мост через Буг. Армия Я. Т. Черевиченко еще не была окружена и рассеяна, но положение ее было не блестящим.

Раздробив построение армий Южного фронта, вклинившись на стыках 18–й и 9–й армий, войска 11 армии Шоберта начали дробить уже построение собственно 9–й армии и выделившейся из ее состава Приморской армии. Первый шаг в этом направлении был сделан 31 июля, когда был нанесен удар в центре 9–й армии на участке Дубоссар. Здесь, как было записано в оперативной сводке фронта на 1 августа, вследствие применения пикирующих бомбардировщиков удалось отбросить 30–ю стрелковую дивизию и стрелковый полк 150–й стрелковой дивизии на восток. Для парирования этого прорыва была направлена 51–я стрелковая дивизия, выведенная 29 июля во фронтовой резерв из состава Приморской армии. Уже 3 августа дивизия предприняла контрудар в районе Дубоссар. Следующим шагом Шоберта было вклинение на стыке 9–й и Приморской армий. Здесь немецким войскам удалось прорвать УР и к исходу 2 августа расширить этот прорыв по фронту до 40 км и в глубину до 15–20 км.

Далее, до 5 августа положение на фронте 9–й армии стабилизовалось. Она имела в центре устойчивую опору — 80–й УР и его долговременные укрепления вдоль крупной водной преграды — по берегу Днестра. Но устойчивость положения армии Я. Т. Черевиченко была иллюзорной. Она была обойдена с обоих флангов, а глубоко в тылу на ее коммуникации выходили танковые дивизии 1–й танковой группы. Понимание того, что противник не будет штурмовать позиции армии в лоб, а предпочтет вынудить советские войска к отходу прорывом на флангах, в штабе фронта и 9–й армии, по-видимому, присутствовало. Поэтому с 3 августа началась эвакуация вооружения из Рыбницкого (№ 80) УР. Армия готовилась оставить спасительный рубеж Днестра и начать полный опасностей путь на восток.

Создание Резервной армии. Лишь слегка дохнув холодом смерти на 2–й кавалерийский корпус, железный дракон танковых дивизий направился на юго-восток, где его поджидали не заложенные в плане «Барбаросса», сформированные заново стрелковые дивизии. 5 августа в районе Днепропетровска была создана Резервная армия под командованием генерал-лейтенанта Н. Е. Чибисова. В состав армии включались дивизии: 223 (остатки), 253, 273, 296, 274, 275, 226, 230, 255–я стрелковые, 26, 28 и 30–я кавалерийские. Предполагалось по мере завершения формирования дивизий выдвинуть армию на заранее подготовленный оборонительный рубеж: Кременчуг и далее по реке Ингулец на Кривой Рог — Херсон. Плохо подготовленным, слабо вооруженным дивизиям было трудно оказать серьезное сопротивление немецкому танковому клину. Но сила их сопротивления в любом случае была не нулевой, и, несмотря на все трудности, они сыграли существенную роль в августовских боях.

Бои 5–й армии в Коростеньском УРе. После месяца напряженных боев с острием немецкого танкового клина 5–я армия в период сражения за Умань вела позиционные бои в Коростеньском УРе против пехоты армии Рейхенау. Армия располагалась фронтом на запад собственно в УРе и фронтом на юг от УРа до стыка с 27–м стрелковым корпусом и 37–й армией в районе Киева. Коростеньский УР обороняли соединения 31–го стрелкового корпуса, которым противостояли 62, 79, 56 и 298–я пехотные дивизии. Не закрытый укреплениями левый фланг армии обороняли 15–й стрелковый корпус вместе с пехотными остатками 9–го и 22–го механизированных корпусов. Противниками этих соединений были 98, 113 и 262 пехотные дивизии. 98 пехотная дивизия входила в последний эшелон развертывания войск для «Барбароссы» и прибыла из Франции уже после начала боевых действий. В боях соединение еще не участвовало и весь путь до Малина проделало пешим порядком от границы. В резерве командующего 5–й армией был 19–й механизированный корпус. Задачей немецких войск, действовавших против армии М. И. Потапова, были изоляция войск армии от Киевского УРа и оттеснение их на север, глубже в Припятские болота. 5–я армия и 27–й стрелковый корпус на этом этапе решали негативную задачу срыва немецких планов на этом направлении.

Вместо маневров на десятки километров велась упорная борьба за каждую, даже малозначащую, позицию. Одним словом, проходили характерные для позиционного фронта «бои за избушку лесника». В этих боях сложились две основные точки приложения усилий немцев — бондаревская и малинская группировки. Первая стремилась прорвать Коростеньский УР в районе Бондаревки, а вторая — развить наступление от Малина на север. Тем самым создавались предпосылки для окружения войск 5–й армии. 23–24 июля части XVII армейского корпуса прорвали УР на стыке между узлами обороны и начали развивать прорыв в направлении Бондаревки. М. И. Потапов для парирования прорыва бросил против наступающих немецких частей 19–й механизированный корпус и 195–ю стрелковую дивизию. Уже 25 июля 19–й мехкорпус в 15.00 вступил в бой за Бондаревку, а 195–я стрелковая дивизия — за станцию Емельяновка. Оба населенных пункта находились уже за линией УРа. Успеху прорыва Коростеньского УРа способствовало наличие у немцев подробных сведений об укреплениях:

«У захваченных в плен найдена карта с точным указанием всех огневых точек УРа со всеми подробностями»[510].

Штурм советскими войсками линии Маннергейма в декабре 1939 г. в схожей с коростеньским направлением лесисто — болотистой местности был неудачен в силу отсутствия информации о расположении ДОТов. Она была собрана только к февралю 1940 г.

Немцы в июле 1941 г. шли на штурм УРа, уже обладая необходимой информацией.

25 июля в полосу армии в районе Белокоровичей вышли остатки 124–й стрелковой дивизии, окруженной в ходе боев у границы. К своим вышел достаточно крупный отряд, численностью почти 2000 человек, что на тот момент было стандартной численностью потрепанной в боях стрелковой дивизии. Ей, вошедшей организационно в состав 22–го механизированного корпуса, был поручен ответственный участок на стыке с 27–м стрелковым корпусом.

Дальнейшее развитие событий в районе Бондаревки напоминало бои Первой мировой войны. 298 пехотной дивизией был вбит в оборону советских войск клин, на который обрушились контратаки левого фланга 200–й стрелковой дивизии, правого фланга 193–й стрелковой дивизии и подтянутых из резерва частей 195–й стрелковой дивизии и 19–го механизированного корпуса. Советские войска стремились контратаками отбросить немцев в исходное положение. Ни одна из сторон поставленных целей не достигла. Наступление немцев было остановлено, но и отбросить их в исходное положение не получилось.

Бои такого же характера имели место в течение 25–30 июля в районе Малина, который 98 пехотной дивизии удалось взять после упорных боев.

1 и 2 августа на фронте было небольшое затишье. В последующие дни, 3–7 августа, борьба на бондаревском и малинском направлениях продолжилась. Армия М. И. Потапова не столько стремилась удержать немцев прочной обороной, сколько решительными контратаками и нажимом на фланги заставляла наступающих ослаблять острие удара, сдерживать которое теперь становилось легче.

Однако, несмотря на отсутствие глубоких прорывов, к 7 августа 5–я армия вынуждена была оставить Коростень и отойти на 20–35 км к востоку и северо-востоку.

Решительные контрудары 5–й армии не только стабилизировали положение в полосе армии, но и оказали влияние на обстановку на северном фланге 6 армии Рейхенау в целом. Основным эффектом было оттягивание сил с важнейших направлений:

«Риск здесь связан только с мерами по ликвидации сопротивления у Коростеня. Они потребуют еще и еще раз оттягивать с фронта силы, которые должны наступать на восток»[511].

27–й стрелковый корпус, подчинявшийся непосредственно командующему фронтом, 25 июля предпринял последнюю на своем участке попытку перейти в наступление, но успеха не имел и до 1 августа укреплял свои позиции. 2 августа ему пришлось отразить натиск 111 и 296 пехотных дивизий противника, пытавшихся потеснить корпус и прорваться на стыке с 5–й армией.

С 3 до 7 августа и позже корпус активных действий не предпринимал, так же как и противник, начавший отрывку окопов полного профиля. Не надеясь на успех, ни та ни другая сторона наступательных действий не предпринимала, сосредоточившись на коростеньском и киевском направлениях.

Штурм Киева. Наступление на город началось не с того направления, на котором произошло первое столкновение защитников города с передовыми частями 13 танковой дивизии Вальтера Дюверта. Выдвижение войск началось с прорыва к Днепру южнее Киева. Ей противостоял 64–й стрелковый корпус, подчиненный непосредственно командованию фронта. Правым флангом корпус примыкал к Киевскому УРу, левым флангом — к 26–й армии Ф. Я. Костенко. До 29 июля корпус боев не вел, а с 30 июля против него и правого фланга 26–й армии началось наступление 75, 44, 71 и 95 пехотных дивизий. Немцам удалось оторвать левый фланг 64–го корпуса от 26–й армии. Под нажимом наступающих немцев соединения корпуса стали отходить в направлении на Киев. Попавшие под удар 71–я и 95–я пехотные дивизии, 165–я стрелковая дивизия отступали, «утратив связь со штакором *штабом корпуса. — А. И.** и допустив хаос в тылах»[512].

1 августа 165–я стрелковая дивизия выступила в том же духе:

«…целыми подразделениями, группами, отдельными бойцами самовольно отходила в северном и северо-восточном направлении»[513].

Был организован сбор в беспорядке отступающих частей дивизии. Меры принимались самые жесткие, вплоть до расстрела наиболее «отличившихся». В тот же день «подвиг» 165–й дивизии повторил 377–й корпусной артиллерийский полк, самовольно оставивший позиции и отошедший к Киеву. Артполк был принудительно возвращен в Хотин к 17.00 1 августа.

Частным боевым приказом командующего Юго-Западным фронтом № 00141 1 августа 175–я стрелковая дивизия и отряд Ф. Н. Матыкина были из состава 64–го стрелкового корпуса переданы в КиУР. 3 августа 165–я стрелковая дивизия была выведена на восточный берег Днепра. Теперь 64–й стрелковый корпус объединял войска на восточном берегу Днепра от Бортничей до Ржищева. В его состав, помимо 165–й стрелковой дивизии, были введены переформируемая в стрелковую дивизию 7–я моторизованная дивизия (известная нам по дубненским боям, когда это соединение входило в состав 8–го механизированного корпуса), еще один «герой» 1 августа — 377–й корпусной артиллерийский полк, а также 135–й и 555–й пушечные артиллерийские полки РГК.

С 25 июля по 1 августа на фронте Киевского УРа было спокойно. 1 августа немцы провели разведку боем. Действительно тревожная обстановка сложилась к вечеру 2 августа, когда стало известно об отходе соседа слева — 64–го стрелкового корпуса. С утра 3 августа небольшие отряды немцев, прорвавшиеся вслед за отходящей 165–й стрелковой дивизией, проникли за передний край УРа, но были отброшены. К тому моменту построение заполнения КиУРа было следующим. На северном фланге оборонялись части 81–й моторизованной дивизии и 3–й воздушно-десантной бригады, в центре занимала позиции 175–я стрелковая дивизия, на правом фланге оборонялась 147–я стрелковая дивизия и отряд Ф. Н. Матыкина. Во втором эшелоне (по городскому обводу) располагалась 206–я стрелковая дивизия. В связи с осложнением обстановки на южном фланге обороны на это направление выдвинулись части 2–й воздушно-десантной бригады. В резерве находились различные сводные отряды.

В 7 часов утра 4 августа немецкие войска начали артиллерийскую подготовку в юго-западном секторе УРа и вскоре перешли в наступление на фронте Юровка — Ходосовка. Четырем наступающим немецким дивизиям противостояли 2–я воздушно-десантная бригада и 147–я стрелковая дивизия, опиравшиеся на ДОТы КиУРа. Первый успех был достигнут немцами на левом фланге наступления, где восточнее Виты — Почтовой было блокировано три ДОТа и один ДОТ разрушен. 5 августа успех был закреплен, и наступающие немецкие соединения вышли на рубеж Гатное — Новоселки — Хотов, то есть ко второй линии УРа. С северного фланга обороны на острие немецкого удара был переброшен на автомашинах батальон 3–й воздушно-десантной бригады. В 5.30 утра 6 июля 132–й мотострелковый полк 213–й моторизованной дивизии и 2–я воздушно-десантная бригада контратаковали в направлении Виты — Почтовой, отбросив противника на километр от занятого рубежа. Вечером после 17.00 немцы восстановили положение. 6 августа укрепленная полоса у Киева была прорвана. Немцы были верны себе и штурмовыми группами благополучно щелкали бетонные коробки как орешки.

Согласно оперативной сводке штаба КиУР на 18.00 6 июля потери составляли:

«По неточным данным, наши части в течение 3–5.8.41 понесли потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести:

147 с*трелковая** д*ивизия** 600 с*трелковый** п*олк**… до 1000 чел.

640 с*трелковый** п*олк**… до 300 чел.

132 т*анковый** п*олк**… до 700 чел.

2 в*оздушно-**д*есантная** бр*игада**… до 200 чел.

Всего потери составляют около 2200 чел»[514].

Эти потери будут выглядеть катастрофическими, если учитывать состояние стрелковых полков на тот момент. После боев 3–5 августа в 600–м стрелковом полку дивизии С. К. Потехина оставалось 230–300 человек. То есть полк потерял большую часть своего личного состава.

К 7 августа все резервы командования КиУР, которые могли быть выделены для обороны внешнего обвода, были исчерпаны. В 14.00 были введены в бой последние резервы: сводный батальон 206–й стрелковой дивизии и батальон интендантских курсов. В контратаку также был брошен 728–й стрелковый полк 175–й стрелковой дивизии, наносивший утром 7 августа фланговый удар по наступающим немецким войскам в районе Юровки. Нет ничего удивительного в том, что в этих условиях командование Юго-Западного фронта отказалось от развития наступления 26–й армии Ф. Я. Костенко и развернуло острие ее удара на север, с целью оказания помощи защитникам Киева.

Действия ВВС 25 июля — 5 августа. Организационная структура ВВС Юго-Западного направления оставалась неизменной. Большая часть авиации Южного фронта по-прежнему была распределена по армиям. Соответственно 18–й армии была придана 45–я авиадивизия, 9–й армии — 20–я, Приморской армии — два истребительных и два бомбардировочных полка. В распоряжении командования фронта находилась только 21–я авиадивизия. Численность авиации Южного фронта составляла 209 самолетов: 116 истребителей, 52 бомбардировщика (из них 7 Пе–2), 41 штурмовик (из них 5 Ил–2).

Вследствие особенностей обстановки деятельность ВВС Южного фронта была сосредоточена на стыках армий. В период 25–31 июля авиация фронта для действий собственно перед фронтом 6–й и 12–й армий не привлекалась. Попытки повлиять силами ВВС на обстановку вокруг армий И. Н. Понеделина и И. Н. Музыченко предпринимались на стыке 12–й и 18–й армий, там, где прорывался XXXXIX горно-стрелковый корпус армии Штюльпнагеля. Еще одной точкой приложения усилий авиации Южного фронта в эти дни был стык 18–й и 9–й армий. С 29 июля день за днем авиация Южного фронта бомбила Терновку, находящуюся на назначенном для отхода 6–й и 12–й армий участке. Наконец, начиная с августа, целью действий ВВС фронта становится не только противник, действующий на стыке армий, но и немецкие части, противостоящие войскам И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина. Однако в критические для окруженных армий дни 3, 4, 5, 6 августа силы ВВС были ослаблены перебазированием 45–й авиадивизии. Кроме того, в начале августа обстановка также потребовала ударов по рвущимся к Первомайску 16 и 9 танковым дивизиям. Содействие наступлению 26–й армии Ф. Я. Костенко было незначительным, только 2 августа авиация Южного фронта выполнила 10 самолето-вылетов по району Звенигородки, Ольшанки. Районы действий и интенсивность работы ВВС Южного фронта иллюстрирует табл. 4.6.

Таблица 4.6. Статистика действий ВВС Южного фронта 25.07–5.08

Примечание. Жирным шрифтом выделены населенные пункты на стыке 18–й армии и группы П. Г. Понеделина. Курсивом выделены населенные пункты на стыке между 18–й и 9–й армиями.

Оценивая деятельность авиации Южного фронта, необходимо сказать следующее. В результате перехода в подчинение И. В. Тюленева 6–я и 12–я армии остались без собственных авиадивизий. И это было вполне обоснованное решение. С передачей в состав Южного фронта 6–й и 12–й армий устранялась несправедливость в распределении ВВС между Южным и Юго-Западным фронтами, о которой мы говорили ранее. Авиация Южного фронта была более многочисленной вследствие того, что меньше пострадала в приграничном сражении. Усиливать ее дополнительно с передачей двух армий не требовалось, баланс восстанавливался сам собой. Авиадивизии, которые ранее действовали с 6–й армией, то есть 64–я и 44–я, теперь передавались в подчинение штаба Юго-Западного фронта. До 29 июля эти дивизии еще формально подчинялись И. Н. Музыченко и сделали некоторое количество боевых вылетов в полосе 6–й армии. Но с 30 июля они были изъяты из подчинения 6–й армии, и 31 июля 44–я и 64–я авиадивизии вошли в состав так называемой Южной группы ВВС ЮЗФ, которая приступила к поддержке контрудара 26–й армии. Что собой представляли эти две авиадивизии, показывает табл. 4.7.

Нельзя сказать, что состав этих дивизий впечатляет, но шесть десятков самолетов были существенной фигурой в воздушной войне на тот момент. 1–5 августа ВВС Южной группы ЮЗФ вели активную борьбу как с противником, непосредственно противостоящим 26–й армии, так и с III моторизованным корпусом немцев, выдвигавшимся на Кременчуг. Таким образом, армия Ф. Я. Костенко, на которую возлагались большие надежды, получила поддержку авиации.

Таблица 4.7. Количественный и качественный состав 64–й и 44–й авиадивизий

Если перераспределение авиасоединений между двумя фронтами нареканий не вызывает, то маневр ВВС внутри Южного фронта отсутствовал. С одной стороны, штаб И. В. Тюленева не выделил в подчинение группы П. Г. Понедедина ни одного авиасоединения взамен убывших из подчинения двух армий 64–й и 44–й авиадивизий. Это искусственным образом давало шанс сконцентрировать ВВС в руках командования фронта. С другой стороны, не было изъятия авиасоединений с пассивных участков фронта. Сохранившиеся авиадивизии оказывались в подчинении командующих 9–й, 18–й и Приморской армий, находившихся не в такой опасной ситуации, как 6–я и 12–я армии. Наблюдался отчетливо видимый дисбаланс между интенсивностью борьбы и концентрацией ВВС на флангах Южного фронта. Менее опасное направление было в большей степени обеспечено авиацией, чем находящийся в критическом положении правый фланг армии.

Если мы посмотрим на действия ВВС Юго-Западного фронта, то увидим, что авиация фронта в период сражения за Умань целеустремленных, сосредоточенных ударов по группировкам противника не производила. В дни, когда группа Швендлера наступала в полосе 64–го стрелкового корпуса (29–31 июля), серьезной авиационной поддержки этот корпус не имел.

Наращивание авиационных ударов по наступающим немецким частям мы наблюдаем только в период сражения за столицу Украины 4 августа, когда начался штурм Киевского УРа, непосредственная поддержка обороны осуществлялась только 15–й авиадивизией. 28–й, 89–й истребительные и 66–й штурмовой авиаполки этой дивизии на 29 июля насчитывали (исправные/неисправные) 10/7 И–16, 5/7 И–153, 1 МиГ–3, 7/6 И–15бис. Дивизия выполнила 61 самолето-вылет, сбросив 1,6 тонны бомб. В последующие дни был осуществлен маневр авиационными соединениями и гарнизон УРа получил поддержку еще одной авиадивизии — 19–й. 33–й и 136–й бомбардировочные авиаполки соединения на 29 июля насчитывали (исправные/неисправные) 1/1 Пе–2, 7/1 СБ, 2/2 Ар–2, 3/1 Як–2. Таким образом были значительно повышены ударные возможности советских ВВС в районе Киева. Вместо нескольких бипланов — штурмовиков защитники города получили поддержку полноценных бомбардировщиков. Киев и штаб фронта в этот момент прикрывала 36–я авиадивизия ПВО, насчитывавшая на 29 июля 80 исправных самолетов, из них 8 МиГ–3.

3, 4, 5 августа немецкая авиация производила массированные налеты на Киев, штаб фронта в Броварах и мосты через Днепр. Очевидцы утверждают, что интенсивность ударов с воздуха по столице Украины в эти дни была беспрецедентной с начала боевых действий.

С войсками 5–й армии взаимодействовала 62–я авиадивизия, насчитывавшая на 29 июля 3 исправных СБ и 7 Су–2.

По итогам боев конца июля С. М. Буденный приказывал:

«Положение на фронте требует максимального напряжения авиации на решающих направлениях.

По сведениям, поступающим от ВВС фронтов, среднесуточное боевое напряжение в последнее время составляет один вылет на самолет, причем большинство из них на прикрытие разных объектов.

Количество сбрасываемых бомб недопустимо мало. Так, по ВВС ЮЗФ 25.7 составило всего 17,5 тонны, а 26.7 только 12,6 тонны при наличии свыше 50 бомбардировщиков и штурмовиков.

Прикажите:

1) Проверить фактическое боевое напряжение в частях ВВС фронтов.

2) Максимально увеличить количество сбрасываемых бомб, не допуская простоя исправных бомбардировщиков и штурмовиков.

3) Шире использовать в качестве штурмовиков с бомбовой нагрузкой самолеты И–153 и И–15 бис»[521].

Действительно, значительную долю самолетов ВВС Красной Армии, действующих в районе Киева, составляли истребители старых типов. Их использование против наступающих немецких войск было вполне целесообразно. Еще по предвоенным взглядам предполагалось до 20 % вылетов истребительной авиации посвящать ударам по наземным целям.

Приказ С. М. Буденного высвечивает также проблему, которая была актуальна в течение всей войны. Одним из приемов, которым люфтваффе компенсировал численный перевес своих противников, была высокая интенсивность использования авиации. Самолеты бомбардировочных и истребительных эскадр делали по нескольку вылетов в день, успевая воздействовать на различные цели. Того же командование, как мы видим, требовало от ВВС РККА. Немецкие ВВС работали на пределе физических возможностей летного состава, но за счет этого успевали везде, создавая иллюзию господства в воздухе. Наши ВВС, напротив, ограничивались чаще всего одним вылетом в день, даже в период крупных операций, таких, как Курская дуга. Это несколько снижало эффект от количественного перевеса.

25 июля главнокомандующий немецких сухопутных войск Браухич произнес на совещании весьма показательную фразу: «Первый серьезный противник»[522]. За первый месяц войны РККА показала себя сильным игроком, делающим эффективные выпады даже в самой неблагоприятной обстановке.

Стратегия РККА в первой половине июля на Западном и во второй половине июля на Юго-Западном фронте строилась на явлении отрыва подвижных соединений от основной массы войск, передвигающихся пешим порядком. При этом была использована раздробленность эшелонов самой РККА. На Западном фронте на вырвавшиеся вперед танковые дивизии немцев обрушились армии внутренних округов. В полосе Юго-Западного фронта к июлю собственно армий из глубины страны не осталось, но присутствовали дивизии, сформированные во внутренних округах и переброшенные на Украину уже после начала войны. На основе этих дивизий были созданы группировки, которые наносили контрудары по растянувшимся на широком фронте соединениям 1–й танковой группы. В период между захватом того или иного пункта и подходом пешим порядком пехотных дивизий танковые и моторизованные дивизии оказывались под градом контрударов, изматывающих их и неизбежно вызывавших потери. Основным эффектом от этих контрударов было существенное замедление темпов операций. Опасность контрударов заставила немецкое командование распылить силы по всему фронту построения 6 армии. Поэтому ни одной стратегически важной задачи в изученный период Рейхенау решить не удалось: Киев взят не был, 5–я армия разгромлена не была.

Но бесконечно удерживать моторизованные корпуса ударами с разных направлений было невозможно. Рано или поздно танковые дивизии высвобождались из цепких тисков советских стрелковых дивизий и вырывались на оперативный простор, переводя борьбу в плоскость маневренной войны. Это сразу ускоряло ход боевых действий, начинались окружения. Именно по такому сценарию развивалась уманская драма, ставшая первым действительно крупным поражением войск Юго-Западного направления.

Прежде всего, давайте отвлечемся от пропагандистского аспекта проблемы — понурые лица тысяч пленных — и обратимся к фактической стороне дела. Заложенное немцами в план операции «Барбаросса» крупное окружение советских войск, отступающих из львовского выступа, состоялось совсем не так, как планировалось, и имело сравнительно скромные масштабы. В «Барбароссе» закладывалось совсем другое: охват силами 6 армии Рейхенау и 1 танковой группой фон Клейста с севера, 11 армией с юга и сковывание с фронта 17 армией Штюльпнагеля. В реальности роль сковывающей и охватывающей группировок практически полностью легла на IV армейский и XXXXIX горно-стрелковый корпуса армии Штюльпнагеля. 6 армия тем временем была распылена на широком фронте от Коростеня и Киева до Черкасс. Из подвижных соединений в разгроме 6–й и 12–й армий большую часть времени участвовал только XXXXVIII моторизованный корпус. Размеры охваченной группировки советских войск также не впечатляют. К моменту окружения от большинства дивизий 6–й и 12–й армий остались бледные тени. 25 июля они насчитывали всего по 15–20 тыс. штыков. 1 августа в 6–й армии было 10 тыс. штыков. То есть значительную часть окруженных составляли тыловые части обеих армий — водители автомашин, кашевары, коневоды, связисты. Боевые подразделения двух армий немцам пришлось уничтожать в продолжавшихся почти полтора месяца боях. Это позволило выиграть время на формирование новых соединений.

Также хотелось бы предостеречь от поверхностно-негативной оценки происшедшего: «Ах, какие они были дураки!» Командующие армиями и фронтами в 1941 г. были взрослые, серьезные люди. Неизвестно, смог бы кто-либо из их сегодняшних судей действовать тогда лучше. Обладая той информацией, которая у нас есть сейчас, И. В. Тюленев, С. М. Буденный повели бы себя, разумеется, иначе. Решения, которые печатали тогда на машинке в штабах, принимались на основании радиограмм и вороха лент с аппарата Бодо. Книжечки Ганса Штеца «Горные стрелки под Уманью» у И. В. Тюленева на столе не лежало. Ни обстановки, ни планов немцев командующий Южным фронтом на момент получения свалившихся как снег на голову армий не знал. Тем не менее директива № 0024 на 25 июля обстановке вполне соответствовала. Армии И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина требовалось вытащить из грозившего закрыться «мешка», образовавшегося в результате прорыва XXXXVIII моторизованного корпуса к Умани и Монастырище. И это решение не теряло своей значимости до 2 августа. Действительно, 16 и 9 танковые дивизии в конце июля ушли далеко на юг и в случае попыток прорыва в южном направлении были готовы ударить по флангу отходящих армий. Охват 6–й и 12–й армий был куда глубже, чем сомкнувшиеся на Синюхе «клещи» XXXXIX горно-стрелкового и XXXXVIII моторизованного корпусов. В этой обстановке южное и восточное направления выхода из окружения были равнозначны. Выбранное И. В. Тюленевым решение — отход на восток — давало шанс просочиться за спиной дивизий фон Хубицки и Хубе. Растерянность наступила только после того, как вся выстроенная И. В. Тюленевым цепочка рассыпалась — на рубеже реки Синюхи оказался плотный заслон, 212, 116, 223–я стрелковые дивизии оказались скованы подошедшим с севера III моторизованным корпусом. И. В. Тюленев растерялся и продолжал следовать уже не соответствующему обстановке решению.

Главным вопросом, волновавшим и историков, и участников событий, был вопрос о целесообразности передачи 6–й и 12–й армий в подчинение Южного фронта. Е. А. Долматовский в «Зеленой Браме» пишет:

«Я не знал, спрашивать ли маршала о том, что волновало меня тогда, в сорок первом, и до сих пор не дает покоя. Вопрос больной: не было ли ошибкой переподчинение 6–й и 12–й армий Южному фронту? Ладно, спрошу, знаю, что маршал кривить душой не станет.

— Из того сложнейшего положения выход мог быть лишь один — передать шестую и двенадцатую Южному фронту, — убежденно ответил мне Владимир Александрович *Судец**»[523].

Раз такой вопрос постоянно поднимался, то сомнения в целесообразности этого решения возникали у многих. Перечисленные И. Х. Баграмяном проблемы связи и снабжения действительно присутствовали и существенно затрудняли управление 6–й и 12–й армиями из штаба Юго-Западного фронта. Однако проблема тылов обеих армий и вопросы связи с ними могли быть решены изменением разграничительных линий между Южным и Юго-Западным фронтами. Разграничительная линия между фронтами могла быть смещена на юг или даже идти не строго с запада на восток, а с северо-запада на юго-восток. Это позволило бы включить в полосу Юго-Западного фронта склады и линии связи, идущие к Умани с юга. Более того, можно было поступить ровно наоборот, передав в состав Юго-Западного фронта 18–ю армию А. К. Смирнова, и решать проблему вывода из окружения и построения устойчивого фронта в комплексе. На 25 июля нужно было ликвидировать три бреши — между 6, 12 и 18–й армиями, между 18–й и 9–й армиями и между этими армиями и войсками на Днепре. Лучше это было делать одним командованием.

Как показала практика, передача двух армий в ведение И. В. Тюленева не решила проблемы управления. Во-первых, штабу Южного фронта нужно было время, чтобы ознакомиться с обстановкой. Штаб Юго-Западного фронта «вел» эти две армии от границы и обладал куда большей информацией о динамике развития событий и предполагаемых действиях немцев. Во-вторых, налаживание связи с 6–й и 12–й армиями оказалось для штаба И. В. Тюленева не менее сложным делом, чем для штаба, возглавляемого М. П. Кирпоносом. Наконец, на Южном фронте назрел кризис на стыке 9–й и 18–й армий, который приковывал к себе основное внимание командования фронта. Но, пожалуй, самой большой проблемой был «человеческий фактор» — И. В. Тюленев не относился к числу самых талантливых советских полководцев. С первых дней войны штаб Южного фронта, действовавший в тепличных условиях, получал выволочки от Г. К. Жукова за пассивность и нераспорядительность.

В своих мемуарах И. В. Тюленев написал буквально следующее:

«Когда я прибыл в свой штаб, меня там встретили радостным сообщением:

— Получаем пополнение целых две армии — шестую и двенадцатую!

Но, увы, радость оказалась преждевременной. Положение наших войск с приходом этих армий не улучшилось, так как обе они, действовавшие на левом крыле Юго-Западного фронта, пришли сильно измотанными. Их отход на юго-восток оголял наш правый фланг и этим самым ставил нас в критическое положение.

Как выяснилось, передача нам этих двух армий была вызвана необходимостью вывести их из полуокружения.

2–й механизированный корпус, действовавший из района Христиновка, Умань в северном направлении, и части 18–й армии, сдерживающие противника на линии Копай — Город, Гайсин, Ободовка, образовали обширные ворота для выхода этих армий из окружения.

Но 6–я и 12–я армии не использовали предоставленную им возможность. Сказалось непонимание армейскими штабами обстановки, а также сильная измотанность в многодневных кровопролитных боях стрелковых и артиллерийских полков, их разобщенность, потеря оперативной связи с вышестоящими штабами»[524].

В этих нескольких абзацах, которые посвящены 6–й и 12–й армиям, нет ни слова правды. 18–я армия к моменту передачи армий И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина уже потеряла локтевую связь с 12–й армией, и именно с этого направления прорвался XXXXIX горно-стрелковый корпус 17 армии, замкнувший кольцо окружения. На выходе из «ворот», образованных разгранлинией между 18–й армией с юга и позициями 2–й механизированного корпуса с севера, две армии на рубеже реки Синюха ждали танкисты Людвига Крювеля и эсэсовцы Зеппа Дитриха. Более того, в первый день командования 6–й и 12–й армиями И. В. Тюленев своим приказом попытался вывести корпус Ю. В. Новосельского в резерв, и прикрывать «ворота» для отхода 6–й и 12–й армий он номинально не мог. Только сложная обстановка не позволила вывести корпус из боя и тем самым полностью обрушить систему обороны двух армий. Вместо «ворот» на юго-восток командующий Южным фронтом назначил 6–й и 12–й армиям направление отхода строго на восток. Решение достаточно осмысленное, но обстановка не позволила его реализовать. Ошибкой было то, что И. В. Тюленев упорствовал в этом решении, когда обстановка кардинально изменилась. За это он получил очередной выговор сверху, на этот раз из штаба Юго-Западного направления:

«3 августа вам было приказано группу Понеделина выводить *в** южном направлении для соединения со Смирновым. Несмотря на это, вы вновь 4.8 распоряжением № 48 требуете *от** Понеделина прорываться на восток, где противник оказывает наиболее упорное сопротивление»[525].

Написать подобное в своих мемуарах И. В. Тюленев мог в 1960 г., когда широкому кругу интересующихся историей войны не были доступны документы армейского и фронтового звена, уличающие бывшего командующего фронтом во лжи.

Нельзя не признать правоту И. В. Сталина, который 12 августа направил командованию Юго-Западного направления телеграмму следующего содержания:

«Комфронта Тюленев оказался несостоятельным. Он не умеет наступать, но не умеет также отводить войска. Он потерял две армии таким способом, каким не теряют даже и полки. Предлагаю Вам выехать немедля к Тюленеву, разобраться лично в обстановке и доложить незамедлительно о плане обороны. *…** Мне кажется, что Тюленев деморализован и не способен руководить фронтом»[526].

Внезапно рассыпавшийся, словно карточный домик, фронт, похоже, действительно деморализовал командующего. И. В. Тюленев в Первую мировую войну проявил личную храбрость, был награжден четырьмя Георгиевскими крестами, но командовать фронтом был явно не способен. За Умань он не был немедленно отрешен от должности, но в дальнейшем постов, хотя бы сравнимых с командованием Южного фронта, не занимал. Среди командующих армиями и фронтами были выдающиеся личности, были не хватавшие звезд с неба середнячки, честно выполнявшие свою работу. Но были и люди, не прошедшие самую суровую для военного человека проверку войной.

Оставление 6–й и 12–й армий в составе Юго-Западного фронта со смещением разграничительных линий или без него не изменило бы радикально их судьбу. Скорее всего операция по выводу армий из окружения тяготела бы к востоку и даже северо-востоку, то есть к наиболее плотному и глубокому построению немецких войск. Передача их в состав Южного фронта означала вверение их судьбы слабому полководцу. Достаточно разумным выглядит решение на передачу управления этими армиями на шажок выше, то есть в непосредственное подчинение главкома Юго-Западного направления. Обладая полномочиями на стыке двух фронтов, С. М. Буденный мог оперативно решать вопросы тыла и связи с находящимися на грани окружения армиями. Главком Юго-Западного направления также обладал большими возможностями для маневра резервами в интересах двух армий.

Оглядываясь на события в Зеленой Браме с высоты прошедших 60 лет, обладая куда более полной информацией, чем непосредственные участники событий, необходимо сказать, что факторы управления были уже вторичными. Основной проблемой было общее соотношение сил. На юг сместился центр операций группы армий «Юг» против войск Юго-Западного направления. Соответственно в полосе подчиненных И. В. Тюленеву войск резко изменилось соотношение сил между двумя находящимися в соприкосновении массами войск. Вместо пустоты за спиной окружающих 6–ю и 12–ю армии дивизий XXXXVIII моторизованного корпуса появились дивизии XIV моторизованного корпуса. А когда 16 и 9 танковые дивизии устремились на юг, на пути деблокирующей группировки фронта внезапно появился стальной поток корпуса фон Маккензена. Немцы совершенно четко поставили себе задачу окружения двух армий, и они бы ее так или иначе выполнили.

Если бы командование Южного фронта оказалось семи пядей во лбу и приказало И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделину изначально идти на юг, то кольцо окружения сомкнулось бы где-нибудь в районе Первомайска. Передвигавшиеся на автомашинах войска моторизованных корпусов Кемпфа и фон Виттерсгейма могли легко обогнать идущие пешим порядком корпуса 6–й и 12–й армий и поставить заслон на путях их отхода. Немецких танковых дивизий в окрестностях Умани в конце июля и начале августа было уже слишком много. Армии А. К. Смирнова дали ускользнуть, только плотно захватив в ловушку 6–ю и 12–ю армии. Того, что реально мог сделать Юго-Западный фронт — сковать находящиеся перед фронтом 26–й армии соединения, сделано не было. Находящаяся в шоке после ударов 13 и 14 танковых дивизий армия Ф. Я. Костенко пропустила III моторизованный корпус на юг, навстречу стрелковым дивизиям из кременчугской группы фронта. Южное направление к тому моменту стало совсем бесперспективным в силу выхода подвижных соединений немцев к Первомайску. Положа руку на сердце, можно сказать, что 6–я и 12–я армии и так довольно долго уходили от угрозы окружения. Они могли попасть в окружение под Винницей, южнее Казатина. Своими решительными действиями И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделин раз за разом избегали «котла». Но бесконечно это продолжаться не могло.

Пожалуй, самой тяжелой потерей Уманского «котла» были опытные старшие офицеры. В немецкий плен попали два командующих армиями, опытных и заслуженных генерала РККА. И. Н. Музыченко был типичным командармом сталинской эпохи. Выходец из простой семьи, возраст около 40 лет, участник Гражданской войны. В эту нехитрую формулу укладывается множество биографий командармов 1941 г.: Потапова, Ракутина, Ефремова, Герасименко. Для руководства армией не требуется быть рафинированным интеллигентом. Военное ремесло требует зачастую в большей степени волевых качеств, нежели глубокого интеллектуализма. Нужно было не терять голову в сложной обстановке, последовательно проводить принятые решения, сообразуясь, однако, с требованиями обстановки. Именно таким человеком был И. Н. Музыченко, один из ярких представителей «людей длинной воли» 30–х и 40–х годов. В его приказах мы видим живой ум, понимание необходимости взаимодействия родов войск, разведки и связи. Война 1941–1945 гг. не была войной идеологий. Большинство участников имело весьма туманные представления об экономической каббалистике Маркса и горячечном бреде расовых теорий. По большому счету, это была война бедных и богатых. Богатой Европы и бедной России. Вермахта, в котором каждый командир противотанковой батареи (три 37–мм «дверных молотка») имел легковую автомашину личного пользования, и передвигающейся на «полуторках» РККА. Вермахта, тащившего в глухие леса России металлические колышки для палаток. Войной богатых отпрысков дворянских фамилий и выходцев из низов, получивших возможность реализовать свое природное дарование на посту командующих дивизиями и армиями.

После окружения 6–й и 12–й армий бои перешли в новую фазу, основными действующими лицами стали вновь сформированные дивизии. С. М. Буденный в разговоре с Б. М. Шапошниковым сказал:

«Опыт с новой 223 с*трелковой** дивизией** показал, что новые формирования, не будучи достаточно сколоченными, не выдерживают первых ударов противника и разбегаются»[527].

В аналогичной ситуации не выдерживали удары танковых дивизий немцев и соединения довоенного формирования — 228–я стрелковая дивизия под Дубно, 199–я стрелковая дивизия под Новым Мирополем. Но других соединений у советского командования не было. Как мы увидим далее, именно свежесформированные дивизии Резервной армии стали основным противником немецких танковых и моторизованных дивизий в августовских боях. Они были далеки от идеала, но их боевая ценность была отнюдь не нулевой. «Перманентная мобилизация» стала самой большой неожиданностью для немецких войск. Осознать ее значение и принять адекватные меры руководители германской армии не смогли до самого конца кампании.